Сомнений не было. Там, на пешеходном переходе возле СИЗО, он видел Нину Новикову. Почти тридцать лет не видел он Нину, а, кажется, не изменилась она совсем. Возмужала, не пополнела, а стала шире в кости, женственнее, и хотя ей за пятьдесят, она еще по-женски красива. Нет косы до пояса, короткая стрижка, но Нину Новикову, своего «воробышка», Иван Егорович узнал бы и без волос вовсе. Но почему он не остановился, не вышел из машины? Попросил Игоря притормозить, он смотрел в сторону домов и Нину узнал издали. Машины перед пешеходным переходом ехали очень медленно. Он попросил еще притормозить, даже на секунду машина остановилась. Нина была в шаге. Из-за тонированных стекол она не видела его. Он видел ее, но почему, подумав секунду, приказал Игорю «поехали»?

 Сейчас, сидя в своем новом кабинете на стройке, он закрылся на ключ, достал из сейфа бутылку «Белого аиста», налил рюмку и выпил, не закусывая. Неужели и через тридцать лет слова Сергея Сергеевича: «Иуда Искариот нужен всегда» также пугают его? Наверное, нет. Но Нина шла явно в СИЗО, и, наверное, кто-то из ее близких, может, муж, а, может, уже и сын попали в беду - совершили преступление. Она будет просить его помочь. Лучше не знать, чем знать и отказаться. Хотя кому лучше? Он испугался того, чего могло и не быть. Неужели и в пятьдесят три года, уже почти тридцать лет работая в партийных органах в комсомоле, потом в райкомах партии, пятнадцать лет проработав вторым секретарем больших районов, он не вытравил из себя рабскую натуру бояться? Бояться даже того, чего нет, но вполне, может, и могло быть. Только теперь один, закрывшись в своем кабинете, он понимал, что в своей жизни он любил только одну женщину - своего «воробышка», Нину Новикову. И теперь, увидев ее через тридцать лет, как задрожало у него внутри, освобождаясь от рабских пут, которыми он давил в себе даже любовь. Из-за страха сделать не так, что может или могло бы навредить. Он прожил уже большую часть жизни. С женой, Еленой Владимировной, три года назад отметили серебряную свадьбу. Но любил ли он ее? А она его любила? Все в их семье было, как сказал недавно в их откровенном мужском разговоре сын Виктор, как по протоколу. Повестка дня, необходимо, постановили, принято. Необходимо жениться? Женился. Красивая завидная невеста – полгорода вздыхало по Леночке Петровой. Необходимо завести детей для создания крепкой советской семьи? В их семье их двое. Но вопрос любит ли он свою жену, как-то даже не стоял у него в голове.

 - Не стоял на повестке собрания, - посмеялся вслух Иван Егорович сам над собой.

 Подумав, налил еще рюмку коньяка, выпил залпом, вытер ладонью губы. Встал, прошел по кабинету. Кабинет у него был в только что отстроенном здании заводоуправления, будущего в заводе не меньше, чем в обкоме. Подошел к окну. На улице, за окном, кипела работа. Подъезжали с грузом многотонные самосвалы КАМАЗы, сверкали голубые лучики сварки. Жизнь шла своим чередом. Зазвонил телефон. Иван Егорович машинально, по привычке, дернулся, но остановился, подумав, махнул рукой. Подошел к столу, сел на свое кресло. Телефон, позвонив еще несколько раз, замолчал.

 Неужели это так важно для спокойной семейной жизни – любишь ли ты свою жену? Он за двадцать восемь лет совместной жизни даже не задавал себе этот вопрос. Он уважал свою жену – мать его детей. И в молодости ему нравилась Лена Петрова, она просто не могла не нравиться. Высокая, стройная, умная… Отец - директор завода радиодеталей. Он, наверное, и женился на дочери директора радиозавода, а не на девушке Лене Петровой. Все было в его жизни практично, без проблем. Через полгода после свадьбы – однокомнатная. Через два, после рождения дочери Галины – двух. Виктор родился – он ушел с комсомольской работы в райком инструктором. Не стояло проблем нигде. Всегда он в первых рядах. Всегда достанут, всегда привезут – только скажи, позвони. Пусть не достиг больших высот, а хотел ли он их? Нужно было учиться дальше. Оканчивать Высшую Партийную школу. Но Захаров никогда не стремился быть совсем в первых рядах, быть на виду, высовываться. Зачем? Он имел то же, даже, может быть, больше, на вторых ролях. Меньше ответственности, больше возможности, хотя, может, в душе он хотел быть первым в районе после перевода из обкома к ним в район Зарубина. Иван Егорович даже расстроился, но, подумав, решил: что произошло – уже произошло, а может, даже к лучшему.

 И сегодня он не совершил, вернее, не сумел, потому что никогда не делал необдуманных поступков. Просто сделать то, что хочет сердце или душа по церковным понятиям. Он даже не остановился просто посмотреть в глаза, голубые глаза женщины, которую он любил и еще, может, продолжает любить тридцать лет своей жизни. Узнать, как сложилась ее жизнь, помнит ли она его. Иван Егорович понимал, что не успокоится, пока не даст ответа на эти вопросы. Впервые за тридцать лет его натура взбунтовалась. Сердце не хотело слышать, что говорит рассудок.

 Он взял телефонный справочник, еще точно не зная, что хочет сделать. Нашел СИЗО. Начальник изолятора - его старый хороший знакомый. Их дачи почти рядом. До назначения в СИЗО Молодцов был начальником оперчасти в колонии строгого режима, которая располагалась в их городе Урыве. Иван Егорович набрал номер начальника. Молодцов оказался на месте:

 - Приветствую старых оперов. Здравствуй, Игорь Васильевич, это Захаров, помнишь или теперь «хозяин» всех забыл?

 - Иван Егорович! Какие люди! Сколько лет, - искренне обрадовался на другом конце провода Молодцов. – Какой «хозяин»? Для тебя я всегда гость.

 - Я что звоню, Игорь… Васильевич, - Иван Егорович хотел назвать его, как звал всегда раньше – по имени, но поколебавшись секунду, добавил Васильевич. – У тебя, в твоем заведении, есть или может быть мой земляк из Николаевки. Да, да, это мой родной район. Почему так решил? Видел землячку – Новикову Нину Никаноровну, но спешил в обком, опаздывал, а там, сам знаешь, этого не любят. Она тоже меня узнала, неудобно как-то – скажет, даже не остановился спросить. Сегодня видел утром. Ты старый опер по делам, можно узнать - есть уроженцы Николаевки или, может, к кому приходила Новикова Нина Никаноровна, хотя, возможно, она уже под другой фамилией – тридцать лет не видел я ее. Можешь? Буду должен, если поможешь. Николаевка – деревня тихая, два - три уголовника за все годы я помню. Сейчас не знаю, правда, - давно не был. Куда звонить? В кабинет. Нет, я не в райкоме сейчас, на стройке нового завода. Партия сказала: «Надо». Запиши мой номер. Спасибо, Игорь Васильевич. Спасибо, старина. Я знаю, ты обещал – сделаешь, если в твоих силах, даже больше, чем обещал.

 Всего 45 минут потребовалось мойору Молодцову, чтобы позвонить в оперчасть, дать указание, получить ответ и ответить Ивану Егоровичу:

 - Да, да, я, Игорь Васильевич. Двое с Николаевки сейчас у тебя? Просветов 1962 года рождения. Не знаю, не наша фамилия, может, приезжий. И Новиков Владимир Матвеевич 1948 года рождения, майор-десантник, инвалид I группы. За что? Убийство?! ... Все, спасибо, Игорь Васильевич, с меня «Белый аист». Конечно, помог, просто выручил. Спасибо.

 Все стало на свои места. Иван Егорович видел не призрак, он видел Нину, она приходила на свидание к брату Владимиру. Он даже плохо помнил его. Когда Иван Захаров уехал в город учиться, тот был совсем мальчишкой. Потом, когда на каникулах приходил к Алешке и Нине, черноволосый крепыш смотрел всегда исподлобья. «Дед Семен» - говорили о нем николаевские бабы. Поздний ребенок от второго брака: их учительницы Татьяны Сергеевны и Матвея Захарова – брата убитого отца Нины и Алешки Никанора. Надо найти Нину – узнать, не сможет ли он ей помочь? Но голос Сергея Сергеевича заговорил снова: «Чем сможет помочь он, секретарь парткома стройки, если ее брат совершил убийство? …Иуда Искариот нужен всегда…».

 Иван Егорович позвонил в гараж, вызвал Игоря - своего водителя с машиной - и уехал домой, даже не сказав никому, где он. Только дома он понял, что выпил явно лишнего, но подошел к холодильнику, налил еще рюмку водки, выпил, закусил куском свежей корейки и пошел спать в детскую комнату, на давно пустую кровать Виктора.

 Утром он проснулся, как всегда в 6 часов без будильника. Пошел в ванную бриться, чистить зубы.

 В 6.30 проснулась жена Елена Владимировна:

 - Иван Егорович, вы вчера какой-то юбилей отмечали? Или просто решили с пьянством бороться, истребляя водку, как ваш глубоко любимый народ?

 - Это наш  народ, а не мой, Елена Владимировна. Вы живете в России, среди этого народа, извините, другого нет… - грубо ответил Иван Егорович жене. Молча поставил чайник на плиту, зажег газ. Поджарил три яйца. По давно заведенному в семье Захаровых правилу, Елена Владимировна никогда не выполняла обязанности «горничной», как они выражались.

 - Хватит того, что я готовлю, - говорила она мужу, а потом и подрастающим детям. – А разогреть и налить себе, будьте любезны, сами. Слава Богу, лакеев у нас в стране отменили.

 Поэтому разогреть, поджарить колбасу с яичницей и Иван Егорович, и дети могли для себя сами. Завтракали молча, как всегда, так было заведено в семье Захаровых. Иван Егорович не вспомнил даже, а сидели ли они, обнявшись, или просто лежали когда-нибудь на диване, беседуя о каких-нибудь житейских темах. Нет, наверное. Никогда! Все, как всегда, по протоколу. Иван Егорович оделся, взглянул в окно. «Волга» уже стояла у подъезда.

 - Я на работу, - сказал он жене. Вышел из квартиры и поехал на стройку. Рабочий день, один из тех, что был вчера и позавчера, начался. С новыми проблемами, трудностями, которые надо решать, преодолевать. Иван Егорович даже удивился – никто и не заметил его раннего ухода с работы. Стройка работала отлично. Вывод: уход на несколько часов одного, пусть и руководящего звена, даже не был никем замечен.