1

Каждый раз, когда Андрей звал Таню зайти к нему и, в конце концов, посмотреть его житье-бытье, она отвечала чуть улыбаясь: «В другой раз... Погуляем лучше на улице...» Но в этот субботний вечер в ее вдруг ставших серьезными глазах вспыхнула решимость.

— Хорошо. Приду. Завтра в полдень. Только не забудь встретить меня...

После, медленно возвращаясь домой, Андрей зашел в магазин. Долго стоял у сверкавших витражей, а затем вдруг засуетился, накупил разных сластей и бутылку марочного вина. И уже перед самым выходом из магазина не удержался и в кондитерском отделе затребовал самую красивую коробку шоколадных конфет.

На улице увидел цветы. В простом ведре, которое прижимала к груди пожилая женщина, светились белые и розовые астры. На их лепестках отражались отблески рекламных огней. Астры были любимыми цветами его матери. Он купил букет.

Дома, сунув покупки в кухонный шкаф, Андрей отыскал стеклянную банку, налил в нее воды и вместе с цветами отнес в комнату. Отойдя к дверям, оглядел всю комнату. Астры... Рядом с букетом в застекленной рамке стояла фотография Иринки. На какую-то долю секунды мелькнула мысль убрать ее, но, подержав холодную рамку в руках, Андрей машинально протер стекло и снова поставил на место.

Внизу хлопнула дверь, застучали легкие каблучки. Вернулась с завода Аля. Она ходила по дому, переодевалась, шумела, гремела, а потом вдруг сунула свой любопытный носик в комнату Андрея.

— Ба-а-тюшки мои! — степенным голосом пропела она и, не сдержавшись, прыснула: — Что же это такое здесь происходит? Уж не гостей ли вы ждете на ночь глядя, многоуважаемый Андрей Игнатьевич?

Бочком проскользнула в комнату, устремилась к букету и погрузилась в цветы всем розовым лицом:

— Чудненькие!

Андрей, любуясь Алей, все-таки проворчал:

— Во-первых, не нюхай — они ничем не пахнут. Во-вторых, не трогай руками — завянут. И, в третьих, не имей привычки после двенадцати заходить в комнату одинокого холостяка. Понятно?

Но Аля не унималась. Завязывая тесемочки легкого ситцевого халата, она ходила по комнате и умоляющим и в то же время кокетливым голосом упрашивала:

— Разрешите, Андрей Игнатьевич, взять одну астрочку, вот эту?

— Завтра получишь все, — угрюмо отвечал Андрей.

— Ну, одну-единственную!

— Ни единой! Сказал, завтра!

— Однако с вами что-то стряслось. Что именно? Поделитесь, станет легче, — говорила Аля, пряча за спиной крошечную астру, которую уже успела вытянуть из букета.

— Поставь на место!

— И не подумаю! — ответила она, плутовато заглядывая в глаза Андрею. И только когда он отвернулся и взял книгу, опустила в вазу цветок, манерно держа его двумя тонкими пальцами.

— Эх, если бы меня так встречали, — со вздохом сказала она, однако, и не думая огорчаться.

Аля бесшумно выскользнула из комнаты — вся она была легкая, стройная, в коротеньком халате и светлых матерчатых тапочках. Андрей хотел было лечь спать, как она. появилась снова. В ее руках поблескивала бутылка вина.

— Смотрите, Андрей Игнатьевич, что я нашла в маминых запасах! — Она залилась журчащим заразительным смехом. — Может быть, разопьем? Или подождем до понедельника, когда приедут наши?

Здесь уже не выдержал Андрей. Он добродушно рассмеялся и, взяв из Алиных рук бутылку, поставил ее на стол, рядом с астрами.

— Вино и астры. А вот еще бутон. Ну чем не натюрморт! — воскликнула Аля.

— Вот именно бутон! Лезешь в каждую щель.

Губы Али плотно сжались, брови нахмурились. Глянув на нее, Андрей примиряюще сказал:

— Ну, ладно, не гневайся. А в общем-то, пора спать.

Аля как будто не слышала этих слов. Она сидела на диване, низко опустив голову, так что волнистые русые волосы рассыпались и закрыли все ее лицо, и машинально разглаживала полы халата. Они разошлись, и тугое колено отсвечивало белой шелковистой кожей. Заметила она эту оплошность, когда снова услышала голос Андрея. Вздрогнула и прикрыла ноги. Андрей спросил, долго ли она намерена сидеть.

— До утра! — весело ответила Аля и снова полюбопытствовала, что же все-таки случилось у Андрея.

— Что бы ни случилось — это не твоя печаль, — ответил он. — А уж если тебе не спится, расскажу я две не слишком веселые истории. Слушай и мотай на свои волнистые гусарские усы.

Андрей сел в кресло и закурил.

— ...Жила-была на свете девочка. Звали ее Оля, папа и мама кормили, поили и всячески наряжали свою дочку. Еще школьницей не пропускала ни один вечер танцев, домой приходила поздно, а где она была — никто ее не спрашивал. На танцевальной площадке Оля никогда не стояла у стены. Ее приглашали наперебой, и она кокетничала, нарушая обещания вчерашним поклонникам танцевать только с ними, завязывала новые знакомства, назначала свидания и забывала о них. И вот однажды на танцевальной площадке появился щеголеватый лейтенант, звали его, кажется, Валентин. Увидев его рослую фигуру, черные в крупных кольцах волосы, большие карие глаза и густые дуги черных бровей, Оля схватила за талию подругу и закружилась с ней по площадке. Вальс играли долго, и почти все это время подруги неотступно следовали за танцующим лейтенантом. Оля вела подругу так, что лицо Валентина было совсем близко от нее, она шутила, улыбалась до тех пор, пока не обратила на себя внимания и не добилась ответной улыбки. Следующий танец и все остальные в этот вечер она уже танцевала с Валентином...

Андрей потянулся к столу за спичками, и Аля, воспользовавшись этой паузой, спросила:

— Что же печального в этой истории? Все обыкновенно.

— Вот именно, обыкновенная история, когда легкомыслие портит жизнь. Дело в том, что Оля вышла замуж, а через полгода ее красавчик уехал сначала на время, а потом прислал письмо, в котором сообщал, что в чувствах своих ошибся и поэтому не считает разумным продолжать совместную жизнь.

— А Оля?

— А у Оли родилась девочка. Она по-прежнему живет с родителями, которые души не чают во внучке... И все бы это не беда, но ты вот представь себе, что несколько лет спустя, когда Оля перестала быть легкомысленной девочкой, она по-настоящему и впервые в жизни полюбила.

— Ну и как?

— Эта история еще продолжается, а теперь послушай другую. Не спишь?

...Жека закончила ремесленное училище и пошла работать на завод. В отличие от Оли она была тихой, застенчивой. Все свободное время проводила в общежитии. Подруги с трудом уговорили ее пойти в клуб, записаться в рукодельный кружок. И она не пожалела, потому что очень скоро стала настоящей мастерицей. Но однажды в этом же клубе Жека встретила солиста эстрадного оркестра Бориса.

Первый раз она увидела его на репетиции, когда после занятий в своем кружке вместе с подругами вошла в полуосвещенный зрительный зал. На сцене в руках у оркестрантов поблескивали трубы, а у рояля стоял светловолосый парень в белой рубашке и пел. Голос его показался Жеке таким ласковым и задушевным, что в ее груди словно что-то растаяло. Она забыла о подругах и о том, что зашла сюда на минуту. Так и прослушала до самого конца всю концертную программу.

С тех пор она стала неизменно посещать все концерты, в которых принимал участие клубный оркестр. Пришла она и на новогодний вечер, на котором эстрадный оркестр выступал с новой программой. В этот раз Борис пел особенно хорошо. Его несколько раз вызывали на сцену, просили спеть еще. И, наверное, больше всех радовалась этому успеху Жека. Ей очень захотелось пожать руку Бориса, поблагодарить и поздравить его. Увидела она его в буфете, где он вместе с друзьями солистами и музыкантами сидел за двумя составленными столами. Жека сама не помнит, как это произошло, только Борис вдруг вышел из-за стола и пригласил ее принять участие в «скромном» банкете. Было очень весело, звучало много тостов, и Жека не пропускала ни одного — так хотелось Борису. Поздно ночью, сама не зная, как это получилось, Жека поехала к Борису. Десять дней не возвращалась она в общежитие. А потом Борис спокойным голосом, как будто речь шла об обыкновенных вещах, сказал, что масленица кончилась — завтра приезжает его семья и начнется великий пост, во, всяком случае, условий «люкс» не будет...

Аля округленными глазами посмотрела на Андрея, раскрыла рот, подыскивая слова для вопроса, но он ее опередил:

— Тебя интересует, что стало с Жекой? Она перенесла все это очень тяжело. Сначала плакала, дни и ночи, даже во сне. Потом, ни с кем не прощаясь и не получив расчета, уехала в другой город. Работать она долго не могла и поэтому распродала все свои небогатые вещи. Пришлось поехать на юг к родным, и тут Жека узнала, что у нее будет ребенок. Рассказать об этом родителям не хватило духу, и, пожив немного у них, Жека вернулась на Урал к сестре. Здесь она поступила в столовую, работала официанткой и воспитывала сына.

Первое время все как будто бы шло сносно, но потом Жека начала пить. Ее уволили из столовой. Она еще несколько раз поступала на работу, но все кончалось плохо. Жека продолжала пить, и ее никуда не стали принимать.

— Как же она жила?

— Немного помогала сестра, но привычка к вину привела ее в рестораны. Завсегдатаи ресторанов, узнав слабость Жеки, стали приходить к ней домой, приносили с собой водку, и здесь, на глазах у ее сына, устраивались попойки.

Аля недоверчиво и в то же время с ужасом смотрела на Андрея: «Откуда ему известна эта страшная история, может ли все это быть на самом деле и что стало с Жекой?..»

— Позаботиться о судьбе Жеки, — продолжал он, — должны люди, вместе с которыми она теперь работает. Но я говорю все это не к тому. Надо смолоду разбираться в чувствах. Вот что важно.

— И откуда берутся такие, как Валентин и Борис? — со вздохом сказала Аля.

— А потому они и берутся, что Оли и Жеки мало думают.

Андрей встал, подошел к столу и, взяв бутылку за горлышко, поставил ее на пол к стене. — А теперь пожелаем друг другу спокойной ночи.

— После таких историй сразу не уснешь. И почему вам сегодня приходит одно невеселое?

— Ну, это уже третья история. На сегодня хватит и двух.

 

2

Когда Татьяна Васильевна вошла в комнату, она увидела на письменном столе, накрытом листом ватмана, нехитрую сервировку и радостно улыбнулась.

— Я вижу, меня здесь ждут! Как все мило, и цветы! Где тебе удалось их достать?

Она обошла вокруг стола и протянула Андрею руки, красивые и холодные.

— Совсем замерзла. Вот-вот пойдет снег. — Потом она наклонилась к сумке и отдернула молнию.

— У меня тоже кое-что есть. Я только что с базара. — Она достала виноград и спросила, где его можно вымыть. Андрей хотел это сделать сам, но Татьяна Васильевна запротестовала:

— Совсем немужское дело, показывай, где вода. Пришлось проводить ее в кухню, хотя Андрею очень не хотелось, чтобы любопытная Аля встретилась с Жизнёвой.

Все получилось против его желания: Аля как раз была на кухне и мыла посуду. Она бросила на Жизнёву короткий изучающий взгляд и сухо поздоровалась. Но уже в следующую минуту, заметив, как Татьяна Васильевна умело моет виноград и просто, приветливо говорит, Аля заулыбалась. В ее взгляде почувствовались уважение и теплота. Между ними сразу возник непринужденный разговор. Андрей стоял в дверях с полотенцем и внутренне сердился на Алю, которая, по его мнению, всегда встревала некстати и теперь даже мешала. Совсем не чувствовала этого Жизнёва. Она обливала виноградные гроздья кипяченой водой и клала их на тарелку, одновременно расспрашивая Алю о том, где она работает, что думает делать дальше, учится ли. Закончив мытье, она пригласила Алю на воскресный завтрак, который «давал сегодня князь Андрей».

Аля отказалась, сославшись на то, что у нее куплен билет в кино. Тогда Жизнёва настояла на том, чтобы она взяла самую крупную гроздь.

Внизу хлопнула входная дверь, в доме стало тихо.

— Вездесущая эта Аля, ей бы мальчишкой родиться, — сказал Андрей.

— Напротив, очень внимательная и, мне кажется, добрая девочка. Почему ты ее невзлюбил?

— Просто, она всегда некстати... а впрочем, наговариваю. Начнем?

— Подожди. Расскажи еще раз, как все это произошло. Неужели он хотел тебя уволить?

— Все было, но не стоит об этом сейчас...

— Нет, почему же, это очень серьезно. Я встретила Кедрину, и она рассказала мне о заявлении Розы Ивановны. Какие люди!.. Я уверена, если б ты не спорил с Буровым, то ничего бы подобного не случилось. Такие, как он, пойдут на любую подлость, лишь бы сохранить свое место.

— Мы еще поборемся! — с нарочитой веселостью сказал Андрей.

— С выговором это сложнее.

— Но его еще надо утвердить! Решение бюро не окончательно.

— Значит, будет собрание? — с тревогой спросила Жизнёва.

— Конечно! — с той же бодростью ответил Андрей и снова спросил: — Начнем?

— Нет, подожди. Как все нехорошо получается. Видно, уж такие мы с тобой неудачники.

Она помолчала, а потом сказала сухо и твердо:

— Лучше мне уехать! И как можно скорее. Нельзя, чтобы ты из-за меня переживал неприятности и, может быть, даже лишился работы.

— Только не трусость! — твердо возразил Андрей. — Работа найдется всегда.

— Смотря какая. Ты ведь не собираешься менять профессию. Если тебя прогонят здесь, вряд ли удастся поступить в другую редакцию. Поверь мне, что это так.

Таня умолкла. Андрей прошелся по комнате, налил бокалы и сказал: «Массандра». Он выпил сразу, Татьяна Васильевна — маленькими глотками, смакуя и посматривая на фотографию, стоявшую на столе.

— Наверное, сестра?

— Нет, друг юности суровой.

— Милая, только не нравятся глаза. Правда, фотография всегда искажает... Но за что же мы пьем? Выпьем за твою удачу!

— За нашу.

— Угу.

Он снова налил вино, и на этот раз Татьяна Васильевна выпила сразу до конца.

— Хорошо? — спросил он.

Она кивнула.

— А ты еще вздумала уезжать. Отвечай, будешь говорить об отъезде?

— Не буду, — рассмеялась Татьяна Васильевна и, оглянувшись вокруг, сказала:

— У тебя хорошо! Как будто ничего нет, а уютно. Ты живешь, как студент на мансарде. На мансарде пьем «Массандру». Еле выговорила, а сколько тренировалась на поговорках! Хорошее вино. У нас с тобой всегда будет хорошее вино. У нас с тобой... Эх, почему так устроена жизнь?.. Наверное, человек никогда не будет волен в своих поступках. Каждый его шаг зависит от других. Стоит только чуть иначе ступить, как, словно по цепной реакции, это «чуть» разойдется во все стороны, и многие пойдут не так, и многим будет плохо. А ведь правильно идти тоже неправильно, я имею в виду правильно в кавычках.

— Ты говоришь о понятных вещах, — согласился Андрей. Вино не приносило ему бодрости. Волнения последних дней отложились грузом усталости. Хотелось сбросить эту тяжесть, забыть обо всем. Сегодня был счастливый день: он видел только ее и думал только о ней. Все остальное осталось за дверями этой комнаты и этого дома.

Она была здесь, совсем рядом. Сияющая, радостная. Нет, чтобы там ни было, какими бы выговорами ему ни грозили, он никогда не откажется от возможности видеть ее вот так близко, как теперь.

— Танюша, — тихо позвал Андрей. — Хорошо, что ты здесь...

— Да, — сказала она.

— Хорошо быть с тобой...

— Да, — кивнула Таня.

Ее взгляд лучился добрым светом, признательностью и нежностью. Вот он уже рядом с ней, слышит гулкие удары ее сердца, вдыхает запах ее волос, целует их, потом закрытые глаза, губы.

Таня делает усилие, которое трудно ей сделать теперь — выпрямляется, встает, крепко сжимает руки Андрея и, на миг прикоснувшись к его губам, шепчет внушительно и успокаивающе:

— Не надо, Андрей... Не надо. Нам ведь очень хорошо и так. — Она говорит это, будто совсем спокойная. — Садись вот сюда. Ведь мы еще не завтракали. Понапрасну пропадут твои старания. — И уже, отпустив его руки, обходит вокруг стола, одергивая красную кофточку, легкими прикосновениями пальцев поправляя локоны у висков, зачем-то передвигает тарелки, стаканы.

— Наш семейный завтрак, — говорит она вздрагивающими в улыбке губами.

— Наш семейный... — повторяет Андрей и вдруг зло говорит: — А они торопятся втоптать в грязь...

— Но откуда им знать, насколько грешны мы?

Андрей все так же зло улыбнулся:

— Уж лучше бы были грешны.

Она тоже улыбнулась. Отпив глоток вина и ставя бокал на стол, она зажмурила глаза и, не открывая их, сказала:

— Это не главное.

— А для них главное.

— Тем хуже для них.

— И для нас.

— У нас все впереди.

Андрей встал, подошел к окну. Поверх крыш соседних домов легла малиновая полоска догоравшего дня.

— Не сердись, — услышал он около самого уха. Таня обхватила его руками и прижалась щекой к его затылку. — Ты ведь знаешь, как я отношусь к тебе. Иначе я бы не решилась остаться. Ехала бы теперь в поезде. Но всему свой черед. Пусть они думают, как хотят.

— А я и не собираюсь скрывать. О нашем решении скажу напрямик.

— На собрании?.. Не захотят и не поймут.

— Ты усложняешь. Ведь люди же они...

— Ну хорошо. Не будем о них.

Она взяла гроздь винограда и, приподняв ее, поманила Андрея.

— Садись сюда, — показала она на диван.

Освобождая место, Таня сбросила туфли и подобрала под себя ноги.

Андрей вытянулся во всю длину, запрокинул голову на валик и закрыл глаза. Холодная капля винограда коснулась его губ. Он потянулся к ней и, обхватив голову Тани, прильнул к ее губам. Сладкая горечь растеклась во рту. Гроздь выскользнула из Таниной руки, круглые зеленые ягоды раскатились по полу...

...— Мне пора, — прошептала Таня. Андрей не ответил, только покачал головой. Она долго смотрела на его сомкнутые черные ресницы и, стараясь не разбудить его, тихо вышла из комнаты.

...Проснулся Андрей в сумерках от непонятного грохота на кухне. Он включил свет и удивленным взглядом обвел комнату. Стол был убран, тарелки с закусками стояли на окне, прикрытые листами чистой бумаги. На стуле, рядом с пепельницей лежала записка: «Я ушла. Не хотелось тебя будить. Прощай! Крепко целую! Таня.»

Он старался припомнить все, что произошло несколько часов назад, но память плотно заштриховала последние минуты встречи.

Прочтя еще раз записку, он остановился на слове «прощай». Почему — прощай? И тут вспомнилась фраза, произнесенная Татьяной Васильевной твердо и решительно: «Лучше мне уехать». Его охватило чувство растерянности, которое быстро переросло в тревогу. Он подошел к телефону, набрал номер и услышал спокойный голос: «Как поспал? Мне жаль было тебя будить. Когда увидимся? Сразу, как только ты пожелаешь...»

И вновь к нему вернулись уверенность и покой. Он пошел на кухню и не узнал эту всегда чистую, содержавшуюся в образцовом порядке комнату. Посудный шкафчик был повернут тыльной неокрашенной стороной, стиральная машина стояла посередине пола, в водопроводной раковине высилась гора кастрюль. Одну из них до блеска начищала Аля.

— Ты чего это устроила переполох?

Аля вздрогнула и повернула к Андрею порозовевшее лицо со сбившейся на лоб косынкой.

— Надо предупреждать! — сердито сказала она. — Так можно умереть от испуга.

— Неужели я такой страшный?

— Не страшный, но откуда я знала, что вы дома.

— Ты лучше посмотри на себя, татарчонок чумазый. Или ты начала губы красить?

Аля посмотрела в зеркало, которое наподобие иконы висело в углу кухни, и звонко рассмеялась.

— Это Нэдэ.

— Что?

— Паста, которая отмывает все, даже жир в холодной воде.

— Скажите, какие премудрости! Этак ты скоро защитишь диплом по домоводству!

— Диплом я защищу по производству пластмасс, а без домоводства мир пропадет.

— Мысль, достойная гения! Давай я тебе помогу. Старику надо приготовить хорошую встречу.