ОЖЕРЕЛЬЕ КОРОЛЕВЫ ИЗ СПЛАВА ЛЮБВИ И ПОЛИТИКИ

Анна Австрийская и кардинал Ришелье… Кто же не помнит знаменитого дуэта из фильма «Три мушкетера и д Артаньян»: «Мне Ваше имя – небесная манна, Вашим величеством пусть вас зовет другой…» Образ отвергнутого любовника, мстящего за отказ, оказался настолько удачным, что другие возможные мотивы действий Ришелье в отношении королевы просто не обсуждаются. Хотя отношения между кардиналом и королевой вовсе не сводились к любовной интриге, пусть и не состоявшейся…

Для того чтобы понять действия участников этой истории, придется обратиться к сфере, казалось бы, далекой от любовной лирики, – политической карте того времени. Людовику XIII достался в наследство курс, заданный его матерью – Марией Медичи. Она предпочла ориентироваться на Испанию, мощь которой постоянно росла. Первоначально в испанской партии состоял и будущий кардинал Ришелье. Однако впоследствии, обнаружив, что Франция лишилась практически всех традиционных союзников и близка к потере независимости, он начал создавать антигабсбургскую коалицию (династия Габсбургов правила в двух крупнейших державах того времени: Австрии и Испании). Внутренние проблемы Франции не уступали по значимости внешним. Аристократия поднимала голову, требуя все новых и новых вольностей. В стране существовали фактически обособленные государства, где власть находилась в руках гугенотов. В любой момент мог вспыхнуть очередной мятеж. Был и еще один очаг напряжения, находившийся в непосредственной близости к трону: королева-мать и Ришелье оспаривали друг у друга право влияния на короля. Борьба велась с переменным успехом, поскольку Людовик XIII с одинаковым недоверием относился к обеим враждующим сторонам.

После заключения брака между Людовиком XIII и Анной Австрийской (дочерью испанского короля) к борьбе подключился еще один участник. Положение молодой королевы было довольно неоднозначным, ее испанское происхождение делало ее в глазах Ришелье потенциальной шпионкой. Зато Мария Медичи с удовольствием приняла Анну в испанскую партию. Они вместе стремились освободить короля от влияния Ришелье, склонить его на свою сторону. Но сделать это было затруднительно: к своей жене Людовик не питал ни страсти, ни уважения. Отношения королевской четы были весьма прохладными, муж довольно редко посещал покои своей супруги. Естественно, при дворе нашлось бы сколько угодно желающих осчастливить королеву, однако она была очень набожна и довольно долго избегала всяких двусмысленных предложений.

Кардинал Ришелье действительно был влюблен в королеву. Но она не являлась для него единственной. Арман Жан дю Плесси пользовался успехом у женщин, поскольку был обходительным, умным, щедрым и чрезвычайно интересным поклонником (мадам де Шольн, например, он подарил в знак признательности аббатство с рентой в двадцать пять тысяч ливров неподалеку от Амьена). Впрочем, некоторые женщины оставались недовольны вознаграждением и распускали слухи о фантастической скупости бывшего кавалера. Кардинальский сан лишь добавлял пикантности в ситуацию. Недаром одна из его любовниц, известная куртизанка Марион Делорм, говорила, что такая любовная связь, без сомнения, обеспечит ей полное отпущение грехов. Можно было бы подумать, что в Анне Австрийской кардинала привлекал именно королевский сан. Но Ришелье уже был любовником королевы – Марии Медичи, матери Людовика XIII. Так что в Анне, скорее всего, он видел красивую и недоступную женщину. Она только смеялась над кардиналом. Известен случай, когда вместе со своей статс-дамой герцогиней де Шеврез королева устроила себе весьма пикантное развлечение. Герцогиня обнадежила Ришелье, уверив его, что только неординарный и яркий поступок способен склонить в его сторону сердце королевы. Вот если бы он пришел в костюме шута и станцевал сарабанду… Ришелье согласился. Он действительно явился в покои королевы в шутовском костюме и исполнил сарабанду (надо сказать, кардинал был превосходным танцором). Но желанного вознаграждения так и не получил. Это заставило его пристально следить за каждым шагом королевы. И однажды ему представился отличный повод.

В 1625 году во время пышных торжеств по случаю бракосочетания английского короля Карла I и сестры Людовика XIII принцессы Генриетты произошла роковая встреча Анны Австрийской и герцога Бэкингема. После празднества в Париже Генриетта отправилась в путь. До морского порта ее сопровождала французская королевская чета и герцог Бэкингем. В пути ловкая герцогиня де Шеврез сумела устроить для Анны свидание. Бэкингем, к тому времени один из самых блестящих дворян, некоронованный король Англии, считался еще и великолепным любовником. Вероятно, он сумел достойно проявить себя во время свидания, если королева окончательно потеряла голову и подарила ему бриллиантовые подвески. Опасность такого подарка заключалась в том, что украшение могло быть легко опознано, ведь подобные знаки благосклонности дарили не для того, чтобы они хранились под замком. Бэкингем испытывал почти те же чувства, что и королева. Он вознамерился использовать все свое влияние при английском дворе, чтобы как можно чаще видеться с возлюбленной. А кардинал, чувствуя себя уязвленным, отомстил Анне Австрийской. Но совсем не так, как это описано в романе Дюма. Он написал пьесу, в которой Бэкингем был представлен в целом ряде нелепых и комических положений и постоянно оказывался побежденным во всех начинаниях. И заставил королеву посмотреть этот спектакль. А историю с подвесками приберег для политической игры.

Дело в том, что Бэкингем, для которого политические и личные дела часто означали одно и то же (предпочтение отдавалось личным), был способен на интриги такого же высокого класса, что и сам Ришелье. Именно это качество (а вовсе не приятная наружность и угодливость) стало причиной его головокружительной карьеры при английском дворе. Его страсть к французской королеве спутала первому министру все карты. К счастью, успех Бэкингема у женщин имел и обратную сторону: многие из них затаили обиду. Ришелье удалось заручиться поддержкой бывшей любовницы герцога, леди Клэрик. После того как Анна вернулась в Париж, а Бэкингем – в Англию, Ришелье обратился к леди Клэрик с просьбой похитить две подвески и передать их в его распоряжение. Пока это исполнялось, кардинал готовил почву во Франции. Он старательно раздувал в обманутом короле чувство ревности. Для чего был нужен этот скандал? Только для мести? Едва ли. Из переписки Ришелье с леди Клэрик становится очевидным, что кардинал в случае успеха убивал сразу двух зайцев. Во-первых, герцог Бэкингем оказывался окончательно дискредитирован в глазах Людовика XIII, да и при других королевских дворах едва ли посмотрели бы благосклонно на человека, ставшего причиной международного скандала. Во-вторых, королеву удалось бы уличить в супружеской измене. Это навсегда отвратило бы от нее короля. Даже если бы он не счел адюльтер достаточным основанием для развода, Анну Австрийскую можно было бы полностью контролировать: проверять ее письма, удалить всех ее сообщников, через которых она вела переписку (кстати, не только с Бэкингемом, но и с испанским королевским двором, что больше всего беспокоило Ришелье).

Интрига не удалась. Камердинер Бэкингема, человек наблюдательный, обнаружил пропажу двух подвесок сразу же после бала. И герцог смог не только изготовить недостающие украшения, но и благополучно передать их королеве. Поэтому, когда Ришелье и король с торжествующим видом вошли к королеве с неопровержимыми уликами, она хладнокровно послала фрейлину за ларцом с драгоценностями и предъявила им аксельбант в целости и сохранности. Ришелье умел принимать удары. И все-таки смог использовать любовь Анны и Бэкингема.

Когда Бэкингем, изнывая от разлуки с возлюбленной, уговорил английскую королеву съездить во Францию – повидаться с матерью, он прекрасно знал, что король Карл непременно включит его в число сопровождающих. Однако Людовик XIII пришел в ярость от одного упоминания имени соперника и запретил сестре брать с собой Бэкингема. В результате этого отношения между Англией и Францией резко ухудшились. Назревала война. В этот момент Ришелье еще раз воспользовался услугами леди Клэрик, нашедшей исполнителя для убийства бывшего любовника. Бэкингем был убит, война предотвращена. Королева никогда не простила кардинала Ришелье. Она стала гораздо больше времени уделять придворным интригам, участвовала практически во всех заговорах против Ришелье вместе с Марией Медичи. По некоторым сведениям, дважды состояла в числе заговорщиков, целью которых было убийство ненавистного первого министра. А Ришелье продолжал свою политику, на 150 лет определившую развитие Франции. Умирая, на традиционное обращение исповедника «Простите врагам своим!» кардинал ответил: «У меня не было других врагов, кроме врагов Франции». Король Людовик XIII умер в мае 1643 года. Анна, оставшись регентшей при своем сыне, сблизилась с преемником Ришелье – кардиналом Мазарини, бледной тенью своего великого предшественника. Затем настал и ее черед. Все участники драмы сошли со сцены.

Эта история кажется плодом фантазии романиста, настолько четко здесь распределились роли и интересы. Ришелье двигало стремление к благу Франции, и для достижения своей цели он готов был пожертвовать и своими, и чужими чувствами. Герцог Бэкингем – полная ему противоположность: он приносил политические интересы в жертву любви. А королева оказалась в роли жертвы и любви, и политики…

 

ДЕТЕКТИВ ВРЕМЕН ЛЮДОВИКА XIV

Кто из нас не любит читать детективы? Интригующая завязка, таинственные персонажи и совершенно неожиданное решение, казалось бы, неразрешимой задачи. Все это привлекает внимание любителей детективного жанра. Но, к сожалению, большинство детективных историй недолговечны, и только лишь некоторые из них смогли затянуться на столетия. Одна из них – история «Железной маски», страшная тайна узника, обреченного до конца жизни не снимать с лица черную маску.

Прошло уже более трехсот лет с того момента, как впервые в одном из мрачных королевских замков появился Неизвестный в черной бархатной маске, закрывавшей лицо (впоследствии народная молва заменила бархат на железо). Каких только предположений о личности «Железной маски» не выдвигалось за эти годы. Одна версия утверждает, что под маской скрывался чудом ускользнувший от казни английский король Карл I. Другая выдвигает на эту роль незаконного сына Анны Австрийской, матери Людовика XIV. Существовало также предположение, что таинственный узник – «король парижских рынков» герцог де Бофор. Каждая из этих версий, как правило, опровергает остальные, и ни одна из них не выдерживает сопоставления известных по историческим документам фактов. Долгие годы ученые пытались узнать истину. Целых два века армия детективов и историков билась над этой загадкой. И так бы и оставалась она нераскрытой, если бы не московский ученый Ю. Б. Татаринов. Именно ему удалось пролить свет на таинственную историю неизвестного узника.

Свое расследование Юрий Борисович начал с отбора реальных фактов. В его распоряжении были десятки исторических документов. Благодаря им московский ученый сразу отверг все «литературные версии» и пришел к выводу, что поиски «Железной маски» нужно вести среди тех узников, которые прибыли в Париж 18 сентября 1698 года со средиземноморского острова Сент-Маргерит в сопровождении нового коменданта Бастилии. В начале расследования Юрий Борисович определил восемь «подозреваемых», но в дальнейшем пять персонажей «детективной истории» отпали по различным причинам. Осталось трое наиболее достоверных претендентов на роль «Железной маски». Это – Никола Фуке, бывший суперинтендант финансов короля Людовика XIV, загадочный «слуга» Эсташ Доже и министр герцога Мантуанского граф Маттиоли. Теперь из трех «подозреваемых» надо было выбрать одного – того, кто долгие годы скрывал свое лицо под маской. Задача была не из легких, и Татаринов вначале решил выяснить причины и обстоятельства ареста каждого из трех возможных кандидатов на «Железную маску».

Просмотрев множество исторических документов, ученый узнал: Никола Фуке, сказочно разбогатевший на торговле и спекуляциях, соперник самого «короля-солнца», был уличен в грязных махинациях и по приказу Людовика XIV арестован 5 сентября. Обвиненный в финансовых аферах и подстрекательстве к мятежу (заговор Фронды), Фуке был приговорен к бессрочному заключению. В январе 1665 года Фуке переступил порог замка крепости Пиньероль. Следующим по списку шел загадочный «слуга» Эсташ Доже, который был доставлен в замок 24 августа 1669 года. Эсташ Доже был арестован по приказу короля как вызвавший монаршее недовольство. Вместе с арестантом пришел приказ о содержании данного узника в полном секрете в специальном карцере с двойными дверями, с одноразовым питанием. Под страхом смерти ему запрещалось разговаривать даже с комендантом о чем-либо, кроме повседневных нужд, и передавать какие-либо вести о себе. Существует также предположение, что имя Эсташ Доже не что иное, как псевдоним, так как черновики приказов о его аресте и доставке в Пиньероль были безымянными. Третьим узником замка Пиньероль был привезенный 2 мая 1679 года министр герцога Мантуанского граф Маттиоли. Обвиненный в выдаче правителям Австрии, Испании и Венеции секрета сделки между королем и герцогом о продаже приграничного города Касале, Маттиоли был доставлен в замок в строжайшей секретности. Его лицо скрывала черная бархатная маска. Таково было начало тюремного пути трех основных «подозреваемых».

Но выяснение причин и обстоятельств ареста этих троих людей, к сожалению, ничего не прояснило. Тогда Татаринов решил проследить за их дальнейшей судьбой. И здесь ученый обнаружил, что судьбы этих людей странным образом перекрещивались.

В сентябре 1674 года, когда один из слуг Фуке, некто господин Шампань, скончался, комендант крепости Сен-Map отдает в услужение экс-министру не кого иного, как арестанта Эсташа Доже. При этом Сен-Map предупреждает Фуке, чтобы с Доже никто, кроме самого экс-министра и его второго слуги Ла Ривьера, не общался. В январе Фуке было направлено «личное послание» одного из приближенных короля, Лувуа. «Вы выучите, – писал Лувуа, – упомянутые Сен-Маром меры предосторожности, требуемые королем, которые приложены, чтобы воспрепятствовать Эсташу Доже общаться с кем-либо, кроме Вас. Его Величество ожидает, что Вы употребите все усилия, поскольку Вы знаете, по какой причине никто не должен знать, что знает он». Фуке ответил согласием и в награду получил разрешение, подписанное королем, на встречу с семьей. Но буквально через неделю после получения письма экс-министр заболел. А в марте 1680 года распространился слух о внезапной смерти бывшего интенданта финансов. Однако документов – свидетельства о смерти, вскрытии тела и похоронах – никто никогда не видел. (Датой официальной смерти Фуке считается 23 марта 1680 года, но его тело было выдано родственникам для захоронения только через год, так что никто не мог точно определить, Фуке ли это.) Одновременно сотрудниками Кольбера распространилась легенда, что экс-министр был якобы освобожден и умер по дороге в столицу в Шалон-на-Соне…

После загадочной смерти Фуке ровно через месяц, по документам, умирает граф Маттиоли, а в одной из камер замка-тюрьмы появляется никому не известный узник, чье лицо скрыто черной бархатной маской. Таинственная кончина Фуке повлияла также на судьбу третьего заключенного, Эсташа Доже. В сентябре 1681 года бывший «слуга» был перевезен в закрытых носилках в форт Экзиль, расположенный в Юго-Западных Альпах (в народе тем временем распространился слух, что слуги Фуке после его смерти были выпущены на свободу). В форте Экзиль Доже провел шесть лет и в 1687 году, сопровождаемый Сен-Маром, был переведен на Сент-Маргерит, в специально подготовленную для него камеру. В сентябре 1698 года состоялся последний в жизни Эсташа Доже переезд. Сен-Map вместе с ним прибыл в Бастилию в качестве губернатора, вместо умершего Бесмо. Через пять лет (19 ноября 1703 г.) Доже скончался. Его похоронили под новым вымышленным именем – Маршиоли, созвучным имени пропавшего без вести узника Пиньероля Маттиоли.

Вероятно, Доже мог многое знать о Фуке, в частности тайну событий 23 марта 1680 года – времени возможного «превращения» Фуке в «неизвестного» узника Пиньероля. Кроме того, Доже обладал, по мнению историков, и собственными секретами.

Тщательно проанализировав (используя метод системного анализа) все полученные данные, Татаринов для решения этой задачи построил матрицу. Ее строки представляли собой хронологический перечень событий, взятых из «узловых» документов, а столбцы – узников Пиньероля. На пересечениях строк и столбцов – соответствие одного из героев трагедии событию, описанному в документе. Но, проведя мысленные эксперименты с каждым из «подследственных», ученый так и не смог прийти к какому-то определенному выводу. Ни на одного из «подозреваемых» он так и не смог обоснованно надеть «железную маску»; на каких-то перекрестках непременно возникали противоречия. Версия «Маттиоли – „Железная маска“» из шестнадцати важнейших документов девяти не коснулась вовсе, а один не смогла объяснить. Версия, касающаяся Доже, с четырьмя не пересеклась и один не смогла объяснить. Версия «Фуке» обошла молчанием два документа, один не объяснила, а пять документов истолковала с натяжкой, то есть при наличии определенных допущений. В результате крест был поставлен на каждой из версий. Ни один из «подследственных» не подошел.

Сделав такой безрадостный вывод, Татаринов уже готов был признать свое поражение и согласиться со скептиками, которые безапелляционно заявляли, что 300-летняя тайна никогда не будет раскрыта. Но внезапно его осенила оригинальная мысль: а вдруг маску носили двое или даже трое узников один за другим? Таким образом, выбранная им тройка «испытуемых» Фуке-Маттиоли-Доже идеально подходила под решение данной задачи. После смерти первого заключенного с черной маской на лице – Фуке – ее надели на графа Маттиоли. Но через месяц умер и он. Тогда маску надели на Доже, который, много лет просидев рядом с Фуке, слишком много знал. Именно Доже и был тем самым таинственным узником, которого привезли в Париж в «железной маске». Там, в одиночной камере в Бастилии, он доживал свои последние годы. «Слуга» поплатился двумя десятками лет тайного одиночного заключения за знание секретов Фуке, которому прислуживал в Пиньероле.

Вот так, благодаря «матрице идентификации», изобретенной Юрием Борисовичем Татариновым, была раскрыта тайна многоликости «Железной маски». Но тогда сразу возникает вопрос: зачем скрывать лицо Доже под маской? Ведь известно, что до 23 марта 1680 года он ее не носил. Ученый объясняет это следующим образом: изначально маска потребовалась, чтобы скрыть хорошо известное лицо, а затем чтобы скрыть, что этого человека больше не существует.

Но, найдя ответ на одну загадку, мы сразу же получили взамен другую. Кто такой «загадочный слуга» Фуке Эсташ Доже? Ведь если Доже – псевдоним, то кто он на самом деле? А если Фуке действительно умер 23 марта 1680 года от смертельной болезни, то оправдана ли маска Доже? Нужна ли была вообще маска, если Доже был малоизвестной личностью? Ведь известно, что в Пиньероле он маски не носил и свободно гулял с Фуке по территории замка. И в то же время с начала 1679 года его выход из камеры был строжайше запрещен. К этому человеку была применена совокупность мер предосторожности, которые никогда не применялись для какого-либо другого заключенного. И снова заработали многочисленные версии. Кого только не предлагали на эту роль! Англичанин А. С. Барнес предположил, что это мог быть аббат Преньяни, тайный агент Людовика XIV, который был направлен с секретной миссией в марте 1669 года к Карлу II Английскому и исчезновение которого совпало с датой ареста Доже в Дюнкерке. Французский историк Е. Лалуа считал, что таинственная «Железная маска» Бастилии – это священник, бывший свидетелем амурных похождений короля с мадам Монтеспан. Также было выдвинуто предположение, что Эсташ Доже не кто иной, как брат-близнец самого Людовика XIV. И наконец, адвокат П.-М. Дижоль предположил, что узником Бастилии стал маленький мавр Набо, бывший в услужении королевы Марии-Терезии. Но ни одна из этих версий пока не нашла документального подтверждения.

Таким образом, в результате решения одной загадки историки получили другую, не менее интересную. И теперь им предстоит найти ответ на вопрос: кто же скрывался под личиной загадочного «слуги» Эсташа Доже? Эта задача еще ждет своих исследователей.

 

КНЯЖНА ТАРАКАНОВА И ДРУГИЕ «ДОЧЕРИ» ИМПЕРАТРИЦЫ ЕЛИЗАВЕТЫ

Княжна Тараканова – одна из тех загадочных личностей, которые сумели создать ореол такой таинственности вокруг своей особы, что ни ее современники, ни исследователи наших дней не могут ответить на вопрос: кто же она? В ее характере и жизненном пути объединилось несоединимое: знаменитость и неизвестность; роскошная жизнь светской красавицы и бегство от кредиторов без гроша в кармане; мягкость и женственность, сменявшиеся жестокостью и хладнокровием; расчетливость и независимость, с которыми уживались и хитрость, и слепая доверчивость.

Для русской истории Княжна Тараканова то же самое, что «Железная маска» для французской. Фигура загадочная, таинственная, почти мифическая. Ее едва осязаемый многоликий образ как бы растворился во времени, и трудно уловить, какой была она при жизни. Может быть, эта женщина и есть всего лишь миф, плод чьего-либо воображения или она все же существовала в действительности? А если княжна Тараканова – реальная личность, то кем же она была – отчаянной авантюристкой-самозванкой, объявившей себя наследницей русского престола, или же монахиней Досифеей, дни которой закончились в Ивановском монастыре? Ответы на эти вопросы по сей день остаются для нас загадкой.

Одна из таинственных историй происхождения княжны Таракановой связана с браком императрицы Елизаветы Петровны и ее фаворита, бывшего церковного певчего, графа Алексея Григорьевича Разумовского. В предании высказывается предположение, что в этом законном, но тайном браке родилось двое детей. По законам того времени рожденные от подобного брака дети не имели права на престолонаследие. Более того, с годами они должны были утвердиться в мысли о необходимости добровольно отказаться от светской жизни и целиком посвятить себя Богу, «дабы не смогли люди нечестивые использовать их имена в корыстных целях, в политических интригах». Письменных свидетельств о сыне Елизаветы и графа Разумовского не сохранилось. Существует предположение, что жил он до самой кончины в одном из монастырей Переславля-Залесского.

Дочь же стала известна под именем княжны Таракановой (хотя существовали и другие самозванки). В 1770-х годах в Персии, потом на Балканах, а затем и в Западной Европе объявилась некая молодая женщина – образованная и богатая красавица. Кочуя из страны в страну, она с легкостью меняла не только влиятельных покровителей, но и свои имена. Ее называли то фрейлен Франк, то мадам де Тремуйль, то дочерью турецкого султана, то принцессой Азовской, то Владимирской… «Это была роковая фантазия» – русская, княжна Тараканова, дочь Елизаветы Петровны от тайного брака ее с Разумовским и, значит, претендентка на российский престол. Конечно же, как показывают документы, женщина, претендовавшая на царскую корону, не сама приняла такое решение – объявить себя наследницей трона. Среди тех, кто поддерживал амбициозные претензии молодой красавицы, был князь Радзивилл. Возможно, и еще кто-либо из влиятельных особ «играл» этой дорогой куклой, но всерьез ее намерения, в общем-то, воспринимали немногие. К тем же, кто придавал особое значение дерзким заявлениям искательницы приключений, несомненно, принадлежала Екатерина П. Сколь бы легкомысленны и нереальны были попытки отнять у нее трон, императрица всегда решительно пресекала любые из них. Неудивительно, что, узнав о самозванке, она сразу же приняла все меры к тому, чтобы «схватить бродяжку». Тем более что «принцесса Владимирская» промелькнула в истории в грозные для русской царицы годы Пугачевского бунта.

Поселившись в 1772 году в Париже, красавица объявила себя принцессой Елизаветой Владимирской и стала распространять рассказ о том, что она происходит от богатого русского рода князей Владимирских, воспитывалась у дяди в Персии и по достижении совершеннолетия приехала в Европу с целью отыскания наследства, находившегося в России. «Принцесса» называла себя дочерью императрицы Елизаветы Петровны, «сестрой» Пугачева и заявляла – в письмах султану, графу Панину, графу Орлову-Чесменскому и другим, а также в фантастических манифестах – о намерении с помощью Пугачева вернуть себе «родительский престол». Для достижения своей цели она отправилась в Венецию, а оттуда в Константинополь, но бурей была выброшена около Рагузы, где и прожила до конца 1774 года, продолжая рассылать письменные послания и «манифестики». В письмах она продолжала говорить о своем царском происхождении, представляя даже духовное завещание императрицы (видимо, вымышленное), о житье при матери до девятилетнего возраста, о намерениях занять престол. Но ни обращения к султану, ни затем переговоры с кардиналами не имели успеха…

Между тем Екатерина отдала приказ немедленно поймать «легкомысленную авантюристку». Исполнить поручение было велено графу Алексею Орлову, генерал-адмиралу и генералиссимусу Российского флота, победителю турок при Чесме, за что его именовали Орловым-Чесменским. Граф даже был уполномочен подойти с эскадрой к городу, где в то время жила «самозванка», и потребовать у Сената ее выдачи, в случае же отказа бомбардировать город. Однако для выполнения задачи Орлов решил использовать другие методы.

Собрав необходимые сведения о «принцессе Владимирской» и отметив среди черт, ей свойственных, страстность и влюбчивость, Орлов решил сыграть на этом. Он незамедлительно отправился в Италию, в Пизу, где в то время пребывала княжна Тараканова, познакомился с ней и притворился безумно влюбленным… И как-то после обеда у английского консула в Ливорно граф предложил своей «возлюбленной» и ее спутникам осмотреть русский военный корабль и галантно вызвался сопроводить их (по некоторым версиям, на корабле был инсценирован обряд венчания). Вот тут-то мышеловка и захлопнулась. Жестоко обманутая своим любовником, доверчивая княжна попалась в хитро расставленные сети, прямо с корабля угодив в казематы Петропавловской крепости. Там арестованная пленница была подвергнута продолжительному допросу фельдмаршалом князем Голицыным, во время которого давала различные показания. А 4 декабря 1775 года несчастная узница умерла от чахотки, скрыв тайну своего рождения даже от священника. Обрядов при ее погребении не было совершено никаких.

Предание же о гибели княжны Таракановой во время наводнения в Санкт-Петербурге в 1777 году, послужившее сюжетом для наделавшей в свое время много шума картины К. Д. Флавицкого, исследованиями не подтверждается. Полотно художника «Княжна Тараканова в Петропавловской крепости во время наводнения» сохранило для нас когда-то известное имя, но не образ. Петербургское наводнение 1777 года – единственное сходство картины Флавицкого с исторической реальностью. На Всемирной выставке в Париже полотно, выставленное под названием «Смерть легендарной принцессы Таракановой», имело приписку, что «сюжет картины заимствован из романа, не имеющего никакой исторической истины». Таким образом, не существует ни одного достоверного живописного портрета таинственной красавицы. История сохранила лишь несколько словесных зарисовок загадочной искательницы приключений. Вот, например, как ее описывает граф Валишевский: «Она юна, прекрасна и удивительно грациозна. У нее пепельные волосы, как у Елизаветы, цвет глаз постоянно меняется – они то синие, то иссиня-черные, что придает ее лицу некую загадочность и мечтательность, и, глядя на нее, кажется, будто и сама она вся соткана из грез. У нее благородные манеры – похоже, она получила прекрасное воспитание. Она выдает себя за черкешенку, точнее, так называют ее многие, – племянницу знатного, богатого перса…» Существует и другое, не менее любопытное описание нашей героини, принадлежащее перу князя Голицына: «Насколько можно судить, она – натура чувствительная и пылкая. У нее живой ум, она обладает широкими познаниями, свободно владеет французским и немецким и говорит без всякого акцента. По ее словам, эту удивительную способность к языкам она открыла в себе, когда странствовала по разным государствам. За довольно короткий срок ей удалось выучить английский и итальянский, а будучи в Персии, она научилась говорить по-персидски и по-арабски».

Несмотря на достаточно широкое распространение легенды, большинство историков все же отказывают в достоверности преданию о погибшей в Петропавловской темнице княжне Таракановой как о дочери Елизаветы Петровны и графа Разумовского. Советская историческая энциклопедия, например, в заметке об Алексее Григорьевиче Разумовском пишет: «Потомства (вопреки легендам) не было». Но даже если история о наследнице русского престола «всего лишь дым преданий», думается, подобная легенда заслуживает внимания, ибо «такие легенды корнями своими уходят в почву исторической реальности».

А вот энциклопедия Брокгауза и Эфрона «подлинной Таракановой», дочерью Елизаветы и, следовательно, внучкой Петра I называет монахиню Московского Ивановского монастыря Досифею. Эта женщина – абсолютно реальная историческая фигура, более того, имя ее фигурирует среди подвижников благочестия. «Жизнь инокини Досифеи, – пишет о ней Е. Поселянин, – представляет собою пример великого бедствия, ничем не заслуженного несчастия. Царской крови, родившись, казалось, для радостной жизни, для широкого пользования благами мира, она была в расцвете лет и сил заживо погребена, но вынесла безропотно тяжкую долю и просияла подвигами благочестия». Одно из преданий гласит, что «настоящая княжна» Августа Тараканова (ставшая впоследствии инокиней Досифеей) была направлена за границу, где воспитывалась и жила, пока в 1774 году о себе не заявила «всклепавшая на себя чужое имя» «принцесса Владимирская». Для княжны Августы эта интрига имела печальные последствия. Встревоженная восстанием Пугачева, объявившего себя, как известно, Петром III, императрица распорядилась доставить в Россию и настоящую дочь Елизаветы Петровны. В Петербурге с княжной беседовала сама Екатерина II. Она долго рассказывала о смутах, обрушившихся на Российскую империю, и в заключение объявила, что, «дабы не вызвать нечаянно государственного потрясения, княжне следует отказаться от мира и провести остаток дней в монастыре». Не противясь государственному благу, Тараканова предпочла смириться со своей участью. Местом заточения княжны был избран Ивановский монастырь в Москве, который покойная Елизавета Петровна и устраивала как монастырь для вдов и сирот знатных лиц. Здесь и содержали теперь ее дочь, ставшую инокиней Досифеей. Келью Досифеи составляли две низкие сводчатые комнаты, в которые, кроме игуменьи, духовника и келейницы, никто не входил. Досифею не пускали ни в общую церковь, ни в трапезную. Иногда для нее совершалось особое богослужение в надвратной Казанской церкви. Пока там находилась Досифея, двери церкви наглухо запирались. «Понятны, – пишет Е. Поселянин, – те глубокие внутренние муки, которые переживала она в своем невольном затворе. Конечно, она сравнивала его со своим прошлым: величием своих родителей, своей прежней вольною и роскошною жизнью, и какая тоска в эти минуты должна была грызть ее душу!» Последние годы жизни Досифея прожила в полном уединении… Благочестивую инокиню Господь призвал в 1810 году. На ее торжественные пышные похороны съехалась вся московская знать, в том числе и многочисленная родня Разумовских. Заупокойное богослужение совершало высшее духовенство Москвы. Похоронили затворницу не в Ивановском монастыре, где она приняла постриг, как того требовали церковные правила, а в Новоспасском, невдалеке от усыпальницы бояр Романовых.

Если это предание имеет под собой реальную почву, можно только подивиться, как чудовищно несправедливо устраиваются судьбы в доме Романовых… Родная дочь императрицы Елизаветы Петровны становится монахиней-затворницей, а чужестранка Екатерина – императрицей. Следы нескольких княжон Таракановых обнаруживаются и в других женских монастырях, и по этому поводу остроумно было замечено, что «в России нет женского монастыря, который не имел бы предания о какой-либо таинственной затворнице». По одной из легенд, якобы существовали две княжны Таракановы, воспитывавшиеся в Италии, которые коварно были арестованы графом Орловым. Граф приказал утопить сестер, но одна из них была спасена матросом. Впоследствии княжна приняла постриг в одном из московских монастырей. По мнению некоторых исследователей, весьма вероятному, легенда о Таракановых обязана своим происхождением тому факту, что граф Алексей Разумовский действительно воспитывал за границей (в Швейцарии) своих племянников Дараганов. Иностранцам нетрудно было переделать их фамилию сначала в Дарагановых, а потом в Таракановых и создать легенду об их особенном происхождении.

К сожалению, те материалы, которыми располагают историки, не дают ни малейшего шанса на разгадку тайны «лжедочери Елизаветы». Поэтому остается лишь верить или не верить легендам, гадать, где вымысел, а где реальность, и снова и снова строить догадки, кем же была эта женщина, претендовавшая на русский престол, – обаятельной авантюристкой, схваченной с поличным, или заслуживающей сочувствия фантазеркой, угодившей в силки большой политической игры и искренне верившей в свое «царское происхождение».

 

СОКРОВИЩА УКРАИНСКОГО ГЕТМАНА

Издавна людей привлекали истории о спрятанных сокровищах и зарытых в землю кладах. А таких историй в реестре человечества насчитывается немало, и большинство из них отражены в произведениях различных писателей, а также в мировом кинематографе. Как правило, в этих историях фигурируют бесстрашные флибустьеры или кровожадные лесные разбойники, начерченная кровью карта и обязательно какое-нибудь таинственное место, населенное различной чертовщиной. В жизни же зачастую все оказывается намного тривиальней, хотя не менее таинственно. Примером тому может послужить история не найденных до сих пор сокровищ украинского гетмана Павла Полуботка (ок. 1660–1724), бывшего сподвижника легендарного Мазепы.

Род Полуботков начал возвышаться еще при деде Павла – Артемии, сотнике Черниговского полка. Отец Павла Полуботка был переяславским полковником и генеральным бунчужным. Так что будущий наказной гетман Украины родился (точная дата неизвестна) в весьма богатой семье. Во времена правления Петра I Павлу Полуботку было пожаловано царской милостью более 200 дворов. Таким образом, Павел стал в одночасье одним из первых богачей Малороссии, что, безусловно, способствовало росту его влияния в Украине. Рассказывают, что Полуботок «жил широко и даже держал у себя „двор“ наподобие гетманского». После смерти гетмана Левобережной Украины Скоропадского (1722 г.) временным наказным гетманом стал Павел Полуботок.

Однако с первых же дней правления у новоиспеченного главы казачества возникли серьезные противоречия с Малороссийской коллегией – органом, учрежденным Петром I (слишком уж явственно чувствовался во всех поступках гетмана свободолюбивый дух украинского народа). Разногласия между ними вскоре переросли в открытый конфликт, и Павел понял, что совершил ошибку, последствия которой могут крайне пагубно сказаться на нем и его семье. И действительно, вскоре он получил приказ царя, в котором предписывалось гетману с казацкими старшинами немедленно явиться в Санкт-Петербург. Дословно в приказе было написано следующее: «Полковник Полуботок и старшина, невзирая на данные им наши указы, послали некоторые указы без совету с президентом коллегии, того ради велено для ответу быть сюда полковнику Полуботку, писарю Савичу и генеральному судье Чарнышу».

Павел прекрасно осознавал, чем закончится его поездка в Петербург, и поэтому решил позаботиться о том, чтобы сберечь собранные им сокровища от царского ограбления и сохранить их для своих потомков. По сведениям некоторых источников, перед своим отъездом в Санкт-Петербург через хорошо знакомого ему зарубежного дипломата он якобы выслал в Лондон огромную по тем временам сумму в золоте – один миллион фунтов стерлингов. И попросил, чтобы эти ценности были депонированы на его имя в Bank of England (по другим источникам – банк Ост-Индской компании) без «конфискации за давностью» из расчета четырех процентов годовых. В некоторых документах говорится, что миссию по переброске золота осуществлял сын Павла Остап (некоторые исследователи называют его Андреем).

Провернув эту операцию, Полуботок со старшинами в августе 1723 года отправляется в Петербург. Поначалу их приняли довольно радушно. Но в конце месяца в Тайную канцелярию поступило письмо, в котором гетман обвинялся в сношениях с бывшим писарем Мазепы Орликом, и Петр I, не понаслышке знавший, что такое предательство малороссийских гетманов, начал следствие по делу Полуботка. В сентябре Полуботок, Савич и Чарныш были вызваны на допрос в Тайную канцелярию. Вначале к подследственным относились достаточно мягко, но в ноябре 1723 года все изменилось: Полуботок с товарищами были арестованы и переправлены в Петропавловскую крепость.

Затем Петр I через Тайную канцелярию предъявил ему обвинение в краже государственной сокровищницы Украины и с применением утонченных пыток пытался заставить Павла раскрыть местонахождение сокровищ. Но и на краю могилы Полуботок молчал.

Когда известие о печальной судьбе гетмана достигло Украины, его старший сын Остап (по документальным данным, у гетмана было три дочери и сын, но некоторые историки утверждают, что был еще один сын – Яков), понимая, что семье грозит ссылка, покинул Украину, увозя с собой копию письма-завещания отца. Никому из своих родных Остап не сообщил, куда направляется. А между тем его путь пролег в Константинополь. Но там он надолго не задержался и отправился в более безопасное место – на юг Франции, в Марсель. Дальше его след теряется. Все попытки по розыску Остапа, предпринятые Тайной канцелярией, не увенчались успехом, и дело о «гетманских миллионах» постепенно начало забываться.

Новый интерес к казацким сокровищам вспыхнул перед Первой мировой войной, когда в Российской империи появился целый ряд людей, которые называли себя наследниками Павла Полуботка и претендовали на давнее золото. Первый сбор наследников состоялся 15 января 1908 года в местечке Стародуб, и на него приехало около 480 человек, претендующих на сокровище украинского гетмана. Организатор съезда, профессор А. И. Рубец, обратился к собранию с речью, в которой уверял, что вклад гетмана Полуботка в Английском банке действительно есть, что сведения эти получены от лица, заслуживающего полного доверия. По окончании собрания было решено назначить комиссию, которая будет заниматься расследованием этого дела. В результате долгой работы комиссии удалось выяснить, что якобы в один из английских банков на самом деле давным-давно поступал вклад из России в сумме десять тысяч голландских дукатов, но по условиям хранения этот банк проценты не начислял. Тогда для дальнейшего разъяснения вопроса было решено направить в Лондон специальную делегацию. Но она натолкнулась на полное непонимание со стороны служащих банка. Ссылаясь на режим секретности вкладов, они не допустили российских наследников Полуботка к архивам и банковским документам. Кроме того, никто из наследников не смог подтвердить свое происхождение. В результате посланцы вернулись ни с чем. Все это на некоторое время остудило их пыл, и до августа 1913 года тема сокровищ украинского гетмана нигде не звучала. А затем все в том же местечке Стародуб состоялся второй слет наследников (около 170 человек). Но и на этом собрании никому из претендентов не удалось документально доказать свою гетманскую родословную, а тем более назвать шифр или номер счета в банке, что давало бы право на 20 процентов наследства. Поэтому все попытки новоявленных «детей лейтенанта Шмидта» получить богатое наследство не увенчались успехом.

Казалось, сокровища украинского гетмана утеряны навсегда. И вдруг в 1922 году объявился новый претендент на наследство. В один прекрасный день в украинское представительство Советского посольства в Вене явился некий молодой человек, который сказал, что он прибыл из Бразилии и ему срочно требуется аудиенция у господина посла. Полномочным представителем интересов советского государства в Австрии был тогда сын известного классика украинской литературы Юрий Коцюбинский. Посетителя из Бразилии Коцюбинский принимал вдвоем со своим генеральным консулом. Когда же гость назвался и объяснил цель своего визита, оба дипломата едва могли скрыть волнение. Еще бы: перед ними сидел потомок сына Павла Полуботка, названный, как и гетманский сын (в случае если того звали все-таки Остапом), тем же родовым именем. И приехал этот потомок украинского гетмана для того, чтобы обсудить дело о наследстве своего предка. В подтверждение своего происхождения Остап предъявил легендарнейший документ: письмо гетмана Павла Полуботка своему сыну Якову (письмо, конечно, было скопировано, а сам оригинал двухсотлетней давности потомок предусмотрительно запрятал в сейфе какого-то банка). Наследник украинского гетмана приехал с предложением начать совместную акцию о получении наследства, так как по условиям завещания Павла Полуботка большая часть «золотого запаса» (около 80 %) должна была пойти на благо Украины. И через это условие в завещании переступить было невозможно. Посетитель сказал, что он согласен даже на меньшую сумму, чем та, которая полагается ему по завещанию, то есть вместо 20 процентов его вполне устроит один.

Стоило только произвести некоторые подсчеты, как скромность этого заявления немедленно испарялась. В 1923 году должно было исполниться 200 лет с тех пор, как гетманский миллион (если он существовал на самом деле) был задепонирован. Таким образом, за первые десять лет он удвоился. А затем произошло уже 20-кратное удвоение суммы (учитывая проценты на проценты). То есть в итоге к 1923 году сумма стала равной одному триллиону 48 миллиардам 578 миллионам фунтов стерлингов! Так что затребованный бразильским претендентом процент должен был составлять капитал больший, чем у выдающихся миллионеров мира: примерно десять с половиной миллиардов фунтов!

После разговора с наследником Павла Полуботка Юрий Коцюбинский, не доверяя тайны ни связи, ни даже дипломатической почте, лично примчался из Вены в Харьков с экстраординарным сообщением. Сразу же на секретное совещание собрались высшие должностные лица. Нищая, сплошь в руинах Гражданской войны Украина в минувшем 1921 году пережила еще и страшный голод. А тут вдруг такое богатство! В связи с отъездом главы правительства X. Раковского дело было поручено всеукраинскому старосте Г. И. Петровскому. Он созвал президиум для выработки немедленного решения. Оно сводилось к тому, чтобы поручить товарищу Коцюбинскому установить каким-то образом с этим Английским банком контакт и прощупать через представителя банка, сохранилось ли там завещание Павла Полуботка. Но иногда даже самые грандиозные планы может сорвать простая случайность. Так произошло и в этот раз. Коцюбинский сильно заболел и не смог из-за этого выехать из Харькова в Вену. А тянуть не разрешили, заветные миллиарды уже будоражили воображение властей. Поэтому сложное поручение шифровкой перебросили на того безымянного генконсула, который вместе с Ю. Коцюбинским встречался с бразильским претендентом на сокровища.

У консула, как оказалось впоследствии, был знакомый в австрийском министерстве иностранных дел по фамилии Петер, который по просьбе своего украинского знакомого согласился на посредничество в столь деликатном деле. И не подвел. Благодаря деятельности Петера в июне того же 1922 года в Мария-Энзерсдорф, живописной местности под Веной, состоялась встреча украинского генконсула с представителем Английского банка Робертом Митчеллом. На ней присутствовали также посредник Петер и наследник Остап Полуботок. Эта встреча, как всячески подчеркивали ее участники, носила совершенно частный характер. Митчелл, например, прямо с порога заявил: «Никаких полномочий от Английского банка не имею, приехал исключительно как частное лицо. Но можете не сомневаться, своим уважаемым друзьям из банка передам в точности все, о чем здесь пойдет речь». Хотя все прекрасно понимали, что без согласия Английского банка Митчелл вряд ли вышел бы на контакт. На встрече Остап Полуботок предъявил Митчеллу письмо своего исторического предка. Однако Митчелл, внимательно изучив этот документ, заявил, что это всего лишь фотокопия и, для того чтобы дело продвинулось дальше, надо еще доказать его аутентичность. Кроме того, одного письма мало. Наверняка правительство Украины будет требовать выплаты и для себя. А Британия не признает Советскую Украину независимым, суверенным государством, но даже если в один прекрасный день Великобритания и признает Украину суверенной, то все равно такую сумму банк не сможет выплатить одним махом.

После встречи генконсул немедленно отослал в Харьков шифровку с дословным изложением разговора. А Остапу Полуботку не оставалось ничего другого, как отправиться домой, за океан. А в следующем, 1923 году, когда Раковского сняли с должности главы правительства, поменяли и его наркомов. Исчезло украинское представительство в Австрии, как и вообще во всех зарубежных странах. Во время сталинской «большой чистки» расстреляли большинство украинских дипломатов. Не обошла чаша сия ни Юрия Коцюбинского, ни Раковского, а возможно, и того генконсула, который для нас так и остался безымянным. «Дело Полуботка» вновь постепенно забылось. Остап Полуботок поехал в Бразилию – и исчез навсегда. Впрочем, некоторые попытки найти исчезнувшего наследника все же предпринимались. Об этом свидетельствует объявление, появившееся в одном украинском журнале в Южной Америке: «Консулатом СССР в Монтевидео разыскивается Остап Полуботок, который проживал в 1922 году в Сан-Паулу в Бразилии, либо в случае его смерти кто-нибудь из его потомков, кто называется Полуботок». Свой вновь вспыхнувший интерес к легендарным сокровищам советские власти объясняли тем, что они якобы ищут компромат на Полуботка (непонятно было только, зачем понадобилось компрометировать украинского гетмана спустя почти 300 лет после его смерти).

Во время просмотра архивных бумаг были найдены данные о существовании сокровища гетмана. После проверки этих сведений правительство постановило возбудить «дело Полуботка», которое дремало в течение 240 лет. Теперь для получения наследства оставалось только найти бразильского Остапа, и дело о сокровищах можно было смело считать завершенным. Но, к сожалению, далеко не все получается так, как планируется. На поисковое объявление в Южной Америке никто не отозвался. Таким образом, закончить дело о потерянных сокровищах не удалось до сих пор. Правда, в 1985 году инюрколлегией была предпринята еще одна попытка отыскать сокровища украинского гетмана. Но, к сожалению, безрезультатно. «Бэнк оф Инглэнд», а также его главный казначей сообщили, что никаких сведений на этот счет нет. Пока не будут найдены какие-либо убедительные документы, этому делу суждено оставаться нераскрытым. Кто знает, может быть, эти документы и существуют.

 

ОКЛЕВЕТАННЫЙ ПОТЕМКИН

Князь Таврический – один из выдающихся государственных деятелей XVIII века, человек незаурядных способностей. За годы, проведенные на службе у Екатерины II, Потемкин сделал для России невероятно много: способствовал освоению Северного Причерноморья, присоединил к российским владениям Крым, создал Черноморский флот, основал несколько городов… Однако в первую очередь его имя ассоциируется с выражением «потемкинские деревни», ставшим эталоном показной пышности и фиктивных достижений.

Правда о потемкинских деревнях известна историкам уже давно. Как и имя автора клеветнической биографии, публиковавшейся частями в журнале «Минерва» с 1797 по 1799 год и перепечатанной безо всякой проверки практически всеми европейскими издателями. Выяснилось, что статьи (без подписи) вышли из-под пера саксонского дипломата Гельвига. Едва ли он имел личное предубеждение против Потемкина. Скорее всего, просто исполнял социальный заказ. Но с его мнением поспешили согласиться многие недруги Светлейшего в России, и в первую очередь – Павел I. Причин для зависти и ненависти к фавориту императрицы было более чем достаточно. Он легко, почти шутя, получал блага, ради которых остальным приходилось годами топтаться у подножия трона. Он игнорировал многие светские условности. Пользовался успехом у женщин. Одерживал блестящие победы на поле боя. Устраивал пышные приемы, блеск которых затмевал даже придворные празднества. По словам французского посланника, графа Сегюра, Потемкин был способен одновременно работать над десятком проектов, при этом не подавая виду, что он очень занят. Его положение при дворе не могли поколебать никакие сплетни и интриги. Екатерина II говорила о Потемкине: «Он был мой дражайший друг… человек гениальный. Мне некем его заменить!»

Григорий Александрович Потемкин (1739–1791) принадлежал к старинному польскому роду, но его отец был всего лишь отставным майором: род давно обеднел и занимал не слишком значительное место среди мелкопоместного дворянства. Потемкин довольно рано начал проявлять способности к наукам, обучался в частном пансионе, а с 1756 года – в гимназии при Московском университете. В университете Потемкин зарекомендовал себя одним из талантливейших студентов, и в 1757 году был представлен императрице Елизавете Петровне в числе лучших воспитанников университета. Уже в это время он говорит своим товарищам о том, что хотел бы стать министром или архиереем. Учеба давалась Потемкину легко: он обладал фотографической памятью, быстро усваивал новые понятия, отличался прекрасным лингвистическим чутьем (владел французским и немецким языками, латынью, древнегреческим и старославянским). Однако однообразные занятия вскоре ему наскучили, он перестал их посещать, и в 1760 году был исключен «за леность и нехождение в классы». Потемкин решил посвятить себя военной карьере и на следующий год поступил вахмистром в Конную гвардию и стал адъютантом принца Георга Голштинского, дяди императора Петра III.

Впервые Екатерина II обратила внимание на молодого унтер-офицера во время дворцового переворота, 28 июня 1762 года, в котором он оказался замешанным благодаря дружбе с братьями Орловыми. Согласно семейному преданию, Потемкин заметил, что у Екатерины на сабле нет темляка, и предложил ей свое оружие. За участие в перевороте он был произведен в подпоручики, получил звание камер-юнкера и 400 душ крепостных. По тем временам – немного, но для двадцатитрехлетнего молодого человека и это явилось большим подспорьем. Вскоре Григорий Орлов стал замечать, что его тезка уделяет императрице слишком много внимания, да и она сама охотно проводит время, слушая его рассказы. В планы братьев Орловых это не входило: предполагалось, что после переворота Екатерина станет женой одного из них. Алексей и Григорий Орловы решили проучить дерзкого соперника. Разговор, происходивший на квартире у Потемкина, перешел в драку. По некоторым сведениям, именно тогда будущий фаворит получил тяжелое повреждение глаза. После этого он резко сменил линию поведения, удалился от общества и занялся науками. Почти полтора года он много читал, размышлял о прочитанном и вел почти монашеский образ жизни. Причиной, разумеется, было не полученное увечье, а разочарование в друзьях, которые, как оказалось, готовы были пожертвовать им ради собственных интересов. Затем он был призван ко двору. Императрица произвела его в камергеры, теперь Потемкина должны были титуловать «Ваше превосходительство». Однако он проявляет весьма небольшую заинтересованность в новом назначении, а с началом войны отправляется на фронт.

В круг приближенных императрицы Потемкин вошел после целого ряда побед, одержанных во время русско-турецкой войны 1768–1774 годов (наиболее яркие из них – под Фокшанами, Ларгой, Кагулом). За успешные военные действия против турок он был награжден орденами Св. Анны и Св. Георгия. Его начальник, генерал Румянцев, в письме к императрице отзывался о Потемкине как о мужественном и храбром воине, который сражается не щадя себя. В одном из писем, датированном 1773 годом, императрица дала понять, что и впредь собирается поддерживать отношения с Потемкиным. В 1774 году он был отозван в Петербург, назначен генерал-адъютантом, вице-президентом Военной коллегии и возведен в графское достоинство. Считается, что именно с этого момента роман Потемкина и Екатерины II становится чем-то большим, нежели отношения фаворита с венценосной особой. Существует версия, что их союз был скреплен брачными узами (разумеется, венчание происходило тайно). А в 1775 году у них родилась дочь Елизавета, которая воспитывалась в семье А. Н. Самойлова – племянника Потемкина (в метриках она значилась под именем Елизаветы Григорьевны Темкиной).

Роман Екатерины II и Потемкина был исключительно ярким. Императрица осыпала фаворита милостями, награды ее были воистину «царскими»: звания, ордена, деньги и драгоценности сыпались золотым дождем. По свидетельствам современников, за десять лет (с 1774 по 1784 г.) им было получено наличными деньгами и драгоценными вещами 18 миллионов рублей. Он имел право обращаться в Казенные Палаты со своими требованиями. Практически все европейские государства представили Потемкина к высоким наградам – политики очень быстро сумели разобраться, что новый избранник Екатерины имеет на нее огромное влияние, выходящее далеко за пределы опочивальни. Пруссия наградила его «Черным орлом», Польша – «Белым орлом» и «Святым Станиславом», Швеция – «Святым Серафимом», Дания – «Белым слоном». А в марте 1776 года Потемкин получил титул князя Священной Римской империи (именно с тех пор его стали называть «Светлейшим» – от титулования «Ваша светлость»).

В свою очередь, Потемкин изо всех сил старался быть полезным российской короне и той, которая эту корону носила. Он усмиряет восстание Пугачева, решает весьма важную на тот момент проблему Запорожской Сечи, ликвидировав вольницу и превратив Сечь в организованное войско, подвластное императрице. В 1776 году он становится генерал-губернатором Новороссийской, Азовской и Астраханской губерний. Получив это назначение, Потемкин занялся хозяйственным освоением и военным укреплением южно-русских земель. Он основал при устье Днепра город Херсон с корабельной верфью, руководил строительством Екатеринослава (современный Днепропетровск), занимался освоением Кубани. Результаты этой деятельности были высоко оценены потомками: некоторые из них полагали, что Потемкин сделал для юга России не меньше, чем Петр Великий – для севера.

Проекты Светлейшего отличались смелостью и грандиозным размахом. Он одним из первых понял значение Крыма для России и писал Екатерине о необходимости его присоединения: «Крым положением своим разрывает наши границы… Положите же теперь, что Крым Ваш и что нет уже сей бородавки на носу – вот вдруг положение границ прекрасное…» Как только манифестом от 8 апреля 1782 года Крым был закреплен за Россией, Потемкин принялся осваивать новые земли. Он заложил военный и морской порт Севастополь, основав базу для создания Черноморского флота. Его отсутствие в столице создало благоприятную почву для появления новых фаворитов. Однако ни один из них не смог подняться в глазах Екатерины настолько высоко, чтобы Потемкин впал в немилость. Более того, некоторые исторические документы позволяют предположить, что Екатерина советовалась с князем относительно своих любовников и действовала с его полного согласия. Впрочем, он также не был верен императрице: сохранились любовные записки Потемкина к целой плеяде красавиц, а в воспоминаниях современников он и вовсе выглядит донжуаном. В этом нет ничего удивительного: при дворе (и не только российском) прекрасно умели разграничивать любовь и «вдохновение плоти».

В 1784 году Екатерина произвела Потемкина в звание генерал-фельдмаршала, назначила президентом Военной коллегии и генерал-губернатором Крыма, называвшегося в те времена Таврической областью. А через три года императрица со свитой и приглашенными представителями европейских царствующих семей (среди которых был австрийский император Иосиф II) отправилась в инспекционную поездку на юг России.

Потемкин сделал все возможное, чтобы эта поездка стала для венценосной возлюбленной приятной. Он позаботился и об экипажах, и о празднествах, устраиваемых по дороге (среди них были военные смотры, фейерверки, народные гуляния). «Путешествие Императрицы, – описывает сопровождавший ее принц де Линь, – можно назвать волшебством. На каждом почти шагу встречали мы нечаянное, неожиданное. Там видели эскадры, там конные отряды, там освещение, на несколько верст простиравшееся; здесь сады, в одну ночь сотворенные! Повсюду увенчалась Екатерина торжествами, изъявлениями благодарности, благоговения и восторгов». Но гораздо более сильное впечатление производило превращение недавно освоенных земель в цветущий край. В основанных им городах улицы были тщательно спроектированы, имелись церкви, больницы и школы. А в Севастополе – конечном пункте путешествия – императрицу и ее окружение приветствовал салютом флот из 40 военных кораблей. Граф Сегюр был в таком изумлении от увиденного, что написал: «Кажется непостижимым, каким образом Потемкин, попав в этот только что завоеванный край, на восемьсот миль удаленный от столицы, всего за два года сумел добиться столь многого: возвести город, построить флот, соорудить крепости и собрать такое множество людей. Это явилось подлинным чудом деятельных усилий». В Херсоне Потемкин создал военное училище, а в Екатеринославе даже планировал основать университет. Григорий Александрович хлопотал перед Екатериной II об устройстве в этом городе консерватории (почти за 80 лет до открытия ее в Петербурге). Кроме того, он проявил заботу о солдатах, смягчив воинский устав и введя удобную форму. Это нисколько не напоминает поведение временщика, всецело поглощенного идеей обогащения.

Однако недоброжелатели упорно не хотели замечать очевидных успехов Потемкина. Слухи о том, что все виденное – фикция, прикрывающая многомиллионные растраты, достигли ушей императрицы. Светлейшего обвиняли в том, что деревни и дворцы, которыми любовалась из окна кареты Екатерина II, сделаны из картона и гипса. А жизнерадостные поселяне, набранные из числа крепостных, якобы перевозились с места на место по мере продвижения высоких гостей. Когда же необходимость в их услугах отпала, Потемкин будто бы обрек сотни тысяч людей на голодную смерть, оставив их посреди степи. Императрица поспешила утешить Потемкина: «Между Вами и мной, друг мой, разговор короток. Вы мне служите, я Вам благодарна. Вот и все. Что до Ваших врагов, то Вы Вашей преданностью мне и Вашими трудами на благо страны прижали их к ногтю». Потемкину был присвоен титул Светлейшего князя Таврического.

С началом русско-турецкой войны (1787–1791) Потемкин вновь берется за оружие. Под его предводительством был взят Очаков. Произошло это в день Святого Николая-чудотворца (6 декабря 1788 г.), и в ознаменование победы и для защиты отвоеванных земель князь основал город Николаев. Возвратившись в Петербург, Потемкин был встречен с триумфом. Императрица наградила его лавровым венком, специально изготовленным фельдмаршальским жезлом, а также орденом Святого Александра Невского.

В 1789–1790 годах он продолжил участие в военных действиях, проявляя недюжинный талант не только в воинском деле, но и в подборе кадров. Именно он помог выдвинуться Суворову, поручая ему самые ответственные участки. В ходе войны были одержаны победы при Фокшанах и Рыбнике, на реке Салче, а сам князь Таврический овладел Бендерами. В 1790 году он получил титул гетмана казацких Екатеринославских и Черноморских войск. Из штаба, перенесенного в Яссы, Потемкин руководил кампанией, принесшей взятие Измаила, Килии и разгром турецкой эскадры под Керчью. Недавно созданный Черноморский флот прекрасно проявил себя, вопреки клеветникам, утверждавшим, что все суда выстроены из гнилого дерева и не продержатся на воде и двух дней.

В феврале 1791 года Потемкин последний раз в жизни посетил Петербург. В подаренном ему Таврическом дворце он устроил пышный праздник в честь Екатерины, которому суждено было стать прощальным. Затем он вернулся на юг, чтобы продиктовать условия мира Константинополю. К тому времени здоровье его сильно пошатнулось. В Яссах Потемкин почувствовал сильное недомогание, приказал отвезти себя в Николаев, но по дороге скончался. Светлейшего князя похоронили в основанном им Херсоне, соорудив над могилой красивый склеп. В 1798 году, при новом императоре Павле I, ненавидевшем фаворита матери, этот склеп был разрушен и останки покойного исчезли.

Оклеветанный и при жизни, и после смерти, князь Потемкин, тем не менее, был одним из выдающихся государственных деятелей XVIII века. И что бы ни говорили о «потемкинских деревнях», выстроенные им города существуют и сегодня – как самый долговечный памятник Светлейшему.

 

ГАМЛЕТ НА РУССКОМ ТРОНЕ

Долгое время русского императора Павла I историки представляли деспотичным и недалеким самодуром. Сейчас характеристика этого монарха резко изменилась и его все чаще называют Гамлетом и Дон Кихотом в одном лице, идеалистом и романтиком на русском троне.

Когда Павел I взошел на российский престол, по рукам ходил астрологический прогноз, где среди иных пророчеств указывалось: «Родившийся между 15 сентября и 13 октября бывает частию флегматик, мужественного нрава, имеет великий лоб и широкие брови… Скор к гневу, но скоро и отходит. Охотно слышит о себе похвалы, смирен, но бывает злопамятен. Смерть ему последует от злой женщины. И если переживет 42-й год, то будет жить до 99 лет». Прогноз оказался не совсем точен. Хотя цифра 42 оказалась для Павла весьма значимой – ровно столько лет ему пришлось ждать власти, – она не стала для него последней датой жизни: император прожил чуть больше 46 лет. «Злой женщиной» в его судьбе можно считать не только матушку Екатерину II, убившую сына руками своих «орлов», но и саму Россию, которую он пытался насильственно обезглавить. Недолгое царствование Павла I стало последней неудачной попыткой завершить дело Петра I – силой навязать «сверху» расхлябанной России европейские формы и прусский порядок во всех сферах ее привольного бытия.

Царствование Павла I было далеким от совершенства, которого, кстати, не достигал на русском троне никто ни до, ни после него, но литература, театр и кинематограф упорно лепили только из него отталкивающий образ недалекого тирана и самодура. Между тем за четыре года своего правления он предпринял немало мер, действительно необходимых для государства, но провел свои реформы так стремительно и противоречиво, что они не успевали принести пользы. У него что-то получалось, что-то – не совсем, а что-то окончилось провалом. Однако надо отметить, что у Павла почти не было единомышленников, а все его указы воспринимались как бред сумасшедшего.

Появление на свет Павла окутано завесой секретности. Глядя на портреты представителей дома Романовых, правивших до него, видно, что ни у одного из них нет таких черт, как у Павла: курносый, лобастый, с чуть выпуклыми глазами, широкогубый. Известно, что Екатерина II, его мать, испытывала к нему далеко не теплые чувства. Это породило легенду, а может, как раз и нет, о его рождении. Сам он считал своим отцом императора Петра III, мужа Екатерины II, но многие утверждали, что его отцом был любовник императрицы граф Салтыков. А вот иные заявляли, что такой уродливый, низкорослый, курносый мальчик не мог появиться от красавца-графа, что Екатерина родила мертвого ребенка, которого заменили новорожденным чухонцем из деревни Котмы возле Ораниенбаума. Затем для сохранения этой тайны всех жителей деревни выселили на Камчатку, а саму деревню снесли. А это – факт!

Павел I родился 20 сентября 1754 года, и тотчас же императрица Елизавета Петровна отобрала младенца у матери, поставив его колыбель у себя в спальне (так же Екатерина будет поступать и с детьми самого Павла). Мать мальчик видел редко, и лишь в присутствии Елизаветы и ее приближенных. Со временем она становилась для него малознакомой женщиной и все более отдалялась. Общество мамок и нянек, их рассказы о домовых и привидениях оказали плохое влияние на будущего императора, и без того излишне впечатлительного. С шести лет у него появился свой двор и другие воспитатели, среди которых ведущая роль принадлежала одному из знаменитых государственных деятелей своего времени – масону Никите Ивановичу Панину. Павла учили математике, истории, географии, языкам (он знал 4 языка), танцам, фехтованию, а когда подрос – физике, астрономии, политическим наукам, богословию. Кстати, он отличался набожностью. В 12 лет мальчик познакомился с идеями французских просветителей – Монтескье, Вольтера, Дидро, Гельвеция. Это не могло не сказаться в дальнейшем. С юных лет он сетовал при своих воспитателях на российские порядки: «Матушка развела дармоедов, все царство разворовали. Вырасту – всех прогоню палками».

Учился Павел легко, отличался остротой ума и чрезвычайно развитым воображением, но при этом отсутствием усидчивости и терпеливости. Он легко поддавался гневу и так же быстро отходил, был крайне упрям, но под влиянием других легко менял свое мнение, и, видимо, было в нем что-то такое, что один из его воспитателей, С. А. Порошин, напророчил: «При самых лучших намерениях вы заставите ненавидеть себя».

Уже после смерти Елизаветы Петровны (Павлу тогда исполнилось 7 лет) он узнал, как на самом деле погиб его отец, Петр III, и об участии в этом его матери и гвардии. А затем «доброжелатели» нашептали мальчику, что после смерти Петра III императором должен был стать он, Павел, а мать могла быть при нем только регентшей до его совершеннолетия. 20 сентября 1772 года наступил день совершеннолетия. Но для него ничего не меняется, и еще 24 года придется мечтать о троне, тая страх и ненависть к своей матери. И чтобы умерить пыл наследника, Екатерина избрала проверенный способ – женитьбу. В 1773 году она женит его на немецкой принцессе Вильгельмине-Луизе (в православии – Наталье Алексеевне), а после смерти ее во время родов вновь женит сына в 1779 году на немецкой принцессе Софии-Доротее (в православии – Марии Федоровне). Даже если исходить из того, что Павел был для Екатерины лишь приемным сыном, теперь она получила возможность обрести внука, родного ей по крови.

В 1782 году Екатерина II отправила сына с женой под именем графа и графини Северных в путешествие по Европе. Австрия, Франция, Италия, Пруссия – и везде его принимали с таким почетом, какого он не знал на родине. Тогда же состоялось несколько свиданий с Папой Римским Пием VI. Побывав в Берлине у Фридриха II, он просто очаровался прусской регламентацией и беспрекословной дисциплиной. Еще в 1774 году Павел подал матери записку с критикой ее внешней политики и предложениями по борьбе с чиновничьим произволом. Теперь же критика усилилась. Екатерина, понимая, что с восшествием Павла на престол вся ее государственная программа будет уничтожена, задумала отстранить сына от трона в пользу внука Александра. Для начала она подарила ему Гатчину, куда он переехал со своим двором. Обойденный вниманием матери, испытавший к себе пренебрежение со стороны ее фаворитов, наследник, которому не доверяют никаких государственных дел, – в Гатчине был счастлив. Там все было устроено на прусский манер, даже форма маленького гарнизона. Только слухи о намерениях матери лишить его трона отравляли сознание. Павел стал подозрительным, вспыльчивым. Раздражительность все чаще прорывалась наружу в виде припадков безудержного гнева. Вместе с тем он быстро отходил, признавал свои ошибки, просил прощения, был щедр, старался заботиться о подчиненных. И очень хотел царствовать.

И вот сбылось. 6 ноября 1796 года Екатерина II скончалась. В тот же день Павел I сжег в камине манифест об отстранении его от престола. Он не имел ни четкого плана государственных преобразований, ни опыта, ни навыков государственного управления и на практике руководствовался скорее личными чувствами и взглядами, что придавало его политике довольно противоречивый характер. По сути, идеалист, романтик, внутренне порядочный человек (а такие на российском троне долго не задерживались), но с чрезвычайно тяжелым характером, Павел быстро нажил себе множество врагов. Хотя он никого не казнил, зато покончил с неспешной, вальяжной жизнью екатерининских вельмож, посягнув на «святое» – безмерные вольности, которыми Екатерина одарила дворянство.

Сам император вставал в 5 утра, молился, принимал чиновников с докладами. Опоздавший увольнялся тут же. С должностей были удалены все фавориты Екатерины, а со службы – порядка 20 тысяч офицеров и чиновников. Даже для дворян вводились палочные наказания. У ворот дворца по приказу Павла I установили ящик, куда каждый подданный мог опустить письмо для него. И он все их читал, и даже старался помочь. Работая по 16 часов в день, он пытался вникнуть во все, даже в дела о пожарах и трактирных драках, о разведении овец и издании книг. Мечтая о наведении порядка, на деле император нагнал страху, но все же покончить с российским воровством было невозможно. Оказалось, что всеобщее воровство, лень и отсутствие дисциплины устраивали всех. Число врагов государя росло, а он недооценил их силу и решимость. Уже на этом этапе его деятельности можно сказать, что участь его как императора была решена: созрел заговор.

Были, однако, и другие причины для отстранения Павла I от власти, а также иные силы, непосредственно заинтересованные в этом. Увлекшись рыцарской целью восстановления «потрясенных тронов», Павел I оказался вовлеченным в антифранцузскую коалицию, куда вошли Англия, Австрия, Турция и Неаполь. Однако, увидев коварство союзников (Англия захватила Мальту, Австрия – Италию), он порвал с коалицией. Началось его сближение с Наполеоном. В результате появился секретный план о совместном походе русских и французских войск в Индию. Выполнение этого плана нанесло бы тяжелейший удар по Англии. На фоне подготовки к походу в Англии пало правительство всемогущего Питта. Европа замерла в ожидании великих потрясений. Только смерть Павла I спасла Англию, а история Европы пошла по другому пути – по пути кровопролитных войн начала XIX века, в которые была втянута Россия.

Заговор против императора финансировался через английского посла в России Уитворда, а движущей силой можно считать масонов. В масонские ложи входили многие видные вельможи России. Масонами были и кумир Павла I Фридрих II, и его отец Петр III. Екатерина II запретила их деятельность в России, и они теперь надеялись на восстановление своих лож при Павле I. Этого в конечном счете не произошло, и масоны стали именовать императора не иначе как «тираном», призывая к его свержению. Кроме всего этого, Павел I допустил роковую для него ошибку – отступил от основ православия. Он стал покровительствовать иезуитам, считал допустимым и нормальным вмешиваться в дела Русской Церкви, главой которой он себя однажды назвал. Но не это самое главное. Втайне он мечтал принять со временем католичество и, объединив церкви, самому стать во главе всех церквей, создав тем самым всемирную теократическую империю. По этому поводу он даже вступил в переписку с папой. В 1798 году император России был избран гроссмейстером Мальтийского ордена и высшей наградой России стал белый мальтийский крест.

О самом убийстве Павла I и участии в деле его сына, Александра I, известно достаточно. Золотая табакерка Николая Зубова и офицерский шарф прервали жизнь императора 11 марта 1801 года. Многие тогда вздохнули спокойно. Пророчество Порошина сбылось.

После смерти Павла I его жена, Мария Федоровна, добилась удаления от власти всех убийц мужа, но только при его внуке, Александре II, в спальне, где был убит император, была устроена домовая церковь во имя Св. Павла. По преданию, Александр II раз в год уединялся там для молитвы…

 

ВЗЛЕТЫ И ПАДЕНИЯ НИКОЛАЯ I

Николаевская эпоха в истории России сама по себе удивительна: невиданный расцвет культуры и полицейский произвол, строжайшая дисциплина и повальное взяточничество, экономический рост и отсталость во всем. А ведь до восхождения на престол будущий самодержец вынашивал совсем иные планы, реализация которых могла бы сделать государство одним из самых богатых и демократичных в Европе.

Правление Николая I обычно принято называть периодом мрачной реакции и безнадежного застоя, периодом деспотизма, казарменного порядка и кладбищенской тишины, а отсюда и оценка самого царя как душителя революций, тюремщика декабристов, жандарма Европы, неисправимого солдафона, «исчадия мундирного просвещения», «удава, тридцать лет душившего Россию». Но здесь надо разобраться.

Отправной точкой правления Николая I стало 14 декабря 1825 года – день, когда произошло восстание декабристов. Он стал не только испытанием характера нового императора, но и оказал существенное влияние на последующее формирование его мыслей и действий. После смерти императора Александра 119 ноября 1825 года возникла ситуация так называемого междуцарствия. Император умер бездетным, и наследовать трон должен был его средний брат Константин. Но еще в 1823 году Александр подписал тайный манифест, назначавший наследником младшего брата Николая. Кроме Александра, Константина и их матери, об этом знали всего три человека: митрополит Филарет, А. А. Аракчеев и А. Н. Голицын. Сам же Николай вплоть до кончины брата об этом не подозревал, поэтому после его смерти присягнул находившемуся в Варшаве Константину. С этого, по словам В. А. Жуковского, началась трехнедельная «борьба не за власть, а за пожертвование чести и долгу троном». Только 14 декабря, когда Константин подтвердил свой отказ от престола, Николай издал манифест о своем воцарении. Однако к этому времени заговорщики из тайных обществ начали распространять в армии слухи, будто Николай намерен узурпировать права Константина.

Утором 14 декабря Николай ознакомил с завещанием Александра I и с документами об отречении Константина гвардейских генералов и полковников и зачитал манифест о своем восшествии на престол. Все единодушно признали его законным монархом и обязались привести войска к присяге. Уже присягнули Сенат и Синод, но в Московском полку подбиваемые заговорщиками солдаты отказались принести присягу. Произошли даже вооруженные стычки, и полк вышел на Сенатскую площадь, где к нему присоединились часть солдат из лейб-гвардии Гренадерского полка и гвардейский экипаж. Мятеж разгорался. «Сегодня вечером, – говорил Николай I А. X. Бенкендорфу, – может быть, нас обоих не будет на свете, но, по крайней мере, мы умрем, исполнив наш долг». На всякий случай он приказал подготовить экипажи, чтобы увезти в Царское село мать, жену и детей. «Неизвестно, что ожидает нас, – обратился Николай к жене. – Обещай мне проявить мужество и, если придется умереть, умереть с честью».

Желая предотвратить кровопролитие, Николай I с небольшой свитой двинулся к бунтующим. По нему дали залп. Не помогли увещевания ни митрополита Серафима, ни великого князя Михаила. А выстрел декабриста П. Г. Каховского в спину петербургскому генерал-губернатору внес полную ясность: переговорные пути исчерпаны, без картечи не обойтись. «Я император, – позже писал Николай брату, – но какой ценою. Боже мой! Ценою крови моих подданных». Но, если исходить из того, что на самом деле хотели сотворить декабристы с народом и государством, Николай I был прав в решимости быстро подавить бунт. «Я видел, – вспоминал он, – что или должно мне взять на себя пролить кровь некоторых и спасти почти наверно все или, пощадив себя, жертвовать решительно государством». Поначалу у него была мысль – всех простить. Но когда на следствии выяснилось, что выступление декабристов не случайная вспышка, а плод длительного заговора, поставившего своей задачей в первую очередь цареубийство и изменение образа правления, личные порывы отошли на второй план. Последовал суд и наказание по всей строгости закона: 5 человек казнено, 120 отправлено на каторгу. Но ведь и все!

Что бы там ни писали или ни говорили о Николае I, он, как личность, гораздо привлекательнее его «друзей 14-го числа». Ведь некоторые из них (Рылеев и Трубецкой), подбив людей на выступление, сами на площадь не пришли; они собирались уничтожить всю царскую семью, включая женщин и детей. Ведь это у них возникла идея в случае неудачи поджечь столицу и отступать к Москве. Ведь это они собирались (Пестель) установить десятилетнюю диктатуру, отвлечь народ завоевательными войнами, завести 113 тысяч жандармов, что было в 130 раз больше, чем при Николае I.

По характеру император был довольно великодушным человеком и умел прощать, не придавая значения личным обидам и полагая, что должен быть выше этого. Мог, например, перед всем полком попросить прощения у несправедливо обиженного им офицера, и теперь, с учетом осознания заговорщиками своей вины и полного раскаяния большинства из них, мог бы продемонстрировать «милость к падшим». Мог. Но не сделал этого, хотя участь большинства декабристов и их семей была смягчена насколько возможно. Например, жена Рылеева получила денежное вспомоществование в 2 тысячи рублей, а брату Павла Пестеля Александру была установлена пожизненная пенсия в 3 тысячи рублей в год и он был определен в кавалергардский полк. Даже дети декабристов, рожденные в Сибири, при согласии родителей определялись в лучшие учебные заведения на казенный счет. Уместно привести высказывание графа Д. А. Толстого: «Что сделал бы великий государь для своего народа, если бы на первом шагу своего царствования он не встретился с 14 декабря 1825 года, – неизвестно, но это печальное событие должно было иметь на него огромное влияние. Ему, по-видимому, следует приписать то нерасположение ко всякому либерализму, которое постоянно замечалось в распоряжениях императора Николая…» И это хорошо иллюстрируют слова самого царя: «Революция на пороге России, но, клянусь, она не проникнет в нее, пока во мне сохранится дыхание жизни, пока Божиею милостью я буду императором». Со времени 14 декабря 1825 года Николай I отмечал эту дату ежегодно, считая ее днем своего истинного восшествия на престол.

Что отмечали многие в императоре – это стремление к порядку и законности. «Странная моя судьба, – писал Николай I в одном из писем, – мне говорят, что я один из самых могущественных государей в мире, и надо бы сказать, что все, т. е. все, что позволительно, должно бы быть для меня возможным, что я, стало быть, мог бы по усмотрению делать то, что мне хочется. На деле, однако, именно для меня справедливо обратное. А если меня спросят о причине этой аномалии, есть только один ответ: долг! Да, это не пустое слово для того, кто с юности приучен понимать его, как я. Это слово имеет священный смысл, перед которым отступает всякое личное побуждение, все должно умолкнуть перед этим одним чувством и уступать ему, пока не исчезнешь в могиле. Таков мой лозунг. Он жесткий, признаюсь, мне под ним мучительнее, чем могу выразить, но я создан, чтобы мучиться». Эта жертвенность во имя долга достойна уважения, и хорошо сказал французский политический деятель А. Ламартин: «Нельзя не уважать монарха, который ничего не требовал для себя и сражался только за принципы».

Фрейлина А. Ф. Тютчева пишет о Николае I: «Он обладал неотразимым обаянием, умел очаровывать людей… Крайне неприхотливый в быту, уже будучи императором, спал на жесткой походной кровати, укрываясь обычной шинелью, соблюдал умеренность в еде, предпочитая простую пищу, и почти не употреблял спиртного. Ратовал за дисциплину, но и сам прежде всего был дисциплинирован. Порядок, четкость, организованность, предельную ясность в действиях – вот чего он требовал от себя и от других. Работал по 18 часов в сутки».

С большим вниманием отнесся Николай I к критике декабристами существовавших до него порядков, стремясь уяснить для себя возможное положительное начало в их планах. Он тогда приблизил к себе двух самых видных инициаторов и проводников либеральных начинаний Александра I – М. М. Сперанского и В. П. Кочубея, уже давно отошедших от прежних конституционных взглядов, которые должны были возглавить работу по созданию свода законов и проведению реформы государственного управления. «Я отмечал и всегда отмечать буду, – говорил император, – тех, кто хочет справедливых требований и желает, чтобы они исходили от законной власти…» Он пригласил к работе и Н. С. Мордвинова, чьи взгляды ранее привлекали внимание декабристов, да и потом зачастую расходились с решениями правительства. Мордвинова царь возвел в графское достоинство и наградил орденом Андрея Первозванного.

Но вообще-то люди самостоятельно мыслящие раздражали Николая I. Он часто признавал, что предпочитает не умных, а послушных исполнителей. Отсюда вытекали его постоянные затруднения в кадровой политике и выборе достойных сотрудников. Тем не менее, работа Сперанского по кодификации законов успешно завершилась изданием Свода законов. Хуже было с решением вопроса по облегчению положения крестьян. Правда, в рамках правительственной опеки запрещалось продавать крепостных на публичных торгах с раздроблением семей, дарить их, отдавать на заводы или ссылать в Сибирь по своему усмотрению. Помещики получили право отпускать дворовых по обоюдному согласию на волю, и те даже могли приобретать недвижимость. При продаже имений крестьяне получили право на свободу. Все это подготовило почву для реформ Александра II, но привело к новым видам взяточничества и произвола по отношению к крестьянам со стороны чиновников.

Большое внимание уделялось вопросам образования и воспитания. Своего сына-первенца Александра Николай I воспитывал по-спартански и заявлял: «Я хочу воспитать в моем сыне человека, прежде чем сделать из него государя». Воспитателем у него был поэт В. А. Жуковский, преподавателями лучшие специалисты страны: К. И. Арсеньев, А. Плетнев и др. Праву Александра I обучал М. М. Сперанский, который и убеждал наследника: «Всякое право, а следовательно, и право самодержавия, потому есть право, что оно основано на правде. Там, где кончается правда и начинается неправда, кончается право и начинается самовластие». Такие же взгляды разделял и Николай I. О соединении интеллектуального и нравственного воспитания размышлял и А. С. Пушкин, составивший по просьбе царя записку «О народном воспитании». К этому времени поэт уже полностью отошел от взглядов декабристов. А пример служения долгу Николай I подавал сам. Во время эпидемии холеры в Москве царь отправился туда. Императрица привела к нему детей, пытаясь удержать его от поездки. «Уведи их, – сказал император, – в Москве сейчас страдают тысячи моих детей». В течение 10 дней царь посещал холерные бараки, приказывал устраивать новые больницы, приюты, оказывал денежную и продовольственную помощь беднякам.

Если по отношению к революционным идеям Николай I вел изоляционистскую политику, то материальные изобретения Запада привлекали его пристальное внимание, и он любил повторять: «Мы – инженеры». Появляются новые фабрики, прокладываются железные и шоссейные дороги, объем промышленного производства удваивается, стабилизируются финансы. Количество неимущих в европейской России не превышало одного процента, в то время как в европейских странах колебалось от трех до двадцати процентов. Большое внимание уделялось и естественным наукам. По повелению Николая I были оборудованы обсерватории в Казани, Киеве, близ Петербурга; возникали различные научные общества. Особое внимание император уделял археографической комиссии, которая занималась изучением памятников старины, разбором и изданием древних актов. При нем появились многие учебные заведения, в том числе и Киевский университет, Петербургский технологический институт, Техническое училище, военная и морская академии, 11 кадетских корпусов, высшее училище правоведения и ряд других.

Интересно, что по желанию Николая I при строительстве храмов, волостных управлений, школ и т. д. предписывалось использовать каноны древнерусского зодчества. Не меньший интерес представляет тот факт, что именно в «мрачное» 30-летнее правление Николая I произошел невиданный всплеск русской науки и культуры. Какие имена! Пушкин, Лермонтов, Гоголь, Жуковский, Тютчев, Кольцов, Одоевский, Погодин, Грановский, Брюллов, Кипренский, Тропинин, Венецианов, Бове, Монферан, Тон, Росси, Глинка, Верстовский, Даргомыжский, Лобачевский, Якоби, Струве, Щепкин, Мочалов, Каратыгин и другие блестящие таланты. Многих из них царь поддерживал материально. Появлялись новые журналы, устраивались университетские публичные чтения, развернули свою деятельность литературные кружки и салоны, где обсуждались любые политические, литературные, философские вопросы. Царь лично взял под защиту А. С. Пушкина, запрещая Ф. В. Булгарину печатать в «Северной пчеле» любую критику, и предложил поэту написать новые сказки, поскольку считает старые высокоморальными. Но… Почему же николаевская эпоха обычно описывается столь мрачными тонами?

Известно – благими намерениями дорога в ад выстелена. Строя, как ему казалось, идеальное государство, Николай I по сути превращал страну в огромную казарму, внедряя в сознание людей только одно – послушание при помощи палочной дисциплины. И вот уже сократился прием студентов в университеты, за самой цензурой установился контроль, расширились права жандармов. Запрещались сочинения Платона, Эсхила, Тацита; подвергались цензуре Кантемир, Державин, Крылов; целые исторические периоды исключались из рассмотрения.

В период обострения революционного движения в Европе Николай I оставался верным союзническому долгу. Исходя из решений Венского конгресса, он помог подавить революционное движение в Венгрии. В знак «благодарности» Австрия объединилась с Англией и Францией, которые стремились при первой же возможности ослабить Россию. Следовало прислушаться к предупреждению члена английского парламента Т. Аттвуда в отношении России: «…Пройдет немного времени… и эти варвары научатся пользоваться мечом, штыком и мушкетом почти с тем же искусством, что и цивилизованные люди». Отсюда вывод – как можно скорее объявить войну России.

Но не проигрыш в Крымской войне был самым страшным поражением Николая I. Бывали поражения и похуже. Самую главную войну император проиграл своим чиновникам. Их число при нем возросло с 16 до 74 тысяч. Бюрократия стала самостоятельной, действующей по своим законам силой, способной торпедировать любые попытки преобразований, что ослабляло государство. А о взяточничестве и говорить не приходилось. Так что расцвет всего в николаевскую эпоху стал лишь иллюзией процветания страны. Император все это понимал. «К несчастию, – признавался он, – более чем часто бываешь вынужден пользоваться услугами людей, которых не уважаешь…» Уже к 1845 году многие отмечали подавленность самодержца. «Я работаю, чтобы оглушить себя», – писал он королю Пруссии Фридриху-Вильгельму. А чего стоит такое признание: «Вот уже скоро 20 лет я сижу на этом прекрасном местечке. Часто случаются такие дни, что, смотря на небо, говорю: зачем я не там? Я так устал».

В конце января 1855 года Николай I заболел острым бронхитом, но продолжал работать. В результате началось воспаление легких и 18 февраля 1855 года его не стало. Перед смертью он сказал сыну Александру: «Мне хотелось, приняв на себя все трудное, все тяжкое, оставить тебе царство мирное, устроенное и счастливое. Провидение судило иначе. Теперь иду молиться за Россию и за вас…»

 

ТАЙНА КАСПАРА ХАУЗЕРА

На месте его трагической гибели установлен памятник, на котором no-латыни выгравирована надпись: «Здесь неизвестный был убит неизвестным». «Дело Хаузера», включавшее свидетельства официальных лиц, экспертов и просто очевидцев, составило сорок девять томов, но в истории он так навсегда и останется «европейским сиротой».

Летом 1828 года в газетах города Нюрнберга местным бургомистром господином Якобом Биндером было помещено объявление. В нем он просил откликнуться тех, кто что-либо знает о похищении ребенка в период между 1810 и 1814 годами. Эту статью перепечатала вся немецкая пресса, а за ней и многие зарубежные газеты. В Европе заговорили о таинственном подростке. Падкие на сенсации журналисты окрестили его «европейским сиротой».

Случай был чрезвычайно интересным. Весной 1828 года в Нюрнберге появился одетый в лохмотья юноша. Он шел по городу нетвердой походкой, придерживаясь за стены домов. В полицейском участке, куда был доставлен неизвестный, из него ничего не смогли вытянуть, кроме невнятного бормотания. Вел он себя как ребенок, но выглядел лет на шестнадцать. Огонь, судя по всему, он видел близко впервые, так как сразу обжегся о пламя свечи, попытавшись коснуться его голой рукой. Когда юноше дали лист бумаги и карандаш, он нацарапал нетвердым детским почерком всего два слова – Каспар Хаузер. Скорее всего, это было его имя. На все просьбы написать еще хоть что-нибудь юноша отвечал полным непониманием того, чего от него хотят. При попытке продолжить расспросы он просто расплакался. Насколько могли судить полицейские, задержанный вел себя совершенно искренне, так что их первоначальные подозрения, что он изображает идиота с какой-то тайной целью, не подтвердились.

В дальнейшем Каспара ждала еще не одна экспертиза. Выяснилось, например, что он прекрасно видел в темноте и обладал очень тонким обонянием. Его желудок принимал только хлеб и воду. Подошвы и ладони были нежными и мягкими. Врачи, исследуя организм Каспара, сделали любопытное открытие – на теле юноши виднелись следы от прививки, а в те годы это было редкостью, привилегией аристократов.

Весть об удивительном юноше разлетелась очень быстро. Участие в его судьбе принял вначале весь город, а затем и вся Германия. Сам бургомистр Нюрнберга поручил учителю гимназии Георгу Даумеру каждый день давать мальчику уроки.

По мере адаптации Хаузер научился находить с людьми общий язык. После многократных расспросов он, наконец, более или менее связно поведал историю своих злоключений. Из того немногого, что он помнил, можно было сделать вывод, что жизнь его прошла в каком-то подвальном помещении с земляным полом и маленьким окошком, через которое почти не проникал свет. Спал он на соломе. При пробуждении всегда обнаруживал рядом с собой кружку с водой и кусок хлеба. Одеждой ему служили только штаны и рубашка, обуви же не было совсем. Раз в несколько дней его навещал «черный человек», лица которого он не видел, так как оно было закрыто маской. Постепенно этот человек научил его писать слова «Каспар Хаузер» и хоть как-то ходить. Затем лесами вывел его к Нюрнбергу и, показав на город, велел идти в «большую деревню», а сам ушел. Вот, собственно, и все.

Чем больше подробностей всплывало в этой удивительной истории, тем более загадочной она казалась. В то время подобная таинственность могла объясняться только серьезными политическими причинами. Случаем с Каспаром Хаузером серьезно заинтересовался президент Королевской судебной палаты в Ансбахе, видный немецкий криминалист Пауль фон Фейербах. В результате произведенного им расследования была доказана искренность Хаузера. Гипотеза о знатном происхождении мальчика-подростка приобретала новое подтверждение. Только родовитостью «заключенного» могло объясняться столь тщательное соблюдение секретности. Европа того времени была падкой на сенсации не менее, чем современное общество. Сразу возникла масса версий происхождения юноши. Самой известной из них является та, по которой Каспар Хаузер – сын Стефании де Богарне, великой герцогини Баденской. Ведь в таком случае Каспар мог бы назвать Наполеона Бонапарта своим дедом.

Фейербах также был сторонником этой версии. Четвертого января 1832 года он записал в своем дневнике: «Я обнаружил, что Каспар Хаузер по рождению является, вероятно, принцем королевского Баденского дома…» Все свои соображения криминалист изложил в секретном меморандуме, который отправил принцессе Баденской Каролине фон Байерн.

Если теория Фейербаха верна, то Каспар Хаузер родился 29 сентября 1812 года и был сыном великого герцога Баденского Карла и его жены Стефании де Богарне. Стефания де Богарне приходилась двоюродной племянницей генералу де Богарне, первому мужу Жозефины Бонапарт. Стремление Наполеона породниться с европейскими монархами, укрепляя тем самым свое положение на мировой политической арене, резко изменило судьбу девушки. Вдень своего шестнадцатилетия Стефания с удивлением узнала, что император удочеряет ее. При этом она получала титул принцессы, а в нагрузку к нему – брак с наследным принцем Баденским. Четвертого марта 1806 года бедная сирота, имущество отца которой было конфисковано, стала дочерью императора. Императрица в течение месяца преподала ей курс дворцовой жизни, и девушка предстала перед будущим женихом. Им оказался весьма невзрачный молодой человек. На хорошенькую Стефанию он впечатления не произвел. «Он еще уродливее, чем я ожидала», – только и смогла прошептать будущая герцогиня. Правда, это не помешало ей впоследствии родить мужу пятерых детей. Но наводит на размышление другое. Все девочки в семье Стефании и Карла отличались отменным здоровьем, в то время как мальчики умирали во младенчестве. Стоило бы задуматься. Однако где уж неопытной французской девушке тягаться с семьей, в которой веками плелись самые изощренные интриги. Кому же наиболее выгодна была смерть наследников баденского престола?

Дело в том, что брак правящего Баденом великого герцога Карла-Фридриха был морганатическим. Дети Луизы Гейер, второй жены герцога, не могли наследовать трон. Единственным законным наследником оставался сын от первого брака – принц Карл, женившийся на Стефании, а впоследствии и его дети. По слухам, герцогиня была готова на все, чтобы закрепить трон за своими детьми. Свержение Наполеона лишало Стефанию какой-либо надежды на защиту. Ее первый сын, родившийся 29 сентября 1812 года, рос абсолютно здоровым ребенком, но внезапно, за одну ночь, простудился и умер. Надо отметить, что, по мнению Фейербаха, прямой наследник баденского трона был тайно похищен и подменен умирающим ребенком, о смерти которого и сообщили через некоторое время. Другой сын умер также внезапно в годовалом возрасте. Сын графини Хогсберг (титул, пожалованный великим герцогом жене) всходит на баденский престол – и тут неожиданно возникает нюрнбергский найденыш.

Жизнь Каспара Хаузера в Нюрнберге протекала тихо и спокойно. Живя у профессора Даумера, он практически ни с кем не общался, пристрастившись к выращиванию цветов. Еще немного, и о «европейском сироте» начали бы забывать, но в 1829 году на него совершается первое покушение. Человек, «лицо которого было черным, как будто бы покрытым сажей», нанес юноше удар по голове и скрылся. Расследование не увенчалось успехом. Как писал Фейербах: «Все уровни, все высоты и глубины не могут быть достижимы для руки гражданского правосудия ввиду тех границ, за которыми следствие вынуждено остановиться». После неудавшегося покушения король Баварии Людвиг I приказал приставить к юноше постоянную охрану. Этот факт дал повод предположить, что Каспар, возможно, является наследником какого-то европейского трона.

Вокруг Хаузера продолжали происходить загадочные события. В конце 1831 года некий лорд Стенхоуп неожиданно заявил, что он займется его образованием и с этой целью намерен увезти молодого человека в Англию и даже усыновить. Муниципалитет Нюрнберга, который платил за содержание мальчика в течение трех лет, с готовностью согласился передать на попечение англичанина «европейского сироту». Однако Стенхоуп ограничился переводом Каспара в соседний город Ансбах, где поместил его в пансион под опеку учителя по фамилии Мейер. Ни о путешествии в Англию, ни об усыновлении больше речи не было. Через некоторое время Хаузера попытался вывезти в Англию лорд Филипп Генри IV. В результате местные власти всполошились и послали Людвигу I тайную депешу, в которой утверждалось, что «Каспар Хаузер является законным наследником одного из престолов Европы и был помещен в заключение, чтобы дать возможность другому захватить трон».

Кем был на самом деле Каспар Хаузер, навсегда так и останется загадкой. 14 декабря 1833 года он вернулся домой весь окровавленный с огромной колотой раной в груди. «Он меня убил…» – только и смог сказать юноша. Слова оказались пророческими. Через три дня он умер. Юноша так хотел узнать хоть что-то о своем происхождении, что согласился пойти ночью в городской парк на свидание с совершенно незнакомым человеком. Тому стоило лишь пообещать дать ему какие-то сведения о его родителях. Вместо долгожданной информации молодой человек получил удар кинжалом. Герцог Людвиг Баварский назначил тысячу дукатов за голову убийцы Каспара Хаузера. Этот шаг тут же вызвал любопытство европейской общественности: может быть, речь идет об убитом наследнике престола?

Сорок девять томов уголовного дела не смогли пролить свет ни на загадочную жизнь, ни на еще более загадочную смерть «европейского сироты». Его судьбе посвящено более двух тысяч статей, книг, и даже Поль Верлен посвятил ему стихи. Ни один из великих герцогов Баденских не удостаивался такой чести. История Каспара Хаузера – одна из самых романтических в европейской истории. Она напоминает историю «человека в железной маске». Тысячи туристов стремятся в Ансбах, где недавно были учреждены дни Каспара Хаузера. Удивительно, но загадки вокруг этого имени только множатся. На могиле таинственного юноши была высечена надпись: «Здесь покоится загадка столетия. Его рождение было окутано тайной, таинственной была и его смерть». Недавно же выяснилось, что могила легендарного ансбахца пуста. Есть сведения, что тело было похищено почти сразу же после похорон. Но этот факт нисколько не уменьшил потока туристов. Напротив, загадочная история жизни и смерти Каспара Хаузера по-прежнему вызывает огромный интерес.

 

КТО И КАК УМЕР НА ОСТРОВЕ СВЯТОЙ ЕЛЕНЫ?

В конце октября 2003 года в английском городе Ладлов состоялся аукцион, на котором был продан подлинный кусок обоев из спальни Наполеона. Клочок ткани был привезен с острова Святой Елены еще в 1825 году и хранился как реликвия в одной из британских аристократических семей. По утверждению специалистов, других фрагментов обоев из дома, где скончался французский император, больше не существует. Исследование этого материала, возможно, прольет свет на причину смерти императора.

Считается, что Наполеон умер насильственной смертью. Согласно распространенному среди историков мнению, он был отравлен мышьяком, которым были пропитаны обои в его доме. Проведенный несколько лет назад химический анализ прядей волос Бонапарта показал, что в них содержится в восемь раз больше мышьяка по сравнению со среднестатистическим уровнем. Правда, некоторые специалисты не исключают и вариант «неумышленного» отравления царственного узника, объясняя это тем, что тогдашняя технология производства цветных обоев включала в себя обработку химикатами, содержащими небольшие дозы мышьяка. Сейчас появилась уникальная возможность разрешить эту загадку. Мировые информационные агентства сообщили, что кусочек красно-золотой ткани размером менее 9 кв. см может уже в ближайшее время поступить на экспертизу.

Однако загадка смерти Наполеона этим не исчерпывается. Существует как минимум три легенды, согласно которым французский император умер не на острове Святой Елены, а в Европе, спустя два года после своей «официальной» кончины.

Одно из преданий гласит, что 7 августа 1815 года, когда корабль с арестованным узурпатором должен был подходить к месту ссылки, в одной из альпийских деревушек появился человек, называвший себя Феликсом. Пришелец был как две капли воды похож на Бонапарта, и жители деревни решили известить о нем местное начальство. Спешно прибывшие королевские жандармы тут же арестовали Феликса и поместили его в тюрьму Вьенн-ан-Дофинэ. С тех пор загадочного пришельца больше никто не видел. Что же касается документов, подтверждающих или опровергающих эту историю, то до сегодняшнего дня они так и не были обнаружены.

Другая легенда основана на показаниях, данных в 1822 году Арманом Маркизэ, секретарем префектуры города Манд. Этому чиновнику стало известно, что священник отец Илларион, купивший недавно полуразрушенный замок недалеко от города, пользуется странной репутацией у местных крестьян. Жители деревень шептались о том, что новый кюре – это их бывший император. Через некоторое время Маркизэ встретил святого отца и лично убедился в его внешнем сходстве с Наполеоном. По непонятным причинам эта первая «проверка» оказалась последней, и власть проявила странное равнодушие к загадочному пастору. Никакого логического завершения эта история не получила.

А вот третье предание разработано достаточно подробно, имеет финал и массу «исторических» деталей. Согласно ему 5 мая 1821 года на острове Святой Елены умер не Бонапарт, а капрал наполеоновской армии Франсуа Робо, двойник императора. Сам же Наполеон скромно жил в Италии до тех пор, пока не был убит ночью 4 сентября 1823 года в Вене при довольно странных обстоятельствах.

Биографы французского императора считают, что всего у него было четыре двойника. Один из них со временем стал калекой, второй оказался слабоумным, зато третий всегда сопровождал Бонапарта и даже отправился за ним в первое изгнание на остров Эльба, где и умер. Судьба четвертого двойника – Франсуа Эжена Робо – больше похожа на вымысел, настолько она неправдоподобна. Достоверно известно, что родился он 19 июля 1771 года в деревне Балейкур, департамент Мезы, служил в армии, был замечен в поразительном сходстве с повелителем всех французов, а затем попал в его свиту.

После поражения при Ватерлоо 18 июня 1815 года экс-император был сослан на уединенный остров в Атлантическом океане, а капрал Робо вернулся домой к привычной крестьянской жизни. С этого момента факты уступают место догадкам и слухам. Осенью 1818 года в Балейкуре появился богато одетый господин с военной выправкой, который разыскивал «своего старого друга Франсуа». О чем они говорили, не известно, но вскоре после этой встречи Робо исчез из деревни вместе со своей сестрой. Считается, что старый солдат, который гордился схожестью с Наполеоном, вполне мог согласиться заменить своего императора на острове Святой Елены. Полиция сбилась с ног, разыскивая бывшего капрала по всей Франции, но спустя несколько лет обнаружила только его сестру. Она безбедно жила в городе Туре, а на вопросы о брате, посмеиваясь, отвечала, что «он стал моряком и отправился в дальнее плавание». На этом поиски окончательно зашли в тупик…

К тому времени, когда Франсуа Робо исчез из своего родного Балейкура, англичане стали постепенно забывать о Наполеоне. Охрана узника была поручена его бывшему подчиненному – генералу Бертрану, который относился к узурпатору без должной ненависти. На острове генерал находился вместе с женой, написавшей неизвестному парижскому адресату в августе 1818 года: «Победа, победа! Наполеон покинул остров». Тот, кому это письмо предназначалось, видимо, должен был понять все без лишних слов. Известно, что незадолго до того, как это странное послание было написано, вблизи острова был замечен быстроходный американский парусник, за которым не смогли бы угнаться (при необходимости) английские корабли охранения, приданные тюремному гарнизону. Вполне вероятно, что этот корабль мог доставить на остров Святой Елены двойника и забрать оттуда Наполеона.

Как бы там ни было, но в конце того же 1818 года в Вероне появился некто месье Ревар, француз, который открыл там маленький магазин оптики и ювелирных изделий. Все дела по управлению лавкой он доверил своему компаньону Петруччи. Поведение приезжего француза (который по странному стечению обстоятельств очень походил на Наполеона) было весьма странным: он редко показывался в своем магазинчике, а в город выходил крайне неохотно. Примерно в то же время знаменитый узник острова Святой Елены вдруг стал очень забывчив, путаясь в очевидных фактах своей прежней жизни. Кроме того, сильно изменился его почерк, а сам он сделался весьма неуклюжим. Тюремные власти приписали это воздействию не слишком комфортных условий содержания на острове. Так прошло три года, и 5 мая 1821 года узурпатор скончался.

Однажды в конце августа 1823 года перед магазином Ревара остановилась карета, кучер которой передал хозяину скрепленное сургучной печатью письмо. Познакомившись с его содержанием, француз взволнованно сказал компаньону: «Я должен немедленно уехать по одному важному делу. Лавку оставляю вам». Авторы, упоминающие об этой истории, считают, что письмо был прислано Марией-Луизой, австрийской эрцгерцогиней и французской императрицей, которая после высылки мужа на остров Святой Елены вернулась на родину. В письме она уведомляла, что их двенадцатилетний сын Франсуа Карл Жозеф Бонапарт умирает от скарлатины и поэтому «месье Ревару» необходимо срочно прибыть в Шенбруннский дворец.

Прощаясь с Петруччи, Ревар вручил ему пакет, который просил передать лично Людовику XVIII, в случае если он не вернется через три месяца. И добавил: «Вы не пожалеете об этой услуге. Король щедро вознаградит вас…»

Ревар не вернулся в Италию ни через три месяца, ни через полгода. Следуя данному обещанию, Петруччи отправился в Париж и передал письмо королю. После этого лавка была ликвидирована, а ее бывший хозяин вдруг сказочно разбогател. Поговаривали, что его капитал увеличился сразу на 100 тысяч золотых. Прошло почти тридцать лет, и однажды Петруччи неожиданно явился в магистрат и сделал под присягой заявление. В документе, заверенном по всем правилам, утверждалось, что его компаньоном в течение пяти лет был сам Наполеон Бонапарт.

Что стало с Реваром-Наполеоном после того, как он покинул Верону, с достоверностью сказать невозможно. Некоторые исследователи утверждают, что он закончил свои дни 4 сентября 1823 года в пригороде Вены. В ту ночь в парке Шенбруннского дворца стража застрелила неизвестного, который, перескочив ограду, направлялся в замок, не обращая внимания на окрик часового. Утром на место происшествия прибыла полиция, которая составила протокол и удалилась. Затем появились французские дипломаты, которые зачем-то настаивали на выдаче трупа, в чем им было отказано. Мария-Луиза распорядилась похоронить убитого незнакомца на территории замка в ничем не отмеченной могиле рядом с родовым склепом. Этот интригующий рассказ с некоторыми вариациями был не раз использован в литературе.

У этой легенды нет никаких официальных подтверждений. Есть только гипотезы. Если в 1821 году на острове Святой Елены умер настоящий Наполеон, то чем можно объяснить тот факт, что за 3–4 года до этого остров под разными предлогами покинули многие ближайшие лица из окружения императора: секретарь де Лас Каз, генерал Гурго, потом сразу шестеро слуг, а также слуги приближенных Наполеона? Известно, что к середине 1819 года в окружении царственного узника осталась только половина из живших там ранее французов.

Другим загадочным моментом в обстоятельствах, окружающих смерть Наполеона, является официальное сообщение, сделанное англичанами весной 1956 года. Закрыв наполеоновскую историю болезни сообщением о смерти императора от рака желудка, Великобритания хранила молчание 135 лет, после чего заявила, что располагает частью кишечника Бонапарта со следами штыкового или пулевого ранения. Вызвана ли его смерть этим ранением, как теперь утверждают англичане? Наступила ли она вследствие выстрела в саду Шенбруннского замка?

Вдобавок к этому французские историки Жорж Ретиф де ля Бретонн и Брюно Руа-Анри выдвинули гипотезу, что в 1821 году на острове Святой Елены был захоронен не Наполеон, а бывший домоправитель императора Франческо Киприани. Это предположение было высказано в книге «Англичане, верните нам Наполеона», вышедшей в 1969 году.

История смерти Бонапарта до сих пор окутана тайной…

 

ЗАГАДОЧНЫЙ СТАРЕЦ

В истории нередко происходят явления, оставляющие после себя тайны, на разгадку которых уходят годы, а то и столетия. А бывает, что тайна так и остается нераскрытой, даже если ключ к ней ищут многие дотошные исследователи. В числе таких загадок последние дни жизни и смерть российского императора Александра I,породившие множество слухов и домыслов, опровергающих официальную версию кончины коронованного властителя.

Александр I был одним из самых популярных европейских монархов в первой трети XIX века. Вместе с тем, по определению биографов императора, он являл собой «сфинкса, неразгаданного до гроба», и наиболее трагическое лицо русской истории. Его драма – это драма человеческой личности, вынужденная сочетать в себе столь несовместимые качества, как власть и человечность.

Вкратце историческая хроника последних месяцев царствования Александра I такова: летом 1825 года император неожиданно решает совершить поездку в Таганрог, заштатный город, иссушенный солнцем и ветрами. Повод для путешествия – болезнь императрицы Елизаветы, которой врачи посоветовали временно переменить сырой петербургский климат на сухой южный.

Александр выехал из Петербурга 11 сентября 1825 года один, чтобы самому все приготовить к прибытию жены. Спустя тринадцать дней он уже был в Таганроге и сразу же занялся устройством дома, отведенного августейшей чете. Елизавета прибыла в Таганрог 23 сентября, и с этого дня, по словам приближенных, между супругами установились благостные, даже нежные отношения, словно они заново переживали свой далекий медовый месяц. Они прогуливались вдвоем, приветливо отвечая на поклоны прохожих, объезжали в коляске окрестности. Завтракали и обедали они тоже вдвоем, без свиты.

Лишь однажды император совершил почти вынужденную инспекционную поездку в Крым, куда его пригласил граф Воронцов.

В Севастополе Александр почувствовал себя плохо – сказалось переохлаждение во время перехода через горы. В Таганрог он возвратился совсем больным. Доктора поставили диагноз – желчно-желудочная лихорадка; в качестве лечения прописали слабительное. Но жар не спадал, кожа лица пожелтела, заметно усилилась глухота, которой император страдал последние годы.

10 ноября 1825 года, встав с постели, Александр впервые потерял сознание, а придя в себя, с трудом произнес несколько слов. Придворный врач Тарасов уже не верил в выздоровление и предложил императрице послать за священником. Александр согласился, и 18 ноября священник исповедовал его в присутствии императрицы, близких, врачей и камердинеров. Причастившись, император поцеловал руку жены и сказал: «Никогда не испытывал я такого утешения и благодарю вас за него». Всем стало ясно, что кончина близка.

На следующий день, 19 ноября, в десять часов пятьдесят минут утра царь Александр Благословенный, не приходя в сознание, испустил последний вздох. Ему было сорок семь лет и одиннадцать месяцев. Елизавета опустилась на колени, с молитвами перекрестила императора, поцеловала его холодный лоб, закрыла ему глаза и, сложив платок, подвязала подбородок.

Во всей этой кратко изложенной хронике есть несколько загадочных моментов, которые до сих пор не могут прояснить историки. Начать хотя бы с того, что император умер на 48-м году жизни, полный сил и энергии, до этого никогда серьезно не болея и отличаясь отменным здоровьем. Правда, некоторые странности в его поведении окружающим явно бросались в глаза. Смятение умов вызывало то, что в последние годы Александр все более уединялся, держался особняком, хотя в его положении и при его обязанностях сделать это было чрезвычайно сложно. Близкие к нему люди все чаще слышали от него мрачные высказывания. Увлекшись мистицизмом, он практически перестал с прежней педантичностью вникать в дела управления государством, во многом передоверившись всесильному временщику Аракчееву.

Другой, более интимный момент. Александр, так любивший в молодости общество дам, в зрелом возрасте совсем к ним охладел. За годы войны с Наполеоном он отдалился от любовницы, прекрасной Марии Нарышкиной, предпочитая жизнь в строгости и благочестии, особенно в отношении к Елизавете. В свои сорок семь лет Александр стал вести жизнь нелюдимого затворника. Оставшись один, он подолгу, преклонив колена, молился перед иконами, от чего на его коленях, по свидетельству доктора Тарасова, даже образовались мозоли. Напрасно дипломаты добивались аудиенции: Александр давал их все реже и реже. И в словах, с которыми он к ним обращался, сквозь его обычную любезность все чаще прорывались горечь и разочарование.

Не совсем было понятно окружающим и поведение Александра по отношению к заговору декабристов, о котором он, конечно же, был осведомлен. Это видно из его дневниковой записи, в которой есть такие слова: «Ходят слухи, что пагубный дух свободомыслия или либерализма распространяется или, по крайней мере, начал распространяться в армии; везде существуют тайные общества и клубы, тайные агенты, которые повсюду разносят их идеи».

И все же следует заметить, что, требуя усилить надзор над интеллектуальными и военными кругами, Александр, тем не менее, не отдавал никаких приказов начать какое-либо расследование или прибегнуть к арестам.

И наконец, о причинах самой смерти Александра. Болезнь его была на удивление скоротечной и безжалостной. Согласно протоколу вскрытия кончина императора была вызвана желчной болезнью, сопровождавшейся осложнением на мозг. Но при этом врачи констатировали, что большая часть органов находилась в превосходном состоянии. А очевидец вскрытия, квартирмейстер Шениг отмечал: «Я не встречал еще так хорошо сотворенного человека. Руки, ноги, все части тела могли бы служить образцом для ваятеля: нежность кожи необыкновенная».

И все же самое удивительное происходило после смерти Александра. Гроб с его телом находился еще в Таганроге, а слухи, одни тревожнее и фантастичнее других, распространялись от селения к селению. Этому способствовало прежде всего то, что тело императора не было показано народу, что, в общем-то, объяснялось его плохим состоянием. Но об этом мало кто знал, а потому уже в Туле, куда приблизился траурный кортеж, прошел слух, будто бы «император был убит своими подданными извергами и господами». Действительно, простолюдинам было от чего прийти в смятение. Смерть царя вдали от столицы после короткой и странной болезни, долго откладывающийся перевоз тела в Петербург, да и погребение без позволения увидеть лицо правителя в открытом гробу – все это не могло не породить всяческих слухов. Одни говорили, что государь вовсе не умер в Таганроге, а на английской шлюпке отплыл в Палестину к святым местам; другие утверждали, что он был похищен казаками и тайно уехал в Америку. Распространители этих версий, так или иначе, сходились в одном: вместо императора в гроб был положен солдат, похожий на Александра лицом и сложением. Называлась даже фамилия двойника – фельдъегерь Масков, доставивший императора в Таганрог и погибший буквально у него на глазах при дорожном происшествии.

И вот спустя десять лет, когда, казалось, легенда давно развеялась, на окраине города Красноуфимска Пермской области появился мужчина величественной наружности, лет шестидесяти, по имени Федор Кузьмич. Документов у него не было, а властям он заявил, что «он бродяга, не помнящий родства». Его приговорили к двадцати ударам плетьми и высылке на поселение в Западную Сибирь. Старец нашел приют у крестьян, которых поражал толкованием Священного Писания, ласковым обхождением и мудростью советов. Он жил тихо, иногда работая на местном заводе. Молва о нем, как о человеке святом, привлекла внимание купца Хромова, который взял его под свое покровительство и построил ему небольшую избу в окрестностях Томска. Избавленный от всяких забот, Федор Кузьмич всецело посвятил себя служению Богу.

Многие именитые граждане Томска посещали пристанище старца. Всех поражали одухотворенный облик Федора Кузьмича, его образованность, осведомленность о важнейших политических событиях и крупных государственных деятелях. Он почтительно отзывался о митрополите Филарете и архимандрите Фотии, с волнением перечислял победы Кутузова, вспоминал военные поселения и рассказывал о триумфальном вступлении русских армий в Париж.

Посетители расставались с ним в убеждении, что под обличьем мужика скрывается одно из самых высокопоставленных лиц империи. Некоторые, не осмеливаясь произнести это вслух, находили в нем сходство с почившим императором. Федор Кузьмич был высокого роста, широкоплеч, с правильными чертами лица, голубыми глазами, облысевшим лбом и длинной седой бородой. Он не прихрамывал, как царь, но, как и Александр, был туговат на ухо. Кроме того, у него была та же величественная осанка, та же статная фигура.

Но до последнего вздоха Федор Кузьмич утверждал, что ничего не знает о своем происхождении. Тем, кто упрашивал открыть свое настоящее имя, он отвечал: «Это Бог знает!»

Он умер 20 января 1864 года в возрасте 87 лет, окруженный всеобщим почитанием. Хромов добился от церковных властей разрешения похоронить своего бывшего подопечного в ограде Богородице-Алексеевского монастыря в Томске и установить на его могиле крест с надписью: «Здесь погребено тело Великого Благословенного старца Федора Кузьмича, скончавшегося в Томске 20 января 1864 года». Нелишне напомнить, что Великим Благословенным называли официально Александра I после победы над Наполеоном.

Местное население не сомневалось, что именно царь укрывался здесь, дабы смиренно окончить свои дни в общении с Богом. Одновременно в семье потомков фельдъегеря Маскова существовало предание о том, что в соборе Петропавловской крепости в Петербурге – усыпальнице русских императоров с XVIII века – вместо Александра I похоронен именно Масков.

Первая биография Федора Кузьмича, изданная в 1891 году, не содержала никаких сведений о его жизни до 1836 года – года его появления в Сибири. В третьем издании, появившемся в 1894 году, помещены два портрета старца, вид его жилища и факсимиле его почерка. Некоторые графологи нашли в нем отдаленное сходство с почерком Александра I.

Со временем легенда о ложной смерти царя приобретала все больше сторонников. Те, кто поддерживал подобную версию, опирались на целый ряд заслуживающих внимания наблюдений. Вкратце они таковы:

Александр I неоднократно заявлял о своем желании отказаться от престола и удалиться в мирное житье. Он даже назначил возраст, в котором предполагал оставить трон: около пятидесяти лет.

С другой стороны, заметки свидетелей его болезни часто противоречивы. Так, доктор Тарасов писал об одном дне болезни, что император провел «спокойную ночь», а доктор Виллие говорил о том же дне, что ночь была «беспокойной» и государю делалось «все хуже и хуже». Протокол вскрытия подписан девятью медиками, но доктор Тарасов, который составлял это заключение и имя которого фигурирует внизу последней страницы, в своих воспоминаниях писал о том, что этот документ он не подписывал. Получается, кто-то другой подделал его подпись?

Более того, исследование головного мозга усопшего выявило нарушения, оставляемые сифилисом, – болезнью, которой Александр не страдал. Наконец, в 1824 году царь перенес рожистое воспаление на левой ноге, а врачи, производившие вскрытие, обнаружили следы старой раны на правой ноге.

Что еще вызывает сомнение? Несмотря на бальзамирование, лицо умершего быстро изменилось до неузнаваемости; народ не был допущен пройти перед открытым гробом; императрица не сопровождала останки своего мужа в Петербург; дневник царицы прерван за восемь дней до кончины ее мужа; Николай I приказал сжечь большую часть документов, связанных с последними годами царствования его брата, так же как и доказательства, на которые опирались те, кто не верил в смерть Александра I. Эти последние в подкрепление своей позиции приводят свидетельства, согласно которым при вскрытии саркофага Александра I, разрешенном Александром III и проведенном графом Воронцовым-Дашковым, гроб оказался пустым. В 1921 году распространился слух, что советское правительство приступило к изучению останков государей, погребенных в Петропавловской крепости, и присутствующие также констатировали отсутствие тела в гробе Александра I. Правда, ни одно официальное сообщение этот слух не подтвердило. Но большинство членов династии Романовых, эмигрировавших после революции за границу, верили в идентичность Федора Кузьмича и победителя Наполеона.

Среди тех, кто придерживался противоположного мнения, великий князь Николай Михайлович, внучатый племянник Александра I. Имея доступ к секретным архивам императорской фамилии, он после некоторого колебания твердо заявил, что царь умер в Таганроге. «Если вдуматься в характер и наклонности Александра Павловича, – писал он, – то нельзя найти в них ни малейшей склонности к такого рода превращению, а тем более к добровольной решимости идти на такого рода лишения в зрелом возрасте, при совсем исключительной обстановке… Поэтому мы окончательно пришли к убеждению, что не только противна всякой логике возможность правдоподобия легенды, но нет ни малейшего документа или доказательства в пользу такого предположения».

В самом деле, кажется совершенно невероятным, чтобы царь, нежно привязанный к своей жене, вдруг покинул ее, зная, что она умирает от чахотки и дни ее сочтены. Невероятно также, что, давно вынашивая проект об оставлении трона, он не урегулировал вопрос о престолонаследии. Наконец, невероятно, что он приказал принести «похожий на него» труп, не возбудив подозрений у своего окружения. Как можно было совершить подмену тела в Таганроге, если при кончине императора присутствовало, по крайней мере, три десятка человек: офицеры, медики, секретари, фрейлины императрицы, она сама, наконец. Разве Елизавета не находилась у изголовья мужа до самых последних мгновений его жизни? Разве не она закрыла ему глаза? Разве она не писала после кончины душераздирающие письма вдовствующей императрице Марии Федоровне, другим близким? Неужели все это – лишь циничная пародия на траур? А протокол вскрытия, подписанный медиками? А бесчисленные освидетельствования тела, подкрепленные протоколами, на протяжении всего пути из Таганрога в Петербург? А письменные и устные свидетельства очевидцев агонии императора? И мыслимо ли, чтобы столько набожных людей, зная, что император жив, скрывали истину после того, как присутствовали на его отпевании? Подобное соучастие граничило бы со святотатством.

Впрочем, даже императрица Елизавета (она скончалась 3 мая 1826 года и погребена рядом с могилой мужа) не избежала после погребения продлевающей жизнь легенды, во многом совпадающей с легендой об Александре. Народная молва утверждала, что она не умерла, а в 1840 году укрылась под именем Веры Молчальницы в Новгородском монастыре. Дав обет молчания, она скончалась в 1861 году, так и не открыв своего настоящего имени. Монахини, пораженные изяществом ее черт и утонченностью манер, будто бы сразу узнали в ней почившую императрицу. Судьбу, подобную судьбе своего супруга, она избрала потому, говорили монахини, что оба они испытывали муки раскаяния из-за убийства Павла I.

И все же, если Александр I действительно умер в Таганроге, то кто был «старец», погребенный в Алексеевской монастыре в Томске? Здесь следует отметить, что во все времена в Сибири скрывались разного рода пророки, священники-расстриги, непокорные монахи, жившие как отшельники. Федор Кузьмич вполне мог быть одним из таких порвавших с обществом аскетов. Великий князь Николай Михайлович, специально изучавший этот вопрос, склонен считать его незаконным сыном Павла I, лейтенантом флота Семеном Великим. Другие называют кавалергарда Ф. А. Уварова, исчезнувшего в 1827 году; некоторые, не указывая на определенное лицо, предполагают, что речь идет об одном из русских аристократов, пожелавших порвать со своей средой.

Словом, не только жизнь, но и смерть Александра I – загадка для будущих поколений. Он не смог исполнить свою мечту: сложить корону и удалиться от мира, – но народ создал легенду, с которой он, вполне возможно, согласился бы, даже если и не был соучастником ее возникновения.

 

СУЩЕСТВОВАЛО ЛИ ЗОЛОТО «ЧЕРНОГО ПРИНЦА»?

«Черный принц» – фрегат англо-французской эскадры, затонул во время шторма в ноябрьскую ночь 1854 года в Балаклавской бухте. Судно до сих пор не найдено, и вместе с ним под воду ушла тайна самого знаменитого и загадочного клада, поиски которого когда-либо велись на Черном море, – клада стоимостью в десятки миллионов фунтов стерлингов.

Тема поисков кладов всегда была крайне притягательной для человечества. Даже самый закоренелый скептик невольно оживляется, услышав, что где-то обнаружены следы легендарных сокровищ. По оценкам зарубежных специалистов, восемь процентов крупных кладов мира сконцентрировано в Черном море. Одна из самых загадочных историй, погребенных в его водах, – тайна гибели «Черного принца», большого современного корабля с паровым двигателем и металлическим корпусом. Любопытно, что фрегат назывался просто «Принц», а определение «черный» он получил позднее с легкой руки журналистов.

8 ноября 1854 года этот пароход, принадлежавший эскадре союзных войск, осадивших Севастополь, бросил якорь на внешнем рейде Балаклавы. Корабль доставил груз зимней одежды. Однако по городу сразу же поползли слухи о том, что его трюмы набиты золотом, предназначенным для уплаты жалованья армии. После прибытия корабля погода резко испортилась, в течение последующих пяти дней море штормило и дули сильные ветры. 14 ноября дежурный офицер, заступивший на вахту, сверил показания приборов и не поверил собственным глазам: надвигалась буря, на фоне которой предшествующие дни могли показаться мертвым штилем. Часть судов попыталась выйти в открытое море и там переждать ураган. Но было поздно. На город и море средь бела дня опустились сумерки. Начался мощный ливень, к нему присоединился град величиной с голубиное яйцо. Ветер достиг силы урагана. Суда сорвало с якорей и стало сносить на скалы. Волны подбрасывали их на 20-метровую высоту и разбивали о каменные уступы. Скалы тоже уступали натиску стихии: в море летели глыбы в сотни тонн весом. Меньше чем за час из 27 кораблей королевского флота 21 судно отправилось на дно. Всего, по современным оценкам, в ту страшную ночь в бухте затонуло 34 корабля. Им явно не повезло: радиус бури не превышал 90 миль, и при этом она обладала всеми чертами мощнейшего тропического урагана. Местные жители недаром называли эту ночь светопреставлением… Пятым по счету затонул «Принц».

Газеты всего мира сразу же ухватились за двойную сенсацию – самое крупное в истории кораблекрушение и самую грандиозную потерю золота. Но удивительное дело: с каждым новым сообщением сумма затонувших сокровищ увеличивалась. Своеобразный рекорд поставил журнал «Природа и люди», утверждавший, что воды Черного моря поглотили золота на 10 миллионов рублей. И вот что интересно: чем больше писалось о «Черном принце», тем менее ясно становилось, где же затонул пароход, при каких обстоятельствах это произошло, как называлось судно… В разные годы сокровища «Принца» безуспешно пытались отыскать лучшие водолазы Италии, Франции, Америки, Германии, Японии.

Советское правительство долгие годы отказывало многочисленным зарубежным консорциумам, предлагавшим допустить их к поискам судна. В 1920-х годах этим занималась государственная водолазная компания ЭПРОН – экспедиция подводных работ особого назначения, чья история началась осенью 1923 года. Тогда к Дзержинскому явилась группа инженеров во главе с В. С. Языковым с просьбой помочь организовать поиск золота «Черного принца». Исследователь собрал богатый, убедительный даже с сегодняшней точки зрения материал, и был уверен: золото на фрегате есть. Поднять же его ранее технически было невозможно. Реализация этого проекта стала осуществимой только после изобретения глубоководной камеры. Руководил работами чекист Л. Н. Захаров, собравший группу из высококвалифицированных специалистов. Поиск «Черного принца» предполагалось вести с помощью глубоководного аппарата. Его сборку контролировал лично Г. Ягода. Аппарат изготовили на московском заводе за три месяца. В ходе предварительной подготовки была произведена аэрофотосъемка Балаклавской бухты, опрошены местные жители, послан запрос в Британское адмиралтейство.

Безуспешные поиски британского фрегата продолжались более года. В октябре 1924 года к востоку от входа в бухту один из водолазов нашел на дне ржавый корабельный паровой котел. В дальнейшем были найдены детали судна, разбросанные по морскому дну. Сам пароход раздавило прибрежными скалами, подмытыми прибоем, и он оказался погребенным под многотонными глыбами. В начале сентября один из водолазов нашел золотой английский соверен чеканки 1821 года. За последующие два месяца были подняты еще четыре монеты. Захаров поставил под сомнение сам факт наличия золота на «Черном принце», и в декабре 1924 года работы по поиску и подъему судна были прекращены. Тогда большевики все же решили прибегнуть к помощи иностранных компаний.

Известные писатели и публицисты не могли остаться в стороне от этой загадочной истории. Среди опубликованных работ особенно выделяются большой рассказ-исследование «Черный принц» М. Зощенко, книга В. Самсонова с тем же названием и повесть А. Куприна «Листригоны». Повесть описывала работу итальянской экспедиции под руководством Рестуччи. Для подъема груза итальянцы решили использовать жесткий скафандр. После долгих поисков им удалось обнаружить место гибели кораблей, где среди обломков якобы был найден кусок деревянной кормы с медными позеленевшими буквами – «…ск Рг…» («Black Prince»), то есть «Черный принц». Но экспедиция не смогла пробиться к золоту, поскольку оно оказалось занесено толстым слоем ила.

В 1927 году в Балаклаву прибыла японская подводная экспедиция. Золота она тоже не нашла, хотя глава фирмы был уверен, что найденные останки парохода принадлежат «Принцу». Он аргументировал свое мнение тем, что из всех затонувших кораблей он единственный был металлическим. На месте гибели судна было обнаружено и поднято 20 тонн металлоконструкций. Однако главная часть кузова весила приблизительно 1800 тонн. Дно в этом месте твердое, и пароход зарыться в ил не мог. В таком случае куда исчезла большая часть корпуса? Причем золото и прочие ценности как раз и должны были находиться в этой средней части судна! Может, ценности подняли сами англичане? Отчеты японской экспедиции побудили взяться за перо Михаила Зощенко, бывшего следователя уголовного розыска. Он написал своеобразное «следствие по делу о „Черном принце“». Писатель поставил в рассказе два вопроса: был ли найденный пароход действительно «Черным принцем» и было ли на нем золото? Зощенко-следователь легко опроверг информацию, предоставленную А. Куприным. Он указал на то обстоятельство, что буквы «…ск Рг…» на обломке кормы не могли быть обнаружены итальянцами уже в силу того, что корабль назывался на самом деле просто «Принц», без эпитета «черный». Откуда же оно могло взяться на обломках? Кроме того, искомое судно было не деревянным, а металлическим. Корабль итальянцы явно не нашли, а рассказ о куске кормы выдумали от начала до конца. Кроме того, переработав материалы архивов, сообщения прессы и морских ведомств нескольких государств, писатель доказал, что во время шторма под Балаклавой погибло минимум пять металлических кораблей. Так что руководителям японской экспедиции не стоило утверждать, будто затонувшие останки принадлежат именно «Принцу». Да и как могли англичане поднять золото и почти весь корпус корабля? Ведь в то время не существовало необходимой для этого техники! Зощенко выдвинул предположение, что найденный пароход был транспортом «Резолютт». Правда, и в этом случае оставался открытым вопрос о том, куда же делись орудия и средняя часть кузова. Подводя итог, писатель указывал: 35 процентов сведений все же говорят о том, что найденное судно могло быть «Черным принцем», 50 процентов – о том, что это был «Резолютт», и 15 – что это было какое-нибудь иное из пяти металлических судов, затонувших в ту ночь.

Писатель попытался установить, сколько же золота было в трюме корабля, и пришел к парадоксальному выводу: его вообще не было… Зощенко приводит выдержки из двух отчетов английского парламента. В 1854 году было подтверждено известие о потере «Принца», но в перечисляемых издержках золото не упомянуто. Кроме того, обнаружились показания некоего Д. В. Смита за 1855 год: «Я должен был установить, что накладная на 60 000 соверенов пришла для комиссариата с этим судном. И хотя я не имел специального приказания… тем не менее, я взял на себя ответственность выгрузить их утром в воскресенье в Константинополе и, таким образом, спас их…»

Писатель проанализировал и действия начальника порта в отношении данного судна. Известно, что 10 ноября пароход потерял якорь и находился во время шторма в явно рискованном положении. Тем не менее начальник порта не пожелал принять «Принца» в гавань. Могло ли так поступить официальное лицо, если на корабле было золото? К тому же о загадочном грузе писалось в годы, предшествующие попыткам поиска судна. Более ранняя печать о нем не упоминает. Небезынтересен и тот факт, что почти все страны предпринимали попытки отыскать затонувшее сокровище. Исключение составили именно англичане, не проявившие никакого интереса к грузу, лежащему на дне моря.

Однако чем объяснить суету английского адмиралтейства и парламента после гибели корабля? Почему комендант порта счел нужным доложить только о гибели «Принца»? Чтобы попытаться найти ответ на эти вопросы, обратимся к истории. Осенью 1854 года возникла угроза захвата Севастопольской бухты англо-французским флотом. В этом случае положение Севастополя, осажденного с суши, стало бы катастрофическим. Поэтому русское командование приняло решение затопить поперек фарватера в бухте 13 устаревших парусных кораблей.

В первой части «Описания обороны города Севастополя» (1863 г.) упоминается интересный факт: «Принц» вошел в бухту, имея на борту «большое количество инженерных запасов», в том числе снаряды. А в «Морском сборнике» за 1855 год содержится сообщение о том, что вместе с «Принцем» погиб новейший водолазный аппарат. Англичане понимали, что заграждение фарватера бухты ставит под угрозу исход кампании. Однако уничтожить преграду при помощи известной в те времена военной техники они не могли. Поэтому, видимо, и появляется вблизи Севастополя судно с «инженерным грузом», которое во время шторма идет ко дну. То, что лишь о его гибели начальник порта сообщает командующему флотом, только его потеря в течение двух лет беспокоит парламент, подтверждает наличие на борту корабля какого-то нового по тем временам оружия. Возможно, это были примитивные торпеды либо миниатюрная подлодка с приспособлением для установки мощных мин.

Но разговоры о золоте не прекращаются. Исследователи не желают примириться с тем, что клада в действительности не существовало. Было выдвинуто несколько версий того, куда же могло деться сокровище. Авторами одной из них были участники японской экспедиции, указавшие на отсутствие средней части судна и следы искусственных повреждений на уцелевших частях корпуса. Они предположили, что груз подняли англичане в конце Крымской войны. По другой версии, судно, обследованное эпроновцами и японцами, не являлось «Черным принцем», а настоящий корабль с сокровищами еще предстоит отыскать. Сторонники третьей версии заявляют, что никаких ценностей на «Принце» попросту не было. Многие исследователи в области истории СССР придерживаются мнения, что в 1924 году сотрудники ЭПРОНа все-таки нашли золото. Информацию же об успешном завершении работ чекисты, следуя традициям своего ведомства, засекретили. А японцев советское правительство просто водило за нос…

Лишь в начале 60-х годов XX века англичане официально подтвердили, что ценностей на утонувшем «Принце» не было. Казалось бы, в деле о «золотом» пароходе можно поставить точку. Не пришло ли время человечеству расстаться с очередной тайной? Коварный мыс Айя (Святой) находится менее чем в 10 километрах от Балаклавской бухты. Так вот, местные жители до сих пор уверены, что легендарный корабль затонул именно здесь. А в доказательство того, что на его борту был груз золота, они показывают английские монеты 1854 года новейшей чеканки, которые могли быть только на «Принце». Что можно возразить? Аквалангисты-кладоискатели ежегодно прибывают сюда, надеясь на то, что очередной сезон станет для них счастливым. Ведь по законам большинства стран мира половина клада принадлежит тому, кто его обнаружил. Так что списывать в архив дело затонувших сокровищ пока не стоит…

 

СВЕРШИВШЕЕСЯ ПРЕДЗНАМЕНОВАНИЕ

Быть реформатором – опасно для жизни. Как правило, преступления, связанные с гибелью этих людей, не раскрываются. Судьба Авраама Линкольна – одно из самых красноречивых тому свидетельств.

По улицам шла большая похоронная процессия. Авраам Линкольн стоял в толпе и наблюдал за слезами, вздохами и скорбью окружавших его людей. Он спросил у своего ближнего соседа: «Кого хоронят?» – и получил едва слышный ответ: «Авраама Линкольна!» Президент США вздрогнул и… проснулся. Утром за завтраком он рассказал сон жене, еще не ведая, что жить ему осталось меньше суток. С тех пор как он отменил рабство, жизнь его проходила в огромном напряжении – и не только от трудов праведных, но и от постоянной опасности для жизни, исходившей от белых плантаторов, которые лишились бесплатной рабочей силы. Покушения уже были. Еще три года тому назад Линкольн только чудом избежал смерти: пуля наемного убийцы пробила лишь шляпу. С тех пор мысль о неизбежности смерти не покидала его, но долг был для него превыше жизни. Газета «Вашингтон кроникл» приводила его высказывание: «Единственный надежный способ уберечь президента – это посадить его в железный ящик. Там он будет, конечно же, в безопасности, но зато не сможет выполнять свои обязанности».

Авраам Линкольн, второй ребенок в семье Томаса и Нэнси Хэнке Линкольн, родился 12 февраля 1809 года на маленькой ферме в округе Гардин, штат Кентукки. Затем семья переселилась на юго-запад Индианы. Вскоре умерли младший брат, старшая сестра и мать. Отец вновь женился. Именно мачеха привила мальчику любовь к чтению. Главную книгу, которая была настольной в каждом доме, – Библию – он изучил настолько основательно, что в будущем, уже став президентом, в своих речах цитировал ее так метко, что это ошеломляюще действовало на публику. Авраам был самоучкой, поскольку школу ему довелось посещать только год.

Отношение Линкольна к рабству сложилось в детстве. Его дядя имел рабов, но его отец, убежденный баптист, был ярым противником рабства. В 1830 году семья переехала в Иллинойс. Этот штат был свободен от рабства. Авраам успел поработать дровосеком, почтмейстером, торговцем, землемером, а в 1842 году в связи с индейской войной «Черных соколов» добровольцем пошел на военную службу (его родственники по отцовской линии были убиты индейцами), и вскоре товарищи избрали его своим капитаном. Это придало ему уверенности в себе. Линкольн стал членом партии вигов, быстро выдвинулся как лидер и был избран в палату представителей штата Иллинойс. К этому времени (1842 г.) он целеустремленно и настойчиво изучал юридические науки, получил допуск в палату адвокатов штата и, уже как «Честный Эйб», стал известным юристом, имеющим свою практику, политиком, стоящим в центре внимания общественности. К тридцати годам Линкольн являлся воплощением «американской мечты», человеком, «сделавшим самого себя». Картину его социального взлета в 1842 году довершила женитьба на Мэри Тодд, дочери плантатора с Юга.

В то время Линкольн еще выступал за отмену рабства и даже критиковал его противников – аболиционистов. В 1846 году он стал конгрессменом. На фоне внутренней борьбы в вопросе о рабстве распалась партия вигов, и Авраам в 1856 году примкнул к партии республиканцев и стал ее лидером в своем штате. Его отношение к рабству стало меняться только после событий «Кровавого Канзаса», где сторонники и противники рабства развязали партизанскую войну.

На партийном съезде республиканцев в Чикаго в 1860 году Линкольн был выдвинут на пост президента страны и умело обошел политических конкурентов Уильяма Сьюарда и Салмона Чейза. Личность Линкольна была более привлекательна для народа: трудолюбие, честность, скромность, а главное, то, что он поднялся из бедности, не забывая при этом своего происхождения и связи с простыми людьми. В тот год, 6 ноября 1860 года, в выборах впервые приняло участие свыше 80 процентов населения, и он был избран большинством. Важнейшие посты заняли его вчерашние конкуренты У. Сьюард, Э. Бейтс и С. Чейз.

Избрание Линкольна, этого аболициониста и «черного республиканца», вызвало тревогу в южных рабовладельческих штатах, и к началу февраля 1861 года они отделились, провозгласив «Конфедерацию штатов Америки» и избрав в президенты Дж. Дэвиса. Вскоре началась гражданская война между Севером и Югом, поначалу неудачно складывающаяся для северян. Главным принципом этой борьбы Линкольн в первую очередь провозгласил единство нации, а только затем – ликвидацию рабства. Этим ему удалось привлечь на свою сторону часть демократов, и один из них, Эдвин Стентон, стал военным министром. В 1862 году наступил перелом в ходе войны, а затем последовала ликвидация рабства. 9 апреля 1865 года командующий войсками северян генерал Грант занял столицу южан Ричмонд. Гражданская война закончилась. А уже через несколько дней раздался роковой выстрел.

Джон Уилкс Бут, вошедший в историю как убийца президента Линкольна, родился в театральной семье. Его отец играл на сценах Лондона и США, а старший брат Эдвин приобрел известность как популяризатор творчества Шекспира в Америке. В свои 26 лет Джон уже был достаточно известен как актер, хотя до славы брата ему было далеко. В отличие от других членов семьи, поддерживающих северян, он являлся яростным сторонником южан и горячо отстаивал право плантаторов иметь рабов. Во время войны Джон объявил себя пацифистом, вернулся на сцену, но использовал свою известность и обаяние лишь для того, чтобы пропагандировать в северных штатах образ жизни южан. После поражения Юга Бут решил, что пришло время решительных действий. Еще до окончания войны он задумал похитить президента, перевезти его закованным в Ричмонд и держать там до тех пор, пока Север не согласится на прекращение военных действий. Вместе с несколькими сообщниками он организовал засаду на дороге, по которой должен был проезжать экипаж президента, но все сорвалось из-за изменения планов последнего. Вот тогда Бут и решил, что осталось только одно: убить Линкольна, Гранта, вице-президента и некоторых членов кабинета министров.

Утром 14 апреля 1865 года Авраам Линкольн, как обычно, начал свой рабочий день в Белом доме. До 11 часов он просматривал почту, а затем отправился на заседание кабинета, на котором присутствовал и генерал Грант. По окончании заседания президент спросил у него, сможет ли он с миссис Грант сопровождать его с супругой в театр Форда, где в тот день давали комедию Т. Тэйлора «Наша американская кузина». Генерал, сославшись на то, что у него вечером встреча в Нью-Джерси с сыновьями, отказался, даже не подозревая, что тем самым спасает себе жизнь. О том, что президент должен посетить театр, знали многие, в том числе и Бут. Днем он встретился со своими друзьями-заговорщиками Джорджем Ацеротом, Сэмом Арнольдом, Дэвидом Хэролдом и Льюисом Пейном в пансионе Мэри Сарротт. За виски они обсуждали свои роли, которые распределили следующим образом: Пэйн и Хэролд расправятся с госсекретарем У. Сьюардом; Ацерот – с вице-президентом Э. Джонстоном, а Бут будет стрелять в президента. Арнольд отказался от участия в деле и вышел из группы, а Ацерот потом так напился, что не смог выполнить задуманное. Бут тоже пропьянствовал целый день, однако решимость совершить покушение придавала ему сил.

После восьми часов вечера президентская чета в сопровождении друзей – майора Генри Рэтбоуна и его невесты Клары Харри – прибыла в театр и устроилась в ложе. Через полтора часа к театру, загримированный и одетый во все черное, верхом на лошади подъехал Бут. Он хорошо подготовился: нож на поясе, два кольта в карманах сюртука и взведенный револьвер в руке. Без малейших затруднений актер вошел в президентскую ложу и с возгласом «Смерть тиранам!» выстрелил в Линкольна. Пуля, пробив череп, застряла в области правого глаза. Рэтбоун попытался задержать убийцу, но тот, вытащив нож, ранил офицера и перепрыгнул через барьер ложи на сцену. Однако шпора зацепилась за занавес, и Бут упал, сильно повредив ногу. В возникшей суматохе ему только чудом удалось выбраться из театра, вскочить на коня и ускакать. Президента в кресле-качалке осторожно перенесли в соседний дом, но прибывший врач уже ничего сделать не смог. Президент наутро скончался. В то же время Пейн пробрался в дом Сьюарда и нанес ему удар ножом, но рана оказалась не смертельной.

Бут между тем перебрался через Потомак, встретился с Хэролдом, и вместе они отправились в штат Мэриленд, где надеялись найти убежище. Знакомый врач, Самюэль Мадд, вправил ногу Буту, и сообщники продолжили свой путь в штат Вирджиния. 11 дней им удавалось благополучно скрываться. Начатые поиски преступников отличались невероятной глупостью, и только 26 апреля заговорщиков удалось выследить в сарае для хранения табака вблизи г. Порт-Рояль, штат Вирджиния. Солдаты окружили строение, и лейтенант, командир отряда, предложил беглецам сдаться, угрожая поджогом. Сарай уже горел, когда из него вышел Хэролд. Затем появилась темная фигура прихрамывающего человека, и тут солдат Корбетт почему-то выстрелил. Все бросились вперед и вытащили умирающего Бута из огня. Перед смертью он прошептал: «Передайте маме, что я погиб за свою страну».

Оставшихся в живых участников заговора предали суду. Он проходил с 9 мая по 30 июня, и его вряд ли можно считать примером справедливости и беспристрастия. Многих свидетелей вообще не вызвали в суд, включая и полицейского Джона Ф. Паркера, несшего охрану президентской ложи. Вашингтонская полиция даже не объявила ему выговор. Пейна, Херолда, Ацерота и Мэри Сарротт приговорили к повешению, Арнольда и Мадда к пожизненному заключению, рабочего сцены Эдварда Спенглера за содействие убийце – к шести годам тюрьмы. Жарким июльским днем приговоренных казнили одновременно. Но не прошло и четырех лет, и в марте 1869 года президент Джонсон объявил об амнистии осужденных по делу Линкольна.

Долгое время считалось, что это преступление было осуществлено группой фанатиков, которые действовали по собственной инициативе, но уже вскоре после убийства появилась версия, что за спиной убийц стоял военный министр Э. Стентон. К этому склоняются и современные исследователи этого дела. По их мнению, во время следствия Стентон изъял из дневников актера 18 страниц, содержащих ключевые факты о существовании широкой сети заговора. Действительно, трудно представить, чтобы до военного ведомства не дошли слухи о заговоре. Ведь Бут в течение нескольких месяцев заранее праздновал успех дела. Трудно понять и другое: почему театр в тот вечер совсем не охранялся, хотя днем раньше президент просил военное ведомство обеспечить его личной охраной. Как ни странно, но в этой просьбе ему отказали. Единственным его телохранителем оказался полицейский Паркер, который по непонятным причинам после начала спектакля покинул свой пост у президентской ложи и отправился в бар. После неудачной попытки похищения Линкольна Бута отстранили от дела, заменив его Джеймсом Вильямом Бойдом – шпионом конфедератов, выпущенным из тюрьмы именно для убийства президента. Бут же постарался совершить покушение раньше конкурента. И наконец, сейчас появилось мнение, что в Пале-Рояле погиб вовсе не Бут. В действительности там был убит Бойд.

С момента убийства Авраама Линкольна и до гибели еще одного президента США Джона Ф. Кеннеди прошло почти 100 лет, но в памяти людей навсегда осталась инаугурационная речь Кеннеди, произнесенная 20 января 1961 года. Знаменитые слова из этой речи вполне могут быть памятником для обоих президентов: «Не спрашивай, что твоя страна может сделать для тебя, спроси – что ты можешь сделать для своей страны».

 

ПРАВДА О ХОДЫНКЕ

Вступление на престол последнего русского императора ознаменовалось страшной трагедией, которая вошла в историю под названием «Ходынская давка»: во время народных гуляний погибло 1389 человек, а полторы тысячи получили увечья. И это по официальным данным. Очевидцы катастрофы называют иные цифры: 17 и 18 мая 1896 года на Ваганьковском кладбище было похоронено более шести тысяч раздавленных людей…

Сразу после трагедии в обществе появились различные версии происшедшего, назывались имена виновников, среди которых были и генерал-губернатор Москвы великий князь Сергей Александрович, и обер-полицмейстер полковник Власовский, и сам Николай II, прозванный «Кровавым». Одни клеймили чиновников-разгильдяев, другие пытались доказать, что катастрофа на Ходынском поле – спланированная акция, ловушка для простого народа. Так у противников монархии появился еще один аргумент против самодержавия. За долгие годы «Ходынка» обросла мифами. Тем более интересно разобраться, что же на самом деле произошло в те далекие майские дни.

Николай II взошел на престол еще в 1894 году, после смерти своего отца Александра III. Неотложные дела, государственные и личные (свадьба с любимой невестой Алисой Гессен-Дармштадтской, в православии Александрой Федоровной), заставили императора отложить коронацию на полтора года. Все это время специальная комиссия тщательно разрабатывала план торжеств, на проведение которых было отпущено 60 млн рублей. Две праздничные недели включали в себя многочисленные концерты, банкеты, балы. Украшали все, что могли, даже колокольня Ивана Великого и ее кресты были увешаны электрическими лампочками. В качестве одного из главных мероприятий предусматривалось народное гуляние на специально разукрашенном Ходынском поле, с угощением пивом и медом, царскими гостинцами. Было заготовлено около 400 тысяч узелков из цветных платков, в каждый из которых завернули сайку, полфунта колбасы, пригоршню конфет и пряников, а также эмалированную кружку с царским вензелем и позолотой. Именно подарки стали своеобразным «камнем преткновения» – в народе о них распространялись небывалые слухи. Чем дальше от Москвы, тем существенней возрастала стоимость гостинца: крестьяне из отдаленных деревень Московской губернии были абсолютно уверены в том, что каждой семье государь пожалует корову и лошадь. Впрочем, дармовые полфунта колбасы тоже многих устраивали. Таким образом, только ленивые не собирались в те дни на Ходынское поле.

Организаторы же позаботились лишь об устройстве праздничной площадки размером в квадратный километр, на которой разместили качели, карусели, ларьки с вином и пивом, палатки с подарками. При составлении проекта гуляний совершенно не учли, что Ходынское поле было местом дислоцирующихся в Москве войск. Здесь устраивались военные маневры и были вырыты окопы и траншеи. Поле было покрыто рвами, заброшенными колодцами и траншеями, из которых брали песок.

Массовые гуляния назначили на 18 мая. Однако уже утром 17 мая количество людей, направляющихся на Ходынку, было так велико, что местами они запруживали улицы, включая мостовые, и мешали проезду экипажей. С каждым часом приток увеличивался – шли целыми семьями, несли на руках маленьких детей, шутили, пели песни. К 10 часам вечера скопление людей стало принимать угрожающие размеры, к 12 часам ночи можно было насчитать десятки тысяч, а спустя 2–3 часа – сотни тысяч. Народ все продолжал прибывать. По свидетельствам очевидцев, на огражденном поле собралось от 500 тысяч до полутора миллиона человек: «Над народною массой стоял густым туманом пар, мешавший различать на близком расстоянии лица. Находившиеся даже в первых рядах обливались потом и имели измученный вид». Давка была настолько сильная, что уже после трех часов ночи многие стали терять сознание и умирать от удушья. Ближайшие к проходам пострадавшие и трупы вытаскивались солдатами на внутреннюю площадь, отведенную для гуляния, а мертвецы, находившиеся в глубине толпы, продолжали «стоять» на своих местах, к ужасу соседей, тщетно стремившихся отодвинуться от них, но, тем не менее, не пытавшихся покинуть торжество. Повсюду раздавались крики и стоны, но люди не желали расходиться. 1800 полицейских, естественно, не могли повлиять на ситуацию, им оставалось только наблюдать за происходящим. Провезенные по городу в открытых повозках первые трупы сорока шести жертв (на них не было следов крови и насилия, так как все скончались от удушья) впечатления на народ не произвели: все хотели побывать на празднике, получить царский гостинец, мало задумываясь о своей судьбе.

Чтобы навести порядок, в 5 часов утра приняли решение начать раздачу подарков. Артельщики, опасаясь, что их сметут вместе с палатками, начали швырять свертки в толпу. Многие бросались за кульками, падали и сразу оказывались втоптанными в землю напирающими со всех сторон соседями. Через два часа разнесся слух, что прибыли вагоны с дорогими подарками, началась их раздача, но гостинцы смогут получить только те, кто находится ближе к вагонам. Толпа ринулась к краю поля, где шла разгрузка. Обессиленные люди падали во рвы и траншеи, сползали по насыпям, и по ним шли следующие. Сохранились свидетельства о том, что находившийся в толпе родственник фабриканта Морозова, когда его понесло на ямы, стал кричать, что даст 18 тысяч тому, кто его спасет. Но помочь ему было невозможно – все зависело от стихийного движения огромного людского потока.

Между тем на Ходынское поле прибывали ничего не подозревающие люди, многие из которых сразу же находили тут свою смерть. Так, рабочие с фабрики Прохорова наткнулись на колодец, заложенный бревнами и засыпанный песком. Проходя, они раздвинули бревна, часть просто проломилась под тяжестью людей, и сотни полетели в этот колодец. Их вынимали оттуда в течение трех недель, но всех не смогли достать – работа стала опасной из-за трупного запаха и постоянных осыпей стен колодца. А многие погибли, так и не дойдя до поля, где предполагалось гуляние. Вот как описывает зрелище, представшее перед глазами 18 мая 1896 года, ординатор 2-й московской городской больницы Алексей Михайлович Остроухов: «Страшная, однако, картина. Травы уже не видно; вся выбита, серо и пыльно. Здесь топтались сотни тысяч ног. Одни нетерпеливо стремились к гостинцам, другие топтались, будучи зажаты в тиски со всех сторон, бились от бессилия, ужаса и боли. В иных местах порой так тискали, что рвалась одежда. И вот результат – груды тел по сто, по полтораста, груд меньше 50–60 трупов я не видел. На первых порах глаз не различал подробностей, а видел только ноги, руки, лица, подобие лиц, но все в таком положении, что нельзя было сразу ориентироваться, чьи эта или эти руки, чьи то ноги. Первое впечатление, что это все „хитровцы“, все в пыли, в клочьях. Вот черное платье, но серо-грязного цвета. Вот видно заголенное грязное бедро женщины, на другой ноге белье; но странно, хорошие высокие ботинки – роскошь, недоступная „хитровцам“… Раскинулся худенький господин – лицо в пыли, борода набита песком, на жилетке золотая цепочка. Оказалось, что в дикой давке рвалось все; падавшие хватались за брюки стоявших, обрывали их, и в окоченевших руках несчастных оставался один какой-нибудь клок. Упавшего втаптывали в землю. Вот почему многие трупы приняли вид оборванцев. Но почему же из груды трупов образовались отдельные кучи?.. Оказалось, что обезумевший народ, когда давка прекратилась, стал собирать трупы и сваливать их в кучи. При этом многие погибли, так как оживший, будучи сдавленный другими трупами, должен был задохнуться. А что многие были в обмороке, это видно из того, что я с тремя пожарными привел в чувство из этой груды 28 человек; были слухи, что оживали покойники в полицейских мертвецких…»

Весь день 18 мая по Москве курсировали подводы, нагруженные трупами. Николай II узнал о случившемся днем, но ничего не предпринял, решив не отменять коронационные торжества. Вслед за этим император отправился на бал у французского посла Монтебелло. Естественно, ничего он изменить бы уже не смог, но его бездушное поведение было встречено общественностью с явным раздражением. Николай II, чье официальное восшествие на престол было отмечено огромными человеческими жертвами, с тех пор именовался в народе «Кровавым». Только на следующий день император вместе с супругой посетил пострадавших в больницах, а каждой семье, потерявшей родственника, приказал выдать по тысяче рублей. Но для народа царь от этого добрее не стал. Николай II не сумел взять правильный тон по отношению к трагедии. А в своем дневнике накануне нового года бесхитростно записал: «Дай Бог, чтобы следующий 1897 год прошел так же благополучно, как этот». Именно поэтому его винили в трагедии в первую очередь.

Следственная комиссия была создана на следующий день. Впрочем, виновные в трагедии всенародно так и не были названы. А ведь даже вдовствующая императрица требовала наказать градоначальника Москвы великого князя Сергея Александровича, которому высочайшим рескриптом была объявлена благодарность «за образцовую подготовку и проведение торжеств», тогда как москвичи присвоили ему титул «князя Ходынского». А обер-полицмейстер Москвы Власовский был отправлен на заслуженный отдых с пенсией 3 тысячи рублей в год. Так было «наказано» разгильдяйство ответственных.

Потрясенная российская общественность не получила ответа следственной комиссии на вопрос: «Кто виноват?». Да и нельзя на него ответить однозначно. Скорее всего, в случившемся виновно роковое стечение обстоятельств. Неудачен был выбор места гуляния, не продуманы пути подхода людей к месту событий, и это притом, что организаторы уже изначально рассчитывали на 400 тысяч человек (число подарков). Слишком большое количество людей, привлеченных на праздник слухами, образовали неуправляемую толпу, которая, как известно, действует по своим законам (чему немало примеров и в мировой истории). Интересен и тот факт, что среди алчущих получить бесплатное угощение и подарки были не только бедный рабочий люд и крестьяне, но и довольно обеспеченные граждане. Уж они могли бы и обойтись без «гостинцев». Но не удержались от «бесплатного сыра в мышеловке». Так инстинкт толпы превратил праздничное гуляние в настоящую трагедию. Шок от происшедшего мгновенно отразился в русской речи: вот уже более ста лет в обиходе существует слова «ходынка», включенное в словари и объясняемое как «давка в толпе, сопровождающаяся увечьями и жертвами…» И винить во всем Николая II оснований все же нет. К тому времени, как император после коронации и перед балом заехал на Ходынское поле, здесь все уже было тщательно убрано, толпилась разодетая публика и огромный оркестр исполнял кантату в честь его восшествия на престол. «Смотрели на павильоны, на толпу, окружавшую эстраду, музыка все время играла гимн и „Славься“. Собственно, там ничего не было…»

 

БЕЛЫЙ ГЕНЕРАЛ СТАЛ ЖЕРТВОЙ «ТАЙНОЙ ОРГАНИЗАЦИИ»?

Героями не рождаются, ими становятся. Эту старую как мир аксиому всей своей жизнью доказал Михаил Дмитриевич Скобелев. Его нельзя измерить общей меркой, этот человек смог стать не просто популярным, он заслонил собой всех, и даже в какой-то мере самого императора. Может быть, именно это обстоятельство и сыграло роковую роль в его судьбе?

Легендарный генерал больше половины своей жизни провел в боях. Он участвовал в 70 сражениях и из всех вышел победителем. Офицеры и солдаты, знавшие Скобелева по его делам, считали генерала отцом-командиром, который рисковал своей жизнью наравне с подчиненными. Воины, вышедшие в отставку, вспоминая о былых сражениях, непременно упоминали о нем, рассказывая легенды о храбрости и мужестве любимого командира. Крестьяне, вызволенные Скобелевым из помещичьей кабалы или долговой ямы, молились на его портрет как на икону.

Многие светила российской науки считали его человеком энциклопедических знаний, оригинально мыслящим, творческим. А юноши, которые только начинали взрослеть, находили в Скобелеве образец героя, олицетворявшего преданность отечеству и верность слову. Для всех, кто был искренне заинтересован в процветании России, Скобелев был надеждой на осуществление политических реформ. В их глазах он стал лидером, достойным вести за собой народ.

Михаил Дмитриевич Скобелев родился 17 сентября 1843 года в селе Спасское-Заборово в 35 км от станции Ряжск. Маленький Миша был первенцем в семье поручика кавалергардского полка, который впоследствии участвовал в Крымской войне, получив звание кавалера почетной золотой шпаги. Дедушка Михаила Скобелева – Иван Никитич в войну 1812 года был ординарцем у самого М. И. Кутузова и сражался в Бородинской битве. Он смог дослужиться до чина генерала от инфантерии, был комендантом Петропавловской крепости. К тому же Иван Никитич Скобелев обладал литературным талантом. В день рождения внука он позволил себе необычайную вольность. В Санкт-Петербурге в неурочный час прогремел залп из всех имеющихся в Петропавловской крепости пушек. Так дед ознаменовал рождение своего внука.

Именно Иван Никитич занимался его воспитанием. После смерти деда Мишу отправили во Францию, где он обучался в пансионе. Мальчик получил всестороннее образование и свободно владел восемью иностранными языками. Он мог читать наизусть отрывки из произведений Бальзака, Шеридана, Спенсера, очень любил Лермонтова. Михаил прекрасно играл на фортепиано и пел. Словом, он был настоящим романтиком в мундире офицера.

Вернувшись на родину, Михаил Скобелев в 1861 году поступил в Петербургский университет. Но семейные традиции взяли верх, и он подал прошение о зачислении его юнкером в кавалергардский полк. Многие сослуживцы говорили о нем: «Чудак. Отличный малый, лихой рубака, берет сумасшедшие барьеры». В 1862 году Михаил отправился в отпуск к отцу, который в то время жил в Польше.

В сентябре 1866 года Скобелева зачислили в академию Генерального штаба, а после ее окончания направили в Туркестанский военный округ.

В походе против Кокандского ханства Михаил Дмитриевич выходил победителем из самых сложных ситуаций, проявляя не просто чудеса героизма, но и удивительное понимание тактики боя. Его сослуживцы вспоминали, что особое удовольствие Скобелеву доставляло выходить рано утром умываться на линию огня между нашей и турецкой траншеей. За ним следовал адъютант, и турки тут же начинали их обстреливать. А возвращаясь в траншею, генерал вновь поднимался на бруствер, и неприятель вновь открывал по нему прицельный огонь. Скобелев не просто бравировал. Такое показное пренебрежение к смерти было умышленным: по интенсивности огня он старался определить, какими силами располагал неприятель. Во время боя во всей полноте проявлялись его способность к быстрому, оперативному мышлению и умение принимать мгновенные, неожиданные и порой жизненно важные решения. Сам Скобелев очень часто любил повторять: «Мало быть храбрым, нужно быть умным и находчивым». Это были не просто слова. Продумывая стратегию предстоящей битвы, Михаил Дмитриевич использовал свои глубочайшие знания и передовой опыт. В. И. Немирович-Данченко вспоминал: «Учился и читал он (Скобелев) постоянно, при самых иногда невозможных условиях: на биваках, в походе, в Бухаресте на валах батарей, под огнем, в перерывах между жаркими боями. Он не расставался с книгой – и знаниями делился со всеми».

В характере Скобелева удивительно сочетались страстность и расчет, пыл и воля, исключительное внимание ко всем деталям сражения при полном пренебрежении к собственной жизни.

После завершения Кокандской кампании он был награжден орденами Святого Георгия и Святого Владимира III степени, золотой шпагой с бриллиантами и золотой саблей «За храбрость».

В 1877 году началась русско-турецкая война, в которой Скобелев принял активное участие. Он лично возглавил атаку Шипкинского перевала. Далее были Плевна и Балканы. Вессель-Паша сдался Скобелеву вместе со всей 20-тысячной армией. За эти сражения отважного генерала наградили третьей золотой саблей с надписью «За переход через Балканы».

Взятие Ловчи, третий штурм Плевны, переход Балкан через Имитлийский перевал, сражение при Шипке-Шейново стали ключевыми событиями русско-турецкой войны. Каждая из этих побед принадлежит Михаилу Дмитриевичу Скобелеву. В бою он всегда был впереди войска в белом кителе на белом коне. Не удивительно, что враги прозвали его Ак-Пашой (Белым Генералом). Многими современниками было отмечено удивительное пристрастие Скобелева к белому цвету. Выдающийся художник В. В. Верещагин объяснял это так: «Он верил, что будет более невредим на белой, чем на лошади другой масти, хотя в то же время верил, что от судьбы не уйдешь».

Выбор белого цвета для Михаила Скобелева не был случайным. Еще будучи слушателем военной академии, он был послан за тридцать верст от Петербурга на берег Финского залива произвести съемку местности. Возвращаясь из леса, он увяз в болоте. Старая белая лошадь спасла жизнь Михаилу Дмитриевичу: «Я ее налево забираю, она меня направо тянет. Если где придется мне на лошади ездить, так, чтобы эту сивку помнить, всегда буду белую выбирать».

Можно предположить, что после этого случая у Михаила Дмитриевича возникло мистическое пристрастие к лошадям белой масти. А белый мундир был продолжением белизны его коня. Сам Скобелев постепенно внушил себе и другим, что в белом он заговорен от пуль и не может быть убит неприятелем. Очень часто от смерти его спасало только умелое обращение с конем и саблей. На самом деле он был семь раз ранен в боях.

Каждая победа добавляла популярности Михаилу Дмитриевичу Скобелеву и давала еще один повод для сплетен его врагам. Ему приписывали и чрезмерное честолюбие, и невоздержанный образ жизни, и даже присвоение казенных денег. К тому же молодой и популярный генерал давал повод думать о том, что он когда-нибудь может возглавить Российский престол. Постоянно в столичных гостиницах перешептывались о том, что государь-император очень боится Скобелева и хочет от него избавиться. Хотя это гнусная клевета. Александр II с глубоким уважением относился к Михаилу Дмитриевичу и часто ругал его за излишнюю лихость и неосмотрительность.

В 1881 году 38-летний Скобелев был произведен в генералы от инфантерии и награжден орденом Святого Георгия II степени. Но враги и завистники не могли смириться с его славой. Они жестоко расправились с родителями Михаила Дмитриевича. Вначале внезапно умер его отец при невыясненных обстоятельствах, а вскоре в Болгарии была убита мать. По странному стечению обстоятельств ее убийцей стал бывший ординарец Скобелева – Николай Узатис, который унес тайну этого убийства с собой в могилу.

Еще один смертный грех не могли простить Скобелеву – увлечение славянофильским движением. Выдающийся полководец был дружен с Иваном Сергеевичем Аксаковым – теоретиком этого движения. Вскоре у Михаила Дмитриевича появилось еще одно прозвище – Славянский Гарибальди.

После того как Александр II был убит, на трон взошел Александр III, который тоже был увлечен славянофильством. Во время одного из торжественных и многолюдных банкетов Скобелев выступил с речью, которая очень возмутила всех западников, преклоняющихся перед «прогрессивной Европой». После этого выступления появилось четверостишье: «И вот – один не раб из всех вверху стоящих, один наш Скобелев смел правду вслух сказать. О язвах, издавна жизнь русскую мертвящих! О том, где корень зла – и в чем лекарств искать».

Над Славянским Гарибальди сгущались тучи. Михаил Дмитриевич сам предвидел свою близкую смерть. В последние месяцы жизни он стал очень раздражительным. В его разговоре нередко слышались пессимистические нотки. Необычно часто Михаил Дмитриевич заводил разговоры о недолговечности жизни. И неожиданно для всех стал продавать ценные бумаги, золотые украшения и недвижимость. Тогда же им было составлено завещание, по которому родовое имение Спасское должно было перейти в распоряжение инвалидов войн. В это же время среди писем, что приходили прославленному генералу, все чаще и чаще стали попадаться анонимки с угрозами. Кто и почему их написал, неизвестно до сих пор. К несчастью, дома он тоже не находил поддержки. Его брак оказался на редкость несчастливым. Детей, о которых он так мечтал, у него не было. А девушка, которую он полюбил незадолго до смерти, не ответила ему взаимностью.

По окончании маневров 22 июня 1882 года Михаил Дмитриевич Скобелев выехал в Москву. О цели своей поездки он доложил начальнику штаба Духонину: «Собираюсь навестить могилы родителей и проверить ход строительства школы и больницы в своем имении». Разговор их закончился тревожно. «Все на свете – ложь! Даже слава…» – сказал Скобелев.

В последний день своей жизни Михаил Дмитриевич чувствовал себя очень одиноким. 24 июня он побывал в гостях у своего лучшего друга Аксакова, оставил у него целый ворох бумаг, сказав: «Последнее время я стал подозрительным». А уходя в 11 часов вечера, произнес с тоской: «Я всюду вижу грозу». Затем, остановившись в гостинице «Дюссо», написал приглашение на обед 26 июня В. И. Немировичу-Данченко.

В полдень 25 июня Михаил Дмитриевич находился в ресторане «Эрмитаж». Он одиноко сидел за столом в полной задумчивости, ни с кем не общался. К вечеру одиночество стало невыносимым. Поэтому Михаил Дмитриевич направился в Столешников переулок, где находилась ресторация «Англия». Он надеялся, что веселое застолье и хороший ужин в приятной компании развеселят его, отвлекут от мрачных мыслей. Пир был в самом разгаре, когда из соседнего кабинета вышел мужчина и предложил выпить бокал шампанского. Михаил Дмитриевич не отказался, потому что услышал, как из кабинета доносились здравицы в его честь. Хандра не проходила. Даже очарование известной всей Москве кокотки Ванды (настоящее имя Шарлотта Альтенроз) не смогло его развеселить. Эта женщина имела в своем распоряжении шикарный номер на нижнем этаже «Англии». Именно туда удалился Скобелев вечером. Через некоторое время из номера послышался страшный крик, а еще через несколько минут к дворнику прибежала испуганная и заплаканная Ванда. Она с трудом смогла выдавить из себя слова: «У меня в номере умер офицер». Дворник тотчас послал за полицией. Конечно же, известного всей России генерала сразу же опознали. Его тело было перевезено в гостиницу «Дюссо». Полиция опровергла версию об участии или соучастии Ванды в смерти Скобелева. Но за ней навсегда закрепилось прозвище Могила Скобелева.

Смерть Скобелева потрясла всю Москву. Даже Александр III направил его сестре Надежде Дмитриевне письмо со словами: «Страшно поражен и огорчен внезапной смертью вашего брата. Потеря для русской армии труднозаменимая и, конечно, всеми истинно военными сильно оплакиваемая. Грустно, очень грустно терять столь полезных и преданных своему делу деятелей».

Через некоторое время были оглашены результаты вскрытия тела Скобелева, которое производил прозектор Московского университета Нейдинг. Он констатировал смерть от паралича сердца и легких. В связи с этим Андрей Шолохов писал в своей статье: «Никогда раньше Скобелев не жаловался на сердце». Хотя его врач О. Ф. Гейфейдер во время туркестанского похода находил признаки сердечной недостаточности, отмечая в то же время совершенно необыкновенную выносливость и энергию генерала.

Причина смерти Скобелева так и осталась невыясненной. Позднее она обросла огромным количеством версий, легенд, домыслов и даже абсурдными идеями о самоубийстве.

Существуют две основные версии насильственной и ненасильственной смерти. Версий ненасильственной смерти ходило несколько, но наиболее правдоподобной из них являются две. Первая версия была официальная: смерть наступила от паралича легких и сердца. А вторая заключалась в том, что Скобелев скончался в результате кровотечения от разорвавшегося венозного расширения в паху, которым издавна страдал.

Версий о том, что Белый Генерал был убит, существовало множество. Три из них кажутся наиболее правдоподобными и наиболее известными. Первая версия свидетельствует о том, что Михаил Дмитриевич был убит из-за происков врагов России – немцев. Это предположение косвенно подтверждало то, что генерал умер в номере немки – Ванды. Многие представители официальных кругов не только поддерживали эту версию, но и считали ее единственно правильной. Князь Н. Мещерский в 1887 году писал Победоносцеву: «Со дня на день Германия могла наброситься на Францию, раздавить ее, но вдруг, благодаря смелому шагу Скобелева, сказалась впервые общность интересов Франции и России, неожиданно для всех и к ужасу для Бисмарка. Ни Россия, ни Франция не были уже изолированы, Скобелев пал жертвой своих убеждений, и русские люди в этом не сомневаются». По слухам, германским агентам удалось выкрасть план войны, который разработал Михаил Дмитриевич. Насколько это правда, в то время не знал никто. Немецкая пресса тогда ликовала: «Ну, и этот теперь нам не опасен – генерала Скобелева нет более в живых… что касается нас, немцев, то мы честно в этом сознаемся, мы довольны тем, что смерть похитила рьяного врага…»

По другой версии, Михаил Дмитриевич был отравлен бокалом шампанского, который ему прислали из соседнего номера от пирующей компании, где якобы выпивали за его здоровье. Говорили о том, что Александр III был уверен в желании Скобелева свергнуть династию Романовых и занять престол под именем Михаила III. Некий Ф. Бюбок, со слов председателя Первой Государственной Думы С. А. Муромцева, рассказывал, что будто бы в связи с антиправительственной деятельностью Скобелева над ним, под председательством великого князя Владимира Александровича, был учрежден особый тайный суд. Этот суд большинством голосов (33 из 40) приговорил Белого Генерала к смертной казни. Привести приговор в исполнение было поручено одному из полицейских чиновников. Убийца блестяще справился с поставленной задачей. За это он получил не только большое денежное вознаграждение, но и следующий чин. «Тайная дружина», осуществившая убийство Скобелева, совмещала в себе черты Третьего отделения, масонских лож и подпольных организаций. В ее состав входил не только великий князь, но и сам император. С этой «тайной дружиной» у М. Д. Скобелева сложились весьма натянутые отношения. В свое время он наотрез отказался вступать в их ряды, презрительно отзывался о членах организации.

Ж. Адам задал вопрос: «Какая держава имела интерес в исчезновении героя Плевны и Геок-Тепе?» – прозрачно намекая, что к смерти Скобелева имеет отношение всемирное масонство.

Было известно о связях Скобелева с масонами французской ложи «Великий Восток». Находясь в Париже, Белый Генерал подружился с Леоном Гамбеттой, премьер-министром Франции и одним из руководителей «Великого Востока». Вполне возможно, что масоны хотели убрать опального генерала. Скорее всего, именно масоны способствовали распространению разнообразных, порой противоречивых версий его гибели.

Смерть Скобелева потрясла не только Москву, без преувеличения можно сказать, что она изменила историю России на многие годы вперед. Если бы Михаил Дмитриевич остался жив, политическая ситуация в России была бы совсем другой. И можно было предположить, что страна развивалась бы более удачно, без революций 1905 и 1917 годов.

Прощаться со Скобелевым пришло пол-Москвы. Из отеля «Дюссо» гроб с телом Скобелева был перенесен в церковь Трех Святителей у Красных ворот. Панихида должна была состояться на следующий день, но люди шли прощаться с любимым генералом весь вечер и всю ночь. Церковь утопала в цветах, венках и траурных лентах. Двадцать верст от станции Раненбург до Спасского гроб несли на руках крестьяне. Впереди траурной процессии возвышался венок от академии Генерального штаба с надписью: «Герою Михаилу Дмитриевичу Скобелеву, полководцу, Суворову равному». Многие из простых людей даже после похорон продолжали верить, что Белый Генерал жив. Говорили, что его видели то в Болгарии, где он собирал войско в защиту братьев славян, то в Вятской губернии, то в Ужгороде.

Михаил Скобелев был настолько популярен в народе, что в память о нем выпускались лубочные картинки, посвященные его подвигам. Даже был изготовлен особый сорт водки «Горькая Скобелевская», хотя сам Михаил Дмитриевич при жизни слыл противником пьянства и строго наказывал за это своих солдат. Всенародная любовь к Михаилу Скобелеву отразилась в лихих казацких и задиристых солдатских песнях, которые сочинял сам народ, прославляя Белого Генерала и его военные подвиги: «А если бы ты родился снова, воин на белом коне, и взял под свои бы покровы победы в грядущей войне…»

В 1912 году на площади перед гостиницей «Дюссо» был открыт памятник М. Д. Скобелеву. А в 1918 году он был демонтирован в связи с постановлением Советского Правительства, согласно декрету «О снятии памятников царей и их слуг и выработке проектов памятников Российской социалистической революции».

В наше время воскрешаются из небытия имена многих выдающихся людей. Пора отдать дань памяти знаменитому русскому полководцу Михаилу Дмитриевичу Скобелеву. К 900-летию Рязани имение Скобелевых было восстановлено, а одну из площадей древнего города украсил бронзовый бюст Славянского Гарибальди.

 

ЗЛОЙ ГЕНИЙ РОМАНОВЫХ

Этого человека любила вся царская семья и ненавидело образованное общество России. Пожалуй, он оказался единственным, кто навлек на себя такую любовь и ненависть. Распутина называли слугой Антихриста. При его жизни и после смерти о нем распространялось множество слухов и сплетен. И до сих пор многие задают вопрос: кем же он все-таки был – святым или авантюристом?

Григорий Ефимович Распутин (настоящая фамилия – Новых) родился в крестьянской семье в селе Покровском Тобольской губернии. Как единственный помощник отца, он рано стал трудиться: пас скот, работал извозчиком, ловил рыбу, помогал убирать урожай. В Покровском школы не было, и Григорий вплоть до начала своего странничества был неграмотен. В общем, он ничем не выделялся среди других крестьян, разве только своей болезненностью, которая в крестьянских семьях понималась как ущербность и давала повод к насмешкам. В 19 лет он женился на крестьянке Прасковье Федоровне. У них родилось трое детей.

Но что-то подтолкнуло Распутина резко изменить образ жизни. Он начал часто и горячо молиться, бросил пить и курить. Начиная с середины 90-х годов XIX века Григорий странствовал по стране, зарабатывая себе на жизнь любой подвернувшейся работой. Он побывал в десятках монастырей, посетил православную обитель на священной греческой горе Афон, дважды дошел до Иерусалима. В скитаниях Распутин многое узнал, но грамоте почему-то так до конца и не выучился. Писал всегда с грубыми ошибками почти в каждом слове.

Не раз странник помогал больным, даже тем, кто считался неизлечимым. Однажды в уральском монастыре он исцелил «бесноватую» – женщину, страдавшую тяжелыми припадками.

В начале XX столетия Распутина уже почтительно именовали «старцем». Так называли его не за возраст, а за опыт и веру. В это время он и приехал в Петербург. К сибирскому «старцу» потянулись люди, не находившие полного утешения в государственной церкви. Они посещали Григория Ефимовича, слушали его рассказы, наставления. На посетителей особое впечатление производили глаза странника, как будто заглядывающие в самую душу собеседника.

Распутиным заинтересовался епископ Феофан. Его поразил особый религиозный экстаз, в который впадал иногда Григорий. Такое глубокое молитвенное настроение, говорил епископ, он встречал только в редких случаях среди наиболее выдающихся представителей русского монашества.

В 1908 году, благодаря епископу, Распутин встретился с самой императрицей Александрой Федоровной. Граф Владимир Коковцов так передал содержание этой беседы: «Распутин стал говорить, что ей и государю особенно трудно жить, потому что им нельзя никогда узнать правду, так как кругом них все больше льстецы да себялюбцы, которые не могут сказать, что нужно для того, чтобы народу было легче. Царю и ей нужно быть ближе к народу, чаще видеть его и больше верить ему, потому что он не обманет того, кого почитает почти равным самому Богу, и всегда скажет свою настоящую правду, не то что министры и чиновники, которым нет никакого дела до народных слез и до его нужды. Эти мысли глубоко запали в душу императрицы».

Постепенно Григория Распутина стали звать «другом» царской четы. Он лечил их детей, особенно больного гемофилией наследника Алексея. Держал «старец» себя с царем и царицей удивительно свободно и естественно. Называл их попросту «Мама» и «Папа», а они его – Григорий. «Он им рассказывал про Сибирь и нужды крестьян, о своих странствованиях, – писала фрейлина Анна Вырубова. – Когда после часовой беседы он уходил, он всегда оставлял их величества веселыми, с радостными упованиями и надеждой в душе».

Более десяти лет Григорий Распутин был для царской семьи одним из самых близких людей. Царь и царица верили ему, но вместе с тем неоднократно собирали информацию о сибирском страннике и особенно проверяли те сведения, которые довольно часто представляли им, чтобы оттолкнуть от Распутина.

Николай II порой советовался с Григорием о назначении тех или иных важных сановников. Но хотя мнение Распутина учитывалось, оно было далеко не всегда определяющим. Царь считался с ним, но принимал решения самостоятельно.

Многие видные чиновники, искавшие продвижения по службе, стремились теперь понравиться Распутину, заискивали перед ним. В квартиру сибирского мужика наряду с нищими просителями зачастили миллионеры, министры и аристократы.

Но если царь советовался с Распутиным о назначении чиновников, то к его политическим советам он прислушивался гораздо реже. Например, в 1915–1916 годах Государственная дума добивалась права назначать министров. Распутин уговаривал царя склониться перед требованием времени. Царь согласился, но так и не сделал этого.

Николай II не приветствовал частые появления «старца» во дворце. Тем более что вскоре в Петербурге стали ходить слухи о крайне непристойном поведении Распутина. Говорили, что, используя свое огромное влияние на императрицу, он брал взятки за продвижение людей по карьерной лестнице, хотя комиссии Временного правительства не удалось установить ни одного реального случая (но слухов об этом была масса), когда по запискам Распутина выполнялась просьба, идущая в нарушение закона. Следователь комиссии Временного правительства В. Руднев писал: «При осмотре бумаг министра внутренних дел Протопопова было найдено несколько типичных писем Распутина, всегда говоривших только о каких-либо интересах частных лиц, за которых Распутин хлопотал. Среди бумаг Протопопова, так же как и среди бумаг всех остальных высокопоставленных лиц, не было найдено ни одного документа, указывающего на влияние Распутина на внешнюю и внутреннюю политику».

Множество людей приходило к Распутину с просьбой помолиться за их дела, ему присылали телеграммы и письма. Но больше всего, конечно, ценился прямой контакт с ним. Непредвзятые источники свидетельствуют, что при личной встрече он очаровывал людей какой-то особой уверенностью, умением поставить себя, доброжелательностью и просто добротой.

Многие отмечают глубокую проницательность и интуицию Распутина. Он мог метко охарактеризовать человека сразу после знакомства. Тонкое психологическое чутье на людей поражало в нем многих. Особые психологические способности Распутина лежали и в основе умения излечивать болезни. Документально известен целый ряд случаев, подтверждающих его значительный дар целителя. Эти случаи подтверждаются и материалами комиссии Временного правительства. Умение врачевать Распутин проявлял в своей жизни много раз. Руднев установил несомненный факт излечения припадков «пляски святого Витта» у сына секретаря Распутина, Арона Симановича, причем все явления болезни исчезли навсегда после двух сеансов. «Старец» несомненно обладал каким-то гипнотическим даром, умел внушать то, что хотел, и особенно успешно занимался исцелением женщин и детей, которые, как известно, легче поддаются постороннему влиянию. Как уже упоминалось, с наибольшей силой он проявил свой дар в лечении наследника престола, страдавшего гемофилией, завоевав тем самым доверие и глубокое признание императрицы.

Кроме молитвенной помощи и исцеления, люди шли к Распутину и с чисто материальными просьбами, ходатайствами, жалобами на обиды и притеснения.

Комиссия Временного правительства, допросившая сотни лиц, посещавших Распутина, установила, что он нередко получал деньги от просителей за удовлетворение их ходатайств. Как правило, это были лица состоятельные, просившие Григория передать на Высочайшее имя их просьбу или ходатайствовать в том или ином министерстве. Деньги давали добровольно, но он их на себя не тратил, а раздавал тем же просителям, только победнее. Квартира Распутина в Петрограде, где он проводил больше всего времени, по рассказам очевидцев, была переполнена всевозможной беднотой и разными просителями, которые, веря слухам, что он имеет громадное влияние на царя, приходили к нему со своими нуждами. Действительно, двери его квартиры были открыты для любой публики. Распутин редко кому отказывал в просьбе помочь, если видел, что человек действительно в нужде.

Но наряду с такого рода характеристикой деятельности «божьего человека» Григория Распутина, существовала и другая, совершенно противоположная. Через некоторое время после его приезда в Петербург в светском обществе стали распространяться слухи о разгульном поведении «старца» и «пророка», его общении с разным сбродом, безобразных кутежах (за что и прозвали Григория Распутиным). Поговаривали даже о слишком близких отношениях его с императрицей, что сильно подрывало авторитет царя. Но еще больше общество возмущало влияние, которое этот сибирский мужик оказывал на Николая II при решении государственных вопросов.

Враждебность к Григорию Распутину испытывали все образованные слои населения. Монархисты-дворяне и интеллигенция, как революционная, так и либеральная, сходились во мнении о его негативной роли при царском дворе, называя его злым гением Романовых. 19 сентября 1916 года депутат-черносотенец Владимир Пуришкевич произнес в Государственной думе страстную речь против Распутина. Он горячо воскликнул: «Не должен темный мужик дольше править Россией!»

В тот же день и родился замысел убить Распутина. Выслушав обличительную речь Пуришкевича, с этим предложением к нему подошел князь Феликс Юсупов. Потом к заговору присоединилось еще несколько человек, в том числе великий князь Дмитрий Павлович.

Исполнение задуманного назначили на 16 декабря 1916 года. Ф. Юсупов пригласил Распутина в свой особняк. При встрече они по русскому обычаю расцеловались. Распутин неожиданно насмешливо воскликнул: «Надеюсь, это не иудино лобзанье!»

Его собирались отравить цианистым калием. Он съел несколько пирожных с ядом – и никаких последствий. Посоветовавшись, заговорщики решили застрелить Распутина. Сначала стрелял Юсупов. Но Распутин был лишь ранен. Он бросился бежать, и тогда в него несколько раз выстрелил Пуришкевич. Григорий упал только после четвертого выстрела.

Убийцы опустили связанное тело Распутина в прорубь на льду Малой Невки у Крестовского острова. Как выяснилось позже, под лед его бросили еще живым. Когда тело нашли, обнаружили, что легкие были полны воды: Распутин пытался дышать и захлебнулся. Правую руку он высвободил из веревок, пальцы на ней были сложены для крестного знамения.

Имена убийц немедленно стали известны полиции. Но отделались они очень легко – Юсупова отправили в собственное имение, великого князя – на фронт, а Пуришкевича вообще не тронули.

Григория Распутина скромно похоронили в Царском селе. Однако покоился он там недолго. После Февральской революции его тело выкопали и сожгли на костре.

По словам Павла Милюкова, крестьяне говорили так: «Вот, в кои-то веки добрался мужик до царских хором – говорить царям правду, и дворяне его убили».

При жизни и после смерти Распутина много раз предпринимались попытки провести расследование его деятельности. Но, освещая проблему с точки зрения каких-либо политических сил, практически все они были тенденциозны. Как писал историк О. Платонов в своем исследовании: «Нет ни одной статьи, я уже не говорю о книге, где бы жизнь Распутина рассматривалась последовательно, исторически, опираясь на критический анализ источников. Все существующие ныне сочинения и статьи о Распутине являются пересказом – только что в разных комбинациях – одних и тех же исторических легенд и анекдотов, большая часть которых является откровенным вымыслом и фальсификацией». К сожалению, несмотря на тщательность и подробность исследований, книга Платонова также не свободна от тенденциозности. По-видимому, уже практически невозможно, за отсутствием непротиворечивых и заслуживающих доверия свидетельств, объективно охарактеризовать Григория Распутина. Несомненным останется лишь тот след, который он оставил в истории России.

 

ГОРЬКИЙ КОНЕЦ САВВЫ МОРОЗОВА

История русского большевизма таит в себе немало загадок. Одна из них связана с именем знаменитого русского предпринимателя и мецената Саввы Тимофеевича Морозова. Причины его ранней и трагической смерти до сих пор остаются невыясненными. А ряд обстоятельств заставляет историков строить предположения относительно причастности к ней большевиков.

13 мая 1905 года в номере каннского «Ройаль-отеля» с пулей в груди был найден один из крупнейших русских предпринимателей и общественных деятелей меценат Савва Тимофеевич Морозов. Официальной версией следствия стало самоубийство. Однако сразу же поползли слухи о возможном убийстве Морозова, известного своими связями с большевиками. Слухи, однако, не подтвердились. Впрочем, их особенно и не проверяли. Ни французская, ни русская полиция не были заинтересованы вести затяжное следствие. Так гибель Саввы Морозова стала одной из исторических загадок, которую связывали с именами Максима Горького, актрисы Художественного театра красавицы Марии Федоровны Андреевой и известного большевика Л. Б. Красина.

Сведения об обстоятельствах смерти Саввы Тимофеевича очень противоречивы. В документах каннской мэрии сохранилось заключение о смерти, в котором зафиксировано следующее: «…Нижеподписавшиеся констатируют: господин Савва Тимофеевич Морозов в возрасте 44 лет скончался вследствие ранения, проникшего глубоко в сердце и левое легкое». Но вывод о самоубийстве в этом документе отсутствует.

Внук покойного Морозова в своей документальной повести «Дед умер молодым», пишет, что Савва Тимофеевич покончил с собой, когда его жена, Зинаида Григорьевна, уехала за деньгами в Ниццу. Вернувшись, она якобы «застала мужа лежащим на кровати поверх одеяла бездыханным, уже начинавшим холодеть. Ни доктор Селивановский, ни кто-то другой в гостинице не слышал звука выстрела из-за плотно притворенных дверей. Но выстрел оказался точен – пуля вошла в самое сердце. Пальцы левой руки опалены. Разжатая правая рука лежала рядом с выпавшим никелированным браунингом». Убеждая читателей в достоверности рассказанного, автор ссылается на слова бабушки.

Однако есть и другие свидетельства. Близким друзьям Зинаиды Григорьевны, Фиргангам, были известны совсем иные подробности обстоятельств гибели фабриканта. Марианна Леонидовна Фирганг рассказывала: «Я хорошо помню Зинаиду Григорьевну. Это была красивая, умная и представительная женщина. Не раз присутствовала при ее разговорах с матерью. Однажды она рассказала о трагических событиях, которые произошли в Каннах в мае 1905 года. Она была единственным свидетелем гибели своего мужа. Зинаида Григорьевна утверждала, что Савву Тимофеевича застрелили. Будучи рядом с комнатой, где находился Савва Тимофеевич, услышала выстрел. От испуга на какое-то мгновение остолбенела, затем, придя в себя, вбежала к нему. Через распахнутое окно она увидела убегающего мужчину…»

Врач Морозова, Николай Николаевич Селивановский, обратил внимание на то, что его пациент лежал в обычной для него позе на кровати с закрытыми глазами. Это удивило его. После расспросов близких и служащих гостиницы было установлено, что никто глаза покойному не закрывал. Врач был убежден, что Морозова убили спящим. Его мнение подтверждают криминалисты, в том числе из Венгрии и Югославии, а также врачи судебно-медицинской экспертизы и специалисты по баллистике. Они склонны считать, что при таком положении тела, расположении правой руки и пистолета нельзя исключать версию убийства с инсценировкой самоубийства.

Чтобы пролить свет на некоторые обстоятельства этого дела, следует вернуться на несколько лет назад и познакомиться с деятельностью Саввы Морозова. Он принадлежал к пятому поколению известной еще с конца XVIII века выдающейся московской купеческой фамилии. В отличие от отца и деда, этот фабрикант имел образование европейского уровня – окончил Московский университет и Кембридж. С 1887 года в связи с болезнью отца, вызванной знаменитой «Морозовской стачкой» – первой в российской истории забастовкой рабочих на принадлежавших Морозовым предприятиях, Савва в двадцатипятилетнем возрасте принял управление фамильными предприятиями. В короткий срок, благодаря целому ряду нововведений, молодому фабриканту удалось вывести разваливавшуюся Никольскую мануфактуру на третье место в России по рентабельности и вытеснить английские ткани даже из Персии и Китая. В числе нововведений были отмена штрафов, прогрессивные изменения расценок оплаты труда, строительство новых бараков для рабочих.

Вскоре Морозов стал известен и как один из крупнейших меценатов России. Особое место в его благотворительной деятельности занимал Московский Художественный театр, ныне МХАТ. Здесь он и познакомился с самой красивой актрисой тогдашней русской сцены – Марией Федоровной Андреевой, по-видимому, сыгравшей роковую роль в жизни фабриканта. Давно охладевший к жене, Морозов страстно влюбился. Он преклонялся перед талантом и красотой возлюбленной и ни в чем ей не отказывал.

Андреева была тесно связана с большевиками. Известно, что на нужды большевистской партии, в которой ее знали под именем «Товарищ феномен», она умудрилась собрать миллионы рублей. Крупных пожертвований добилась она и от Морозова. Савва Тимофеевич поддерживал издание большевистских газет «Искра», «Новая жизнь» и «Борьба». Он сам не один раз провозил через границу типографские шрифты, прятал у себя подпольщиков и даже доставлял прокламации на собственные предприятия.

Однако после событий, связанных с Кровавым воскресеньем, фабрикант стал трезвее смотреть на деятельность большевиков, убедившись в том, что они подстрекают народ к кровавому бунту. Ведь расстрел демонстрации 9 января был спровоцирован разгромом оружейной фабрики Шаффа, нападениями на полицейские участки и магазины.

Сильно потрясла Морозова и измена Андреевой. Экзальтированная актриса, недовольная тем, что в театре ее затмевала О. Л. Книппер-Чехова, ушла со сцены. Перестал участвовать в делах театра и Савва Тимофеевич. В это же время он узнал о том, что Андреева сблизилась с Максимом Горьким и вскоре стала жить с ним в гражданском браке. Это, тем не менее, не заставило Морозова отвернуться от бывшей возлюбленной. Он преданно ухаживал за ней в больнице, ради нее вытаскивал из тюрьмы Горького, а позже сделал шаг, возможно, ставший роковым. Боясь, что когда-нибудь Андреева, по ее собственным словам, «умрет под забором нищей», он застраховал свою жизнь на сто тысяч рублей на предъявителя и отдал страховой полис актрисе. Та же после его смерти, расплатившись с долгами, 60 тысяч из денег, полученных по страховке, передала большевикам.

Вряд ли Марию Федоровну можно обвинить в организации убийства. Этим, видимо, занимались другие люди. За деньгами в Канны к Морозову, как свидетельствует донесение в Департамент полиции градоначальника Москвы графа П. А. Шувалова, приезжали «один из московских революционеров, а также революционеры из Женевы, шантажировавшие покойного…» Тем не менее, полиции так и не удалось установить, кто именно прибыл в Канны. Однако, по свидетельству близкой приятельницы Зинаиды Григорьевны М. Л. Кавериной, вдова рассказала ей о приезде Красина, который до этого часто бывал у Морозова, но в этот раз принят не был. А в отдельных публикациях утверждают, что убегавший через окно из комнаты Морозова мужчина, которого видела Зинаида Григорьевна в трагический день 13 мая, напомнил ей именно Красина. В связи с этим обращает на себя внимание и то, что в письме к сестре Е. Ф. Крит от 6 сентября 1906 года Андреева пишет о необходимости передать из страховки, полученной после смерти Морозова, шестьдесят тысяч рублей Л. Б., то есть Красину. Это говорит о том, что он, несомненно, знал о существовании полиса и вполне мог организовать убийство, после того как не получил денег от самого Морозова.

Красин, известный под кличкой «Никитич», по заданию Ленина широко занимался криминальной деятельностью. Он пытался наладить в Берлине печатание фальшивых ассигнаций, был главным организатором неудавшегося ограбления и убийства берлинского банкира Мендельсона. Он же изобрел новый способ изготовления бомб для террористических актов.

Не гнушался Леонид Борисович и аферами, подыскивая богатых невест для революционеров с целью завладеть их состоянием. К сожалению, его жертвой уже после смерти Саввы Тимофеевича, стала близкая родственница Морозова, Елизавета Павловна Шмит. С планом выдать ее замуж Красин познакомил Горького и Андрееву. В письме к ним он подчеркнул: «Было бы прямым преступлением потерять для партии такое исключительное по своим размерам состояние…» Бракосочетание Елизаветы с большевиком Игнатьевым состоялось в мае 1908 года. А уже в феврале 1909 года на его имя был переведен завещанный ею капитал в 247 240 рублей.

После Октябрьского переворота очень популярной была версия о том, что с Морозовым расправилась царская охранка. Но она не выдерживает критики. Савва Тимофеевич не был опасен для существующего режима. После событий 9 января 1905 года он написал для Кабинета Министров докладную записку «О причинах забастовки», в которой не просто подверг критике законодательство и администрацию, но и предложил пути для законодательного урегулирования целого ряда проблем, связанных с рабочим движением. А в уже известном читателю секретном донесении графа Шувалова высказывается мнение о самоубийстве фабриканта, спровоцированном шантажом и психической неуравновешенностью. Вряд ли граф стремился фальсифицировать документ, не предназначенный для широкой публики.

В Канны Морозов действительно прибыл в состоянии глубокой депрессии, вызванной целым рядом причин. Однако вскоре состояние его значительно улучшилось. Отступила бессонница. Он был спокоен и весел. Известно, что за несколько часов до смерти Савва Тимофеевич пребывал в прекрасном настроении, гулял с женой в парке, строил планы на будущее, а после отправился к себе в комнату отдохнуть до обеда. Больше живым его не видели.

Тайну последних мгновений одного из столпов экономики России и крупнейших меценатов XX столетия унес с собой бегущий человек, которого видела в окно Зинаида Григорьевна, еще не осознавшая обрушившейся на нее трагедии. А причины гибели Саввы Тимофеевича можно назвать типичными: женщина, деньги и политика!