Когда я сама только начинала выступать в крупных соревнованиях, мой тренер Валентина Николаевна Дедова не уставала повторять:

– Хочешь выиграть – надо быть хоть в чем-то на голову выше соперников. Иначе результат может оказаться как в твою пользу, так и в чужую. И никогда не жалуйся на судейство, если допустила даже крохотную ошибку. Должна понимать: если уж дала повод для придирок, будь готова к тому, что накажут за нее по максимуму. Вообще никогда не жалуйся. Твоя задача – улыбаться, быть милой, воспитанной и приветливой. Не забывать причесываться перед прыжками и по возможности не раздражать окружающих своим видом и поведением даже вне бассейна.

Лишь много лет спустя я поняла, что моя олимпийская победа в Монреале в 1976-м могла бы и не случиться, не будь той ежедневной внетренировочной дрессировки.

Все это вовсе не мелочи, как кажется на первый взгляд. Когда судья нажимает на кнопку пульта и ставит оценку на десятую долю балла выше, чем мог бы, никакого криминала в его действиях усмотреть невозможно. Минимальный люфт вполне легален. И он, бывает, диктуется чисто человеческими симпатиями или антипатиями конкретного арбитра к тому или иному спортсмену.

С годами, проведенными в прыжках в воду, я научилась понимать и другую, гораздо менее приятную для понимания вещь. Что результат может быть банально проплачен заранее, как в моем личном опыте он был проплачен на чемпионате СССР в 1980-м в Тбилиси. Главный судья тех соревнований – милейший и, к сожалению, довольно рано ушедший из жизни человек – подошел ко мне после финала, в котором я заняла пятое место и потеряла все шансы попасть в олимпийскую сборную: «Поздравляю. Ты – единственная, кто не сделал в финале ни одной ошибки».

Резко развернувшись, чтобы скрыть брызнувшие от горькой обиды слезы, я обнаружила в нескольких шагах впереди себя двух представителей судейской бригады. Меня они не видели. Стояли спиной рядом с тренером одной из соперниц, ставшей призером, и смеялись: «Ну вот, все тип-топ, а ты боялся… С тебя причитается!»

* * *

Став журналистом, я то и дело ловила себя на том, что вопросы судейства в фигурном катании занимают меня гораздо больше, чем судорожные старания научиться наконец отличать один прыжок от другого. Этому интересу немало способствовал как собственный спортивный опыт с точно такой же необъективной на первый взгляд системой определения результата, так и круг общения родителей: супруга одного из отцовских коллег много лет судила соревнования фигуристов. Нередко, когда мужчины, уединившись в отцовском кабинете, взахлеб обсуждали секунды своих пловцов, раскладки по дистанции и тренировочные планы, до меня с кухни доносились обрывки чисто женских бесед:

– …Представляешь, сидит она (имя тренера) в своей роскошной шубе, вся в брильянтах, а эта… (имя судьи) ей и говорит: «Какое колечко у вас оригинальное…»

– И что?

– Что-что… Сняла, конечно, и отдала этой суке. А куда денешься? Медаль-то нужна позарез…

На самом первом (после развала СССР) чемпионате России по фигурному катанию в Челябинске я впервые услышала язвительную шутку: «Не умеешь прыгать – иди в танцы. Не умеешь танцевать – становись тренером. Не можешь научить – бери лопату и начинай чистить лед. Ну а если и это не выходит, дорога только в судьи…»

На тех соревнованиях Писеев, представив меня директору местного Дворца спорта и подняв «за знакомство» рюмку классного армянского коньяка, начал было рассказывать, какие отвратительные нравы царили в судейском корпусе раньше и как все на глазах меняется к лучшему. Поскольку до этого я имела возможность наблюдать за судейством в обязательных танцах и невольно к тому же оказалась свидетелем послесоревновательной судейской разборки, то неосмотрительно, при довольно большом скоплении присутствовавших, предложила президенту пари: мол, на листе бумаги пишу фамилии судей и место, на которое упомянутые арбитры поставят в танцах каждый из двух дуэтов, претендовавших на золото. Если ошибусь хоть в одной цифре, с меня ящик коньяка. До заключения пари дело не дошло, мы оба посмеялись, но до сих пор помню пристальный взгляд директора: «С вами, Лена, будет сложно работать…»

Но это – так, случайное воспоминание.

Издевательские высказывания в адрес тех, кто вершит судьбы спортсменов, можно услышать в спорте на любом языке. В этом отношении фигурное катание не многим отличается от того же футбола или гимнастики. Другое дело, что в ряду необъективных видов спорта оно всегда было особо элитным. И невероятно скандальным.

Прежняя система судейства, символом которой была заветная оценка 6,0, а вопрос победы или поражения определяло соотношение судейских голосов, предоставляла умным арбитрам неограниченный простор для комбинаций. К тому же счет 5:4 (а именно таким соотношением сопровождались многие финалы всех крупных соревнований) всегда был скандален сам по себе. Прежде всего он означал не то, что выигравший катался лучше, а то, что проигравшему просто не повезло. Рискну предположить, что именно в этой необъективности много лет заключалась главная интрига фигурного катания вообще. Одним голосом в Лиллехаммере выиграла Олимпиаду Оксана Баюл, хотя, с точки зрения американцев, тот финал был верхом несправедливости по отношению к американке Нэнси Керриган. Одним голосом в 2001-м на чемпионате мира в Ванкувере победили Бережную и Сихарулидзе канадцы. Одним голосом в Солт-Лейк-Сити Бережная и Сихарулидзе взяли над соперниками реванш. Одним голосом проиграли там же Ирина Лобачева – Илья Авербух в танцах и Ирина Слуцкая в одиночном катании…

Крайний в таком случае всегда судья, какой бы квалификацией он ни обладал.

Кстати, если из упомянутой и достаточно оскорбительной для истинных профессионалов шутки выбросить «долю шутки», останется парадокс: среди арбитров немало людей, которые не стояли на коньках ни разу в жизни. Большинство видят фигурное катание высшей пробы два-три раза в год, а то и реже. Естественно, все они проходят необходимый курс обучения и периодически повышают квалификацию на семинарах, но, если нет постоянной практики, очень трудно разобраться в том, что же, собственно, происходит на льду. Были случаи, когда арбитр не мог самостоятельно определить, тройной или четверной прыжок выполнил фигурист в программе. Это, конечно, крайность, но, например, в одиночном катании редкий судья способен заметить довольно распространенную хитрость, когда в самый последний момент перед отталкиванием фигурист меняет ребро конька и один из наиболее сложных прыжков – лутц – превращается в более простой флип.

В большинстве случаев судейские скандалы были связаны в фигурном катании с танцами, где при старой системе определения чемпиона почти не существовало четких критериев оценки.

Один из известных тренеров сказал мне как-то, что, на его взгляд, все арбитры подразделяются на три категории. Первые ровным счетом ничего в фигурном катании не смыслят и ставят оценки наобум. Сговариваться с такими – себе дороже: никогда не угадаешь, на какую кнопку они нажмут в тот или иной момент.

Вторые четко выполняют установку собственного начальства, независимо от того, что происходит на льду. Особенно это было свойственно представителям советской эпохи, а впоследствии – России: высшее руководство страны требовало от спортивных функционеров исключительно золотых медалей, эти требования спускались руководством команды ниже – своим арбитрам, ну а те были вынуждены идти на нарушение профессионального кодекса. Одна из главных задач их деятельности была незатейлива, но порой крайне затруднительна по исполнению: заручиться в бригаде поддержкой пяти судей из девяти – получить большинство. Или хотя бы каких-то заведомых сторонников. На своих постоянных рабочих местах эти люди как правило получали не так много, каждая поездка за рубеж превращалась в праздник. Поездки же зависели от благосклонности президента федерации либо от желания отдельно взятых ведущих тренеров иметь на соревнованиях «своего», то есть гарантированно преданного арбитра. А далее – как говаривал Остап Бендер Шуре Балаганову: «За каждый витамин, который я вам скормлю, я потребую тысячу мелких услуг».

Ну и наконец, третья, наиболее малочисленная, пожалуй, категория, состояла из людей честных по убеждению, но прекрасно понимающих, что, нажимая на кнопку пульта, они нажимают себе на горло. Без всякой гарантии, что будут приглашены в судьи в следующий раз: какая, к черту, честность, когда ставки настолько высоки?

Под обвинения в судейских играх чаще всего попадали представители бывшего СССР, что и неудивительно: у кого за всю историю было больше золотых наград крупнейших соревнований? Однако под наиболее продолжительную дисквалификацию угодил в середине 1970-х арбитр из Австрии – получил 10 лет за то, что уговаривал другого судью поддержать своего спортсмена. Коллега, естественно, нажаловался: стукачество среди представителей фигурнокатательной Фемиды процветало всегда.

Не всегда, правда, оно приносило желаемый результат. Так, например, на чемпионате мира 1978 года в Канаде жена тогдашнего председателя Технического комитета по фигурному катанию (этот комитет отвечает за парное и одиночное катание) Бенджамина Райта, судившая турнир, нажаловалась в Международный союз конькобежцев на итальянского арбитра: мол, тот уговаривал ее помочь соотечественникам. Доказать факт на официальном разборе Мария-Луиза Райт не смогла: итальянец сказал, что его неправильно поняли – причем он действительно настолько плохо говорил по-английски, что ИСУ его оправдал.

Тогда же – в 70-х – по доносам были дисквалифицированы Ирина Нечкина и Татьяна Даниленко. Поскольку «советских» случаев национального пристрастия было немало, в 1976 году ИСУ принял и вовсе беспрецедентное решение – дисквалифицировать целиком всю советскую федерацию. В следующем году советский судейский корпус по-прежнему выезжал на все чемпионаты – чтобы не отстать от жизни, но ровно год наши фигуристы выступали без поддержки.

В 1990 году последовала еще одна дисквалификация: в ИСУ пришло анонимное письмо, в котором автор обвинял одну из наиболее опытных судей – Ирину Абсалямову в том, что она проводила агитработу в пользу танцоров Марины Климовой и Сергея Пономаренко. Международный союз конькобежцев отказался рассматривать анонимку, после чего отправителю пришлось назвать свое имя. Им оказалась коллега Абсалямовой из Канады. Наказанием было двухгодичное отлучение российского арбитра от соревнований.

* * *

Один из наиболее памятных мне судейских скандалов случился в 1994 году на чемпионате Европы в Копенгагене. Том самом чемпионате, к участию в котором (для последующего выступления на Олимпийских играх в Лиллехаммере) были допущены фигуристы-профессионалы.

Когда после исполнения произвольного танца табло высветило оценки олимпийских чемпионов-1984 Джейн Торвилл и Кристофера Дина, по трибунам пронесся стон. Опередить Майю Усову и Александра Жулина англичане не смогли. Их танец, в отличие от оригинального, не выделялся ни композицией, ни зрелищностью – а при отсутствии этих двух компонентов надеяться только на технику ног, которая у Торвилл и Дина всегда была изысканной, мягко говоря, было наивно. И тем не менее такого расклада не ожидали: ведь в предыдущих состязаниях танцоров судьи сделали все, чтобы обеспечить олимпийским чемпионам максимально легкий доступ к золотым медалям, – вывели их в лидеры. Неужели в решающий момент они отвернулись от англичан?

Владелец крупнейшего профессионального агентства Майкл Розенберг, за спиной которого сплетничали, что в своей кожаной папке он носит заполненные контракты на добрую половину российских фигуристов, вскочил и, перескакивая через зрителей, помчался вниз – поздравлять «своих» – Майю и Сашу.

Но именно в тот момент, когда Розенберг появился у бортика и еще раз бросил взгляд на табло, там загорались оценки Оксаны Грищук и Евгения Платова, вышедших на лед после Торвилл и Дина: 6,0… 6,0… 6,0… А на компьютере появилась окончательная расстановка призеров: 1. Торвилл–Дин. 2. Грищук–Платов. 3. Усова– Жулин.

На жаргоне фигурного катания это называется «прорезать». Суть этой манипуляции заключается в том, что, если при определенном соотношении судейских голосов в оценке произвольного танца первых двух пар выставить высший балл тем, кто в общем зачете идет на третьем месте и ни при каком раскладе уже не может достать лидеров, срабатывает достаточно сложная комбинация чисел, в результате которой третья пара становится второй, вторая выходит в чемпионы, а первая – опускается на третью ступень. Именно это и произошло на глазах у изумленной публики.

Точно такая же история, послужившая поводом для десятков газетных и телерепортажей, произошла по иронии судьбы именно с Усовой и Жулиным на чемпионате мира-1991 в Мюнхене. Они шли на первом месте, имея лучший результат в обоих обязательных и оригинальном танцах, но после того, как в финальном прокате в третий раз опередили основных соперников – Изабель и Поля Дюшене и уже принимали поздравления, судьи выставили высшие оценки Марине Климовой и Сергею Пономаренко. Дюшене стали чемпионами, а Усовой и Жулину досталась бронза.

В тех видах спорта, где результат определяют люди, есть интересный феномен. Между собой судьи и тренеры нередко именуют его «за выслугу лет». Впервые я столкнулась с этим тоже в прыжках в воду – на Олимпийских играх в Монреале во время мужских состязаний на десятиметровой вышке. Золото тогда выиграл знаменитый итальянец Клаус Дибиаси. Самый заслуженный, многократный олимпийский чемпион и чемпион мира, самый уважаемый, к тому же выступающий в последний раз в карьере. С учетом всего этого не отдать ему победу не смогли. Хотя по всем техническим критериям итальянца вчистую перепрыгал 16-летний Грегори Луганис.

До сих пор помню, как безутешно рыдал американец, спрятавшись от всех в душевой кабине под вышкой. В течение следующих двенадцати лет он выиграл все соревнования, в которых выступал. Из-за неучастия американцев на Играх в Москве был лишен возможности стать олимпийским чемпионом как на трамплине, так и на вышке, но выиграл оба снаряда четыре года спустя в Лос-Анджелесе. На Играх в Сеуле, уже в 28-летнем возрасте, получил тяжелую травму головы, ударившись о трамплин в предварительных соревнованиях. Голову зашили прямо на бортике, после чего Луганис не только вошел в финальную восьмерку (с почти нулевой оценкой за неудачный прыжок), но и победил. А два дня спустя выиграл еще одну золотую медаль – на вышке.

Ту победу долго называли скандальной. Многие утверждали, что гораздо больше ее заслуживал юный китайский прыгун Сюн Ни. И что судьи попросту его обокрали, отдав золото американцу. Доля правды в тех заявлениях, безусловно, была. Но была и некая высшая спортивная справедливость. Ведь Луганису так или иначе просто вернули медаль, украденную у него стечением обстоятельств за двенадцать лет до этого.

После того как Усова и Жулин провели на льду более 20 лет, большую часть которых простояли в танцевальной очереди за медалями, а в 1993-м впервые стали чемпионами мира и Европы и получили долгожданный шанс на олимпийское золото, не отдать им победу в олимпийском сезоне было верхом спортивной несправедливости. Можно было, конечно же, допустить, что Торвилл и Дин все-таки окажутся лучше. Но что они победят таким образом…

Казалось бы, триумф английской танцевальной пары спустя десять лет после их ухода из любительского спорта должен вызвать восторг в сердцах английских болельщиков. Но получилось наоборот: именно в Англии золотые медали олимпийских чемпионов Сараева вызвали взрыв негодования. Победу «своей» пары посчитали незаслуженной!

«Как Торвилл и Дин могли стать чемпионами, если ни один судья не поставил их на первое место? – возмущался на страницах лондонской „Sunday Times“ английский обозреватель Майкл Коулмэн. – Ни для кого не секрет, что вице-президент Международного союза конькобежцев Лоуренс Деми и президент национальной ассоциации фигурного катания Великобритании Куртни Джонс – давние поклонники Торвилл и Дина и имеют достаточно сильное влияние на судей, но не настолько же…»

В попытках разобраться, что же на самом деле произошло, мне удалось выяснить немало интересного. Накануне чемпионата немецкий телевизионный канал WDR проинтервьюировал вице-президента конькобежного союза Германии Вальтера Майеншайна, который сам много лет был судьей международной категории, но в то время по правилам ИСУ был обязан избегать всяческих контактов с прессой. Он, в частности, сказал:

– Перед каждыми соревнованиями арбитров ставят в известность, кого именно ИСУ желает видеть в числе призеров и кого не должно там быть ни при каких условиях.

Высказывание, согласитесь, мягко говоря, оказалось сенсационным. Можно было, конечно, и усомниться в справедливости слов Майеншайна, но на память тут же приходил чемпионат мира-1993 в Праге, где сразу шесть судей были дисквалифицированы за то, что, по мнению ИСУ, несправедливо вывели на второе место в произвольном танце Грищук и Платова. Правда, через некоторое время ИСУ дисквалификацию отменил, сообразив, видимо, что шестеро виноватых против трех правых выглядят несколько абсурдно. Тем не менее между строк явственно читалось: Грищук и Платов отнюдь не пользуются расположением международного руководства.

– Также, – рассказывал Майеншайн, – всем давно известно (хотя не подчеркивалось вслух), что руководители ИСУ никогда не были в восторге от непрерывных побед советских танцевальных пар. А когда на чемпионате мира-1993 в Праге в первой десятке помимо трех российских оказались дуэты из Украины, Узбекистана и Беларуси, в ИСУ просто-таки началась паника. Естественно, на этом фоне возвращение в любительский спорт Торвилл и Дина было как нельзя кстати.

Многие обратили внимание на тот факт, что в Копенгагене англичанам благоприятствовало абсолютно все, начиная с судейской жеребьевки, когда выяснилось, что в состав бригады не попали ни российский, ни белорусский арбитры. Зато в числе заветной девятки оказалась англичанка Мери Пэрри, и было совершенно ясно, что с ее стороны четыре первых места в четырех видах танцевальной программы Торвилл и Дину обеспечены.

Незадолго до чемпионата Европы мне удалось разговорить одну из зарубежных судей, которая провела в фигурном катании не один десяток лет и на протяжении этого времени оценивала танцевальные пары практически на всех чемпионатах мира, Европы и Олимпийских играх. На мою просьбу объяснить, естественно не для прессы и без упоминания имени («Иначе ты меня под монастырь подведешь!»), тонкости судейства в фигурном катании, она ответила:

– Договариваются между собой как правило все. Отдельно – бывший соцлагерь. Отдельно – западноевропейский блок. Как это делается? Скажем, российский судья «поднимает» чешскую пару, претендующую разве что на место в десятке, а чешский, в свою очередь, помогает России в расстановке лидеров.

В танцевальном финале Копенгагена на Россию идеально «сыграли» судьи из Польши, Эстонии и Чехии, поставив англичан в произвольном танце на третье место. Если бы точно так же поступил и Владислав Петухов, представлявший в судейской бригаде Украину, медали европейского чемпионата распределились бы так, как теоретически и должны были распределиться: Усова – Жулин, Грищук – Платов и Торвилл – Дин. Но, как мне было сказано все в том же приватном разговоре: «Когда сидишь за судейским пультом, держать под контролем ситуацию не всегда удается даже людям с колоссальным опытом».

Пульт действительно как эшафот: самая страшная ошибка – поставить «своего» спортсмена выше, чем его поставили коллеги. Именно это называется национальным пристрастием и карается беспощадно – даже в том случае, если речь идет о втором десятке спортсменов. Ну а когда дело доходит до тройки призеров, страсти начинают бушевать, и вовсе не шуточные. За неделю того или иного чемпионата арбитры-новички, бывает, теряют до пяти килограммов веса.

Петухов поставил на первое место основную российскую пару, но при этом, видимо, посчитал, что ничего страшного не произойдет, если второе отдать англичанам. Эта его оценка и оказалась роковой для Усовой и Жулина.

Так чемпионы Сараева-1984 стали чемпионами Копенгагена-1994. Стали, не получив у судей ни одного первого места в произвольном танце.

* * *

Другая, почти детективная история произошла пять лет спустя на чемпионате мира в Хельсинки. В заключительный день соревнований стало известно, что дисквалифицированы два арбитра – представитель Украины Альфред Корытек и его российский коллега Святослав Бабенко.

Инцидент, послуживший поводом для разбирательства, произошел во время финала в парном катании. Уже после исполнения фигуристами короткой программы стало очевидно, что чемпионам мира 1998 года – российскому дуэту Елене Бережной и Антону Сихарулидзе – могут составить очень серьезную конкуренцию китайцы Шень Сюе – Чжао Хунбо. Допусти фавориты хоть одну ошибку, Россия вообще могла бы остаться без золота в том виде спорта, где не проигрывала почти никогда.

Бережная упала, причем падение было серьезным. Сразу же за россиянами выступали главные соперники, прокатавшие технически более сложную программу без единой ошибки. Тем не менее семь из девяти судей отдали чемпионам мира первое место.

Только двое – француженка Энн Харди Томас и представлявшая Азербайджан Евгения Богданова – отдали предпочтение китайцам. И уже на следующий день по пресс-центру распространился слух о том, что Международный союз конькобежцев затеял разбирательство судейства. Якобы видеокамера, установленная непосредственно в ложе арбитров, зафиксировала то ли условное перестукивание, то ли другие звуки, которые недвусмысленно свидетельствовали о судейском сговоре.

Таких слухов во время любого крупного соревнования фигуристов курсирует множество. Поэтому и к очередному журналисты отнеслись с легкой иронией. Однако на этот раз все оказалось значительно серьезнее. После того как был распространен официальный пресс-релиз ИСУ, информировавший о том, что Корытек и Бабенко лишены права обслуживать любые турниры, которые проходят под эгидой Союза конькобежцев, председатель Технического комитета по фигурному катанию англичанка Салли Энн Стэпплфорд дала такой комментарий:

– Мы внимательно изучили видеозапись судейства, и то, что увидели, совсем нам не понравилось. Правила ИСУ запрещают судьям, сидящим за пультами, контакты любого рода. Контакт явно был. Поэтому решение о дисквалификации украинского и российского арбитров было практически единогласным. Хотя мы предоставляем обоим право направить в адрес ИСУ подробное объяснение своих действий.

Пока продолжался очный разбор, на президенте российской Федерации фигурного катания не было лица. Он при любой возможности обсуждал с русскоговорящими коллегами судейский произвол. Коллеги, кстати, сочувствовали: в фигурном катании в таком положении может оказаться каждый. В том, что контакт был, не усомнился ни один из тех, с кем мне удалось поговорить. «Не для прессы» все они искренне удивлялись: на кой черт нужно было арбитрам оставлять окончательное определение взаимодействий на самый последний и далеко не самый удачный момент? Неужели, если была необходимость, не могли договориться раньше? Времени для разговоров вне чемпионата – навалом. Правда, такие контакты ИСУ тоже не очень поощряет, но мало ли что могут обсуждать бывшие соотечественники за рюмкой чая в свободное от работы время?

Однако моя давняя знакомая на этот счет профессионально заметила:

– Сговориться заранее можно разве что в танцах, где результат почти стопроцентно бывает известен заранее. Парное катание – дело другое. Там падают. На этот случай и может существовать система условных знаков. Но риск чудовищный. Не зря нас постоянно инструктируют, как вести себя за пультами. Предупреждают, что все действия записываются на видеопленку. Правда, и Корытек, и Бабенко плохо знают английский язык. Возможно, поэтому и не поняли, насколько серьезными могут оказаться последствия…

Написав по требованию редакции материал о судейском скандале и передав его в редакцию, я меньше всего предполагала, что пару недель спустя меня вызовет к себе в кабинет главный редактор Владимир Кучмий. Он мрачно положил передо мной на стол письмо на официальном бланке Федерации фигурного катания:

– Почитай пока…

Документ, подписанный Писеевым, взаимная неприязнь с которым в тот период и с моей и с его стороны достигла апогея и то и дело зашкаливала за рамки какого бы то ни было здравого смысла, гласил:

11 апреля 1999 года в Вашей газете опубликована статья «Игры патриотов» (автор – Елена Вайцеховская), в которой она рассказывает о ситуациях, имевших место в судействе по фигурному катанию на чемпионатах ИСУ, в том числе на чемпионате мира 1999 года в Хельсинки, и дает им свою интерпретацию.

Мне бы не хотелось заострять особое внимание на рассуждениях автора по отдельным вопросам, поднятым в статье, ибо они не имеют под собой, по существу, никаких оснований, а в основном носят характер домыслов, причем в некоторых случаях оскорбительного характера… Я, конечно, допускаю, что автор статьи олимпийская чемпионка по прыжкам в воду Елена Вайцеховская может слабо разбираться в тонкостях фигурного катания, однако появление в Вашей столь популярной газете материала с таким большим числом фактических неточностей и оскорбительных моментов в адрес людей, честно делающих свое нелегкое дело, просто по-человечески обидно и, с моей точки зрения, конечно, недопустимо…

Далее, со ссылкой на статью Закона о печати, шло требование «принять к автору соответствующие меры и принести извинения в том объеме, в котором был напечатан первый материал».

– Что будем делать? – ничего не выражающим тоном поинтересовался Кучмий после паузы, дав мне возможность осмыслить прочитанное.

Я ошарашено молчала. За исключением одной серьезной ошибки (я назвала дисквалификацию Корытека и Бабенко пожизненной, в то время как вопрос по сроку наказания должен был дополнительно обсуждаться в ИСУ), в материале были разве что совсем мелкие неточности. В чем я совершенно искренне призналась главному редактору.

– Извиняться, конечно, не хочется, – скорее утвердительным, нежели вопросительным тоном продолжил он. – А придется… Писеев – профессиональный аппаратчик. Наверняка проверит, какие приняты меры. В общем, думай пока. Пара дней в твоем распоряжении есть…

Ночь я промаялась без сна. А наутро в голове вдруг сложился совершенно четкий план. В отцовских записных книжках я нашла рабочий телефон его хорошего знакомого: высокопоставленного, с громаднейшим опытом, чиновника международного уровня, с которым, правда, никогда не встречалась лично и которого заочно боялась до одури: о его крутом нраве в ту пору ходили легенды. Позвонила и, представившись, поперла напролом:

– Мне нужна ваша помощь. Нет, к вам на работу подъехать не могу – это совершенно конфиденциальный разговор, и мне не хотелось бы, чтобы ваши коллеги знали, что мы с вами о чем-то беседовали. Я готова подъехать в любое место и в любое время. Мне нужно тридцать минут вашего времени. Да, я записываю адрес…

Разговор в итоге растянулся почти на два часа. Я честно выложила все карты на стол и сказала:

– Мне нужно досконально знать, что все-таки произошло в Хельсинки. Естественно, ваше имя нигде упомянуто не будет. Обещаю.

Собеседник хмыкнул, продолжая разглядывать меня тяжелым и, как показалось, неприязненным взглядом. И неожиданно рассмеялся:

– Узнаю характер: папина дочка… Ну, включай свой диктофон…

На следующий день я встретилась с Евгенией Богдановой. Этих двух бесед стало достаточно, чтобы история обрела совершенно законченную форму.

В Хельсинки произошло следующее.

Накануне выступлений спортивных пар в произвольной программе арбитр ИСУ Хели Аббондати, которая обслуживала этот вид соревновательной программы, получила конфиденциальное письмо (имя автора Аббондати наотрез отказалась назвать на официальном разборе), в котором ей советовалось обратить особое внимание на поведение четырех линейных судей – Евгении Богдановой (Азербайджан), Альфреда Корытека (Украина), Святослава Бабенко (Россия) и Марии Зухович (Польша). Интерес к этой группе за пару лет до этого проявлял член техкома ИСУ по фигурному катанию американец Рональд Пфеннинг: он заметил на одном из чемпионатов, что названные судьи и чешка Лилиана Штрехова расставили первые 12 пар абсолютно идентично. Об этом тогда было даже сказано на разборе. Судьям сделали мягкое предупреждение, хотя те и сами были удивлены совпадениями. В Хельсинки Аббондати недолго думая попросила двух своих хороших знакомых – операторов компьютерной системы WIGE DATA – негласно последить за судьями.

– Я моментально почувствовала неладное, – рассказывала Богданова. – Обычно за спиной никого нет. Тут же я постоянно ощущала, что мне смотрят в затылок. Обернувшись, увидела девушку. Улыбнулась ей. Через некоторое время обернулась еще раз, снова поймала взгляд и снова улыбнулась, хотя все происходящее страшно мешало работать.

Могла ли Богданова «сыграть» в пользу России? Наверняка. Более того, я уверена, что так бы и произошло, не упади Бережная на тройном прыжке. За такую ошибку полагается снять как минимум 0,2 в технической оценке. Что Богданова и сделала, поставив фигуристам тем не менее 5,9 за артистизм. Если бы судья выставила те же оценки, но в обратном порядке китайской паре, они бы в ее расстановке остались вторыми. Но как профессионал Богданова не могла не понимать: снижать вторую оценку просто не за что. Рисковать же она не могла: еще во время существования СССР попадала под дисквалификации дважды. Оба раза за «национальное пристрастие». Случись прокол третий раз, неизвестно как повел бы себя ИСУ. А быть дисквалифицированной ни за что, даже не за свою страну, согласитесь, обидно.

Руководитель российской Федерации фигурного катания упорно отрицал, что контакт между судьями имел место. Но факты говорили о другом. Видеопленку с более чем часовой записью, на которую еще в Хельсинки ссылалась госпожа Стэпплфорд, она получила не только от WIGE DATA, но и от канадской телекомпании CBS. Поводом к разбирательству послужил фрагмент, на котором внимание англичанки привлекли три вещи. Во-первых, Святослав Бабенко слишком часто и, как сочла Стэпплфорд, условными жестами касался лица, потирая растопыренными пальцами то лоб, то щеку, то подбородок. Во-вторых, он постоянно раскачивал под столом ногой, вроде бы подавая сигналы соседу с «украинского» пульта. Естественно, оба этих факта легко опровергались: мало ли какой тик может возникнуть у человека в нервной обстановке. Но было и третье: перед тем как выставить свою оценку, Бабенко о чем-то тихо спросил Корытека. Тот, не расслышав, переспросил трижды – на пленке это было видно слишком хорошо, чтобы трактовать по-иному.

Фильм попал в руки председателя техкома в полночь. Просмотрев криминальные кадры, Стэпплфорд позвонила в номер коллеге по техкому немке Вальбурге Гримм и затем шведке Бритте Линдгрен. Это, кстати, было ошибкой: следовало дождаться утра и собрать техком в полном составе, пригласив Пфеннинга и российского члена комитета Александра Лакерника. Англичанка же, заручившись большинством, посчитала, что имеет право обращаться непосредственно в ИСУ с готовым предложением о трехлетней дисквалификации Бабенко и Корытека. Более того, по ее мнению, наказать российского судью следовало строже, чем украинского: за последние два года Корытек был предупрежден – все за то же национальное пристрастие – лишь однажды. А Бабенко неоднократно. И каждый раз – за несанкционированные разговоры во время судейства.

Когда материал был написан, оставалось только принести извинения за допущенные в первой статье неточности. Что я и сделала без всякого ущерба для собственного самолюбия…