Розалинда давным-давно для себя решила, какое у неё самое любимое место в Квиглином лесу. То, где она однажды гуляла с мамой, почему-то без Скай и Джейн, — наверно, они тогда были… Впрочем, неважно, Розалинда уже не помнила, где в тот день были сёстры. Зато она прекрасно помнила главное: они с мамой вдвоём — идут, разговаривают, смеются, — и мама принадлежит только ей, больше никому. Свернув с тропы, они брели вдоль ручья, пока не добрели до невысокой каменной стенки. Тогда была осень, как сейчас, и мама смахнула с камней опавшие листья, чтобы можно было сесть у воды и слушать тихое неспешное журчание. Следующей весной, пообещала ей мама, мы с тобой устроим тут пикник, хочешь? И Розалинда кивнула. Но следующей весной…

Розалинда отогнала грустные мысли. Не затем она пришла в свой любимый Квиглин лес, чтобы себя жалеть: хватит уже себя жалеть. А пришла она сюда, вместе с Бетти и Беном, просто потому, что дома стало невозможно находиться: Скай и Джейн репетируют и репетируют, спорят и спорят, и так всю неделю. Хорошо, что завтра Скай уезжает в Бостон — есть надежда хоть чуть-чуть передохнуть, не видеть и не слышать никаких ацтеков целых два дня.

— Кровь! Невинная кровь! Бен, теперь ты повтори.

— Бетти, не надо ему это повторять! — Розалинда встала и, шурша опавшими листьями, пошла посмотреть, чем они там занимаются. Бен и Бетти пыхтя заталкивали Пса в красную тележку.

— Бену надо учить новые слова!

— Пусть учит какие-нибудь другие слова. — Розалинда подхватила Бена на руки и поцеловала в раскрасневшуюся щёку. — Бен, скажи «Пёс»! Или «Бетти»! Ну? «Бетти». А «кровь» мы не будем говорить, да?

Бен решил ничего не говорить.

Бетти сделала ещё одну попытку.

— А «Радуга» можно говорить? Бен, скажи: «Радуга».

— Нет, нет, только не это! — Розалинда помотала головой. Не хватало ещё, чтобы Бен заговорил об ацтеках! Но он только пошлёпал ладошкой по Розалиндиным губам, а потом потянулся вниз, тыча пальчиком в землю.

— Он хочет ходить ножками, — объяснила Бетти.

Поставив Бена на землю, Розалинда вернулась на каменную стенку и снова открыла книгу: сонеты Шекспира. На прошлом уроке литературы учительница попросила каждого выбрать какого-нибудь поэта и выучить одно стихотворение наизусть. Чтобы на следующем уроке прочесть его перед всем классом. Розалинда тогда сразу сказала, что будет читать сонет Шекспира. Вот только она не подумала о том, что у Шекспира все сонеты — о любви. Взять хотя бы: «Но длится жизнь не дольше, чем любовь, ведь от любви зависима она». Или вот: «Не в этом горе, что она твоя, хоть, видит Бог, её любил я свято». У Розалинды не было ни малейшего желания декламировать при всех стихи о любви, и она уже в десятый раз перелистывала книжку туда и обратно в поисках какого-нибудь самого трудного и непонятного сонета — такого, чтобы никто сразу не раскусил, что он тоже о любви. Ага! Может, вот это? «Зачем ты мне сулил пригожий день и без плаща я в путь пустился свой?»

Тут Розалинде пришлось оторваться от Шекспира, потому что Пёс повёл себя странно: он выпрыгнул из красной тележки, так что она перевернулась колёсами вверх, и залёг в листве — брюхом к земле, носом куда-то в глубь Квиглина леса. И угрожающе зарычал.

— Бетти, что случилось? — спросила Розалинда, потому что Бетти и Бен тоже упали на землю и залегли, носами в том же направлении.

— Там кто-то шумит. А вдруг это Человекомух?

Розалинда прислушалась, но шума не услышала.

— Бетти, хватит уже вам с Беном бояться этого Человекомуха. Почему вы не хотите побояться… ну, хотя бы каких-нибудь инопланетян?

— На улице Гардем нет инопланетян, — терпеливо объяснила Бетти.

— Ну и что? Человекомуха тоже… — Но тут Розалинда умолкла. Теперь и она расслышала какой-то шум. Вернее, топот. Будто бегут сразу много-много ног — так что это никак не мог быть Человекомух. Разве что Человекосороконог. Или целая толпа Человекомухов.

И эта толпа не просто бежала и топала, а бежала, топала и ещё что-то выкрикивала на бегу. Розалинда попыталась разобрать слова, но получалось неважно. «Ка — ест — ша». Что значит «ка ест ша»? Зачем оно его ест?

Пёс с рыка уже перешёл на лай, а Бетти и Бен отползли в сторону и спрятались за каменной стенкой. Но Розалинда-то прятаться не собиралась — наоборот, она подошла поближе к Псу и встала, уперев руки в бока, готовая дать отпор любым «ка», «ша» или кто там своим многоногим топотом нарушает покой осеннего леса. Звуки приближались: топот становился громче, а выкрики слышнее. Вскоре Розалинда разобрала, что бегущие выкрикивают не слова, а буквы — К, С, Ш.

Всё ясно: КСШ, Камеронская старшая школа. Весь Камерон знает, что камеронские старшеклассники любят сокращать название своей школы — не для краткости даже, а скорее для солидности; хотя, по правде сказать, никакой особенной солидности Розалинда в этом сокращении не видела. Наконец в просветах между деревьями замелькали и сами бегущие, высокие спортивные парни в футбольных доспехах (топ, топ, топ, топ, топ) — команда КСШ по американскому футболу. Розалинда отошла на несколько шагов в сторону от тропинки и оттащила Пса — не хватало только, чтобы их затоптали эти тридцать, или сколько их там, дюжих футболистов. По правде сказать, теперь она уже жалела, что сразу не спряталась за каменную стенку вместе с Бетти и Беном — так, на всякий случай. Точнее, на случай если вдруг какой-то из этих здоровенных парней в шлемах и наплечниках окажется Ником Гейгером. С которым ей сейчас совсем не хотелось разговаривать.

— Эй, Рози!

Ну вот. Конечно, это Ник. Хуже того, он бежит первым, а все остальные парни в шлемах бегут за ним по узкой тропинке. И, добежав до Розалинды, он, конечно, останавливается — и они все тоже.

— Привет, Ник, — сказала она, краснея и сердясь на себя за то, что краснеет.

— Стоп! — скомандовал Ник. — Короткая передышка. Ну-ка, ребята, поприветствуем Розалинду!

После десятка хрипловатых «приветов» Розалинде захотелось, чтобы соседнее дерево упало Нику на голову.

— Ты что делаешь? — прошипела она.

— Что я делаю? Провожу тренировку на пересечённой местности. У меня есть одна теория, я её уже проверял на Томми. Она так заинтересовала нашего тренера, что он даже разрешил мне проверить её на целой команде. Разрешил нагружать всех по полной программе. Единственное условие — чтобы руки-ноги были целы. — Ник обернулся к команде и крикнул: — Как там у вас, руки-ноги целы?

— Целы, — пробурчали в ответ футболисты.

— Ник. — На этот раз Розалинда говорила медленно и выбирала слова тщательно, будто перед ней иностранец. — Когда я спросила, что ты делаешь, я хотела узнать, зачем ты… зачем вы все тут остановились.

— Зачем? Ну, я увидел тебя и вспомнил, что мне надо с тобой поговорить. А тут как раз прекрасное место, чтобы поговорить наедине.

— Ничего себе наедине!

— Тебя мои ребята, что ли, смущают? — Ник стянул с головы шлем. — Можешь не волноваться. Ты же для них просто семиклашка — видишь, они тебя даже не замечают.

Ник был прав. Ни один из футболистов не смотрел в сторону Розалинды. Зато все с удовольствием играли с собачкой — в роли собачки был, разумеется, Пёс. Розалинда вздохнула чуть свободнее.

— Так о чём ты хотел поговорить?

— В общем, обо всей этой истории с Томми и Трилби.

Розалинда не стала спрашивать, что за история, — Анна держала её в курсе событий. Томми и Трилби в кафе, Томми и Трилби в библиотеке, Томми и Трилби в спортзале. В школьной столовой берут себе общий поднос, обмениваются томными взглядами, держатся за ручки — бр-р-р!

— Это не моё дело, Ник. Меня их история не касается.

— Рози, ему нужна помощь. Ты представь, эта Трилби всем уже растрепала: Томми её парень, Томми её парень! Названивает ему каждый вечер, раза по два — по три. А хуже всего знаешь что? Она теперь приходит на все его футбольные тренировки и начинает за него болеть. Вот так примерно, — Ник вдруг заверещал писклявым голосом: — «Давай, Томми, давай! Ты самый лучший!» Понимаешь?

— Понимаю, меня тоже от такого тошнит. Но я-то что могу сделать?

— Рози, пожалуйста, поговори с ним. Я пытался, но он меня не слушает.

— Так и меня не послушает. И вообще, Ник… ну не знаю я, как уговорить человека не бегать на свидания! А знала бы, начала бы со своего папы.

— Ох. Бедный мистер Пен. Второе свидание с Марианной уже было?

— Пока нет, — ответила Розалинда с ударением на «пока». Папа ещё не объявил им своих планов на выходные, и она готовилась к худшему.

— Да уж. У вас тоже всё непросто. — Голос у Ника был сочувственный (спасибо и на этом, подумала Розалинда), однако отказываться от своей затеи он явно не собирался. — Но, Рози, ты слушай дальше. Трилби теперь заявила, что им с Томми вот прямо позарез надо отметить свой юбилей. Недельный юбилей, Рози, недельный! Ну, ты понимаешь? Чтобы нормальный парень — Гейгер! — пал так низко, а? Прошу тебя, поговори с ним. Попытайся хоть ты его убедить.

— Не могу.

Конечно, она не может. И не будет. Ведь если она начнёт его в чём-то убеждать, Томми, чего доброго, вообразит, будто ей не всё равно. А ей совершенно, абсолютно всё равно.

— Не можешь? Это твой окончательный ответ?

— Да.

— Ну ладно. Не хотел на тебя давить, но ты меня вынуждаешь. — Он обернулся к группе парней, игравших с Псом. — Хорхе, иди сюда!

Один из футболистов, самый высокий и плечистый, не торопясь направился к Нику.

— Чего?

— Хорхе, скажи Розалинде, чтобы она поговорила с Томми про Трилби.

— Розалинда, — лениво сказал Хорхе с высоты своего роста, — поговори с Томми про Трилби.

— Угу, спасибо. — Отпустив Хорхе, Ник отыскал глазами другого такого же гиганта в шлеме. — Лаклан, теперь ты.

— Всё, всё, всё! — Розалинда испуганно замахала руками. — Ты победил. — Зная Ника не первый год, она ни капельки не сомневалась: он будет подзывать к себе всех футболистов по очереди, одного за другим, — пока она не сдастся.

— Вот и хорошо. — Ник кивком отпустил Лаклана. — Так как, Рози, поговоришь с Томми?

Розалинда сердито сверкнула глазами.

— А что мне остаётся делать? Ну поговорю, поговорю я с Томми! Честное слово. Доволен?

— Вполне. Постарайся его как-нибудь убедить, ладно? Я рассчитываю на тебя. И на знаменитое честное слово Пендервиков, конечно. Кстати, — он нахлобучил на себя шлем, — можешь сказать ему что-нибудь по-русски. Он это любит.

— Я знаю по-русски одно-единственное слово — «ньет». Значит «нет».

— Одно так одно, сойдёт. В общем, договорились. — Ник обернулся к своей команде. — Эй, ребята, отдых окончен. Вперёд!

Парни на ходу выстроились в цепочку и побежали дальше по тропинке, выкрикивая своё «ка ест ша». Когда последний из футболистов скрылся за поворотом тропинки и топот десятков ног стих вдали, Розалинда и Пёс заглянули за каменную стенку. Бетти с Беном сидели в куче листвы, мирно прижавшись друг к другу.

— Это просто Ник с друзьями, — сказала им Розалинда. — Можно было не бояться.

— Мы не боялись, правда, Бен?

Бен зевнул и замахал кулачками.

— Он говорит, правда.

— А по-моему, он говорит, что он голодный. — Розалинда взяла Бена на руки, и ей сразу стало хорошо и спокойно. — Пойдём, отнесём его домой.

Бетти забралась в свою тележку, и вся компания двинулась вдоль ручья в сторону улицы Гардем. После пробежки футбольной команды лесная тропинка выглядела заметно более утоптанной, листья смялись и шуршать ими уже не получалось, а кое-где на поворотах тонкие ветки, нависавшие раньше над тропинкой, отскочили и валялись под ногами — видимо, плечи у некоторых полузащитников оказались широковаты.

Да, бег по пересечённой местности не принёс пользы Квиглину лесу, и насчёт пользы для футбольной команды у Розалинды тоже имелись некоторые сомнения. Теории и идеи возникали у Ника постоянно, они просто роились у него в голове, и они были, конечно, замечательные, но чаще всего немного недодуманные. Взять хоть эту его бредовую идею: Розалинда должна поговорить с Томми о Трилби, видите ли, он так решил, и всё тут! Да Томми терпеть не может, когда ему указывают, что делать, — и это понятно, раз старший брат всю жизнь им командует. В общем, ничего хорошего Розалинда от предстоящего разговора не ждала.

Перед домом Ианты Розалинда как следует отряхнула Бена, потому что в Квиглином лесу он, конечно, успел немного запачкаться и вываляться в листьях. Всё-таки Розалинда первый раз сама водила Бена на прогулку, и было бы неплохо вернуть его маме в приличном виде. На всякий случай она отряхнула заодно Бетти, а также Пса, ну и себя за компанию, и только после этого позвонила.

Когда Ианта открыла дверь, в руке у неё была красная ручка, ещё несколько разноцветных ручек торчали из нагрудного кармана, а остальные были заложены за уши.

— Ой, мы помешали? — спросила Розалинда. Она нарочно увела детей подальше от дома, чтобы Ианта хоть пару часов от них отдохнула. Бетти и так проводит у соседей слишком много времени, и ещё неизвестно — вдруг она каждый день устраивает у них разгром. — Рановато вернулись, да?

— Нет-нет, как раз вовремя! Просто мне тут трезвонил один мой бывший коллега, полдня не давал покоя. А когда я не ругалась с ним по телефону — проверяла студенческие работы, на это тоже нужны крепкие нервы. Некоторые мои студенты называют обсерваторию Ниццы «обсерваторией Пиццы»… Ну, входите!

Все так и сделали, один только Пёс улёгся на крыльце — охранять красную тележку и ждать, когда в окошке покажется его друг Азимов.

Розалинда до сих пор чувствовала себя немного странно, переступая порог этого дома: предыдущие его хозяева были не слишком общительны. А с детьми и вовсе необщительны. За все годы она заглядывала к ним от силы раза два или три, и в памяти у неё осталась серая, будто пыльная комната с плотно зашторенными окнами. Теперь же, когда в доме поселилась Ианта, всё стало по-другому: стены где светло-кремовые, где зеленоватые, никаких штор нет в помине, только лёгкие полупрозрачные занавески, и те отдёрнуты в сторону, чтобы было светлее. И пахнет чем-то очень приятным — Розалинда принюхалась, — может, апельсинами?

Пока Ианта на кухне готовила для всех перекус, а Бетти с Беном ей помогали, Розалинда бродила по гостиной и разглядывала семейные фотографии. Вот Бен — совсем ещё крошечный, с толстыми-претолстыми щеками и рыжим пухом вместо волос. На следующей карточке опять Бен — ему, наверно, с пол годика: почти такой же толстячок, но уже умеет смешно улыбаться. А дальше годик, тут он уже не такой толстячок. А вот Ианта и какой-то высокий светловолосый мужчина стоят рядом, держась за руки. Розалинда наклонилась посмотреть поближе.

— Это Дан, мой муж. — Ианта уже вернулась вместе с детьми и тарелкой, на которой с одной стороны было выложено овсяное печенье, а с другой — да, так и есть, ломтики апельсина.

— Простите, что я разглядываю без спроса…

— Ничего, можно. Угощайся, у нас сегодня печенье с апельсином.

— Он был красивый, ваш муж.

— Да. И ещё умный. И вообще очень хороший. Знаешь, как он погиб? Ехал домой, а какой-то пьяный негодяй врезался в его машину. За полгода до рождения Бена. — Помолчав, Ианта добавила: — И вот это мне почему-то обиднее всего. Что они с Беном так и не увиделись.

— А потом… — Розалинда не знала, как спросить. — Потом вы привыкли?

— Потом привыкла. — Ианта улыбнулась. — Постепенно.

Прихватив с собой запас печенья, Бетти с Беном переместились к окну и продолжили свою бесконечную слежку, а кот Азимов вился у их ног. Время от времени секретные агенты о чём-то шептались, и Розалинда опасалась, что сейчас они опять высмотрят на улице Человекомуха. А минуту спустя выяснилось, что опасалась она не зря: Бетти и правда кое-кого высмотрела. Только не Человекомуха. Хуже.

— Томми! Томми пришёл домой! — закричала она. — Розалинда!

— Бетти, я прекрасно тебя слышу. — Хорошо, что окно закрыто, подумала Розалинда, иначе бы и Томми прекрасно услышал, даже с той стороны улицы.

— Славный парень Томми, — сказала Ианта. — И внешне очень даже интересный, да? И он, и его брат… Хотя на этот счёт я могу ошибаться. Помню, когда мне было лет двенадцать-тринадцать, взрослые вечно не могли разобраться, кто интересный, а кто так себе, всё время промахивались. Ты-то как считаешь?

— Насчёт Гейгеров? Да нет, они ничего. Нормальные. — О внешних данных братьев Гейгеров Розалинда, по правде сказать, не задумывалась. — Хотя иногда как привяжутся — ни за что не отстанут. Вот сегодня, например: Ник взял с меня слово, что я поговорю с Томми… кое о чём. Я не хочу с Томми об этом разговаривать, а Томми тем более не захочет. И что хорошего из этого может получиться? С чего вообще их начинают-то, такие разговоры? Понятия не имею.

— Так давай порепетируем. Представь, что я Томми.

Розалинда хорошенько прищурилась и посмотрела на Ианту долгим взглядом, пытаясь найти в ней хоть что-то от Томми, но ничего не нашла.

— Нет, не получается.

— А так? — Ианта сняла колпак с соседней настольной лампы и водрузила его себе на голову. — Вот, это мой футбольный шлем. Ну, давай: «Привет, Томми» — и вперёд.

— Привет, Томми, я хочу… — Но тут Розалинда не выдержала и прыснула.

— Рози, постарайся сосредоточиться.

— Я стараюсь! — простонала Розалинда сквозь смех.

Бетти с Беном тут же отлепились от окна и прибежали смотреть, с чего это взрослые так развеселились. Нельзя сказать, чтобы это помогло Розалинде сосредоточиться. А когда Азимов взлетел на спинку стула и попытался в прыжке сбить колпак с головы своей хозяйки, Розалинда, у которой от хохота уже катились слёзы, окончательно сдалась.

— Знаете, пойду-ка я к Томми прямо сейчас, — отдышавшись наконец, проговорила она. — Хочу сразу со всем этим покончить.

— Ты уверена? — спросила Ианта. — Если хочешь, можем ещё порепетировать.

— Нет, я уж лучше без репетиций.

— Тогда удачи тебе! Всё будет как надо.

— Розалинда, я с тобой, — сказала Бетти. — Томми мой друг.

Пожалуй, говорить с Томми о Трилби, да ещё в присутствии Бетти, которая будет встревать с вопросами, Розалинда была сейчас не готова.

— В другой раз, Беттик-светик.

— Почему?

— Бетти, малыш, давай ты пока побудешь со мной и с Беном, хорошо? — предложила Ианта. — А Розалинда пусть сходит к Томми одна.

— Почему?

— Видишь ли, иногда старшим сёстрам хочется с кем-то поговорить, так чтобы им никто не мешал, даже младшие.

У Бетти, естественно, тут же возникли новые вопросы, и Ианта героически взялась на них отвечать, что дало Розалинде возможность ускользнуть незамеченной. Перейдя на ту сторону улицы, она обошла дом Гейгеров кругом и постучала в дверь кухни — она делала так всегда, тысячу раз. Только сейчас дверь ей открыл не Томми Гейгер и вообще не Гейгер, а Брендан — товарищ Томми но футбольной команде. Футболистов Розалинде на сегодня уже хватило, поэтому она решила проигнорировать Брендана и сразу же приступить к делу, то есть к разговору с Томми. Но всё оказалось хуже, чем она ожидала. Кухня была битком набита футболистами. Саймон, Джош, Калим, Хон, Байрон, Джек — все они что-то ели, и на всех горизонтальных поверхностях перед ними стояли и лежали молочные пакеты, куски холодной пиццы, сыры и сырочки, яблоки и огрызки, банки и баночки, булки, батоны и буханки.

— Эй, Рози, хочешь бутерброд? — Томми, стоявший в дальнем конце кухни, приветственно помахал куском батона с арахисовым маслом.

— Нет, спасибо. Вообще-то я хотела с тобой поговорить…

— Ага, давай. — Прикончив бутерброд, он принялся за следующий.

— Только без них.

Брендан было осклабился, но Розалинда обернулась к нему с таким царственным презрением, что он немедленно сник, будто усох. Остальным футболистам усыхать не захотелось, поэтому они расступились, и Томми вместе с Розалиндой и бутербродом вышел в прихожую.

— Томми, привет, я…

Что «я»? Розалинда запоздало поняла, что надо было всё-таки репетировать. Пока слова не находились, она оглядела Томми с головы до ног и обратно, как старый друг оглядывает друга, с которым давно не виделся.

— А ты вытянулся. Сантиметров на пять, да?

— Ага.

— Тебе бы ещё немного поправиться.

— Ага. — Он затолкал в себя последний кусок бутерброда. — Может, всё-таки хочешь чего-нибудь? Постой здесь, я сбегаю принесу…

— Нет, спасибо. Я ничего не хочу.

— Тогда зачем пришла? — задал Томми вполне резонный вопрос.

Розалинде вдруг ужасно захотелось попросить его, чтобы он надел на голову колпак от какой-нибудь лампы. Но она всё же взяла себя в руки и начала:

— Я просто…

Тут на втором этаже зазвонил телефон.

— Мам, не снимай трубку! — крикнул Томми наверх.

Но миссис Гейгер, наверно, его не услышала: она уже спускалась по лестнице с телефоном в руке.

— А, Рози, — улыбнулась она. — Как приятно всегда тебя видеть! Ты как будто ещё больше похорошела — румянец во всю щёку.

— Мам, опять? — спросил Томми, указывая глазами на телефон.

— Да, милый, опять она. Трилби. — Вручив сыну телефон и помахав на прощание Розалинде, миссис Гейгер отправилась обратно на второй этаж.

Пока Томми говорил по телефону, Розалинда стояла, разглядывая трещинки на потолке, и терпеливо старалась не слушать. Хотя слушать, в общем-то, было нечего: говорила одна Трилби, Томми только несколько раз промычал в ответ что-то невразумительное. Нажав на отбой, он смущенно обернулся к Розалинде.

Вот теперь она знала, с чего начать разговор.

— Значит, Трилби. И часто она звонит?

— Ну, звонит.

— Представляю, как тебе это уже надоело.

— Да нет, — ответил Томми, и его лицо, как Розалинда потом объясняла Анне, вдруг стало похоже на каменный лик какого-то из президентов с горы Рашмор.

Но это она объясняла потом, а в тот момент ей хотелось только одного, поскорее закончить неприятный разговор, поэтому она не обратила внимания ни на ответ Томми, ни на каменное выражение его лица и продолжала гнуть свою линию.

— Надоело, не спорь! От неё же не спрячешься: мало того, что на тренировки является, так ещё и домой названивает, юбилеи какие-то устраивает, et cetera, et cetera! Как такое можно терпеть — не понимаю!

— Этсете… чего?

— Et cetera. Это латынь. Значит «и так далее».

— Ага. — Он скрестил руки на груди и стал похож на всех четырёх каменных президентов сразу. — А ты что, ревнуешь?

— Ревную? Тебя? К Трилби? — изумилась Розалинда его непроходимой тупости. — Ньет! Ньет, ньет, ньет, ньет!!!

— Тогда какое тебе дело?

— Никакого. Ты прав, абсолютно никакого. Это твои проблемы, они меня совершенно не волнуют. Я так и сказала Нику, а он…

— Ах, Нику. Так вы с Ником обсуждали мои дела? Мой весь из себя идеальный брат… и вся из себя идеальная Розалинда… решали за меня, как мне жить? Вот уж это я точно терпеть не собираюсь! — Томми сорвался с места, шумно топая описал круг по прихожей и снова остановился перед Розалиндой с явным намерением испепелить её взглядом.

В тех редких случаях, когда Розалинду доводили до крайности — а именно это, как считала сама Розалинда, с ней только что произошло, — она тоже могла испепелить кого угодно. Поэтому она немедленно обратила испепеляющий взгляд на Томми, два испепеляющих взгляда скрестились — и это было жуткое, убийственное зрелище. А поскольку ни один из скрестивших взгляды противников сдаваться не собирался, они бы стояли и стояли так сто часов подряд — если бы из кухни не высунулся жующий Саймон.

— Слушай, Гейгер, у тебя там арахисовое масло кончается, — сказал он, но вдруг умолк и втянул голову в плечи: сразу два убийственных испепеляющих взгляда обратились на него. — Ладно, я пошёл.

Когда Саймон убрался обратно на кухню, Розалинда почувствовала, что у неё не осталось силы во взгляде. И слов тоже не осталось. Какая же она была дура! Дура, что начала этот разговор, дура, что дала слово Нику, — кругом дура.

— Извини, Томми, — сказала она.

— Да пожалуйста.

— Я пойду.

— Ага, давай, — сказал он. — Иди.

И силы во взгляде у него ещё было предостаточно.

Понимая, что ни за что не сможет пройти ещё раз через кухню с футболистами, Розалинда развернулась и вышла из прихожей прямо на улицу. И хотя она совсем не собиралась хлопать дверью, она всё-таки хлопнула дверью.