Даже в масштабе райцентра города Урыва завод силикатных изделий считался небольшим. И хотя строительство велось интенсивно, кирпича не хватало, дела на предприятии шли плохо. Холодные цеха, раздевалки для рабочих в отвратительном состоянии. Даже отсутствовал забор вокруг предприятия. Вначале, видимо, планировали построить каменный, из своего кирпича, но в одном месте, возле заводской конторы возвели несколько метров, так на этом все и остановилось. Цеха были построены, завод начал выпускать продукцию, и, видимо, дальнейшее возведение отложили на потом, план по производству кирпича практически не выполнялся.
За двадцать лет существования завода ни у одного руководителя, а они менялись довольно часто, не дошли руки до забора. Всегда находились дела важнее. Хищение с завода сырья, металла считалось почти нормой. Работать на завод люди не шли, в городе хватало других предприятий, где и платили больше и условия труда были значительнее лучше. Проблема рабочих рук стояла очень остро. Даже бытовало мнение, что если ни на одном предприятии города человека не берут за грубое нарушение трудовой дисциплины, человек шел на силикатный. Здесь работали по договору - квартира застройщика от предприятий, вошедшим в обиход хозспособом. Людей присылали на несколько месяцев как в ссылку. Завод должен за работающих перечислять свою продукцию предприятию, пославшему человека.
"Химики", так звали таких рабочих, привлекались на самые тяжелые и малооплачиваемые работы. Зарплата у рабочих была одной из самых низких по городу, несмотря на тяжелый труд в три смены. Из-за нехватки рабочих рук один цех с пятью прессами временно пришлось приостановить, тут же началось хищение оборудования в пустующем цехе. Хотя сырье, песчаный карьер был в нескольких километрах от завода, и известь была своя, областная. По себестоимости затрат на сырье у завода были хорошие перспективы, но всегда находились в городе дела поважнее, заводы поперспективнее. Чтобы довести строительство завода до конца, не хватало капиталовложений. Завод еле сводил концы с концами, все шло само собой.
Вот какое хозяйство получил в подчинение бывший первый секретарь Урывского РК Зарубин Лев Борисович. Но молодой директор за месяцы руководства заводом все с ног на голову поставил. Даже Антипов, который и назначил сюда Зарубина, зная его способности организатора, как в ссылку "Белая дыра", так звали силикатный завод по цвету продукции, был поражен работой Зарубина всего за несколько месяцев. Зарубин сразу начал с дисциплины. Перетряхнул все кадры, где работало четыре человека, а вполне могли справиться два, потому что штат был расписан еще по начальному объему работы, а производство за эти годы сократилось из-за нехватки рабочих рук. А где-то эти руки просто приходили на работу, зная, зачем тянутся, больше не заплатят. Он ввел определенный процент, который автоматически начислялся, если человек работал без нарушений дисциплины, честно и добросовестно. После всех этих преобразований казалось таким очевидным, почему-то раньше незамеченным прежними руководителями, резко возросла зарплата. Освободившихся людей Зарубин направил на реконструкцию пустующего цеха. И уже через четыре месяца цех начал давать продукцию.
На подобных предприятиях уже давно было освоено производство газосиликатных блоков. Зарубин создал снова из своих рабочих стройбригаду, и в пустующем помещении одного из цехов было смонтировано оборудование по выпуску газосиликатных блоков. Люди ходили работать даже в выходные дни. Конечно, за соответствующую по трудовому кодексу двойную оплату труда. На производстве минваты все оборудование, все технологии устарели, давно не было средств на реконструкцию. Зарубин писал и ездил всюду, где мог получить хоть какую помощь. Гарантия - более дешевая и более качественная продукция. Пошла сверхплановая продукция. У завода появились свои оборотные средства, их сразу направляли на модернизацию, переоборудование производства. На завод стали идти рабочие, причем не как раньше, которых не брали больше нигде, а квалифицированные специалисты. Заработал механический цех, почти простаивающий из-за нехватки квалификационных рабочих. Завод стал делать механические заказы для других предприятий. Это тоже значительно пополняло заводской бюджет.
Сам директор, в простой рабочей спецовке, всегда выпачканный в извести, с утра до вечера был на территории. Все вопросы решались не после кабинетной волокиты, когда, чтобы получить гвоздь, надо было поставить семь подписей, все решалось на месте с одной подписью директора. Застать Зарубина в кабинете было практически невозможно. Документы директор подписывал на ходу, положив папку на свое колено. Это и был Зарубин. Его стихия, он должен быть загружен на сто один процент, как он всегда шутил, тогда он был в своей тарелке. На предстоящий весенне-летний сезон планировал расширить цех газосиликатных блоков. За зиму строители уже сложили и накрыли пристройку к основному цеху. Требовались рабочие руки, и Зарубин за счет сверхпланового кирпича из получаемой прибыли заложил свой стоквартирный дом. Хотя раньше завод, выпускающий кирпич, своего жилья не строил. Эта перспектива привлекла на завод молодежь, и если муж работал с женой, перспектива соответственно удваивалась. К Новому году на заводе работало уже более пятисот рабочих, и к осени планировалось создать еще двести рабочих мест. Завод из "гадкого утенка" за считанные месяцы превратился в "красивого лебедя".
Антипов в середине января приехал на силикатный завод. Зарубин встретил его у проходной, ему уже сообщили о приезде высокого руководителя из обкома.
- Здравствуй, Лев Борисович. Я думал, не застану тебя в кабинете, а ты даже встречаешь у ворот.
- Ложная информация, Юрий Иванович. я, как и подобает директору, всегда в кабинете. Только бумагами и занимаюсь.
- Ладно, хватит дуться, Лев Борисович, ты еще молодой. У тебя вся жизнь и карьера впереди. Можешь стать не только первым секретарем обкома, а даже Министром строительства СССР.
- Если будет к тому времени СССР, Юрий Иванович.
- Ты мне не разводи демагогию. Все, что в ЦК решают, что делают. Прибалтика, по сути, была всегда не нашей территорией. Там менталитет другой у людей, они больше немцы, чем русские. Давай о делах. Кирпич нужен области, очень нужен и твой новый цех - это замечательная идея. Людям нужно жилье. Много, очень много нужно, и на вас мы возлагаем большие надежды и большую ответственность. Сырье у нас свое, областное. Необходимо в ближайшие два года увеличить производство в три раза. Трудно, понимаю. Но возможно? Как скажешь, директор?
- Мы, может, в кабинет пройдем? Так я вам все цифры приведу и планы, - Лев Борисович открыл дверь в помещение заводоуправления, тоже, кстати, только после ремонта, все сверкало чистотой и свежестью.
- Нет, Лев Борисович, пойдем лучше на территорию. Сам знаешь, я, как и ты, люблю живое общение с людьми. А планы и цифры, я уверен, у тебя в голове, а у меня память очень хорошая. Не твоя, конечно, феноменальная, но хорошая.
Антипов говорил правду, память у Зарубина была феноменальная, он запоминал сотни цифр и этим не раз, не просто удивлял, а приводил в изумление. И Антипов, и Зарубин были руководителями одного направления. Они всегда, начиная с низов, когда работали в райкомах, были в гуще всех дел. Сами во все вникали. "Лучше один раз потрогать своими руками, чем десять раз услышать своими ушами", - шутил Антипов. Он в свое время, когда еще работал секретарем парткома механического завода, крупнейшего в области, стал предлагать, а потом и внедрял строительство спортивных объектов. Не боялся идти к руководству, даже в Москву ездил, доказывал, что свой спортивный комплекс на предприятии скрашивает досуг рабочих, улучшается здоровье, уменьшаются больничные дни, да и пьянство на предприятии сократилось. Сейчас у мехзавода свой бассейн, стадион, велосипедная и лыжная базы - одни из лучших, не только в области, в стране!
По инициативе Антипова на брошенном за чертой города пустыре был создан дачный кооператив "6 соток". Теперь это прекрасный зеленый уголок, где отдыхают рабочие с семьями. К тому же, фруктово-ягодный сад - хорошее подспорье в семьях рабочих. Везде Антипов все начинал сам. В резиновых сапогах с агрономами размечали будущие дачи, вбивали первые колышки, планировали подъезды и полив. И его дача тоже по сей день на территории кооператива. Антипов не любил выделяться, всегда был или создавал вид, что он всегда рядом с народом. Он свой! Да, у него есть двухэтажный коттедж на "Поле чудес" в Урыве, но это прихоти супруги. Дача Антипова на территории дачного кооператива "6 соток", домик пять на четыре. Дачу в Урыве строила Оксана Юрьевна на свои сбережения. И наверное, во всем Антипов был полной противоположностью. Он обожал роскошь, дорогие картины и вещи, но всегда старался показать всем, что он из народа, такой же рабочий человек, как и двадцать пять лет назад, когда пришел на механический завод работать сменным мастером в цех после службы в Армии. Через год его выбрали секретарем комитета комсомола завода. Вот таким человеком был Юрий Иванович Антипов. В этом их главное отличие с Зарубиным. Словно черное и белое. Зарубин искренне верил в начатые им дела и стремился к улучшению жизни всех людей. Антипов в узком кругу всегда говорил, что "со времен античной Греции народу всегда нужно одно: хлеба и зрелищ, и народ - это стадо, куда пастух повернет, там и будет пастись".
Антипов и Зарубин шли по территории завода. Секретарь обкома, несмотря на свои личные отношения к Зарубину, даже послав его в ссылку в "Белую дыру", всегда видел в нем очень умного и ценного руководящего работника.
- За такими идет народ. Это настоящий пастух. За ним и на демонстрацию, и под танк, - говорил о Зарубине Антипов, а в душе он надеялся переломить своевольный характер Зарубина, сделать его пастухом для своего стада, сделать его правой рукой, как и хотел Антипов, когда назначил его в обком третьим секретарем.
В перспективе сделать вторым своим замом или председателем облисполкома. Но Зарубин, поняв двойную игру своего шефа, не стал молчать, стал высказывать все, что думает, даже на партконференциях, а не в кабинете с глазу на глаз. Но Антипов и Зарубин были в разных весовых категориях и в области, и в Москве, все закончилось ссылкой Зарубина в Урыв, но еще первым секретарем райкома, а затем последовал новый этап "воспитания" - силикатный завод. Поймет Зарубин, станет на свое место, осознает, кто "хозяин" в области, карьера его пойдет вверх, даже стремительнее, чем начиналась. Нет. Тогда...
На территории завода - чистота. Не видно вообще людей, как, наверное, на всех наших предприятиях, ходят десятки людей и у всех на это есть причина. Все в работе, все при деле, все строго на своих местах. Пройдя половину территории завода, Антипов не увидел ни одного человека.
- Ты куда людей своих спрятал, директор? - пошутил Антипов - Предупредил о приезде гостей из обкома?
- Нет, Юрий Иванович, ты меня знаешь, я не вельможеугодник, - серьезно ответил Зарубин. - Люди на своих рабочих местах, работают. Территорию убрали утром уборщики, теперь вечером. А кого кроме уборщиков можно встретить на территории? Буфеты во всех цехах. Прачечные приходят сами в цеха забирать грязную одежду. Стараемся, чтобы рабочий как можно меньше терял времени на бытовые проблемы.
- Верю, директор. Врать ты не можешь. А на счет вельможи ты зря. Просто всегда есть стадо, и есть пастух. Вот ты, например, Зарубин Лев Борисович - пастух до мозга костей, а кого ты вельможами считаешь? - Антипов хитро посмотрел на Зарубина. Что ответит директор, он понял, ведь почему он здесь, а не в обкоме, давно понял.
- "Кесарю кесарево", еще в Библии так записано, - продолжал разговор Антипов, - хотя мы и коммунисты, но эти слова из Библии должны быть и у нас путеводными. Или не так?
- Не уверен, Юрий Иванович. Я ближе к марксистскому пониманию этого вопроса. И люди независимо от своей должности должны, прежде всего, быть на своем месте, слесарь ты, или директор, добросовестно делай свое дело. Только в этом я понимаю слова "каждому свое". Не важно, кто ты, делай свою работу хорошо, не можешь - уйди. Впрочем, эти слова из Библии все толкуют по-своему. И на воротах Бухенвальда были написаны именно эти слова. Наверно, фюрер в III рейхе их тоже по-своему понимал, - сделал укол Антипову Зарубин.
Антипов даже поморщился от его слов. Он видел, несмотря на все гонения, Зарубин не сломлен. И наверное, невозможно сломать таких людей. Таких, как Зарубин, и осталось в партии единицы, наверное, они опоздали родиться, им нужно было родиться во времени индустриализма или в Отечественную, чтоб закрывать собой амбразуры.
- Жизнь не стоит на месте, люди устали ждать светлого будущего, они хотят хорошо жить здесь и сейчас. По крайней мере, принцип "каждому по способностям" никто не отменял. Вот видишь снова: "Каждому свое" - Антипов победно улыбнулся. На что опальный директор ответил:
- А судья кто?
Не получилось разговора. Зарубин и сейчас под каждым словом, сказанным еще пять лет назад до ссылки в Урыв, подписался. Именно тогда он сказал первый раз в кабинете Антипова эти бессмертные слова Грибоедова:
- "А судьи кто?" Кто решает кому, сколько съесть, кто ближе к кормушке? Почему они должны решать, как жить людям, что есть, что читать? Почему они уверены, что правы и их мнение - догма? Они просто привыкли считать себя пастухами. И уже становилось модно быть в династии пастухов.
Почему они должны иметь больше льгот, чем простой рабочий. Создавалась видимость равенства и братства, но уже сложилась прослойка пастухов. И граница между стадом и пастухами становилась все очевиднее. Постоянная борьба, жизнь в борьбе и преодолении трудностей. Часто искусственно созданные - это, наверное, русский менталитет. Просто жить и радоваться жизни русский человек так и не научился.
Зашли в цех. Шипели пресса, автоматы, и здесь минимум людей, все заняты своим делом. И даже не сразу заметили своего директора с высоким гостем. Не врал Зарубин, никого он не предупреждал о визите главы области, хотя еще вчера вечером сам Антипов позвонил ему и пообещал приехать.
"Да, это настоящий пастух, - еще раз подумал Антипов, - это человек дела, очень жаль, что им не удается найти общий язык. Зачем ему предупреждать о приезде хоть Генерального Секретаря ЦК, если у него на заводе порядок, все делают свое дело, как и должно быть, и делают хорошо, к чему это вельможеугодничество", - вспомнил Антипов слова Зарубина.
Их увидел и подбежал, побледнев, наверное, сменный мастер. Стал что-то говорить Зарубину, вытянувшись по-армейски, но за шипением прессов Антипов слышал только обрывки фраз.
- Все, работайте, не обращайте на нас внимания, - Зарубин по-простому похлопал по плечу мастера и улыбнулся улыбкой человека, довольного результатами своего труда.
"Если на других предприятиях за неделю начинают убирать, готовиться к его приезду, где кому стоять, что говорить и какие вопросы можно задавать. Зарубин говорит своим рабочим: "Работайте, не обращайте на нас внимания". Это руководитель "новой волны", человек дела, и очень, конечно, жаль, если им никогда не придется стать снова вместе", - подумал Юрий Иванович, выходя с Зарубиным на улицу.
- Что, Юрий Иванович, еще в какие цеха пойдем? Может в МЗЦ или посмотрим стройку нового цеха?
- Не стоит, Лев Борисович, у меня мало времени. Я вижу, у вас все идет к лучшему, - голос Антипова из дружеского стал обычным, официальным. - Вы представьте свой план, чем мы можем вам помочь. Я еще раз вам напоминаю поднять выпуск в три раза за два года. Сложно, понимаю, но это необходимо.
- Хорошо, Юрий Иванович, все необходимые документы и расчеты я представлю в обком. Они уже давно готовы, но пока здесь, - Зарубин улыбнулся, показав на голову.
К откровенному разговору Антипов больше не возвращался, и они пошли к ожидавшей у ворот проходной черной "Волге". Антипов приехал на завод один, без свиты, ему, наверное, больше хотелось поговорить с Зарубиным, которого Антипов считал своим учеником, хотел сделать своей правой рукой, но они, наверное, слишком разные, эти два коммуниста новой волны. Волны перестройки, а перестройку они понимали совсем противоположено.
Уже садясь в черную "Волгу" Антипов на секунду задержался, задумчиво спросив:
- Лев Борисович, как у тебя дома, как Светлана Борисовна?
- Все хорошо, Юрий Иванович, - Зарубин даже удивился вопросу первого секретаря обкома, - Светлана работает, преподает здесь в техникуме. Все хорошо, спасибо.
Антипов уехал. Зарубин еще смотрел вслед уезжающей обкомовской "Волге". Жена Светлана и жена Антипова Оксана были близкие подруги. Они вместе учились еще в школе, за одной партой сидели. И познакомила Антипова с Оксаной его жена. Антипов не скрывал свои симпатии к Светлане и даже открыто говорил: "Хотел бы жену, как Светлана". У них в семье были самые доверительные отношения. Зарубины любили друг друга, и сейчас, прожив более десяти лет вместе, их чувства не охладели а, наверное, даже усилились. Закалились, стали прочнее и надежнее. Зарубин не считал отсутствие детей в семье виной жены, хотя по медицинским заключениям именно Светлана не могла иметь детей, у Зарубина было все в порядке. Зарубин первый узнал от врачей, кто в их семье не может иметь детей. Он просто порвал все анализы, пришел домой и сказал:
- Знаешь, Светик, давай не будем больше сдавать эти анализы. И вообще, всему, наверное, есть высшее объяснение. Это никогда не станет причиной охлаждения наших отношений. А если ты хочешь ребенка, мы возьмем и усыновим совсем маленького, чтобы его первыми словами в нашем доме стали слова "папа и мама". Ты согласна?
Умная Светлана, конечно, все поняла. Преданность и любовь мужа, верность слову и долгу заставили, как в юности, забиться сердце взрослой женщины. Еще когда они дружили, они заключили союз: "Вместе по жизни и на всю жизнь". Убеждать в обратном Зарубина, зная его характер, было делом бесполезным, и Светлана, прижавшись к мужу, ответила:
- Хорошо. Мой большой львенок. Мы возьмем себе маленького львенка. Ты кого больше хочешь, мальчика или девочку?
- Я, конечно, мальчика. И даже имя ему придумал, Руслан, как у Пушкина, Руслан Львович. Звучит. А ты?
- А я больше хочу девочку. Помощницу и вообще, если честно, сама не знаю, почему, - Светлана улыбнулась и покраснела, как девчонка.
- Хорошо, тогда у нас будет Людмила. Я слышал даже, что в семье девочки больше тянутся к отцу. Ревновать не будешь?
Светлана снова улыбнулась. Лев был действительно Львом, но уступал ей, наверное, во всем, если учитывать при этом его сложный характер. Зарубин часто спорил с женой по какому-то вопросу и при этом обычно выигрывал спор. Но ненадолго, потом он всегда менял свое решение в пользу жены. Но начались трения на работе, в райкоме, потом это назначение на завод, и больше ни Светлана, ни он к вопросу об усыновлении не возвращались. Они оба, конечно, понимали, если у них не может быть своего ребенка, им просто необходимо усыновить. Это свяжет их семью, придаст осмысленность. И никакую другую женщину, кроме Светланы, Зарубин даже в мыслях не допускал в своей жизни, и другого выхода, как усыновление, у них просто не было.
Вечером после работы Зарубин увидел Светлану спящей в зале на диване. Она, как девчонка, спала одетая, подобрав ноги к животу. Такая хрупкая, маленькая и нежная!
- "Да, я эгоист! Нахожу себе занятия каждый день и не думаю о Светлане", - подумал Зарубин.
Светлана очнулась, увидела мужа, улыбнулась, как ребенок, протянула к нему руки, приглашая обнять ее. Зарубин поцеловал жену, взял на руки.
- Ой! Ты что, я тяжелая. Львенок, с твоим остеохондрозом! Положите меня, пожалуйста, на место.
- Светлана Борисовна, вопрос вам можно? - Зарубин посмотрел в глаза жены.
- Пожалуйста, Лев Борисович, задавайте. На какую тематику вопрос?
- На тематику, когда мы с вами займемся нашим главным семейным вопросом?
Светлана стеснялась после того разговора заводить с мужем этот разговор. Тем более, начались новые гонения ссылки в "Белую дыру". Лев очень переживал. Иногда даже ей в голову приходили мысли, что в тот вечер муж, узнав результаты медобследования, просто пожалел ее. Но сейчас снова!
- Я, Лев Борисович, хоть завтра пойду и начну выяснять, что нужно для этого, какие необходимо собрать документы. Только можно и мне вопрос?
- Пожалуйста.
- Ты не разлюбишь меня после этого? Не будешь обвинять, что ребенок не твой? Я не смогла выполнить главную женскую функцию: родить ребенка. Если хочешь, мы можем взять мальчика, как ты хотел? Ты же мальчика больше хотел.
Зарубин смотрел в глаза Светланы: слезы! Все эти дни это мучило молодую женщину. Да, Лев Борисович, со своим заводом ты перестал заботиться о жене, видеть ее проблемы. Заставляешь ее мучиться и переживать. Так не делают с любимым человеком, если любят по-настоящему.
- Светик, это будет наша девочка, - Зарубин целовал жену в глаза, из которых уже текли соленые слезы. - Понимаешь, наша! Мы ее родили. Я и ты! Если будет нужно, мы уедем в другой город, чтобы никто не знал нашу тайну. Хотя зачем? Пусть будет пока так. Завтра же иди и начинай собирать документы. И еще, чтоб была совсем маленькой, годик - максимальный возраст, нам будет тяжело, но мы справимся.
Зарубин замолчал. Светлана уже перестала плакать, ее глаза, полные слез, светились счастьем. Это уже другие слезы. Слезы счастья. Если для мужчин дети как самоутверждение, то дети для женщины - это смысл жизни, это счастье. Зарубин поцеловал Светлану в губы, крепко прижал к себе.
- Я тебя никогда никому не отдам. Никогда, слышишь? Пока бьется мое сердце, я не брошу и не изменю тебе. Никогда! Потому что я больше жизни люблю тебя!
Прав был классик! Зрелый, состоявшийся мужчина со своими взглядами и убеждениями. Со своей несгибаемой жизненной позицией. Он признавался в любви собственной жене, прожившей с ним больше десяти лет, как восемнадцатилетний - бурно, страстно. Утром Светлана Зарубина пошла в юридическую консультацию.