В свое время были отмечены различные точки соприкосновения между «ересью» катаров и мифом о Граале, а также возможность включения в объединяющую их культурно-историческую канву и тамплиеров (см. с. 80-83). Этот аргумент требует более глубокого рассмотрения, поскольку в этот же контекст следует поместить и трубадуров. Эти странствующие поэты, ставшие выразителями культуры, процветавшей при богатых окситанских (провансальских) дворах XII века, распространяли по миру ее моральные и духовные ценности. Несмотря на то что темой их поэтических произведений была куртуазная любовь, они, хотя не все и не всегда были целомудренны, восхваляли, как и катары, добродетель целомудрия, а женщины, воспетые в их стихах, в большей степени являлись обожаемыми символами женственности и своего рода стимулом и вызовом для достижения совершенства, а не реальные и конкретные персонажи. Как писал трубадур Ук де Сен-Сир в XIII веке: «Любить – значит стремиться к небу при помощи женщины».

Трубадуры встречали теплый прием и при дворах Северной Италии, и при дворе Фридриха II в Сицилии, оказывая глубокое влияние на зарождающуюся итальянскую поэзию на итальянском языке. С сицилийского двора этот жанр достиг Болоньи, где поэт Гвидо Гвиницелли стал основателем «нового сладостного стиля». И именно с этого момента можно вернуться к разговору о тамплиерах, но очень аккуратно и осторожно, что необходимо при рассмотрении эзотерических тем.

Болонья (гравюра, на которой изображена панорама города в период зарождения «нового сладостного стиля»).

Некоторые утверждают, что отношения, которые сначала связывали между собой провансальских поэтов, а впоследствии и приверженцев нового стиля, а также аллегорический язык, которым они пользовались, следует интерпретировать в эзотерическом ключе и даже можно говорить о тайной преемственной связи с Орденом Храма. В частности, что касается «нового стиля», то следует подчеркнуть, что это направление распалось одновременно с осуждением и упразднением Ордена и что Данте Алигьери и Гвидо Кавальканти – наиболее выдающиеся его представители – находились в Париже в этот драматический отрезок времени. В этом ключе рассматривается также приговор, вынесенный Данте в Божественной комедии Филиппу Красивому, и в частности стихи, вложенные в уста Гуго Капета, выразителя взглядов поэта: Когда ж, Господь, возвеселюсь, узрев Твой суд, которым, в глубине безвестной, Ты умягчаешь твой сокрытый гнев? (Чистилище, XX: 94-96. Пер. М. Лозинского). После уничтожения тамплиеров «секта верных приверженцев любви» распалась, ослабленная также внутренними противоречиями. На это намекает Данте в своей работе О народном красноречии, отмечая существование двух народных наречий, на которых говорили в Болонье, что следует понимать в метафорическом смысле (нет исторических свидетельств, подтверждающих наличие двух диалектов), как бы указывая на два идейных направления в рядах «верных в любви».

«Дама» (на илл. изображение из рукописи, хранящейся в Библиотеке Эстенсе в Модене) наделялась в любовной лирике позднего Средневековья ярко выраженным символическим смыслом, и как и Деву Марию, ее считали проводником мужчины между Землей и Небом.

Кроме того, с тамплиерами связывают сонет Данте «о Гарисенде». Вид этой известной болонской башни привлек внимание поэта, не позволив ему увидеть ту… которая еще больше этой, о которой идет речь. Поэт заявляет, что его вечными врагами будут те, кто не признает верховенства этой другой башни (хотя некоторые ученые полагают, что речь идет о даме). Теперь известно, что на улице Страда Маджоре в Болонье (которую Данте упоминает как район, где говорили на одном из двух наречий) располагался Региональный дом тамплиеров и что рядом с церковью (Санта-Мария дель Темпьо) возвышалась башня, называемая «Главной», разрушенная в XIX веке. Эта башня находилась на визуальной линии, которая шла от улицы Страда Маджоре до Гарисенды.