Русский живописец и график, один из самых ярких представителей русского модерна.

Филипп Андреевич Малявин родился 10 (22) октября 1869 г. в селе Казанка Бузулукского уезда Самарской губернии, в многодетной семье. Его отец, государственный крестьянин Андрей Иванович Малявин, был великан и силач, лицом удивительно похожий на изображения Христа. Мать, Домна Климовна, невысокая, но очень плотная женщина, отличалась редкостной красотой, мудростью и спокойствием. Фактически именно ей мы обязаны существованием того типа запечатленных на полотне русских крестьянок, которых кто-то из критиков назвал «рязанскими мадоннами». Жизнь была трудной: семья бедствовала, часто не хватало хлеба, поэтому приходилось подрабатывать, катая валенки. Филипп, старший ребенок в семье, с самого раннего детства рисовал, лепил и вырезал фигурки из дерева. Его всегда притягивала церковь и строгие лики на потемневших от времени образах. Мальчик срисовывал святых и все никак не мог решить, кем же хочет быть – живописцем или скульптором.

Когда Филиппу было 14 лет, в деревню к родным приехал погостить молодой монах с Афона. Он предложил Малявину отправиться вместе в Грецию, в русский монастырь, где действовала школа письма. Родители Филиппа понимали: хорошего земледельца из их сына не выйдет, зато может получиться неплохой иконописец. Подумав, они дали согласие. Вот только средств на далекую дорогу не было. Так что пришлось будущему художнику заняться «христарадничанием». Односельчане помогли, и он отправился в путь вместе с монахом.

Прибыв в Грецию, Малявин узнал, что обучаться в небольшой мастерской при монастыре Св. Пантелеймона могли только послушники. Так Филипп стал иноком. На удивление быстро он освоил все приемы иконописи. От парня требовалось точное соблюдение правил и следование образцу. Но образа, которые давались ему для списывания, оказывались измененными до неузнаваемости. «Самодеятельность» Филиппа получила неожиданную поддержку: его работы произвели впечатление в монастыре, и упрямого послушника оставили в покое – пускай рисует, как считает нужным. Малявину даже доверили расписать целую стену в одной небольшой церкви (к сожалению, она вскоре сгорела).

Монашеская жизнь была тяжелой для Филиппа. Смягчала ее только искренняя заботливость и опека доброго отца Гавриила. К тому же у талантливого инока, затмившего своими успехами остальных учеников мастерской, появились скрытые недоброжелатели. Одна их выходка едва не стоила юноше жизни: однажды, расписывая церковный свод, он почувствовал, как вздрогнули и затрещали подмостки; не раздумывая, Филипп одним махом перескочил на другие, едва не сорвавшись с огромной высоты. Оказалось, кто-то подпилил опорные стойки…

И тут на далекий Афон пришел вызов от бузулукского воинского начальника. Получив на проезд деньги, Филипп уехал в Россию.

Но армия обошлась без него. Тот самый вояка, который прислал вызов, решил, что иноку-иконописцу в казарме делать нечего, но потребовал от Малявина написать ему картину «Почтовая тройка». Закончив заказ, Филипп вернулся на Афон. Однако его судьба вскоре неожиданно и круто изменилась.

В 1891 г. монастырь посетил В.А. Беклемишев – скульптор из Петербурга. Новые росписи очень впечатлили его. С удивлением рассматривал приезжий высокого тихого инока. А этюды моря, изображение одного из святых и портрет настоятеля не оставили сомнений в том, что перед ним – на редкость талантливая личность. Беклемишев сумел убедить настоятеля и хозяина мастерской в том, что их подопечному необходимо учиться живописи в столице и, получив разрешение, увез Малявина. Наброски, сделанные по пути Филиппом, говорили о пытливом уме и необычном видении предметов и людей. Но в жизни этот одаренный юноша был абсолютно, по-детски наивен, хотя обо всем имел собственное мнение, очень быстро соображал и умел по одному намеку понимать вопрос и делать вывод. Филипп очень хотел учиться. Но прежде чем пытаться поступать в Академию художеств, ему предстояло выписаться из родного села.

Для того чтобы решить, быть ли Малявину художником, крестьяне организовали общий сход. На нем парню вручили бумагу под названием «Временный увольнительный приговор для поступления в учебное заведение по науке живописи». Документ удостоверили 169 крестьян, из которых только семеро были грамотными… В Петербурге на первых порах Малявин жил в доме Беклемишева. Когда бывший инок успешно сдал экзамены и был принят в Академию художеств вольнослушателем, скульптор выхлопотал своему подопечному стипендию.

Однокурсниками Малявина были люди, имена которых составили отдельную и яркую страницу в истории русского искусства: А. Остроумова-Лебедева, И. Грабарь, К. Сомов, Е. Мартынова, А. Мурашко. На своих новых товарищей Филипп поначалу производил странное впечатление: он ходил, опустив глаза, носил одежду, напоминавшую монашеский подрясник, и шапочку типа скуфейки; развернув работу, торопливо, украдкой крестился и осенял крестом рисунок. Малявин был застенчив, растерян, одинок, наивно откровенен и простосердечен.

Вскоре странного студента заметил Репин, учиться у которого мечтали все, и когда Малявин закончил общий курс обучения, забрал его к себе в мастерскую. Побывав летом 1895 г. на родине, Филипп привез с собой в Петербург несколько больших портретов, один из которых, «За книгой», позднее был приобретен П.М. Третьяковым. Эти полотна произвели огромное впечатление не только на соучеников Филиппа, но и на самого Репина. Его поразила психологическая сложность образов и сдержанная, мерцающая цветовая гамма. Конечно, мастера бытового жанра часто изображали крестьянок, но впервые, в работе студента, еще даже не ставшего настоящим художником, крестьянка была изображена думающей, мечтающей.

Тема села стала основной, но не единственной в творчестве Малявина. Он очень любил рисовать портреты. Моделями служили все: натурщики, педагоги, соученики, друзья.

Сенсацию в академии произвел портрет И. Грабаря. Он был окончен за один сеанс; это настолько ошеломило всех, что уже на следующий день у полотна собрались все профессора. Репин долго восхищался силой лепки и жизненностью изображения. В тот же период бывший инок создал превосходный портрет К. Сомова (1895 г.), сумев передать основные черты изображаемого: уверенность в себе, ленивую медлительность, спокойную замкнутость. Большое значение в творчестве художника имеет также картина «Больная» (портрет художницы Мартыновой, 1897 г.) – полотно однотонной серебристой гаммы идеально соответствует облику хрупкой, недолго прожившей девушки.

Портреты матери, сестры, односельчанок, написанные художником в 1898-1899 гг., производят впечатление значительности и широты обобщения. Особенно интересно полотно «Старуха» (портрет матери) – превосходно выкристаллизованный образ старой и мудрой крестьянки-труженицы, суровой и полной достоинства. Правда, некоторые профессора академии считали этюды и портреты Малявина «баловством». Все с нетерпением ожидали дипломной картины молодого художника.

В 1899 г. Филипп выдал на суд академии картину «Смех»: несколько хохочущих крестьянок в красных сарафанах на зеленом лугу, залитом потоками яркого солнечного света. Впервые после древних иконописных изображений на его холсте заиграл сочный красный цвет.

«Смех» поразил современников. Работа производила впечатление огромного эскиза, стремительно набросанного уверенным в себе, смелым мастером. Краски казались необычно яркими, но все же не уничтожали ощущения световоздушной глубины картины, объемности форм и точности рисунка. Детально, скрупулезно проработанными на полотне казались только лица. Но широкая манера письма уже сама по себе была неприемлемой для официальной художественной школы того времени. А если учесть, что в работе студента отсутствовала повествовательность, обычная для жанровых картин, а образ создавался на одной только эмоциональной основе, то можно было понять, почему взбунтовались профессора «старой» школы. Совет Академии художеств, возмущенный дерзким произведением, не захотел признать Малявина художником и отказал ему в заграничной поездке.

Спас положение Репин. Он пригрозил уйти из академии, если Филипп не получит диплома. Эта психологическая атака возымела желаемое действие, и Малявину все же дали звание художника – правда, не за «Смех», а за ранее написанные портреты.

Тогда в 1900 г. друзья Филиппа вывезли скандальную работу в Париж, на Всемирную художественную выставку. Репин и его сторонники не ошибались: картина Малявина произвела настоящий фурор. Триумф молодого художника был полным: его полотно получило Гран-при, золотую медаль и было приобретено для собрания Галереи современного искусства в Венеции.

Вскоре выпускник академии вошел в круг представителей «Мира искусства». Правда, от полотен других мастеров – утонченных, посвященных любованию ушедшей стариной, – картины Филиппа Андреевича отличались не только широтой живописи, но и здоровым, оптимистическим восприятием жизни. Художник быстро стал одним из модных портретистов петербургского света. В заказных портретах он не чуждался манерности и внешних эффектов.

В начале 1900-х гг. Малявин построил в селе Аксиньино Рязанской губернии усадьбу и переехал туда с семьей. В то время им были написаны картины «Девка», «Три бабы» (1903 г.), «Пляшущая девка», «Две бабы» (1905 г.), «Две девки», «Вихрь» (1906 г.), «Верка» (1913 г.) и другие. Теперь декоративность и отвлеченность полотен Филиппа Андреевича уже ни у кого не вызывали сомнения. Все они представляли собой двух-трех «девок» или «баб» среди струящихся мазков: на фоне хаоса взвихренных ярчайших юбок, платков, блестящих бус – тщательно выписанные темные лица, полные загадочности.

В 1906 г. за «известность на художественном поприще» Академия художеств избрала Малявина академиком.

Но со временем он все больше отходил от полноценных жизненных наблюдений, стал повторяться в содержании, много терять в живописи. Написанный в 1911 г. большой «Автопортрет с женой и дочерью» был единодушно признан манерным и безвкусным. С тех пор Малявин редко выставлялся. Вот только его графика не изменилась. Эту своеобразную, полную нервного подъема манеру и острую жизненность изображения невозможно спутать с работами других художников.

Когда произошла революция, Малявин с семьей поселился в Рязани и занялся преподаванием. В то же время он работал в местном комитете просвещения, участвовал в создании городской картинной галереи и студии живописи, в организации охраны памятников старины. В 1919 г. в городе состоялась персональная выставка художника.

В 1920 г. Малявин переехал в Москву и был избран делегатом на Всероссийскую конференцию. Там Филипп Андреевич познакомился с Лениным и получил свободный доступ в Кремль. В течение последующего времени он исполнил много карандашных зарисовок партийных деятелей. Художник принимал участие в выставках «Мира искусства» (1921 и 1922 гг.), Союза русских художников (1922 г.), Ассоциации художников революционной России (1922 г.).

Осенью 1922 г. Филипп Андреевич с семьей уехал за рубеж для устройства своей передвижной выставки. Как выяснилось несколько позже, возвращаться он не собирался. После недолгого пребывания в Берлине художник поселился в Париже, а в 1924 г., отметив 25-летие творческой деятельности, переехал в Ниццу.

Малявин продолжал много работать, вот только прежней выразительности и живости добиться уже не удавалось; талант художника словно подвял, утратил оптимизм и сочность. Тем не менее во многих городах мира с большим успехом проходили его персональные выставки. Но самым странным было то, что работы художника-эмигранта продолжали время от времени появляться на выставках в СССР. Ситуация совершенно немыслимая, особенно если учесть, что кремлевские наброски Малявина за границей превратились в серию популярных злых карикатур…

В 1940 г. живописец поехал в Брюссель – работать над заказанным портретом. Во время наступления немцев на Бельгию он был схвачен по подозрению в шпионаже. Однако Малявину повезло: среди офицеров был художник, знакомый с его работами. Семидесятилетнего «шпиона» отпустили. С долгими мытарствами, пешком (!), он возвращался к семье. В Ницце Филипп Андреевич в плохом состоянии попал в больницу. Выйти оттуда ему уже было не суждено. Ф.А. Малявин умер 23 декабря 1940 г. Перед смертью художник сетовал, что все сложилось не так, как он хотел. Может, не стоило в свое время молодому иноку покидать Афон в погоне за признанием?