Каким-то неведомым чутьем Мирка поняла, что Пожиратель забирает не только девичьи души. Любые, лишь бы невинные. А что может быть невинней детства? Она столько плакала, что капли больше не помогали, и глаза из синих стали серыми. На подкраску волос и кожи не хватало времени, и вскоре темно-русую шевелюру разбавила седая прядь. Никто не обратил внимания на то, как изменилась стажер из библиотеки. Слишком многих изменила эта зима. Мирку прозвали "плакальщицей". Не покидая госпиталя сутками, она помогала врачам, как могла, забыв об отдыхе. И горько плакала над каждым умершим ребенком.

— Иногда смерть может быть благом, — слова мальчика все еще стояли в ее ушах. Мирка забирала тех, кто перешел черту, но тело все еще страдало. Облегчала путь, пусть на часы, но сокращая муки. И все же бесконечно сожалела о своих поступках, оплакивая каждого ушедшего и не прощая себе ни одного. И все сильней ненавидела проклятый камень.

— Надеюсь, ты наелся на сто лет вперед.

"Не сказал бы, что это еда".

— Да ну? Сам же говорил вечно, что голоден.

"Я не знаю, почему я это делаю, и называю так, как понятно тебе. У меня в этом неистребимая потребность".

— Ты что, пытаешься оправдаться?

"Нет, но я чувствую, что в этом мое предназначение. Того меня, который не был камнем".

— А кем ты был?

"Не знаю".

— Ничего, я узнаю. И найду способ тебя остановить.

"Как пожелаешь".

"Когда я стала такой? Когда мне стало дело до всех этих людей, до всех этих жизней? Разве раньше я не обманывала их, не отбирала их благосостояние? Я дочь воровки и убийцы, я выросла среди преступников и всегда была преступницей. Когда же это изменилось? Что я теперь такое?" — Мирка заливала совесть вином, вернувшись в библиотеку. Болезнь ушла, унеся с собой много жизней, но город выстоял. Постепенно все начало входить в прежнее русло по завету "живое тянется к живому".

— И тебя тоже коснулась эта зима, — мягкая ладонь легла на плечо Мирки, и та, обернувшись, узнала Сегила.

— А тебя где носило столько месяцев? — девушка не была настроена на вежливость.

— По твоему поручению был в горах, — библиотекарь опустился на табурет и выложил на стол нехитрую снедь, дополнив ее бутылкой вина. — Тебе поесть не мешает, вон как похудела.

— Я никаких поручений не давала тебе, Сегил, — отмахнулась девушка от еды, но за вином потянулась. Свое уже закончилось.

— Нет, сначала ты поешь, — бутылка вовремя перекочевала в руку мужчины, и Мирка лишь воздух схватила. — Не поручение, но ты же ищешь информацию о Пожирателе?

— Ты что-то нашел? — мгновенно оживилась девушка.

— Да.

Ветхая кибитка скрипела полозьями по снегу, вторую неделю везя Мирку вглубь страны, к подножию самых высоких гор, о которых знала девушка. Небольшая равнина, расположившаяся между двумя хребтами, незаметно успокаивала размеренным бегом лошадей. Укутавшись в одеяло и придвинувшись ближе к жаровне, Мирка читала, чтобы скоротать дорогу. Иногда отвлекалась на разговор с Сегилом, но чаще спала, восстанавливая потраченные за время эпидемии силы. Дневные перегоны, короткие ночевки. Слишком унылый и однообразный пейзаж по обочинам, чтобы отвлекаться на него. И лишь когда приблизились к предгорьям, Мирка оживилась, с любопытством рассматривая заснеженные хвойные леса.

— Даже тебя выбелил наш север, вон какая бледная стала без южного солнышка, — посмеивался Сегил. Девушка улыбалась. Она больше не нуждалась в маскировке, перемены во внешности были минимальны, всего лишь светлее стала, да волосы утратили медный оттенок: пройдя через такую зиму, какая была у Мирки, люди меняются сильней. Упрямый седой локон, свисавший на глаза, служил постоянным напоминанием.

— Дальше дороги нет, — возвестил возница на последнем полустанке. Три недели пролетели незаметно. Все же книг Мирка взяла достаточно, да и Сегил оказался не только приятным собеседник, но и ходячей библиотекой, что послужило скоротечности пути. — Да и весна скоро, лавины. Так что вы осторожней, паломники. Боги вам укажут путь, — попрощался возница со своими пассажирами поутру, разворачивая кибитку.

Небольшой полустанок, маленькая ухоженная гостиница: высоко в горах находился один из самых важных храмов Мерессии, и поток паломников хоть и не был велик, но все же постоянен. Колесная дорога завершалась здесь, а дальше только пешком, разве что на ослов навьючить весь багаж. Мирка с Сегилом так и поступили, потратив на приготовления и отдых на полустанке всего три дня. Храм, в который они направлялись, находился настолько высоко в горах, что лишь самые истые и смелые веряне решались на подобное паломничество и всегда вызывали восхищение не только местных жителей, но и всех, кто узнавал о том, что эти люди побывали там.

— Зачастили вы к нам, господин Сегил, — хозяин гостиницы знал каждого, кто останавливался здесь хотя бы второй раз. — Настолько набожны?

— Может, и набожен, но мы по работе с коллегой. Ученые, — ответил библиотекарь. Мирка отметила, что сказал он правду, ведь как ни крути, но так и есть. Пусть и из личных побуждений, но исследование Пожирателя являлось основной официальной работой девушки.

— У вас так принято — отвечать правду всем, кто спросит? — поинтересовалась Мирка, когда они навьючивали осла.

— А тут скрывать особо нечего, ничего преступного или противозаконного мы не затеваем. К тому же, у нас — это не у вас, — Сегил намекнул, что в краях Мирки на все любят ставить запреты.

— Разговорчивый ты нынче, — отмахнулась на колкость девушка.

— Всегда такой, — улыбнулся библиотекарь, и они выдвинулись в путь.

— Они никогда не оставят нас в покое, — устало проронил Сегил, разжигая огонь в небольшой печурке. По всей протяженности пути на расстоянии дневного перехода находились хижины, в которых монахами постоянно пополнялся запас дров и прочих необходимых мелочей, включая минимальный провиант и медикаменты. В долине наверняка уже началась весна, но здесь все еще лежал глубокий снег, и стояли трескучие морозы. Пять дневных переходов до храма от подножия горы. Мирке и Сегилу остался еще один день. Хижина представляла собой однокомнатное бревенчатое строение: печка, стол, пара табуретов и кровать. Бесхитростное и простое убранство, но стены надежно защищали от ночных опасностей и холода.

— Они — это кто? — поинтересовалась девушка, подсаживаясь к огню и отогревая озябшие руки перед тем, как приступить к готовке ужина.

— Нововерцы. Им всегда мало земли, людей, денег, власти. Они слишком боятся, что наши боги снова обретут силу и низвергнут их лжебога.

— С чего ты взял, что они вас будут беспокоить? Последняя война была более трехсот лет назад. Причем, если историки не врут, то начали ее именно вы, — Мирка разлила по кружкам чай, который к тому времени успел закипеть. — Держи-ка, грейся. Ужин скоро будет. — Она отпила пару глотков и принялась распаковывать провизию.

— Ну да, было дело. Но и причины тогда были серьезными. А сейчас… да, открыто они не нападают, наши горы им не по зубам. Вот только то и дело устраивают провокации, а то и дальше заходят, как с этой эпидемией.

— Что ты хочешь этим сказать? — при воспоминании о "черной смерти" руки девушки задрожали, и она едва не выронила котелок, в котором собиралась варить похлебку.

— То и говорю. Болезнь занесли с конфетами, вот дети и попались первыми, а от них многие родители заразились, — мрачно проронил Сегил. Его все это беспокоило не меньше, чем Мирку.

— Откуда знаешь? Ты уверен в том, что говоришь? — девушка не могла поверить, что церковники способны на такую низость. Но тут же вспомнила, как обошлись с ней. И все же не могла понять, откуда простой библиотекарь обладает такой информацией.

— Ты никогда не спрашивала, кто я. Я ученый, и медицина тоже входит в науки, которыми я занимаюсь. Естественно, я знаком с теми, кто занимался исследованием причин возникновения болезни.

— Но… что ты делаешь в библиотеке тогда? — Мирка недоумевала. Объяснения были логичны, но…

— Работаю я там. Многие книги запрещено выносить из стен академии, вот и приходится просиживать штаны на библиотечных лавках, — слова Сегила звучали правдоподобно. А если учесть отсутствие скрытности в его характере и в устоях жизни его родины, то и вовсе верилось в сказанное.

Ужинали молча, сказывалась усталость, да и говорить было особо не о чем. Завтра будет новый день, и Мирка наконец-то доберется до храма, в котором, по словам Сегила, находится нужная ей информация. А сейчас нужно отдохнуть, все же путь еще долгий, и чем выше в горы, тем трудней передвигаться. В небольших сенях давно уснул осел, тихо поскрипывали ставни, и сон шел сам собой, обещая отдохновение и новые силы.

Он спустился с пригорка к яблоневому саду в долине. Раскидистые деревья были сплошь покрыты молодой листвой и благоухающими нежно-розовыми цветами. Она стояла под яблоней и не смела отвести взгляд. В его глазах светилась мудрость, смешанная с грустью и теплом. Он хотел что-то ей сказать, но речь его отнялась, и лишь взгляд стал еще печальней. И вдруг в нее со всех сторон полетели камни, грозясь поранить острыми углами. Он встал за ее спиной и прикрыл своими крыльями. Золотистая шерсть пахла травами и солнцем. Хвост метался из стороны в строну как у рассердившегося кота. Он и был котом, тот, кто пришел из-за пригорка. Большим, крылатым. С человеческим лицом. Она вспомнила, что видела его изображение когда-то. И вспомнила, что таких называют…

— Сфинкс! — Мирка подскочила на кровати.

— Ты чего это? — недовольно отозвался Сегил, проснувшись от вскрика.

— Прости… сон, — девушке стало неловко за то, что разбудила ученого.

— Тебе приснился сфинкс? Ничего, все равно уже рассвет, пора собираться, — следуя своим словам, Сегил выбрался из одеял и плеснул воды в таз — умыться.

— Угу, приснился. Все равно прости.

— Неудивительно, в таком-то месте.

— Что ты хочешь этим сказать?

— Скоро сама поймешь.

Дорога до храма заняла половину дня. Снег и отвесные стены ущелий настолько надоели Мирке за время путешествия, что она на них больше не могла глядеть, монотонно отмеряя шаг за шагом по горному серпантину. Она настолько засмотрелась под ноги, что не заметила, как они пришли, лишь замерла в изумлении, когда Сегил ее окликнул, и девушка подняла взгляд от тропы. Сам храм оказался вырублен в скале, и наружу выходил лишь портик, витые колонны и крыша которого взблескивали на солнце, пропуская лучи сквозь себя и преломляя их, отчего вокруг входа в храм стояло марево из солнечных искр, калейдоскопно вырисовывая причудливые картины.

— Они что, изо льда? — не удержалась от вопроса девушка.

— Нет, из кварца, — ответил Сегил.