Ранней осенью в Фейфорд-Сити всегда жарко, но этот день побил все рекорды. Джейк, я и наш Зип прямо-таки таяли на тротуаре, глядя вверх на бабулю, которая высовывалась из окна своей квартиры на третьем этаже.
— Готов, Ганс? — крикнула она точно так же, как в любой школьный день.
— Готовее некуда, — ответил я, наверное, в миллионный раз.
— Пуск! Внимание! Бомба!
И тут она уронила закрутку из куска газеты, а в ней — монеты. Как раз, чтобы купить три коробочки леденцовой ваты ча-гам.
Сегодня прицелилась она плохо, и закрутка летела прямо на голову Зипа… Он в самый последний момент пригнул свою мохнатую черепушку и ловко зажал пакетик между ушами.
Вот бы мне так!
Мы с Джейком захлопали в ладоши, а бабуля засмеялась. Мы, все трое, помахали ей на прощание (а я тайком послал воздушный поцелуй), потом направились к супермаркету Бандера, ближайшему источнику ча-гам.
— Зубами ее размолотишь, а после проглотишь, — запел я, импровизируя. Может, у меня и не самый лучший голос в мире, но вы бы послушали Джейка!
— Сперва ты ее разжуешь, а после с зубов не сдерешь, — проворчал Джейк. Он ест ча-гам только за компанию.
«Ватка ньям-ньям», — сказал Зип, но не вслух. Туземцы планеты Фей (вот как Зип) не пользуются звуками. Мой папа как-то заметил, что они развили язык движений лучше кого бы то ни было во всей галактике и что люди понимают лишь малую часть того, что говорят движики.
Но он ошибается. Моего приемного братишку я отлично понимаю, можете мне поверить. Мы ведь росли вместе еще с дошкольных лет!
Я даже вздрогнул от громкого фырканья. Движики прямо-таки созданы, чтобы фыркать: их носы-пятачки украшены кольцом из шести ноздрей. Зип всего только потянул воздух, но я занервничал.
Разволновался я потому, что был Свихнутый сезон, когда солнечные вспышки превращают Метеорологическую службу в скопище врунов, и все должны высматривать, не появились ли в небе сгустки.
Но там не было ни единого темного мазка, и потому я расслабился… НУ, почти.
Фундраганы — это не шутка. Ты покойник, если не успеешь укрыться при их приближении. Папа говорит, что сухой воздух, фундраспоры и солнечные вспышки — скверная смесь. Споры электростатичны и в Свихнутый сезон сверхвозбуждаются, притягивают и отталкивают друг друга, как капризные магниты.
Один раз я видел пса, который не добрался до укрытия. Бедняга выглядел так, будто проиграл бой с пескоструйной машиной. Я бы не хотел, чтобы такое приключилось со мной или с Джейком, но когда Зип рядом, этого можно не опасаться. Движики чуют приближающийся ураган за мили.
Но сегодня Зипа явно тревожило что-то другое. Он все время фыркал, принюхивался и посматривал по сторонам. Я переглянулся с Джейком, и мы оба пожали плечами.
Хозяин супермаркета, Зовите-Меня-Попросту-Эл, один из тех, кто считает туземцев дураками. Когда он разговаривает с Зипом, то всегда произносит слова медленно и раздельно. Бабуля говорит, что то же бывает и на Земле: немых принимают за слабоумных.
Зовите-Меня-Попросту-Эл взял наши деньги и бросил на прилавок наши коробочки.
— Получайте, ребятки, — прогремел он (уж конечно, ему втемяшилось, будто движики и слышат плохо). Зип помахал одной рукой в смысле «спасибо», но я не думаю, что лавочник понял. Я сгреб все коробочки, потому что я самый высокий.
Ну а дальше у нас было заведено так: коробочек пока не открывать, а идти в Парк Джонса и занимать нашу собственную скамейку, если на ней никто не рассиживается. Съедим бутерброды, которые нам завернул папа, а уж потом вгрыземся в ча-гам. И пока жуем, будем обмениваться наблюдениями за проходящими мимо. А когда вата будет дожевана, то и перемене конец. Времени у нас останется только-только на то, чтобы успеть вернуться в школу.
Операция эта требовала точности до секунды. И вот почему я разозлился, когда коробочки опустели, а Зип и не подумал вставать. Он сидел, нюхал и не откликался, даже когда мы с Джейком заорали на него во весь голос.
— Может, пойдем без него? — в конце концов предложил Джейк.
Вообще-то Джейк к моей семье не относится (его фамилия Сейпс, а не Хоффман), но это никакого значения не имеет, и папа любит его не меньше, чем меня.
— Ни в коем случае, — возразил я. — Папа нас убьет, если узнает, что мы шлялись снаружи без Зипа.
— Хорошо, пусть нас вместо твоего отца убьет училка! Пошли, Зиппо, включи скорость, пожалуйста!
Зип не шевельнулся, и я ничего не мог понять. День выдался достаточно странным и без того, чтобы Зип объявлял сидячую забастовку. Не только жара несусветная, но к тому же сегодня был один из таинственных праздников взрослых движиков.
Дважды в месяц, как по часам, взрослые движики уходят из города. Бабуля говорит, что они «возвращаются к родимым пенатам», но, может, это она про пещеры. Ребят, даже своих, они с собой не берут. Мыс Зипом думаем, что тут не обходится без секса, а Джейк подозревает действие зловещих сил, но вот каких, не говорит. А жаль — фантазия у него что надо.
Без взрослых туземцев улицы выглядели какими-то не такими, и это замечали все: люди слишком уж часто поглядывали на небо, и было им вроде как не по себе.
Я и сам снова поглядел вверх. Ничего. Кроме того, что папа называет «перламутровыми небесами». Бабуля, папа и училка говорят, будто на Земле небо голубое, и никто не удивляется, когда по ночам видны звезды.
Джейк попытался стащить Зипа со скамейки, и это было смешно: грубости в Джейке маловато. К тому же движики только на вид тощие и слабые. А уж их крепкие пальцы! Я видел, как взрослые движики голыми руками дробили камни, а сейчас Зип такой вот рукой вцепился в скамейку. Мы не могли никуда уйти, пока он не пожелает.
— Погляди, Ганс! — вдруг заорал Джейк, указывая на шноркели Зипа, такие длинные упругие трубки, которые болтаются на шее у движиков.
У Зипа шноркелей шесть. Папа называет их каким-то латинским словом, которое начинается с «пне», но только к пням оно никакого отношения не имеет. Все другие называют их шноркелями, а зачем они нужны — еще одна тайна. Туземцы нам не говорят…
Движики могут дышать через эти трубки, но пользуются ими редко. А их сложные легкие снабжены клапанами, которые позволяют воздуху выходить через один шноркель и входить через другой. Таким способом никогда без воздуха не останешься. Бабуля говорит, что эта способность просто незаменима для игры на валторне и очень обидно, что движики терпеть не могут музыку.
Я сразу понял, почему Джейк разволновался. Я еще ни разу не видел, чтобы шноркели вели себя так: каждый извивался в воздухе, будто длинный червяк в поисках пищи…
— Что происходит, Зип? — спросил я, стараясь сохранять спокойствие, раз уж Джейк его потерял.
Зип наконец вспомнил о нашем существовании. «Что-то не так», прожестикулировал он.
— Да что не так? — завопил Джейк, и несколько взрослых поблизости оглянулись на нас.
К моему великому облегчению, Зип взвился со скамьи и сделал нам знак бежать.
Мы мчались во весь дух и, пока добрались до школы, до того разгорячились, что потолкались у фонтанчика питьевой воды. Так что к началу урока все-таки опоздали. Ну, хотя бы внутри было попрохладнее.
Мс. Морзи, учительница нашего, шестого класса, не поскупилась на свое запатентованное выражение лица и указала нам на наши места. Мр. Поттс, ассистент училки, скорбно покачал головой, будто никак не ожидал от нас подобного. Мр. Поттс славится сногсшибательным по скверности запахом изо рта. Учитель, движик, мр. Трун, отсутствовал в связи с праздником.
Урок был «совместный» — общий для человеческих и движикских ребят. Обычно таких уроков два, по утрам, но раза два в месяц — в зависимости от движикских праздников — у нас бывает целый совместный день. И в таких случаях я очень радуюсь, что учусь в школе, и вы скоро узнаете почему.
Не проговоритесь кому-нибудь, но объяснения мр. Труна мне интересней, чем рассуждения моей собственной училки. Куда занимательнее следить за движикскими уроками, хотя по большей части это занудство вроде туземной истории.
Настоящие движикские имена — это движения, и мр. Трун приобрел свое прозвище из-за привычки непрерывно протирать свой стол мягкой тряпочкой. Позади его стула стоит торшер, и его стол теперь уже до того отполирован, что глаза слезятся от отражения, если на него долго смотреть. Джейк утверждает, что стол теперь крайне опасен, и скоро мы все начнем слепнуть!
Зип говорит, что мистер Трун не так уж плох… для взрослого. Училка-движик в четвертом классе шлепала своих учеников плоской указкой, если они отвлекались хоть на миллисекунду. И ведь она обязательно это замечала! Ее мы прозвали мс. Биг-Бенг.
Не могу себе представить, как движики умудрились сообразить, что люди разговаривают между собой.
В третьем классе нам объяснили вот что. Исследовательский корабль открыл планету Фей почти сто лет назад. «Фей» была фамилия командира корабля, и он, видимо, прямо-таки изнывал от скромности, раз назвал в свою честь целую планету. Как бы то ни было, первая высадившаяся экспедиция тут же обнаружила дружелюбных аборигенов. Понятно, что эти два разных биологических вида не могли общаться между собой.
Руководили экспедицией муж и жена, Джереми и Линда Джонс. После нескольких месяцев изучения они объявили, что туземцы (которых они назвали «движиками» из-за того, что те постоянно дергались) «разумны, любознательны и молчаливы».
Как бы не так.
Кроме того, они утверждали, что движики «технологически неравномерны», то есть аборигены разбираются в химии, медицине, ткачестве и строительстве туннелей, но не имеют понятия о космолетах или моторах.
С помощью картинок Джонсы установили, что астрономии движики не знают. Еще одно как бы не так. Здесь раз в месяц в ночном небе можно углядеть Ригель или Вегу. При нормальных обстоятельствах наше небо носит маску розовых бактерий рубиллитов. Рубил-литы, кроме того, имеют колониальные формы: фиброзные фундрикулы и фундра. Они существуют полноценно только в условиях максимального холода. Вот почему ледяные шапки на полюсах моего мира розового цвета.
Очевидно, туземцам понравилось присутствие инопланетян, всюду сующих свои носы. Когда Джонсы отправлялись в экспедиции по планете, движики увязывались за ними. И у Линды с Джереми выработалась привычка разговаривать с ними, как люди разговаривают с младенцами, которые еще не понимают, где у них руки, а где ноги.
Шесть месяцев спустя после первого контакта Джонсы в обществе нескольких туземцев устроили пикник. Вроде бы Линда попросила Джереми передать ей соль, а один из движиков перехватил у него солонку и отдал ее Линде сам.
Тогда Линда устроила проверку. Она объявила, что поднятая рука с растопыренными пальцами означает «да», а сжатая в кулак опущенная рука означает «нет». Когда она спросила своих спутников, поняли ли они, все до одного подняли руки и растопырили пальцы.
Вот почему мы празднуем каждый год День Пикника, хотя, по-моему, назвать его следовало бы День Передай-ка Соль.
Следующие десять лет Линда Джонс потратила на изучение языка движений и на попытки научить аборигенов писать. Сначала она попыталась научить их нашим знакам, но движики — ни в какую; наверное, стандартные знаки для них то же, что детский лепет для нас. «Да», «нет», «может быть», «опасность» и «я тебя люблю» были (и остались) единственными стандартными жестами, которыми они иногда пользуются.
Линда чуточку освоила язык движений, но за десять лет она сумела научить читать и писать только одного туземца. Папа называет это «феноменальным достижением», но с какой стати: десять лет и один-единственный успех?
Теперь почти каждый туземец понимает людей, но только «грамотные» способны к настоящему общению со взрослыми людьми.
В три часа класс приступил к игре в шарады, чего я дожидался с нетерпением. Слова, понятно, разыгрывали туземные ребята, а наши — отгадывали.
В моем классе учатся восемь детей-движиков. В школе они носят нечто среднее между туникой и гимнастическим костюмом, бабуля называет их «тунигимниками». И костюмы эти — цвета семьи каждого (у Зипа он лиловый, потому что это любимый папин цвет), а ткань смахивает на кожу ящерицы, она чешуйчатая и глянцевая. Окружая мистера Поттса (но не слишком близко из-за его запаха), туземцы смахивали на металлическую радугу.
Поттс прошептал фразу, и игра началась. Движики выстроились перед классной витриной (теперешняя выставка была посвящена так называемым «листьям» крупных земных овощей, по-местному — «деревьев») и по очереди изображали слово, каждый свое. Наши учителя считали, что таким способом мы, человеческие дети, оттачиваем наши переводческие способности.
Оттачиваем — не оттачиваем, но в дни, когда движикский учитель отсутствует, эта игра — обхохочешься!
Понимаете, мс. Морзи и мр. Поттс в языке движений ни бум-бум. Просто не различают никаких жестов, кроме самых очевидных. Поэтому во время шарад наши туземные соклассники вплетают в свои пантомимы всякие дополнительные вставочки.
Папа говорит, что я для моего возраста угнетающе сообразителен, но я был бы последним дураком, если бы не разгадал шараду сразу же. Все до последнего ученика быстро поняли, в чем соль, но никто и вида не подал. Три Большие Пальца с помощью шеи и одной руки сказала: «плотование на длинной реке». Плотование — замечательный спорт для тех, кто просто жаждет замерзнуть, промокнуть и набить шишек.
У движиков на каждой руке по двойному локтю. Правые локти Трех Больших Пальцев сказали «протуберанец на лице», левые сказали «раскопки». Одно ухо добавило «удовольствие», а второе просто указало на мс. Морзи.
То есть училка любит ковырять в носу.
Туземцы громко не смеются, но если присмотреться, то можно заметить, как подрагивают шноркели. Движики надрывали животы, а учителя ничего не видели. Ну а мы чуть не лопались, сохраняя серьезное выражение лица.
Близнецы Чанг в этом просто асы. Мало-помалу у них из глаз начинают сочиться слезы, но в остальном можно поклясться, что обе девчонки присутствуют на собственных похоронах. Впрочем, у каждого есть свои приемчики. Хорхе и Вики стараются припомнить что-нибудь попечальнее. Бобби Кокс, исправившийся хулиган, чья кожа почти такая же темная, как у Джейка, пытается злиться, неважно на кого и за что. Мой секрет — ни в коем случае не смотреть на Джейка, который кусает губы, чтобы не прыснуть.
Джейк бесспорно слабое звено, вот почему мс. Морзи внезапно сказала:
— Быть может, Джейкоб, ты поделишься шуткой с нами?
— Извините, мисс Морзи. Я… я отвлекся, вспомнил, что случилось дома у Ганса… вчера.
Это дурацкое оправдание послужило для всех предлогом хихикнуть, и нам сразу полегчало. Но Джейку было не до смеха. Попадался он не в первый раз, и теперь училка явно готовилась припечатать его на обе лопатки. Но тут Зип отвлек внимание.
Пока училка подступила к Джейку, Зип продолжал разыгрывать шараду, и его движения стали дико преувеличенными, будто поразительная наша тупость довела его до бешенства. Внезапно он отбросил одну руку назад и чуть было не опрокинул террариум с тремя гладиками. Гладики — это мелкий вид неоящеров.
Альберт успел выскочить наружу.
Скользкость неоящеров не уступает их же быстроте. Занятия превратились в карнавал — все метались, ловя Альберта. Гладики способны забираться в еле заметные щелки, и следующие десять минут обернулись потехой похлестче шарад. Но я все-таки заметил, как Джейк поблагодарил Зипа нашим секретным кодом, человеческим вариантом языка движений.
Наконец Альберта водворили в террариум, и на планете Фей воцарились мир и тишина. Училка хмурилась, но минута, когда можно было бы наказать Джейка, миновала безвозвратно. Она только шепнула ему что-то на ухо и велела нам продолжать шарады. Не знаю, что сказала училка, но большие карие глаза Джейка стали еще больше.
Вики Эпштейн, перенапрягши всю свою интеллектуальность, высказала предположение, что шарада означала «плотование на длинной реке». Мистер Поттс подтвердил и нашептал следующую фразу…
Заключительные полчаса посвящались самостоятельным занятиям, и я занялся чтением, уложив книгу вверх тормашками. Эта способность в один прекрасный день может пригодиться. Так что на часы я смотрел не чаще одного раза в десять секунд.
Потом я перестал читать и либо пялился на часы, наблюдая медлительное движение времени, либо косился в окно.
Окна в Фейфорд-Сити — это простые прорези в стене. Ни стекла, ни сеток. У нас нет мерзких летающих козявок, которые так жутко изводят землян, а температура внутри зданий обычно достаточно приятная, хотя сегодняшняя явилась скверным исключением. В рамы наших окон вделаны электрофильтры, которые перехватывают бактерий, оставляя доступ свежему воздуху. Если же погода иногда становится покусывающей или дождливой (особенно во время фундраганов), из стен выдвигаются прозрачные листы сверхпрочного пластика и задраивают все окна и двери. Наши классы снабжены вентиляционными трубками с особыми фильтрами, чтобы мы не задыхались.
Ну-ка догадайтесь, что произошло дальше. Едва наконец-то прозвенел звонок, сразу завыла сирена погодного предупреждения. Теперь нам оставалось только ждать и надеяться, что тревога окажется ложной. Но через пять минут штормовые экраны окон и дверей захлопнулись, и нам предстояло отсиживаться в классе до тех пор, пока фундраган не унесется прочь.
Плотность урагана была не настолько велика, чтобы поглотить весь свет, и я сидел и смотрел наружу. Лиловые облака спор завихрялись с неописуемой скоростью…
По громкой тишине я понял, что энергия отключилась. Тишина возникает всякий раз при отключении воздухоочистительной системы. Некоторое время дышать механически очищаемым воздухом можно без всяких опасений, однако рубиллитовая пыль, чересчур мелкая для фильтров, накапливается довольно быстро… Ну, нам хотя бы оставался свет — лампы переключились на аккумуляторы.
Когда глаз урагана наконец добрался до нас, окна почернели. Я посмотрел на Зипа и увидел, что он стоит и нюхает. Это меня удивило и напугало. Я ведь считал, что мой брат покончил с таким жутковатым поведением. Остальным движикам было не по себе, то есть они мигали внутренними веками, но никто не нюхал.
Джейк тоже следил за Зипом. Я перехватил его взгляд и прикинул, какой же ком страха застыл у него в животе: как у меня или поменьше?
Тут все прямо подпрыгнули — ослепительные вспышки, оглушительные удары. Прямо за окном возникло бешено извивающееся лассо слепящей яркости.
Молния-петля! Ее толком не разглядишь. Папа говорит, что это оптическая иллюзия, возникающая благодаря тысячам мелких разрядов во вращающемся ветре. Стремительно движущиеся споры всегда накапливают больше электричества, чем им требуется, но чтобы возникла молния-петля, необходимы идеальные условия.
Я поглядел на Зипа. Погода его не интересовала.
Я не помню тот день, когда Зип стал членом моей семьи: был еще слишком мал. А жаль, ведь тогда была жива мама, а в моей памяти слишком мало лет, проведенных с ней.
Предложили это туземцы, которые растят детей сообща. Им никак не удавалось втолковать людям некоторые из важнейших правил, например, где строить не полагается. Людей на планете становилось все больше, и дело шло к тому, что старинной дружбе между расами вот-вот наступит конец. Все надеялись: если дети людей и движиков будут расти вместе, это поможет пониманию.
Папа называет эксперимент с усыновлением «мужественным», но бабуля говорит, что это «вопль отчаяния».
Биологические родители Зипа умерли, и мой папа — его законный опекун, признаваемый обеими расами. Конечно, когда мама с папой выставили свои кандидатуры, они никак не думали, что папе придется растить двух детей, да еще и Джейка, почти в одиночку.
Конечно, эксперимент сработал, но иногда меня берет тоска, так много мне приходится растолковывать папе по поводу Зипа.
Через десять долгих минут ураган кончился, и энергия восстановилась. Ионные насосы заставляли рубиллиты в воздухе слепляться в сгустки. Внезапно мы приобрели свое частное небо, по которому розовые облачка плыли к соплам очистителей воздуха. Училка связалась с Погодой и потом сообщила, что нам не будет ничего угрожать, если мы вернемся домой в течение получаса. Подумаешь! Да за такое время я и ползком до дома доберусь!
Училка нажала кнопку и экраны втянулись в стены. Свобода!
Зип что-то уж очень торопился уйти, но я и сам был «за». Снаружи по-прежнему стояла дикая жара. Теоретически Джейк живет на Эйнсворт-Лейн возле больницы, но недаром в моей спальне стоят три кровати.
В Фейфорд-Сити на десять тысяч людей имеется только полтора десятка врачей. И у родителей Джейка дел по горло.
В двух кварталах от нашей квартиры Зип свернул в другую сторону.
— Э-эй! — крикнул Джейк. — Куда ты?
Зип замедлил шаг ровно настолько, чтобы ухватить нас обоих за локти, и потащил за собой.
— Что это с ним? — спросил меня Джейк.
— А я почем Знаю?
Зип никак не отозвался и все время фыркал, принюхиваясь, пока волок нас в сторону более старой, более низкой части города.
Городские здания все время становятся выше и выше. Планируется даже небоскреб в тридцать этажей! Дешевле строить вверх, чем в стороны, говорит папа. Бабуля утверждает, будто на Земле живет несколько миллиардов людей, и небоскребы там по двести этажей, но мне не верится. Ставлю доллар против десятерика, что это сказочки для маленьких детей. Ну, как история про пасхального кролика…
Тут я очнулся от этих мыслей и с удивлением обнаружил, что мы уже наполовину прошли Первую улицу. Впереди творилось что-то непонятное. Тут Зип прибавил ходу и поволок нас прямо туда. Он остановился как вкопанный перед длинным одноэтажным зданием, поделенным на две квартиры.
Защитные экраны одной квартиры все еще не были убраны. Странно! Я никогда не видел противоураганного окна снаружи в теплую, сухую, безопасную погоду.
Низенькая женщина билась в истерике, а еще четверо взрослых столпились перед внешней контрольной панелью. Они сняли ограждающий щиток и как сумасшедшие жали на все кнопки, но экран словно врос в стены. Я заглянул внутрь и перепугался как никогда в жизни. Квартиру наполняла туманная дымка, и в этой дымке плавали призраки!
Я тупо смотрел на десяток серых привидений и вдруг заметил на полу маленькую девочку, которая словно бы выкашливала свои легкие.
— Зип! Джейк! — крикнул я. — Там девочка и полно дыма.
Друзья подбежали ко мне и тоже уставились в окно.
Квартирный воздухоочиститель воздействовал на дым, сгущал его в жуткие фигуры, но не справлялся. Призраки увеличивались.
— Зиппо, ты это унюхал? — спросил Джейк, качая головой.
— Он никак не мог, — возразил я. — В этих старых домах нет вентиляционных сопел. Кроме того… — я понизил голос, — ты же знаешь, Зип вел себя как чокнутый все время после завтрака.
— Ладно, Великий Мозг. Так откуда же он узнал?
На это у меня ответа не нашлось, и не нашлось ответа и для девочки, которая заметила меня и говорила что-то, чего я не мог расслышать. Она плакала, и я еще никогда не видел, чтобы кто-нибудь был так напуган.
— Ну, пожалуйста! — истерически закричала женщина, наверное, мать девочки. — Бога ради, разломайте экран!
Противоураганный экран разве что пушка разобьет…
Крохотная старушка, такая древняя, что могла приходиться бабушкой моей бабуле, напомнила ей про это, а она зарыдала еще громче и спросила:
— Но почему оно не открывается?
— Попытайся взять себя в руки, Дженет, — посоветовала старушка. — Ты ведь только мешаешь. Этот ураган, наверное, повредил энергосистему… Не беспокойся, мы ее как-нибудь да вытащим.
В ту минуту это представлялось маловероятным. Я не понимал, что могло так сильно дымить и почему мать оставила свою дочку в квартире одну, но сейчас было не до расспросов.
— А мы ничего не можем сделать? — шепнул я моим товарищам.
Зип прямо не ответил, зато вдруг использовал свои шноркели совсем по-новому: он завертел шеей так быстро, что трубки засвистели. Не прошло и минуты, как начали сбегаться ребята-движики, волоча за собой человеческих ребят, которые ничего не понимали.
Тут мне пришло в голову, что, может, туземцы не признают музыки именно по этой причине: некоторые звуки, наверное, служат сигналами тревоги.
Зип подошел к окну вплотную и зажестикулировал. Это он ловко придумал, ведь услышать нас она не могла, а писать нам было нечем и не на чем, даже если она умела читать. Но знала ли она язык движений?
Знала! Зип жестикулировал медленно, и она иногда кивала. С моего места мне удавалось разобрать, что ей говорил Зип, только наполовину.
Вокруг теперь собралось примерно тридцать туземных ребят. Зип повернулся к ним и зажестикулировал так быстро, что я не успевал следить.
Двадцать движиков — все, для кого хватило места перед окном — встали вплотную к нему и могучими пальцами начали толкать экран вбок. Они знали, что сломать его им не по силам, а потому попытались вдвинуть его в стену.
Конечно, это им не удалось, но, как ни поразительно, они умудрились открыть узенькую щелку с одного края. Толку-то! Если внутри огонь, эта щелка снабдит его отличным свежим воздухом.
Несколько туземцев скинули туники и стали затыкать ими щель, оставив лишь крохотную дырочку. И тут Зип сделал нечто и вовсе неожиданное. Он засунул в дырочку один из своих шноркелей.
Наконец я понял план Зипа. Девочка подползла к окну, встала и положила шноркель себе в рот. Джейк от восхищения засвистел, а я мог только согласиться с ним. Таким образом Зип вдыхал воздух через рот или какой-нибудь свободный шноркель и обеспечивал девочку кислородом.
Скоро она перестала кашлять и немного успокоилась, хотя видеть ее за дымом становилось все труднее. Мы с Джейком захлопали в честь движиков и особенно Зипа, и некоторые взрослые присоединились к нам. Зип взмахнул одной рукой в изящном поклоне.
— Механики вот-вот подъедут, — сказал матери какой-то мужчина. — У них будут все необходимые инструменты. И Лайза их дождется цела и невредима… благодаря нашим маленьким героям.
Из его слов я понял, что дым поднимается от чего-то тлеющего, и квартира не заполыхает.
Но наше торжество продолжалось недолго — завыла сирена погодного предупреждения. Во рту у меня сразу пересохло. У нас оставалось пять минут, чтобы укрыться, если тревога не окажется ложной. Но ведь с той минуты, как мы ушли из школы, и получаса не прошло, разве не так?
Все глаза обратились вверх. По небу мчались лиловые мазки.
Джейк растерянно посмотрел на меня, и мое сердце куда-то провалилось. Во время фундрагана нельзя оставаться снаружи. Зипу придется уйти…
Все с нетерпением оглядывались, ожидая механиков. Однако после сильных бурь в Фейфорде обычно происходит не одна авария, так что нельзя было угадать, когда прибудет помощь.
Затем Зип напугал меня еще сильнее, чем прежде. Он весь затрясся.
Движики и люди дышат одним и тем же воздухом и употребляют в пищу одни и те же продукты вроде попкорна и ча-гам. Ученые (включая папу) говорят, что планета Фей и Земля — настоящие близнецы. И живые существа на двух планетах похожи, недаром мы так хорошо ладим друг с другом. Иной раз даже трудно вспомнить, что движики не люди.
Но теперь я вспомнил. Зип трясся не так, как трясусь в ознобе я. Он дрожал полосами, будто по его телу медленно прокатывались волны страха. Ничего более странного я в жизни не видывал, и тем не менее я точно понимал, что происходит.
Зип хотел убежать, отчаянно хотел, но не поддавался этому желанию. А потому он стоял там, и дрожал, и знаками призывал добровольцев. Вперед с большой неохотой выступили трое туземцев, очень медленно, и тоже затряслись.
Я только теперь заметил, что подошли еще взрослые. У края толпы, возвышаясь над всеми, появилось такое знакомое лицо. Папа! Мне сразу стало легче. Кто-то, наверное, увидел здесь Джейка, или меня, или Зипа и сообщил ему в лабораторию. Папа прошел через толпу туда, где стояли мы. Он заглянул в квартиру и сразу понял ситуацию.
— А, Ганс! Привет, Джейк! Видимо, кто-то заперт внутри? — Вопрос этот папа нацелил на меня и поднял бровь. Дым теперь превратился в толстую серую занавеску.
— Совсем девчушка, пап. Зип качает ей воздух.
Не знаю, потому ли, что папа такой высокий, или из-за того, что он такой умный, или же потому, что много лет состоит членом Городского Совета, но когда он заговорит, то слушают его все.
Мать девочки подбежала к нему. Она уже перестала вопить, но лицо у нее было мучнистое, а когда она говорила, казалось, будто рот у нее полон новокаина.
— Советник Хоффман!
— Да? Мне кажется, я не имел удовольствия…
— Я Дженет Гулет. Моя бедная малютка Лайза заперта там, и экран заклинило, а приближается ураган. Вы должны что-то сделать.
Монотонность ее голоса была хуже всяких воплей.
— Как это произошло? — Папа никогда не торопится, даже в критические минуты.
— Мой муж опаздывал на встречу и не захватил какие-то важные документы. Ну я и вышла наружу всего на минуточку, хотела догнать его. А когда вернулась… экраны уже закрылись.
— Ну а дым?
— Думаю… началось с духовки. Во время урагана энергия отключилась, и я проверяла жаровню, и, мне кажется, я… оставила внутри рукавицу и забыла выключить духовку. Во всем виновата я сама. Моя Лайза не может дотянуться до панели… — На последнем слове ее голос стал пронзительным.
Папа положил ей руку на плечо, чтобы успокоить, и задумался.
— А! Ваша кухонная рукавица из фундрикулы?
— Ну, наверное.
— Тогда все понятно. Когда она задымила, оконные сенсоры определили частицы как фундраспоры и заключили, что приближается ураган.
Папа тратил время на биологические розыски, ну прямо готовый сыщик!
— Но почему экран не открывается с этой стороны?
— Потому что сенсоры действуют оптически, а при таком скоплении фундры у окна, пусть только внутри, запорный механизм не подчиняется наружной панели. Боюсь, тут мы имеем дело с серьезным изначальным просчетом в системе. Можно только удивляться, что ничего подобного не случилось прежде.
— Так что же нам делать?
Это я и хотел узнать. Мне даже в голову не приходило, что кухонные рукавицы могут быть опасны, но вот теперь они убьют беспомощного ребенка, если папа не сотворит чуда. А вдруг большая доза такого дыма смертельна…
— Вам, Дженет, следует сейчас же найти убежище, — сказал папа ласково. — Я попытаюсь закоротить сенсоры и вытащить вашу дочку. Пока же, мне кажется, чем меньше здесь будет толпиться людей…
Эти слова произвели волшебное действие: толпа начала таять. К тому же всем не терпелось укрыться от урагана. То есть почти всем. Дженет Гулет внезапно снова впала в истерику, и потребовались усилия четырех человек, чтобы увести ее. А она не спускала глаз с дымного окна, будто хотела разбить его взглядом. Мне было ее до жути жалко.
Папа приложил все усилия. Он подошел к внешней панели, внимательно ее изучил, бормоча: «Все царство за кусачки» — потом, не обращая внимания на кнопки, начал дергать проводки. Но ничего этим не добился, только сильно повредил большой палец. Я попытался помочь.
— Пап, туземцы их легко повыдергивают!
Он бинтовал руку носовым платком.
— Я знаю, Ганс. К несчастью, пальцы у них слишком толстые и не протиснутся, куда нужно.
Папа продолжал дергать, и дергал, и дергал, а потом взглянул на часы.
Ни единый проводок не оборвался. Он вздохнул, посмотрел вокруг и замахал рукой на оставшихся туземных ребят, и они все убежали, кроме помощников Зипа. Каждый доброволец каким-то образом подсоединил по меньшей мере один шноркель к какому-нибудь из шноркелей соседа. А я и не знал, что они это умеют!
Помощники окружили моего брата, но не тесно, оставив вокруг свободное местечко. У меня на глазах двое ребят подсоединили по запасной дыхательной трубке к двум шноркелям Зипа. Чего они добивались? Или не знали про ураган?
Джейк совсем позеленел. И я очень хорошо его понимал.
— Зип! — заорал я. — Тебе нельзя тут оставаться. Ты умрешь, а тогда Лайза все равно погибнет.
— Боюсь, Зиппи, Ганс прав, — голос папы все еще был спокойным. — У нас осталось только… две минуты.
Вместо ответа мой брат крепко вцепился в ближайшую стену. Остальные движики сплели руки, создав внушительный барьер. Все четверо вцепились в бордюрный камень сильными пальцами босых ног.
— Зиппер Хоффман, НЕМЕДЛЕННО УХОДИ!
Папа не пожалел стальной суровости для своего голоса, но и это не помогло.
А я уже так перепугался, что перестал думать. Я попытался растолкать туземных ребят. И Джейк тоже. С тем же успехом мы могли бы барабанить по окну. Никому не проговоритесь, но я заплакал. Однако все равно толкался.
Папа поступил умнее. Он просто перелез через добровольцев в свободное пространство вокруг Зипа. Папа еле втиснулся в сеть из шноркелей.
Зип очень худой, даже для движика. Бабуля сказала, когда его увидела, что ему надо бы стать боком и высунуть язык — и тогда будет настоящий зиппер — застежка-молния. Конечно, у движиков языков нет, но прозвище это все равно к нему прилипло.
Но каким бы тощим Зип ни был, даже папа не сдвинул его с места. Папа, наверное, совсем дошел до точки — попытался оглушить Зипа кулаком по голове.
Но когда кулак начал опускаться, его замедлили, а потом и вовсе остановили разносторонне талантливые уши Зипа. Папа поглядел на меня, на Джейка и, видимо, принял решение, которое ему совсем не нравилось. Я знал, что и мне оно не понравится.
— Мальчики, нам пора в укрытие.
— Но мы не можем бросить его тут, — всхлипнул Джейк, и я закивал, соглашаясь.
— Мне очень тяжело, но нам дольше нельзя оставаться снаружи. Надеюсь только…
Папа замолчал и снова перелетел через стенку туземных ребят. Он подхватил меня с Джейком, будто мы были два перышка, и побежал по улице. Я успел увидеть только, что Зип все еще трясся в этой своей жуткой манере. Возможно, что я все еще плакал: во всяком случае пока папа тащил нас до ближайшей квартиры, а потом внутрь, все вокруг плавало, точно в тумане.
Во время фундрагана любой дом — твой дом. Иногда таким образом знакомишься с очень интересными людьми. Собственно, именно так мои родители познакомились с родителями Джейка, а где я был бы без Джейка?
Папа опустил нас на пол, и я подбежал к окну, молясь, чтобы ураган свернул. Когда экраны задраились и лиловые облака затемнили окно, я перестал молиться. Ураганспоры не просто захлещут вас до смерти, вы даже вздохнуть не сможете.
Этот фундраган показался мне самым длинным за всю историю, но говорят, он продолжался пятнадцать минут. Мы пережидали его каждый по-своему. Джейк ни секунды не мог посидеть спокойно. Он все время подергивал одной ногой, и я чувствовал, как вибрирует пол. Папа сидел с закрытыми глазами, но губы у него шевелились, будто он с кем-то спорил.
Ну а я половину этого времени простоял, прижимая нос к окну, стараясь хоть что-нибудь рассмотреть в темной мути. А вторую половину следил за папой и Джейком.
Когда выключилось электричество, папа сказал:
— Теперь хотя бы эта чертова духовка остынет.
Только не успел он договорить, как свет снова вспыхнул, и мы все застонали.
Когда вечность кончилась, я не хотел выходить наружу. Мне все время вспоминался тот пес…
Папа был смелее меня и Джейка, взятых вместе. Едва экраны втянулись, как он пулей вылетел за дверь. Мы испуганно побежали за ним.
Мы вернулись к задымленной квартире, и сердце у меня просто разорвалось. Все было даже хуже, чем я воображал. Все туземные ребята лежали мертвые на земле, покрытые густой темно-красной кровью.