С рассветом Кейн въехал в город мертвых. Ни один штурм, ни одна эпидемия, никакое стихийное бедствие не смогли бы так тщательно очистить Сандотнери от человеческой жизни. Кейну пришло на ум сравнение с отравляющим газом, но он слишком хорошо знал, что не только человек, а еще и сверхъестественные силы поработали здесь.

Мертвые были повсюду. Искаженные страхом лица, вылезшие из орбит глаза, серые губы, вывалившиеся распухшие языки… Солдаты на стенах бастионов, ополченцы в резервных колоннах, женщины, старики, дети — прямо на улицах и во дворах.

На какой-то миг ворота неземной темноты, оскалившись, распахнулись и выпустили в город нечто чудовищное, жадное до человеческой крови.

Теперь же сатакийцы, словно могильные черви, копошились в теле Сандотнери. Солдаты обыскивали мертвых, снимая с них бесполезное против потусторонних сил оружие и доспехи, врывались в дома и выносили из них все имеющее хоть какую-то ценность. Обозные телеги трещали под тяжестью груза, широкие крестьянские спины сгибались под неподъемными мешками. С города сдирали уже остывающую мертвую плоть, превращая его в груду голых костей.

Кейн, привычный к виду поверженных и разграбляемых городов, тем не менее был мрачен. Он направлялся на встречу с Ортедом, которого не видел с тех минут, когда закончился акт божественного — нет, дьявольского — возмездия и Пророк, прихватив с собой Эскетру, в сопровождении жрецов удалился из павильона генерала. Всю ночь шло разграбление города, и сейчас Кейн ехал по знакомым улицам туда, где, по словам солдат, находился пожелавший его видеть Пророк.

Ночью Кейн не смыкая глаз обдумывал свои дальнейшие шаги и время от времени вызывал к себе своих самых доверенных офицеров и солдат. Пошептавшись о чем-то с генералом, те исчезали в ночи с заданиями, известными лишь им самим и ему.

— Что-то ты сегодня невесел, генерал Кейн. — От неожиданности, услышав голос Ортеда, Кейн вздрогнул. — Похоже, вид покоренного города не очень-то вдохновляет тебя.

— Резня была бессмысленна, — ответил Кейн. — Город сдался нам, подчинился твоей власти.

— Сдался он, положим, тебе, Кейн, — напомнил Пророк, — а не мне.

— Я ведь договор подписал…

— А я на него наплевал. Что ж — дело-то, в общем, не новое. И потом, в этом нет ничего, что марало бы доброе имя генерала Кейна.

Кейн внимательно посмотрел на Ортеда, пытаясь определить долю издевки в его словах.

— И не надо так на меня коситься, генерал. Ты выполнил то, что от тебя требовалось, и я тобой доволен. Ты выковал Меч Сатаки и успешно закалил его в крови неверных. Пойми, Кейн: это не обычная война с ее законами чести. Это — Великий Поход Черного Креста, священная война за веру. Ты — мой меч, а у меча нет души. Так ты сам говорил мне. Твое дело — побеждать врагов Сатаки. Что делать с побежденными — решаю я, повинуясь воле Сатаки. Не лезь в отношения бога и его пророка, Кейн, занимайся своим делом.

Ортед помолчал, а затем, указав на разоренный город, сказал:

— Весть о страшной участи Сандотнери, государства, осмелившегося противостоять культу Сатаки, быстро обежит Южные Королевства. Все будет сформулировано предельно просто и ясно. Сандотнери посмел восстать против Сатаки — Сандотнери больше нет. Думаю, эта короткая мысль хорошо засядет в головах правителей и сослужит тебе добрую службу, когда ты поведешь войска Сатаки против остальных королевств.

— Я не сомневаюсь, что столь красноречивое предупреждение будет правильно понято их правителями, — сказал Кейн, глядя прямо в глаза Ортеду.

— Вот и отлично, — без тени юмора произнес Пророк. — Я же полагаю, что ближайшим препятствием на моем пути является королевство Рипстенари.

— Когда оно падет, я думаю, многие Южные Королевства без сопротивления принесут присягу на верность Пророку Черного Бога, — согласился Кейн.

— Так вот и сделай так, чтобы Рипстенари пало, и как можно скорее! — кровожадно потребовал Ортед. — Генерал Кейн, ваши обязанности вам ясны?

— Абсолютно ясны! — четко произнес Кейн, кивая головой и щелкая каблуками.