© Анастасия Наумова, перевод, 2019

© «Фантом Пресс», оформление, издание, 2019

 

 

Пролог

– Время играть в лото! – прогремел радостный мужской голос, перекрывая пронзительную какофонию звуков, а на экране замелькали кислотные всполохи – красные, фиолетовые, черные, белые и голубые. – Всем удачи! Сегодняшний джек-пот – два с половиной миллиона фунтов стерлингов. Итак, запускаем барабан!

Она уютно устроилась в любимом кресле и откусила от печенья, разглядывая молодую женщину в блестящем розовом платье, которая, улыбаясь ярко-алыми накрашенными губами, нажала на большую квадратную кнопку. Гигантский аппарат засверкал и пришел в движение.

– А вот и первый! – возвестил лишенный телесной оболочки мужской голос, и ярко-зеленый шар скользнул вниз по прозрачной горке, сопровождаемый нестройным шквалом выкриков. – И это номер восемь!

Она стряхнула с груди крошки, а розовый шар тем временем занял место под боком у соседнего, и ведущий пропел:

– Следующий номер – тридцать семь! И еще один! – По горке скатился белый шар. – Как вам такое, а? Номер двадцать шесть!

Она бросила взгляд на лежащий на подлокотнике лотерейный билет и подумала почти равнодушно: «Три из семи. Интересно, какова вероятность выиграть джекпот? Примерно один к четырнадцати миллионам? Ну что же, кому-то повезет».

– Четвертый номер, тридцать два, – объявил ведущий, – определился еще в прошлую субботу и среду.

Ее взгляд вновь обратился к лотерейному билету, дыхание перехватило, но собираться с мыслями было некогда: по экрану прямо перед ней прокатился следующий шар, на этот раз ярко-синий.

– Пятый номер – семнадцать!

Она недоверчиво взяла билет и вгляделась в цифры. Да, числа те же самые, сомневаться не приходится. Прежде такого с ней не случалось, однако голову терять нельзя.

– Шестой номер! Да это уже джек-пот, блестяще. Номер одиннадцать! – Зеленый шар присоединился к остальным.

Она смотрела на отпечатанные на билете цифры, и сердце в груди заколотилось так отчаянно, что этот стук наверняка слышали даже прохожие на улице. Она подвинулась вперед, на самый краешек кресла, и прибавила звук.

– А бонус у нас сегодня… – музыка переросла в оглушительное крещендо, – номер двадцать девять!

Рот приоткрылся, перед глазами все поплыло. «Соберись», – приказала она себе. Так глупо ошибиться – как раз в ее духе.

– Итак, сегодня номера в нашем «Лото на миллион», похоже, идут по возрастающей, – подытожил ведущий голосом ярмарочного зазывалы, – готовьтесь к самому сказочному путешествию в мире!

Листок бумаги дрожал так, что она вцепилась в него обеими руками, сверяя цифры, возникавшие на экране одна за другой в ядовито-красных кругах.

– Восемь, одиннадцать, семнадцать, двадцать шесть, тридцать два, тридцать семь. И бонус сегодняшнего вечера… двадцать девять.

Колебалась ли она? Оглядываясь назад, следовало бы ответить «да», – однако, по правде говоря, всего несколько секунд, не минуту даже.

В фанфары никто не трубил, просто немного уставшая холеная телеведущая пожелала зрителям доброй ночи, пока доморощенные музыканты отыгрывали окончание программы.

И все? Где хоть какие-то фейерверки, вылетающая из шампанского пробка, почему танцовщицы в блестящих нарядах и шляпах с перьями не пляшут канкан?

В иных обстоятельствах она, возможно, и сама бы сплясала, бросилась кому-нибудь на шею или, вопя во все горло, выскочила бы на улицу. Но вместо этого она сидела, уставившись на крошечный розовый билетик, поражаясь его значительности, пока разум переваривал случившееся.

«Удивительно, – думала она, с усилием заставляя себя несколько раз глубоко вдохнуть, – что какой-то огрызок бумаги наделен властью навсегда изменить чью-то жизнь». Она бы никогда не поверила, что своими глазами увидит победителя, не говоря уж о выигрышном билете в собственных руках. Ей вдруг показалось, будто она сжимает раскаленный уголек, разжала пальцы, и билет полетел на пол. Казалось, в нос ей вот-вот ударит запах горелого мяса, а на пальцах останутся ожоги, но нет, кожа выглядела здоровой, розовой и неповрежденной.

Она прикрыла глаза, ни на секунду не забывая о билете на полу, наслаждаясь последними, как она сама считала, минутами своей обычной жизни. Скоро, очень скоро все станет иным.

Хорошо бы с кем-нибудь поговорить, обсудить случившееся, но к чему тянуть? Она уже знала, как собирается поступить. Телевизор по-прежнему орал, однако она не замечала, все заглушали гул в ушах и барабанная дробь в груди.

Медленно встала, подняла билет, потянулась за телефоном и набрала нужный номер. Дозвонилась почти сразу. Кто там на проводе, рай или ад?

Она открыла рот и сперва ничего не смогла сказать, но потом слова из нее так и хлынули:

– Самой не верится, знаю, звучит безумно, но я, похоже, выиграла в государственную лотерею!

 

Глава первая

Лиз взглянула на спящую дочь и подумала, что, будь любви в ее сердце хоть на крупицу, хоть на каплю больше, – и оно просто лопнуло бы, разлетелось на тысячу кусочков.

Рози лежала на боку, ее густые светлые волосы, словно блестящий конский хвост, струились по подушке. Пуховое одеяло она подтянула к самому подбородку, худенького тела видно не было. Лиз посмотрела на темные брызги веснушек на носу у дочки, на ее влажные, чуть приоткрытые губы, прислушалась к ровному дыханию и тихому посапыванию, словно у какого-то некрупного зверька, и вздохнула.

Склонившись над кроватью, она погладила мягкую щеку и прошептала:

– Рози?

Никакого ответа, даже намека.

– Рози, солнышко? – громче повторила она.

Губы девочки дрогнули, а на бледном лбу меж бровей наметилась складка. Лиз захотелось разгладить ее пальцем, на цыпочках прокрасться вон из комнаты и тихо прикрыть за собой дверь. Но нет, нельзя.

– Пора вставать, – твердо проговорила она, готовясь к неизбежной лавине возражений.

Раскрывать шторы без толку, на улице по-прежнему темно, однако Лиз все равно отдернула их в надежде, что противный скрежет металлических колец о железный карниз вместо нее нарушит сон Рози.

– Солнышко, давай-ка поторапливайся, – сказала она с напускной веселостью, – уже одеваться пора.

Рози тяжело вздохнула – звук получился каким-то пустым, словно из пещеры.

– Нет, я же только что легла. Разве уже утро?

Ну что ж, по крайней мере, она проснулась.

– К сожалению, да.

Лиз щелкнула выключателем настольной лампы, стоявшей возле кровати, и сама зажмурилась от залившего комнату безжалостного света.

– Не надо! – пробурчала Рози, но мать сдернула с нее розовое цветастое одеяло, стараясь не смотреть на худенькое, дрожащее тело, съежившееся на белой простыне. Инстинкты наперебой приказывали ей накрыть девочку, укутать ее, как младенца, и поплотнее подоткнуть края.

– Пойду приготовлю завтрак. Через двадцать минут выходим.

Из спальни, расположенной по другую сторону тесного коридора, до Лиз доносилось бормотание Рози. Девочка принялась надевать школьную форму, которую накануне вечером аккуратно сложила на стуле возле письменного стола. Стены в их старом рыбацком доме были толстыми, и слов не разобрать, однако Лиз догадывалась, о чем бормочет дочь: «И зачем мне к Джин? Я уже взрослая и сама прекрасно справлюсь».

Достав из соснового буфета возле раковины коробку с хлопьями, Лиз поставила ее на белый пластиковый стол. Рядом положила ложку и поставила миску. Есть Рози, конечно, не захочет. Оно и неудивительно – в полшестого утра-то. К тому же у Джин девочка непременно перехватит пару тостов. Но отправлять дочку из дома на голодный желудок ей не хотелось. Как-то это неправильно.

Чайник закипел, Лиз налила себе чаю и заметила на бело-синей чашке небольшой скол, которого – она готова была поклясться – еще вчера не было. Она развернула чашку, чтобы скол оказался с противоположной стороны, и отхлебнула чай.

Чувствуя, как от горячей жидкости по телу разливается приятное тепло, Лиз на миг прикрыла глаза и постаралась вспомнить, не забыла ли чего.

Какой сегодня день недели? Четверг. По четвергам у Рози физкультура, и Лиз уже приготовила ее спортивную сумку, а рядом возле двери поставила рюкзак с учебниками, тетрадями и обедом. Но напоминать дочери о физкультуре до последней минуты не будет.

– Поторопись, – позвала она. Отставив чашку, Лиз насыпала в миску хлопьев, достала из холодильника молоко и взглянула на круглые часы на стене. Уже пять сорок. Под ложечкой засосало. – Я опоздаю!

– Мам, не переживай, не опоздаешь.

На пороге появилась Рози. Она терла глаза, пытаясь прогнать остатки сна. На девочке были белые кроссовки, выглядевшие на ее ногах не по размеру большими, серые брюки, белая блузка, поверх темно-синий пуловер с треугольным вырезом и почти правильно завязанный галстук в сине-серую полоску. Лиз вдруг ощутила прилив благодарности: с галстуком всегда бывало немало возни.

– Очень уж он замороченный, – виновато сказала Рози, перехватив мамин взгляд.

– Знаю, – ответила Лиз и поправила дочери галстук, – но ты отлично справилась, зря я к тебе цепляюсь.

Рози наградила ее смешной щербатой улыбкой и с надеждой спросила:

– А мне обязательно завтракать?

– Обязательно.

Лиз выдвинула белый пластмассовый стул, и девочка плюхнулась на сиденье, слегка ударившись затылком о спинку. Рози небрежно собрала волосы в узел, не заметив выбившейся пряди.

– Давай я тебе косички заплету.

Скоро они, взявшись за руки, шагали вниз по темной узенькой улице, ежась от утреннего холода. В апреле бывает уже по-настоящему тепло, но не в такую рань.

Рози старалась поспевать за мамой, но давалось ей это с трудом.

– Не хочу на физкультуру идти, – тихо проговорила она.

– Знаю.

– Вот бы Кайл не пришел, мне тогда проще было бы.

– Будем надеяться, что он заболеет, – попыталась отшутиться Лиз.

– Мам, ты чего! – голосом школьной учительницы одернула ее Рози. – Разве можно так говорить?

Лиз улыбнулась.

– Ну ладно, пусть лишь слегка простудится и останется дома. Так можно?

– Ладно, – рассмеялась Рози, – пусть насморком заболеет.

Дом Джин стоял у подножия холма Хамбл-Хилл, как раз там, где дорога сворачивала вправо, к гавани. У каждого дома здесь было свое имя, прямо как у людей, – «Медный», «Ракушечный», «Хатка», «Долли».

«Диннарх» представлял собой одно из немногих современных зданий, и Лиз всегда казалось, будто он ломаным аккордом разбивает стройную гамму террасных домов.

Сложенный из желтоватого камня, рядом со своими белыми и кремовыми соседями он выглядел довольно неуместно, но сам по себе был безупречен: белоснежные тюлевые занавески на окнах, изящная изгородь и палисадник, пестревший крокусами и нарциссами, заботливо высаженными Томом, мужем Джин. Для Рози, бывавшей здесь с трехлетнего возраста, это место стало вторым домом. Лет с десяти она принялась упрямо повторять, что няня ей больше не нужна, что до школы она прекрасно доберется сама и лучше поспит подольше. Но Лиз радостно подметила, что даже несмотря на это, девочка вприпрыжку подбежала к двери дома и нажала кнопку. Звонок откликнулся мелодией песенки «Апельсины и лимоны». Девочке Джин и правда нравилась – как добрая тетушка или вторая мама.

На пороге появилась улыбчивая полная женщина с заспанными глазами, одетая в желто-синий стеганый халат в цветочек.

– Доброе утро, цыпленочек! Проходи!

Каждое утро – одни и те же слова. Это стало традицией, менять которую было нельзя.

Рози перепрыгнула через порог в объятия Джин, почти исчезнув в складках ее длинного, в пол, одеяния.

Лиз взглянула на часы. Тютелька в тютельку, как обычно.

– Заберу тебя в три двадцать, – сказала она, и Рози, отлепившись от Джин, встала на цыпочки и поцеловала мать в щеку.

– Я забыла тебе сказать. Вчера вечером дедушка звонил, – сказала Рози, и Лиз замерла.

– Дедушка? – Ей не удалось скрыть удивление.

– Они едут отдыхать в Испанию – с Тоней.

Лиз невольно поморщилась.

– Отправляются на корабле из Плимута. Он сказал, что хочет перед отъездом заехать повидаться.

Брови Лиз поползли кверху.

– Отлично.

– Ну же, юная леди, заходи, – позвала девочку Джин, – а то простудишься насмерть.

Лиз развернулась и еще раз пробормотала слова прощания, а Рози крикнула ей в ответ:

– Пока!

«Отдыхать едут, – думала Лиз, быстро шагая обратно на холм, к машине, – как мило. Глядишь, если повезет, и открытку пришлют».

* * *

Лиз нравилось в Тремарноке. Само название звучало по-корнуолльски гостеприимно, и когда Лиз семь лет назад переехала сюда вместе с Рози, то почувствовала, что здесь ей рады.

Должно быть, выглядели они обе жалко: раздолбанный «форд фокус», несколько чемоданов и пара пыльных цветков в горшках – вот и все пожитки. От взгляда местных едва ли укрылось, что ходит Рози как-то странно и руку держит неестественно, а Лиз – бледная и измученная. Бессонные ночи и внезапное расставание с Грегом совсем ее тогда вымотали.

Но стоило им переступить порог их крошечной квартирки, расположенной в цокольном этаже коттеджа «Голубка», как к ним заглянула познакомиться живущая сверху Эсме, а Пэт из соседнего домика принесла букет фрезий – «оживить обстановку».

Потом пришла очередь Барбары, вдо2вой владелицы паба «Поймай омара», одного из трех в деревне. Два других назывались «Виктори» и «Дыра в стене». Своим названием последний был обязан отверстию, проделанному когда-то контрабандистами, чтобы подглядывать за таможенниками.

За чаем со сдобными булочками Барбара в один присест вывалила на Лиз все, что сама знала о местной жизни, рассказав в том числе и о Джин, великолепной няне, жившей через дорогу и как раз сейчас не занятой.

– Но лучше вам поторопиться, – предупредила Барбара, крупными витиеватыми буквами выводя на бумаге адрес и телефон Джин, – она просто чудо, поэтому без работы надолго не остается.

На следующее утро, усадив Рози в видавшую виды коляску, Лиз отправилась побродить по деревне и подышать воздухом. Они как раз свернули с набережной, когда Рози углядела сувенирную лавочку с названием «Ларчик». На тротуар возле двери были выставлены стойки с открытками и яркие игрушечные мельницы. Рози захотелось заглянуть внутрь.

Владелец, Рик Кейн, с внушительной седой бородой и бакенбардами, торговал игрушечными маяками и фигурками дельфинов, тянучками и имбирными корнуолльскими печеньями, а еще дешевыми детскими игрушками, которые доставляли величайшую радость своим новым обладателям – первые пятнадцать минут, пока о них не забывали.

Рози и Лиз оказались единственными посетителями, и вскоре Кейн уже пустился в детальнейший рассказ о своей жизни и романтических приключениях, так что Лиз казалось, будто она болтает со старинным приятелем.

– Вот один чувак из Лонстона и увел мою жену, – рассказывал Рик.

Время от времени Лиз поглядывала на Рози, которая перебирала маленькие деревянные плашки с забавными надписями. Была среди них, например, такая: «Сбалансированное питание – это когда в каждой руке по булочке!»

– Я, мол, для нее слишком старый и скучный, во как она заявила. – Рик пожал плечами, после чего признался, что недавно обратился в службу знакомств и что пока грех жаловаться. – Но я встречаюсь только с ровесницами или с женщинами постарше, – добавил он, – уж этот-то урок я выучил.

– Разумно, – согласилась Лиз, с облегчением вздохнув. Обаяния ее собеседнику было не занимать, однако она вовсе не стремилась заводить отношения, да и бакенбарды выглядели уж слишком косматыми.

На прощанье Рик насыпал в белый бумажный пакетик тянучек и протянул Рози.

– За счет заведения, – сказал он, когда Лиз собралась заплатить. – Здесь все дружелюбные, вы быстро освоитесь.

Слухи об их приезде разнеслись быстро – стоило Лиз с Рози выйти из магазина, как из дома напротив к ним уже спешила Руби Додд, миниатюрная женщина лет шестидесяти с короткими седыми волосами, тоже решившая познакомиться. Она пожала Лиз руку и ласково улыбнулась Рози.

– Я здесь выросла, а потом вышла замуж и переехала, но когда Виктор, мой муж, ушел на пенсию, мы вернулись, – рассказывала она. – Жить вдали отсюда – такая мука! Деревушка крошечная, но всюду любовь.

Руби показала рынок, булочную, торгующий всякой всячиной магазинчик и рыбную лавку, где Райан Хейлз из шланга мыл тротуар, сгоняя воду в сток.

В нос им ударил рыбный дух, Рози сморщилась, и Лиз собиралась побыстрее проскочить мимо, но не вышло.

– Вы тут новенькие, да? – спросил молодой парень, вытирая руки о заляпанный рыбьей кровью белый халат.

Он был высоким, крепким, со спутанными темными волосами и массивными черными бровями, почти сходившимися на переносице. Лиз ответила, что да, они только что переехали и поселились в коттедже «Голубка», и парень посоветовал приходить в магазин его двоюродного брата пораньше. – Где-то в полвосьмого, к открытию, тогда самый свежачок оторвете. Прямо из моря!

– Фу, рыба! – пропищала Рози. – Терпеть не могу!

– Не груби! – одернула ее Лиз.

Толстые брови Райана поползли вверх, он рассмеялся.

– Если рыбу не любишь, в Тремарноке делать нечего! Придется вам переучиваться!

Хотя Лиз всю жизнь прожила в Лондоне – а точнее, в Белхэме, – совсем скоро она перестала чувствовать себя здесь чужой и привыкла к туристам – «залетным», как их называли местные, – наводнявшим деревушку в сезон отпусков, привыкла к тому, что некоторые из ее соседей с подозрением относятся ко всему, что происходит к северу от Эксетера, как привыкла и к местному говору – плавному и тягучему, с раскатистыми «р» и протяжными «э», похожему на тянучку. Рози тоже заразилась от одноклассников этой едва заметной корнуолльской картавостью, которую Лиз, не перенявшая местный говор, находила умилительной. Лиз приходила в восторг от того, что от их двери всего несколько минут ходу до порта с его запахом соли и водорослей, с волнами, разбивающимися о гранитные скалы и волнорез, с прибоем, что раскачивает пришвартованные лодки.

В погожие дни на пляж стекался народ – кто с надувными лодками, кто с доской для серфинга, некоторые натягивали пахнущие резиной гидрокостюмы и обряжались в акваланги, ласты, маски и трубки для ныряния. Здесь вечно что-то происходило.

Иногда Лиз и Рози садились в свою раздолбанную колымагу, которую ласково называли Осликом Иа, и отправлялись любоваться изрезанным скалами морем, обдуваемым всеми ветрами побережьем, а компанию им составляли лишь кружащие высоко в небе чайки.

Лиз давно отбросила мысли о возвращении в Лондон. Ни за что на свете. Там она просто-напросто задохнется.

Нет, решительно сказала она себе, забравшись в Ослика Иа и сдавая назад, и без отпуска прекрасно обойдутся. Им и так повезло, что они попали в это дивное место. Конечно, порой хочется сбежать от повседневности, а Рози ни в Шотландии, ни в Уэльсе не была, что уж говорить об Испании…

В такую рань проселочные дороги, залитые холодным серым светом, были пусты, и уже через двадцать минут Лиз, въехав на паромный причал, дожидалась, когда красные сигнальные огни сменятся зелеными. В очереди перед нею стояло всего машин пять-шесть – такие же ранние птахи, как и она сама, – так что ждать почти не пришлось.

Вылезать из Ослика Иа было неохота, и Лиз решила насладиться последними минутами отдыха, перед тем как завертится день. Она чуть опустила стекло и вслушалась в скрежет парома, уверенно пыхтящего от одного берега реки к другому.

Трап с грохотом опустился, и двое рабочих в оранжевых флуоресцентных куртках распахнули ворота. Лиз медленно преодолела съезд, миновала возведенные вокруг верфи высокие бетонные стены с колючей проволокой наверху и, выехав на шоссе, направилась в Плимут.

Когда за окном мелькали ряды обшарпанных домишек и магазинчиков, убогие гаражи и мрачноватые многоквартирные дома, у Лиз вечно слегка щемило сердце. После яркого, залитого светом Тремарнока улицы здесь казались серыми и многолюдными. Невероятно, что два таких разных места разделяла лишь узкая полоска воды. Впрочем, чем ближе к городу, тем веселее становились виды вокруг.

Вскоре Лиз подъехала к стоявшему на окраине высокому офисному зданию из красного кирпича и, оставив машину на служебной парковке, быстро зашагала к газетному киоску. На дорогах было по-прежнему пусто, и Лиз порадовалась, увидев, что дверь гостеприимно распахнута, а в окне «Утренних новостей» горит свет. Значит, не она одна на ногах в такую рань.

Когда она подошла, из киоска выскочил тощий мальчишка лет тринадцати с перекинутым через плечо красным, набитым газетами мешком и, покачиваясь, забрался на большой велосипед, прислоненный к стене.

– Ты давай осторожнее, – сказала Лиз, наблюдая, как он старается удержать равновесие, – ну ты и навьючился.

– До свиданья, – пробормотал, смущенно потупившись, мальчик и покатил прочь.

В магазинчике Джим уже расставлял по полкам гигантского стеклянного холодильника банки с напитками, а Айрис у кассы листала журнал о жизни знаменитостей.

Увидев Лиз, она расплылась в улыбке:

– Доброе утро, милая!

Лиз улыбнулась в ответ. Ее подруга словно бы изменилась…

– Ты постриглась!

Айрис провела рукой по волнистым волосам до плеч, предмету своей бесконечной гордости. Рыжина стала насыщеннее, седина исчезла.

– Да, моя стилистка со мной вчера неплохо поработала, – с лондонским выговором сказала Айрис важно. Они с Джимом переехали сюда из Кройдона, когда дети были еще маленькими. – Прямо домой ко мне приходит. Зовут Надя.

– Мило, – похвалила Лиз, – ты прямо красотка.

– Не смей ее хвалить! – прокричал Джим из противоположного угла магазинчика. – Мы на ее парикмахерше разоримся скоро!

Аккуратно выщипанные брови Айрис поползли наверх, и Лиз рассмеялась.

– Ну, зато у меня все как раз наоборот. Я у парикмахера уже сто лет не была.

– Вот и молодец, – одобрил Джим. – Я тоже такой – побрился за десятку, и хватит. Сзади да с боков подбреют – и в самый раз.

– У тебя и так волос-то нет, – поддела его Айрис и повернулась к Лиз: – Хочешь, дам тебе Надин телефон? Она настоящий мастер и берет недорого.

Лиз покачала головой:

– Я и сама справляюсь. С моей прической можно не заморачиваться.

Айрис скептически посмотрела на волосы подруги – темные и прямые, забранные в хвост и перевязанные пестрой красно-белой ленточкой. Лиз подумала, что челка, наверное, подстрижена неровно, однако подруга ничего не сказала – видимо, из вежливости.

– Как там твоя красотка Рози? – сменила тему Айрис.

Они с девочкой встречались нечасто, по выходным Лиз старалась не приезжать в Плимут, а за покупками ездила в Салташ или Лискеард – там было поспокойнее. Но порассказать о дочке за все эти годы она успела немало.

– У нее сегодня физкультура.

Айрис передернулась.

– Бедный барашек. Сочувствую.

– А твои как? Все в порядке?

– Да знаешь, все по-старому. Мама все со своими коленями мучается, и торговля не сказать чтобы в гору идет.

– Но с детьми-то все хорошо? Спенсер наверняка растет не по дням, а по часам?

Спенсером звали внука Айрис, которому исполнилось четырнадцать месяцев.

Айрис тут же просияла.

– Он уже по всему дому бегает! Ни на секунду не отвернешься!

Лиз улыбнулась.

– Давно я его не видела.

Спенсер часто появлялся в магазине – его мать, Кристи, приходила помогать. Лиз посмотрела на часы, кажется, уже в сотый раз за это утро. Пора идти.

– Попытаешь счастья? – Айрис, от которой этот взгляд не укрылся, направилась к автомату с противоположной стороны прилавка.

Обычно Лиз покупала билет по четвергам, хотя иногда нарушала это правило, дожидаясь большого субботнего розыгрыша.

– Всегда надо надеяться на лучшее, верно? – Айрис протянула ей розовый билетик и шариковую ручку.

– Ну кто-то же должен выиграть. – Лиз быстро написала на обороте свое имя и адрес и сунула билетик в косметичку, которую вытащила из черной сумки.

– А сигареты-то забыла?

Лиз виновато кивнула.

– Завтра обязательно начну бросать.

– А я бы не стала! – радостно возразила Айрис и достала со стенда за стойкой пачку в десять сигарет. – Сейчас народ вообще помешался на воздержании. Мы все когда-нибудь умрем, так почему бы сперва себя не побаловать?

– Это точно. – Лиз сунула сигареты в карман пальто.

Она заспешила к бизнес-центру «Дельфин», у самого входа едва не сшибла с ног Касю, свою начальницу, низенькую смуглую женщину лет сорока, с жидкими темными волосами, безжалостно стянутыми в пучок.

Кася с гордостью рассказывала, как девять лет назад они с мужем приехали в Англию из Польши, а добра у них только и было, что паспорта, мужнин ящик с инструментами и сумка с одеждой. Сейчас Кася стояла во главе успешного предприятия, а в подчинении у нее было двенадцать женщин. Фирмой под названием «Хрустально чисто – уборка офисов» Кася руководила так, словно вела боевые действия.

– Без труда в этом мире ничего не добьешься, – с мрачным видом повторяла она, споро орудуя шваброй и пылесосом, будто ей не терпелось быстрее приступить к следующему заказу.

Говорила она с сильным акцентом, и разобрать слова, вылетавшие из ее рта со скоростью пулеметной очереди, было непросто. Иногда во время таких разговоров у Лиз кружилась голова.

– Джо заболела, – выпалила Кася, тра-та-та-та-та, – сегодня надо двигаться очень быстро.

Настроение у Лиз сразу упало. Здесь они трудились втроем, и когда кто-нибудь из них – обычно Джо – не являлся, то приходилось туго. А Джо, похоже, страдала от целого букета недугов.

Выудив здоровенную связку ключей, Кася отключила сигнализацию, отперла стеклянную дверь и почти втолкнула Лиз в фойе.

– Иди наверх, – скомандовала она.

Лиз набрала на двери лифта номер, ввела свой пин-код и дождалась сообщения, что доступ разрешен.

– Забирай шестой, пятый и первый, а я возьму второй, третий и четвертый, – распорядилась Кася.

Лиз зашла в пустой лифт и доехала до шестого этажа, где повесила свое пальто в шкафчик для инвентаря и, не снимая кроссовок, натянула поверх джинсов и футболки синий рабочий комбинезон. На одной из полок лежали четыре аккуратные стопки рассортированных по цветам тряпок, под полкой стояли две швабры, тоже разного цвета.

Лиз взяла стопку желтых тряпок, выбрала швабру и положила все это на металлическую тележку рядом с пятновыводителем, отбеливателем, полиролем и желтыми резиновыми перчатками.

Она всегда начинала с кухни – там обычно было хуже всего. Возможно, в своем деле сотрудники «Креативной студии Би-Би» и были мастерами, но кое-что получалось у них неважно. До того, чтобы загрузить посуду в посудомойку, они не снисходили, как и до того, чтобы протереть стол, засыпанный сахаром, залитый молоком или заляпанный остатками еды. Впрочем, испорченную еду из холодильника тоже никто не выбрасывал, а микроволновка внутри была вся в пятнах томатного супа.

«Удивительно, – думала Лиз, быстро собирая со столов чашки и ставя их в посудомойку, – профессионалы должны себя больше уважать. Хотя, с другой стороны, – она заметила миску с превратившимися в клейкую массу хлопьями, которые теперь придется соскребать вручную, – Грег тоже был в некотором роде профессионалом, а поступал ужасно».

Она не могла этого понять и давно уже оставила попытки.

 

Глава вторая

Когда Лиз добралась до первого этажа с его тошнотворно фиолетовыми стенами, большинство сотрудников уже находились в своих офисах, хотя в двери то и дело влетали опоздавшие – с портфелями и рюкзаками, складными велосипедами, шлемами и картонными кофейными стаканчиками в руках.

В здании располагалось четыре компании, и, водя пылесосом по полу и протирая вымазанные косметикой телефонные трубки в приемной, Лиз старалась угадать, кто где работает.

Парни из дизайнерской фирмы, как правило, в джинсах и ярких футболках, девушки – в коротких юбках и полусапожках. Сотрудники кадрового агентства предпочитают хлопчатобумажные брюки, отглаженные рубашки и пуловеры, а бухгалтеры и риелторы – строгие костюмы с галстуками и темные юбки с жакетами.

Лиз не без удовольствия представляла, что случилось бы, реши кто-нибудь из бухгалтеров или риелторов порвать с условностями и заявиться в джинсах и футболке – как дизайнеры, или наоборот. Начальника наверняка удар бы хватил, и вся работа застопорилась бы на целый день.

Кое-кто здоровался с ней, проходя мимо, но для большинства она оставалась невидимкой. Это ее ничуть не задевало – она привыкла. К тому же, отработав четыре часа, Лиз мечтала лишь о том, чтобы побыстрее закончить, добраться до дома и хоть немного перевести дух, перед тем как отправляться в школу за Рози. Болтать она была не настроена, хотя дружелюбные улыбки без ответа не оставляла.

Опустошив последнее мусорное ведро, выставив мешки с мусором возле контейнеров и развесив тряпки сушиться, Лиз жаждала только одного – вытянуться в кресле с чашкой чая.

– Увидимся завтра, – сказала она Касе.

Та уже стояла возле машины и, насупив угольно-черные брови, изучала свою красную записную книжку.

– Да, конечно, – ответила Кася так, словно Лиз задала ей вопрос.

Записная книжка поглощала все ее внимание. Кася, без сомнения, уже готовилась приступить к следующему объекту, строя планы и прикидывая, быстро ли она и другие девушки управятся с уборкой.

«Кася, в сущности, неплохая, – думала Лиз по дороге домой. – Требует она, конечно, много, но всю работу на тебя не сваливает, сама тоже вкалывает как лошадь». И, что еще важнее, если на девушек поступали жалобы, она всегда вставала на их защиту. Впрочем, работницы они были опытные, поэтому жаловались на них редко. Так что Кася вполне заслужила и свой ежегодный недельный отпуск на Тенерифе, и квартиру в таунхаусе в Пенникомквике – плимутском районе, известном в народе как Мала Польска. И карликовых пуделей по кличке Борис и Цезарь, чьи фото Кася хранила в бумажнике вместе с потрепанным снимком мужа.

Вообще-то Лиз, проработав с Касей так долго, почти научилась восхищаться и ею самой, и ее отношением к работе, хотя хорошо бы, конечно, ей хоть чуток расслабиться и перестать быть такой одержимой.

К счастью, на парковке рядом с «Голубкой» нашлось свободное место, куда Лиз и завернула. Из уставленного китайскими безделушками окна напротив выглянула Пэт. Дом, в котором она жила, назывался «Бухточка», а окна его выходили прямо на узкий тротуар.

Лиз помахала, и седая голова Пэт скрылась из виду. Лиз едва успела взять с заднего сиденья сумку и пакет с продуктами, как канареечно-желтая дверь домика Пэт открылась и на пороге появилась хозяйка. Рукой она придерживалась за стену – ноги уже не те, что прежде.

– Ты как, красавица моя? – спросила она, по-корнуолльски выговаривая слова, и улыбнулась, обнажив ряд сверкающе-белых и идеально ровных вставных зубов.

Пэт всю жизнь прожила в Тремарноке и его окрестностях. Ее муж, рыбак из местных, давно умер, а детей у них не было – «так уж сложилось», – но росла Пэт с младшими братьями и сестрами, так что малышей обожала, особенно Рози.

– Вот ваши продукты. – Лиз занесла тяжелый пакет в маленькую аккуратную кухню в глубине дома. Перед тем, как сесть на паром, она успела заскочить в «Лидл». – Вашей любимой ветчины не было, но я попозже еще раз забегу перед тем, как пойду за Рози.

– Что ты сказала?

Лиз повторила на пару децибелов громче. Порой она забывала, что хрупкая сгорбленная старушка глуховата, но со слуховым аппаратом Пэт мириться не желала – «что-то не ладим мы с ним», – поэтому приходилось кричать.

Пэт прошаркала к раковине и открыла кран.

– Не стоит, – сказала она, наливая воду в белый электрический чайник, – я и так с голоду не умру. Чаю успеешь выпить?

Она повернулась к Лиз, которая выкладывала из пакета продукты – молоко, хлеб, помидоры, сыр, яйца, шоколадные печенья и кекс «Баттенберг», – и склонила голову набок.

– Боже милостивый! Ты совсем замотанная. Тяжелое утро выдалось?

Лиз вдруг почувствовала себя так, словно на плечи ей взвалили мешок с камнями, и кивнула:

– Джо заболела, так что нам с Касей пришлось вдвоем отдуваться.

Она открыла маленький холодильник и убрала туда молоко, сыр и яйца.

Пэт зацокала языком.

– Да что же это такое? Ее давно пора уволить. Нельзя так.

Лиз натянуто усмехнулась.

– Она неплохая, – почти прокричала она в ответ, – к тому же у нее четверо маленьких детей и муж-бездельник. Живется ей непросто.

Пэт свернула опустевший полиэтиленовый пакет и аккуратно спрятала в ящик.

– Но у тебя-то Рози, а мужа вообще нет. Ей следовало бы и о других подумать.

Достав с верхней полки серванта две цветастые чашки, Пэт поставила их на крохотный столик из сосны, за которым, кроме нее самой, умещался еще только один человек.

– А кстати, как там наше сокровище маленькое?

Лиз опустилась на деревянный стул напротив старушки. Она и впрямь устала, и спина давала о себе знать – скорее всего, из-за пятилитровых бутылок средства для мытья пола. Их привозили по четвергам, и женщины сперва затаскивали их в лифт, а потом волокли по коридору на противоположный конец здания.

– Отлично. Вы точно сможете зайти к нам попозже?

Пэт ответила, что зайдет. От страха, что свалится с ног – а ноги у нее уже слегка подкашивались, – Лиз решила пожертвовать чаепитием и отправиться домой.

По сравнению с аккуратной кухонькой Пэт ее собственный дом был безалаберным, но Лиз это не волновало. Пройдя в небольшую квадратную гостиную, которую они с Рози выкрасили в веселый бледно-желтый цвет, она сбросила обувь и рухнула в мягкое, обитое синим плюшем кресло, купленное в благотворительной лавке Лискеарда, укрылась пледом и закрыла глаза. Впереди два благословенных часа, а потом надо принять душ, переодеться, приготовить для Рози чай и собраться с силами: вечером вновь ждет работа. Уснула Лиз тотчас же, и даже двум горластым чайкам, которые уселись на крышу дома напротив и принялись визгливо выяснять отношения, разбудить ее не удалось.

Она с нетерпением дожидалась Рози на детской площадке, не участвуя в болтовне других мамаш, группками топтавшихся вокруг; одни держали на руках едва начавших ходить малышей, другие покачивали детские коляски.

Рози всегда появлялась одной из последних – пока соберет вещи, пока протолкается из класса на другом конце старой викторианской школы к выходу, расположенному с правой стороны здания.

Увидев дочь, Лиз тотчас же понимала, как у той прошел день. Если выдался непростой, плечи у Рози были слегка опущены, двигалась она чуть медленнее обычного и лицо расплывалось в привычной щербатой улыбке на секунду позже.

Впрочем, сегодня, к радости Лиз, девочка шагала, расправив плечи и подняв голову.

– Знаешь что?! – Рози, прихрамывая, бросилась к матери. К счастью, она не заметила мальчишку лет пяти-шести – тот ковылял следом, передразнивая Рози. Но от внимания Лиз это не укрылось. Под ее прямым взглядом он метнулся к своей матери, а та, прикрикнув и наградив отпрыска подзатыльником, вновь принялась болтать с приятельницами.

Лиз посмотрела на Рози: косички разлохматились, и неряшливые пряди торчали в стороны. Лиз пригладила ей волосы, а самые длинные прядки заправила за уши.

– Что, радость моя? – Она наклонилась и поцеловала Рози в испачканную чернилами щеку. На уроках, раздумывая, что написать, дочь вечно грызла ручку.

Девочка впихнула спортивную сумку и рюкзак в руки матери.

– Наш класс поедет в Лондон! Мы увидим Биг-Бен и Тауэр и еще будем на кораблике кататься и на том здоровенном колесе! Жить будем в отеле, и Мэнди сказала, что не против жить со мной в одном номере. Нам разрешили выбрать двоих друзей. Я тогда выберу Мэнди и Рэйчел.

У Лиз засосало под ложечкой.

– В Лондон? – Она сглотнула. – Это мы еще обсудим.

Она взяла Рози за здоровую руку и направилась к машине. Рози, припадая на ногу, прыгала рядом.

– Но ты же отпустишь меня, да? – взмолилась девочка, усевшись на заднее сиденье и пристегнувшись. – Это всего на пять дней, и миссис Спрингетт говорит, что нам покажут то место, где Анне Болейн отрубили голову. А ты как думаешь, там до сих пор кровь осталась? – Рози изобразила дрожащий голос.

Лиз невольно улыбнулась.

– Может, и осталась. Говорят, ее призрак все еще бродит вокруг стены, а под мышкой держит голову! – Лиз взглянула в зеркало. Серо-зеленые глаза Рози были размером с блюдца.

– Призрак?! Правда? Ох, только бы он мне не попался. Я умру со страха.

Школьные экскурсии вызывали у Лиз ужас. Нет, она вовсе не боялась, что дочь не выдержит. Как раз наоборот. Рози обожала путешествовать, а необходимость лишний раз пройтись ее не пугала. «Я справлюсь! – радостно заявляла она, когда Лиз расспрашивала ее о предполагаемых поездках. – А если устану, то скажу учительнице, что мне надо посидеть отдохнуть».

Нет, проблема заключалась в том, что школьные экскурсии стоили денег, а денег у них не было. Чтобы скопить на однодневную поездку, Лиз наизнанку выворачивалась, что уж говорить о пятидневной экскурсии с четырьмя ночевками. Пока Рози переодевалась, Лиз заглянула в ее рюкзак. Там, как и следовало ожидать, лежало письмо для родителей.

Она быстро пробежалась по строчкам: лондонский Тауэр, колесо обозрения, палеонтологический музей, прогулка на катере по Темзе, проживание в отеле «Бест Вестерн» возле вокзала Виктория. Завтрак, ужин и бутерброды на обед включены в стоимость.

Лиз нехотя призналась себе, что программа прекрасная и что она с радостью отпустила бы Рози посмотреть столицу. Девочка часто слушала ее рассказы о Лондоне и удивлялась – надо же, мама выросла в таком огромном городе за много миль от моря. Вот только стоило это четыреста фунтов за четыре ночи в начале октября. Откуда им взять столько денег?

Лиз сунула письмо в стопку других на кухонном столе и включила духовку. На полдник к чаю она приготовила любимую Розину картофельную запеканку с мясом и надеялась, что это немного смягчит разочарование, когда придется сообщить дочери, что в Лондон та не поедет, потому что это чересчур дорого. Ей придется ходить в школу – возможно, посещать уроки с теми, кто на класс младше, а все ее одноклассники вместе с учительницей отправятся на экскурсию.

Лиз редко жалела себя, такой роскоши она себе не позволяла, но сейчас ей захотелось упасть на кровать и как следует выплакаться. Нарезая морковку и складывая в сотейник, она прикидывала расходы. Аренда, вода, газ, электричество, еда, телевизор, интернет, предоплаченный телефон Рози, ее собственный мобильник, дорожный налог, страховка на машину, бензин.

Строго говоря, от телефона Рози и интернета можно и отказаться, но интернет нужен дочери, чтобы делать уроки, а мобильник Лиз завела на случай чего-то непредвиденного.

Можно чуть-чуть сэкономить на продуктах и попросить Роберта ставить ее еще и на обеденные смены в ресторане. Рози уже достаточно взрослая и отлично доберется из школы на автобусе и дождется ее дома, хотя такой расклад Лиз и не нравился. Вдруг Рози поскользнется и упадет или, что хуже, ее будут дразнить и обижать другие дети? Нет, об этом и думать не хотелось.

Как бы то ни было, Лиз знала, что на дневную смену больше официанток Роберту не требуется, да и осилит ли она три работы? Свались она, кто позаботится о ее дочери?

Морковка закипела, как раз когда вернулась Рози, одетая в свой любимый свитер, розовый и пушистый, и черные легинсы.

– Накроешь на стол? – попросила Лиз, и Рози быстро вытащила из ящика два ножа и две вилки. – Сегодня у нас запеканка. – Достав с верхней полки два стакана, Лиз подала их дочери, та наполнила их водой.

Рози ее не слушала – мысли ее были заняты другим.

– Ты видела письмо, – щеки у нее разгорелись, а глаза сияли, – про нашу поездку в Лондон?

Лиз сглотнула.

– Пойду принесу! – Рози скрылась в коридоре, бросившись к оставленному возле двери рюкзаку. Девочка рылась в сумке и тихо бормотала себе под нос. Письмо же вот тут лежало, и куда только оно подевалось?

Лиз не выдержала. Нет, так нельзя.

– Оно у меня, – возвестила она и вытащила листок бумаги из стопки.

Рози вернулась и озадаченно посмотрела на мать:

– А почему ты не?..

Лиз привалилась к столешнице. Листок бумаги в руках задрожал. Морковка в сотейнике яростно булькала, и в кухне повис пар, однако окно открывать Лиз не спешила.

По маминому виду Рози сразу заподозрила неладное.

– Ты что? Что случилось?

Она перевела взгляд с лица матери на письмо и обратно, немного помолчала, обдумывая увиденное, а потом тихо спросила:

– У нас денег нет, так ведь?

Лиз медленно кивнула.

– Прости, солнышко. Они просят почти четыреста фунтов.

По нежному личику Рози пробежала тень, но девочка подошла к матери и обхватила ее руками за талию.

– Не переживай, – проговорила она, крепко обнимая Лиз, – мы с тобой еще съездим в Лондон, только попозже.

Лиз прижала к себе малышку и уткнулась в ее густые мягкие волосы.

– Мне ужасно жаль…

Рози подняла голову и дотронулась указательным пальцем до губ Лиз.

– Тсс. Эти экскурсии – страшная скукотища. Лучше мы с тобой вдвоем как-нибудь съездим, веселее будет.

От этого Лиз стало совсем тошно, у нее даже слезы на глаза навернулись, но она взяла себя в руки и наградила Рози своей самой доброй улыбкой.

– Я тебя туда обязательно свожу когда-нибудь, – сказала она, – обещаю. А сейчас давай-ка разберемся с запеканкой, пока не остыла.

Когда Лиз пришла попрощаться с Рози, девочка свернулась калачиком перед телевизором, укрыв колени пушистым розовым пледом. Пэт уже хозяйничала на кухне – готовила чай.

Сегодня Лиз надела черную юбку с белой блузкой – один из двух нарядов, которые берегла для работы в ресторане. Другим было купленное на рынке незамысловатое черное платье. За вечер Лиз как раз успевала выстирать и высушить второй комплект одежды, чтобы надеть его на следующий день.

Она вдела в уши маленькие серебряные сережки-звездочки, собрала волосы в узел и воткнула в него большой оранжевый цветок из полосатого войлока с блестящей пуговицей в середине. Рози однажды принесла нечто похожее с церковной ярмарки, а потом они начали сами их мастерить – и цветы, и другие украшения для волос. В нижнем ящике платяного шкафа Лиз хранила большую коробку со всякой всячиной – лоскутами, резинками, шерстью, ленточками и бусинами.

– Спать в полдевятого, – сказала она дочери, но та не отрывала глаз от экрана. – Ты меня слышишь?

Рози завороженно смотрела одну из своих любимых передач, в которой американские подростки в одежде кричащих расцветок громко болтали о всякой ерунде.

– Ты слышишь меня? – повторила Лиз.

– Да, – пробормотала девочка, с трудом оторвавшись от передачи.

– И постарайся перед сном полчаса почитать. И не открывай дверь, пока Пэт не разрешит. Не включай плиту и не…

– …выходи одна на улицу. И не играй со спичками. Можно поесть хлопья, а тост нельзя. Еще надо причесаться и почистить зубы, а если что-то случится, то позвонить тебе, – перебила ее Рози. – Мам, не переживай. Ничего со мной не случится.

Да, Лиз и правда повторяла раз за разом одно и то же, как тут промолчишь.

– Ладно, я побежала. – И, не обращая внимания на возмущенные крики Рози, загородила телевизор и чмокнула девочку в лоб.

В прихожей Лиз убедилась, что не забыла ключи, попрощалась с Пэт и открыла дверь. В дом пополз морозный воздух.

– Желаю поменьше работы и побольше чаевых! – прокричала из комнаты Рози, перекрывая закадровый смех. – Крокодил, крокодил, ты обратно приходи!

Лиз улыбнулась, признательная за это веселое прощание. Начни Рози упрашивать ее остаться дома – и Лиз потом весь вечер места бы себе не находила. Честно говоря, она думала, что такое вообще не переживет.

Она застегнула молнию на куртке и подняла воротник. Ладно, если она сейчас же не сдвинется с места, то уже никогда не уйдет. Вдохнув поглубже и расправив плечи, Лиз сжала потертую латунную ручку и крикнула, прежде чем закрыть за собой дверь:

– Скоро приду, мой друг какаду!

 

Глава третья

Вечер выдался ясный. Лиз шагала в сторону холма, стараясь избавиться от привычного чувства вины, разъедавшего ее изнутри. Бросать Рози по вечерам было невыносимо, но, переехав в Тремарнок, Лиз смогла устроиться лишь официанткой и уборщицей. Конечно, работа в офисе с девяти до пяти куда легче, зато нынешний график позволяет ей забирать Рози из школы.

Впрочем, без Пэт пришлось бы совсем туго. Джин, профессиональная нянька, по вечерам не работала, да и расценки у нее были такие, что Лиз вряд ли потянула бы.

Когда Рози была совсем крошкой, она каждый вечер проводила у Пэт – сначала смотрела телевизор, а потом засыпала на диване, пока Лиз не возвращалась с работы и не забирала ее. Пэт не соглашалась взять ни пенни и говорила, что благодаря Рози она не коротает вечера в одиночестве. Сейчас, когда Рози подросла, старушка сама приходила в «Голубку», утверждая, что ей совершенно все равно, где проводить вечер.

Сперва Лиз оправдывалась и считала такой порядок временным, но вскоре стало очевидно, что он устраивает всех. Судя по всему, бодрствование допоздна не доставляло Пэт никаких неудобств: «Я всегда была совой, и мужа это прямо до белого каления доводило». Хотя в девяти случаях из десяти старушка, уложив Рози, усаживалась в кресло и дремала, так что Лиз приходилось ее будить.

Девочка обожала Пэт и называла ее бабусей, что явно нравилось обеим. Признательности Лиз не было предела.

Лиз свернула влево и зашагала по извилистой Саут-стрит, мимо двух маленьких изящных бутиков, где продавались пляжные сумки, открытки и пестрые женские платья. На зиму они закрывались, лишь ненадолго распахивая двери на Пасху. Заглянуть внутрь Лиз так ни разу и не осмелилась, магазинчики явно были ей не по карману, но ей нравилось смотреть на манекены и представлять, как придет лето и деревушку наводнят состоятельные туристы.

Из коттеджа «Чайка» появилась Дженни Ламбер, а за ней бежала Салли, джек-рассел-терьер. Дженни быстро направилась к Лиз, и той пришлось остановиться. В их деревушке, куда ни пойди, непременно наткнешься на кого-нибудь, кто не прочь поболтать, так что Лиз всегда выходила минут на пять-десять пораньше.

– На работу? – спросила Дженни, а Салли принялась обнюхивать черные туфли-лодочки Лиз.

Дженни было чуть за сорок. Уроженка Сассекса, она перебралась в Тремарнок, выйдя за Джона, торговавшего рыболовными снастями в магазинчике на набережной.

– Мы к вам в субботу тоже придем – у нас семейный праздник. Ты работаешь?

Лиз кивнула:

– Суббота – день напряженный. На выходные у нас уже сейчас столики бронируют.

Дженни неодобрительно покачала головой:

– А ты хоть иногда отдыхаешь?

– Конечно, – заверила Лиз, – каждое воскресенье, а зимой еще и по понедельникам.

– Уж отдых-то ты заслужила, – сказала Дженни. Салли тянула поводок и рвалась вперед.

Дженни посмотрела на оранжевый цветок в волосах у Лиз и восхищенно улыбнулась:

– Какая красота! У тебя еще такой большой подсолнух есть, он мне тоже нравится.

– Хочешь, я тебе тоже такой сделаю? – предложила Лиз. – Это несложно, да и Рози поможет. Она обожает их мастерить. Мы на них уже руку набили.

Но Дженни и слышать об этом не желала.

– У тебя и без того работы хватает.

Лиз сделала всего несколько шагов, когда из узенького переулка, ведущего к площади, появилась Валери Барроуз, разведенная дама средних лет. Она переехала в Тремарнок из Суррея десять лет назад, когда ее брак развалился, купила тут дом под названием «Хатка» в двух шагах от «Голубки».

Злые языки утверждали, будто Валери в Тремарноке разонравилось и что в Бате у нее имеется любовник, к которому она то и дело наведывается. Впрочем, Валери действительно проводила все меньше времени в их деревушке.

Особым радушием и теплотой она похвастаться не могла, однако зла на нее никто не держал. Иное дело – ее сын Маркус. Тридцатилетний лоб, он, похоже, за всю жизнь ни дня не работал, и местные мрачно бурчали, что он, судя по всему, даже в тюрьме успел отсидеть. Парень ошивался с какими-то подозрительными типами, которые наезжали по выходным, мусорили, до трех ночи слушали громкую музыку и расхаживали по деревне с таким наглым видом, будто все вокруг принадлежит им.

Соседи не уставали жаловаться на Маркуса, пока ему самому это не надоело и он, к облегчению местных, не перебрался в другое место – а может, и опять угодил за решетку, кто знает? Как бы то ни было, дом их теперь нередко стоял запертым и темным.

С Валери Лиз давно не сталкивалась и уже готова была вновь остановиться поболтать, но соседка лишь слегка кивнула и холодно улыбнулась. В обеих руках она держала пакеты с продуктами и, совершенно очевидно, спешила домой. Лиз с облегчением улыбнулась в ответ и двинулась дальше.

Ресторан находился почти в самом конце улицы, на первом этаже дома, в былые времена принадлежавшего состоятельному капитану. Изящные ярко-синие деревянные ставни на окнах оттеняли белизну стен, а над дверью была прибита синяя, в тон, доска с выведенными белыми завитушками: «Улитка на часах». Над рестораном располагалась двухэтажная квартира.

Хотя Дженни и задержала ее, Лиз успела вовремя, и дверь в ресторан была закрыта, но не заперта. Войдя, Лиз отметила, что деревянные полы неплохо бы подмести, слышалось звяканье бутылок – наверное, Роберт готовит вино. Она заглянула на кухню, где Джесс, судомойщик и паренек на побегушках, повязав черно-белый клетчатый фартук, чистил картошку.

Она поздоровалась, и Джесс, подняв голову, скривился. Смазливый парень восемнадцати лет, с копной светлых кудряшек, он явно считал, что в жизни имеются занятия поинтереснее, чем резать овощи и отмывать грязные кастрюли. Например, серфинг и вечеринки. Если бы только не деньги, которых ему вечно не хватало. Кое-как дотянув до окончания школы, он получил аттестат, но, к унынию своей матери, с величайшим трудом.

Повесив куртку и сумку в подсобке, Лиз вымыла руки, пересчитала скатерти и принялась накрывать на столы из простого ошкуренного дерева. В квадратную залу с низким потолком Роберт каким-то чудом умудрился втиснуть восемь разномастных столов, отчего ресторан приобрел хоть и немного неряшливый, но уютный вид.

Летом, когда все столики были заняты, Лиз не сразу научилась пробираться между ними, но, ограничившись пролитым несколько раз супом и еще парочкой неприятных происшествий, приобрела удивительное проворство.

Однако на сегодня забронировали всего половину столиков, и Лиз накрыла лишь те, что стояли возле окон, – давно подмечено, что посетителям больше нравится сидеть там, откуда видно улицу.

Лавдей опаздывала – впрочем, это вовсе не удивительно, – и Роберт сам пришел помочь Лиз протереть бокалы. Разговорчивостью он не отличался, поэтому они работали в тишине. Лиз знала, что так Роберту лучше.

Высокий худой мужчина неопределенного возраста с неухоженными темно-русыми волосами и обгрызенными ногтями, Роберт выглядел вечно измученным. Поначалу его манера то и дело потирать руки и отводить глаза выводила Лиз из себя – ей казалось, будто Роберт ее недолюбливает. Но со временем, поняв, что он не балует разговорами даже собственную племянницу Лавдей, Лиз успокоилась и решила, что он, скорее всего, просто стеснительный. К тому же Роберт был вечно занят делами в ресторане, так что на общение у него просто-напросто не оставалось времени.

Ни о друзьях, ни – если уж на то пошло – о подруге он никогда не упоминал, но как-то раз Лавдей проговорилась, что его невеста, любовь всей его жизни, бросила Роберта за несколько дней до свадьбы. После этого Лиз стала с ним особенно любезной и никогда не поддразнивала Роберта за его спиной, хотя остальные не отказывали себе в этом удовольствии.

Еще она узнала – разумеется, от Лавдей – что Роберт родился в Пензансе, а племянницу взял на работу, лишь поддавшись на уговоры ее матери, которой не терпелось побыстрее выпроводить дочурку из дома.

Семнадцатилетняя Лавдей красила длинные волосы в черный, один висок у нее был выбрит, а с другой стороны пряди волной падали на лицо. У Лавдей имелась сногсшибательная грудь, вечно готовая выпрыгнуть из тесных маек, а прошлым летом девушка закрутила роман с Джессом, да такой пылкий, что казалось, будто от страсти кухня вот-вот загорится.

Однако сейчас бывшие влюбленные друг с дружкой даже не разговаривали, и в случае крайней необходимости передавать сообщения приходилось Лиз. Почему роман закончился, Лиз так и не поняла, хотя время от времени Лавдей сердито бурчала парню в спину: «Бабник», а Джесс, когда она проходила мимо, шипел: «Шлюха». Лиз даже велела ему попридержать язык.

За двумя столиками уже заказали закуски и горячее, когда в ресторан впорхнула наконец Лавдей. Прямо на глазах у посетителей она сбросила розовое пальто и с шумом метнулась в подсобку, даже и не подумав извиниться.

Лиз украдкой посмотрела на Роберта, откупоривавшего за барной стойкой бутылку красного вина. Интересно, о чем он думает? Если даже и сердится, то старательно скрывает гнев, однако Лиз заметила, что он несколько раз провел рукой по волосам, отбрасывая их назад.

– Похоже, сегодня все спокойно, – ободряюще прошептала ему Лиз по пути на кухню, – наверное, так весь вечер и пройдет.

– Угу, – промычал Роберт, отводя глаза.

В ту же секунду двери распахнулись и в ресторан ввалилась шумная компания. «Сглазила», – подумала Лиз и на миг замерла, прикидывая, за какой столик их усадить.

В меню у них всегда были свежие морепродукты и рыба, этим ресторан и славился. Два-три раза в неделю за пару часов до рассвета их шеф-повар Алекс вместе с Мерином, единственным честным моряком в Тремарноке, выходил в море и возвращался с омарами и гигантскими крабами. Все остальное, чего они не могли поймать сами, – мидии, морские языки, солнечника, королевские гребешки, морского черта и камбалу – покупали на рыбных рынках Лу и Плимута.

Блюдом дня сегодня был чесночный буйабес, который снискал всеобщие похвалы, но задал Лиз немало работы. В намокшем переднике она металась между столиками, собирая раскрошенные ракушки и креветочные хвосты.

Лавдей бродила как в воду опущенная, то и дело выскакивая на задний двор позвонить. Чтобы пар быстрее выветривался, дверь на улицу была приоткрыта, и Лиз, выходя из кухни с тарелками, услышала, как девушка кричит:

– Отстой все это – ты и сам понимаешь!

Алекс и их су-шеф Джош усмехнулись, а Джесс, по локоть в жирной мыльной воде, сделал вид, будто не слышит.

Чуть позже, когда Лиз зашла на кухню за десертом для второго столика, она наткнулась на Лавдей и Роберта. Девушка просила отпустить ее пораньше, потому что у нее «выдался трудный денек».

По обыкновению нервно кашлянув, Роберт качнулся на каблуках.

– Лавдей, по отношению ко всем остальным это несправедливо.

Алекс протянул Лиз две белые тарелки – на каждой лежало по тающему, сбрызнутому кремом шоколадному пудингу и горсти малины. Лавдей выпятила нижнюю губу, и Лиз заметила на густо подведенных глазах девушки слезы.

– Дядя Роберт, ну пожалуйста. Мне и правда надо кое-что уладить.

Левый глаз у Роберта дергался, над ухом торчала прядь волос.

– Ладно, – вздохнул он. – В первый и последний раз, – едва слышно добавил он.

Взяв в каждую руку по тарелке, Лиз устремилась в зал. «Девчонка веревки из него вьет», – подумала она, вернувшись за остальными десертами. Она так и не освоила искусство носить по две тарелки в каждой руке. Строгий выговор пошел бы Лавдей только на пользу, но этого от Роберта не дождешься – он и мухи не обидит.

Домой она добралась только к полуночи. Разбудив привычно прикорнувшую перед телевизором Пэт, Лиз проводила старушку до дверей ее дома, вернулась к себе и на цыпочках прошла в комнату Рози. Девочка спала на спине, закинув руки за голову, и Лиз повыше подтянула ей одеяло. Потом прошлась по их маленькой квартирке и погасила свет, который перед уходом всегда оставляла включенным, чтобы Пэт и Рози не боялись.

Она знала, что лучше ей лечь, но так измоталась за день, что уже почти не чувствовала усталости, поэтому решила сначала выпить чаю. Дожидаясь, когда закипит чайник, Лиз открыла дверь рядом с ванной, ведущую на маленький заасфальтированный внутренний дворик, откуда открывался вид на белые, беспорядочно лепившиеся к холму коттеджи.

Места во дворике хватало лишь на сушилку для белья и два пластмассовых садовых стула, но солнце сюда все равно почти не добиралось, поэтому стулья казались неуместными. Вытащив из сумки пачку сигарет, Лиз прикурила, закрыла глаза и затянулась.

В кабинете Тони Катта горел свет, но жалюзи были закрыты, и Лиз решила, что Тони допоздна засиделся за работой. Он был пиарщиком и курсировал между Лондоном и их деревушкой. Тони перевалило за сорок, и время от времени к нему приезжали приятели, но надолго они не задерживались. Возможно, он начинал действовать им на нервы – порой Тони делался совсем неуправляемым, но к Лиз он относился по-доброму и поэтому нравился ей.

Сейчас ее не видел ни Тони, ни кто бы то ни было еще, но она все равно чувствовала себя виноватой. Сделав несколько затяжек, она затушила сигарету, едва докурив до половины. Скоро бросит. Надо. В том, что Лиз начала курить, виновата была ее лучшая школьная подружка Джеки. Однажды она стащила у старшего брата пачку сигарет, и девчонки выкурили их тайком в саду, пока мама не вернулась с работы.

Лиз улыбнулась, вспомнив хитрую ухмылку Джеки и как та выпускала дым кверху, думая, что это придает ей загадочности. Разумеется, потом обеим стало плохо, но это их не остановило, и стоило брату Джеки зазеваться, как они воровали у него сигарету-другую. Интересно, где сейчас Джеки? Какая же она была хохотушка… Но их пути разошлись, когда Лиз устроилась на свою первую работу.

Она подошла к пластмассовой урне в углу и выбросила окурок. Вину проще всего переложить на кого-то еще, особенно если человек оправдаться не может. Однажды девчонки даже совершили набег на родительский бар – так они узнали вкус мартини.

Как же давно все это было. Теперь Лиз и не верилось, что она была способна на подобное безрассудство. Похоже, она совершенно изменилась.

Она тихо прикрыла дверь и с чашкой чая в руках прошла в гостиную, где уселась в мягкое синее кресло. Сидя в этом кресле, Рози смотрела телевизор. Лиз казалось, будто сиденье до сих пор хранит тепло худенького тела дочери.

Поставив чашку на пол, Лиз уже хотела было включить телевизор, как вдруг заметила несколько мятых листков бумаги, скрепленных степлером. Внутри у нее все сжалось. Она подняла листки. Колесо обозрения. Отель «Бест Вестерн».

Выронив листы, Лиз снова опустилась в кресло. Она точно помнила, как пробежала глазами письмо и сунула его в мусорное ведро под раковиной, после чего сказала Рози, что в Лондон та не поедет. Лиз представила, как дочь роется среди мусора и бережно разглаживает бумагу, а потом несет письмо в гостиную и жадно перечитывает, стараясь запомнить все подробности и представить в красках каждый пункт программы. В отеле Рози никогда не жила, поэтому ей было бы непросто вообразить, как выглядит гостиничный номер, зато Рози наверняка продумала, о чем они с подружками болтали бы до поздней ночи.

Лиз знала, что Рози ни за что не показала бы письмо Пэт – не захотела бы, чтобы старушка ее жалела или, того хуже, обвиняла Лиз в том, что та лишает дочку возможности поехать. Рози сохранила все в секрете.

Лиз подняла чашку и отхлебнула чаю. В углу валялся маленький тапок, серый, в виде котенка, подошва протерта до прозрачности. Лиз как-то подарила их дочери на Рождество, и Рози расстаться с ними не могла. С тапок смотрели смешные розовоносые кошачьи мордочки с усами, торчащими ушами и большими зелеными глазами. Рози мечтала о котенке, но Лиз говорила, что животным потребуется особый корм, а уж о счетах от ветеринара и подумать страшно.

Рози пришлось довольствоваться тапочками, которые она иногда гладила и чесала. Ни капризной, ни жадной она не была, никогда не требовала ни модной одежды, ни денег на кино.

Нелегко ей будет провожать одноклассников в Лондон.

В голове у Лиз щелкнуло. Она вскочила и, схватив с полки за телевизором телефон и записную книжку, нашла номер и набрала его.

Знакомый голос сонно пробормотал:

– Алло?

Лиз едва не положила трубку.

Где сейчас живет Грег, она не знала, но почему-то представила, как рядом с ним спит жена или девушка, а все углы в спальне загромождены мотоциклетными запчастями, которые Грег вечно тащит в дом.

Впрочем, едва ли в мире найдется женщина, готовая терпеть в спальне перепачканные машинным маслом железяки. Только Лиз по глупости с этим мирилась. На ковре вечно оставались следы от машинного масла, которые потом умучаешься оттирать.

– Кто это? – послышалось в трубке, и на этот раз голос звучал бодрее.

Лиз отогнала воспоминания. Отвечать надо быстро, иначе он бросит трубку.

– Это я.

Повисло молчание, и Лиз показалось, что она слышит недовольный женский голос.

– Погоди минуту, – прошептал Грег в трубку, – один момент, я оденусь.

Лиз вспомнила те времена, когда при одной мысли об обнаженном теле Грега по спине у нее бежали мурашки. Сейчас же ей лишь хотелось, чтобы он не тянул время.

За все эти годы, с того самого дня, как он бросил их, Лиз ни о чем не просила. Грег вечно был на мели, а сама она, если уж на то пошло, не желала иметь с ним ничего общего. Она глубоко вдохнула и запретила себе отвлекаться. Наберись храбрости, Лиз. Сразу переходи к сути.

Трубка наконец-то вновь ожила.

– Ты в курсе, сколько сейчас времени? – Судя по всему, он окончательно проснулся.

Она сглотнула, чувствуя себя глупой девчонкой. Мельничным жерновом на шее у Грега, мешающим ему достичь… чего именно, она не знала. А потом вспомнила о дочери.

– Класс Рози едет на экскурсию в Лондон, и ей тоже хочется поехать, но это стоит четыреста фунтов, и мне не потянуть, – выпалила Лиз. Ну вот и все, она это сказала.

Грег молчал, но она отчетливо представляла себе его лицо, искаженное гримасой гнева и одновременно жалости к самому себе. Ведь к остальным-то мужчинам их бывшие не лезут с такими идиотскими требованиями.

Наконец он вздохнул, с шумом, словно надувной матрас, выпустив воздух.

– Я сейчас не при деньгах. (Как и следовало ожидать.) Ты же знаешь, меня в январе уволили.

Откуда бы ей это знать? Все их общение ограничивалось редкими открытками, которые Грег, если не забывал о дне рождения Рози, присылал ей вместе с десяткой.

– Я только-только на новую работу устроился и толком еще на ноги не встал.

Отмазка номер три. Лиз вела им счет, но про себя, не проронив ни слова.

– Я бы и рад помочь, но…

– Она никогда нигде не была, – перебила его Лиз, – пожалуйста, в первый и последний раз.

Грег вздохнул – так, будто она взвалила на его плечи непосильную ношу.

Лиз скрестила пальцы.

– Ладно. Оплачу половину. Хотя мне придется последнее отдать…

Лиз уже прикидывала в уме цифры: пятьдесят фунтов задатка до конца следующей недели, еще сто пятьдесят – до середины июня. Греговых двух сотен как раз хватит. Третью сотню она наскребет к концу июля, а остаток – к сентябрю, к началу учебного года. Успеет она скопить? Только если Кася работы подкинет или Роберт разрешит ей поработать в дневную смену.

– Как тебе их прислать-то? – злобно процедил он. Естественно, она же обобрала его до нитки.

– Лучше всего чеком, – Лиз сама удивлялась собственной наглости, – и чем скорее, тем лучше.

Она продиктовала ему адрес, уверенная, что Грег еще не скоро сподобится прислать чек.

Грегу явно не терпелось распрощаться с ней, и теперь, когда Лиз пусть наполовину, но добилась того, чего хотела, задерживать его не было никакого смысла.

Они холодно попрощались, и лишь потом до Лиз дошло, что о дочери он так ничего и не спросил.

 

Глава четвертая

Субботнее утро Лиз обожала. Наслаждаясь такой неслыханной роскошью, она лежала в постели, вслушиваясь в крики чаек, шаги под окнами и далекие голоса, дожидаясь, когда свет просочится сквозь тонкие занавески и постепенно разгонит сон. Растопырив пальцы, она вытянула ноги на прохладной простыне. Покой наполнял тело приятной тяжестью. Она глубоко вдохнула и выдохнула, упиваясь бездельем.

У них с Рози целый день впереди – до половины шестого. Да это же настоящее чудо! Сперва они прямо в пижамах позавтракают, а потом решат, чем заняться. Решать, конечно, придется по погоде, но вариантов море. Можно прогуляться по побережью или, если Рози захочет, по деревеньке, можно устроить в парке пикник или выпить чаю со сконами в «Салоне у Пегги», что в соседней деревне Полретен. Так они обычно баловали себя. А если сегодня дождливо, можно хоть полдня в пижамах провести – играть в карты или смотреть телевизор, свернувшись калачиком в старом кресле, где они без труда умещаются вдвоем.

Она открыла глаза, лениво вылезла из постели и побрела к окну с плотно задернутыми занавесками в бело-голубую клетку – без них было никак нельзя, потому что окно выходило прямиком на тротуар. Лиз посмотрела поверх занавесок на ярко-голубое небо. Лучше и не придумаешь.

Если верить будильнику на тумбочке, было лишь десять минут девятого, и Лиз решила еще чуть-чуть поваляться в постели, но тут увидела, что по дороге к их дому катит на велосипеде почтальон – молодой парень по имени Натан.

Пышущий здоровьем, невысокий и светлокожий, он на глазах у Лиз превратился из тощего курносого мальчишки в настоящего крепыша с непропорционально накачанным торсом. Такими разительными переменами он, без сомнения, был обязан протеиновым коктейлям и изнурительным тренировкам, которыми ежевечерне мучил себя. Он как-то признался Лиз, что обустроил дома спортзал, в котором имеются даже гребной тренажер и скамья для жима.

Глядя на Натана, связываться с ним никто не хотел, но то была лишь видимость. На деле он был настоящим лапочкой, готовым поболтать со всеми и каждым.

Насвистывая, он притормозил возле ее двери, вытащил что-то из сумки и просунул в щель для почты, после чего поднял голову и приветливо помахал Лиз рукой.

Ее сердце радостно подпрыгнуло, но она тотчас же осадила себя: нечего радоваться, это наверняка счет за что-нибудь.

Она открыла дверь в коридор и увидела, что Рози в бело-желтой пятнистой пижаме и тапочках-котятах уже шлепает по коридору, размахивая коричневым конвертом.

– Тут написано, что это мне… – озадаченно сказала она, – что это такое?

Лиз взъерошила густые волосы дочери. Губы Рози были измазаны темно-красным. Черносмородиновый сок. В гостиной работал телевизор.

– Ну что ж, давай посмотрим и выясним?

Они залезли в еще теплую постель Лиз, и Рози, держа конверт больной рукой, нетерпеливо надорвала его здоровой.

– Осторожнее, – предостерегла ее Лиз, – не порви.

Рози перевернула конверт, и на одеяло выпал чек.

Лиз не сводила глаз с дочери, а та развернула чек и вгляделась в почерк. Затем протянула чек Лиз.

– По-моему, это от папы, – неуверенно проговорила она. – Тут написано – двести фунтов.

Лиз посмотрела на чек. Он был на имя Рози, но сумма действительно совпадала.

– Но почему? Зачем он его прислал?

Ответила Лиз не сразу – она не верила собственным глазам.

– Это на экскурсию в Лондон, – медленно выговорила она, снова глядя на дату и подпись.

Нет, это не ошибка. Он действительно прислал денег. А остальное Лиз уж как-нибудь наскребет, времени у нее достаточно. Поверив наконец в случившееся, она заулыбалась.

– Ты едешь в Лондон! – воскликнула она, обнимая Рози. – Увидишь Тауэр, и покатаешься на колесе обозрения, и будешь жить в отеле, и все будет просто волшебно!

Рози сжала Лиз так крепко, что у той перехватило дыхание. Потом вскочила и принялась прыгать на кровати, и Лиз остановила ее, сказав, что у Рози закружится голова или она сломает пружины.

– Но почему папа вдруг прислал нам деньги? – спросила Рози, вновь усевшись на кровать и взяв в руки чек. За день до этого она уже успела свыкнуться с мыслью, что экскурсии не будет.

Лиз снова заглянула в конверт, но там было пусто. Даже записки нет. Вообще ничего. Ну и что с того? Главное – ей удалось пробудить в нем совесть, и он раз в жизни проявил щедрость. Что уж тут жаловаться!

– Потому что он беспокоится о тебе и хочет, чтобы ты как следует отдохнула, – ответила она и тут же об этом пожалела. Лиз всегда старалась быть с Рози честной – конечно, насколько возможно. Ей ужасно захотелось стереть тот миг, когда она произнесла последнюю фразу.

Рози прикусила губу и нахмурилась.

– Не беспокоится он обо мне. Ты же сама знаешь.

Лиз забрала у дочки чек и положила его на стол, с глаз долой.

– Да какая разница? – Она пощекотала Рози под мышками, и девочка рассмеялась. – Раскошелился – и это главное!

Пока они завтракали и мыли посуду, Рози без умолку болтала о поездке в Лондон. Как там вообще все? Королева и правда умрет, если вороны покинут Тауэр? А еда в Лондоне такая же или другая?

Лиз рассмеялась:

– Ты же не в Тимбукту едешь!

Они решили, что остальные дела отложат на потом, а сейчас поедут в Плимут и обналичат чек. Лиз терпеть не могла вылазки в Плимут по выходным, но искушать судьбу и тянуть до понедельника ей не хотелось. Кто знает – может, к тому времени Грег потратит все, что у него имеется, и отзовет чек? При мысли об этом Лиз поежилась.

День манил новыми возможностями, они сели в старого доброго Ослика Иа и покатили по проселочным дорогам, таким узким, что колючие ветки живых изгородей скребли по машине. За окном мелькали словно сшитые из лоскутков поля, пастбища с коровами, мотели, выставленные на продажу поленницы дров, деревеньки, где всего-то было несколько домов да магазин. Лиз и Рози во все горло распевали старые застольные песни времен короля Эдуарда, которым Лиз в детстве научила ее мама, – «Дейзи-Дейзи», «Мой папаша», «Откуда ты взял эту шляпу?» и «О, как я люблю побережье».

Оставив машину на многоуровневой парковке в центре, они направились в главное отделение банка, открытое даже в выходные. Давая указания Рози, Лиз позволила ей ввести данные чека в банкомат и спрятала одобренную квитанцию в сумочку. На ее счет деньги поступят лишь через несколько дней, но ведь и задаток внести надо не завтра. Все складывалось как нельзя лучше.

Затем они решили прогуляться по мощеным улочкам до исторической набережной Барбикан, а по дороге остановились посмотреть на Елизаветинскую фреску – огромное граффити работы местного художника, уже выцветшее, облупившееся и обшитое деревянными рейками.

– Он странноватый слегка, да? – спросила Рози, поглядывая на нелепые, неуместно современные лица, совсем не сочетавшиеся с белыми жабо и допотопными тюдоровскими прическами.

– Есть немножко, – согласилась Лиз, – но художник он был очень хороший.

Они зашли в маленькую старомодную кондитерскую, и Рози выбрала себе небольшой пакетик ирисок, а потом они уселись на скамейке возле лестницы Мэйфлауэр Степс, откуда отцы-пилигримы якобы отправились в 1620 году в Америку. Ириски оказались до невозможности сладкими, и Лиз сказала, что дома надо будет хорошенько почистить зубы.

День был ярким и солнечным, и они глазели на надувные лодки в гавани, на людей, направлявшихся в магазины и галереи. Прямо перед ними двое детей, совсем маленький мальчик и его сестра постарше, дразнили чаек, щеки у малышей раскраснелись, глаза сверкали от возбуждения. Круг за кругом бегали они друг за дружкой, пока девочка, тяжело отдуваясь, не спряталась за маму. Та болтала с каким-то мужчиной. Может, с мужем? Он приложил ладонь к щеке девочки и взглянул на нее сверху. Слов они не расслышали, но сомневаться не приходилось – наверняка что-то ласковое. Рози сосала ириску, и Лиз поняла, что занимает сейчас ее мысли: дочери тоже хотелось бы носиться, просто радуясь тому, что природа наградила ее двумя здоровыми ногами, ей хотелось, чтобы папа погладил ее по щеке и назвал принцессой, маленькой красавицей, конфеткой и другими глупыми именами, которыми отцы награждают дочерей.

Мысли Лиз устремились к тем временам, когда Рози только родилась. На тридцать первой неделе беременности у Лиз отошли воды, а спустя еще два дня ей сделали экстренное кесарево сечение. Младенец весом три фунта и тринадцать унций не дышал, и Лиз решила, что малышка умерла. Но врачам удалось ее откачать, вот только она подхватила инфекцию.

Девочку поместили в кувез, и в течение двух недель, мотавших Лиз подобно американским горкам, за жизнь девочки никто не ручался. Но она не сдавалась, и когда спустя шесть недель им наконец разрешили забрать ее домой, Лиз считала себя счастливейшей женщиной в мире.

А с какой гордостью Грег взял на руки и понес к машине маленький узелок из белой простыни, из которого торчали темные волосы! Все его предубеждения против беременности словно рукой сняло. Он стал отцом – и девочка даже внешне была на него похожа.

Они привезли ее в квартиру, и сперва все шло чудесно. Правда, никакого особого интереса Грег к Рози не проявлял, а если совсем честно, то и к Лиз тоже, но, судя по всему, сами слова «моя дочь» ему нравились. «Моя дочь такая проворная», – говорил он заходившим в гости друзьям. Или: «Ходишь по комнате – а она с тебя глаз не сводит. Сообразительная!»

Но Рози росла, и Лиз подметила, что, пытаясь схватить погремушку или бутылочку, малышка всегда тянет пухлую правую руку и никогда – левую. И когда она начала ходить, а потом и бегать, то делала это не так, как другие дети. Рози норовила поставить левую ногу на носочек, нога эта, судя по всему, была слабее правой, и Рози чуть вело вбок, будто она слегка перебрала.

Матери других детей делали вид, будто не замечают, но Лиз все видела. Грег утверждал, что все в порядке, до тех пор, пока его вечно сонный брат не поинтересовался, что не так с Рози, и тогда Грег согласился показать девочку врачу. Услышав диагноз, Лиз едва не потеряла сознание. Грег же, напротив, остался безучастным.

У Рози диагностировали детский церебральный паралич, а вернее, гемиплегию. Левое полушарие ее мозга было повреждено – вероятно, при рождении или сразу после, и сказать, какая жизнь уготована ей, невозможно. Вслушиваясь в слова «инвалидная коляска», «эпилепсия» и «задержка в развитии», Лиз погружалась в состояние, сходное с трауром. Оставаясь одна, она рыдала и кричала, преисполненная ненависти к матерям здоровых детей, и говорила себе, что не справится.

Однако со временем она поняла, что Рози ничуть не изменилась. Да, ей поставили диагноз, налепили ярлык, но разве это что-то значит? Рози – все тот же чудесный ребенок, с уже посветлевшими волосами, пухлыми кулачками, серо-зелеными глазами и ямочками на щеках.

– Ну неужели она недоразвитая? – спросила Лиз Грега однажды вечером, когда она и Рози строили на полу башню из кубиков. – Ты только посмотри, какая она умная.

Но Грег промолчал.

Лиз казалось, что последней каплей стал ортез. Врачи сказали, что ортез придется надеть на левую ногу Рози – он растянет ахиллесово сухожилие и вернет ногу в естественное положение. Ортез Рози ненавидела: он натирал, на коже набухали водяные пузыри, и девочка норовила от него избавиться. Иногда, когда Рози отказывалась идти в ортезе и начинала передвигаться ползком, Грег кричал на нее, чем доводил ее до слез.

Однажды Лиз не выдержала и заорала в ответ, удивив и себя, и Грега. Она редко повышала голос, но сейчас из нее выплескивались ярость и гнев. Она и не подозревала, что умеет так орать. Она ожидала, что Грег закричит в ответ, но, когда умолкла, он опасливо посмотрел на нее.

– Так больше нельзя, – проговорил он почти с облегчением. Или это ей показалось? – Оставайся тут, пока не переедешь. А я у приятеля поживу.

Он собрал чемодан, сел на мотоцикл и укатил, а Лиз от потрясения даже не спросила, у какого приятеля он собирается пожить.

– Вот, Рози, мы с тобой и остались вдвоем, – сказала Лиз.

Она сидела на кухне и, утратив весь свой боевой пыл, с ложки кормила дочку йогуртом.

– Мама и Уози, – радостно повторила малышка.

Говорить Рози начала рано, а болезнь ее оказалась вовсе не такой запущенной, как предполагали врачи. Симптомы заболевания выражались слабо, и Рози справлялась с большинством повседневных задач, хотя они требовали от нее немалых усилий и возилась она дольше, чем обычные дети.

Вскоре после переезда в Корнуолл Рози сделали корректирующую операцию – удлинили мышцы и связки по всей левой ноге. Сперва ей прописали расширенный курс физиотерапии, который потом сократился до одного сеанса в неделю, затем – в месяц, а позже его заменили программой упражнений, которые девочка могла выполнять дома.

Сейчас, если забыть о ежегодных медосмотрах, Рози жила почти обычной жизнью. Ей даже удалось избавиться от ненавистного ортеза и заменить его стельками. Грегу стоило просто набраться терпения и верить…

К реальности Лиз вернул пронзительный вопль маленького мальчика, которого отец пытался усадить в коляску. Лиз посмотрела на Рози – та болтала ногами и по-прежнему не сводила глаз с детей.

– Так кофе хочется! – бойко сказала Лиз, решив, что им пора. – Пошли?

Они направились в кафе, где в кои-то веки побаловали себя капучино и апельсиновым соком, после чего заглянули в пару магазинчиков, торговавших странноватыми деревянными поделками и вычурной бижутерией, и мимо пабов, дорогих ресторанов и небольшого винзавода побрели обратно к фреске.

Рози захотела было подойти к гадалке и узнать будущее, но Лиз покачала головой:

– Лучше не надо. Это все чушь.

Она вдруг поняла, что к поездке Рози, скорее всего, понадобится новая одежда, ведь из джинсов девочка уже явно выросла, хоть в талии те пока еще сходились. Несмотря на все попытки Лиз хорошенько накормить дочь, Рози оставалась очень худой, а приличная толстовка у нее имелась лишь одна. Ее одноклассницы наверняка наберут с собой кучу нарядов.

Почувствовав, что сердце тревожно скакнуло, Лиз одернула себя. Грег же оплатил половину. Времени у нее достаточно, вполне успеет скопить недостающую сумму, купить одежду и еще наскрести немножко на карманные расходы. Пусть хоть сегодняшний день ничто не омрачает.

– Хочешь, прогуляемся еще чуть-чуть? Или поедем домой – поиграем во что-нибудь или кино посмотрим?

– Домой, – твердо сказала Рози, – тебе перед работой еще отдохнуть надо.

Шагая к машине, Лиз думала, что порой они с Рози будто меняются ролями. Хорошо это или плохо, она не знала, но так уж сложилось.

Парковка возле их дома была занята, и они решили оставить машину на холме, на углу Саут-стрит, возле бутиков.

– Здравствуйте! – услышала Лиз, выходя из машины.

Она обернулась и увидела Шарлотту Пеннифезер и ее мужа Тодда, одетых в яркие дождевики и внушительные походные ботинки из кожи.

Пеннифезеры, приезжавшие на выходные, владели большим домом с видом на море и двумя коттеджами рядом, которые сдавали. Шарлотте было под пятьдесят, и Лиз удивляло, как та все успевает, мало того что работает и ведет хозяйство, так еще и четверых детей умудрилась вырастить практически в одиночку, пока Тодд сколачивал состояние в лондонском Сити. Шарлотта всегда выглядела намного старше своих лет, однако сейчас, когда дети почти выросли, казалась отдохнувшей. Супруги, взявшись за руки, теперь частенько прогуливались по деревне.

Они сообщили Лиз, что ходили гулять по берегу и сейчас мечтают принять горячий душ.

– Как же мне тут нравится! – вздохнула Шарлотта. – Будь мы сейчас в Лондоне, Тодд непременно пригласил бы на ужин своих сослуживцев, человек восемь-десять, и я весь день протопталась бы на кухне.

Они распрощались, и Лиз едва успела подумать, что перед работой у нее есть еще целых два чудесных часа, как увидела Роберта. Тот направлялся прямо к ним, держа в руках большую коричневую картонную коробку. Шагал он быстро и, похоже, с головой погрузился в собственные мысли, казалось не замечая их с Рози, однако вдруг поднял взгляд и улыбнулся. К удивлению Лиз, Роберт остановился и поставил коробку на землю.

– Это твоя дочка? – спросил он.

Глаза его забегали. Лиз заметила у него на верхней губе болячку, которой днем раньше не было.

Рядом с матерью Рози забывала о стеснительности. Она сделала шаг вперед и важно представилась:

– Мое имя Розанна Брум, но все называют меня Рози.

Роберт опешил. Он оглядел Рози с ног до головы, и Лиз поняла, что от его внимания не укрылась и больная рука, неестественно прижатая к груди. Лиз то и дело просила Рози не сгибать так руку – если держать ее согнутой, рука затечет и со временем сделается совсем неподвижной.

Первой мыслью Лиз было извиниться и побыстрее уйти.

– Какой у тебя красивый ободок! – Роберт показал на темно-розовый бархатный ободок, который Рози сегодня надела. Ободок украшал матерчатый цветок в тон.

Рози улыбнулась своей смешной щербатой улыбкой.

– Мы с мамой вообще любим всякие украшения для волос, правда же, мам? Мы их сами делаем.

Она взглянула на Лиз, и та машинально дотронулась до ярко-желтой шифоновой ленты, стягивающей волосы в хвост. Утром ей показалось, что в такой яркий солнечный день лента будет как раз кстати.

– Да, правда, – Лиз старалась не смотреть на Роберта, чтобы не смущать его.

Он громко кашлянул и переступил с ноги на ногу.

– Я тут купил на распродаже тысячу кухонных салфеток за шесть фунтов. – Он кивнул на заклеенную клейкой лентой коробку, а потом зачем-то добавил: – Они синие.

– Практично… – Лучшего ответа Лиз не придумала.

Рози поспешила ей на выручку.

– Какая большая коробка! – воскликнула она. – Можно ее красиво разрисовать и сложить туда… хм… – она задумалась, – ну, например, запонки, и галстуки, и всякие такие мелочи.

Повисла тишина, а затем Роберт вдруг рассмеялся, громко и заразительно, – никогда прежде Лиз от него такого не слышала. Строго говоря, она, кажется, вообще ни разу не слышала его смех.

– Отличная идея! – Склонив голову набок, Роберт оглядел коробку, словно скульптор, оценивающий кусок мрамора. – Шкафов у меня и правда маловато, так что лишний ящик не помешает.

Довольная Рози предложила помочь разрисовать коробку, и Роберт охотно согласился.

– Ну что ж, счастлив был познакомиться, – шутливо-торжественно проговорил он и пожал на прощанье Рози руку. Лиз же он едва удостоил кивком.

«Похоже, с детьми он отлично ладит, – думала Лиз, глядя, как Роберт с коробкой в руках быстро удаляется в сторону ресторана, – это у него со взрослыми не получается».

– Какой милый, – сказала Рози, когда они, держась за руки, спускались с холма к дому.

– Угу, – промычала Лиз, думая, что порой люди ведут себя очень странно.

Она отпирала дверь «Голубки», когда со второго этажа спустилась Эсме и поинтересовалась, не чувствует ли Лиз запах газа.

В их коттедже, построенном в 1790 году, располагались две небольшие квартиры, и в жилище Эсме вела отдельная железная лестница сбоку. Эсме было лет шестьдесят, она занималась керамикой и снимала в соседней деревне студию с печью для обжига. Время от времени в местной галерее проводились ее выставки. Работы Эсме Лиз нравились, но и стоили они немало.

Эсме гармонично дополняла галерею знакомых Лиз чудаков: не отшельница, но что-то вроде, с удивительно старомодной манерой общения. Подружками они не стали, но как соседки прекрасно ладили. Эсме вечно сетовала на что-нибудь, и в последнее время особое ее недовольство вызывали граффити в общественных туалетах и хулиганы, сломавшие теплицу рядом с «Поймай омара». Разгул преступности, не иначе.

Лиз отправилась проверить, выключена ли у нее газовая плита, а Эсме, в темно-синем рабочем халате, из-под которого выглядывала длинная расклешенная черно-лиловая бязевая юбка, последовала за ней. Соседки сошлись на том, что газом все же не пахнет, и Эсме признала, что, видно, почудилось.

– Видите ли, у меня обостренное обоняние, – объяснила она, втягивая воздух тонким остреньким носом. Ее длинные седые волосы были собраны в жиденький пучок. – Вы даже не представляете, какое это мучение. Мои обонятельные нервы реагируют даже на самые слабые запахи.

Что такое обонятельные нервы, Лиз слабо себе представляла, однако быстро распахнула окно на кухне, догадавшись, в чем дело: с утра у нее чуть подгорел тост, и здесь до сих пор чувствовался еле уловимый запах.

После обеда они с Рози сыграли несколько партий в карты – больше всего они любили блэкджек, а затем Рози вытащила набор резиночек для рукоделия и разложила их на коленях. Из резиночек Рози мастерила замысловатые браслеты и ожерелья, продевая резинки одна в другую, так что получалась косичка, и соединяла края. Лиз с восторгом наблюдала за приобретавшим форму браслетом: пальцами здоровой руки Рози сплетала резиночки, а больной рукой придерживала растущую косичку.

Пока Рози плела, Лиз включила дочке «Холодное сердце». Они его уже видели раз пять, не меньше, но Рози, похоже, не надоедало. Накрывшись розовым пледом, Лиз откинулась на спинку кресла. Глаза слипались. Солнечный свет просачивался в окно, согревая ей плечи и левую щеку. Уткнувшись головой в кресло, она положила руку Рози на колено и уснула.

Ее сон разбился о яростное дребезжание – звонил стоявший на полке за телевизором телефон.

– Я возьму, – Рози вскочила, и резиночки разлетелись.

Пытаясь подняться, Лиз едва не свалилась. Во рту у нее пересохло, и несколько секунд она никак не могла взять в толк, где находится.

Судя по голосу Рози и ее коротким ответам, звонил кто-то малознакомый.

– Да. Нет. Спасибо, у нас все отлично. – И наконец, явно желая побыстрее закончить разговор: – Передать маме трубку?

Лиз подошла к телефону.

– Элиза?

Она тотчас же поняла, кто звонит, Элизой ее называл только отец. Для мамы она всегда была Лиз или, даже чаще, Лиззи.

Он звонил с мобильника, и связь то и дело прерывалась, так что Лиз с трудом понимала, о чем он говорит, но все же уловила, что отец и его жена Тоня на следующий день будут проездом в Плимуте – у них ночной паром до Сантандера.

– Мы бы хотели заскочить перед отъездом, – неуверенно проговорил он, – часов в двенадцать. Вы дома будете?

Довольно странно получится, если отец с Тоней приедут, а их с Рози дома не окажется, подумалось Лиз, но вслух она этого не сказала и лишь продиктовала адрес и объяснила, как найти их дом.

– Постучитесь к нам, и я дам вам разрешение на парковку. Возле дома можно только здешним. Если рядом все будет занято, поднимитесь на холм, там наверху обычно бывают свободные места.

Повесив трубку, она на секунду замерла в полной тишине. За все годы, что они с Рози тут жили, отец ни разу к ним не приезжал. Честно говоря, за это время они вообще с ним всего раз встречались, когда Давина, двадцатилетняя дочь Тони, ездила на какие-то спортивные сборы в Девон. Тогда Лиз с Рози провели вместе с ними целый день.

Она же не спросила, останутся ли они на обед, поняла вдруг Лиз и решила на всякий случай приготовить что-нибудь. Тоня всегда была привередливой в еде, это Лиз помнила, вот только у нее совершенно вылетело из головы, какие продукты мачеха не ест.

Рози вернулась к телевизору и досматривала «Холодное сердце», проворно сплетая правой рукой резиночки.

– Ты не помнишь, чего не ест Тоня? – спросила Лиз. Сейчас она быстро пробежится по магазинам, а потом приготовит ужин и начнет собираться на работу.

– Она не пьет молоко, не ест всяких моллюсков, еще мучное и дешевое мясо… – Рози отлично запоминала какие-то случайные факты, и Лиз мысленно вычеркивала пункты из списка продуктов. – А-а, ветчину и салями тоже не ест. Тоня говорит, они вредные для здоровья.

Лиз вздохнула.

– Она вообще хоть что-нибудь ест? Что же мне приготовить?

Рози просияла.

– Копченую семгу! Когда мы ходили обедать в то крутое кафе, она положила себе на тарелку целую гору семги.

Тоже мне радость. Взяв несколько пакетов, Лиз направилась к выходу, оставив Рози досматривать мультфильм. Копченая семга недешевая, и к тому же в их магазинчике ее вполне может не оказаться. Предупреди они пораньше – и она бы заехала в супермаркет.

И какой гарнир подают к семге? Если кто и знает, то это Алекс, но его телефона у Лиз нет, а в магазин надо срочно… С копченой семгой делают сэндвичи, но они не подходят, потому что в хлебе мука. Может, конечно, уже существует хлеб и без муки, но это вряд ли. Кроме того, им потом предстоит долгая поездка, так что надо накормить их чем-нибудь посущественнее сэндвичей…

Вот что: она приготовит рис. Лиз слышала, что копченая семга и рис прекрасно сочетаются. И побольше салата. Папа от салата не в восторге, но Тоня постоянно сидит на диетах, ей это придется по вкусу. А еще можно купить яблок, утром испечь с ними пирог и подать его с кремом или мороженым.

В доме нужно будет прибраться… Хорошо бы, конечно, постирать занавески и чехлы для мебели, но она уже не успеет. По правде говоря, ради такого случая Лиз и стены в гостиной покрасила бы – краска совсем поблекла, и Тоня этого наверняка не одобрит.

Поднимаясь вверх по улице, Лиз внезапно поймала себя на том, что волнуется: они так долго не виделись с отцом и Тоней. Им с Рози вообще нечасто приходилось принимать гостей, особенно родственников.

Нормально ли волноваться, что увидишь собственного отца? Вероятнее всего, нет. Впрочем, на обычного отца он все равно не похож, если, конечно, обычные отцы вообще существуют. Наверное, только в сказках, решила Лиз, ускоряя шаг, а в реальной жизни такого не бывает. Ладно, лучше уж ценить то, что есть, и не вытаскивать недостатки на свет божий. Так каждому будет проще. По крайней мере, должно бы.

 

Глава пятая

Когда Лиз заглянула к Рози попрощаться, девочка натягивала пижаму – красивую, чуть старомодную, в розово-белую клетку. Раньше на пижаме имелись и блестящие перламутровые пуговицы. Пижама – подарок Барбары из «Поймай омара», внучка которой из нее выросла. Пижама была из чистого хлопка и довольно дорогая.

Хотя Рози при желании неплохо справлялась с мелкими деталями, пуговицы всегда давались ей с трудом, а по утрам времени вечно не хватало, поэтому Лиз заменила их кнопками. То же самое она проделывала со всеми дочкиными юбками и брюками.

С перешиванием было много мороки, но Лиз привыкла. Она напоминала себе, что Рози с пуговицами пришлось бы еще сложнее, и не жаловалась. Больше всего на свете ее дочка мечтала ничем не отличаться от других девочек и походить на них во всем, до носочков и туфель. Вот только сбыться ее мечтам не суждено, поэтому остается лишь приладиться к тому, что есть.

Сейчас Рози воевала с верхней кнопкой – ткань так и норовила смяться. Лиз сдержалась и не бросилась на помощь, зная, что девочка должна учиться самостоятельности. Физиотерапевты твердили им: чтобы разработать больную руку, надо как можно чаще нагружать ее.

Смотреть, как малышка морщится и даже язык высунула от напряжения, было непросто. Наконец Рози притянула верхнюю часть кнопки к нижней и сдавила их.

– В полвосьмого по телевизору лотерея, не забудь посмотреть, – сказала Лиз, застегивая свою темно-синюю куртку, – и напиши мне сообщение, если мы выиграем.

Рози взяла с тумбочки розовый билетик, сунула его в нагрудный карман и погладила по нему.

– Не переживай, – торжественно сказала она, – непременно посмотрю! У меня, кстати, есть какое-то предчувствие.

Лиз рассмеялась.

– У тебя каждую неделю предчувствия!

Пэт с чашкой чая в руках уже устроилась в синем кресле. Они с Рози вместе радовались субботним вечерам, обе обожали передачи «Британия ищет таланты» и «Пойдем поужинаем?», и ради Пэт Рози временами даже соглашалась переключить канал и посмотреть какое-нибудь «древнее бабушкино кино», как она называла старые детективные сериалы, пусть многие они уже видели и за серию там убивали не менее одного или двух героев.

– О чем это я, – Пэт повернулась к Лиз, собравшейся уходить, – у Рика, похоже, новая любовь. Они с ней вместе сидели вчера в пабе. Прямо настоящие голубки.

– Мило. – О любовных победах Рика ей нравилось слушать, он недавно освоил интернет-знакомства и теперь наслаждался вниманием зрелых женщин со всей округи. Однако сегодня времени почти не оставалось. – Вы простите, но я побегу.

– Похоже, предыдущая его пассия предъявила ему ультиматум, – как ни в чем не бывало продолжала Пэт, – заявила, мол, останется с ним, только если он на ней женится. Ну а Рик ответил, что не собирается жениться – ни на ней, ни вообще. Она собрала вещички и была такова! – Пэт хихикнула. – А он времени даром не теряет!

Когда Лиз вышла из дома, небо заволокло тучами и начал накрапывать дождь, а на полпути к ресторану в небе сверкнула молния, следом глухо заворчал гром, и Лиз перешла на бег. На ней были тонкие туфли из искусственной кожи без каблука, и ходить весь вечер с мокрыми ногами не хотелось.

Едва Лиз вбежала в ресторан, как небеса разверзлись и хлынул ливень, способный за секунду вымочить до нитки. Она надеялась, что посетителей дождь не отпугнет, – чем больше народа, тем меньше вероятность, что ее уволят, а теперь, когда на горизонте маячит экскурсия в Лондон, деньги нужны как никогда прежде.

Джесс нарезал на кухне овощи, а Алекс с Джошем топтались на пороге с сигаретами в руках. Курить на кухне запрещалось, значит, Роберт пока еще не появлялся. Куревом тянуло повсюду.

– Ливень ужасный. – Лиз повязала вокруг талии передник, который забирала домой постирать и погладить, и расправила складки.

Джесс пробормотал что-то невнятное. Его кожа приобрела нездоровый сероватый оттенок, а под глазами залегли темные круги. Даже светлые кудряшки уныло обвисли и потускнели.

– У тебя все в порядке? – участливо спросила она.

– Ночь нелегкая выдалась.

– А-а, – протянула Лиз, – вечеринка? – Ничего удивительного. С закрытием ресторана день для многих только начинался.

Джесс ссыпал нарезанную морковку на противень и принялся за цукини.

– Это все виски, – вздохнул он, – я чего-то с самого начала перебрал. Зря я это – сейчас так хреново не было бы. До четырех утра тусили, – он покачал головой, – весь день сегодня проблевал.

Лиз поморщилась.

– Ну, значит, сегодня пораньше ляжешь.

– Не. Сегодня у одного кореша днюха – восемнадцать лет.

Накрывая на столы, Лиз восхищалась стойкостью молодого балбеса. Для нее тусить до четырех утра и в этот же день отправиться на следующую вечеринку было все равно что на Луну слетать.

Лавдей, естественно, опаздывала, до первых посетителей оставалось двадцать минут. Лиз хотела попросить Роберта помочь с напитками и поинтересовалась у Алекса, когда их начальник вернется. Разведенному шеф-повару было за тридцать, но выглядел Алекс намного моложе. Он учился в одном из лучших лондонских ресторанов и был отличным поваром, пусть даже чуть нерасторопным и чересчур педантичным.

– Он в квартиру поднялся, – ответил Алекс, мотнув головой вверх, – уже давно там торчит.

Лиз нахмурилась:

– Странно. Может, случилось что. Пойду-ка проверю.

Квартирой над рестораном владела состоятельная супружеская пара из Труро. Обычно квартира сдавалась, но предыдущие жильцы внезапно съехали, а новых ждали лишь через несколько недель.

Владельцы, знакомые Роберта, дали ему ключи и попросили приглядывать за квартирой. За это они платили ему, и тех денег хватало, чтобы продержаться зиму, когда посетители заглядывали в ресторан редко. Жил Роберт в собственной квартире в Полретене, и, насколько Лиз знала, из всех сотрудников ресторана дома у Роберта бывала только Лавдей.

Вход в квартиру располагался сбоку от ресторана, однако внутри, в самом дальнем углу, тоже имелась дверь, ведущая прямо на лестницу и обычно запертая. Ею Лиз и воспользовалась.

– Роберт? – позвала она.

Услышав его голос, Лиз поднялась по узенькой, устланной тонким бежевым ковром лестнице на второй этаж и заглянула сперва в небольшую кухню, а затем – в просторную гостиную, выходившую окнами на улицу. Квартира была меблированной, но казалась пустой и необжитой. Пахло здесь сыростью. Роберта нигде не было, и по еще более крутой лестнице Лиз двинулась наверх, в мезонин.

Лиз обнаружила Роберта в одной из двух спален – он стоял перед алюминиевой стремянкой и встревоженно смотрел на открытое окно в скошенной крыше. Струи воды стекали по стеклу и расползались лужей по ковру. Наверху, за окном, недружелюбно темнело небо.

– Да, погода отвратительная, – сказала Лиз, ожидая, что Роберт сейчас закроет окно.

Он обернулся проверить, кто это, после чего вновь сосредоточенно уставился на окно. Роберт походил на священника, который ждет небесного знамения.

– Тебе помочь? – озадаченно поинтересовалась Лиз.

– Что? – Роберт потер лоб и переступил с ноги на ногу.

Сердить его Лиз не хотелось, но темное пятно на полу неумолимо расползалось. Еще немного – и в гостиной снизу тоже закапает.

– Нет, я сам. Сам справлюсь.

Что-то в его тоне заставило Лиз замереть, и теперь она молча наблюдала, как Роберт занес ногу над ступенькой и обеими руками ухватился за боковины, словно собравшись карабкаться в гору. Он простоял так целую вечность, совсем как старик, который только проснулся и уговаривает непокорные, упрямые ноги сдвинуться с места.

В конце концов он убрал ногу со ступеньки и повернулся к Лиз, упорно глядя на ее черные туфли. Увидев его посеревшее лицо, Лиз испугалась, что Роберту плохо.

– Понимаешь, дело в том, что… – По-прежнему отводя взгляд, Роберт принялся грызть ноготь.

Лиз совсем растерялась и не знала, чего ожидать.

– Понимаешь… – Он снова кашлянул.

– Что? – Неужели это она успела его чем-то разозлить?

– Дело в том, что… – Он явно переживал, и Лиз уже решила было позвать на помощь. – Я боюсь высоты.

Лиз едва не расхохоталась, но Роберт выглядел таким несчастным, что, охваченная жалостью, она прикусила щеку.

– Разреши, – протиснувшись мимо него, она быстро, не дожидаясь возражений, взобралась на стремянку, – я закрою.

Потолки были высокие, и, чтобы дотянуться до окна, Лиз пришлось подняться на верхнюю ступеньку. Роберт придерживал скрипучую стремянку. Лиз ухватилась за металлическую ручку, потянула окно вниз, и оно плавно закрылось.

– Отлично! – с облегчением выдохнул Роберт, когда Лиз спустилась. – Спасибо.

Он буквально сиял, и на миг Лиз даже испугалась, что он ее расцелует. Она быстро оттащила стремянку подальше от мокрого пятна.

– Не за что. Ты молодец, что проверил, а то здесь все затопило бы.

Она уже направилась к лестнице, когда Роберт снова громко закашлялся.

– Э-хм… Лиз?

Она остановилась, разглядывая свой фартук. Ей не хотелось лишний раз смущать Роберта, но не смотреть на того, с кем разговариваешь, ужасно тяжело.

– Знаешь, я всю жизнь боюсь высоты, – робко проговорил он, – кажется, это началось еще в детстве. Отец заставил меня залезть на дерево, и я оттуда свалился.

– Вот это он зря! – воскликнула Лиз, почему-то вспомнив вдруг о Греге. Такая выходка – очень в его духе, если бы Грег вообще навещал Рози.

– Он был довольно неприятным человеком, – мрачно ответил Роберт.

Лиз захотелось узнать побольше, но расспросов Роберт не любил, к тому же с минуты на минуту должны были явиться гости.

– Ладно, за работу, посетители вот-вот придут… – Роберт шагнул к лестнице следом за Лиз и вдруг ни с того ни с сего спросил: – Как там твоя дочка?

С чего это он? Прежде никогда ее жизнью не интересовался.

– Спасибо, неплохо. В октябре собирается с классом в Лондон. И мы сейчас стараемся побольше скопить на поездку.

Лиз уже начала спускаться, когда Роберт осторожно тронул ее за плечо. Она остановилась.

– Я буду тебе очень признателен, если ты никому не расскажешь… ну, что я боюсь высоты. – Он сглотнул. – Ребята, Джесс с Джошем, они начнут…

– Конечно! – перебила его Лиз, представив безудержное веселье, которое охватило бы ее товарищей по кухне, узнай они об этом. Они бы ни за что не позволили ему забыть о случившемся. – Все останется между нами.

Украдкой наблюдая за Робертом, Лиз заметила, что хмуриться он перестал и на лице у него даже появилось некое подобие улыбки.

– Спасибо еще раз – за то, что помогла с окном.

– Да перестань. – Лиз подумала, что когда он не нервничает, то становится почти симпатичным. Набрать бы ему несколько фунтов, а то затягивает ремень до предела, чтобы темно-синие джинсы не свалились.

– Знаешь, я вот, например, вообще высоты не боюсь, – ободряюще заявила она, – но зато жуков терпеть не могу. Нет, «фольксваген жук» меня вполне устраивает, а когда надо сэкономить, я и сама веду себя как настоящая жучила, но вот насекомые – нет, спасибо, – она передернулась, – если они вдруг мне попадаются рядом с домом или, что куда хуже, прямо в квартире, у меня от страха в глазах темнеет и я зову на помощь Рози.

Ресторан заполнила веселая громкоголосая толпа – отчасти благодаря юбилею старшей миссис Ламбер, отпраздновать семидесятилетие который явилось все семейство, так что вечер пролетел быстро. Джон Ламбер заказал бутылку шампанского и несколько бутылок вина. Лиз знала, что Роберта это порадует.

Роберт и Алекс постоянно обновляли меню и придумывали новые блюда, которые пробовали сперва сами, прежде чем подать гостям. Будучи неплохим знатоком вин, Роберт обожал подбирать вино к определенным блюдам.

Пробегая мимо Роберта на кухню, Лиз перехватила его взгляд, и на этот раз он не отвел глаза, а напротив – едва заметно улыбнулся ей. Случившееся наверху – его тайна – словно протянуло между ними незримую цепочку.

Лиз не видела ничего удивительного в том, что кто-то боится высоты, – совершенно обычное дело, даже мило, но сам Роберт так смущался, что она ни за что не проболталась бы. Лиз надеялась, что Роберт ей поверил. Кажется, да. А вот незримую цепочку между ними она могла и нафантазировать.

Около восьми мобильник у нее в кармане завибрировал. Лиз прекрасно знала, что это означает, выскользнула на задний двор и прочла сообщение.

«Мама, привет. Мы пока еще не миллионеры!! Целую. Рози».

Лиз улыбнулась, представив, как Рози и Пэт, не отводя глаз от экрана, жадно ловят каждое слово диктора, объявляющего выигравшие номера, сверяются с билетиками и раздосадованно вздыхают. «Ну что ж, мы не разбогатели, давай-ка отпразднуем это чашечкой чая с шоколадным печеньем, – предложит, скорее всего, Пэт. – Нам ведь и так неплохо живется, правда, барашек мой?» У них обеих прекрасно получалось видеть в жизни лишь хорошее.

Отнеся на кухню последний поднос с чашками и блюдцами, Лиз заметила на стойке лишнюю ничейную порцию крем-брюле. Лавдей уже тоже явно приметила десерт, так что Лиз быстренько подхватила креманку и направилась к бару, где Роберт протирал бутылки.

– Держи. – Она поставила перед ним десерт и положила рядом ложку, завернутую в белую льняную салфетку.

Он смущенно посмотрел на крем-брюле, но, похоже, не нашел в себе сил отказаться, потому что позже Лиз обнаружила эту же креманку на столешнице в кухне, до блеска выскобленную.

Домой она вернулась почти в час ночи. Рози сопела под одеялом в своей кровати, а Пэт дремала в кресле. На коленях у нее лежала энциклопедия, открытая на статье про Лондон.

Выходит, Рози не удержалась и поделилась восторгами с Пэт. Лиз вспомнила, что Ламберы не поскупились сегодня на чаевые, и решила сразу же спрятать деньги в пустую банку из-под варенья с надписью «Рози – Лондон».

Как же хорошо, что скоро лето, чаевых прибавится, а еще Роберт предложил ей выйти в обеденную смену в следующую субботу. Лиз слегка удивилась: это смена Риты, и обычно в это время года одной официантки в обед бывает достаточно. Впрочем, не отказываться же, одну субботу Лиз вполне осилит. Жизнь явно налаживается.

За ночь распогодилось, и следующее утро встретило их солнцем и ясным небом. Лиз встала пораньше, чтобы успеть приготовить семгу с рисом и салатом и испечь яблочный пирог. Управившись с готовкой, она взялась за уборку – начала с гостиной, а потом дошла очередь и до кухни. Ванную Лиз оставила напоследок – чуть позже и ей, и Рози еще надо будет принять душ.

За кухонным столиком умещались лишь двое, и Лиз рассудила, что правильнее будет выставить на стол тарелки и разложить вилки с ножами, тогда каждый положит себе еду, а усядутся они в гостиной. Кресел в гостиной стояло два – синее и еще одно, желтое, с дырой в сиденье, так что Лиз набросила на него кремового цвета накидку. Поставив в гостиной два принесенных из кухни стула, постаралась запомнить, что колченогий надо приберечь для себя. Напоследок она разместила на подоконнике вазу с купленными в супермаркете нарциссами.

Когда Рози закончила завтракать – сама Лиз от волнения не взяла в рот ни крошки, – они приняли душ и навели чистоту в ванной. Часы показывали половину одиннадцатого. От утра и следа не осталось.

– Давай-ка одевайся, и побыстрее, – распорядилась Лиз, – вдруг они раньше приедут.

Рози готова была расплакаться.

– Что же мне надеть?..

Лиз тут же прокляла себя за то, что вздумала поторопить дочку.

– Тебе все идет, – она поцеловала Рози в макушку, – может, полосатую футболку и легинсы?

Рози не носила ни юбок, ни платьев: она ненавидела свои огромные кроссовки, а те специально покупались на размер больше, иначе в них не умещались ортопедические стельки.

Чтобы проветрить квартиру, Лиз приоткрыла окна и поспешила в спальню. Гардероб у нее самой был небогатый, поэтому она натянула джинсы и свою любимую свободную рубаху из белой марлевки, а темные волосы украсила шелковым цветком фуксии.

– Какая ты красавица! – воскликнула Рози, когда Лиз зашла к ней заправить постель и заплести косички. – Знаешь, скорей бы они уже приехали, а то я сейчас обделаюсь от страха.

В кои-то веки Лиз спустила это ей с рук. Они прождали до половины первого, а потом и до часу. Лиз запретила Рози включать телевизор, и девочка уселась с книгой в своей комнате на пол – садиться на покрывало ей тоже было нельзя.

Лиз тем временем расхаживала по квартире, пытаясь посмотреть на все вокруг свежим взглядом, глазами Тони. От внимания Тони не укроются ни темные пятна возле выключателей, ни единая мелочь, выдающая всю правду об их убогой, бестолковой жизни. Обычно Лиз не раздражали ни беспорядок, ни последствия дочкиных художеств, ни пыль под кроватями, но сегодня ей хотелось, чтобы всего этого не было.

Стрелка на часах доползла до цифры два и двинулась дальше, и Рози к этому времени уже так намаялась, что пошла на задний дворик позаниматься дыхательной гимнастикой.

– Миссис Спрингетт говорит, перед контрольными обязательно надо делать такую гимнастику, – объяснила Рози, когда Лиз выглянула проверить, как она. Миссис Спрингетт была их классной руководительницей. – Надо сперва глубоко вдохнуть… – Рози прикрыла глаза и втянула в себя воздух, выпятив грудь, – и медленно выдохнуть, а когда выдыхаешь, считать до четырех или пяти. Пф-ффф. – Она громко выдохнула и открыла глаза, чтобы убедиться, правильно ли Лиз проделывает то же самое.

– Медленнее, – сказала Рози.

– Пф-ффффф, – послушно повторила Лиз и плюхнулась на ступеньку. – Ой, у меня даже голова закружилась.

В дверь позвонили, и обе они замерли.

– Давай ты, – предложила Лиз, не в силах скрыть волнение.

– Ну нет, – уперлась Рози, – он же твой отец.

– Да, но он твой… – Она вдруг словно услышала себя со стороны. Ведет себя как ребенок. – Ладно, – буркнула она и вскочила, – открою.

Первой в их тесную прихожую вплыла Тоня в сиянии длинных темно-золотистых волос. Следом вошел Пол, отец Лиз. Он был на несколько дюймов ниже супруги.

– Давина заказала себе кое-какие продукты из «Вейтроуз», и нам пришлось ждать, когда их привезут, – объяснила Тоня вместо извинений. Впрочем, насколько Лиз поняла, это и были извинения. – Она всю ночь где-то развлекалась и домой опоздала. Поэтому мы к вам только на часок, не больше.

Пол понес в машину разрешение на парковку.

– Как доехали? – спросила Лиз, усадив наконец их обоих в кресла и примостившись на колченогом стуле.

– Хуже не бывает. – Тоня поправила большие черные очки на макушке и посмотрела на Пола. Тот кивнул.

Смахнув невидимую пылинку с белых обтягивающих джинсов, Тоня оглядела комнату.

– Послушай-ка, Лиз, – воскликнула она, будто увидев что-то неожиданное, – какая очаровательная квартирка!

Лиз просияла – не зря все утро наводила тут блеск.

Ей показалось, что отец постарел и потучнел. Невысокий и приземистый, он рано начал лысеть, а сейчас все оставшиеся волосы поседели, и его лицо, обрюзгшее и печальное, напоминало глиняную маску, которую Лиз как-то раз слепила в школе. Сперва она переборщила с водой, и глина потекла, так что пришлось начинать заново.

Над верхней губой у отца пробивались белые усики, которых в прошлый раз – неужели уже два года прошло? – там не было. Дышал он тяжело, словно проделал весь этот долгий путь пешком, а не сидя в машине.

На пороге появилась Рози, они оба повернулись к ней, и Лиз охватила гордость. Она знала – Рози смущается, но по ее виду этого было ни за что не угадать. По обыкновению слегка подпрыгивая, она подошла к своей приемной бабушке и протянула ей здоровую руку, совсем как Лиз ее научила.

– Бог ты мой, – поразилась Тоня, – как официально! Давай-ка лучше поцелуй меня.

Рози посмотрела на мать, та ободряюще улыбнулась, и девочка шагнула вперед, утонув в ароматах духов, пудры и лака для волос.

– Вот так-то лучше, – Тоня погладила Рози по спине, ногти у нее были длинными и красными, – ведь мы же друзья.

Они перекусили на заправке и проголодаться еще не успели.

– А поужинаем мы на борту, – сказала Тоня, когда Рози высвободилась из ее объятий, – судя по всему, ресторан там неплохой, верно, Пол?

Отец Лиз, почти с головой утонувший в желтом кресле, что-то одобрительно промычал.

– Я забронировала столик на девять вечера, – щебетала Тоня, – а тебе – никакого красного вина. – Перехватив удивленный взгляд Лиз, Тоня прикрыла ладонью губы и громко прошептала: – От вина он храпит!

Лиз уже собиралась расспросить их о путешествии, но Тоня снова посмотрела на Рози. Сжав колени, та сидела возле матери на пластмассовом стуле.

– Расскажи же, как у тебя дела в школе?

На этот вопрос существовало столько ответов, что Рози растерялась, не зная, с чего начать. К счастью, ей на выручку пришел Пол:

– Тон, ну кому захочется говорить о школе в воскресенье? Скажи, Рози, у тебя есть хобби? Чем тебе нравится заниматься?

Рози рассказала о рисовании, и Пол попросил показать ему что-нибудь. Рози принесла альбом с рисунками и уселась на пол рядом с дедушкой и его женой, а Лиз вспомнила времена, когда Тоня в их жизни еще не появилась. Тогда, после смерти матери, ни сама Лиз, ни ее отец не знали, куда себя деть, и отец едва переставлял ноги.

В то время Лиз повсюду мерещилась мать – в складках блестящих серебристых занавесок, которые мама сшила специально для их дома в Белхэме, в вязаном пледе, который мама когда-то смастерила для их спаниеля Бэзила и который после смерти пса Лиз выстирала и забрала себе. И в том удивительном времени суток, когда вечер перетекает в ночь, когда свет зажигать еще рано, но дом уже заполнили тени. В эти часы, если на улице было холодно, они с мамой надевали пальто и отправлялись на прогулку. Мама говорила, что перед сном полезно бывает подышать воздухом – так и сон будет крепче.

Осознав, что мать больше не вернется, Лиз начала бояться, что отец тоже умрет и она останется одна. Тогда у Лиз появилась новая цель – ухаживать за отцом, готовить его любимые блюда и радовать его, чтобы отогнать самое ужасное. В какой-то степени ее старания не прошли даром. Он вернулся на работу и даже опять улыбался, хотя очень скоро Лиз поняла, что была лишь жалкой тенью своей мамы.

Она думала, что отец так и проведет остаток своих дней в легкой депрессии, глядя по телевизору футбол или разгадывая кроссворды, которые бросал на половине. А потом он через брачное агентство познакомился с Тоней и все изменилось.

Тоня ураганом ворвалась в их жизнь. Она была младше отца на тринадцать лет, у нее имелась пятилетняя дочь Давина и весьма отчетливые представления обо всем на свете. Перед тем как поселиться у них, она настояла, чтобы дом заново отделали в смелом, современном стиле. Естественно, с занавесками пришлось распрощаться и с некоторой старой мебелью тоже. «Тебе почти восемнадцать, ты скоро поступишь в колледж, или университет, или еще куда-нибудь и уедешь, – решительно заявила она Лиз, – поэтому пусть Давина займет твою комнату. Вторая спальня чересчур мала».

Вообще-то Лиз не хотелось ни в колледж, ни в университет – она думала, что у нее просто не хватит сил покинуть отца. Поэтому, получив аттестат с отметками куда ниже среднего, она решила поискать работу и снять комнату. «Одной тебе будет намного лучше, – согласилась Тоня, когда Лиз завела об этом разговор, – кому захочется сидеть в четырех стенах с двумя стариками, когда можно жить как пташка вольная?»

Ей повезло, и работа нашлась очень быстро. Пусть Лиз требовалось лишь сидеть в приемной небольшого бухгалтерского офиса в Клэпеме, но это же было только начало. Телефон звонил нечасто, поэтому Лиз бесконечно готовила чай и кофе и выполняла личные поручения начальника – забирала из химчистки его одежду, покупала цветы его жене. Все это Лиз совершенно не смущало, ей нравилось быть полезной.

Однажды ее попросили сбегать в кулинарию через дорогу и принести сэндвичей. Выполняя это поручение, Лиз познакомилась с Грегом. Тот как раз дожидался свой багет с тунцом и огуречным салатом. Надо же – она до сих пор помнит, что он тогда заказал.

Грегу было двадцать три – всего на пять лет больше, чем ей, но выглядел он намного старше. Грег, сказавший, что работает «в подборе персонала», гонял на мотоцикле и выплачивал кредит за крохотную квартирку на Белхэм-Хай-роад, которую купил благодаря доставшемуся от бабушки наследству.

Болтать с ним было легко, и они договорились как-нибудь на этой же неделе пропустить по стаканчику. Вскоре Лиз проводила у Грега больше времени, чем в собственной съемной комнатушке, и Грег предложил ей переехать к нему: «Тогда тебе не придется платить за аренду и ты сможешь отдавать мне часть в уплату кредита». Звучало это вполне разумно, особенно если учесть, что ее квартирный хозяин все равно собирался вскоре делать ремонт и продавать жилье.

Несколько лет все шло вполне сносно. Грегу нравилось, что Лиз в свое время заботилась об отце и знала, как готовить и держать квартиру в чистоте. «Ты молодец, неприхотливая, – говорил он в порыве нежности и гладил ее темные волосы, – не то что некоторые мои знакомые, те прямо настоящие пиявки».

Когда Грег, повздорив с директором, бросил работу и задумал открыть собственное дело, Лиз слегка удивилась. «На чужого дядю работают только идиоты, – заявил он ей, – ты горбатишься, а сливки снимают они».

Говоря по правде, Лиз никогда не видела, чтобы Грег особо горбатился. Свободного времени у него было предостаточно, и он проводил его с друзьями, катался на мотоцикле и ходил в «качалку». Но Лиз ничего не сказала. Руководить собственным делом, сидя в их единственной спаленке, было, наверное, нелегко, но Грег утверждал, что свобода того стоит. Без его прежних доходов им приходилось трудновато, и, естественно, когда Лиз забеременела, он сильно встревожился. «Только этого не хватало, – мрачно проговорил он. – Может, аборт сделаешь?»

Но Лиз уже почувствовала изменения: грудь набухла, к горлу подступала тошнота, и крошечное существо, живущее у нее внутри, представлялось ей символом надежды, возродившейся из скорби по матери. Нет, избавиться от ребенка она не могла.

– Хочешь, я сделаю тебе браслет? – Голосок Рози вернул Лиз в настоящее.

– Нет, ангелочек, – ответила Тоня, – нам пора, иначе корабль уплывет без нас.

Лиз вскочила – так резко, что пластмассовый стул под ней лишь чудом не упал.

– Но вы даже чаю не выпили!

Тоня встала и поправила бирюзовую блузку с глубоким вырезом, открывающим загорелую веснушчатую кожу на груди.

– В другой раз. – Наградив Лиз ослепительной улыбкой, она бросила взгляд на тоненькие золотые часики на левом запястье. – Пошли, Пол, времени у нас в обрез.

Отец Лиз уперся в подлокотники и медленно поднялся – похоже, далось ему это нелегко.

– Прости, что мы так ненадолго, – сказал он Лиз, когда им наконец удалось взглянуть друг другу в лицо. Она вдохнула знакомый запах – пота и стирального порошка. – Но у тебя же все хорошо, да?

– Ну конечно! – радостно ответила она, поглядывая на Рози. Поставив одну ногу на другую, девочка прижалась к маме. – У нас все отлично, правда, Рози?

– Вот и хорошо, – сказал отец, – я так рад за вас обеих.

Он сунул руку в карман темно-синих брюк и вытащил коричневый бумажник. Лиз чувствовала, как Тоня буравит его взглядом, а отец достал из бумажника смятую банкноту и протянул ее дочери:

– Купите себе что-нибудь, вы с Рози.

Лиз хотела было отказаться, но Тоня уже тянула мужа к двери:

– Давай быстрее, а то опоздаем!

Лиз успела лишь чмокнуть отца в холодную щеку, он погладил Рози по голове, после чего они с Тоней уселись в машину и скрылись за холмом.

Мать и дочь стояли на пороге и смотрели им вслед. Когда черный автомобиль исчез из виду, Лиз взглянула на розовую бумажку, которую сжимала в левой руке. Он подарил ей пятьдесят фунтов.

– Смотри. – Она показала подарок Рози. Лиз вообще сомневалась, что держала прежде в руках пятьдесят фунтов. – Положим их тоже в нашу лондонскую копилку!

Девочка улыбнулась, но тотчас же нахмурилась:

– Они так ничего и не съели!

– Ну и ладно! – Лиз прикрыла дверь и сжала здоровую руку дочери. – Нам же больше достанется, верно?

 

Глава шестая

Проснулась Лиз в непривычно дурном настроении. Утренний туман в это время года еще не рассеивался в такой час, и Лиз с облегчением вздохнула, войдя в «Утренние новости» и увидев радостное лицо Айрис, сидевшей на своем обычном месте с журналом «Хелло!» в руках. Хорошо бы, хоть Айрис ее подбодрила.

– Ты как, радость моя? – с лондонской хрипотцой поинтересовалась Айрис. – Выглядишь, как дождливая среда.

– А сегодня и правда среда. И мокро, – уныло проговорила Лиз.

– Да ладно?! – Айрис недоверчиво посмотрела в окно. Оставляя грязные потеки на стекле, капли дождя шлепались на асфальт и превращались в брызги. – Я так зачиталась про Уильяма и Кейт, что про погоду напрочь забыла.

Молодой человек в белой спецодежде и ботинках с металлическими накладками попросил «Дейли миррор» и банку колы. Лиз отступила в сторону и дождалась, когда он расплатится.

После его ухода Айрис поинтересовалась, что случилось, и Лиз сама не заметила, как принялась рассказывать об отце.

– Они всего на час заехали – а может, вообще минут на пятьдесят, – пожаловалась она, – мы с отцом дай бог парой фраз перекинулись, и когда мы теперь увидимся – неизвестно. Я знаю, Тоня это не со зла, но она никому и слова вставить не дает. И выглядит папа не очень…

Айрис сочувственно поцокала языком и протянула Лиз чистую салфетку из открытой пачки.

– А вы с Рози не хотите съездить к ним в гости, когда они вернутся с отдыха?

Лиз высморкалась и покачала головой:

– У нас денег нет, к тому же у них в доме нам все равно негде остановиться. Там слишком тесно.

Тщательно выщипанные брови Айрис удивленно приподнялись.

– Ты же вроде говорила, там три спальни? В одной – твой отец, в другой – эта дочка, как ее там…

– Давина, – беспомощно сказала Лиз.

– Давина, – повторила Айрис с таким видом, будто раскусила что-то невкусное, – так вот, она во второй. Остается еще одна спальня.

Лиз стянула с мокрых волос розовый шифоновый шарф с нашитыми на него блестками и накрутила на палец.

– Да, но она совсем крошечная, честно. Туда умещается всего одна узкая кровать.

Айрис даже привстала, выпятив внушительную грудь, обтянутую леопардовым свитером.

– Ну, значит, она переедет на время в эту маленькую комнату, а вы с Рози поживете в ее. Это же всего на несколько дней, в конце концов!

Лиз такое и в голову бы не пришло. Просить Давину пустить их в ее комнату – об этом и речи быть не может. Айрис этого просто не понять. Давина любит, когда все ее вещи под рукой, и наверняка будет переживать, что Рози перепортит ей косметику.

– Что-то я разнылась, ты прости. – Лиз пожалела, что завела этот разговор. В конце концов, всем бывает непросто, она не одна такая.

Она записывала имя и адрес на обратной стороне лотерейного билетика, когда Айрис спросила вдруг, что Лиз собирается делать на Пасху. О Пасхе Лиз начисто забыла.

– Я еще не придумала, – честно призналась она, – наверное, пойдем с Рози к морю погулять. А может, свожу ее на какую-нибудь ферму, посмотреть цыплят.

– А приходите к нам на обед в воскресенье на Пасху? – Айрис пришла в восторг от собственной идеи. – Кристи будет вместе со Спенсером, а Даррен приведет свою новую подружку, Келли. Ну и моя мама, естественно, тоже с нами посидит. Она обожает шоколад – от пасхальных яиц ее не оторвать.

Лиз была искренне благодарна Айрис, но заявляться на чужой семейный праздник никогда бы не осмелилась.

– Нет, честно… – начала было она, но Айрис не слушала возражений.

– Я всегда жарю ягненка, – взахлеб рассказывала она, – а овощи и мясной соус – это по части Джима. А какой потрясающий соус у него получается, – она даже облизнулась, – мы все только рады будем. Попрошу Кристи, чтобы припрятала яиц, а детишки бы тогда их поискали. Ничего особенного, но малышня это все обожает, верно? А Спенсер будет счастлив поиграть с Рози. Иначе ему придется весь день проскучать в компании взрослых.

Лиз засомневалась. Рози и правда любила маленьких, у Джин она вечно с ними возилась, и Кристи наверняка порадуется, если кто-нибудь возьмется развлекать ее сына. Да и приятно в кои-то веки провести праздник не в одиночестве. К тому же это сгладит неприятные воспоминания об отце.

– Ладно, – согласилась наконец она, – но ты точно уверена?

– Ну ясное дело! – Айрис захлопала в ладоши, и ее золотые браслеты зазвенели. – Джим без ума от гостей, да и Кристи с Дарреном тоже. Обещаю тебе – отлично повеселимся!

С лотерейным билетиком и маленькой пачкой сигарет в руках Лиз вышла из магазина, надеясь, что поступила правильно и что Айрис пригласила ее в гости не просто из вежливости. В конце концов, они могут забежать совсем ненадолго, а если почувствуют себя лишними, сразу же уйдут. Рози так редко бывает в настоящих семьях – ей это полезно.

Она оттирала мыло с зеркала в туалете на третьем этаже – и как только они умудряются заляпать мылом зеркала? – когда ее мобильник зажужжал. Он лежал в кармане синего комбинезона, и Лиз отвечала, только если дело было действительно срочным. Когда она увидела, что звонят из школы, где учится Рози, сердце екнуло, но Лиз приказала себе не глупить: вероятнее всего, ничего страшного не случилось. Однако она быстро вытерла бумажным полотенцем руки и ответила на звонок.

– Миссис Брум? – Обращаясь к ней, они всегда называли ее «миссис», хотя замужем она и не была. Наверное, старомодная формальность. Грегу захотелось указать в свидетельстве о рождении Рози свою фамилию, Уайлдер, но Лиз добавила и свою – Брум, а переехав в Корнуолл, вычеркнула «Уайлдер».

Школьный секретарь сообщила, что на игровой площадке произошел неприятный эпизод.

– Ничего серьезного, Рози не пострадала, но немного расстроена и хочет домой.

Но Лиз поняла, что дело серьезное: Рози жизнерадостная девочка, она могла потревожить мать только в крайнем случае.

– Что произошло? – напряженно спросила Лиз.

Но секретарь отвечала с подозрительной осторожностью:

– Директор сейчас проводит беседу с другими детьми. Ей хотелось бы встретиться с вами, когда вы приедете. И Рози тоже вас ждет. Думаю, ей хочется, чтоб мама побыстрее ее обняла.

В голове у Лиз бешеным калейдоскопом замелькали картинки.

– Другие дети? – Она готова была поспорить, что виновник Кайл.

Ох, придушила бы его голыми руками!

Она взглянула в зеркало и отметила, что ее щеки горят. Когда Рози была младше, она часто становилась жертвой чужой жестокости, но со временем девочка научилась давать отпор.

В два счета закончив с зеркалом, Лиз протерла пол – она ненавидела бросать работу на полпути, – сняла спецодежду, убрала ее и моющие средства на место и позвонила Касе.

– Мне из школы звонили – я уезжаю, – сказала она начальнице. Кася с Джо находились где-то неподалеку, в том же здании.

– О господи! – воскликнула Кася с сильным польским акцентом, всегда готовая превратить неприятность в настоящую трагедию. – Что случилось?

Лиз коротко пересказала услышанное, и Кася заявила, что ехать надо немедля. Относиться к Касе можно было по-разному, но семью она всегда ставила на первое место. Впрочем, Кася вычтет эти часы и в конце недели положит в конверт Лиз немного меньше.

Лиз представила себе лицо Джо, когда Кася сообщит, что той придется в одиночку домывать третий этаж, а заодно и холл. Неделю от потрясения не оправится.

Рози сидела в красном кожаном кресле рядом с кабинетом директора. Она явно совсем недавно перестала плакать. Лицо было бледным, на щеках грязные разводы, нос припух. Миссис Спрингетт, классная руководительница Рози, топталась рядом, но Лиз ее и взглядом не удостоила, сразу бросившись к дочери.

– Что случилось?! – Она подняла Рози из кресла и прижала к себе, закутала в свою синюю куртку. Дочь была легкой, словно перышко, а сквозь школьную форму даже косточки прощупывались. – Что случилось?

Сперва Рози молчала, но Лиз разжала объятия, присела перед дочкой на корточки, посмотрела ей в глаза – и та заговорила:

– Они обзывались. Говорили, что я не умею ходить и что у меня здоровенная уродская нога.

Лиз вытащила из кармана салфетку и вытерла дочери глаза, отметив, что джемпер у Рози в грязи, брюки на коленях тоже испачканы и ладони грязные. Лиз хотелось заорать – плевать на кого. Ей хотелось оказаться с Рози вдвоем на необитаемом острове и больше никогда не видеть людей.

– Они сказали Рэйчел и Мэнди не играть со мной, потому что я калека, – запинаясь, выдавила Рози, – и тогда Мэнди сказала, что в Лондоне не хочет жить со мной в одном номере, потому что у меня вместо руки клешня. Они толкнули меня, я упала, а все вокруг смеялись.

Лиз отшатнулась, словно ее ударили.

– Да как они смеют… – процедила она сквозь зубы, – маленькие…

– Миссис Брум? – послышалось вдруг откуда-то сбоку. Лиз подняла голову и заметила наконец классную руководительницу. – Директор хотела бы поговорить с вами.

Лиз крепко сжала руку Рози, и они вместе зашли в кабинет директора, светлый и просторный. На столе из светлого дерева в центре кабинета громоздился большой компьютер.

Миссис Кокс – высокая седовласая женщина в темном жакете – поспешно встала и протянула Лиз руку. Они с Лиз познакомились давно – когда Рози была младше, Лиз часто приходила к директрисе обсудить поведение детей или пожаловаться на учителей, которые имели склонность недооценивать ее дочь. Многие считали, что если ее тело неполноценно, то и соображает она так же. Но по мере того как Рози взрослела, учителя научились реалистично оценивать ее способности, и со временем девочка освоилась и стала счастливей.

Миссис Кокс всегда старалась помочь, однако Лиз пришлось научиться отстаивать свои интересы. Директриса делала ровно столько, сколько от нее требовалось, и прежде всего заботилась о репутации школы. Главное – доброе имя школы. Миссис Кокс вовсе не желала, чтобы по деревне поползли слухи о травле в их начальной школе, и на самом деле ей лишь хотелось, чтобы Лиз держала язык за зубами.

– Я просто потрясена… – начала Лиз. Она редко повышала голос, но когда дело касалось Рози, в ней просыпалась тигрица.

Директриса выставила вперед руку, словно защищаясь от напора:

– Прошу вас, садитесь.

Ее спокойствие передалось Лиз, и она выполнила просьбу. Рози забралась к ней на колени, что в последнее время делала крайне редко, считая себя уже достаточно взрослой. Как оказалось, случилось все утром, когда дети играли, и учителя уже выяснили, кто из детей участвовал в этом. Миссис Кокс провела с ними беседу, а в конце дня каждый из них отнесет домой родителям письменный выговор.

– Я сказала им, что подобное поведение мы спускать не собираемся, – по-деловому сдержанно сообщила она, – и я подчеркнула, как безжалостно и неразумно они обошлись с Рози, и они принесли ей свои извинения.

Лиз взглянула на дочь – та сидела, опустив голову. Рози ненавидела, когда внимание всех вокруг было приковано именно к ней, и мечтала ничем не отличаться от других.

– У меня сложилось впечатление, что они искренне раскаиваются, – продолжала миссис Кокс, – и я уверена, что мои слова достигли цели. Некоторые из детей даже заплакали…

Она не сводила глаз с Лиз, но та лишь плотнее сжала губы. Ни капли в ней не было жалости к мучителям своей дочери, они вскоре обо всем забудут, а Рози теперь страдать очень и очень долго.

– Отдельно я поговорила с мальчиком, который ее толкнул, – с едва заметным самодовольством добавила миссис Кокс.

Лиз снова перевела взгляд на Рози. Уголки губ у той грустно опустились. Кайл. Ну естественно.

– Он сказал, что раскаивается и что больше подобного не случится.

Лиз почувствовала, как кровь прилила к щекам, а сердце неистово заколотилось. Это все, на что ее хватило, хотя на самом деле ее разрывало желание вскочить и врезать кому-нибудь кулаком.

– С того самого дня, когда моя дочь пришла в вашу школу, этот мальчик, Кайл, отравляет ее жизнь! – выпалила она дрожащим от возмущения голосом. – Он развязал настоящую травлю, и мне это уже до смерти осточертело. Я хочу, чтобы его как следует наказали. В противном случае я пожалуюсь в попечительский совет и потребую принять меры. – Она и сама немного удивилась собственной дерзости, но, судя по всему, желаемого добилась.

Глаза у миссис Кокс чуть расширились, она явственно побледнела.

– Это лишнее, – торопливо проговорила она, – уверяю вас, мы уже запустили очень строгую процедуру дисциплинарного взыскания, – она откашлялась, – но вы правы, возможно, нам следует ужесточить наказание.

Лиз молча выжидала.

– Мы на неделю отстраним Кайла от уроков, – проговорила директриса, – а его родители получат извещение, в котором мы подробно объясним причины этих мер. Надеюсь, подобные шаги вас удовлетворят?

Лиз кивнула, обрадованная этой маленькой победой, и ободряюще обняла Рози, тихо, как мышка, сидящую у нее на коленях. Они обе знали – Кайл не изменится, но это хотя бы ненадолго охладит его пыл. Лиз только надеялась, что его родители ничего не выкинут. Их она тоже знала.

Они ехали домой по узким проселочным дорогам, по обеим сторонам тянулись поля. Все еще накрапывал дождь, и почти все бурые коровы лежали в траве. Сперва Рози молчала, погруженная в собственные мысли.

– Прости, что тебя оторвали от работы, – тихо проговорила она наконец.

– Ничего страшного, – ласково ответила Лиз, – звони в любое время, ты же знаешь.

На перекрестке они остановились, пропуская трактор с тюками прессованного сена. Фермер наклонился к окну и помахал им.

– Думаешь, Мэнди и правда не захочет жить со мной в одном номере, когда мы поедем в Лондон?

Лиз почувствовала, что лицо вновь заливает краска. Несправедливость и жестокость ошеломляли ее. Мэнди считалась подружкой Рози, одной из тех немногих, кто не замечал ее искривленной ноги и больной руки.

– Уверена, что это не так, – ответила Лиз, изо всех сил стараясь смягчить удар, – просто она очень испугалась Кайла и не смогла ему возразить. Боюсь, зачинщики всегда такие – они заставляют других детей совершать поступки против их воли. Сегодня вечером мама Мэнди с ней поговорит. Она наверняка очень расстроится, когда получит выговор от директора.

В машине повисло молчание, и Лиз с опаской ждала следующего вопроса.

– Почему я калека?

Лиз тяжело сглотнула.

– Потому что, когда ты родилась, возникли осложнения и к тебе прицепилась инфекция. Сперва тебе было совсем плохо, но ты у меня настоящий боец и смогла выкарабкаться. Ты особенная. Ты мое маленькое сокровище, и другой дочки мне не надо.

Они снова притормозили: на дороге появился мужчина в резиновых сапогах и зеленом дождевике. Впереди бежали, гавкая, две колли. Перейдя дорогу, троица направилась к деревянным воротам, ведущим в поле, где паслись овцы.

– Вот бы я не хромала, – проговорила Рози, – и чтобы обе руки у меня были нормальные. И я бы могла носить красивые туфли, как мои подружки.

Лиз глубоко вздохнула.

– Понимаю. Но ведь тогда ты уже не была бы особенной, верно? Ты стала бы такой же, как все вокруг. Скучной и обычной.

Рози молчала, обдумывая эти слова.

Неподалеку от дома Лиз заметила Эсме в длинной лиловой юбке. Соседка тоже возвращалась домой. Лиз притормозила – сзади все равно не было машин – и дождалась, когда Эсме скроется за дверью. Сегодня Лиз не была настроена на болтовню.

Заехав на парковку позади дома, Лиз заметила, что занавески на окне в ее спальне подняты, – значит, перед уходом она забыла их задернуть. Они с Рози ушли в пять утра, но, по ощущениям, прошла целая вечность.

– Знаешь, я не против стать скучной и обычной, – тихо проговорила Рози.

Вечером, уходя на работу, Лиз чувствовала себя особенно виноватой, потому что Рози жаловалась на головную боль и пришлось дать ей лекарство.

– Постарайся хорошенько выспаться. – Она обняла дочку и поцеловала ее в нос.

Девочка сидела перед телевизором, завернувшись в розовый плед и поглаживая тапок-котенка. Рядом стояло кресло Пэт.

– Утром тебе уже будет лучше.

– А мне завтра тоже надо в школу? – спросила Рози, прекрасно зная, что ответит мама.

– Конечно. Миссис Кокс поговорила с ними. Тебя больше не станут дразнить.

– Почему бы ей и не отдохнуть денек… – пробормотала Пэт, во всем поддерживающая Рози, – я бы присмотрела за ней.

Однако Лиз покачала головой. Она надеялась, что про завтрашний урок физкультуры Рози забыла. Эти уроки девочка ненавидела: ей приходилось выполнять особые упражнения, а она хотела делать то же, что и одноклассники. Переодевание тоже давалось ей непросто, и она вечно была последней.

Прибежав в «Улитку на часах», Лиз с облегчением узнала, что посетителей в этот вечер ожидается немного. Впрочем, она вечно переживала, что Роберт решит сократить ее смены. Пока подобного еще не происходило – по его словам, ресторан должен работать, даже когда гостей мало. Некоторые специально приезжают сюда из Плимута, оттуда рукой подать, и Роберту не хотелось, чтобы за его рестораном закрепилась слава туристического места. Лиз и не жаловалась – работа ей была нужна.

Когда Лиз вошла в ресторан, Лавдей, демонстрируя несвойственную ей пунктуальность, уже накрывала на столы.

– Привет!

Лавдей вздрогнула и подняла голову. Вокруг глаз виднелись размазанные потеки туши, а из длинных темных волос девушка навертела огромный пучок, похожий на воронье гнездо.

– Ой… – вырвалось у Лиз.

– Знаешь, денек у меня выдался тот еще! Будь ты на моем месте, тоже бы не скакала от радости.

Как выяснилось, Лавдей и почтальон Натан, с которым она крутила роман, собирались в город за покупками. Натан постарался побыстрее разнести почту, потому что они хотели выбрать ему кроссовки, а ей – джинсы и блузки, но стоило им лишь выехать из Тремарнока, как бензин кончился.

– И вот мы остановились в какой-то поганой, богом забытой глуши, – жаловалась Лавдей, – и он пешком потащился в гараж, потому что запасной канистры у него с собой не было, а до гаража топать было несколько миль, и мне пришлось сто лет проторчать в этой тупой тачке под дождем.

Лиз прониклась сочувствием к Натану.

– Когда он вернулся, я уже промерзла и голодная была как собака, и через пару часов мне уже надо было припереться сюда, в этот гадюшник… – Она выразительно обвела глазами зал, чтобы ни у кого не осталось сомнений, о каком именно гадюшнике идет речь. – И на самом деле мы запросто успели бы, не будь дядя Роберт такой скотиной. Вот зачем он требует приходить в полшестого? Сегодня тут как в морге, ни души!

– Да, не повезло, – Лиз повесила пальто на крючок и повязала фартук, предусмотрительно умолчав о том, что к половине шестого Лавдей все равно приходит крайне редко. – А завтра у тебя не получится съездить?

– Нет, потому что вечеринка у Спайка сегодня! – заявила девушка. – А надеть мне нечего.

– Хочешь, я тебе одолжу что-нибудь? – неуверенно предложила Лиз. – Если тебе что-нибудь мое нравится.

– Не, – недовольно пробурчала Лавдей. – Это Натан во всем виноват. И че он не заправился-то перед отъездом? – Она бросила на стол пачку салфеток и пошла передохнуть на задний двор.

Поправив стопку салфеток, Лиз направилась на кухню узнать, как дела у Джесса.

– Чего-то она не в духе сегодня. Даже хуже, чем обычно. – Джесс чистил лук и вытирал рукавом глаза.

Лиз вкратце пересказала услышанное.

– Она что, шашни крутит с этим придурком? – Луковая шелуха полетела в стоявшее у ног Джесса мусорное ведро. – Ну и дура, – с деланым безразличием бросил он, но вышло неправдоподобно.

Лиз наклонилась к нему и прошептала так, чтобы никто больше не слышал:

– По-моему, она его бросит. – Похоже, Лавдей старательно испытывала на прочность всех молодых представителей мужского пола, обитающих в их деревне, поэтому слова Лиз откровением не были. – И, думаю, очень скоро. – Она провела пальцем, словно ножом, по горлу и кивнула.

– И неудивительно, – Джесс тотчас оживился, – ты его вообще видела? Вылитая морковка.

Под конец вечера, когда Роберт, сидя за дальним столиком, подсчитывал выручку, Лиз принесла ему оставшийся кусок торта безе. Он с благодарностью принял блюдце и начал жевать.

Лиз обдумывала вопрос всю ночь и решила, что настало время его задать. Как бы это ни было неприятно.

– Я тут подумала… – нерешительно начала она. Роберт с такой жадностью расправлялся с десертом, словно его сто лет не кормили. – Я подумала… – Она выпрямилась. Ну же, Лиз, смелее. Он не кусается. – В субботу я выхожу в дневную смену. Ничего, если я приведу Рози с собой? – на одном дыхании выпалила она. – Дочка не будет мешаться, обещаю. Посидит в уголке, книжку почитает.

Отложив ложку, Роберт поднял голову и почему-то посмотрел на левую щеку Лиз. Она что, испачкалась? Лиз машинально подняла руку и быстро провела ею по щеке.

Она понимала, что просьба ее звучит неуместно, но невозможно было догадаться, что думает об этом Роберт. Лиз казалось, будто сама она съежилась и стала меньше.

– Я не хочу оставлять ее одну, – затараторила она, – понимаешь, обычно за ней присматривает Пэт, но в эту субботу Пэт поедет в гости к племяннице. Руби предложила привести Рози к ней, но Рози не очень близко с ней знакома, поэтому я…

– Что-то случилось?

Озадаченная его вопросом, Лиз не сразу нашлась что ответить. Ей ужасно не хотелось посвящать Роберта в их трудности, но бросить Рози в одиночестве после всего, что произошло в школе, было еще хуже.

– Нет, – соврала она, – все отлично.

Он словно проверял ее, и это раздражало. На столике перед Робертом горела свечка, и Лиз заметила в его карих глазах янтарный отсвет, которого прежде не видела.

– Лиз, если что-то случилось…

Роберт старательно отводил взгляд, но в голосе его звучала такая искренность, что Лиз стало совестно его обманывать. К тому же врать она все равно не умела.

– Сегодня в школе у Рози произошла неприятная история, – начала она и в нескольких словах пересказала случившееся.

Когда она умолкла, Роберт нахмурился, и на секунду Лиз почудилось, что он откажет. На то имелись самые веские причины: это небезопасно, посетителям может не понравиться, Рози займет целый столик, да мало ли что еще. Лиз не обиделась бы.

– Приводи Рози, – наконец сказал он, – и в углу сидеть ей не придется – наверху ей будет удобнее.

Лиз облегченно выдохнула – она и сама не заметила, что почти перестала дышать.

– Спасибо тебе огромное! – воскликнула она. – Я тебе так признательна…

Роберт смущенно уставился в записную книжку и схватил ручку. Про торт он, похоже, напрочь забыл.

– Тогда до завтра! – попрощалась она, полагая, что разговор окончен, но Роберт, вместо того чтобы вернуться к подсчетам, взъерошил свои густые каштановые волосы и вздохнул.

– Люди! – в сердцах выпалил он. – Какие они иногда жестокие!

Лиз удивилась. Он говорил так, словно и сам когда-то стал жертвой людской злобы. Может, намекает на отца, который загонял его на дерево? Или на бывшую невесту? Лиз вспомнила рассказы Лавдей о том, как невеста Роберта бросила его прямо перед свадьбой и разбила ему сердце. Похоже, он до сих пор не оправился.

Видно, незаурядная попалась девушка – столько времени прошло, а он до сих пор убивается. А возможно, навсегда останется безутешен. Некоторые так и живут.

 

Глава седьмая

На следующий день Рози не хотелось идти в школу, девочка по-прежнему жаловалась на головную боль. Лиз с радостью оставила бы ее дома, но она знала, что Рози важно побыстрее оказаться среди других детей. И пропусти она работу – зарплату за неделю урежут, а этого допускать нельзя. Тем не менее по пути к дому Джин Лиз вновь чувствовала себя виноватой, хотя старательно это скрывала.

Приехав вечером за Рози, она с облегчением убедилась, что день прошел гладко. Судя по всему, сегодня Мэнди и Рэйчел были особенно приветливы с Рози, а Кайл, разумеется, в школу не приходил.

– Мы сидели на лавочке, а другой мальчик, Чарли, подошел и уставился на меня, – рассказывала Рози, когда они ехали домой, – а я ему тогда крикнула: «Ты что, сфоткаться со мной хочешь?» – и он убежал.

– Узнаю мою дочку, – Лиз показала в зеркало большой палец, – пора научиться давать отпор. – На самом же деле Лиз боялась, что история не закончилась и что Кайл, вернувшись, припомнит обиду. Впрочем, сразу он не полезет – побоится, а Лиз тем временем научит Рози, как постоять за себя. Когда Лиз сказала, что в субботу возьмет Рози с собой в «Улитку на часах», девочка пришла в восторг.

– А можно я тоже буду обслуживать посетителей?

Когда Рози услышала отрицательный ответ, в голову ей тут же пришла новая идея:

– Тогда я возьму с собой краски и раскрашу коробку – помнишь, тот милый мужчина с коробкой предложил ее раскрасить?

Лиз улыбнулась.

– Нет, в чужой квартире рисовать нельзя, еще испачкаешь что-нибудь. Да и вообще он, скорее всего, давно и думать забыл про эту коробку. Ты даже не представляешь, сколько у него всяких дел.

Когда они пришли в ресторан, Роберт на заднем дворе вытаскивал из ящика бутылки белого вина и расставлял их по полкам высокого, до потолка, шкафа, стоявшего под выкрашенным светлой краской навесом.

– Ничего, если я отведу Рози наверх, в квартиру? – спросила Лиз, надеясь, что Роберт не забыл о своем обещании.

Роберт, нагнувшийся над ящиком, резко выпрямился, словно Лиз застигла его врасплох. На нем были выцветшие джинсы и мятая бледно-голубая рубаха с закатанными до локтя рукавами. Вид у него был удивленный, и Лиз решила, что он все-таки забыл.

– Что? Да, разумеется!

Он отбросил упавшие на глаза волосы. Роберт был очень высоким и худым и казался Лиз похожим на бегуна-стайера, тощего и выносливого. Сама того не желая, Лиз отметила, что плечи у него широкие, а мышцы накачанные. Наверное, потому что он постоянно таскает тяжеленные ящики с вином.

Лиз сняла с крючка на кухне ключ от квартиры и отвела Рози в гостиную.

Одно из окон было слегка приоткрыто, и затхлый запах исчез. Посреди комнаты стоял журнальный столик в виде судового сундука с большим ключом в бронзовой замочной скважине, и Лиз, к собственному удивлению, увидела на столике небольшую вазочку с голубыми гиацинтами, пакет апельсинового сока и пачку печенья на серебряном подносе.

– Смотри, – сказала Рози, плюхнувшись на оливково-зеленый диван, – это же коробка того мужчины! – Она показала под стол, и Лиз заметила большую коричневую картонную коробку с логотипом магазина скидок.

– Роберт, – поправила девочку Лиз, – его зовут Роберт. Не называй его «тот мужчина».

– Да я не против, – послышалось сзади.

Лиз обернулась и увидела на пороге Роберта. Входя, он чуть наклонился, чтобы не задеть головой притолоку. Роберт едва заметно улыбался, и Лиз поняла, что краснеет, но ничего поделать с собой не могла.

– Здравствуй еще раз, Рози. Надеюсь, тебе тут нравится?

Рози забралась на диван с ногами, и Лиз велела ей слезть, однако Роберт заявил, что ничего страшного.

– Я тут подумал, пока твоя мама работает, может, ты немного порисуешь? – Он кивнул на коробку. Роберт скрестил на груди руки, словно защищаясь, но с Рози он разговаривал намного спокойнее, чем с Лиз. – Помнишь, мы с тобой это обсуждали? Раскрасишь ее для меня?

Рози подпрыгнула.

– Конечно, раскрашу! Какой у вас любимый цвет?

Лиз нахмурилась.

– Я не разрешила ей брать с собой краски. От них слишком много…

Договорить она не успела – Рози вытащила из своего черного рюкзачка коробку акварельных красок.

– У меня и блестки есть, и трафарет, а еще такие блестящие ручки. Вы любите цветы? Цветы я очень хорошо рисую. – Рози на секунду умолкла. – Или это для девчонок? Я могу и машины нарисовать, и лодки, если хотите, вот только они у меня хуже получаются.

– Хм… – он потер подбородок, на котором пробивалась щетина, – а море ты умеешь рисовать? Или, например, рыб?

Рози просияла.

– Обожаю рисовать рыб! А с одной стороны сделаю тогда осьминога!

– Ты уверен, что она тут ничего не испортит? – встревожилась Лиз. – Она же все перепачкает. Особенно блестки…

– Я расстелю газеты, – перебил ее Роберт. Он вытащил коробку и переставил ее на деревянный обеденный стол возле окна. – Смотри, вот здесь тебе будет светлее.

Он пошел за газетами, а Лиз тем временем показала Рози, где туалет.

– Ничего не передвигай, – строго наставляла она, – и руки у тебя будут в краске, поэтому стены и мебель не трогай.

Вернувшись в ресторан, Лиз тотчас же попала в самую гущу событий. Джош кричал на Джесса за то, что тот слишком крупно порезал морковку, а Роберт шептал что-то на ухо Алексу, который слушал его со страдальческим видом. Лиз уже собиралась было поинтересоваться, в чем дело, когда Роберт поднял палец и подозвал всех к себе.

– Сегодня у нас ресторанный критик из Лондона, – сказал он, откашлявшись, – Рита узнала ее по фотографии в «Дейли пост». У нее куча читателей, поэтому все должно быть на высшем уровне.

Сердце у Лиз подпрыгнуло, она понимала, как важно это для Роберта. Нет, для всех. Отзыв об их ресторане будут читать по всей стране – или прославятся, или опозорятся.

– Она только приехала, – продолжал Роберт, – Лиз, обслужи ее. Рита уже работает с двумя столиками – первым и вторым. Порекомендуй ей гребешки, крабов с острым соусом или жареную камбалу, но ничего не навязывай. – Он повернулся к Алексу: – Как по-твоему, что лучше всего подойдет для десерта?

Алекс почесал голову.

– Наверное, ореховый торт со сливками или мандариновое суфле.

Роберт кивнул, а потом, заметив по выражению лица Лиз, что она не согласна, добавил:

– Ничего страшного, если она выберет еще что-то. Это только на тот случай, если спросит совета.

Лиз забежала в туалет и посмотрелась в зеркало. Знай она заранее, подготовилась бы и накрасилась. А сейчас уже поздно. Она заново стянула волосы в хвост, обвязала лентой, сплетенной из красной, белой и серой шерсти, быстро расчесала челку и взяла карту вин.

«Да успокойся же», – уговаривала она себя, чувствуя, как потеют ладони и колотится сердце. Сегодня в кои-то веки ей понадобилось собрать все свое хладнокровие и не подвести – хотя бы ради Роберта.

Критик, миловидная женщина чуть за тридцать с блестящими, коротко стриженными каштановыми волосами, в которых проглядывали рыжие пряди, сидела за столиком возле окна. Она приехала с подругой. Обе выглядели ухоженными и довольными жизнью. Одежда выдавала в них неместных. Сама критик была в темно-синем джемпере, из-под которого выглядывала белая блузка, а ее подруга была в фиолетовом жакете – ветреным субботним днем рядовой житель Корнуолла едва ли разоделся бы подобным образом, даже собираясь в модный ресторан. Местные предпочитали вязаные свитера и толстые ветровки.

Улыбаясь своей самой любезной улыбкой, Лиз отметила, что гостьи хотели бы в качестве аперитива – обе заказали джин с тоником, – и едва не задрожала, когда ни одна не прельстилась ни гребешками, ни камбалой. Критик заказала устриц и карри по-индонезийски с морепродуктами – блюдо, придуманное Робертом и Алексом в качестве эксперимента. Ее подруга остановила свой выбор на кальмаре с огурцами и салате, а в качестве основного блюда взяла треску с жареной картошкой.

Когда Лиз покинула дам, к ним подошел Роберт, и они, прислушавшись к его мнению, выбрали белое французское вино из Лангедока, – это немного успокоило Лиз. После пары бокалов гостьи принялись громко что-то обсуждать, время от времени заливисто смеясь, и Лиз решила, что им и без камбалы неплохо.

Подав горячее, она попросила Риту прикрыть ее ненадолго и побежала наверх проведать Рози. Девочка раскрашивала кисточкой чешую на большой серебристо-зеленой рыбине, напоминающей скумбрию. Длинная и изящная, рыбина проплывала сквозь чащу водорослей, а те отбрасывали на нее тень. Картинка и правда выходила милой.

Рози сидела чересчур близко, почти уткнувшись в коробку, и от внимания Лиз это не укрылось.

– Ты зачем так близко села? – нахмурилась она. – Сейчас нос краской вымажешь!

Но Рози сделала вид, будто не слышит.

Пол был усыпан блестками, но Лиз знала, что пылесос легко с ними справится.

– А это у тебя откуда? – спросила она, заметив на столе стакан апельсиновой газировки.

– Это он принес. Роберт, – ответила Рози, не отрываясь от рисунка, – он сказал, что будет складывать в эту коробку свитера. Сказал, что для носков она чересчур красивая.

Лиз преисполнилась признательности: если бы не его доброта, малышке казалось бы, что она лишь мешается под ногами.

Вернувшись в ресторан, Лиз увидела, что тарелки на ее столике опустели – от горячего ни крошки не осталось. Лиз забрала тарелки, подлила вина и снова принесла меню.

До ее слуха донеслось, как критик – ее звали Гретель – рассказывает о каком-то мужчине, который ей, совершенно очевидно, нравился.

– Он просто потрясающий. – Она расплылась в улыбке и, наклонившись к подруге, громко прошептала: – Жаль только, что женат. Всех лучших уже разобрали.

Ее подружка кивнула и прошептала в ответ:

– А ты заметила красавчика, который владеет этим рестораном? Тоже неплох, правда?

– Ага, – согласилась Гретель, – волосы чудесные, и глаза красивые. Я бы не возражала, если бы сегодня ночью он вдруг оказался у меня в номере. – Она вздохнула: – Но нет. Работа отдельно, развлечения отдельно. Вот если бы мы остались на подольше…

Лиз, сама не зная почему, вдруг разозлилась.

– Готовы заказать? – холодно поинтересовалась она, но тотчас же опомнилась и любезно улыбнулась: – У нас чудесный ореховый торт со взбитыми сливками и мандариновое суфле.

Когда посетительницы последовали ее совету и заказали по суфле и торту, Лиз тихо ликовала. К заказу они добавили дорогое десертное вино, но на этот раз Лиз не стала звать Роберта, а посоветовала вино сама.

К тому моменту, когда гостьи расправились с десертом, щеки у них пылали, они закатали рукава, сняли жакеты и то и дело принимались хихикать.

– Это изумительно! – воскликнула Гретель, обращаясь к Лиз, и блаженно вздохнула. Она вытерла губы измятой льняной салфеткой и театральным жестом бросила ее на стол. – Я сейчас лопну!

Старательно скрывая восторг, Лиз уже собиралась было предложить им кофе за счет заведения, когда критик заявила:

– Мы хотели бы лично поблагодарить шеф-повара. А заодно и хозяина ресторана. У вас такое необычное и смелое меню!

Позабыв свой недавний гнев, Лиз бросилась разыскивать Роберта и Алекса, представляя, в каком восторге будет последний. Лиз распахнула дверь на кухню и замерла от удивления. Посреди кухни она увидела Джесса – он сбросил лямки рабочего комбинезона, снял футболку и, оставшись с голым торсом, играл бицепсами, любуясь собственным отражением в висящей за плитой панели из нержавейки. Больше на кухне не было ни души.

– Это еще что такое… – начала она, но Джесс еще и рта не успел открыть, как сзади кто-то тихо охнул.

Обернувшись, Лиз, к собственному ужасу, увидела, что критик решила не дожидаться, когда Лиз приведет к ней повара, пошла следом и теперь стояла у нее за спиной. От страха у Лиз голова кругом пошла, зато Джесс, похоже, ничуть не смутился и лишь пожал плечами.

– Тут жарковато, – пояснил он со своим раскатистым западным говорком, в последний раз быстро согнул руку в локте и опустил ее. Его светлые кудри растрепались, а накачанный благодаря серфингу торс блестел от пота. – И я всегда беру с собой запасную футболку, – добавил Джесс. Он наклонился, поднял брошенную на пол одежду и промокнул пот под мышками белой тенниской. – Она у меня в сумке. Я как раз собирался переодеться – я ж не знал, что вы сюда придете.

В эту секунду в дверях, ведущих на задний двор, показался Роберт. Он застыл на месте и перевел ошарашенный взгляд со своего полуголого работника на критика и ее подружку, которые, разинув рты, таращились на Джесса.

– Это что еще… – выдавил он, и Лиз стиснула зубы, готовясь к буре.

Но до бури дело не дошло.

– Ой, не надо! – воскликнула Гретель.

Лиз удивленно посмотрела на нее.

– В смысле – можешь и не одеваться. – Гретель игриво заулыбалась, заметив, что все взгляды обращены на нее. – Тебе и так неплохо, – добавила она, томно опуская глаза. Ее подружка хихикнула и с деланой строгостью прошипела:

– Гретель!

Осознав, что стал объектом всеобщего восхищения, Джесс оживился и широко улыбнулся, обнажив белоснежные зубы.

– Могу и больше показать, девушки, вы только скажите. – Он кокетливо вильнул узкими бедрами и ухватился за толстый кожаный ремень на джинсах, но поймал гневный взгляд Роберта и опустил руки. – Впрочем, – чуть пристыженно проговорил Джесс, – лучше мне, наверное, одеться.

Он послушно кивнул Роберту и поспешил убраться прочь, но перед этим успел напоследок помахать дамам.

Роберт, хмурясь, нервно отбросил волосы с изрезанного морщинами лба.

– Я приношу свои… – начал он, но Гретель подняла руку.

– Прекратите, – сказала она, – мы так вкусно уже сто лет не ели, а это – самая настоящая вишенка на торте. – Она весело улыбнулась. – Обещаю – я напишу о вашем ресторане блестящий отзыв, особенно теперь, когда я видела, какое сокровище вы прячете у себя на кухне!

Когда гостьи уехали, все радостно вздохнули – кроме Джесса, обидевшегося на Роберта за нагоняй, не такой уж и строгий, учитывая обстоятельства.

– Больше никогда! – выговаривал ему Роберт. – Хочешь переодеться – отправляйся в подсобку и закрой дверь!

Лиз, однако, заметила на лице у Роберта слабую тень улыбки, укрывшуюся от глаз Джесса.

– Уф… – выдохнула Лиз, и Роберт украдкой показал ей большой палец.

Во всей этой суматохе она едва не забыла о Рози, но, проводив последнего гостя, сломя голову бросилась наверх.

Дочь – судя по всему, очень довольная – добавляла последние штрихи к картине. Стол и пол вокруг были уставлены баночками краски, завалены кистями и газетами, но Лиз быстро прошлась пылесосом, выбросила газеты в уличный контейнер, унесла в ресторан серебряный поднос, и комната обрела прежний вид. Теперь было не догадаться, что сюда кто-то заходил.

– Спасибо тебе, – сказала она Роберту на прощанье. Надев пальто, они с Рози заглянули на задний двор, где Роберт убирал пустые бутылки в контейнер. – Мне и правда не хотелось оставлять ее одну так надолго.

– Не за что. – К нему вернулась его обычная отстраненность, и ответил Роберт скорее Рози, чем ей.

Перед открытием ресторана он переоделся и весь вечер ходил в свободной белой рубахе и темных джинсах. Лиз заметила у него на носу темное пятно – наверное, пыль с бутылок. За исключением этого, ничто не выдавало, какой суматошный у них выдался вечер.

– Вообще-то я хотел поговорить с тобой. – Его взгляд остановился на Лиз, но тотчас же переместился на какую-то невидимую точку у нее за спиной. Лиз едва не обернулась, чтобы выяснить, куда он смотрит, однако быстро вспомнила, что это его обычная манера. – Сегодня твоя помощь была очень кстати, – проговорил он и принялся грызть ноготь, – и не только потому что к нам вдруг заявились эти дамы. Дело раскручивается, и я хотел тебя спросить, не сможешь ли ты всегда выходить и по субботам, по крайней мере, до конца лета?

Мысли в голове у Лиз закружились. В свете приближающейся экскурсии в Лондон деньги ей не помешают – Лиз пока еще с трудом представляла, как будет за нее расплачиваться, даже с учетом тех пятидесяти фунтов, которые ей подарил отец. Вот только правильно ли будет оставлять Рози одну на целых четыре часа посреди дня? И можно ли попросить Пэт присмотреть за малышкой? Лиз и так злоупотребляла ее добротой, к тому же по субботам Пэт обычно навещает родственников.

Она уже хотела попросить разрешения подумать, когда Роберт громко кашлянул.

– А ты можешь приходить когда захочешь, – он снова обратился к Рози, – конечно, тебе удобнее будет расположиться в квартире, но когда въедут новые жильцы, я могу поставить для тебя столик прямо в ресторане, где-нибудь сбоку. Это, наверное, скучновато, но ты же можешь мастерить что-нибудь… Впрочем, тебе, возможно, интереснее будет провести день с друзьями.

Лиз подумала, что не попросит об этом Роберта ни за что, разве только в самом крайнем случае. Чтобы такое вошло в привычку, допускать нельзя. А подружки Рози не рвутся играть с ней по субботам – даже Мэнди и Рэйчел. Впрочем, этого Роберту все равно не понять, хотя за предложение Лиз была ему благодарна.

– Ладно, я согласна, – выпалила вдруг Лиз и только потом сообразила поглядеть на Рози: – То есть если ты не против.

Та явно расстроилась.

– А когда же мы будем гулять? И пить чай в «Салоне у Пегги»? Получается, у нас только воскресенье осталось?

Лиз сглотнула.

– Это только до конца сентября, ладно? – Она постаралась взять себя в руки. Ей и самой будет не хватать их прогулок. – Такое было бы подспорье.

– Ну ладно, но только до сентября, – нехотя согласилась Рози.

Лиз вдруг вспомнила о Роберте – он теперь перевел взгляд куда-то ей в ноги, но ловил каждое их слово.

– Прости, – заговорила Лиз, пожалев, что ей вздумалось обсудить эту тему с Рози прямо сейчас. Ему об их проблемах знать вовсе не обязательно.

– С другой стороны, – внезапно сказал он, качая головой, – я что-то не подумал. Ведь мне достаточно, если ты выйдешь не на четыре часа, а на два. С половины одиннадцатого до половины первого.

Лиз радостно улыбнулась. Отличный выход! Тогда у них останется время, чтобы прогуляться и выпить чаю в «Салоне у Пегги», и не будет ее всего два часа – это совсем недолго. Она не сомневалась, что Джин, Руби, Дженни или даже Тони Катт запросто подменят Пэт, если у той не выйдет присмотреть за Рози. И Рози вряд ли будет против. Если уж ни у кого больше не получится, Лиз попросит Эсме или Рика Кейна – девочка сможет помочь ему в магазине.

– Летом зарплату я удвою, – быстро добавил Роберт. Лиз хотела было возразить, но он опередил ее: – Мне надо отвезти эти бутылки на утилизацию, пока там еще не закрыто. – Роберт наклонился и поставил еще две бутылки в ящик, показывая, что разговор окончен.

Они с Рози поднимались на холм, и Лиз не могла поверить собственному счастью. Четырнадцать фунтов в час. То есть двадцать восемь за два часа, а не за четыре. Это значительно поправит их положение – при том что она по-прежнему будет проводить все утро и почти весь день с Рози.

Лиз вспомнила, что рассказывала Роберту об экскурсии в Лондон, когда помогала закрыть окно в квартире. В голову ей закралось отвратительное подозрение. А что, если он не забыл о ее словах? Может, ему вовсе не нужна помощь? Что, если он просто жалеет ее?

Да нет же, он ведет собственное дело, и не станет платить другим только по доброте душевной, когда работает сам на себя. Если он сказал, что нужна официантка, значит, так оно и есть. Все-таки Гретель обещала расхвалить ресторан. Вот Роберт и ждет наплыва гостей.

 

Глава восьмая

Близилась Пасха, и Лиз ловила себя на мысли, что ждет не дождется семейного торжества у Айрис. Им с Рози вполне хватало друг дружки, однако порой она задавалась вопросом, как проходят праздники в обычных семьях.

Их часто приглашали в гости. Раньше, когда они только переехали сюда и еще не успели толком познакомиться с соседями, Лиз с благодарностью принимала некоторые из приглашений, но чувствовала себя на чужих торжествах неловко и решила, что лучше им с Рози оставаться вдвоем.

Впрочем, порой, гуляя по деревне, Лиз останавливалась и заглядывала в окна. Иногда, увидев накрытый стол, за которым сидело человек восемь-десять, она ускоряла шаг в надежде, что Рози ничего не заметила.

Труднее всего приходилось на Рождество. В предпраздничной суете все жители деревеньки сновали по украшенным фонариками улицам и забредали к соседям, угощаясь пирожками и глинтвейном. В десять утра двадцать пятого декабря самые отчаянные храбрецы шли окунуться в море, а остальные брали в «Поймай омара» чего-нибудь покрепче и наблюдали за смельчаками с набережной.

Но примерно в полдень, когда каждый оседал в кругу собственной семьи, Лиз и Рози оставались в одиночестве. Разворачивая подарки, притворно удивлялись, но занимало это всего несколько минут, а впереди их ждал еще весь день и вечер в компании друг друга. Впрочем, Рози, кажется, не придавала этому особого значения. Дома ее ничего не расстраивало – только школа доставляла неприятности.

Айрис пригласила их к двенадцати, поэтому поднялись они не спеша, затем Лиз помогла Рози проделать упражнения для разминки, о которых они нередко забывали из-за спешки и которые Рози ненавидела. Рози улеглась на пол на спину, а Лиз поставила рядом банку бобов – сперва слева от нее, потом справа, и девочка, не отрывая тела от пола, пыталась дотянуться до банки. От напряжения Рози даже постанывала.

Закончив с этим упражнением, Рози перевернулась на живот, Лиз ухватила девочку за ноги, и Рози, переступая руками, «зашагала» по комнате. Это проделывалось, чтобы укрепить плечевые мышцы и одинаково распределять нагрузку между обеими руками. Затем Рози катала здоровой рукой мяч, опершись на больную, чтобы еще больше ее задействовать.

– Ну хватит уже! – взмолилась девочка, когда они проделали шесть упражнений. Лиз видела, что дочка вымотана, и, как обычно, чувствовала себя чудовищем, но все это было во благо Рози.

– Ты у меня молодец! – похвалила она, обнимая Рози. – А сейчас хватит работать, пора веселиться!

Рози надела джинсы и пушистый розовый джемпер и под него белую футболку – на тот случай, если у Айрис будет жарко. Лиз тоже натянула джинсы и свободную желтую блузку в мелкий синий цветочек. Рози считала, что маме блузка велика, и Лиз надевала ее крайне редко, однако расцветка была как раз для пасхального обеда.

Рози захотелось пойти с распущенными волосами, потому Лиз особенно тщательно расчесала их – такие густые, прямые и блестящие. Рози ими гордилась, и не зря.

– Может, подрежем кончики? – спросила Лиз, вспомнив, что в последний раз подстригала их довольно давно, и теперь волосы у Рози отросли ниже лопаток. Но та отказалась – хотела отрастить волосы так, чтобы на них можно было сидеть.

Заглянув в коробку с украшениями для волос, Лиз отыскала бело-желтый обруч в стиле 50-х, подходящий к ее блузке.

Посмотрев на себя в зеркало над маленьким комодом, она решила, что еще немного – и челка будет лезть в глаза. Лиз взяла кухонные ножницы и немного подровняла ее. Чик, чик, чик. Коротенькие обрезки волос упали ей на нос, и она чихнула. Стряхнула усыпавшие грудь волосы на ладонь и выбросила их в корзину для мусора.

Лиз уже успела забыть, как выглядят ее собственные брови, – темные и тонкие, они выгибались дугой посредине и превращались в тонкие ниточки по бокам. Глаза тоже казались темными, и на секунду Лиз почудилось, что из зеркала на нее смотрит та девчонка, что однажды зацепила Грега.

Она отвела взгляд. Как же давно это было. Лиз надела желто-белый обруч и убедилась, что он хорошо держится. Все, она готова!

Взявшись за руки, они с Рози отправились в магазинчик, специально выбрав долгую дорогу – по мощенной булыжником Фор-стрит до гавани, а дальше по набережной. Остановились перекинуться парой слов с Эсме, которая спешила в католическую церковь в Кэрдью-Хайтс, но перед этим собиралась заскочить к Руби, и с Барбарой, поливавшей цветы возле «Поймай омара».

День выдался замечательный – прохладный и ветреный, но солнечный, и в воздухе ощущалось что-то новое, но Лиз никак не могла решить, что это – ощущение праздника или весна, уже окрасившая в бледно-зеленый деревья и заставившая цветы в оконных ящиках набирать бутоны.

На улицах стало многолюдно, и некоторых из тех, кто жил в съемных коттеджах, Лиз даже не знала. Радостное семейство – мама, папа и двое мальчишек возраста Рози – тащили к заливу ведра и крабовые ловушки. Судя по тому, что все они были одеты в яркие ветровки, шорты и тапочки, ясно было, что деньги у них есть. Мать семейства, блондинка с изящной стрижкой, вышагивала в довольно откровенных красных шортах, а на макушке блестели большие солнечные очки. Отец, загорелый и подтянутый, словно только что вернулся с горнолыжного курорта. Но сильнее всего бросались в глаза их лица – спокойные и гладкие. Возможно, в отпуске все так выглядят.

«Смелые, – подумала Лиз, – не побоялись выйти на пляж в такую погоду». Ветер дул холодный, вряд ли семейка долго выдержит.

У входа в магазин они столкнулись с Тони Каттом. По пятам за ним следовал миловидный молодой человек. На обоих были похожие светло-голубые шарфы и, подметила Лиз, ярко-красные кеды.

– Познакомьтесь с Фелипе, – громко представил Тони своего спутника, – он из Бразилии и по-английски ни слова не знает.

Фелипе, оливково-смуглый длинноволосый брюнет, пожал плечами и улыбнулся Лиз, а та протянула ему руку.

– Он по-испански говорит, да? – спросила Рози, с любопытством разглядывая незнакомца.

– По-португальски, – весело поправил ее Тони, – ужасный язык. Я нанял ему частного учителя, но, боюсь, Фелипе – страшно ленивый ученик. – Он с обожанием взглянул на Фелипе, и тот обнажил зубы в ответной улыбке. Оба они выглядели по уши влюбленными.

В магазине было не протолкнуться, а пасхальные яйца почти закончились. Лиз и Рози выбрали большого зайца из молочного шоколада для Спенсера, трюфели в золотой с серебряным коробке для Айрис и Джима и такую же коробку для матери Айрис.

– Жаль, что мы вчера не выиграли в лотерею. – Рози показала на верхнюю полку. В выставленной там коробке лежало гигантское шоколадное яйцо, а вокруг него несколько других, помельче.

– Да ты бы лопнула! – рассмеялась Лиз.

– А вот и нет! – сказала Рози.

Машину они оставили на обычном месте возле офисного здания. Совсем пустая парковка выглядела непривычно, как и темные окна без признаков жизни внутри. Во вторник, когда все вернутся после праздников, картинка здесь будет совсем другая.

Рози уже несколько лет не бывала в «Утренних новостях», и ей не терпелось снова увидеть Айрис и освежить в памяти место, где мама каждую неделю покупает лотерейные билетики.

– И Айрис все время тут сидит? – спросила Рози, разглядывая через окно кассу. – Здесь всегда так пусто?

Лиз вдруг осознала, что в магазин и правда захаживало человека два, да и то если повезет. Порой за то время, пока она болтала с Айрис, других покупателей так и не появлялось, даже если Лиз забегала за билетиком после работы. Лиз догадывалась, что держать в наши дни газетный киоск – дело не самое прибыльное. Может, если им перебраться поближе к центру, дела пойдут в гору?

– А вот и наша крошка Рози! – Айрис выбралась из-за кассы, заспешила им навстречу и крепко обняла Рози.

Выглядела Айрис сногсшибательно. Она выпрямила свои от природы вьющиеся рыжие волосы, и теперь те лежали аккуратной шапкой, так что видны были тщательно подстриженные пряди. На веки Айрис наложила толстый слой лиловых теней, а на ресницы не пожалела туши. Она благоухала цветочными духами и позвякивала золотыми браслетами на руках, прямо как Цыганка Роуз Ли.

Рози засмущалась и отступила назад, и Айрис воскликнула:

– Прости, солнышко! Зря я на тебя так набросилась. Просто твоя мама столько о тебе рассказывает, и ведь я помню тебя вот такой! – Наклонившись, она приложила ладонь к колену и крикнула Джиму: – Они пришли!

Из ведущей на склад двери вышел Джим. Он тоже принарядился.

– Очень элегантно! – похвалила Лиз его бело-голубую клетчатую рубашку.

Невысокий, с круглым пивным животиком и седыми волосами, Джим уже начал лысеть и слегка напоминал Лиз ее отца, хотя и был значительно моложе Пола.

– Пойдемте, – радостно сказал он, приобнял Лиз и повел ее к лестнице наверх, – Айрис сейчас запрет дверь и тоже к нам присоединится. Смысла тут сидеть все равно нет, за целое утро ни души не было.

Дома у Айрис Лиз прежде не бывала и, карабкаясь вверх по темной узкой лестнице, даже встревожилась, что Рози будет разочарована, однако вскоре они очутились на лестничной площадке, где за дверью оказалась небольшая, но светлая квартирка, с одной стороны которой располагались три спальни и кухня, а с другой – совмещенная со столовой гостиная.

Впрочем, времени оценить все это у Лиз не было: не успела она осмотреться, как двери начали открываться и другие хозяева устремились навстречу Лиз и Рози, улыбаясь и обнимая их. И как только они все уместились в такой крошечной квартире? Невероятно. Лишь матери Айрис среди них пока не было.

– Наша красотка смотрит «Жителей Ист-Энда», – сказал Джим, будто прочитав мысли Лиз, – вот учует угощение – и выйдет.

Осторожно, стараясь не наступить на разбросанные по бордовому ковру игрушки Спенсера, Лиз добралась до гостиной. Спенсер оказался очаровательным пухлым малышом, пока еще неуверенно переставлявшим ноги, светловолосым и с огромными голубыми глазами.

Посидев минуты две рядом с Лиз на коричневом бархатном диване, Рози опустилась на четвереньки и, к Спенсеровым изумлению и восторгу, принялась доставать из пластмассового гаража игрушечные машинки. В гараже имелся и лифт, но механизм работал с перебоями, поэтому игрушечные человечки то и дело валились вниз.

– Ой! – воскликнула Рози, когда очередной человечек кувыркнулся на пол, и Спенсер залился счастливым смехом.

– Малыши ее любят, да? – спросила Кристи.

Лиз давно ее знала, но разговоры с Кристи давались ей нелегко. Кристи был двадцать один год, а значит, разница между ними составляла двенадцать лет – столько же, сколько между Лиз и Айрис, но Лиз казалось, что у них намного больше общего с Айрис.

Кристи тоже воспитывала ребенка в одиночку, однако она по-прежнему жила с родителями. Айрис легко признавала, что насквозь избаловала дочь. «Ничего не могу с собой поделать, – оправдывалась она, в очередной раз сообщив, что ей придется посидеть со Спенсером, потому что Кристи пойдет развлечься. – Она просто смотрит на меня, а глаза у нее такие огромные и синие, в отца, – ну я и таю. Впрочем, я не жалуюсь. Спенсер ангелочек».

Вспоминая раннее детство Рози, Лиз не могла припомнить ни единого случая, когда она сама ходила бы куда-нибудь – одна или с Грегом. Родственников, желающих помочь, у них не было, и на няню денег не хватало. Естественно, сам Грег перестраивать устоявшийся ход жизни и не думал и каждую ночь пропадал где-то с друзьями, а вот Лиз пришлось распрощаться с прежними привычками и быстро стать взрослой.

– Что пить будешь? – Громкий голос Джима вырвал ее из воспоминаний.

Лиз задумалась. В последнее время она вообще не пила и не знала, что выбрать.

– Хм… А что у вас есть? Мне то же, что и всем.

Джим рассмеялся:

– Да у нас тут целый склад, прямо как в магазине. Все что душе угодно – пиво, лагер, вино, джин с тоником. Ее мама, я знаю, не откажется от виски, – Джим мотнул головой в сторону двери и вопросительно взглянул на Лиз.

– Нет, спасибо, – быстро проговорила Лиз, подумав о том, что ей еще садиться за руль, – я лучше выпью вина.

– Пап, а мне тогда лагер, ладно?

Даррен, их девятнадцатилетний сын, расположился напротив Лиз, положив татуированную руку на плечи своей худощавой блондинистой подружки Келли.

Время от времени Даррен заглядывал в магазинчик, но помогал редко – по крайней мере, Лиз так показалось. Он учился в колледже на водопроводчика, но Айрис то и дело жаловалась, что он прогуливает занятия.

Даррен был симпатичным пареньком с коротко стриженными высветленными волосами, маленьким золотым колечком в левом ухе и доброжелательной улыбкой, намного более общительным, чем его сестра.

– Где ты сейчас живешь, Лиз? – вежливо поинтересовался он, а услышав ответ, не удержался: – Так там же скукотища, разве нет?

Лиз объяснила, что тишина ей нравится, хотя летом, когда приезжают туристы, их деревенька оживает.

– Но ведь вечером-то там и пойти особо некуда? – Похоже, Даррен никак не мог взять в толк, как кому-то вообще пришло в голову поселиться в такой тоскливой дыре.

– По ночным клубам я почти не хожу, – сказала она и поправилась: – Да вообще не хожу. Так что это меня особенно не беспокоит. А те, кто помоложе, постоянно устраивают у нас вечеринки. Кажется, когда пабы закрываются, они перебираются к кому-нибудь домой.

Даррен был потрясен.

– Не ходишь по клубам? Да ты, считай, и не жила! – Он взглянул на Келли, и та кивнула. Девушка с таким счастливым видом прижималась к Даррену, что ясно было – она согласится с каждым его словом. – Надо как-нибудь сводить тебя в «Удочку». Мы вместе отлично там оттянемся. Прикольно будет, вот увидишь. – Он наклонился к Кристи, которая наблюдала, как Рози играет на полу со Спенсером: – Верно же, Крис? Давай вытащим Лиз как-нибудь в клубец?

Кристи подняла голову и кивнула:

– Давай. Только не в «Удочку». – Судя по ее виду, эта идея особого восторга у нее не вызвала. – Лучше в «Премию».

Даррен фыркнул:

– Ну не-е, там одни шлюхи и педики.

– Я прошу прощения! – В комнату, источая цветочный аромат, вплыла Айрис, до этого гремевшая на кухне кастрюлями. Она потрепала сына по волосам: – Вы бы, юноша, язык попридержали, а то сейчас вымою вам рот с мылом.

В гостиную вернулся Джим – он принес вино для Лиз, Кристи и Келли, бутылку лагера для Даррена и пиво для себя самого. Айрис смешала себе джин с тоником и подняла повыше бокал:

– Чин-чин!

– Ваше здоровье! – хором ответили все остальные.

Совсем скоро из кухни поползли самые аппетитные запахи, и в животе у Лиз заурчало. Она предложила Айрис свою помощь, но та отказалась:

– Сиди и отдыхай. У меня все под контролем.

– Знаменитые последние слова, – поддел Джим, обнимая жену. Он подмигнул Лиз: – За ней глаз да глаз. Ей стоит чуть выпить – и пиши пропало!

– Врешь! – расхохоталась Айрис. – Готовлю я лучше тебя, это уж точно!

– Так и есть, – кивнул Джим, – я и женился-то на тебе только ради ужинов. – Он театрально умолк на секунду. – Хотя нет – на самом деле я влюбился в твою фигуру. Впрочем, что я несу, – в твою удивительную душу.

Рози отыскала где-то стопку детских книжек, Спенсер забрался к ней на колени и, разинув рот, слушал, как она ему читает. Со стороны смотрелись они забавно: пухлый малыш на коленях у худенькой девочки, такой хрупкой, что, казалось, он вот-вот переломит ее, но детям, судя по их виду, это не мешало.

– Коровка говорит: «Му-у», а овечка ей отвечает: «Бе-е!» – с выражением проговорила Рози и перевернула страницу.

Лиз заметила, что дочка, перед тем как показать картинку Спенсеру, чересчур близко подносит к глазам книгу. Неужели у нее развилась близорукость? Надо будет потом расспросить Рози – возможно, даже сводить ее к окулисту проверить зрение.

Даррен с Келли поднялись и отправились накрывать стоявший в дальнем углу комнаты стол, Айрис с Джимом снова скрылись на кухне, и Лиз заболталась с Кристи. Работы у девушки не было.

– Я пока не могу работать, – сказала Кристи, – от отца Спенсера никакой помощи нет, так что когда мама в магазине, кроме меня за малышом присматривать некому.

Сперва Кристи отвечала вяло и неохотно, но Лиз похвалила маникюр девушки – необычный сиреневый лак и крошечные цветочки, вручную нарисованные на каждом ногте.

– О, у меня чудесный мастер! – расцвела Кристи. – Она кореянка и раньше работала в Нью-Йорке. Она все что угодно может! Даже шилак умеет накладывать и аккуратно снимает старый лак фольгой – выходит отлично. На прошлой неделе она мне даже золотое напыление сделала.

– А твоя мама к ней тоже ходит? – спросила Лиз, вспомнив лиловые тени и золотые браслеты Айрис. – Мне кажется, она была бы в восторге.

Кристи покачала головой:

– Не-а. Она говорит, что слишком дорого. Для меня тоже, – Кристи пожала плечами, – но я все равно к ней хожу.

Лиз уже по-настоящему проголодалась. Она не сомневалась, что и Рози тоже – завтракали они очень давно.

Видимо, мать Айрис ощущала то же самое. Она вышла из своей комнаты и, заглянув в гостиную, спросила, не готов ли обед.

– Еще нет, Ба, – сказала Кристи, – но уже скоро.

Дорис – так ее звали – прошла в гостиную и уселась рядом с внучкой.

– Хочешь виски, Ба? – предложил Даррен, и Дорис кивнула:

– Спасибо, мой хороший. – Она посмотрела на Лиз, которую ей еще не представили: – А ты, наверное, подружка Айрис. Она про тебя рассказывала. – Дорис переставила ноги и поморщилась. – Артрит, – объяснила она, потирая узловатые руки о светло-коричневые брюки, – колени у меня совсем никудышные стали. Врачи говорят, надо две операции сделать, но ждать их еще лет сто. – Она покачала головой: – Уж не знаю, куда катится наша медицина.

– Да ладно тебе, Ба, не так все плохо. – В утешение Даррен щедро плеснул ей в бокал виски: – Вот, держи. Сделают тебе новые колени – и сама себя не узнаешь.

Рози принялась строить пирамидку, Спенсер толкал пирамидку, кольца катились в стороны, и дети смеялись.

Глядя на них, Дорис заулыбалась, словно помолодев сразу на несколько лет.

– Ты только посмотри на них. Ангелочки. – Она на секунду отвернулась. – Мне повезло, это я понимаю. Айрис так обо мне заботится. И Даррен с Кристи. – Она нежно взглянула на внуков и поспешно добавила: – Да и Джим тоже. А твоя мама близко живет?

Лиз сказала, что ее мама умерла, и перевела разговор на другую тему, заговорив о Кройдоне, где выросла Дорис. Сейчас Лиз совершенно не хотелось обсуждать ни отца, ни Тоню, иначе пришлось бы вдаваться в слишком подробные объяснения.

Когда обед был готов, все переместились за накрытый белой скатертью стол, в центре которого стояла вазочка с розовыми гвоздиками. Возле каждого стакана лежало маленькое пасхальное яичко, завернутое в красную фольгу.

Этого Спенсер вынести не смог. Сидя на высоком детском стульчике, он потянулся к ближайшему яйцу, но оно оказалось чересчур далеко. Не дождавшись помощи, малыш наподдал ногой стол и заревел.

– Чш-ш, – попыталась успокоить его Айрис. Она поставила на стол овальное блюдо с горячей бараньей ногой, украшенной веточками розмарина и запеченными дольками чеснока. – Дай ему яйцо, Крис, а то мы проклянем все на свете.

Рози, усевшаяся между Спенсером и мамой, с радостью взялась разворачивать для малыша лакомство, а потом восторженно наблюдала, как он размазывает шоколад по носу и губам.

– Он больше размазал, чем съел, – рассмеялась Айрис. Она села рядом с Джимом, который расположился во главе стола и натачивал нож.

– Ну вот, он теперь обедать не будет. – Кристи попыталась вытереть лицо сына бумажной салфеткой, но Спенсер оттолкнул ее руку.

– Да оставь ты его в покое! – воскликнула Дорис, сидевшая на почетном месте на противоположном конце стола. – Ему и так хорошо. – Она взглянула на правнука: – Если тебе даже на Пасху нельзя шоколадку, то когда же тогда можно-то?

На столе появились блюда с чудесной хрустящей жареной картошкой, брокколи, пастернаком, горохом, морковкой и соусник со знаменитым мясным соусом Джима.

– Ну, налегайте, – скомандовала Айрис и отхлебнула красного вина, которое налил ей Даррен, – а то остынет.

Она поднялась и положила на тарелку Дорис овощи и несколько кусков баранины, приготовленной по всем правилам, – темно-коричневой снаружи и розовой внутри.

– Вот, давай-ка нарежу… – И, разрезав баранину на кусочки помельче, Айрис щедро полила ее мясным соусом. Дорис благодарно закивала.

Лиз, заметив, что Рози неуверенно поглядывает на мясо, положила кусочек на тарелку дочери и, пока та не успела возразить, стала нарезать его. Обычно Рози отказывалась от помощи, но с мясом могли возникнуть сложности, и Лиз знала, что если Рози что-нибудь уронит, то будет ужасно переживать.

– Повезло нам, да? – Дорис подмигнула Рози, показав на тарелку. – А вот ты-то, Джим, небось тоже хочешь, чтобы за тобой так поухаживали?

– Еще бы! – откликнулся Джим. – По мне, так лучше всего – это как Спенсер. Прямо вот залез бы вместо него в стульчик, и пускай бы меня кормили с ложечки. – Он помахал Рози, и та улыбнулась.

– Вы бы в этом кресле смешно смотрелись.

– Вот только живот вряд ли поместился бы. – И Джим погладил себе животик.

– Это точно, – согласилась Дорис, сделав глоток вина, – ты бы этот стульчик вообще в лепешку раздавил.

Беседа лилась ручейком, а потом Даррен принялся смешить всех, рассказывая о том, как они с друзьями ездили в Прагу и один из них случайно выскочил в одних трусах, с бутылкой водки в руках, на пожарную лестницу.

– Дверь захлопнулась, и деваться ему было некуда, – рассказывал Даррен, и от смеха у него на глазах даже слезы выступили, – он, ясное дело, колотился как бешеный, но у нас телик орал. И только когда наша квартирная хозяйка – толстенная тетка, во-от такая, – для наглядности Даррен развел руки, – только когда она обходила дом, то услышала стук и впустила его. Та тетка прямо взбесилась, чуть башку ему не свернула. И водку отняла. И потом он заходит обратно в комнату и трясется, а мы и не въехали сразу, чего произошло-то. Мы вообще не заметили, что он уходил.

Лиз так смеялась, что у нее живот заболел, – во многом благодаря тому, что Даррен, рассказывая, строил самые уморительные рожи. Рози, судя по всему, тоже была в восторге. Она жадно вглядывалась в сидящих за столом и старалась запомнить каждую мелочь. Время от времени здоровой рукой она засовывала ложку картофельного пюре в рот Спенсеру, которому явно это нравилось: он в кои-то веки молчал и лишь иногда хватался за ложку и разбрасывал вокруг картофельные хлопья.

Почти каждый попросил добавки, так хорош был обед. Кристи из собравшихся говорила меньше всех, но Лиз заметила, как внимательна она к Дорис: тщательно порезала для бабушки новую порцию баранины и несколько раз напомнила Даррену подлить Дорис воды и вина. И еще Кристи позволила Рози играть с малышом в дочки-матери.

– Нет, это ему слишком много, – мягко проговорила Лиз, когда Рози попыталась сунуть в рот Спенсеру слишком большой кусок мяса, – вот так, да. Достаточно. У него пока еще не все зубы прорезались.

Лиз даже засомневалась, что осилит десерт, однако, когда Айрис поставила на стол посудины с домашним трайфлом и шоколадным чизкейком, устоять не смогла.

– Я теперь неделю есть не буду, – пожаловалась она, оттянув врезавшийся в живот ремень на джинсах.

– Да брось, тебе вообще неплохо бы потолстеть, – весело сказал Джим, отрезая очередной кусок торта, – ты того и гляди переломишься.

Немного погодя, когда они убрали со стола, Дорис ушла в свою комнату смотреть повтор старых серий «Аббатства Даунтон», прихватив с собой подаренные ей трюфели. Тогда Кристи, Даррен и Келли объявили, что хотят устроить для детей охоту за пасхальными яйцами, пусть даже в такой крошечной квартирке это будет и непросто, а от зорких глаз Рози ничто не укроется. Девочка пообещала не подглядывать.

Джим уселся в кресло и развернул газету, и Лиз отправилась на кухню поболтать с Айрис.

Устроившись на высоких деревянных стульях, они прихлебывали чай, и Лиз поблагодарила Айрис за приглашение.

– Какой сегодня волшебный день получился, – со всей искренностью проговорила она, – и какая чудесная у тебя семья. Ты, наверное, ужасно гордишься ими.

– Я так рада, что вы пришли, – ответила Айрис, – а Рози у тебя настоящая маленькая звездочка.

Они заговорили о работе, и Лиз сказала, что ей предложили выходить по субботам еще и в дневную смену.

– Ты должна как-нибудь заехать туда, – воодушевленно заявила Лиз, – еда у нас отменная. И все свежее.

Взгляд Айрис на секунду затуманился, и она уткнулась в чашку с чаем. Айрис вдруг постарела, и Лиз испугалась, что этот торжественный обед совсем вымотал подругу.

– Нам это не по карману. Скажу тебе честно – мы сейчас по ресторанам не ходим. Дела в магазине идут плохо, а тут еще Джим… – Она осеклась, но Лиз поняла, что Айрис хочется выговориться.

– Что случилось? – забеспокоилась Лиз. – С Джимом же все в порядке, да? – В голове у нее завертелись самые невероятные предположения.

– О боже, конечно! – ответила Айрис и закинула одну пухлую ногу на другую. На ней был обтягивающий свитер, черные брюки и черные же туфли на высоком каблуке. – Он здоров как бык, мой Джим. Он еще всех нас переживет. Нет, дело в том, что… – Айрис поднялась, прикрыла дверь и, наклонившись к Лиз, начала тихо рассказывать: – Еще не так давно у нас имелись кое-какие сбережения. Не миллионы, конечно, просто кое-что на черный день. И вот как-то раз Джим познакомился в пабе с каким-то мужиком. Тот сказал, что зовут его Саймон, Саймон Ривз. Слово за слово – и этот Саймон сказал, что открывает собственный бар, и убедил Джима вложиться.

У Лиз появилось отвратительное предчувствие, но она промолчала.

– Этот Саймон даже придумал, как все там оформить. Вроде как интерьер там должен был быть в стиле последних дней Британской Индии или как-то так. – Айрис закатила глаза. – Короче говоря, звучало все это очень убедительно. Джим пришел домой и давай мне расписывать – мол, Саймон показал ему бизнес-план, и концепция-то у него оригинальнее не придумаешь, и спрос на такие штуки сейчас огромный, и как это все прекрасно, и прочий вздор. Я сказала, что Саймона этого мы не знаем и вкладывать все наши сбережения в какое-то сомнительное дельце – это безумие, но Джим и слушать не желал. Только и повторял: «Вот увидишь – мы разбогатеем, и я куплю тебе тот “порш”, о котором ты мечтаешь, и дом у моря, и еще один где-нибудь в теплых краях». Так и говорил. – На глазах у Айрис выступили слезы, и Лиз протянула ей кухонное полотенце – первое, что попалось под руку. – Ну да ладно, – Айрис взяла себя в руки, – дальше тебе уже все и так ясно, правда?

Лиз поежилась.

– Он взял наши деньги и свалил неизвестно куда. Скорее всего, вообще смылся за границу. Где он – никто не знает. Он говорил, что зовут его Саймон Ривз, а контора его называется «Спектрум Энтерпрайз», но такого человека в Англии нет, и фирмы с этим названием тоже. Так что прощай, наши денежки, привет, нищета, потому что магазин вот-вот загнется. Даже не знаю, сколько мы еще протянем.

Она оторвала кусок бумажного полотенца и высморкалась.

– Я и представить себе не могла, что в моем возрасте со мной такое приключится. Думала, что шиковать-то мы, конечно, не будем, но хоть достойно заживем. Всю жизнь вкалывать – а взамен ничего.

На миг Лиз лишилась дара речи, но потом ее охватила обида за подругу. Никак не хотелось во все это верить.

– А как же полиция – почему они ничего не сделали? – возмутилась она. – Разве они не могут его выследить?

Айрис погладила подругу по колену, словно это не ей самой требовалось утешение.

– Да они даже не знают, кого искать. Этот хитрый сукин сын все следы замел. Нет, боюсь, нас развели и кинули, и тут уж ничего не поделать.

 

Глава девятая

Всю дорогу до дома Лиз не могла избавиться от щемящего печального чувства. Рози без умолку болтала о Спенсере и обо всем случившемся за день, но Лиз хватало лишь на то, чтобы время от времени поддакивать.

Несправедливость, жертвой которой стали ее друзья, душила Лиз. Добрые и работящие, готовые на все ради детей и внуков, – мало того, им еще и о матери Айрис приходится заботиться, – и вот эти люди попались на крючок прохвоста, обчистившего их и сбежавшего с их деньгами.

Конечно, Джим поступил глупо, рассказав мошеннику о деньгах, и еще глупее было довериться ему, но это только лишний раз доказывало, как сильно он мечтал помочь своей семье выбраться из безденежья.

Как же все они любят друг дружку – Джим, Айрис, Даррен, Кристи, Спенсер и Дорис. Настоящая сплоченная семья. «Люди сейчас уже не те, что прежде, – подумала Лиз и сбросила скорость, заметив впереди автомобильную пробку, – даже в семьях каждый сам по себе. Жаль, что таких семей, как у Айрис и Джима, осталось так мало».

– Мам, ты же не слушаешь! – послышался с заднего сиденья недовольный голос Рози.

– Прости. Это потому что я на дорогу смотрю, – извинилась Лиз, – похоже, там авария.

Она переживала, что Айрис чересчур потратилась на праздничный обед, и раздумывала, как ей отплатить за такую щедрость. Пригласить всех в гости? Нет, у них в домике чересчур тесно. Может, вытащить Айрис куда-нибудь? Например, в пиццерию как-нибудь в воскресенье, если Пэт согласится присмотреть за Рози. Не то чтобы шикарно, но хоть какая благодарность.

В следующий раз, когда Лиз заскочила в «Утренние новости» за лотерейным билетиком, Айрис ни словом не обмолвилась об их разговоре и болтала по обыкновению бодро и жизнерадостно. Однако Лиз не удержалась и украдкой оглядела магазинчик. Полки казались голыми, банки консервированного супа и бобов сиротливо прятались за пыльными бутылками шампуня и коробками кошачьего корма. В маленьком холодильнике возле противоположной стены обнаружились лишь несколько упаковок ветчины, пара пакетов молока и непонятно как затесавшийся сюда кусок сыра. Лиз не представляла, что кому-то могло прийти в голову покупать тут продукты. Наверное, в этом-то и проблема – никому никогда не приходило.

У нее было столько работы, что она даже не заметила, как пролетели несколько месяцев и наступили летние каникулы. Теперь вместо школы Рози проводила все утро у Джин. В саду у той имелся большой детский бассейн, а иногда Джин отправлялась со своими воспитанниками на пляж или в парк.

Рози немного куксилась, оттого что ее ровесников у Джин не бывает и играть ей особенно не с кем, но девочке нравилось помогать Джин с малышами, и к тому же Лиз обычно забирала ее около двенадцати.

Тремарнок гудел от туристов и отдыхающих, и теперь, когда мест для парковки было не сыскать, Лиз приходилось вставать на холме или за поворотом. По правде говоря, у нее возникало ощущение, словно она вдруг очутилась в совершенно другой деревне. Воздух был наполнен незнакомыми голосами, на тротуарах, в пабах, в гавани и в магазинах толпились люди, которые, судя по всему, забывали, что они здесь чужие, и вели себя как хозяева.

Впрочем, Лиз не жаловалась – местные жили за счет денег, которые оставляли здесь туристы. Без них деревня бы вымерла. Поэтому, утыкаясь в спины троим или четверым туристам, занимавшим весь тротуар, Лиз не просила их посторониться, а лишь улыбалась и обходила их. А если ей казалось, что они заблудились, предлагала свою помощь или советовала, где в округе можно перекусить или выпить.

Похоже, дела у Роберта шли в гору. Гретель сдержала обещание и всячески расхвалила их ресторан в своей колонке. Особенных похвал удостоились «богатый ассортимент и смелые эксперименты с зарубежными кулинарными традициями», а также классические блюда из местной рыбы и морепродуктов. Гретель отдала должное и персоналу – «внимательному и искреннему», подчеркнув, что сотрудники здесь «очаровательны». Лиз решила, что последнее – это комплимент Джессу и его накачанному торсу. Как бы там ни было, своей цели они добились.

Гости в «Улитке на часах» расходились лишь поздним вечером, свободных столиков не было с середины июля до конца августа, так что Роберту даже приходилось отказывать некоторым желающим. Лиз и все остальные буквально сбивались с ног, хотя Лавдей по-прежнему умудрялась улучить минутку, чтобы поболтать по телефону, договориться о вечеринке или бросить очередного безнадежного приятеля.

Предсказания Лиз сбылись – бедняга Натан канул в прошлое, и теперь Лавдей встречалась с младшим сыном Барбары – Эйденом, работавшим в «Поймай омара». Ему было уже тридцать три, то есть для нее он был староват, и к тому же от предыдущей подружки у него имелись дети, которые жили в Лонстоне. Судя по всему, он старался быть хорошим отцом и видеться с ними почаще, поэтому Лавдей то и дело на него жаловалась. Лиз предполагала, что дни этого тоже сочтены.

К концу каждой смены Лиз чувствовала себя совершенно вымотанной, однако дело того стоило: зимой их ждало затишье и наверняка убытки. И чаевых у Лиз тоже прибавилось.

Каждый вечер, приходя домой, она откладывала сумму, необходимую, чтобы заплатить Джин, а оставшееся прятала в банку с надписью «Рози – Лондон», стоявшую на серванте в кухне.

Она скопила уже довольно много – почти столько, сколько требовалось, а лишнее они потратят на новую одежду для Рози. К тому же Рози понадобятся еще и деньги на карманные расходы. Лиз твердо решила, что ее дочь ни в чем не будет нуждаться.

К концу августа столбик термометра перевалил за тридцать градусов, и на побережье пришла настоящая жара, на радость отдыхающим и к ужасу тех, кто вынужден был работать. Теплоизоляция в бизнес-центре «Дельфин», который был выстроен в 1970-х, оказалась совсем никудышная: зимой внутри было чересчур холодно, летом – слишком жарко, даже по утрам дышалось там тяжело. Труднее всего приходилось Касе.

– Тут как в бане, – сердито ворчала она, когда они с утра переодевались в рабочую одежду. На лице у Каси уже блестели капельки пота. – И повсюду стекло, и кондиционеры не работают.

Она говорила так быстро, что Лиз разбирала через слово, но смысл был понятен. Двинувшись вперед, Кася резко толкнула тележку, и бутылка с моющим средством упала ей на ногу, окончательно испортив настроение.

– И как, интересно, мы должны работать в таких условиях? Это бесчеловечно.

– Вот черт, – сказала Джо, настороженно наблюдая за начальницей; она явно боялась, что Кася сорвет свою злобу на них, – жара ей не по душе, ты глянь-ка.

Джо была крупной молодой женщиной с сероватым круглым лицом и сальными светлыми волосами. Пуговицы на ее синем рабочем халате едва сходились на груди. Закончив работу, Джо наклонилась вперед и потерла живот, будто болел.

– Что с тобой? – с тревогой спросила Лиз.

– Месячные, – мрачно ответила Джо.

– Дать тебе обезболивающее? По-моему, у меня в сумочке есть таблетки.

Джо покачала головой:

– От них никакой пользы. У меня всегда столько кровищи – прямо хлопьями выходит. Дэнни говорит, мне надо сделать… эту, ну как ее…

– Гистероэктомию? – подсказала Лиз, надеясь, что от других физиологических подробностей ее избавят.

– Ага, как-то так, да. Он говорит, надо сделать, но я-то еще малыша хочу.

– Еще одного? – ужаснулась Лиз. Двадцативосьмилетняя Джо уже успела обзавестись четырьмя детьми, причем когда она о них рассказывала, складывалось ощущение, будто все четверо – лишние.

Джо пожала плечами:

– Знаю, я чокнутая. Моя мамаша говорит, что это все гармойны.

– Ты о гормонах? – озадаченно переспросила Лиз.

Джо печально кивнула:

– Угу, о них самых. Сукины дети они, вот кто. Мама говорит, это они во всем виноваты.

Лиз представила, как мама Джо безуспешно пыталась вразумить непутевые дочкины гормоны. Похоже, те оставались глухи.

Закончив на шестом этаже, она спустилась ниже и, прибравшись на кухне, направилась в офисы. По всей видимости, накануне вечером что-то праздновали – на столе в центре стояло блюдо с засохшими огрызками торта, рядом выстроились пластиковые стаканчики, в которых осталось пахнущее кислятиной вино, и валялись несколько пустых бутылок.

Лиз соскребла остатки торта в черный мусорный мешок и отковыривала от блюда приставшие к нему крошки, когда откуда-то сзади послышались странные звуки – нечто среднее между зевком и протяжным стоном.

Она обернулась и замерла от изумления: из-под стола, поправляя задравшуюся черную юбку, вылезала растрепанная женщина.

– Ой! – пискнула Лиз.

Незнакомка, вдобавок оказавшаяся босой, схватила жакет и, сонно глядя на Лиз, проговорила:

– Простите, что напугала вас.

Лиз подумала, что женщина, должно быть, ее ровесница. Если бы не размазавшаяся тушь и не растрепанные волосы, она была бы красивой, да и ростом природа ее не обделила.

– Я вчера вечером была в клубе, а до дома так и не доехала, – объяснила женщина и, наклонившись, принялась надевать явно сброшенные впопыхах туфли на шпильке.

Значит, вот почему сегодня утром, когда они вошли в здание, сигнализация была отключена! Кася испугалась, что это дело рук грабителей, а Лиз подозревала в забывчивости охранников.

– А вообще я отлично выспалась, – женщина чуть робко улыбнулась, – пойду-ка приму душ, пока всех остальных еще нет. Небось видок у меня сейчас…

Лиз рассмеялась.

– Хорошо отдохнули?

Женщина поморщилась и потерла лоб, словно пытаясь прогнать боль.

– Вытащила клиентов в ресторан, а потом что-то увлеклась. Вообще-то я перед выходом выпила и собиралась разве что еще бокальчик пропустить – и сразу домой. Но вышло все иначе…

– Давайте сделаю вам кофе.

Дожидаясь, когда закипит чайник, женщины еще немного поболтали, и Лиз выяснила, что ее новую знакомую зовут Ханна, она аудитор и проработала тут всего три недели. Ханна тоже принялась выспрашивать Лиз о ее жизни, и та упомянула Рози и подработку в ресторане.

– Господи, да у тебя работы по уши!

Ханна рассказала, что училась в частном пансионе в Хэмпшире – это объясняло ее рафинированный выговор, – и что мужа у нее нет.

– Еще не встретила Того Самого, но честное слово – где я его только не искала. – Она улыбнулась, залпом выпила стакан воды и приступила к кофе. – Ох, вот так-то лучше. Черт, сегодня опять жарища будет, да?

Белая блузка Ханны уже утратила свежесть. Она подняла руку, понюхала подмышку и скривилась:

– Фу-у! Слава богу, у меня тут припасена запасная блузка. Всегда держу одну в шкафу – вдруг обляпаюсь чем-нибудь. В этом смысле я молодец. И еще у меня здесь припрятаны чистые трусы – мало ли что может приключиться. – И она подмигнула.

– Может, ты есть хочешь? Там в шкафу есть хлопья. – Лиз сменила тему, решив, что они пока еще не настолько сблизились, чтобы обсуждать личную жизнь Ханны. – Не знаю, чьи они, но вряд ли кто-то будет против.

Ханна поморщилась:

– Да нет, я не голодная. Вот с кофе – это ты хорошо придумала. А чуть попозже схожу позавтракаю и буду как новенькая.

Доехав до дома Джин, чтобы забрать Рози, Лиз уже обливалась по2том, поэтому она предложила отправиться на пляж и окунуться. Рози захотелось поехать на расположенный в трех милях от деревушки песчаный пляж, но когда они натянули купальники и собрали полотенца и корзинку для пикника, часы уже показывали половину двенадцатого, и Лиз боялась опоздать в ресторан.

– И припарковаться там наверняка будет негде, – добавила она, – давай лучше до нашего пляжа прогуляемся. Так и спешить никуда не придется.

На их маленьком песчано-галечном пляже, с обеих сторон защищенном скалистыми выступами, было полно народа, и они довольно долго бродили, прежде чем нашли свободное местечко и разложили полотенца. Сейчас, во время отлива, когда море отступило назад, на берегу образовались большие теплые лужи, и малышня плескалась в них, пытаясь отыскать ракушки, крабов и прочую живность, а мамы, папы и бабушки с дедушками тем временем нежились под солнцем или прятались под зонтиками.

Позади пляжа был волнорез, за которым виднелись веселенькие бело-желто-розовые домики, магазины и паб, такие ослепительно яркие, что Лиз порадовалась солнечным очкам и соломенной шляпе.

Невзирая на протесты дочери, Лиз намазала ее солнцезащитным кремом, аромат которого тотчас же перебил запах соли и водорослей. Рисковать Лиз боялась – такая бледная кожа, как у Рози, вмиг обгорит.

– Пойдем поплаваем! – предложила Рози, когда Лиз закончила.

– Мне тоже нужно намазаться, так что ты иди, а я тебя догоню.

Лиз смотрела, как дочь, одетая в купальник с красными и белыми полосками, идет по пляжу к воде, и сердце у нее сжималось. Сейчас, когда Рози сняла обувь, ее хромота была очевиднее, и хотя она давно перестала ставить больную ногу на носок, сгибалась нога по-прежнему неестественно, никогда не выпрямляясь полностью.

Лиз знала, что люди смотрят на Рози и, скорее всего, жалеют ребенка. И наверняка благодарят небо за то, что их детей печальная участь миновала.

«Если бы они только знали», – думала она. Для них Рози – это больная нога и неестественно согнутая рука, и все, а на самом деле она настоящий герой, храбрая и взрослая, и для Лиз – глоток воздуха.

Она уже хотела было вскочить и побежать следом за дочерью, когда рядом под чьими-то ногами заскрипела галька и кто-то опустился возле Лиз.

– Привет.

Она обернулась и увидела Роберта, одетого в белую рубаху с длинным рукавом и джинсы. На голове у него была широкополая шляпа защитного цвета. Его непохожесть на всех вокруг бросалась в глаза: отдыхающие расхаживали в купальниках, у Роберта же голыми были только ступни.

– Привет, – ответила она, испугавшись, что сейчас он попросит ее выйти на работу пораньше, и надеясь, что этого все же не случится. Чтобы не смущать его лишний раз, Лиз старалась не встречаться с ним взглядом.

– Я проходил мимо и вас заметил, – сказал он, теребя пуговицу на рубахе, – как у Рози дела?

Лиз ответила, что Рози купается и что она сама тоже собирается окунуться.

– А ты не хочешь искупаться? – Она и договорить не успела, как уже поняла, что сморозила глупость: одет Роберт был явно не для купания.

Он покачал головой:

– Честно говоря, я плавать не очень люблю. И вообще от воды не в восторге.

– А-а, ясно.

Высота, вода… Жить в Корнуолле и не любить море – как такое возможно? И чего он, интересно, еще не любит? Впрочем, спрашивать Лиз не стала.

Он громко кашлянул.

– Иди, я присмотрю за вашими вещами.

– О, это вовсе не обязательно, тут ничего ценного, – быстро проговорила она, не желая его задерживать.

– Я все равно собирался здесь немного посидеть, – ответил он и, отбросив за плечи шляпу, откинулся назад и уперся локтями в песок. – Правда, долго не получится – я плохо переношу солнце.

Лиз зашагала к воде, стесняясь своей чересчур бледной кожи, белизну которой еще сильнее подчеркивал темно-синий закрытый купальник, и надеясь, что Роберт не смотрит ей вслед. Вокруг расхаживали загорелые красотки в бикини.

Рози сидела у воды. Она скрестила ноги и полоскала их в набегающих волнах.

– Холодная, – сказала она, когда Лиз осторожно потрогала ногой воду. Море и правда показалось ледяным. На пляже Лиз уже успела изжариться, однако сейчас идея с головой окунуться в холодную воду больше не привлекала.

– Вставай, давай-ка пробежимся. – Она потянула Рози за здоровую руку, и они побежали по берегу, перепрыгивая через волны, пока одна, особенно большая, не сбила Рози с ног. Смеясь и фыркая, девочка встала.

– Ну берегись! – Лиз выставила вперед руку: – Погоди! – Она собралась с силами и приказала: – Не смей брызгаться!

Плеснув на себя несколько пригоршней воды, она решила, что та чудесная – прохладная и прозрачная, в самый раз для утомленного утренней уборкой тела. Они отплыли чуть в сторону, подальше от толпы, но на глубину не заплывали и, перевернувшись на спину, лениво покачивались на волнах и смотрели в васильковое небо.

– Вот это жизнь, да, мам? – Рози легонько хлопала по воде руками и ногами.

– Это да, – вздохнула Лиз и на секунду почувствовала себя восхитительно счастливой. В этот момент ее место здесь, и нигде больше. Жаль, что это чувство нельзя запечатать в бутылку, чтобы потом, в дни печали, открыть и выпустить наружу.

– А куда попадешь, если плыть во-он туда? – Рози перевернулась и махнула рукой на горизонт.

– Ой, даже и не знаю. Наверное, в Америку. Вот только плыть придется долго.

– Хорошо бы когда-нибудь съездить в Америку. Вместе с тобой.

Возвращаясь, они проделали часть пути под водой. Нырять с открытыми глазами Лиз не нравилось – от соленой воды глаза болели, но она старалась отвлечься, смотрела на плывущую рядом Рози и представляла, будто она сама дельфиниха, а Рози – ее дельфиненок. Когда они добрались до берега, Лиз почти с радостью вышла из воды, но теперь ее мучил голод. Рози тоже проголодалась.

– Устроим пикник! – Лиз встала с песка и, вспомнив о Роберте, оглядела пляж. Роберт сидел рядом с их полотенцами – розовым и желтым. – Смотри, вон сидит «тот мужчина», – поддразнила Лиз, – Роберт.

– Где? – прищурилась Рози.

Лиз показала на Роберта:

– Видишь, вон женщина в бирюзовом бикини, а рядом белый полосатый зонтик? Он сидит как раз между ними. А за его спиной – «Поймай омара».

Роберт был довольно далеко, но Лиз быстро отыскала его, узнав по шляпе защитного цвета и белой рубахе. Больше одетых людей на пляже не было.

– Я его не вижу. – Рози сердито отвернулась.

Лиз нахмурилась.

– Давай сходим к окулисту? Возможно, тебе нужны очки.

– Я отлично все вижу, – фыркнула Рози, – сама иди, если тебе так хочется.

Когда они подошли ближе, Роберт вскочил и протянул им полотенца. После воды воздух казался прохладным. Роберт нерешительно замер, ухватившись за пуговицу на манжете.

– У нас тут с собой бутерброды, – сказала Лиз, уверенная, что Роберт предпочтет улизнуть, – присоединишься?

Ей почудилось, что лицо его на миг озарила радость, – похоже, других он кормил хорошо, а о себе забывал. Впрочем, Роберт тут же заявил, что не желает их стеснять.

– Но у нас бутербродов полно, честное слово!

– Мама всегда делает слишком много, – подхватила Рози, – и придется их чайкам скормить. – Девочка слегка дрожала, и Лиз помогла ей надеть футболку.

– Когда согреешься – снимешь.

Наконец Роберт уселся и жадно посмотрел на сверток в фольге, который Лиз вытащила из красной полотняной сумки.

– Все с сыром и помидорами. – Она развернула фольгу и пустила сверток по кругу. – Не особо разнообразно. Надеюсь, это ничего.

Разумеется, пальцы у Рози были в песке, и она немного испачкала бутерброды. Лиз ополоснула руки дочери.

– Вот, держи, – она вернула Рози надкусанный бутерброд, – даже если ты и съела несколько песчинок, ничего с тобой не случится.

Вновь усевшись, Лиз заметила рядом с Робертом небольшую кучку помидорных ломтиков.

– Я их не очень люблю, – смущенно пояснил он, – мне консистенция не нравится…

– Не бойся, я не расскажу посетителям, – поддела его Лиз. – А что еще ты не любишь?

Роберт почесал голову и, глядя на море, сказал:

– Хм. Виноград – никогда особо не любил. И еще рис. Все.

Лиз рассмеялась.

– Ну рыбу-то, я надеюсь, ты любишь?

– Да, рыбу люблю.

– И сладкое, – добавила Лиз, вспомнив, с какой жадностью он набрасывается на десерты.

– Разумеется.

Когда покончили с бутербродами, Лиз вытащила коричневый бумажный пакет с темно-красной вишней, и они приступили к ягодам.

Совсем рядом трое разновозрастных детишек сперва гоняли мяч, а сейчас принялись облизывать леденцы.

– Я весь липкий, – пожаловался самый маленький, взмахнув рукой.

Девочка постарше осмотрела его ладошку и снова облизнула леденец.

– Сходим к морю и вымоем, – серьезно сказала она, – когда закончим.

– Роберт, а у тебя есть брат или сестра? – спросила Рози, опуская вишневую косточку на фольгу из-под бутербродов, которую они приспособили для мусора.

– У меня есть младшая сестра. Она живет в Пензансе, а ее дочка Лавдей работает в ресторане вместе с твоей мамой.

– И твои родители тоже в Пензансе живут?

– Нет, они оба уже умерли.

Повисло молчание, и Лиз лихорадочно придумывала, как лучше сменить тему. Ей не хотелось, чтобы Рози донимала его расспросами. Но она опоздала.

– А ты женат? – с невинным видом спросила Рози. Она прекрасно понимала, что назойлива, – уж Лиз-то успела достаточно хорошо изучить дочь.

– Рози, не…

– Нет. – Роберт ответил быстро, и Лиз испугалась, что он обиделся.

– А почему?

Лиз положила руку на плечо дочери, но Роберт уже нахмурился, обдумывая ответ.

– Было время, когда я уже собрался жениться, но моя невеста передумала, и ничего из этого не вышло, – грустно сказал он, и Лиз пожалела, что не остановила Рози. Этот замечательный день – не время для гнетущих воспоминаний.

– Мне очень жаль, – сказала она, мрачно поглядывая на дочку, которая, несомненно, поняла, что допустила оплошность, – зря Рози полезла к тебе с расспросами.

– Ничего страшного, – Роберт обхватил руками колени, – это все так давно было.

Однако, судя по его виду, он до сих пор не оправился.

Когда они доели вишню, Рози предложила Роберту построить замок из песка. Впервые за все это время Роберт вытащил из кармана мобильник, вздохнул и встал:

– Мне пора на работу. Но в другой раз обязательно построим с тобой замок.

– Но тогда давай на песчаном пляже, ладно? – попросила Рози. – Там нету камешков и замки получаются лучше.

– Ладно, приедем туда прямо перед приливом, выстроим здоровенную крепость, а потом будем смотреть, как волны ее ломают! – Он, похоже, пришел в себя после допроса и даже руками замахал, показывая, какой величины крепость они соорудят.

Лиз тоже встала, внезапно почувствовав себя неуютно в одном купальнике. Ей захотелось завернуться в полотенце, но тогда ее смущение сделалось бы еще более очевидным.

– Спасибо вам за пикник, – с преувеличенной вежливостью поблагодарил Роберт, вероятно заметив ее замешательство. Он вновь смотрел куда-то вниз, на песок, и Лиз не удержалась и сама взглянула туда, подумав, что, возможно, к ее ногам подбирается краб. Но ничего интересного она, естественно, не увидела.

– Тебе спасибо, – искренне улыбнулась она, – прости, что пыталась накормить тебя помидорами. На будущее запомню.

Глядя, как он осторожно взбирается вверх по гальке, Лиз вдруг поняла – ей не хочется, чтобы он уходил. Да, Роберт порой вел себя странно и казался неловким, но было в нем и обаяние, какая-то милая подкупающая ранимость.

Она вздохнула и повернулась к Рози:

– Ну что, окунемся напоследок? Кто первый забежит, тому приз!

 

Глава десятая

Когда они уходили с пляжа, было еще жарко. Рози остановилась и допила оставшуюся в бутылке воду.

– Уфф, прямо горячая! – выдохнула она, вытирая послушной рукой губы.

– Дома выпьешь здоровенный стакан воды со льдом, – утешила ее Лиз.

Рози все медлила, и Лиз поторопила ее:

– Мне еще перед работой надо в душ успеть.

Рози подтолкнула ее:

– Смотри.

Лиз обернулась и увидела, что дочь показывает на парня и девушку. Сидя на волнорезе всего в нескольких футах от них, те страстно обнимались. Их лиц Лиз не разглядела, но ей показалось, что она узнала Даррена и Келли, которых не видела с Пасхи.

Рози смущенно хихикнула:

– Вот ужас-то.

Заметив их краем глаза, Келли что-то сказала Даррену, после чего тот повернулся и весело помахал им.

Мешать им Лиз не хотела, но тут Даррен сам спрыгнул с волнореза и подбежал к ним. В белой майке без рукавов, обнажавшей его татуированные руки, джинсовых шортах и шлепанцах он, накачанный и загорелый, выглядел шикарно.

– Привет, – без малейшего смущения сказал он. – Тусите тут с залетными? – поинтересовался он, поместному выговаривая слова.

Лиз кивнула.

– Жарко сегодня, да?

Даррен лениво потянулся.

– Ага. Клево. – Он посмотрел на Рози: – Ты как, красотка?

От такого комплимента девочка расплылась в улыбке. Следом за Дарреном к ним подошла и Келли – худая и очень загорелая блондинка в кислотно-розовом бикини, таком крошечном, каких Лиз еще не доводилось видеть.

– У вас как, все путем? – спросила она и взяла Даррена за руку, словно даже секундное расставание с ним было для нее невыносимым.

Лиз спросила про Айрис, которую не видела с прошлой недели, и сказала, что забежит на днях за лотерейным билетиком.

– Все мы надеемся выиграть, да, Лиз? – поддразнил ее Даррен.

Она улыбнулась:

– Да, если повезет, будет здорово. А как там Дорис? Ей уже назначили дату операции?

– Назначили, да, но потом отменили, так что сейчас опять все сначала начинать. А кстати, – он заулыбался, – в субботу же у нее день рождения! Семьдесят пять стукнет. И мама надумала пикник устроить. – Он рассмеялся так, словно ни при каком другом раскладе на пикник не пошел бы. – Она и тебя собиралась пригласить, так что я ее, считай, опередил. Придешь?

Лиз почувствовала, что краснеет. Конечно, мило с его стороны, но даже если бы она и могла, то не приняла бы этого приглашения.

– О нет. Я не…

– Мы, наверное, в Тинтагель поедем. Ба у нас любит прокатиться.

Спокойный и добродушный, Даррен выгодно отличался от большинства знакомых Лиз современных парней.

– Рози, ты бывала в Тинтагеле? – спросил он. – Там еще король Артур жил, ты об этом слыхала?

Нет, Рози там не бывала. До расположенного на другом берегу Тинтагеля было пятьдесят миль, и Лиз с дочерью так туда и не добрались, хоть и давно мечтали.

– Я по субботам работаю, – извинилась Лиз, – к сожалению.

– Ну тогда отпусти с нами Рози. Она-то по субботам не работает, правда? – Даррен подмигнул девочке, и та застенчиво улыбнулась в ответ.

– Я поговорю с Айрис, – сказала Лиз, подумав, что подруге только еще чужого ребенка на празднике не хватает.

– Давай, поговори. – Даррен обнял Келли за плечи, и та прильнула к нему. – Ну что, Рози, значит, увидимся в субботу?

По дороге домой они взяли в пекарне пару булочек – на вечер, для Пэт и Рози, но, дойдя до дома и усевшись на кровать в своей прохладной спальне, Рози опять пожаловалась на головную боль.

Лиз нахмурилась.

– Ты, похоже, на солнце перегрелась. Я же говорила – надень бейсболку.

– Терпеть не могу бейсболки.

Лиз вытащила лекарство и заметила, что пузырек почти опустел.

– У тебя в последнее время то и дело голова болит. Надо нам к окулисту сходить, на всякий случай.

Рози готова была расплакаться.

– Ты постоянно про окулиста говоришь! Надоело уже! Я не буду носить очки. У меня уже и так здоровенная нога и клешня вместо руки – хватит с меня издевательств.

Вон оно что. Значит, Рози переживает из-за очков. Лиз присела рядом и обняла дочку.

– Прости, что я опять об этом заговорила. – Лиз твердо решила больше не заводить об этом разговор, пока Рози не станет лучше.

Лиз заскочила к Пэт – якобы чтобы проводить ту до «Голубки». На самом же деле Лиз хотела поговорить со старушкой наедине – посетовать на головные боли Рози.

– У нее в последнее время постоянно голова болит! – прокричала Лиз.

Они стояли у Пэт в прихожей, обе двери – и входная, и задняя – были распахнуты, так что лицо приятно обдувало сквозняком.

– Как-как? Что ты сказала? – На Пэт была черная свободная юбка, подол развевался, словно у танцовщицы фламенко. Похоже, глухота у старушки прогрессировала.

Лиз повторила – на этот раз еще громче:

– Как думаете, может, ей очки надо носить?

Пэт вытерла о цветастый фартук руки. Когда пришла Лиз, она подрезала в палисаднике розы, и из кармана торчали секаторы.

– Думаю, она просто перегрелась, мы все так устали от этой жары. Бедный мой барашек, – она отбросила с потного лба прядь седых волос, – не привыкли мы к такой бане.

В «Улитке на часах» Роберт распахнул все окна и двери, но внутри все равно стояла духота. На барной стойке жужжал небольшой вентилятор, но прохлада чувствовалась, только если стоять прямо перед ним.

– Надеюсь, жара нам гостей не распугает, – понуро пробормотал Роберт, уставившись в пол, – я хотел несколько вентиляторов купить, но у них оставалось только два маленьких.

– Жаль, что нельзя выставить столы на улицу, – сказала Лиз, – на тротуаре тогда не развернешься.

На кухне Джесс собирал еще один вентилятор – большой напольный. Кожа у паренька приобрела коричневатый оттенок, а волосы, в лучшие времена светлые, выгорели почти добела. Он словно просился на буклет, рекламирующий корнуолльские пляжи.

– Ходил сегодня на пляж? – спросила Лиз. Она знала, что Джесс целые дни проводит на песчаном пляже – том самом, который так любила Рози и где собирались виндсерферы.

Он поднял голову и улыбнулся. Белые зубы жемчужно сверкнули на загорелом лице:

– Ага. Волн не было, зато телочек навалом.

– Сексист!

Лиз обернулась и увидела Лавдей. Девушка стояла на пороге, не сводя сердитого взгляда с Джесса. Сегодня ее наряд ограничивался обтягивающим топом и черной мини-юбкой, которая едва прикрывала ягодицы. Волосы, подбритые с левой стороны, чтобы видно было крупное серебряное кольцо в ухе, она собрала в хвост, кокетливо переброшенный на правое плечо.

– Прошу прощения, ваша светлость! – Джесс насмешливо поклонился.

– Не смей так говорить о женщинах! – заявила Лавдей и, виляя бедрами, прошагала на задний дворик. – Какая мерзость! – припечатала она напоследок.

Весь вечер поток посетителей не иссякал, и Лиз едва успевала дух перевести. Стоило ей убрать грязную посуду, как возле столиков уже топтались новые гости, с нетерпением дожидаясь, когда она разложит ножи с вилками и расставит стаканы, чтобы тут же потребовать винную карту.

Вдобавок ко всему один из первых клиентов Лиз – мужчина чуть за шестьдесят – оказался заносчивым. Он явился вместе с женой, тихой мышкой. Его скверное расположение духа стало очевидно, едва они переступили порог, – с недовольной миной он практически втолкнул свою жену в зал. «Впрочем, возможно, он всегда с ней так обращается», – подумала Лиз, проникшись к бедняжке жалостью. Она попросила их подождать, пока подготовит столик, но мужчина тут же изъявил намерение сесть возле окна. И он явно привык получать желаемое.

Услышав, что этот столик забронирован, посетитель побагровел и заявил, что если уж тут никто не сидит, значит, сядут они с женой.

– Если они опаздывают, то сами виноваты! – вознегодовал он.

Все вокруг умолкли. Лиз попыталась вразумить его, объяснив, что гости не опаздывают – они предупредили, что придут в девять, а до девяти остается еще пять минут. И, бронируя столик по телефону, они подчеркнули, что хотят сидеть именно здесь, а сам он, делая заказ, никаких предпочтений не указал.

– Возмутительно! – бросил мужчина и, схватив зачем-то стул, стоявший возле желаемого столика, подтащил к другому. – Отвратительное обслуживание! – пожаловался он жене, и та покорно кивнула.

– Могу я предложить вам карту вин? – как можно любезнее спросила Лиз, когда гости наконец уселись. Она надеялась, что глоток чего-нибудь покрепче заставит его сменить гнев на милость. Когда он заказал особый сорт джина – «смотрите не перепутайте и побольше льда и лимона», – Лиз заметила, как Роберт вытащил из кассы деньги и послал Джесса в алкогольную лавочку. К счастью, та располагалась прямо за углом и летом работала до половины одиннадцатого вечера.

Разумеется, Лиз пришлось выслушать претензии к каждому блюду и несколько вернуть на кухню, чтобы поменяли ингредиенты. Жена придиры, миниатюрная женщина в голубом платье, жемчужном ожерелье и с такими же серьгами, сперва показалась Лиз довольно милой, однако с каждой минутой словно съеживалась и старела, так что к концу ужина выглядела настоящей развалиной.

Напоследок ему захотелось бренди, и хотя жена его явно больше пить не желала, он и ее вынудил заказать выпивку. Щеки у него раскраснелись, глаза затуманились, и говорил он очень громко, время от времени оглядываясь вокруг. Замечая, что кто-то слушает, он расплывался от самодовольства. Его жена кивала и улыбалась в ответ, но оставалась немногословной.

Когда Лиз вручила ему счет в маленьком черном футляре, он с особенной придирчивостью сверил цифры с меню. Лиз стояла, заложив руки за спину, и с самым равнодушным видом смотрела в окно, дожидаясь, когда они наконец уйдут.

Все остальные посетители уже разошлись, и пора было закрываться. Лиз слышала, что Джесс на кухне нарочито громко стучит тарелками, а уже переодевшийся Алекс, проходя мимо, со значением сказал:

– Пока, Лиз.

Наконец мужчина поднял взгляд и нахмурился:

– Вы включили в счет шпинат и горошек.

– Как вы, возможно, помните, сэр, вы изменили заказ, – невозмутимо ответила Лиз, – ваша супруга сначала заказала салат из рукколы с пармезаном, но потом передумала. Вы вернули блюдо на кухню, и наш повар приготовил вам вместо этого овощной салат.

Мужчина прищурился:

– И почему же тогда овощи вышли дороже? Вы порезали салат, бросили туда горошек – и просите за это больше. Почему?

Лиз глубоко вздохнула.

– Этого я, к сожалению, не могу вам сказать, сэр. Я не составляю меню и не покупаю ингредиенты, но цену изменить я тоже не могу.

Мужчина поставил локти на стол и потер одной рукой запястье другой, словно готовясь к драке. Домой он явно не торопился. Плечи у Лиз опустились, и она почувствовала, как в подмышках чешется от пота. Ей нестерпимо хотелось переодеться.

– Я не готов переплачивать два фунта за пару овощей, мы и заказали-то их только потому, что салат у вас был несвежий. И еще моя жена сказала, что шпинат вы пересолили!

Лиз стиснула зубы. Несвежий салат – это уже перебор, такого быть не могло. Она сама видела, как Джесс моет рукколу и латук, и знала, что зелень свежайшая. Несвежие продукты Роберт ни за что не пропустил бы. Побыстрее бы избавиться от этого типа!

– Если хотите, я могу поговорить с руководством…

– Конечно, хочу, идиотка.

От неожиданности Лиз не сразу нашлась с ответом.

– Таких, как ты, вообще нельзя пускать к приличным людям! Ты хоть представляешь, что такое сервис? – Он совсем вышел из себя, в уголках рта скопилась слюна, и Лиз с отвращением отвела глаза. – Да тебе только тарелки мыть, а ты в официантки лезешь. Официанту нужны мозги! А у тебя в голове пусто – это ж сразу ясно.

Последняя фраза почему-то показалась Лиз особенно оскорбительной. На глазах выступили слезы, и первым желанием ее было встать на собственную защиту, но какой-то тихий голосок нашептывал, что этот ресторан принадлежит Роберту, а значит, ему и разбираться. Лиз решила промолчать и не усугублять положение.

Прикусив язык, Лиз выскочила из зала. Роберта она нашла на заднем дворе – он запирал винный погреб. Услышав о стычке, он в буквальном смысле зарычал, пусть даже скорее как львенок, а не взрослый лев.

– Он едва вошел, а я уже понял, что с ним проблем не оберешься! Терпеть не могу таких. Мерзкий высокомерный… – Он осекся, взял себя в руки и покачал головой.

Когда Роберт направился к ее обидчику, Лиз стояла за дверью в кухне – ей хотелось посмотреть, чем закончится дело. Рядом приплясывал Джесс, с нетерпением предвкушая сцену расправы.

– Уж он им сейчас задницу надерет, да? – радостно прошептал он. – Все остальные потом локти будут кусать – такое зрелище пропустили. Я сроду не видал, чтоб он так злился. Честно сказать, я вообще ни разу его злым не видел.

Роберт стоял спиной к Лиз, его силуэт расплывался в отсвете свечей. Гость несколько раз повысил голос. «Жутко непрофессионально», «отвратительное обслуживание» – донеслось до слуха Лиз, но Роберт, похоже, проглотил оскорбления.

Лиз убеждала себя, что Роберт способен защитить и себя, и ресторан, однако он лишь безропотно кивал. В конце концов его собеседник успокоился.

Потом, когда Роберт вернулся на кухню, Лиз спросила, на чем они сошлись, и Роберт пожал плечами:

– Ужин его жены и напитки за счет ресторана.

– Что?! – ахнула Лиз. – Целых три блюда?

– Да.

– Но почему? Ведь еда была хорошая. Он же просто специально нарывался на ссору.

Роберт вздохнул и провел рукой по волосам.

– Он не стоит того, чтобы с ним ругаться. Мне хотелось побыстрее от него избавиться. Клиент всегда прав.

Лиз вновь пришлось проглотить обиду. Возможно, как владелец ресторана Роберт поступил разумно, но будь Лиз на его месте, устроила бы этому мерзавцу хорошую взбучку. И даже если он потом не вернется – скатертью дорога, меньше крови попортит.

Роберт заметил, что она молчит, и неловко переступил с ноги на ногу.

– Лиз, мне очень жаль, что он нагрубил тебе.

Она молчала, ожидая, что еще он скажет, но, не дождавшись, быстро набросила жакет и перекинула через плечо сумку.

– Хорошо, что я толстокожая и меня ничем не проймешь, – бросила она, – ладно, увидимся.

Лиз припасла для Роберта порцию лимонного силлабаба, но так и оставила ее на кухне, решив, что если ему хочется, пусть возьмет сам.

Она быстро шагала по темным улицам, прислушиваясь к ударам собственного сердца и стараясь не расплакаться. Сказать, что она расстроена, было ничего не сказать, но переживала она не столько из-за оскорблений, которыми осыпал ее тот негодяй, – намного сильнее ее огорчала несправедливость. Лиз искренне желала, чтобы ее обидчик всю ночь промучился от несварения, а утром проснулся с адской головной болью, – ничего лучше он не заслужил.

Неприятно удивил ее и Роберт. Разумеется, очевидно было, что он любой ценой постарается избежать ссоры, и тем не менее Лиз ожидала от него большей поддержки. Поворачивая ключ в замочной скважине, Лиз подумала, что начнись война – упаси тогда бог от такого союзника, как Роберт. Не желая обижать противника, он наверняка переметнется на его сторону.

Пэт, по своему обыкновению, дремала в кресле, но Лиз с удивлением отметила, что в комнате Рози до сих пор горит свет. Лиз разочарованно вздохнула: от усталости она едва ноги переставляла и больше всего на свете мечтала сделать несколько затяжек, принять душ и рухнуть в постель. Поняв, что думает о себе, а не о Рози, Лиз мысленно обругала себя за эгоизм.

Она осторожно разбудила Пэт и помогла ей одеться. Вид у старушки был такой сонный, что Лиз взяла ее под руку, довела до дома, поднялась вместе с Пэт в спальню и усадила на кровать. Пэт сбросила обувь.

– Спасибо! – громким шепотом проговорила Лиз. – Как Рози сегодня?

– Сказать по правде, она сегодня тихая была, – ответила старушка, откинув покрывало и разглаживая розовую простыню, – даже болтала меньше обычного. Устала, наверное. Бедный барашек.

Вернувшись домой, Лиз осторожно прошла в комнату Рози. Подложив под спину подушку, девочка с книгой в руках сидела на кровати.

– Ты как, солнышко?

– Что-то мне нездоровится, – на глазах Рози даже слезы выступили, – хочу заснуть, а не получается.

Лиз присела рядом и положила руку дочери на лоб. Горячий. Но вполне возможно, что это от жары.

– Что же это с тобой? Голова болит, да?

Рози кивнула.

Лиз вытащила пузырек с лекарством и накапала остатки в пластмассовую ложку.

– Вот. Сейчас все пройдет.

Но через несколько часов Рози прошлепала в комнату Лиз. Было так жарко, что девочка разделась, оставшись в одних трусах.

– Давай забирайся. – Лиз подвинулась и откинула простыню. Если уж не спать, то в хорошей компании.

Рози залезла на кровать, и Лиз погладила щуплую дочкину спину.

– Споешь мне про пузыри? – попросила Рози немного смущенно, ведь песенки на ночь поют только малышам.

– Пузыри я выдуваю… – запела Лиз. Кто сложил эту печальную песенку, Лиз не знала, но ее мама тоже пела ее на ночь, и Лиз продолжила эту традицию. – И повсюду пузыри… – Лиз допела последнюю строчку. – Хочешь, спою тебе еще «Пусть тебе приснится маленький сон обо мне»?

Рози согласилась.

Потом Лиз принялась напевать про Иосифа и его волшебный плащ снов. На этот мюзикл мама водила Лиз как-то в детстве, на день рождения, и девочка пришла в такой восторг, что, вернувшись домой, выучила все партии наизусть. Она пела, и перед нею проплывали воспоминания о том вечере.

Это был ее десятый день рождения, а значит, ей исполнилось столько же, сколько сейчас Рози. Ее мама, Катарина, обожала мюзиклы, хотя смотрели они их довольно редко, уж слишком дорогое это было удовольствие.

Еще девочкой Катарина занималась танцами и балетом и брала уроки пения, поэтому постоянно мурлыкала себе под нос всякие песенки. Ей, скорее всего, хотелось посвятить себя музыке, но родители отнеслись к этой идее без воодушевления, а позже Катарина познакомилась с Полом и родила Лиз, так что с мечтами было покончено, хотя ее любовь к музыке и театру не угасла.

Когда Лиз была маленькой, мама ставила с ней и ее друзьями небольшие пьески, а потом они устраивали представления для родителей. Впрочем, Лиз не унаследовала маминого артистизма и из-за своей стеснительности ограничивалась второстепенными ролями или шила костюмы, но такие представления все равно обожала.

На десятый день рождения мама повела Лиз в театр. До центра Лондона они доехали на автобусе, а в антрактах мама покупала им мороженое – просто немыслимое наслаждение.

Пол не разделял страсти жены к театру и музыке, так что подобные удовольствия принадлежали лишь им двоим – Лиз и маме. Рози, несмотря на всю свою застенчивость, тоже любила петь, и порой Лиз представляла, с какой радостью Катарина возилась бы с малышкой и какое удовольствие бабушка с внучкой получали бы от общества друг друга. Если бы только… Катарина умерла от инфаркта. Смерть явилась внезапно, застав всех врасплох.

Рози уже дышала ровно и глубоко.

– Спеть тебе еще раз «Все двери захлопнуты»? – шепотом спросила Лиз. Эту песню Рози любила больше всего – она питала слабость к привязчивым мелодиям. – Рози? Рози? – ласково повторила Лиз.

Но ответа не дождалась – девочка крепко спала.

Когда спустя несколько дней Лиз забежала за лотерейным билетиком, Айрис, едва увидев ее, заговорила о пикнике, который они устраивали в Тинтагеле в честь семидесятипятилетия Дорис.

– Рози же поедет с нами, да? Очень на это надеюсь! – Судя по ее тону, дело уже было решено. – Она будет счастлива, и со Спенсером заодно поиграет.

С Рози Лиз это пока не обсуждала – она думала, что Даррен пригласил ее из вежливости и что в машине все равно не будет места. Однако, как выяснилось, они собирались взять сразу две машины – их семейный «форд» и «пунто» Даррена. Откуда у него деньги на собственную машину, Лиз могла лишь догадываться, Даррен даже не подрабатывал, поэтому раскошелиться, вероятнее всего, пришлось Айрис и Джиму. Когда дело касалось детей, бедняги себя не жалели. Впрочем, Лиз вовсе не собиралась лезть не в свое дело.

Услышав о пикнике, Рози запрыгала от восторга. Обрадовалась и Лиз – ей хотелось воспитать в малышке самостоятельность. К тому же такое приключение – намного лучше, чем маяться в одиночестве дома. Пэт собиралась к родственникам, а Роберта Лиз решила не просить. Рози уже достаточно взрослая, чтобы посидеть пару часов дома. Вариант не лучший, но если даже что и случится, то Эсме, Джин и Тони Катт всегда под боком, да и сама Лиз недалеко. Однако теперь Лиз была рада, что для Рози нашлось занятие поинтересней.

В субботу они встали пораньше и, заехав по пути в магазин за печеньем и чипсами для пикника, помчались к Айрис и Джиму. Приехав, они встретили Айрис на улице, возле ее белой машины, – она загружала в багажник корзинки со снедью, цветные подстилки и газировку.

– Тут еды на целую армию, – рассмеялась она, – надеюсь, ты, Рози, проголодалась?

Рози ответила, что так оно и есть.

От расставания с дочкой Лиз было не по себе, но она знала, что Рози в надежных руках, и ничуть не сомневалась в Айрис. Глядя, как Айрис и Рози, взявшись за руки, скрываются за дверью магазинчика, Лиз даже почувствовала укол зависти: с какой радостью она поехала бы с ними. В машине по дороге домой Лиз опустила стекло – солнце уже припекало – и включила радио, убеждая себе, что дочка отлично отдохнет и поводов для тревоги нет.

После того случая с тяжелым клиентом Лиз почти не разговаривала с Робертом, и ей казалось, будто он намеренно избегает ее. Лимонный силлабаб, который она приберегла для него тем вечером, все еще стоял в холодильнике, и Лиз не знала, когда его теперь выбросят. И вообще – вдруг он навсегда там останется? Покроется зеленой плесенью и превратится в молчаливое напоминание об отвратительных оскорблениях, которыми осыпал ее тот мерзавец, и о том, что это сошло ему с рук.

Когда Лиз вернулась домой с дневной смены, ей позвонила Рози. Связь постоянно обрывалась, но Лиз слышала смех, а потом Рози дала трубку Спенсеру, и он что-то неразборчиво заагукал, видимо не зная, как правильно поступить с этой странной новой игрушкой. Наконец Рози отняла у него трубку, и малыш завизжал.

– Я приеду часов в семь! – беззаботно прокричала Рози и, не дав Лиз вставить ни слова, добавила: – Джим повезет домой Даррена, Келли и бабушку, а Айрис останется со мной, пока ты не вернешься.

– А как же Кристи со Спенсером? – В «пунто» им придется на головах друг у друга сидеть… – А Айрис точно удобно будет меня дожидаться? – Но связь уже оборвалась.

Лиз представила, каково ей будет, когда Рози поедет в Лондон. Придется собраться с силами – тосковать она наверняка будет ужасно.

Когда Лиз немного заполночь вернулась домой, Айрис сидела в кресле перед телевизором. Они обнялись.

– Рози у тебя просто чудо, – сказала Айрис, – мы все в нее влюбились, а Спенсер так вообще хвостом за ней ходит, как собачка.

Лиз предложила подруге чаю, но Айрис отказалась – сослалась на усталость и заявила, что Лиз тоже пора ложиться.

– Мы скоро еще куда-нибудь выберемся, – пообещала Айрис, – только ты тоже с нами поедешь. В следующий раз, когда заскочишь к нам в магазин, захвати свой ежедневник, наметим дату.

Свет в комнате Рози был выключен, Лиз попыталась на цыпочках прокрасться мимо, но дочь окликнула ее. Она вновь не могла уснуть, однако на этот раз головная боль была ни при чем.

– Это было так чудесно! – воскликнула Рози бодро и, к ужасу Лиз, ни капельки не сонно.

Лиз знала, что девочке не терпится пересказать все, что случилось за день, поэтому она присела рядом, гладя длинные волосы дочери и вдыхая ее особый запах, напоминающий аромат яблок и апельсиновых цветов. Лиз всегда удивлялась, почему от Рози так волшебно пахнет, даже когда она забывала принять душ, и раздумывала, останется ли этот запах с ней навсегда.

– Мы ехали и ехали, и Ба захотелось в туалет, поэтому мы остановились прямо посреди поля, – болтала Рози, – вот умора!

По рассказам Рози, они устроили пикник прямо с видом на руины замка, Даррен с Келли взяли с собой Рози и дошли по мосту до крутых ступенек, а по ним поднялись наверх, на самую гору, ну а оттуда такой вид, что дух захватывает! Ба с ними не пошла – она такой подъем не осилила бы, Спенсер до подобных походов еще не дорос, а Джиму «было лень», поэтому все остальные остались внизу и наблюдали, как они трое лезут вверх.

– Даррен говорит, там родился король Артур. И знаешь, смотришь вокруг – и правда его видишь! Мы с Дарреном и Келли играли в рыцарей. Взяли палки – это у нас были мечи – и устроили настоящий рыцарский турнир. Но потом Келли сказала, что драться ей не нравится, и притворилась, как будто умирает. У нее так клево это получилось, мы чуть со смеху не умерли.

Потом они со Спенсером играли в футбол, но малыш то и дело норовил схватить мяч и убежать. А еще у них был настоящий пикник – они объедались хот-догами, и куриными ножками, и бутербродами, и чипсами, а запивали все газировкой, чего дома Рози не разрешалось.

– Айрис испекла для Ба здоровенный шоколадный торт, но свечи задувало ветром. Но Ба сказала – это к лучшему, потому что у нее все равно не хватило бы сил самой задуть семьдесят пять свечек.

Уже по пути домой они остановились искупаться, даже Спенсер плавал и весь вымочился, и ему пришлось «миллион раз менять подгузник». Тут Рози картинно вздохнула. Затем они купили на пляже рыбу с жареной картошкой и ели ее, а Ба взяла и заснула в машине и так храпела, что пришлось ее расталкивать.

– Как же все было чудесно, – сказала Рози и наконец умолкла. Лиз уже начала бояться, что этот рассказ никогда не закончится.

– Вот и хорошо, – она поцеловала дочь в щеку, – а сейчас давай-ка спать, а то завтра весь день будешь носом клевать.

Она уже направилась к выходу, когда Рози прошептала:

– Мама?

Лиз остановилась, не зная, чего ожидать.

– Что?

– Жаль, что у тебя нет мамы. Вот бы она не умирала, да?

Лиз сглотнула. Говорить об этом было нелегко – даже сейчас.

– Да. Вы наверняка очень любили бы друг дружку.

Она надеялась, что на этом Рози успокоится, но зря.

– Вот бы у нас тоже была большая семья, – продолжала она, – где и бабушка, и брат с сестрой, и двоюродные братья, и малыши. – Из-за темноты ее голос словно звучал тише.

Лиз глубоко вздохнула. Рози никогда не жаловалась на одиночество, но рано или поздно дочь все равно заговорила бы об этом. Вот только время она выбрала неудачное – этот разговор застал Лиз врасплох, да и усталость давала о себе знать, поэтому хорошенько обдумать ответ никак не получалось.

– Это верно, но у тебя есть я, а у меня ты. Разве нет? – выдавила наконец Лиз с деланой веселостью.

– Но это же совсем другое, – возразила Рози, – когда в семье много народа, это интереснее.

Лиз судорожно подбирала слова. Как утешить дочь, когда ей самой требуется утешение?

– Да, ты права, но нам же хорошо вдвоем, правда?

Рози помолчала, раздумывая.

– Ну-у… да, – согласилась она наконец, – но иногда я вижу других мам, и пап, и бабушек с внуками, и мне от этого грустно. А тебе разве нет?

К горлу Лиз подкатил комок, но она решила не сдаваться.

– Бывает иногда, но редко.

Пожалуйста, хватит. Лиз нервно переминалась на пороге.

– А ты не жалеешь, что вы с папой разошлись?

Ну, это легкий вопрос.

– С твоим папой? Нет, не жалею.

– Но тебе разве не хочется, чтобы у тебя был муж? Пусть не мой папа, а другой какой-нибудь?

Еще один удар. Лиз замерла. Иногда ради благой цели можно и соврать, верно?

– Нет, не нужен мне никакой муж. У меня есть ты, и этого достаточно.

Рози вроде бы успокоилась – или, возможно, просто устала.

– Спокойной ночи, мам.

– Спокойной ночи, – Лиз тихо прикрыла дверь, – сладких тебе снов.

Но ее собственные сны в эту ночь будут явно не из приятных. Она лежала в кровати, а мысли водили бешеные хороводы, от которых кружилась голова. Стоило Лиз задремать, как ей вновь и вновь вспоминался их разговор с Рози, и от этого с каждым разом становилось больнее.

Неужели Рози чувствует себя обделенной? Значит, Лиз напрасно вообразила, что сможет вырастить ее в одиночку? Может, зря они вообще переехали в Корнуолл и лучше было бы остаться в Бэлхэме, поближе к Грегу? Тогда Рози, по крайней мере, хоть иногда виделась бы со своим отцом.

Возможно, со временем Грег согласится забирать ее к себе изредка на выходные? Пусть Рози познакомится с его девушкой или женой, с его недалеким братцем и неприветливыми родителями. Тогда у нее хотя бы семья появится – какая бы она ни была. Все-таки семья, даже плохая, лучше, чем вообще без семьи?

Лиз вспомнила, как он ругался на Рози, когда та волочила за собой увечную ногу, усыпанную волдырями от ненавистного ортеза. Вспомнила, как отстранился от малышки, узнав диагноз, будто считал ее виноватой.

Лиз кусала губы, чувствуя, что ее вновь душит былая обида за дочь. Грег никогда не принял бы ее. В тот день, когда он услышал слова «церебральный паралич», Рози для него все равно что умерла.

Грег только рад был, когда Лиз накричала на него, – сейчас это было ясно. К тому времени он уже давно искал предлог, чтобы бросить их, и она предоставила ему прекрасную возможность. Ведь это он решил расстаться, а не она.

По птичьему щебету за окном – сперва робкому, а потом громче и громче – Лиз поняла, что пролежала без сна всю ночь. Она обрадовалась, надеясь, что рассвет прогонит ее темные мысли. Лиз подошла к окну и раздвинула занавески, глядя, как небо из чернильного превращается в асфальтово-серое. Мимо ее окна кто-то прошел, а потом птичьи голоса утонули в лае собаки. Лиз было отрадно думать, что есть в мире и те, кто даже по воскресеньям просыпается рано и отправляется как ни в чем не бывало по своим делам.

«Здесь, на побережье, Рози лучше», – сказала она себе, забравшись в кровать и подтянув одеяло к самому подбородку. Жизнь здесь течет медленнее, и до Лондона, где Грег отравлял бы им жизнь своим присутствием, ехать и ехать. Лиз поступила правильно. За все эти годы инстинкты ни разу ее не подводили.

Разве не так?

 

Глава одиннадцатая

Жара продолжалась недолго: с приходом сентября все убрали подальше шорты и сарафаны и натянули джинсы, толстовки и дождевики, потому что с неба теперь лило не переставая.

– Цветочкам пойдет на пользу, – приговаривала Пэт, радуясь, что ей больше не требовалось дважды в день поливать розы.

Честно говоря, Лиз тоже воспринимала внезапное похолодание с радостью, хотя и не возражала бы, начнись осень менее внезапно.

Благодаря дополнительным дневным сменам в «Улитке», которые теперь закончились, и щедрым чаевым – все лето от посетителей в ресторане отбоя не было – она выплатила оставшийся взнос за экскурсию в Лон- дон и даже умудрилась скопить еще кое-что.

В выходные они с Рози отлично прошлись по магазинам, выбирая новые джинсы, футболки, носки, трусы и пижаму. Рози, не привыкшая, чтобы на нее тратили столько денег, пришла в восторг от всех этих девчачьих нарядов и украшений, и Лиз совсем разошлась и купила для дочки серебристый обруч для волос с тремя нарисованными сердечками, а для себя – две бледно-голубые заколки с бабочками, припорошенными блестками. Прежде она таких нигде не встречала и решила, что попробует дома сама сделать несколько подобных заколок, но из ткани другого цвета.

Еще для Рози надо было подыскать косметичку для туалетных принадлежностей и сумочку – ни того ни другого у девочки не было. Возле обувного магазина она замерла, жадно разглядывая пару черных кожаных балеток на затягивающейся тесемке, но Лиз потянула ее за собой.

– Не стоит себя мучить, – твердо проговорила она, – многие девочки тоже поедут в кедах.

До поездки оставалось еще несколько дней, но Рози уже уложила все свои вещи, в том числе и зубную щетку. Однако Лиз напомнила, что зубная щетка ей еще понадобится, и желтую косметичку пришлось распаковывать. В вечер перед отъездом Лиз попыталась отправить Рози в кровать пораньше, но тщетно – от волнения та никак не могла успокоиться. Да и Лиз тоже, хотя ее тревоги были несколько иного свойства. Успеет ли Рози за всеми остальными? Будут ли учителя за ней присматривать? И, важнее всего, – не обидят ли ее другие дети?

Автобус отправлялся от школы в шесть утра, и Лиз заранее предупредила Касю, что придет попозже. Когда они подъехали к школе и остановились неподалеку от дороги, возле длинного белого автобуса уже топтались мамы с детьми и даже несколько пап.

Дети в джинсах и толстовках, с яркими рюкзаками, всем видом выражали нетерпение и восторг. Некоторые смеялись и подталкивали друг дружку, некоторые в поисках поддержки прятались за родителей.

Миссис Микин, новая учительница, одетая в белую стеганую куртку, держала в руках список и готовилась отметить прибывших. Лиз заметила у нее термос. Кофе? Чтобы справиться с этой ватагой, ей понадобится немало сил.

Прошло еще добрых полчаса, прежде чем все собрались, и у Лиз камень с плеч упал, когда она убедилась, что Мэнди и Рэйчел, которые все-таки согласились жить с Рози в одном номере, ни на минуту не отходят от нее. Девочки оживленно обсуждали, какие вещи взяли с собой. Мэнди восхищенно рассматривала серебристый обруч с сердечками на голове Рози.

– Где ты его купила? – спросила она и, услышав название магазина, бросилась к маме. Та выслушала ее и, улыбнувшись, кивнула.

Рози так и сияла.

Наконец наступило время прощаться, и Лиз едва успела поцеловать дочь, как Рози уже выскользнула из ее объятий и бросилась в автобус.

– Пиши мне, не забывай! – крикнула вслед Лиз, и сердце ей будто бы сжала чья-то влажная ледяная рука. В этой поездке детям не разрешалось разговаривать по телефону. В информационном буклете черным по белому было написано, что дети должны учиться самостоятельности и что от частых разговоров с родителями они лишь сильнее затоскуют по дому.

– Хорошо! – прокричала в ответ Рози и скрылась в толпе.

Лиз пристально высматривала ее среди школьников. «Ну что за глупость, – одернула она себя, – мы же не навеки расстаемся». Но, судя по ощущениям, именно так оно и было.

Автобус тронулся, и Лиз наконец разглядела Рози – та выглядывала из-за Мэнди и храбро улыбалась. Неужели она тоже волнуется? И изо всех сил старается не показывать этого.

– Ну наконец-то, – сказала одна из мам, когда автобус скрылся за углом.

Лиз улыбнулась, но кишечник у нее будто стянуло в узел, и, чтобы не расплакаться, она отвернулась и поспешила к машине. Прислушиваясь к фырканью старенького мотора, Лиз решила, что лучшее лекарство – это работа. Отвлечется. Да и в конце-то концов, Рози уехала всего на четыре дня…

Увидев, что Ханна уже пришла на работу и даже успела налить себе кофе, Лиз обрадовалась. Ханна обычно рано приезжала, и они часто болтали. По словам Ханны, за час до того, как в офисе появлялись ее коллеги, она успевала сделать больше, чем за весь оставшийся день. Порой они искренне смеялись, вспоминая, как Лиз обнаружила ее спящей под столом, но желания повторить у Ханны пока не возникало.

– Как выходные? – с улыбкой спросила Ханна, не отрывая взгляда от экрана, когда Лиз тихо вкатила тележку и принялась протирать телефоны.

В накрахмаленной бледно-розовой блузке с закатанными до локтя рукавами Ханна выглядела профессионалом высшего класса. Темные волосы были забраны в пучок, из которого выбивались несколько коротеньких прядок, а небольшие очки с прямоугольными стеклами сдвинуты на нос.

– Неплохо. А у тебя как?

– Довольно сумбурно. – Ханна не отрывала взгляда от экрана. Сумбур в выходные был для нее обычным делом, но, несмотря на это, она, к восхищению Лиз, всегда умудрялась выглядеть по понедельникам как мисс Манипенни. – Одна моя университетская подружка из Эксетера устраивала вечеринку.

– Здорово, – ответила Лиз.

– Как там Рози? – Хотя сама Ханна была закоренелой холостячкой, она всегда спрашивала о Рози, и это очень трогало Лиз.

– Отвезла ее в школу. Они поехали на экскурсию. В Лондон. – Похоже, голос у нее дрогнул. Нет, так нельзя, надо взять себя в руки.

Ханна сняла очки и, отложив их в сторону, повернулась к Лиз.

– Ты как? – спросила она, склонив голову набок.

Лиз вытащила из кармана платок и высморкалась. От таких разговоров будет только хуже, она совсем расклеится.

– Иди обниму. – Ханна поднялась и, раскинув руки, шагнула к Лиз, которая с такой яростью натирала полиролем столешницу, будто вознамерилась содрать весь лак.

Лиз отступила и предостерегающе подняла ладонь.

– Все в порядке, честно.

Но Ханна уже заключила ее в объятия. Она была высокой, намного выше Лиз, от нее пахло дорогими духами и стиральным порошком.

– Она прекрасно съездит, а ты и оглянуться не успеешь, как уже вернется, – ласково сказала Ханна. Лиз попыталась кивнуть, но не вышло – так крепко Ханна ее стиснула. – Ты лучше взгляни на это с другой стороны. У тебя есть… сколько? Четыре дня? Отдохни как следует.

Лиз высвободилась и вытерла глаза.

– Прости. Я тебе блузку намочила.

Ханна рассмеялась так заразительно, что Лиз засмеялась вслед за ней.

– Знаю, я веду себя как дурочка.

– Тебе надо отвлечься, – решительно сказала Ханна, не желая отказываться от своей первоначальной мысли, – у тебя уже есть какие-нибудь планы? Надеюсь, ты как следует повеселишься.

Планы у Лиз были: прибраться в комнате Рози и отложить одежду, из которой дочка выросла. И спать. Долго спать. Сейчас, когда ей не надо ездить в школу, она как раз успеет выспаться. А веселье в ее планы не входит.

– Может, сходим куда-нибудь вдвоем? – предложила вдруг Ханна. – Пропустим по стаканчику или поужинаем где-нибудь. Где хочешь. Я приглашаю!

От радости и смущения Лиз покраснела.

– Спасибо тебе, но сегодня у меня единственный свободный вечер. Все остальные дни вечерняя смена в ресторане.

Ханна скривилась:

– Черт. А у меня сегодня ужин с заказчиками. В другой вечер у тебя прямо никак не получится?

Лиз покачала головой:

– Начальник не отпустит.

Строго говоря, Лиз слегка кривила душой – если предупредить Роберта заранее, тот без труда найдет ей замену. Рита, например, обычно работает только днем по субботам и наверняка согласится. И сам Роберт возражать не станет. Он по своей натуре мягкий, да и Лиз никогда не злоупотребляла его добротой и не пропускала работу.

На самом деле Лиз просто не могла себе позволить потерять ни пенни. Ее заработка едва хватало на их текущие расходы, и владелец коттеджа уже давно намекает, что собирается поднять арендную плату. Однако объяснять все это Ханне не было ни малейшего смысла. Ханна, при всей ее отзывчивости, понятия не имела, каково это – быть бедным. В детстве у нее был собственный пони, и она привыкла во всем себе потакать.

Лиз, Джо и Кася вышли из здания, обсуждая удивительную находку: в одном из туалетов Джо обнаружила черные женские трусики.

– Я сперва даже и не поняла, чего это такое, – хихикнула Джо, – испугалась, что это крыса.

– Интересно, чьи они, – сказала Лиз, – может, у кого-то вечеринка была? Или это кто-то уже потом в офис влез? Хорошо еще, их охранники не поймали. Вот позор бы был!

Кася цокнула языком.

– Молодежь совсем стыд потеряла! – возмутилась она так, словно ей было за семьдесят.

– Может, это и не молодежь вовсе. Может, их оставил кто-нибудь твоего возраста, – поддела Джо.

Кася нахмурила угольно-черные брови и пробормотала что-то про следующий заказ.

– Я бы никогда так не поступила. Я себя уважаю, – бросила она, поджав губы, и, не попрощавшись, села в машину и хлопнула дверцей.

Джо опять захихикала:

– Спорим, ее мужик на голодном пайке сидит? Иначе она бы просто яйца ему отрезала и на завтрак сожрала!

Вернувшись в деревню, Лиз почувствовала себя чуть лучше. Дождь наконец закончился, и тротуары с палисадниками сияли свежестью. Она опустила стекло и вдохнула запах мокрого асфальта. Несколько одиноких отдыхающих в ветровках и туристических ботинках направлялись к пляжу. Сейчас, когда школьные каникулы закончились, среди туристов остались лишь люди в летах, но вскоре разъедутся и они и Тремарнок снова перейдет во владение местных жителей. Она завезла Пэт продукты, но от чая отказалась, сославшись на то, что хочет заняться уборкой.

– Не перегружай себя, – неодобрительно сказала Пэт, – пока наша малышка путешествует, тебе бы отдохнуть хоть немного. – Она вскрыла пакет и принялась перекладывать печенье в древнюю красную жестянку с елкой на крышке. – Ох, и все-таки без малышки нам будет тоскливо, да?

Зайдя домой, Лиз с облегчением сбросила кроссовки и упала в синее кресло. По понедельникам в ресторане она не работала, так что теперь остаток дня и весь вечер могла бездельничать. Хотя нет, не бездельничать, конечно, но не надо ни в школу бежать, ни чай заваривать, да и вообще спешить некуда.

В последний раз такая возможность распоряжаться собственным временем была у нее еще до рождения Рози, до того, как она начала работать, до маминой смерти. Когда Лиз жила с родителями, выходные она проводила с подругой Джеки, а на каникулах делала что хотела. Ее вдруг охватила тревога: теперь, освобожденная от груза – нет, Лиз не желала думать о Рози как о балласте, – она боялась чересчур отдалиться от берега и потерять дорогу домой.

Ее жизнь уже так давно подчинялась заведенному порядку, что Лиз забыла, каково это – решать, чем заняться. Даже воскресенье, их с Рози свободный день, было расписано: завтрак, обед, вечерний чай, прогулки и что-нибудь интересное, чтобы развлечь дочь. Они вместе с Рози делали уроки. Или Лиз хозяйничала по дому – доделывала то, чего не успела за неделю. Занятия находились всегда.

А сейчас, если ей не хотелось, она могла даже и не есть. Не застилать постель, оставить шторы задернутыми и не мыть посуду. Она чувствовала себя как подросток, чьи родители вдруг уехали и который скучает по вещам, против которых раньше бунтовал.

Лиз уже собиралась было подняться и поставить чайник – приятный и успокаивающий ритуал, – но тут подпрыгнула от неожиданности: в дверь звонили. Она так погрузилась в собственные мысли, что напрочь забыла об окружающем мире.

Лиз осознала вдруг, что рада – сейчас даже беседа с почтальоном Натаном улучшит ей настроение. Можно спросить его, как продвигаются тренировки и как дела на личном фронте. Натан все еще вздыхал по Лавдей, но уже нашел себе другую девушку – Энни из Торпойнта. Судя по рассказам, она подходила ему больше, потому что работала фитнес-тренером, а Лавдей не отличала гребной тренажер от любого другого.

Может, зазвать Натана на чашку чая? Иногда по воскресеньям, если на улице было особенно холодно, он с удовольствием к ней заходил. Лиз выбранила себя за слабость. Ханна права: надо воспользоваться свободой на полную катушку и считать эти дни подарком судьбы, второй такой шанс не скоро выпадет.

Роберт был последним человеком в мире, которого она ожидала увидеть на пороге. Он нервно ерошил волосы и переступал с ноги на ногу с таким взволнованным видом, что Лиз решила, будто произошло нечто ужасное.

– Что случилось? – воскликнула она, перебирая в голове самые страшные предположения. В ресторане пожар! Сразу несколько их клиентов отравились! Лавдей с Джессом поругались и оба уволились!

Роберт громко откашлялся.

– Ничего, – ответил он и впился зубами в ноготь, у Лиз отлегло от сердца. – Все в порядке. А можно я… э-эмм… можно мне войти?

Проходя по коридору в ее крохотную гостиную, он пригнулся, а потом, когда Лиз жестом предложила ему сесть, еле втиснулся в синее кресло.

– Твоя дочка, наверное, уехала, – сказал Роберт, когда Лиз уже собиралась предложить ему выпить или спросить, не нужна ли ему помощь. Вряд ли он просто зашел в гости.

Ресторан сегодня был закрыт, иначе Лиз решила бы, что Роберт попросит ее выйти в вечернюю смену. Может, он хочет, чтобы она поработала эту неделю днем? Тогда она не станет отказываться – комната Рози может и подождать.

– Мне хотелось пригласить тебя на ужин. В качестве извинения, – выпалил он.

От изумления Лиз не нашлась с ответом. Чему больше удивляться – приглашению на ужин или извинениям, она тоже не знала. И за что он извиняется, оставалось неясным.

– Тот человек, ну, посетитель… он оскорбил тебя, и я не должен был позволять ему, – проговорил Роберт, словно прочитав ее мысли. – Не следовало спускать это ему с рук, это было недопустимо. – Роберт сидел, вытянув одну ногу вперед, а другую подогнув, слегка подергивая, словно пытался избавиться от забравшейся в штанину осы.

Лиз все еще злилась на него за тот случай с грубым клиентом, хотя таить обиду было не в ее правилах. С того вечера Роберт вел себя с ней без особой сердечности, и это тоже сыграло свою роль. Но если честно, она и сама не сказать чтобы лучилась дружелюбием. И он наверняка заметил, что она перестала угощать его десертами, хотя ни слова не сказал. Ничего резкого они друг другу не говорили, неучтивости по отношению к нему Лиз себе не позволила – она слишком дорожила работой и понимала, что Роберт просто неспособен нахамить кому бы то ни было. В последнее время они словно вернулись в прежние времена, до того, как Лиз увидела Роберта, в нерешительности замершего возле стремянки, и держались друг с другом вежливо, но отстраненно.

Сейчас же Роберт так разволновался, что Лиз захотелось успокоить его. В конце концов, тот хам оскорбил ее, а не ударил.

– Да все в порядке, правда… – начала было она, но Роберт перебил ее:

– Нет, не в порядке. Понимаешь, мне хотелось побыстрее избавиться от него, я мечтал, чтобы он заткнулся. Он был пьян, и я боялся, что он полезет драться. Но едва он ушел, как я понял, что зря я так. Надо было заступиться за тебя – как за сотрудника, – быстро добавил он, – я с тех пор места себе не нахожу.

– Вообще-то я и правда была задета, – призналась Лиз, стараясь не встречаться с ним взглядом. Думала, ты не дашь себя в обиду. И ресторан тоже. Ну и меня заодно. – Она быстро взглянула на него, но Роберт пристально рассматривал какую-то книгу на полке за ее спиной. – Но это уже в прошлом, – сказала она, – так что забудь.

Он наклонился вперед, упершись локтями в колени, и заскреб волосы, будто втирая в них шампунь.

– Спасибо, – тихо сказал он, уставившись на свои черные кеды. – Так как насчет ужина?

Лиз поднялась и открыла окно – ей вдруг стало душно.

– Тебе вовсе не обязательно водить меня куда-то, честно. – Она повернулась к нему спиной, но чувствовала на себе его взгляд. А может, ей это чудилось. – С твоей стороны ужасно мило было зайти ко мне, но ты мне ничем не обязан.

Роберт тоже вскочил. Он потянулся и сморщился, словно от боли, но, скорее всего, причиной было смущение.

– Ну пожалуйста, – взмолился он, – мне бы очень хотелось. Если ты не против.

Он выглядел таким несчастным, что Лиз не нашла в себе сил отказать.

– Ладно, давай. Спасибо.

Его лицо озарила улыбка, морщины на лбу вдруг разгладились, и Лиз в очередной раз заметила, какие у него выразительные карие глаза.

– Отлично! Я тогда заеду за тобой в половине седьмого. И оденься как-нибудь особенно.

Она открыла было рот, чтобы спросить, что именно ей надеть, но Роберт уже вышел за дверь и стремительно зашагал по дороге. Не бежать же за ним.

 

Глава двенадцатая

После его ухода Лиз прошла в спальню и, открыв дверцу шкафа, скептически оглядела одежду. Ничего «особенного» у нее попросту не было. Если Лиз куда и ходила по вечерам, то на работу, наряжаться ей было некуда, и гардероб ее состоял преимущественно из джинсов, легинсов и блузок, – как она понимала сейчас, весьма потрепанных.

Наверное, все это вдобавок еще и ужасно старомодное… За модой она особо не следила, но замечала, как одеваются некоторые элегантные курортницы и Лавдей. Вот Лавдей точно следила за трендами, однако у нее свой, действительно особенный, стиль, скопировать который невозможно. К тому же, если уж на то пошло, нет у Лиз ни сногсшибательной груди, ни бритых висков, да и бедрами вилять она не умеет.

Она уныло посмотрела в зеркало над комодом и заметила под ним голубые заколки-бабочки с припорошенными серебристой пыльцой крылышками, которые они купили вместе с Рози. Лиз еще ни разу не надевала их. Вот и станут «особенным».

Немного приободрившись, она расчесала волосы и подхватила их с двух сторон заколками, так чтобы пряди свободно падали по бокам, обрамляя лицо. Прическа придала ей загадочности, усилившейся, когда Лиз вдела в уши серебряные сережки-звездочки.

Но как быть с одеждой? Свитер и футболка тут едва ли подойдут, а в магазин она уже не успеет, да и денег нет. Знать бы заранее – одолжила бы что-нибудь у Айрис. У той полным-полно нарядной одежды, да и на Кристи тогда, на пасхальном обеде, была чудесная блузка – голубая и словно воздушная.

Внезапно Лиз вспомнила о давным-давно купленном отрезе светло-серого атласа. Она наткнулась на него на распродаже, ткань досталась ей по дешевке. Лиз все собиралась сшить наволочки, но руки никак не доходили. И вместо наволочек из части блестящей и мягкой ткани она нашила для Рози простеньких свободных топиков на бретельках – так почему бы ей не соорудить что-то и для себя? Тунику, например? Это же совсем быстро.

Лиз поспешно вытащила ткань из-под кровати и отрезала кусок нужного размера. Фасон у нынешних вещей такой простой, что и шить-то всего ничего, а украсить можно кружевами, блестками и бусинами – этого добра у Лиз в коробке для рукоделия предостаточно.

Лиз включила радио и уселась за работу, вторя старым хитам, которые крутила «Меллоу Мэджик», ее любимая радиостанция. Рози частенько подшучивала над ней и называла старомодной, однако всегда с удовольствием подпевала классикам «Мотаун Рекордс» и Гарри Нилсону с его хитом «Без тебя», который и Лиз, и Рози знали наизусть.

В юности Лиз нравилось шить, и она с радостью забрала бы старую мамину швейную машинку, но не успела предупредить об этом Тоню, и та ее выбросила. Зато пеструю коробку со швейными принадлежностями, принадлежавшую Катарине, Лиз удалось спасти. В коробке хранились наперстки, булавки и иголки, разномастные пуговицы и катушки цветных ниток.

Коробку эту, потертую и старую, Лиз считала одним из своих величайших сокровищ, потому что та напоминала ей о прошлом. Глядя на нее, Лиз представляла, как входит в гостиную у них в Белхэме, а мама поднимает голову и с улыбкой показывает, что она шьет. Катарина была красивая и хрупкая, с темными волосами, смех ее походил на журчание ручейка. Всегда веселая, она шутила, старалась всех развлечь, – по крайней мере, такой ее запомнила Лиз.

Скроив тунику, Лиз прострочила швы, вырез обшила кремовыми кружевами, на бретельки нашила стеклянные бусины, перламутровые пуговицы и крошечные бантики из черной тесьмы.

Закончив, она надела тунику, натянула узкие коротенькие брючки – единственные подходящие для такого случая – и обула черные туфли на низком каблуке, в которых выходила на смены в ресторане, а затем встала перед зеркалом. Туника вышла вполне ничего, этакий бохо-шик с романтическими викторианскими нотками, и в сочетании с ее бледной, почти белой кожей отлично смотрелась. Лиз была довольна собой, особенно если учесть, что управилась всего за три часа.

Теперь, когда о наряде можно было не тревожиться, Лиз решила немного передохнуть. В конце концов, уборка подождет. Вместо этого она долго стояла под струями горячего душа, удивляясь этому странному ощущению, когда никуда не надо торопиться, то и дело поглядывать на часы и бояться, что опоздаешь. «Надеюсь, ты как следует повеселишься», – вспоминала она слова Ханны, готовясь нанести последние штрихи к образу перед выходом. Конечно, Роберт – не самый интересный собеседник, но вряд ли кто-то еще позовет ее поужинать, так почему бы не попробовать получить удовольствие.

Завернувшись в полотенце, Лиз прошлепала в спальню, высушила волосы. Косметикой она пользовалась нечасто, но на этот раз наложила на веки синевато-голубые тени, а на ресницы – черную тушь. Тушь почти засохла, но Лиз капнула в нее воды, и получившегося вполне хватило, чтобы накрасить ресницы. Однако стали ли они после этого «длинными и соблазнительными», как обещала надпись на упаковке, – другой вопрос.

Роберт явился вовремя, и Лиз, похоже, выглядела чуточку по-новому, потому что, когда она открыла дверь, он на миг замер, но тут же перевел взгляд куда-то на стену, будто обнаружил в прихожей нечто невероятно интересное.

– Я заказал столик на восемь, – сказал он, все так же таращась на стену. Что он там высматривает? Трещину? – Моя машина совсем рядом.

Лиз села в белую «ауди». Машина была отличная – новая или почти новая, с удобными, обтянутыми кожей креслами и электрическими стеклоподъемниками. В ее Ослике Иа стекла частенько заедали, чтобы поднять или опустить, приходилось тянуть их вверх или слегка надавливать руками. Лиз боялась, что однажды окна просто заклинит намертво.

Место назначения Роберт ей не выдал, но когда они выехали из Тремарнока и покатили по проселочным дорогам, Лиз поняла, что ей все равно. За окном стремительно сгущались сумерки, и Лиз нравилось смотреть на проносящиеся мимо поля и слушать тихий джаз (в выборе музыки она положилась на вкус Роберта), приглушенным аккомпанементом ложившийся на урчание двигателя.

Сперва Роберт ничего не говорил, и Лиз тоже радовалась возможности помолчать. Ехали они быстро, однако ее это не тревожило.

– Как прошел отъезд? Дочь волновалась? – спросил наконец Роберт, и Лиз снова удивилась его формальности – ведь он прекрасно знал, как зовут Рози.

Лиз ответила, что Рози держалась молодцом, а если кто и волновался, то она сама.

– Надеюсь только, что другие дети не станут ее обижать.

Она почти жалела, что Роберт заговорил на эту тему, и чувствовала, как шею и щеки заливает краска.

Свернув к обочине и пропустив встречную машину – на узкой и извилистой дороге двоим было не разъехаться, – Роберт сказал, что учителя непременно присмотрят за Рози. Лиз же подумала, что в группе тридцать с лишним детей, каждый со своими особенностями и характером, и позавидовала уверенности Роберта.

Они немного поболтали про ресторан, Лиз рассказала, что Джесс по-прежнему неровно дышит к Лавдей, хотя они и хамят друг другу на каждом шагу.

– Я и не знал, что между ними что-то было, – признался Роберт, и Лиз подивилась его ненаблюдательности.

«Не заметить этого мог разве что слепой», – подумала она.

Значит, она права – Роберта интересуют лишь его меню, винный погреб и бухгалтерские книги. А до людей ему нет никакого дела.

Ехали они уже более получаса, и Лиз понятия не имела, где они находятся, вокруг не было ни единого фонаря, только фары их машины; дорожных указателей Лиз тоже не видела. Похоже, их путь лежит в какое-то совершенно забытое богом место.

Ей уже казалось, что они никогда не приедут, но тут Роберт резко свернул вправо, и впереди открылась посыпанная гравием дорожка, по обе стороны которой горели факелы, а в конце виднелось внушительное сияющее здание. Они подъехали ближе, и Лиз не поверила собственным глазам: он что, привез ее в старинный особняк или замок? Крышу над входом поддерживали увитые плющом колонны, а какой-то мужчина в галстуке жестом попросил Роберта опустить стекло.

– Вы можете оставить вашу машину, сэр, – сказал он, – мы о ней позаботимся.

Лиз испуганно ахнула. От волнения у нее дух перехватило.

– Мы что, туда пойдем? На мне обычные брюки и туника, которую я сшила на скорую руку.

– Ты выглядишь потрясающе, – сказал Роберт, и возразить она не успела – джентльмен в галстуке уже распахнул ее дверцу.

Встретившая их внутри женщина в черном сверилась со списком гостей. Лиз оглядела тяжелую сверкающую люстру, перевела взгляд на блестящий паркет, жардиньерки, в которых пестрели синие и розовые гортензии, и ведущую наверх лестницу, покрытую толстым сиреневым ковром.

Мимо проплыла молодая девушка в красном свободном платье с открытыми плечами и черных туфлях на шпильке. Лиз показалось, что девушка смерила ее надменным взглядом, и внутри у нее все похолодело. Бывать в подобных местах ей еще не доводилось, и она чувствовала себя иностранкой, очутившейся на чужбине и не знакомой ни с местными обычаями, ни даже с языком.

Она молча проследовала за женщиной в черном направо, в огромную залу, где вдоль стен тянулись полки, уставленные книгами в кожаных переплетах. Лиз робко присела на обитый алым бархатом диванчик возле камина, в котором полыхало красно-оранжевое пламя.

Попросив винную карту, Роберт опустился в кресло рядом. Он был в темно-синем пиджаке – и как только Лиз прежде этого не заметила? Надо признать, смотрелся он элегантно – белая рубашка (но без галстука) и темные брюки. Ему следовало предупредить ее, куда они собираются поехать. У нее нет подходящей для такого места одежды. Зря она приняла его приглашение.

– Как тебе тут? Нравится? – спросил он, явно не замечая ее смущения и обводя взглядом залу. – Я подумал, что если уж Рози остановилась в отеле, то и мы можем поужинать в отеле. А здесь очень хорошая кухня.

Роберт откинулся в кресле и закинул ногу на ногу, а вот Лиз расслабиться никак не удавалось. В залу вошла пожилая пара. Они смеялись, и Лиз отметила, что на женщине темно-зеленое платье с глубоким вырезом и дорогое колье, выгодно оттеняющее молочно-белую кожу.

Наверняка все они раздумывают, что тут забыла она – с ее дешевыми сережками и дурацкими заколками-бабочками, в самопальной тунике, которая дома, в Тремарноке, выглядела почему-то куда менее кустарно. Лиз казалось, что на лбу у нее написано: «Уборщица и официантка», а чуть пониже: «Сварганила наряд на скорую руку». Еще немного – и ее наверняка попросят прибраться в туалете и поменять белье в номерах.

Не дождавшись ответа, Роберт сказал:

– Я тут только раз бывал, – он провел рукой по волнистым волосам и посмотрел на полки с книгами, – но слышал, что у них новый шеф, просто превосходный, француз, кажется, из Марселя. Интересно будет взглянуть, что у них сегодня в меню. Я по понедельникам довольно часто ужинаю в ресторанах. В самых разных. Знакомлюсь с конкурентами.

Подошедшая официантка спросила, выбрали ли они напитки, и Лиз почувствовала, как под мышками у нее взмокло, а лицо опалило жаром.

Она боялась, что вот-вот расплачется.

– Что будешь пить? – спросил Роберт, по-прежнему не замечая ее замешательства.

Заказать вино? Или это слишком по-деревенски? Может, тут полагается заказывать какие-нибудь коктейли с фантазийными названиями?

От волнения Лиз даже меню забыла открыть. К тому же она, скорее всего, и название-то исковеркает. У них в «Улитке» коктейлей не подавали.

– Портвейн. Э-э… Или бренди. Или вино. Мне все равно, – потерянно пробормотала она.

Мысли в голове путались, она едва ли соображала, что говорит. Портвейн пьют только после еды. Вот и выставила себя полной идиоткой. Она сдула с лица прядь волос, надеясь хоть немного остудить раскрасневшиеся щеки.

– Лиз, что с тобой?

Кажется, он сказал что-то официантке, Лиз не уловила, что именно, но девушка послушно удалилась.

– Все в порядке. – Лиз накрыло отчаяние. В горле набух болезненный ком, который никак не удавалось сглотнуть. – То есть нет, я… – Еще хоть слово – и она себя выдаст.

Упершись локтями в колени, он наклонился к ней и встревоженно прошептал:

– Что случилось?

Лиз покачала головой, не сводя взгляда с красно-золотого коврика под ногами. Слезы не отступали, и Лиз потерла глаза, размазав тушь. Она злилась на себя за эту сцену – никогда себе не простит. Роберт вдруг встал и мягко, но решительно взял ее за руку:

– Пойдем.

Сгорая от стыда, Лиз поплелась следом. Она шла, опустив голову, и старалась не глядеть по сторонам – в уверенности, что все вокруг смотрят на нее.

– Моей спутнице нехорошо, – сказал Роберт женщине в черном у стойки при входе.

Лица женщины Лиз не видела, но ей почудилось, что та неодобрительно поджала губы. Наверное, решила, что Роберт притащил с собой чокнутую, а таким не место в их ресторане. Дожидаясь у входа, когда парковщик вернет им машину, они молчали. Лиз забралась внутрь, и Роберт выехал на дорогу, но, едва свернув за угол, остановился, заглушил мотор и зажег в салоне свет. За эти несколько секунд Лиз уже успела придумать, что именно соврет – скажет, что ей и правда стало дурно. Что это, наверное, какой-то вирус и что ей весь день нездоровится. Но когда Роберт дотронулся до ее руки, Лиз поняла, что солгать не сможет.

– Прости, – забормотала она, – но этот ресторан, парковщик в галстуке, люстры… И все эти женщины в вечерних платьях, таких шикарных… Я выглядела там совсем глупо и убого. Это словно издевка… – Она вытащила из волос заколки и швырнула их на пол. – Ненавижу такие места! – Теперь голос ее зазвучал сердито. Она и впрямь разозлилась. На себя – за собственную убогость и уродливость, и на Роберта – что притащил ее сюда.

Тот тяжело вздохнул – так громко, что Лиз подняла взгляд.

– Какой же я придурок! – Он с силой хлопнул по рулю, и от неожиданности Лиз даже плакать перестала. – Ведь и не подумал… – он осекся и покачал головой, – я был уверен, что тебе понравится. И ты так чудесно выглядишь…

Роберт выглядел столь расстроенным, что Лиз почти забыла про свою досаду.

– Брось, ерунда, – выдавила она.

За окном было черным-черно и ничего не видно.

Роберт повернулся к ней, и их глаза встретились. На Роберта это было непохоже, и Лиз насторожилась.

– Нет, – серьезно возразил он, – я хотел извиниться за то, что случилось в тот вечер, хотел порадовать тебя. А повел себя как последний эгоист. Я ведь не только о тебе думал – мне тоже хотелось отдохнуть и побыть с тобой. Думал, там будет спокойно, мы сможем поболтать, и я узнаю тебя получше… – Он отвел взгляд и уставился в ветровое стекло, в окутавшую их темноту. – А вместо этого ты из-за меня плачешь, – добавил он, – и у меня такое чувство, будто я изверг. Я все испортил.

У Лиз перехватило дыхание. Она не ослышалась?

– Лиз, ты мне правда нравишься. – Он сказал это негромко, но его слова будто заполнили весь салон.

У Лиз зашумело в ушах. Как, наверное, нелегко далось ему это признание.

– Ты мне тоже нравишься, – ответила она и сама удивилась уверенности своего тона. Плакать она уже давно перестала. Внезапно все вокруг будто ожило и обрело смысл, а события последних тридцати минут выглядели совершенно иначе. – Может, в другое место зайдем? – робко предложила она. – В паб, например? Да куда угодно, главное, чтобы там не было парковщиков в галстуке.

Роберт вздохнул и хрипло рассмеялся.

– Разумеется. Куда скажешь.

Он повернул ключ зажигания, и Лиз думала, что они вот-вот тронутся, но Роберт не спешил.

– Не хочешь опять надеть эти заколки с бабочками? Они отлично смотрятся с твоим нарядом.

Слегка ошарашенная этой просьбой, Лиз нагнулась, нашарила заколки и водворила их на прежнее место.

Интересно, Рози удивилась бы, если бы узнала обо всем? – раздумывала Лиз на обратном пути. А Пэт – она-то наверняка ушам своим не поверит. И Айрис, и Ханна, да и Кася с Джо тоже. Чего там говорить – разве ее саму все это не поразило?

Роберт наклонился и включил музыку, а Лиз откинулась на сиденье, решив, что расслабится, будет плыть по течению и, следуя совету Ханны, постарается хоть немного отдохнуть.

Ведь сейчас, когда все расставлено по своим местам, это будет нетрудно?

 

Глава тринадцатая

На этот раз они выбрали старую таверну с соломенной крышей, каменным полом и низким потолком. Таверна стояла на берегу залива, и днем отсюда открывался чудесный вид. Лиз однажды заходила сюда вместе с Рози. Они тогда сидели в садике, смотрели на море, прихлебывали лимонад, хрустели чипсами и разглядывали других гостей – те приходили с детьми всех возрастов, собаками, возлюбленными, внуками и друзьями, устраивались на солнышке и болтали. Лиз еще думала, как тут чудесно.

Через общий зал она прошла следом за Робертом в небольшое помещение, где на стене висели якорь и застекленный стенд с морскими узлами, под каждым из которых было подписано название.

– Что скажешь? – Он показал на приземистый угловой диванчик из коричневой кожи. Перед диваном стоял низкий стол, словно сколоченный из корабельных досок.

– Отлично! – объявила Лиз, усаживаясь.

– Что будешь пить?

Пока Роберт ходил в бар, Лиз изучила меню и обнаружила в нем свои любимые блюда. Время от времени Алекс уговаривал ее попробовать что-нибудь экспериментальное, но замысловатые соусы, все эти «жюс» и «кулис», воодушевления у нее не вызывали – она привыкла к еде попроще.

Когда Роберт вернулся с пинтой пива для себя и бокалом белого вина для нее, у Лиз свело желудок. В машине она почти забыла о собственной непростительной выходке и думала лишь о том, что сказал ей Роберт. Но сейчас, когда он сидел рядом в полумраке паба, Лиз вдруг стало не по себе. И хорошо, что он сидел не напротив, а сбоку – меньше вероятность случайно встретиться с ним взглядом.

Он спросил про экскурсию Рози, чем она занимается в Лондоне, и Лиз ответила, что телефоном детям пользоваться запрещено, если, конечно, речь не идет о чем-то жизненно важном.

– Задумано, что они будут писать домой письма, так что, надеюсь, ее письмо дойдет еще до возвращения Рози. Впрочем, может и опоздать.

– Она особенная, – сказал Роберт, – и ты молодец.

Смущенная и преисполненная благодарности, Лиз перевела разговор на другую тему и спросила, как так получилось, что Роберт открыл ресторан. И Роберт принялся рассказывать.

– У моих родителей было кафе в Пензансе. Ничего особенного, чай и кофе с выпечкой, а в обед супы, паста, салаты и сэндвичи. Но мама отлично готовила, так что дела всегда шли в гору, а в каникулы мы с сестрой помогали родителям. Потом отец умер, а мама заболела, и дела перешли ко мне. А когда мамы не стало, я решил продать кафе и открыть рыбный ресторан в Тремарноке. Мне всегда хотелось придумывать что-нибудь новое.

У Лиз никак не получалось представить Роберта ребенком, обслуживающим посетителей, – казалось, он всю жизнь проработал в «Улитке». Роберт был в ресторане как часть интерьера, он словно врос в саму ткань этого места. Неужели не всегда так было?

– А какие у тебя были родители? – спросила Лиз.

Ее распирало от любопытства, и она надеялась, что не очень докучает ему расспросами.

Роберт отхлебнул пива и продолжил рассказ:

– Мама была чудесной женщиной, доброй, умной и отзывчивой, а вот отец… он, можно сказать, был домашним тираном, – Роберт встряхнул бокал и уставился в пенную жидкость, будто высматривая что-то на дне.

– В каком смысле?

– Жестокий и неуравновешенный. К сожалению, он часто срывал на нас гнев – бил нас с сестрой… и маму тоже. Мы все его боялись. Кроме меня, других мужчин в семье не было, и я пытался помешать ему, но он был сильнее. Честно говоря, когда он умер, нам всем стало легче.

Лиз поежилась. Неудивительно, что Роберт продал кафе и переехал. Подобно ей самой, должно быть, хотел избавиться от несчастливых воспоминаний. Лиз всегда казалось, что детям родителей-тиранов суждено либо самим вырасти такими же, либо наоборот – на всю жизнь утратить желание ссориться. Очевидно, Роберт пошел по второму пути.

Она чувствовала, как ее отношение к нему меняется. Так бывает, когда знакомое лицо предстает в ином ракурсе и будто на месте твоего старого приятеля появляется кто-то еще. Ты видишь грани, которых прежде не замечал, новую глубину.

– Сколько тебе было лет, когда твои родители умерли? – спросила она. Похоже, ее вопросы Роберта не тревожили.

– Когда умер отец, мне было шестнадцать, а когда мама – двадцать.

– А сестра – она же тебя младше, да?

Роберт снова отхлебнул пива и вытер тыльной стороной ладони губы.

– Да, на пять лет.

Значит, когда они осиротели, девочке было всего пятнадцать.

– Получается, тебе пришлось еще и ее воспитывать? Нелегко тебе, наверное, пришлось.

Роберт грустно улыбнулся:

– Подростком она была трудным, это точно. Я придумал кучу правил, но она все их умудрялась нарушать. Впрочем, школу все-таки закончила. А потом познакомилась со своим будущим мужем, Энди, и у них родилась Лавдей. Все это свалилось на меня словно снег на голову, потому что сестре тогда едва исполнилось восемнадцать, но мы продали кафе, и они с мужем купили квартиру. Энди отличный парень – то есть сейчас уже мужчина, – но с деньгами у него не ладится…

Роберт умолк, и Лиз быстро прикинула, что если Лавдей сейчас семнадцать, то сестре Роберта тридцать пять. А значит, самому Роберту сорок, хотя она считала, что он моложе.

– Ты был совсем молодым – и такая ответственность, – заметила она, силясь представить двадцатилетнего парня, которому приходится воспитывать несносную сестричку, да еще вдобавок и с младенцем. Тут только Энди не хватало. Лиз не сомневалась – Роберт до сих пор помогает им. Судя по всему, так и было.

Но он, похоже, не слышал ее слов.

– Сестре пришлось тяжко, – задумчиво проговорил он, – сначала потерять маму, а потом ребенка родить, когда она сама была еще ребенком. Лавдей, конечно, не подарок, но Сара – моя сестра – очень старалась, сделала все, что могла. Совсем как ты. – Их разговор вернулся к той же теме, с которой начался. – Тебе тоже непросто, ведь тебе никто не помогает.

Лиз догадалась, что Роберту хочется спросить про отца Рози, но она не желала портить вечер и вспоминать Грега.

– С Рози несложно, – ответила она, – я не жалуюсь.

Роберт встал и снова отправился за выпивкой. Лиз уже слегка захмелела, поэтому обрадовалась, когда официантка принесла еду.

Выглядели их блюда странновато: заказанная Лиз камберлендская колбаска высовывалась из горки политого маслом картофельного пюре, а в гамбургере, который принесли Роберту, торчала шпажка, увенчанная розовым коктейльным зонтиком. Они посмеялись, решив, что у шеф-повара, должно быть, сегодня игривое расположение духа, но еда оказалась вкусной, так что почему бы и нет.

– Приятно иногда съесть для разнообразия что-нибудь простое, – сказал Роберт, – кулинарные эксперименты – это отлично, но, честно признаться, порой хочется взять и поесть без изысков. Ради этого можно и розовый зонтик потерпеть!

Лиз согласилась.

За едой она немного рассказала ему о себе, и он удивился, узнав, что ее отец так редко навещает Рози.

– Она же его единственная внучка? – спросил Роберт, качая головой. – Другой на его месте ни на шаг от нее не отходил бы.

Лиз в нескольких словах со всей возможной беспристрастностью описала ему Тоню, но брови у Роберта тут же поползли вверх.

– Да она просто ужасная! Не дай бог, заявится к нам в ресторан. Ведь каждую секунду будет ныть!

Лиз невольно рассмеялась.

– Да нет, на самом деле она неплохая. Просто знает, чего хочет, и своего не упустит.

– Жуть, – он снова покачал головой, – сочувствую твоему отцу.

На десерт она выбрала шоколадный мусс, а Роберт попросил пирог баноффи со взбитыми сливками и так стремительно принялся расправляться с ним, что Лиз смотрела в полном изумлении.

– Говорил же – я сладкоежка, – сказал он, заметив, что Лиз наблюдает за ним, – но у Алекса вкуснее.

– Ну, это тебя не остановило, – улыбнулась она. От ее глаз не укрылось, что Роберт жадно поглядывает на остатки ее шоколадного мусса, – тот оказался таким сытным, что Лиз осилила только половину. – Хочешь? Вот с этой стороны я не ела. – Она пододвинула тарелку Роберту, и он в два счета расправился с десертом и довольно вытер рот салфеткой.

Два полных бокала вина и плотный ужин сделали свое дело – Лиз пребывала в самом благодушном настроении. Она откинулась на спинку дивана, закинула ногу на ногу.

– А после той твоей невесты ты с кем-нибудь встречался? – От алкоголя на нее напала непривычная разговорчивость.

Если он и обиделся, то виду не подал.

– Вообще-то нет.

– Почему? – с несвойственной ей напористостью поинтересовалась Лиз.

Он пожал плечами:

– Наверное, мне просто никто не нравился достаточно сильно.

«Или настолько же сильно», – решила про себя Лиз, опять подумав, что, видимо, бывшая пассия до того запала ему в душу, что с ней никто и в сравнение не идет.

– Ну а ты? Ты с кем-нибудь встречалась после того, как вы с Грегом расстались?

Услышав это имя, Лиз растерялась – она и забыла, что сама упоминала о нем. А при мысли о новых отношениях Лиз едва не рассмеялась.

– Думаю, после Грега я теперь к мужчинам и близко не подойду.

Роберт принялся грызть ногти, хотя весь вечер сдерживался. А может, Лиз просто не замечала. Она тотчас же пожалела, что поторопилась с ответом.

– У меня столько забот, – поспешно добавила она, – и с Рози, и на работе. Ты-то понимаешь, каково это?

– Понимаю, – печально ответил Роберт.

Желая сменить тему, Лиз рассказала, как недавно, гуляя с Рози по берегу, они успели осмотреть старые здания береговой охраны и два наполеоновских форта и добрели до кафе на самой вершине холма, откуда открывались потрясающие виды на окрестности.

– Мы где-то мили две прошли, для Рози это много, но мы никуда не торопились, и сил у нее вполне хватило. Я ей пообещала мороженое, и это сработало.

Роберт спросил, бывали ли они на одной местной ферме, где из молока племенных коров делают волшебное органическое мороженое, и когда Лиз покачала головой, то предложил как-нибудь в хорошую погоду свозить их туда.

– Может, на каникулах, когда Рози не надо будет в школу.

Лиз сказала, что они с удовольствием поедут.

Он хотел принести им еще выпить, но стрелка часов уже перевалила за одиннадцать, а вставать Лиз надо было в пять. Уходить ему явно не хотелось, да, впрочем, и ей тоже, однако он попросил счет и, несмотря на ее возражения, настоял на том, чтобы оплатить его целиком.

– Тебе вообще не следовало меня куда-то приглашать, чтобы извиниться. Что случилось, то случилось.

Но он отверг все ее возражения.

Когда они добрались до «Голубки», было уже заполночь и ни души вокруг. Даже старомодные газовые фонари на улицах погасли – муниципальный совет хотел сэкономить. Роберт притормозил в нескольких шагах от двери, однако проводил Лиз до входа и ждал, пока она в поисках ключей рылась в сумочке. Ключи спрятались на самом дне, и Лиз казалось, будто она целую вечность их ищет. Наконец удалось их выудить.

– Та-дам! – Лиз отперла дверь. – Я бы пригласила тебя на кофе, но мне так рано вставать…

– Конечно. Может, как-нибудь в другой раз. – Его голос прозвучал необычно – низко и загадочно, лица Лиз разглядеть не могла.

– Еще раз спасибо за чудесный вечер. – Она отвернулась, открыла дверь, поставила ногу на порог. И вдруг ощутила неловкость, почему – она и сама не понимала.

– Лиз?

Все произошло стремительно. Лиз обернулась, оставив ключ в замочной скважине, а Роберт быстро наклонился и коснулся ее губ своими. Этот поцелуй, мягкий и робкий, был удивительно приятным, Лиз хотела было отстраниться, но поняла вдруг, что вовсе не желает этого, так что прикрыла глаза и замерла. Всего на несколько секунд…

Роберт первым прервал поцелуй.

– Тебе и правда надо хоть немного поспать, – прошептал он, погладив ее по голове, – до завтра.

Когда Лиз пришла в себя, он уже сел в машину, завел двигатель и включил фары. Машина тронулась с места, а Лиз стояла и смотрела вслед. Роберт еще раз взглянул на нее и улыбнулся – быстро, но, как показалось Лиз, нежно. Многообещающая улыбка. И, наверное, чуть озорная. Сердце у Лиз билось учащенно и… радостно.

Она разделась, приняла душ, почистила зубы и забралась под одеяло, а губы ее сами собой растягивались в улыбку. Она обхватила себя руками. Внутри бурлило ощущение чуда, открывшихся возможностей. «Надо же, – думала она, – Роберт. Неуклюжий, нелюдимый и застенчивый. Старый добрый Роберт. Который боится высоты и не переносит солнца, не любит море и помидоры, обожает сладости и никогда не смотрит в глаза. Он в одиночку растил сестру, добр к Рози и своим подчиненным. Он даже со своей капризной племянницей мирится, хотя хуже нее официантки в мире не найти».

Роберт ее поцеловал! Мало того – ей это понравилось. Если честно, очень понравилось. К собственному удивлению, Лиз считала часы, оставшиеся до начала ее смены в ресторане. Бесконечно медленно будут они тянуться, а Лиз необходимо увидеть Роберта прямо сейчас – хотя бы чтобы убедиться, что все это ей не привиделось.

Нет, не привиделось. И она это знает. Ей хотелось поделиться своей тайной, рассказать кому-нибудь о случившемся и о переполнявшем ее блаженстве. Какая же она глупенькая. Ведь, в конце-то концов, это просто поцелуй.

Но Роберт же сказал, что она ему нравится, и он не притворялся, это точно. И с Грегом, этим настырным эгоистом, он ни в какое сравнение не идет. Роберт мягкий, чуткий, внимательный, милый и спокойный. Немного ранимый. И сексуальный. Последнее Лиз осознала с величайшим удивлением, но так оно и было. А этот поцелуй…

Лиз целую вечность ворочалась без сна и заснула только под утро, да так крепко, что не сразу услышала будильник. Едва переставляя ноги, Лиз побрела в душ и пустила воду, чувствуя себя такой разбитой, что сперва решила, будто заболела. Но потом вспомнила события предыдущего вечера, и вмиг словно крылья за спиной отросли. Теперь ее не угнетали даже мысли о маячившей впереди перспективе четыре часа драить офисы.

Но спешить в это утро у нее почему-то не получалось. Сперва она никак не могла найти кеды, которые зашвырнула под кровать. Затем – ключи, по какой-то непонятной причине брошенные на кресло. Похоже, накануне она совсем голову потеряла, иначе с чего бы ей класть туда ключи? Обычно она всегда убирала их обратно в сумку.

Из-за этого она опоздала на паром и совсем извелась, дожидаясь следующего. Позавтракать Лиз тоже не успела, да и выглядела, наверное, как чучело – одевалась и причесывалась она в ужасной спешке.

Однако изменить ничего было нельзя, и поэтому, заехав на паром, она откинулась на спинку сиденья и позволила себе вновь воскресить в памяти прошлый вечер. Чем, интересно, сейчас занят Роберт? Думает ли он о ней так же, как она о нем?

От Рози ничего, конечно же, не было, но, как говорится, нет новостей – значит, все хорошо. Дочь уехала всего двадцать четыре часа назад, но Лиз не верилось – столько всего успело произойти за это время. Неужто еще вчера утром они дрожали возле автобуса, дожидаясь других детей? Хорошо бы, Рози выспалась и отлично отдохнула. Вернувшись, она наверняка сможет часами рассказывать о своих приключениях – впрочем, как и Лиз. Вот только кое о чем придется умолчать.

Припарковавшись, Лиз не утерпела и бросилась в магазинчик к Айрис. Она знала, что опаздывает, но прежде такого еще не случалось, поэтому Кася едва ли вычтет с нее за это деньги. К тому же сегодня особенный день – ведь ничего страшного, если она придет чуть позже? Джо может целый день прогулять, тогда почему ей нельзя всего на пару минут задержаться?

– Доброе утро, милая! – Айрис отложила журнал и заулыбалась. На губах у нее блестела умопомрачительная лиловая помада. – Вот так неожиданность! Обычно по вторникам ты нас своим присутствием не балуешь.

Лиз остановилась, ожидая услышать еще что-нибудь. Как же так – разве Айрис ничего не замечает? Разве она, Лиз, выглядит по-прежнему? Неужели непонятно, что у нее появилась тайна? Да ведь она целовалась – и это каждому должно быть ясно!

– Как там моя лапуля Рози? Есть новости?

– Уехали они без происшествий, но пока никаких весточек от нее я не получала. Они сегодня идут кататься на колесе обозрения. Надеюсь, погода позволит.

Айрис взглянула в окно на затянутое облаками небо.

– Похоже на дождь, – хмуро заметила она, – но, возможно, в Лондоне погодка получше. – Она наклонилась вперед и озабоченно всмотрелась в лицо Лиз: – Ты сама-то как? Небось скучаешь страшно, но ты не переживай – она совсем скоро вернется.

Лиз разбирал смех. «Взгляни на меня! Приглядись! Случилось кое-что важное!»

– Вчера вечером меня пригласили на ужин, – пробормотала она, сгорая от нетерпения выложить все.

– Вон оно что… – В глазах у Айрис мелькнуло любопытство.

– Мой начальник меня пригласил.

Скрестив на внушительной груди руки, Айрис склонила набок голову.

– Это тот странноватый дерганый тип, что ли?

Лиз кивнула. Она рассказывала Айрис о Роберте.

– И как сходили? – Похоже, Лиз все-таки удалось раздразнить интерес подруги.

– Да на самом деле, неплохо. – Лиз опустила глаза и принялась рассматривать свои коротко остриженные ногти.

– Неплохо? – не выдержала Айрис. – Ты что же, на свидание ходила? Он ведь прежде тебя никуда не звал, да?

Лиз широко улыбнулась:

– Что-то вроде свидания, ага. Ну да. И он правда очень милый. – Звучало это непривычно. Лиз словно рассказывала о совершенно постороннем человеке, а вовсе не о том Роберте, которого, казалось ей прежде, она хорошо знала.

– Значит, теперь он очень милый? – озадаченно вопросила Айрис. – Ну-ка выкладывай. Ты с ним опять на свидание пойдешь?

Лиз промолчала. А ведь о втором свидании речи и правда не было – если, конечно, не считать обещания свозить их с Рози на ферму с мороженым. Может, вчерашнего вечера ему хватило. Может, у нее больше не получится вырваться. Когда Рози вернется, времени будет меньше, да к тому же Роберт все никак не может позабыть свою бывшую. Настроение у Лиз упало – стремительно, прямо как подбитая птица.

– Ну не кисни. Ты же его скоро увидишь, разве нет?

Лиз кивнула.

– Значит, что-нибудь придумаете.

Птица осторожно взмахнула крыльями. Нет, она не погибла, просто лишилась сил.

Айрис захлопала в ладоши, и Лиз подпрыгнула от неожиданности.

– Это же отлично! Вот у тебя и поклонник завелся!

Лиз рассмеялась.

– Я бы его так на стала называть. Мы всего лишь раз выбрались вместе поужинать. – Она посмотрела на часы и охнула: – Я совсем опоздала!

Айрис протянула ей пачку сигарет и лотерейный билетик, а Лиз вытащила кошелек и отсчитала деньги. Сунув сигареты в сумочку, она послала Айрис воздушный поцелуй и поспешила к выходу. Она была уже рядом с офисной башней, когда зазвонил мобильник. Это была Айрис.

– Ты забыла лотерейный билет! – прозвучал в трубке голос подруги.

Лиз приостановилась и представила, как Кася насупится и затараторит: «Из-за тебя мы запаздываем. Тра-та-та-та-та. Теперь тебе придется работать в два раза быстрее, иначе на нас пожалуются».

– Прибереги его для меня, ладно? – попросила Лиз подругу. – Попозже заберу.

Лиз обернулась и увидела, как подруга в окне киоска машет рукой.

– Тут он будет в целости и сохранности, – заверила Айрис, – я отсюда не выхожу, поэтому никуда твой билет не денется.

Из-за угла вывернул старичок с дворнягой на поводке.

– Доброе утро! – поприветствовала его Лиз, обрадовавшись раннему прохожему. Потом снова посмотрела на киоск. Айрис уже исчезла. Лиз представила, как она с трубкой у уха сидит, уткнувшись в журнал и уже с головой погрузившись в сплетни о Шерил и Джордане, Пэрис и Виктории Бэкхем с мужем.

– Послушай… – сказала она в телефон, – не забудь, пожалуйста, написать на билете мое имя и адрес!

Старик с дворнягой неторопливо брели в направлении киоска. Лиз сунула телефон в сумочку и поспешила войти в здание.

 

Глава четырнадцатая

Склонившись над унитазом, Лиз оттирала со стенок что-то мерзкое, и тут в кармане завибрировал телефон. До конца смены оставалось недолго. Она быстро стянула резиновые перчатки и достала мобильный.

В спешке она не посмотрела на номер, но по голосу узнала классную руководительницу Рози. Неужели опять Кайл?

– Боюсь, тут у нас кое-что случилось, – сказала учительница. Голос прозвучал беспокойно, словно она звонила Лиз против своей воли. – Не волнуйтесь, с Рози все в порядке, просто маленький эпизод за завтраком… Ей только что вызвали скорую и отвезли в больницу…

У Лиз все поплыло перед глазами.

– Эпизод? Что это значит?

Судя по словам учительницы, ничего страшного не произошло. Тогда зачем Рози забрали на скорой? Значит, все-таки что-то случилось. Миссис Микин чего-то недоговаривает.

– Что произошло? Куда ее увезли?

Вопросы переполняли ее, будто ванну – вода, готовая вот-вот хлынуть через край, невозможно было собраться с мыслями, какой-то абсурд…

– Она… начала заваливаться набок, – сказала миссис Микин, – сейчас состояние у нее стабильное, но врачи хотят взять какие-то анализы.

Заваливаться? В каком смысле? Рози всегда немного заваливается влево. Просто они чересчур остро отреагировали на это. Недоразумение – вот что произошло.

– Сначала они решили, что дело в больной ноге и руке, – может, нерв защемило, – но левая сторона ее лица словно онемела, и глаз выглядел странно.

Лиз почувствовала, как заколотилось сердце, услышала свое дыхание, учащенное, прерывистое. Из горла вырвался какой-то нечленораздельный звук – между стоном и всхлипом.

Она сползла на холодный кафель, сжимая в руках телефон, точно спасательный трос. Сбылся худший из ее ночных кошмаров – тот, что нагоняет страх на любого родителя, когда его ребенок вдали от дома. Впрочем, это ведь и есть ночной кошмар? И она вот-вот проснется.

Пора прекращать истерику. Будь Лиз там, она бы знала, что делать.

Рози. Ехать к ней, срочно.

– Где она? – спросила Лиз.

Наконец-то слова собеседницы начали складываться в связные предложения. Рози сейчас на пути из Лондона в плимутскую больницу, где ей предстоит дальнейшее обследование. Ее сопровождают бригада скорой помощи и еще один врач. Машина только что выехала и прибыть должна около двух часов дня. Лиз нужно в главную приемную – там ей ответят, где Рози.

Она встала и, бросив швабру, ведро и тележку с перчатками, рванулась в серое октябрьское утро, мимо приемной с девушками за стойкой, мимо опаздывающих офисных сотрудников со складными велосипедами и стаканами кофе.

Надо поговорить с Касей, но где ее найти? И снова пальцы нащупывали телефон в кармане, а затем пролистывали экран в поисках номера.

– Стой, – скомандовал голос из трубки, когда она рассказала о случившемся, – у тебя с собой сумка, ключи?

Лиз с досадой вспомнила, что оставила их в шкафу наверху.

– Я принесу. Жди на месте, никуда не уходи.

Без них она и так никуда не уйдет.

Не в силах сдержать беспокойство, она мерила шагами парковку. В голове стучало так, что казалось, сейчас произойдет взрыв и асфальт забрызгает мозгами.

Почему они не позвонили ей сразу, едва Рози стало плохо? Почему не позвонили из лондонской больницы? Даже не верилось, что драма разворачивалась в то время, пока она занималась обычной рутиной, ни о чем не подозревая.

А вот и Кася бежит – в руках пальто и сумка, черные брови сдвинуты, губы решительно сжаты.

– Я довезу. – А когда Лиз собралась было возразить, добавила: – Ты не можешь вести сама, это опасно. Посмотри, в каком ты состоянии.

Лиз трясло, и она нехотя согласилась: садиться за руль действительно плохая идея.

– Я сказала девочкам из приемной положить на стекло твоей машины записку, – продолжила Кася; тра-та-та-та-та, – так что можешь оставить ее здесь, тебя не оштрафуют.

Дорога прошла словно в тумане. Слушать Касю, время от времени ворчавшую на других водителей и громко им сигналившую, удавалось лишь вполуха. В иных обстоятельствах Лиз почувствовала бы себя виноватой, что из-за нее столько хлопот, однако сейчас она не могла думать ни о чем, кроме дочери.

Она всегда была с ней рядом. Поцарапанная коленка, дурное самочувствие или неприятности из-за других детей – что бы ни приключалось, Рози знала: если она попросит, мама примчится к ней в мгновение ока.

Но именно сегодня, когда мама оказалась нужна как никогда, Лиз находилась очень далеко – не только физически, но и мысленно, ведь она понятия не имела, что происходило. А теперь от Рози ее отделяли целых четыре часа, и ничего с этим не поделать. От беспомощности, отчаяния и паники она была не в силах даже заплакать.

– Не переживай, может, это ложная тревога, – прорезался голос Каси, и Лиз чуть не рассмеялась от облегчения.

Ну конечно! Рози наверняка не спала всю ночь – в одной-то комнате с другими девочками – и совсем вымоталась. Ее левые рука и нога были еще более неловкими, чем обычно. Все просто перестраховались.

Но потом в памяти всплыли слова миссис Микин: «Левая сторона ее лица словно онемела… Глаз выглядел странно».

От нее что-то скрывают, хотят сообщить обо всем при встрече? Сердце снова бешено заколотилось, и ей захотелось закричать.

Успокойся, Лиз, так от тебя никакого толку. Надо собраться.

Наконец машина подъехала к главному больничному входу. Кася предложила подождать, но Лиз отказалась:

– Возвращайся на работу. Больше помощь не нужна, правда.

– Позвони, когда что-то прояснится, – скомандовала Кася.

Лиз пообещала позвонить.

Она ворвалась в здание, не обращая внимания на взгляды тех, кто топтался у входа и катил коляски с пациентами по коридору или к лифтам.

– С моей дочерью что-то случилось, – сказала она женщине за стойкой. Неужели это ее собственный голос так звучит? – Ее везут сюда на скорой из Лондона.

Чтобы в регистратуре поняли, о ком речь, и установили, куда положат Рози, потребовалась уйма времени. В итоге Лиз направили в отделение экстренной помощи детям, где медсестра в голубой униформе предложила ей чаю.

– Держите, – сказала она мягко, протягивая Лиз пластиковый стаканчик, – я положила сахар. Думаю, лишним не будет.

В приемной она была не одна. Разложив на низеньких столиках блокноты, дети что-то рисовали цветными карандашами или сидели на полу возле коробок с игрушками. Взрослые безучастно оглядывали светлые стены, тихо переговаривались или без особого интереса листали журналы.

– Я должна знать, как она, – отчаянно взмолилась Лиз, до чужих взглядов ей не было дела, – никто мне ничего не объясняет.

Медсестра села рядом, положила ей руку на плечо.

– Пожалуйста, не беспокойтесь, – все так же мягко проговорила она, – я понимаю, что вы встревожены, но с Рози все в порядке. Если бы она была в опасности, ее оставили бы в Лондоне и не повезли бы сюда. А везут ее сюда, чтобы провести анализы, и вы скоро сможете ее увидеть.

– Но в чем же дело? – Нет ничего страшнее неведения. – Когда я посадила ее вчера в автобус, она отлично себя чувствовала.

Медсестра обняла ее за плечи.

– Точно не знаю, но, кажется, в машине она болтала с врачами, так что с ней наверняка все в порядке.

Лиз воспрянула духом, даже улыбнулась. Хоть что-то. Раз Рози болтала, значит, с ней и правда все хорошо.

– Анализы покажут, что стряслось, – продолжала медсестра, – она в надежных руках, поверьте.

Лиз благодарно кивнула. Рози не при смерти, а медсестра больше ничего не знает. Скорая вот-вот приедет, и тогда наконец ей все объяснят. А пока нужно просто чем-то себя занять.

Сладкий чай пришелся очень кстати. Лиз немного успокоилась и даже написала Роберту, что на работе сегодня не появится. В подробности вдаваться она не стала и только сообщила, что в Лондоне самочувствие Рози ухудшилось и что ее везут сюда.

Не упомянула она и прошлый вечер – теперь он ничего не значил. Не верилось, что еще утром она вела себя как глупенькая втюрившаяся школьница. Ее переполняла злость на себя. Скорей бы все забыть.

Ответ пришел почти сразу: «Очень жаль это слышать. О работе даже не думай. Держу кулаки за Рози, а ты пиши, как идут дела. Целую, Роберт».

Еще пару часов назад Лиз принялась бы размышлять над этим «целую» – всерьез это или просто дань моде, всегда Роберт так подписывается или это предназначается ей одной? Но не сейчас.

Она удалила сообщение и выглянула в окно, надеясь обнаружить в мрачном небе знак надежды, только знака там не было. В нос бил удушливый запах, свойственный всем больницам, – бактерицидной жидкости и залежавшейся еды, собранных вместе потных тел, болезни, тревоги и смирения. Ожидания. Вечного ожидания. Это был другой, полностью отрезанный мир; стоит сюда попасть – и возникает чувство, что выбраться уже нельзя.

«Удачи не забывай мне писать», – пришло от Каси. Лиз представила, как та тащит по ковру пылесос, останавливается, набирает одним пальцем сообщение и сует телефон обратно в карман. Все на бегу. Но Лиз переполнила благодарность, и ей стало стыдно.

Вытащив из стопки потрепанный журнал, она принялась его листать. Советы о здоровье: «Как избавиться от бородавки?» Лиз быстро перелистнула страницу. Объявления о продаже жилья: «Роскошный дом на четверых в тихом районе». Перелистнула и эту. «Подозреваю, что мой муж ходит налево». Журнал полетел обратно на стол. Лиз взглянула на женщину с посапывающим в коляске младенцем и маленьким сыном, играющим с пластиковой фигуркой возле ее ног.

Кто-то из этих детей заболел? Вероятно, иначе бы их сюда не занесло. Но на вид дети вполне здоровы, да и женщина явно не переживает. Сунув руку в оранжевую сумку, та выудила пакетик конфет, мальчик поднял глаза, и мать протянула ему одну штучку, малыш жадно развернул конфетку и затолкал в рот. Женщина достала конфету для себя и, глядя куда-то в пространство, довольно причмокнула.

Возможно, сюда их привела какая-нибудь мелочь – плановый осмотр или выписка. Лиз ощутила укол зависти, хотя тут же приказала себе не глупить. Она ведь понятия не имеет, чего ожидать в случае Рози, и выдумывать всякие ужасы вовсе незачем.

Подошла другая медсестра и спросила у Лиз, не проголодалась ли та.

– На третьем этаже есть столовая, там можно перекусить – бутерброды, пирожные и еще много чего.

Лиз не ела с прошлой ночи, только выпила пару стаканчиков чая, но голода она не испытывала. Напротив, при мысли о еде ее замутило.

– Я не хочу, спасибо.

Наконец ее позвали, и, услышав свое имя, Лиз вздрогнула. К ней подошла первая медсестра:

– Рози только что привезли, она в регистратуре, скоро ее примет доктор. Пойдемте.

Лиз едва сдерживала нетерпение. Она увидит дочь, крепко ее обнимет – и все наладится!

Она шла за медсестрой – сперва к лифту, потом сквозь вереницу коридоров, но вот тяжелые белые двери открылись, и Лиз заморгала, пока ее глаза не привыкли к яркому свету и не разглядели маленькую светлую голову.

Пристегнутая ремнем, Рози, вытянув руки, лежала на носилках. Когда Лиз разглядела носилки и каких-то странных людей вокруг, у нее потекли слезы. Женщина-врач из скорой, в зеленой форме и желтой светоотражающей куртке, в рации потрескивают голоса, вокруг суетятся медсестры, сотрудница регистратуры записывает слова еще одного врача из скорой, а рядом переминается учительница, которую Лиз едва узнала. В центре же всего – ее дочь.

– Рози!

Девочка и голову повернуть не успела, а Лиз уже была у носилок, обнимала дочь. Рози разрыдалась.

– Как ты? – Лиз обхватила ладонями ее голову и немного отстранилась, вглядываясь в лицо – глаза, нос, рот, маленькую плоскую родинку возле уха, – убедиться, что все на месте, что это действительно ее дорогая девочка.

Рози икнула.

– За завтраком на меня вдруг слабость навалилась. Все поплыло перед глазами, ни рукой ни ногой пошевелить не могла. Все мне что-то говорят – а я слышу, но ответить не могу. Ужас.

Она снова расплакалась, и Лиз прижала ее к себе.

– Все хорошо, солнышко, все хорошо. Я рядом.

Пускай смотрят сколько хотят. Левая часть лица у Рози действительно обмякла, точно кто-то стянул кожу вниз, но Лиз все же стало легче: с ней говорила прежняя Рози, настоящая Рози. Теперь, когда они вместе, они справятся.

Девочку отвезли в маленькую палату рядом с регистратурой и переложили на кровать. Учительница вполголоса пересказала, что случилось во время и после завтрака.

– Все произошло так быстро, я едва успела позвонить миссис Микин, как нас уже затолкали в скорую.

Она выглядела вымотанной, для нее эта поездка тоже обернулась суровым испытанием. Лиз поблагодарила ее и сказала, чтобы ехала домой. Судя по всему, на улице учительницу ждал муж.

Рози, уже успокоившись, заговорила почти как обычно.

– А когда они закончат с анализами, можно мне обратно в Лондон? – спросила она с надеждой, явно не осознавая, как изменилось ее лицо. – Ох, мам, какая же у нас была чудесная гостиница! Ты бы видела, как там шикарно! Даже шампунь бесплатный и мыло! Вот бы еще посмотреть динозавров в Музее естествознания! Мне же можно назад, да?

– Посмотрим, – ответила Лиз, не желая ее огорчать.

В палату вошла доктор в белом халате. Уселась на край кровати, и Лиз представила, как ей сейчас скажут, что произошло недоразумение и что они могут идти домой. Пара дней – лицо у Рози восстановится и о случившемся можно будет забыть.

Доктор – высокая, привлекательная молодая женщина, даже слишком молодая для такой ответственной работы – улыбнулась и непринужденно спросила у Рози, как прошла поездка на скорой.

– А мигалку включили?

Девочка кивнула.

– Будет что рассказать в школе.

Рози растянула рот в своей щербатой улыбке – вот только левый уголок губ не приподнялся. Лиз снова охватила паника.

– Так что? В чем дело?

– Ну что ж, – сказала доктор, глядя в свои записи, – мы подозреваем, что произошел инсульт, но пока не получим результаты анализов, утверждать ничего нельзя.

Ее слова прозвучали так, словно речь шла о чем-то совершенно будничном. В голове у Лиз загудело, во рту пересохло. Инсульт? Но он ведь бывает лишь у стариков, уж никак не у маленьких девочек.

– Но это невозможно. С чего бы у нее вдруг инсульт?

Доктор ободряюще улыбнулась Рози, затем повернулась к Лиз.

– Нет-нет, мы совершенно не уверены. Необходимо провести тщательное обследование.

Следующие несколько часов прошли сумбурно: анализ крови, кардиография, пикающие мониторы, странная еда, которая не нравилась Рози, и случайные разговоры с родителями и детьми в том отделении, куда их направили.

– Доктор к вам подойдет, как только мы получим результаты, – пообещала медсестра, не сообщив, однако, сколько это примерно займет времени и можно ли будет отправиться сегодня домой. Значит, снова ждать.

Шел уже восьмой час. Вероятнее всего, придется остаться тут на ночь. Лиз позвонила Пэт – единственной, у кого был ключ от ее квартиры, – и попросила заскочить туда за пижамой, зубной щеткой, одеждой и книгой, которая лежит на прикроватной тумбочке, а также захватить кое-что для Рози.

– Передайте вещи таксисту, а я сама заплачу, когда нам их привезут, – сказала Лиз, но Пэт так разволновалась, что и слышать об этом не хотела.

– Я попрошу либо Джин, либо Барбару или Эйдена, и они меня подбросят.

– Время уже позднее, – сказала Лиз.

– Ничего не позднее.

Примерно через час Пэт в бежевой куртке и темной юбке появилась у дверей отделения. В руках она держала полиэтиленовый пакет и пакетик с шоколадным печеньем. За ней в голубом свитере и коричневых брюках следовала хмурая Джин. Должно быть, очень торопилась – даже пальто не накинула.

Лиз так обрадовалась им, что, если бы не Рози, наверняка разрыдалась бы. Она бросилась к ним, обняла.

От Пэт пахло морем и розами. Ее дряблая, слегка шершавая щека была такой родной.

– Ничего себе, – сказала старушка, похлопывая Лиз по спине шишковатой рукой, – ну какая же здесь суета.

Джин так крепко сжала Лиз, что та едва могла вздохнуть.

– Одна из моих мамочек задержалась, иначе бы мы быстрее приехали. Ты, наверное, извелась вся.

Наконец они втроем направились к Рози.

– Привет, малышка, – мягко сказала Джин, устроившись на краешке кровати и взяв Рози за руку, а Пэт взволнованно вглядывалась в лицо девочки. От их внимания, разумеется, не укрылась кривобокая улыбка, но они не подали вида.

– Ну и напугала же ты нас, – заговорила Пэт, – я тебе шоколадные печенюшки привезла, наши любимые, да?

Старушка подмигнула, и Рози хитро покосилась на мать.

– Мы всегда брали только по одной – правда же, бабуся?

– Да-да, – засмеялась Пэт, – а потом мы всегда прятали мешочек обратно.

Она присела на пластиковый стул рядом, а Лиз примостилась в изножье кровати. Джин по-прежнему держала Рози за руку, время от времени похлопывая ее и поглаживая, точно зверька. Они проболтали больше получаса. Лицо у Рози уже было не таким бледным, и если бы не обмякшая левая половина лица, девочка бы совсем не выглядела больной. Лиз все не могла поверить, что ее дочь в больнице. Она в очередной раз поймала себя на мысли, что произошла какая-то ошибка. Не было у Рози никакого инсульта. Доктора просто не знали историю ее болезни и неверно истолковали симптомы.

Впрочем, и лицо тоже понемногу восстанавливается. Скорее всего, у нее просто защемило нерв или что-то в этом роде. Девочке надо всего лишь выспаться как следует.

Когда доктор наконец вернулась, Лиз уже нисколько не сомневалась, что новости окажутся хорошими.

– Мы пойдем, – сказала Джин, поднимаясь, – держи нас в курсе, ладно?

– Вы точно найдете дорогу? – забеспокоилась Лиз. Больница представляла собой целый лабиринт из коридоров и лестниц.

– А как же, – весело отозвалась Пэт, – мы пока еще в своем уме.

Лиз переместилась на стул, а доктор с блокнотом в руке села в ногах у Рози. По ее бесстрастному лицу было не определить, с какими вестями она пришла. Спросив Рози, как та себя чувствует, доктор повернулась к Лиз.

– С Рози произошло то, что мы называем микроинсультом.

В ушах у Лиз зазвенело, голос врача поплыл.

– Надо сделать томограмму… Оставайтесь на ночь здесь… Завтра ее перевезут в Бристоль…

Голос ее был так спокоен, что Рози не встревожилась. Ее беспокоило лишь, что в Лондон она не вернется.

– Пускай лучше мама свозит тебя в Лондон в другой раз, – сказала доктор, – и вообще, по-моему, это перехваленное место, слишком много народу, слишком грязно. У нас куда приятнее.

Рози утомилась и, когда в полдесятого в комнате погасили свет и другие дети угомонились, задремала. Для Лиз рядом с кроватью дочери поставили раскладушку, медсестра принесла простыню, подушку и одеяло, но лежать все равно было неудобно, да и в голову лезли всякие мысли.

В полутьме Лиз добрела по коридору до больничной кухни, чтобы заварить себе чай и сделать пару тостов с маслом. Кусок не лез в горло, но она заставила себя поесть: впереди ждало неведомое, и надо набраться сил.

Вымыв посуду, она села на красный стул в пустой комнате отдыха. В глаза бил яркий свет. Лиз взяла журнал, но читать не смогла. Сжалась на стуле, опустила голову на спинку и закрыла глаза.

Она все не могла принять случившееся. Отчаянно хотелось обратить время вспять, вернуться в недавнее прошлое. Прежняя жизнь выглядела такой простой. Да, с деньгами приходилось туго, работа выматывала и, пожалуй, порой ей бывало одиноко. У Рози тоже имелись проблемы, но в целом дочь была счастлива, а это означало, что и Лиз тоже.

Теперь все изменилось. Будущее набухло черной тучей, и Лиз думала, справится ли она.

Она держалась слишком долго, с шестнадцати лет, когда умерла мама и они с отцом остались вдвоем. Тогда сердце у Лиз тоже болело – так сильно, что, казалось, никогда не пройдет. Когда Рози поставили диагноз, Лиз вернулась домой и поняла, что отныне она существует ради того, чтобы ничто в этом мире не мешало ее дочери жить свободно и чувствовать себя такой же, как все. Но когда Грег сообщил, что бросает их, ее парализовал страх, она не могла представить, как будет существовать дальше, однако ей удалось собраться, двигаться вперед, обустроить для себя и Рози новую жизнь. И эта жизнь была вполне себе ничего. Они были счастливы. А теперь…

Сидя одна посреди ночи в пустой, неуютной комнате, она впервые за день позволила себе зарыдать. Слезы текли по щекам, тело сотрясалось. Микроинсульт. Что же это значит? Жизнь Рози в опасности? Лиз вжала голову в колени и принялась раскачиваться, повторяя как мантру: «Пожалуйста, не отнимайте у меня мою дочь, пускай с ней все будет хорошо».

 

Глава пятнадцатая

Уснуть ей толком не удалось, и уже в пять утра она позвонила Касе.

– Не волнуйся, – ответила та сразу. Лиз представила, как та суетливо носится по кухне, стучит чашками и тарелками, торопливо жует тосты. – Я взяла временную работницу. Я так и поняла, что тебя несколько дней не будет.

Лиз задумалась о деньгах. В «Хрустально чисто» ей дадут двухнедельное пособие по болезни и в ресторане, наверное, тоже. Рози наверняка вернется в школу уже на следующей неделе, так что чаевых хоть и не будет, но с голоду они не умрут.

Она решила написать Роберту, потому что на телефонный звонок у нее не было сил. Вечер в пабе казался ненастоящим. Моментом безумия. Роберт наверняка тоже так думает. Впредь она будет держаться строго официально – так легче для них обоих. «Рози направляют в Бристоль на МРТ, – написала она, – сегодня и завтра на работе меня не будет. Тысяча извинений за неудобство». Он ответил коротко: «Надеюсь, все пройдет хорошо. Напиши. Роберт». На этот раз никакого поцелуя. У Лиз немного отлегло от сердца.

Она уже и сама ощутила себя пациенткой – из-за нескончаемых визитов медсестер, перемещений с Рози до туалета и обратно, тягостных и пустых часов ожидания, так что даже появление тележки с чаем казалось событием. И неважно, что не хочется ни пить, ни есть, она все равно возьмет себе что-нибудь.

Когда сказали, что Рози заберут в полдень, на миг она даже обрадовалась – хоть какое-то событие! Но сразу вспомнила, зачем увозят дочь.

– Как ты себя чувствуешь? – встревоженно спросила она у Рози, опять вглядываясь в ее лицо в надежде отыскать признаки улучшения. Оно выглядит почти таким, как прежде, верно? И опасений больше ничто не внушает.

– Все классно, – храбро ответила Рози. Лиз позаботилась о том, чтобы девочка случайно не увидела в зеркале своего отражения. И еще Рози сказала, что видит лучше, туман перед глазами рассеялся. – Но мне так хочется в Лондон.

Дорога до Бристоля заняла пару часов, и на этот раз в больнице все знали, кого к ним привезли и зачем. Оформление произошло без проволочек, но когда доктора занялись дочерью, Лиз снова погрузилась в беспокойное ожидание, по экрану наблюдая за дочерью.

Врачи объяснили, что будет происходить в томографе и что Рози нельзя двигаться. Она услышит странные звуки, они могут даже слегка испугать, но ничего страшного не происходит, главное – не шевелиться. Рози не закатывала истерик и вела себя идеально. Ей дали наушники, в которых играло «Радио 1», а затем пристегнули, но Лиз заметила, как нога дочери подергивается в такт музыке. Лиз поклялась себе, что впредь прекратит бояться жуков и бормашины.

Затем их разместили в детском отделении. Устроившись, Рози принялась рисовать цветными карандашами, которые принесла Пэт. Девочка изнывала от скуки, она не привыкла сидеть без дела.

– Нам нельзя на улицу? Здесь так жарко.

Лиз выглянула в окно. Уже смеркалось, и она представила других, счастливых детей – как они бегают перед сном по саду, чтобы выплеснуть излишки энергии, как смотрят телевизор, как возятся с игрушками.

Погрязнуть в жалости к себе – этого только не хватало.

Она покачала головой, и лицо Рози вытянулось.

– Я хочу домой.

– Знаю, – ответила Лиз сочувственно, но твердо, – но надо дождаться результатов. Уже недолго осталось.

На самом деле она понятия не имела, сколько времени это еще займет. Может, они часами не услышат никаких новостей, а то и до завтра, или даже до послезавтра. Однако около пяти часов медсестра попросила Лиз пройти к доктору, хотя после томографии прошло всего полтора часа.

– Рози может пойти со мной? – спросила Лиз, но получила отрицательный ответ. Видеть хотели ее одну.

Не желая оставлять дочь, она попыталась возразить. Не исключено, что после всего произошедшего она вообще никогда не сможет отойти от Рози.

– Она не будет мешать, правда, просто рядом посидит. Она послушная.

Но медсестра настаивала, и Лиз поцеловала Рози на прощанье.

– Я скоро вернусь. – Эти слова отозвались у нее в груди щемящей тоской.

В дверях она обернулась и помахала, и Рози помахала ей в ответ. Следуя за медсестрой в отделение неврологии по бесконечным одинаковым коридорам, пахнущим средством для дезинфекции, Лиз убеждала себя, что молния редко бьет дважды в одно и то же место. У Рози церебральный паралич – этого более чем достаточно для любого ребенка. Снимок не покажет ничего нового, и скоро они отправятся домой.

«Просьба не беспокоить», – гласила надпись на двери. Тревога же ложная и все вот-вот ей заулыбаются, да? Лиз упрямо не желала отказываться от этой мысли. Просто неудачное стечение обстоятельств, Рози отправилась в поездку в неподходящее время. Чересчур много восторгов и волнений, при том что физической крепкостью девочка никогда не отличалась. Ей просто надо отдохнуть.

Однако ноги у Лиз почти подкашивались, и, когда она села напротив мужчины среднего возраста – в очках, в голубом халате с закатанными рукавами, – у нее застучали зубы. Рядом с доктором стояла женщина в белом халате, а около Лиз устроилась медсестра, которая ее привела.

– Мне очень жаль, но новости плохие, – сказал мужчина, глядя Лиз прямо в глаза, – у вашей дочери опухоль мозга, поражен большой участок.

В голове у Лиз будто закружился бумажный самолетик. Он все снижался и снижался, нарезая круги, пока не ударился с глухим стуком о землю, а пассажиры не потеряли сознание.

– Опухоль находится в лобной доле и давит на зрительные нервы и волокна, которые регулируют деятельность левой стороны ее тела.

Лиз согнулась. Снежный буран настиг без предупреждения. Белый свет, гудение и тошнота. Чья-то рука легла на спину.

– Меня сейчас стошнит.

В руках чашка, рвотные позывы и – ничего.

– Сначала стероидами мы попытаемся сократить зону поражения. Операция в следующий вторник.

Перед глазами промелькнула картинка: другая больница, другой доктор, другое время. В тот раз ей сообщили, что у Рози церебральный паралич. Тогда показалось, что наступил конец света, но именно показалось. Но не сейчас.

– Она умрет?

Лиз в упор посмотрела на врача, лицо его было бесстрастно. И все же за профессиональной сдержанностью угадывалось сочувствие. Как бы часто доктор ни проходил через подобное, едва ли он смог привыкнуть.

– Мы сделаем все возможное, чтобы этого не произошло.

Она поверила ему. Но готова ли она доверить этому человеку спасение своей дочери?

Врач поднял черно-белый снимок и указал на крупное пятно поверх здоровых тканей – врага, грозящего уничтожением.

Выбора у нее нет – только довериться.

Лиз вернулась в приемную, призывая на помощь все свое актерское мастерство, готовясь изложить Рози смягченную версию.

– Сейчас твое состояние оставляет желать лучшего, – начала она, – но все очень постараются, чтобы оно побыстрее вернулось в норму.

Она не отдавала себе отчета в том, что голос ее почти срывается.

– Не плачь, мам, – сказала Рози, протягивая к ней руки, – все будет хорошо.

Ее маленькая ладонь похлопывала Лиз по спине – тише, тише, – пытаясь успокоить и защитить.

Это было уже чересчур, и, несмотря на все старания, Лиз разрыдалась.

– Я не хотела, извини, – сказала она, вытирая нос и глаза рукавом, – конечно, все будет хорошо, все наладится.

Но Рози не из тех, кого проведешь. Начитанная, умная, она знает, что опухоль мозга – это серьезно, поэтому Лиз решила быть честной и, по возможности, ничего не скрывать. Ее дочь заслуживает правды. Вот только это будет непросто, да и хватит ли у нее самой сил?

До вторника тянуть не стали, стероиды не сработали, и, по словам врачей, состояние Рози ухудшалось. Левая сторона ее тела слабела, и последствия могли оказаться необратимыми.

Операцию провели в воскресенье утром, и все время, пока она длилась, Лиз пыталась отогнать страшные картины происходящего. Представь она все это – голову Рози, хирурга, расковыривающего самое ее существо, мозг, – точно отключилась бы. И Лиз лихорадочно решала кроссворды из лежащих повсюду газет, глотала жидкий чай, металась по коридорам. Медсестры предлагали успокоительное, но она упорно отказывалась. Она должна соответствовать смелости своей дочери.

Отказалась она и от компании. Айрис, Пэт, Барбара, Джин, Руби, Рик предложили помощь. Даже Ханна хотела приехать в больницу. Она заметила, что Лиз перестала появляться в офисе, и выспросила обо всем Касю. Роберт тоже рвался побыть с нею.

Грэг интересовался, не выслать ли денег, – невиданная щедрость с его стороны, – а ее отец, хоть и несколько преждевременно, пообещал отправить Рози открытку с пожеланиями скорейшего выздоровления. Он сказал, что приехал бы к ним, если бы не отдал машину Давины на техобслуживание, и теперь, пока ее собственная машина в автосервисе, она ездит на его.

Однако Лиз всем отказала. Они всегда были вдвоем – Лиз и Рози, Рози и Лиз. Она знала это с того самого мига, как Рози появилась на свет – они вдвоем в этом мире, и сейчас никто, кроме врачей, не может им помочь. Если они и переживут это, то вместе.

Операция длилась почти восемь часов. Когда Лиз наконец-то проводили к Рози, то трясло ее так сильно, что две медсестры подхватили ее под руки, усадили на стул. Их голоса звучали будто издалека, но Лиз не собиралась падать в обморок. Она нужна Рози. Лиз встала, подошла к кровати и неуверенно взяла маленькую обмякшую руку.

От прежней Рози не осталось почти ничего. Голову обрили, не было больше прекрасных длинных волос, вместо них – бинты. Под глазами синели отеки. Отовсюду торчали трубки, даже возле тонкой, хрупкой шеи. А еще – засохшая кровь, много. Лиз задохнулась, прижала руку ко рту.

– Все хорошо, – сказал хирург в операционном одеянии. Бледный, явно уставший, он улыбался. – Удалось удалить девяносто пять процентов опухоли. Сейчас Рози под анестезией, в себя она полностью придет через пару дней.

Сидя возле Рози – гладя дочь по щеке, следя за приборами, регистрирующими ее дыхание, ожидая, когда дочь вынырнет из омута бессознательности, в который ее погрузили, – Лиз впервые за шесть дней позволила себе подумать о будущем.

Если, как уверяли врачи, Рози и выживет, прежней их жизнь уже не будет. Никто пока не говорил, будут ли физические способности Рози теперь еще более ограничены, и если да, то как это проявится. А еще эти пять процентов опухоли, которые удалять чересчур опасно. Врачи надеялись, что опухоль «уснет», но если она начнет расти, то снова операция. И им снова нужно будет выстоять в этой битве.

Вернется ли она на работу? Едва ли. Пройдут месяцы, прежде чем Рози снова сможет посещать школу, к тому же ей все равно предстоят обследования и наверняка химио- и лучевая терапия. Где-то придется доставать деньги.

Лиз никогда не получала никаких пособий. После разрыва с Грегом она несколько недель упивалась горем, а потом поняла, что им с Рози никто, кроме нее самой, не поможет выбраться из этого кошмара. Жестко отчитав саму себя, она приняла решение уехать из Лондона.

И она гордилась их достижениями. Пускай они с Рози не шикуют, но зато справляются сами, без чужой помощи. Лиз считала, что лучше уж работать на двух, трех или четырех работах, чем надеяться на государственные подачки. Однако теперь выбора у нее не оставалось.

Ее Ослик Иа по-прежнему стоял возле «Дельфина», и однажды вечером Ханна по просьбе Лиз села в него и приехала в Бристоль. Часов в семь вечера они встретились в регистратуре, и Лиз подумала, что источник сияния, исходящего от ее подруги, зовется Нормальная Жизнь. Что такая существует, сама Лиз уже забыла.

На Ханне была темная юбка-карандаш, красные туфли на высоком каблуке и белая рубашка с закатанными до локтя рукавами. Жакет она набросила на плечи. Щеки светились здоровым румянцем, на губах играла непринужденная, уверенная улыбка – на Ханну невозможно было не засмотреться, вот люди и оглядывались. Всем своим видом она показывала, что дела у нее лучше не придумаешь.

Она хотела было обнять Лиз, но замялась.

– Дорогая, ты совсем измученная.

Лиз пожала плечами.

– В больнице всегда так. Тут все постепенно сереют.

Они сели на скрипучий диван возле кофемашины, почти соприкасаясь коленями, – так близко, но все же разделенные невидимым барьером. Ханна напоминала цветок, высаженный в отличный грунт, где ему доставалось вдоволь света и влаги, а Лиз и Рози приходилось довольствоваться тенью.

– Что ты, ерунда, – живо ответила Ханна, когда Лиз принялась рассыпаться в благодарностях, – тут мои школьные приятели живут, как раз и повидаюсь с ними. Да и прокатиться с ветерком всегда круто! Хотя твой Ослик Иа знал и лучшие времена, да? Это уже почти винтаж!

Она пригласила Лиз поужинать с ней и ее друзьями, но Лиз не захотела оставлять Рози.

– Я тебе на днях позвоню, – Ханна протянула ей ключи, – береги себя и постарайся выспаться.

Как только Рози пришла в себя и ее переместили в обычную палату, на автобусе приехала Пэт – посидеть с малышкой, пока Лиз займется оформлением пособий. Отвечая на собеседованиях на вопросы, Лиз ощущала пустоту, словно у нее отняли сокровище, после разрыва с Грегом ставшее для нее самым дорогим, – способность обеспечивать себя и Рози.

Отнеслись к ней везде с пониманием, помогли заполнить необходимые бумаги, но подавленность Лиз только возросла. Отныне она зависела от щедрости других и потому была им обязана. Это чувство привил ей Грег – он то и дело подчеркивал, что она живет в его квартире и вообще за его счет. Тогда Лиз почти поверила, что все ее существование зависит от него, и проходить через это снова было тяжело вдвойне.

– Тебе нечего стыдиться, – успокаивала ее Пэт, когда Лиз вернулась в больницу, – ты платила налоги и взносы в фонд национального страхования, а теперь тебе просто возвращают эти деньги, у тебя полное право на них.

Но ее слова облегчения не принесли.

Через неделю после операции Рози впервые приняла ванну. Бинты сняли, и Лиз получила разрешение помыть бритую голову, от засохшей крови вода сделалась красной.

Втирая шампунь – мягко, чтобы не задевать швы, – Лиз старалась дышать глубоко и равномерно, чтобы не расплакаться. Совершенное с ее дочерью казалось ей бесчеловечным надругательством, а собственная неспособность защитить Рози заставляла ее трястись от ярости, хотя Лиз и убеждала себя, что откажись она от операции, и сейчас все было бы намного хуже.

Доверившись мягким рукам матери, Рози неподвижно лежала в теплой воде.

– Сверкаешь как стеклышко, – сказала Лиз, помогая ей выбраться из ванны; она закутала дочь в большое белое полотенце.

Изуродованная шрамами голова Рози наводила на мысли о фильме ужасов.

Еще через неделю врачи сняли семьдесят скобок и наконец разрешили Рози вернуться домой. На вопрос Роберта, можно ли ему зайти повидаться, Лиз отказала, сославшись на самочувствие девочки.

«Могу я позвонить через несколько дней?» – спросил он, но Лиз промолчала. А что ей ответить? Что она боится сорваться и не сможет ничего толком объяснить или что знает его слишком плохо, чтобы делиться своими страхами? Перед дочерью она держалась из последних сил, на Роберта ее попросту не хватит.

Она перенесла Рози из машины в детскую, где в воздухе висел запах несвежего постельного белья.

– Подожди секунду, я машину закрою, – сказала Лиз, поправив подушки.

Проходя мимо собственной спальни, Лиз заметила беспорядок и с содроганием поняла, что последний раз была здесь две недели назад, после свидания с Робертом. Сначала она не могла уснуть из-за глупого восторга, а затем проспала и вылетела из дома, едва успев собраться.

Как давно это было – короткий миг, вспышкой осветивший комнату и угасший. Хотя, может, таково свойство памяти? Она состоит из отдельных мигов, похожих на пики кардиограммы, которые со временем теряют силу, так что ты возвращаешься к ним все реже и реже?

– Мам? – позвала Рози, и Лиз кинулась к машине.

Она схватила сумки, со стуком уронила их в коридоре, захлопнула дверь и закрыла ее на двойной замок. Они укрылись в собственном мирке, где есть все, что им нужно, и где никто не сможет нарушить их покой. Лиз хотелось навсегда спрятаться от людей – кроме врачей и, может, Пэт с Джин.

Одиночество, злость и желание сбежать подальше вскоре отступили. Ежедневно на протяжении двух недель медсестра из местной больницы навещала Рози, и, как только девочка начала приходить в себя, Лиз тоже полегчало. К ним стали заглядывать гости с подарками – игрушки для Рози, букеты и коробки конфет для Лиз. Вскоре квартира, переполненная цветами и открытками, напоминала цветочную лавочку.

Тони и Фелипе вручили дорогой набор банных масел, лосьонов для тела, мыла и ароматизированных свечек, заявив, что девочкам «нужно себя побаловать». Лиз растрогалась.

Их снабжали лазаньями, мясом в остром соусе, рагу, которые можно было убрать в морозилку и разогреть, когда захочется. Джин испекла свой коронный пирог с ветчиной и курицей под корочкой из хрустящего слоеного теста – корочку Рози обожала особенно, – а трое ее подопечных малышей пальчиками нарисовали открытку: девочка в розовой футболке и голубых штанах среди желтых нарциссов.

– Можешь повесить рисунок на стену в своей комнате, – сказала Джин и поспешно добавила: – Если мама разрешит.

Эсме, обычно отправлявшаяся рано утром в свою гончарную мастерскую и возвращавшаяся ближе к полудню, забегала со свежей выпечкой из пекарни. Не особо знакомая с материнскими чувствами, она вылепила для Лиз и Рози одинаковые керамические кружки и тарелки с витиевато выведенными надписями «Мамуля» и «Рози» и даже предложила приглядывать за Рози, если Лиз понадобится помощь.

Однажды вечером Эсме пришла и добрый час – Лиз тогда принимала душ – просидела с девочкой, обращаясь с ней как со взрослой и рассказывая истории из собственного детства. Оказалось, что первые пять лет жизни Эсме провела в Африке и до восьми лет, пока ее семья не переехала на Ближний Восток, бегала босиком. Рози была совершенно очарована.

Через месяц после операции к Рози зашла Мэнди, и мама оставила ее на пару часов. Девочки сидели в гостиной, болтая и мастеря украшения из подаренного Рози набора.

Из-за опухоли, что давила на зрительный нерв, зрение Рози никогда полностью не восстановится. Девочке придется вечно подносить вещи к глазам, чтобы как следует их разглядеть, а со временем предстоит еще и привыкнуть к очкам и книгам с крупным шрифтом. Когда Лиз думала об этом, сердце ее обливалось кровью, но, в конце концов, это относительно невысокая цена за сохранение жизни.

Стеснявшаяся своей головы, на которой только-только начали отрастать волосы – мягкие, как пушок у птенцов, – Рози повязала шарф, но Мэнди захотелось посмотреть на шрам.

– У тебя там и правда были скобки? Наверное, больно ужасно?

Рози описывала операцию не без подробностей, явно гордясь боевыми ранами, и Лиз это порадовало.

– Мой доктор, доктор Амин, говорит, что волосы вырастут такими же, как раньше, а еще он думает, что эта штука у меня в голове отключилась навсегда.

Для наглядности Рози сдавленно захрипела.

Лиз улыбнулась. Сначала волосы, потом опухоль. У Рози свои приоритеты, как и у каждого.

Она приготовила девочкам сэндвичи с арахисовым маслом и обрадовалась, когда Рози съела почти все, кроме хлебных корочек, которые всегда недолюбливала. Как только Мэнди ушла, заглянула Барбара из «Поймай омара», чтобы оставить «для пациента» темно-синий джемпер с нашивкой в виде кота и ярко-розовые легинсы.

– Я не смогла пройти мимо, – объяснила она, потягивая чай. Они с Лиз сидели на кухне, а Рози смотрела телевизор в гостиной. – Как увидела этот джемпер, так сразу подумала о нашей Рози.

Барбара рассказала немного о пабе и вспомнила про Лавдей, которая бросила ее сына Эйдена – тот отказался ехать с ней по магазинам и вместо этого отправился повидать детей.

– Слишком уж она для него молоденькая, – вздохнула Барбара, – я его предупреждала, но он не слушал. Говорила же, что все кончится слезами.

У Роберта, судя по всему, возникли проблемы с новой официанткой – взбалмошной дамой из Торпойнта, которая за спиной передразнивает посетителей.

– Что-то мне подсказывает, он по тебе скучает, – сказала Барбара, пристально разглядывая Лиз.

Ее слова огорчили Лиз. Бедный Роберт, ему меньше всего нужен работник, от которого одни неприятности. Лиз и сама скучала по ресторанной суете и даже, как ни странно, по работе уборщицей. Но сейчас ничто, кроме Рози, значения не имеет.

– Можно печеньку? – послышалось из комнаты.

Лиз встала и потянулась за коробкой. Эти две недели она выполняла все просьбы дочери и готова была в любой момент сделать ради нее что угодно. Главное – чтобы Рози выздоровела, и тогда можно будет вернуть прежние правила.

– По-моему, тебе надо отдохнуть, – сказала Барбара, когда Лиз вернулась, – давай я приду как-нибудь вечером и посижу с Рози. А Эйден подменит меня в пабе. Мы с ней кексов напечем – продукты я принесу. Она же любит кексы?

Сначала Лиз отказалась, как отказывала всем, кто предлагал такую помощь, даже Пэт.

– Я не хочу ее оставлять, еще слишком рано…

Снова послышался голос Рози, теперь она просила попить.

– Ты же вымотанная совершенно, – продолжала Барбара, – смени обстановку, взбодрись. Сходи погулять или с друзьями встреться. Да и Рози наверняка надоело только на тебя смотреть.

Лиз задумалась. Наскучила ли дочери ее компания? Рози с удовольствием болтала с Мэнди и Эсме, ей явно не хватало прежней жизни. Пожалуй, Барбара права, им стоит немного отдохнуть друг от друга. К тому же все равно нужно наконец дойти до банка, да и другие дела накопились.

Странно, но после операции Айрис совсем перестала выходить на связь. Узнав про госпитализацию и про то, что Рози перевели в Бристоль, Айрис засыпала подругу вопросами. Она расспрашивала про томографию, и Лиз старалась держать ее в курсе, но с того самого воскресенья, когда Рози сделали операцию, от подруги ни весточки не пришло.

Как Лиз ни отгоняла дурные мысли, молчание Айрис ее очень задевало. Она говорила себе, что всему должна быть причина. Бизнес прогорел? Что-то случилось с детьми или Спенсером? Бабушка попала в больницу или самой Айрис нездоровится?

Впрочем, заботы о Рози отнимали все ее время, так что сил на то, чтобы позвонить и все выяснить, не оставалось. Ей и собственных трудностей хватает. Однако теперь, когда Барбара предложила помощь, у Лиз появилась отличная возможность восстановить отношения.

И еще кое-что. Как-то вечером Лиз наткнулась по телевизору на заключительную часть лотерейной программы. Программа особого интереса у нее не вызвала – да и с чего бы, если ты даже билет не купил? – однако Лиз вспомнила, что так и не забрала свой «счастливый билетик», который по ее просьбе Айрис оставила у себя. В тот день на нее обрушилась страшная новость о Рози. Неудивительно, что она забыла о билете, однако надо выяснить, куда Айрис дела его – просто так.

– Ладно, – согласилась Лиз, – съезжу к подруге.

– Вот и славно, – обрадовалась Барбара, – а я куплю красители для глазури. Так веселее.

На том и сошлись. Барбара придет послезавтра и посидит немного с Рози – а точнее, пробудет у них столько, сколько понадобится Лиз. И если Рози хоть капельку загрустит или вдруг почувствует себя нехорошо, Барбара немедленно позвонит.

 

Глава шестнадцатая

Холодным и ветреным ноябрьским днем Лиз вышла из дома, щурясь после стольких дней в четырех стенах. Время от времени она, конечно, выбиралась, но только чтобы купить хлеб или молоко, заварной крем или пудинг, печенье или шоколад – все, чего хотелось Рози. Перспектива провести несколько часов вдали от дочери ввергала Лиз в панику.

Ослик Иа завелся с трудом, и сначала Лиз заподозрила, что у него разрядился аккумулятор, но затем старичок ожил и зарычал. Знакомой дорогой Лиз двинулась в сторону причала.

Первым делом она решила заехать в банк, чтобы обналичить полученный от отца чек. «Побалуй Рози», – написал он, не отдавая себе отчет, что «баловать» друг друга в их планы не входило. Пособия хватало на жизнь, но на излишества средств не оставалось. Отцовский подарок пойдет на более важные вещи – на еду и бензин. В любом случае он желал им добра, и Лиз была ему благодарна.

Поездка пришлась на будний день, поэтому пришлось ждать, пока на парковке перед уродливым бетонным зданием не освободится место. Куда ни брось взгляд, повсюду люди: головы из-за ветра опущены, в руках – сумки, дети, собачьи поводки, пакеты. Она даже подумала, что никогда не видела столько народа, а потом вспомнила, что здесь это обычная картина. Просто после стольких недель уединения от городской жизни отвыкаешь.

Лиз обналичила чек и забежала в аптеку – снова очередь! Ей не терпелось побыстрее вернуться в тишину и покой Тремарнока. Она раздумывала, не посидеть ли ей в кафе за чашечкой кофе, но толкаться за свободное место не хотелось, поэтому эту мысль Лиз отбросила.

Она вышла на улицу и с облегчением отправилась в центр города. Вот здание, где она работала. Интересно, на месте ли сейчас Ханна? Стучит ли она по клавиатуре и звонит ли по телефону, протертому не ею, Лиз, а другой уборщицей, возможно справлявшейся с этой работой ничуть не хуже? В конце концов, незаменимых людей не существует, и пустота, которую Лиз после себя оставила, уже, должно быть, окончательно или почти окончательно заполнена. Не нужно быть гением, чтобы начищать до блеска столы и складывать в посудомойку грязные чашки. То же самое наверняка касалось и работы в ресторане.

А вот и «Утренние новости». К своему ужасу, на тротуаре Лиз заметила огромный контейнер, доверху заполненный мусором. Какой-то рабочий, стоя на приставной лестнице, заколачивал окна деревянными досками, тяжелым молотком вгоняя в рамы гвозди.

Ее первой мыслью было, что случилось худшее и им пришлось закрыться. Это объяснило бы молчание подруги. «Бедная Айрис, – подумала она, – бедный Джим». Теперь Лиз ощутила вину за то, что хоть на секунду в них усомнилась. Неудивительно, что они пропали.

Она порылась в сумке в поисках мелочи, опустила в паркомат несколько монет и беспокойно побрела к двери. Внутри горел свет, но копны золотисто-каштановых волос Лиз не заметила. Ее вдруг осенило: ведь они могли уже уехать куда-нибудь. Только куда? Они жили на доходы от магазина и над магазином же – все они, даже бабушка и Спенсер. Что им теперь делать? Что с ними станет?

Лиз огляделась, всматриваясь в каждую мелочь. Прилавок опустел – ни кассы, ни Айрис, ни лотерейной машины, ни пачек сигарет, уложенных аккуратными рядами за кассой, чтобы до них можно было дотянуться, не вставая с места.

Мысленно она перенеслась в те времена, когда еще работала в «Дельфине» и каждую неделю заходила в магазин за лотерейным билетом. Встреча всегда проходила по одному и тому же сценарию: они с Айрис жаловались друг дружке на жизнь, затем Лиз смотрела на часы, а подруга передавала ей пачку сигарет и «счастливый билетик», открывала кассу, складывала туда полученные деньги и протягивала сдачу.

Дальше Лиз непременно записывала на обороте свое имя и адрес, прятала билет в сумочку и мчалась на работу, чтобы успеть к началу смены. Ритуал никогда не нарушался – за исключением того дня, когда она не смогла вернуться за билетом. Теперь казалось, что произошло это сто лет назад.

На полках почти ничего не осталось – только шоколадка, пакетик конфет да газета. Пыль, пеленой повисшая в воздухе, набилась в нос, и Лиз чихнула. Даже огромный холодильник в дальнем конце помещения стоял открытый. Его отодвинули от стены, и шнур мертвой змеей печально и безжизненно вытянулся на полу. Больше здесь не купишь ни диетической колы, ни сока. Да и вообще ничего не купишь.

Стоя к ней спиной, высокий светловолосый парень в белом комбинезоне перекладывал из обесточенного холодильника в черный мусорный мешок сыр, молоко и ветчину, которые никому не понадобились.

– Что случилось? – спросила она дрожащим голосом. Оказывается, пока ее не было, время не стояло на месте.

Парень резко обернулся, но, увидев Лиз, улыбнулся и ответил ей с сильным местным выговором:

– Магазин закрывается. Сказали ничего не оставлять. – В руках он держал пачку масла и, взглянув на срок годности, спросил: – Не хотите? Оно еще не испортилось. А то все равно выкидывать.

Лиз отрицательно покачала головой и сглотнула комок в горле.

– Владельцы еще здесь?

Он бросил масло в мусорный мешок, взял упаковку яиц и прокомментировал:

– Просрочены на два дня. – А потом добавил: – Наверху вроде кто-то есть. Ваши друзья?

Лиз кивнула:

– Мы не виделись какое-то время. Дочка заболела. Я не знала.

– А-а, – протянул он, – они сказали, в Лу перебираются. В виллу на берегу. Неплохо, да?

Лиз растерялась. Неужто он не понимает? А может, ему ничего не сказали? И она промолчала.

Пришли четыре татуированных носильщика в белых комбинезонах с закатанными рукавами. Старший, в красной шапочке и с сигаретой во рту, кивнул Лиз и что-то промычал.

– Мик, ты за тяжелым? – спросил парень. – Я б с того холодильника начал. Он прямо монстр.

Мик подозрительно оглядел холодильник:

– На свалку, говоришь? Не позарился никто?

Парень завязал узел на разбухшем мешке и перекинул его через плечо.

– Не-а. Все на свалку. Вообще все.

– А можно было б выручить деньжат, – сказал Мик, – ну ладно, братцы, поехали.

Пока они топтались вокруг холодильника и толковали, как лучше его поднять, Лиз ринулась наверх. Остановившись возле распахнутой двери в квартиру, она увидела, что развешенные на стенах семейные фотографии и корнуолльские пейзажи исчезли и вместо них остались уродливые пятна и дырки от гвоздей.

С порога Лиз заметила, что гостиная тоже опустела. На бордовом ковре – раньше его едва видно было из-за разбросанных игрушек – зияли отметины от мебели и пятна, которые прежде, когда комната полнилась людьми, не бросались в глаза.

Лиз прошлась дальше по коридору. Кухня, где они с Айрис сидели и болтали, тоже казалась нежилой и без разных кружечек, кастрюлек, сковородок и рамочек приняла дешевый, жалкий вид. Стиральную машину и плиту унесли, обнажив островки грязного коричневого линолеума.

Внезапно Лиз вздрогнула – откуда-то из комнаты до нее донесся шум.

– Айрис? – позвала она. – Джим?

Никто не откликнулся, и она принялась заглядывать во все комнаты подряд. Маленькая ванная, первая спальня, вторая. Ни души. Тогда она постучалась и заглянула в третью.

Согнувшись с инструментами над велотренажером, там стояли Даррен и Джим. Появление Лиз заставило их поднять головы. Она была настолько счастлива их увидеть, что не удержалась и воскликнула:

– Слава богу! Я думала, вы уже уехали!

Отступив назад, Джим вытаращил глаза, словно встретил привидение, а Даррен не шелохнулся, но тоже пялился на нее.

– Лиз! – выдавил наконец Джим, как будто пытался, назвав имя, превратить привидение в человека. – Ты что тут делаешь?

Лиз пропустила вопрос мимо ушей и бросилась Джиму на шею.

– Мне так жаль, – сказала она, чувствуя, как он немного расслабился, – я ведь понятия не имела…

Следом она обняла Даррена. На ощупь он напоминал мебель – из-за угловатых плеч и одеревеневших, негнущихся конечностей, – а еще от него сильно пахло потом. Футболка была насквозь мокрой. Похоже, банкротство совсем выбило их из колеи.

– Как там Рози? – спросил он и, едва Лиз разжала объятия, отступил. Она вкратце сообщила им новости последних четырех недель. – Хорошо, – ответил Даррен, избегая смотреть ей в глаза, – круто, что она идет на поправку.

Его ответ звучал странно и отчужденно, но Лиз списала это на расстройство.

– Расскажите мне все, – попросила она, закончив рассказ. – Как Айрис? И бабушка?

Стульев в комнате не оказалось, но Лиз была готова усесться прямо на пол, однако Даррен с Джимом присесть не предложили, поэтому все так и остались стоять возле полуразобранного тренажера.

Джим объяснил, что они решили закрыть дело.

– Мы устали, – он почесал подбородок, не отрывая глаз от своих грязных белых кроссовок, – и решили переехать севернее. Айрис всегда хотелось жить у моря. Она уже на новом месте. А тут мы просто… – Он посмотрел на тренажер и умолк. Лиз кивнула. Ясно было, чем они занимались. – Мы тоже уезжаем, вот буквально через минуту и выдвинемся, – продолжил он, – эту лошадку чуть не выбросили, но Айрис в итоге решила ее оставить.

Лиз недоумевала, почему они обсуждают старый тренажер. Ее смутила и неловкость бывшего друга, отчасти потому что это напомнило ей о Роберте, но потом она сказала себе, что у Джима, как и у любого другого, есть гордость и что он, наверное, ненавидит признаваться в своих неудачах.

Чтобы не сыпать соль на рану, Лиз попыталась направить разговор в более приятное русло:

– У моря?

Она предположила, что друзья сняли одно из тех бунгало или шале, которыми усыпано побережье, особенно там, где летом много отдыхающих. Зимой там промозгло, но зато дешево, а этим критерием они, вероятно, руководствовались в первую очередь.

– Айрис там наверняка понравится.

Никто из собеседников не подхватил нить разговора. У Лиз возникло подозрение, что они ждут ее ухода, но она отогнала эту мысль.

– Как у нее дела? – задала она новый вопрос. – Я давно не получала от нее новостей, даже уже испугалась, вдруг что-то стряслось. И я бы обязательно позвонила, вот только с Рози столько хлопот сейчас…

Даррен скрестил руки на груди.

– Она в порядке – правда, пап? – Он перевел взгляд на отца, и тот утвердительно кивнул. – Сначала мы, конечно, опешили, но…

– Не поверишь, нам вдруг перепало немного денег, – неожиданно выпрямившись, встрял Джим, – очень кстати. И мы решили выбраться отсюда, пока возможность есть.

– Но это же чудесно! – воскликнула Лиз. – Я так рада за вас!

Джим растянул губы в улыбке.

– Да уж, Айрис счастлива, что ей больше не придется торчать здесь целыми днями. Она чуть с ума не сошла – впрочем, я тоже.

– А что вы теперь делать будете? – поинтересовалась Лиз. Скорее всего, найдут работу при каком-нибудь кемпинге, а может, даже и свое что-нибудь откроют. У них здорово бы получилось.

Джим тяжело вздохнул.

– Пока не знаем – да, Даррен?

Он приобнял сына, и тот впервые улыбнулся:

– Наверное, ничего особо и не будем.

Лиз растерялась. Если Джим с Дарреном, да и Кристи тоже не будут зарабатывать, то Айрис их всех не прокормить. Но совать нос в чужие дела не годится. Ей просто надо удостовериться, что с ними все будет хорошо.

– Какой у вас адрес? – спросила она, чтобы больше их не задерживать. – Мы с Рози приедем в гости, это поднимет ей настроение. После операции она еще нигде не была и точно захочет посмотреть на ваш новый дом, воздухом свежим подышать.

Джим отвел взгляд и похлопал себя по карманам.

– У меня его с собой нету, – ответил он наконец, – а наизусть я не помню. А ты, Даррен?

Он повернулся к сыну. Даррен решительно покачал головой:

– Я вообще без понятия.

– А грузчики? Они знают?

Теперь лоб наморщил Джим.

– Вряд ли. Я им его не давал. Они же просто освобождают место, а на новый адрес ничего не перевозят.

Лиз уже собиралась посоветовать ему написать Айрис и спросить у нее, но ее вдруг осенило: они же просто-напросто не хотят давать ей свой адрес. Не может Джим не знать, куда переезжает его семья, а Лиз достаточно было бы названия кемпинга – дальше она и сама нашла бы.

Ей вдруг стало неловко и грустно, она густо покраснела, но затем в голову ей пришла спасительная мысль: наверное, Джиму стыдно показывать новый дом.

– Я позвоню Айрис, – сказала она неуверенно, но и не сомневаясь, что разговор с подругой все прояснит. Как будто она, Лиз, судит о людях по их жилищу. Ее собственный дом тоже роскошным не назовешь. Самое главное – дать понять, что она думает об Айрис и хочет с ней увидеться.

Джим заправил в брюки красно-белую клетчатую рубаху, которую удобства ради надел навыпуск.

– Признаться, ей сейчас особо не до разговоров. Переезд и прочие дела.

Лиз растерянно смотрела на него, но Джим старательно отводил глаза.

В животе у Лиз будто образовалась пустота. Он разговаривает с ней так, точно они друг другу чужие.

– Подожди пару недель, – сжалился Даррен, – она сейчас как бешеная – все ей надо в порядок привести. Ты же ее знаешь. Вот обустроит все и уймется.

Сама того не желая, Лиз подумала, что на обустройство крошечной квартирки едва ли уйдет пара недель, но послушно кивнула.

– Передашь ей привет?

Лиз хотелось побыстрее выйти на улицу и глотнуть свежего воздуха. Ей вдруг стало тут тесно, она почувствовала себя подростком, которого не пригласили на вечеринку.

Джим снова склонился над тренажером, вытащил из коробки с инструментами гаечный ключ и принялся откручивать руль.

– Извини, нам бы с этим закончить.

– Хорошо, конечно, – ответила Лиз, и внутри у нее все скукожилось, как лист бумаги над огнем, – простите, что потревожила.

В поисках утешения она взглянула на Даррена, но тот помогал отцу, придерживая тренажер.

– Я пойду. – Ни Даррен, ни Джим не посмотрели на нее. – Удачи.

– Спасибо, Лиз, – Джим потянул на себя руль, не поднимая глаз. – Береги себя и Рози.

Лиз поплелась прочь, вниз по лестнице и обратно в магазин. Мысли путались, к глазам подступали слезы. Ей страшно не хватало Айрис. Разве она чем-то их обидела? И если да, то чем? И если Джим не в духе из-за банкротства, то почему срывается на ней?

Один холодильник уже унесли, и теперь Мик с приятелями тащили через дверь следующий, кряхтя и бормоча друг другу указания: «Так, левее. Теперь правее. И полегче!»

– Ну что? – спросил парень, который возился с мусором, когда она только пришла сюда. Сейчас он стоял за прилавком, лениво покуривая сигарету, и с любопытством смотрел на Лиз.

– Все нормально, – бросила она, стараясь не выдать огорчения и не ввязываться в долгий разговор, – я тороплюсь. У меня там машина…

– А, едете посмотреть на этот домище, – парень, похоже, не расслышал, – но они же его просто снимают, да? Пока не выберут, что купить? Спорим, найдут себе какой-нибудь шикарный особняк? С бассейном и прочими наворотами. А может, землю купят, а дом сами построят. Я бы так и сделал.

– Я ничего не знаю. – Лиз растерянно покачала головой и с отчаянием посмотрела на дверь.

Грузчики уже вынесли во двор холодильник и теперь загружали его в кузов огромного зеленого грузовика. Она воспользовалась этой возможностью и выскользнула следом за ними на улицу, чувствуя затылком взгляд паренька. Его слова по-прежнему звенели в ушах.

«Домище», – вспоминала она, садясь в машину. «Выберут, что купить». «Особняк». О чем это он? Если им досталось столько денег, почему Джим не рассказал ей об этом? Она была бы счастлива за них, это же очевидно.

По дороге до пристани проезжавшие мимо машины несколько раз сигналили ей, давая понять, что ведет она неаккуратно, а Лиз все никак не верилось, что Джим с Дарреном так равнодушно отнеслись к ней. Даже после того, как она рассказала об операции и трудностях, которые на них обрушились.

В голове замелькали воспоминания: пасхальный обед, как тепло Джим отнесся к Рози, бесконечные шутки и доброжелательная улыбка Даррена. Вино, море еды и смеха. С какой настойчивостью Айрис зазывала их в гости, как разоткровенничалась за чаем на кухне.

Нет, надо позвонить и разобраться. Не сегодня и не завтра, а когда сил будет побольше. Айрис все объяснит – она же такая настоящая, Айрис. На том пикнике в Тинтагеле она присматривала за Рози, как за собственной дочерью.

А еще она никогда не важничает и не задается. Глядя на нее, видишь ее истинное лицо. На Айрис можно положиться, как мало на кого.

Когда Лиз подъехала к дому, на душе у нее по-прежнему скребли кошки. Объяснения такому странному поведению друзей она не нашла.

На часах было почти полшестого. Она отсутствовала больше трех часов. Внезапно в сумраке она увидела идущую по улицу девушку. Лавдей. В руках у нее был большой пакет. «Ага, снова опаздываешь», – усмехнулась про себя Лиз.

Они не виделись после того, как Рози попала в больницу, хотя вместе с другими сотрудниками ресторана Лавдей расписалась на открытке от Роберта с пожеланиями скорейшего выздоровления. Кутаясь в темное пальто до колен, она шагала прямо по проезжей части. Ботинки на платформе значительно прибавляли ей росту. Волосы у девушки до сих пор были с одной стороны выбриты, а с другой черной волной спадали на плечо.

Наверняка Лавдей скажет, что ей некогда и поболтать не получится, но Лиз все равно помахала ей. Как ни странно, Лавдей перебежала через дорогу и кинулась к Лиз.

– Я та-а-а-а-ак скучала! – воскликнула она и прижала Лиз к себе, так что та уткнулась прямо в колючую шерсть пальто. – Когда ты вернешься? Пожалуйста, скажи, что ты вернешься!

Лиз рассмеялась и осторожно высвободилась. Как это Лавдей вообще заметила ее отсутствие? Обычно она настолько занята парнями и развлечениями, что на прочее ее не хватает.

– Я не знаю, – искренне ответила Лиз, – все зависит от Рози. Как у вас дела? Как новая официантка?

Лавдей скорчила гримаску.

– Корова, ненавижу ее. Она типа вегетарианка и мясо не подает, а еще вечно опаздывает, поэтому столы накрываю я. А за спиной она меня зовет Кусь. Я попросила дядю Роберта, чтоб он выпер ее за лень, но тот говорит – она типа новенькая и надо дать ей шанс.

– Прямо чудовище, – сочувственно сказала Лиз.

– Это точно. А, еще она тащится от Селин Дион! Это вообще как? Как можно слушать Селин Дион, когда тебе меньше сорока? Заигрывает со всеми, постоянно в зеркало пялится и думает, что она красотка. И зря! – Лавдей передернулась. – У нее такие глазки жуткие – вылитый хорек!

– Надо же! – Лиз поняла, что обстановка в ресторане та еще. – А мальчики как?

Лавдей пожала плечами:

– Да как обычно. Джесс все время болтает про какую-нибудь очередную дуру, а Алекс с Джошем постоянно ноют.

– А Роберт?

Тут Лавдей вздохнула:

– Совсем плох старик. Даже хуже, чем обычно.

– Почему?

– Без понятия. Ты же его знаешь. Ведет себя так, будто завтра конец света.

Лиз стало жаль Роберта. Даже племянница видит в нем лишь странности, никто не понимает, какой он добрый человек и отличный босс.

– Не такой уж он плохой, – мягко сказала она, – попадаются начальники в десять раз хуже. Он застенчивый, вот и все. Ты будь с ним добрее.

– Веселья теперь никакого, все такие скучные, – Лавдей дернула Лиз за рукав, – ты должна вернуться, просто обязана!

Лиз объяснила, что хоть Рози и становится лучше, но процесс этот небыстрый.

– Врачи считают, что через пару недель уже можно в школу, но сначала всего на час или два. Ей нельзя уставать. Операция была серьезная, Рози долго будет восстанавливаться. Я не смогу думать о работе, пока она не придет в себя окончательно, понимаешь?

– Понимаю, – удрученно кивнула Лавдей.

Наступило молчание, Лиз задумалась, чем бы поднять девушке настроение.

– А личная жизнь как?

Лавдей тут же просияла.

– Сейчас я с Райаном, он классный, – она мечтательно закатила подведенные глаза, – прямо огонь. Из-за меня они с Натаном смертельные враги. Представляешь? – сказала она с восторгом. – На вечеринке Райану не понравилось, как Натан пялился на мою грудь. У него было полное право подойти и врезать, и они бы подрались, если бы Спайк их не разнял.

– А разве Натан не встречается с Энни, которая фитнес-тренер? – удивилась Лиз.

– Да, но я нравлюсь ему больше, – ухмыльнулась Лавдей.

– Бедняжка Энни! Она в курсе?

– Все в курсе. Но Энни знает, что я с Райаном, и поэтому не парится. – Лавдей томно вздохнула. – У него татуировка в виде акулы на…

– Кстати, а куда ты так торопилась? – перебила ее Лиз, вспомнив о Барбаре. Та наверняка ее уже заждалась.

– К тебе, дурочка! – Лавдей ткнула в нее своим огромным пакетом: – А, чуть не забыла, дядя Роберт попросил передать тебе это. Подарок для Рози, наверное.

– Ой! – Лиз смутилась. – Не стоило, правда.

Время от времени Роберт по-прежнему ей писал, справлялся о самочувствии Рози, и она всегда отвечала ему строго по существу.

– Мне кажется, он тоже скучает, – сказала Лавдей, – как я про тебя ни вспомню, сразу грустнеет.

– Не уверена, – нахмурилась Лиз.

Она вспомнила вечер, который они провели вместе. За прошедшие недели инсульт Рози и тот поцелуй почему-то настолько слились в ее сознании, что воспоминание о первом неизбежно тянуло за собой воспоминание о втором.

Лиз понимала, что Рози заболела не из-за Роберта и не из-за ее глупой увлеченности им, но не могла избавиться от ощущения, что забыла о Рози как раз в тот момент, когда дочь нуждалась в ней сильнее всего. Больше такое не повторится.

– Передашь ему привет? Я попрошу Рози написать ему что-нибудь.

Рози и Барбара сидели на ее кровати и разглядывали старые комиксы. Рози не слишком обрадовалась появлению матери, и Лиз решила, что это хороший знак.

– Вечер мы провели чудесно, – поднимаясь, сказала Барбара, – болтали как заведенные.

Лиз улыбнулась.

– В кухне на столе еще целая куча кексов, я накрыла их миской. Рози умяла все с розовой и желтой глазурью, так что тебе, боюсь, остались только с голубой и шоколадной.

– Съем один попозже, – ответила Лиз.

Лиз достала из пакета сверток и протянула изнывающей от нетерпения Рози. На золотой оберточной бумаге было написано: «Это тебе, чтобы было веселее выздоравливать. Будь аккуратна и не заставляй маму лишний раз убираться. Привет от «того мужчины» (Роберта). P. S. До сих пор пользуюсь коробкой, которую ты для меня разрисовала».

Внутри оказался сундучок с набором из акварели, акриловых красок, пастели, фетра, блесток, цветных ручек и кисточек. В дополнение к ним шла цветная бумага, белые маски, картонные трубочки, палочки для леденцов, помпоны, пластмассовые зверушечьи глаза и другая всячина для создания коллажей.

– Какой огромный! – воскликнула Рози. Она доставала баночку за баночкой, карандаш за карандашом, разглядывала и возвращала обратно. – Я никогда не видела такого гигантского набора для творчества.

Давно она не говорила так увлеченно.

– Очень мило с его стороны, – заметила Барбара. – Забавный парень, его вроде как и не поймешь, но сердце у него доброе. Судя по всему, он очень тебя любит, Рози.

Однако Рози была слишком занята – разглядывала буклет с идеями для коллажей.

Уже на пороге Барбара спросила, как Лиз провела время с подругой.

– Мы так и не встретились. – Вспомнив о поездке, Лиз расстроилась. – Ужасно грустная история, им пришлось закрыть свой магазин. Зато там были ее муж с сыном. И вот что странно: один из грузчиков почему-то сказал, что они сняли огромный дом возле Лу, пока не купят собственный. Но Джим никаких подробностей не рассказал. Сообщил лишь, что им перепало немного денег. Немного, а не целое состояние.

– Люди чего только не наболтают, – покачала головой Барбара и сняла с вешалки в прихожей пальто. – Мой Гарет, упокой Господь его душу, сначала даже от меня скрывал, сколько мать оставила ему в наследство. Из него это прямо клещами пришлось вытягивать, хотя мы были женаты тридцать лет!

– Как будто я разнесла бы об этом по всему городу! И я рада за них. С деньгами у них совсем туго было, и Айрис напрочь извелась.

– Что ж, – Барбара открыла дверь, – я бы не стала за них тревожиться. Когда она соберется с силами, наверняка все объяснит. Надеюсь, на новоселье они закатят большую вечеринку с танцами и реками шампанского и вас с Рози тоже пригласят. Расскажете потом!

 

Глава семнадцатая

Пэт свалилась со страшным бронхитом и не выходила из дома. Лиз не хотела подвергать Рози риску, поэтому хоть они и выбирались на короткие прогулки по парку или вдоль побережья, однако за покупками для старушки дочь она решила не брать.

– Я уйду всего на час, – сказала она Эсме, которая предложила подменить ее. После возвращения Рози из больницы Лиз неожиданно сблизилась с соседкой. – Заскочу в супермаркет да выпью с Пэт чаю, – добавила она, застегивая куртку, – она там одна скучает. Если что понадобится – я на связи.

– Не понадобится, – не поднимая головы, заверила Рози.

Она сидела за кухонным столом, заваленным цветной бумагой, заставленным баночками с краской и клеем, и мастерила для Роберта открытку с благодарностями. Задумка была сложная – открытка раскладывалась гармошкой, по углам с каждой стороны ее украшал рисунок с витиеватой каймой. Рози корпела над ней уже несколько часов. Эсме была на удивление тихой и послушно подавала художнице инструменты.

– Передай ей от меня привет и скажи, пускай выздоравливает, – попросила Рози.

Лиз отметила, что волосы у дочери потихоньку отрастают, такие же густые и шелковистые, как и раньше. Уже на дюйм выросли. Лиз нравилось их ерошить, когда Рози позволяла, – аккуратно, чтобы не задеть шрам. Тот еще побаливал, хоть заживал и неплохо.

Рози стеснялась и с непокрытой головой показывалась только близким друзьям, которым доверяла. На людях она обматывала голову шарфом, и Лиз, на время болезни дочери отказавшаяся от ярких аксессуаров, делала то же самое, желая поддержать Рози. А чтобы разбавить однообразие, они постоянно меняли стили.

Рози окрепла и набрала вес, и Лиз позволила себе взглянуть в будущее с надеждой. Да, зрение у дочери ухудшилось, но никаких других последствий нет. На шестом осмотре в понедельник врачи сказали, что девочка снова может ходить в школу, пусть пока и всего на несколько часов.

Они обсудили химио- и лучевую терапию, но решили пока подождать и каждые три месяца делать томограмму. У них имелись все основания надеяться, что опухоль, небольшой фрагмент которой не смогли удалить, «уснула» и больше не даст о себе знать. Если это и впрямь так, то лучше и не придумаешь.

Пэт, непривычно сердитая, принялась жаловаться на весь белый свет, начиная с доктора и заканчивая Натаном, который по ошибке бросал ее почту в соседский ящик.

– Совсем на адрес не смотрит, – сетовала она, кутаясь в лоскутное одеяло, подарок Лиз, – сколько раз ему твердила, но все без толку. Еще немного – и напишу на него жалобу в Центральное почтовое управление.

– Я поговорю с ним при встрече, – успокоила ее Лиз.

Холодильник у Пэт стоял почти пустой, и Лиз пожалела, что не сходила вчера в магазин.

– Говорят, его мать в больницу попала, так что у него, наверное, голова другим забита.

Они сидели в маленькой гостиной, набитой сокровищами, купленными или полученными в подарок – фарфоровыми викторианскими красавицами в роскошных шляпах и кринолинах, бесчисленными деревянными и фаянсовыми совами всевозможных размеров, коллекцию которых Лиз с Рози пополняли, если на деревенском празднике или рождественской ярмарке им вдруг попадалось что-то подходящее, стеклянными вазами и безделушками. Дополняла все это черно-белая фотография Пэт с мужем, сделанная в день их свадьбы.

В комнате стояла невыносимая жара, поэтому Лиз сняла свитер и закатала рукава черной водолазки. Пэт глухо закашлялась.

– Не знаю, смогу ли и дальше жить здесь одна, – мрачно сказала она, – лестница очень неудобная, и если вдруг я не выкарабкаюсь…

– Куда вы денетесь, – перебила ее Лиз, – от антибиотиков кашель пройдет, и вы выздоровеете. А дом можно обустроить. Хотите, я присмотрю лестничные подъемники?

Пэт пробормотала что-то о «начале конца», и Лиз пошла за печеньем.

– Кстати, мне тут сплетню рассказали, – вспомнила старушка, когда Лиз вернулась, и потянулась к тарелке.

– Да ну?

Подруга Элейн из Салташа услышала от знакомой, что одна супружеская пара из Плимута выиграла в лотерею.

– Два с половиной миллиона, – сказала Пэт взволнованно, – владельцы газетного киоска. Всего несколько недель назад, но магазинчик они уже закрыли. Видно, им прямо не терпелось. Переезжают теперь в особняк на побережье. Огласки им, похоже, не хочется, поэтому в газетах о них ничего не написали. А вот их сын разболтал все в колледже внуку знакомой Элейн, который новость и разнес. Если бы это я выиграла, то не утерпела бы и рассказала всем на свете. А ты?

Лиз потеряла дар речи. Все детали совпадали: владельцы газетного киоска, особняк на побережье, колледж, молчание Айрис и немногословность Джима. И то, что он сказал о перепавших им деньгах. Впрочем, возможно, это просто совпадение. Ведь иначе он наверняка рассказал бы ей хоть что-то?

– Владельцы газетного киоска? – выдавила она наконец.

Пэт только этого и ждала.

– Да, – живо ответила она, вмиг забыв о своих болячках и невзгодах, – сюда они перебрались из Лондона. Семья, как я слышала, порядочная, хотя сын малость разгильдяй. Ничего серьезного, просто отдыхать слишком любит. А здорово все-таки выиграть такую кучу денег. Даже представить трудно, да? Как будто спишь наяву.

Лиз подумала о лотерейных билетах, которые она купила за все эти годы, и о том, как они с Рози – особенно Рози – по субботам ждали результатов. И всегда повторяли: в следующий раз повезет больше. Что ж, за друзей она рада. Если кто и заслуживал выигрыша, так это они. Нужно поговорить с Айрис – объяснить, что никакие деньги не помешают их дружбе.

Пэт сменила тему и сказала, что скучает по вечерам с Рози. Чувствуя себя почти виноватой, Лиз ответила, что для нее вряд ли найдется работа – ни в «Хрустально чисто», ни в «Улитке на часах».

– И Кася, и Роберт уверяли, что я могу вернуться в любой момент, но я не знаю… Прошло уже почти шесть недель.

– Конечно, они тебя ждут, – обнадежила Пэт, – да и кто не ждал бы? Ты всем нам здорово поднимаешь настроение.

Она принялась пересказывать новости о семье своего брата и обо всех своих подругах.

– Сколько же у вас подруг! – воскликнула Лиз, знавшая всех по именам: Маргарет, Беа, Винни, Мо и других.

– Большинство-то, разумеется, уже умерли, – сказала Пэт, опять помрачнев, – теперь дело за мной.

– Чушь, вам еще жить и жить, – возразила Лиз, – да и нельзя вам сейчас на тот свет, иначе как мы с Рози без вас обойдемся?

Она встала, чтобы снова поставить чайник, и сказала, что ей пора. У Пэт вытянулось лицо.

– Еще чашечку не выпьешь?

Лиз покачала головой. И так засиделась.

– Скоро опять забегу, – пообещала она, вернувшись из кухни с чаем для Пэт, и легонько поцеловала старушку в щеку, – кашляете вы уже меньше. По-моему, идете на поправку, но еще несколько дней придется усиленно лечиться.

– Ночью кашель хуже, – проворчала Пэт и демонстративно закашлялась, – я сказала врачу, что мне надо антибиотики посильнее, но их у нее не было. Готова поспорить: она считает, что со стариками возиться нечего. Небось спит и видит, как мы все засунем головы в духовку и избавим ее от лишних хлопот.

Пока Рози смотрела фильм, Лиз взяла телефон и закрылась в спальне. Этого разговора она боялась и хотела настроиться. Она не знала, что ей думать. С одной стороны, скрытность Айрис ее поразила – да и безразличие к судьбе Рози, честно говоря, тоже. Теперь же, когда Лиз узнала, что на друзей свалилось целое состояние, молчание Айрис казалось ей почти непростительным. Лиз в жизни бы не поверила, что подруга на такое способна. С другой стороны, Айрис заслуживает того, чтобы ее выслушали. Лиз не хотелось раньше времени осуждать ее.

Она несколько раз глубоко вздохнула и набрала номер. Восемь долгих гудков, небольшая пауза, и вот включился автоответчик. Когда Лиз услышала резковатый лондонский акцент, у нее перехватило дух. «К сожалению, в настоящий момент я не могу подойти к телефону…»

Она дала отбой, не оставив сообщения.

Следующую попытку дозвониться она предприняла в шесть вечера. Снова никакого ответа, но Айрис обязательно увидит оповещение о пропущенных звонках и перезвонит. Лиз вспомнила, что телефон подруга всегда держала под рукой, рядом с кассой, потому что обожала онлайн-игры в слова. Теперь, когда она не работает, у нее наверняка стало больше времени на свое увлечение.

После ужина Лиз попыталась – без особого успеха – убедить Рози порешать математические задачки, которые задал ей учитель.

– Ненавижу математику, – сердито заявила Рози, швырнув учебник на пол, – скучища!

Лиз решила не настаивать, они поиграли в карты и затем, завалившись на кровать, уткнулись каждая в свою книжку. Несколько дней назад она набрала в библиотеке книг с крупным шрифтом. Читать Рози любила, и, хотя некоторые книги были ей пока не по возрасту, Лиз подумала, что немного взрослого чтения вреда не причинит, а она тем временем подберет что-нибудь более подходящее.

Когда Рози заснула, Лиз приняла ванну и тоже собралась ложиться. Перспектива провести вечер в одиночестве перед телевизором радости у нее не вызывала. Сейчас, распрощавшись с работой в ресторане, Лиз рано ложилась спать. От скуки она не маялась – скучать было некогда, со всей суматохой вокруг Рози, беготней по докторам, анализами, кардиографией, проверкой зрения и прочим, – но в буднях появилась какая-то монотонность, которой раньше не было и от которой она почему-то уставала сильнее, чем от работы в ресторане и уборки в офисах.

Ее жизни недоставало красок, по сути, в ней был только один яркий огонек, но он составлял весь смысл ее существования – Рози.

Она проверила, не ответила ли Айрис. Ничего. Может, за границу уехала? Ведь когда выигрывают миллионы фунтов, первым делом отправляются на роскошный курорт, верно? На Мальдивы или еще куда.

Она вспомнила, как Айрис настаивала, чтобы Лиз делилась с нею всеми новостями: «Бедная девочка. Передай, что Спенсер про нее спрашивает. Только и слышно “Во-во, Во-во”. Во-во – это он ее так называет. Ему так хочется с ней повидаться – да и нам всем тоже».

Не переставая сомневаться, что поступает правильно, Лиз снова набрала номер Айрис. Гудок, два, три, затем короткая, точно вздох, пауза.

Живот скрутило, как будто она прыгнула с вышки. И вот-вот ударится о воду…

– Привет, Лиз, – голос прозвучал на удивление натянуто, – слушай, я сейчас не могу говорить. Дел по горло…

– Почему ты мне не позвонила?

Прямолинейно и по существу, но именно этот вопрос ее и мучил. Айрис, похоже, решила обороняться.

– Говорю же – я правда была ужасно занята, – слегка запинаясь, ответила она.

У Лиз вспотели ладони, сердце заколотилось. Она терпеть не могла стычки.

– Рози готовилась к операции, от которой зависела ее жизнь, а ты была ужасно занята? Айрис, что происходит?

Айрис помолчала.

– Как Рози? – спросила она словно из вежливости. – Джим сказал, поправляется.

Лиз не сумела ответить, и, чтобы разрядить напряжение, она сменила тему:

– Поздравляю с выигрышем.

Что это? Айрис резко вздохнула? Или ей почудилось?

– Если ты считаешь, что из-за выигрыша наша дружба разладится, то для меня это значения не имеет. То есть я страшно рада за вас, новость чудесная, но это же просто деньги.

В трубке послышался странный смешок, похожий на кваканье. Лиз вздрогнула.

– Все так говорят.

– В смысле?

– Все вдруг решили о себе напомнить – давно пропавшие родственники, «друзья», о которых мы годами ничего не слышали, – объяснила Айрис, – узнали про деньги и сразу налетели, как стервятники. Мерзость.

Последнюю фразу Айрис выплюнула.

У Лиз закружилась голова. Та ли это Айрис? Прежняя Айрис из «Утренних новостей» была доброй и великодушной, но голос в трубке звучал холодно и жестко.

– Мне не нужны твои деньги, – тихо сказала Лиз, – даже не верится, что ты и обо мне так думаешь.

Айрис усмехнулась:

– Недели выдались непростые.

Она ищет у Лиз сочувствия? Да, похоже на то.

– Честно говоря, это такое потрясение, что я совсем растерялась. Словно небо на землю обрушилось.

Лиз подумала о Рози: ее дочь сейчас спит, голова со светлым пушком лежит на подушке, и под отрастающими волосами отчетливо виден длинный шрам.

– Я так боялась, – сказала она. – Рози могла умереть.

Возможно, Айрис просто не понимает, насколько все серьезно. Чтобы скрыть дрожь в голосе, Лиз закашлялась.

– Но сейчас-то ей получше? – Айрис словно отмахивалась от назойливого ребенка, который ноет, что оцарапался.

– Не совсем.

«Врачи удалили опухоль не полностью, потому что иначе Рози могла ослепнуть, или ее могло парализовать, или она стала бы отставать в развитии», – хотела она сказать, но поняла, что собеседнице все равно. Это не Айрис, это кто-то другой.

Повисло неловкое молчание, с нарастающим смятением Лиз ждала ответа.

– Мне правда некогда, – сказала Айрис, – у меня действительно уйма…

– …дел. Ты занята, понимаю.

Будто она позвонила, чтобы навязать страховку или телефонный опрос.

– Позвоню, когда пыль немного уляжется.

– Хорошо.

– До связи, милая.

Даже «милая» прозвучало не дружеской фамильярностью, а пустой любезностью.

Поджав ноги и обхватив голову руками, Лиз сидела на кровати, не в силах избавиться от ощущения, что она вошла пещеру настолько глубокую и темную, что свет туда не проникает.

«Узнали про деньги и сразу налетели, как стервятники». Неужели Айрис считает Лиз одной из них? От этой мысли ее затошнило.

Однако пренебрежение, с которым Айрис отнеслась к Рози, было хуже подозрений в корысти. Лиз стало так обидно, что она решила при Рози даже не упоминать о бывшей подруге и ее родственниках, словно одни их имена могли запачкать.

Рози часто повторяла, как скучает по ним, особенно по Спенсеру и Даррену. «Мам, он такой веселый, вечно меня смешит!» Лиз проглотила комок в горле. Надо придумать объяснение, почему она с ними больше не увидится. Огорчать Рози нельзя, девочка и так настрадалась.

Увы, поделиться Лиз было не с кем, потому что остальные ее друзья Айрис не знали. Да и обсуждать подругу не хотелось, как бы обижена на нее она ни была.

Наконец она встала, накинула поверх пижамы пальто, прошла на цыпочках мимо комнаты Рози и открыла дверь на задний двор, где закурила, сделала несколько затяжек и затушила сигарету. В окнах у Тони свет не горел. Наверное, вместе с Фелипе укатил в Лондон.

Лиз надеялась, что свежий воздух поможет перестать думать об Айрис, но ничего не вышло. Перед глазами стояло лицо подруги, в ушах звучал ее голос. А она так и не поинтересовалась о своем лотерейном билете. Лиз вдруг страстно захотелось узнать о его судьбе. Глупо, конечно. Айрис проверила ее билет и выбросила его. Или же он валялся в магазине, пока его не выкинули вместе с прочим мусором.

По спине у Лиз вдруг побежали мурашки, она поежилась. Она бросила сигарету в урну, вернулась в дом. Это ведь был последний купленный ею лотерейный билетик. Запирая дверь, она решила, что с этим точно покончено, уж слишком хорошо она разглядела, что происходит с теми, кому повезло выиграть.

Деньги столь быстро и столь сильно изменили Айрис. Как кольцо Саурона – Фродо. Себе Лиз такого не желала. Если внезапно свалившееся богатство влечет такое, то лучше уж оставаться бедной.

 

Глава восемнадцатая

Утро выдалось ветреным, но теплым. Пока Рози спала, Лиз открыла дверь на задний двор и высунулась на улицу. Можно будет прогуляться до пристани. Лиз и сама была не прочь подышать свежим воздухом, да и развеяться после вчерашнего мерзкого разговора не мешает.

– Ты доделала открытку для Роберта? – спросила она дочь за завтраком. – Можно ее сегодня и отнести.

Рози сходила за открыткой. Осторожно, чтобы не помять и не испачкать, Лиз взяла картонку.

По размеру изделие Рози ничем не отличалось от обычной открытки, но раскрывалось гармошкой. С лицевой стороны улыбались три человека: высокий худой мужчина в синих брюках и с взъерошенным каштановым ежиком, миниатюрная женщина с розовым цветком в темных волосах и длинноволосая девочка. Из-за того, что Рози плохо видела, контуры рисунка были не такие четкие, но кто изображен на открытке, угадывалось сразу.

– Это я, – Рози погладила по волосам акварельную девочку, – как бы я хотела, чтобы у меня снова были длинные волосы, – тихо добавила она.

Лиз посмотрела на остриженную голову дочери, взяла девочку за руку.

– Они быстро отрастут, – пообещала она, – а когда это произойдет, купим новые украшения. Скатаемся вместе в Плимут, хорошо?

Рози улыбнулась.

Лиз вернулась к разглядыванию открытки. Три узнаваемые фигуры стояли на желто-коричневой земле, а над ними раскинулось акварельно-голубое небо. На заднем плане – ряд неровных, схематично выписанных домов, белых, нежно-голубых и розовых, а на переднем – сине-зеленое море и красная лодка.

– Вот это красота! – искренне воскликнула Лиз, раскрывая гармошку.

Виды деревушки: ресторан с сине-белой вывеской; «Поймай омара», увешанный корзинками; магазинчики, пекарня, пляж. Это были не просто рисунки, но сложные коллажи: в ход пошли лоскуты ткани, гибкая проволока, ватные шарики и деревянные палочки из того самого набора, который ей подарил Роберт; в горшках у домика Барбары росли матерчатые цветы, кусочки проволоки торчали весьма достоверными багетами в витрине пекарни, деревянные палочки превратились в тротуар.

На последней странице крупными золотыми буквами выведено: «Роберт, спасибо за подарок! Мне очень нравится!». И подпись – «Розанна Брум (Рози)».

– Знаешь, по-моему, через пару лет тебе следует задуматься о художественной школе, – сказала Лиз, – у тебя очевидный талант! И достался он тебе не от меня, это точно.

Рози охотно приняла похвалу, заулыбалась еще шире.

– Тебе правда нравится?

Лиз вернулась к обложке. Рози удалось передать характерную черту худой и высокой фигуры Роберта – он словно был неуверен в себе. Левая нога девочки была тоньше правой, а носок повернут внутрь, но совсем чуть-чуть, так что никто, возможно, ничего не заметит. Несмотря на условность рисунка, узнаваемость была полная, Рози даже глаза нарисовала правильного цвета: у Роберта – ореховые, у Лиз – темно-карие, у себя – серо-зеленые.

Внезапно Лиз заметила то, что поначалу ускользнуло от ее внимания.

– Они держатся за руки!

Если присмотреться, то становилось очевидно, что ладони человечков на рисунке соприкасаются: рука мужчины касается руки девочки, рука девочки касается руки женщины.

– Ты не против? – спросила Рози неожиданно робко.

– Все в порядке, – быстро ответила Лиз. Уж Роберт точно ничего не заметит. Разглядеть эту деталь можно только присмотревшись.

– А у нас есть конверт, куда она поместится? – спросила дочь.

Они оделись потеплее и неторопливо двинулись вверх по холму. Вне уюта и безопасности дома становилось очевидным, как слаба Рози, как сильно хромает. Лиз предположила, что сказывается нехватка движения, что мышцы отвыкли от нагрузки. Надо в понедельник обсудить это с врачом…

Навстречу им шла Эсме, они остановились поболтать. Темно-синяя кофта Эсме была вся в глине, а щека и седые волосы выпачканы краской.

– Какое чудо у тебя на голове! – восхитилась Эсме синей береткой, которую Рози слегка преобразила брошкой со стразами и натянула на самые уши, чтобы скрыть короткие волосы. – Ты сейчас вылитая Шехерезада!

Рози нахмурилась, между бровями наметилась тоненькая, точно нарисованная карандашом, морщинка.

– Кто это?

– Дорогая моя! – вскричала Эсме, – ты не знаешь?! Это прекрасная персидская царевна из «Тысячи и одной ночи». Знаешь что, у меня есть роскошное издание, давай вместе почитаем? В детстве я обожала эту книгу, а теперь часто ищу вдохновения в арабских мотивах.

К ним приближалась Шарлотта Пеннифэзер с двумя тяжелыми на вид пакетами из супермаркета.

– Привет! – поздоровалась Лиз. – Простите, мы торопимся, иначе поболтали бы подольше.

Угрызений совести она не испытывала, потому что Шарлотта и Эсме прекрасно поболтают и без них.

– Почему это мы торопимся? – спросила Рози, когда они отошли.

– Не торопимся мы, – прошептала Лиз, – я просто побоялась, что мы зависнем на целый день.

Но Лиз и в самом деле торопилась – занести открытку до того, как в ресторане появится Роберт. Она понимала, что рано или поздно им придется встретиться, но сейчас с нее достаточно переживаний из-за Айрис. Рози, однако, желала как следует поблагодарить Роберта за чудесный подарок. Когда они свернули на Саут-стрит, Лиз устыдилась – убивается из-за своего глупого кокетства в тот вечер, но ведь Роберт был искренен. И наверняка ее холодность и очевидное нежелание встречаться с ним ранят его.

К счастью, ставни в «Улитке на часах» были закрыты, дверь тоже оказалась заперта. Большой медный почтовый ящик висел так низко, что почти доставал до земли.

– Толкай изо всех сил, – посоветовала Лиз, опустившись на колени возле дочери и поддерживая тяжелую крышку, – только осторожно, а то пальцы прищемишь.

Большой коричневый конверт с открыткой протиснулся в щель и со стуком упал на дно ящика. Лиз и Рози направились дальше, к пляжу, и хоть шагали они медленно, девочка с трудом передвигала ноги.

– Может, вернемся домой? – забеспокоилась Лиз, но дочь покачала головой.

– Мне так нравится гулять. Ой, смотри! – Рози показала на вывернувших из-за угла Дженни Ламберт и ее джек-рассела. – Это же Салли, да?

Конечно, они остановились погладить собаку, а потом увидели Рика Кейна в окне «Ларчика». Он вышел поздороваться и украдкой что-то сунул Рози в карман пальто.

– Угощение на потом. Маме не говори, – подмигнул он, и Рози ответила ему улыбкой.

Руби Додд, очевидно, заметила их из окна, она выбежала из дома и обняла девочку.

– Здорово, что ты снова на ногах, – сказала она, обхватив ладонями личико Рози.

А вскоре они уже болтали с Барбарой, которая шла из пекарни с двумя белыми бумажными пакетами, в компании незнакомой женщины.

– Мы так этого ждали – правда, Руби? – спросила она спутницу, и та кивнула.

«Так Рози себя королевой возомнит», – подумала Лиз.

Когда они добрались до пристани, девочка совсем утомилась.

– У меня щеки разболелись, столько я улыбалась, – пожаловалась она, устраиваясь на скамейке.

Лиз засмеялась. Она отметила, что бледные щеки дочери чуть порозовели.

Они сидели на скамейке и наблюдали, как серые волны налетают на скалы, окаймляющие бухту, белыми пиками взмывают вверх и рассыпаются брызгами. Прибой шуршал галькой, рокот волн завораживал.

– Хоть бы в этом году обошлось без такого шторма, как в прошлом, – сказала Лиз.

В прошлом ноябре затопило всю набережную, вода вплотную подступила к домам, скамейку, на которой они с Рози сейчас сидели, волны выдернули из креплений и расколотили о стену здания. Чудо, что никто не пострадал.

– Лиз! Рози!

Они обернулись. К ним почти бежал Роберт. На нем был плотный темно-синий свитер в белую крапинку, ветер беспощадно трепал его волосы.

– Спасибо за открытку! – выпалил он, слегка задыхаясь и глядя на Рози. – Я поставлю ее на камин.

Рози сползла со скамейки, застенчиво улыбнулась.

– Надеюсь, тебе понравилось. Там виды Тремарнока.

– Я понял, – мягко сказал Роберт, – ресторан, паб, мы втроем на пляже… – Он посмотрел на Лиз, но тут же отвел глаза. – Там все совсем как настоящее, совсем как…

Он закашлялся, и Лиз бросило в жар, но затем Роберт уставился на свои ботинки, и у нее отлегло от сердца.

– С твоей стороны очень трогательно… – Она хотела поблагодарить его за подарок, но Роберт ее перебил.

– Как ты? – спросил он, изучая свои ботинки.

Рози растерялась – кого он спрашивает? – и посмотрела на мать. Та кивнула.

– Гораздо лучше, спасибо, – ответила девочка. Ее рука потянулась к голубому берету, чтобы проверить, не съехал ли он. – Волосы уже отрастают.

– Это хорошо, – сказал Роберт, – и у тебя очень красивая шапочка.

Довольная Рози пустилась рассказывать, что после осмотра на следующей неделе ей, может, разрешат вернуться в школу. Но тут же пригорюнилась.

– Правда, я не очень-то и хочу.

Роберт провел рукой по взъерошенным волосам.

– Но снова увидеться с друзьями будет здорово, разве нет?

Рози замялась.

– Да ладно тебе, – сказала Лиз. – Все неприятности исходили от Кайла, но теперь-то он не станет тебя дразнить. Разве тебе не хочется увидеться с Мэнди, Рэйчел и другими девочками?

Дочь нехотя кивнула.

Лиз собиралась расспросить про Лавдей и остальных, чтобы продемонстрировать Роберту свою заинтересованность, хотя на самом деле ей не терпелось побыстрее уйти. Прошлая жизнь, ресторан остались далеко позади.

– Лиз?

Она обернулась к нему. Он нервно тер ладонями штаны. У нее снова перехватило дыхание. Что он собирается сказать?

– Ты ведь знаешь, что можешь вернуться на работу в любой момент? – пробормотал Роберт.

Лиз покосилась на дочь – та затаилась, ловя каждое слово.

– Спасибо, но я не могу. Рози станет ходить в школу разве что часа на два, мне надо будет ее отвозить и забирать.

– Нет, можешь! – не удержалась Рози.

Лиз удивленно посмотрела на нее.

– Ты же можешь работать по вечерам. А я прекрасно проведу время с Пэт. Ей у нас нравится, сама знаешь. И она скучает по нашим вечерам.

Лиз поморщилась. Другие отговорки на ум не приходили. Насчет Пэт Рози, конечно, права, вот только рубикон перейден, у них новая жизнь – вдвоем, на пособие.

– Да ты же от скуки маешься, когда я сплю, – не унималась Рози, – хватит уже.

Что ответить, Лиз не представляла.

Роберт наконец посмотрел на нее, вид у него уже был не такой поникший.

– Ты можешь начинать попозже – в семь, например.

Звучало заманчиво. Да, она не прочь опять зарабатывать себе на жизнь, не прочь общаться с коллегами.

– Что ж… – начала она.

Рози хлопнула в ладоши:

– Решено! – Она расплылась в улыбке и посмотрела на Роберта, который пристально глядел на море. – Мама позвонит после того, как мы сходим к врачу, и скажет, когда сумеет приступить, ладно?

Роберт послушно кивнул.

– Ладно, мам? – Палец Рози ткнул Лиз.

Такой поворот настолько обескуражил Лиз, что она выдавила:

– Да…

Домой Рози возвращалась едва ли не вприпрыжку. У нее будто второе дыхание открылось и сил прибавилось.

Свернув на свою улицу, они наткнулись на Валери Берроуз. Та силилась запихнуть гигантский чемодан в багажник машины. Лиз принялась помогать, и Валери сообщила, что уезжает в теплые края и что «Хатка» будет пустовать.

– Как же хочется солнца! – Она выпрямилась и с грохотом захлопнула багажник. – Здесь такая серость.

Валери скрылась в доме, и Рози подтолкнула локтем мать:

– Она хоть когда-нибудь говорит про Тремарнок что-нибудь хорошее?

– По-моему, ей здесь не особо весело, – ответила Лиз. – Ты правда не против, если я вернусь на работу? – недоверчиво спросила она. – Я думала, тебе больше нравится, когда я по вечерам сижу дома.

– Конечно, не против. Тебе надо встряхнуться. – И сделала картинную паузу, гордясь взрослым словечком. – А мне нравится с Пэт. И ты нужна Роберту.

 

Глава девятнадцатая

По дороге в больницу Лиз пыталась скрыть дурноту, но Рози было не провести.

– А что, если опухоль выросла? – тихо спросила девочка, когда они ехали по Теймарскому мосту в сторону Бристоля.

Часы показывали шесть утра, и разбудить дочь оказалось задачей непростой. Обе отвыкли от ранних подъемов.

– Не должна, – уверенно сказала Лиз, – но даже если вдруг выросла, то они знают, что делать. Врачи сейчас способны вылечить что угодно.

В больнице ждать им было не нужно, и Лиз с ностальгией вспомнила времена, когда из-за какой-нибудь мелкой болячки они часами просиживали в очереди. Опухоль перенесла их в совершенно другое королевство, где доктора и медсестры разговаривают почтительно, сразу же уводят из коридоров, в которых томятся обычные пациенты, в самое сердце больницы.

Но после скрупулезного обследования результатов пришлось ждать больше часа. Лиз места себе не находила, прятать тревогу от дочери было и впрямь непросто.

– Когда мы уже уйдем?

Измаявшаяся, несчастная Рози пинала ножку своего стула, и Лиз даже одернула ее. Она считала дочку идеальным ребенком, но самый идеальный ребенок, будучи не в духе, способен на дурное поведение.

Пожалуйста, пускай все будет хорошо. Пожалуйста, не надо плохих новостей.

– Недолго уже, – ответила Лиз.

Она сжимала руку дочери, дышала медленно, чтобы унять колотящееся сердце.

Когда наконец ее вызвали в кабинет, она, чтобы не упасть, ухватилась за локоть медсестры. Врач встретила ее ободряющей улыбкой, но объяснения – опухоль стабильна, в размерах не увеличилась, так что можно потихоньку отстраивать свою жизнь заново – доходили точно сквозь вату.

– Следующая томография через три месяца, и если все будет в норме, то дальше мы вас вызовем уже через полгода, – сказала врач, захлопывая коричневую папку. – Шрам заживает быстро, операция принесла хорошие результаты, и я не думаю, что будут какие-то задержки в развитии. Хирург отлично справился с работой.

У Лиз зазвенело в ушах, глаза застлала пелена, и хватило ее только на вздох облегчения, улыбку и едва слышные слова:

– Огромное вам спасибо.

Они остановились пообедать на первой же попавшейся заправке и всю оставшуюся часть пути распевали песни. Последние шесть недель Лиз провела словно в подземелье и только сейчас увидела свет.

– Значит, я здорова? – спросила Рози между песнями.

Ликование матери передалось и ей, девочка буквально лучилась от радости.

Лиз замялась. Ответ, строго говоря, был отрицательный, потому что опухоль не исчезла, но сейчас она не собиралась портить дочке настроение.

– Почти, – сказала она, улыбаясь Рози в зеркало и представляя, как однажды они будут вспоминать обо всем этом как о страшном сне.

Домой они вернулись после шести – уставшие, но счастливые. Лиз решила подождать пару дней и только потом позвонить в школу, чтобы обсудить возвращение Рози, но на следующее утро та уже изнывала от нетерпения, поэтому Лиз позвонила школьному секретарю и договорилась о встрече с директором в среду.

– А с Робертом ты поговорила? – спросила Рози, когда Лиз сообщила, что с понедельника можно будет посещать один урок в день. – Если я достаточно здорова для школы, значит, и с бабусей по вечерам могу оставаться.

Лиз онемела. Она начисто забыла и про Роберта, и про свое обещание выйти на работу в ресторан. И вообще, она считала, что тему эту раньше января и поднимать глупо. Но Рози и слышать об этом не хотела.

– На Рождество в ресторане будет полно народу, и Роберту не помешает опытная официантка.

Сколько ей лет – десять или сорок пять?

– И подумай про чаевые! Мне на подарки! – И Рози улыбнулась во весь рот.

Лиз удивилась, потому как обычно дочь ничего не просила. В этом Рози отличалась от других детей: сознавая, что они небогаты, она радовалась и новому джемперу, и книге. Но после пережитого ее и впрямь надо бы побаловать.

– Чуть позже поговорю с ним, – пообещала Лиз.

– Нет, сейчас! – скомандовала Рози.

Лиз вздохнула:

– Ладно, напишу ему сообщение.

Переписка носила сугубо деловой характер. Договорившись прийти на смену в субботу вечером, Лиз задалась вопросом, а не растеряла ли она все навыки. По вечерам, во время наплыва посетителей, надо шевелиться, постоянно быть начеку. А из-за долгого сидения дома руки-ноги наверняка отвыкли от работы и едва ли будут управляться так же ловко, как раньше.

Впрочем, беспокоилась она зря – Деми, временная официантка из Торпойнта, еще не уволилась, так что вместе с Лавдей их получалось трое.

Неся из кухни две тарелки, Лиз услышала, как Лавдей сладчайшим голоском осведомляется у Деми:

– И когда ты уже свалишь? Лиз вернулась, ты нам больше не нужна.

Деми встряхнула светлыми волосами и обнажила в улыбке крупные белоснежные зубы.

– Роберт попросил меня остаться до самого Рождества, крошка, – снисходительно ответила она, – а перед Новым годом я перееду в Лондон. Переросла я ваш Тремарнок.

– Где это ты собираешься жить в Лондоне? На Лондон целое состояние нужно, – разозлилась Лавдей.

Деми облизнула губы. Она красила их розовым блеском и, должно быть, уже раз десять успела его обновить.

– У меня тетушка в Ист-Шине. Ты там бывала? В Ист-Шине шикарно: куча баров, ресторанов и вообще всего.

– Но… это ведь не Челси и не Ноттинг-Хилл? – прищурилась Лавдей. – Если уж переезжать в Лондон, то в какой-нибудь модный район.

Деми открыла было рот, чтобы ответить, но Лавдей уже продефилировала к одному из столиков. Ее асимметричный хвост раскачивался из стороны в сторону, недвусмысленно сообщая все, что она думает о всяких выскочках. «Хорошо, что этим двоим недолго осталось вместе работать», – подумала Лиз, осторожно ставя перед посетителями тарелки. И все же она радовалась лишней паре рук.

Уже украшенный к Рождеству ресторан выглядел уютно и гостеприимно. Над барной стойкой и бутылками тянулись гирлянды из огоньков, в углу возле запертой двери, ведущей в квартиру наверху, сияла елка. Судя по всему, в квартире летом кто-то жил, но сейчас она вновь пустовала – возможно, до самой весны.

На елке поблескивали гирлянды, стеклянные игрушки, белые, красные, прозрачные. На каждом столе стояли большие красные свечи, окаймленные венками из настоящего остролиста и еловых веточек. Когда воск нагревался, от венков разносился хвойный запах. Медные абажуры украшала омела. На стойке появилась внушительная китайская чаша с апельсинами, лимонами, грецкими орехами и красно-розовыми яблоками.

С Робертом Лиз перекинулась всего парой слов. На кухне привычно переругивались из-за овощей. Алекс выговаривал Джессу, что тот неправильно режет кабачки и оставляет стебли у стручков фасоли. Джесс огрызался. В какой-то момент свара стала слишком громкой, и Роберт поспешил на кухню разбираться. Когда Лиз вошла за готовым заказом, он – нацепив фартук в черно-белую клетку и закатав рукава – согнувшись над металлической столешницей, придавал завершенность фасоли. Алекс сердито зыркал на него из-за плиты, Джош сконфуженно затаился в углу, а Джесс явно укрылся на заднем дворе.

– Жарковато у них, – прошептала Лиз, проходя мимо Лавдей.

– И так теперь постоянно, с тех пор как она здесь, – Лавдей дернула головой в сторону Деми, которая скрылась в туалете, явно чтобы в очередной раз подновить губы. – Это все ее влияние. Чем скорее свалит, тем лучше.

– И чем она их так достала?

Лавдей закатила глаза.

– С какой-то дури они все по ней сохнут. Алекс и Джесс так вообще. Вот не врубаюсь с чего. Самое смешное, что ей на них плевать, а до них не доходит. Эта тупая корова считает, что она слишком крутая для них.

Она оглядела свою туго натянутую на груди белую блузку и застегнула пуговицу.

– Ну да, худая и с зубами… – вздохнула Лавдей. – Но почему они не видят, кто она такая на самом деле?! Пустышка же!

– Зубы как зубы, – сказала Лиз. – Лошадиные. И вообще слишком тощая. Уж с тобой-то ей не сравниться.

Лавдей просияла.

– Кстати, а как там Райан?

– А, кинула его на прошлой неделе, – отмахнулась Лавдей, – брови у него вылитые гусеницы, да и рыбой он воняет.

– Раньше тебя это не отталкивало, – резонно заметила Лиз.

Лавдей пожала плечами.

– А еще ужасные башмаки.

Лиз не выдержала и расхохоталась.

– Бедняга парень, башмаки-то его чем тебя не устроили?

– Ой, не кроссовки, а дешевка! – Лавдей поморщилась. – Заявил, что не собирается швыряться деньгами и переплачивать за бренд, все равно ведь все кроссовки выглядят одинаково. – Она осуждающе покачала головой. – Но это же глупость!

– Хм-м, – Лиз виновато оглядела свои туфли без каблуков, купленные на распродаже. Лавдей даже дома в таких ходить не стала бы. – Может, дешевые удобнее?

Лавдей тоже посмотрела на ее старенькие лодочки и покровительственно улыбнулась.

– Твои-то вполне ничего. Я тоже вряд ли буду париться из-за одежды, когда постарею.

Уже в десять, когда посетители даже не расправились с основным блюдом, Лиз поняла, что туфли туфлями, но ноги у нее отваливаются. Сноровку она все-таки растеряла, и на то, чтобы вернуться к прежнему темпу, потребуется недели две-три. Она отнесла стопку грязных тарелок на кухню. Джесс, успевший успокоиться, мирно составлял посуду в посудомойку. Джош стоял у плиты и помешивал что-то сладко пахнущее, Алекс наблюдал за его действиями.

– Как дела? – тихонько спросила она у Джесса, поставив тарелки.

– Да неплохо, – сказал он и кивнул в сторону Алекса, – когда он не ведет себя как придурок.

– Что тут интересного произошло, пока меня не было?

Джесс вытер лоб.

– Ну, Роберт предложил мне переквалифицироваться в помощника повара. Дела идут хорошо, а персонала у нас явно не хватает. На мое место ищут кого-то другого. Но это уже, наверное, только после Рождества.

Лиз захлопала в ладоши:

– Чудесные новости! Ты молодец! Значит, со временем станешь настоящим шефом. Новым Джейми Оливером!

Довольный Джесс выпрямился, откинул со лба светлые кудри.

– Про Оливера не знаю, но карьера – это круто. Роберт сказал, что если я буду справляться, то он и в колледж поступить мне поможет. Мама страшно рада.

– Представляю, – тепло сказала Лиз, – да ты и сам, наверное, рад.

Она ушла в зал, чтобы собрать новую порцию посуды, а вернувшись, спросила:

– А личная жизнь как, кстати?

Джесс пожал плечами:

– Да никак. На ночь никого искать неохота – не для меня это уже. Хорошо бы замутить что-нибудь серьезное.

Его слова звучали непривычно по-взрослому. Лиз, пряча улыбку, посмотрела вниз на ноги Джесса в аккуратных черных «найках».

– Деми собирается в Лондон, – небрежно сказала она. – В Тремарноке ей надоело. А Лавдей разошлась с Райаном.

Брови у Джесса поползли вверх, но Лиз быстро ретировалась в зал, не дожидаясь ответа.

Позже, когда они с Лавдей расставляли в баре чистые бокалы, Лиз сказала как бы между прочим:

– Джесс пойдет учиться на шеф-повара. Роберт его повышает.

– Неужели? – надменно отозвалась Лавдей. – Кто бы мог подумать!

– Говорит, устал от связей на одну ночь, мечтает о чем-то серьезном.

– Ой, верится с трудом. Он же в жизни ни одной юбки не пропускал.

Один из посетителей подал знак, чтобы ему принесли счет. Лиз с улыбкой кивнула ему.

– А мне кажется, он серьезно. Парень явно задумался о будущем, рассуждает он очень здраво.

Она взяла из черной папки уже подготовленный Робертом счет.

– И он такой симпатичный. Да самый симпатичный парень во всем Тремарноке.

– Думаешь? – спросила Лавдей изумленно, будто услышала откровение.

– Конечно, – бросила Лиз через плечо, направляясь в зал. – Красивый, с перспективами… и «найки» классные.

Последние посетители ушли едва ли не в полночь, и Лиз совсем вымоталась. И как она раньше умудрялась справляться еще и с уборкой по утрам? Сейчас она на подобное не способна.

Она сходила за деревянным подносом, чтобы отнести оставшиеся тарелки и стаканы с бокалами на кухню, и заметила на стойке большой кусок пирога с патокой.

– Можно? – спросила она Алекса, который вешал свое белое одеяние в подсобке, где висела одежда, предназначавшаяся для стирки.

– Бери, пока других желающих не нашлось, – сказал он, приглаживая волосы. Его потное лицо посерело от усталости. – Пирог наверняка еще теплый. В холодильнике есть банка с заварным кремом, можно подогреть.

Лиз достала из буфета серебряную вилку, нож, салфетку и фарфоровую тарелку, на пару минут поставила банку с кремом в микроволновку, вылила его на пирог, и отнесла тарелку Роберту, который подсчитывал выручку.

– Подумала, что это как раз для тебя, – тихо сказала она, ставя возле него тарелку.

– М-м-м… – Он уставился на пирог голодными глазами, взял вилку и отправил в рот кусок. – Вкусно, – он отломил вилкой еще. – Великолепно.

Она помешкала, собираясь с мужеством.

– Роберт?

Он отложил вилку, взял кулек с фунтовыми монетами и высыпал их в прозрачную коробку для сдачи.

– Да?

– Я… Я хотела сказать спасибо.

Лиз покраснела, глядя, как он отправляет в коробку новую порцию монет.

– За все, что ты сделал для нас с Рози.

Она замолчала, чувствуя себя навязчивой дурой, но ведь для разговоров вроде этого в принципе не бывает подходящего времени.

Роберт замер, но по-прежнему молчал.

– Ты столько добра для нас сделал, – с трудом подыскивала она слова, – и, наверное, решил, что я неблагодарная – не хотела, чтобы ты приходил, и все прочее. Это не так. То есть я вовсе не неблагодарная. Просто я очень переживала…

Роберт скрестил руки на груди и нервно вздохнул. Посмотреть ему в лицо Лиз не осмеливалась.

– Не надо, – сказал он. – Ты пережила настоящий кошмар. Я все понимаю.

Она сглотнула комок в горле.

– Я рада, что вернулась.

– И я рад.

И вдруг он подскочил, метнулся к тяжелому деревянному буфету у входа, выдвинул ящик и вернулся с ложкой, которую неловко всунул ей в руку.

– Хочешь попробовать? – он подвинул к ней тарелку с пирогом.

Она замялась, но потом отломила маленький кусочек и отправила в рот. Золотая патока обволокла язык и небо. Лиз закрыла глаза, смакуя вязкую сладость, а когда открыла, обнаружила, что Роберт стоит напротив и внимательно смотрит на нее.

На мгновение их взгляды встретились, и Лиз снова заметила янтарные крапинки на коричневой радужке. На этот раз оба не стали смущенно отводить глаза, а улыбнулись.

– Вкусно же, да? – сказал он.

Уголки его губ легонько дернулись.

– Да, – ответила она, – вкуснее не бывает.

– Хочешь еще?

Она почти согласилась, но тут с кухни вышли смеющиеся Джесс и Джош. Увидев Роберта с Лиз, они резко остановились, а у Джоша, кажется, даже рот приоткрылся, хотя он тут же постарался скрыть удивление. Впрочем, они же не делают ничего такого? Всего лишь едят пирог с патокой. А может, они стоят чересчур близко друг к другу?

Роберт кашлянул.

– До завтра, парни.

– До завтра, босс. Пока, Лиз, – озадаченно пробормотал Джош, и Лиз бросило в жар.

Она схватила пальто и поспешила вслед за парнями.

– Пока, Роберт. До вторника!

Свернув на свою улицу, Лиз заметила в темноте машину. Впереди неторопливо ехало сверкающее спортивное авто красного цвета. Машина бросалась в глаза – в Тремарноке ни у кого не было такого дорогого и шикарного автомобиля.

Машина сбавила скорость и остановилась возле «Хатки». Фары погасли. Лиз стало любопытно, и в то же время она насторожилась. Кого понесло в гости в такой час – и зачем?

Валери Берроуз вернется только к Рождеству, но пару дней назад Лиз видела ее сына Маркуса. В бейсболке задом наперед, бомбере, растянутых серых спортивных штанах и белых кроссовках, аккуратно расшнурованных у щиколоток, он важно шагал мимо «Голубки». В руках у него был элегантный черный чемодан из кожи, и Лиз предположила, что Маркус приехал на какое-то время – к несчастью для его соседей.

Она вовсе не была уверена, что Валери будет довольна, но у Маркуса имелся свой ключ от дома. К тому же Валери не оставила ни адреса, ни номера, чтобы с ней связаться.

Лиз ждала, когда из машины покажется водитель. Дверца распахнулась, и из авто выбрался молодой парень. Из окон второго этажа на него падал свет, так что разглядеть его не составляло труда. Высокий и стройный, в темной куртке и джинсах. Вот только он был к Лиз спиной и лица его она не видела. Парень подошел к двери и негромко постучал, свет наверху тотчас погас, а через несколько секунд свет, вспыхнувший в прихожей, через стеклянную дверь залил крыльцо.

На парне тоже была бейсболка, и тоже козырьком назад. Лиз инстинктивно шагнула в тень. Парень развернул кепку и поднял воротник куртки, будто желая скрыть лицо. Но Лиз узнала его. Даррен.

Она тихо охнула. Дверь отворилась, и в проеме возник Маркус. Последовал приглушенный и недолгий разговор. Даррен поставил ногу на порог, собираясь войти. Лиз покинула укрытие и двинулась к своему дому. Даррен оглянулся и увидел ее, но ни словом, ни жестом не дал понять, что узнал Лиз.

Она опустила голову и принялась шарить в сумке, будто бы в поисках ключей. А когда подняла голову, Даррен уже скрылся за дверью. Оставшиеся несколько шагов до дома она преодолела чуть ли не бегом, совершенно уверенная, что Даррен с Маркусом затевают что-то скверное. Чем они занимаются, можно было лишь догадываться, но наверняка чем-то противозаконным. Иначе зачем Даррену приезжать так поздно? И друзьями они с Маркусом не были. И вообще вся эта загадочность.

В дом она вошла на цыпочках, чтобы не разбудить Рози. С грустью подумала, что в иных обстоятельствах наверняка бы бросилась звонить Айрис, чтобы предупредить, прежде чем их сын натворит глупостей и попадет в беду.

В иных обстоятельствах… пока они не выиграли в лотерею. И снова уже знакомые мурашки. Билет – тот самый, последний, оставшийся у Айрис – она купила в октябре во вторник. А розыгрыш намечался на субботу. А вскоре Айрис пропала.

Испугавшись этой мысли, Лиз одернула себя. Даты просто совпали, она все выдумывает, все это нелепые глупости.

Несмотря на усталость, заснуть не удавалось, Лиз ворочалась в постели, мозг – утомленный, но неспособный отключиться – лихорадочно работал. В конце концов она зажгла свет и до самого утра читала.

 

Глава двадцатая

Возвращение в школу прошло более гладко, чем смела надеяться Лиз. Учителя подготовили детей, все знали, почему Рози обматывает голову шарфом, что ей необходимо подносить предметы близко к глазам, чтобы как следует разглядеть их, и что именно с ней произошло, поэтому неловких вопросов никто не задавал.

Когда через час Лиз приехала забрать ее, Рози даже хотела остаться, поэтому со среды она стала проводить в школе уже по два часа, а с новой недели – все утро.

Домой она приходила уставшей и сразу ненадолго засыпала, но, с радостью отмечала Лиз, сил у нее с каждым днем прибавлялось и ей нравилось сидеть на уроках и чувствовать себя такой же, как все.

Во вторую пятницу декабря по всей деревне зажглись рождественские огни, на которые все жители собирали деньги; улицы, дома, магазины и пристань засияли. Десятки людей высыпали на улицы, чтобы принять участие в приготовлениях к празднику.

Лиз работала в ресторане, но в семь часов Роберт отпустил сотрудников посмотреть, как огни торжественно зажгутся в первый раз. К персоналу присоединились почти все посетители, а также Пэт и Рози. На маленькой площади, перед увешанной яркими игрушками елкой, собралось, наверное, добрых пять сотен жителей деревни, хор ближайшей методистской церкви и духовой оркестр, исполнявший рождественские песни.

Роберт с Барбарой из «Поймай омара» подготовили бесплатное угощение – глинтвейн и сладкие пирожки. На деревянных подносах еду и напитки разносили официанты Барбары и подростки, которые незаметно прикладывались к алкоголю.

Рэг Картер, глава приходского совета, произнес короткую речь, а затем на фоне ночного неба вспыхнули эффектные световые декорации: лодки и рыбаки из тремарнокских историй, пирожки и пудинги, а также, разумеется, рождественские сюжеты. Вокруг восхищенно заахали.

– Ну разве не красота? – вздохнула Рози, крепко держась за руку матери. Глаза ее сверкали.

– Красота, – откликнулся низкий голос.

Лиз оглянулась. Роберт стоял сзади, он мягко положил ладонь на правое плечо Лиз, а другой прижал к себе Рози. Лиз улыбнулась и отвернулась, чтобы не смущать его. Чувствуя, как по телу разливается тепло, она прикрыла глаза. Все было так естественно, так правильно, и ей не хотелось, чтобы этот миг заканчивался.

Но вот толпа начала расходиться. Кто-то отправился в паб, а кто-то – продолжать вечеринку дома.

Роберт убрал руки, и плеча Лиз будто коснулся холод. Она попрощалась с Рози и Пэт и нехотя направилась обратно в ресторан. Неужели ощущение правильности, накрывшее ее на несколько прекрасных и коротких секунд, всего лишь мираж?

Однако этим вечером Роберт выглядел как-то иначе – на щеках легкий румянец, глаза блестят. Они почти не разговаривали, но Лиз остро чувствовала, что он рядом. Когда она проходила мимо него, в воздухе точно потрескивали искры. Это не могло быть всего лишь плодом воображения.

С Ханной она не потеряла связь, они обменивались сообщениями, однако с того дня, когда Ханна любезно пригнала ее «винтажного» Иа-Иа в Бристоль, они не виделись. Теперь по утрам у Лиз было несколько свободных часов, и однажды она набрала номер подруги.

– Завтра я собираюсь в Плимут за покупками. Может, кофе выпьем? Найдется у тебя время?

– А как же! – радостно откликнулась Ханна. – Двойной эспрессо. С капелькой виски. От похмелья – то что надо. А то я сегодня вечером выгуливаю особенно жадных до выпивки клиентов!

Они договорились встретиться в «Старбаксе». Лиз пришла первой, взяла напитки и заняла возле двери последний свободный столик. Вскоре дверь распахнулась и вошла Ханна – в шикарном черном мохеровом пальто ниже колен и красных туфлях на невероятной высоты каблуках. Остальные посетители чуть головы не свернули.

– Моя дорогая! – воскликнула Ханна, устремляясь к Лиз. Она обняла ее с такой силой, что Лиз даже покачнулась. – Как же я рада тебя видеть!

Ханна бросила пальто на стул и села. В своей фирменной белоснежной блузке она, как обычно, лучилась здоровьем и выглядела на миллион, хотя и спала всего четыре часа.

– Вчера все малость вышло из-под контроля, – вздохнула она, – одному из парней захотелось в клуб на Юнион-стрит. Я уже собиралась было домой, но пришлось возиться с ним до трех часов ночи.

– Боже! – ахнула Лиз. – И где ты спала? Неужто опять под столом?

Ханна расхохоталась.

– Ну уж нет. Слишком там тесно. Этот урок я в тот раз выучила. К счастью, в его номере был диван, поэтому он спал на диване, а я заняла кровать.

Лиз решила в подробности не углубляться, поэтому сменила тему и спросила подругу о планах на Рождество.

Перед праздником Ханна собиралась заскочить в Эксетер на вечеринку к приятелю, а двадцать пятого декабря быть у родителей в Суррее.

– У мамули с папулей всегда дикая суета, – сказала она уныло, – куча родственников и друзей, еды и шампанского до отвала. В общем, представляешь это занудство.

Лиз понимающе кивнула – ну разве есть что-то скучнее шампанского.

– А еще все должны усесться перед теликом и послушать речь королевы. Потом грандиозная церемония с подарками, и снова надо заливать в себя шампанское и жрать шоколадные трюфели. Жуть!

Лиз не удержалась от смеха:

– Бедняжка, это же кошмар!

– Не смейся. Если бы ты познакомилась с мамулей и папулей, то поняла бы, о чем я.

Вскоре разговор зашел о Рози. Ханне хотелось знать все последние новости, и, услышав, что девочка поправляется, она искренне и шумно обрадовалась.

– Ты настоящая героиня! – вскричала она, когда Лиз умолкла.

– Я? – удивилась Лиз. – Почему я? Это Рози героиня. Она такая смелая!

Ханна подалась вперед и мягкой ухоженной рукой коснулась ее щеки.

– Потому что тебе тоже было тяжело, да так, что и представить страшно, но ты справилась, выдержала и Рози вытащила. И посмотри на себя: красивая как никогда!

Лиз смутилась.

– Я серьезно! – Ханна дернула ее за руку. – На твоем месте любой бы постарел лет на двадцать, а ты, наоборот, выглядишь моложе, чем раньше. Что ты с собой сделала?

Чепуха, конечно, но выздоровление Рози, похоже, и правда вернуло Лиз молодость. Ну и возвращение в «Улитку на часах» тоже, как ни странно, сыграло не последнюю роль.

Ханна подозрительно прищурилась:

– Лиз, ты чего-то недоговариваешь, да?

Лиз покраснела и покачала головой.

– Я так и знала! – восхищенно взвизгнула Ханна. – Мужчина, да? Да у тебя на лбу написано. И как это я сразу не доперла! Ну и кто этот счастливчик?

Лиз перепугалась. Выходит, подруга ее насквозь видит. И все же, наверное, пора кому-нибудь рассказать о Роберте. Айрис исчезла из ее жизни, а довериться кому-нибудь из Тремарнока нельзя, они же все его знают, и от одной мысли, что Роберту расскажут о ее признании, Лиз похолодела.

А вот Ханна – другое дело. Они с Робертом вряд ли когда-нибудь встретятся, и к тому же она разбирается в мужчинах и может дать ей совет. Что, если она и в мужчинах с тонкой душевной организацией дока? И если все ей рассказать, она найдет правильное объяснение и поймет, действительно ли ему нравится Лиз или нет.

– Этот человек… – начала она и выложила все.

Как он просиживает почти все время на работе, какой он неловкий, какой стеснительный, как внимателен к ней и к Рози, как поцеловал ее, как положил руку ей на плечо.

– Когда Рози заболела, мне было не до романа. Но потом я его снова увидела и поняла, что он мне нравится. По-настоящему. Вот только я не знаю, у него и правда чувства ко мне? Или он просто добрый?

– Конечно, чувства! – Ханна аж руками всплеснула. – Но он слишком застенчивый, чтобы проявить инициативу во второй раз.

– Думаешь?

– Естественно. – Ханна отхлебнула кофе. – А кстати, сколько ему лет?

– Сорок. Хотя выглядит он моложе.

– Хм-м-м, – задумчиво протянула Ханна. – Он был женат?

Лиз рассказала о невесте, бросившей его прямо перед свадьбой. Ханна помрачнела.

– Плохо, – удрученно сказала она, – не нравится мне это.

– В смысле? – встревожилась Лиз.

Ханна считала, что мужчине сорока лет или старше, который никогда не был женат, доверять нельзя. Согласно ее логике, если какая-нибудь находчивая женщина еще не прибрала его к рукам, значит, с ним что-то не так.

– И почему невеста его бросила? Вот что неплохо бы узнать. – Она забарабанила пальцами по столу. – Чтобы вот так ее отвадить, надо было что-то совсем уж дикое выкинуть. Только что? Лучше выяснить сразу, пока все не зашло слишком далеко.

Лиз поникла. Она и в самом деле никогда не задавалась вопросом, почему его бывшая так поспешно сбежала. Если уж на то пошло, Лиз подспудно считала виноватой в разрыве именно ее, а не Роберта.

– К тому же… – продолжила Ханна, посасывая ложку, точно Холмс – трубку, – по-моему, это странновато. Помолвлен он был давно, и что, с тех пор больше ни с кем не встречался? Наводит на мысль, что он так и не забыл ту женщину, что бы там она из себя ни представляла. И может, никогда не забудет.

– Наверное, ты права, – огорченно сказала Лиз. К глазам некстати подступили слезы. – Я не раз думала об этом. Но почему-то надеялась… Вдруг со мной все иначе? Когда он сказал, что я очень ему нравлюсь…

Она вытерла рукавом глаза.

Ханна подалась вперед, взяла ее за руку.

– Ох, – прошептала она, – извини, я не хотела тебя расстроить. Может, я ошибаюсь на его счет. Даже наверняка ошибаюсь. – Она придвинула стул ближе. – Какая же я свинья! Довела тебя до слез… Мне просто не хочется, чтобы ты потом страдала. Ты и так хлебнула достаточно.

Лиз глубоко вздохнула, выпрямилась.

– Нет, ты права. Отношения без взаимности мне сейчас ни к чему. Лучше оставить все как есть и быть просто коллегами. Буду с ним доброжелательной и вежливой, но не больше.

Ханна облегченно улыбнулась.

– А когда ты вернешься в старый добрый «Дельфин»? – спросила она внезапно и подчеркнуто отодвинула стул. – Новенькая совсем не такая душечка, как ты. Теперь никаких бесед с утра пораньше, и еще от нее по2том разит, – Ханна наморщила нос, – а твоя начальница – Кася, что ли? – прямо зверюга, совсем с цепи сорвалась, когда ты ушла. Ты же наверняка соскучилась, давай обратно, ну пожа-а-алуйста? – Склонив голову, Ханна умоляюще посмотрела на Лиз.

– Не знаю, честно. То есть я могла бы, когда Рози вернется в школу на полный день, но чувствую, что должна быть рядом, если она устанет, чтобы забрать ее домой.

– Да шучу я, глупенькая, – мягко проговорила Ханна, – конечно, еще не время, если оно вообще когда-нибудь наступит. Отдышись, милая, тебе и так забот достаточно.

Они проболтали почти час, пока Ханна, извинившись, не сказала, что ей пора бежать.

– На связи, ладно? В следующий раз нужно и перекусить – как-нибудь вечером, когда ты будешь не на работе. – Она подмигнула: – У меня есть аппетитный друг-маркетолог, и я бы вас познакомила. У него классная берлога в Барбикане и яхта. Могу захватить его выпить за компанию. Да, симпатичные маркетологи правда существуют, – добавила она, заметив, как у Лиз вытянулось лицо.

У Лиз не было ни малейшего желания знакомиться с маркетологом, будь он хоть сто раз аппетитным. Впрочем, вслух она этого не сказала, но решила в ближайшее время все вечера забить работой – на случай, если Ханна всерьез.

Она собралась было встать, но Ханна вдруг сказала:

– Совсем забыла, я же подарок тебе принесла!

Она залезла в свою объемную белую кожаную сумку и достала сверток в золотой бумаге. У Лиз ничего для нее не было. Она ужаснулась и открыла было рот – пообещать, что исправит эту оплошность позже, но Ханна ее опередила.

– На Рождество я обычно не дарю подарки подругам, но это просто создано для тебя! – Она сунула сверток Лиз в руки. – Давай, разворачивай.

Лиз предпочла бы подождать, но Ханна сгорала от нетерпения. Что бы внутри ни было, весило оно немного. Лиз просунула палец под скреплявший бумагу скотч и разорвала.

Из свертка выпал обруч для волос. Ничего похожего видеть Лиз не доводилось. Это был даже не обруч, а диадема, усыпанная маленькими веерами из красных и белых камешков. А между веерами – кристаллики в розовом, белом и золотом обрамлении. Нежно, красиво и, судя по всему, безумно дорого.

– Нет, я не могу… – начала она, но Ханна оборвала ее на полуслове.

– Увидела эту штуку в «Либерти», когда последний раз заезжала в Лондон. Стоила она немного, и я сразу же представила в ней тебя! Тебе же нравится?

Она смотрела на нее с такой надеждой, что Лиз оставалось лишь ответить «да».

– Очень! – И это была правда. Таких потрясающих вещей у нее никогда не водилось. – Поскорей бы показать ее Рози!

У Ханны загорелись глаза.

– Да ты надень, надень!

Настроения у Лиз не было, но отказаться значило проявить грубость, поэтому она быстро стянула черно-белый шарф в горошек, встряхнула темными волосами и надела обруч.

– Как я выгляжу? – спросила она с улыбкой, поворачивая голову в разные стороны, чтобы Ханна рассмотрела ее лучше.

– Чудесно! – Ханна захлопала в ладоши. Она порылась в сумке, вытащила зеркало, открыла его и протянула Лиз: – Смотри сама!

Лиз взглянула на свое отражение и поразилась: от блеска камней ее бледное лицо и большие карие глаза тоже словно засияли.

– Боже, как красиво! Это же диадема!

Рози уж точно оценит. Лиз быстро захлопнула зеркальце, чтобы не показаться самовлюбленной.

– Как раз для рождественской вечеринки, – сказала довольная Ханна. – Ты будешь королевой бала!

Вечеринок в планах у Лиз не было, однако сообщать об этом она не стала. Что ж, наденет диадему на Рождество, когда они с Рози будут разворачивать подарки у елки.

Они с Ханной вышли из кафе и обнялись.

– С праздником, дорогая! – Ханна чмокнула Лиз в щеку. – Проведи его хорошо!

Лиз смотрела ей вслед. Ханна стучала каблуками, и прохожие оборачивались, когда она проходила мимо.

Близился полдень, пробежаться по магазинам Лиз не успевала, но ничего – от этой затеи она уже отказалась. Список покупок сводился лишь к нескольким подаркам для Рози и какой-нибудь мелочи для Пэт. Приедет в другой день, время позволяет.

Она направлялась на парковку – так и не сняв сверкающую диадему, которая, должно быть, выглядела в это серое будничное утро до нелепости нарядно, – как вдруг на противоположной стороне улицы послышались крики.

Лиз повернула голову и резко остановилась. У Королевского театра стояла женщина в длинной белой шубе, явно очень дорогой. Истошно крича, она тыкала пальцем в низковатого полного мужчину средних лет, одетого в стильную твидовую куртку и грубые коричневые ботинки.

Вокруг начала собираться толпа, но парочку это мало заботило. Несмотря на расстояние, Лиз узнала Айрис, только теперь она выглядела как кинозвезда пятидесятых. А объектом ее ярости был Джим.

Айрис продолжала кричать и яростно жестикулировать. В черных туфлях на высоком каблуке, она возвышалась над Джимом и размахивала руками в блестящих золотых браслетах перед его лицом. Муж пытался отодвинуться, словно перед ним бесновалась пантера.

– Что происходит?

За спиной Лиз остановилась женщина с коляской. Лиз пожала плечами:

– Без понятия.

Она никогда не слышала, чтобы Айрис и Джим спорили, не говоря уж о подобных ссорах. Они были любящей и заботливой парой. Нынешняя сцена совершенно не вязалась с прежними Айрис и Джимом. Что-то явно пошло наперекосяк.

Словно из ниоткуда на улице появился полицейский и, остановив рукой поток машин, пересек улицу.

Лиз машинально устремилась за ним, она перепугалась, что Айрис вот-вот попадет в беду. Она напрочь забыла, что они больше не подруги.

– Разойдитесь, полиция! – велел полицейский, жестом раздвигая толпу.

Люди расступились, но продолжали глазеть. Некоторые хихикали, подталкивая друг друга локтями, а кто-то покачивал головой и приговаривал: «Только подумайте – вести себя так на публике» или «Это их дело!»

Одна девочка прошептала другой:

– Это же победители лотереи?

Лиз замерла. Полицейский развел скандалистов и тихо заговорил со взбудораженной Айрис. Та закрыла лицо руками и разрыдалась. На ее безымянном пальце сверкнуло крупное золотое кольцо с бриллиантами. Джим стоял, уставившись в землю и заложив руки за спину, вид у него был упрямый.

– Айрис! – окликнула Лиз.

Ей хотелось подбежать, сказать полицейскому, что все в порядке, что она позаботится о подруге.

Услышав ее голос, Айрис опустила руки и оглянулась. Под носом у нее поблескивало, по щекам текли черные ручейки из слез и туши.

Она увидела Лиз, но вместо облегчения и радости на лице ее нарисовался страх, даже ужас.

Потрясенная Лиз отступила назад. Дыхание у нее сбилось, в животе заныло.

– Уйдите, – приказал полицейский. Палец его был наставлен на Лиз. – Она не успокоится, пока вы все не разойдетесь.

Лиз побрела прочь. Никто и никогда, увидев ее, не приходил в подобный ужас. Если бы на Айрис накинулся с топором какой-нибудь чокнутый, она и то меньше бы испугалась. А ведь она всего лишь хотела помочь. Когда она успела превратиться в чудовище? Лиз никак не могла избавиться от чувства, что люди провожают ее взглядами, недоумевая, кто эта навязчивая женщина, которая умудрилась так напугать явно не особо пугливую особу. В машине она какое-то время сидела, вцепившись в руль и глубоко дыша, чтобы успокоиться.

Она постаралась не думать об Айрис – а заодно и о предостережениях Ханны насчет Роберта – и сосредоточиться на хороших вещах, которые случились в последнее время. Прежде всего на выздоровлении Рози и на неожиданном подарке – неожиданном, но таком приятном жесте. Ей есть за что благодарить жизнь.

Многим она нравится, так за что же ее так невзлюбила Айрис? Ерунда какая-то. Если только…

Возвращаясь по извилистым проселочным дорогам обратно, Лиз перебирала в памяти каждую встречу с Айрис за последние шесть месяцев. Вот она забегает в магазин за сигаретами и лотерейным билетом, вот они болтают о Рози и детях Айрис, о бабушке и Спенсере, вот приехали на пасхальный обед и Айрис рассказывает, что неудачные вложения Джима вот-вот пустят их по миру. А чудесный пикник в Тинтагеле… И наконец, последний купленный ею лотерейный билетик, за которым она не вернулась утром того злосчастного дня.

Что с ним сталось? Лиз вдруг стало ясно, что вопрос этот самый важный. Но как задать его, чтобы не навлечь на себя подозрения в зависти и не обвинить Айрис в воровстве? Времена, когда можно было спросить невзначай, безвозвратно прошли.

Рози держалась за руку учительницы и, припадая на одну ногу, шагала через площадку к матери. От улыбки дочери настроение у Лиз мгновенно улучшилось. Она коснулась диадемы, проверяя, на месте ли она. Рози наверняка будет в восторге.

 

Глава двадцать первая

Когда-то шорох падающих в почтовый ящик писем наполнял Лиз радостью, но с тех пор утекло много времени. Сейчас в ящик падали в основном счета, которые Лиз, разумеется, не спешила открывать. Выглянув в окно, она помахала Натану – тот сегодня обрядился в красный колпак Санта-Клауса. За окном было серо и промозгло, так что и Натан, и его колпак слегка вымокли. Натан весело помахал в ответ и бросил почту в ящик Пэт. Велосипед он оставил у стены на другой стороне улицы.

Лиз полчаса назад отвезла Рози в школу. В почтовом ящике она обнаружила целую стопку писем. Быстро просмотрев их, Лиз с радостью отметила, что коричневых конвертов среди них нет и что сегодня, судя по всему, им принесли только рождественские открытки. Конечно, в наше время открыток отправляют все меньше, но Лиз и сама их посылала, и получала. Жители деревушки разносили свои открытки сами. Одно письмо было из больницы – четвертого января Рози назначили визит к окулисту.

Лиз до последнего откладывала, не желая вновь заговаривать с дочерью про очки, но знала, что рано или поздно придется. Учителя говорили, что Рози постоянно щурится и от этого утомляется еще сильнее. Лиз не поднимала эту тему только потому, что знала, какая последует реакция. К счастью, на днях одноклассница Рози, девочка по имени Иможен, пришла в школу в очках с ярко-красной оправой, от которых все были в восторге, и Лиз надеялась, что теперь Рози будет проще.

На одном из конвертов Лиз узнала крупный, размашистый почерк Каси, а на другом – мелкие, аккуратные отцовские буковки. Письмо было адресовано им с Рози вдвоем. И еще одно – от Грега, со штампом второго класса. Что ж, очень в его духе. Хорошо хоть до Рождества пришло. Лиз сложила письма стопкой на кухонном столе, чтобы Рози сама вскрыла их.

Был последний день перед каникулами, и Лиз знала, что дочь вернется, нагруженная пакетами с рисунками, поделками, которые она мастерила из крашеных картонок из-под яиц, коробок и туалетной бумаги. Вдобавок Рози притащит ворох открыток от одноклассников и учителей и тетрадки с упражнениями, которые Лиз требуется просмотреть, подписать и вернуть в новом году. Удивительно, сколько всякого добра умудряются накопить дети.

Лиз готовила на ужин курицу в сливочном соусе, когда крышка почтового ящика звякнула и кто-то крикнул в щель:

– Ку-куу!

Открыв, Лиз увидела на пороге Эсме – насквозь вымокшую и с вывернутым наружу сломанным зонтиком в руках.

– Проходите быстрее! – воскликнула Лиз. – Вы совсем вымокли!

Лиз повесила длинное сиреневое пальто Эсме на плечики в кухне, налила им обеим кофе, и они устроились в гостиной, в мягком свете настольной лампы под кремовым абажуром.

Длинные седые пряди выбились у Эсме из пучка и мокрыми сосульками свисали вдоль лица.

– Дать вам полотенце? Или, может, лучше фен? – озабоченно предложила Лиз, но соседка лишь тряхнула головой, разбрызгав похожие на конфетти капли воды.

– Я сейчас к себе поднимусь и приму горячую ванну, – величественно проговорила Эсме, – и сменю облачение. У меня даже исподнее вымокло до нитки. – И она сморщила длинный нос.

Эсме выражалась столь затейливо, что Лиз порой терялась, но сейчас суть она ухватила и быстро кивнула:

– Да, погода отвратительная. Надеюсь, хоть к Рождеству наладится.

– К слову сказать, – держа обеими руками чашку с кофе, Эсме склонилась вперед, – у меня к вам предложение. В этом году настал мой черед проводить Рождество по-стариковски. Моему брату Джеральду вздумалось уехать на край света – а если быть точной, то в Танзанию. Поэтому Рождество мне выпало удовольствие провести в компании батюшки, благослови его Господь. И я подумала – возможно, вам с Рози захочется к нам присоединиться? Я собираюсь приготовить гуся – на мой взгляд, он изрядно сочнее индейки, как считаете? Ваше общество весьма скрасит нам вечер. – И, прежде чем Лиз успела ответить, добавила: – Если, конечно, у вас пока еще нет других планов.

– Я вам очень признательна за приглашение, – искренне поблагодарила Лиз, – но Рози хочет, чтобы мы встречали Рождество с ней вдвоем. Она все еще быстро утомляется, и я не хочу ее перегружать. Вы же понимаете, да?

Эсме закивала.

– Разумеется. Я, честно говоря, так и предполагала.

– Но позвольте мне тогда пригласить вас и вашего батюшку в «Поймай омара» утром в сочельник. Вы же не откажетесь с нами выпить по стаканчику? – предложила Лиз. – Пэт тоже пообещала прийти, а чуть попозже за ней заедет племянница.

На том они и сошлись.

Рози решила сперва прочесть открытку от Каси, потом – дедушкину, а самую ценную, от отца, приберечь напоследок. К дедушкиной открытке прилагалось два чека, на двадцать фунтов каждый, один для Рози, другой для Лиз.

– Ух ты! – обрадовалась Рози. – Это больше, чем обычно, да?

Лиз кивнула:

– Наверное, потому что ты заболела. Мы положим их на твой счет в банке, и ты потом выберешь себе что-нибудь на распродаже.

В открытку была вложена записка: «Хорошего вам дня. Мы с Тоней и Давиной поедем сегодня на обед к Линди – двоюродной сестре Тони, которая живет в Тортхэмптоне. У Давины новый молодой человек – Стефано. Он поедет вместе с нами».

– Стефано? – удивилась Рози. – Смешное имя, да?

– Наверное, итальянец.

– Интересно, они с Давиной поженятся? – Глаза у Рози загорелись. – Может, они разрешат мне быть подружкой невесты?

– Ой, мне кажется, сейчас уже мало у кого бывают подружки невесты, – быстро сказала Лиз, подумав, что даже если у Стефано хватит смелости посвататься к Давине, у той наверняка найдутся другие кандидаты на роль подружки невесты.

Они сложили открытки на полку в гостиной, рядом с другими полученными письмами, а потом Рози открыла письмо отца. Из письма выпала цветная фотография размером четыре на шесть дюймов и десятифунтовая банкнота.

– Смотри, тут фотография, а на ней младенец! – Рози поднесла снимок к глазам. – Похоже, это девочка, – озадаченно проговорила она, – она в розовом. Кто это?

– Давай прочитаем открытку – и узнаем.

– Прочитай ты, – попросила Рози, разглядывая снимок.

– Дорогая Рози, я рад, что тебе уже лучше… (После операции и перед тем как Рози вернулась в школу, Лиз по просьбе Грега дважды писала ему и рассказывала о самочувствии дочки. На оба письма она получила одинаково короткие ответы.) Это твоя младшая сестренка, ее зовут Скарлет Грейс.

Лиз взглянула на дочь.

– Сестренка? – медленно, будто смакуя это слово, повторила Рози.

Когда родилась Рози, Лиз с Грегом подумывали, не назвать ли ее Грейс.

– Она родилась третьего декабря и весила шесть фунтов тринадцать унций, – дочитала Лиз. – С любовью, папа.

– Вот это да! – крикнула Рози. – Даже не думала, что у меня будет настоящая сестренка! – Она вдруг осеклась и встревоженно посмотрела на мать: – Ты ведь не расстроилась?

Лиз подумала, что любит дочь даже больше прежнего, если такое вообще возможно.

– Нет, родная, – она обхватила ладонями лицо Рози и поцеловала, – малышка чудесная, правда!

Успокоившись, Рози спросила, не зеленые ли у девочки глаза – как у нее самой, – но Лиз ответила, что пока младенцу не исполнится три-четыре месяца, сказать нельзя.

– А вдруг она тоже полюбит рисовать, – не унималась Рози, – и котят, и украшения для волос?

Лиз улыбнулась:

– Возможно.

– У нее носик пуговкой. – Рози нежно погладила фотографию, будто водила пальцем по гладкой младенческой коже.

– Почти у всех младенцев такой, – сказала Лиз, – оформится он позже.

Рози вдруг погрустнела.

– Вот бы вживую на нее посмотреть.

Лиз замерла. Едва увидев фотографию, она поняла, что Рози заведет об этом речь.

– Когда-нибудь непременно увидишь, ну а сейчас у меня для тебя сюрприз!

Рози просияла – обрадовать ее было несложно.

– Какой?

– Я решила, что в этом году у нас будет настоящая елка! – с улыбкой объявила Лиз. – Так что одевайся – мы идем покупать елку!

Рождественским утром Лиз разбудили крики Рози. Приставив к материнскому уху игрушечный синтезатор речи, найденный в рождественском чулке, девочка голосом да2лека кричала:

– Внимание, внимание! Спать запрещается! Немедленно отзовитесь – иначе мы вас уничтожим! – На последнем слове приборчик откликнулся таким пронзительным металлическим крещендо, что Лиз дернулась.

Она нехотя приоткрыла один глаз. Волосы у Рози отросли еще дюйма на полтора и после сна торчали во все стороны. Рози опустила синтезатор, и Лиз заметила вокруг ее губ коричневые полоски – девочка явно успела расправиться с шоколадными монетами.

– Который час? – У нее было такое чувство, будто она только что заснула.

– Семь пятнадцать, – ответил ей далек, – перед тем как встать, вам разрешается выпить чаю.

Приподнявшись, Лиз с благодарностью взяла с тумбочки чашку чая.

– Отлично, – сказала она, сделав глоток, – моя жизнь спасена.

Еще несколько глотков – и Лиз пришла в себя и предложила Рози устроиться с ней рядом. Девочка притащила в спальню рождественский чулок и принялась показывать подарки – смешную заводную мышку, полосатые перчатки без пальцев, шоколадного оленя. Лиз восторгалась, будто не видела их. Это была их ежегодная традиция.

Они позавтракали прямо в пижамах, по очереди приняли душ и оделись. На улице стоял морозец, сквозь тучи проглядывало солнце.

– Ты должна надеть ту прекрасную бриллиантовую диадему, – заявила Рози, когда Лиз причесывалась.

На взгляд Рози, в мире не было ничего красивее этого обруча. Бриллианты или стразы – для нее это было примерно одно и то же.

Как и договаривались, они заглянули к Пэт, и, когда та сонная прибрела к двери, Рози окончательно разбудила старушку, спев ей «Мы поздравляем тебя с Рождеством». Потом они, взявшись за руки, медленно двинулись вниз, к пляжу и гавани, останавливаясь поприветствовать соседей. Ни Маркуса, ни его матери видно не было, и Лиз предположила, что Валери уехала в Бат.

На пирсе уже собралась веселая шумная толпа. Некоторые, подобно Лиз и Рози, оделись потеплее, а кое-кто облачился в купальный костюм, другие соорудили себе шутовские наряды и, притопывая, пытались согреться.

Прежде Рози всегда настаивала, чтобы они с Лиз тоже окунулись, хотя Лиз было страшно смотреть на щуплое тело дочери, синеющее от холода еще до того, как та успевала войти в воду. Ей не верилось, что Рози нравится подобное развлечение, но отказать она была не в силах. Однако в этом году девочка признала, что от водных процедур лучше воздержаться.

– Боже милостивый! Вы только посмотрите на это! – воскликнула Пэт, показывая на крупного мужчину в костюме Чудо-женщины с большой накладной грудью и в длинном темном парике. – Кто же это?

– Рик! – приглушенно взвизгнула Рози и захихикала. – Видите – у него борода, да и живот висит! По-моему, он слишком много тянучек ест.

Некоторых Лиз не узнала – это оказались друзья Шарлотты и Тодда Пеннифезер, нарядившихся, по обыкновению, Бэтменом и Робином. Ламберы же – мать и отец семейства, двое детей-подростков и их дальняя родня – явились в костюмах диснеевских героев – Белоснежки, Русалочки и прочих.

Джин и Том изображали Рождественских Деда и Бабку, а за ними увязалась целая ватага внуков с родителями и всяческими родственниками. Семья у Джин была такая огромная, что она постоянно забывала имена родственников, над чем Рози подтрунивала.

Тони Катт явился в роскошном пурпурно-зеленом костюме джинна – а может, это был Аладдин, – и на него с ужасом взирал Фелипе в дубленке, шерстяной шапке и варежках.

Обнаженные телеса пловцов приобрели оттенки голубого и пунцового и покрылись неприглядными мурашками, но это никого не останавливало.

– Быстрее! – поторопил кто-то.

Наконец раздался свисток, и примерно пятьдесят безумцев неуверенно заковыляли по гальке, однако ускорились, добравшись до полосы песка. Пара минут – и в волны начали плюхаться тела. Люди колотили по ледяной воде руками, поднимая тучи брызг и хватая ртом воздух. Сбившиеся на пирсе зрители в теплых куртках, шапках и перчатках подбадривали пловцов криками и хохотом.

– Молодцы!

– Браво!

Спустя пару минут смельчаки, дрожа, начали выбираться на сушу и торопливо хватали разноцветные полотенца, оставленные на пирсе. Несколько самых безрассудных отважились окунуться в воду во второй раз. Чудо-женщина продемонстрировала, как плавает баттерфляем, а Робин с Бэтменом попытались сделать под водой стойку на руках, но потерпели фиаско.

Вскоре все купльщики вылезли из воды и устремились в ближайшие дома, чьи хозяева оставили двери открытыми, чтобы они могли принять душ и переодеться. Остальные же дружной толпой направились в «Поймай омара».

– Я каждый год смотрю и не представляю, как у них отваги хватает, – бормотала Пэт, плотнее стягивая узловатой рукой воротник пальто, – от такого холода и помереть можно.

В старом, под семнадцатый век, пабе с низким потолком царило упоительное тепло. В большом каменном камине шумел огонь; аромат сосновых шишек, корицы и мускатного ореха висел в воздухе.

Виктор, муж Руби, поднес Лиз бокал с красным вином, Пэт – рюмочку шерри, а Рози – стакан лимонада. За стойкой сегодня хозяйничал сын Барбары, Адриан. Впрочем, вскоре за стойкой появилась и сама Барбара. Она избавилась от купальника и наряда Феи-крестной, приняла горячий душ и надела малиновое обтягивающее платье.

– Как ты быстро! – восхитилась Лиз.

Барбара даже успела накраситься и надеть жемчужные серьги и ожерелье, хотя ее темно-русые волосы еще не высохли.

– Мастерство не утопишь! – рассмеялась Барбара. – Впрочем, стаканчик горячего тодди сейчас мне не помешал бы. Годы идут, а вода в море не теплеет, ты уж мне поверь.

– Зато праздничное ликование никуда не делось!

Лиз обернулась и увидела Эсме.

– Пойдемте познакомлю вас с моим седовласым батюшкой, – позвала Эсме.

Бедную Рози, так и не снявшую синей беретки, совсем зажали в толпе.

– Я возьму вам выпить и выйду на улицу, – ответила Лиз, – здесь что-то уж чересчур людно.

Эсме кивнула.

– Пойдем, Рози, отыщем место поспокойнее. А то тут даже собственных мыслей не услышишь.

Выйти на улицу, несмотря на холод, было приятно, и они, накинув пальто, устроились за деревянным столом. С Леонардом, отцом Эсме, Лиз познакомилась несколько лет назад, а вот Пэт увидела его впервые. Лиз с изумлением наблюдала за старушкой, вдруг сделавшейся кокетливой и игривой. Леонард явно ей приглянулся – обходительный и галантный, в твидовом пиджаке и колоритных розовых вельветовых брюках. Было ему никак не меньше восьмидесяти.

– Вы напоминаете мне Дэвида Нивена, – кокетливо улыбалась Пэт, – полагаю, это все из-за усов. А он был одним из моих любимцев.

– А вы, дорогая моя леди, – Леонард наклонился и нахально похлопал ее по колену, – вылитая Вивьен Ли.

Пэт вспыхнула.

– Ой, да что вы! И совсем я на нее не похожа. Но признаюсь, в свое время я была настоящая красотка.

Леонард подмигнул ей.

– Вы и сейчас красотка, если позволите.

Вскоре к ним присоединились Рик, сменивший наряд Чудо-женщины на более уместный, и его последняя пассия по имени Николь в довольно экстравагантном парике соломенного цвета. Возможно, она носила парик из-за болезни, а может, просто любила необычные прически, – как бы то ни было, Лиз надеялась, что Рози от комментариев воздержится.

Девочка явно устала и начала пинать ножку стула, на котором сидела Лиз, та попросила ее прекратить, и тут они заметили Роберта. Одетый в темно-синюю водолазку и зеленую куртку, он направлялся прямо к ним. Обут он был в грязные походные ботинки на толстой подошве.

Лицо у него раскраснелось, волосы от ветра стояли дыбом. Он был небрит.

– И где тебя носило в это чудное праздничное утро? – Рик хлопнул его по руке.

В этот день и на следующий «Улитка на часах» была закрыта, зато в новогодние праздники ресторан работал. Чем ее босс собирался заняться на Рождество, Лиз не знала.

– Прогулялся по берегу, – ответил Роберт, – дошел до Хермитэдж-Пойнт.

– Да, сегодня как раз подходящий денек. – Рик огладил свою внушительную бороду. – Что будешь пить?

Роберт покачал головой:

– Я просто…

– Он вино любит, правда же, Роберт? – крикнула Рози.

Взгляды всех обратились к ней, Леонард громко рассмеялся. От смущения Рози густо покраснела. Лиз уже хотела выручать дочь, но Роберт опередил ее – улыбнувшись, проговорил:

– Правда, Рози. – И повернулся к Рику: – Мне, пожалуйста, бокал красного. Мерло или что-нибудь такое.

Соседний стол освободился, и Роберт, взяв свободный стул, придвинул его к Рози, сел и вытянул в проход длинные ноги.

Лиз растерянно смотрела в бокал, мысли и слова внезапно покинули ее. Роберт тоже молчал. Впрочем, он и в лучшие времена болтливостью не страдал. К счастью, Рози быстро оправилась от смущения.

– Зря ты тоже не окунулся, – сказала она, – у всех были такие прикольные костюмы. Рик нарядился женщиной в золотом лифчике. Я сперва даже не поняла, что это он.

Из-за гула голосов и шума волн ее было почти не слышно, и Роберт придвинулся к ней поближе.

– Открыть тебе секрет? – тихо спросил он.

Рози серьезно кивнула.

– Я не умею плавать.

У Рози приоткрылся рот. Она знала, что некоторые старики – Пэт, например, – с плаванием на «вы», но вот не совсем старых взрослых, не умеющих плавать, не встречала.

– А разве тебя в детстве не учили?

– В школе у нас были уроки плавания, но я терпеть не могу, когда вода лезет в нос. – Роберт передернулся и сморщился.

Рози хихикнула.

– Надо просто фыркать и выдувать воду, – серьезно объяснила она, – тюлени так и делают. Это несложно, правда. Я могу тебя научить.

Он покачал головой:

– Боюсь, дохлый номер. А вот вы с мамой отлично плаваете, я видел. – Он посмотрел на Лиз. – Красивая диадема, Лиз.

Она по-прежнему изучала содержимое бокала и лишь тихо прошелестела:

– Спасибо.

– А с кем ты будешь подарки разворачивать? – вдруг спросила Рози. – Мы скоро пойдем домой, у нас там куча подарков.

Роберт улыбнулся:

– А-а, подарки, ну да. Дело серьезное. На самом деле для меня подарки не так уж и важны. Честно сказать, меня больше интересует рождественский ужин.

– О нет, – ужаснулась Рози, – подарки куда интереснее ужина. – Она скривилась: – Особенно если на ужин мясной рулет. Ненавижу мясной рулет!

На этот раз засмеялся Роберт.

– По-моему, это вопрос привычки. В твоем возрасте я его тоже не особо любил, но сейчас я готовлю его с беконом и каштанами, получается объедение.

Рози изумленно уставилась на него:

– Ты готовишь для себя? Для себя одного? И ты ни к кому в гости не пойдешь?

– Нет, – ответил Роберт, – тебе, наверное, это кажется странным, но мне и одному неплохо. Я привык.

Склонив набок голову, Рози лукаво посмотрела на Роберта, и у Лиз, краем глаза наблюдавшей за ними, сердце ушло в пятки. Этот взгляд она знала чересчур хорошо.

– А приходи к нам, – невинно предложила девочка, – у нас полно еды. И нам приятно будет, да, мам?

Лиз казалось, будто она чувствует, как напрягся Роберт. Вопрос застал ее врасплох, и Лиз выпалила:

– О нет! То есть я хотела сказать, – тут же поправилась она, – что Роберту не захочется.

Неужели его брови слегка поползли вверх? Лиз стремительно перебирала в уме подходящие отговорки.

– Я только грудку индейки приготовила – совсем маленькую. Знай я заранее…

– Все в порядке, – он быстро нашелся с ответом, – сестра звала меня к себе, но я отказался. Узнай она, что я праздновал Рождество еще с кем-то, в ярость придет.

Лиз тщетно пыталась выпить последние капли вина, которого в бокале уже не осталось. До чего же она жалкая. Что-то подсказывало – пригласи она его, он бы согласился, но вместо этого она взяла и оттолкнула его.

– Нам пора, – сказала она и резко встала.

Разочарованная Рози послушно поднялась.

– Всем пока! – Лиз натянуто улыбнулась. – С Рождеством!

Они с Рози побрели прочь, ледяной ветер толкал их в спины.

– Жалко, что Роберт к нам не придет, – буркнула Рози, – почему ты его не позвала?

– Хватит глупостей! – отрезала Лиз.

 

Глава двадцать вторая

На новогодние праздники в ресторане яблоку было негде упасть, но мало-помалу отпускники разъехались, школьные каникулы закончились, и «Улитка» обезлюдела. Впрочем, Роберт не переживал, да и Лиз тоже, для января это обычное дело, и они знали, что к концу месяца, когда людям надоест сидеть перед телевизором и захочется общения, все войдет в свою колею.

Дела в школе у Рози складывались неплохо, а когда окулист завел речь об очках, возражать она не стала и выбрала пару в голубой оправе – Лиз сказала, что этот цвет подходит к ее глазам и волосам.

– Ты в них такая умная, – шутила Лиз, – прямо профессор.

– А я и есть умная, – парировала Рози, радуясь, что отчетливо видит лица и теперь нет нужды утыкаться в книгу носом.

Как-то в начале февраля Лиз занесла Пэт продукты, и старушка уговорила ее выпить чаю.

– Я тут кое-что узнала. – Пэт с заговорщицким видом наклонилась поближе к Лиз, и та поняла, что ей предстоит выслушать свежую сплетню.

Пэт поведала, что ее подруга Элейн выяснила у своей приятельницы из Девенпорта кое-что новенькое о бывших владельцах газетного киоска – тех самых, что выиграли в лотерею.

Внутри у Лиз все сжалось – как всегда теперь, стоило ей о них вспомнить.

– Ты ведь помнишь, что Элейн из Салташа?

Лиз кивнула – про Элейн она была наслышана.

– Так вот, – продолжала Пэт, – внук ее подруги из Девенпорта когда-то учился в том же колледже, что и сын этих людей. И они были очень милыми, пока не разбогатели.

Слушать дальше Лиз не хотелось, но Пэт успела войти во вкус, и остановить ее было бы непросто.

– Ну да ладно, – старушка не замечала нетерпения Лиз, – этот паренек – кажется, его зовут Даррен – в колледж больше и носа не кажет. Только они выиграли – и учеба ему стала побоку. Внук подруги Элейн говорит, что старых друзей он тоже бросил и связался с плохой компанией. Ну, сама понимаешь – выпивка, наркотики, шушера всякая и еще что похуже. Девушка же – не припомню ее имени – встречается с одним шалопаем из Плимута. Сам-то он себя называет риелтором, что бы это ни значило, но Элейн говорит, он настоящий пройдоха, да и женщин ненавидит. Это всем известно. Но и это еще не все, – похоже, Пэт вознамерилась выложить все, что знает, – с-сам владелец киоска… – В минуты особенного возбуждения Пэт всегда произносила это слово так – «с-сам». – В общем, другая подруга Элейн, Би, она переехала в Лу, там у ее мужа родня, а ее муж, то есть муж Би, его зовут Тревор…

Лиз успела запутаться.

– Ну так вот, Тревор – отличный парень. Выдумывать не станет. Он говорит, что бывший владелец киоска целыми днями из паба не вылезает. Они строят огромный дом на берегу, там тебе и бассейн, и теннисный корт, и чего только нету, но жена этого бедолаги волосы на себе рвет, потому что муженек-то не просыхает и не желает даже на план дома взглянуть. И ничем его не проймешь. Ей самой приходится его оттуда вытаскивать. В смысле, из паба. Однажды с ней даже ее старенькая мать приковыляла, с клюшкой, и давай у него перед носом кулаками размахивать. – Пэт изобразила сердитый вид и для убедительности погрозила кулачком. – Устроили там настоящую заварушку. Владелец паба сначала не знал, что с ними делать, а потом просто выставил их за дверь. – Пэт покачала головой: – За деньги счастья не купишь – вот тебе и доказательство, правда? И неважно, сколько у тебя в кошельке.

Лиз глубоко вздохнула и подумала, что телефонный разговор с подругой наверняка обошелся Пэт недешево. Что-то подобное она уже подозревала – после того, как видела Даррена в компании Маркуса и ссору Айрис с Джимом. Пересказанные Пэт слухи лишь подтвердили подозрения.

Неудачи Айрис не вызывали у Лиз злорадства, только какую-то тупую боль, у которой не было ни причины, ни исцеления.

– Наверное, преувеличивают, – откликнулась наконец она.

Пэт возмущенно фыркнула:

– Чистая правда! Элейн не из тех, кто разносит сплетни. Она говорит, что источники у нее – надежней некуда, – и старушка дважды постучала по столешнице, – они у нее все такие!

Домой Лиз вернулась подавленная, и даже смех Рози положение не исправил. Волосы у дочери отросли, скрыли шрамы, у нее теперь была модная прическа «под мальчика».

– Что на обед? – спросила Рози заинтересованно.

– Макаронная запеканка с тунцом.

Лиз приготовилась выслушать возражения. Рыбу Рози не любила, несмотря на всю ее пользу.

– Тунец! Терпеть не могу, ты же знаешь! – последовал предсказуемый ответ. – Может, я лучше пиццу съем?

Но Рози быстро смирилась и засела за уроки.

Она пропустила немало занятий, и программу по математике ей приходилось нагонять, зато английский, похоже, не пострадал – оценки были высокие.

Лиз налила в сотейник воду для макарон и уже хотела поставить его на плиту, когда услышала грохот. Не выключив газ, она бросилась в комнату Рози. Дочь лежала на полу, рядом валялся перевернутый стул.

На миг Лиз накрыла темнота, но потом голос где-то внутри скомандовал: «Соберись!»

– Рози?!

Где же телефон? В гостиной, за телевизором. Девочка лежала неподвижно, но ее раскинутые руки и ноги подрагивали. Она не отвечала – но была жива.

Припадок? Первым делом убедиться, что цела голова.

Лиз отбросила стул, осторожно сняла с дочери треснувшие очки и повернула девочку набок, с облегчением убедившись, что она дышит.

Вызвать скорую, сказать, чтобы поторопились.

Бросилась к телефону и, набирая номер, обратно к дочери. Кровь на пальцах – откуда? Порезалась об очки? Нет, на затылке у Рози рана.

О господи.

Отвратительные, проникающие в самый мозг гудки сменились спокойным голосом оператора.

– По симптомам похоже на эпилептический припадок, – сказала женщина, – вы все правильно делаете. Не пытайтесь переместить ее.

Лиз понятия не имела, сколько прождала скорую, но к тому времени, как вокруг дочери засуетились врачи – ободряющие улыбки, мигание фонариков, переговоры по рации, – Рози уже пришла в себя. Сознание вернулось к ней, пусть и с трудом.

Когда Рози вынесли, Лиз заметила Пэт – заломив руки, старушка опасно пошатнулась, и Эсме обняла ее за плечи. Рядом стояла Шарлотта Пеннифезер. Странно, она-то тут что делает? А возле нее Лиз увидела Тома и дрожащую Джин. Где-то громко залаяла собака, но чья, Лиз не знала.

Носилки внесли в машину, и Лиз забралась следом, отметив, что во взгляде у Рози прибавилось осмысленности, а лицо чуточку порозовело.

Лиз улыбнулась – бодро, насколько хватило сил:

– Все будет хорошо.

Но чувствовала она себя так, будто ее внутренности засунули в центрифугу.

На Рози надели кислородную маску, поэтому говорить она не могла, но ее взгляда хватало. «Это опухоль, мама, – говорил этот взгляд, – я знаю. Она вернулась».

Лиз сжала ее холодную руку и стала ждать. Ничего другого не оставалось.

Они снова провели ночь в плимутской больнице, а на следующий день их повезли в Бристоль делать томографию. На этот раз Лиз была лучше подготовлена, поэтому, когда ей сказали, что опухоль снова растет и необходимо срочное лечение, сознание не потеряла. Ее охватила ярость.

– И как вы собираетесь с этим разобраться? – спросила она. Ей не нужны были ни сочувственные взгляды, ни чай – она требовала ответов и решений.

Сперва Рози предстояло пройти десятинедельный курс химиотерапии, а затем ее ждала лучевая терапия. Путь был долгим, но вероятность излечения составляла семьдесят процентов. Когда Лиз думала о страданиях, уготованных ее дочери, у нее разрывалось сердце. Она знала людей, прошедших химиотерапию, и понимала, насколько это тяжело. Впрочем, положительный прогноз обнадеживал, так что когда она вернулась к Рози, то уже слабо улыбалась.

– Смотри! – Рози показала матери картинку, которую успела нарисовать, пока Лиз беседовала с врачами.

Сидящая на камне русалка с золотыми волнистыми волосами до пояса.

Лиз не хотела рассказывать Рози, что вскоре та вновь облысеет. Она боялась, что дочь совсем падет духом. Лиз все бы отдала, чтобы поменяться местами с ней, но понимала, что жалость – плохой помощник. Сейчас она должна подбадривать свою девочку – а если понадобится, драться за нее, как тигрица.

Рози уже окончательно пришла в себя после приступа, и спустя двое суток ее выписали. Терапию предстояло начать в следующий понедельник. Упав, она ударилась об угол двери, и на ее уже многострадальную голову наложили шесть швов.

Дома Лиз позвонила Роберту и сообщила, что с работой покончено.

– Прости, но Рози я нужнее. Надеюсь, ты быстро подыщешь мне замену.

К счастью, в этот момент ее позвала дочь, и Лиз обрадовалась, что не придется выслушивать соболезнования Роберта.

– Обязательно дай знать, когда ей станет лучше! – поспешно проговорил он.

– Хорошо, – пообещала Лиз, подумав, что до этого еще далеко: лечение займет несколько месяцев.

Постепенно они привыкли к новому ритму. Неделю химиотерапии сменяла неделя передышки. Таким был теперь их график. Два раза в месяц, по понедельникам, они спозаранку вызывали такси и ехали в Бристоль на терапию. Чтобы ввести лекарство, требовалось всего полтора часа, однако ждать приходилось так долго, что домой они возвращались не раньше шести-семи вечера.

С собой Лиз брала целый ворох книг, бумагу, игрушки, карандаши и что-нибудь перекусить, потому что больничную еду Рози не любила. Ночью после химиотерапии Рози часто просыпалась от резкой боли в руках, ногах и животе, а на следующий день чувствовала себя измотанной и не вставала с постели. Прошло немного времени, и волосы у Рози начали выпадать, она отказывалась смотреть на себя в зеркало.

– Как же это мерзко! – воскликнула Рози однажды, проведя рукой по оголившейся коже на голове. Она отбросила книгу, которую читала, и разрыдалась. Больше она о волосах не говорила, но ни перед кем, кроме Лиз, без платка не показывалась.

Когда самочувствие ее было особенно скверным, Рози спрашивала:

– Почему это случилось именно со мной?

Ответа Лиз не находила и просто старалась отвлечь дочку. Порой Рози чувствовала себя после химиотерапии сносно и могла даже пойти в школу, но нередко Лиз звонил кто-нибудь из учителей и просил забрать девочку пораньше. В свой одиннадцатый день рождения на веселье у Рози не хватило сил, и хотя Лиз испекла торт и приготовила подарки для дочери, праздник вышел печальным.

Они смотрели телевизор, играли в настольные игры и прочли вместе бесчисленное количество книг, но грусть, влажным туманом прилипшую к Рози, разогнать не получалось. Глядя на усталые глаза дочери, ее бледное лицо, Лиз с трудом сдерживала слезы.

Сперва Лиз едва не утонула в потоке информации о видах опухолей, лечении и побочных эффектах, но постепенно поднаторела, легко читала медицинские исследования, разбиралась в статистике и подолгу изводила врачей заковыристыми вопросами.

Друзья и соседи не оставляли их: предлагали подвезти, помогали с уборкой, сидели с Рози, приносили еду. Однажды в холодильнике у Лиз скопилось целых три вареных окорока, и она ума не могла приложить, куда их девать.

Лиз засыпала и просыпалась с мыслями о мучающей Рози опухоли. Она больше ничего не планировала, пыталась жить настоящим. После всего случившегося ей не верилось, что у будущего есть шанс.

Останавливаясь перекинуться парой слов с соседями, она ловила себя на том, что завидует их заурядным тревогам и хлопотам. Как бы она хотела выбирать для Рози школу или переживать, что вода опять подорожает. Но она не затаила зла на мир, это было не в ее натуре. Надо быть благодарной за то, что Рози лечат, за человеческое сострадание, говорила она себе.

Они отметили долгожданное окончание химиотерапии, но тут же последовал новый удар: томография показала, что опухоль почти не уменьшилась, так что единственной надеждой оставалась лучевая терапия.

Этот метод известен как более эффективный, однако риск необратимого ущерба для организма намного выше. С нарастающим ужасом Лиз изучала список возможных осложнений: слепота, ухудшение памяти и умственных способностей, изменение личности, поведенческие расстройства, задержка развития, бесплодие. Иначе говоря, по окончании лечения веселая, жизнерадостная девочка исчезнет, обратившись в зомби.

О протонной терапии Лиз уже кое-что слышала – об этом писали в газетах и рассказывали в новостях, но врач сказал, что опухоли такого типа, как у Рози, подобному лечению не поддаются. Но вечером Лиз, устроившись на кухне, открыла старенький, подаренный Барбарой лэптоп и принялась шерстить интернет. Она прочла, что при таком лечении применяется не жесткое рентгеновское излучение, а облучение протонами, то есть частицами атомов. Лучи протонов можно направить непосредственно на опухоль, а не рассеивать по всему телу, в отличие от рентгеновских лучей. Кроме того, облучение можно остановить, как только лучи достигнут пораженного участка, благодаря чему расположенные рядом ткани облучаются меньше, а побочные эффекты не такие тяжелые.

В Великобритании имеется лишь одна больница, где проводится подобный тип лечения, хотя с 2018 года финансирование должны увеличить на несколько миллионов фунтов, а квоту пациентов в Лондоне и Манчестере расширить до тысячи пятисот человек. Но пока Национальная служба здравоохранения может оплачивать лечение только отдельных счастливчиков, причем лечиться их отправляют за границу – в Швейцарию, Чехию или США.

На следующее утро, проводив Рози в школу, Лиз позвонила врачу.

– Почему вы сказали, что протонная терапия для Рози не подходит? – спросила она.

Сперва он ответил, что, по данным последних исследований, подобная терапия эффективна только в редких случаях, в том числе когда речь идет об опухолях, расположенных в основании черепа или позвоночнике. Но Лиз не отставала, и он, не выдержав напора, сдался.

– Честно говоря, – признался он, – мне кажется, что с такой опухолью, как у Рози, квоты вы не получите. Недавно у нас отказали пациенту с очень похожим заболеванием. Отказ они обосновывают тем, что стандартная лучевая терапия в подобных случаях вполне эффективна.

Однако Лиз уже давно перестала принимать слова врачей на веру. В ней вскипел гнев.

– Давайте все же попробуем.

Врач согласился и сказал, что передаст дело Рози на рассмотрение.

– Я, конечно, постараюсь, но на многое рассчитывать не приходится, – предупредил он.

Лиз решила никому не рассказывать, даже Пэт. Старушка засыпала бы ее вопросами, а голова у Лиз и так уже лопалась от информации – обнадеживающей и не очень. Из-за хронического насморка спала она урывками, поэтому днем бродила в полусне, думая лишь о том, как облегчить жизнь Рози.

Все говорили, что Лиз ужасно похудела, и советовали есть побольше, но от еды Лиз тошнило. Чай и сухие тосты – лишь благодаря им она еще не умерла от истощения.

Наконец позвонил врач. Рози отказали в квоте.

– Мне очень жаль, но этого следовало ожидать. Нам пора начинать лучевую терапию, и чем быстрее, тем лучше.

Он еще договорить не успел, а мысли Лиз уже неслись в совершенно ином направлении. В интернете пишут, что курс протонной терапии за границей обойдется в сто пятьдесят тысяч фунтов. Кроме того, им надо будет где-то жить, значит, нужно добавить к этой сумме расходы на жилье. Другим же родителям как-то удалось этого добиться. Значит, и у нее получится.

Никаких сбережений у нее не было, как и недвижимости, которую можно было бы продать, следовательно, придется добывать деньги иначе. Все это означает, что лечение придется отложить, а действовать надо немедленно. И первым пунктом в ее списке будет Грег.

Она поделилась своими планами с врачом, и спорить тот не стал: он уже достаточно хорошо узнал Лиз, чтобы понять, что эта маленькая и с виду хрупкая женщина на самом деле прочнее стали.

– Удачи, – сказал он, перечислив различные благотворительные организации, куда Лиз могла бы обратиться.

– Спасибо, – поблагодарила Лиз. – Она мне понадобится.

 

Глава двадцать третья

Грег назвал ее чокнутой и заявил, что у нее ничего не получится. Иного она и не ждала, потому даже не расстроилась.

– Сколько ты сможешь дать? – единственное, что ее интересовало.

Он замычал и закряхтел.

– Это все непросто. Младенцы обходятся недешево, а Луиза на работу пока не вышла.

– Ясно, – сказала она, – но прошу я не для себя, а для Рози.

Грег ответил, что постарается, но сперва ему надо все обмозговать. Он позвонит, когда придумает что-нибудь. Такой ответ Лиз вполне устроил.

Следующим пунктом шел ее отец.

– О господи, – выдохнул он, когда Лиз зачитала ему список побочных эффектов обычной лучевой терапии, – мне надо поговорить с Тоней, но мы, разумеется, постараемся помочь.

Услышав это, Лиз тотчас же представила, как скривится лицо мачехи. Впрочем, ей было все равно. Теперь значение для нее имели только деньги, чем больше, тем лучше.

– Спасибо, папа, буду ждать твоего звонка.

Он обещал позвонить и даже назвал сумму, на которую она может рассчитывать, – пять тысяч фунтов с его сберегательного счета. Ну что ж, начало положено. Конечно, если отцу удастся выбить согласие у Тони.

Пэт сразу же предложила две тысячи – все, что успела скопить.

– Ведь на тот свет-то я их не унесу, верно? – уперлась она, когда Лиз попыталась отказаться. – Я все равно не найду им лучшего применения.

Вдобавок к этому Пэт пообещала откладывать каждую неделю немного с пенсии.

– А чем же я сама смогу помочь? – растерялась Лиз. – Никаких сбережений у меня нет, значит, надо мне найти какое-нибудь занятие.

Пэт почесала седую голову, и вдруг глаза ее загорелись.

– Украшения для волос! – воскликнула она. – У тебя они получаются такие чудесные! Ты вполне можешь делать их на продажу. Ручаюсь – покупатели в очередь выстроятся.

Прежде такая идея ни разу не приходила Лиз в голову, и она засомневалась. С чего же начать? Она никогда не собиралась заниматься собственным делом – да и можно ли на таком заработать?

Однако за годы у нее скопилась куча всякой полезной всячины. Во всяком случае, стоит подумать.

– И обязательно поговори с Барбарой, – добавила Пэт, – она наверняка запустит сбор средств, у нее всегда полно идей, да и знакомых море.

И действительно, Лиз и опомниться не успела, как к делу подключилась Барбара, взявшая на себя всю работу по сбору пожертвований. В своем пабе она созвала собрание, на которое пришли практически все жители Тремарнока, ввела собравшихся в курс дела и заявила, что время поджимает.

Тони Катт предложил свои услуги в раскрутке и без промедления создал в интернете страничку для сбора средств. Фелипе придумал и сверстал плакаты и листовки, а Джин, Том, Дженни Ламбер с мужем, двумя детьми-подростками и многочисленными друзьями объехали окрестные поселения, опускали листовки в почтовые ящики, клали под дворники машин, а плакаты передавали местным жителям с просьбой развесить их у себя в деревнях.

Элейн из Салташа, подруга Пэт, попросила свою плимутскую приятельницу распространить листовки в Плимуте, чтобы ни улицы, ни дома не пропустить. Тони тем временем организовал интервью на местных радиостанциях, телеканалах и в газетах.

Лиз, никогда не любившая привлекать внимание, прежде не поверила бы, что так быстро привыкнет к журналистам. Сейчас ей очень пригодились унаследованные от матери и так долго дремавшие актерские навыки. Столкнувшись с необходимостью, Лиз научилась прятать свою стеснительность за маской уверенности.

Священник местной методистской церкви провел благотворительный аукцион, собравший тысячу фунтов. Барбара устроила в пабе рок-вечеринку – еще полторы тысячи. Руби и Виктор Додд, любители и знатоки классической музыки, организовали несколько концертов. Вскоре потекли пожертвования от совершенно незнакомых людей. Один профессиональный футболист, например, прочитал о Рози в газете и пожертвовал две тысячи фунтов. Вдобавок он опубликовал фотографию Рози в твиттере, рассказав тысячам своих подписчиков о тяжелой ситуации девочки. Отклик был невероятный – вскоре на счету Лиз уже собралось двадцать тысяч. Подключилась и Ханна: с Касей и Джо они обошли все офисы и собрали две с половиной тысячи. Тодд, муж Шарлотты Пеннифезер, обратился к своим сослуживцам в лондонском Сити, и те провели благотворительный двадцатипятимильный веломарафон, собравший невероятную сумму в тридцать тысяч.

Рик Кейн устроил на площади представление под названием «Ходьба по углям» и передал Лиз вырученные девятьсот фунтов. Райан и Натан, забыв о разногласиях, на пару поучаствовали в состязаниях по триатлону, а Лавдей организовала продажу пирожных. Самое примечательное, что напекла она их сама, хотя Лиз знала, что обычный рацион Лавдей составляет еда навынос, и сомневалась, что прежде девушка вообще хоть что-то готовила.

Лавдей гордо вручила Лиз семьдесят фунтов в монетах по фунту или мельче.

– Та-дам! Люди платят за мою стряпню! Кто бы мог подумать!

На глаза Лиз навернулись слезы, она крепко обняла девушку.

– Ой, – сказала та, – да ладно тебе, это ж ерунда.

Но для Лиз это была не ерунда.

В интернете Лиз отыскала сайт – что-то вроде интернет-магазина, – через который можно продавать всякие штуки, сделанные своими руками. Она сомневалась, что ее украшения для волос будут пользоваться спросом, но решила попытаться, поэтому все вечера, уложив Рози спать, мастерила повязки для волос, заколки-бабочки, банданы и свадебные тиары, украшенные цветами-стразами, бусинами или винтажными розочками.

Сидя за стареньким лэптопом, Лиз внимательно изучила инструкции и создала на сайте собственный виртуальный магазинчик под названием «Поделки от Рози». К ее удивлению, совсем скоро посыпались заказы от женщин со всего мира, уверявших, что они в восторге от ее уникального стиля. Невероятно, но особым рвением отличались покупательницы из Японии. Спустя две недели Лиз набралась смелости и расширила ассортимент, добавив в каталог вязаные ленты, резинки для волос в стиле семидесятых и украшения для детей.

Выручка воображение, конечно, не поражала, но это же лучше, чем ничего. Будь у Лиз чуть больше времени, и она могла бы начать получать неплохую прибыль.

Ее ждал и еще один сюрприз – от Роберта, а точнее, от него, Джесса, Джоша, Алекса и новенького по имени Каллум, который мыл теперь в ресторане посуду. Барбара проболталась по секрету, что у Роберта есть мысль устроить в июле благотворительный прыжок с парашютом в окрестностях Перранпорта. «Я всю жизнь боялся высоты, – написал Роберт в сообщении, которое разослал по электронной почте всем своим знакомым, – так что очень рассчитываю на вашу щедрость».

Лиз вспомнила ужас, с которым Роберт смотрел на потолок, когда квартиру над рестораном залило дождем, и как побелели костяшки его пальцев, вцепившиеся в стремянку. И как он смущенно попросил Лиз не рассказывать, иначе его засмеют. В последний раз она разговаривала с Робертом по телефону, когда позвонила сказать, что не вернется в «Улитку», и теперь ей стало стыдно. Она так погрузилась в свои проблемы, что о чувствах Роберта и думать забыла, а он, простив ей эту грубость, решился бросить вызов своим самым жутким страхам – чтобы собрать средства на лечение ее дочери.

Оставив Рози смотреть вместе с Пэт телевизор, Лиз отправилась в ресторан. Было пять вечера, и Лиз не сомневалась, что Роберт уже на месте. Со дня ее увольнения прошло четыре с половиной месяца, но когда Лиз толкнула тяжелую деревянную дверь и вошла в зал, ей показалось, что здесь почти ничего не изменилось.

В кухне работало радио, а на заднем дворе позвякивали бутылки. Она заглянула на кухню, где новенький мыл овощи, руки у Джесса были по локоть в рыбьих кишках, а Джош ставил что-то в духовку.

– Ого! – заулыбался Джесс при появлении Лиз. – Кто к нам пришел!

Хотя лето только началось, Джесс успел изрядно загореть, а волосы у него выгорели.

Лиз сказала, что узнала об их затее, и от всего сердца поблагодарила. Они справились о самочувствии Рози, а потом, выслушав ее ответ, Джесс нахмурился и спросил:

– А ты-то как?

Судя по его лицу, выглядела Лиз не лучшим образом.

– Устала. Знаете, я так тронута, что все мне помогают. Это что-то невероятное.

Джош потер подбородок.

– Угу, мы все хотим, чтобы Рози выздоровела, правда, Джесс?

Джесс кивнул.

– В тот день, когда мы будем прыгать с парашютом, Лавдей собирается опять напечь пирожных на продажу. Брауни у нее отличные получаются!

Лиз улыбнулась. В голосе Джесса он уловила неприкрытое восхищение – похоже, эти двое снова вместе.

И тут в кухню вошел Роберт. Увидев Лиз, он остановился.

– О!

Лиз показалось, что он занял собой всю кухню. Она и забыла, какой он высокий. Но ореховые глаза смотрели неуверенно, и выглядел он совсем юным, почти мальчишкой. Лиз захотелось обнять его.

– Я… я хотела тебя поблагодарить, – выдавила она, – за помощь. Я тебе так признательна – словами не выразить.

Нелепо взмахнув длинными руками, Роберт ответил:

– Э-хм…

Чувствуя на себе взгляды, Лиз окончательно смутилась.

– По-моему, ты очень храбрый, – выпалила она, – я обязательно приеду посмотреть. – И быстро добавила: – Если ты не против.

Больше она ничего предложить не могла. Рози в такую даль везти нельзя, но Пэт наверняка согласится посидеть с ней. Так надолго Лиз еще не оставляла дочь, однако она наверняка поймет. И захочет, чтобы Лиз поехала.

– Правда приедешь? – Роберт прижал руки к груди, словно пытаясь сдержать рвущиеся наружу слова. – Я хотел сказать – это было бы очень мило с твоей стороны.

Джесс поспешил ему на помощь:

– Отлично придумала, Лиз!

Он что, издевается? Но посмотреть на парня у Лиз не хватало смелости.

– Поддержка Роберту не помешает. Правда, шеф?

Роберт промычал что-то невнятное.

– Сам-то я высоты не особо боюсь, – продолжал Джесс, – но вот приземляться – это жуть. Наверняка вляпаюсь в коровье дерьмо. Просто уверен в этом. Или в собачье, а это даже хуже.

Лиз с Джошем рассмеялись, обстановка немного разрядилась. Лиз украдкой взглянула на Роберта, он тоже улыбался.

– Ну, значит, увидимся через пару недель, – сказала она. Как бы ей хотелось, чтобы целью этого безрассудного шага был сбор средств на что-нибудь другое – например, на новый клуб в деревне или на оплату транспорта для пожилых людей. И чтобы Рози не была больна – и тогда Лиз поддерживала бы Роберта и тоже придумывала бы, как собрать деньги.

В памяти всплыли строки из стихотворения, которые часто повторяла мать Лиз:

Что ж, Лиз не сомневалась – то, что Роберт решился прыгнуть с парашютом, свидетельствует и о его доброте, и о храбрости. И не только. «Сердце у него и впрямь золотое», – подумала она.

Силы медленно покидали Рози, и тревога Лиз росла с каждым днем. Она уже ни на шаг не отходила от дочери, сопровождая даже в туалет. Будто преданная собака, Лиз всегда была рядом, потому что Рози в любой момент могла упасть.

Девочка была такой слабой, что Лиз боялась, что однажды она не проснется, и вечером ложилась рядом с дочерью, гладила ее и напевала, пока та не засыпала. А убедившись, что Рози спит, на цыпочках выходила из комнаты и садилась за украшения. Когда же от усталости все валилось из рук, она возвращалась к Рози. Еще несколько часов Лиз без сна лежала рядом, вслушиваясь в дыхание дочери, пока наконец не проваливалась в темноту.

Ее состояние и близко нельзя было описать словом «беспокойство». Лиз словно стояла на самом краю пропасти и смотрела в бездну. Она часто думала: если с Рози случится непоправимое, то и она сама не сможет жить дальше. Ее сердце просто-напросто остановится, и это будет желанный исход. Но потом Лиз собиралась и напоминала себе, что Рози сражается, а значит, и она должна сражаться – пока есть силы.

Обследования показывали, что опухоль стабилизировалась, но давит на нервные окончания и находящиеся рядом ткани, что ведет к бесконечным осложнениям. Самочувствие Рози было настолько скверным, что в школу она больше не ходила. Врач предупредил Лиз, что если они как можно быстрее не возобновят лечение, то нарушения могут быть необратимыми.

– Дайте мне еще неделю, – попросила Лиз, – и тогда я уже точно решу, как поступим, обещаю.

Прогнозы звучали устрашающе, но последствия лучевой терапии пугали не меньше. Оказавшись между молотом и наковальней, Лиз надеялась лишь на протонную терапию.

Фонд в поддержку Рози составлял целых девяносто три тысячи – средства, полученные благодаря помощи соседей, деньги, заработанные «Поделками от Рози», пожертвования от благотворительных организаций и совершенно незнакомых людей, чек от отца на пять тысяч и тысяча фунтов от Грега. Лиз отвечала на все письма, приходившие вместе с пожертвованиями, – ответила она и пенсионерам, приславшим чеки на пять с половиной и десять фунтов, и восьмилетней девочке из Ньюки – та десять недель откладывала деньги на карманные расходы и пожертвовала все пятьдесят фунтов.

Сумма была внушительной, но ее по-прежнему не хватало. Конечно, благотворительный прыжок с парашютом тоже что-то принесет, но едва ли Роберту с его парнями удастся собрать больше нескольких сотен. Правда, Тони Катт принес хорошие новости: один из национальных журналов разместил ссылку на страничку сбора средств для Рози, и сумма на счету снова начала расти. У Лиз затеплилась надежда, что чудо все-таки возможно.

Наступило утро прыжка с парашютом. Лиз оставила Рози с Пэт и поспешила к ресторану, где встречались участники прыжка. Роберт вывесил в окне плакат, сообщавший, что в субботу ресторан закрыт, и объяснявший – почему. Под объявлением была фотография Рози и информация о том, как перевести средства – на тот случай, если кому-то из прохожих тоже захочется помочь.

Джесс, Джош, Каллум и Алекс пребывали в превосходном расположении духа – смеялись и перешучивались с собравшимися перед рестораном зеваками. А вот Роберт мрачно загружал в багажник машины бутылки с водой, бутерброды, шоколадные батончики, хотя, судя по его виду, с аппетитом у него было так себе. Лиз отметила его неестественную, почти зеленоватую бледность, под кожей возле глаз и губ бились жилки, Роберт постоянно сглатывал.

– Надеюсь, парашюты у вас откроются! – крикнул Тони.

– Представляешь, мы увидим, как вы сперва подниметесь вверх на две с половиной мили, а потом свалитесь оттуда и полетите со скоростью сто двадцать миль в час! – Лавдей улыбнулась Джессу.

Лиз так и подмывало крикнуть, чтобы все заткнулись. Она подошла к Роберту

– Ты справишься, – прошептала она и коснулась его руки, – я знаю, что справишься.

Он вымученно улыбнулся и объявил, что пора ехать.

– Увидимся там, – добавила Лиз.

Роберт распахнул дверцы, и парни – все в спортивных штанах, кроссовках и футболках – забрались в машину. Экипировку им должны были выдать на месте.

Машина тронулась с места, и провожающие закричали «Удачи!» и «Ждем вас на земле!».

Лиз представила, как бедный Роберт стоит у открытого люка самолета, в ушах рев двигателей, а далеко-далеко внизу – бесконечные поля. Она надеялась, что приступа паники с ним не случится. Ей было так страшно, будто это она сама собиралась прыгнуть с парашютом.

Дома она не могла даже думать о чем-нибудь еще. И внезапно решила, что им с Рози обеим прогулка пойдет на пользу.

До Перранпорта, где должен был произойти прыжок, ехать было около часа с небольшим, и Барбара предложила довезти Лиз, Джин и Тома. Обычно самолет поднимался в воздух после обеда – к тому времени участники должны пройти необходимую подготовку, – поэтому большинство зрителей собирались выехать из дома не раньше половины одиннадцатого, чтобы, добравшись до места, устроить пикник.

Лиз надеялась, что прогулка с дочерью отвлечет ее от тяжелых мыслей, но едва они сели в машину и выехали из Тремарнока, как Рози пожаловалась на головную боль и упросила Лиз вернуться домой. На обратном пути девочка сказала, что ей хочется какао, и они свернули к «Салону у Пегги». Однако свободных столиков в кафе не оказалось, а ждать Рози не захотела.

– Мне на самом деле не хочется какао, – с несчастным видом сказала она, – просто я плохо себя чувствую.

Лиз ощутила знакомый страх. Если дочери даже какао не в радость – значит, ей и вправду совсем плохо.

Она попросила Пэт ни на секунду не оставлять Рози в одиночестве и при малейшей тревоге немедленно звонить ей, однако мысль, что она оставляет Рози на несколько часов, пугала. Когда она наконец попрощалась и вышла за дверь, у нее самой сил почти не оставалось. Прямо за дверью Лиз споткнулась и едва не упала.

– Осторожнее! – испуганно воскликнула Барбара. Она дожидалась Лиз возле машины. – Сегодня летаешь не ты, забыла?

– А у меня такое чувство, будто я, – пробормотала Лиз.

По пути она пыталась поддерживать разговор, но мысли перескакивали с Рози на Роберта и обратно. Каково сейчас Роберту? Справится ли он? А вдруг нет? Тогда он просто умрет от стыда и неловкости, решит, что разочаровал всех – в том числе и Лиз, – и разубедить его будет невозможно.

Однако на аэродроме царило радостное оживление, прямо рядом со взлетным полем собралась целая толпа, одни, устроившись на цветных подстилках, подкреплялись бутербродами, другие стояли, прихлебывая из термокружек. Здесь было не меньше пятидесяти человек, некоторые даже с собаками, выглядело все как деревенский пикник. В основном собрались друзья и родственники участников, но в толпе Лиз заметила и незнакомые лица.

Лавдей привезла раскладной столик, разложила на нем выпечку собственного изготовления, и вокруг быстро сгрудились любители сладкого. Лиз вспомнила, сколько еще нужно собрать, и подумала, что лучше бы Лавдей просить за каждое пирожное не пятьдесят пенсов или даже фунт, а сразу по пятьдесят фунтов. И все же ее переполняла благодарность, и она выругала себя за дурные мысли. Каждый старается как может.

– Кто хочет вина? – Лиз достала из сумки-холодильника бутылку и пластиковые стаканчики. – А когда ребята приземлятся, выпьем шампанского, ладно? По-моему, они заслужили!

– Удачи им! – подхватили вокруг.

– Да здравствуют тремарнокские лихачи! – выкрикнул Тони.

– Что такое «лихачи»? – поинтересовался Фелипе. Он уже довольно сносно говорил по-английски, но ему еще было куда расти.

– Храбрец, любитель риска, – объяснил Тони. Они с Фелипе теперь даже стриглись одинаково: на висках волосы коротко подстрижены, зато сзади длинные. На безымянных пальцах у обоих было по золотому кольцу, хотя свадьбу они отпраздновали без лишней шумихи. – Запиши себе в блокнот, дорогой, а я потом проверю.

Послушно вытащив из нагрудного кармана блокнот и ручку, Фелипе записал новое для него слово.

– Он только так и запоминает, – прошептал Тони, обращаясь к Лиз и нежно глядя на Фелипе. Он прикрыл рот ладонью: – Ужас какой способный, но память никуда не годится.

Лиз вдруг поняла, что успокоилась. Она растянулась на подстилке, закинула руки за голову и подставила лицо солнцу. Как же давно она вот так не нежилась!

Барбара, организовавшая сбор средств, знала, что сегодняшнее мероприятие – последнее. Разумеется, пожертвования еще будут поступать, но Лиз сказала, что для решения осталось лишь несколько дней. И если средств не хватит, придется начинать курс стандартной лучевой терапии. Но сегодня у них был праздник, и благодарности заслужил каждый, кто приехал сюда.

– Вон они! – вдруг крикнула Джин.

Лиз вскочила и увидела, как пять человек направляются к маленькому самолету. Все были одеты в черные комбинезоны, у каждого в руках шлем, но Лиз тотчас же узнала Роберта – он был выше остальных. Джесс, Джош, Алекс и Каллум обернулись и помахали зрителям, те радостно замахали в ответ, и только Роберт не повернул головы. Лиз догадалась, что он смотрит на игрушечный с виду самолет.

Они поднялись по трапу, самолет дернулся и, набирая скорость, покатил по взлетной полосе.

– Какой-то он несерьезный, – сказала Барбара, – прямо игрушечный. Как бы не стряслось чего.

Лиз чувствовала, что Роберт сейчас думает о том же, и скрестила пальцы. Он наверняка дождаться не может, когда все будет позади. Как и она.

Она высматривала самолет, пока тот не исчез в облаках, после чего подошла к Лавдей. У столика незнакомая женщина покупала сладкие блинчики. Выяснилось, сегодня ее муж тоже собирается прыгнуть с парашютом.

– Мой подарок ему на пятидесятилетие, – сказала женщина и откусила блинчик. – Мечта его.

Глядя на свое отражение в темных очках покупательницы, Лавдей поправила крупную золотую сережку.

– Вон оно как, – протянула она, – моему Джессу, ну то есть другу моему, тоже давно прыгнуть хотелось. Вот психи, да?

Женщина стряхнула с груди крошки и рассмеялась.

– Да уж, чокнутые. А ведь можно было целый день провести в спа! И обошлось бы дешевле.

Собравшиеся вдруг ахнули, и Лиз быстро посмотрела вверх. Высоко в небе парило яркое пятно. Парашют медленно опускался, и вскоре Лиз разглядела две крошечные фигуры-кегли. Различить, кто это, не удавалось, но тут рядом пронзительно взвизгнула Лавдей:

– Это Джесс! Это его кроссовки!

В ожидании приземления Лиз даже дыхание затаила. Она думала, что при приземлении человека накрывает парашютом и получается бесформенная куча, но, к ее радости и удивлению, оба приземлились на ноги и даже не упали.

Вскоре из облаков показался второй парашют, затем еще один и еще. Джесс, Алекс, Джош и Каллум отстегнули парашюты, сняли шлемы и, пожав руки инструкторам, с улыбкой зашагали к восторженным зрителям.

А Роберт все не показывался. Лиз испугалась, что он в последнюю минуту отказался от прыжка. Она расстроенно смотрела в пустое небо. Этот прыжок столько значил для Роберта. Но, похоже, страх оказался сильнее. Отец, загонявший маленького сына на дерево, даже не представлял, на что его обрекает.

Внезапно Фелипе воскликнул:

– Смотрите! Вот там!

Лиз вздрогнула, взгляд ее заметался по небу. И вот, словно зачарованная, она наблюдала, как еще один парашют с двумя фигурками медленно, словно подхваченный ветром листок, планирует вниз. Парашютисты изящно приземлились всего в нескольких футах от места, где опустились все остальные. Насколько же у них опытные инструкторы!

Роберт еще не снял шлем, а Лиз уже бежала к нему. И пускай все смотрят, и пускай он любит свою бывшую, и неважно, что он там такое натворил, – сейчас Лиз было все равно.

Несколько секунд, и она без раздумий бросилась в раскрытые объятия, едва не сбив Роберта с ног.

– Ух! – выдохнул он и закружил ее. – Знаешь что? Я думал, будет хуже. Мне даже почти понравилось!

Когда Роберт остановился, Лиз посмотрела на него и прошептала:

– Ты самый храбрый человек на свете. Настоящий герой!

Если бы он сражался в Битве за Британию, она едва ли гордилась бы им сильнее.

– Нет, – он сдул упавшую ей на глаза прядь волос, – это Рози – герой. Спасибо, что пришла. Без тебя я бы не справился.

Держась за руки, они подошли ко всем остальным, и Джин протянула им стаканчики с шампанским.

– Решила сама открыть – надеюсь, ты меня простишь, – сказала она. – У тебя нашлись дела поважнее.

Лиз вспыхнула, но никто не заметил, а даже если и заметил, то ничего не сказал.

– Поздравляю! – Джин подняла стаканчик. – Но повторять не стоит, иначе я умру со страху!

Лиз неохотно выпустила руку Роберта, они чокнулись и отхлебнули шампанского.

– Ты молодец, – прошептала она, – рад, наверное, что все закончилось. Я так просто счастлива.

Роберт кашлянул.

– Скажу честно – вряд ли это станет моим хобби. – Он незаметно взял ее за руку, отстраняться Лиз не стала. – Когда дошла очередь до меня, я закрыл глаза и представил, как ты ждешь меня внизу. Никому не говори, но открыл я их, только когда мы приземлились!

 

Глава двадцать четвертая

Наперекор всему день получился чудесный. Лиз сидела рядом с Робертом на подстилке для пикника – так близко, что слышала его дыхание, чувствовала тепло его кожи.

От шампанского голова приятно кружилась, и ей нравилось исподтишка наблюдать за Робертом. У него был правильный квадратный подбородок, небольшой прямой нос, пухлые губы и красивые руки. И как она раньше всего этого не замечала? Гладкая кожа, изящные пальцы, коротко остриженные аккуратные ногти – Лиз решила, что у него руки художника, нежные, но сильные. Готовые подхватить тебя.

Прикрыв глаза, она вдохнула слабый запах – кедровый аромат лосьона поле бритья и мыла.

– О чем задумалась? – тихо спросил Роберт.

– О том, что сейчас я по-настоящему счастлива. – Но лицо ее тут же омрачилось. – Жаль, что это короткий миг.

Он обнял ее за плечи, притянул к себе.

– Понимаю. Она поправится, вот увидишь.

Лиз порадовалась про себя, что не сказала ему, что через несколько дней ей надо решать. После всех усилий горько будет признать, что в результате ничего у них не вышло. Планка оказалась слишком высока, хоть каждый и выложился по полной.

– Хоть бы… – начала она, но Роберт прервал:

– Тсс. Живи моментом. Наслаждайся. О будущем подумаешь позже. Солнце, ветерок, рядом те, кто любит тебя…

У Лиз загорелось лицо.

Чуть поодаль сидели Лавдей, Джесс, Джош, Алекс и Каллум. Лавдей вдруг вскочила, смеясь и размахивая зажатым в руке мобильником.

– Отдай! – завопил Джесс и рванулся следом за девушкой.

– А ты поймай! – И Лавдей, как была босиком, бросилась в сторону парковки.

Впрочем, пробежать она успела всего несколько шагов, Джесс настиг ее, повалил на землю и отнял мобильник, после чего они, хохоча, устроили потасовку.

Лиз улыбнулась.

– Похоже, помирились, – она кивнула на парочку, – мне с самого начала казалось, что они созданы друг для друга.

– А он отчаянный парень, – усмехнулся Роберт.

– Да, она не сахар, – согласилась Лиз, – но сердце у нее доброе, вот только в голове каша.

Они помолчали, потом Роберт потер подбородок, как всегда, когда собирался сказать что-то важное.

– Хорошо, что ты тогда нашла меня и помогла закрыть окно.

– Это точно, – кивнула Лиз, – иначе ковер совсем вымок бы, да и потолок внизу наверняка протек бы.

Он улыбнулся:

– Может, и вымок бы, но я о том, что именно ты в тот раз пошла меня искать. Ты тогда впервые заговорила со мной по-настоящему.

– Я думала, ты не любишь болтать, поэтому и не навязывалась.

– Так и есть, – не стал возражать Роберт, – но с тобой болтать мне нравится.

Наслаждаясь ласковым теплом, Лиз легла на спину и закрыла глаза.

Когда солнце коснулось горизонта и небо окрасилось красным, оранжевым и золотым, Лиз поднялась и нежно поцеловала Роберта в щеку.

– Мне пора.

Барбара тоже встала, отряхнула налипшие на юбку травинки. Джин собрала пластиковые стаканчики в большой черный мешок для мусора.

– Спасибо еще раз. За все, – прошептала Лиз.

– Не за что. Это мне надо тебя благодарить.

– За что? – удивилась Лиз.

Он прищурился.

– За то, что ты – это ты.

Барбара позвонила в среду.

– Ты только представь, – воскликнула она, – Роберт с ребятами собрали пять тысяч триста девяносто фунтов! И пожертвования еще поступают!

– Ух ты! – обрадовалась Лиз. – Просто чудесно. Какие же они молодцы!

– Это верно, – согласилась Барбара, – всего получается сто пятнадцать тысяч. Этого же наверняка хватит, да? Они же не могут просто отправить тебя восвояси после того, как ты столько денег собрала? – В голосе у нее звучала такая надежда, что Лиз не решилась сказать ей правду.

– Все получится, я уверена.

На самом же деле точно она ничего не знала. Она читала, что другим семьям в похожих ситуациях удавалось собрать всю сумму, однако времени у них было больше. Если бы только лечение можно было отложить еще на пару недель… Но врач без обиняков сказал, что дальше тянуть опасно и он этого не допустит.

– Пятница – крайний срок.

Ну что ж, значит, пятница.

Попрощавшись с Барбарой, Лиз вернулась к Рози. Укрывшись розовым пледом и обняв тапок-котенка, дочь свернулась в кресле. Лиз смотрела на лысую голову дочери, очки в синей оправе, затуманенные глаза и желтую кожу, и сердце ее разрывалось. По телевизору показывали старый фильм про Джеймса Бонда, но за сюжетом Рози не следила – она лежала с приоткрытым ртом, уставившись в пространство.

– Рози, солнышко? – прошептала Лиз.

Девочка стряхнула оцепенение и заморгала, но ничего не ответила.

– Солнышко, – повторила Лиз, – принести тебе что-нибудь?

Рози вяло, словно сил на большее не оставалось, покачала головой и подтянула колени к груди. Короткие рукава футболки казались чересчур широкими для исхудавших рук.

На тумбочке рядом с креслом стояли стакан с апельсиновым соком и тарелка с печеньем, но Рози ни к чему не притронулась. Даже к альбому и карандашам она уже несколько дней не притрагивалась. Жизнерадостность покинула Рози, осталась лишь пустая оболочка. Лиз смотрела на дочь. Их жизнь закончилась – теперь они просто существуют. Неужели, настояв повременить с лучевой терапией, она навредила дочери? Согласись она начать курс сразу же после химиотерапии – и сейчас лечение уже подходило бы к концу, а проклятая опухоль, возможно, исчезла бы. Может, побочные эффекты вовсе не такие страшные, как все пугают? Да даже если эти рассказы правда, едва ли состояние Рози было бы хуже, чем сейчас.

И все же… Разве это неправильно – искать лучший выход, перевернуть небо и землю, чтобы найти его? Вот только что теперь толку, к чему вся эта борьба, если в конце концов все равно придется отправить Рози на лучевую терапию?

Лиз придвинула стул поближе к креслу дочери, погладила холодную ладошку и притворилась, будто смотрит кино, но на самом деле была занята собственными мыслями. За все ли ниточки она дернула? Все ли перепробовала?

– На Айрис похожа, – проговорила вдруг Рози.

Лиз посмотрела на экран, на фигуристую женщину с густо накрашенными глазами и копной темно-рыжих волос. Она была моложе Айрис, однако и впрямь похожа.

– И правда. – Она понадеялась, что Рози не станет вновь расспрашивать, почему они больше не встречаются с Айрис.

Лиз уже надоело объяснять, что Айрис со своей семьей уехала, что добираться до них долго и прочее и прочее. Но провести Рози ей не удалось. Девочка отлично понимала – что-то произошло, и нежелание матери раскрывать секрет лишь раззадоривало ее любопытство.

– А Спенсер не приедет к нам в гости? – слабо спросила она.

– Нет, солнышко, – терпеливо ответила Лиз, – ехать до нас очень далеко.

Лиз и думать забыла про Айрис, задавленная грузом куда более насущных проблем, но сейчас вдруг поняла: а ведь Айрис ни пенни не пожертвовала на лечение Рози. Они что, не читают газеты, не слушают радио и телевизор тоже не смотрят? Едва ли. Может, они просто не в курсе того, насколько все плохо? Что бы они там ни думали о Лиз, с их-то миллионами они едва ли откажутся помочь маленькой девочке, которая когда-то так им нравилась? Попытаться, во всяком случае, стоит.

Лиз встала и поцеловала дочь в гладкую макушку.

– Я забегу к Пэт, ладно? Через десять минут вернусь.

Пэт тотчас же позвонила своей подруге в Салташ, а та связалась с приятельницей из Девенпорта, которая, в свою очередь, попросила внука узнать у друзей по колледжу, где теперь живет семья их бывшего однокурсника.

– Есть! – торжествующе воскликнула Пэт с порога. Шаркая, она вошла в гостиную, в руке у нее белел листок бумаги. – Это совсем рядом с Лу, видишь? Они до сих пор арендуют там дом, потому что их собственный еще не достроен. А съемный принадлежал раньше одной знаменитой актрисе. – Пэт понизила голос: – Говорят, он такой роскошный. Там даже кинотеатр есть и оранжерея. Ты представь только!

Поблагодарив Пэт, Лиз ушла в комнату Рози, включила компьютер, изучила карту и распечатала маршрут.

На следующее утро она встала пораньше, до того, как проснулась дочь. Заглянула к Пэт и проводила ее к Рози.

– Удачи! – сказала Пэт. – Будем надеяться, жадничать не станут – уж от них-то не убудет.

– Посмотрим, – ответила Лиз. Ее переполняли решимость, страх и надежда.

Вспомнились обидные слова Айрис, что стоило им разбогатеть, как от желающих поживиться за чужой счет отбоя не стало, Лиз поежилась. «Стая стервятников», – сказала Айрис, явно намекая, что и Лиз туда же.

Несколько месяцев назад ей и в страшном сне не приснилось бы, что однажды она станет выпрашивать деньги у бывшей подруги, – да она предпочла бы с голоду умереть. Но в те времена Лиз не представляла, на что толкает отчаяние.

На машине до Лу было всего около получаса, но сам дом Лиз нашла не сразу – тот располагался чуть к северу от города, на скалах, в самом конце петляющей дороги, которая утыкалась в обрыв, под которым шумело море.

К счастью, автоматические ворота перед домом были открыты. Лиз подумала, что если бы пришлось звонить в домофон, ее вряд ли впустили бы. С колотящимся сердцем она остановила Иа-Иа, заглушила двигатель и выбралась из машины.

Справа выстроились серебристый спортивный автомобиль, ярко-желтый «порш» и блестящий черный «бентли». А прямо перед ней возвышался огромный дом кремового цвета с затейливыми круглыми башенками на крыше – такие дома Лиз видела на фотографиях из Амстердама.

В центре фасада ярким пятном зеленела парадная дверь, обрамленная колоннами. Над дверью – окно в том же стиле, что и башенки, справа и слева – еще по окну.

Призвав на помощь всю свою решимость, Лиз поднялась к двери и позвонила. Она почти надеялась, что дома никого не окажется, но вскоре послышались шаги, дверь открылась, и на пороге возникла молодая женщина в светло-голубой униформе и с желтой метелкой для пыли в руке.

Чуть поодаль Лиз заметила красное ведро с торчащей из него шваброй, в нос ударил знакомый запах моющего средства.

– Чем могу вам помочь? – с акцентом спросила девушка, и Лиз ответила, что ей надо увидеться с Айрис. – Она в маленькой столовой, завтракает, – сообщила девушка, словно нечто само собой разумеющееся.

Что такое маленькая столовая, Лиз понятия не имела, но звучало величественно.

– Можно мне войти? – И быстро добавила: – Она меня ждет.

Лиз удивилась, сколь легко далась ей ложь. По холлу со сводчатым потолком, а затем по длинному коридору девушка провела Лиз в просторную кухню, залитую мягким рассеянным светом. На полу посреди кухни был выложен белый мраморный островок. Девушка открыла дверь справа, и за ней оказалось небольшое помещение с французским окном, выходящим на террасу. За террасой зеленела тщательно подстриженная лужайка, упиравшаяся в невысокую каменную стену, за которой открывался потрясающий вид на море.

Лиз быстро окинула взглядом комнату – мраморный камин, узорчатый кремовый ковер, изящные старинные кресла. За круглым столом красного дерева в одиночестве сидела Айрис. На столе стояли вазочки с самыми разнообразными мюслями, кувшин апельсинового сока, розетки с вареньем и медом и блюдо с тостами. Запах тостов и кофе смешивался с ароматом лилий – центр стола украшал букет.

– Ой! – Айрис изумленно смотрела на нее, нож выпал у нее из руки, звякнув о фарфоровую тарелку.

– Мне надо с тобой поговорить, – быстро, не дав бывшей подруге опомниться, сказала Лиз, – я отниму у тебя всего минуту.

Айрис едва заметно кивнула, и уборщица скрылась за дверью.

Не дожидаясь приглашения, Лиз села напротив Айрис. Одета та была в оранжево-золотистый шелковый халат с восточным орнаментом, рыжие волосы были нечасаные, словно Айрис только что из постели. Она изменилась – лицо усталое и какое-то безжизненное. Хотя, возможно, прежде Лиз видела ее всегда при полном макияже.

– Ты слышала про Рози? – спросила Лиз, решив, что в светских любезностях смысла нет.

Айрис молча смотрела на нее, будто перед ней сидел родственник, которому полагалось лежать в могиле.

– Она тяжело больна, – продолжала Лиз и быстро рассказала о прогнозах, о протонной терапии и о том, что в квоте на бесплатное лечение им отказали. – Крайний срок – пятница, но собранных денег не хватает. Ты не поможешь?

Айрис, сидевшая неподвижно, вылитая каменная статуя, расслабилась.

– Вас таких тысячи наберутся, – мрачно пробормотала она. – Все теперь норовят денег попросить. – Уголки рта у нее опустились, губы задрожали.

– С тобой все в порядке? – спросила Лиз, сбитая с толку.

Айрис всхлипнула, по щеке у нее поползла слеза.

– Не сказала бы, – она смахнула слезу рукавом халата. – Джим совсем дома не бывает. Если не торчит в пабе, значит, спускает деньги у букмекера или у какой-нибудь шлюшки, которая присосалась к нему только ради бабок. Даррен вообще бог весть где – небось обдолбался вместе со своими новыми дружками. А Кристи со мной не разговаривает, потому что я высказала ей все, что думаю про этого бездельника и женоненавистника, с которым она спуталась. Она даже со Спенсером не дает мне видеться.

Лиз протянула ей лежавшую на столе салфетку, и Айрис вытерла слезы.

– Даже мама другой стала. Говорит, что нам в той квартире лучше жилось, и в груди у нее постоянно болит. Только посмотри, – Айрис обвела рукой роскошную столовую, – у нас есть все, о чем мы мечтали, и что же. Мама, похоже, права. Прежде нам и впрямь лучше жилось. – Она невесело усмехнулась: – Забавно, да?

Лиз подумала, что все слухи – правда: семья Айрис несчастна.

– Мне очень жаль.

Айрис бросила на нее странный взгляд, истолковать который Лиз не сумела.

– О, меня жалеть не стоит. – Айрис достала из кармана халата чековую книжку, с которой, похоже, не расставалась, и быстро заполнила чек.

В страхе, что Айрис передумает, Лиз молчала, затаив дыхание.

– Вот, – Айрис протянула чек, – надеюсь, Рози поправится.

Лиз взглянула на сумму и ахнула:

– Десять тысяч фунтов!

Айрис махнула рукой, словно не желая выслушивать слова благодарности.

– Скажи спасибо лотерее, – бросила она и тут же осеклась.

Лиз нахмурилась. Разве выигрыш – секрет? Все же об этом знают. По телу поползли знакомые мурашки. Впрочем, сейчас все это неважно. Сжимая в руке чек, Лиз быстро прикидывала. Теперь у нее есть сто двадцать пять тысяч фунтов. Осталось совсем чуть-чуть – и одновременно очень много. Может, ограбить банк или магазин? Или владельцев газетного киоска? Безумие какое-то.

– Какие у тебя были счастливые цифры? – спросила вдруг она.

У Айрис вырвался сдавленный, похожий на крик чайки вопль.

Лиз ошарашенно уставилась на нее, в глазах Айрис мелькнули ужас и что-то еще. Мелькнули и тут же исчезли. Но Лиз все поняла. Она распознала, что было во взгляде Айрис. Вина.

Где-то в доме загудел пылесос, но Лиз ничего не слышала. Мир сжался до размеров комнаты, до стола, за которым сидели две женщины и смотрели друг на друга.

– Помнишь, я оставила у тебя лотерейный билетик и попросила его сберечь? Что ты с ним сделала? – медленно проговорила Лиз. В ушах у нее шумело. – Я тогда еще на работу опаздывала, помнишь? И попросила тебя написать на обратной стороне мое имя и адрес. Я собиралась забрать его позже, но в тот день с Рози случилась беда, и про билет я забыла. Так что ты с ним сделала? Где он?

Она неотрывно смотрела в глаза подруги и видела, как серебристая мягкость в них обращается в гранитную серость.

– Разорвала и выбросила, – быстро сказала Айрис. – После розыгрыша. Ты ничего не выиграла.

Перед глазами Лиз встало то утро. Прошло девять месяцев, но картинки были ясными и четкими.

Вот она мчится на работу, опаздывает, а накануне вечером ужинала с Робертом, тот поцеловал ее, и Лиз полночи не могла заснуть. Она выпила лишнего, голова у нее шла кругом от возбуждения, и ей хотелось поделиться с подругой.

Вот она посылает Айрис воздушный поцелуй и выскакивает из магазинчика. На ходу звонит Айрис и говорит, что забыла свой лотерейный билет. Уточняет, что он остался на полке, под красной зажигалкой. Красная – это точно. Старик-прохожий с дворнягой на поводке. Она просит Айрис написать на билетике ее имя и адрес…

– Когда ты выиграла? – она все смотрела в глаза Айрис, не в силах поверить, что так все и произошло.

Айрис отвела взгляд, уставилась на недоеденный тост на тарелке. Взяла было нож, но руки так тряслись, что Айрис бросила нож и спрятала ладони под стол.

– Не помню, – буркнула она. На лбу и над верхней губой у нее выступили капельки пота. Воздух в комнате едва не дрожал от напряжения. – В октябре. Точно не скажу.

Сердце у Лиз оборвалось, сомнений больше не оставалось: Айрис лжет. Об этом кричал каждый ее жест, выражение ее лица. Примерно так же выглядела Рози, когда Лиз ловила ее читающей с фонариком под одеялом. Растерянной. Застигнутой врасплох. Пойманной за руку. Да и дату Айрис запомнила бы уж наверняка – день, перевернувший ее жизнь.

Айрис резко вскочила, со скрежетом отодвинув стул.

– А сейчас, если позволишь… – с неожиданной важностью сказала Айрис, – у меня назначена встреча.

– Да, конечно, – ответила Лиз.

Совсем рядом зазвонил телефон. Айрис подошла к элегантному аппарату на стене и сняла трубку.

– Не хватает? В смысле?! – завопила она, на миг забыв о Лиз. И куда девалась вся деланая холодность. – Я же недавно проверяла – там полмиллиона было!

Лиз сделала вид, будто изучает старинную картину.

Айрис перешла на шепот:

– Тупой придурок! Ладно. Сейчас. Да. Все, не могу больше говорить, я не одна.

Повесив трубку, она повернулась к Лиз и величественным жестом взбила рыжие волосы.

– Пожалуйста, сюда, – проговорила она, будто Лиз принесла ей образцы штор или коврового покрытия.

Лиз покорно последовала за ней, сжимая в руке чек на десять тысяч фунтов.

Когда они подошли к двери, Айрис взяла со столика в холле дорогую замшевую сумку и вытащила из нее черный кожаный кошелек. Лиз молча смотрела, как Айрис открывает кошелек и достает толстую пачку банкнот.

– Вот, держи, – Айрис всунула деньги в ладонь Лиз, – да бери же. Сейчас у меня больше нет, остальное в банке.

И она почти вытолкала Лиз наружу, так быстро захлопнула дверь, что банкноты едва не разлетелись.

Несколько секунд Лиз оцепенело стояла, затем посмотрела на деньги в руке. Пересчитала. Тысяча фунтов пятидесятифунтовыми банкнотами. День был теплый и солнечный, но ее трясло. Лиз поборола желание методично, одну за другой, разорвать банкноты и развеять по ветру.

Эти деньги Айрис всучила не для дочери, а чтобы заткнуть рот ей, Лиз. Итак, все правда – Айрис присвоила ее лотерейный билет?

Лиз больше не могла отмахиваться от этой очевидной мысли. Разболелась голова. «Сейчас у меня больше нет», – сказала Айрис, словно Лиз была шантажисткой и точно заявится еще. Лиз показалось, что ее вот-вот вырвет. Можно бросить чек и банкноты в почтовый ящик и уехать. Избавиться от денег, навсегда забыть об Айрис. Но чем это поможет Рози?

Руки у нее все тряслись. Она по ошибке включила задний ход, и Иа-Иа скрежетнул по бамперу черного «бентли», – табличка, на которой вместо номера было написано «Джим I», слегка погнулась.

Лиз вылетела за ворота, охваченная неведомым ей чувством – ненавистью. Она вдруг поняла, что прежде никого не ненавидела. Ну да, злилась на Грега, он даже бесил ее, но куда больше она его жалела, ведь он потерял так много – Рози.

Айрис знала, что Лиз просит денег не для себя, а для дочери. И о сборе пожертвований она наверняка слышала. Не могла не слышать. Ладно, она присвоила лотерейный билет, но почему она не помогла маленькой девочке, дочери своей подруги? Для нее же это была малость.

Лиз дернулась, будто ее ударили, машину резко занесло влево. Мир окрасился в черный цвет. Ее затрясло еще сильнее; испугавшись, что вот-вот потеряет контроль над машиной, Лиз съехала на обочину, чтобы немного успокоиться. Она сидела и с отвращением воображала дикие картины расправы над Айрис. Вот только ничего это не изменит. Справедливость не восстановить. Подлость не искупить. Ей чудилось, будто это Айрис собственными руками убивает Рози.

Наконец она завела двигатель, решив, что прийти в себя сможет только дома, в Тремарноке, убедившись, что с Рози ничего не случилось. И чем больше миль отделяло ее от Айрис, тем спокойнее Лиз становилась.

Она ехала по знакомым проселочным дорогам, мимо усыпанных цветами живых изгородей, мимо залитых солнцем полей и думала, что, несмотря на все беды, она может поблагодарить судьбу за то, что не оказалась на месте Айрис.

Каково той нести бремя предательства и обмана? Если преисподняя – это ужас, вина, жадность и ненависть к самому себе, то Айрис сейчас именно там.

Лиз вспомнила «малую столовую», роскошную элегантность комнаты, в которой сидела одинокая Айрис. Она потеряла не только семью и друзей, она потеряла себя, свои гордость и достоинство, свою душу, променяла все это на дом, изящные безделушки, шикарные машины.

Лиз пробыла там всего несколько минут, но этого хватило – она увидела, что радость покинула Айрис. И пусть ее окружает роскошь, пусть из окон открывается чудный вид, но – Лиз в этом не сомневалась – Айрис была самой грустной, самой одинокой женщиной в мире.

 

Глава двадцать пятая

Двадцать четыре тысячи фунтов. Больше ей не надо. В свое время эта сумма показалась бы ей немыслимой, но сейчас по сравнению с тем, что уже удалось собрать, это была малость.

В пятницу утром Лиз посмотрела в окно на яркое голубое небо и удивилась – как у солнца вообще хватает наглости сегодня светить? Накинув халат, она на цыпочках прошла в комнату мирно спящей дочери и прикоснулась губами к ее щеке.

Рози что-то пробормотала и перевернулась на другой бок.

– Я тебя люблю, – прошептала Лиз.

Лучше дочери ни о чем не знать. Она безоговорочно верит ей, и Лиз ни разу не позволила этой уверенности поколебаться. А сегодня она не скажет правды, сегодня она соврет и объяснит Рози, что лучевая терапия – наилучший выход.

Время вышло, и сделать уже ничего нельзя. Снова нанести визит Айрис? Или заявить на нее в полицию? Айрис будет отпираться – это очевидно. Да и как доказать, что бывшая подруга присвоила ее лотерейный билет? Даже если в полиции согласятся заняться этим делом, им потребуется время, а времени у нее нет. Она сделала все, что от нее зависело, но дочери это не поможет – такова реальность, и остаток жизни ей придется прожить, зная это.

Лиз прошла в гостиную, сняла телефонную трубку, отметила, как дрожит рука, и набрала номер. Доктор Хорли был категоричен:

– Больше тянуть нельзя. В понедельник начинаем.

Лиз чувствовала себя такой разбитой, что даже плакать была не в силах.

Выходные прошли словно во сне. Лиз старалась развлечь Рози, а заодно хоть ненадолго отогнать мысли, ходившие по кругу. В субботу они поехали в плимутский океанариум, а потом устроили настоящий набег на магазины. Рози никак не могла выбрать, какие легинсы ей больше нравятся – розовые, сиреневые или темно-синие, и поэтому Лиз сказала, что они возьмут все три пары, а еще несколько футболок, пижам и пушистого белого игрушечного котенка, которого Лиз увидела на витрине. Столько подарков девочка никогда прежде не получала.

– Разве у нас есть на все это деньги? – спросила она, когда они стояли в очереди к кассе.

– Разумеется! – улыбнулась Лиз, решив, что пусть даже потратит деньги, на которые могла бы неделю питаться, главное, чтобы Рози порадовалась. Сама она вполне обойдется без еды, да и Пэт всегда угостит ее чаем с печеньем.

После магазина они пошли в кино, а на следующий день отправились в зоопарк. Рози по зоопарку передвигалась в инвалидной коляске, но ей нравилось разглядывать животных и наблюдать за другими детьми.

После прогулки Лиз предложила выпить чаю в «Макдоналдсе», но дочь совсем вымоталась и попросилась домой.

– А лучевая терапия – это больно? – спросила она на обратном пути.

– Нет, – сказала Лиз, решив пока умолчать о том, что волосы, едва начавшие отрастать после химиотерапии, вскоре снова выпадут.

Дома Лиз приготовила для Рози ванну, а сама решительно прошла в спальню и достала ножницы. У нее созрел план, но Лиз не хотелось проделывать это на глазах у дочери, иначе та непременно постарается ее разубедить.

Лиз подошла к маленькому зеркалу на комоде, посмотрела на себя, на густую челку, на большие темные глаза, чересчур большие для бледного, осунувшегося лица. Стянула резинку, освобождая волосы, и блестящая темная волна рассыпалась по плечам.

Одной рукой Лиз захватила волосы и решительно отрезала. Глянув на упавшую на пол прядь, Лиз принялась щелкать ножницами. Раз. Раз. Укоротив волосы по всей голове, Лиз пошла по второму заходу. Времени потребовалось больше, чем она ожидала, – слишком густые оказались волосы.

Когда от волос осталась всего пара дюймов, Лиз положила ножницы и придирчиво изучила свое отражение. Открытый лоб выглядел непривычно, а глаза словно еще увеличились и теперь напоминали огромные шоколадные капли с черной точкой в центре. Лиз подумала, что похожа на испуганную обезьянку-галаго.

Она провела ладонью ото лба к затылку, стараясь привыкнуть к новым ощущениям. Прежде она никогда не стриглась коротко, ей это просто в голову не приходило. Неровно обрезанные волосы выглядели странно. Наверняка прохожие будут оглядываться на нее, но этого она и добивалась, правда? Почувствовать то, что чувствует Рози. По крайней мере, теперь ее дочь будет не одинока.

Лиз подмела обрезки волос – попозже пропылесосит как следует – и прошла к ванной. Подумала было, что сможет выручить несколько фунтов за обрезанные волосы, но тут же отбросила эту мысль: эти деньги все равно ничего не решат.

Она просунула голову в ванную.

– Эй, а у меня сюрприз!

Увидев мать, Рози вскрикнула.

– Твои волосы! Что ты с ними сделала?!

– Остригла, – ответила Лиз, – и теперь прически у нас одинаковые. Как у близняшек.

Лицо Рози сморщилось, и она расплакалась.

– Что же ты наделала!

Девочка была безутешна, но Лиз считала, что пускай лучше дочь выплачется сейчас, зато потом, когда снова начнет лысеть, рядом с ней будет кто-то похожий на нее. Тогда они обе будут выглядеть странно, обе станут повязывать головы шарфом. Можно будет даже посмеяться – еще бы, они прямо как двое беспризорников, которым недавно обрили головы. Или как парочка короткошерстных щенков.

Как Лиз ни умоляла судьбу, понедельник все же наступил, они сели в Иа-Иа и отправились в плимутскую больницу, чтобы начать курс лучевой терапии. По дороге Лиз старалась развеселить Рози, перечисляя все те интересные занятия, которые ждут их, когда лечение закончится, но Рози молчала, и в конце концов замолчала и Лиз.

– Вот и приехали, – сказала она, когда они свернули на парковку.

Ей до сих пор не верилось, что после всех ее молитв и собранных пожертвований они все равно оказались здесь. Она несколько раз вдохнула поглубже, стараясь проглотить комок в горле, и взглянула на дочь:

– Ну, мисс, выходим. – Чтобы унять дрожь в голосе, она улыбнулась. – Быстрее начнешь – быстрее закончишь.

Они побрели к отделению лучевой терапии. Ноги у Лиз подкашивались, она шла через силу.

– Это ненадолго, – ободряюще сказала медсестра, когда они сидели в приемной. Она как-то странно взглянула на Лиз – наверное, потому, что на голове у той был намотан шарф в виде тюрбана, – и улыбнулась Рози. От волнения девочка постоянно зевала. – Не переживай так. Не страшнее остального.

«Еще как страшнее, – подумала Лиз, – кошмар наяву». Но она ничего не сказала, лишь взяла холодные ладони Рози и принялась растирать. Потом достала из сумки книгу, чтобы почитать Рози, но тут раздался громкий голос.

– Они здесь? Мне надо с ними поговорить.

Ответа Лиз не разобрала.

– Ей не это лечение нужно! – настаивал голос.

Голос был хрипловатый, по-лондонски резкий, совсем не похожий на мягкий юго-западный выговор. Лиз не спутала бы его ни с каким другим. Во рту мигом пересохло.

– Айрис! – крикнула Рози.

Лиз не успела и рта открыть, как ее дочь спрыгнула со стула и, прихрамывая, выскочила из приемной.

– Мы здесь! – кричала девочка, не обращая внимания на удивленные взгляды пациентов и персонала.

Лиз бросилась следом, тревожась, что Рози споткнется и упадет.

– Подожди!

Рози и внимания не обратила на ее крик. Дочь будто пробудилась к жизни.

В вестибюле Айрис стояла напротив встревоженной медсестры. Она размахивала руками, а ее раскрасневшееся лицо было почти таким же ярким, как волосы.

– Слава богу, я вас нашла! – воскликнула Айрис, заметив торопливо ковыляющую к ней Рози.

– Вы знаете эту женщину? – спросила медсестра у Лиз, та кивнула. Остановить Рози она не успела, и девочка уже повисла у Айрис на шее.

– Я тебя сто лет не видела, – захлебывалась словами Рози. – Я так по тебе скучала! Почему ты больше не заходишь к нам? Как там Спенсер? И как Ба?

– Я тоже по тебе скучала, – Айрис прижала девочку к себе, но тут же отстранила. – Но сейчас мне надо поговорить с твоей мамой.

Лиз стояла в сторонке, но после этих слов приблизилась. У нее было такое чувство, будто она столкнулась лицом к лицу с воплощением зла. Она мягко отодвинула дочь от Айрис, будто Рози могла подхватить от той заразу.

– Чего тебе? – резко спросила она. – Зачем ты приехала?

Айрис попыталась всунуть Лиз в руки белый конверт.

– Вот. Это тебе.

Лиз крепко держала Рози, прижимая ее к себе, чтобы девочка не вырвалась. Она не верила ни Айрис, ни ее дарам. Лучшее, что та могла для нее сделать, – больше никогда не попадаться ей на глаза.

– Я встретила Барбару, – торопливо заговорила Айрис, – узнала, что собрали вы недостаточно. А теперь Рози хватит на то, другое лечение. Скажи врачам, что сегодня ее облучать не будут.

Лиз все же взяла конверт, который Айрис упорно пихала ей в грудь. Впрочем, открывать его Лиз не спешила. Она будто боялась, что бумага укусит.

– Тут на все хватит, – Айрис кивнула на конверт, – честно. Клянусь!

Только теперь Лиз позволила этой мысли оформиться. Неужто это правда?

– Почему? – выдавила она.

Лицо у Айрис было измученное, под глазами круги, от носа к губам спускаются глубокие, будто трещины, морщины, волосы спутанные, неухоженные, накрашенный рот напоминает свежую рану, странно кривится. Глаза красные – явно плакала не один час. Во взгляде – страх. Айрис быстро отвела глаза, будто обжегшись.

Она снова заговорила, теперь медленно, подбирая слова:

– Это все, что осталось, больше ничего нет. Джим пьет и играет, а Даррен, – она всхлипнула, – я никогда не думала, что он… – Голос сорвался. – Даже у Кристи все плохо… И мне так жаль малыша Спенсера. Ведь он-то ни в чем не виноват. – Она надавила пальцем на уголок глаза, вдохнула поглубже. – Но тебе тут хватит. – Айрис мрачно улыбнулась. – Никто из нас не знал, что со всем этим делать, так что деньги нам колом в горле встали. Без них было лучше.

Это что, признание? Лиз ждала.

Айрис скривилась, словно от боли, словно была не в силах вынести внутреннего смятения.

«Ты присвоила мой билет?» – хотела спросить Лиз. Хотела услышать ответ. Любой. Тогда бы она помогла Айрис, выслушала ее, позволила бы снять с души груз.

Айрис опередила ее.

– Прости, – сдавленно пробормотала она.

Лиз не знала, что сказать в ответ. Она не ждала этого слова.

Айрис развернулась и зашагала к выходу.

– Подожди! – крикнула Лиз. – Нам надо поговорить. Что ты теперь будешь делать? И куда пойдешь?

Но Айрис не остановилась, даже не показала, что услышала. И скрылась в одном из коридоров, убегающих от вестибюля – в отделения, к палатам, лестницам, лифтам, выходам, парковке – к жизни, что ждала ее.

Лиз молча смотрела на коридор, в котором она скрылась.

– Надо же, как странно! – голос медсестры стряхнул с Лиз оцепенение.

Она напрочь забыла и о медсестре за стойкой, и даже о Рози, которую по-прежнему крепко прижимала к себе, и о конверте в руке. Рози, словно прочитав ее мысли, высвободилась.

– Мамочка, ну открой же! Что там внутри?

Медсестра тоже не могла больше сдерживать любопытство и вышла из-за стойки.

Лиз медленно просунула дрожащий палец под клапан и вытащила листок. Чек. Она медленно перевернула его, и сердце у нее остановилось.

– Ох…

На листке чернели цифры: 350 000, рядом прописью – «триста пятьдесят тысяч фунтов».

Говорить Лиз не могла, поэтому молча показала чек Рози, потом медсестре.

– Какая щедрость! – потрясенно воскликнула девушка. – Ведь это та женщина, что…

Лиз покачала головой – обсуждать Айрис сейчас у нее не хватило бы сил. К тому же она все равно не знала, что сказать. Главное сейчас – настоящее, надежда, что давал этот листок бумаги.

– Значит, мне не надо на лучевую терапию? – подала голос Рози.

Лиз ощутила укол вины. Разумеется, дочь растеряна, не понимает ничего. А она имеет право знать, что происходит.

– Именно. – Лиз улыбнулась. На осознание случившегося требовалось время, но времени у них не было. Она посмотрела на медсестру: – Мне нужно срочно поговорить с доктором Хорли.

Медсестра буквально сорвалась с места, явно счастливая от того, что невероятное событие выпало на ее дежурство и что именно она несет добрые вести. Пройдут недели, прежде чем она перестанет рассказывать об этом дне, анализировать каждую фразу, наделяя их смыслами, которых в них никогда не было.

Взяв Рози за руку, Лиз повела ее обратно в приемный покой. Пульс все стучал в ушах.

Если все это реально, значит, жизнь все-таки способна на сюрпризы. Неужели им с Рози и впрямь повезло? Или все это – странный сон? Она посмотрела на чек, потерла его пальцами. Вполне осязаемый. Это не галлюцинация.

Когда они сели, Рози уткнулась матери в грудь и спросила:

– А почему она так сделала? Почему вдруг взяла и отдала нам все деньги?

Лиз нахмурилась, раздумывая, что сказать.

– Не знаю, милая. Наверное, решила, что так правильно.

Такого объяснения Рози, похоже, для начала хватило. Она молчала, и Лиз погрузилась в раздумья.

Выходит, добро, несмотря ни на что, все-таки победило. Из-за растраченных денег она не переживала – большие дома, гоночные машины, дизайнерская одежда и дорогие путешествия ее никогда не прельщали. Главное, чтобы хватило на лечение Рози. И теперь дочь пройдет курс протонной терапии и, возможно, вернется к нормальной жизни, снова станет жизнерадостной маленькой девочкой. Ведь теперь-то все будет хорошо?

Она улыбнулась, и по телу разлилось тепло – словно она выпила горячего густого какао в промозглый холодный день.

«Может, – думала Лиз, обнимая Рози, – не так уж я в Айрис и ошибалась?»

 

Глава двадцать шестая

Америка! Статуя Свободы, Авраам Линкольн, гамбургеры, ковбои, чирлидерши, большие машины и небоскребы. А еще Оклахома-Сити, в котором расположен Центр протонной терапии.

Лиз и Рози спускались по трапу, щурясь на яркое, еще летнее солнце.

Жара едва не сбивала с ног. Над аэродромом висела дымка, намекавшая, что асфальт будет влажный и липкий. Тридцать два градуса по Цельсию – так сказал стюард в самолете. Девяносто по Фаренгейту. В Тремарноке даже самым жарким летом не бывало выше двадцати пяти.

Прошло две недели с того дня, как Лиз отнесла чек Айрис в банк. Доктор Хорли, прежде так настаивавший на лучевой терапии, скрепя сердце признал, что в сложившихся обстоятельствах небольшая задержка вреда не причинит.

В начале сентября, вместо того чтобы готовить Рози к школе, подшивать ей школьную форму, помогать с домашними заданиями, переживать из-за отношений с одноклассниками и прочих хлопот, Лиз нарезала круги у телефона в ожидании, когда же ей наконец сообщат, куда их направляют – во Флориду, Оклахому или Чехию.

Она разослала все заказы для «Поделок от Рози» и закрыла магазинчик – с неохотой. При других обстоятельствах она наверняка бы продолжила, работа пришлась ей по душе. Прежде она и не представляла, что способна открыть собственное дело, но теперь, воображая, как женщины носят ее украшения, Лиз чувствовала гордость и сожаление.

Наконец ей позвонили. Женщина, представившаяся Брэнди, говорила так тепло и уверенно, что Лиз сразу успокоилась. Им предстояло поехать в Оклахому.

– Ни о чем не волнуйтесь, – сказала Брэнди с улыбкой в голосе, и Лиз представила, какие у нее белые зубы и загорелое лицо. Ведь в Америке все так выглядят, да? – Мы обо всем позаботимся.

Что взять с собой, Лиз не знала и побросала в чемодан все, что под руку подвернулось, – джинсы, свитера, шорты, целый ворох шарфов, чтобы повязывать голову, сундучок с красками, который подарил Роберт, кошачьи тапочки и игрушечного котенка. Хорошо, что от аэропорта до гостиницы их обещали довезти на машине скорой помощи – сама бы она с Рози и таким чемоданом не справилась.

– Как же жарко, – пожаловалась Рози.

Она сняла толстовку и осталась в розовой футболке. Рядом с пухлыми, веселыми детьми Рози выглядела совсем заморышем, бледным и чахлым. Глядя на нее, Лиз понадеялась на щедрые американские порции, о которых столько слышала. Хорошо бы Рози хоть чуть-чуть набрала вес на местной еде.

– В зале прилетов будет попрохладнее.

Лиз представила, как сейчас волнуется Рози. Они не были даже во Франции, куда пара часов паромом, что уж говорить о многочасовом перелете через Атлантику. Все вокруг было чужим и непривычным, даже речь, хотя люди вокруг и говорили по-английски. Лиз чувствовала себя так, будто на лбу у нее светятся огромные красные буквы: ИНОСТРАНКА.

Она страшно обрадовалась, увидев встречающих их сотрудников центра «Прокьюр». По дороге в гостиницу они засыпали ее вопросами:

– Как вы долетели?

– А какая в Англии погода?

– Никогда не слышал про Корнуолл – где это?

Лиз отвечала на вопросы, а Рози во все глаза смотрела на проносящиеся мимо огромные машины и гигантские здания.

– А ковбоев нет, – тихо пробормотала девочка, и все рассмеялись.

– Не переживай, лапочка, – успокоила ее женщина по имени Роберта, – в городе их маловато, но мы тебя свозим туда, где их полно. Ты любишь лошадей?

Рози кивнула.

– Тогда и на лошади покатаешься, если захочешь.

Лиз засомневалась: совместимы ли верховая езда и терапия? Но Рози так обрадовалась, что она решила не уточнять. Всему свое время, думала Лиз. Надо положиться на врачей.

Войдя в номер, который на следующие десять недель должен был стать их домом, Лиз глазам своим не поверила. Две спальни, гостиная с диваном, креслами, огромный телевизор с плоским экраном, большие окна, выходящие на оживленную улицу. А еще современная ванная и кухня со всей необходимой техникой, так что они могли сами готовить еду. Их новое жилье напоминало не гостиничный номер, а настоящую квартиру. Женщина, показывавшая номер, сказала, что на первом этаже есть фитнес-центр и большой бассейн, а также бесплатная прачечная для постояльцев.

Значит, им здесь даже стирать не придется? Лиз была сражена. Чтобы кто-то стирал ее одежду? Нет, до этого она не опустится, но друзьям непременно расскажет.

Пэт наверняка примется ее поддразнивать. Лиз представила себе ее лицо. «Вы только послушайте ее! – скажет она. – Смотри, а то еще привыкнешь. Вернешься потом и будешь требовать, чтобы я тебя обстирывала!»

Они прилетели в субботу, лечение начиналось только в понедельник. Но усталость взяла свое, и они почти все выходные просидели в гостинице. По утрам там подавали горячий завтрак, но обед и ужин надо было готовить самим, поэтому они все же отважились на короткую вылазку в расположенный через дорогу супермаркет.

На тот случай, если завтрак в гостинице придется не по вкусу, Рози захотела купить хлопья и поразилась, увидев бесконечное количество разных видов.

– Их так много. Я не могу выбрать, – вздохнула она и решила взять кукурузные – по крайней мере, такие она знала.

Лиз сказала, что если уж они в Америке, то надо попробовать бейглы, потому что это «очень по-американски». Рози согласилась, но копченый лосось с творожным сыром ее не прельщал, поэтому они с Лиз отыскали полку с «зарубежными продуктами» и купили «Мармайт». Рози восхищенно разглядывала непривычные названия для знакомых вещей.

– Они и правда говорят не «криспы», а «чипсы»? – спрашивала она. – И баклажаны – они ведь тоже иначе называются. Почему?

Сперва они никак не могли найти масло, и Рози спросила одну из сотрудниц. Та озадаченно посмотрела на девочку.

– А, ты про ма-а-асло! – догадалась она. – Вон там!

Рози и Лиз решили, что пора им учиться говорить по-местному, а то их вообще никто не поймет.

– Тома-аты, – несколько раз произнесла Рози. Потом она услышала, как в отделе с макаронами женщина, разговаривая со своим сыном, спросила, хочет ли тот на ужин «па-а-асту с фрикаа-адельками», и повторила: – Па-а-аста!

Даже телевизор в номере оказался с сюрпризом.

– Сколько тут каналов! – воскликнула Рози. Она щелкала кнопками до тех пор, пока у Лиз голова кругом не пошла. – Как же им удается выбрать?

Вскоре дочь освоила лифт и стала самостоятельно спускаться на первый этаж, где стояли автоматы с напитками и шоколадом. На самом деле ни газировки, ни шоколада ей не хотелось, но нравилось болтать с дружелюбными сотрудниками отеля.

– А вот и мисс Маргаритка! – восклицал при появлении Рози высокий темнокожий мужчина.

– Рози, а не Маргаритка, – поправляла она, а он смеялся в ответ.

– Ох, приношу свои извинения, – он кланялся, – ну конечно, мисс Нарцисс!

Вернувшись, Рози рассказывала Лиз:

– Он думает, что я все-все знаю о королеве и что мы с ней типа родственники. Он думает, что в Англии все живут во дворцах и у каждого есть дворецкие и горничные и все такое прочее. Я ему сказала, что все не так, но он не поверил.

К понедельнику они отоспались и чувствовали себя значительно лучше. В сверкающей клинике их представили доктору Чинну, и тот подробно рассказал им о лечении. Рози сдала анализы, ей сделали томограмму и поставили катетер Хикмана. Затем на нее надели желтую маску, открытым для облучения оставив лишь участок размером с опухоль.

Еще им показали гигантский аппарат, который направляет лучи на нужный участок головы, и сообщили, что Рози каждый день по полчаса будет проводить в маске под этим аппаратом. А через четыре недели уже по сорок пять минут. Но субботы и воскресенья – выходные. Во время сеансов Рози будет в палате совсем одна, но она может слушать музыку. В палате установлена камера, так что Лиз сможет наблюдать за дочерью. Неделя ушла на подготовку, и они успели познакомиться с четырьмя другими семьями из Великобритании. Как выяснилось, все они жили в одной гостинице, и Рози быстро подружилась с Лотти, своей ровесницей из Бирмингема. Девочки постоянно держались вместе.

Хотя сама терапия была безболезненной, у нее имелись побочные эффекты. Рози снова начала лысеть, по утрам она обнаруживала на подушке целые пряди. Из солидарности Лиз остриглась еще короче, но Рози, видя, что с Лотти и другими детьми происходит то же самое, почти не переживала из-за волос. Аппетит, которым Рози и в лучшие времена не могла похвастать, совсем пропал.

Стойкость дочери вызывала у Лиз гордость. Несмотря на все трудности, Рози научилась радоваться жизни: завела новых друзей, непринужденно общалась с персоналом больницы, относившимся к ней с невероятной теплотой. В больнице для детей имелась особая программа. Порой Лиз казалось, будто они приехали в отпуск, а не из-за ужасной болезни.

Однажды их повезли в зоопарк, и Рози даже покаталась верхом на огромной черепахе и покормила скатов, в другой раз – в океанариум, потом – в музей истории науки, и наконец – на родео, где Рози забралась на спину техасского длиннорогого быка. Они сходили на баскетбольный матч, покатались на аттракционах в парке, посетили с экскурсией пожарную часть, где и детям, и взрослым позволили съехать по шесту и забраться в пожарную машину, а во время посещения конюшни Рози влюбилась в лошадь по кличке Бадди и ей разрешили прокатиться на ней верхом.

Как-то раз для девочек устроили маникюрный день, и Рози впервые накрасили ногти. Она выбрала желтый лак с цветочками, а Лотти захотела розовый со звездочками.

– Как думаешь, я так старше выгляжу? Как подросток? – серьезно спросила Рози, оглядывая свои ногти.

– Да, – улыбнулась Лиз, – очень по-взрослому.

В Англии Лиз говорили, что вероятность того, что лучевая терапия окажется эффективной, составляет семьдесят процентов. Здесь же доктор Чинн был на девяносто процентов уверен, что протонная терапия сработает. Он говорил об этом без малейшей доли сомнения, и Лиз заражалась его оптимизмом. Но даже сейчас на нее порой накатывала безысходность. Что, если они заблуждаются и это ощущение уверенности обманчиво? Они в незнакомой стране, вокруг улыбающиеся лица… Вдруг сказка закончится, они вернутся в Корнуолл и обнаружат, что опухоль никуда не делась?

Донимали и мысли об Айрис, которые прогнать не удавалось. Сейчас, когда у Лиз появилось время обдумать случившееся, она порой задыхалась от гнева и нежелания верить в случившееся. Лиз хотелось забраться на крышу и заорать что есть мочи, придумать какое-нибудь адское наказание для подруги, смешать ее имя с грязью. Ведь, в конце концов, она украла у них с Рози два с половиной миллиона фунтов – сумму, которая могла бы навсегда изменить их жизнь. Разве не должна она заплатить за это преступление?

Но если верить Айрис, деньги они уже успели промотать и она отдала Лиз последнее. И она извинилась, пусть и неуклюже, и даже попыталась хоть как-то восстановить справедливость. Рози смогла пройти курс лечения, а Айрис теперь до конца жизни суждено мучиться из-за содеянного. Так ли уж ей хочется отомстить? В этом Лиз не была уверена – как и в том, что восстановит справедливость, если накажет Айрис и ее семью.

Словом, она никак не могла решить, как поступить с ворами, да и с деньгами, что у нее остались. На счету оставалось двести тысяч фунтов – сумма непостижимая. Надо распорядиться ими правильно, но только когда они с Рози вернутся домой и голова у нее не будет забита другими мыслями.

В самые тяжелые минуты Лиз отчаянно хотелось поговорить с Робертом. Он звонил почти каждый вечер, в восемь, когда в Англии было глубоко за полночь. Роберт расспрашивал, как прошел день, и Лиз в деталях рассказывала, стараясь, чтобы голос звучал бодро. Кому охота общаться с ноющей плаксой. Впрочем, иногда сдержать страхи ей не удавалось.

– Я так боюсь. Вдруг они скажут, что лечение не помогло? Рози по-прежнему слишком слабенькая. Что, если ее организм не выдержит?

Роберт ни разу не попытался утешить ее банальностями. Немного помолчав, он отвечал:

– Лиз, ты же понимаешь, сейчас она в надежных руках, надежнее не бывает. Они не навредят ей, а нам надо просто набраться терпения и подождать.

Его голос, глубокий и мягкий, действовал на нее успокаивающе. Странно, но по телефону Роберт вовсе не был ни стеснительным, ни скованным.

– Пока, – говорил Роберт.

– Увидимся через пару недель, – отвечала она.

– Да, увидимся. Рози спит?

– Угу. Как младенец. И тебе тоже пора спать.

– Да, скоро лягу, но я совсем не устал.

– Я тоже.

И беседа заходила на новый круг. Случалось, они разговаривали часами.

В последние две недели терапии Лиз удалось справиться с тревогой, и она решила провести это время с пользой, понимая, что в ближайшем будущем им едва ли суждено вернуться в Оклахома-Сити. Небо – синее и безоблачное – подпитывало приподнятое настроение.

Рози не прибавила в весе ни фунта, но с Лиз джинсы больше не спадали, осунувшееся лицо чуть округлилось. В зеркало она смотрелась нечасто, однако заметила, что впалые щеки исчезли, как и темные круги под глазами. Волосы отросли и уже закрывали уши.

– Пожалуйста, не стригись больше! – попросила как-то Рози. – Пусть у тебя волосы будут как прежде – длинные и красивые.

– Договорились, – растроганно согласилась Лиз, – не буду.

Она удивлялась тому, как быстро привыкла к жизни в чужой стране. Прежде она ни за что не поверила бы, что научится ориентироваться в американском торговом центре, платить долларами и центами вместо фунтов и пенсов и болтать с людьми, которые хоть и говорят по-английски, но ведут себя крайне необычно.

Она подружилась с другими матерями из Англии, особенно с Сэм, мамой Лотти, пухленькой улыбчивой женщиной с заразительным смехом и склонностью к бунтарству. Разговаривая с кем-то, кому пришлось пройти через те же сложности, Лиз ощущала облегчение.

Однажды, во время очередной экскурсии, Сэм с заговорщицким видом прошептала:

– Знаешь, музеи мне уже осточертели. А этот вообще тоскливый. Давай сходим куда-нибудь выпить?

Предупредив в клинике, что они на часок отлучатся, подруги отправились в бар. Чувствуя себя виноватой, Лиз собиралась ограничиться апельсиновым соком, но Сэм об этом и слышать не желала и заказала по коктейлю.

– Мы заслужили!

Они потягивали «маргариту» и смеялись, вспоминая, сколько им пришлось тут съесть.

– Я тут полстоуна набрала, не меньше, – и Сэм оттянула складку на животе, – это все картошка фри и пончики. Теперь сама как пончик. Вернусь домой – а меня никто из знакомых и не узнает. Увидят на улице и даже не поздороваются.

– Не переживай. Вернешься в Англию и сразу похудеешь.

– Под Рождество-то? Когда на каждом столе пироги с глинтвейном? Это вряд ли.

До того все их разговоры крутились вокруг детей, но сейчас Сэм принялась рассказывать, что в Бирмингеме у нее магазин женской одежды, которым сейчас занимается подруга.

– Пока Лотти не заболела, дела шли в гору, а потом я просто не могла думать ни о чем другом. Словно кто-то вдруг взял и поставил на паузу всю нашу жизнь, и магазин перестал меня волновать. На модные показы ходить я перестала, так что сейчас, боюсь, моя коллекция порядком устарела. – Она вздохнула. – Но разве есть что-то важнее детей? Я бы все отдала – лишь бы Лотти выздоровела.

Лиз рассказала, как соседи устроили сбор пожертвований, как она открыла «Поделки от Рози», на удивление быстро набравшие популярность.

– Ого, да ты крутая! – И Сэм восхищенно присвистнула. – Собрала столько денег, да еще и дело открыла, и все это одновременно!

Лиз сказала, что если бы не нужда, она вряд ли справилась бы, но Сэм не согласилась.

– Ничего подобного. Так быстро раскрутить бизнес, пусть и небольшой, немногим удается. И название отличное. Тебе непременно нужно запустить его снова, а я размещу рекламу твоих украшений на моем сайте, выставлю их у себя в магазине. Мне кажется, бирмингемские дамочки будут в восторге.

Лиз подумала, что Сэм ее перехваливает, но ей было приятно. «Поделки от Рози» она восстанавливать не собиралась – она вообще не представляла, как сложится их жизнь по окончании протонной терапии, – поэтому ответила, что решит попозже. Но зерно уже упало в почву, идея Сэм ее увлекла, и Лиз думала, что не воспользоваться успехом просто глупо. И если Рози выздоровеет, она, возможно, поразмыслит над магазином. Но только не сейчас.

Сэм заказала еще по «маргарите», и официант вместе со вторым коктейлем протянул Лиз поднос с запиской:

– Это попросил вам передать вон тот джентльмен.

Лиз удивленно посмотрела через плечо Сэм. Из-за столика неподалеку ей улыбнулись двое молодых симпатичных мужчин. Один из них – брюнет – взмахнул рукой, приятель рассмеялся.

– Открывай же! – нетерпеливо сказала Сэм. – Что там?!

Лиз вдруг встревожилась. Вдруг это кто-то из клиники? Она нервно развернула бумажку. «Привет, я Майкл. Позвони мне». И номер телефона.

Лиз показала записку Сэм, и та, украдкой глянув на мужчин, хихикнула.

– Лиз, да он запал на тебя! И они милые. Может, я тогда заберу блондина?

Только тут до Лиз дошло, она вспыхнула и уткнулась в бокал. Она еще не сталкивалась с таким нахальством, но больше всего ее поразило то, что ей приятно, но, конечно, знакомиться с этим типом она не собирается.

Все дело в американских порциях, решила Лиз. На наглеца она не смотрела, а тот громко хохотал, явно пытаясь привлечь ее внимание. Лиз вдруг почувствовала себя девчонкой, тревоги куда-то отступили, хотя она и понимала – это все минутное, эфемерное, а реальность ждет ее за дверью бара – Рози, лечение, две сотни тысяч фунтов в банке, с которыми надо что-то решать.

В ту неделю в клинике затеяли вечеринку для детей по случаю Хэллоуина, пусть до самого праздника и было еще много времени. Два пациента, в том числе и Рози, должны были скоро уехать, так что устроить веселье решили заранее. Смастерили костюмы, из тыкв вырезали зловещие рожи. После карнавала всех позвали в зал, где пациентов и их родителей ждал сюрприз – детальное слайд-шоу о каждом ребенке и его семье.

Рози обменялась адресами и номерами телефонов с другими детьми. Все они обещали друг дружке писать и приезжать в гости. Лотти упрашивала родителей свозить ее в Корнуолл, где она еще не бывала, сразу после Рождества, если, конечно, самочувствие позволит. Лиз сказала, что девочки смогут жить вместе в комнате Рози, Сэм с мужем Мэттом устроятся в ее спальне, а сама она поспит в гостиной.

– Я тебя познакомлю со своими друзьями в Тремарноке! – захлебывалась от радости Рози.

Лиз улыбнулась, подумав, что Лотти наверняка удивится, увидев Пэт, Джин с Томом, Барбару, Эсме, Руби и Виктора, Тони с Фелипе, Рика и Роберта. Дочь говорила о них так, будто все они были ее ровесниками.

– Мы тебя угостим корнуолльскими пирожками. Они такие вкусные! – пообещала Рози и добавила, увидев, как Лотти скривилась: – Клянусь! И они вовсе не похожи на ту гадость, что продают на заправках.

Лиз и Рози пообещали в начале нового года съездить к Лотти в Бирмингем.

– Мэтт присмотрит за девочками, а мы на целый день завалимся в спа! – объявила Сэм. – Недалеко от нас отличный салон, а потом, может, в кино сходим или поужинаем где-нибудь.

Подумав, во сколько такое развлечение ей обойдется, Лиз забормотала, что она не знает, но тут же одернула себя – у нее же есть деньги Айрис.

– Непременно! – сказала она.

Ведь нет ничего страшного в том, что она возьмет немного денег Айрис и съездит с Рози в Бирмингем? Не так уж это и дорого, а им с Рози полезно развеяться. Их жизнь до Оклахомы веселой не назовешь.

При прощании дети плакали и даже Лиз не смогла удержаться от слез.

– Вы так тепло приняли нас. Спасибо! Вашу доброту мы никогда не забудем. – Она по очереди обняла сотрудников клиники.

Накануне они с Рози прошлись по торговому центру и купили каждому небольшой подарок. Брэнди, обожавшей животных, – пушистую коалу, Норин, фанатке британского королевского семейства, – книгу про Уильяма и Кейт, а доктору Чинну, заядлому бегуну, – ярко-желтую спортивную жилетку.

Прощание далось тяжело, Лиз и Рози еще долго молчали и заговорили лишь в самолете.

– Я так по Пэт соскучилась, – сказала Рози. – И по моей комнате. И по Джин с Барбарой, и по Эсме, и по всем остальным. И по Роберту. – Она испытующе посмотрела на мать: – Мама, а ты соскучилась по Роберту?

– Да, – честно ответила Лиз, – и по всем остальным тоже. Путешествия – это здорово, но домой возвращаться – еще лучше.

Однако такой ответ Рози не устроил.

– Но ты скучала по нему? По Роберту?

Лиз прекрасно понимала, куда дочь клонит, но не хотела вводить Рози в заблуждение.

– Скучала. Роберт был к нам удивительно добр, и ты ему очень нравишься.

– Это ты ему очень нравишься, – рассердилась Рози, – вот только ты сама этого почему-то не видишь! Взрослые иногда бывают такими тупицами!

– Чш-ш, – одернула ее Лиз, – разве можно так говорить.

Про себя же она подумала, что с Рози вполне станется навоображать, будто их с Робертом связывает не только дружба. Детям только дай волю, все перевернут с ног на голову.

– Вечно ты переворачиваешь с ног на голову, – прошептала Рози упрямо.

Лиз и прежде казалось, что дочь читает ее мысли, но чтобы вот так – впрямую… Она уткнулась в журнал.

 

Глава двадцать седьмая

Возвращение было невероятным. Усталые и грязные после долгого путешествия, Лиз и Рози ввалились в дом, зажгли свет и остолбенели: в их квартирку втиснулись практически все жители Тремарнока. Они прятались – довольно безуспешно – за занавесками, креслами, в спальнях, ванной и на кухне.

– Добро пожаловать домой! – закричали встречающие, выскочив из укрытий. – Мы соскучились!

Путешественницы лишь рты раскрыли, а Рик уже извлек огромную бутылку шампанского. Хлопок пробки, и шампанское потекло в пластиковые стаканчики. Рози, к ее восторгу, тоже оделили выпивкой, и Лиз предпочла этого не заметить.

– Ну, рассказывайте! – потребовала Пэт. Щеки у нее порозовели, глаза сияли. Неужели успела захмелеть от нескольких глотков? – Все-все выкладывайте, нам все интересно.

Лиз растерялась, не зная, с чего начать.

– Ну, мы… Э-э… – начала она, но запнулась.

Рассказать про город? Про номер в отеле, где они жили? Про сотрудников «Прокьюр», аппарат для протонной терапии или о том, как Рози каталась на техасском длиннорогом быке? Или начать с их новых друзей – Лотти и Сэм? А может, описать ту удивительную желтую маску, которую надевали на Рози?

– Дайте же бедняжке передохнуть! – крикнула Барбара, зажатая между Эсме, на которой сегодня было престранное черно-розовое платье, и Дженни Ламбер, прижимавшей к груди джек-рассела Салли. – Они же с ног валятся от усталости.

Лиз усадили в синее кресло, а Рози, не выказывая никаких признаков утомленности, обнималась с гостями.

Тут были и Ханна, в деловом темно-синем костюме и белоснежной блузке, и Кася, и даже Джо – с явно наметившимся животом.

«Надо же, пятый! – восхищенно подумала Лиз. – Господи, вот у Джо хлопот-то будет!»

Она показала Джо большой палец, та улыбнулась и послала ей воздушный поцелуй.

– Ну, так как там, в Штатах-то? – Густо подведенные глаза Лавдей горели любопытством. – Они все там и правда толстые?

Лиз отхлебнула шампанского и рассмеялась.

– Не все. Но порции там огромные, это верно.

– Порция – это что? – подал голос Фелипе.

– Еда, дорогуша, – терпеливо ответил Тони, – то, что положили в тарелку. У тебя в записной книжке это слово уже есть. Забыл?

– О, – Фелипе достал из нагрудного кармана потрепанный блокнот и быстро пролистал, – да, есть. Порция, – повторил он. – Какое странное слово.

Лиз вдруг вспомнила.

– Рози, открой мой чемодан и достань оттуда сама знаешь что. Лежит сверху.

Девочка бросилась к стоявшему в проходе чемодану, открыла его и вытащила огромный завязанный пакет.

– Открывайте! – весело проговорила она, протянув пакет Пэт.

Старушка, не справившись с узлом, передала пакет Джессу. Тот развязал и заглянул внутрь:

– Что это?

– Американские сласти! – крикнула Рози. – И с арахисовой пастой, и мармеладное драже, и шоколадные батончики «Хершиз». Там это все называется «сласти», а не «сладости», и еще они едят арахисовое масло с вареньем, но называют его не вареньем, а джемом. И все такое странное!

Стоявший у окна Натан, который отпустил щегольскую бородку, скривился:

– Ф-фу. Вот, наверное, мерзость-то.

– А вот и нет, объедение! – возразила Рози.

Лиз не стала говорить, что в Америке дочь относилась к еде с величайшей осторожностью, и арахисовое масло с джемом было чуть ли не единственным местным кушаньем, которое она отважилась попробовать.

– Налетайте!

Пакет передавали из рук в руки, и гул голосов сменился чавканьем. Лиз, вдоволь наевшаяся сладостей в Оклахоме, спросила, что новенького произошло в Тремарноке, пока их не было, и Лавдей пересказала наиболее важные сплетни.

– А еще возле дома Валери ее сын Маркус подрался с какими-то ушлепками, – она развернула драже с арахисовой пастой и отправила в рот. – Эсме пошла посмотреть, что происходит, – она взглянула на Эсме, и та мрачно кивнула, – а они обозвали ее жирной…

– Ну ладно, – быстро перебила ее Джин, – подробности Лиз вовсе не обязательно знать.

– В общем, они орали, начали толкаться. Мимо как раз проходила Шарлотта Пеннифезер, она вызвала полицию, на ушлепков надели наручники и увезли. – Лавдей рассмеялась довольно. – Прямо старая добрая уличная драка. Шарлотта сказала, что если бы не копы, то началась бы настоящая потасовка. В Тремарноке уже сто лет ничего подобного не случалось!

– Невероятно! – согласилась Лиз.

– Этот паренек, Маркус, – порченый ломоть, – вздохнула Пэт.

– А он вернулся? – спросила Лиз.

Эсме покачала головой.

– Валери выставила «Хатку» на продажу. Оно и к лучшему. Валери все равно тут почти не бывает. – Она фыркнула, и кончик ее длинного тонкого носа дернулся. – Считает, что мы ей не ровня. Но на самом деле это она нам не ровня.

– Это точно! – подтвердил Рик, подливая себе шампанского.

Каждый справлялся о самочувствии Рози, и девочка отвечала, что сперва надо сделать томограмму, и тогда будет ясно, сработала ли протонная терапия.

– Опухоль они не аннигилировали, – произнесла Рози медленно и с явной гордостью, после чего огляделась, ожидая одобрения, – но мы надеемся, что она перешла в латентную стадию, – это означает, что она надолго заснула, возможно, даже навсегда.

Пэт умиленно ахнула.

– Доктор Чинн говорит, что нисколько в этом не сомневается, – добавила Рози, – а он потрясающий доктор. Все на свете знает об опухолях мозга! Эксперт мирового класса.

– Какие великолепные новости! – обрадовалась Эсме. – На это мы и надеялись.

Когда все немного успокоились, Лиз сказала, что собранные деньги в результате не пригодились, и правильнее всего перевести их в какой-нибудь благотворительный фонд. Она хотела бы пожертвовать их в Фонд по лечению опухолей мозга, но если у кого-то есть другие идеи, можно проголосовать.

Ей пришлось рассказать о чеке Айрис, иначе все задались бы вопросом, где она взяла деньги. Однако Лиз умолчала как о причинах невероятной щедрости бывшей подруги, так и об оставшихся у нее двухстах тысячах.

Все решили, что Айрис пожертвовала часть выигрыша на лечение Рози по доброте душевной. В конце концов, от нее не убудет. Лиз это покоробило, но она так и не решила, как ей быть с Айрис. Что ж, пусть Айрис хоть недолго побудет святой.

– Ты после джетлага в себя приди, – мягко посоветовала Барбара, – а потом обсудим, как поступить с деньгами. Ведь они же не убегут, верно?

За окном сгущались сумерки, Лиз встала, чтобы задернуть занавески. От нее не укрылось, что Лавдей и Джесс не отходят друг от друга. Они стояли в дверях, рука Джесса лежала на плече девушки. Парочка выглядела счастливой. Что ж, значит, пока не разбежались, вот и хорошо. Красивая пара – блондин с белоснежной улыбкой и мышцами виндсерфера и темноволосая красотка с роскошной грудью.

Лиз посмотрела в окно, вздохнула, увидев вместо гигантских небоскребов милые ее сердцу разномастные белые коттеджи, и только сейчас осознала, что Роберта среди собравшихся не было. Она так обрадовалась всем, так спешила поделиться новостями, что даже не заметила этого.

Сердце упало, но она приказала себе не глупить. Встретится с ним в другой день, времени у нее полно. В конце концов, уже вечер и Роберт наверняка работает. Ему просто некогда. Странно, что Лавдей с Джессом пришли. Наверное, в ресторане сейчас только Алекс с Каллумом. Не видно было и Эйдена, сына Барбары, – похоже, управляется вместо нее в пабе. Какие же они молодцы, что устроили такую встречу.

– Лавдей, Джесс, Джош – а вам разве не пора в ресторан?

Джесс посмотрел на мобильник:

– Скоро двинем, шеф велел быть к половине седьмого.

Лиз направилась в кухню, чтобы приготовить чаю. Заглянула по дороге в спальни, там пахло цветами и чуточку моющим средством. Кто-то устроил генеральную уборку.

На кухонном столе ждали сложенные стопкой письма, одно из них было от Грега. Лиз сунула его под какой-то счет и налила в чайник воды. Пока они были в Америке, Грег не давал о себе знать, не прислал ни единого сообщения, поэтому письмо вполне могло подождать до завтра.

Как же хорошо вернуться домой, думала Лиз, ставя на поднос чашки. Роскошным их жилище, конечно, не назовешь, но здесь так уютно, это их дом. Номер в оклахомской гостинице куда шикарнее, но тут твои вещи, пусть и скромные, а друзья либо через дорогу, либо за углом, либо толпятся в твоей собственной гостиной, – с этим ощущением ничто не сравнится.

Им с Рози все же невероятно повезло. Теперь бы дочери набраться сил, и тогда она вернется в школу. А корнуолльский воздух ей поможет.

Следующая томограмма назначена на январь. Только тогда станет ясно, что с опухолью. Тогда – и никак не раньше Лиз решит, возвращаться ли на работу, налаживать ли жизнь. В том, что она вновь способна взвалить на себя такую же нагрузку, как до болезни Рози, Лиз сомневалась. Но если у Каси не найдется для нее места, то наверняка можно подрабатывать уборкой и в Тремарноке, да и в «Улитке» ей наверняка не откажут…

Конечно, не исключено, что опухоль проснется через год, или пять, или пятнадцать лет. И Рози всю жизнь придется регулярно обследоваться. Но загадывать на будущее Лиз уже давно перестала, теперь ее планы ограничивались разве что завтрашним днем, следующей неделей, может, даже месяцем, но на год уже не простирались. Лиз был дорог каждый час, проведенный вместе с дочерью, и она не собиралась переживать сейчас, удастся ли той поступить в университет. Гулять по пляжу, пить чай со сконами «У Пегги» – уже достаточно. На таких мгновениях и держится их жизнь.

Чайник закипел, Лиз разлила кипяток по чашкам, поставила на поднос небольшой молочник и отнесла в гостиную.

– А мы уж тебя заждались, – Лавдей забрала у нее поднос, – решили, что ты там заснула!

Лиз рассмеялась.

– Прошу прощения, отвлеклась на письма. Такое чувство, будто нас сто лет не было.

Лавдей протянула ей голубую чашку со сколотым краем.

– А выглядишь вовсе не как столетняя.

Лиз отхлебнула, тепло разлилось по телу.

– Как же хорошо вернуться домой. Вы даже не представляете, как часто я всех вас вспоминала.

– А мы вас. Дождаться не могли.

Наконец Джесс сказал, что им пора, и снял с крючка в прихожей пальто – свое и Лавдей. Джош потянулся следом. Лиз вышла проводить их.

– Спасибо, что пришли. – Она по очереди перецеловала их, а Лавдей обняла покрепче. – Молодец, правильно сделала, – шепнула Лиз, – я бы на твоем месте тоже его выбрала.

Лавдей захихикала.

– Спасибо, миссис Сваха. Я решила, что пока он хорошо себя ведет, то почему бы и нет?

Воздух был холодным и обжигающим, таким непривычным по сравнению с оклахомским, Лиз обхватила себя руками. Ужасно хотелось принять душ и забраться в постель, хотя она понимала, что из-за разницы во времени они с Рози еще долго не заснут.

Сзади доносились голоса – Пэт, Джин, Барбары, Дженни и Рика, самый громкий. Похоже, они тоже собрались уходить.

– Забегай в ресторан, – пригласила Лавдей, – придешь в себя, вещи распакуешь – и приходи. И вообще, хорошо бы ты вернулась.

– Поживем – увидим.

И тут она увидела, как из-за поворота на Саут-стрит показалась высокая темная фигура, человек направлялся к их дому. В свете уличных фонарей она различала растрепанные волосы, рассеянное лицо. Он словно ужасно торопился.

– Это же Роберт! – закричала Рози. Лиз и не заметила, что дочь стоит у нее за спиной.

Она и опомниться не успела, а уже мчалась вверх по улице. Пока не приблизилась настолько, что увидела на его лице изумление, и тогда неловкость и стыд заставили Лиз остановиться. К щекам прилила кровь, и она вспомнила, что сзади наверняка наблюдают за ней во все глаза. Да что же она такое творит? Ведь и Рози тоже смотрит на нее – господи, выставила себя на посмешище… Лиз захотелось провалиться сквозь землю.

Она уже собиралась забормотать банальные слова приветствия, какие угодно, главное – сгладить неловкость, но тут он раскинул руки и улыбнулся – искренне, радостно и без тени смущения. Отбросив сомнения, она шагнула к нему, и он обнял ее.

– Я так по тебе скучала, – сказала она.

Какой смысл притворяться? Лиз вспомнила, как бросилась ему на шею на летном поле. Но тогда ее поступок можно было истолковать как благодарность, а сейчас-то – нет. Эту игру она проиграла.

– И я, – пробормотал Роберт, уткнувшись в ее короткие волосы. Он тоже проиграл. – Ты даже не представляешь, как сильно.

Они стояли так целую вечность, Лиз прижималась щекой к его груди и чувствовала себя так, словно во всем мире не было ничего естественнее. Роберт стоял неподвижно. Когда Лиз наконец со вздохом высвободилась из его объятий, он взял ее за руки. Они держались друг за дружку так, словно боялись, что разними руки – и другой тут же растает в воздухе.

Лиз забыла о друзьях и даже о Рози, но тут опомнилась и оглянулась. Все так и стоят у дома – и смотрят. Наблюдают. Вцепившись в руку Пэт, Рози буквально приплясывала на месте.

Пэт что-то говорила, изображая беседу с Рози, но Лиз понимала, что она пожирает глазами их с Робертом. Как и все остальные. Джесс с Лавдей ухмылялись, а Дженни Ламбер так крепко прижимала к себе Салли, что та жалобно поскуливала. По лицу Эсме расплывалась невероятной ширины улыбка – Лиз и не подозревала, что она на такое способна. А Рик под шумок обнимал Эсме за талию.

И что они все теперь подумают? И что подумает Рози?

Они двинулись вниз, и Лиз услышала, как кто-то воскликнул:

– Слава богу!

– Наконец-то! – откликнулся другой голос.

Или это только послышалось?

Рози вдруг отпустила руку Пэт и, припадая на одну ногу, бросилась к матери. Подъем в гору давался ей нелегко, Лиз замешкалась, не зная, остановиться или бежать навстречу, но Рози уже была рядом, и Роберт подхватил ее и закружил.

– Розанна Брум! – и Рози завизжала от восторга. – Я уже боялся, что ты навсегда уехала!

Очутившись на земле, Рози втиснулась между взрослыми, ухватила за руку сперва мать, а потом Роберта, будто связав их троих. Так они и дошли до «Голубки», где Ханна, Кася, Джо и жители Тремарнока молча расступились, пропуская их в дом.

Вскоре Лиз снова поблагодарила каждого из собравшихся и попрощалась, Роберт закрыл за ними дверь, и Рози побежала к себе в комнату. Роберт хотел было обнять Лиз, но она отстранилась.

– А как же твоя бывшая невеста? – спросила она.

Роберт замер.

– Моя бывшая невеста? – удивленно переспросил он. – А что с ней такое?

К горлу Лиз подкатил комок. Что ей говорила Ханна? «Он так и не забыл ее. И, скорее всего, никогда не забудет».

– Ты ее все еще любишь, да?

Роберт склонился, ласково обхватил руками лицо, заглянул в глаза.

– Ты шутишь, да? Неужто ты и впрямь так думаешь?

Он глубоко вздохнул. Лиз с ужасом ждала, что он скажет. Точно ли ей хочется это знать?

– Чтобы пережить это, мне понадобилось много лет.

Лиз сглотнула.

– Я пытался отменить свадьбу еще за несколько месяцев. Понял, что мы с ней не пара. Но она угрожала. Говорила, что наложит на себя руки. Я боялся, что она и правда учудит что-нибудь. Я был сам не свой, но как поступить, не знал. А потом выяснилось, что она изменяет мне, даже забеременела от другого, но и меня отпускать не желала. Уступила, только когда я предложил ей деньги. На самом деле именно этого она и добивалась. Ее интересовал не я, а мой счет в банке.

Лиз от изумления почти окаменела.

– А Лавдей говорит, что это невеста тебя бросила и ты так и не оправился от удара. Почему?

– Потому что я никому правду не рассказал. По отношению к ребенку это было бы несправедливо, вот я и сказал, что это она меня бросила, потому что влюбилась в другого. Пусть уж ребенок растет в уверенности, что его родители любили друг друга, что зачат он был в любви. Но я начал сомневаться в себе, думал, что не способен отличать истинное от фальшивого. Понимаешь, я ведь любил ее, но когда все встало на свои места, начал задаваться вопросом: почему я был так слеп и глуп? – Он вздохнул. – Ну да, эта история меня подкосила, и я поклялся, что если уж не разбираюсь в женщинах, то и отношений заводить не буду. И обещание себе я держал, пока не встретил тебя…

Лиз молчала. Не такого она ожидала.

– Я ответил на твой вопрос? – спросил он наконец.

Она подняла голову, Роберт наклонился и коснулся губами ее губ. Она закрыла глаза и потянулась к нему.

– Я люблю тебя, Элиза Брум, – прошептал он, когда они оторвались друг от друга.

Лиз подумала, какая же странная все-таки жизнь – то бьет наотмашь, то окутывает лаской.

– Я тоже тебя люблю.

 

Глава двадцать восьмая

Несмотря на всю радость возвращения, настроение у Рози скакало, и первые недели дома дались ей непросто. Как и предупреждал доктор Чинн, побочными эффектами стали быстрая утомляемость, неспособность сосредоточиться, внезапная раздражительность.

Перед Рождеством Рози все-таки пошла в среднюю школу в соседней деревне, но нередко Лиз приходилось забирать дочку пораньше, после чего та еще несколько часов отлеживалась в постели. Однако Лиз не унывала. Многих в новой школе Рози знала – среди одноклассников были и ее подружки Мэнди и Рэйчел, зато Кайл, к счастью, учился теперь в другой школе. Кроме того, директор школы и классный руководитель прикладывали все усилия, чтобы девочка побыстрее привыкла.

Мало-помалу самочувствие у Рози наладилось, и Лиз начала смотреть в будущее с надеждой. Немалая заслуга в том принадлежала Роберту. С памятного вечера возвращения страхи Лиз в его отношении рассеялись, они с Робертом теперь не сомневались, что хотят быть вместе. Сперва они осторожничали – боялись расстроить Рози, да и до следующей томограммы не желали строить никаких планов. Однако Роберт проводил в «Голубке» все больше и больше времени и даже оставался порой на ночь.

По ночам, засыпая у него в объятиях, чувствуя его дыхание у себя на плече, Лиз думала, что если бы не болезнь Рози, то она была бы по-настоящему счастлива. Дочь обожала Роберта и уж она-то в те дни была и вправду счастлива. Лиз знала – Рози рада за нее, да и за себя.

Перебравшись к ним, Роберт настоял, чтобы они купили новый диван. Но и только – в остальном квартира ничуть не изменилась.

Теперь они втроем устраивались на новом диване и смотрели телевизор. Но главное – Рози чувствовала себя все лучше. Они с Робертом вечерами играли в настольные игры, вместе делали уроки, а когда Рози утомлялась, Роберт читал ей вслух или рассказывал какие-нибудь истории. В такие моменты Лиз понимала, какую тяжкую ношу она прежде тащила в одиночку. Заботиться вдвоем намного проще, чем одному.

Незадолго до Рождества, в пятницу, когда Рози вернулась из школы, дома ее ждали Лотти с родителями – приехали в гости на выходные. Обе девочки еще были слабы, но встреча словно придала обеим сил. Рози решила показать подруге Тремарнок, познакомить с друзьями. В квартире царил кавардак, Роберт с Лиз спали на надувном матрасе в гостиной. В ресторане было не протолкнуться от посетителей, на все дни рождественских каникул все столики были забронированы, и Роберт пропадал на работе. Впрочем, он все же выкроил время для совместной прогулки. Они с Мэттом отлично поладили.

В субботу вечером он пригласил всех на ужин в «Улитку». Лиз ни разу не бывала там в качестве гостя, она с трудом могла представить, что сядет за столик, а Лавдей и новая официантка, Клэр, будут ее обслуживать. Ей же будет неловко, да и девушкам наверняка тоже.

Но ужин прошел душевно, официантки обходились с ними как с почетными гостями. По настоянию Лавдей вся компания нацепила смешные бумажные шляпы, которые она купила специально для такого случая, а сама Лавдей называла Лиз исключительно «мадам», ухмыляясь каждый раз и приседая в карикатурном книксене. Повара расстарались на славу, Роберт разрывался между кухней, остальными посетителями и их столиком. Но все же нашел момент, чтобы откупорить шампанское.

– За Рози и Лотти! – провозгласил он, когда все подняли бокалы. – За наших храбрых и прекрасных девочек.

– За Рози и Лотти! – дружно повторили остальные.

Девочки смущенно отхлебнули апельсиновой газировки.

– Какого красавчика ты отхватила, а? – сказала Сэм, когда Роберт в очередной раз скрылся на кухне. – И такие чудесные глаза!

Лиз улыбнулась, ее переполняли гордость, любовь и благодарность. Как она вообще прежде жила без Роберта? Ее жизнь была пустой и одинокой, пусть даже она и не понимала этого.

Лиз спросила Сэм о планах на Рождество, та сказала, что к ним приедут ее родители.

– Здоровье у моего отца не очень, сердце барахлит. Но недавно ему подобрали новое лекарство, так что надеюсь, дела у него наладятся. Лотти идет на поправку, и мне хочется придумать для родителей что-нибудь особенное.

Лиз внезапно погрустнела, вспомнив о собственном отце, которого не видела уже много месяцев и который тоже сильно сдал – это она поняла, когда отец приезжал в Тремарнок. Пока они с Рози были в Оклахоме, он регулярно писал ей по электронной почте. Деньги, подаренные им на лечение Рози, Лиз вернула, как и сбережения Пэт. Вот только радости в голосе отца больше не было. «Тоня велела…», «Тоне это не нравится» или «Давина хочет» – вот что он говорил чаще всего.

– А ты что собираешься делать? – спросила Сэм.

Лиз ответила, что Рождество они будут встречать втроем, с Робертом и Рози, но непременно пойдут смотреть традиционное рождественское купание, а потом пропустят по стаканчику в «Поймай омара».

Она нисколько не сомневалась, что отец с Давиной и Тоней, как обычно, поедут к Тониным друзьям или родственникам, хочет того отец или нет. Лиз сделалось совсем грустно. Получается, отец не сможет порадоваться вместе с ней, не отпразднует завершение лечения, не познакомится с Робертом. Она не сомневалась, что отец одобрит ее выбор.

После ужина Роберт, отступив от принятого распорядка, попросил Джесса закрыть ресторан и предупредил, что на следующий день у него запланированы дела, после чего они с Мэттом пошли в бар, а Лиз с Сэм и девочками вернулись в «Голубку».

Уложив Рози и Лотти, подруги налили по бокалу вина и с ногами забрались на диван. И тогда Лиз спросила, не против ли Сэм, если она поделится с ней секретом.

– Конечно, рассказывай, – удивилась Сэм, – никому ни слова не скажу, обещаю! – И она провела рукой, запирая рот на замок.

Лиз помолчала. Она так долго и так тщательно скрывала свой гнев, сомнения и переживания, связанные с Айрис и украденным лотерейным билетом, так сдерживалась, чтобы не выложить все Роберту или кому-нибудь из соседей… Она боялась их реакции. Ведь наверняка ее станут подталкивать к действиям, к которым она не готова. Сэм наверняка отнесется к этой истории спокойнее.

– У меня была подруга, – и Лиз рассказала все.

Сэм, обычно такая разговорчивая, молчала. История явно потрясла ее. Слушая собственные слова, Лиз и сама теперь верила во все это с трудом. Она будто рассказывала не о себе, а о ком-то еще.

– Так что от денег осталось только двести тысяч фунтов, и они теперь у меня на счете. – Лиз поставила бокал на пол, глубоко вздохнула. Как же приятно облегчить душу. Поразительно, что у нее хватило выдержки так долго молчать. – Что с ними делать – ума не приложу. Может, отдать на благотворительность?

– Почему?! – воскликнула Сэм. – Это же твои деньги! Их у тебя украли!

– Мне страшно, – Лиз обхватила себя руками. – Такое чувство, будто эти деньги грязные или заразные. Меня буквально выворачивает, когда я думаю о них. Посмотри, что случилось с Айрис. Они сломали ей жизнь, разрушили нашу дружбу и разбили семью. Они попросту уничтожили ее.

Сэм покачала головой.

– Вдруг со мной будет то же самое? Вдруг я тоже изменюсь, вдруг все рухнет? Сейчас у меня есть все, мне ничего больше не нужно. Рози поправляется, мы с Робертом счастливы. К чему рисковать?

Сэм взяла Лиз за руки. Ладони у нее были мягкие, теплые.

– Нет, ты не изменишься, – ласково проговорила она. – Ты хорошая. Ты не такая, как Айрис. И никогда не станешь такой, как она.

Лиз хотела возразить, но Сэм не позволила.

– Да и двести тысяч по нынешним временам богатством не назовешь. Это же не два с половиной миллиона. И подумай о Рози. Боже упаси, конечно, но вдруг ей опять понадобится лечение. А если нет, во что я верю, то потратишь деньги на ее образование или купишь для нее жилье. А то устроишь ей грандиозную свадьбу!

Лиз невольно улыбнулась. Сама мысль о свадьбе Рози была нелепой.

– Если тебе самой они не нужны, – не унималась Сэм, – сбереги их для дочери. И не забывай – ты их не украла, а честно выиграла. Подумай об этом. – Она крепко сжала руки Лиз. – Почему ты не хочешь наказывать Айрис, я понимаю, но и себя не наказывай.

На следующий день Сэм, Мэтт и Лотти уехали, пригласив друзей погостить у них в Бирмингеме. Проводив их, Лиз была непривычно задумчива – все прокручивала в голове то, что сказала ей накануне Сэм.

– О чем задумалась? – спросил Роберт.

Рози затихла перед телевизором. Насыщенные выходные вымотали ее, но кутерьма явно пошла ей на пользу – все дни она провела в приподнятом настроении.

– Да так, ни о чем.

Но Роберта ответ не устроил.

– Я этот взгляд знаю. Тебя что-то тревожит.

Лгать ему Лиз не хотела, поэтому рассказала об отце.

– Жаль, что папа к нам не приезжает. Это пошло бы на пользу и ему, и Рози, ей не хватает дедушки. Я знаю, он любит Тоню, и рада, что он не один. В одиночку он совсем расклеился бы. Но хочется, чтобы он думал и о себе. И мне кажется, Тоня не особо следит за его здоровьем. А Давина так и вовсе использует его.

Роберт потер подбородок, ничего не ответил. Лиз пожалела, что заговорила об этом.

– Но это не твоя головная боль.

Она знала, как ему хотелось бы все исправить, вот только дело иметь придется с Тоней, а значит, и исправить ничего не получится. Последнее слово всегда остается за Тоней, этого не изменишь.

По понедельникам ресторан не работал, но Роберт заявил, что у него дела и ему придется уехать на весь день.

Лиз, до сих пор не озаботившаяся покупкой рождественских подарков, тоже решила скататься в Плимут, оставив Рози на Пэт.

Она не торопясь переходила из магазина в магазин. Выбрала кое-что из одежды для дочери, новую рубашку и сладкие деликатесы для Роберта, фарфоровую балерину для коллекции Пэт и милые безделушки для Джин и Барбары. Увидев в витрине черную блестящую мини-юбку, не удержалась и купила ее для Лавдей, а заодно – массивные серебряные сережки.

Вернулась домой она после четырех, и тут же позвонил Роберт, предупредил, чтобы рано его не ждали.

– Чем занимаешься? – спросила она, дожевывая кусок орехового торта, купленного в пекарне по пути домой. Она взяла всем по кусочку – себе, Роберту, Рози и Пэт. – Ты так и не сказал, куда едешь.

– А-а, это по поводу ресторана, – уклончиво ответил Роберт. – Не рассчитывал, что так задержусь.

Тут Рози попросила ее помочь довязать ошейник для собаки Дженни, поэтому больше ни о чем Лиз спрашивать не стала. Честно говоря, в практичности вязаного ошейника она сомневалась, но ведь главное – внимание.

– Ладно, не буду тебя задерживать, – сказал Роберт и попрощался.

Лиз окунулась в предрождественскую суматоху – готовила угощение и заворачивала подарки – и забыла о странной уклончивости Роберта.

На следующий день он забежал домой после дневной смены, принял душ и переоделся, представ перед Лиз в полосатой бело-голубой рубашке и новых песочного цвета брюках.

– Я их у тебя раньше не видела. Выглядишь потрясающе! – похвалила Лиз. Любуясь Робертом, она даже отступила на шаг.

– Вчера купил, – застенчиво сказал он. – Тебе нравится? Все-таки наше первое Рождество вместе, вот я и решил приодеться.

– А у меня ничего нового нет, – огорчилась Лиз. – Придется тебе потерпеть мои старые наряды.

– Ты и так хороша, – сказал Роберт и, чуть улыбнувшись, добавил вполголоса: – Особенно без одежды.

В дверь позвонили, и сидевшая в гостиной Рози бросилась открывать.

– Кто это? – удивилась Лиз.

Только бы кому-нибудь из соседей не вздумалось напроситься на чашку чая. Хуже всего, если это Эсме, чьей словоохотливости предела нет. Она прислушалась. После затянувшейся тишины раздался взволнованный возглас Рози:

– Дедушка!

Лиз непонимающе взглянула на Роберта и увидела широкую улыбку.

– Что происходит?.. – договорить она не успела, потому что в спальню ворвалась Рози.

А за ней… Лиз увидела отца. В темно-синем макинтоше и с тяжелым коричневым чемоданом в руках, который он без лишних церемоний поставил на пол.

– Здравствуй, Элиза! – Он пристально смотрел на дочь, словно не зная, чего ожидать. – Надеюсь, ты простишь, что я как снег на голову… – Вытащив из кармана платок, он промокнул лоб. – Наверное, не ожидала…

Неужели что-то случилось? У отца неприятности?

– Но я приехал к вам на Рождество!

Лиз охнула и, обогнув кровать, бросилась к отцу.

Не ожидая подобного проявления чувств, он пошатнулся и неловко погладил ее по спине, но потом засмеялся:

– Ну ладно тебе, ладно. Похоже, ты не против, да?

Лиз поцеловала его в щеку и отстранилась.

– Не против? – повторила она, увидев, что он не шутит. – Еще как не против!

Но радость ее тут же омрачилась.

– А Тоня как же? И Давина? Они не обидятся?

Меньше всего Лиз хотела, чтобы мачеха начала обрывать им телефон. Вставать между отцом и его женой Лиз не желала.

Пол покачал головой и откашлялся.

– Роберт, – он кивнул на Роберта, будто Лиз и сама не догадалась бы, о ком идет речь, – позвонил мне вчера и пригласил пообедать вместе в Вэндсворте. Он растолковал мне кое-что и сказал, что вы с Рози будете рады меня увидеть. И я подумал – почему бы и нет? Я еще ни разу не проводил с вами Рождество, мы же всегда ездили то к друзьям Тони, то к ее родным. И для разнообразия я решил провести этот праздник с дочерью и внучкой. Рози так долго лечилась, и вам столько пришлось пережить. Слава богу, кошмар позади и теперь все идет на лад. В этом году нам надо держаться вместе. И прости – мне следовало подумать об этом заранее, а не сваливаться без предупреждения. Тоня, как понимаешь, не особо обрадовалась. Вообще-то мы с Давиной и Стефано собирались на Рождество к Фреде, подруге Тони, но когда она принялась возражать, я просто сказал, что все равно поеду, собрал вещи и уехал.

Пол решительно снял макинтош и бросил его на кровать.

– Ну что ж, – он довольно потер руки, и Лиз вдруг показалось, будто отец помолодел лет на десять, – чем вам помочь? Картошку почистить? Или налить всем по бокалу? Я привез отличного вина. Роберт заказывал его в наш обед. И я нашел бутылку у нас в магазине по соседству. Превосходное. Думаю погостить у вас до двадцать восьмого или двадцать девятого, не меньше. Если, конечно, ты не против.

– Не против? Да я счастлива буду! – Лиз рассмеялась.

Волшебный день! Она посмотрела на Роберта. Тот по-прежнему улыбался.

– Спасибо, – она едва не плакала, но не от грусти, а от радости, – лучше подарка и не придумаешь.

Праздники прошли в веселой суете. Но были и тихие минуты, когда Лиз и Рози сидели вдвоем на новом диване в гостиной и обсуждали, как изменилась их жизнь за последние месяцы.

– У нас теперь настоящая семья, да, мам? – сказала Рози. – Мы с тобой, Роберт, дедушка, ну и все остальные тоже. Мы больше не одни.

У Лиз защипало в глазах, и она покрепче притиснула к себе дочь.

– Да, настоящая семья. И знаешь, по-моему, дедушка теперь будет часто бывать у нас.

Той ночью Лиз спросила у Роберта, что такого он сказал ее отцу, что тот решился пойти против жены.

– Я думала, этого никогда не случится, у них все решает Тоня. До обсуждения там вообще дело не доходит.

Роберт провел рукой по ее волосам, уже отросшим настолько, что Лиз заправляла их за уши.

– Сперва я задобрил его, вкусно накормил и угостил хорошим вином, а затем прямо в лоб заявил, что он поступает неправильно. Тебе и Рози он нужен больше, чем Тоне и Давине. Вот и все.

Лиз восхищалась его смелостью. У нее самой не хватило бы духу высказать все напрямую. Но теперь, если, конечно, понадобится, она и с Тоней не побоится поспорить. Возможно, Тоня даже зауважает ее и начнет воспринимать как равную.

– А с Тоней ты познакомился? – спросила Лиз. Интересно, что подумала мачеха, когда на ее пороге возник загадочный тип и умыкнул ее мужа?

Роберт приложил к ее губам палец.

– Давай не будем сейчас о ней? – прошептал он.

– Ладно, – пробормотала она, откидываясь на спину и закрывая глаза, – завтра расскажешь.

– Что?

– Говорю, завтра расскажешь мне про Тоню. Но он уже целовал ей шею, плечи, впадинки у локтей… И Лиз не сомневалась, что он ничего не услышал.

 

Глава двадцать девятая

– Опухоль сейчас размером с виноградину и больше не растет. Не исключено, что она останется такой навсегда и никак себя больше не проявит.

Лиз, Роберт и Рози будто парили над январской слякотью на белом пушистом облаке, а в ушах у них повторялись эти слова.

– Значит, меня совсем вылечили? – лицо девочки сияло.

– Можно и так сказать. – Лиз поцеловала дочь в макушку. Волосы отросли уже дюйма на три.

Громкое слово «вылечили» не до конца соответствовало действительности, но уточнять Лиз не стала.

– Вылечили! – Рози запрыгала с ноги на ногу. – Я выздоровела!

В машине Роберта они доехали до большой парковки в центре, и Роберт сказал, что ему придется отлучиться.

– А вы пока пообедайте, – посоветовал он. – Вернусь через час.

Рози захотелось пойти в итальянский ресторан, поэтому они с Лиз двинулись к историческому району Плимута, изредка останавливаясь и изучая вывешенные в ресторанных окнах меню. День был серый и промозглый, прохожие в пальто и с зонтиками в руках бежали мимо, но Лиз и Рози окружал залитый солнцем мир.

Они зашли в небольшой ресторанчик рядом с винокурней и сели возле окна. Пока Рози придирчиво выбирала блюда, Лиз сообщила всем, кого вспомнила, радостную новость: «Результаты МРТ отличные! Спасибо за заботу!»

– Мама, убери же телефон! – потребовала Рози. – Ты что будешь?

Лиз отложила в сторону телефон и посмотрела в меню:

– Хм. Наверное, спагетти болоньезе. А ты?

Рози выбрала лазанью, после чего зажала в непослушной руке телефон и принялась играть, ловко управляясь здоровой рукой.

– Эй, – обиделась Лиз. – А я, значит, должна свой убрать.

Впрочем, телефон ей был не нужен; укутанная теплой пеленой спокойствия, она смотрела в окно и думала, что Новый год выдался чудесный. Из раздумий ее вырвал голос Рози:

– Когда уже официант придет? Так есть хочется.

Согласившись, что официанты здесь и правда нерасторопные, Лиз уже собралась помахать кому-то из них, как ее внимание привлекла фигура на противоположной стороне улицы.

Молодая женщина с коляской шагала в сторону порта, в коляске сидел маленький мальчик лет трех. Лиз заметила их, потому что, несмотря на холод и дождь, на женщине были лишь джинсы и тонкий свитерок, хотя ребенок был одет в ярко-зеленый комбинезон.

Мокрые волосы липли к щекам женщины. Опустив голову, она медленно шла, словно не замечая дождя. В ручки прогулочной коляски она вцепилась так, будто боялась упасть. Она словно тащила на плечах все тяготы жизни.

Женщина с коляской перешла улицу, и Лиз замерла. Кристи! Значит, крупный малыш в прогулочной коляске – Спенсер. Последний раз она его видела, когда тому было чуть больше года.

Лиз вскочила и забарабанила пальцами по стеклу. Женщина подняла голову, увидела Лиз, и лицо ее исказилось.

– Подожди! – проговорила Лиз, стараясь отчетливее шевелить губами, но Кристи уже бросилась прочь.

Времени на раздумья у Лиз не оставалось. Она несколько раз пыталась разузнать что-нибудь про Айрис и ее семью, но Пэт, как ни странно, удалось выяснить лишь, что Айрис уехала из Лу, бросив недостроенный дом и оставив кучу неоплаченных счетов и разгневанных кредиторов. «Гнилые людишки», – Пэт неодобрительно тряхнула белоснежными кудрями. «Из Лондона откуда-то», – добавила она, будто там находилась колыбель всех пороков.

– Ты пока закажи, а я скоро вернусь, – велела Лиз, когда Рози тоже было вскочила, – я быстро.

Лиз выбежала из ресторана. Кристи удалялась так стремительно, что Лиз перешла на бег.

– Кристи! Кристи!

Дочь Айрис резко остановилась и развернулась к ней.

Лиз изумленно ахнула. Один глаз у Кристи заплыл, вокруг расцвел желтовато-синий кровоподтек, верхняя губа припухла, словно после удара.

– Чего тебе? – рявкнула Кристи. – Ты чего, не видишь, я тороплюсь?

– Я… я хотела узнать, как у тебя дела, – выдавила Лиз, пораженная не столько грубостью Кристи, сколько ее видом, – у тебя, у твоей мамы, у остальных. Я давно вас не видела.

Кристи пожала плечами.

– Как видишь, не очень. – Она настороженно огляделась. Так смотрят те, кто ждет подвоха и кому хочется побыстрее спрятаться. Спенсер захныкал. – Если решила позлорадствовать…

– Нет! Совсем нет. А как Айрис?

Девушка мотнула мокрыми волосами.

– Она в Лондоне. И мы с ней больше не разговариваем.

Как это печально. Семья, когда-то такая сплоченная и дружная, рассыпалась.

– Ты бы съездила к ней, – мягко сказала Лиз. – Она скучает по тебе. И по Спенсеру.

Кристи скривилась:

– Еще чего. Она меня ненавидит. Говорит, я дура, что связалась с Расселом. Это парень, с которым я встречаюсь… встречалась… Считает меня тупой.

Лиз осторожно дотронулась до ее руки, но Кристи дернулась и отскочила.

– Она вовсе тебя не ненавидит. Ты ее дочь, и она тебя любит. Хотя бы позвони ей. И поймешь сама.

На глазах Кристи выступили слезы, но она тут же вытерла их рукавом.

– Уже поздно. Все мы влипли по уши. И я, и Даррен, и папа. Все мы такого наворотили. А тебе-то что за дело? Радуешься, да? Вот, мол, они и огребли – ха-ха!

Лиз похолодела. Значит, Кристи все-таки обо всем знала, и Даррен с Джимом тоже. Скорее всего, и бабушка тоже знала об украденном билете. Семейная тайна. А вот известно ли им, сколько Айрис пожертвовала на лечение Рози, – это другой вопрос. Они все рассорились, друг с другом давно не разговаривают, а значит, вряд ли. Возможно, Айрис приняла это решение в одиночку, ни с кем из родных не посоветовавшись.

Лиз глубоко вздохнула. Конечно, она могла бы всю жизнь их ненавидеть, но ярость и гнев уже прошли. Какая теперь разница. Рози прошла курс лечения, они с Робертом обрели друг друга, а большего ей и не надо. А семья Айрис уже с лихвой заплатила за содеянное.

– А ты не дашь мне ее адрес? Я напишу ей.

Кристи подумала, потом вытащила из сумки блокнот.

– Ладно, – девушка перелистала блокнот, – она у моей тетки живет, в Кройдоне. И Ба с ней. Вот, держи. – Она протянула Лиз блокнот, и та, быстро достав ручку и листок, переписала адрес.

Кристи снова ухватилась за коляску и собралась уходить. Спенсер успокоился и заснул, и Лиз подумала, что Рози обрадовалась бы и ему, и Кристи, ведь она по-прежнему пребывала в блаженном неведении. Что и к лучшему.

– Можно я угощу тебя обедом? – с надеждой спросила Лиз, но Кристи отказалась, заявив, что они торопятся.

– Береги себя, хорошо? – прошептала Лиз и попыталась поймать взгляд девушки. Ей хотелось, чтобы Кристи поверила в ее искренность, поняла, что Лиз не желает ей зла и даже готова помочь, однако девушка старательно отводила глаза.

– Ладно, увидимся, – бросила Кристи, как будто они просто поболтали о погоде, развернулась и зашагала в сторону порта.

Интересно, встретятся ли они еще когда-нибудь?

Лиз вернулась в ресторан, прокручивая в уме услышанное, вспоминая изувеченное лицо Кристи. Каково Айрис знать, что ее дочь подвергается унижениям и издевательствам, а помочь ей она не в силах? Должно быть, невыносимо.

На столе уже стояли тарелки.

– Ты куда пропала? – набросилась на мать Рози. – Я уж думала, ты не вернешься.

– Прости.

К счастью, Рози была слишком увлечена лазаньей и обошлась без дальнейших расспросов. Покончив с едой, Лиз откинулась на спинку стула и посмотрела на часы. Роберт ушел больше часа назад. Она уже собиралась попросить счет, позвонить Роберту и предложить встретиться на парковке, когда дверь распахнулась и он сам вошел в ресторанчик.

– У меня для вас подарки!

На нем была старенькая зеленая куртка, он сегодня не побрился, волосы намокли, Лиз подумала, что он до смешного милый. Роберт сел рядом, и Лиз прижалась к нему. Он достал из кармана два маленьких изящных свертка, один положил перед Рози, другой – перед Лиз, которая великодушно отдала ему остатки спагетти.

– Угощайся.

Роберт взял вилку и с жадностью принялся за спагетти, а Лиз чуть не рассмеялась: надо же, вечно голодный, сколько бы ни ел.

Рози покрутила блестящий серебристый сверток.

– Что там? – спросила она с любопытством.

– А ты открой, – усмехнулся Роберт, явно наслаждаясь происходящим.

Рози развязала шелковую ленточку и аккуратно оторвала липкую ленту, но потом не выдержала и принялась нетерпеливо рвать бумагу. Наконец с оберткой было покончено, и на столе перед Рози оказалась блестящая темно-синяя коробочка. Девочка посмотрела на Роберта, тот кивнул, и она надавила на маленькую серебряную кнопку.

Крышка отскочила, и Рози ахнула.

– Это мне? – недоверчиво спросила она, вынимая цепочку из белого золота, на которой висел изящный золотой бутон, словно готовый вот-вот распуститься.

– Роза для Рози, – ответил Роберт, – тебе скоро двенадцать. Представляешь?

Настала очередь Лиз открывать подарок. В ее коробочке оказалась тонкая цепочка с кулоном в виде сердца, украшенного тремя маленькими бриллиантами, и такие же сережки.

– По бриллианту на каждого из нас, – сказал Роберт, – вместе навсегда.

– Какая красота! – воскликнула Лиз. – Вот только зря ты!

Но Роберт был так доволен восхищением, с каким Лиз и Рози разглядывали украшения, что последних слов не услышал.

Когда восторги утихли, Роберт помог застегнуть цепочку сперва Лиз, а потом Рози.

– Девочки мои, – сказал он, любуясь ими.

Если это сон, думала Лиз, хорошо бы никогда больше не просыпаться.

В ресторане они провели целую вечность: сперва Роберт расправился с огромной порцией цыпленка с пармезаном, после чего они заказали кофе и десерт. В тот день у них было что отпраздновать.

Когда вышли на улицу, уже смеркалось. Они вернулись домой, и Роберт засобирался на работу.

Вернется ли она в ресторан, Лиз еще не решила, но Сэм поговорила с Робертом, и они на пару убедили Лиз восстановить «Поделки от Рози».

Поддавшись на уговоры подруги и не забывая об обещании Сэм купить партию украшений для своего магазинчика, третьего января Лиз в виде эксперимента возобновила продажи. Праздники еще толком не закончились, и если дело пойдет, то так тому и быть – она станет работать дома, присматривая за Рози.

Конечно, порой ей недоставало компании, и тогда Лиз наведывалась в ресторан. К тому же Роберт затеял там кое-какие переделки и попросил ее помочь. После блестящего отзыва в прессе дела шли в гору, посетители не переводились.

– Надо бы освежить интерьер, а ты с твоим вкусом наверняка придумаешь, как именно.

Лиз, всегда мечтавшая обустроить дом по собственному вкусу, охотно согласилась. Она знала, что и Рози захочется поучаствовать.

– Возвращайся побыстрей, – она поцеловала Роберта на прощанье, – без тебя тоскливо. – Закрыв за ним дверь, Лиз вернулась к Рози и сказала: – У меня есть одно дело. Недолгое.

– Какое еще дело? – спросила Рози, но ей так не терпелось похвастаться перед Пэт кулоном, что она выскочила из дома, не дождавшись ответа.

Когда дочь ушла, Лиз налила себе чаю, взяла ручку, бумагу и устроилась за кухонным столом. Дело хоть и недолгое, но непростое, однако выбор она сделала и больше колебаться не собирается. Она поступает от чистого сердца, и это главное.

Лиз глубоко вздохнула, посмотрела на чистый лист и приступила.

Дорогая Айрис ,

сегодня в Плимуте я встретила Кристи, и она дала мне твой адрес.

Я посоветовала Кристи позвонить тебе, но она говорит, что ты ее ненавидишь. Я сказала, что это глупости, но мне кажется, тебе стоит позвонить ей первой. Ей тебя не хватает.

Спенсер уже такой большой.

Я пишу тебе это, потому что знаю, что тебе это нужно, и надеюсь, мое письмо развеет твою грусть.

Порадую тебя – Рози прошла курс лечения в Америке, и, похоже, удачно. Опухоль сильно уменьшилась и стабилизировалась. Врачи говорят, что, возможно, она больше не напомнит о себе. Рози до конца жизни придется регулярно делать МРТ, и мы не знаем, что нас ждет в будущем, но сейчас ей намного лучше и жизнь вновь ей в радость, а это важнее всего. Я вижу, как моя девочка улыбается, и для меня это самое главное. Думаю, ты меня понимаешь.

Случилось и еще кое-что. Помнишь Роберта, моего босса из ресторана? Мы скоро поженимся. Он чудесный, и Рози его тоже любит.

Мы собираемся купить домик под названием «Хатка», он на той же улице, где мы сейчас живем, а свадьба состоится в июле. Рози ждет не дождется, потому что наконец-то исполнится мечта ее жизни – стать подружкой невесты! Удивительно, как все обернулось. Я и не думала, что буду с кем-то встречаться, а уж о свадьбе и подавно! Верно говорят – никогда не загадывай.

«Хатка» – домик милый, уютный и достаточно просторный для нас троих. Там даже камин есть и спальня для гостей. А самое замечательное, что оттуда всего два шага до Пэт, и я разрешила Рози, как только мы переедем, завести котенка.

Пора мне прощаться, но я хотела поблагодарить тебя за то, что ты поступила так, как следовало. С деньгами у вас было туго, ты сама рассказывала мне об этом, когда мы приезжали к вам в гости на Пасху, и я представляю, как велико было искушение. Ты наверняка раскаиваешься, в этом я не сомневаюсь, и тебе вовсе не обязательно грызть себя всю оставшуюся жизнь. Я хочу поставить точку в этой истории и надеюсь, что ты последуешь моему примеру.

Возможно, мое предложение покажется тебе странным, но если ты как-нибудь приедешь в Тремарнок, мы с Рози будем рады повидаться с тобой. Посмеемся и посплетничаем – и я ужасно хочу познакомить тебя с Робертом.

А вообще, береги себя, Айрис, и передавай от меня привет Ба.

Твоя подруга

Лиз

P. S. Чек прилагаю – смотри не порви его случайно! Оставшиеся деньги я положила на имя Рози. Пусть воспользуется ими, когда вырастет, – она это заслужила больше всех .

Лиз вложила в конверт письмо и чек на двадцать тысяч фунтов – десять процентов от двухсот тысяч – и заклеила конверт, после чего вышла из дома и с легким сердцем зашагала вверх по холму, чтобы успеть отправить письмо сегодня.