— Агата! Агата!
— Ну чего глотку дерешь?
— Скоро затирка приготовится?
— Не можешь подождать немного времени? Я не понесу ее продавать на рынок!
Еще не успела она ответить своему Антону, который лежал на припечке и стонал, — не то от боли, не то от голода, — как со всех сторон заполонили ее дети — едва ли, мальчики или девочки, так как они были одеты все в длинные до пят маечки… Они запели все в один голос:
— Мамка зацильку готовит!
И давай прыгать вокруг матери и тянуть за фартук и юбку, как голодные волчата.
— Мамка, мне дашь!
— Мамка, мне дашь!
И блестели их голодные глаза от радости…
— Ти-и-хо, чтоб вы скисли! — крикнула Агата. — Приготовить не дают, хоть ты тут на части разорвись! — И отогнала их ухватом от печи…
Это было весной, как раз в ту пору, когда голодуха царит по деревням, когда нечем и муху накормить. Последний запас вышел, хоть зубы на полку ложи; щавеля еще нет… Горькая сейчас жизнь у больного Антона. Он сам работать не может. Одна только жена работает на него и детей.
Вчера ей — Агате повезло. Она выклянчила у соседа фунт муки на затирку.
Вот и готовит она для семейки завтрак… В темном малом домике большой праздник…
Смотрел Антон на шесток и тихо ворчал. Он знал, что сейчас Агата управительница.
Смотрели детки из-под темного топчана на веселый огонек в печи и шушукались.
Агата все подливала воды и помешивала затирку большой ложкой. Наконец поставила на стол.
— Готово! — крикнул весело Антон и давай карабкаться с припечка.
— Готово! Готово! — запели детки и прыгали, как зайчики, к столу, где уже стояла большая поливная миска, в которую Агата перелила затирку из горшка. Густой пахучий пар клубился над миской и увеличивал голодный аппетит счастливой в этот момент семьи.
Счастье не имеет своей отдельной мерки для всех людей на свете, но каждый человек имеет свою отдельную мерку к счастью и свой отдельный взгляд на самое счастье…
И счастливая семейка схватилась за ложки.
— Ай! Ай! — запели детки.
Антон вытаращил глаза и молча давился горячей похлебкой.
— А чтобы вас горюшко не взяло. Я же вам говорила — не хватайте, так как горячая еще! — ругала их Агата.
Глядели, глядели они на горячую похлебку и не вынесли — снова давай кушать… Слезы катились из глаз. Не съели еще и третьей части, как в дом вошла соседка Стёпчиха.
— Добрый день!
— Добрый день!
— Хлеб да соль!
— Где здесь хлеб, — затирку едим, просим на завтрак! — говорит Агата.
— Ого! На затирку и я желающая! — ответила Стёпчиха, и ее голодные глаза заблестели. Взяла ложку и ловко подсела к миске…
Помрачнел Антон и только ниже опустил голову.
«Нам и самим мало», — подумал он.
Съела Сцёпчыха одну ложку и принялась за другую.
«О, чтоб тебя!» — хотел сказать Антон и едва сдержался. Дети тоже почуяли опасность и, искоса поглядывая на Стёпчиху, ловко заработали ложками…
«Три» — чуть не крикнул Антон, как Стёпчиха зачерпнула ложкой в третий раз.
«На помощь! Спасите!» — чуть не плакал он, как она опустила ложку в миску в четвертый раз. А как съела пятую, то уже миска была пуста…
— Разбойница! — крикнул Антон своей Агатке, когда Стёпчиха уже поблагодарила и ушла. — Разбойница!..
— Разве я виновата, что она такая свинья! — вопила Агата.
И испортился праздник бедной семейки. Помрачнели лица.
Каждый думал: «О-го! Лучше бы я съел эти пять ложек похлебки…»
Несчастье не имеет своей отдельной мерки для всех людей на свете, но каждый человек имеет свою отдельную мерку к несчастью и свой отдельный взгляд на самое несчастье.
1912