Дипломированных поваров встречали беззлобными шутками всем отрядом хозобслуги. Виктор Захаров и Сергей Образцов проучились на курсах в МОБ по два месяца. Им выдали даже удостоверения поваров третьего разряда.

  - Ой, мужики, в городе совсем весна! Девочки в мини, черные чулочки, белые трусики. Караул! Мы с Захаром чуть решетки зубами не перегрызли выскочить, - Сергей Образцов безумолку тараторил, рассказывая, как хорошо сейчас на воле.

  - Вас что, в такси привезли? Все рассмотрели, даже белые трусики, - спросил сквозь смех Толик Яриков, хлеборез.

  - Ну, конечно, может, у кого и голубенькие, и розовенькие, но я предпочитаю беленькие, - не растерялся с ответом Образцов.

  - Хорош про баб, мужики, имейте совесть.

  Все снова хором дружно рассмеялись. Голос просившего действительно был печально жалок.

  - Построились на вечернюю проверку, - скомандовал завхоз Зуев.

  Зуеву было за сорок, и среди молодого отряда хозобслуги он был одним из старших. Его все звали Алексей Митрофанович, даже начальник отряда, капитан Селезнев. Звал своего первого помощника по отчеству Митрофанович. Капитан Селезнев недавно в СИЗО, служил на Урале во внутренних войсках командиром роты. После ежедневной процедуры проверки - отбой. Осужденные разошлись по своим камерам. В отряде хозобслуги шесть камер, пять больших на двадцать человек, и одна Љ120 маленькая - на двенадцать. Здесь жили повара. Завхоз Зуев был тоже приписан к 120 камере, хотя чаще спал у себя в каптерке. Селезнев разрешал ему. Зуев писал стихи, много раз печатался в областной газете, и свой срок зубной врач Зуев получил по весьма анекдотическому случаю. Сосед попросил у Зуева ружье застрелить приблудившуюся к его дому собаку.

  - Весна, Алексей Митрофанович, - объяснял сосед, - у нее течка, наверное. Мой Грей цепь рвет, воет, чует ее. Я ее и гнал, и камни в нее бросал. Не уходит. Хочешь сам, я заплачу.

  - Нет, изволь, Костя. Я только зубы, что болят. Собак мне жалко. И дал свое ружье соседу, на полчасика. За полчасика сосед Костя успел поссориться с соседом напротив и застрелил его. Соседу дали десять лет за убийство, Зуеву три года за передачу оружия. И теперь Зуев, как хороший специалист, лечил зубы сотрудникам учреждения, удалял зубы заключенным. Зуев узнал перед отъездом Захарова на курсы поваров, что и Виктор пишет стихи, и после отбоя он подошел к Виктору:

  - Выходной у тебя завтра, Витек. Ты во второй бригаде поваров будешь старшим смены. Заходи в каптерку, посидим. Ничего в МОБ не написал на кулинарную тематику? - пошутил Зуев.

  - Хорошо, Алексей Митрофанович, зайду, - пообещал Виктор. - Письма только прочитаю.

  Писем было три, от друзей и одно из дома, писала мать. Отец приезжал на свиданье в МОБ. Похоже, отец смирился с тем, что сын не использовал шанса уйти от наказания. Он своей рукой или, вернее, своими словами подписал себе приговор. Отец больше говорил о заводе, о положении в стране. Друзья писали, как обычно общие слова поддержки, о работе, о своих проблемах.

  Через полчаса Виктор постучал в каптерку к Зуеву. Каптерка наподобие армейской. Здесь сложены вещмешки осужденных, на плечиках висели черные робы с бирками, указывающими фамилию хозяина на переднем кармане. В конце, у зарешеченного окна, двухтумбовый стол; в углу справа занимает образовавшуюся нишу меж стеллажей мягкая кушетка, видимо, из санчасти. Четыре табуретки и один мягкий стул или "трон", как его в шутку называли, это место завхоза. Зуев уже заварил положенный для встречи друзей неизменный тюремный напиток - чифирь. Хотя и он сам, и Виктор не считали себя ценителями и любителями напитка заключенных. Но традиции святы, их надо уважать, так надо встречать друзей. Сели, разговорились про все, обо всех. Что произошло в жизни отряда за два месяца. Была комиссия по условно-досрочному освобождению: двое - бригадир пищеблока, Тихонов и парень-столяр, как игрушку отделавший кабинет "хозяина" Молодцова -уходили условно-досрочно. Семь человек из отряда представлялись на стройки народного хозяйства. Двоим отклонили: не сняты нарушения, полученные еще в следственных камерах. Обычный разговор. Быт затягивает, и два человека с высшим образованием говорили, словно они всю жизнь здесь и слов других, кроме чифирь, УДО, "химия" просто не знают. Виктор вспомнил слова парня в черной телогрейке и черной шапке, услышанные в этапе после суда: "Попал к волкам, по волчьи вой".

  - Кто же теперь будет у меня шефом на пищеблоке? - спросил Виктор, отпивая горячий обжигающий чифирь. - Ярый Селиванов?

  - Да ты и будешь, - в лоб ответил Зуев.

  Виктор едва не поперхнулся чаем, закашлял:

  - Да вы что, Алексей Митрофанович!?

  - Что Алексей Митрофанович. В армии был старшиной роты, высшее образование, теперь и повар дипломированный. Я, если честно, тебя за себя хотел оставить, мне к осени УДО, но Селезнев сказал: "Захаров пойдет на пищеблок". Поработаешь пока старшим смены, пока суть да дело, пока утверждение комиссии по УДО придет, это три недели, не меньше. В общем, готовься, работа заводная, день и ночь, как белка в колесе. Лето на носу. На пищеблоке в коридоре ремонт надо сделать, старую плитку отбить, панели, новую до потолка выложить. Тяжело, высота стен четыре метра пятьдесят сантиметров, я сам замерял. Мы тебе бригаду уже подобрали. Все заинтересованы, у всех подходит срок к условно-досрочному. Сделают быстро и хорошо уйдут. Днем будете варить, ночью строить. А что делать, Витек, перестройка, - пошутил завхоз и добавил: Не дрейфь, я с тобой. Мне отрядник сказал, пищеблок отделаем, и езжай, дергай зубы в свою Листвянку.

  Виктор пил чай, молчал.

  - Что замолчал, шеф-повар, недоволен?

  - Мне все равно в принципе, Алексей Митрофанович. Больше работы, меньше думок. Мне до УДО еще... - Виктор показал жестом руки выше головы. Оба засмеялись.

  - Но запомни сам, скажи другому, Виктор Иванович: честный труд - дорога к дому, - стихами произнес Зуев.

  - Ваша новая поэма, Алексей Митрофанович? - улыбаясь, спросил Виктор.

  - Нет, это написано на заборе в соседней зоне. Из окна библиотеки видно. Я содрал у их поэтов, - сказал Виктор Иванович, оба снова рассмеялись.

  * * *

  Виктору понравилось на работе. Все спешат, все делается быстро: завтрак, сразу закладывается мясо на обед, потом ужин. Спецстолы в маленьких кастрюлях 7В, 5Б. День, несмотря на то, что в 5.30 повара уже приступили к работе, прошел незаметно. Вечером Виктор даже выразил свое удовольствие Зуеву.

  - Вот так бы весь срок, не замечая времени.

  Бригадир Тихонов, видимо тоже знавший, кто останется вместо него, часто заходил в варочный цех, смотрел за работой поваров. Даже спецстолы в маленьких кастрюльках, которые обычно он готовил сам, поручил приготовить Виктору - 5В.

  - Манная каша: молоко - 500 грамм, масло - 30 грамм, - прочитал Виктор листок раскладки. - Это кого так кормят в СИЗО?

  - Кормящую мать с грудным ребенком, - серьезно ответил Тихонов, - в санчасти, во второй палате. Как только сваришь, сразу отнесешь, чтоб все горячее.

  Новая проблема: сломалась знакомая Виктору еще по работе в овощном цехе картофелечистка. Тут же были вызваны дополнительные заключенные с рабочих камер. Пища должна быть готова в срок и каждый день.

  В понедельник смена Виктора отдыхала, на два дня заступила другая четверка. В эти свободные дни повара ходили на положенные прогулки или просто читали, писали письма, если не было срочной авральной работы. Обычно это осенью заготовка овощей на зиму. Виктор проснулся в 8.30, хотя, как и везде в ИТК, подъем в 6.00. В отряде хозобслуги, где кто-то приходил со смены, кто-то уходил, были авральные работы по ночам, этот распорядок был лишь формальностью написанного большими буквами на стендах под заголовком "Режим дня". Все знали свою работу и без напоминания ее делали. Повар его смены Вася Калинин еще спал, Мишка Никулин и Олег Богомолов, молодые ребята, наверное, с подъема уже в спортзале или "спортхате", как ее звали осужденные.

  Виктор подошел к окну. Весна, весна приходила в свои права, и пусть деревья еще голые, но почки на них разбухли, размякли и ждут своей минуты, тепла, чтобы раскрыться за одну ночь. Уже полгода Виктор в СИЗО, а порою кажется, он был здесь всегда. Течение времени, прошедшее всегда кажется быстрее, чем настоящее. В камеру зашел Тихонов:

  - Проснулся? Хорошо. Пошли "Бугор", будешь принимать хозяйство. Я, скорее всего, к концу недели поеду в свою вотчину. Приказано обучить тебя за три дня, - Тихонов посмотрел на Виктора. - И иди, побрейся, мама Женя очень не любит небритых мужчин.

  - Мне, в принципе, не целоваться с мамой, - попробовал отшутиться Виктор.

  - Витек, не ерунди! - строго прервал его Тихонов. - Мама у нас с бусерью большой, но честная и справедливая, ни грамма из общака не возьмет: ни масла, ни сахара. А на воле, сам знаешь, с продуктами как, и за нас, горой стоит. Мы ее уважаем и не надо из-за пустяков разыгрывать трагедию. Ты на пищеблоке работаешь и бриться, мыться и зубы чистить обязан каждый день, да и не только на пищеблоке. Я к Зуеву зайду, будешь готов, заходи, - Тихонов вышел.

  Виктор взял станок, пену и пошел в умывальник. Через 20 минут Виктор, одетый, чисто выбритый, заглянул в каптерку к Зуеву.

  - Готов? - увидев Виктора, спросил Тихонов. - Все, пошли.

  Бригадира пищеблока знали все контролеры, и он в отсутствии выводного сам водил людей на пищеблок или с работы по камерам. Виктор с Тихоновым шли по коридорам, в некоторых камерах были открыты окна-кормушки для приема пищи. В них - лица заключенных и почти всегда просьбы:

  - Земляк, куревом не богат? Земляк, брось маляву в 3-9. Земляк, что с чаем? Бабки все есть?

  Виктору было даже неловко, он крутил головой в сторону зовущих.

  - Привыкай, - учил Тихонов, - не обращай внимания. Заповедь: не зная человека, не подходи к открытым кормушкам. Не бери ничего, не передавай, даже в соседнюю камеру. В каждой хате есть звезда, ходы в соседнюю камеру. Нашего брата не жалуют, сдадут в оперчасть, не успеешь до пищеблока дойти. Заповедь вторая: никогда ничего не бери из общака, то есть продукты, чай, сахар, мясо. Земляк, даже брат родной об этом будет просить. Общак - это свято. Земляку можешь передать свою колбасу с передачки. Третья заповедь: сам никогда не торгуй чаем. Есть в СИЗО камеры, где авторитеты сидят. Сами менты иногда просят чай или колбасу туда передать. Да и ты, появится чай, но левый, не из общака, отнеси туда по возможности, но никогда не бери деньги или золото, которые могут предлагать. Если записку передать или безделушку-поделку подарят, возьми и передай, в таких хатах не сдадут никогда. Но деньги не бери, ответь им: "Спасибо. Это от души".

  У тебя будет и чай, и деньги здесь нужны, но не зарывайся графом Монте-Кристо, отсюда не выйдешь. Здесь и червячка в суп могут подложить, вот здесь твое знакомство с авторитетными хатами и пригодится. Чай - это валюта местная. Ты в сортах разбираешься? Ценные: грузинский Љ20 и индийский.

  - Слышал, видел, - ответил Виктор.

  - Вот для подогрева имей всегда индийский или "Краснодарский - Экстра".

  - Где же я его возьму, "Краснодарский - Экстра"?

  - Купишь, у тебя же будут деньги, - Тихонов засмеялся. - К Селиванову обратишься, он тебе пояснит, он ведет всю местную торговлю.

  - Где его купить?

  - Попросишься на волю, заявление в оперчасть напишешь, - Тихонов говорил серьезно, Виктор даже не понимал бригадира.

  Пришли на пищеблок. Везде шипело, кипело, булькало в котлах. Пир. Шум работающих вентиляторов. В ванных моют алюминиевые чашки после завтрака. Первая ванна с раствором, вторая ополаскивают, затем прожарки в специальных шкафах, и так три раза в день. Тихонов и Захаров пошли по длинному коридору. Бригадир остановился.

  - Витек, тебе выпала честь записать свое имя в историю пищеблока. Это, - Тихонов указал на панели из голубой плитки, высотой полтора метра, - надо сбить вручную все до кирпича и весь коридор выложить новой плиткой, до потолка. Уже знаешь? Зуев сообщил? Отлично, идем дальше. Тебе сколько осталось?

  - Два года, шесть месяцев.

  - Успеешь, - пошутил беззлобно Тихонов, - пошли знакомиться с мамой Женей.

  Подошли к кабинету с табличкой "Завпроизводством пищеблока", Тихонов постучал:

  - Разрешите, Евгения Ивановна? Вот ваш новый шеф-повар, Захаров Виктор Иванович, дипломированный.

  Тихонов явно был в приподнятом настроении, родственники с воли сообщили, что уже на этой неделе он будет дома. Он тоже имел три года. Год работал старшим смены, четыре месяца хлеборезом и почти год - бригадиром. Ему оставалось восемь с половиной месяцев до окончания срока.

  - Николай Семенович, своему преемнику все расскажи, все покажи, не увози с собой секреты, плохая примета. Хорошо?

  - Хорошо, Евгения Ивановна, все объясню, - смутился Тихонов, уже практически вольный человек: от его бравады не осталось следа.

   Прав был Зуев, маму Жену боялись и уважали на пищеблоке больше, чем оперчасть.

  - И еще, Николя, - Евгения Ивановна произнесла имя Тихонова на французский манер, - объясни своему заму Селиванову, я слышала он уже и куртки твои примеряет, хочет "бугром" стать. Объясни, скажи, так надо для дела, он незаменим, как старший раздатчик, не нравится если ему, в зону на ту сторону улицы. Я отпущу.

  Виктор внимательно смотрел на Евгению Ивановну. Женщина как женщина, немного старше его. Слегка припухшие губы, крупные голубые глаза, узкий нос. Наверное, самые привередливые мужчины могли назвать ее хорошенькой, даже красивой. Красивая прическа крашеных темно-каштановых волос. Мама Женя заметила изучающий взгляд Виктора.

  - Витя! - голос Евгении Ивановны стал другим, металлическим. - Не сверли меня глазами. Не люблю.

  Виктор смутился, даже покраснел, опустил глаза.

  - Извините, Евгения Ивановна.

  - Извиняю, но последний раз, - уже другим голосом проговорила она, и огонек сверкнул в ее больших глазах. Любая женщина - прежде всего женщина, и ей приятно нравиться мужчинам, даже в СИЗО осужденные - прежде всего мужчины.

  - Я ухожу на склад, - Евгения Ивановна встала, взяла со стола какие-то журналы. - Коль, вводи в курс дела, чтоб через три дня работал лучше тебя, - обратилась она к Тихонову.

  - Обижаете, Евгения Ивановна, - шутливым обиженным голосом проговорил бригадир, - лучше меня работать невозможно.

  - Невозможно, но надо, Коля, надо, - словами из популярного кинофильма ответила Евгения Ивановна. Набросила на плечи телогрейку, на улице еще было свежо. - Все, выходим. Занимаемся делом.

  - Строгая у нас мама? - спросил Виктор, когда дверь за ее спиной закрылась.

   - Бывает вообще-то отходчивая. Но когда не в духе, лучше не спорить. С ней даже опера никогда не спорят. За своих, пищеблоковских, она горой, в обиду не даст. Говорят, "хозяин" наш глаз на нее положил, - Тихонов открыл склад. - Заходи.

  - Она же замужем, - Виктор вспомнил разговор конвойных в суде.

  - Да муж у нее тоже ментом цветным в конвое работал. Потом спился, выгнали. Я, если честно, в душу к ней не лез. Да и не пускает она в душу к себе. Всех держит на расстоянии. Хозяин вьется как подросток, что нам бедолагам. Мы не мужики, мы - осужденные. Хватит о грустном, Витек. Ты женат? - переменил тему разговора Николай.

  - Нет. Не успел. И, наверное, слава богу.

  - Стерва оказалась? Бывает, но не все такие, Витек, ты душой не грубей. Нам без них никуда. Женщины - наши цветы. У меня, например, за два года четыре месяца даже подозрения не возникло никогда. Может, и что-то, где-то. Но... - Тихонов помолчал. - Теперь и у нас хорошо. Личные свидания дают на двое суток. Раньше этого не было. Тяжело было семейным, теперь жить можно, - Тихонов взял журналы, чистые листы ежедневной раскладки. - Пошли инженер-геолог, будем изобретать.

  Виктор стал вникать в цифры раскладки: количество ежедневных калорий, необходимое каждому заключенному по определенной норме питания. Крупа: ячневая, овес, перловая, пшено...

  Трое суток с перерывами только на сон Захаров постигал нехитрые премудрости тюремной кулинарии, которые при желании можно превратить в весьма приемлемые блюда, как это делал шеф-повар Тихонов.

  В пятницу в 10.30 пришел выводной.

  - Тихонов, с вещами.

  Пришло утверждение суда об условно-досрочном освобождении. Бригадира пищеблока провожали всем отрядом, беззлобно отвешивая пинки под зад, чтобы никогда не возвращался.