52
19:30
«Одиночество на двоих, – думала Лейли. – Мы с Тидианом остались одни».
– Когда вернутся Альфа́ и Бэмби?
– Не знаю, дорогой.
Лейли не обманывала мальчика. У нее не было новостей от старших детей. Она звонила, оставляла длинные голосовые сообщения, набирала коротенькие эсэмэски – знаков вопроса в них было больше, чем букв.
Все они остались без ответа.
Тидиан гонял по тарелке холодные макароны, накалывал на вилку сосисочные кружочки, макал их в кетчуп, жевал без всякого удовольствия. Лейли всеми силами пыталась успокоить метавшиеся в голове мысли, загнать их в дальний уголок сознания, чтобы спокойно поговорить с сыном, расспросить его с улыбкой на лице: «Ну как дела в школе? Что было на перемене? У друзей все в порядке?» В каждой семье младших ежевечерне подвергают допросу, а вот взрослые ничего о себе не рассказывают.
Берегите ваших детей.
Этим вечером у нее плохо получалось. Угроза Журдена Блан-Мартена звучала в ушах.
Мне достаточно произнести одно слово – и все, что вы так терпеливо строили, рухнет.
Блефовал ли он?
Помогите нам найти вашу дочь Бэмби.
Судя по всему, Блан-Мартен считает, что Бэмби убила двух мужчин. Как и те трое легавых в комиссариате. Смешно! Лейли вспомнила, как Бэмби вчера вечером вышла из-за стола, не поев, и сказала, что идет в KFC с Шерин. В бумагах, которые ей дали прочесть в комиссариате, было зафиксировано, что убийца Жана-Лу Куртуа в это самое время ужинала с ним в гастрономическом ресторане в Дубае. Эта женщина не могла быть Бэмби, но кто поверит свидетельству матери? Чего стоят ложные показания Рубена? Почему дочь не дает о себе знать? Обычно дня не проходит, чтобы они не поговорили. Смутные догадки терзали душу Лейли. Нужно их прогнать. Заняться Тиди.
– Что не так, дорогой?
– Я потерял мяч… Мяч Альфа́.
– Твой талисман?
– Никакой он не талисман! – обиделся мальчик.
Лейли мысленно обругала себя за глупость. Тидиан вырастет и покинет ее, как Альфа́, как Бэмби. Она все сделала неправильно. Быть матерью – не ее стезя.
– Он… он упал в яму, мама.
– Завтра дедушка Мусса поможет тебе найти его. Ешь. Ешь, милый.
Тидиан заснул. Лейли прочла ему любимую историю о двенадцати подвигах Геракла. На четвертом он тихонько засопел, на седьмом первый раз закрыл глаза, на девятом – путешествии к амазонкам – проснулся, продержался до одиннадцатого о золотых яблоках Гесперид и окончательно погрузился в сон, когда Геракл отправился в ад на встречу с Цербером.
Лейли долго смотрела, как дышит ее мальчик, измученный противоречивыми чувствами. Одеяло сползло, ей хотелось укрыть сына, чтобы не замерз, осторожно, чтобы не разбудить. И в конце концов неслышно поднялась, выключила свет и вышла.
Оказавшись за дверью, Лейли проверила телефон. Ни одного сообщения!
Как всегда в подобной ситуации, на сердце стало тяжело. Ей бы тоже хотелось крепко заснуть и расслабиться. Она вышла на балкон. Молчание Бэмби и Альфа́ вернуло ее мысли к угрозам Блан-Мартена. Лейли ощущала беспомощность – как все те матери, которым объявляют, что они перестанут получать социальную помощь, если их дети не будут посещать школу. Нет, сейчас ей было еще хуже. Гораздо хуже.
Она закурила. Нужно забыть Блан-Мартена. Выкинуть из головы два имени – Франсуа Валиони и Жан-Лу Куртуа, двух старинных друзей Адиля, двух бывших клиентов (сегодня ей было противно произносить это слово даже мысленно). Оба убиты в номере отеля.
И все-таки это совпадение, ведь она никому не рассказывала о мужчинах, с которыми спала. Кроме Рубена и Ги. Но в детали не вдавалась, разве что называла имена. Подробности есть только в красный тетради, той самой, которую писала под ее диктовку Надия. Применимо ли слово «подробности» к рассказу слепой девушки? Конечно, нет! Да и вообще, тетрадь много лет покоится под матрасом.
«Со-впа-де-ни-е, – повторила Лейли, убеждая себя. – Полиция топчется на месте, у легавых нет мотива, нет подозреваемого, вот и копаются в прошлом жертв, ищут хоть какой-нибудь след».
Что у нее общего с этими мужчинами? Все, кто много ездит и останавливается в гостиницах, имеют дело с проститутками. Она долго была одной из них. Много месяцев. Больше двадцати лет назад. В другой жизни.
Она щелкнула зажигалкой и удивилась, как уверенно пламя противостоит ветру. Между башнями Эг Дус мистраль смирил нрав и усвистел в открытое море. В свете луны, прожектора маяка и фонарей на набережной черный бархат моря волновался, как будто всем его обитателям пришла охота заняться любовью со вздохами и ворчанием, а потом развлечься с кораблями, входящими в порт Фос-сюр-Мер.
Лейли почувствовала запах светлого табака. Этажом ниже Ги курил легкую сигарету. Она наклонилась и спросила:
– Перерыв?
– Нет. Решаю, что смотреть – чемпионат мира по дартсу или панамериканский чемпионат по бейсболу среди женщин.
Хриплый голос соседа едва перекрывал шум волн. Лейли перегнулась через перила, чтобы лучше слышать. Она была в платье из набивного хлопка – широком, длиной до колена, с глубоким вырезом. Неизвестно, что сумеет разглядеть в темноте Ги. Ничего. Или почти все. Плевать. Смирившийся мистраль ласкал кожу.
– И чем вы заняты?
– Тоже смотрю на море. – Он помолчал, давая Лейли время охватить взглядом бесконечную панораму. – Плазменного экрана больше этого еще не придумали!
В воздухе пахло йодом.
Лейли внезапно захотелось нежности.
– Отсюда лучше видно. Поднимайтесь!
– Возьму пиво.
– Нет, вина. И побольше.
Лейли жаждала любви.
Ги был похож на нее. Жизнь и его помяла. Изжевала, но не проглотила.
Лейли сразу поцеловала гостя. Он снял куртку, поставил на подзеркальник бутылку кото-дю-либрон и собрался что-то рассказать о лозе, танине, цвете винограда, но она снова закрыла ему рот поцелуем.
– Пойдем.
Она тянула его к кровати, думая, что в такой одежде – пуловер из крученой шерсти, рубашка, майка, вельветовые брюки, носки, грубые ботинки «Мустанг» – хорошо играть в стрип-покер. Дай бог к концу ночи останешься голым. Руки Ги скользнули под платье Лейли, губы коснулись ямки на шее.
Мужские ладони мнут ее груди… губы обцеловывают плечи… пальцы ласкают живот…
Желание было таким острым, что Лейли заторопилась, выгнула спину.
– Раздевайся…
Ги устроился на краешке кровати и бесконечно долго развязывал шнурки. Он нервничал и напоминал шестилетку, забывшего, как это делается.
Лейли сидела, подтянув колени к груди. Проверила взглядом, хорошо ли закрыта дверь в комнату Тидиана, выключен ли компьютер, стоящий на этажерке, слава богу, все в порядке. Она с нежностью посмотрела на Ги.
Он справился с одним ботинком. Отдышался и взялся за второй. Может, он не спешит раздеваться? Не хочет, чтобы она видела его голым? Тело Лейли трепетало, кожа хранила следы почти болезненных ласк и слишком глубоких поцелуев, требовала продолжения. Она много месяцев не занималась любовью. Да что там месяцев – последние десять лет!
Ботинок полетел в сторону. Теперь все пойдет быстрее. Штаны. Кальсоны. Носки.
У большинства ее любовников не было лиц… До сегодняшнего дня. Лейли вспомнила, как увидела в комиссариате фотографии Франсуа Валиони и Жана-Лу Куртуа. Словно призраки сбросили саваны и открылись ей. Оказалось, она все угадала правильно: Франсуа был хорош собой и слишком самоуверен, Жан-Лу выглядел хрупким и трогательным.
Ги снял три слоя одежды – джинсу, шерсть, хлопок – и сложил руки на животе, извиняясь, что не сумел избавиться от последнего слоя – жирка.
Толстый. Неловкий.
Я хочу прочесть по твоим глазам, что ты меня любишь.
Почему она вспомнила эти слова Адиля? Он произнес их перед тем, как пустить в ход гнусный эмоциональный шантаж.
«И я согласилась продавать себя. А потом убила его».
Лица Жана-Лу и Франсуа стирались, уступая место трупам. Возбуждение сменилось отвращением. Чувства предавали ее. Тело Ги больше не внушало желания. Потухшее лицо не звало к поцелуям. Согнутая спина и поникший затылок не будили страсть. Он был опечален. Уже готов снова одеться.
Лейли встала, чтобы попытаться спасти любовь или то, что от нее осталось. Скрестила руки, взялась за подол платья, стянула через голову и бросила на кровать, как змея старую кожу.
Она стояла перед ним обнаженная и знала, что все еще желанна. У нее медовые груди. Тонкая талия. Упругий живот.
Такая, как она, недостижима для такого, как он.
Лейли прочла желание в глазах Ги – неуправляемое желание маленького мальчика. Обожание.
Она чувствовала себя красивой – как никогда.
Из светлых глаз лились слезы.
И он показался ей красивым.
Ги встал. Обнял Лейли. Он понял.
Жизнь не пощадила их обоих.
Она последний раз посмотрела на дверь детской – закрыта – и шепнула:
– Идем…
Несколько часов, даже не всю ночь, но они будут вместе.
Лейли завернулась в одеяло и вышла покурить на балкон.
Ги лежал на кровати, накрывшись простыней. Все произошло слишком быстро, и ему хотелось продолжить, сделать все как следует, доказать Лейли, что он способен на большее.
Женщина плакала, и, утешая ее, он почему-то перешел на «вы».
– Что не так, Лейли? Вы красивая. У вас чудесные дети. Бэмби, Альфа́, Тидиан. Вы справились.
– Справилась? Все это видимость. Ветер. Нет, о нет, у нас совсем не образцовая семья. Нам недостает главного.
– Папы?
Лейли издала сухой смешок.
– Ответ отрицательный. Без папы, одного или нескольких, мы можем обойтись – все четверо.
– Так чего же не хватает?
Глаза Лейли стали огромными, и Ги почудилось, что солнечный луч осветил темную комнату, превратив пыль в звезды.
– Вы очень самонадеянны, дорогой мсье. Мы едва знакомы, так с чего бы мне открывать вам мой главный секрет?
Он не ответил. Глаза Лейли потускнели, и альков погрузился во мрак. Она повернулась лицом к морю, затянулась и выдохнула дым. Пусть и облака станут черными.
– Это больше чем секрет, мой любопытный малыш. Это проклятие. Я дурная мать. Все мои дети обречены. Я могу лишь надеяться, что хоть один из них ускользнет от чар. – Лейли закрыла глаза.
– Кто навел чары? – спросил Ги.
За закрытыми ставнями век сверкнула молния.
– Вы. Я. Весь мир. В этом деле невинных нет.
Больше Лейли ничего не сказала. Она легла рядом с Ги, прижалась к нему, погладила по плечу.
– Ты не можешь остаться. Тиди не должен тебя увидеть.
Ги понял, но попросил продолжения истории – поступил как султан, требовавший от Шахерезады новую сказку, чтобы задержать восход. Ги.
Ее истории.
Лейли мягко отвела мужскую руку:
– Веди себя хорошо, тогда расскажу.
В памяти всплыли слова Журдена Блан-Мартена, которые он произнес вечером, стоя у подножия лестницы.
Вы любите рассказывать свою историю, Лейли. Кто осудит вас за это?
Вам доверяют, ваши слова никто не ставит под сомнение.
Вы очаровываете. Соседей. Детей. Даже полицейских. И все эти люди не подозревают, что вы ими манипулируете.
Она повернулась к Ги, и его участливая улыбка придала ей мужества.
– Я ничего не выдумала. Верь мне. Слушай повесть о моей жизни нелегалки. В ней все – правда, каждая деталь.
История Лейли
Я была обречена.
Окружена.
Кричать, умолять бесполезно – никто не придет на помощь. В лесу Гуругу мы превратились в животных. Время от времени один из нас покидал стадо, чтобы умереть. Остальные еще теснее сбивались в кучу.
Итак, главарь – тот, что из Кот-д’Ивуара, – надвигался на меня с пачкой презервативов в руке, как хирург со шприцем обезболивающего. Я ничего не почувствую. Они тоже. Забудут. Сделают то же самое с другой отбившейся от своих самкой.
Я вспомнила Сус, ночи любви с незнакомцами в отеле «Ганнибал». Меня собирались изнасиловать не в первый раз, но я впервые видела лицо насильника.
Он был в метре от меня и не казался слишком уверенным в себе.
– Если хочешь, мы заплатим.
Четверо остальных (они так и стояли со спущенными штанами) удивились – видимо, он с ними не посоветовался. Я чувствовала запах их пота, страха, стыда и отвращения. К себе и ко мне. Но ни один не передумал. Когда кто-то из волков дает слабину, другие хищники разрывают его на куски.
– Платить нужно не мне.
Я вложила в ответ всю дерзость, на какую была способна. Этот боров до меня не дотронется!
– Не тебе? А кому?
– Виржилу.
Интуиция. Безумие. Имя выскочило само собой. Я ночи напролет слушала рассказы женщин, особенно нигериек, советовавших друг другу найти жениха или «друга» – для защиты. Крепкого. Жестокого. Ради собственного спокойствия. Стать его рабой, покорной и полезной, стирать, готовить еду, собирать хворост, носить воду и добровольно заниматься сексом. Обезумев от ужаса, я по наитию произнесла имя самого опасного человека в лагере. Виржил был из Нигерии. Все почитали этого великана, покрытого татуировками и шрамами.
Они окаменели.
– Ты с ним? – спросил главарь.
– Узнай у него. Может, он сам назначит цену.
Они колебались, угрожали: «Если врешь, дорого за это заплатишь!» – но отступились, решили подкараулить меня в лагере. Выбора не осталось – пришлось идти в палатку Виржила.
Он спал, но секундой позже навалился всем телом, приставил нож к горлу:
– Что тебе нужно?
– Защити меня.
Я все ему объяснила. Он слушал и смотрел на меня. Я знала, что красива, но Виржил мог получить любую женщину в любой момент.
– У меня уже есть жена – в Бьюкенене. И дети…
– Она приедет к тебе в Лондон – если доберешься туда. У вас будут еще дети, а я стану заботиться о тебе, пока не окажемся по ту сторону заборов Мелильи.
Виржил спрятал нож. Он искал такую, как я.
– Я не намерен месяцами гнить в этом лесу.
– Так не тяни. Пользуйся, Виржил. Пользуйся, пока мы здесь.
Я сбросила грязную одежду и легла на него. Мы занялись любовью. Я испытала наслаждение и закричала – громко, на весь лагерь, чтобы волки услышали и поняли, кому я принадлежу. Окончательно и бесповоротно.
Надеюсь, вы не будете шокированы, Ги, но я не симулировала. Думаю, Виржил – единственный мужчина, которого я любила. Между нами не было чувства, мы ничего друг другу не обещали, просто заключили договор. Без лишних нежностей. Две заблудшие, измученные души нашли друг друга – это должно быть вам понятно, Ги. Виржил сражался в Либерии против войск президента Тейлора, то была самая кровавая гражданская война в Западной Африке. Виржил был настоящим политическим беженцем. За его голову назначили высокую цену. Он точно знал, что будет делать, оказавшись в Англии. Начнет охранником склада, потом устроится в ночной клуб. Виржил-Охранник – прозвище для героя фильма студии «Марвел». Но заветной мечтой моего друга было стать телохранителем звезды. Он собирал фотографии, как мальчишка, и взял их с собой, зашив в подкладку куртки. Мадонна, Пола Абдул, Кайли Миноуг, Джулия Робертс… У Виржила была величественная осанка и сила, он бы точно преуспел. Я гордилась ролью его женщины. Другие мужчины-каиды продавали своих женщин, сдавали их тела внаем на час или на ночь. У выживания своя цена. Но Виржил никогда не поступал так со мной. Мы провели в Гуругу четыре месяца. Марокканская полиция регулярно устраивала рейды, все сжигала, но мы не сдавались, готовили большое наступление. И начали его 3 октября 1998 года. Многие сотни беженцев в едином порыве атаковали заборы Мелильи. Зомби выбрались из могил, чтобы захватить живых. Армия нищих пыталась взять приступом крепость. В ответ нас только что кипящим маслом не поливали.
Военные и полицейские были вооружены новейшими технологиями, мы брали числом.
Почти всех отловят, но некоторые преуспеют.
Другие через несколько месяцев попытаются снова. Их будет больше, но прорвутся снова немногие.
Мы с Виржилом не надеялись, что оба преодолеем границу, но верили, что кто-то один сможет. Если окажемся по разные стороны, даже проститься не успеем.
Мы пробежали несколько метров, держась за руки.
В тот день никто не добился цели.
Марокканскую полицию предупредили, они были настороже и удвоили количество патрулей. Ни один из нас не оказался ближе чем на десять метров к решетке. Вход охраняли собаки, джипы, люди, вооруженные и готовые стрелять. Самые сильные представители босоногой армии, которые несли таранные бревна, в ярости бросали их на землю, выкрикивали ругательства на всех возможных языках, плевались и поворачивали назад.
Виржил был среди тех, кто оскорблял охрану.
Я увидела, как трое полицейских взвели курки и выпустили не меньше двадцати пуль, хладнокровно убив пятерых беженцев, в том числе Виржила.
Я не знаю зачем.
Решили на его примере научить остальных? Убрать самых сильных, вожаков, чтобы не пришлось стрелять в стадо?
А может, все дело было в награде, объявленной за голову Виржила? Адиль не умер, Адиль нашел меня. Адиль заказал Виржила из ревности. Да, Ги, какой бы глупой ни была эта мысль, она пришла мне в голову, и я продолжаю жить, боясь, что призрак Адиля преследует меня, чтобы лишить зрения.
Я вернулась в лагерь одна, без моего защитника, и хищники воспрянули духом. Таких волков нельзя было отпугнуть, ночуя у костра. Они выждали несколько недель. На этот раз я подпустила их достаточно близко и задрала платье, чтобы они увидели голый живот.
Мой округлившийся живот.
Я носила ребенка Виржила и знала, что никто не посмеет меня тронуть. Время от времени, по пятницам, в Гуругу приходил имам, чтобы передать беженцам деньги, собранные правоверными в мечетях по соседству. Он напоминал, что Коран велит отвечать на милосердие благочестивым поведением, заботиться о больных, самых слабых и будущих матерях. В одну из пятниц, когда насильники забыли страх перед Всевышним, имам забрал меня с собой, и я провела последние месяцы беременности в амбулатории на алжирской границе. Больная. Истощенная. Ребенок отнимал у меня все силы.
Он родился в Ужде.
Черный, очень крупный. Нервный и сильный, мой сын мог, по примеру Геракла, задушить голыми руками змей в своей колыбели.
Я знала, что мальчик уподобится природной стихии, как отец, которого он никогда не увидит.
И назвала его Альфа́.
53
20:32
– На судне есть Wi-Fi?
Альфа́ сунул свой ТТ-33 за пояс – он и кулаками мог заставить Гаврилу не геройствовать. Рулевой «Севастополя» понял, что гигант, приказавший изменить курс, не пристрелит его и не выбросит за борт. Во всяком случае, сразу. Бледность сошла с лица Гаврилы, к нему вернулась толика уверенности в себе.
– Wi-Fi? Зачем? Вы что, собираетесь крутить на этом корыте порнуху, когда переделаете его в плавучий бордель? Как водилы в прицепах своих грузовиков?
– А мобильник здесь ловит?
– Да он и на луне сегодня поймает сигнал! Даже на краю света, в тысяче миль от острова Пасхи можно позвонить куда захочешь.
В этом Гаврила был прав. Альфа́ крепко зажал телефон в ладони – на «Севастополе» он представлял бо́льшую ценность, чем спасательный круг или якорь. Сегодня у тысяч молодых мигрантов нет крыши над головой, они не знают, в каком городе или порту будут ночевать на следующий день или через месяц, ни одному не ведома судьба близких, но у всех есть адрес.
Электронный адрес! Так они оставляли след.
Он поднял глаза к Большой Медведице, Веге, Андромеде.
Так они становились маленькой звездочкой. В сети.
Альфа́ нашел в «Контактах» Бразза и позвонил.
– Саворньян? Это я. – Он плотнее прижал трубку к уху – мешал шум волн, а на той стороне кто-то смеялся и кричал. – Слышишь меня, Саворньян?
– Подожди, сейчас отойду в сторонку…
Альфа́, не выпускавший Гаврилу из поля зрения, сделал ему знак сбросить скорость.
– Я в пути, все идет по плану. Пересекаю Средиземное море, буду завтра на той стороне. Там мне понадобятся твои друзья.
– Альфа́… – Саворньян надолго замолчал, и Альфа́ даже решил, что связь прервалась. – Война окончена.
– Что… Как? Почему?
– Бабила, Сафи и Кейван прошли! Вчера их взяли на борт. Возможно, ты их встретишь, завтра утром они будут в Лампедузе.
– Что это меняет?
– Все! Это меняет все. Я поеду за ними. Даже если будет трудно, мы справимся. Бабила – самая нежная и неутомимая медсестра на свете, и рано или поздно ее возьмут на работу в больницу. Я поведу Кейвана на вокзал Сен-Шарль смотреть поезда, а однажды он станет машинистом. Моя малышка Сафи вырастет во Франции и будет самой красивой, на зависть жительницам Марселя, а потом откроет свой салон красоты. Наступит день, и мы поднимемся до Пра-Лу, чтобы увидеть снег, и я буду весь год работать как каторжный, чтобы всей семьей побывать в Диснейленде. И у нас с Бабилой родится ребенок, который будет настоящим французом, как и наши внуки, и никто у них этого не отнимет, и мы пойдем смотреть парад 14 июля, в День взятия Бастилии, и салют, и фейерверк, а потом приготовим для французских друзей рыбные или овощные котлеты во фритюре. Вот что это меняет!
Голос Саворньяна звучал очень громко. «Он, наверное, выпил…» – подумал Альфа́.
– Не бросай меня, друг. Мы на войне и должны думать о наших братьях.
– Нет, Альфа́, прости, но нет. Я должен думать о своих. Я за них отвечаю. Они наконец-то свободны, и мне нужно получше принять их. Я не сяду в тюрьму, как это случилось со многими из тех, кто приложил немало сил, чтобы вырваться из ада.
– Мы должны выиграть войну, Саворньян, – повторил Альфа́.
Он услышал, как запела женщина, ее поддержали, раздались аплодисменты.
– Это больше не моя война, Альфа́. Счастливые не воюют.
54
20:54
Большинство мужчин, проходивших по улице Моно мимо «Гордонс Кафе», оборачивались, чтобы посмотреть на нее еще раз. Взгляды были сдержанные и настойчивые, взгляды украдкой и виноватые взгляды «занятых» самцов, не забывших охоту в стае.
Бэмби ставила нахалов на место презрительной гримаской. Она сидела, скрестив ноги под слишкой короткой юбкой, набросив кофточку, чтобы прикрыть декольте, и злилась на Яна за опоздание. Непонятно, правильно ли она поступила, одевшись сексуальнее, чем для ланча. Могла прийти в парандже, даже это не умерило бы аппетитов главного логиста ассоциации «Вогельзуг». Вспомнилась его жалкая «кадрежная» стратегия.
Второе кадровое собеседование. Оно примет… более интимный оборот.
Чудовищный лицемер!
Не хочу, чтобы между нами возникло непонимание, это не значит, что я вас возьму.
Бедный маленький козлик! Хочет облегчить совесть, застраховаться от обвинения в харассменте, но так, чтобы и гордость его мужская не пострадала. Она спит со мной из-за меня, а не ради работы. Бэмби дописывала сообщение Шерин, когда появился Сегален. Она ждала его со стороны улицы Моно или площади Мартир, а он пришел из ливанского ресторана «У Шерифа», расположенного напротив «Гордонс Кафе».
– Извини за опоздание, красавица. Я заказал меззе́, чтобы искупить вину. У шефа «У Шерифа» они лучшие в городе.
Бэмби успокоилась. Даже хорошо, что Ян задержался. Нужно тянуть время, отодвигая момент, когда отступать будет некуда, ему надоест игра и он накинется на нее. Она должна контролировать ход событий! В хорошем ливанском ресторане в меззе входит как минимум пятнадцать блюд. Она изобразит волчий аппетит, будет смаковать еду, если потребуется – вылижет мисочки из-под хумусов и баклажанной икры. Потом спросит: «Не хотите проводить меня?» Отличный план.
– Замечательно, Ян, – похвалила Бэмби и похлопала ресницами – браво-браво…
Она встала и посмотрела в сторону ливанского ресторана, не решаясь сойти с тротуара. Юбка, сволочь, узкая, а каблуки высоченные – поди попробуй изобразить изящную походку! Она чувствовала, как мужской взгляд скользнул по ее спине и опустился ниже, – такой же липкий, как капли пота, стекавшие вдоль позвоночника.
Дело выгорело! Сегодня ночью Ян Сегален последует за ней куда угодно, как слон на веревочке. Только не в «Ред Корнер», это слишком рискованно. За входами во все отели сети следят строже, чем за Пентагоном, да и Ян наверняка слышал об убийствах Франсуа Валиони и Жана-Лу Куртуа.
– Пошли? – Он взял Бэмби за руку и повел к входу в «Гордонс Кафе».
– Разве мы не идем к «Шерифу»? Вы же заказали…
– Для начала я забронировал номер в «Гордонс». Аппартаменты люкс для VIP-персон, с панорамным видом на город.
Она совладала с чувствами – не вырвалась, только пролепетала:
– А как же меззе?
И сразу поняла, как глупо это прозвучало. Ян все предусмотрел…
– Мы приятели с шеф-поваром. Через полчаса еду доставят в номер, а шампанское уже там.
Бэмби последовала за ним.
Контролировать? Как бы не так! Вечер толком не начался, а ее план уже полетел к черту. Через несколько минут она окажется наедине с Сегаленом. Слишком легко все получалось. И слишком быстро. Она не насторожилась. Плохо подготовилась. Легавые обложили ее, пришлось неоправданно рисковать.
Лифт пошел вниз. На электронном табло в золоченой рамке на мраморной панели над дверями высветилась цифра VIII.
VII, VI, V, IV.
Еще несколько секунд.
III, II, I.
И еще несколько на то, чтобы подняться в номер с шампанским и панорамным видом.
Несколько секунд на размышление.
Остается одно – импровизировать.
Не станет же он ее насиловать.
Она ничем не рискует.
Как и Ян Сегален.
В худшем случае монстр уйдет живым.
55
21:15
Жюло смотрел на снопы искр, освещавших ночь. Они взлетали в небо, цеплялись за темный бархат и падали на край бетонного пирса. Лейтенант различал тени трех рабочих с газовыми резаками, железный корпус эллинга, портовые краны. Полуночники, влюбленные в корабли, могут каждый вечер, семь раз на неделе, выбирать для прогулок новый порт: в понедельник – рыболовецкий, во вторник – яхтенный, в среду – пассажирский, в четверг – военный. Пусть сегодня будет торговый. Жюло предпочитал его остальным по очень простой причине: больше никому не нравилось бродить рядом с нефтеперерабатывающими заводами, вдыхая дым и запахи масла, нефти и газа. Кроме того, ему не хотелось ни слушать ржание подростков на пляже, ни любоваться грациозными силуэтами девушек в купальниках. Фотографии Bambi13 и Faline95 на экране планшета уступили место острову.
Лампедуза.
Итальянский остров, находящийся ближе других к побережью Туниса и к Сицилии.
Он машинально набрал девять букв названия и кликнул по поиску картинок.
ЛАМПЕДУЗА.
Контраст ошеломлял. Глазам Жюло открылось слайд-шоу мировой трагикомедии: бирюзовое море и чернокожие люди, хрустально-прозрачные бухты и трупы, загорелые тела на полумесяцах пляжей и в трюмах ветхих суденышек. Та же скученность, только одна – райская, а другая – адская.
Ладно, о Бэмби и Фалине он подумает позже. После того как утром стало известно об убийстве в дубайском «Ред Корнере», он ни в чем не был уверен. Все указывало на виновность Бэмби Мааль, в том числе полное сходство рисунка брызг крови, найденных в номере «Караван-сарай». Но она физически не могла совершить это преступление, потому что находилась за пять тысяч километров от него.
Подождем, – буркнул лейтенант. – ДНК заговорит.
Жюло перешел от картинок к информации об острове. ЛАМПЕДУЗА. Туристические предложения вперемешку с рассказами о трагедиях.
* 95 отелей. Воспользуйтесь нашими специальными предложениями! Booking.com.
* Кораблекрушение 3 октября 2013 года на Лампедузе – Wikipedia.
* Лампедуза, посетить город – до 55 % экономии. www.routard.com
* Лампедуза, смертельные ворота в Европу, – BFMTV.
Начиная с 2002 года в акватории острова утонуло больше трех тысяч человек. Вдвое больше, чем на «Титанике», половина населения Лампедузы.
Тихий ветер играл с огоньками стоявших у причала яхт, искры взлетали и, потанцевав над морем, гасли в волнах, недолговечные, как мыльные пузыри. Учась в лицее, Жюло ездил с классом в Берлин и видел КПП «Чарли». Безумцы из ГДР, пытавшиеся перебраться на Запад, стали героями, резистантами, мучениками! Те, кто сегодня пытался перейти границу с юга на север, чтобы оказаться на том же Западе, в объятиях тех же демократий, в лучшем случае объявлялись вне закона, в худшем – террористами.
Разница в числе попыток? Дело в моде? В цвете кожи? В вероисповедании?
Или рехнулся компас планеты?
Их смерть – признание в любви.
Жюло обхватил голову руками. Эту фразу он прочел на сайте «Вогельзуг».
Их смерть – признание в любви.
Иллюстрировали пафосное высказывание фотографии: лодки, набитые мигрантами, в нескольких километрах от побережья.
«Вогельзуг».
Ассоциация Пор-де-Бука, где работали Валиони и Куртуа. Лейтенант бродил по лабиринту сайта, где на десятке языков объяснялся феномен миграции. Он надеялся чудом наткнуться на следы цветного браслета на запястье или ракушки в горсти. Ему нужна связь. Любая.
Поиск ничего не давал, и он разделил экран на два окна, решив вернуться на страницы Bambi13 и Faline95 в фейсбуке и сравнить их еще раз. Если эта девушка не Бэмби Мааль, значит, она пыталась подставить ее, заманить в ловушку. Другими словами, они знакомы…
В кармане завибрировал мобильный.
Сообщение.
От Петара.
Прочесть? Лейтенант колебался. Они сцепились на обратном пути из «Ибиса», когда Жюло снова предложил вызвать на беседу Журдена Блан-Мартена. Велика отказался. Наотрез. Страсти разгорелись, и майор увеличил громкость магнитолы, чтобы прервать неприятный разговор. «Не человек покоряет море, – пел Рено, – море забирает человека».
Как только подует ветер…
Они ехали вдоль пляжа, недалеко от Эг Дус. Мальчишки купались, весело перекрикиваясь. Петар бросил на них брезгливый взгляд и процедил сквозь зубы:
– Море – помойка, мигрантская могила.
В молчании миновали «Карфур», мультиплекс, где их третировал управляющий Джек Спэрроу, «Старбакс», «Ред Корнер». Было начало шестого, и на парковке отеля с красными стенами и пирамидальной крышей стояло штук десять машин. Видимо, с пяти до семи вечера клиентов здесь больше, чем среди ночи.
– Чего ты хочешь? – раздраженно спросил Петар. – Мы не можем следить за всеми отелями этой сети в мире. У принципа игры на опережение есть границы, вундеркинд!
– Не за всеми, – упрямо возразил Жюло. – Но в Пор-де-Буке…
– Да что в нем особенного?! В нем никого не убили!
Жюло молчал, ошеломленный логикой патрона.
На миг у него возникло сюрреалистичное ощущение, что они работают над одним и тем же расследованием в двух параллельных мирах и у преступления есть два решения, а истин великое множество.
Разговор возобновился не сразу, словно каждому требовалось проделать свой путь, чтобы вернуться в физические тела. Сидя рядом в «Рено Сафране», они миновали мост через канал Каронте и пастельные дома квартала Иль-де-Мартиг, Жюло – за рулем, Петар – на пассажирском сиденье.
Прошло несколько часов – и Велика вдруг присылает смс. Что такого невероятного могло случиться?
Не справившись с любопытством, он открыл сообщение.
Мы нашли девку.
Твою драгоценную малышку Бэмби.
Ей не уйти.
56
21:17
Ты чувствуешь себя пришельцем в этом мире
Ты один знаешь свое одиночество
Нура пела. Концерт шел уже больше часа. На этот раз двойные двери пожарного выхода из буфетной отеля «Ибис» были открыты для всех постояльцев. Низким чарующим голосом девушка исполняла репертуар бенинской дивы Анжелики Киджо.
Idje-Idje, We We, Batonga.
Мешая языки и музыкальные стили, госпел и английский, зук и французский, регги и фоновую музыку, румбу и бамбара, музыку из игр Sega. Нура импровизировала в каждом куплете, затягивала припевы. Дариус старался держать ритм на джембе, Уисли позволял себе долгие соло на гитаре, которые певица сопровождала эротичными телодвижениями. Человек тридцать слушателей аплодировали, танцевали, подпевали, сумасшедше счастливые и веселые.
Старик Захерин рассказывал разбуженным соседям, что приезжают его кузены из Джуго: «Мы не виделись двадцать лет!» Уисли сунул под струны второй гитары снимок своей невесты Найи, севшей на то же судно. «Она – звезда, ради нее я выучился играть, Нура будет ревновать, но я уговорю их спеть дуэтом. Получится отпадно!» Дариус, единственный чужак в маленькой бенинской компании, надел поношенный серый костюм, объяснив, что будет встречать дядю Рами, бывшего старейшину деревни Догбо-Тата, и свою жену Фатиму.
Рубен Либерос подавал фруктовые соки, содовую и шампанское. «Эти ящики – подарок внука царя Николая (он живет изгнанником в Эпернэ) в благодарность за одну тайную миссию, о которой и сегодня нельзя рассказывать!» Саворньян приобнял управляющего за плечи и отвел в сторону:
– Спасибо, Рубен. Спасибо.
– Я счастлив. За вас. Пройдет несколько дней или недель, и все вы наконец-то воссоединитесь с родными.
– А у тебя нет семьи, брат мой?
Либерос залпом допил шампанское. Нура извивалась, словно в трансе, пожирала Саворньяна глазами и пела, повторяя одну и ту же фразу:
Я чувствую себя чужим в этом мире
– Нет… Но не печалься обо мне, я сам так захотел. Я камень, качусь по дороге задом наперед. Под такими ничего не растет.
Саворньян разлил шампанское по стаканчикам.
– Выпьем за ваши семьи, братья. Разлученные и готовые снова объединиться. В детстве мать с отцом отправили меня учиться в пансион в Саламанку, в пятидесяти километрах от дома. Мы виделись трижды в год – на Рождество, Пасху и летом. Как же я их ненавидел! Меня выгнали собственные родители. Будь они живы, я бы не сумел воздать им полной мерой. Поступи они иначе, я бы застрял в деревне, как мои ровесники, откармливал бы свиней и растил детей, чтобы они стали свиноводами после моей смерти. Сегодня вы поняли, братья, что мир – большая деревня, так рассеивайтесь по планете, собирайте все цветы, какие найдете. И тогда день воссоединения станет праздником.
Все снова выпили до дна.
– Я пополню твои запасы, Рубен, – пообещал Саворньян. – Когда получу Гонкуровскую премию.
Рубен махнул рукой, отказываясь от предложения, и спросил:
– Сколько ты заплатил?
– Немного.
– А поточнее?
– Три миллиона африканских франков. Чуть меньше пяти тысяч евро за каждого пассажира.
Рубен обвел взглядом танцующих. У всех этих мужчин и женщин вряд ли было больше десяти евро в кармане и ста – на счете в банке.
– Мы справляемся, – сказал Саворньян. – Иногда скидывается вся деревня. Некоторые занимают у ростовщиков, закабаляясь до конца жизни.
– А ты?
– Взял кредит на тридцать лет. Погасим через десять – благодаря моему преподавательскому жалованью, авторским правам и зарплате медсестры, которую будет получать Бабила. Мы умеем экономить. Потом оплатим Кейвану курсы железнодорожных машинистов, а Сафи купим салон красоты. Кое-кому обходится намного дороже, а у моих браслеты зеленые.
Рубен Либерос вздернул брови, выражая удивление. От шампанского у него слегка кружилась голова. Нура сделала перерыв, а гитара Уисли и джембе Дариуса затеяли бешеную гонку.
– Наша сеть проводников использует браслеты трех разных цветов, – объяснил Саворньян. – Цвет определяется суммой, уплаченной за переход. Такие же пластиковые браслеты носят постояльцы клубных отелей «все включено». Их нельзя подделать или поменять, а срезать и выбросить разрешается только в последний день. Зеленый – 5000 евро, синий – 7000, красный – 10 000.
Рубен неверной рукой поставил пустой стаканчик на подоконник, тот покатился и упал на пол.
– Зачем платить десять тысяч евро за переправу на другой берег Средиземного моря?
– В зависимости от цвета плывешь в трюме или сидишь на палубе, в темноте машинного отделения или возле иллюминатора. Сможешь в любой момент утолить жажду или будешь страдать без воды. Отправишься в путь или останешься ждать, если не хватит места на всех или вдруг испортится погода. Ты шокирован, Рубен? – Саворньян хохотнул, он тоже выпил лишнего. – Вначале я тоже негодовал, потом задумался. Любой вид транспорта функционирует по этому принципу, так? Любой! Бизнес-класс или эконом-класс. По-скотски или по-королевски. С чего бы нелегалам лишаться подобного выбора?
Управляющий кряхтя наклонился и поднял стаканчик.
– Разноцветные браслетики для сортировки людей, – прошептал он. – То еще изобретение.
– Не говори, друг! Миллионы мигрантов, заселивших Америку, тоже были разделены уже в дороге. Одни платили целое состояние за невероятную роскошь на плавучих городах, а другие сотнями мерли на нижней палубе, как жалкие псы.
Саворньян похлопал Рубена по плечу, и они подошли ближе к танцующим. Нура сменила репертуар и теперь исполняла поп-шлягеры пёльской певицы Инны Моджа.
Мы собираемся потратить некоторое время на празднование.
Из Рио-де-Жанейро в Сан-Диего,
А потом поедем в Бамако.
– Расскажу тебе мой секрет. – Саворньян приблизил губы к уху Рубена: – Я выбрал проводника не из-за браслетов. Все дело в каури.
– Каури?
– Плату вносишь ракушками, – шепнул бенинец.
Его глаза сверкали от возбуждения, совсем как у Нуры на импровизированной сцене.
– Редкими ракушками, – уточнил Саворньян. – Особыми каури. Внутри сети одна каури стоит сто евро. Воссоединение с семьей обошлось мне в сто пятьдесят каури. Их отдают постепенно – на каждом этапе, каждой границе, каждому посреднику. Я не хотел, чтобы Бабила, Кейван и Сафи пересекали Африку с пятнадцатью тысячами евро за подкладкой. А каури вне сети ничего не стоят.
– Хитро, – одобрил Рубен. – Очень хитро.
Нура в упор смотрела на Саворньяна, ее голос околдовывал, вызывал сладкую истому.
Сидней, Токио, Париж, Бамако – и снова
Поедем в Бамако. О! О! О!
У запасного выхода появились новые постояльцы в пижамах. Мать, отец и двое детей. Взъерошенные, плохо соображающие со сна. Их принялись угощать пуншем, соком, золотистой акрой – жареными шариками из трески и хрустящими самосами – чудесными мясными пирожками. Они пили и ели, не задавая вопросов, в полном обалдении, как будто легли спать в «Ибисе», а проснулись на другом континенте.
Рубен оставил Саворньяна, подошел вплотную к Нуре и едва слышно попросил:
– Пой. Пой всю ночь, красавица, твоя соперница сегодня не придет.
57
21:19
Бэмби застыла в дверях представительского люкса, почувствовав, что внутри кто-то есть, но Сегален не оставил ей выбора, чуть подтолкнув в спину.
Она шагнула в комнату.
Пусто… но их опередили: лампы на тумбочках отбрасывают на стены апельсиновый свет, тихо играет джаз, кровать усыпана лепестками роз. Да уж, Ян не поскупился ради обычного собеседования!
Дверь в ванную оставлена открытой. Намеренно. Из джакузи за стеклянной перегородкой поднимается пар – горничная открыла кран, чтобы вода набралась к указанному Яном часу. На бортике ждут два бокала шампанского. Бутылка стоит в ведерке со льдом.
Ян бросил рюкзак и куртку на столик у двери и подошел, собираясь поцеловать ее. Бэмби отпрянула, изобразив восторженную инженю:
– Боже, Ян… я и подумать не могла, что собеседование включает пробный заплыв.
«Нужно выиграть время! – Мысли лихорадочно метались в голове. – Держать его на расстоянии, чтобы избежать поцелуев. Уложить на кровать. Нейтрализовать. Чем? Достать шарф из сумки? Использовать ремень Яна?» Увы, логист «Вогельзуг» в точности следовал собственному сценарию, и первый этап предполагал, что они разденутся раньше, чем остынет пена в джакузи и согреется шампанское.
– Следовало предупредить меня, Ян, я бы захватила купальник.
Ответ она прочла в его глазах. Он тебе не нужен, красавица.
Сегален внаглую рассматривал Бэмби, и вульгарность взгляда противоречила романтической мизансцене. Темная и светлая сторона желания.
Овладеть женщиной. Обладать ею. Нимало не стесняясь, Ян прошел в ванную и начал раздеваться. Проверил термометр, давая понять: кончай валандаться, не нарушай идеальный расчет времени.
Идеальный расчет! Во всем антураже было нечто фальшивое, и Бэмби вдруг поняла это совершенно отчетливо. Ян Сегален вел себя неестественно – слишком уж торопился избавиться от одежды и не разливался соловьем. Будь на его месте другой мужчина, она отнесла бы это на счет смущения, но он не таков…
– Ты идешь?
Ян повесил белую льняную рубашку на крючок, уверенный в своей привлекательности, несмотря на располневшее тело. Он был из тех, кто, родившись красавцем, убеждает себя, что возраст над ним не властен. Подобные самцы отказывают в этой привилегии женщинам и охотятся только на молоденьких.
Бэмби села на кровать, рассеяно погладила кроваво-красные лепестки.
Неужели Ян вычислил ее?
За несколько последних дней были убиты два сотрудника, ну или бывших сотрудника ассоциации «Вогельзуг». И сделала это женщина. Да, они давно во всех деталях продумали, как подберутся к Яну, и на этот раз их план не имел ничего общего со случаем Франсуа или Жана-Лу. И да, она ответила на реальное предложение работы, а Ян сам ей позвонил, но… Но совершенно логично, что он не доверяет молодой красотке… очаровательной куколке, которая так легко позволила себя закадрить.
Ян очень скрытный. И самый хитрый из всех.
Он любит женщин, как охотник – дичь.
Они верят, что интересны этому мужчине, а он их изучает.
Я думала, он слушает и понимает меня, а он наблюдал.
Всегда держался настороже.
Прикидывался зачарованным, но был собран.
Чтобы ударить точно в сердце, когда решит, что пора.
– Так идешь? – повторил Ян. – Поздновато изображать робость.
– А как же официант?
– Наденем халаты.
Бэмби поднялась. Сделала несколько шагов.
Выиграть время. Хоть чуть-чуть. Она почувствовала – сейчас все резко переменится. Расстегнула блузку, сбросила туфли на шпильках и пошла к нему, босая, со вздымающейся над кружевным лифчиком грудью. На последнем шаге Бэмби вынула заколку, и волосы рассыпались по золотистым плечам, как сноп колосьев.
Я должна вернуть преимущество. Усыпить его подозрительность.
Она была уже совсем рядом с Яном, когда в дверь постучали.
– Ресторан «У Шерифа», – крикнул мужской голос. – Заказ для мсье Сегалена.
– Поставьте на кровать, – ответил Ян, повысив голос.
Бэмби услышала, как открылась и закрылась дверь, Сегален повернулся, собираясь выйти из ванной.
Она его удержала.
Инстинктивно.
Все не так. Все фальшивка. Театр. Постановка, причем плохая.
Бэмби положила ладонь на грудь мужчине, шепнула:
– Оставь, пусть пофантазирует, чем мы тут занимаемся.
Он удивился, воспротивился, но девушка прижалась к нему грудью, погладила выпуклость в штанах, начала расстегивать ремень.
Дальнейшее произошло почти молниеносно.
Бэмби рванула за пряжку, брюки упали вниз, она резко качнулась в сторону, не выпуская из кулака ремень, и обездвиженный Ян заорал:
– Она идет!
Бэмби выскочила в комнату и увидела амбала с дубинкой. Легавый!
Ловушка. Ян ее разоблачил.
Амбал допустил секундную задержку, увидев, что на него летит полуголая Барби. Он плотоядно улыбнулся, предвкушая, как поймает ее за талию, сожмет, а она будет брыкаться и дергаться в его крепких татуированных руках.
Пряжка ремня ударила в висок так стремительно, что он не успел увернуться. Бэмби на ходу намотала оружие на руку. Дубинка полетела на ковер, детина рухнул на кровать. Уже взявшись за ручку, девушка заметила свое отражение в зеркале, схватила сумку, куртку, портфель Яна и ринулась в коридор. В спину ей несся вопль громилы «Сссу-ка!», а из ванной нелепой походкой пингвина, путаясь в спущенных штанах, ковылял Ян.
VIII, VII, VI, V, IV, III, II, I.
Она натянула куртку в лифте, пытаясь успокоиться, чтобы сердце не выскочило из груди, вихрем миновала холл «Гордонс Кафе» и со спринтерской скоростью промчалась по улице Моно к площади Мартир. Прохожие оборачивались вслед безумной девице в куртке на голое тело. Бэмби подтянула юбку, чтобы делать шаги пошире, соблюдение приличий сейчас не главное, на кону стояла ее свобода, а может, и жизнь.
Правоверные мусульманки в длинных платьях и платках прикрывали глаза детям, чтобы те не видели «этого позора».
Бэмби проскользнула между двумя колясками и полетела к бульвару. Трое полицейских, дежуривших у ювелирного магазина, решили не покидать свой пост.
Тебе повезло, так беги быстрее!
Шершавый тротуар ранил босые ноги. На смену новым домам пришли развалины разбомбленных зданий. Бэмби прижимала портфель к груди в отчаянной попытке прикрыть наготу. Пересекла улицу, подталкиваемая в спину страхом.
Пропустите меня!
Машины во всех четырех рядах резко затормозили. Женщина, сидевшая за рулем белого пежо-504, грубо обругала Бэмби, молоденький водитель феррари-458 засвистел ей вслед. Она сбросила скорость и побежала по широкой эспланаде; слева ехали машины, справа сверкало море.
Навстречу Бэмби попадались джоггеры. Четыре усача, сидевшие на скамейке, проводили девушку взглядами, весело скалясь. Она почти выдохлась и поглядывала налево, молясь, чтобы рядом притормозило такси, а не полицейская машина.
Но все же остановиться пришлось. Сумка оттягивала плечо, портфель прилип к потной груди, юбка задралась так высоко, что были видны белые трусики. Бэмби в последнем порыве целомудрия поправила одежду, сорвала, отшвырнула в сторону белокурый парик и откинула назад мокрые от пота волосы. Линзы невыносимо жгли глаза, но тут небо услышало ее молитвы: в крайнем ряду, метрах в ста, ехал бело-желтый «мерседес». Наконец-то! Бэмби выскочила на мостовую. Такси вильнуло.
Не дав водителю опомниться, она залезла на заднее сиденье.
– Говорите по-французски?
– Мало-мало…
– Тогда гоните.
Бэмби заметила флажок на магнитоле.
– В аэропорт Бейрута, – уточнила она. – Я должна там быть через четверть часа!
58
21:24
Журден Блан-Мартен беседовал с Аньезе де Кастро, аппетитной каталонской вдовушкой, владелицей десятка квартир на побережье Средиземного моря, от Барселоны до Пизы. Квартиры пустовали, и она соглашалась вселить в половину из них богатых беженцев. В левом кармане завибрировал телефон, раздались первые такты «Адажио» Барбера в исполнении Нью-Йоркского филармонического оркестра под управлением Леонарда Бернстайна (отличие от классической версии – рингтона его рабочего телефона, лежащего в правом кармане, – улавливал только сам Журден).
Он извинился перед вдовой. Его верные компаньоны сумеют выторговать хорошую цену за пустующие резиденции, необходимые всего на несколько недель в году. Подбор жилья для обеспеченных беженцев тешил эго Журдена даже сильнее, чем ежемесячный доход от Airbnb – онлайн-платформы для аренды жилья.
Блан-Мартен ушел подальше от большого зала приемов замка Калисан, украшенного гобеленами. Богатые дарители подписывали здесь чеки, и чем лучше было поданное вино, тем крупнее оказывались суммы. Журден дошел до пустынной парковой аллеи и взглянул на экран.
Звонил Макс-Оливье. Его Банкир.
– У меня совещание, Макс-О.
– Официальное?
– Да. Но ты можешь говорить, я сейчас один.
– Проблема с «Кенитрой». Они должны были отчалить из Сайдии ровно в двадцать один, взяв на борт тридцать пять пассажиров с браслетами красного цвета, но двигатель вышел из строя. Ничего удивительного – семь лет ходит по морю, груженый как мул.
– Где ты?
– В порту Сайдии. Меня вызвал капитан.
– Другое судно у причала есть?
– Ни одного! А люди скандалят. Кроме того, на несколько следующих недель плохой прогноз, обещают штормовую погоду. Уже сегодня море неспокойное.
– Утихомирь их, другого решения нет.
– Они устроят бучу, Журден! Представляешь последствия?
Он представлял. Еще бы ему не представлять! До него им не добраться, а диким слухам о том, что великий патрон «Вогельзуг» наживается на мигрантах, мало кто поверит.
– Когда ушел последний корабль?
– Час назад. «Эль Беркан». Сто пятьдесят клиентов на борту. Они прибавят ходу из-за метеосводки.
Журден присел напротив фонтана, лицом к прелестной статуе Дианы-охотницы с тремя ланями. Выход есть. Неприятный, но единственный.
– Сколько зеленых браслетов среди пассажиров «Эль Беркана»?
– Думаю, человек тридцать.
До чего же эффективно трудится Банкир! Так же эффективно, как его альтер эго за решеткой – Казначей. Ничего удивительного, обоим хорошо платят за неукоснительное соблюдение непреложных правил, установленных хозяином. В том числе правила о том, что при погрузке на любое судно зеленые браслеты никогда не должны составлять большинство.
– О’кей, свяжись с рулевым. Пусть пересадит тридцать человек в шлюпку и вернется в Сайдию за «богатенькими».
Журден почувствовал, что Макс-Оливье колеблется.
– На высокой волне они и десяти минут не продержатся.
– А ты что предлагаешь?! – повысил голос Блан-Мартен.
Диана смотрела на верхушки деревьев, лаская одну из ланей.
– Полагаешь, удастся вернуть тридцать мигрантов в порт и обойтись без потасовки? Думаю, марокканская полиция очень заинтересуется, откуда взялись эти пассажиры лоукоста! Поверь, море сохранит тайну, мы тысячи раз такое проделывали. Пусть капитан найдет любой, самый идиотский предлог – двигатель заглох, таможенный патруль на горизонте – и натравит сине- и краснобраслетников на остальных, чтобы освободить тридцать мест.
В трубке раздался тяжелый вздох.
– Мы никого не принуждаем садиться на корабль, Макс-О! – Блан-Мартен решил надавить на Банкира. – Не будь наших судов, они поплыли бы в Европу на спасательных кругах.
– Ладно, Журден, избавь меня от нотаций. Капитан – хороший солдат. Он выполнит приказ и глазом не моргнет.
– Зеленые браслеты знают, что рискуют, – кипятился Журден. – Как и мы. Если повезет, патруль их подберет. А нет – будет урок остальным на будущее. Слухи в этой среде расходятся быстро, и люди поймут: за путешествие выгоднее заплатить подороже. Сообщи, когда дело будет сделано.
– Конечно.
Макс-О не отключился, как будто хотел сказать что-то еще. Что-то, не имеющее никакого отношения к тридцати мигрантам, которые будут брошены посреди Средиземного моря на ореховой скорлупке и почти наверняка погибнут. Десятки людей тонут каждый месяц, и если Блан-Мартен прикроет свой бизнес, то его место займут любители и процент жертв будет выше.
– В чем дело, Макс-О?
– Вчерашний парень. Альфа́ Мааль. Тот, что хотел продавать «пятизвездные круизы»…
– Ну и?..
– Со вчерашнего дня о нем ни слуху ни духу.
– Вот дерьмо! Я ведь просил присматривать за ним. Ищи и найди мерзавца до завтрашнего утра!
Журден закончил разговор. Он был обеспокоен.
Не «разменом» пассажиров. Дело быстро уладится, а разницу в прибыли – тридцать раз по 5000 евро минус 2000 каури – можно в расчет не брать. Все его мысли были о семейке Мааль. Мать, Лейли, рыпаться не посмеет. Он знает ее маленький секрет и готовит сюрприз: судя по сообщениям Яна Сегалена и Петара Велики, они загнали дичь – Бэмби. Давно пора! Осталось рассчитаться с мелким негодяем, ее братцем Альфа́.
Журден бросил последний взгляд на каменные статуи, убрал телефон в левый карман и пошел назад, к огням зала приемов замка Калисан, отличному вину и приятной компании.