В некоторых частях света, например в Латинской Америке, у меня складывалось иногда впечатление, что меня принимают за своего, но в Азии эти иллюзии оказались разбитыми.

А что в Германии? Здесь я угнездился с семьей, которая не смогла интегрироваться в чужеродную для нее среду, и я все время чувствовал необжитость своего «дома», да и с несчастной родиной меня связывали в конце концов только непрочные узы контракта о найме на работу, по условиям которого я опять же чаще находился на чужбине.

Напуганный собственными мыслями, я на мгновение оторвался от целеустремленной ответственности безупречного исполнения долга и с ужасом констатировал, что сбился с верно взятого, как мне казалось, следа.

Я хотел вернуться назад, в страну «своих корней». Я верил, что это возможно, нужно только овладеть «приличной» профессией. И тогда я окажусь «внутри», найду свое место. Но на поверку оказалось, что настойчивое и страстное желание моей юности — «находиться снаружи» — так и не стало лишь эпизодом моей биографии.

Как нельзя было сделать так, чтобы не было Аушвица, так и тому, для кого Аушвиц стал частью его прожитой жизни, отрезком его истории, нельзя было просто взять и прошмыгнуть «мимо» него назад. Аушвиц разрушил иллюзии, будто жизнь может снова стать такой, какой была «до того». Разрушено было изначальное, прирожденное доверие к родине, с тех пор каждый двигался дальше как по скользкому льду, тонким слоем прикрывавшему затаившиеся в глубине чудовищные свойства человеческой натуры.

Я не мог чувствовать эту страну своим домом, находиться среди этих людей, открывших полный ужасов и бед «ящик Пандоры» и убивших тем самым веру в духовно-культурное предназначение человека.

Поэтому я так и поступал, прежде чем осознал все это, — инстинктивно искал другую почву, надеясь укорениться там, быть принятым за своего, интегрироваться в другое общество. Все мои усилия в Дании, попытка создания собственной «иностранной» семьи, маниакальное стремление добиться тесного и глубокого контакта с людьми других стран, куда меня забрасывала деловая активность, стали мне вдруг разом понятны.

А если все это так, тогда что я здесь делаю? Не лучше ли, действуя последовательно, сделать решительный шаг и перебраться в другую культурную среду? Разве не находил я всегда радушного приема в Латинской Америке? Может, раз и навсегда порвать наконец с этим желанием обрести свою немецкую идентичность?

Я уже не верил так непоколебимо в безоблачное будущее и не был таким отчаянным романтиком, как еще несколько лет назад. Меня мучили сомнения, смогу ли я сжечь все мосты и уехать со своей семьей в Латинскую Америку.

Может, во всем виновата та непримиримая позиция конфронтации, которую я занимал по отношению к своей латиноамериканской жене весь франкфуртский период? Однако я опасался и того, что попаду «там», за океаном, с явными чертами немецкого характера и немецким менталитетом, который невозможно скрыть, в изоляцию и окажусь в полном одиночестве.

Но решение все равно надо было принимать, потому что поездка в Азию показала мне, что длительного пребывания в таком зыбком пространстве — между «внутри» и «вне» — я долго не выдержу. Я хотел определенности, четкого решения, но не хотел принимать его с кондачка. Тайком я все время искал аргументы «за» и «против».

И вдруг мне представилась великолепная возможность досконально изучить проблему еще раз на месте — мне предложили разведывательную командировку в Мексику. Кроме того, нужно было отследить все возможности проведения выставок в странах, расположенных в Андах, а также в Центральной Америке. Я с радостью ухватился за этот шанс. Мне хотелось попристальнее изучить этот континент, поближе познакомиться с ним, как со своей потенциальной родиной, и я решил, что буду передвигаться там только по суше.

Опыт поездки в Азию явился для меня своеобразным толчком: чем дольше и интенсивнее раздумывал я по поводу своего вечного неудовольствия, возникавших в связи с этим проблем и тяги ко всему чужому, тем четче осознавал, что в моей жизни грядут перемены. Я не мог и не хотел работать и дальше в этой фирме. Мне опять хотелось отправиться куда-нибудь в дальний путь. Куда, я еще не знал. Но мне становилось все яснее, что работа здесь и то, чем я занимался прошедшие пять лет, не могут составить мое будущее. «Уж так и быть», еще только вот эту последнюю большую поездку в Латинскую Америку я готов «для них» сделать, а потом — прощайте! Надо только постараться не запустить до тех пор свои ежедневные дела. И я с внутренним ожесточением продолжал усердно отдаваться своей работе в отделе зарубежных выставок при Франкфуртской книжной ярмарке.

Так обстояли дела, когда в середине декабря 1972 года меня неожиданно вызвал к себе Зигфред Тауберт. С таинственной серьезностью на лице он закрыл за мной дверь, чтобы сообщить то, что знал на фирме каждый, а именно: в год шестидесятилетия, то есть в 1974 году, он оставит свой пост. И после этого сказал еще таинственнее: он собирается предложить меня в качестве своего преемника!

— Ну, что ты на это скажешь?

На лице у него застыло выражение радостного ожидания, при этом он не спускал с меня глаз. Что я мог сказать на это? Я знал, что он уже давно присмотрел другого кандидата себе на замену — д-ра Мюллера-Рёмхельда, предпредшественника на моем теперешнем посту. Тот уже ездил в духе предвыборной кампании от одного члена Наблюдательного совета к другому.

Д-р Мюллер-Рёмхельд был любезным господином, правда, немного тяжеловатым, он как бы олицетворял собой солидность, кроме того, был лет на десять старше меня — приземистый, ровный, надежный человек. Что побудило Тауберта добавить в предвыборном марафоне к этому ходячему монументу такого беспокойного, все еще не устаканившегося тридцатипятилетнего «левака», каким я повсюду слыл, подталкивая меня вспрыгнуть на ходу на ту же карусель? Может, он хотел подстраховаться? Как-то не верилось в неожиданно проснувшуюся в нем симпатию ко мне. Хотя бы потому, что наши отношения, мягко говоря, постоянно были натянутыми!

Не говоря уже о том, что я не видел своего будущего в этих стенах, о чем пока объявить еще не мог. Я ведь хотел съездить сначала в Латинскую Америку. Только после этого я смог бы, вероятно, подать заявление об уходе!

Со словами: «Я подумаю», — покинул я кабинет разочарованного директора, и в последующие дни усиленно старался забыть о неожиданно свалившейся на меня перспективе. Я стремился прогнать мысли о лестном предложении, поскольку считал, что у меня нет никаких шансов победить на выборах в Наблюдательном совете. То, что предложение исходило от Тауберта, перманентно находившегося в сложных отношениях со всем Наблюдательным советом, было для меня скорее минусом, чем плюсом. И кроме того, я уже встал на путь трудной борьбы с самим собой, чтобы оставить эту деятельность. Я только просто еще не знал, куда пойти!

Но как это обычно бывает — ночью перед сном, или в машине за рулем, или днем, когда задумаешься, сидя за письменным столом, — я вдруг стал ловить себя на мысли, а что, если?..

Кончилось тем, что я договорился о встрече с Клаусом Г. Зауром, которого знал по Бразилии, — он был знатоком мнений, складывавшихся в здешних издательских кругах. Мы встретились во франкфуртском кафе «Кранцлер». Что он думает по поводу моей кандидатуры и как расценивает мои шансы?

Кто знает Клауса Г. Заура, тому легко представить, как протекал этот разговор. Он без конца рассказывал анекдоты про одного и про другого, доказывая этим, насколько вхож в высшие круги. Я не прерывал его, чтобы не выдать своей заинтересованности. Наконец в гардеробе, когда он уже собрался распрощаться, я спросил:

— Господин Заур, но вы так и не ответили на мой входящий вопрос.

— Входящий вопрос? Ах, да! Не питайте слишком больших надежд!

Ну, я и не собирался. И как-то с облегчением вообще оставил эту тему. Но Тауберт напоминал мне о том, что я должен дать ответ. Постепенно он начал сердиться, поскольку рассматривал сделанное предложение как знак оказанного доверия. А я все еще не был готов просто махнуть на это рукой, что было бы более чем последовательным с моей стороны, поскольку с каждым днем убеждался, что после поездки в Латинскую Америку уйду из фирмы. Но я все оттягивал, не давая Тауберту ясного ответа.

В начале февраля 1973 года я занялся подготовкой другой поездки — в Финляндию. Мы хотели провести специальную выставку книг по архитектуре в Лаппенранте, Оулу и Турку. В Гамбурге я прервал полет в Хельсинки ради короткого визита к д-ру Матиасу Вегнеру, который стал недавно председателем Наблюдательного совета. Д-р Вегнер принял меня чрезвычайно любезно в своем кабинете в «Ровольт-ферлаг» в Рейнбеке. Он тут же призвал меня приложить все силы к тому, чтобы получить должность директора Франкфуртской книжной ярмарки. Сам он готов был подключиться мне в помощь. В тот же вечер я отправился дальше, погруженный в раздиравшие меня противоречивые мысли.

Через три дня в Лаппенранте, в воскресенье, я гулял по льду, местами такому прозрачному, что, казалось, идешь по воде. Позднее, вернувшись в свой маленький, немного затхлый отель «Patria», я взял бумагу и карандаш и написал: «Обзор жизни за последние годы. Отчет». Я явно нуждался в направляющей линии!

Не зная, что написать дальше, я вытащил из своего багажа книгу, которую уже давно хотел прочитать: Франц Фанон «Вставай, проклятьем заклейменный!». Вечером я пошел в ресторан, где были танцы. Я немного поел, с интересом наблюдая за отжившим свой век мелкобуржуазным ритуалом, это развлекло меня. И вдруг почувствовал, что книга Фанона проняла меня.

Возвратясь во Франкфурт, я сообщил Тауберту о согласии выставить себя в качестве кандидата на пост директора. Я был убежден в бесполезности этого шага, но не хотел позднее, если с Латинской Америкой дело все-таки не заладится, упрекать себя в том, что даже не попытался попробовать. И вот наконец наступил день моего отъезда в Мексику. Жена должна была сначала отвезти детей в Аргентину, а потом присоединиться ко мне.

Путевой дневник

Мексика

1-й день поездки, 6 марта 1973 г.

Вылет в Амстердам. Час спустя — пересадка. Впервые на «Боинге-747» через Монреаль и Хьюстон в Мехико (в общей сложности 16 часов полета). В просторном салоне огромного лайнера ощущение полета теряется!

В аэропорту меня встречает Клаус Тиле со своей спутницей жизни Беатрис и белокурым мексиканцем Басурто из фирмы по импорту книжной продукции «Litexa Мехісапа».

2-й день

Господина Франка, референта по культуре при немецком посольстве, прождал полчаса, тот никак не мог найти свое начальство — не человек, а зануда! Обсуждение с Басурто и Клаусом Тиле в «Litexa Мехісапа» перспектив рынка немецкой книжной продукции. Затем в «Санборн» — ресторан и книжный магазин одновременно. Оттуда в книжный магазин «Central de Publicaciones». Вопрос к директору г-ну Мисрачи: как организована книжная торговля в Мексике?

4-й день

Г-н Коницки из Фонда им. Фридриха Эберта от встречи отказался, сослался на болезнь. «Libreria Alemana de Ultramar» — немецкий книжный магазин рядом с немецкой школой и филиалом Гёте-Института. Владелица Маргрит Кляйн — немного капризная особа. Много устаревших книг. В продаже в основном иллюстрированные журналы и учебники.

Затем в «Libreria Internacional»: основанный в 1941 году книготорговцем из Вены Рудольфом Нойхаузом, этот книжный магазин вскоре переориентировался с немецкой беллетристики на англо-испанскую научную литературу. Однако теперешний владелец Роберто Кольб все еще ощущает себя посредником между Европой и Латинской Америкой. Он продал значительную часть акций своего магазина, равно как и своего педагогического издательства «El Manual Moderno», голландскому издательству «Elsevier».

5-й день

Суббота. Я ложусь на газон в парке «Ундидо», до отказа уставленный каменными фигурками и головами воинов ацтеков, ольмеков и майя, и принимаюсь читать «Педро Парамо» Хуана Рульфо. Еду потом с Клаусом Тиле к базилике Нуэстра Сеньора де Гуадалупе. По пыльной площади к церкви ползут на коленях верующие индейцы. Это самоистязание и самоуничижение перед лицом католической церкви, которая поставляет мученикам как утешение, так и благословение, эксплуатируя их веру, глубочайшим образом удручает меня.

Когда я стою в Тлательолько на площади Трех культур, где в 1968 году, в преддверии Олимпиады, было расстреляно свыше 200 студентов-демонстрантов, всеохватное чувство уныния все еще не покидает меня.

7-й день

В половине девятого завтрак с Дитером Коницки и его мексиканской женой. К. — живой, неугомонный тип. Идеи так и фонтанируют, и им нет конца. Я начинаю чувствовать симпатию к этому человеку. Чуть позже к нам присоединяется молодой издатель Карретеро. Пока К. принимает двух других посетителей, Карретеро обрисовывает мне положение мексиканских издательств и их проблемы.

Я ощущаю некоторую усталость. И дело тут не только в ураганном огне, обрушенном на меня сверхэнергичным К. Боюсь, что это реакция организма на высокогорное положение Мехико (2300 м). Все время покрываюсь от слабости потом, и кружится голова.

8-й день

В турагентстве «Koch Overseas» никак не могут найти мой авиабилет. Еду с референтом по культуре г-ном Франком в Национальную библиотеку: да, мы сможем предоставить вам помещение для выставки, говорит директор де ла Торре. До позднего вечера переговоры в «Camara Nacional de la Industria Editorial» — Книжной палате, членство в которой обязательно для всех издательств.

9-й день

Рейса в Гвадалахару, на который я зарезервировал билет, вообще не существует. Лечу чуть позже в переполненном самолете.

Директор филиала Гёте-Института Эрнст Йегер приходит ко мне в гостиницу. С самого начала веду с ним разговор в открытую. Именно он создал здесь филиал Института. Такой нонконформист, что называется, self-made man, т. е. обязанный всем самому себе. Он критичен и к делу относится заинтересованно. Готов горы свернуть! Мы с ним одного поля ягоды! Мне он нравится. Но уже при первом разговоре замечаю его ранимость, которую он пытается скрыть за осторожным цинизмом.

10-й день

С женой Йегера Хельгой с утра в кармелитский монастырь — возможное помещение для выставки в их «Доме культуры». Затем к господину Прёльсу — не в меру консервативный немецкий консул. Книжные магазины «Casarubias», «Estudantil», «Monaco». Вечером: президент Объединения издателей Кусси и исполнительный директор Варела.

13-й день

Спал не более трех часов. Воскресенье. Перелет на север Мексики, в Монтеррей, расположенный очень красиво в горах Восточной Сьерры-Мадре. Но при въезде в город нас накрыло серо-зеленое облако смога, причина которого множество заводов черной и цветной металлургии. Головная боль. Побегал по городу. Немного поел в парке. Купил газет. Прочел их на скамейке. Скверные певцы и скучный Festival de Artesania (выставка-продажа предметов декоративно-прикладного искусства) на рыночной площади.

14-й день

Вместе с консулом Шееде и референтом по культуре Г. посетили губернаторский дворец, университет, театр и политехнический институт — осмотрели потенциальные помещения для выставки. Потом обсудили все детали в аргентинском ресторане. Весь вечер вместе с Г.: безнадежный болтун!

15-й день

В девять утра Шееде уже у меня в гостинице. Отправляемся в консульство, не очень ясно представляю себе, о чем там буду говорить. Едем потом к реке Рио-Санта-Катарина, где на авенида де ла Конститусьон находим запасной вариант для выставки в здании страхового общества. Встречаемся с аристократом Гомесом, директором книжного магазина «Libreria Cosmos». Пресс-конференция в кафе. Едим на скорую руку в «Санборне». На аэродром: беспокойный перелет в Мехико. Там — в Перугино к Клаусу Тиле. Принял душ. Немного поел. Опять на аэродром. Прилетает Дора, моя жена. Судорожное напряжение постепенно ослабевает. Не потому ли, что мы в Латинской Америке?

16-й день

Пятница — день рождения национального героя президента Бенито Пабло Хуареса (1806–1872), защитившего Мексику от франко-британо-испанской интервенции и расстрелявшего под конец несчастного габсбургского кайзера Максимилиана. Еду утром с Клаусом и Дорой на трамвае к плавающим садам Очимилько. Там, на одной из барж, разукрашенной искусственными цветами, поели кукурузных лепешек Труппа мексиканских музыкантов — скрипачи, трубачи и гитаристы — играет на сопровождающей нас лодке свою задорно-шаловливую и одновременно сентиментальную мелодию. Затем пеший пробег по пыли к рынку.

Вечером на метро к площади Сокало с подсвеченным кафедральным собором. Поднимаемся в ресторан, что на крыше старой гостиницы «Majestic», и заказываем текилу. Отсюда прекрасный вид на всю площадь. Здесь находился центр города ацтеков Теночтитлан, на развалинах которого Эрнан Кортес приказал воздвигнуть столицу колонии Новая Испания. Ощущение примерно такое же, какое я испытал на Красной площади в Москве: с незапамятных времен здесь царила власть.

17-й день

С утра пытаюсь по очереди связаться с Франком, Коницки, Шмидтом и Карретеро.

У Франка пока для меня ничего нет. Коницки уехал в IXMIQUILPAN, где он руководит индейским проектом. Шмидта никак не могу застать. Карретеро в отъезде. Отказываюсь от встречи в Музее современного искусства.

Направляюсь в Гёте-Институт к Шмидту, чтобы получить хоть какую-то информацию. Он явно ко всему охладел. Иду к Кольбу в магазин зарубежной книги. Кольб:

— Чем могу вам помочь и что я буду с этого иметь?

18-й день

На 9 утра назначена встреча в «Litexa» с Басурто, который, по всей видимости, знает кое-каких людей и готов меня сопровождать. Прождав напрасно целый час, ухожу, вместе с Дорой мы отправляемся во Дворец изящных искусств, великолепное сооружение в стиле «модерн», из белого каррарского мрамора. В вестибюле меня восхищает и приводит в волнение настенная роспись великого мексиканского художника-монументалиста Диего Риверы — «Человек на распутье».

Среди колес, механизмов и цилиндров белокурый(!) человек — правая рука на рычаге управления, пальцы левой на кнопках электронного прибора. Человек управляет сложной машиной, огромное колесо которой — часть динамо-машины — образует задний план. В центре пересекаются два эллипса, выполненные в светлых тонах, третья рука — рука ученого — протягивает зрителю циферблат, который при ближайшем рассмотрении оказывается набором символов атомов и живых клеток.

В одном из пересекающихся эллипсов, похожем на крылья стрекозы, принадлежащие, однако, человеку, отображен макрокосмос: Солнце, Луна, звезды и галактики, в другом — микробы и бактерии микрокосмоса. Так вырисовывается позитивистская картина — апология человека, сделавшего ставку на самого себя, человека-изобретателя, радующегося своим открытиям, человека-созидателя, неудержимо стремящегося вперед.

Но Диего Ривера, убежденный коммунист и сострадающий современник, конечно, знает, что путь человечества в лучший мир пролегает не только через его научные познания или опыт философского мышления. Несколько затененный задний план картины, занимающей 50 м², показывает наше общество, втянутое в ужасные противоречия, в которых оно погрязло. По бокам эллипса, символизирующего собой микробы эпидемий и болезней, маршируют стройными рядами колонны солдат с примкнутыми штыками, поддерживаемые с тыла танками и бомбардировщиками. В творческом порыве художник помещает в центр происходящего сцену из жизни крупной буржуазии — где пьют, курят, играют и танцуют — и в то же время как бы перекрывает ее наплывающей частью эллипса, вобравшего в себя микробиологию всевозможных венерических болезней.

На противоположной стороне под высвеченной частью эллипса с изображением планет, звезд и галактического тумана художник поместил трудящихся нового общества, марширующих в борьбе за мир, и молодежь во время массовых спортивных выступлений. Под ними — Ленин, взирающий на все мизантропическим взглядом и соединяющий руки людей всех рас и всех сфер труда в этом новом обществе.

Завороженный и растерянный, стою я перед этой картиной, которая так много говорит об идеях нашего времени. Растерянный, потому что не нахожу в ней ничего, что можно было бы соотнести с моей жизнью, надеждой или верой. Я чувствую себя ничтожным насекомым, ползущим по этой излучающей силу и энергию картине, удивляюсь этим могучим, захватившим наше столетие идеологическим системам, с которыми у меня нет ничего общего.

Моя жена разражается потоком слов восхищения, которое относится не столько к впечатляющим творческим решениям художника, сколько к содержанию изображенного, образу идей, воспетых в картине. В это мгновение я ощущаю, что стыжусь своего слабого и презренного индивидуализма, который вряд ли сможет как-то помочь мне противопоставить что-либо окружающим нас мощным идеологиям.

19-й день

Решаю поехать на автобусе в IXMIQUILPAN, это за городом, чтобы повстречаться с Дитером Коницки и обсудить с ним мои идеи и планы относительно выставки. Нахожу его там. Он, как шаровая молния, носится по помещениям, непрестанно что-то решая на ходу и выплескивая новые идеи. Он работает тут с коренными индейцами из народа отоми над проектом, субсидируемым Фондом им. Фридриха Эберта, согласно которому в Центре обучают так называемых «продвинутых» индейцев, знающих испанский, — они получат образование в объеме шести классов и будут потом работать в собственной культурно-этнографической среде: отоми учат отоми. Смысл этой программы в том, чтобы интегрировать индейцев в мексиканское общество, не дав им при этом утратить собственные культурные корни.

Обедаем с Коницки в ресторане при бассейне. Я сообщаю ему о своих планах. Он внимательно слушает, нетерпеливо покусывая карандаш и одобрительно кивая. А потом начинает самозабвенно рассказывать о своем проекте.

В час ночи бредем с Дорой сквозь ночную тьму в соседнюю деревню, где остановились на ночлег.

20-й день

Безоблачное небо, светит солнце. Сидим на лекции по истории для обучающихся отоми. Затем едем на барбекю: мясо барашка кладется на раскаленные камни, укрывается банановыми листьями и опускается в земляную яму. Там оно доводится до готовности.

Вечером возвращаемся автобусом в Мехико. Два с половиной часа езды.

23-й день

Господин Франк, которому я сообщаю, что планы относительно выставки и семинара уже более-менее прояснились, опять заставляет меня дожидаться его в посольстве битый час. Такой уж у него стиль. Потом бегом в мексиканское министерство иностранных дел. Ставлю там в известность д-ра Глорию Кабальеро, которая одобряет наши планы.

В последнюю минуту успеваю на стоянку междугородного автобуса, где уже ждет Дора. Примерно два часа едем по грандиозной автостраде через горный перевал в Пуэблу — немного запущенный колониальный город. Облицованные кафелем стены домов свидетельствуют о его былом благосостоянии. Технику изготовления фаянсовых цветных изразцов, коими облицованы фасады домов и выложены внутренние дворики во всех колониальных городах, испанские поселенцы привезли с собой из провинции Толедо.

Сразу по прибытии визит в книжный магазин госпожи Вирт, потом в книжную лавку «Letran». Оттуда в дирекцию Общества содействия культуре, где меня встречают приветливо и благожелательно. Немецкий консул господин Венцель звонит позже в гостиницу «Сан-Мигель», где нас размещают очень уютно.

24-й день

Собачий холод. Все то же мексиканское нагорье (2160 м). От находящегося поблизости покрытого снегом вулкана Попокатепетль дует ледяной ветер.

Сотрудница дирекции Общества содействия культуре заезжает за нами рано утром. Дворец Правительства вполне подходит под выставочное помещение, но меня смущает близость самого правительства. В Школьном центре я встречаюсь с министром образования штата Пуэбла Лобато Контрерасом и веду с ним в течение часа сложные переговоры. Затем осматриваю одну из школ.

Все попытки связаться с консулом Венцелем по телефону оканчиваются неудачей. Он весь день на заводах «Фольксваген». Перед самым отъездом автобусом в Халапу мне все же удается застать его в консульстве и кратко проинформировать.

За четыре часа очень удобной дороги спускаемся на отметку 1400 м. Зеленый, влажно-теплый ландшафт внезапно напоминает Швейцарию.

25-й день

Халапа. Гостиница «Прадо» вся за… Завтракать идем в ближайший бар. Потом на такси в университет — там есть люди, занимающиеся распространением культуры. Архитектор Мендес Акосто — открытый молодой человек, с которым я не только подробно обсуждаю свой проект, но и дискутирую по вопросам политики. Едем потом вместе с ним в Театр им. Игнасио де ла Льяве (смотрим помещение для выставки).

Краткий визит в знаменитый Антропологический музей: монументальные каменные скульптуры ольмеков, прелестные терракотовые фигурки раннего периода культуры тотонаков, в памяти особенно запечатляются характерные типажи смеющихся масок.

Октавио Пас в своем эссе 1966 года «Оборотная сторона смеха» пишет:

«Вначале был смех. Мир начался с непристойного танца и громкого хохота. Космический смех — это детский смех. Сегодня только еще дети смеются так, как маски тотонаков. Это смех первого дня, дикий и неоформившийся, еще очень близкий к первому плачу: он означает гармонию с внешним миром, бессловесный диалог, чистую незамутненную радость».

Жена моя, когда мы смеялись в последний раз? И смеялись ли мы когда-нибудь вместе просто так, от чистой радости?

Прогулка по Старому городу до самого отправления автобуса, который опаздывает на два часа. Завтра в час ночи мы прибудем в Мехико. Вытащим чету Тиле из постели. Беатрис зажарит курицу. Будем болтать до пяти утра.

26-й день

Конец недели. Ближе к полудню отправляемся вместе с Тиле и его женой на их «участок» под Уаской. По пути поели очень острой пищи в придорожном ресторанчике. Под вечер разбиваем в диком лесу, который эти двое называют «своим участком», палатку. Долго сидим молча у затухающего костра.

27-й день

Спускаюсь с Клаусом на ранчо. Плаваем в реке. Становится невыносимо жарко и душно. С ранчо приводят двух лошадей. Скорее можно сказать — двух старых кляч. Моя прихрамывает и слепа на один глаз — это я замечаю, лишь когда мы скачем по краю крутого обрыва. Клаус вырядился мексиканцем — в широкополой шляпе и с мачете на поясе. Должно быть, мы оба производим странное впечатление, что-то вроде донкихотов, — редкие крестьяне из мексиканских индейцев, встречающиеся нам на пути, застывают в изумлении как вкопанные, когда мимо них галопом проносятся на едва ковыляющих лошадях два «гринго». Скачем верхом вдоль реки три часа и поднимаемся к самой вершине горы, откуда наслаждаемся прекрасным видом.

На страшной полуденной жаре складываем палатку и возвращаемся в Мехико.

29-й день

Прощаемся в Книжной палате с президентом Доном Анхелем. Заезжаем к Кольбу — тот свое «домашнее задание» уже сделал. Г-жа Кляйн из «Ultramar», наоборот, думала, что у нее есть время до конца месяца. Обговариваем в экспедиторской фирме «Кюне унд Нагель» с г-ном Шуманом и г-ном Фастерлингом условия транспортировки груза. После обеда сажусь за отчеты и бухгалтерские счета дорожных расходов. Вечером приходит издатель Карретеро, и мы идем вместе ужинать. До полуночи волнующий разговор о ситуации в Мексике.

30-й день

Ранним утром на такси к рейсовому автобусу. До Керетаро — автострада. В Селае обедаем на автовокзале. В Саламанке ужасная вонь (нефтеперерабатывающие заводы). Ирапуато и, наконец, Гуанахуато — после 8 часов езды!

Мы в восторге от приятной для глаза хаотичности круто поднимающихся вверх узких переулков, улиц-ступенек и неожиданно открывающихся взору городских площадей. Едем по частично находящимся под землей улицам, спускающимся в туннели, служившие раньше системой отводных каналов для сточных вод. Мы останавливаемся в отеле «Posada Santa Fe», непосредственно возле Театра им. Хуареса, построенного в стиле неоклассицизма — портик с колоннами и статуями муз наверху.

Мы устали, но, собрав остатки сил, отправляемся на прогулку по городу с его живописными переулочками. Ужинаем на одной из маленьких городских площадей. Какой-то мальчуган рассказывает нам местную легенду. Группа студентов в мантиях своей корпорации исполняет студенческие песни. В воздухе ощутимо прохладно.

31-й день

После завтрака в безлюдном отеле — в университет. Лопес Бернар — молоденький нервозный человек — ничего не знает, не может сконцентрироваться, но заверяет, что именно он ведает сектором культуры. Эрнандес, его помощник, показывает маленькую комнатку, отведенную под нашу выставку и расположенную рядом с невообразимо скучным и неуютным книжным магазином университета. Затем мы едем в пригород к немецкому профессору Шефлеру, любезному, но несколько рассеянному профессору философии.

Под конец дня — автобусом в крематорий. Там эксгумировали трупы, мумифицированные почвенным природным составом, и выставили их на обозрение в смотровом зале, прислонив к стенке: убийственное развлечение! Среди них — мумифицированный эмбрион — «La momia mas pequena del mundo!» («Самая маленькая мумия в мире!»)

К вечеру поход на крытый рынок, дикая сцена в баре, где мы, возвратясь от мумий и стоя рядом с дрожащим всем телом человеком, пьем у стойки пиво. Атмосфера и встречи в этом городе оставляют впечатление причудливой гротесковости, больше схожей с фильмами Феллини, чем с самой действительностью.

32-й день

Встали в пять утра. Льет дождь и холодно. Возле автовокзала продавщица с лотком сладостей варит нам кофе с молоком. В 6.30 подходит автобус. Время в дороге — 4 часа. Живописнейшие ландшафты по западному берегу реки, вдоль которой мы едем, затем пересекаем по четырехкилометровой дамбе соленое озеро. Прибыли в Морелию. Большой город с очаровательным центром времен колонизации. Монастыри, церкви и дворцы из светлого камня — от розового до нежно-сиреневого. Незабываемые патио — внутренние дворики — с колоннами и широкими арками над ними.

Помощник директора городской Комиссии по культуре Хесус Моралес человек очень обстоятельный и обходительный. Так как мы, можно сказать, уже позеленели от холода и голода, то идем с ним и его женой в рыбный ресторан.

Демонстрация студентов. На виду у всех ссорятся муж с женой. Очень ветрено и прохладно.

33-й день

Пешком на автовокзал. Перво-наперво позавтракать. Голодный мальчишка ворует остатки пищи. Рейсовым автобусом сначала на север, по очень живописным местам, потом опять на юг, через Идальго, в Толуку. Горные пейзажи Восточной Сьерры-Мадре — один прекраснее другого — все время мелькают за окном, особенно красиво на горном перевале Мил Кумбрес, высота 3100 м.

Через 6 часов езды мы в Мехико, где знакомый таксист везет нас прямо к Тиле. Вечером мы приглашены к Карретеро.

35-й день

Еще раз к г-ну Франку в посольство. Устно отчитаться перед отъездом и оставить чемодан с подготовительными материалами. По семи крупным городам Мексики отправится в путешествие обширная книжная выставка, названная «Коммуникация — Воспитание — Наука». Через несколько недель он получит здесь подробный отчет о моих мытарствах за прошедшие дни и недели, который, снабженный его комментариями, послужит потом в Бонне основанием для министерства иностранных дел, чтобы дать нам «добро» на проведение книжной выставки в Мексике.

40-й день

Прощание с Мексикой, даже если мы и едем еще в конечный пункт нашего маршрута, запланированного для выставки, город Мериду.

Бельишко постирано-поглажено, и у Клауса Тиле торжественно съеден последний завтрак с текилой. Потом приходит Басурто и приглашает нас всех на национальный мексиканский обед в ресторан «Abajeno». Неутомимо играют mariaches — группа народных мексиканских музыкантов, еще несколько чарок текилы. Мы все не очень крепко держимся на ногах, когда Басурто привозит нас в аэропорт. Приятный перелет в Мериду. В отеле «Colyn» есть бассейн. Мы плаваем, потом гуляем по городу. Вечером пьем пиво.

41-й день

Рано утром к консулу Ф. Тот сидит в какой-то развалюхе с немецким флагом за спиной: темный, однако, любезный человек.

В университет. Декана факультета «Культура», к сожалению, нет на месте. Мы нанимаем извозчика и едем в бюро путешествий, покупаем там билеты на самолет в Гватемалу. Тепло, но большая влажность. Вторая попытка захода в университет также оканчивается неудачей. Мы возвращаемся в отель и обедаем. Наконец он появился! Договариваемся по телефону о встрече на завтра. У меня болит горло, а у Доры сводит кишки.

42-й день

Сильная простуда. Тем не менее плаваю утром в бассейне. После посещения университета и подписания протокола о совместной работе над проведением выставки ко мне приходят два студента с экономического факультета с типичными длинноносыми физиономиями индейцев майя. Они хотят узнать от меня что-нибудь «о динамике немецкой экономики». Очень жарко, одежда прилипает к телу. Мы беседуем два часа. Потом идем и покупаем для меня guaya-bera — типичную для карибского региона крестьянскую куртку свободного покроя с накладными карманами, признанную здесь повсюду за легитимную одежду делового человека.

43-й день

Собственно, сегодня мы еще хотели посетить Ушмаль — одну из достопримечательностей древней культуры майя, но я совершенно конченый человек, простуда доконала меня. Покупаю книгу по истории Мексики и читаю ее, сидя возле бассейна.

Ближе к вечеру еду все же в книжный магазин «Libreria Literaria».

44-й день

В полдень на аэродром. Оформляем билеты. Рейс гватемальской авиакомпании объявлен точно по расписанию, тем не менее вылет задерживается на час. Мы все ждем прямо на лётном поле — немцы, французы, японцы, несколько латиноамериканцев.

Наконец подруливает самолет. Люди берут его штурмом, не давая выйти прибывшим пассажирам. Когда мы в конце концов стоим уже на трапе, стюардесса поднимает руку:

— Стоп! Машина переполнена! Overbooked!

Дверь салона захлопывается. Мы стоим обескураженные вместе с десятком еще других пассажиров. Дикая беготня туда-сюда, громкая брань.

— Где ответственные лица авиакомпании?

Все размахивают своими посадочными талонами на этот рейс.

— Где, черт побери, представитель авиакомпании?

Разъяренные пассажиры, оставшиеся за бортом, набрасываются на рабочего, на замызганном комбинезоне которого красуется фирменный знак Тот только грустно пожимает плечами и старается поскорее подготовить машину к полету.

Немец из Лимы, представитель BASF, прилагает особые усилия не остаться незамеченным. Он орет во все горло, наливается краской и требует, чтобы самолет летел в Гватемалу через Мехико. Он не стесняется употребления набора расистских ругательств («Черномазые, грязные индейцы, ублюдки!»), что, к сожалению, всем очень хорошо понятно, поскольку он прекрасно говорит по-испански.

Мне стыдно, и мы с Дорой отходим в сторону. Сидя в тени на камне, наблюдаем за этой достойной сожаления сценой. Маленький рабочий аэродрома защищается, говоря, что он всего лишь мелкий низкооплачиваемый служащий.

Наконец небольшая группка возбужденных пассажиров рассеивается. Мы все еще сидим на камне, подавленные только что пережитым потрясением. И тут мимо проходит еще раз тот же рабочий:

— А вы, что вы здесь делаете?

Теперь наша очередь недоуменно пожать плечами. Мы сами того не знаем!

— Идемте со мной!

Маленький человек говорит на сей раз вовсе не так уж робко. Мы, спотыкаясь, спешим за ним со своими чемоданами в здание аэропорта. В одной из контор он расстегивает комбинезон — перед нами чиновник в темном галстуке.

— Садитесь, пожалуйста! Наша следующая машина рейсом на Гватемалу отправится, к сожалению, только через три дня. Вот вам талоны на проживание в отеле «Panamericana» и еще вот эти на ежедневное трехразовое питание. Пожалуйста, извините нас за те неудобства, которые мы вам доставили! Перерегистрация в Майами! Мне очень жаль!

И, видя наше крайнее изумление, добавляет:

— Да, я представитель авиакомпании, извините еще раз за неприятности!

45-й день

Так нам все-таки удалось попасть в Ушмаль. Жара такая, что просто невыносимо. Тем не менее мы поднимаемся на почти сорокаметровую пирамиду «Дом волшебника» — оригинальной формы храм на овальном основании. Согласно легенде перекочевавших сюда в VI в. из Гватемалы древних индейцев майя, храм-пирамида был возведен правителем Ушмаля за одну ночь — его сын был шаманом, и это творение — дело его рук. На самом деле в пирамиде просматривается пять архитектурных поясов, которые в течение 300 лет наращивались один на другой.

Мы карабкаемся по опасно крутой лестнице с восточной стороны пирамиды и наслаждаемся открывающимся сверху видом далеко вокруг.

Лестница имеет 70 % уклона. Когда мы спускаемся, я опасаюсь за Дору.

46-й день

Автобусом в Прогресо на пляж. Очень душно и очень жарко. Люди идут в воду прямо в одежде. Вечером мы уже знаем почему — во избежание солнечного ожога!

47-й день

Мы оба чувствуем себя плохо. Ссоримся. Пора в аэропорт. В суете последних трех дней я упустил из виду, что при оформлении мы прошли таможенный контроль и тем самым как бы выехали, и я забыл попросить восстановить отметку о въезде. В результате теперь мы не можем выехать, потому что по документам мы не въезжали.

Что делать?

Вопрос может решить только Jefe de la polісна!

А где он, этот шеф?

У него сиеста! (послеобеденный отдых!)

Нельзя ли его вызвать?

Что вы такое говорите?!

Самолет уже приземлился. Мы сидим и ждем в конторе начальника полиции.

Самолет заправляют, грузят багаж. Пассажиры поднимаются на борт. Бежит запыхавшийся представитель авиакомпании. Ну, что тут у вас?

Шеф так еще и не появился.

Машина готова к старту. И тут в дверях появляется в плохом настроении начальник полиции. На нас он вообще не глядит. Снимает ремень с кобурой, кладет револьвер на стол.

Я призываю себя к спокойствию. Он плюхается в кресло за письменным столом, на котором стоит флажок. Тут я вижу, что его оружие немецкого производства.

— О-о! Что я вижу? Никак мой «земляк»? — завожу я разговор.

Он берет револьвер, взвешивает его на ладони.

— Muy bien, la alemana! — Он улыбается. Я облегченно вздыхаю. Самолет еще не взлетел. Представитель компании всовывает голову в дверь.

— Вы что-нибудь понимаете в оружии? — спрашивает шеф.

— Да нет, собственно, ничего!

Он начинает объяснять мне преимущества своего револьвера. Ни один не может с ним сравниться, нет, действительно, ни один!

Jefe de la polісна теперь уже разошелся вовсю. Он кричит в «предбанник», чтобы для его гостей принесли cafecitos. Я делаю благодарственный жест рукой и показываю на самолет на посадочной полосе.

— Не беспокойтесь, никуда он не улетит, пока я не дам команду!

И продолжает расхваливать достоинства своего оружия. Мы пьем кофе. Он спрашивает, откуда мы прибыли. Куда собираемся лететь.

Наконец задает сакраментальный вопрос:

— Ну, а в чем проблема-то?

Я заставляю себя спокойно обрисовать ситуацию, сложившуюся три дня назад, и возникшую в связи с этим проблему.

— Напишите свое имя, фамилию и адрес вот здесь, на листке бумаги! Налоговый сбор составляет 12 долларов США. Желаю вам удачного полета!

Гватемала

48-й день

Город Гватемала. Вчера после многочасовых поисков комнаты мы устроились в немецком пансионате «Реформа» с полным обслуживанием.

Работать еще можно только сегодня и то в первой половине дня, поскольку начинается Semana Santa — Пасхальная неделя. В посольстве встретил в лице заведующего канцелярией г-на Пшибыля очень любезного, всячески готового помочь человека. После похищения и убийства посла Карла-Борромойса графа фон Шпрети в 1970 году должность посла так и осталась вакантной.

Затем к самому важному книготорговцу Тунчо Гранадосу Гонсалесу, страстному католику и йоге. Своей птичьей головкой с острым носиком он напоминает мне одного австрийского комедийного киноактера пятидесятых годов. Тунчо очень приветлив и водит нас, ни на минуту не умолкая и сопровождая речь приглашающими жестами, по своей чистенькой, консервативной по ассортименту, напичканной католическими духовными ценностями книжной лавке.

Мы отказываемся от немецкого обеда в пансионате и очень вкусно едим по-гватемальски в отеле «Panamericana».

После этого направляемся в довольно обнищавший книжный магазин «Бремен». Попытка успеть еще в Национальную библиотеку проваливается — она уже закрыта.

Фрау Бранденбург из пансионата зарезервировала тем временем для нас места на воскресенье на автобус в Сальвадор. Праздники, конечно, лучше провести здесь.

49-й день

Чистый четверг — здесь первый день Пасхи. Книготорговец Тунчо заезжает за нами утром и везет в Антигуа — столицу Гватемалы XVI и XVII вв. После землетрясения в 1773 году испанцы перенесли столицу на новое место. Многие руины старинных полуразрушенных каменных построек колониальных времен сохранились до наших дней. Вид развалин мощной церкви, частично заросших буйной растительностью, погружает меня в грустные мысли о времени и истории.

Мы ходим по булыжным мостовым прямых переулков, сходящихся друг с другом под прямым углом. Повсюду невысокого роста индианки в ярких, блестящих юбках, блузках и шалях. Они спешат примкнуть к процессии, которая медленно движется по ковру из цветов и окрашенных в разные цвета древесных опилок.

Тунчо — закоренелый суперкатолик — любезный и не лишенный амбиций публичного признания человек. Он непрерывно и с искренним волнением говорит только о папе римском.

Нам надо назад в Гватемалу — мы медленно едем в мощной американской машине Тунчо по улицам богатого квартала вилл, выслушивая похвалы высокому благосостоянию теперешней гватемальской столицы.

50-й день

Не в силах расстаться с очарованием вчерашнего дня, мы снова отправляемся в Антигуа. Процессия из мужчин и мальчиков, одетых только в лиловое: сопровождаемые всадниками, в одежде римских солдат, они несут по улицам Антигуа на плечах тяжелые носилки, свыше 7000 кг весом, и это по неровной булыжной мостовой. Громко оплакивается смерть Иисуса из Назарета. Одетые в черное молодые женщины завороженно гладят растерзанное тело муляжного Христа. От молодого священника узнаю, что бедные женщины, которые так усердствуют над «куклой», изображающей Христа, или прочими фигурами святых, заплатили церкви за право участия в этой церемонии каждая по два доллара США. Этот истерический мазохизм опять вызывает у меня глубокую печаль, и мы уходим, стараясь избежать встречи с другими процессиями. Мы возвращаемся в Гватемалу.

Нам хочется, взяв книгу, уединиться в своей комнате. Но живущие здесь немцы настаивают на том, чтобы мы выпили с ними пива.

52-й день

Шесть часов езды автобусом по знаменитому Панамериканскому шоссе до Сан-Сальвадора. На гватемальской стороне близко к горам подходят огромные кофейные и банановые плантации. В памяти всплывает ненавистное революции шестьдесят восьмого года название фирмы — «Юнайтед фрут компани», которая с помощью своего акционера — государственного секретаря США Даллеса — организовала в 1954 году вооруженную интервенцию в эту страну, чтобы помешать законно избранному президенту Хакобо Арбенсу Гусману провести умеренную аграрную реформу в стране.

Реформа предусматривала конфискацию шестой части пустовавших земель, находившихся во владении латифундистов, и передачу их безземельным крестьянам. Из 210 000 га частных владений «Юнайтед фрут компани», три четверти которых пустовали, было в конечном итоге экспроприировано 175 000 га земли. Отступные в 1 млн американских долларов точно соответствовали той сумме, которую «Юнайтед фрут» указала в своей налоговой декларации как стоимость данной земли. Теперь, однако, они потребовали 15 млн долларов.

Террор, убийства, резня и насильственные аресты стали с тех пор постоянной темой дня. При тогдашней ограниченности и односторонности информации мы узнавали об этом из скупых строк в форме опровержений, ну например: сообщение, что оппозиционеров живьем сбрасывают с вертолетов в кратеры вулканов, не соответствует действительности и является наглой ложью и оговором со стороны недоброжелателей и коммунистов.

Сальвадор

На границе все пассажиры должны выйти из автобуса и встать на влажной тропической жаре лицом к стене, чтобы полицейские могли всех ощупать и проверить, нет ли оружия. Солдаты пораскрывали у всех багаж и ковыряются в нем.

Мы едем в направлении Сан-Сальвадора вдоль жалких лачуг из бамбука и соломы, иногда залатанных даже тряпками. Устроившись в гостинице «Clarks Guest House», мы хотим где-нибудь в городе поесть. Все как вымерло, на улицах мало света. Мы берем такси. На одном из съездов с автострады современный ярко освещенный ресторан с дискотекой. Поели очень хорошо, но для нас слишком дорого.

53-й день

Понедельник Пасхальной недели, немецкое посольство закрыто. Но мне удается разыскать заведующего канцелярией посольства Салинского, а тот уже звонит послу — г-же Хуттер. Посол — дама привлекательной наружности — непрерывно слушает «Немецкую волну». Она предоставляет нам свой посольский «мерседес» и посольского шофера Фиделя.

«Libreria Cultural»: старый немецкий книготорговец Кан — любезный, но архиконсервативный человек. Директор университетского книжного магазина Анайя Вильеда эмигрировал. Прикрыв ладонью рот, нам сообщают: он наверняка коммунист, раз исчез, когда университет закрыли. На территории ярмарки беседуем с неким Альфредо Бустаманте, он говорит по-немецки. В гостях у сына Кана встречаемся с Густаво Хименес Коэн из «Feria del Mundo»: настоящий «идеалист» — восторженно рассказывает нам о своих кубинских впечатлениях и в том числе про герилью.

Гондурас

54-й день

Несмотря на то что мы вчера оплатили завтрак, сегодня в «Casa Clark» рано утром ни души. В 6 часов уезжаем автобусом фирмы «Тіса». В 8 часов завтракаем в Сан-Мигеле. А затем снова начинается ритуал пограничного досмотра: выйти из автобуса, встать с поднятыми руками к стене, обшаривание в поисках оружия, вытащить багаж; стоим два часа на одном месте, пока проверяют автобус. Становится все жарче. Наконец-то можно въехать в Гондурас. В Накаоме вдруг объявляют: всем пассажирам на Тегусигальпу покинуть автобус. Мы выходим из ледяного от кондиционера «Тіса»-автобуса, и нас заталкивают с восемнадцатью другими пассажирами в раскаленный старенький микроавтобус «форд». Три часа по сухим и пыльным горным дорогам до Тегусигальпы. На последнем участке пути Дору опять прихватывает — снова колики.

В шумном и душном отеле «Прадо» мы буквально падаем на кровать после десяти часов дороги.

55-й день

Застаю в немецком посольстве заведующего канцелярией Хоффмана. За двадцать один год службы в Латинской Америке он утратил немецкую агрессивность. Ищу банк, чтобы обменять немецкие марки, и аптеку, чтобы купить Доре лекарство.

Сначала книжный магазин «Libreria Quichote», потом государственная типография «Аристон». Информационный улов невелик. Пробую еще кое-что выяснить в Немецком культурном центре у несколько настырной особы Аннемари Кох.

56-й день

Около девяти утра нам доставляют из туристического бюро наши авиабилеты. Из-за болезни Доры мы решили проделать следующий этап путешествия по воздуху. В аэропорту выясняется, что ей с ее аргентинским паспортом требуется виза. Уже половина десятого. Вылет самолета в десять. Она мчится на такси назад в город. Я оформляю вылет. Без десяти десять до чиновника доходит, что и мне нужна виза для въезда в Никарагуа. На втором такси я тоже пускаюсь в погоню за визой. Консула Никарагуа я застаю в пижаме на кухне. Визовый штемпель лежит возле кофейной чашки. Когда я возвращаюсь в аэропорт, самолет уже стоит с запущенными двигателями на взлетной полосе. Меня «грузят» на борт с помощью подъемной платформы.

Никарагуа

Из аэропорта мы медленно едем на такси в почти полностью разрушенный землетрясением 1972 года Манагуа. Машина заглохла и остановилась, чтобы завести мотор, водитель «прикуривает» от аккумулятора другой машины. Мы снимаем за 24 доллара США комнату в частном секторе. Для нас это большие деньги. Вечером гуляем по улицам среди развалин.

57-й день

Устанавливаю, как везде, контакт с немецким посольством. Г-н В.: Saludo! как говорят здесь.

В университете работают каменщики. «Гринго» и «negra»? Это пахнет ЦРУ. Повсюду чувствуется, что здесь идет невидимая гражданская война. Профессора Орасио Пеньи, с которым я хочу поговорить, здесь якобы нет. Студенческой организации здесь тоже как нет.

После визита в посольство Коста-Рики (виза!) возвращаемся в фрустрированном состоянии к себе «на квартиру». По три раза принимаем друг за другом холодный душ — такая невыносимая жара.

Садимся перед домиком в тенечке, и тут какая-то бабуля кричит своему внуку:

— Lenin, ven! («Ленин, иди сюда!»)

Дора так и кинулась к ней. Старуха ведет нас в дом к отцу ребенка. Здесь мы получаем кое-какую информацию о тяжелейшей ситуации в стране.

Вечером едем на такси в аэропорт. Но дороге лопнуло колесо — второе за сегодняшний день. Наконец доехали, но нас не выпускают, потому что мы не можем предъявить билетов на выезд из Коста-Рики. Но поскольку мы собираемся ехать оттуда дальше снова на автобусе, мы можем приобрести билеты только там, на месте.

Я вру, что дальше мы поедем на машине Фонда им. Фридриха Эберта, в Коста-Рике у них есть отделение. Чиновник исчезает в задней каморке и через некоторое время возвращается:

— Вот ваши документы! Счастливого пути!

Коста-Рика

Когда мы выходим из самолета в Сан-Хосе, у трапа стоит краснолицый, немного косящий на один глаз блондин — Хайно Фрёлинг, представитель Фонда им. Фридриха Эберта:

— Вы — господин Вайдхаас? Я только хотел посмотреть, кто это собирается разъезжать на моей машине?

Он верно среагировал на телефонный звонок из аэропорта в Манагуа. Хайно довозит нас до центра проведения семинаров «La Catalina», где мы сможем прожить целых два дня.

58-й день

На завтраке — участники семинара, профсоюзные работники со всей Центральной Америки. Очень много информации, которой мне так не хватало в последние дни.

В перерыве заседаний «работает» группа фольклорного танца. Нас обоих приглашают принять участие.

На террасе долго болтаем с Ортрун и Хайно Фрёлинг за «колой» и ромом. Писатель Альберто Баэса Флорес обещает помочь мне установить связи. Вечером у Фрёлингов дома: двое прелестных детишек, электроорган и масса полезной информации.

59-й день

Воскресенье — день отдыха. Мы читаем, валяемся, лодырничаем. Написал письмо Зигфреду Тауберту. Делаю марш-бросок по банановым плантациям до ближайшей деревни. Вечером сидим на террасе, под нами огни Сан-Хосе, над нами — звезды.

60-й день

С сегодняшнего дня в отеле «Plaza» в Сан-Хосе в 30 км от «La Catalina». С Альберто Баэса Флоресом в «Educa» — основанное головной организацией университетов Центральной Америки Объединенное издательство. Продолжительный содержательный разговор с генеральным директором издательства, сальвадорцем итальянского происхождения, Лопесом Вальесильосом. Это маленький, коренастый, уверенный в себе человек с быстрой хваткой. Когда мы еще раз встречаемся во второй половине дня, возникает такое чувство, что мы давние друзья. Мы заключаем соглашение о выставочном турне наших книг по всем университетам Центральной Америки, согласно которому «Educa» берет на себя ответственность за его организацию. Помимо этого разрабатываем с Хайно идею семинара издателей этого региона.

Во время танца с профсоюзными работниками в «La Catalina»

62-й день

После вчерашней экскурсии на побережье Тихого океана в Пунтаренас, где нас застал тропический ливень, еще не окончательно залеченная простуда снова дает о себе знать. Иду в немецкое посольство и раскрываю сначала заведующему канцелярией Якобсу, а потом послу фон Эйхборну свои планы совместной работы с «Educa». Оба с удовольствием одобряют их.

«Тіса»-автобусом до Панамы — это двадцать часов езды. Но так как там в уик-энд поработать все равно не удастся, мы решаем остаться до субботы здесь.

Вечером встречаемся в мексиканском ресторане с «верхушкой» CSUCA (Объединение университетов Центральной Америки) — Венисио Гонсалесом и Эдельберто Торресом и их супругами.

63-й день

Все утро уходит на разрешение трудностей с дальнейшей поездкой: чтобы купить билеты на автобус до Панамы, необходимо предъявить билеты дальнейшего транзита до Колумбии. Чтобы купить их, надо разобраться — причем не откладывая — с проблемами выезда из Колумбии. В конце концов мне удается зарезервировать авиабилеты на рейс из Панамы в Боготу. Денежки уплывают прямо на глазах!

Обедаем с никарагуанским писателем Серхио Рамиресом — членом действующей в Никарагуа подпольной организации левых интеллектуалов «Группа двенадцати» (позднее он станет вице-президентом Сандинистского правительства), общественными деятелями Венисио Гонсалесом и Эдельбер-то Торресом, итало-сальвадорцем Лопесом Вальесильосом и Хайно. Первоначальная тема — запланированный семинар издателей, потом — общие проблемы гнетущей политической ситуации в регионе. Тут мы просто затаившие дыхание слушатели, поскольку здесь сидит верхушка интеллектуальной оппозиции Центральной Америки.

64-й день

Еду в «Libreria Federspiel», где разговариваю с главным человеком по импорту г-ном Штехером и заведующим книжным отделом Чаваррией. Расплачиваюсь в отеле. С корреспонденцией покончено, принимаюсь за отчет. Потом отправляемся в пригород Моравия к старой г-же Гутман (книжная лавка). После прогуливаемся по крытому рынку и покупаем нашим детям сандалии.

65-й день

Около шести вечера Фрёлинги отвозят нас на автовокзал. В 19 00 «Тіса»-автобус выходит в рейс и берет направление на Кордильеру-де-Таламанка. До отметки 3000 м высоты мы едем в тумане, затем спускаемся во влажную долину. В автобусе становится невыносимо жарко. В пограничном пункте Каноас водитель, ни слова не говоря, идет в три часа ночи спать и оставляет нас просто ждать до семи утра на улице. Я расхаживаю под роскошным звездным небом взад и вперед и курю. Потом ложусь на деревянную скамейку и пробую уснуть. Мимо меня гонят стадо коров, и я просыпаюсь.

Панама

66-й день

В 6 утра открывается ресторан. Я бужу Дору, и мы завтракаем. Таможенный досмотр длится до девяти утра, а потом мы едем по зеленой, влажной, плодоносной земле до Агуадульсе, где едим за очень низкую цену. Пересекаем Панамский канал по Puente de las Amerikas. Панамский перешеек — узкая полоска твердой земли — единственное, что соединяет Северную и Южную Америку.

Город Панама: мы гуляем по главной улице. Жарко и грязно, всюду сильные запахи. Недавно прошел мощный тропический ливень. Своими пестрыми домами и людьми в основном негроидной расы город напоминает мне Баию.

67-й день

Как и каждое утро в тропическом поясе, просыпаюсь слегка разбитым. Сначала в колумбийское посольство, чтобы сделать отметку о том, что мы хотим покинуть страну, предварительно проехав по ней на автобусе. Меня отсылают в колумбийское консульство.

Затем в немецкое посольство: г-н Аальбрехт вполне радушен и открыт и полностью согласен с планом «Educa». Прогулка по городу до Главного почтамта и к морю.

Вечером садимся в американский самолет авиакомпании «Braniff». Множество невыразительных бледных лиц поворачиваются в нашу сторону, когда мы входим в салон самолета, и холодные глаза «гринго» бесцеремонно разглядывают нас. Во всяком случае, нам так кажется после эмоционально насыщенных, беспорядочных недель путешествия по этому жизнерадостному и импульсивному Латиноамериканскому континенту!

Путешествие продолжается, словно это отпуск, в который вкрапливаются то тут, то там по несколько рабочих дней.

Колумбия

68-й день

Оба просыпаемся утром в Боготе с сильными болями в желудке и вызванной этим слабостью. Тащусь в немецкое посольство — приветливый, но очень сдержанный референт по культуре г-н Нестрой.

Потом отлеживаемся в гостинице с сильными болями в спине, руках и ногах, высокая температура, понос. Тяжелая ночь.

В ожидании выздоровления в номере гостиницы в Боготе

69-й день

Все еще сильные боли в суставах. Еду в город и возвращаюсь из «Libreria Central» (немецкий книготорговец г-н Унгер) с двумя номерами «Шпигеля». Вечером с большими усилиями съедаем напротив гостиницы по чашке куриного бульона. Ночью у Доры опять колики.

70-й день

Мне уже лучше, а Дора все еще страдает. Едем в CERLAL: Centro Regional para el Fomento del Libro en Amerika Latina — Центр содействия развитию книжного дела в Латинской Америке. Подобный этому я уже видел в Токио — Центр развития в Азии. Сначала находим секретаря, потом беседуем с экспертом ЮНЕСКО аргентинцем Эберто Широ и, наконец, с директором Центра Аркадио Пласасом.

Затем в Книжной палате Колумбии разговор с очень осторожным генеральным секретарем Рамиресом Санчесом.

Во второй половине дня к известному немецкому книготорговцу Карлу Буххольцу, который принимает нас в своей дочерней фирме в Чапинеро. В семь часов вечера за нами заезжает г-н Широ из CERLAL и везет к себе домой на званый обед. До 11 вечера он непрерывно говорит, и после этого я совершенно без сил — он отвозит нас в гостиницу.

71-й день

К самым ярким встречам этого путешествия следует, пожалуй, отнести ту, что произошла в доме старого Буххольца. Он пригласил нас к себе на обед. Этот творчески активный человек отличается большой добротой и необыкновенной сердечностью. Ему 72 года, он белый как лунь, у него водянисто-голубые глаза, а голова полна фантастических планов — например, построить огромную библиотеку, придав ей форму кондора. Он показывает нам свой дом, где много изысканных произведений искусства (Барлах, Лембрук, Ботеро), и сад, где природа сохранена в ее девственном виде.

«Были такие молчаливые стены, где можно было увидеть неофициальное берлинское искусство, там собирался круг верных искусству художников, для них это было важно, — прекрасное просторное выставочное помещение на верхнем этаже книжного магазина Буххольца на Лейпцигер-штрассе», — писал Вернер Хафтман в своей книге «Объявленное вне закона искусство». Буххольц принадлежал к тем, кто в Третьем рейхе выдавал себя за аполитичную фигуру.

«В моем магазине не было запрета ни на какие книги. У меня стояли на полках многие из тех, что были „сожжены“, хотя ко мне захаживали и сами крупные нацистские боссы, такие, как Геринг, и тоже покупали книги наряду с противниками нацистского режима».

В 1938 году ему оказали сомнительную честь — право продать за границей вместе с другими владельцами картинных галерей «вырожденческое искусство», естественно, с целью приобретения валюты на нужды нацистского режима. С одной стороны, он как бы становился подручным Гитлера, с другой — спас множество работ художников, которые сегодня относятся к крупнейшим творениям XX века. В это же время он открыл с помощью своего бывшего заведующего отделом искусства Курта Валентина в Нью-Йорке «Buchholz Galery», через которую «проворачивал» потом большинство своих деловых операций.

В 1943 году его книжный магазин в Берлине разбомбили, при этом погибло много произведений искусства. Он уехал сначала в Прагу, потом в Мадрид, наконец в Лисабон. В каждом из этих городов создал книжный магазин. Пока в конце концов колумбийский консул, с которым он был дружен, не уговорил его в пятидесятые годы переехать в Боготу. Здесь он открыл в центре города еще один большой книжный магазин, который вскоре стал местом встречи латиноамериканской интеллигенции и центром сосредоточения духа либерализма.

Во время обеда, в котором принимала участие и его хрупкая, приветливая жена, он сделал мне предложение о передаче в мои руки своего книжного магазина в Мадриде.

Потом мы едем в библиотеку Национального банка, и он показывает нам модель мечты всей своей жизни — библиотека в форме кондора.

Затем мы вместе идем в Музей золота и совершаем путешествие в доиспанскую эпоху Колумбии. Нагрудные пластины, кольца, браслеты, диадемы, предметы культа с изображениями птиц и аллигаторов, кольца в нос, филигранные человеческие фигурки, симметричные с точки зрения геометрии амулеты. На золотом плоте среди жертвоприношений из золота и изумруда божество Шипе-Тотек — истоки легенды об Эльдорадо.

Возле автобуса Буххольц прощается с нами быстро и как бы ненадолго.

72-й день

Отправляемся в Кали, находящийся на расстоянии 510 км. Двенадцать часов езды автобусом. Как только выехали из Боготы, дорога пошла в гору. Шоссе пролегает по горным долинам среди мощных скал. Очень крутые повороты и извилины. Мы многократно умираем воображаемой смертью и каждый раз по-новому, тем более что сидим впереди и иногда перед поворотом не видим перед собой ничего, кроме бездны. Наконец, переборов страх, мы слепо вверяем себя водителю, который, сцепив зубы, свирепо крутит то вправо, то влево руль, частенько забывая, как нам кажется, про тормоза.

После пересечения Восточной Кордильеры дорога становится ровнее и более пологой, вплоть до Ибаге, потом мы пересекаем горный перевал на высоте не меньше 3000 м и едем до Армении. Последние сто километров до Кали дорога опять равнинная.

Каждый благожелатель в автобусе предупреждает нас о ворах и советует покрепче держать в этом городе свои чемоданы.

73-й день

Нам предстоит еще один трудный переезд. Двенадцать с половиной часов до Пасто. Дора хочет сначала выяснить время подходящих рейсов, и тут оно и происходит: сзади перерезают ремешок сумки с документами, висевшей у нее на плече, и незаметно ее «уводят». В сумке все адреса, множество записей, деньги, мой второй паспорт и многое другое. Через уличных чистильщиков обуви и местное радио мы делаем предложение неизвестным ворам. Все напрасно! В полном отчаянии садимся на ближайший рейс.

До Попаяна дорога очень приятная — хорошо асфальтированная скоростная автострада. Потом, среди ландшафтов мощных Анд, шоссе сменяется обычной проселочной дорогой со множеством крупных камней, мелкой горной осыпью и ощутимыми выбоинами. Все кругом темнеет, и начинается дождь. Маленький автобус подпрыгивает, водитель петляет, выбирая, где лучше проехать, и автобус кидает из стороны в сторону.

Двое из числа «подрывных элементов», которые едут не туда, куда им надо, и один индеец с типичным для здешних мест длинным «конским хвостом», горящий желанием заняться экспортом, наши единственные спутники.

В два часа ночи мы приезжаем с переболтанными внутренностями в Пасто.

Эквадор

74-й день

С тремя другими пассажирами — крестьянином, проституткой и судьей — мы едем в разваливающемся такси по изумительной по красоте горной местности до Ипиалеса вблизи эквадорской границы. «Город трех вулканов» производит неотразимое впечатление своими природными кулисами, которые смотрятся как гигантские зеленые складки, созданные рукой Микеланджело.

На другом такси мы подъезжаем еще чуть ближе к границе — к Тулкану, где нам приходится провести пару часов, чтобы получить въездную визу. Тулкан — маленький чистенький городок, весь как картинка в альбоме, и в нем живет множество очаровательных и деловых индейцев с «конскими хвостами».

На маленьком автобусе, самое место которому на свалке, едем дальше по очень плохой дороге до Ибарры. Под Эль-Анхелем автобусик с ревущим мотором пересекает долину, в которой живут только черные в типичных для африканского поселка «крааль»-хижинах. Индейцы в автобусе реагируют, не скупясь на расистские выражения, остальные дрожат в страхе за свой багаж.

Не успели мы пересечь долину, как нас задерживает военный патруль. Они рывком выдергивают багаж пассажиров из автобуса, швыряют его на грузовик и на скорости скрываются. Нас с Дорой не трогают. И когда я кладу руку на багаж своей соседки по автобусу, он тоже остается в целости и сохранности. Теперь мы понимаем, что такое жить в неправовом пространстве. До Кито происходит еще пять подобных контролей, в итоге пассажиры прибывают в столицу без гроша в кармане.

75-й день

В Кито, расположенном на высоте свыше 2800 м, приятный свежий воздух.

У меня очень мятый костюм. Портной основательно проглаживает его. В немецком посольстве застаю пресс-атташе Аппельрата (приветлив и официален) и посла Тиля (немного холоден).

Жду в отеле Дору. Она приходит с терракотовой фигуркой, какой-то тканью и серебряной крышкой. Ей хочется показать мне, где она все это купила. Мы не уходим без того, чтобы нам под байки не всучили там еще две фигурки. Сначала очень радуемся, а потом нас охватывают сомнения, подлинные ли они.

Идем в книжный магазин Либмана. Разговор с милой фрау Вайнберг.

У нас выкроилось время для краткого посещения церкви иезуитов «La Compacha». Взрыв восхищения испанским барокко. Здесь в XVII и XVIII веках могла создавать великолепные церковные алтари целая армия художников, ослепленных обилием золота и серебра, предоставляемого им неограниченно.

76-й день

Встреча в немецком посольстве с референтом по культуре фон Гревеницем. Он упоминает молодого немецкого книготорговца Хиндрика Гроссе-Люмерна. Вместе едем к нему: из глубины прекрасного старинного дома навстречу нам выходит стройный блондин высокого роста.

Во второй половине дня с фон Гревеницем в «Дом культуры». Беседа с генеральным секретарем Арисахой и потом, сидя в глубоком кресле, с вице-директором: слишком много всякой глупой болтовни! С терракотовыми фигурками к «эксперту» г-ну Бауму. Конечно, фальшивка! Вечер проводим с Гроссе-Люмерном.

77-й день

Ночью у нас обоих сильные боли в животе. Дору рвет, у меня сильный понос. Просыпаюсь с мигренью. Остаюсь лежать в постели.

Дора выясняет, каковы наши возможности дальнейшего пути. Автобус есть только завтра вечером. Мы прикидываем и решаем лететь до Лимы, этим мы сэкономим также время.

Около трех часов дня я поднимаюсь. Страдая физически, мы отправляемся покупать авиабилеты, которые, конечно, оказываются дороже, чем нам сказали.

Вечером звонит знакомый эквадорский писатель Адальберто Ортис. Мы встречаемся в расположенном поблизости отеле. Он дарит мне три свои книги.

Перу

78-й день

Адальберто Ортис приехал в отель на машине министерства по туризму и отвозит нас на ней в аэропорт. Летим на стареньком самолете над портом Гуаякиль, вдоль перуанского побережья, в Лиму. Кроме нас в машине две большие семьи меннонитов из Мексики, которые говорят на средневековом нижненемецком диалекте и, за исключением двух мужчин, не умеют ни читать, ни писать. Мы с Дорой заполняем их анкеты для получения въездной визы.

В Лиме я сразу еду в посольство, но никого там не застаю. Мне вручают телеграмму от Зигфреда Тауберта. Я должен немедленно написать д-ру Вегнеру о своем желании участвовать в конкурсе претендентов.

79-й день

Короткий, но доброжелательный разговор с заведующим канцелярией немецкого посольства Ламбелетом. После этого подробнейшая беседа с немецким книготорговцем Хорстом Дикудом. Прогулка по центру города. Артисты уличной театральной труппы атакуют меня со всех сторон на Пласа Сан-Мартин:

— Хэллоу, Джо!

Антиимпериалистическая дискриминация белых, которые все для них — «янки-предатели». Я заявляю, что я — русский!

Вечерние новости по телевизору: Брандт вместе с Брежневым на яхте в Черном море.

80-й день

Воскресенье. Утром в Национальный музей антропологии и археологии. Изделия из глины, дорогие ткани из Паракаса, макет крепости в Андах Мачу-Пикчу и золотые украшения инков выставлены без всякой помпы и соседствуют с самыми простыми вещами.

После обеда за нами заезжают братья Сесара Родригеса. Сесар, который изучает психологию во Франкфурте в Институте имени Зигмунда Фрейда, принадлежит к кругу наших «прогрессивных» друзей. Его то тут, то там не раз видели рука об руку с Руди Дучке во главе демонстраций!

Братья везут нас в северном направлении — слева море, справа то темно-коричневая, то желтая пустыня, впереди не исчезающие с горизонта отроги Анд — в удаленный на 86 км Чанкай, где мы едим превосходные дары моря, а назад, с заездом в некоторые курортные места, в Кальяо — морской порт Большой Лимы, там пахнет переработкой рыбной муки.

81-й день

Еще раз в немецкий книжный магазин к Хорсту Дикуду. Под конец в филиал Гёте-Института: Ханс Шефер — ни дать ни взять типичный немец (как с картинки). С Дикудом в Книжную палату Перу. Генеральный секретарь Скиннер скупится на полезную информацию. После этого еще в «Libreria Estudio». Затем по чашечке чаю с Хорстом Дикудом в отеле: мои кишки, мои бедные кишки!

82-й день

Автобус обошелся бы нам в 30 американских долларов, но это заняло бы 3–4 дня и, кроме того, потребовалась бы еще ночевка в Арике. И мы решили опять лететь самолетом (90 долларов).

Понемножку нарастает желание закончить путешествие. Чувство ответственности за брошенные во Франкфурте дела и известная усталость уже явственно дают о себе знать, каким бы по-прежнему волнительным и необыкновенным ни казался мне этот континент.

Могу ли я уже сделать для себя выводы перед предстоящим мне крайне важным и принципиальным решением? Смог бы я навсегда остаться здесь жить? Вижу ли я здесь для себя перспективы?

Я очень близок к тому, но слишком все перепуталось и перемешалось за столь долгое путешествие. Мне нужно немного отойти от всего!

Хорст Дикуд выручает меня в трудной финансовой ситуации. Мы идем в банк, и он снимает 12 000 перуанских солей (500 американских долларов). Эта процедура занимает несколько часов.

В аэропорт, где нас тщательно досматривают: сколько валюты мы вывозим. В самолете неожиданно встречаем сеньора Широ из Боготы. В салоне почему-то много перуанских военных. Великолепный вид сверху на Анды.

Чили

Сантьяго производит мрачное впечатление пустого города: бастует городской транспорт. По совету шофера такси останавливаемся в гостинице «Hotel Panamericana». И тут же отправляемся искать нашего бразильского друга Хосе Феррейра — политического эмигранта, жившего в начале семидесятых со своей женой в Париже, — которого мы причисляем к кругу близких друзей нашей семьи. К сожалению, его адрес остался в украденной в Кали сумке, так что мы даже не знаем, за что зацепиться. Справки, которые мы наводим в политических организациях, куда вынуждены обратиться, невразумительны.

83-й день

Дорин желудок опять бунтует. Но мы все же мы идем на почту и потом в редакцию политического журнала «Punto final», чтобы узнать адрес Ферро. Мы надеемся, что он поможет нам получить толковую информацию о политической ситуации в Чили. Мы чувствуем недоверие и настороженность по отношению к себе, но также и невысказанное напряжение, буквально наэлектризовавшее общественную жизнь.

Мы идем в Социалистическую партию. Номер телефона Ферро, который нам там дают, по-видимому, чтобы только отделаться от нас, неправильный.

Вечером мы собрались пойти в кино, но кинотеатр закрыт.

84-й день

Едем на маршрутном такси «collektivo» сквозь туман в Вальпараисо. Сеньор Молина, директор университетского издательства, молодой, прогрессивный, немного замотанный, дает нам подробную информацию о положении издательского дела в Чили при Альенде.

На обед отличные мидии в ресторане «El bote salva vidas» возле самого порта. После этого продолжение беседы с Молиной в издательстве.

Вечером «collektivo» не ходят. С тремя другими застрявшими пассажирами договариваемся о цене и берем частную машину до Сантьяго.

85-й день

Утром опять отправляемся на поиски бразильца. В этой гнетущей атмосфере, которой охвачен весь город (разговоры только о предстоящем военном путче), нарастает напряжение между мной и Дорой. Ощущение такое, словно она делает меня ответственным и за ситуацию здесь!

Утром я впервые меняю за завтраком доллары по курсу «черного рынка», потому что официальный курс с нашими быстро тающими средствами нам уже не по карману. Официант вышагивает через весь ресторан, совершенно открыто неся на подносе стопку купюр высотой сантиметров в двадцать — пересчитывая, он кладет их перед нами на стол. Я не смею поднять глаз. Позднее мы узнаем, что даже само правительство пользуется услугами «черного» рынка.

Мы идем в «Editorial Andres Bello», где застаем директора издательства Хорхе Барроса и генерального директора Наваррете. Оба выглядят очень подавленными в связи с политическим положением в стране.

После этого совершенно противоположная реакция в «Книжной лавке Нойман», где решительная фрау Кёлер приветствует готовность военных вмешаться и покончить с этим «хаосом».

Мы спасаемся бегством, теперь уже подавленные сами, в кино, где смотрим в плохо проветриваемом зале «Сатирикон» Феллини.

Вечером мы рано залезаем в постель со стопкой левых журналов, пытаясь понять, что здесь происходит.

И тут кто-то тихо стучит нам в дверь.

Я кричу: «Un momento, рог favor!» — и начинаю поспешно одеваться.

Стук раздается снова, на сей раз более нетерпеливо.

— Si, — говорю я и открываю дверь.

На пороге стоит маленький упругий чилиец и пытается заглянуть мимо меня в номер.

— Вы ищете Хосе Феррейра? — спрашивает он. — Он стоит внизу и ждет вас! Не может ли женщина пойти со мной вниз? Пожалуйста!

У меня ничто не вызывает подозрения, и я снова закрываю дверь, давая Доре одеться. Когда она выходит, маленький человечек, не глядя на Дору, опять как-то странно заглядывает в номер, глаза его шарят по раскиданным журналам.

Я жду почти полчаса, прежде чем они оба снова появляются. Мужчина представляется «товарищем Освальдо». Он без сил падает в кресло и рассказывает следующую историю:

— Я — товарищ Освальдо, боевой командир группы захвата министерства внутренних дел. Вот уже несколько дней нам докладывают про странную пару: он — «гринго», она — «negra», и оба пытаются просочиться в группу бразильских эмигрантов. Сегодня после обеда поступил боевой приказ: обоих, разместившихся в печально известном «Hotel Panamericana» — резиденция ЦРУ, — отделить одного от другого и ликвидировать при малейшей попытке сопротивления!

Для меня, — говорит Освальдо, — главной проблемой было выманить вас из отеля, который является для нас враждебной территорией. Я поднялся к вам наверх, остальные ждали внизу. Я хотел сначала забрать женщину, тогда было бы легче, мы хотели ворваться после этого в номер и прикончить тебя.

Я постучал. Прошло какое-то время, прежде чем мне открыли. Я заглянул в номер: ага, старый трюк спецслужб — быстро разбросать вокруг кровати левые журналы! Но тем не менее первый шаг оказался удачным — женщина пошла со мной.

Когда мы стояли перед лифтом, она рассказала мне такие подробности про товарища Феррейра, которые, собственно, можно знать, только находясь в близких дружественных отношениях, и тогда меня взяли сомнения. Внизу в вестибюле я прошел к телефону и позвонил товарищу Ферро. Все мгновенно прояснилось.

Вы должны знать — вот уже несколько недель мы живем здесь в крайне нервозной обстановке. Мы ежедневно ожидаем военного нападения! Вы вели себя довольно легкомысленно!

86-й день

Мы ищем пути, как покинуть эту страну. Билетов на автобус через горный перевал на Мендосу, в Аргентину, уже нет. И кроме того, говорят, что перевал закрыт — не то по политическим соображениям, не то из-за снежной лавины. Освальдо дает нам письмо министерства внутренних дел для начальника пограничной службы, который все еще верен Альенде.

Мы обедаем вместе с Хосе Феррейра: когда начнется гражданская война? Фашизм — это воинствующая сила капитала в кризисные времена!

87-й день

Мы опять идем к Хосе Феррейра. Встречаемся там и с другими бразильскими «товарищами». Мы едем в их «Школьный центр», а под конец на стройку ресторана, который должен в будущем прокормить группу. В наполовину уже собранной кухне съедаем по несколько сэндвичей.

Я возвращаюсь в отель и собираю чемоданы, что не так-то просто — добавилось много книг. Вечером мы перебираемся в маленькую квартирку Мадлены и Хосе Феррейра. Разговариваем всю ночь напролет.

Эти «товарищи» поражают меня своей удивительной открытостью и дружелюбием, которые они проявляют, несмотря на нависшую над ними угрозу в борьбе за выживание.

Я невольно сравниваю себя с ними: свои вечные заботы о стабильности собственного положения, непрестанное стремление надежно оградить себя со всех сторон и выстроить жизнь в стройную систему я воспринимаю как ограниченность мышления. Этот формализм и осторожность во многом лишили меня спонтанности действий. Кроме отдельных вспышек ненависти, являющихся признаком бессилия, я, собственно, не способен больше ни на какую спонтанную реакцию.

Живу ли я еще полетами духа от эмоциональных бесед, восторгами по поводу живописного ландшафта, красивого лица, взгляда, глубины мысли?

Что меня еще интересует сегодня — это как вписаться в плавное течение обстоятельств. Я все время живу с некоторым опережением событий, с заботой о завтрашнем дне, о том, «что будет дальше». Жизнь все больше становится для меня долгом: успеть сделать все вовремя!

Ночью мне приснился сон про красного быка.

Я ищу за скалой твердый, как камень, мяч — его бросил туда какой-то мужчина (мой отец?). Но нахожу труп быка: осторожно! гниющая падаль!

— Тебе нельзя показывать мне ничего блестящего! — говорит бык.

Я вытаскиваю из кармана осколок зеркала, который отобрал у двух играющих девочек, и ослепляю быка лучом солнца. Бык поднимается, его голова наливается краской, словно он собирается чихнуть, — он стоит, еще пошатываясь, и отфыркивается. Я убегаю в комнату и приказываю своим детям закрыть все двери.

Быка сменяет велосипедист — он упал с велосипеда и весь перепачкался в песке. Я спешу ему на помощь.

88-й день

Перевал все еще закрыт, и мы едем со всем своим багажом в аэропорт. Нас обещают отправить рейсом авиакомпании «Aerolinias Argentinas» в Кордову. Через шесть часов ожидания наши надежды разбиваются. Но нам все-таки удается вылететь с «British Caledonian» в Буэнос-Айрес. Мягкий сервис одетых в шотландские юбочки стюардесс вызывает щемящую боль: удалось-таки вырваться оттуда — из этой полной опасностей латиноамериканской жизни!

Освальдо и все его «compaceros», с которыми мы успели познакомиться в Сантьяго, были застрелены на второй день пиночетовского путча. Он пытался добыть оружие со складов министерства внутренних дел для борьбы с путчистами.

* * *

Во Франкфурте испытываю после возвращения трудности: как снова войти в обыденную жизнь и рабочий ритм. Решающий день, однако, неудержимо приближается.

Наконец Наблюдательный совет Франкфуртской книжной ярмарки пригласил 5 кандидатов из 19, участвовавших в конкурсе на замещение должности директора книжной ярмарки, т. е. преемников Зигфреда Тауберта, в Штайгенбергер-отель Франкфуртского аэропорта на «предварительное» собеседование. Это были д-р Мюллер-Рёмхельд, Александр У. Мартенс, пресс-секретарь Биржевого объединения германской книжной торговли д-р Кристиан Улиг (сын хорошо известного Фридриха Улига, по учебникам которого «Ученик в издательстве» и «Ученик в книжной лавке» все мы осваивали эту профессию и который, мало того, выполнил государственное поручение в связи с программой оказания помощи развивающимся странам и поставил на ноги за два последних года педагогическое издательство на Мадагаскаре), еще один претендент, некая мистическая фигура, о которой мы только знали, что он занимает должность германского генерального консула в Калькутте, ну и, наконец, я.

3 июля 1973 года стоял жаркий воскресный день. Биржевое объединение праздновало коллективный выезд на природу. А мы, кандидаты, один за другим представали перед строгими экзаменаторами.

Как вы представляете себе будущее Франкфуртской книжной ярмарки? Это был один из решающих вопросов, который, как я догадывался, позволял выявить скрытые внутренние резервы кандидата.

Пусть немного, но я все же был знаком с механизмом работы этого высокого собрания. Поэтому не стал пускаться ни в какие заумные рассуждения, а просто ответил:

— Думаю, стоит продолжить политику господина Тауберта. Ведь это он сделал ярмарку такой, какая она есть сегодня!

На этой точке зрения, так я надеялся, всем им было сойтись проще. А для ветрогона, каким меня считали некоторые члены совета, я держался на удивление подчеркнуто солидно.

Мы были свободны, а члены совета удалились для вынесения трудного решения.

Мысленно я все еще находился в Латинской Америке и вообще не питал никаких иллюзий. Я отправился домой, лег на тахту и заснул. В четыре часа пополудни, как нам рекомендовали, я набрал номер отеля и попросил соединить меня с конференц-залом, где совещались члены совета.

Трубку взял господин Фридрих из издательства «dtv-ферлаг».

Я произнес:

— Говорит Вайдхаас, я хотел бы узнать…

Я услышал, как господин Фридрих прикрыл трубку рукой и крикнул в зал:

— Это Вайдхаас… — Где-то в глубине слышался шум нескольких голосов, говоривших одновременно. Наконец господин Фридрих снова обратился ко мне: — Господин Вайдхаас, это вы!

Я не понял:

— Да, это говорит Вайдхаас, я бы хотел…

— Нет, нет, господин Вайдхаас, это — вы!

Я, словно меня стукнули пыльным мешком, принялся опять за свое:

— Ну да, это Вайдхаас, вы меня не поняли…

— Нет, это вы меня не поняли! Это — вы! Место за вами!

Мгновенно меня охватила торжественная тишина. Я медленно опустился на тахту. Посмотрел на потолок. Моя жена с детьми еще не вернулись из Латинской Америки. Я знал: вот оно, решение, и час его пробил! Я причалил туда, куда прибила меня жизнь. Ни там ни сям, а где-то посередине.

В тот июльский день я занял эту свою позицию — «между двух стульев» — и надолго застрял на ней.