На следующий день в половине восьмого утра Жильбер поднимался по лестнице одного старого дома на Орлеанской набережной, на пятом этаже которого жил его будущий хозяин.

Накануне, как было условлено, Водремон представил мальчика граверу по дереву, и Жаке — так звали гравера — с удовольствием принял Жильбера. Его немедленно приставили к работе.

Привыкший к свободной жизни, только что оставивший бродячую жизнь циркового артиста, Жильбер чувствовал себя очень неловко в тесной мастерской, где его учили азам рисования. Поэтому он с нетерпением ждал, когда можно будет навестить Сюзанну.

Наконец наступило воскресенье. Заранее угадывая, какие вопросы станет задавать ему господин Водремон, как он будет рассказывать своей подруге о новом образе жизни, о своей работе, он всю дорогу готовил ответы и почти не заметил, как дошел до улицы Вано.

В роскошной передней его встретил лакей и провел прямо в большой тенистый сад, где находилась девочка.

— Жильбер! — воскликнула Сюзанна, бросаясь ему на шею.

Восклицание Сюзанны было услышано какой-то старой девой, худой и сухой, как палка, в широкой соломенной шляпе и синих очках на носу. Эта дева, казалось, была так взволнована, что очки ее прыгали на носу, а зеленый зонтик в руке дрожал. С ее губ срывался неразборчивый выкрик:

— Шо… шо… шокинг !..

Вырвав Сюзанну из объятий Жильбера, она поставила детей на приличное, с ее точки зрения, расстояние друг от друга и, упав в кресло, начала говорить несколько яснее:

— Мисс Сюзанна, ваш поступок совсем шокинг. Для молодой барышни вашего круга и возраста предаваться подобному… как это говорят во Франции… подобному… Не могу найти слова…

— Но… но… мисс Крикет… это Жильбер… мой друг… Вы же хорошо это знаете… — пробовала объяснить девочка.

— Я знаю только одно: хорошо воспитанная мисс, целующая мальчика, это… это… неприличие!.. Вот… слово, которое я искала… Подобного неприличия я никогда не видела за свою карьеру гувернантки…

Жильбер печально опустил голову, а Сюзанна, глубоко вздохнув, спросила:

— Тогда, мисс Крикет, если видишь кого-нибудь, кого сильно-сильно любишь, как я моего Жильбера, то как же сделать, чтобы показать ему, что я рада его видеть?

— Ему дают руку, — ответила гувернантка, — это вполне прилично… Вот так!..

И, дополняя слово примером, она встала и, зажав в своей костлявой руке руку мальчика, несколько раз встряхнула ее. Потом, снова садясь, она раскрыла зонтик и, показав детям на два стула, сказала им со всей грацией, на какую была способна:

— Разговаривайте, это я позволяю!..

Взволнованные и смущенные, Жильбер с Сюзанной совсем не спешили воспользоваться так любезно данным разрешением, хотя у обоих накопилось много новостей. Наконец Жильбер сделал усилие и машинально произнес, просто чтобы сказать хоть что-нибудь:

— Ну, рассказывай, ты довольна?

Он еще не закончил фразу, как мисс Крикет вскочила со своего стула, словно ее выбросили пружины:

— Ты?! Вы сказали «ты», мальчик!.. Но это совсем непристойно. Молодой человек вашего положения говорит «ты» мисс Сюзанне, которая по своему происхождению и богатству принадлежит к избранному классу общества… Я не могу больше переносить этого!..

Видя печальное настроение своего приятеля, Сюзанна прервала гувернантку:

— Не сердитесь, мисс!.. Мы с ним были на «ты», когда он помогал мне мыть посуду и убирать тряпки… Это…

Но гувернантка быстро перебила ее:

— Тряпки, мисс Сюзанна? Вы произнесли «тряпки»?..

На этот раз мисс Крикет выказала такое негодование, что, казалось, с ней случится удар. Она закрыла голову благодетельною тенью своего зонтика и несколько минут молчала. Потом, еще более сердитая и важная, чем обычно, она обратилась к своей воспитаннице, задыхаясь от гнева и удивления:

— Разве возможно, мисс, чтобы вы говорили такие… как это сказать… такие ужасные вещи… С сегодняшнего дня, мисс, я приказываю вам забыть о прошлом… Совсем!.. Я не могу подыскать слов!.. Нет, не могу!..

Сюзанна печально опустила голову.

— Хорошо, мисс, — сказала она.

И она стала обмениваться с Жильбером совершенно банальными фразами, говоря ему все время «вы», чтобы не рассердить свою гувернантку.

Последующие свидания показали еще бо́льшую строгость англичанки. Она старалась исключить всякую близость между детьми, стремясь при всяком удобном случае показать Жильберу то расстояние, которое отделяло его от Сюзанны.

При каждом посещении ученик заведения Жаке терпел все новые притеснения, которые мисс Крикет выдумывала под видом воспитания хорошего тона.

Покидая дом, где за счастье видеть свою подругу приходилось так дорого платить, Жильбер чувствовал, как у него от горя сжимается сердце. Правда, он смеялся над презрением, которое ему выказывала старая мисс Крикет, но его возмущала мысль о том, что гувернантка исполняла приказания Водремона, хотя и сильно преувеличивая их.

Жильберу еще не было одиннадцати лет, но жизнь, какую он вел после бегства из приюта, удивительно развила его ум. Он прекрасно знал — ему уже показали это, — какая существует разница между его положением и положением Сюзанны. Но он не думал, что ему так грубо дадут это почувствовать.

Все более сокращая свои воскресные свидания с «мадемуазель Сюзанной», он возвращался к себе с красными глазами и тяжелым сердцем.

Жизнь, какую Жильбер вел в мастерской, тоже не могла его утешить. Немного безрассудное поведение мальчика не нравилось граверу по дереву, который, может быть, по этой причине, не мог оценить по достоинству первые опыты своего ученика и заявил, что, вместо того чтобы продолжать рисунки на дереве, Жильбер должен перейти на гравюру.

Можно себе представить, как был огорчен бедный мальчик! Он ведь мечтал стать талантливым художником, чтобы хоть немного приблизиться к Сюзанне. Он, которому так хотелось быть любимым, он, которого слово «мама» заставляло некогда вздрагивать, он теперь находился в равнодушной и эгоистической среде, где ни одна дружеская фраза не ласкала его слуха…

И вечерами в своей маленькой комнатке Жильбер часто сожалел о том времени, когда ему так трудно приходилось добывать себе хлеб, но когда он владел двумя сокровищами бедняков: жил в мире с самим собой и надеялся на лучшее будущее…