— Позвольте вам представиться: я государственный палач. Каждая профессия нужна, подумал я. Однако… Какое счастье, что моя профессия так меня закалила, что я готов был к любым неожиданностям и привык сохранять хладнокровие в любых ситуациях.

— Интересная профессия. Я думаю, что мы проведем с вами приятный вечер. Я очень рад, господин…

Господин Филипп не отвечал. Позже он мне признался, что просто потерял дар речи. Рассказывать начал я… правда, сейчас я уже не помню о чем, а в голове у меня была только одна мысль — передо мной палач. Тысяча вопросов вертелось у меня на языке: сколько у вас, господин, на счету мертвых? Как вы себя чувствуете в ту, последнюю, секунду между жизнью и смертью? Как реагирует на это ваш пищеварительный тракт? Нуждаетесь ли вы перед казнью в допинге? Испытываете ли чувство удовлетворения от хорошо выполненной работы? Приходят ли к вам во сне ваши мертвые? Ставите ли свечку в день памяти усопших? Реагируете ли на последние слова казненных?

Но я не сказал ни слова. Не знаю, почему… ведь меня считают очень любознательным человеком — собственно, я тоже себя таким считаю. Но сейчас что-то заставило меня не затрагивать этой темы, а вести разговор с Филиппом, например, о погоде.

Мы собрались в мужской компании у начальника заповедника. Вечер был очень приятный, а украшением его был господин Филипп. Вокруг него было постоянное оживление, а сам он блистал остроумием и находчивостью. Но все это было до тех пор, пока между нами не произошел этот короткий диалог. С этой минуты господин Филипп не отходил от меня ни на шаг и не спускал с меня глаз. Он следил за мной своими быстрыми и колючими глазами. Гости были разочарованы, потеряв такого великолепного собеседника и не могли понять, что с ним произошло. А больше всех не мог понять я. В центре внимания теперь оказался я, по-видимому, потому, что был новым человеком, — а новое всегда бывает интересным. Гости меня окружили, я должен был отвечать на множество вопросов, но меня интересовал только господин Филипп. Он сидел в углу комнаты, откуда ему хорошо было меня видно, задумчиво подперев голову руками и… молчал.

Примерно через час, а может быть, через два — он встал и направился прямо ко мне. Я чувствовал, что он хочет мне что-то сказать и с интересом ждал.

— Вы были правы, господин, — сказал он. — Мы провели вместе очень интересный вечер.

Но, кроме тех двух фраз во время нашего знакомства, мы не сказали друг другу ни слова. Что он имеет в виду?

— Вы интересный человек, — сказал государственный палач.

Я ничего не понимал и чувствовал себя очень неловко.

— Благодарю вас, — ответил я неуверенно. — Не сомневаюсь в искренности ваших слов. Но боюсь, что моя персона не заслужила такой похвалы.

— Ваша персона отравила мне радость, — сказал государственный палач и нервно ослабил узел своего модного галстука. Кто бы на моем месте не был удивлен? Изумленно смотрел я на палача и, заикаясь, спросил:

— Я вам отравил радость… Я?..

— Вы, господин!

— Вы меня, пожалуйста, извините, но я не понимаю…

— Я не удивляюсь, — махнул рукой палач. — Пошли выпьем.

Я с благодарностью принял его приглашение. Слуга не успевал наливать этому господину, а он все оставался трезвым, как-будто вместо крепкого виски вливал в себя воду. Истинный палач… У палача не может закружиться голова.

— Я знаю, о чем вы думаете, — сказал он, утолив свою жажду. — Чтобы я, наконец, развязал язык. Правда?

— Я сгораю от любопытства, господин.

— Ах, ничего особенного нет. Всего лишь невинная шутка, которую я себе позволил, чтобы скрасить свою однообразную жизнь.

Палач выпил еще один бокал — слуга стоял за его спиной, готовый в любой момент налить еще.

— Ну, я не сказал бы, чтобы ваша жизнь была однообразной, — отметил я. — Совсем наоборот. У вас, наверное, много интересных впечатлений.

— Вот это да! — воскликнул государственный палач и громко рассмеялся. Однако, что может быть смешного в казни — этого я не могу понять.

— Знаете, я многие годы развлекаюсь тем, что смотрю на реакцию людей с самых различных континентов на мои слова, когда я говорю, что я палач. Я им представляюсь, подаю руку… мысленно воображаю, как эта особа спешит тут же в туалет, чтобы вымыть руки или даже по более неотложным делам. Ну, а когда они приходят в себя, начинают на меня смотреть, как на экзотическое существо. Забавно, правда?

— Да. Очень.

— Я вспоминаю, как представился одной красивой актрисе, нежной блондинке — она душераздирающе закричала и без памяти рухнула на землю. Пока ей оказывали первую помощь, у нее украли драгоценное ожерелье. История была неприятной еще и потому, что все это происходило на вечере у полицейского префекта… Богатый плантатор выпросил у меня как-то необычный сувенир — кальсоны… Другой миллионер предлагал мне фантастические деньги за одежду казненного. Да, все это было очень забавно — до появления того американского журналиста…

Палач замолчал, нахмурился… Казалось, он вспоминает о чем-то очень неприятном. Потом взглядом, оценивающим соперника, он посмотрел на меня.

— Вы мне отравили радость, — сказал он недовольно.

— Вы мне уже говорили об этом. Но почему?

— Когда я вам представился, вы сделали вид, будто имеете честь познакомиться с торговцем зубными щетками. Одним словом, на вас это не произвело никакого впечатления.

Должен ли я был признаться, что он ошибается? Это отравило бы ему радость еще раз. Поэтому я с веселым выражением лица дружески похлопал его по спине и ответил:

— А мне как раз очень понравилось. Я люблю все необычное. Я думаю, нам вместе будет очень интересно.

Палач задумался, потом посмотрел на меня своими быстрыми, колючими глазами и значительно спросил меня:

— А как вы относитесь к смертному приговору?

— Меня, господин, интересует жизнь. Творить жизнь ради жизни — это моя профессия.

Палач улыбался.

Между нами было что-то недосказанное. Чтобы прервать неловкое молчание, я спросил:

— А что было с этим американским журналистом. Мне показалось, что у вас с ним связаны не наилучшие воспоминания. Может быть, вы расскажете мне о нем?

— Вы правы. Это была очень неприятная история. Он хотел взять у меня интервью, написать серию репортажей, книгу… Предлагал фантастический гонорар, правда, я от всего отказался. Я не мог от него отвязаться, он следил за моим домом днем и ночью, он посадил мне на хвост частного детектива, а когда все рухнуло — он рассчитался со мной довольно вульгарным и примитивным способом.

Господин Филипп осторожно сел.

— Вы сказали… когда все рухнуло. Что вы имели в виду?

— Знаете, а я вовсе и не палач.

Он был начальником тюрьмы. Впоследствии мы с ним стали большими друзьями. Я не мог себе представить этого веселого, добродушного, остроумного и сердечного человека в роли начальника огромной тюрьмы.

Uganda Prison Farm, государственная тюрьма, находилась вблизи нашего лагеря. На обширных ее плантациях работали заключенные, а господин Филипп был постоянным поставщиком овощей для нас и зеленых кормов для наших антилоп и страусов. Он был частым гостем у нас в лагере. Но всякий раз, когда его машина появлялась на дороге, африканцы просто впадали в панику.

— Бвана, он едет…

Слово «он» произносилось с почтением и страхом, но охотнее всего африканцы от него прятались.

В тот день, о котором я собираюсь вам рассказать, мой слуга с волнением сообщил, что ко мне едет господин Филипп и тут же бросился бежать. Выхожу на дорогу — кругом пусто, но если африканцы сказали, что он едет, значит, обязательно приедет. Слухи до них доходили намного быстрее, чем до нас, а мне так и не удалось выяснить, как они это делают. Я ждал его на «главной дороге». Кстати, строительство такой дороги очень простое дело. Сначала бульдозер прокладывает борозду и выкорчевывает кустарник; из глины делается довольно высокая насыпь, а ее поверхность скрепляется так называемым муррамом. Тяжелая железистая глина плотно склеивается с основой — насыпью и до тех пор, пока не наступит сезон дождей, она совсем неплохо заменяет «асфальт». Такую же дорогу мы построили себе в лагерь, правда, без бульдозера. Вскоре послышался шум мотора, и появился вездеход Филиппа.

— Джо, — торжественно произнес начальник тюрьмы. — Наконец, я могу выполнить свое обещание. Этот буйвол находится здесь.

И посмотрел на охранника заповедника Батармая.

Я не понял, почему он вдруг назвал Батармая буйволом. До сих пор они ладили между собой, а теперь… да, действительно, человеческие чувства непостоянны.

— Этот буйвол здесь, — сказал Филипп снова. — Я тебе докажу это!

— Бвана, бвана, мбого думе мкубва, харака, харака, — взволнованно воскликнул Батармай. — Господин, буйвол-самец, скорей, скорей!

Наконец, до меня дошло, в чем дело.

На берегу реки Грик, где расположился наш лагерь, на большой акации была прикреплена табличка: «Debasien Animal Sanctuary — Game Reserve No Shooting», — а над ней — два огромных черепа кафрских буйволов. Один из них был уже почти истлевший, а другой совсем свежий. Откуда здесь взялись кафрские буйволы? Во всем районе нашей охоты во время отлова зебр, антилоп и жирафов нам никогда не попадался даже и след. Когда-то кафрские буйволы жили большими стадами на всей территории от Судана до Кейптауна. Сегодня в Юго-Западной Африке они практически истреблены. В Восточной Африке они живут свободно, в основном, на севере. От охранника заповедника Батармая я узнал, что время от времени с другой стороны реки, из Кении, сюда забредает буйвол-одиночка.

— Но мы его тут же убиваем, — заверил меня Батармай.

— Почему? — спросил я с огорчением.

— Потому что буйволы наносят ущерб плантациям посла Муганги и государственной тюрьмы.

Потом он мне еще объяснил, что в Уганде на государственных фермах и в окрестностях железной дороги буйволы законом не охраняются и их можно убивать.

— Когда пойдете охотиться на буйвола, — попросил я тогда Батармая, — возьмите меня с собой. Я вам дам наш охотничий джип.

Буйволы меня очень интересовали. Но за все долгое время нашей охоты в этой области ничего не произошло и я об этом разговоре давно уже забыл. Вот почему я был так удивлен.

— Мне сказали, что кажется их там два. Не один, а два, Джо! — гордо воскликнул мой друг Филипп, готовый ради меня даже забыть о том, что буйволы уничтожают его плантации.

— Мы не стреляли… ждем тебя. Давай, Джо, быстрей!

— Но… пока мы приедем…

— Не бойся, Джо, они никуда не денутся, — заверил меня Филипп. — Я приставил к ним вооруженную тюремную охрану. Я все предусмотрел, Джо!

Я представил себе эту картину — вместо заключенных охранники стерегут буйволов и мысленно рассмеялся. Я предвкушал необычную охоту.

Во время работы и исследований в Восточной Африке мне повезло — я смог обстоятельно изучить кафрских буйволов. Но особенно мне памятна моя первая встреча с буйволами. Это было на плоскогорье Серенгети… Входные ворота в национальный парк напоминали пограничную заставу. Два сторожевых домика, шлагбаум…

— Я считаю своим долгом предупредить вас, что дороги в парке непроезжие и что в том направлении уже давно никто не ездил, — сказал нам серьезно охранник, но мы не обратили внимания на его слова. Мы заплатили за въезд на территорию парка и попали в таинственное царство диких зверей.

Дорога действительно была непроезжей. Мы предпочли с нее съехать на обочину и дальше наш путь пролегал через необъятную саванну. Трудно описать эту картину — всюду вокруг нас было множество различных зверей и птиц. Наконец, перед нами на горизонте появилось стадо буйволов. Мы должны их увидеть, мы должны их сфотографировать!.. Повсюду предостерегающие таблицы: «Выход из автомашин после 16.00, в связи с опасностью, строго запрещается!».

Перед нами препятствие — полоса мягкого грунта шириной, примерно, в тридцать метров. Однако, его поверхность покрыта строго травой… может быть удастся проскочить… Перед собой мы видим только прекрасное стадо. В половине пути мы безнадежно застряли.

Раскачиваем машину, толкаем, подкладываем ветки, но все напрасно.

— Нужно проложить дорогу.

— Но как?

— Руками.

Руками разгребаем грязь, колпаками, снятыми с колёс, носим песок, ножом режем траву, которую подстилаем под машину, руками и ногами все это утрамбовываем. Так мы строили дорогу.

А тем временем стадо буйволов приближалось и начало окружать нас со всех сторон.

Термометр в машине показывает 65 градусов жары, тело покрывается волдырями, дыхание перехватывает, словно легким не хватает воздуха. Нечеловечески тяжелый труд и страх — хотя вслух никто не признается. И все же мы фотографируем… Поочередно сменяем друг друга за рулем, стараясь всеми возможными средствами вырваться из «грязевого» плена, сантиметр за сантиметром. Наконец!.. Машина вырвалась, перешла на твердый настил, и совсем рядом мы пронеслись мимо грозного стада кафрских буйволов. Вечером мы «обмыли» эту первую встречу теплым пепси-кола с банановым самогоном — вараги.

Интересный случай произошел со мной в саванне между Хобе и Пара. Я хотел выяснить, какие инстинкты наиболее развиты у буйволов, какие существуют законы в стаде, как заботятся самки о своем потомстве и тому подобное.

Мы гнались за стадом буйволов на полной скорости. Рядом с самкой бежал детеныш, очень неуклюжий. Он путался у нее под ногами, а потом и совсем отстал. Стадо неслось дальше, а одинокий детеныш лег в высокую траву. Мы вышли из машины и с интересом наблюдали, что он будет делать дальше. Бросится бежать от нас? Ничего подобного. Детеныш выскочил из травы, стал путаться под ногами у нас — в эту минуту его стадом были мы. Он даже продолжал идти за нашей медленно удаляющейся машиной. Этот эксперимент мы повторили несколько раз. И каждый раз детеныш бросался к нам, как к своей матери. Когда мы отъезжали подальше, он растерянно оставался стоять, а потом ложился снова в траву.

Стадо находилось от нас на расстоянии, примерно, полукилометра, и нам было страшно за детеныша. Мы запомнили место, где он лежал, и отправились за стадом. Некоторое время мы наблюдали за самкой, которая была недалеко от нас: она оглядывалась, принюхивалась, искала своего детеныша, но все напрасно…

Начинало смеркаться, и больше мы ждать не могли. Тогда мы начали гнать джипами стадо в ту сторону, где лежал малыш. Как только к нему приблизились первые буйволы, он вскочил, смешался со стадом, где его уже легко отыскала мать.

Много у меня было встреч с кафрскими буйволами…

Но сейчас вернемся к нашей необычной охоте.

— Что скажешь, Джо? — спросил меня с восторгом Филипп, ожидая моей похвалы.

— Великолепно! — Филипп превратил эту охоту в прекрасный парад в мою честь. Только духового оркестра недоставало. Интересное зрелище, мы, наверное, собой представляли!..

Вооруженные до зубов тюремные охранники торжественно маршировали в буше. Зрелище было очень яркое — форма тюремных охранников состояла из рубашек цвета хаки, шортов, модных черных ботинок на шнурках, эффектных гольфов и огненно-красных касок.

Шествие заключали мы — Филипп на своем вездеходе и я на «Виллисе». Если на пути встречалось какое-нибудь препятствие, то мы останавливались и ждали, пока «полк» его не преодолеет — перепрыгнет или обойдет. Для Филиппа это было поводом высунуться в очередной раз из своей машины и прокричать мне:

— Ну, что скажешь, Джо?

— Великолепно.

В нашем эскорте я заметил пятерых мужчин, форма которых отличалась от остальных. Они выглядели не так элегантно, хотя белая полотняная ткань была чистой и выглаженной.

— Кто это? — спросил я Филиппа, чтобы скоротать время, так как мы беспрерывно останавливались.

— Убийцы, — ответил Филипп.

— Кто?

— Убийцы, — повторил начальник тюрьмы. — Обрати внимание, Джо, у них на рукаве зеленая полоска.

Затем Филипп мне объяснил, что цвет полоски зависит от состава преступления. Желтая — это воровство, синяя — хулиганство, зеленая — убийство.

Я понял, что Филипп берет с собой заключенных для тяжелых подсобных работ, а также на случай большой опасности. Да, Филипп действительно все предусмотрел.

Охота на буйволов в Африке считается одной из самых тяжелых и опасных. Пули буйвола не берут, а если они его ранят, он начинает бешено атаковать; многие охотники погибли именно в такой момент. Однажды, на знаменитого путешественника, охотника и ученого Селоуса, который имел на своем счету несколько сот убитых буйволов, напал раненый буйвол. Селоус сидел верхом на лошади. Буйвол поднял лошадь на рога и подбросил ее вверх, словно перышко. Опытный охотник с трудом спас свою жизнь. Буйвол может нанести тяжелые раны, которые, как это ни странно, заживают быстро и легко. Намного быстрее, чем раны, нанесенные хищниками, которые вызывают заражение крови.

Примерно через час мы были на том месте, где должны были быть буйволы, которые напали на тюремные плантации. Не верилось мне, что они все еще там. Эскорт остановился, и я посмотрел в указанном мне направлении. На бугорке стоял вооруженный пост и охранял буйволов…

— Мы останемся в машине, — отважно сказал Филипп. — Знаешь, Джо, я должен гарантировать твою безопасность.

Четыре лучших стрелка с винтовками осторожно приближались к буйволам. Когда они были уже на половине пути, животные их увидели. Они повернулись к врагам своими лбами и двинулись навстречу.

Стрелки остановились. Они залегли в траву, а Филипп со своего места в автомашине скомандовал:

— Огонь!

Раненый буйвол вскинулся, повернулся и ринулся в буш.

— Огонь!

Раздался второй залп. Буйвол сделал еще несколько резких прыжков и рухнул на землю.

Мы с Филиппом приблизились к нему метров на тридцать, конечно, на машинах. Животное лежало на боку и тяжело дышало. Спустя несколько минут, буйвол вытянул голову вперед, изогнул шею, и на весь буш раздался его страшный рев. У меня была еще одна возможность видеть в непосредственной близости агонию огромного буйвола. Охотился на него один мексиканский фермер. Перед смертью также раздался этот поразительный, ужасающий хрипящий звук.

Охотники утверждают, что спустя несколько минут после этого смертельного хрипа можно уже без риска приблизиться к подстреленному буйволу.

— Ну, что скажешь, Джо? — спросил меня Филипп.

Я не сказал ничего.

Начальник тюрьмы отдал приказ выровнять ряды, и эскорт двинулся в обратный путь. И снова это триумфальное шествие замыкали на своих машинах мы с Филиппом.

Огненно-красные каски двигались по бушу и были похожи на ядовитые мухоморы. Следует отдать должное, зрелище было очень красочным. Если бы я мог предположить, что Филипп устроит мне такой парад, я бы взял цветную кинопленку.

Посмотрев на эскорт тюремных охранников, я спросил:

— Между прочим, Филипп, а кто охраняет сейчас твоих заключенных?..

По выражению его лица было видно, что он чуть было не сказал, «Черт возьми, я совсем забыл об этом».

Филипп приказал охранникам пошевеливаться, а на его добродушном лице выступили багровые пятна. Я бы не удивился, если бы он нашел свою тюрьму пустой…