Вахненко Елена

Сквозь время

 

Пролог

Оксана остановилась на перроне и молча смотрела, как, издавая гулкий пе-чальный звук, поезд остановился, и из него плавной чередой начали выходить лю-ди. Оксана плотнее закуталась в короткую дубленку, а светлые волосы взметнулись от резкого порыва ветра.

Последним из седьмого вагона вышел молодой человек в черной кожаной куртке. Остановившись на перроне, он быстро посмотрел по сторонам и уверенно направился к Оксане.

— Привет, — сказал он, остановившись напротив нее.

Оксана чуть склонила голову набок, от чего ее пышные волосы разлетелись по плечам, и окинула внимательным взглядом его высокую худощавую фигуру и темно-каштановые волосы… Неужели это действительно он — тот, о существовании которого она впервые узнала всего три дня назад? Девушка подняла голову, и их взгляды встретились. Где-то далеко, в глубине его карих глаз, можно было заме-тить что-то, заставляющее отбросить прошедшие столетия, в течение которых они не виделись…

 

Часть 1

На исчезнувшем острове

Стеллия со странной смесью грусти и восхищения широко раскрытыми гла-зами смотрела на заходящее солнце. Заход солнца… Великое светило скрывается за горизонтом, даруя на прощание свои последние ласковые лучи. А завтра оно пока-жется с другой стороны, яркое и прекрасное, согревая мир и словно желая ему пове-дать о том, что успело увидеть…

Стеллия не особенно любила закатные часы. В эти минуты все казалось слишком призрачным, таинственным и словно бы теряло свои очертания. Но она слишком дорожила тем, что у них называлось "общением с солнцем", и поэтому ве-черние и утренние купания стали для нее своеобразным ритуалом.

— Атланты любят Солнце, — с благоговением проговорила она и тряхнула голо-вой. Длинные, до самых пят, черные шелковистые волосы водопадом упали ей на плечи, скрыв лицо и руки за этим темным покрывалом. И лишь черные немигающие глаза слились с почти исчезнувшим за горизонтом диском солнца.

Стеллия, по меркам своего народа, была не очень высокой, ведь даже рост в два с половиной метра не был тогда редкостью. Правильные черты лица идеально подходили гладкой коже девушки необычного, на наш взгляд, медно-красного от-тенка, который был присущ всем атлантам того периода времени. Почти совершен-ные формы ее тела были скрыты за тончайшей, как паутина, тканью.

Девушка откинулась на песок и окинула взглядом темнеющее небо.

Минуту спустя Стеллия выпрямилась, грациозно поднялась на ноги и, при-близившись к берегу моря, вошла по щиколотку в воду. Она собиралась скинуть с себя одежды и полностью раствориться в окружающем мире, но что-то остановило ее, и девушка, все так же окутанная тканью, вошла в море по пояс. Она оглянулась назад, в сторону берега, и вгляделась в возвышающийся холм. Город Золотых Врат, столица Атлантиды… Атланты гордились им, и Стеллия не была исключением. Она искренне любила его, ведь он, к тому же, был ее родным городом. Его яркой густой полосой окружало полотно пышных лесов, вдали плескалось море, а сам город стоял на холме. На самой вершине — конечно, дворец и сад Императора, и через них про-текал поток, снабжавший водой дворец и фонтаны, а далее стекал в ров вокруг им-ператорской территории. Благодаря четырем каналам, вытекавшим изо рва и питав-шим кольцевые каналы, расположенные ниже, город делился на три концентриче-ских пояса. В самом верхнем поясе располагались правительственные учреждения, здание для иностранцев, общественные сады и беговое поле. Дома и храмы находи-лись на следующих двух поясах, а более бедная часть населения жила в нижнем поясе и у самого моря*.

Немного вздохнув, Стеллия, прикрыла глаза и, отдавшись во власть морских волн, вскоре уже плыла вдоль берега. Ей почему-то вспомнился отец, и девушка чуть улыбнулась краешками губ. Всегда такой серьезный, как строго он смотрит на нее сквозь полуопущенные веки! И о чем он только думает? Ино-гда ей становилось не по себе от его изучающего взгляда, впрочем, — не только ей. Китти, всегда такая уверенная в себе и иногда даже чересчур, сразу как-то сникала при его появлении. А

__________

* — "Космические легенды Востока"

один раз призналась ей, что она не может говорить спокойно в его присутст-вии. И

тем не менее его отчего-то нельзя было не уважать.

Стеллия очнулась, увидев, что отплыла довольно далеко, и, заметив на бере-гу какую-то неясную тень, секунду колебалась, а потом поплыла по направлению к ней. "Как учит отец — если ты что-то забываешь или не замечаешь, не следует сето-вать на свою память и невнимательность, все дело в том, что ты в ту или иную се-кунду отсутствовал в данном мгновении жизни… Как говорит он — в Космическом Дыхании вдох-выдох", — рассеянно подумала она, выходя на берег. Сделав несколь-ко шагов, девушка остановилась и искоса взглянула на высоко-го, крепкого телосло-жения юношу, расположившегося поодаль. Упершись подбородком в колени, он си-дел на песке, не двигаясь и этим напоминая статую. Стеллия подошла к нему и ос-торожно, боясь нарушить его мысли, села рядом. Его безмолвность была чем-то сродни молчаливому одиночеству ее отца, тот также ино-гда сидел в саду и смотрел куда-то вдаль. И Стеллия не знала, о чем он сейчас думает, быть может, просто уно-сится куда-то в другие пространства, где ей, его дочери, места нет… Иногда он за-мечал ее и, чуть улыбнувшись, садил рядом с собой и принимался что-нибудь ей рассказывать, никогда не повторяясь. Это могло быть, что угодно — начиная от про-исхождения жизни во Вселенной и кончая религией. Одна из его фраз, сказанных как-то, особенно засела в ее памяти: "…Знаешь, Стеллия, иногда я понимаю, что самое разумное — это просто быть — именно быть, а не жить в прошлом-будущем, вспо-миная прошедшие события и пытаясь предугадать ход будущих…". Может быть, он и прав…

И вот рядом с ней сидит почти копия ее отца, только моложе. Правда, ее отец Корен выше и более худощав, и волосы много темнее… Сходство не внешнее, а скорее внутреннее.

— Привет, — неожиданно для самой себя поздоровалась Стеллия. Юноша по-вернул голову и окинул внимательным взглядом девушку. У него были темные гла-за, необычной формы, и изучающий, немного хмурый взгляд.

— Привет, — ответил он спокойно и, как казалось, равнодушно, хотя, если при-слушаться, в его голосе можно было бы заметить смутную напряженность. — Я и не заметил тебя.

— Значит, твои мысли были не здесь, — серьезно проговорила Стеллия, все еще находясь под впечатлением собственных воспоминаний об отце. Юноша удивленно посмотрел на нее, как почудилось девушке, — более заинтересованно. На его широ-коскулом лице появилась слабая усмешка.

— Это да, — наконец кивнул он. — Мысли порою трудно контролировать, хотя это важно для того, чтобы развить свои внутренние психиче-ские силы.

— Ты учишься в высшей школе? — с благоговением спросила Стеллия. На-чальную и среднюю школу оканчивали все, а в высшие брали только тех, у кого на-блюдались сильные оккультные способности. Основам магнетизма и лечения обу-чали и в средней школе, но чтобы развить высшие психические силы… Тут требо-вался более высокий уровень развития.

Юноша окинул ее задумчивым взглядом, словно решая, посвящать ли ее в разгадку тайн Вселенной, но потом лишь коротко ответил:

— Да.

Он отвернулся, словно давая понять, что разговор окончен. Стеллия тоже некоторое время молчала, хотя ей очень захотелось разговорить этого удивительно-го человека. Тихо вздохнув, она спросила:

— Тебя выбрали как особо одаренного? — возможно, в ее голосе проскользнула насмешка, хотя она и старалась говорить спокойно.

Незнакомец молчал, хмуро разглядывая влажный от прибывающих морских волн песок. Всего пару минут назад он был совершенно один, и ему вовсе не хоте-лось, чтобы кто-то нарушал тишину, окружавшую его. Впрочем, эта девушка отче-го-то не раздражала своим присутствием, и на мгновение ему даже захотелось, от-ступившись от собственных правил, рассказать ей, о чем он сейчас думал, расска-зать то, чего никогда и никому не говорил. Эта девушка была не просто красива — его привлекло какое-то незримое обаяние, исходящее от нее, что-то неясное, но об-ладающее странной силой воздействия. Но что же ей сказать, как поддержать разго-вор?

— Мой отец тоже учился в высшей школе, кроме обычных, — неожиданно сказа-ла она, и ему почудилось в голосе ее восхищение. — Он очень развитый человек.

— Про себя такого сказать не могу, — усмехнулся юноша, слегка поворачиваясь к ней. — Со мной учатся лю-ди намного более развитые.

Стеллии странный незнакомец нравился все больше. Сначала он привлек ее внимание как человек, похожий на ее отца, но теперь девушка ощутила различие между ними: этот юноша был словно бы мягче. Отец на замечание пусть и незнако-мой женщины о своей возможной одаренности улыбнулся бы уверенной улыбкой и ничего не ответил…

— Меня зовут Стеллией. А тебя? — негромко спросила она.

— Я Кол, — произнес он и пристально вгляделся в ее лицо. Черные глаза де-вушки были широко раскрыты, и в них отражался ранний месяц. Длинные изогнутые ресницы на миг прикрыли два зеркала души, и тут же вспорхнули, унося с собою еще одну тайну этих глаз.

— Знаешь, я очень люблю ходить в храм, — послышался ее тихий голос. Она склонила голову набок и принялась тщательно расправлять ткань своего длинного намокшего в воде одеяния. Гибкие пальцы проворно бегали по ши-роким складкам, распрямляя их, но вот девушка подняла взгляд, и в голове ее собеседника невольно пронеслась мысль, что он не так уж часто видел столь красивых женщин. Вновь на-рушая тишину, послышался ее низкий грудной голос:

— Особенно я люблю ходить в храм в весеннее равноденствие и летнее солнце-стояние. В такие дни первый луч Солнца падает на золотой диск, и все мое существо охваты-вает неясное волнение. В это мгновение я действительно живу в настоящем ритме Космоса… Этот диск сознательно ставят таким образом, чтобы первые лучи в эти дни падали на него? — она прекрасно знала ответ на свой вопрос, но, тем не ме-нее, задала его, интуитивно угадывая то, что помогло бы ей "пробудить" незнаком-ца.

Кол некоторое время молчал, ему хотелось просто сидеть рядом и смотреть в ее прекрасные глаза. Интересно, о чем она сейчас на самом деле думает?

Но, кажется она о чем-то спросила его?

— О, да, — немного хрипло сказал он, не в силах справиться с невольной взвол-нованностью. — Солнце — это символ Непознанного и Абсолютного, Того, Кого не изобразишь никакими красками и цветами, ника-кая скульптура не имеет право быть Ликом Истины. Только Солнце, да и то лишь потому, что человеческий разум жаждет видеть символ Того, Кому не может быть дано изображения, — он умолк, сам удивленный, что заговорил на тему, волнующую его больше всего и никогда ранее не затрагиваемую в беседах с другими людьми.

Стеллия, обняв колени руками и устремив взгляд в темнеющий горизонт, некоторое время молчала. Перед ее мысленным взором пронесся образ ее самой, еще совсем маленькой девочки, сидящей примерно в этом же месте на берегу моря вместе с отцом. "А что это за домики там?" — спросила она тогда, указав тонкой руч-кой куда-то вдаль, где виднелись небольшие дома. "Там живут люди, которые не-много беднее, чем мы. Поэтому их домики рас-положены чуть ближе наших" — отве-тил ей отец. И маленькая Стеллия, подхватив края юбки, побежала к цветным домам самых разных форм. Это за-печатлелось в ее памяти с самого детства: разноцветные веселые дома, не отделанные фресками и росписями, не украшенные статуями, как в более дорогих домах, но все равно прелестные какой-то детской яркостью. Жители Города Золотых Врат любили расписывать свои жилища, украшать различными скульптурами, но больше всего их увлекала архитектура здания. Стел-лия вспомни-ла, как она стояла около одного из домов и заворожено следила за действиями его обитателей. Ей запомнился маленький мальчик, старательно капавшийся в саду. Он поднял взгляд, и глаза их встретились. Что-то странное промелькнуло между двумя молчаливыми собеседниками в тот миг, но Стеллия тут же смутилась и убежала к отцу. И вот сейчас, через столько лет, она вновь вспомнила этот эпизод далекого детства и, глядя на Кола, неожиданно поняла, что тем необычным мальчиком был он.

— Скажи… — стараясь не выдавать своего волнения, немного хрипло проговори-ла девушка. — Скажи, ты живешь недалеко от моря? Кол кинул на нее долгий взгляд. Немного помолчав, он ответил:

— Да, я живу рядом с морем. А ты?

— Я живу во втором концентрическом поясе, сразу после того, где располагают-ся правительственные учреждения.

— О! А твое скульптурное изображение есть в храме? — Кол выглядел немного удивленным и, казалось, разочарованным. Стеллия усмехнулась краешками губ.

— О, нет, что ты. Отец никогда не согласился бы пойти на это.

— Многие более или менее состоятельные люди поступают так, — тихо возра-зил Кол. Стеллия согласно кивнула.

— Да, но только не мы. Папа говорит, что это ни к чему, что мы не имеем ника-кого отношения к Священному, и нечего выставлять себя в храме.

— Мои мысли сходны с мыслями твоего отца, — вновь улыбнулся юноша. Почув-ствовав облегчение, он радостно откинулся на песок и вгляделся небо. Как много звезд! Они показались ему еще более яркими, чем обычно, хотелось взмыть в ог-ромное звездное пространство, раствориться в нем, навсегда слившись с прекрас-ным.

Как чудесно, что скульптурного изображения Стеллии нет в храме! Юноша искренне радовался этому. Не то, чтобы он не лю-бил тех, чьи изображения в храмах выставляют, просто сам он точно знал, что, даже имей он подобную возможность, не сделал бы этого, и отчего-то ему было приятно, что Стеллия поступила так же. Вернее, не Стеллия, а ее отец, но все же… Приподнявшись на локте, юноша вгляделся в хрупкую фигуру девушки. Взгляд последней был устремлен куда-то вдаль, волосы мягкими волнами сбегали по плечам и слегка касались песка. Она тоже чуть повернула голову, и ее губы тронула ласковая улыбка. Кол улыбнулся в ответ, не пытаясь анализировать свои чувства. Он хорошо усвоил незыблемое правило их народа, что разум не может диктовать условия сердцу или претендовать на то, что способен как-то понять и проанализировать высокие чувства.

Стеллия окинула взглядом волнующуюся поверхность моря. Солнце уже со-всем зашло, и морские воды казались темными и мрачными. Только сейчас девушка осознала, как долго сидит здесь на берегу. Медленно поднявшись на ноги, она тихо вздохнула.

— Наверное, я проплыву еще раз… — протянула она, и начала быстро прибли-жаться к берегу. Юноша задумчиво кивнул, провожая взглядом тоненькую фигурку девушки. Решив подождать до ее возвращения, он откинулся на песок и прикрыл глаза.

Девушка уже вошла по плечи в воду. Оттолкнувшись от дна, она ощутила, как ее тело подбрасывает вверх, и через миг — несет быстрым течением куда-то вдаль. Стеллии оставалось лишь слегка управлять своим движением в морской сти-хии.

Увидев свой родной берег, девушка непроизвольно замерла и чуть нахмури-ла брови. Было уже слишком поздно, более задерживаться на берегу моря было бы неосторожным. Но догадался ли Кол, что она, скорее всего, пойдет домой?

— Думаю, догадался, — решила Стеллия, выходя на сушу. Подобрав подол одея-ния, девушка пошла по направлению к далекому и не видному с берега каналу, от-куда собиралась переправиться во второй концентрический круг, не ведая, что ре-шает свою судьбу…

…Кол пристально всматривался в высокие морские волны, пытаясь угадать, в какой миг Стеллия может возникнуть меж них. Неожиданно новая особенно высо-кая волна заставила Кола вскочить на ноги и в волнении кинуться к берегу. Вдруг Стеллия там, и она не в силах справиться с бушующим морем? Но сердцем он уж знал: там ее нет… Соленые брызги ударились о его ноги, и юноша, не удержав рав-новесия, упал на песок. Даже не думая вставать, он уткнулся лицом в ладони и стис-нул челюсти.

"Но почему же она не пришла?" — хмуро спросил он самого себя и в растерян-ности вгляделся в морские волны. Привычка не осуждать людей оттого, что они по-ступили не так, как того хотелось бы ему, подействовала и на сей раз. Пожав плеча-ми, Кол рывком поднялся и деланно беззаботным шагом побрел к чуть заметным вдали маленьким цветным домикам, стремясь заглушить возникшую и упорно не желающую гаснуть тревогу.

Должно быть, Стеллия просто не восприняла его всерьез…

…Стеллия сладко потянулась и, обернувшись к Китти, весело заключила:

— Поэтому завтрашний праздник я очень жду!

Китти — худощавая, высокая девушка с немного вытянутым и слишком блед-ным для Атлантов лицом, равнодушно пожала плечами. Сильнее закутавшись в зо-лотистую накидку, Китти облокотилась о резную стену и блаженно вздохнула. Тем-ные с золотым отливом волосы, собранные на концах толстым шнуром, нежными волнами сбегали по ее плечам. Устремив взгляд своих черно-шоколадных глаз на подругу, девушка долгое время молчала, пытаясь подобрать нужные слова.

— Ну, не знаю… — немного хмуро протянула она, внимательно разглядывая Стеллию. Черные как вороново крыло волосы той были частично собраны на ма-кушке в замысловатый узел, звездная глубина глаз горела миллионом крошечных огоньков. Фигуру обволакивала почти прозрачная светло-голубая ткань, обнажая лишь шею, на которой блестела серебристая нить с висящим на ней маленьким зо-лотым кругом, символом Солнца, Истины и всего Абсолютного. Да, Стеллия была необычайно хороша, Китти отметила это с легкой ревностью, и постаралась придать своему лицу суровое равнодушие, невольно подражая Корену, отцу Стеллии.

— Чего ты не знаешь? — обернулась к ней Стеллия, и на миг выражение ее лица показалось Китти снисходительным. Девушка насупилась и медленно произнесла, тщательно подбирая слова:

— Я не знаю, стоит ли тебе мечтать о том, что ты мне только что рассказала.

Стеллия тихо вздохнула. Она сама не понимала, что связывало ее и Китти странной полудружбой, заставляя видеться, рассказывать о своих мечтах и мыслях. Слишком разными людьми они были, о многом были противоположных мнений, но какая-то неведомая им самим причина не позволяла порвать свои дружеские отно-шения. "Впрочем, — подумала девушка, — я, наверное, знаю, почему продолжаю с ней общаться. Быть может, из-за отца". Корен иногда говорил о том, что познать до конца другого человека нельзя, для начала следует попытаться узнать что-нибудь о себе самом. Поэтому и критиковать других, осуждая их образ мыслей и поступки, тоже нежелательно. Стеллии приходилось довольно часто напоминать себе его про-поведь о том, что окружающие люди являют собой твое собственное отражение.

— И чем же тебе он не понравился? — как можно равнодушнее поинтересовалась девушка, теребя золотой круг на серебристой цепочке. Китти бросила на нее немно-го сонный взгляд из-под опущенных ресниц.

— Я его ни разу не видела, поэтому не могу сказать, что он мне не понравился, — проронила она, поднимаясь на ноги. — Просто мне кажется, у вас могут быть трудно-сти в отношениях. Вы совсем разные люди, он живет там, внизу, а ты намного вы-ше, вы, боюсь, не найдете даже о чем поговорить.

Стеллия не смогла сдержать улыбки.

— Ты можешь не беспокоиться об этом, — усмехнулась она и неожиданно спро-сила: — Кстати, ты собираешься завтра в храм?

— Да, — мечтательно проговорила Китти, выходя из покоев Стеллии. — Я люблю дни весеннего равноденствия и летнего солнцестояния. Завтра множество людей со-берется в храмах, наблюдая, как первый луч солнца коснется золотого диска.

— Ну что ж, мы тоже будем в их числе, — рассмеялась Стеллия. Китти, остано-вившись, обернулась к ней.

— Знаешь, а ведь действительно. Как часто я бываю вынуждена согласиться с твоим отцом, ведь то, что ты только что сказала — из его области мыслей? Боюсь, что и в остальном он прав. Ведь действительно, и мы будем в числе тех людей. Всем хо-чется посмотреть, как весенний луч озарит золотой диск. Правда, летнее солнце-стояние я больше люблю, — и Китти продолжила свой путь, стройная и беззаботная. Ей не доставало лишь едва уловимого обаяния Стеллии и ее больших лучистых глаз в обрамлении пышных ресниц.

— Да, и чем же тебе нравится летний праздник? — спросила Стеллия.

— Посещение храма прекрасно и в тот, и в другой день. Но ведь есть еще и ве-черняя часть. Весной она проходит на берегу моря, а летом — у императорского фон-тана, — и Китти, коротко кивнув на прощание, исчезла в проеме дверей.

…Стеллия с болью смотрела на вздымающиеся волны моря, которые, казалось, вот-вот достигнут небес. Морская беспредельность впервые обеспокоила ее, нико-гда раньше девушка не испытывала такого странного смешанного чувства восторга и тоски.

Как прекрасно было сегодняшнее утро! Счастливые лица людей, улыбки, а главное — желание, чтобы побыстрее наступил вечер, и никакие уговоры, что нужно жить в настоящем, не помогали. А потом Стеллия вместе с Китти тщательно гото-вилась к празднику. Первый раз в жизни она пожалела, что у нее мало одежды, не то, что у ее подруги, у которой был огромный сундук с разнообразными вещами. Девушка долго металась по комнате, стремясь найти что-нибудь подходящее слу-чаю и пытаясь убедить Китти, что хочет выглядеть красивой только для себя самой.

— Ну-ну, рассказывай, подруга, рассказывай… — усмехалась девушка, следя за несколько нервными движениями Стеллии, и, в конце концов, сжалившись, разре-шила выбрать что-нибудь для себя из ее собственного сундука. Примерно через час девушки были готовы и предстали перед Кореном. Тот окинул быстрым суровым взглядом тоненькие девичьи фигурки. Китти была облачена в розовое одеяние до пола, отдаленно напоминающее сарафан и удерживающееся на одной груди. На Стеллии же были какие-то пышные и на взгляд Корена, чересчур прозрачные одеж-ды небесно-голубого цвета. Ничего не сказав, он проследовал за дочерью и ее под-ругой в сторону моря.

И вот теперь она стоит тут совсем одна и не может понять, что же произош-ло. Кола она заметила почти сразу, но он, хотя и увидел, ее, никак не отреагировал, лишь молча смотрел, как затравленный зверек. Что же произошло? Неужели он оби-делся на нее за что-то? Но за что? Вроде бы она не сделала ничего такого… А если и сделала, то случайно, а значит и обижаться не имеет смысла.

— Привет, Стелли! — послышался позади нее веселый голос. "Стелли" называл ее лишь один человек. Девушка радостно обернулась.

— Киннет! — с каким-то неясным облегчением воскликнула она и немного вино-вато улыбнулась. — Как хорошо, что ты пришел…

— Как же я мог пропустить праздник на берегу моря? Веселые песни, музыка, смех нет, я не могу пропустить этого. Кстати, — Киннет неожиданно стал серьезным, и даже голос его изменился, — я хотел поговорить о мрачном настроении одного мое-го друга, — он усмехнулся, заметив на лице девушки недоумение. — Да, Стелли, не удивляйся. Именно о настроении. Мне кажется, ты в этом частично виновата. Не до-гадываешься, о чем речь? — в его глазах забегали лукавые искорки. Стеллия вскину-ла взгляд и почти возмущенно посмотрела на него.

— В чем это я виновата?! — она умолкла и вдруг резко обернулась. Вдоль берега молча бродил Кол, не глядя в ее сторону. В горле девушки возник горячий ком, она нервно вздрогнула и отвернулась. Некоторое время они с Киннетом шли молча, по-том Стеллия, решив, что совладала с голосом, медленно протянула:

— Что за друг?

Длинные темные волосы Киннета разметались от ветра, юноша провел рукой по своей тонкой бороде и чуть вздохнул.

— Его зовут Колом, — сказал он и всмотрелся в ее лицо. Стеллия чуть побледне-ла и сцепила руки.

— Я и не знала, что ты знаком с ним, — тихо проронила девушка, скорее это были мысли вслух, чем предназначенная кому-то фраза.

— Я тоже не знал, что ты знаешь его, — усмехнулся Киннет, внимательно глядя на подругу. Какая красивая и какая печальная… Он совсем не узнавал ее. Видно, действительно, произошло что-то необычное, раз два таких хорошо известных чело-века столь внезапно изменились! Помолчав, Киннет продолжил: — Сам-то я давно с ним знаком. Прекрасный человек, между прочим, — многозначительно добавил он.

— Такой прекрасный, что обидел меня! — напряженно откликнулась девушка, стараясь не смотреть на друга. На ее скулах невольно вспыхнул румянец, Стеллия ощутила это и нервно сжала ладони.

— Он и не думал обижать тебя, тут все гораздо сложнее… — успокаивающе по-ложив руку ей на плечо, мягко проговорил Киннет. — Честно говоря, я и сам не все понимаю… Может, тебе самой подойти к нему?

Стеллия вспыхнула:

— Ну уж нет!

— Хотя, впрочем, это и не поможем, — наконец, решился сказать он и осторожно глянул на девушку. Последняя нахмурилась и остановилась.

— Почему это? — неестественно спокойным голосом спросила она.

…"Не знаю, почему все произошло именно так…" — вздохнула Стеллия, растя-нувшись на длинном мате. Полина, невысокая миловидная женщина в темно-лиловом платье, приподняла голову и взглянула на дочь.

— Все должно быть так, как оно идет. В конце концов, ничего не изменишь. Не страдай так, дочка, — ласково произнесла она, вновь возвращаясь к прерванному ри-сованию. Стеллия печально смотрела перед собой.

— Ну, почему он уезжает? Киннет мне так и сказал. А я не поняла, из-за чего.

Полина вновь отложила в сторону мраморную дощечку и рисовальную па-лочку, встала и приблизилась к дочери. Бедная ее девочка! Любовь — явление не-обыкновенное, она помогает духовному развитию лучше любого другого средства. Но она не всегда приходит в радужных красках, иногда заставляет страдать. Как же сделать так, чтобы Стеллия смирилась и не мучилась понапрасну? Женщина нежно положила ладонь на пышные волосы Стеллии, и та, приникнув к матери, расплака-лась, как в далеком детстве.

— Почему? — сквозь слезы спросила она. — Он неправильно поступил.

Полина некоторое время молчала, не зная, как объяснить дочери ее неправо-ту и в то же время не обидеть. Наконец она заговорила:

— Не стоит привязываться к определенной системе отчета, дочка.

Стеллия подняла голову и с удивлением взглянула на мать.

— Да, — улыбнулась Полина. — За время жизни с твоим отцом я многое почерп-нула из его философии. Но то, что я сейчас тебе скажу, я взяла не из его слов. Это мои собственные мысли, хотя, не спорю, на них меня натолкнул Корен, — лицо По-лины стало мечтательным, она улыбнулась и продолжила: — Каждый человек выду-мывает собственную систему отчета, так сказать собственные рамки поведения. Со-гласно этим рамкам такой-то человек должен поступать так-то, такой-то так-то, а иначе он "неправильный". По твоей системе отчета он должен был поступать иначе. Я не говорю тебе о людях, которые изредка появляются, с серьезными отклонения-ми в психике, заставляющими идти их на страшные поступки наподобие убийств. Я имею ввиду повседневные "хорошо-плохо". Однако рамки остаются рамками. Они не могут вместить всю сущность человека, а как бы обрезают по своим границам все, встречающееся на ее пути. И получается, что все в рамку не вместилось, быть может, самое главное осталось за ее пределами. А внутри рамки — какой-то неясный огрызок человеческого поступка. И ты, смотрящая на этот поступок через подобные рамки, видишь такой вот огрызок, а важного не замечаешь — оно просто не вмести-лось в твои рамки. А вдруг объяснение его поступка кроется как раз за их предела-ми?

Стеллия вытерла слезы тыльной стороной руки и слабо улыбнулась.

— Ты права. Расскажи мне о папе. Как вы познакомились?

Полина, продолжая мягко водить ладонью по черным, как смоль, волосам дочери и невидящим взглядом глядя куда-то вперед, тихо заговорила:

— Я была столь же молода, как и ты сейчас. Был праздник летнего солнцестоя-ния, уже вечерняя часть. Как ты знаешь, она проходит в саду Императора. Помню, я была в длинном обволакивающем наряде темно-фиолетового цвета. Корен стоял у Главного Фонтана и смотрел, как струится вода. Такой молодой, статный, в черном плаще. Он казался каким-то недосягаемым, но в то же время одиноким. Мне часто говорили, что с ним невозможно познакомиться, что он все время молчит и лишь искоса посматривает на вас. Я решила проверить это. Я приблизилась к нему и мол-ча встала рядом. Некоторое время он действительно не обращал на меня внимания или просто не замечал, не знаю, потом обернулся. Вскользь посмотрел на меня, мне стало как-то не по себе, и вдруг заговорил. Я была поражена, о нем я слышала от подруг. Они говорили, что он не реагирует, если пытаешься поговорить с ним. Не то что молчит, но… Трудно объяснить. Впрочем, ты знаешь, ведь ты его дочь. Он ска-зал: "Смотрите! Как затейливо струится вода, а все из-за формы самого фонтана. Это как бы ее система отсчета, а если фонтан будет другой формы — она заструится иначе. А на самом деле вода другая. Она не изворачивается и не извивается, она медленно плывет куда-то. Так же происходит и с нами". Это примерно то, что он мне сказал. Я была изумлена и очарована одновременно. С этих его слов все и нача-лось. Конечно, с ним не так уж легко было иметь отношения, он никогда не прояв-лял бурно своих чувств. Меня часто спрашивали, как я с ним общаюсь, если он все время молчит. Но со мной он не молчал. Нам было хорошо вместе, да и сейчас я больше остальных понимаю его.

Стеллия, молча слушавшая мать, неожиданно выпрямилась и тряхнула голо-вой, словно желая прийти в себя. Черные удлиненной формы глаза слегка сощури-лись, девушка задумчиво забарабанила пальцами по толстому мату, на котором си-дела.

— Спасибо, что поговорила со мной, мама, — наконец немного глухо произнесла она. — Теперь я придумала, что буду делать.

Полина, хорошо зная свою дочь, посмотрела на нее с недоумением и некото-рой опаской. Стеллия горько рассмеялась.

— Не бойся, мама, я не собираюсь умолять Кола остаться либо же угрожать ему… Я просто приду с ним попрощаться. Не хочу, чтобы он уезжал, унося в памяти плохие воспоминания обо мне.

…Кол сидел, опустив голову на руки и не двигаясь уже в течение долгого вре-мени. Его будто застывшая фигура напоминала скульптуру, и такое сравнение не случайно — в Атлантиде ваяние достигло большого расцвета.

— Ну, что с тобой, сын? — присев около юноши на корточки, печально спросила его Аниде, тоненькая, очень молодо выглядящая женщина в золотистом плаще с ку-лоном поверх него. Кол поднял голову и затуманенным взглядом посмотрел на мать. Различив ее фигурку в окружающей полутьме, он глухо пробормотал, пытаясь ка-заться спокойным (не хватало, чтобы мать начала мучиться из-за него!):

— Ничего страшного… Все в порядке.

— Наверняка это из-за той Стеллии, я видела, как ты на нее смотрел вчера. Да и она на тебя.

— Стеллия? — раздался откуда-то сзади низкий мужской голос. Аниде оберну-лась и, увидев своего мужа, быстро, грациозно поднялась. Приблизившись к нему, она положила руки на его плечи и с грустью ответила:

— Увы, да, Кэрн. Бедный мальчик! Отца Стеллии я уважаю, он удивительный человек, да и мать создание незаурядное, такая добрая… Но сама Стеллия… Я не люблю критиковать, но, по-моему, она не та, с которой сын будет счастлив.

— Ты ее путаешь с Китти, Стеллия прекрасный человек, — немного обидевшись за любимую, возразил юноша и устало откинулся на подушки. Помолчав немного, он добавил: — Впрочем, и Китти неплохое создание, только чуть высокомерное.

Воцарившееся молчание нарушил немного робкий голос Кэрна:

— Стеллия и Китти не кажутся мне такими уж заносчивыми. Просто они… бла-городные, аристократичные… А вот отца Стеллии я, честно говоря, побаиваюсь, — и он поспешил изменить тему разговора; — А в чем проблема, сынок? Стеллия тебя не любит?

— Не знаю… Надеюсь, любит… — тихим безжизненным голосом ответил тот, почти через силу. Зачем эти разговоры? Они только ранят, напоминая о том, что хо-чется забыть…

— Тогда — в чем дело? — продолжал расспрашивать Кэрн. Аниде укоризненно взглянула на супруга и вполголоса произнесла:

— Не надо, ему больно говорить об этом.

Кэрн смущенно покраснел. Опять что-то не то сказал! И почему он не умеет интуитивно ощутить, на какие темы можно говорить, а какие лучше упустить? Он-то думал, что Колу наоборот хочется поговорить о том, что его тревожит.

— Просто мне надо уехать, — раздался усталый голос Кола. — Вы не забыли? К брату. Он прислал мне весть от себя. Я получил ее, когда думал, что Стеллия не лю-бит меня, — прикрыв глаза, юноша вспомнил бушующее море и мысль, что, раз Стеллия не вернулась, хотя обещала, он ей не интересен. Только сейчас он понял, что она ничего ему не обещала. — Поэтому и согласился. От обиды. А отказаться те-перь не могу, брат мне всегда помогал, а теперь у него крупные неприятности. Да я и не навсегда я еду, — желая закончить на веселой ноте и через силу улыбнувшись, добавил он.

…Стеллия вновь стояла на берегу, с печалью глядя на беспокойную морскую поверхность. Темные волосы девушки были распущены по плечам, на стройной фи-гуре выделялся алый плащ, удерживающийся на тяжелых золотых подплечниках. То, что она надела его, было прямым признанием в любви — они так и назывались: "плащи влюбленных".

Взгляд Стеллии был устремлен на огромный корабль, вернее — на одинокую фигуру на нем. Но вот фигура приблизилась к винтовой лестнице и начала спускать-ся. Вскоре перед девушкой стоял Кол. Его волосы развевались на ветру, на крепком теле были лишь свободные брюки и… Дыхание девушки перехватило, она с недове-рием посмотрела на алый плащ на его плечах. Юноша спустился и быстрым шагом направился к Стеллии, остановившись напротив нее. Его взгляд был хмурым и на-стороженным.

— Но зачем же тогда ты уезжаешь? — против воли вырвалось у нее. Кол чуть вздрогнул, словно ее голос больно ударил его. Некоторое время он молча разгляды-вал ее, потом как можно спокойнее ответил:

— Так получилось. Но я еще вернусь, и постараюсь поскорее, — он сам не очень-то верил в то, что говорил. Если бы она могла поехать с ним! Но разве она согласит-ся? Они не женаты, да и поздно сейчас уже говорить об этом, наверное. Кол вздох-нул и придал своему лицу равнодушное выражение.

Стеллия закусила губу, сдерживая рвущиеся слова. Ей хотелось предложить ему поехать вместе с ним, но в следующее же мгновение она вспомнила про отца и мать, про неоконченные дела… И потом, если Кол сам не предложил ей это, значит, он не хочет брать ее с собой…

— Ох, Кол! — неожиданно для себя расплакавшись, девушка приникла к нему. Он обнял ее за плечи и хмуро взглянул на корабль. И почему все произошло именно так? Наверное, это он во всем виноват…

Темные волосы девушки озарило слабое сияние, и молодые люди одновре-менно обернулись.

— Солнце! Восходит солнце… — почему-то радостно воскликнула Стеллия, прильнув головой к плечу Кола.

На берегу моря стояли, обнявшись, юноша и девушка в алых, развевающих-ся на ветру плащах, устремив взгляды на восходящее солнце. И каждый из них на-всегда унес в своей памяти картину расставания.

 

Часть 2

800 000 до нашей эры

Инг перевернулся на спину и задумчиво взглянул на сидевшего в некото-ром отдалении Пола, темноволосого юношу с красивым строгим лицом. В воздухе витал приятный запах леса, и солнце ярко светило, обдавая своим теплым дыханием лю-дей. Если бы все осталось именно так навсегда! И не было бы вечных споров и дру-гих неприятностей, которые заставляют стра-дать. Человек родился, чтобы быть сча-стливым, так почему же ему не дают использовать свое законное право? Такие мыс-ли молнией пронеслись в го-лове у Инга, и он, вздохнув, сел и облокотился о дерево. Какие чудесные ле-са… Они расположены вокруг Города Золотых Врат, и наверняка ранее бы-ли особой достопримечательностью столицы. Сейчас они уже не те, что бы-ли тогда. Впрочем, Инг не мог помнить, что было "тогда". Ко времени его рождения все уже стало таким, как он это видел сейчас…

— Раньше Город Золотых Врат был самым прекрасным на свете! — в сердцах воскликнул Инг, резко вскакивая на ноги. Он не мог сидеть на месте, когда речь за-ходила о том, что больше всего на свете тревожило его. Успокоив-шись, он снова устроился у дерева и продолжил уже тише и с большей горе-чью в голосе: — Раньше здесь жил Белый Император, а теперь — Черный.

Пол искоса взглянул на друга, но отвечать на гневную тираду не стал. Впро-чем, Инг и не ждал этого. Он привык, что Пол довольно редко разгова-ривает, все свои мнения и выводы держа при себе.

— Ладно, пойдем обратно в город, что ли? — мрачно спросил юноша, откиды-вая со лба прилипшую прядь. Пол медленно кивнул и, помолчав, ответил:

— Знаешь, я думаю, все еще будет хорошо. Когда-нибудь.

— Не при наших жизнях, конечно, — скептически бросил Инг, снова поднима-ясь. Пол тоже поднялся и, направляясь вперед по узенькой тропинке, задум-чиво ответил:

— Что ж, может и при наших. Только мы не будем уже Полом и Ингом.

— Вот это-то и печально, — пробурчал тот и поспешил перевести разговор на другую тему, прекрасно зная, что спорить с Полом бесполезно: — Эх, жаль я не жил в нашей милой столице во времена ее рас-цвета!

— А может быть, ты жил, — живо откликнулся Пол. — И может быть, мы даже были знакомы… Или познакомились.

Инг рассмеялся, словно не принимая на веру слова друга. Но где-то глубо-ко в душе у него мелькнуло смутное воспоминание — берег моря, песчаный пляж и… Но воспоминание также быстро померкло, и Инг, пожав плечами, последовал за Полом.

…Коллин вскинула голову и вгляделась в безоблачное небо. Волосы тяже-лой копной ниспадали ей на плечи, фигура была статной и изящной, а глаза поражали своей глубиной и какой-то странной безграничностью. Теплые морские волны лас-ково касались ее ступней, иногда достигая щиколоток.

— Что же все-таки тебя тревожит? — послышался несколько озабоченный голос Лили, худенькой большеглазой девушки с несколько простоватым лицом, казавшей-ся по сравнению с изящной подругой слишком худенькой.

— Мой сон, — с тревогой в голосе отозвалась Коллин. Медленно поднявшись на ноги, она вошла в море и, склонившись, зачерпнула ладонями соленую воду. Брыз-нув ею себе в лицо, она сразу немного приободрилась — морская вода всегда дейст-вовала на нее успокаивающе. Обернувшись к Лили, девушка продолжила: — Мне приснился странный сон, он почему-то тревожит меня.

— Ты думаешь, он вещий? — спросила Лили, тоже поднимаясь на ноги и прибли-зившись к подруге. Коллин несколько мгновений молчала, словно решая, какой дать ответ. Наконец, послышался ее тихий и какой-то отрешенный голос:

— Да. Мне иногда снятся вещие сны. У них есть одна особенность, поэтому я и думаю, что он вещий. Но тогда… тогда это может повлечь за собою неприятности для всех нас… — голос ее чуть дрогнул, и она устремила взгляд своих прекрасных черных глаз далеко за горизонт, пытаясь успокоиться. Лили молчала, боясь нару-шить воцарившуюся тишину. Наконец, Коллин, не поворачиваясь, снова заговорила: — Понимаешь, я во сне присутствовала в виде… энергии, что ли. Я вроде была и не была, я имею в виду физически. Так бывает у меня только когда сон вещий.

— Ну, и что же было в том сне? — выходя из моря, спросила Лили. Она села на теплый песок и внимательно взглянула на девушку. Они были знакомы с самого детства, и она привыкла серьезно относиться к своей задумчивой подруге.

Коллин несколько минут молчала, водя пальцами по мокрому песку и глядя на прибывающие к ее ногам тихие и на удивление спокойные волны. Потом выпря-милась и, подобрав колени, заговорила:

— Сначала я увидела дворец и в нем — прекрасное лицо Белого Императора, оза-ренное по — неземному белым светом. Я ощущала безграничную радость.

Потом лицо исчезло, и на его месте возникло другое, лицо Черного импера-тора. Стало темно, и… — девушка вздрогнула и добавила нарочито равнодушно: — Одним словом, ничего хорошего в этом сне не было.

— Это вовсе не вещий сон, — успокаивающе произнесла Лили. Она привыкла к тому, что Коллин всегда была задумчивой и несколько молчаливой, и поэтому ред-кий момент откровения восприняла слишком импульсивно. — Ведь все произошло действительно так. Был Белый Император, теперь — Черный. С его появлением стали часты войны, иногда — с применением психического оружия. Это десятилетие еще относительно спокойно. Так что тебе приснился сон вовсе не о будущем.

Коллин хмыкнула.

— Ну так это и не конец моего сна. Было еще продолжение. Исчез дворец, и я начала взмывать куда-то ввысь. Я увидела всю Атлантиду целиком. Раздался стран-ный шум, потом — сильнее и сильнее. Я не могла понять, что происходит. И вдруг сообразила, что это смешанный звук особенно сильных приливных волн и землетря-сения. Я поняла, что случилась какая-то катастрофа и вспомнила о том, что вы оста-лись там… Мне стало страшно.

— Ты вспомнила о нас? — с волнением переспросила Лили. Ее молчаливая под-руга была загадкой для окружающий, и трудно было решить, где витают ее мысли. Лили всегда интересовало, как она относится к своим друзьям, однако ее задумчи-вый взгляд ни о чем не мог сказать ей.

— Конечно о вас, а ком же еще? — удивленно отозвалась Коллин и продолжила: — Остров разрушился на множество маленький островов, а Город Золотых Врат, в ко-тором мы с тобой сейчас находимся, вообще был стерт с лица Земли. И тут я поняла, что это еще не случилось, а только случится в будущем, и что мы вчетвером — Пол, ты, Инг и я, можем спастись.

— Только мы? — нахмурила брови Лили. Мысль о том, что такое множество лю-дей, населяющий столицу Атлантиды, безвременно погибнут, была ей неприятна. Впрочем, за Коллин раньше не наблюдалось такой черствости по отношению к дру-гим.

— Я понимаю, о чем ты подумала, — невесело усмехнулась девушка. — Но в том-то и проблема. Я в одно мгновение увидела своих родителей, и ваших тоже, и поня-ла, что они уцелеют. Они ведь живут совсем далеко отсюда. А вот другие… Одним словом, мы никому не сможем помочь. Именно мы.

— Ну, нет, я не согласна… — начала было Лили, однако тут же умолкла, вглядев-шись в горизонт. Вскочив на ноги, она радостно замахала руками.

— Мальчики, мы тут! — закричала она, хотя две смутно виднеющиеся фигурки и не могли услышать ее, и, обернувшись к Коллин, пояснила: — Пол и Инг идут сюда. Пойдем к ним навстречу?

Коллин ничего не ответила, печально глядя прямо перед собой. Вздохнув, Лили оставила ее на берегу одну и последовала к маячившим вдали юношам. Нет, никогда ей не понять подругу…

…Инг сел на песок рядом с Коллин и тронул ее за руку.

— Лили нам рассказала о твоем сне. Ты уверена, что он вещий?

Коллин лишь пожала плечами, не отвечая. Искоса взглянув в сторону Пола, она тихо проронила, словно разговаривая сама с собой.

— Печально… Печально, что все произошло именно так.

— Почему произошло? — удивленно спросил Инг. — Мне показалось, что сон го-ворил о будущем.

Очнувшись, Коллин рассмеялась:

— Прости, я задумалась. Это были всего лишь мысли вслух. Ты меня о чем-то спрашивал?

— Да, спрашивал, — ответила за парня Лили. Интуитивно чувствуя, что Коллин к Ингу относится почему-то хуже, чем к остальным, девушка страстно защищала его, давно оставив попытку понять, что руководит ею. Это не была любовь в нашем по-нимании этого слова, Лили скорее ощущала желание защитить юношу и чем-то по-мочь ему.

Вскинув голову, девушка громче, чем следовала добавила:

— Он поинтересовался, почему ты уверена, что сон вещий.

— Мне так кажется, — задумчиво и несколько равнодушно ответила девушка.

Инг тяжело вздохнул и взглянул на Пола.

— Пол, а ты что скажешь? — спросил он, откинувшись на песок.

— Что ж, я думаю, нас с этим городом ничего не связывает, — скинув оцепене-ние, откликнулся тот, изо всех сил стараясь казаться беззаботным и скрыть глухое беспокойство. — Родители живут далеко, и притом им ничто не угрожает, так ведь, кажется, говорила Коллин. Я не могу утверждать, что безоговорочно верю сну Кол-лин, но, насколько я помню, она всегда оказывалась права. И еще одно… — юноша перевел дыхание и, умолкнув, взглянул на окружающих. Инг смотрел на него с лю-бопытством, Лили перебирала диковинные ракушки, а Коллин, откинувшись на пе-сок, глядела куда-то в небо. Из всех них ему была важна реакция Инга, уже давно он привык считать его своим вторым "Я", но вот что он скажет сейчас? Вздохнув, Пол продолжил: — вы знаете, где сейчас Белый император?

Воцарилась гнетущая тишина. Даже Коллин приподняла голову и с изумле-нием посмотрела на Пола. В одно мгновение в мыслях друзей пронеслась огненной вспышкой мысль: они не знают, где сейчас Тот, кто всегда служил Солнцем жизни народа.

— Честно говоря, я не знаю, где сейчас Император, — задумчиво отозвался Инг, приподнявшись на локте и взглянув на друга чуть настороженно. Пол некоторое время молчал, пытаясь собраться с мыслями, и, наконец, заговорил:

— Белый Император и его последователи сейчас на пути к северу и западу, на иные материки.

Лили резко вскочила на ноги, и платье ее всколыхнулось на сильном ветру, однако девушка не обратила на это никакого внимания. Глаза ее засверкали от сме-шанного чувства обиды и возмущения.

— Так почему они не сообщили о предвиденной ими катастрофе? Наверняка, раз они ушли, то знали об этом.

Пол усмехнулся и поднял печальный взгляд:

— Почему ты решила, что не сообщили? Коллин ведь приснился сон. Она рас-сказала нам о нем. Может, кому-то еще привиделось подобное.

Лили, немного успокоившись, снова села у самого моря и неуверенно отве-тила:

— Да, ну а как те, кому не привиделось ничего? По какому принципу спасать людей?

— Скорее всего, сон дали тем, кто способен понять его значение. Например, нам не дали никаких снов, — при этих словах Лили густо покраснела, а Инг тихо рассме-ялся. Пол продолжил: — Зато нам сообщила обо всем Коллин.

— А другие? Надо спасти всех! — Лили обеспокоено смотрела на Пола, уже пре-красно понимая, что проиграла в этом словесном бою. Пол слишком умен, он на-верняка закончит их спор каким-нибудь нейтральным решением. И все равно, серд-це девушки щемило при мысли, что столько людей умрут под морскими волнами или разрушенными землетрясением домами.

— Кого ты имеешь в виду под всеми? — послышался голос Инга, полный скры-той горечи. — Черного императора? Он сам во всем виноват. Он вывел из равновесия нашу планету своими бесконечными войнами. Ему бесполезно пытаться бежать. Ка-тастрофа будет преследовать его повсюду.

Лили смягчилась, она не могла открыто противоречить Ингу. Умолкшего юношу сменил Пол, снова заговорив, что было при его характере очень странным:

— К тому же, нет ничего проще, чем решить проблему полюбовно. Давайте по-пробуем сообщить, кому сможет, о катастрофе. Ты сама убедишься, что из этого выйдет. Что скажешь, Коллин? — он обернулся к ней. Девушка сидела у самого моря, протянув ладони к волнам, и с какой-то странной нежностью смотрела на синюю неспокойную поверхность. Казалось, Коллин не слышала ничего из сказанного. Но она тут же приподняла голову и даже чуть улыбнулась.

— Давайте попробует. Начнем с Перста, он все-таки наш друг…

…Перст, высокий худощавый юноша с насупленным выражением лица, хмуро разглядывал собеседников.

— Всегда думал, что вы не совсем нормальные, — с некоторым удовлетворением заметил он и яростно продолжил: — Вы вообще соображаете, что предлагаете мне сделать?!

Лили с тревогой взглянула на Инга. Тот успокаивающе тронул ее руку и спокойно ответил бушующему Персту:

— Не стоит так волноваться. Мы тебе все рассказали только затем, чтобы не чувствовать себя потом виноватыми.

Перст ошеломленно смотрел на друга. Мысли его беспорядочно метались в голове, и среди них выделялась одна, особенно четкая: "Они ненормальные!".

— Нет, вы все-таки того! — снова закричал он. — Как вы себе это представляете? В Городе Золотых Врат у меня есть дом, я довольно богат, между прочим. Тут я мо-гу себе позволить вкусно поесть, могу позволить себе очаровательных женщин. А если я последую вашему совету и вместе с Вами отправлюсь на запад или на север (кстати, вы еще не выбрали нужный путь?), то лишусь всего этого! А что взамен?

— Жизнь! — холодно ответила Коллин, смерив Перста несколько презрительным взглядом. — У тебя странное понятие о счастье. Я бы сгорела со стыда, если бы смысл моего существования сводился к потреблению вкусной пищи и всяким иным развлечениям.

— Наверняка раньше Город Золотых Врат не был таким! — сердито добавил Инг. Его всегда мучила мысль о том, что он так и не увидит прежнего величия Атланти-ды.

— Между прочим, это только фантазия Коллин, этого извечного философа, что я потеряю жизнь, если останусь тут. Это все глупости. И потом, а в чем же еще мне видеть смысл жизни? А? — он буквально захлебывался яростью. Впившись взглядом в Пола, Перст хрипло расхохотался и язвительно спросил: — Вот любопытно, а в чем же видите смыслом своей жизни вы все? Ты, Пол?

Пол поднял на него равнодушный взгляд. Быть может, еще месяц назад юноша вышел бы сейчас из себя, так же, как и Перст, но теперь его это не трогало. Слегка склонив голову набок, он ответил:

— Я люблю путешествовать. Я родился далеко от Города Золотых Врат, и мое первое путешествие сюда восхитило меня. Я люблю наблюдать за природой, слу-шать пение птиц. Можешь смеяться, но иногда я вижу смыслом своей жизни про-никновение в тайну голоса природы. Так что я ничего не лишусь, отправившись к северу или западу. Наоборот, в последнее время я устал от безделья, моя жизнь пре-вратилась в сплошную скуку. Нужно развеяться.

— Можете не продолжать! — категорично, с преувеличенной брезгливостью, зая-вил Перст. — У вас всех подобные смыслы жизни. Глупцы! Жизнь надо тратить на развлечения, иначе она минует, не успеешь оглянуться! — и он, развернувшись, по-шел прочь.

— Да, теперь я понимаю, почему бесполезно одарять озарением всех, — задумчи-во проговорила Лили, провожая его взглядом. — Нас большинство считает ненор-мальными.

— Кстати, а куда нам все-таки ехать? — встрепенулся Инг. Только сейчас он по-нял, что до сих пор не имел понятия, как они покинут материк. — На север или на за-пад? И на чем?

— На лодке, — удивленно откликнулся Пол. — А вот куда… — он многозначительно взглянул на Коллин, стоявшую в некотором отдалении. Девушка подняла взгляд своих огромных прекрасных глаз и тихо произнесла, словно отвечая на свои мысли:

— Давайте отправимся к северу.

…Ровно через месяц Инг, Лили, Пол и Коллин в последний раз стояли на бере-гу этого моря. В некотором отдалении виднелся контур корабля.

— Я начинаю по-настоящему верить, что что-то произойдет, — тихо проговорил Инг. Он заговорил, только чтобы нарушить тишину, которую прорезал лишь мело-дичный звук волн. Нечто гнетущее было в воцарившемся молчании, а юноша изо всех сил стремился унести в памяти светлый образ Атлантиды.

— Почему? — почти шепотом спросила Лили, тоже подпавшая под странную ат-мосферу расставания.

— Мы думали, что нам придется самим строить корабль, и даже не корабль, а маленькую лодку, на которой едва ли пересечешь океан, а три недели назад нам удалось достать этот чудесный корабль. Его требовалось лишь немного починить, — пояснил Инг. Он действительно считал, что кто-то свыше помог им.

— Ты прав, — через силу улыбнулась Лили. — Ну что, идемте?

Пол молча кивнул, и они с Ингом направились к маленькой лодочке у само-го берега. Лили тронула за руку Коллин. Последняя сейчас была удивительно пре-красна и олицетворила саму печаль. Черные волосы ниспадали на спину, темный лиф с высоким воротником скрывал плечи, руки и грудь, красная юбка тяжелыми складками падала на песок.

— Идем, — потянула девушку за рукав Лили. Коллин кивнула, с грустью глядя на море. Они приблизились к лодке, и юноши поднялись, протянув им руки. Вскоре все четверо уже сидели на узких жестких скамьях. "Да, и на этой лодке мы хотели плыть по океану!" — рассеянно подумал Инг.

— Что это? — вдруг изумленно осведомился он, тронув странный крошечный ла-рец, висящий на толстой цепочке на шее Коллин. Та лишь густо покраснела, что редко случалось с ней, а на вопрос ответила Лили:

— Так просто, украшение, — она успокаивающе сжала руку подруги, и та ответи-ла ей благодарным взглядом. Лили знала, что в ларце хранится образок Пола. Желая перевести разговор на другую тему, девушка поспешно произнесла:

— Ну же, поплыли! — и ее сердце при этих словах резко сжалось: настали по-следние мгновенья расставания… Кто знает, вернуться ли они еще сюда?

Весла прорезали море, шаг за шагом отделяя друзей от любимого города и приближая к неизвестному…

…Когда их корабль, движущийся к северу, достиг берегов будущего великого Египта, страшное землетрясение и сильные приливные волны разрушили Атланти-ду, и стерли с лица Земли Город Золотых Врат…

 

Часть 3

В недры Египта

Мехит задумчиво смотрела перед собой, перебирая длинными ловкими пальцами золотое украшение в форме сплетающихся ветвей. Она, совсем еще юная, не была особенно красивой, но в то же время обладала неким шармом. Обилие бле-стящих вещиц не придавало ей большего очарования, скорее даже наоборот: за яр-кими драгоценностями почти терялось то неуловимое, что делало ее непохожей на иных симпатичных женщин.

— Мехит, расскажи мне о боге Ра! — раздался у ее ног звонкий девичий голосок, и тонкие щиколотки девушки обхватили чьи-то цепкие маленькие руки. Мехит опустила взгляд, и губы ее невольно тронула ласковая улыбка при виде юного личи-ка младшей сестры. Протянув к ней руки, Мехит нежно спросила:

— Что такое, Анде? У тебя что-нибудь случилось?

Девочка быстро замахала головой и, приникнув к коленям сестры, громким шепотом повторила:

— Расскажи мне про бога Ра!

Мехит провела рукой по густым темным волосам Анде и задумчиво прого-ворила:

— Про бога Ра? — она слегка нахмурила прекрасные брови. Быть может, именно правильная линия бровей, выразительные глаза и очаровательная улыбка дарили де-вушки столь удивительную прелесть.

— Про бога Ра, я очень хочу послушать… — шепотом повторила девочка. — Ты очень хорошая, Мехит…

— Да-да, Мехит, ты очень хорошая, — раздался позади чей-то веселый голос. Се-стры одновременно обернулись. Чуть поодаль стоял высокий симпатичный юноша с грустными темными глазами и улыбкой на губах. Мехит густо покраснела, а Анде, испуганно ахнув, тут же бросилась бежать в сторону дома, на женскую половину, где мать позволяла ей и другим маленьким детям играть в своих покоях.

— Ты ее напугал, Хел, — с легким упреком заметила Мехит, стараясь скрыть за напускной строгостью охватившее ее смешанное чувство радости и смущения.

— Анде — маленькая проказница, — засмеялся он, склонив голову набок, искренне любуясь грацией и очарованием девушки. Какая гладкая кожа и какие густые рес-ницы… А глаза… Черны подобно ночи и, наверно, в них тоже можно увидеть звез-ды…

Мехит смущенно молчала, не понимая, почему он так пристально смотрит на нее. Только бы набраться смелости и тоже заглянуть ему в глаза… Впрочем, она никогда не отличалась отсутствием храбрости, и столь редкая гостья — робость, тре-вожила ее. Неосознанно поправив рукой выбившуюся прядь волос, девушка украд-кой посмотрела на юношу.

— Ты так мила, Мехит, — искренне, в неожиданном порыве души, сказал Хел.

— Правда? — и, боясь выслушать ответ, она быстро поднялась и смущенно улыб-нулась

юноше.

— Мне пора в дом. Скоро начнет темнеть, и я…

— Да, ты права, — несколько печально ответил Хел и вдруг с горечью добавил: — Как

жаль, что я приемный сын твоего отца!

Длинные ресницы Мехит взметнулись над глазами, обнажив удивление и некоторый страх. Почему-то ей никогда не приходило в голову, что Хелу может не нравиться жить здесь. Но как же… Неужели он совсем… Нет, нельзя думать об этом, это же просто глупо! Совершенно ясно, что он относится к ней равнодушно, а может быть, даже посмеивается в душе. Вдруг он даже догадывается?.. Дойдя до этого места в своих мыслях, девушка прикусила губу и постаралась придать своему лицу холодное бесстрастие. Слегка приподняв брови, она как можно равнодушнее поин-тересовалась:

— Да? И чем же тебе плохо?

Поняв, что сказал лишнее, Хел быстро ответил:

— Нет, ты меня не поняла. Я вовсе не имел в виду, что мне плохо, просто… — он лихорадочно пытался найти достойную причину и, наконец, растерянно закончил: — …просто грустно, когда нет отца и матери… — Хел покраснел, понимая, что Мехит не понравится его ответ. Он и сам не знал, почему его так волнует мнение девушки.

— Но мой отец прекрасно к тебе относится… — укоризненно произнесла Мехит, с трудом скрывая радость: значит, все дело не в ней, значит…

— Он прекрасный человек, я знаю. Плитарх удивительно добр ко мне. Если бы не он,

быть мне сейчас… Не знаю, может, я бы и не жил на этом свете.

— Не жил… — эхом повторила девушка и, внезапно поняв, что ее слишком явно тронули, его слова, поспешно сказала: — Желаю приятно провести вечер, Хел, — и она быстрым упругим шагом последовала к дому.

…-Чего тебе, Албане? — печально спросила Мехит, находясь уже в своих поко-ях и перебирая множество украшений, сияющей горкой лежащих на небольшом воз-вышении. Темнокожая прислужница присела на корточки рядом с госпожой и, сло-жив руки на ее коленях, страстно прошептала:

— Мехит, я видела твоего отца!

— Ну, и что? — равнодушно откликнулась девушка. Не смотря на то, что Мехит считала рабов не низшими людьми, а лишь несчастными в своей судьбе, все же она слишком привыкла к отношению окружающих к слугам, и сама часто и невольно относилась к тому, что говорит ее рабыня немного свысока. И сейчас девушка тоже не обратила особого внимания на слова Албане. Последняя же с волнением продол-жала:

— Плитарх беседовал с госпожой!

— С Нэнс, что ли? — с некоторым недовольством осведомилась Мехит. Ну, что за манера недоговаривать до конца и воображать, что она обязана сама догадаться обо всем! В конце концов, она всего лишь египтянка. Албане быстро закивала:

— Да, да с твоей старшей сестрой… Они не обратили на меня никакого внима-ния, ну это не удивительно — кто на меня смотрит? Кому я нужна?

— Албане, когда-нибудь ты перестанешь быть моей любимой служанкой, — со вздохом

сказала Мехит, оттолкнув в сторону очередное рассмотренное украшение. С напускной грозностью взглянув на рабыню, она сурово проговорила: — Ты встречала ли иных рабынь, донимающих также своих господ, как ты?

— Но я ведь только тебе жалуюсь, — улыбнулась Албане. — Ты очень добрый че-ловек. По сравнению с ними, другими. Ну, и Хел тоже неплохой человек.

— Ох, ну и трудно же с тобой, — засмеялась девушка и продолжила ласковым го-лосом: — Ну, рассказывай, что хотела!

— Так вот, я услышала их разговор. Они беседовали о Конэ. Я не стала подслу-шивать и ушла сразу, как только они заговорили. Но первые фразы поняла и решила рассказать тебе.

— Конэ… — задумчиво повторила Мехит. — Если честно, я не помню, кто это.

Алабане посмотрела на свою госпожу с некоторым удивлением. Казалось, она недоумевает, как это знатная египтянка может не знать такой простой вещи.

— Это один богатый господин, — заговорщицким шепотом сообщила она. Ее не-мигающие темные глаза были широко раскрыты, на миг в них замер испуг.

— Кажется, я вспоминаю его, — удовлетворенно кивнула Мехит. — Но почему я должна

знать о нем?

— Как раз не должна, — поправила ее Албане. — Я рассказала тебе просто так.

— Спасибо, — улыбнулась девушка, надевая на руку браслет. Вытянув ее перед собою,

она с гордостью осведомилась: — Ну, как? Хорошо смотрится?

— А что это ты так внимательно рассматривала украшения? — поинтересовалась рабыня, восхищенно глядя на браслет. Да, диво как хороша ее хозяйка…

— Просто я искала подходящее, — загадочным голосом ответила Мехит и доба-вила: —

Может, я и расскажу тебе как-нибудь.

Мехит не была особенно близка со своей старшей сестрой, та была слишком высокомерной. Даже в далеком детстве они не так уж часто играли вместе. Мехит всегда любила баловаться и смеяться, а Нэнс пыталась быть строгой и неприступ-ной. Поэтому все свои чувства и мысли девушка поведывала юной рабыне — Албане, удивительно доброй и веселой девочке. Правда, таковою она была только с ней, Ме-хит. Другим же доводилось видеть прислужницу равнодушной и иногда — несколько дерзкой. Если бы не Мехит, которая не давала обижать свою рабыню, Алабане уже много раз была бы наказана. Впрочем, прислужница платила своей молоденькой хо-зяйке тем же: уважая ее за доброту, всегда пыталась помогать ей, чем могла. Хотя могла она не так уж и много.

— Боюсь, я догадываюсь… — печально заметила Алабане, нарушая воцарившую-ся тишину. — Но тогда я опасаюсь сильно огорчить тебя.

— Что опять случилось? — устало спросила Мехит. Она хорошо знала свою ра-быню, и давно уже поняла, что такое вот выражение ее лица значит, что она боится за нее, свою госпожу. Алабане чуть нахмурилась и опустила взгляд.

— Боюсь, Конэ пророчат тебе мужем.

Мехит вздрогнула и недоверчиво посмотрела на хмурую служанку. Вздрог-нув, она стянула с руки браслет и отложила в сторону.

— Мужем? — в конце концов, прошептала она. Еще месяц назад при этих словах она не испытала бы ничего, кроме раздражения, досадуя, что и сама она является почти рабыней: вынуждена полностью повиноваться воле отца. Сейчас же она по-чувствовала ужас. Попытавшись прийти в себя, Мехит склонилась к Алабане и тихо спросила: — А откуда ты все знаешь? Я имею в виду не про Конэ, об этом я и сама смутно догадывалась, да боялась признаться самой себе, а о моей тайне…

Рабыня лукаво улыбнулась:

— Помнишь, что случилось почти месяц назад? Когда все думали, что Хел не выживет? Все считали, что его окончательно одолели злые духи, и он никогда не станет прежним. Но жрец смог изгнать их, и он стал выздоравливать! Я хорошо помню твое отчаяние, а потом — твою радость. Ты несколько недель ходила, вся си-яя. А после, когда Хел почти совсем выздоровел, вы с ним говорили о чем-то.

Мехит не стала отрицать, она не видела в своем поведении ничего предосу-дительного. Положив голову на ладони, она мечтательно произнесла:

— Честно говоря, это и для меня было неожиданностью. Я никогда не думала, что Хел нравится мне. Когда он умирал, я молила богов, что они спасли его. Ох, ты не представляешь, как мне тогда было тоскливо! Казалось, мир рушится. А потом он выздоровел. Тот разговор, о котором ты упомянула… Я просто пожелала Хелу быст-рого выздоровления, а он ответила мне… Его слова до сих пор звучат в моих ушах, и я

до сих пор вижу перед собой его красивое лицо и его взгляд, полный нежно-сти. Так

на меня никто не смотрел, я вообще не думала, что возможен подобный взгляд… Хел сказал: "Мехит, я так боялся именно сейчас уйти в царство мертвых. Я боялся умереть, не сказав тебе самого главного". Но в этот момент вошла Нэнс и так подозрительно посмотрел на нас, что бедный Хел смутился, — Мехит умолкла и с тревогой взглянула на Албане. — Но если теперь… Я буду женой Конэ… Ох, Албане, мне не хочется жить!

Албане ласково погладила руку госпожи и как можно увереннее сказала:

— Все будет хорошо. Боги обязательно помогут такому чувству. К тому же, я могла и

ошибиться.

— Нет, я тоже думаю, что ты права, — тихо возразила девушка. Сердце ее тоск-ливо сжимало нехорошее предчувствие, на глазах выступили слезы. Вытерев их тыльной стороной ладони, Мехит гордо выпрямилась.

— Ничего, я все же египтянка. В конце концов, так живут все. А тебе, моя Алаб-не, еще хуже.

На лице рабыни появился страх. Вцепившись в руку госпожи, она хриплым голосом произнесла:

— О, госпожа, если ты уедешь с Конэ… Что же буду делать я? Меня тут без тебя просто убьют… — Алабане заплакала, заплакала впервые с далекого детства, когда искала спасения от страшной жизни на руках у матери. Мехит ласково погладила девушку по вьющимся волосам и попыталась успокоить ее:

— Не волнуйся, милая, я возьму тебя с собой.

Но Албане лишь печально качнула головой.

— О, нет, у него и своих рабынь хватает, без меня. Прости меня, Мехит, но, бо-юсь, слова жены для него ничего не будут значить. Он… он относится к женщинам, как к пустому месту. Твоя просьба ничего не будет значить для него.

Мехит, постаравшись, чтобы боль не отразилась на ее лице, лишь мягко за-метила:

— Вот видишь, мне будет не лучше, чем тебе. Что ж, жизнь иногда дарует нам неприятности. Наверно, это для чего-то нужно богам, просто мы не понимаем — для чего…

Она поднялась и строго сказала, обращаясь к рабыне:

— А теперь перестань плакать и иди. Сейчас очень поздно. Завтра мне надо бу-дет по-

говорить с Нэнс. Может, мы с тобой действительно страдаем зря.

…Нэнс была высокой худой девушкой с не очень красивым строгим лицом и немного злыми маленькими глазами. Окинув презрительным взглядом младшую се-стру, она рассмеялась. Смех ее был резок и неприятен, но Мехит сейчас было не до этого.

— Мне надоело видеть тебя изо дня в день, — заявила Нэнс, играя блестящими бусами,

обрамляющими ее худую шею. — Будет просто прекрасно, если ты уедешь от-сюда. Вот почему я ответила отцу, что ты будешь счастлива, если Конэ станет твоим мужем, — на лице ее появилась легкая брезгливость. Передернув плечами, она броси-ла:

— Ты ведь знаешь, отец наш нерешителен. Почему-то считается с чужим мне-нием. Знаешь, мне иногда кажется, что он чуточку побаивается нас с тобой, да и всех остальных тоже.

— Не говори так, — вспыхнула Мехит. Не смотря ни на что, она любила своего отца. Его нерешительность она считала достоинством. Впрочем, она называла ее иначе: умением считаться с другими людьми. Помедлив, девушка добавила: — А что касается той услуги, что ты оказала мне… — губы Мехит тронула улыбка. Девушка уже давно поняла, как можно бороться с сестрой: вызвать ее зависть. Да пожалуй, это был единственный способ.

Нэнс изумленно приподняла брови. В ее душе что-то восстало против этой странной помощи младшей сестре, но объяснить подобное свое побуждение даже себе самой девушка не смогла бы. Иногда она, испытывая нестерпимое чувство за-висти к кому-либо, стремилась понять, что же руководит ею. Например, почему Ме-хит так спокойно реагирует, если отец выказывает к ней, к Нэнс, большее благово-ление? А вот она не могла так. Все ее существо сразу же начинало трясти необъяс-нимое тянущее чувство, не дающее думать о чем-либо ином. Но пытаться понять его было бесполезно. Поэтому Нэнс, не стараясь анализировать, с нескрываемой непри-язнью посмотрела на сестру:

— О чем ты тут говоришь? Когда это я помогла тебе? — голос ее против воли стал более низким и даже немного охрип. Мехит, словно бы не замечая странной интонации вопроса, вытянула перед собой руку и рассеянно поинтересовалась:

— Как мой браслет? Ты не находишь, что он очень идет мне?

Нэнс затравленно взглянула на тонкую ладонь сестры, но отвечать не стала.

— Так чем это я помогла тебе? — повторила она, уже немного успокоившись. В конце концов, почему она так нервничает?

— Ах, ты об этом, — в притворном разочаровании махнула рукой Мехит. Пожав плечами, она равнодушно пояснила: — Я имею в виду Конэ. Он обеспечит мне пре-красную жизнь. Детство мое прошло в достатке. И остальная жизнь будет проведена в богатстве. Конечно, сомнительно, что отец сделал бы меня женой какого-нибудь не-

состоятельного человека, но все же…

Нэнс нахмурилась.

— Конэ жаден. Вряд ли тебя ожидает щедрость с его стороны.

С трудом сдержавшись от столько наглых слов старшей сестры, Мехит хо-лодно взглянула на Нэнс:

— Мы с тобой — женщины. Думаю, будет не столь уж и трудно заставить Конэ изменить свое отношение ко мне…

Взгляд Нэнс несколько изменился. Если до этого она смотрела на сестру с тихой яростью, то теперь на ее лице появился интерес. Заметив это, Мехит вооду-шевилась и, изобразив на лице мечтательность, задумчиво проронила:

— Мы с тобой часто ссорились. Нэнс. Но я знала, что это было несерьезно. Я знала, что, в конце концов, ты поможешь мне.

— Но… — осторожно начала сестра. — Но ведь потом ты состаришься, и больше не будешь привлекать его. Тогда жадность и проступит, — теперь Нэнс уже не стара-лась обидеть младшую сестру или испортить ей настроение, теперь она спрашивала с со-

всем другой целью, и Мехит прекрасно поняла это.

— Ну, есть много разных причин, по которым беспокоиться об этом не стоит, — заметила она, но продолжать не стала.

— Да? — как можно равнодушнее спросила Нэнс, однако взгляд ее выражал бес-конечное нетерпение. Усмехнувшись своим мыслям, Мехит снисходительно пояс-нила:

— Во-первых, кто сказал, что я обязательно сильно состарюсь? Египтянки знают свой

секрет красоты. Даже в старости можно продолжать сохранять очарование. Во-вторых… Во-вторых, как это ни прискорбно, однако никто не знает, сколько боги отпустили нам. Может, я уже завтра окажусь в Царстве Мертвых? И потом, соста-рюсь не только я, состарится и Конэ. Надеюсь, к этому времени ему будет не до жадности, — говоря это, девушка почувствовала невольный укор совести. Мехит со-всем не была уверена, что к старости Конэ внезапно подобреет.

Нэнс задумчиво смотрела перед собой. На лице ее плавно сменяли друг дру-га самые противоречивые чувства: недоумение переходило в гнев, потом — в сожале-ние, но вот, наконец, на губах старшей сестры застыла хищная улыбка. Мехит стои-ло огромных усилий не подпрыгнуть от радости, ведь девушка хорошо знала значе-ние этой полуулыбки. Сколько настрадались окружающие от нее! Ведь улыбка эта говорила, что Нэнс готова на все, чтобы добиться желаемого. Однако кончать игру было еще рано, иначе Нэнс обязательно обо всем догадается. Она не так глупа, ско-рее наоборот. Просто жадность и зависть затуманили ее рассудок. Поэтому Мехит постаралась изобразить на лице подозрение. Ей это удалось довольно легко, ведь сколько раз девушке приходилось скрывать свои чувства и выказывать те, которые она не испытывала, боясь снова вызвать ревность и зависть старшей сестры!

— Ты чему так странно улыбаешься? — с наигранным беспокойством спросила Мехит.

Нэнс, очнувшись от своих мыслей, спохватилась и попыталась исправить положение:

— Ах, Мехит, я так рада за тебя! — и Нэнс, быстро поднявшись, поспешила вый-ти из покоев младшей сестры. Девушка, оставшись одна, тяжело вздохнула. Как больно, что приходится идти на ложь, чтобы изменить что-то в своей жизни…

— Я восхищаюсь тобой… — раздался у ее ног чей-то восторженный голос. Мехит ласково посмотрела на Албане, появившуюся около нее.

— Боюсь, восторгаться нечем. Мне стыдно, что я вынуждена была лгать… Ты слышала?

— Да, — кивнула девушка. — Не все, но я слышала. Но почему ты назвала свои слова ложью? В конце концов, Конэ действительно может измениться.

— Сомневаюсь, — печально вздохнула Мехит. — Но вообще-то рано еще радо-ваться. Нэнс может догадаться.

— У тебя получится, я верю, — сказала Албане, глядя на госпожу широко рас-крытыми

глазами.

… Конэ улыбнулся:

— О, Плитарх, я же говорил тебе, мне обе твои дочери нравятся. Мехит такая тихая, послушная, а Нэнс — она совсем другая.

— Я думал сначала о Мехит, но теперь… Нэнс будет прекрасной женой, — Пли-тарх умолк, вспомнив свой разговор со старшей дочерью. Она долго и пространно намекала на что-то, и он никак не мог понять, чего же она хочет от него, пока нако-нец Нэнс не объяснила, что считает Мехит непригодной в жены такому человеку, как Конэ… Может, она и права…

Конэ довольно улыбнулся. Ему было совершенно безразлично, какая из до-черей будет разделять его жизненный путь. В конце концов, он в любой момент, ес-ли Нэнс ему надоест, взять себе какую-нибудь красавицу в наложницы.

— Нэнс будет счастлива со мною, — важно кивнул он.

…Мехит постаралась придать своему лицу выражение испуга. Широко рас-крыв глаза, она чуть приоткрыла хорошо очерченные губы, выдержав паузу, и мед-ленно про-

говорила:

— Нэнс… Зачем ты так поступила со мной? Я ведь поведала тебе о самом сокро-венном, о том, о чем я мечтаю… — проговорив это. Мехит почувствовала презрение к себе самой, но отступать было слишком поздно. Нэнс взглянула на сестру без всяко-го

смущения:

— Нужно было думать, что говоришь. В конце концов, что я сделала? Всего лишь по-

говорила с отцом. А он… Он согласился с моими выводами, — она улыбнулась своим мыслям и мечтательно прикрыла глаза. Будущая жизнь представлялась ей сказкой.

— Ненавижу тебя! — воскликнула Мехит с чувством, но слова ее относились ско-рее к себе самой, чем к сестре. На глазах ее выступили слезы, и девушка стреми-тельно выбежала из покоев.

…Албане присела на корточки у ног Мехит и с тревогой спросила:

— Почему ты плачешь? Ведь Нэнс уже не видит тебя.

Мехит всхлипнула и закрыла лицо дрожащими руками.

— Я-а… Я не могу в-врать! — протянула она, покачав головой. Алабне укориз-ненно сказала:

— Это не вранье. Ты не заставляла Нэнс идти к отцу.

Мехит печально кивнула, по лицу ее пробежала тень.

— Да. Но все равно я чувствую себя неуютно в обществе сестры. Мне кажется, я по-

ступаю подло.

— Ты всего лишь защищаешься, — заметила Алабане и вдруг понизила голос: — Мехит,

знаешь, там, во дворе, тебя ждет Хел.

— Он ждет меня? — девушка вытерла слезы и растерянно посмотрела на рабыню. В суматохе последних дней она совсем забыла, как давно не видела Хела.

— Не совсем. Он ждет тебя, но делает вид, что просто прогуливается у дома. Но я-то

знаю правду.

— О, Алабне, как я люблю тебя! — Мехит, закружившись по зале, счастливо за-смеялась. Как чудесно, что на свете есть такие люди, как Алабне и Хел… Хел?.. Де-вушка остановилась и принялась быстро поправлять складки хитона. — Наверное, я пойду к нему.

…Взгляд Хела был рассеян, и столь же рассеяны были и его мысли. Как жаль, что он не родился в богатой семье! Эта мысль возвращалась к нему снова и снова, не давая покоя. Будь он знатным человеком, его женой могла бы стать Мехит…

— Здравствуй, Хел, — раздался около него удивительно нежный голос. Даже не оборачиваясь, Хел понял, что он принадлежит Мехит. Только она умеет так гово-рить…

Он повернулся к ней и молча посмотрел на нее. Как же она красива… Такая нежная, ласковая, просто восхитительная…

— Мехит… — в его голосе раздалась боль. — Ты счастлива, Мехит? — он не знал, что заставило его задать этот вопрос, он сам слетел с его губ. Счастлива ли она, бу-дущая жена Конэ?

— Да, я счастлива, — искренне ответила девушка и, поймав его разочарованный и встревоженный взгляд, весело добавила: — Ведь мне больше не грозит стать женой Конэ.

Хелу показалось, что он ослышался. Широко открыв глаза, он, не мигая, смотрел на нее.

— Не грозит?! — радость была выказана слишком явно, но его не слишком забо-тило это. Схватив девушку за руку, он с тревогой, боясь, что понял неправильно, спросил, невольно снизив голос до шепота: — Что ты имеешь в виду?

Она не вырвала руку, напротив, теплая ладонь Хела взбудоражила ее вооб-ражение, и краска бросилась ей в лицо.

— Нэнс станет женой Конэ, — с легкой дрожью в голосе сказала девушка, при-стально глядя на Хела.

— Но тогда… — Хел хотел сказать что-то, но не сумел выговорить ни слова. Слишком

рано… Рано… — Мехит, мне нужно сказать тебе так много! Но не теперь.

— Не теперь? — вскинув голову, Мехит пристально вгляделась в красивое лицо Хела. С какой болью и в то же время радостью смотрят на нее его прекрасные глаза!

— Да, я должен кое о чем подумать, — тихо ответил он, не в силах более смотреть на нее. — Прости, но я не могу так сразу. Это может привести к дурным последстви-ям. Не для меня, а для тебя, — он помолчал и, не выдержав ее озабоченного взгляда, проговорил: — Ты же знаешь, я никто.

— Ты приемный сын моего отца, — с непонятной гордостью возразила Мехит. Глаза ее

засверкали гневными огоньками. Сурово сдвинув брови, девушка добавила: — Для меня не важно, кто ты.

— Ты еще слишком молода, — тихо сказал Хел, растерянный ее реакцией. Он по-нимал, что поступает правильно, но в то же время несправедливо по отношению к любимой. О, боги, что ему делать?! К чьим доводам прислушаться? Рассудка или сердца? Наконец, ненавидя себя и в то же время понимая, что у него нет другого выхода, он произнес: — Я не хочу всю жизнь думать, что из-за меня ты несчастлива.

— Не говори так! — Мехит вскинула руки, словно желая призвать к помощи бо-гов, и бусы ее тихо звякнули от резкого движения. Душу девушки переполняло ка-кое-то странное чувство, не испытанное доселе, боязнь, что случится непоправимое, случится из-за какого-нибудь пустяка…

— А как мне говорить? — горько рассмеялся юноша, решив идти до конца. Отве-дя взгляд в сторону, он негромко попросил: — Ладно, все равно не нам решать это. У тебя есть отец.

— Но… — Мехит не закончила. Конечно, у нее есть отец, и его мнение очень важно для… Для кого? Быть может, Хела? Резко развернувшись, девушка пошла к дому, а Хел продолжал следить взглядом за ее хрупкой удаляющейся фигуркой, по-нимая, что вряд ли когда-нибудь еще Мехит улыбнется ему.

…Албане, нахмурившись, сидела у ног госпожи. Мысли юной рабыни мета-лись, путаясь между собой, а сердце сильно колотилось. Стараясь скрыть свое вол-нение, Албане принялась отстукивать пальцами такт какой-то мелодии, очень фальшивя; впрочем, ее это сейчас меньше всего беспокоило.

— Что с тобой? — поинтересовалась Мехит, рассеянно наблюдая за прислужни-цей и стараясь за этим занятием отвлечься от мучивших ее мыслей. Алабане при-подняла голову и сконфужено улыбнулась:

— Я хочу, чтобы ты была счастлива, госпожа, — пояснила она с горячностью в голосе.

— Ты добра, а добрые люди должны быть счастливыми.

На глазах Мехит выступили слезы.

— Спасибо тебе, Албане, — тихо ответила она. — Знаешь, я… Я действительно не ощущаю себя счастливой, — девушке припомнился разговор с Хелом. Ну, почему он так поступил? Или она неправильно поняла его?

— Что я могу для тебя сделать? — Албане, волнуясь, поднялась на ноги. Ей вдруг страстно захотелось сделать хоть что-нибудь для своей госпожи, из-за одного лишь доброго отношения которой она продолжает жить и даже чувствовать себя немного счастливой. Ведь это редкость — счастливая рабыня. Но что может она, Албане?

— Боюсь, ты не способна помочь мне, — печально улыбнулась Мехит. — Было бы пре-

красно, сумей ты решить мою проблему.

— Ты хотя бы расскажи мне ее, — попросила девушка, снова присев рядом с гос-пожой.

Мехит помедлила, но вскоре заговорила:

— Все дело в Хеле. Он говорил, что мы не можем быть вместе из-за моего отца.

— И это все? — немного удивилась Албане, ожидавшая услышать что-то страш-ное.

— А разве этого мало? — вскинула брови Мехит.

— Нет, не мало, но… — девушка не договорила. В ее голове внезапно вспыхнула смутная идея и, опасаясь рассказывать о ней Мехит, Албане умолкла.

…Плитарх растерянно оглянулся по сторонам и, заметив темнокожую симпа-тичную девушку, бодро шагнул ей навстречу. Он не любил быть один, и даже ком-пания юной рабыни была ему приятна. Он хотел сказать что-то, но тут же замолчал, удивленно нахмурившись. Что-то очень знакомое было во внешности девушки, но что именно — он понять не мог. Однако вскоре лицо Плитарха прояснилось:

— Ты — Албане? — скорее утвердительно, чем вопросительно сказал он, остано-вившись напротив нее. Девушка, изобразив смущение, склонила голову и кивнула.

— Почему ты ходишь без дела? Рабыни не для этого предназначены! — но, не смотря на столь суровые слова, лицо Плитарха оставалось добродушным. Он просто не умел сердиться по-настоящему. Албане, с трудом скрыв усмешку, тихо ответила:

— Я иду от своей госпожи Мехит. Она дала мне задание.

— Если бы не моя любимая дочка, то, Албане… — Плитарх не закончил, вдруг вспомнив о Нэнс. Лицо его помрачнело. — Скажи, а как себя чувствует Мехит? Она доверяет тебе свои сердечные тайны? Не расстроена ли, что женой Конэ станет не она? — Понимаешь, — смущенно пояснил он, — Нэнс могла и ошибиться, когда убеж-дала меня.

— Нет, господин, она не этим расстроена, — скорбно ответила девушка, не под-нимая головы.

— А чем же? — удивленно спросил Плитарх. Албане помедлила, прежде чем от-ветить:

— Она чувствует симпатию к одному молодому человеку, но опасается…

— О, это же превосходно! — перебил рабыню хозяин. Радостно улыбаясь, он по-думал, что, быть может, благодаря этой вести он сможет хоть немного приободрить Мехит. В последнее время он мало внимания оказывал ей, а теперь еще лишил воз-можности стать супругой богатого человека. Больше всего он опасался, что Мехит теперь страдает. Но если Конэ ей не нравился…

Албане вздохнула.

— Понимаете, господин, этот человек… Это Хел, — выговорив это, Албане быст-ро взглянула на Плитарха. Только бы он не рассердился!

— Хел? — до него не сразу дошел смысл сказанного.

— Ведь Ваш старший сын живет с Вами, господин, и у него есть жена, — пытаясь исподволь подсказать ответ растерявшемуся мужчине, вскользь заметила Албане.

— Да, но Хел же мне не сын… — не зная, как отреагировать на столь неожидан-ную весть, протянул Плитарх.

— Вы приняли его в свою семью, как сына. Он Вам очень помогает, к тому же, Мехит

всегда была бы с Вами. Правда, Нэнс может не согласиться…

Плитарх выпрямился, как от удара. Лицо его побагровело, и на лбу выступи-ла испарина. Сжав кулаки, он шагнул к рабыне.

— Нэнс?! Да кто она такая? Дочь, всего лишь дочь. И к тому же, скоро станет женой Конэ и уедет отсюда. Никто не может влиять на мое решение, тем более она!

— Я знаю, что Вы волевой человек, господин, — склонилась перед ним в поклоне Алабне. На губах ее промелькнула улыбка. Что ж, теперь Плитарх точно сделает Мехит женой Хела.

…-Милая Алабне, как я люблю тебя! — Мехит обняла рабыню, и на глазах ее выступили слезы. Никогда еще она чувствовала себя более счастливой. Заглянув в глаза Албане, она быстро заговорила: — Когда ты спросила, чем помочь тебе, я дума-ла, ты несерьезно. Я и не предполагала, что ты способна…

— Что ты, Мехит. — немного смущенная, но все же довольная, проговорила ра-быня. — Ты столько сделала мне, что этот поступок ничего не значит.

— Значит, еще как значит! — возразила девушка. Чуть покраснев, она решилась задать

мучивший ее вопрос: — Как ты думаешь, мне самой сообщать эту новость Хе-лу?

— Мне кажется, да, — кивнула Алабне. — Наверное, тебе стоит прямо сейчас пой-ти к нему. Он, по-моему, где-то поблизости.

…Хел молча смотрел перед собой. Что делать, на что решиться? Может быть, уйти, не пытаясь искать больше встреч с нею? Что они дадут, эти встречи? Лишь разбередят рану, в который раз давая понять, что Мехит не стать его женой.

Звук чьих-то легких шагов заставил его поднять голову: к нему приближа-лась Мехит. Первой мыслью юноши было встать и уйти. Конечно, она обидится, но ведь ей будет лучше, так она быстрее забудет его. Но юноша не сдвинулся с места. Слишком красива была Мехит и слишком счастливая улыбка озаряла ее лицо. Хел продолжал стоять, глядя на любимую и интуитивно чувствуя, что к нему приближа-ется сама Судьба.

 

Часть 4

Спаситель

Анна с состраданием склонилась над его бледным, испещренным глубокими морщинами лицом. Тонкие гибкие пальцы девушки ласково распушили его седые волосы.

— Тебе лучше, отец? — тихо спросила Анна и осторожно присела на край наби-той соломой постели.

Тяжелые веки с трудом приподнялись, обнажив мудрые глаза, уже плохо ви-дящие, но продолжавшие сохранять необычный ум. Губы старца тронула слабая улыбка, и он, немного приподняв голову, ласково произнес:

— Все в порядке, дочь моя. Я прекрасно себя чувствую! — тут он, умолкнув, за-кашлялся и без сил упал на постель. Анна поспешно встала и, подбежав к неболь-шому возвышению, принялась быстро смешивать в глиняной миске отвары различ-ных трав. Через минуту она уже сидела у постели Рафаила и следила за тем, чтобы он выпил весь лекарственный напиток.

— Тебе должно стать лучше, отец, — мягко сказала Анна, снова поставив глиня-ную миску на возвышение.

— Мне станет много лучше, когда я увижу Спасителя, — тихо ответил Рафаил.

— Может, Он и придет, — поспешила сказать девушка. — Вот увидишь! А пока поспи, отец. Ты устал.

Старец послушно прикрыл глаза и вскоре уже спал, погрузившись в неведо-мые другим сны. Анна продолжала сидеть у его постели, глубоко задумавшись и продолжая вспоминать…

…Родителей своих Анна помнила очень смутно, их лица слились в памяти с образом Рафаила. Девушка точно не помнила, что произошло тогда, много лет на-зад, забыла, как осталась совсем одна в большем шумном городе…

…Анна медленно брела куда-то вдаль, прижав к груди узелок с едой и испу-ганно оглядываясь на прохожих. Она осталась совсем одна, одна во всем мире, куда ей теперь податься? Ей очень хотелось расплакаться, как когда-то в случае "беды", но испуг сковал ее сердце, и слезы остановились где-то в горле, больно обжигая все ее существо, но не смея пролиться наружу.

Анна не помнила, не сознавала, сколько уже бродит здесь, среди самых раз-ных людей с самыми разными проблемами. И никто, никто не обращал на нее на малейшего внимания!

— Девочка, что с тобой? — неожиданно раздался над ее ухом удивленный жен-ский голос. Анна подняла испуганный взгляд. Перед ней стояла миловидная девуш-ка, а рядом — двое молодых людей. Один из них, высокий, стройный, с поразитель-ными добрыми глазами, вызвал в душе девочки целую бурю, и Анна молча стояла, не в силах произнести и слова. Что-то знакомое было в лице этого человека, вернее не в лице — а во взгляде или… Нет, девочка не умела понять свои чувства, ведь она точно знала, что никогда не видела странного незнакомца.

— Меня зовут Адой, — склонившись к ребенку, говорила молоденькая девушка.

— Ты потерялась?

Но Анна продолжала молчать, испуганно моргая. Тогда к Аде присоединился молодой красавец, тот самый незнакомец, которого, как казалось девочке, она слов-но бы уже видела. Взяв растерявшуюся Анну за руку, он мягко спросил:

— Ты потерялась, малышка?

— Кто Вы? — наконец сумела выговорить Анна, широко раскрыв прекрасные глаза, в которых затаилась недетская боль. Незнакомец негромко рассмеялся и, об-хватив девочку, поднял ее на руки и посадил себе на плечо. Маленькая процессия продолжила свой путь.

— Меня зовут Рафаилом, дитя. Но ты не ответила на мой вопрос: ты потерялась? Куда тебя отвести?

Не выдержав, Анна расплакалась. Боль, которую она держала в себе долгое время, вырвалась наружу. Обхватив Рафаила маленькими прохладными ладонями, она, всхлипывая, пробормотала:

— Мне некуда идти! И нет никого!

Ада резко остановилась и, прижав руку к сердцу, обернулась к третьему путнику.

— Авдей… — скорбно и словно бы вопросительно проговорила она. Молодой муж понимал свою супругу без слов. Слишком часто она молчала, размышляя о чем-то, видимо не доступном пониманию его, Авдея.

— Пусть маленькая незнакомка поживет с нами, — предложил он, взглянув на Рафаила. Но тот отрицательно покачал головой.

— Вы и сами скоро будете иметь детей, к чему вам лишние хлопоты? Вы далеко не так богаты, скорее наоборот. Правда, я тоже, но у меня никого нет, пусть она жи-вет со мной. Хочешь? — спросил он, чуть повернув голову к Анне. Та молча кивнула, не в силах выразить охвативший ее радостный трепет словами. Мысль о том, что она будет жить с таким человеком, показалась ей прекрасной.

— А как зовут тебя? — спросила Ада, ласково улыбнувшись.

— Анной, — тихо ответила девочка. К молодой красивой женщине она сразу по-чувствовала симпатию, смешанную со странным ощущением, что Ада очень умный человек и очень много знает обо всем на свете.

…Анна вздохнула. С поры знакомства с Рафаилом минуло много лет, и все это время девушка прожила с ним. Ада, Авдей и их дети стали ее самыми близкими людьми, и казалось, весь мир не может вместить безграничного счастья Анны. И вот случилось это…

О смерти и болезнях девушка, разумеется, знала, но они казались ей чем-то отдаленным. Она верила в загробную жизнь, так, как об этом рассказывают в хра-мах. Но при мысли, что она может вскоре расстаться с Рафаилом, ей становилось не по себе.

— Добрый день, — раздался сзади негромкий женский голос, прервав печальные мысли девушки. Анна обернулась и увидела Аду и Авдея, стоящих около нее. За прошедшие годы Ада не слишком изменилась, зрелость была скорее к лицу ей. Она совсем не пополнела, морщин почти не было, а те, что все же были, придавали ей очарование мудрости. Взгляд остался столь же проницательным, как и в молодости, а легкая седина даже красила женщину.

На Авдее возраст сказался больше: волосы стали совсем белыми, а лицо ис-пещрили глубокие морщины. Только сейчас Анне пришло в голову, что и Рафаил состарился за прошедшие годы. Ведь он, к тому же, был много старше Ады и Авдея. Но мысль о том, что Рафаил может быть старым, показалась девушке кощунством.

— Как он? — тихо спросила Ада, протягивая девушке небольшой мешочек, от ко-торого исходил запах целебных трав. Глаза Анны наполнились слезами. Опустив голову, она некоторое время молчала, стараясь собраться с силами. Как это трудно — признаться, что все обстоит намного хуже, чем ты хочешь в это верить!

— Ему очень плохо, — прошептала девушка и, увидев мешочек, приняла его из рук Ады, поблагодарив ее взглядом: на слова уже не было сил.

— Ничего, все будет хорошо, — постарался успокоить девушку Авдей, подходя ближе. Анна молча кивнула и выдавила из себя подобие улыбки. Ее била мелкая дрожь, большие глаза расширились от страха за будущее. Авдей печально смотрел на нее, не зная, как успокоить несчастную девушку. В том, что она несчастна, он не сомневался: ее привязанность к Рафаилу была сильна и очевидна. Тот оградил свою воспитанницу от реальной жизни, желая тем самым сделать ее счастливой, но, в конце концов, получилось только хуже. Теперь реальность сама вошла в их дом, а бедная Анна не представляет, как принять ее своим нежным сердцем, привыкшим к радостям и легкому решению самых сложных проблем: как тогда, в детстве, про-блема потеряться одной в большом городе, решилась, стоило встретиться на пути маленькой девочки Рафаилу. Но сейчас, вполне возможно, проблема не сможет ре-шиться так легко. И что же будет с Анной, если она останется одна? Конечно, они с Адой помогут ей, но намного больше, чем они, ей нужен Рафаил. Авдей вздохнул, сознавая свою беспомощность. Он не любил признавать, что не способен облегчить существование кому-либо, тем более столь давней подруге. Но за жизнь и смерть отвечает лишь сам Господь, и тут ничего не поделаешь.

— Ладно, все еще может исправиться, — неуверенным голосом произнес Авдей, желая нарушить воцарившуюся тишину. Анна вздохнула и присела около постели Рафаила. Некоторое время все молчали, однако через несколько мгновений гнету-щую тишину нарушил голос Анны:

— Отец, поспи еще, тебе надо набираться сил, — обратилась она к Рафаилу, вне-запно открывшему глаза и в некоторой растерянности оглядевшемуся по сторонам. Тот попытался приподняться на локте и, закашлявшись, махнул рукой, словно желая что-то сказать.

— Я не устал, дочь моя, — наконец удалось произнести ему. Но Анна лишь отри-цательно покачала головой и мило улыбнулась:

— Прости, отец, но твое здоровье мне важнее всего на свете.

— Неразумно, дочь моя, — снова бессильно откинувшись на постель, тихо заме-тил он, — Важнее всего для тебя должен быть Бог, а потом уже я.

— Я не хочу спорить с тобой, — взяв ослабшую руку Рафаила в свою, мягко про-говорила девушка. Ада тоже склонилась над больным и немного печально спросила:

— Какая же новость окажется для тебя исцеляющей?

— Какая? — нахмурился Рафаил и, устало прикрыв глаза, ответил, словно бы го-воря сам с собою: — Конечно же, весть, что я могу хоть издали взглянуть на Спасите-ля.

— Будешь просить Его о здоровье своем? — поинтересовался Авдей.

— Что за мысль! — ужаснулся Рафаил и даже чуть приподнялся с постели. — Ко-нечно же, не буду. Да это мне и не понадобится.

— Отчего же? — голос Анны охрип от волнения. "Неужели он имеет в виду, что все равно умрет?" — испуганно подумала девушка и в страхе прикрыла глаза, стара-ясь успокоиться.

— Да так, — загадочно улыбнулся Рафаил.

…Запыхавшийся Авдей остановился у входа и, не в силах вымолвить и слова, лишь призывно махнул рукой.

— Что случилось? — Анна поднялась и побежала навстречу ему, пытаясь про се-бя решить, какая еще проблема произошла. В последнее время в жизни девушки на-чалась черная полоса, и ни на что хорошее Анна уже не надеялась.

— Рафаил, случилось то, о чем ты мечтал! — Авдей, не обратив внимания на ос-тановившуюся около него девушку, приблизился к Рафаилу. — Уже много людей со-бралось послушать проповедь Сына Человеческого.

Рафаил резко сел в постели, и лишь подбежавшая Анна заставила его не вставать.

— Отец, тебе ведь плохо, путь к морю ослабит твое здоровье, — постаралась мяг-ко увещевать его она, хотя и понимала всю тщетность подобной попытки.

— Дочь моя, сразу видно, ты не встречала в своей жизни силу Божества, иначе ты поторапливала бы меня, — Рафаил с удивительной для его болезни легкостью от-странил Анну и поднялся на ноги.

— Ты прав, отец, я не встречала подобного, — признала девушка, снова подбегая к нему, теперь уже, чтобы помочь идти. У левой его руки встал Авдей. Так, поддер-живаемый с двух сторон, Рафаил направился к выходу.

— Ох, как приятно снова оказаться на ногах! — радостно сказал он уже на улице и, взглянув на притихшую девушку, весело спросил: — Хочешь ли ты знать, что я имел в виду под силой Божества? Дело в том, что мне однажды, еще в юности, при-снился чудесный сон, и вряд ли я сумею найти достойные слова, чтобы описать всю его удивительную красоту. Мне запомнилось безграничное небесное пространство, и я был легкой дымкой. Меня никто не видел, а я видел всех, более того — я не про-сто видел людей, я видел как бы их сущность, их мысли и мнения. И я прекрасно знал, что сплю. Вернее, я считал, что сплю не я, а спит… Как бы сказать? Мое тело, что ли… Так вот, я был дымкой. Я взмыл в лазурные небеса и летел все выше и вы-ше. Рядом порхали птицы, и чудное дело — я понимал, что они щебечут. Но вскоре и птицы перестали появляться, а голубизна вокруг стала мерцать, и потом не осталось ничего, кроме этого мерцания, одного только идеального Света. И на мгновение я вдруг почувствовал такое блаженство, когда ничего не нужно, мне не хотелось воз-вращаться обратно, а остаться там. Но какой-то высший Голос словно сказал мне, что я должен идти назад. На этом сон и закончился. Кстати, вскоре после этого я встретил тебя, дитя мое, — ласково обратился он к изумленной Анне. — И потом я уже не мог не мечтать вновь узреть что-то подобное.

— Ох, отец, я по сравнению с тобой такой серый человек!.. — обескуражено про-изнесла Анна, покачав головой. Рассказ Рафаила не умещался в ее сознании.

— Дитя мое, я был старше тебя, когда увидел тот сон, а после меня подобные видения не посещали, — глубокомысленно заметил тот.

…Вскоре они уже стояли среди множества людей и, как они, с замиранием сердца смотрели на небольшую лодку, в которой сидел Он, идеал духовной красоты и совершенства, Тот, описать Которого я не берусь.

"З… вот, вышел сеятель сеять;

4 И когда он сеял, иное упало при дороге, и налетели птицы и поклевали

то;

5 Иное упало на места каменистые, где не много было земли, и скоро

взошло, потому что земля была неглубока;

6 Когда же взошло солнце, увяло и, как не имело корня, засохло;

7 Иное упало в терние, и выросло терние и заглушило его;

8 Иное упало на добрую землю и принесло плод: одно во сто крат, а другое

в шестьдесят, иное же в тридцать.

9 Кто имеет уши слышать, да слышит!" *

Анна силилась проникнуть в смысл самых мудрых слов, которые когда-либо слышала в своей жизни. Сердце ее учащенно билось и, хоть она сама и не все поня-ла из притчи, однако девушка интуитивно чувствовала скрытую в символах Вели-кую Истину. И последние слова Учителя {Кто имеет уши слышать, да слышит) были словно наставлением ей. Вернее, таким, как она.

Кто-то тронул ее ладонь, и Анна быстро обернулась. На нее ласково смотре-ли мудрые глаза Рафаила. И, что поразило Анну, он казался здоровым, совсем, как в далекие дни молодости.

— В этом и заключается сила Божества, о которой я уже упоминал, — шепнул Рафаил, заметив изумление Анны. Та растерянно смотрела на него, только сейчас осознав, что совсем ничего не знает об окружающем ее мире.

Взгляд девушки коснулся Учителя. И в этот миг, который стал поворотным моментом ее жизни, в ее сознании мелькнул туманный образ: безграничное про-странство моря, и она стоит рядом с высоким молодым человеком, и все вокруг на-полняет беспредельная тоска…

Анна не поняла, что за видение посетило ее, но сердцем интуитивно ощути-ла. что тем молодым человеком был Рафаил… И если до этого мгновения она очень смутно представляла себе жизнь и смерть, то теперь что-то изменилось в ее мыслях, и в сознании девушки время слилось в Вечность.

* — Евангелие от Матфея

 

Часть 5

Знатная муза

Торрей устало открыл глаза, услышав тихий звук шагов. Перед ним стояла молодая женщина с печальным выражением на лице, в длинном кружевном платье, с глухим воротом и узкими рукавами. Не смотря на множество рюшей и воланов, платье казалось строгим. Торрей отметил это с молниеносностью художника, и так же быстро он отметил, что у Джеммы не слишком хорошее настроение. Впрочем, выражение ее лица всегда говорило о скрытой печали, но Торрей знал, что судьба не сильно баловала женщину, поэтому никогда не пытался выражать недовольство. Но сейчас Джемма выглядела обеспокоенной по какой-то иной причине.

— Что произошло, Джемма? — немного сухо спросил он, откидывая со лба длин-ную прядь волос.

— Сеньора Мендеску просила передать Вам, что отменяет свой заказ, — ответила Джемма, исподлобья взглянув на художника. Вряд ли кто-нибудь смог бы сказать, какие мысли владели ею, взгляд молодой женщины всегда оставался каким-то на-пряженным.

— Ну, что ж… — протянул художник, тряхнув головой и пытаясь отогнать стран-ную сонливость. — Люди думают в основном о себе, не так ли, Джемма? Не удиви-тельно, что и сеньоре Медеску не пришло в голову, что, раз я начал рисовать ее портрет, то мне надо бы закончить его, иначе это будет потраченным временем.

— А что Вы теперь будете делать с начатой картиной? Вы не нарисовали еще и половины. Только контур тела и интерьер, — Джемма проговорила это с сочувствием в голосе, но распознать его мог только Торрей, который знал ее в течение долгого времени. Для остальных ее тон показался бы холодно-равнодушным.

Торрей улыбнулся своим мыслям и, словно очнувшись, поднял взгляд на Джемму.

— Что я буду делать? — задумчиво повторил художник. — Это довольно легко, и, между прочим, прекрасно, что я не нарисовал еще и половины. Начатое я могу ис-править в другую картину. Скажем, спящая дама.

Джемма не смогла сдержать улыбки.

— Забавное название. Сеньора Медеску наверняка возмутилась бы, узнав о Ва-шем решении, — женщина помолчала, и тут же продолжила, но совсем другим тоном: — Сеньор Торрей, у Вас, кажется, еще одна заказчица. Она просила передать, что хо-чет, чтобы Вы пришли к ней в среду в пять часов, и тогда вы переговорите обо всем подробнее.

— Да?.. — художник, откинув голову, рассмеялся. — Звучит таинственно. Навер-ное, это очередная старая дева, которая почему-то думает, что мне больше делать нечего, как влюбляться в своих муз.

— Не думаю, чтобы эта была из таких женщин, — задумчиво покачала головой Джема. Торрей в некотором раздражении махнул рукой. Уже давно он хотел выго-вориться, и теперь не мог сдержаться.

— Ох, Джемма, и за что мне это? Когда я только-только стал художником и по-лучил первый значительный заказ, знатная дама, которую я рисовал, весьма туманно намекала на то, что не прочь завязать со мною любовную связь. Я тогда не понял ее. Следующая заказчика привела меня в состояние шока. Она попросила нарисовать ее обнаженной. Я был совсем еще мальчиком, и страшно смутился. Тогда она рассмея-лась мне в лицо и сказала, что я очень красивый юноша. С нею у меня был короткий роман, который чуть было не закончился свадьбой, но я во время опомнился. И так всегда! И главное, попадаются какие-то старухи! И за что мне это?

— Вы очень красивы, сеньор Торрей, — заметила Джемма. Это было правдой. Торрей был высок и статен, темные волосы красивой волной обрамляли его привле-кательное лицо, и одевался он с утонченным вкусом. — К тому же, Вы не относитесь к простолюдинам.

— Классовые предрассудки навсегда останутся тайной для меня, — буркнул Тор-рей и с наигранной суровостью взглянул на Джемму. — Я скажу этой заказчице, как обычно, что я женат и влюблен в свою жену до безумия Если что, ты сыграешь роль этой жены.

— Как скажете, — без воодушевления согласилась Джемма.

…Торрей невольно взглянул на картину, висящую на стене. На фоне голубого неба была изображена смеющаяся девушка с яркими голубыми глазами и прекрас-ными светлыми локонами. Она казалась идеалом грациозности и красоты.

Сравнение оказалось не в пользу хозяйки, стоящей тут же, под картиной. На портрете явно была изображена она, хотя и немного приукрашена. Глаза ее на самом деле были не настолько голубыми, а черты лица — не столь совершенными. Не смот-ря на это, она все же могла называться красивой.

— Я понимаю, о чем вы подумали, — кивнула молодая хозяйка, все это время на-блюдавшая за Торреем с легкой улыбкой грусти. — Так бывает всегда. Я никак не мо-гу найти достойного художника. Они все пытаются сделать женщину на портрете идеальной. А мне всегда хотелось взглянуть, какая же я на самом деле.

Торрей, немного смущенный, в изумлении приподнял брови:

— Разве у вас нет зеркал?

Молодая женщина засмеялась.

— Что вы, конечно, есть! Но зеркала не отображают истины. Они показывают, какая ты в данное мгновение, и только. А вот картина… Это другое дело. Хороший художник умеет показать суть самой красоты или непривлекательности кого-либо одним движением кисти.

— Боюсь, я не могу претендовать на звание хорошего художника, — польщено ответил Торрей. Девушка склонила голову набок и несколько секунд задумчиво рас-сматривала собеседника.

— Я видела пару ваших работ, мне они понравились, — заметила она и поспеши-ла перевести разговор на другую тему. — Давайте знакомиться. Меня зовут Нериной, так и называйте меня. А как мне звать вас? — глаза ее лукаво заблестели. "Вот оно, начинается" — подумал Торрей, но привычного раздражения почему-то не ощутил. Выпрямившись, художник с достоинством ответил:

— Если так, то зовите меня просто Торреем.

…Нерина сидела в кресле, сложив руки на коленях. Взгляд ее был устремлен куда-то вдаль, и сама ее поза указывала на задумчивую покорность судьбе. Тяжелые белокурые локоны были собраны в сложную прическу, длинное платье кремового цвета обнажало плечи, а вокруг красивой шеи была в несколько раз закручена длин-ная нитка жемчужных бус.

— Ну, как? — раздалось, нарушая звенящую тишину, прекрасное контральто Не-рины. Торрей, склонившийся над мольбертом, недовольно поднял голову и окинул музу сердитым взглядом. Впрочем, его раздражение относилось скорее к себе само-му. Художник не мог не признать, что Нерина нравится ему. И дело было не во внешности — он писал и более прекрасных женщин. Нет, привлекательность была ни при чем, и это больше всего угнетало Торрея, хотя он не сумел бы и самому себе объяснить такое отношение к своему чувству.

— Прошу не разговаривать, — пробурчал он, снова начиная рисовать. Нерина ме-лодично рассмеялась.

— Что вы, Торрей, как раз наоборот. Вы должны рисовать, слушая меня, чтобы я получилась такою, какая я и есть на самом деле, — и, не дожидаясь его реакции, она продолжила: — Скажите, Торрей, зачем вы стали художником? Ведь вы знатны и бо-гаты!

Торрей вздохнул. Именно так начинались все его попытки быть просто слу-гой искусства.

— Мне нравится, — как можно равнодушнее ответил он. Нерина, не поворачивая головы и продолжая смотреть в одну точку, лукаво спросила:

— У вас есть супруга?

— Есть, ее зовут Джеммой. Прекрасная женщина! Я очень люблю ее, — в раздра-жении сказал он и сердито добавил: — Я приступаю к изображению рта… Нерина… — он с трудом заставил себя выговорить ее имя. — Прошу вас пока не разговаривать.

…Виола следила за подругой из-под полуопущенных ресниц. Она была высо-кой статной блондинкой с почти совершенной фигурой и идеальным вкусом.

— Скажи, Нерина, тебе действительно так понравился он? — спросила она, стара-ясь не выдавать невольной зависти. Листия, темноволосая и темноглазая молодая женщина в фиолетовом бархатном платье, бросила на Виолу подозрительный взгляд. Она хорошо знала подругу и предчувствовала, что та начинает свою оче-редную игру.

— Да, — призналась Нерина, отвечая на вопрос Виолы.

— Не советовала бы тебе кокетничать с ним. У вас ничего не получится. Он не такой человек, — стараясь придать своему лицу равнодушие, что хорошо ей удалось, словно невзначай проронила Виола.

— Я лично так не думаю, — раздался голос Листии. Виолы гневно сверкнула гла-зами. Когда, наконец, эта Листия перестанет бесконечно вмешиваться в чужие дела? Изобразив на лице ледяную улыбку, Виола холодно ответила:

— Я и не говорю, что моя точка зрения правильна. Я лишь высказываю мнение.

— Я тоже, — усмехнулась Листия.

Подобную сцену Нерина наблюдала множество раз, и теперь, как и раньше, ей пришлось играть роль буфера.

— Ладно, в конце концов, это не так уж и важно, — поспешно сказала она. Но слова Виолы о том, что Торрей "не такой человек", запали ей в душу.

…Дни текли удивительно медленно, и лишь часы сеансов проходили, как одно мгновение. И Нерина, и Торрей каждый раз мучительно ждали новой встречи, и ка-ждый раз боялись сказать хоть слово о том, что чувствуют.

Торрей сердился на себя за то, что так неосторожно сказал про жену. Как те-перь быть? Как и говорила Джемма, эта заказчица не похожа на предыдущих. Но откуда же ему было знать, что она, как всегда, права? Для художника стало настоя-щим мучением писать Нерину, вглядываться в ее отрешенное лицо, словно для того, чтобы изобразить его черты на холсте. Но на самом деле он искал признаки, что и она испытывает что-то подобное ему, и, не находя их, художник с какой-то стран-ной обидой принимался выводить портрет Нерины.

Нерина проводила дни, считая минуты, оставшиеся до сеанса. Но как только появлялся художник, она надевала маску равнодушной веселости, пряча за нею свои мысли и чувства. Быть может, если бы не слова Виолы, она и решилась бы показать свое истинное отношение к художнику, но при мысли, что он все равно останется равнодушным, ей становилось не по себе. "Пусть лучше и я буду казаться ему та-кой" — убеждала себя она, и все равно чувствовала невольные угрызения совести. И вот картина была готова. Торрей молча смотрел на Нерину, понимая, что расстается с нею навсегда, и не зная, как можно продлить минуты расставания.

— Вот и все, — как-то глухо произнес он. Нерина нахмурилась и, не найдя, что ответить, лишь молча кивнула.

— Прощайте, Нерина, — тихо сказал Торрей.

— Спасибо вам за все, — столь же тихо ответила та.

— Картину я окончу дома, там осталась пара последних штрихов. Ее вам занесет моя прислужница, — кляня себя за сказанные слова, но все же говоря их, произнес Торрей. Нерина почувствовала, что кровь отхлынула от ее лица, а в глазах вот-вот появятся слезы. Отвернувшись к окну, она с расстановкой повторила:

— Спасибо вам за все.

Торрей вышел из залы, оставив Нерину одну и не зная, что, как только за ним закрылись двери, молодая женщина, уронив голову на грудь, беззвучно запла-кала.

…Торрей сидел в глубоком кресле, закутавшись в теплый плед и глядя в окно на ночное небо. Он сидел неподвижно уже около часа, не в силах подняться — ведь тогда придется что-нибудь делать, а ему хочется поразмышлять, хотя вряд ли при-дет что-либо путное в голову.

— Джемма! — вдруг крикнул он и тут же мысленно обругал себя. Никогда еще Торрей не позволял себе приказывать ей таким тоном. Похоже, любовные тревоги портят его.

Через минуту двери отворились, и на пороге показалась Джемма: в светлом платье, с каштановыми волосами, убранными в простую прическу.

— Сеньор, Вы звали меня? — она чуть удивленно приподняла брови, словно не понимая, что заставило его отступить от собственных привычек и кричать через всю комнату. Впрочем, нет, вряд ли поведение Джеммы можно было бы сравнить с чьим-то еще. Даже Торрей не знал, о чем думает она.

— Да, — нехотя произнес художник, стараясь за усталым безразличием скрыть смущение. — Я прошу тебя, сходи к Нерине (ну, моей заказчице!) и отнеси картину. Или поручи это кому-то другому.

— С удовольствием, — Джемма посмотрела прямо в глаза Торрею и с расстанов-кой проговорила: — Я поручаю это Вам, сеньор.

— Что?! — от неожиданности он подскочил в кресле. Уставившись на Джемму художник сердито нахмурился.

— Извини меня, но ты все-таки моя служанка, — но, не смотря на старания, Тор-рей не смог вложить в свои слова и капли гнева. Джемма умела словно бы нейтрали-зовать дурные побуждения.

— Я знаю, сеньор. И пытаюсь помочь Вам. Вы ведете себя, как маленький ребе-нок, — Джемма чуть склонила голову набок, во взгляде ее появилась легкая насмеш-ка. — Вы, итальянцы, так высокомерны! Но сейчас не об этом. Дело в том, что госпо-жа Нерина ждет Вас.

— Тебе-то откуда знать, кого она ждет? — пробурчал Торрей и откинул покрыва-ло. Под проницательно-ироничным взглядом своей служанки ему было неуютно нежиться в кресле. Действительно, он напоминает маленького мальчика! Джемма же продолжала:

— Дело в том, что я сегодня ходила к ней.

— К кому ты ходила?! — Торрей вскочил на ноги и подбежал к ней. Но резкие слова замерли у него на губах, когда он встретился со спокойным взглядом Джем-мы. Откинув челку ото лба, он чуть дрожащим от все еще не угасшего раздражения голосом произнес: — Честное слово, иногда мне кажется, что ты не человек, а ангел-каратель, спустившийся с Небес;

Джемма ничего не ответила на его замечание, выражение ее лица осталось таким же.

— Я ходила к госпоже. Нерине. Когда я назвала ей свое имя, мне на долю секун-ды показалось, что она кинет в меня подушкой, — при последних словах в глазах Джеммы появились искорки смеха. Торрей сердито посмотрел на нее:

— Почему тебе так показалось? А, знаю… — только сейчас он вспомнил, что он Нерине назвал имя Джеммы как имя своей жены. Да, получилось глупо. Постарав-шись придать своему лицу равнодушное выражение, художник как можно более прохладным тоном поинтересовался: — Ну, и чем все закончилось? — и, не глядя на старания, в голосе Торрея зазвучала невольная надежда.

— Она сказала, что ждет Вас с картиной, — Джемма улыбалась краешками губ.

— Джемма, ты когда-нибудь убьешь меня своим поведением, — вздохнув, пока-чал головой Торрей. Поймав укоризненный взгляд служанки, он снова вздохнул и обреченным голосом приказал принести картину.

…-Госпожа Нерина ждет Вас, сеньор Торрей, — произнес прекрасно вышколен-ный слуга и, слегка поклонившись, неспешно удалился. Художник проводил его растерянным взглядом и, набрав в легкие побольше воздуха, вошел в распахнутые двери. Все вокруг утопало в розовом цвете. Кресла, цветы, и даже стены были обиты розовым шелком. В кресле у противоположной стены сидела Нерина. Локоны водо-падом ниспадали ей на плечи, платье подчеркивало высокую грудь и тонкую талию, а на пальцах блестели кольца. Она поднялась ему навстречу, но не произнесла ни слова. Он приблизился к ней на шаг, и вот они уже стоили напротив друг друга.

Художник прислонил принесенную картину к стене и, подойдя к Нерине, взял ее руки в свои. Спросив разрешение взглядом, он прикоснулся к ним губами.

…В следующее мгновение Нерина очутилась в объятиях художника…

 

Эпилог

Он вошел в аудиторию, медленно поднялся на трибуну, поставил на длин-ный стол рядом свою сумку и устало поднял взгляд на зал, замерший в ожидании.

Около семидесяти человек, пришедших в химико-технологический универ-ситет познавать точные и гуманитарные науки… Только вот особого стремления к знанию он в их взглядах ни разу не видел. А к предмету, который вел он сам, все от-носились и того хуже. "Да кому нужна эта ваша философия…" — отчетливо читал он в их ленивых взглядах, проводя семинары и лекции.

Откашлявшись, он натренированным спокойным голосом лектора, множест-во раз выступавшего на публике, начал:

— Меня зовут Михаил Иванович Звеньев. Я буду читать у вас лекции по фило-софии, а в некоторых группах — проводить семинары. Философию вы будете изучать в течение одного семестра, а в январе у вас будет экзамен. Итак, приступим к собст-венно философии.

Слово философия происходит от греческого "филио" — любовь и "софия" — мудрость, то есть "любовь к мудрости". Как говорил Аристотель… — тут он на мгно-вение оборвал свою речь, случайно встретившись взглядом с худенькой девушкой с короткими пышными локонами серебристо-соломенного оттенка, сидящей в треть-ем ряду и равнодушно конспектирующей его речь. В принципе, в ней не было ниче-го особенного, но как же объяснить тот факт, что в последних две ночи он видел ее в своих снах, причем не только ее?… Лектор быстрым цепким взглядом окинул зал и обнаружил еще несколько знакомых по этим же снам лиц. Странно, неужели это правда?.. Он тут же откинул эту мысль и, заметив, что студенты посматривают на него с недоумением, продолжил лекцию все тем же равнодушным голосом: — Как говорил Аристотель…

…Михаил Иванович опустился на стул и тяжело вздохнул. Начался очередной рабочий день, не предвещающий ничего хорошего.

— Это какая группа? — равнодушно спросил он, открывая папку.

— 2-Р-35, - раздалось сразу несколько голосов. Преподаватель хмыкнул:

— Р — это, надо понимать, резина… Ага, вот, — он вытащил тоненький лист, от-крыл его и, достав ручку, принялся читать: — Агафьева Оксана.

— Я, — послышался усталый женский голос. Михаил Иванович поднял голову и с трудом сдержал возглас удивления. Та самая студентка… Х-м, еще немного — и он окончательно поверит в чудеса…

— Хорошо, — как можно небрежнее проронил он и продолжил: — Борисова Ири-на.

— Я, — откликнулась брюнетка с густо накрашенными ресницами, толстым сло-ем помады на пухлых губах, облаченная в нечто очень открытое. Таких, как она, сотни в университете… В каждой группе множество таких… Но именно ее он тоже видел в своем сне.

"Ерунда, наваждение…" — тряхнул головой он, пытаясь вернуть себе прежнее равнодушие, но азарт и в то же время легкое беспокойство уже полностью завладели им, и перекличку он впервые в жизни продолжил с любопытством.

…Нет, такого не бывает. Как это можно объяснить — ему снится сон, причем с завидной постоянностью, каждую ночь… Сон этот и сам по себе любопытен, но еще более любопытным является тот факт, что все люди, присутствовавшие в нем, ока-зались студентами одного потока, вверенного ему. Более того, — одной группы, у ко-торой он будет проводить семинары! Вернее, не все они — одного из двух главных героев его сна тут не было…

Их было семь.

Оксана — симпатичная спокойная блондинка, не без признаков начитанности.

Ира — яркая личность в смысле внешности, но полный ноль в смысле знаний.

Инга — закомплексованная шатенка, добродушная и ужасно неуверенная в себе.

Филипп — высокий, задумчивый, немного ироничный, но в то же время замкнутый.

Алина — рыжеволосая девчонка, по лицу которой сразу обнаруживалась ее страсть к деньгам…

Игорь — худощавый бледный парень, очень мягкий и добрый.

И, наконец, Сергей, твердо решивший посвятить свою жизнь науке.

Тут не было лишь одного человека…

Как много он узнал о них за эти два месяца! Впрочем, это неудивительно — они частенько собирались вместе после семинаров и болтали о жизни. Странно, как легко и просто протекали их беседы, никогда ни до, ни после этого ему не встреча-лись подобные студенты. Нет, они вовсе не были влюблены в философию, но им всегда было о чем поговорить друг с другом.

Может, ему рассказать им о своем сне? Михаил Иванович закрыл глаза и принялся вспоминать.

…Сначала он увидел всех их, поочередно, и себя в том числе…

…Потом — Атлантида. Оксана — богатая девушка. У нее был задумчивый и загадочный отец, — и откуда-то Михаил Иванович знал, что этим отцом некогда был Филипп. Была и мать — к его удивлению, ею был теперешний Игорь. Ира была подругой Оксаны, Сергей — молодым интеллигентом, другом Оксаны и того чело-века, которого Михаил Иванович не встретил в этой группе. Человека, которого тогда звали Колом. Инга была отцом этого паренька, а он сам, Михаил Иванович, к собственной горечи — матерью. Что и говорить, странное начало для сна…

Самым ярким впечатлением после этого отрывка осталось чувство свет-лой грусти из-за расставания Оксаны и Кола…

…Следующий яркий фрагмент. Тоже Атлантида. Тут Оксана и Кол встре-тились как два лучших друга. Кажется, Оксану звали Ингом…Там тоже были Игорь, и Алина, и он сам, конечно.

…Дальше — Египет. Оксана — вновь богатая девушка, ее возлюбленный (ранее — Кол) — сирота. Были там и другие из этой семерки.

…Очередной отрывок — жизнь в период Рождения Иисуса Христа. Кажет-ся, Оксана даже присутствовала на его проповеди. В этой же жизни был еще Фи-липп, он был женщиной, ее супругом — Игорь, а Кол оказался пожилым человеком, воспитателем Оксаны.

…И, наконец, Италия. Не такие уж далекие времена. Оксана — знатная да-ма, ее возлюбленный, Кол, — небезызвестный художник. Михаил Иванович был его служанкой, а Сергей и Ира — две подруги.

…И — последний фрагмент. Происходит в недалеком будущем. 15 ноября 2002 года. Оксана стоит на вокзале, встречая прибывающий поезд.

Из него выходит молодой человек и направляется прямо к девушке. Они еще не знают друг друга, но… Но этот человек — тот самый Кол, с которым Оксана познакомилась еще в древней Атлантиде…

Он открыл глаза и тряхнул головой.

— Нет, не стоит рассказывать им. Может, только Оксане… Ведь 15 сентября, это… — преподаватель достал небольшой календарь и кинул в него быстрый взгляд. — Это через три дня.

… Оксана остановилась на перроне и молча смотрела, как, издавая гул-кий печальный звук, поезд лениво останавливался…