Глава 1

Когда вы узнаете о ком-то что-то плохое, все хорошее тут же забывается.

Только близкие друзья Саши Саведж могли вспомнить, какой она была. Только они могли рассказать вам, как звали ее первую любовь (какой-то хорошо сложенный, плохо изученный басист бой-бэнда сейчас отбывает тюремный срок за секс с несовершеннолетней), каков, по ее словам, самый огромный ее секрет (что она до сих пор мечтает о том, что ее первый раз будет именно с ним). Она могла смеяться над собой, выручать остальных и даже была удостоена звания «заслуживающая доверия» в последнем онлайн-тесте под названием «Фальшивка или друг?», который они проходили вместе.

Когда все случилось, Саше почти исполнилось шестнадцать, и на пути к лучшему лету в ее жизни стояли лишь экзамены. Тогда-то и всплыла вся правда. В одночасье, будто по мановению волшебной палочки, она и ее семья стали монстрами.

Расследование закрыли совсем недавно. Ажиотаж в СМИ был сумасшедшим, скандальный фильм вышел чересчур рано, став до ужаса сенсационным, и отправился прямиком на DVD. Несмотря на все это, возможно, именно с подачи Саши ее друзья до сих пор утверждали, что хотели бы начать все с начала. Как она всегда говорила, что было практически немыслимо, друзья никогда не отворачивались от нее. Они не звонили детективу по номеру, который он им оставил на случай, если они что-нибудь узнают. По крайней мере, не сразу. Они, конечно, могли держаться от нее на расстоянии, что при данных обстоятельствах было вполне понятно. Более того, никто не требовал от нее никаких объяснений. За все годы знакомства Саша и слова не проронила в их сторону, так почему должна была сейчас? Вместо этого они пытались смотреть сквозь маску, под которой она спряталась, в поисках девушки, с которой так многим были связаны. К тому же, все доказательства были доступны, начиная от записей телефонных разговоров с показаниями свидетелей и заканчивая жуткими отчетами канализационных экспертов, поэтому не нужно было иметь яркого воображения, чтобы представить, что творилось под крышей Саведжей, и приблизиться к истине о том, что же случилось на самом деле.

Возьмите хотя бы ее мать, Анжелику. После того злосчастного утра, когда Саша объявила своей семье о том, что у нее есть парень, она с головой окунулась в садоводство. В периоды, когда ею овладевал стресс, она всегда хваталась за секатор в попытках сохранить самообладание.

— Я знаю, — сказала она, зажав телефон между плечом и ухом. Анжелика замолкла, чтобы подцепить побег розы, прежде чем отрезать его секатором. — Титус не слишком доволен сложившейся ситуацией. Сначала она начала получать низкие отметки по испанскому, теперь это. Парень.

Анжелика Саведж всегда выглядела безупречно, впрочем, как и ее окружение. Она была элегантной женщиной с тонкими чертами и коротким темным каре. Редкая ее улыбка могла взорвать воздух, несмотря на то, что в случае необходимости она могла быть весьма очаровательна. Например, в качестве хозяйки ужина ею всегда восхищались друзья и соседи. Ее блюда всегда были необычными, но идеально приготовленными, подавались с изысканным вином и приправлялись непринужденной беседой. Но, если вы вторгались на ее территорию без предупреждения, все складывалось иначе. В таком случае Анжелика одаривала вас ледяным взглядом, заставляя чувствовать себя неуютно.

— Сильно сомневаюсь, что этот романчик продлится долго, — продолжила она. — Исходя из того, что сказала Саша, он не кажется юношей с внутренним стержнем. Полагаю, их отношения закончатся раньше, чем придет мой следующий заказ из книжного магазина.

Когда зазвонил ее телефон, Анжелика знала, что это из агентства. Для этого номера она установила особую мелодию, потому могла выбирать, когда отвечать, а когда не брать трубку. Ее реакция зависела от настроения и от счета кредитки, которую Анжелике поневоле пришлось завести пару лет назад в попытке оплатить счета. Агенство специализировалось на найме внутренних кадров для коммерческих операций. Это ей не слишком нравилось, но время от времени открытые двери их дома помогали держать ее банк на плаву.

По каким-то причинам каждый помнит рекламу полироли для мебели. Ее показывали, когда вся семья собиралась смотреть новости. Не то чтобы она снова когда-нибудь выйдет в эфир. Даже тогда, несмотря на причину произошедшего, никто не мог отрицать, что у Саведжей хороший вкус. Они жили на холме, с которого открывался вид на парк и окрестные городские кварталы, в элегантном доме в георгианском стиле с высокими окнами и усыпанными гравием дорожками. Теперь это здание заколочено. Его предназначили под снос, поскольку не нашлось покупателей, да и выглядел дом далеко не так, как раньше. Если бы вы нанесли визит бывшим владельцам, о которых кричали заголовки, вряд ли бы вам удалось угадать, что за семья тут живет, и вас бы простили за мысль, что весь дом был делом рук дизайнера. Все, начиная с тщательного освещения и заканчивая антикварными обоями, отлично сочеталось между собой. Можно было бы обратить внимание на большие и просторные жилые комнаты, но столь же великолепная кухня-столовая вызывала мысль о большой страсти хозяев дома к хорошей еде. Из-за стола прямо через французское окно вы могли бы смотреть на сад, всегда пьянящий ароматами пряностей, и любоваться цветом и жизнью. Чего стоили одни розы. Они всегда цвели так, как не цвели ни одни другие, даже вне сезона, что Анжелика Саведж скромно объясняла компостом домашнего приготовления, который она использовала для подпитки почвы.

— Очень хорошо, — сказала она Марше, женщине из агентства, которая ей позвонила, чтобы убедиться в том, что дом в эту пятницу свободен. — Только на этот раз убедитесь, чтобы клиент внес залог на случай испорченного имущества до того, как начнутся съемки.

Несмотря на тон разговора, Анжелика неплохо ладила с Маршей. Она восхищалась стальной хваткой агента. Анжелика всегда предпочитала не присутствовать во время съемки. Она и вся ее семья всегда отсиживаются на втором этаже и не путаются под ногами. Для них это было невиданно, но она знала, что дом в надежных руках. К тому времени, как ее муж возвращался с работы, съемочная группа уходила, и все возвращалось на свои места, словно никого никогда и в помине не было. Даже если был необходим ремонт, агентство не подписывало вольную, пока все не было возвращено в прежнее состояние. Анжелика не могла позволить себе таких неточностей, потому что Титус ненавидел все это. Он мог бы оплатить все ее долги одним махом. Если бы не был женат на такой независимой женщине. Еще один год, как обещала она ему в последний раз, когда они снова подняли эту тему, и тогда их входная дверь будет закрыта навсегда. Как оказалось, Анжелика сдержала свое слово, но не так, как все того ожидали.

Схватив одной рукой розы со стола, Анжелика направилась обратно в дом. Титус не обрадуется новости, но его нужно поставить в известность. Иногда ведь требовалось немного дополнительной уборки, прежде чем впускать в дом незнакомцев. Поставив розы в вазу, Анжелика позвонила мужу. Когда же вызов переключился на голосовую почту, она поняла, что муж, видимо, на совещании.

Титус Саведж мысленно проклинал зазвонивший в кармане телефон. Он собирался поставить его на беззвучный режим, но просто-напросто забыл. Но в тот момент он не мог с ним ничего поделать, так как лежал, широко открыв рот и скрестив руки на груди.

— Хотите ответить? — спросила стоматолог. И тут же принялась за бормашину, делая его ответ невозможным. К тому времени, как она вытащила из его рта наконечник, на котором виднелся большой кусок мяса, его телефон уже не звонил. Стоматолог сделала вид, что не ничего не заметила. Вместо того она подставила инструмент под лампу для лучшего осмотра. Ее рот и нос были прикрыты маской, но блеск в глазах выдавал восторг от находки.

— Да вы любитель красного мяса, мистер Саведж.

Титус достал салфетку из коробки на металлическом столике.

— Я хорошо питаюсь, — сказал он, вытирая рот. — Пожалуй, даже лучше, чем все остальные.

Стоматолог вытерла насадку о тыльную сторону перчатки. Титус посмотрел на кусок мяса, который находился там явно больше двадцати четырех часов, и пожалел, что утром не воспользовался зубной нитью. Через десять минут он должен был быть на встрече, но теперь рисковал выслушивать лекцию.

— Могу я спросить вас о ежедневной чистке зубов, мистер Саведж?

— Поверьте мне, — сказал он, сжав салфетку в руке, — я знаю, насколько важно тщательно чистить зубы.

Титус Саведж славился в городе своим влиянием. Инвестиционная компания, которую он основал много лет назад, стремилась помочь предприятиям на грани краха, реорганизовывая их. Но истинный характер дел стал ясен лишь недавно, после проведенного расследования. Если тогда кто-то посмел бы обвинить его в «практиковании грабительства», то немедля оказался бы в суде. Титус с его лысой макушкой, пронырливыми голубыми глазами и фирменным шелковым платком, обвязанным вокруг шеи, был значимой личностью на Сквер Майл. И сейчас он выходил из кабинета стоматолога, поглядывая на часы. Довольный тем, что все еще успевал на встречу, Титус быстрым шагом направился в сторону офиса, на ходу застегивая пальто.

Стояло ясное утро, но высотки по соседству пропускали лишь редкие лучи. Титус всегда мерз, что было непривычно для человека с русским происхождением. Иногда он шутил, что все это потому, что он никогда не бывал на родине. Он, конечно, имел славянскую внешность, но родился и вырос в Англии. Лондон был его домом; городом, который его преследовал. Титус Саведж знал каждый ресторан, каждую кофейню и подворотню, что объясняло, почему он неожиданно нырнул в переулок в нескольких метрах от дверей офиса.

Вместо того чтобы направиться к входу в здание, Титус скрылся у подножья пожарной лестницы. Там он встал около стены и принялся изучать зубы языком.

Тремя минутами позже прочь от главной улицы поспешил мужчина в костюме. Он выглядел встревоженным, что было ему несвойственно. И Титус Саведж, появившийся из тени, не помог ему взять себя в руки.

— Ты опоздал, — сказал Титус. — И я теперь занят.

— Простите. — Мужчина поднял руки. Капельки пота усеяли его лоб. На нем были закругленные очки, которые теперь, когда он остановился, начали сползать. — Для меня это нелегко, мистер Саведж. Если кто-то из фирмы узнает, что я с вами говорил, мне конец.

— Это твоей фирме придет конец, если ты не поговоришь со мной. — Титус достал конверт из внутреннего кармана пальто. Он предложил его мужчине, но когда тот потянулся за ним, отдернул руку. — Флешка? — сказал он, как бы напоминая о причине встречи.

Мужчина поспешно нашел в кармане флешку и завершил обмен.

— Здесь все, — заверил он Титуса. — Бухгалтерский отчет за последний квартал и протокол банковского заседания, которое было на этой неделе.

— Слышал, они играют жестко.

— И мы проигрываем, — сказал мужчина. — Мы просто не сможем выплатить интересующую их сумму в сроки, которые они нам установили.

— Как я и предсказывал пару месяцев назад, — сказал Титус. — Вы позволили себе слишком раздуться в плане бизнеса. Вам нужно немного поубавить обороты, чтобы остаться на плаву.

— Потому я и обратился к вам, — отрезал мужчина. Он снова огляделся по сторонам. — Я знаю, что в ваших руках фирма не станет банкротом, и я благодарен за деньги, которые вы только что заплатили за флешку. Но больше всего, Титус, я нуждаюсь в обещании того, что после вашего вмешательства у меня все еще будет работа. У меня есть семья, которая нуждается в моей зарплате. Без нее нам придется туго.

Титус Саведж улыбнулся и похлопал мужчину по плечу.

— Как дети? — спросил он.

На мгновенье показалось, что мужчине стало неловко от вопроса.

— Хорошо, — обыденно ответил тот. — А ваши?

— Тоже, — ответил Титус. — В характере Саши есть над чем поработать, но мой мальчик начинает по-настоящему сиять.

Второй раз за неделю Иван Саведж попал в кабинет завуча. Она сидела по другую сторону стола, положив руки на стол одна поверх другой и крепко сжав губы. С тех пор, как он зашел в ее кабинет, она не произнесла ни слова. Иван бросил на нее взгляд, прекрасно понимая, что она ждет какого-то объяснения.

— Предполагалось, что это будет смешно, — объяснил он. — Но, как оказалось, у тех девочек отсутствует чувство юмора.

Завуч была светлокожей женщиной с рыжими волосами до плеч, собранными сзади. Дома и по выходным, когда она была просто Джеммой, она распускала их. В школе, для сотрудников и учеников известная как мисс Тернер, она не славилась большим терпением.

— И что же забавного в том, — в конце концов спросила она, — чтобы подсыпать кнопки в школьную еду?

Мальчик пожал плечами, словно она не в теме.

— Я просто пытался скоротать обеденный перерыв. Вот и все.

— Иван, ты мог травмировать трех моих учениц. В причинении боли и страданий нет ничего забавного. Тебе исключительно повезло, что одна из сотрудниц столовой заметила, что ты делал.

Иван сидел, подложив руки под себя, и смотрел в пол. С перекошенным галстуком и незаправленной рубашкой он не походил на ученика, который получал высшие баллы по математике и естественным наукам. Но это было так. Пока в школе будут преподавать предметы, для которых необходимо логическое мышление, мальчик будет процветать. Но, в то же время, Иван был категорически против искусства. Перед мисс Тернер лежало его личное дело. Оно наталкивало на мысль, что хотя Иван был полным энтузиазма учеником, его навыки критики, творчества и интерпретации часто признавались нецелесообразными. И прямо перед мисс Тернер лежал образец сего — сочинение о дне из жизни животных, которое написал Иван. В то время как большинство его одноклассников выбрали игривых домашних питомцев, мальчик написал пять сотен слов с точки зрения мыши, которую заживо проглотила анаконда. Сочинение было умело написано, но так взволновало его учительницу английского, что та доложила завучу.

— Вы собираетесь рассказать моему отцу? — поднял взгляд Иван. Он даже растерялся от этой мысли. И мисс Тернер тут же это заприметила.

— Как думаешь, что может случиться, если я расскажу твоему отцу, а, Иван? Что он сделает?

— Мне? — с долей удивления поинтересовался Иван. — Ох, ничего. Я больше беспокоюсь за вас.

Мисс Тернер моргнула и склонила голову набок. Она уже было набрала полные легкие воздуха, чтобы спросить, что он хотел этим сказать, но потом передумала. Ребенок был просто странным.

— Иван, я посоветовалась с твоим классным руководителем, и мы пришли к выводу, что тебе пойдут на пользу занятия с миссис Ризби.

— Но она школьный психолог, — пожаловался Иван. — Мне не нужен мозгоправ. Все станут надо мной смеяться, и будут постоянные стычки.

— Так что же случилось? — спросила мисс Тернер.

— Ничего. — Иван пожал печами и уставился в стол. — Ничего такого, — добавил он себе под нос.

— Сеанс с миссис Ризби будет не официальным, — подчеркнула мисс Тернер. — Единоразовым.

— Почему?

Мисс Тернер закрыла лежащий перед ней отчет.

— Школа, Иван, это возможность. Шанс для тебя сделать как можно больше из того, что мы можем вам предложить, для того, чтобы выявить в себе лучшее. Если тебе нужен стимул, достаточно посмотреть, чего добилась твоя сестра.

Через две минуты после звонка на урок Саша Саведж все еще не могла прийти в себя после напряженного и страстного поцелуя со своим новым парнем. Джек Гринвей был очень многообещающим. Чтобы отпраздновать сданный экзамен по вождению и начало его новой жизни в роли старшеклассника, отец молодого человека подарил ему подержанный гибрид. Автомобиль ездил на сочетании дизельного топлива и электричества. Низкие выбросы выхлопных газов полностью соответствовали приверженности Джека к охране окружающей среды. Припаркованный в ряду для шестого класса, он был отличным местом для поцелуев с кем-то столь подходящим, как Саша.

— Ты такая красивая, — пробормотал Джек и вдохнул, снова наклоняясь к ней.

— Я, наверное, пойду. — Саша прижала два пальца к губам. — Дальше химия.

Она увидела, как его губы растянулись в ленивой улыбке, и убрала руку.

— Вот это химия, — сказал он, прежде чем снова прильнуть к ее губам.

Никто не удивлялся тому, что Саша с Джеком начали встречаться. В любом случае, это рано или поздно должно было случиться. До этого Джек ухаживал за несколькими девушками постарше, которые сейчас уже учились в университете, в то время пока такие, как Саша, в свои годы лишь отпугивали парней. Но непреднамеренно. По факту, ее яркий внешний вид не играл ей на руку. Саша была высокой, стройной, словно ива, с длинными тощими конечностями и держалась словно привидение в человеческом облике. По ее внешнему виду, лицу в форме сердечка, аккуратному носику и высоким скулам можно было с точностью сказать, что в ней течет русская кровь. Добавьте ко всему этому яркие голубые глаза, и она полностью выбивалась из всего остального мира. Но она этого не признавала. Саша никогда не была стеснительной. Лишь осторожной. К несчастью, все ребята, которые пытались с ней поговорить, терпели неудачу. Так было до того, как начался новый учебный год, и Джек вновь оказался перед выбором.

В отличие от Саши, Джек знал, что был благословлен привлекательной внешностью. Он был на первом месте списка у каждой девушки в школе. Даже со спины его широкие плечи и узкие бедра твердили о том, что он стоил вашего внимания. А его лохматая голова, непринужденная улыбка и поведение лишь подтверждали это. Он надеялся, что Саша обратит внимание именно на это, когда он возникнет в поле ее зрения со страстью, с которой та в своей жизни еще не сталкивалась. С таким подходом ее мир точно будет вращаться вокруг него. Однако сейчас Саша официально опаздывала на занятия.

— Ладно. Время вышло. Не хочу проблем.

— Может, еще минутку? — со слабым стоном выдохнул Джек, прижавшись носом к ее шее.

— Это нечестно! — слабо запротестовала Саша. На мгновенье она прикрыла глаза, но, почувствовав его зубы на своей шее, тут же их открыла. — Эй, что ты делаешь?

— Пробую тебя, — сказал он, после чего прильнул к ее шее с сильным поцелуем.

— Джек! — На тот раз Саша отпрянула. Она прижала руки к шее, выглядя одновременно шокированной и пораженной. — Засос? Серьезно?

— Всего лишь незначительный жест. — Джек ухмыльнулся и провел рукой по волосам. — Я счастлив от того, что все знают о том, что ты моя.

— Тебе что, двенадцать? Больше никто не ставит засосы. — Саша осмотрела кончики пальцев, словно проверяя, нет ли крови. Затем она снова взглянула на Джека и улыбнулась, не сумев справиться с собой. — Пообещай, что никогда не сделаешь так снова, — сказала она. — Меня не поймут дома.

Джек закинул руку на спинку сидения Саши.

— Расслабься. Сколько мы уже встречаемся? Три недели?

— Четыре, — сказала Саша и откинула солнцезащитный козырек, чтобы посмотреться в зеркало. Она наклонила голову, пытаясь убедиться, что Джек не оставил следов, после чего посмотрела на губы. Заметив это, Джек наклонился, чтобы поцеловать ее в щеку.

— Тогда мы должны отметить месяц наших отношений, — предложил он. — Как насчет того, что я приготовлю тебе ужин в субботу вечером? Родители уезжают. Дом будет в нашем распоряжении, и я смогу приготовить тебе мое фирменное блюдо. Красную фасоль с кабачками и острым перцем.

Теперь Саша начала чувствовать беспокойство по поводу своего опоздания. Как только учитель химии спросит, где она была, все уже будут знать ответ, хотя она даже рот открыть не успеет.

— Звучит отлично, — сказала она и потянулась к ручке двери машины.

— Я заеду за тобой в полвосьмого.

— Не переживай. Я пешком пройдусь. — Саша схватила портфель и распахнула дверь. — Ноги у меня есть.

— Но это не проблема, — настойчиво произнес Джек. — Я начинаю думать, что ты стесняешься представить меня своим.

Встав, Саша повесила сумку на плечо.

— Я простила тебя за тот засос, — предупредила она, в то же время тепло улыбаясь, — но мой отец съел бы тебя заживо.

 

Глава 2

— Фарш! Фарш!

Ребенок на кухонном полу радостно завопил, когда к нему повернулась мать. Поначалу Анжелика Саведж не была уверена, правильно ли расслышала своего младшего ребенка. Но когда малышка повторила слово в третий раз, она облегченно вздохнула, положила нож на разделочную доску и взяла чадо на руки.

— Умница, — произнесла она и резко закружилась в полном восторге.

Катя была поздним ребенком, удивившим родителей. Как иногда говорил отец семейства, Кате для выживания понадобится сильный характер, ведь у нее есть старшие брат и сестра. И он проявился в виде легкой полуулыбки и склонности к лепету и воркованию в качестве общения. Так как Кэт еще не проявляла никакого интереса к ходьбе, Анжелика считала этот момент важным для ее развития. И сразу же, услышав звук открывшейся входной двери, она готова была поделиться новостями с мужем.

— Хорошо пахнет, — сказал Титус, поставив кожаный дипломат на комод. — Я сегодня пропустил ланч, потому умираю от голода.

— Угадай что? — Анжелика стояла перед ним, а за ее спиной сквозь французское окно лился свет вечернего солнца, освещая силуэты матери и ребенка. — Ну же, угадай!

После столь долгого дня, включавшего послеобеденное изучение документов и электронных таблиц с флешки, которая не должна была к нему попасть, Титус был не в настроении для игр.

— Сдаюсь, — сказал он, когда Анжелика двинулась прочь от солнечных лучей, чтобы поцелуем утешить его. Она знала, что Титус по возвращении с работы мог быть немного в сварливом настроении, но то не могло длиться слишком долго, когда он оказывался в круг семьи. — Новости хорошие или плохие? — спросил Титус. — Если плохие, то они могут подождать до окончания ужина. От плохих вестей у меня несварение.

По-прежнему сияя, Анжелика указала на ребенка в ее руках. Катя грызла кулак, потому что у нее резались зубки. Титус посмотрел, как она пускает слюни на крохотные кулачки и почувствовал, как поднимается его настроение. Она была его кровинкой, его сладкой девочкой с большими невинными глазами. Он с нетерпением ожидал, когда у малышки прорежутся передние зубы.

— Новости не плохие, — сказала Анжелика. — И даже не хорошие. Это замечательные новости!

— Продолжай. — Титус прикоснулся ладонью к щеке малышки. Катя вскрикнула и засмеялась. — Что я пропустил?

— Слушай. — Анжелика перевела внимание на ребенка в руках. — Сделай это снова, малышка Китти. Для папочки.

Катя продолжила сосать пальцы. Так она пыталась заглушить шум. Анжелика нежно убрала ее пальцы изо рта.

— Фарш!

Анжелика перевела внимание на обомлевшего Титуса.

— Первое слово Кэт! — объявила она.

— Фарш! Фарш!

— Фарш? — На его лице медленно появилась улыбка. — Ох, Кэт, как это прекрасно! Какой памятный момент!

Разделяя восторг Титуса, Анжелика передала ему ребенка. Тот прижал дочь к груди, после чего поднял смеющуюся малышку над головой.

— Фарш!

— А я ведь даже не готовила фарш, — сказала Анжелика.

— Может, она его любит. — Титус повернулся к ребенку на полу, где в ожидании ее валялись игрушки. — Так что на ужин?

— Остатки, — сказала она. — Боюсь, ничего особенного.

На краткое мгновенье Титус показался разочарованным. Но все равно попытался улыбнуться жене. Он понимал, что ничего не могло пропадать даром, даже если еда была безвкусной.

— Уверен, — сказал он как бы между прочим, — у тебя получится вкусно. Чем заняты остальные?

— Иван и дедушка в своих комнатах. — Прежде чем закончить, Анжелика повернулась к тумбе. — Саша будет с минуты на минуту.

— Где она?

— Ох, вышла, — сказала она, повернувшись к Титусу спиной. — Не знаю куда.

Титус в тишине переваривал новость. Неведомо где находящаяся дочь была для него чем-то из ряда вон. Да, Саша была взрослой девушкой, но для него все случилось как-то слишком быстро. Он не хотел держать ее под замком. Отнюдь. Но если она так рисковала, он хотел убедиться, что риск сводится к минимуму или же и вовсе отсутствует. Он был так воспитан и стремился передать это следующему поколению.

— Саша должна говорить нам куда идет, — пробормотал он. — Ты отправляла ей сообщение?

Анжелика посмотрела на мужа.

— Она обещала вернуться к ужину, — сказала она напряженным голосом. — Мы должны дать ей шанс.

Титус на мгновенье задержал на ней взгляд, после чего пожал плечами. Он снова обратил свое внимание на младшую дочь, ползающую по полу. Выражение его лица медленно просветлело.

— Ты ведь знаешь, скоро Катя сможет есть с нами. Она будет настоящей Саведж.

Анжелика улыбнулась, с обожанием глядя на мужа.

— Всему свое время, — сказала она. — Пускай у нее для начала прорежутся последние зубки.

Титус молча кивнул и поднял дочь на руки.

— Что ж, будем надеяться, что этот день скоро настанет. Собрать всю семью за столом будет огромной честью.

Девятнадцатью минутами спустя, когда монитор из детской показывал, что Катя спит в своей колыбельке, Саша вернулась домой, осознавая, что опоздала.

— Привет, — беззаботно сказала она, прекрасно понимая, что отец снова не в настроении. Одна его рука локтем упиралась в стол, а в другой, подобно гарпуну, он держал вилку.

— Ужин на плите, — сказал он ей. — Все давным-давно готово.

Анжелика подала остатки вчерашней еды. Иван уже заканчивал ужин. Он сильно шумел, всасывая лапшу и наклоняя тарелку, чтобы выпить остатки бульона. И только тогда он выпрямился, поняв, что все смотрят на него.

— Ох, Иван, — сказала Анжелика. — Ну сколько можно?

Сначала показалось, что Титус тоже выразит недовольство сыном. Но вместо этого он лишь окинул мальчика строгим взглядом, подождав, пока Саша займет свое место за столом. Она проголодалась, поскольку променяла обед на время с Джеком, и поэтому наложила себе полную тарелку еды. Все надежды, что ей удастся поесть безо всяких расспросов, исчезли с первым же кусочком пищи.

— Итак. — Титус сделал паузу и откашлялся. — Была на свидании?

Жуя, Саша переводила взгляд между родителями.

— Нет, — обыденно сказала она. — Заканчивали школьный проект у подруги дома.

Титус не поверил ни единому ее слову. Даже невзирая на то, что это была правда, он продолжил в упор смотреть на нее в ожидании признания. Почувствовав накал обстановки, Анжелика попыталась сменить тему.

— Утром звонила Марша, — объявила она. — Дом забронировали на выходные.

Новость была встречена кратким молчанием.

— Да что не так с этой неделей? — спросил Титус, бросая вилку на тарелку. — Только я вышел на работу...

— За эту съемку для журнала заплатят вдвойне. — Анжелика напряглась. — И они пробудут тут только до вечера субботы.

Иван застонал, хотя это, казалось, должен был сделать его отец.

— Значит, мы застрянем наверху на весь день! — запротестовал мальчик. — Надоели все эти люди в доме!

— Так почему бы тебе не провести время с друзьями? — тихо спросила Саша и улыбнулась про себя, потому что это не в стиле ее брата. — Ах да, у тебя ведь их нет.

Титус смял салфетку и положил ее в тарелку. Затем он обратил внимание Анжелики на кухонные поверхности.

— После прошлого вечера нам придется сильно постараться, чтобы навести здесь порядок, — сказал он ей. — Я бы хотел, чтобы ты согласовывала со мной подобные вещи.

Анжелика выслушала каждую жалобу, выглядя все более напряженной.

— Вообще-то, в субботу вечером меня не будет, — сказала Саша. — И вам советую уйти.

— Куда ты собралась? — спросил Титус. — Не стоило ли для начала спросить у нас?

Несмотря на то, что Саша ожидала подобной реакции от отца, это не помешало ей едва ли не задохнуться от возмущения.

— Ладно, как скажешь, я собираюсь на свидание. Джек пригласил меня на ужин.

— Веганская еда? — фыркнул Иван. — Это не свидание, а сплошное разочарование.

Саша лишь уставилась на брата, сидевшего напротив, словно предлагая ему посмотреть на свое собственное отражение в ее глазах.

— Тебя разве шахматы не ждут? — спросила она. — Пешки, знаешь ли, сами собой не движутся.

— Что ж, думаю, это мило! — Анжелика попыталась придать голосу веселости, чтобы поддержать дочь. — Но, думаю, ты должна убедиться, что во время обеда поешь правильно.

— А ну-ка молчать! — Титус поднял руки, привлекая внимание. — Саша, нам нужно поговорить с этим юношей. Это называется ответственное родительство. Мы не можем позволить нашей дочери гулять с кем попало. Нужно удостовериться, что для него твои интересы превыше всего. И только тогда я смогу одобрить или запретить твое свидание.

— Папа! — Саша, вставая, оттолкнула стул, отчего он шумно заскреб по плитке. — Ты ведешь себя необоснованно. Я достаточно взрослая, чтобы принимать самостоятельные решения.

— Сядь и ешь, — приказал Титус.

— Я уже не голодна, — сказала ему Саша. — Мам, прости.

Анжелика жестом попросила ее выйти из комнаты. При таких обстоятельствах это было лучшим выходом и для дочери, и для отца.

— Мы еще об этом поговорим, — сказал Титус ей вдогонку, на этот раз повысив голос.

— Не о чем говорить.

Саша смерила его испепеляющим взглядом и ушла, закрыв за собой дверь.

— Минуточку, юная леди! Последнее слово в этом доме отнюдь не за дочерью!

Спустя мгновенье, под взглядами сына и жены, Титус Саведж поплатился за нарушение спокойствия. Запищала и затрещала радио-няня.

— Фарш!

 

Глава 3

Олег Федорович Завадский, бывший офицер русской Красной Армии, взял щепотку корма для рыб и бросил его в аквариум. За этим занятием его и нашла Саша, открывшая дверь.

— Деда, привет. Что случилось?

— Ты знаешь, что золотые рыбки размножаются быстрее остальных? — спросил он, сквозь стекло вглядываясь на двух жителей аквариума, поедающих хлопья.

— Из-за короткой памяти? — Саша закрыла за собой дверь. — Могу представить, как иногда хочется забыть всех бывших и начать все заново.

Олег задержал взгляд на внучке, прежде чем снова вернуться к рыбкам.

— Ответ кроется в рыбьей муке и рыбьем жире, — сказал он ей и повернулся, показывая тарелку в руках. — Они занимают основное место в их рационе. Питаясь себе подобными, они лишь процветают. Да, ты можешь предложить им растительные заменители, но они быстро зачахнут, а я хочу для своих крошек только лучшего.

Олегу, в семье просто деду, оставался ровно год до того момента, как он отпразднует столетие жизни. Как и сын, Титус, он имел лысину и густые брови. В облике сморщенного и видавшего виды мужчины самым поразительным была его длинная седая борода. Она заставляла его казаться безмерно мудрым, похожим на человека, который выпустил несколько томов объемных русских романов. В один прекрасный момент его взгляд мог пленить вас. А в другой вы могли принять его за пропащую душу, кричащую о помощи в переулке. С того момента, как выпали его последние зубы, дед предпочитал пюреобразную пищу. И что бы ни было в меню, Анжелика просто пропускала все через блендер, после чего он благополучно поедал пищу. Как и все остальные члены семьи, дед наслаждался остатками вчерашнего ужина. Его чаша с соломинкой, через которую он ел, стояла на подоконнике на подносе.

— Принести? — спросила Саша, заметив чашу.

— Подождет, — ответил ей дед. — Задержись на минуточку. Я слышал все, что только что происходило внизу.

Дед занимал чердак семейного дома. Титус превратил мансарду в простые, чистые и светлые комнаты, когда дед переехал к ним после кончины жены. Саша и Иван росли, когда он уже жил с ними. Он не слишком часто покидал свою комнату. Но его дверь всегда была открыта для тех, кто желал провести с ним время. Саша считала себя счастливицей. Олег был не из тех дедушек, которые складывали руку лодочкой около уха и что-то невнятно бормотали. Прежде всего, ему нравилось слушать так же, как и говорить, потому после ссоры с отцом Саша и отправилась наверх.

— Почему он пытается все контролировать? — спросила она, присаживаясь рядом с дедом, заканчивающим со своим пюре. — Иногда кажется, что он хотел бы, чтоб у меня был выключатель, которым можно было бы щелкнуть в случае, если я не оправдываю его надежд.

— Это из-за Джека? — спросил он, поставив чашу рядом с аквариумом. — Иван мне все рассказал.

Саша закатила глаза.

— Значит, ты знаешь, что он вегетарианец.

Дед прошел через комнату. Он выглянул через окошко в крыше. Полноценных окон на чердаке не было. Лишь несколько маленьких окошек, открывающих вид на небо, да картины на стенах с семейными портретами и пейзажами из его прошлого.

— Это худшее, что может случиться с человеком, — сказал он. — И твой отец лишь пытается оградить тебя.

— Он всегда таким был? — спросила Саша, когда дед присел рядом с ней. Тот кивнул, рассматривая внучку.

— С детства. Но ты должна понимать, почему семья так важна для него. Он знает о своих корнях, Саша. У меня ничего не было. Мы с твоей бабушкой приехали сюда с лохмотьями за спиной. Мы словно в аду оказались. Опыт изменил нас, а у него оставил сильное чувство, что выжить в этом мире можно лишь держась вместе. Что мы и сделали, — сказал он под конец и посмотрел на стол, — во время осады.

Саше не нужно было просить деда объяснить. Не потому, что она боялась многочасового рассказа об исторических временах. Когда он впервые поделился воспоминаниями о происходящем во время Второй мировой войны, Саша и Иван сидели, едва дыша. Когда он завершил рассказ, обоим внукам стало ясно, что услышанное нельзя рассказывать вне дома. И только позже, после следствия, стало ясно, что в саге о семье Саведжей Олег — актер первого плана.

Без сомнений, военный опыт деда внес свой вклад в их понимание семьи. Олег Федорович Завадский, наряду с остальными жителями Ленинграда, терпел немыслимые лишения, когда вражеские силы окружили город и отрезали от остального мира. В течение более двух лет, в том числе жестоких, суровых и горьких зим, никто не мог выбраться за границы города, а почти все пути снабжения были перекрыты. Люди жутко страдали без пищи. От голода умерло почти полтора миллиона человек. А выжившие были вынуждены испытывать пределы находчивости. По мере роста голода люди собирали в лесу ягоды, после чего перешли к охоте на птиц и крыс. Позже, уничтожив едва ли не всех животных, они отчаянно варили бульоны из кожаных ремней и слизывали клей с обоев. Олег был из их числа. Оставшись в родном городе с невестой, которую должен защищать, он пообещал себе, что переживет этот ужас любой ценой.

На город напали. Здания лежали в руинах, а вдоль улиц были разбросаны человеческие тела. Недели сменялись месяцами, и люди привыкали к смерти. Она стала частью повседневной жизни, а для кого-то и средством выживания.

Поначалу выжившие жители Ленинграда верили, что по ночам на улицы выбирались бродячие собаки, которые потрошили трупы. Альтернативное объяснение было немыслимым, несмотря на тот факт, что собаки давно пошли в пищу. Когда поползли слухи, что по городу бродят бандиты, собирающие тела, чтобы утолить свой голод, начали нарастать паника и страх. Неужели в таких нечеловеческих условиях некоторые отчаянные смогли отвернуться от остальных? Ближе к концу осады милиция даже создала специальную группу для расследования подобных преступлений. Олег был среди небольшой группы солдат, назначенных сопровождать отряд. В отличие от многих других, он был в относительно хорошей форме и достаточно силен, чтобы помочь остальным безопасно перебраться через запретные части пострадавшего города. Согласно отчетам, началось расследование, чтобы найти подтверждение ужасным слухам, поэтому новости отсеивались самыми безнадежными. Благодаря успехам союзников, враг вынужден был сдать позиции. Наконец, блокада, длившаяся почти девятьсот дней и превратившая город в сущий ад, была окончена. Истощенные, но обрадованные граждане были вольны уйти. Олег и его жена оказались среди числа уехавших. На самом деле, они решили покинуть страну при первой же возможности, еще во время расследования, и выехали сразу же после окончания войны.

Спустя несколько лет после переезда в Англию, когда Олег работал грузчиком на мясном рынке Смитфилд, у пары родился сын. К тому времени Олег сменил фамилию на Саведж. Для англичан она звучала более привычно и помогла начать все с чистого листа. Но Олег никогда не забывал о своих корнях. В частности, он и его жена продолжали следовать вкусам, приобретенным во время осады, и даже приучили к этому своего малолетнего сына. Конечно же, пищу тщательно отбирали и хорошенько заметали следы перед подачей на стол. С добавлением трав, специй и других ингредиентов, в тени собственной кухни, супруги пускались в кулинарное приключение. Они были осторожны, стараясь не переедать, и превращали трапезы в редкое развлечение. Повзрослевшему Титусу это пришлось по вкусу. Никакая другая пища даже близко не вызывала в нем такой же устоявшейся тяги. Как и родители, юноша обнаружил, что каждый кусочек заставлял его чувствовать себя живым. К тому времени, как Олег решился рассказать об основном ингредиенте блюд, пути обратно у его сына уже не было.

— Оно питает тело и душу, — именно так Титус сказал Анжелике. Это произошло два десятилетия спустя, незадолго до их помолвки, после многих ночей, проведенных в его квартире за ужинами. — Ты чувствуешь это в костях и крови, — продолжил он, прежде чем прижать пальцы к виску. — И больше всего в мозгах. Я ведь прав?

Анжелика тоже отреагировала на это потоком вопросов после того, как пришла в себя после обморока и перестала кричать. Да, для нее это было шоком. В конце концов, такова была человеческая природа. Но позже, однако, Анжелика смирилась с ощущением жажды удовлетворения посредством ужина. Скрепленная общей тайной и страстной любовью с основоположником своей диеты, казалось, она могла сказать только одно, когда он встал на одно колено и попросил ее руки. С того момента, как супруги вместе начали строить семью, Титусу стало ясно, что Саведжи были исключительными в плане вкусовых предпочтений. И не важно, с какими препятствиями они столкнутся, он поклялся своей новообретенной жене, позже и Саше с Иваном, что именно так всегда и будет оставаться.

— Но, папочка, есть людей — неправильно.

Эти слова прозвучали из уст Саши. Едва достигнув пятилетнего возраста, она сидела за столом, качая ногами под стулом, пока отец объяснял, откуда взялось мясо, лежащее на их тарелках.

— Дорогая, — вздохнув, сказал он. — Все люди разные. Большинство вольно распоряжаются своей жизнью и наслаждаются счастливым существованием. Мы ведь не едим всех подряд!

В отличие от своей сестры, Иван ответил на это откровение просьбой добавки. Ему в столь нежном возрасте, казалось, было абсолютно все равно. В конце концов, мальчику ведь едва исполнилось три года. Что касается Саши, то, выйдя из-за стола, она просто отправилась играть с куклами. Несмотря на ее возражения, Титус не волновался. Он на личном опыте знал, что, однажды попробовав плоть, от нее уже никогда не отказаться.

— Итак, — сказала Саша, вырывая деда из его мыслей. — Что мне делать с папой? Я встречаюсь с человеком, который выбрал не употреблять в пищу мертвых животных. Но это не приравнивает его к наркоманам.

Олег моргнул, словно удивившись, что она до сих пор в комнате, и почесал бороду.

— Ох, мой сын лает, но не кусает, — заверил он ее. — Уверен, когда он познакомится с этим молодым человеком, его страхи исчезнут. Почему бы тебе не пригласить его в гости?

Саша вздохнула.

— Да почему все в этой семье хотят познакомиться с Джеком? — спросила она.

— Потому что все заботятся о тебе, — сказал он. — Мы, Саведжи, должны присматривать друг за другом. Потому что если не будем этого делать, одному Богу известно, что с нами случится.

 

Глава 4

Подпись в конце письма выглядела убедительно. Иван некоторое время тренировался ее подделывать. Поэтому, когда мальчик передал письмо миссис Ризби, школьному психологу, он был уверен, что она поверит, что его родители согласились на предстоящий сеанс. По мнению Ивана, отсутствие его отца было в интересах их обоих.

— Как ты себя сегодня чувствуешь?

Они сидели друг напротив друга на старых изношенных диванах. Челка миссис Ризби больше походила на плохо подобранную пару занавесок. Часть волос она заправила за ухо, что оказалось совершенно напрасным, когда она потянулась за чашкой чая, стоящей на столике перед ними. Иван не обратил внимания на стакан мутного сока, который она ему налила.

— Нормально, — ответил он, пожав плечами. — О чем вы хотите поговорить?

Как психолог, работающий со школьниками, миссис Ризби сделала все возможное, чтобы сделать обстановку в кабинете максимально неформальной. Записей она не вела, предпочитая зрительный контакт со всеми, кто приходил к ней.

— В действительности, думаю, нам стоит начать с упражнений, — сказала она. — Иван, выполнишь несколько заданий?

— Желаете начать с упражнений? — уточнил он.

— Хотелось бы. — Миссис Ризби уже подготовила стопку квадратных карточек, положив их на диване рядом с собой картинками вниз. Она быстро пролистала пачку и выдернула оттуда одну карточку, с которой и начала. — Все очень просто, — сказала она, показывая карточку мальчику. — На каждой картинке изображено лицо ребенка. Я хочу, чтобы ты посмотрел на него и сказал, какую эмоцию передает выражение лица.

— И все? — переспросил Иван, уже начинающий скучать. — Что ж, на этой картинке девочка улыбается, что может значить, что она счастлива.

— Очень хорошо.

Миссис Ризби выложила следующую карточку.

— Озадаченность, — сказал он мгновение спустя.

— Отлично!

Иван изучил следующую карточку и откинулся на стуле.

— Задумчивость. Возможно, размышление?

Миссис Ризби улыбнулась и кивнула. У ребенка, казалось, не было проблем в отношениях с другими людьми. А его словарный запас явно был больше, чем у среднестатистических сверстников.

— Как насчет этой? — спросила она, переворачивая изображение девочки с грустным лицом. Она смотрела вниз, щеки ее были в слезах, а нижняя губы выпячена.

Иван снова придвинулся ближе. Несколько секунд он изучал картинку, наклоняя голову то в одну сторону, то в другую.

— Эта непростая карточка, — сказал он, прежде чем снова посмотреть на миссис Ризби. — Она похожа на человека, который не в состоянии понять шутку.

— Верно. — В такие моменты миссис Ризби желала иметь возможность остановить время, чтобы записать некоторые наблюдения. Вместо этого, она с умным видом кивнула и положила карточки на стол. — Иван, а бывает время, когда ты чувствуешь себя грустно?

Мальчик, раздумывая, спрятал руки под бедра. Он опустил взгляд в пол и сжал губы. Миссис Ризби не могла не заметить, как сосредоточенно он выглядел. Но ожидание его ответа сеяло в ней напряжение.

— Когда люди меня не понимают, — наконец сказал он, глядя ей прямо в глаза. — Тогда я злюсь... простите, я имел в виду, грущу.

— Понятно. — Миссис Ризби немного сменила позу. Иван не был плохой компанией. Он был вежлив. Умел слушать. Раздумывал над каждым вопросом. Но даже в этом случае что-то в нем она находила тревожным, хоть и напоминала себе не отвлекаться на такие непрофессиональные мысли.

— Как дела дома? — спросила она, надеясь составить целостную картину. — Расскажи о своей семье.

На этот раз Иван не медлил с ответом. К немалому удивлению миссис Ризби, он откинулся на стуле и предоставил ей полное, подробное описание стабильной и благоприятной обстановки дома. К тому времени, как он закончил, прерванный звонком на ланч, у нее сложились определенные выводы. Часто дети из неблагополучных семей выгораживали родителей, притворяясь, что все прекрасно. Казалось, Иван не относился к такой категории. Его рассказ не звучал выдумано или вынужденно, будто он рассказывал ей то, что она хотела услышать. Отсутствовали и какие-либо прогалины и нестыковки в картине, которую он ей описал. Вместо этого мальчик с искренней любовью и восхищением в красках описал каждого члена семьи. Описание распространялось на дедушку Ивана и его сестер, и пускай было понятно, что они с Сашей любят подначивать друг друга, было видно, насколько они близки.

— Могу я теперь идти? — спросил он, внезапно прекратив рассказ, услышав звонок на перемену. Миссис Ризби была удивлена тем, что Иван не хотел продолжить, учитывая весь энтузиазм, с которым он только что рассказывал о лучший каникулах в своей жизни.

— Что ж, я насладилась твоим рассказом о сафари, — сказала она, понукая его продолжать. — Должно быть, было весело наблюдать за дикими животными. Охрана животных — замечательное дело.

На мгновенье Иван показался сбитым с толку, словно она кое-что поняла неверно, но все равно кивнул.

— Мне правда нужно идти, — сказал он, поднимая с пола рюкзак. — Мне следует прийти еще раз?

Миссис Ризби задумалась над этим. Она решила, что в жизни Ивана не было ничего, с чем стоило разобраться. Да, имелись некоторые сложности с сочувствием людям, особенно тем, кто нуждался в помощи или сострадании, но это никак не было связано с обстановкой в его семье. Этот ребенок просто был немного странным. Что не делало его плохим.

— Давай посмотрим, как ты справляешься? — предложила она, когда Иван Саведж поднялся, чтобы уйти. — Моя дверь всегда открыта для тебя.

Покинув кабинет школьного психолога, Иван тут же забыл о разговоре с миссис Ризби. Он даже выключил за собой свет, несмотря на то, что она все еще сидела на диване позади него. Перебросив сумку с одного плеча на другое, Иван прошел по коридору лишь с одной мыслью в голове. После того, как все практически проглотили его последнюю шутку, у него в рукаве было припрятано кое-что новое. Он заказал устройство в интернете и внес небольшие поправки в его работу. Сейчас же мальчик планировал публичное шоу перед классом, чтобы убедиться, что он точно будет в центре внимания.

Направляясь в класс, Иван заметил приближение сестры. Они встретились такими дружелюбными взглядами, какие могли себе позволить, находясь в школе. Только когда он прошел мимо, Саша обернулась через плечо с несколько обеспокоенным взглядом.

— Что он задумал? — пробормотала она своим друзьям. — Мне знаком этот взгляд.

Когда прозвенел звонок на урок, Иван ждал, пока в класс гуськом войдут его одноклассники. Ребята обнаружили его за учительским столом, словно он готовился провести урок. У его ног стояла открытая сумка, а в руках был предмет, которые многие видели в магических шоу.

— Это гильотина для пальцев, — объявил он, когда ученики заняли свои места. — С некоторыми доработками.

— Понеслось, — прошептала одна девочка своей подруге.

Никто не думал, что Иван представляет опасность. Они просто решили, что он немного другой. Он не был популярным, но легко наживал себе врагов. Большинство людей предпочитали держаться чуть поодаль от него. Но в данном случае, однако, Иван завладел вниманием аудитории. Когда никто не откликнулся на его призыв стать добровольцем, он пожал плечами и объявил, что будет выполнять трюк сам.

— А сейчас будет кровь, — сказал он, игнорируя стоны и звук открывающихся учебников. Иван был разочарован, видя, что лишь несколько одноклассников обратили на него внимание. Большинство делало вид, что его просто не существует. Поставив гильотину на стол, он встал лицом к классу и засунул указательный палец в отверстие. — Смотрите внимательно, — объявил он и, потянув за ручку, поднял лезвие. Кинув последний взгляд на класс, откуда на него смотрело теперь немного больше людей, он зажмурился и приготовился опустить клинок. Он задержал дыхание, в уме посчитал до трех, но, услышав голос, приказывающий ему остановиться, снова открыл глаза.

— Иван, сейчас не время для шуток! — заорал учитель, по мнению многих, имевший слишком большой рот для такого лица. — Сейчас же сядь!

Мальчик окинул взглядом класс. Теперь все смотрели на него.

— Но это не шутка, — проворчал он и нехотя отдернул палец от гильотины.

В тот день устройство предстало перед публикой еще раз, много позже, по дороге домой в школьном автобусе. По словам очевидцев, Иван попросил привстать со своих мест. Но судя по всему, это была не угроза. Мальчики из десятого класса предпочли придвинуться ближе. А большинство семиклассников без вопросов отступили назад. Но Иван выказывал некоторое нежелание, и вот тогда все и пошло вкось.

— Мне что, придется заставить тебя двигаться? — прорычал рыжеволосый мальчик по имени Томас, которого все, включая учителей, называли Джинджер Том.

— Можешь попробовать, — сказал Иван как ни в чем не бывало, — но ты об этом пожалеешь.

Джинджер Том оглянулся на своих приятелей. Он вовсе не был плохим парнем. Просто попал в ситуацию, из которой не мог выбраться. Снова повернувшись к Ивану, он нашел способ убедить мальчика продолжить, не применяя физической силы.

— Позволь тебе помочь. — Вырвав у Ивана сумку, прежде чем его успели остановить, Том открыл ее и сунул руку внутрь. — Что это? — спросил он, заметив заляпанную кровью маленькую гильотину среди школьных учебников.

— Это не игрушка! — бросился к нему Иван, но Джинджер Том оказался быстрее. Он отдернул руку и, улыбаясь, поднял гильотину повыше

— Тебе нужно сделать только один магический трюк, — сказал он. — Исчезнуть. А теперь дай мне сесть и получишь свою штуковину обратно.

Иван пристально на него посмотрел.

— Это не магический трюк, — сказал он.

— Да ладно, — сказал Джинджер Том. — Настоящий что ли?

— Ага.

Теперь друзья Джинджер Тома скопились кругом, чтобы получше видеть происходящее.

— Сунь палец внутрь, — предложил кто-то. — Давай, Том.

Ухмыляясь, Том поставил гильотину на спинку сиденья Ивана и сунул палец в нее.

— Я не буду этого делать, — сказал Иван, тем не менее, глядя с интересом.

— Или что? Будешь лжецом?

Переключив внимание обратно на гильотину, Том поднял лезвие. За его плечом появилась камера мобильного, снимающая происходящее.

— Ну же, Джинджер Том! Давай!

Он еще раз взглянул на Ивана, больше не выглядя таким довольным. Взгляд Тома вернулся обратно к гильотине, пока в ушах звенели крики одобрения. Последнего взгляда на мальчика Саведжа было достаточно, чтобы передумать. Блеск в глазах в сочетании со слабой тенью улыбки говорили Тому, что это была плохая идея. Высунув палец из гильотины, под неодобрительные возгласы толпы он быстро потянулся к школьному пиджаку и достал карандаш. Не произнеся ни слова, он сунул его в отверстие и опустил ручку вниз.

Лезвие разрезало карандаш, словно тот был сделан из масла. Спустя секунду после встречи с острым лезвием карандаш упал на пол школьного автобуса, и все свидетели происходящего погрузились в молчание.

 

Глава 5

Лицо с первой полосы газет, принадлежавшее Вернону Инглишу, не было похожим на лицо человека, которого нанимали в качестве частного детектива. С мягкой кожаной кепкой, криво посаженной на голове, сплюснутым носом и заросшим щетиной обвисшим лицом он выглядел скорее как тренер по боксу, готовый кинуть в вас полотенцем.

— Пассажиры, не могли бы вы пройти вглубь салона? Мы не можем закрыть дверь, когда к ней прижимаются люди.

Вернон был из числа невысокооплачиваемых детективов, что, однако, делало его привлекательным для компании, борющейся против принудительного поглощения. Человек, ответственный за поглощение компании, в данный момент добирался до работы на метро. Вернон видел его в другом конце переполненного вагона. Когда президент компании впервые позвонил в офис Вернона, который в действительности был не офисом, а мобильным телефоном в его кармане, то голос его звучал крайне отчаянно. «Титус Саведж положил на нас глаз, — сказал он частному детективу. — Все знают о том, насколько нетрадиционно он ведет дела. Нам нужно доказать, что фактически он нарушает законы, если у нас есть хоть малейшие шансы на выживание. Копните под него, мистер Инглиш. Сделайте все возможное, чтобы мы могли убедить мужчину поживиться где-то в другом месте».

— Джентльмен в кепке и стеганом жилете. Будьте добры, найдите себе место или подождите следующий поезд. Он прибудет с минуты на минуту.

Несколько секунд ушло у Вернона на то, чтобы понять, что проводник обращается по громкоговорителю именно к нему. Он оглянулся. Все смотрели на него. Но, к всеобщему раздражению, он использовал свой вес, чтобы поглубже втиснуться в вагон.

— Простите, — пробормотал он, когда дверь, наконец, закрылась. — Извините, это ваша нога?

Вернону ни за что нельзя было выпускать из виду Титуса Саведжа. Он недолго вел дело, но уже подозревал кое-кого во взятке, врученной в переулке. Вернон с огромной кружкой латте в руке и крошками от миндального круассана на стойке заметил это со своего любимого наблюдательного поста, который находился на высоком табурете в кофейне. Сейчас же он преследовал Саведжа до дома. Было важно составить о мужчине цельную картину, увидеть его не только на работе, но и в быту. Когда поезд метро тронулся, Вернон протиснулся сквозь толпу, чтобы схватиться за поручень. Рядом с ним, на уровне его подмышки, молодая женщина закрыла глаза, сморщила нос и, видимо, попыталась представить себя в каком-то другом месте. Вернон сделал вид, что не заметил ее. Так же поступил и с мужчиной в шелковом шарфе, стоявшем дальше в вагоне. Титус находился возле пары в одинаковых анораках, склонившихся над картой Лондона. Он также держался за поручень и казался полностью погруженным в свои мысли. Частный детектив одарил его беглым взглядом. Титус жил где-то на окраине города, поэтому ехать ему нужно больше восьми станций. До тех пор, заверил себя Вернон, разглядывая рекламу слабительного, он никуда не денется.

Прямо за ухом существовала точка, которую Титус считал ответственной за вину. В конце теплого дня можно было обнаружить незаметный, но о многом говорящий запах. Он был похож на пот, вырабатываемый экзокринными железами. Складка кожи за мочкой интересовала Титуса, потому что в ней образовывалась ловушка, где формировалась особенно жирная пленка на коже. И хотя большинство людей не воспринимали этот запах, опытному человеку он мог рассказать многое.

Наклонившись к паре с картой города, Титус вдохнул, наслаждаясь смешением запахов двух людей. Как знаток вин, он был способен различать компоненты и делать оценку качества. В данном случае оба супруга были здоровы, хорошо сложены и правильно питались. С другой стороны, они оба были слишком зрелыми, чтобы прийтись ему по вкусу. Крайней точкой стало обнаружение Титусом триметиламина. Это природное вещество выделялось во время стресса и могло сделать плоть немного тусклой. Учитывая, что эти ребята явно были туристами и, вполне возможно, находились далеко от дома, было не удивительно, что они чувствовали себя слегка напряженно. Когда поезд прибыл на следующую станцию, пара засомневалась, выходить им или нет. Они переглянулись и снова вернулись к карте, переругиваясь на родном языке.

Титус отступил и улыбнулся сам себе. Это было забавное упражнение. Такое, каким он наслаждался в час пик, чтобы скоротать время в поездке. Саведжи не просто слонялись вокруг, убивая людей изо дня в день, чтобы утолить жажду к человеческой плоти. Она была деликатесом. Пища, которой они наслаждались в особенных случаях. Иногда они готовили трапезу, чтобы отметить особенный момент в жизни. А порой убийство было необходимым, поскольку кто-то чересчур близко подбирался к истине происходящего, чтобы семья могла чувствовать себя комфорно.

— Простите, сэр, — сказал турист на ломаном английском и повернулся к нему. — Как нам добраться до Дворца?

Как иностранные туристы, пара была сильно удивлена вежливостью, которую проявил Титус, и временем, которое он им уделил. Он показал место их назначения на карте, объяснил, что они едут не в том направлении, а затем встал у открывшейся двери и указал на нужную платформу. Когда пара вышла, осыпая его благодарностями, Титус склонил голову и пожелал им хорошего дня. В то же время в дальнем уголке его разума он размышлял, сможет ли соль заглушить вещество стресса в сочном кусочке бедра или ребер. Если это сработает, подумал он, можно будет оставить мясо мариноваться для бефстроганова, томящегося на медленном огне, от которого текут слюнки.

Титус прикидывал время готовки в духовке, когда в вагон через закрывающиеся двери вбежал молодой человек. Это был драматичный вход, и Титус единственный проигнорировал его. Он продолжал наслаждаться приготовлением воображаемого блюда, глядя в потолок, когда поезд снова тронулся. Когда характерный запах достиг его носа, он опустил взгляд и всего один раз моргнул. Юноша напротив него был одет в костюм, расстегнутый у горла. Он ел чизбургер, который привлекал внимание лысого мужчины поодаль. Титус наблюдал, как он кусает, а затем делает это снова в отчаянной попытке предотвратить падение капель кетчупа на его обувь. Судя по его одежде и острой, угловатой стрижке, он был либо агентом по недвижимости на ранней ступеньке карьеры, либо же занимался какого-то рода прямыми продажами. В любом случае, он был чуть старше Саши и казался амбициозным, явно желая оставить след в этом мире.

О чем думает его дочь, размышлял он, встречаясь с вегетарианцем? Этим витаминодефицитным слюнтяям нельзя доверять. С его точки зрения это было неправильно. Он пошел против человеческого инстинкта охотника. Да, что-то можно было оставить, например, картофель, или кресс-салат, но Титус сильно сомневался, что здоровый и достаточно сильный человек, способный преследовать лося и зубра, согласился бы на это. Недостаток мяса делал его нервным. Вот и все. Наблюдая, как юноша заталкивает в рот последний кусок чизбургера, Титус понадеялся, что Саша скоро все поймет. Даже если появившийся недавно в ее жизни парень обладал доброй душой, у него все еще имелись сердце и кишки. В конечном счете, она могла бы все исправить.

Только Титус решил, что поможет дочери прийти к этому выводу скорее раньше, чем позже, вагон остановился на следующей станции. Слизав соус с пальцев, юноша повернулся к двери, ожидая, когда она откроется. До дома осталось несколько станций, и Титус вздохнул и огляделся. В вагоне осталось довольно много пассажиров. Еще парочка в костюмах, выглядящих слишком подавленно, мужчина за шестьдесят в спортивном костюме и чересчур толстый парень в шляпе и безрукавке. Титус лишь подумал, была шляпа кожаная или синтетическая, когда парень поднял голову и поймал его взгляд. В тот же миг он опустил поля шляпы пониже и уткнулся в пол, стараясь не поднимать взгляд. Титус улыбнулся и подумал, что же его дорогая жена приготовила на ужин.

 

Глава 6

Анжелика Саведж была не только изумительным поваром. Она превосходно вела хозяйство. При одном взгляде на выписку по ее кредитной карте также становилось понятно, что она была заядлым шопоголиком. Выписка хранилась в обувной коробке в дальнем углу гардеробной, которая также объясняла ее огромное количество долгов.

Когда дело касалось моды, Анжелика была ультрасовременной. Ее стиль был простым, но в то же время элегантным и влетал ей в копеечку. Она ходила по бутикам, в которых сотрудники оставляли все дела и бросались ей на помощь, зная, какое количество денег она может потратить. Иногда она просто шла к всемирно известным дизайнерам, таким как Джерадо Фигари. Позднее это знакомство, конечно, повредило его репутации. Но в то время, стоило зазвонить его телефону и ее имени появиться на экране, он стремглав мчался к ней. Его платья из разных коллекций занимали немало места в ее гардеробной, наряду с повседневной одеждой для дома, которая, тем не менее, тоже стоила немалых денег. Оглянувшись на семейные тайны, не составляло труда объяснить ее тягу к покупкам. Конечно, многие психологи-криминалисты осмеливались говорить, что ее покупательские привычки были способом женщины сбежать. Шансом моментально забыть про ужасы, которые творились в ее доме. Это, по их утверждениям, объясняло, почему она зашла дальше, чем могла себе позволить, и скрывала истинную природу своих долгов от семьи.

— Это ванная?

Голос застал Анжелику врасплох. Она со вздохом закрыла обувную коробку. Обернувшись, она увидела, что позади нее стоит дедушка, одетый в майку и брюки с подтяжками. В один кошмарный момент показалось, словно он собирался расстегнуть штаны.

— Нет, — сказала она, поднимаясь на ноги. Она казалась загнанной в угол, озадаченной и слегка запутавшейся. — Это моя гардеробная, Олег. Ванная прямо по коридору. Вы ведь знаете это?

Дедушка выглядел еще более ошарашенным, чем Анжелика. Несколько секунд у него ушло на то, чтобы осознать сказанное ею, после чего удивленно поднял брови.

— Ох, конечно же! Точно. Прости.

Пока он говорил, удивление Анжелики сменилось озабоченностью. На протяжении десятилетий Олег не выказывал ни единого признака того, что старость неумолимо подступала к нему. Морщины давно изрезали его лицо, но разум подвел впервые. Такое его состояние отчетливо дало ей понять, что он не будет жить вечно. И не важно, как часто Титус шутил, что диета Олега сделала его бессмертным, однажды природа заберет свое. Каким бы ни был ваш образ жизни, какой бы путь вы не избрали, все равно когда-то придет конец.

— У тебя был провал в памяти, — мягко сказала она, прежде чем подтолкнуть его развернуться и выйти из ванной.

— Правда?

Казалось, Олег полностью забыл, что только что случилось. Анжелика ободряюще положила руку ему на плечо. Она почувствовала, как движутся его кости и суставы, такие хрупкие, словно вырезаны из пробкового дерева. Но в то же время она надеялась, что он не станет спускаться в субботу вниз в таком же неглиже.

— В выходные у нас очередная съемка, — сказала она ему. — Важно, чтобы вы все не попадались на глаза съемочной группе и позволили сделать свою работу.

— Дети говорили мне, — сказал он. — Как я понял, ты затеяла генеральную уборку дома.

Анжелика улыбнулась про себя. Было приятно знать, что Олег в абсолютном тумане беспамятства был далек от жизни. Дело в том, что она провела большую часть дня, подготавливая дом. Она скребла и дезинфицировала, чистила, полировала и пылесосила каждый квадратный дюйм.

— Это нужно было сделать, — сказала она, когда он последовал за ней к лестнице. — Титус настоял.

— Тебе стоит позволить ему просто оплатить твои счета, — сказал Олег.

«И показать, как сильно я увязла в долгах? — подумала про себя Анжелика. — Он ведь убьет меня».

— У Титуса и без этого проблем по уши, — сказала она вместо этого и направила Олега в ванную, на случай, если тот забыл.

— Титусу не стоит так переживать по поводу Саши, — сказал он. — В данный момент он только подтолкнет ее в руки мальчишке.

Олег остановился и посмотрел на свою невестку. Анжелика имела в виду то, что Титус занят работой. Но Олег все равно был прав. В последний раз, когда Титус пытался уладить ситуацию со старшей дочерью, Саша просто вышла из-за стола.

— Она тебе рассказала, что он пригласил ее на ужин? — спросила она. — С вегетарианским меню.

— Значит, для нее это будет не самый удачный вечер. Разве это худшее, что могло случиться? Позвольте девочке учиться на собственных ошибках.

Дедушка направился в ванную. Когда он повернулся, чтобы закрыть дверь, то заметил, что Анжелика задумчиво смотрит на него.

— Титус просто боится осознать, что его маленькая девочка выросла. — Она указала на окно с видом на парк и город за его пределами. — Снаружи большой плохой мир.

— Иногда мне кажется, что дома я не могу дышать, — объяснила Саша позже в тот день. Она опустила взгляд на землю и покачала головой. — Мой папа — такой мудак. Кто дал ему право заправлять всем на свете, а?

Саша Саведж сидела на рампе в скейт-парке рядом с двумя самыми близкими подругами. Саша, Мейси и Фария приходили сюда во время обеденных перерывов, чтобы сбежать подальше от остальных. В столовой всегда было полно учеников седьмого и восьмого классов. Даже когда девушки были голодны, воплей и запахов яиц, кишечных газов и чипсов было достаточно, чтобы убедить их найти место получше. Это означало, что Фария получит возможность позагорать, а Саша — выговориться.

— Что он сделал на этот раз? — спросила Мейси, симпатичная веселая девушка, чьи манеры во благо служили ей во время работы в качестве официантки по субботам.

Саша посмотрела на нее. В то время Солнце светило особенно ярко. Она прикрыла глаза рукой, прежде чем ответить.

— Все из-за Джека, — сказала она. — Папа ненавидит его.

— Как кто-то может ненавидеть Джека? — спросила Мейси. — Он же водит машину и все такое...

— И все-таки, почему твой отец такой безумный? — сказала Фария, чей взгляд был прикован к зданию школы, пока она достала спрятанную в ладони сигарету.

— Его новый пунктик. — Саша поискала в сумке солнцезащитные очки. Она вздохнула, но не только потому, что их там не оказалось. — Они еще даже не встречались.

— Очень типично для папаш, — сказала Мейси.

— Джек на этой неделе пригласил меня на ужин. Романтика и все такое. Его родители уезжают, поэтому у нас появится отличный шанс узнать друг друга получше, но папа решил, что я не буду подвергать свою жизнь опасности, ужиная наедине с ним.

— О, рад бога, — сказала Фария. — Не слишком похоже, что Джек жаждет твоей печени или селезенки.

Саша потупила взгляд, тихо желая, чтобы позади нее стояло что-то, что прикрывало бы ее от солнца.

За их спинами пара парней, год назад окончивших школу, катались в рампе на скейтбордах. Один из них работал в закусочной разносчиком. Другого не приняли в армию. Никто из девушек никогда не обращал на них внимания.

— Так что ты собираешься делать? — спросила Мейси.

— Я не хочу, чтобы Джек разочаровался в твоем отношении к нему, — предупредила Фария, прежде чем сделать затяжку, словно она была астматиком с ингалятором в руке в разгар приступа. — Но другие девушки буквально убить готовы за кусочек него, — закончила она на выдохе. — Просто замечу, что если ты облажаешься с ужином на выходных, то, не сомневаюсь, он найдет с кем его разделить.

Фария сделала еще одну затяжку, делая вид, что не замечает недоверчивых взглядов Саши.

— Джек не стал бы изменять мне, — в конце концов сказала она. — Не посмел бы.

 

Глава 7

Несмотря на юный возраст, Лулабель Харт успела пройтись по многим подиумам от Лондона до Милана. Ее рост, телосложение и веснушки идеально подходили для профессии модели, как и вьющиеся огненно-рыжие волосы, которые она привыкла перебрасывать на одну сторону, только слышала щелчок затвора камеры. Несколько лет Лулабель жила так, что многие обзавидовались бы. Но внимание дизайнеров и редакторов журналов начало отвоевывать следующее поколение девушек, и ее карьера медленно пошла на спад. Теперь, в свои двадцать с хвостиком, последнюю фэшн-съемку Лулабель провела в одежде, которую большинство людей отправили бы в комиссионный магазин. Ее агент продолжал искать ей работу, и, хотя ее лицо больше не украшало обложки, вы все еще могли найти ее на последних страницах журналов, рекламирующую диваны и оранжереи. К сожалению, дни славы Лулабель остались позади. Но ее отношение к работе не изменилось.

— Объясните мне кое-что, — сказала она, переступив порог дома Саведжей в день съемки. Она стояла в прихожей, где упорно трудилась съемочная группа, выставляя свет и камеры. Съемка — реклама для сменного освежителя воздуха — предполагала, что Лулабель сыграет роль красивой, но измотанной матери, которая находит спасение в синтетическом аромате тропического побережья. Позже Лулабель еще много раз сыграет красивых измученных матерей. Учитывая ее раздражение в ответ на прикосновения чужих детей к поверхностям и дверным ручкам, она сочла ситуацию слишком угнетающей, чтобы описать ее словами. — Что это?

— Где? — спросила администратор съемочной группы, молодая женщина с планшетом и гарнитурой. Она обернулась, чтобы посмотреть, что Лулабель имела в виду. — Это зеркало, — произнесла она и встала рядом с моделью, чтобы полюбоваться обрамленным винтажным стеклом, висящим над камином. — Великолепное, правда? Произведение искусства.

Лулабель подалась вперед, прищурившись.

— Но оно все в пятнах и облупилось.

— Это антиквариат. Такое часто случается. Со временем серебристое напыление отслаивается от стекла.

Озадаченная ответом, Лулабель повернулась прямо к администратору съемочной группы.

— Какой толк в зеркале, если ты не видишь своего отражения?

Иван Саведж выглянул в щель. Он наблюдал за беседой модели и администратора съемочной группы и задавался вопросом, кто же первый заметит мертвую полевку, которую он насадил на решетку камина. Он нашел мышь утром во дворе, выпотрошенную и брошенную соседским котом, и положил ее туда, как только мать закончила уборку. Иван затаил дыхание, задумываясь, кто же первым закричит, только для того, чтобы разочарованно выдохнуть, когда пара мужчин поставила перед камином большой прожектор. Это был позор, потому что кошка проделала огромную работу, потроша мышь и откусывая ей голову.

— Иван! А ну-ка уйди оттуда. — Анжелика Саведж вынуждена была еще раз шикнуть на сына с вершины лестницы, прежде чем закрыть дверь. — Мы здесь не для того, чтобы мешать им.

— Мне уже скучно, — пожаловался он и вернулся в комнату. — Нечего делать.

— Ты постоянно так говоришь.

Анжелика взъерошила сыну волосы, когда тот проходил мимо.

Когда Иван неторопливо прошел мимо, Саша выскользнула из своей спальни. На ней были джинсы и футболка с капюшоном, а волосы скрывались под банданой, отчего становилось ясно, что она, одеваясь, не прилагала больших усилий. Саша надеялась переодеться позже.

— Где папа? — спросила она, нервно поглядывая на мать.

— В своем кабинете. Работает.

— Но сегодня же воскресенье, — сказала Саша.

— У него куча дел.

— Мне очень нужно поговорить с ним насчет сегодняшнего вечера.

Анжелика наклонила голову, оценивающе глядя на дочь.

— Этот парень, Джек... Неужели он так важен для тебя?

Саша немного засомневалась.

— Просто... он у меня первый, — сказала она, на секунду опустив взгляд. — В смысле, первый, ты знаешь... парень. Я просто хочу посмотреть, как все сложится дальше.

Анжелика снова встретилась с ней взглядом, на этот раз с улыбкой. Саша буквально расцвела, но даже сейчас она могла видеть, что дочь не была намерена потерять голову из-за этого юноши. В любом случае, она говорила так, словно для себя уже поняла, что романы не всегда похожи на сказку.

— Тогда поговори с отцом спокойно, по-взрослому, — сказала она ей. — Уверена, он сможет уделить тебе минуту.

Лулабель сидела на стуле у барной стойки на первом этаже. Она не ела, несмотря на предложенные администратором кейтеринга сэндвичи с беконом для членов съемочной группы. В действительности Лулабель не ела в такое время. С тех пор как она вынуждена была выдерживать жесткую конкуренцию в модельном мире, питание стало тем, что, как ей казалось, она должна была контролировать. Но ее рот все равно наполнялся слюной от запаха жаренный яиц. Начинать день со стакана теплой воды и веточки мяты не шло ни в какое сравнение с полноценным завтраком. Тем не менее, это значило, что во время обеденного перерыва она сможет позволить себе большинство из предложенных блюд. Ну а пока Лулабель закрыла глаза и наклонила голову, позволяя визажисту делать свою работу.

— Уверены, что я не могу переубедить вас? — еще раз спросил администратор, ставя тарелки на барную стойку.

— Нет, — сказала Лулабель, в качестве доказательства проведя рукой по лицу. — Хватит издеваться надо мной.

Столь резкий ее ответ заставил всех на кухне неловко замолчать. А это значило, что все могли слышать шаги наверху.

— Кто-то крадется, — сказала визажист.

— Так кто здесь живет? — спросила Лулабель. — Зеркало точно не такое, как нужно.

— Ну, жильцы любят готовить, — заметил администратор. — Кухня здесь что нужно.

Лулабель бросила взгляд на набор ножей. Они, варьируясь по форме и размерам, крепились к магнитной ленте над разделочной поверхностью

— Обычный выпендреж, — сказала она, поправляя его. — Ну в самом деле, сколько ножей нужно человеку?

— Судя по бороздкам на режущей поверхности, — произнес администратор кейтеринга, подойдя ближе, — хозяева в полной мере пользуются всеми ими.

Подобное для Титуса Саведжа было в новинку. Обычно первый этаж дома сдавался в аренду в течение рабочей недели. А это значило, что он весь день мог держаться подальше, забыв о вторжении на его территорию, а затем вернуться из офиса к счастливой жене, в дом, где все как обычно.

Сейчас же он застрял под одной крышей со съемочной группой. Одна только мысль о них вызывала у него пульсирующую боль в висках. К тому же, у него была куча работы. Если произойдет поглощение, ему нужно будет разобраться с кучей документов, чтобы удостовериться, что все прекрасно. Обычно по выходным Титус любил закрывать дверь и проводить время с семьей. Вместо этого он словно в ад попал.

— Пап, можно с тобой поговорить?

Саша была уверена, что сначала нужно постучать в дверь. И хотя та была распахнута, на этот раз она хотела сделать все правильно.

— Милая, это не подождет? — спросил Титус, через стол глядя на дочь.

— Пожалуйста. Это не займет много времени.

Титус оглянулся через плечо, вздохнул и крутнулся на стуле.

— Только обойдемся без хлопанья дверью, — сказал он. — Я слишком стар для истерик.

Саша смущенно улыбнулась и подошла к окну. Оно выходило в сад на заднем дворе. С этой точки обозрения было видно, насколько лучше, по сравнению с соседними участками, у них росли деревья и цветы. Помня о советах дедушки, Саша глубоко вздохнула и стала надеяться на лучшее.

— Я подумала и решила, что было бы неплохо, если бы вы с Джеком все-таки познакомились, — сказала она. — Чтобы ты мог понять, что он из себя представляет.

— В этом нет необходимости, — ответил Титус, звуча разочарованно. — У меня есть идея получше.

Саша напомнила себе оставаться спокойной.

— Когда Иван впервые проговорился, что я собираюсь с ним встречаться, — сказала она, — ты предложил пригласить его к нам.

— Это было тогда, — мрачно сказал Титус.

— До того, как ты узнал, что он вегетарианец? — Она взглянула на отца и увидела, что тот уставился в стол, но кивнул. Но Саша была готова к такому ответу.

— А если бы он был чернокожим? — осторожно спросила она, повернувшись к окну. — Азиатом или китайцем? Ты так же не пустил бы его в дом?

— Конечно же нет. Милая...

— Это все равно предрассудки, пап, — продолжила она, снова в силах совладать с голосом. — Ты судишь человека, даже не зная его.

Между ними повисло неловкое молчание. Титус всегда считал себя справедливым человеком. Такое утверждение, особенно от родной дочери, сильно его ранило.

— Ты это пришла сказать? — задал он вопрос.

— Еще я надеялась, что мы сможем поговорить о сегодняшнем вечере, — начала она, снова ненадолго к нему повернувшись. — Твое разрешение будет много для меня значить.

От такой ее формулировки у него в горле ком встал. Рано или поздно в жизни каждого родителя наступал такой момент, когда нужно отпустить детей. Не просто на пару часов, а навсегда.

— Это сложно, — поднявшись, начал он. — Есть семейные традиции. Они делают нас сильнее. И впустить в семью травоядного — это большой риск. Можно все разрушить.

— Я не собираюсь выходить замуж за Джека, — сказала она и обернулась к нему лицом, разведя руками. — Это всего лишь ужин.

Титус перевел дух, что для Саши показалось его поражением. И только тогда Титус осознал, что нужно сбавить обороты. Потому что иначе он ее потеряет.

— В десять ты должна быть дома, — настороженно сказал он. — И телефон держи при себе. Если тебе станет не по себе, в любое время позвони мне, поняла?

— Поняла, — сияя, сказала она. — Но тебе нечего волноваться. Он вегетарианец, а не сексуальный маньяк. Это две разные вещи.

Прежде чем он успел что-либо на это ответить, Саша подпрыгнула, поцеловала его в щеку и оставила одного. Титус наблюдал за ее уходом. На мгновенье он задержал взгляд на открытой двери.

— Может, это и разные вещи, — пробормотал он себе под нос, — но обе непростительны.

 

Глава 8

Проголодавшись, Лулабель Харт могла быть очень капризной. Учитывая систему питания, такое ее настроение часто затягивалось. В то утро, после второго стакана теплой воды (и виноградины, с момент искушения украденной из вазочки с фруктами), ее игра хоть и была профессиональной, но явно подпорченной вспыльчивым характером.

— Да, мы можем попробовать выставить свет иначе, — сказала она режиссеру, дипломатичному и одаренному руководителю, который просто пытался получить от своей команды лучший материал. — Хоть я и ожидала, что буду работать с командой, которая с первого раза все сделает как нужно.

Если быть справедливым к Лулабель, то она позировала так же хорошо, как и устраивала скандалы и закатывала истерики. Она просто не знала границ, когда дело касалось вежливости. Ближе к обеду ответственному за реквизит пришлось опустошить флакон с освежителем воздуха и заполнить его духами Лулабель, чтобы ту «не стошнило прямо перед объективом».

— Ладно, давайте сделаем перерыв на обед, — объявил режиссер, чувствуя, что нужно сбросить эмоциональное напряжение. — У всех есть тридцать минут.

Пока актерский состав и съемочная группа работали в гостиной, администратор кейтеринга находился на кухне. Когда режиссер объявил перерыв, члены съемочной группы сгрудились у стола с большим количеством блюд на любой вкус. Лулабель была не первой в очереди. Грузчики оказались быстрее, но та не отставала. Она молча начала наполнять свою бумажную тарелку, пока в комнату больше никто не вошел. Она набрала тако с креветками под лаймом, фетучини с курицей и сушеными помидорами, кусочек пирога с цукини и козьим сыром и запеканку с фисташками и свининой, несколько ложек свекольного салата с кус-кусом, две булочки и четыре кекса с пониженным содержанием масла и три с двойным шоколадом, каждый в индивидуальной упаковке. Никто, конечно же, этого не комментировал. Работа началась рано, так что все были голодны. Но, когда Лулабель заняла место, откуда открывался вид на сад, не осталось незамеченным то, что ее обед больше был похож на банкет, чем на легкий перекус. Чтобы съесть все, ей понадобилось целых полчаса. Отчасти так получилось из-за того, что большую часть времени она проговорила со своим агентом.

— Работа на подиуме, — говорила она, еще не прожевав шарик тайского жареного риса, — вот почему я подписала с вами... да, я понимаю, что моя карьера уже подходит к концу, но ведь должны же быть предложения получше, чем... чем вот это.

Перекусив, большая часть команды вернулась к работе, в полной мере готовая к тому, что Лулабель будет резкой и крайне грубой. Но вместо этого она без единой жалобы закончила работу над тремя сценами. К тому же, она была остроумна и даже после полуденной съемки мило побеседовала с ребенком-актером. Во время последнего дубля, по кивку дамы, ответственной за маркетинг, которая тихо сидела в уголке, прозвучали аплодисменты от режиссера в сторону Лулабель.

— Ты была великолепна, — сказал он ей. — Товар мигом сметут с полок.

Осталось отснять только некоторые крупные планы, но Лулабель попросила разрешения покинуть съемочную площадку. Визажист предложил смыть макияж, но, судя по всему, девушка сильно торопилась. Она выглядела счастливой, говорили они, но немного встревоженной, словно человек, который задавался вопросом, выключил ли он утюг перед уходом на работу.

Поблагодарив каждого члена команды, Лулабель захватила пальто и вышла из комнаты. Она закрыла за собой дверь, но, вместо того, чтобы выйти из дома, направилась прямо в туалет в конце длинного коридора. Потянувшись к дверной ручке, она вдруг отступила назад при звуке открывающегося засова. Затем дверь открылась, и в свете лампы возник человек. Он, казалось, удивился и поторопился прочь, не встречаясь с ней взглядом. Оставшись равнодушной, Лулабель вошла в туалет, но сразу же вернулась в коридор с выражением крайнего отвращения. Господи, что он ел? Было ясно, что она не сможет войти туда как минимум десять минут. Но она чувствовала, что десять минут — это слишком долго. Это и побудило ее подняться на второй этаж в поисках другой ванной комнаты.

Иван Саведж не любил тратить время впустую. Ему нравилось чем-то заниматься. В то утро, потратив час на сражение с зомби в собственной спальне, мальчик устал от видеоигр и переключил внимание на другие дела.

Он слышал, как Саша разговаривает с отцом в кабинете. Вне всякого сомнения, она надеялась уговорить его позволить ей увидеться с ее новым парнем. Иван знал Джека по школе. Парень был хорош в умасливании девушек, но к ребятам помладше так не относился. Если вы не убирались с его дороги в коридоре, Джек просто ломился вперед, будто вас не существует. Такое несколько раз случалось и с Иваном. А это лишь подкрепляло все сказанное отцом о вегетарианцах. Они были такими важными и напыщенными, словно в жизни у них все складывалось как надо. Что ж, подумал Иван, пока день медленно проплывал мимо, он покажет Джеку, что не весь мир лежит у его ног.

Иван решил, что, даже если Саше удастся получить разрешение пойти на свидание, она должна появиться у Джека с головной болью. Это умерит их пыл. И не только преподаст Саше урок за дешевые шуточки на его счет, но и будет выглядеть так, что все будут оборачиваться и смеяться.

Стоя на последней ступеньке, Лулабель Харт решила не беспокоить семью. Она слышала, как кто-то работал в кабинете, стуча по клавиатуре, но все двери в спальни были закрыты. Лулабель действительно не следовало ходить на второй этаж и мешать болтовне, смеху и воркованию. Ей показалось, что какой-то старик и женщина играют с ребенком, и это дало ей понять, что дальше ходу нет.

Но, аккуратно ступая, Лулабель все-таки направилась в семейную ванную. В конце концов, она ведь только на минуточку. Они даже не узнают, что она заходила.

Лулабель не осознавала, что у нее проблемы с питанием. Она любила поесть, когда могла себе это позволить. Еда помогала ей забыть, что ее карьера может закончиться в любой момент. Но она терпеть не могла то чувство вины, которое росло вскоре после очередного приема пищи. Модель просто не может позволить себе утратить самоконтроль, что сделала она, поэтому девушка разработала стратегию, с помощью которой можно было потакать себе, не набрав при этом лишних килограмм.

— Покончим с этим, — сказала она себе, закрывая дверь.

Это не приносило Лулабель удовольствия. В том, что ее фигура оставалась прежней, было какое-то удовлетворение, несмотря на спазмы в желудке, но процедура сама по себе была скучной. Она знала, как вызвать необходимую реакцию, которую она готова была встретить, стоя на коленях перед унитазом с поднятой крышкой. Сунув два пальца в рот, Лулабель нажала на корень языка, подготовившись к последующему рвотному рефлексу.

Как она и предсказывала, все закончилось за минуту. Пока ее частично переваренный обед плавал в унитазе, а глаза слезились от напряжения, Лулабель оторвала немного бумаги, чтобы вытереть рот, и потянулась к смыву. Хорошо, что она быстро с этим справилась. Это минимизировало весь запах. Желая, чтобы фортуна снова оказалась благосклонной к тому, что осталось от ее карьеры, Лулабель опустила рычаг. Ей было невдомек, что к нему была привязана длинная хлопковая нить. Может, она и услышала стук, когда утюг сорвался со своего места с полки над дверью позади нее, но все произошло слишком быстро, чтобы она могла как-то отреагировать. Привязанный шнуром к светильнику, утюг мигом пролетел через комнату, прежде чем острым концом пробить ее затылок. Так Лулабель повлияла на собственную смерть, прежде чем упасть лицом в булькающую воду.

 

Глава 9

У Вернона Инглиша была плохая привычка клевать носом во время операции по наблюдению. Во время его службы офицером полиции такое уже случалось и, безусловно, предполагало увольнение или же ранний выход на пенсию. В работе частного детектива эта привычка точно так же не была ему во благо, но временами он просто не мог совладать со старым уставшим телом.

В тот день, очнувшись от дремоты внутри потрепанного белого фургона, Вернон понял, что из поместья Саведжей только что кто-то вышел. Его разбудил звук закрывающейся входной двери. Он выпрямился на сидении и напрягся, пытаясь высмотреть, кто же это был. Он припарковался на противоположной стороне улицы, немного дальше от дома. Расслабился, увидев, что на тротуар вышла дочь. Вернон следил не за женой и детьми. Единственным интересующим его человеком был Титус Саведж, и он уже показал свою темную сторону. Фотографии Титуса, разговаривающего с мужчиной в глухом переулке, уже сослужили Вернону хорошую службу. Оказалось, что мужчина был кротом, сотрудником компании, на которую облизывался Титус. Вернон пока решил оставить эту информацию при себе. Это был лишь вопрос сбора достаточного количества доказательств, чтобы он мог по-настоящему погубить хищника, прежде чем тот успеет наброситься.

— Опустите взгляд, — пробормотал он про себя, когда Саша перешла через дорогу прямо перед ним, прежде чем надвинуть кепку ниже на глаза. — Правильно, мисс Саведж. Идите мимо.

Как только он услышал, что девочка прошла мимо фургона, Вернон открыл глаза и взглядом проследил за ней. Она выглядела нарядно, явно куда-то собиралась. Тогда его подростковые годы казались частному детективу очень далекими. Ему не хотелось думать обо всех косяках и разочарованиях, которые тут и там появлялись в его жизни со времен юности. Вернон взглянул на часы на приборной доске и выругался. Он проспал несколько часов. Могло случиться что угодно. К счастью для него, черный полноприводный автомобиль Титуса Саведжа все еще был припаркован на подъездной дорожке перед домом. По всей вероятности, мужчина отсиживался в своем кабинете, ожидая, пока соберется и уедет съемочная группа. Вернон переместился на сидении. Каким облегчением было то, что он ничего не пропустил. Он только понадеялся, что ситуация вскоре изменится.

Один за другим Саведжи собирались над телом модели, голова которой лежала в унитазе. Титус стоял, заложив руки за спину. Он смотрел на колотое ранение на ее затылке. От которого вода окрасилась багрянцем. Дед поглаживал и чесал бороду, в то же время играя желваками. Анжелика стояла рядом с ним, держа ребенка на руках. Она закрыла глаза и вздохнула, словно у них просто-напросто засорился унитаз. Катя жевала пустышку. Ее явно не заботил обнаруженный в доме труп.

— Это получилось случайно, — сказал Иван, тревожно ошиваясь около раковины.

Титус обратил внимание на утюг. Он, все еще привязанный к светильнику, аккуратно лежал на теле Лулабель Харт.

— Несчастный случай, — тихо произнес он. — Верно.

— Окей, хорошо, он не ей предназначался. — Иван склонил голову. — Эта шутка была для Саши.

— Шутка? — Анжелика вздернула плечами, чтобы успокоиться. — Иван, ты мог убить сестру.

— Я думал, она увидит и поймает его! — запротестовал Иван. — Он должен был попасть в нос или в лоб, — добавил он как бы для уточнения. — Никто не предупредил меня, что может войти кто-то посторонний и встать перед унитазом на колени.

В свою защиту даже Иван мог сказать, что то были точно не гигиенические процедуры.

— Ты, конечно, очень творчески подошел к вопросу, — сказала его мать, стараясь найти способ заставить его почувствовать вину за произошедшее. — Но между креативностью и, скажем, летальностью, есть разница.

— Чертов Джек! — горячо ответил он. — Если бы он не пригласил Сашу, всего этого не случилось бы!

— Дорогой, ты упускаешь суть. — Анжелика пересадила Катю на другую руку. — В нашей ванной мертвая модель, а съемочная группа до сих пор на первом этаже.

— Итак, — сказал дед, продолжая оценивать труп. — Что мы должны делать?

Тело нашел Титус. Вскоре после того, как Саша зашла сказать, что она уже уходит и обещает его не подвести, он отложил работу и обнаружил Ивана перед дверью ванной. Мальчик выглядел расстроенным и неохотно пытался оправдаться, когда Титус обнаружил, что дверь заперта изнутри. Когда Анжелика, Кэт и дед присоединились к ним, Титус решил выломать дверь. Никто не вопил и не кричал, когда ему удалось. Вместо этого все встретили трагическую сцену лишь вздохами и стонами, прежде чем все взгляды обратились к Ивану.

— Значит, я под домашним арестом? — спросил он после. — И сколько же мне здесь торчать? Неделю?

Титус только набрал в легкие воздуха, чтобы сказать, что много дольше, но звук, словно кто-то прочищает горло у подножия лестницы, заставил их всех вздрогнуть.

— Есть здесь кто-нибудь?

— Здравствуйте, — сказала Анжелика со всей возможной любезностью, тщательно скрывая панику. — Чем могу помочь?

— Просто хотел сказать вам, что мы уходим.

— Ох... да, верно! — собравшись с мыслями, Анжелика передала крошку Кэт Титусу и поспешила вниз. — Надеюсь, все пошло по плану.

Она обнаружила, что режиссер смотрит на нее из коридора.

— Даже лучше, чем мы ожидали, — сказал тот. — Наша звезда так хорошо поработала, что уже отправилась домой. Мы просто осматривались, чтобы убедиться, что ничего не забыли.

Анжелика на мгновенье растерянно уставилась на него. Когда она поняла, что это значит, то ощутимо повеселела.

— Что ж, все на своих местах? — спросила она. — Согласно условиям вашего договора с агентством?

— Все как новенькое, — заверил он ее. — Как будто здесь никого и не было.

Джек Гринвей жил недалеко от дома Саведжей. Чтобы добраться до него, Саша пересекла парк в направлении западных ворот. Парк был широким простором лугов, тенистых дорожек и кустов. Родители часто водили ее гулять к розарию или катали в коляске вокруг озера. Здесь же она училась кататься на велосипеде. Позже, когда она подросла, Титус волновался, что это место не для прогулок девушки в одиночестве.

Однажды, думала Саша по пути к Джеку, он поймет, что его старшая дочь может о себе позаботиться. Благодаря не совсем обычному укладу жизни ее семьи, она была далеко не невинной.

— Привет, — сказал Джек, открыв входную дверь, когда она потянулась к звонку. Поверх тонкой футболки на нем был фартук. — Ты любишь тахини?

— Ох. На самом деле, я никогда не пробовала.

На Саше был свободный топ, узкие джинсы и балетки, а волосы подколоты, как ей нравилось. Джек окинул ее взглядом, улыбнулся и отошел, впуская ее внутрь.

— Мы говорим о пище богов, — сказал он и пригласил ее в кухню. — После сегодняшнего вечера даже ты можешь стать вегетарианкой.

Первое, на что обратила внимание Саша, — запах. Больше всего ее поразило отсутствие каких-либо мясных ароматов. Это не было сюрпризом, но было в этом запахе еще что-то, что отрицательно влияло на ее вкусовые рецепторы. Она обернулась и улыбнулась Джеку. Он настолько хорошо выглядел, что смотреть ему в глаза было практически больно. Саше все еще было сложно поверить, что в один прекрасный день он подошел к ней и пригласил на свидание. Раньше с ней такого не случалось, поэтому она не знала, что делать. Отличаясь от любого другого человека, которого она встречала за пределами семьи, ей было сложно впустить кого-то в свою жизнь. В тот вечер она с опасением ожидала, что Джек выбрал ее именно из-за внешности. Она видела в этом возможность поговорить и выяснить, был ли его внутренний мир так же прекрасен, как и внешность. Но больше всего ее беспокоила вероятность, что ее желудок не сможет переварить его пищу. Зная, что он внимательно за ней наблюдает, Саша глубоко вздохнула и закрыла глаза.

— Пахнет вкусно, — сказала она. — Дождаться не могу.

— Ты рано, — Джек скользнул руками вокруг ее талии. — Я не ждал тебя еще как минимум час, но, кажется, знаю, как мы можем убить время.

Поняв, к чему он клонит, Саша улыбнулась и убрала его руку со своей спины.

— На самом деле, я думала, что помогу тебе с готовкой, — сказала она, отступая на шаг назад.

Джек ухмыльнулся, кивнув сам себе, словно ему только что каким-то образом бросили вызов.

— Все под контролем, — сказал ей он. — Для тебя этот вечер должен стать полным сюрпризов.

Настала очередь Саши улыбнуться.

— Ну, быть здесь явно лучше, чем торчать дома, — сказала она, когда Джек выставил для нее стул. — Все эти фотосъемки так скучны.

— А мне кажутся классными. — Джек пересек кухню, чтобы проверить кастрюлю на плите. — Должно быть, в твоем доме побывало немало знаменитостей.

— Иногда бывают, — сказала Саша. — Но это всего лишь значит, что всей семье лучше оставаться наверху. Никогда не случается ничего интересного.

 

Глава 10

Тело Лулабель Харт лежало лицом вверх на полу ванной. Ее кожа начала покрываться пятнами, как зеркало над камином на первом этаже.

Как только дед с Титусом вытащили ее из унитаза, стало понятно, что она умерла с выражением полного удивления на лице. В знак уважения и на случай, если это напугает малыша, Анжелика опустилась на колени и закрыла ей глаза. По крайней мере, женщина теперь не выглядела так, словно на нее упала крыша.

— Ты хоть представляешь, что наделал? — спросил Титус у Ивана, который сейчас выглядел очень подавленным. Он говорил тихо, но не только потому, что внизу находилась съемочная группа. Титус никогда ни на кого не кричал, когда злился. Вместо этого, сузив глаза, он мог выразить свои истинные чувства шепотом, который звучал так, словно вот-вот сорвется на крик. — Ты не можешь вот так вот бесцельно убивать людей. Как я мог вырастить мальчика, который думает, что это приемлемо? Ты меня очень сильно подвел. И разочаровал.

Паренек неловко переступил с одной ноги на другую.

— Мы же всегда можем просто съесть ее, — предположил он.

Титус на мгновенье закрыл глаза, и это больше походило на моргание.

— Иван, мы понятия не имеем, где она была.

— Но нам же нужно что-то делать, — сказал он.

Дед опустился вниз, чтобы взглянуть поближе.

— Будет позорно позволить ей пропасть зря, — сказал он и нежно взял ее за бицепс, словно оценивая плоть. — Так мы хотя бы будем знать, что не останется никаких доказательств.

Титус посмотрел на свою жену. Анжелика окинула тело взглядом, но Кэт завертелась у нее в руках, пытаясь взглянуть на пол.

— Обычно такое нужно планировать, — сказала она. — У меня закончился лук, как минимум.

Присоединившись к присевшему деду, Титус потянулся и схватил Лулабель за челюсть. Он осторожно полностью открыл ее рот и пробежал пальцем по внутренней стороне ее верхних зубов. Он уставился на стену, как делал всегда, когда о чем-то задумывался.

— Съедение исключено, — объявил он и убрал палец. — Зубная эмаль разрушена изнутри. Это вызвано желудочными кислотами, которые попадают в рот с рвотными массами. Что бы ни вызвало проблемы у этой бедной девушки, она не здорова. Мы столкнемся с поражением почек, язвами и даже хрупкостью костей.

Схватив Титуса за плечо для равновесия, дед поднялся на ноги.

— Это позор. И для нее, и для нас.

Когда Титус встал, он обнаружил, что Анжелика пристально на него смотрит.

— Тебе нужно избавиться от нее, — сказала она. — Сегодня же.

Титус уже почувствовал приближение неизбежного. Не успела его жена выдвинуть предложение, он уже знал, что его субботний вечер на диване будет испорчен.

Саша Саведж в одиночестве сидела за обеденным столом. Она нервно теребила салфетку. Часы на стене говорили ей, что время приближалось к половине восьмого. Она слышала возню Джека на кухне, пока он готовил нечто под названием «лакомый кусочек».

— Это просто нечто, — сказал он, появившись в дверях с маленькой тарелочкой в каждой руке. — Его называют наслаждением для рта. Взрывом вкуса.

Чрезмерно церемонясь, Джек Гринвей поставил тарелку перед гостьей. Саша посмотрела на подношение. Оно было золотистым, с хрустящей корочкой и размером с почку.

— Цветок кабачка в сладком кляре.

Саша на мгновенье потеряла дар речи.

— Съедобные цветы? — спросила она.

— Ты будешь удивлена, сколько всего можно есть, отказавшись от мяса.

— Что ж, это что-то новенькое, — сказала она, поднимая вилку. — Дома у нас такого нет.

— Позволь мне. — Джек забрал у нее вилку, одновременно усаживаясь на край стола. И затем, не давая шанса Саше приготовиться, он ткнул в кусочек и предложил ей укусить. — Наслаждайся.

— Уверена, так и будет.

Стремясь угодить ему, Саша взяла кусочек в рот и начала жевать. Она не была уверена, чего ожидать. Чего она не могла предвидеть, так это очень горячего блюда, поэтому она инстинктивно выплюнула его в ладонь.

— Ох, — воскликнул Джек и встал со стола. — Брось.

— Это не то, о чем ты подумал, — отчаянно сказала Саша. — Я просто не хотела обжечь рот. Уверена, теперь оно не такое горячее.

В попытке продемонстрировать, что ей нравится, и молясь, что температура блюда окажется чуть более сносной, она положила цветок в кляре в рот и прожевала.

— И как? — спросил Джек, внимательно наблюдая за ней. — По десятибалльной шкале.

— Десять, — ответила Саша и передвинула пищевой комок от одной щеки к другой. Блюдо не было отвратительным; возможно, немного пресновато, но она чувствовала, что честность будет оскорбительной. — Определенно, десять, — добавила она, готовясь к вечерним испытаниям.

С наступлением темноты Вернон Инглиш задумался над тем, с пользой ли он провел день. Он выяснил, что Саведж находился дома с тех пор, как приехала съемочная группа. Они уже собрались и уехали, но Титус все равно остался внутри. Вернон думал, что такие акулы Лондона, как он, не прекращают работать на выходных. Учитывая сомнительные методы частного детектива, благодаря которым он оказался на собственных хлебах, разве он будет тратить время на встречи в неформальной обстановке с другими игроками в условиях надвигающегося переворота? Нет, Вернон не мог себе позволить прекратить наблюдение даже на минуту.

Но в то же время, после десяти часов, проведенных в фургоне, он основательно проголодался.

— Давай же, Титус, старый сукин сын, — пробормотал он про себя. — Парню нужно поесть.

Спустя полчаса, как только Вернон надумал позвонить в его любимый индийский ресторан, чтобы заказать королевские креветки Тандури и лепешки наан, показался объект его слежки. Частный детектив выпрямился на сидении. Перед входной дверью, освещенный светом, падающим из прихожей, Титус Саведж поцеловал жену в щеку и направился к своей машине. С ним была огромная сумка на колесах. Судя по усилиям, которые прикладывал Титус, чтобы закинуть ее на заднее сиденье машины, она была тяжелой. Если Титус собирался отправиться по делам, Вернон будет готовым.

Частный детектив, может, и забыл упаковать бутерброды, но на заднем сидении у него была сумка с вещами, а в бардачке лежал паспорт. Живя в одиночестве, он имел возможность уехать в любой момент. Компания, нанявшая его, была убеждена, что действия Титуса незаконны. Отчаянно нуждаясь в доказательствах, когда время уже было на исходе, они дали Вернону волю делать все необходимое. Проверив ключ в замке зажигания, Вернон ждал, когда Титус выедет на дорогу, и надеялся, что он отправится в какое-то интересное место. Нью-Йорк или Барселону. Любое место, известное своими ресторанами и уличной едой.

Вернон держался на расстоянии, пока они выезжали из города. На протяжении всей своей карьеры он часто следил за людьми и ни разу не был замечен. Следовать за Титусом было несложно. Он был осторожным, рассудительным водителем. Ни разу не превысил ограничение скорости и сбавлял газ задолго до приближения к радару. В некотором смысле это было даже слишком просто. Вернон вел машину одной рукой, иногда вздыхая, когда приходилось притормаживать, чтобы соблюдать дистанцию. Вне всяких сомнений, Титус направлялся к окружной автомагистрали. Частный детектив хорошо знал этот отрезок дороги. Также ему было хорошо известно, что они должны проезжать мимо придорожного кафе. Урчание в его животе было громче, чем радио в фургоне. В последний раз он ел аж утром, поэтому сейчас изнемогал от голода. Заказать большую коробку куриных наггетсов и клубничный шейк не займет много времени. Он с легкостью догонит Титуса еще до того, как тот выедет на автомагистраль. Как только неоновая вывеска придорожного кафе оказалась в поле зрения, ему показалось, что других вариантов нет. Учитывая, что следующий прием пищи может быть только после того, как он пристегнет ремни в салоне самолета, был смысл в том, чтобы перекусить сейчас. Оставив Титуса плестись дальше, Вернон поспешил с дороги и с визгом шин остановился у окошка заказа. Это, вне всякого сомнения, было самым захватывающим из того, что он сделал за весь день.

— Поторапливайся, — сказал он юнцу, который его обслуживал. — Нужно успеть на рейс.

Минутой спустя, забрав заказ и поставив шейк между ног, а коробку наггетсов на сиденье рядом, Вернон выехал обратно на дорогу и нажал на газ. По его подсчетам, Титус снова появится в поле его зрения не более чем через тридцать секунд.

Двадцать миль спустя, ругаясь во весь голос, Вернон Инглиш был вынужден выехать на автомагистраль, признав, что потерял из виду человека, за которым должен был следить. Он даже не был уверен, что Титус направлялся к аэропорту. В любом случае, ему оставалось лишь довериться своим инстинктам и отправиться туда. И когда с шейком было покончено, последний наггетс в коробке на вкус показался ему горькой пилюлей действительности.

 

Глава 11

К счастью для Саведжей, Лулабель Харт была гибкой и податливой и удобно складывалась в сумку. Из собственного опыта Титус знал, что мышцы у трупа через три часа медленно начинают коченеть. Чтобы тело на какое-то время стало абсолютно жестким, необходимо от двенадцати до двадцати четырех часов. Пока все шло по плану, как в предыдущих случаях, но ему нужен был запас времени, чтобы распаковать ее. Титус, конечно, предвидел небольшое сопротивление, но он на самом деле не хотел напрягаться, выпрямляя конечности модели, прежде чем отпустить ее.

Даже несмотря на приближающееся трупное окоченение, Титус не торопился. Спешка приводила к ошибкам, что он узнал еще в очень раннем возрасте. Важности терпения его научила покойная мать. Мы тратим время на кухне, но вскоре видим результат этого, сказала бы она. То же самое касается и заметания следов.

По дороге Титус размышлял, что делать с сыном. Иван был сложным мальчиком, но этот инцидент в ванной послужил довольно тревожным звонком. Во многих смыслах даже криком о помощи, рефлекторно подумал он про себя. Из-за этого Титус чувствовал себя виноватым. Будучи отцом, как он мог это допустить? Работа занимала слишком много времени, особенно в последнее время, когда близилось крупное поглощение. И все-таки это не оправдание. Если бы он провел день с Иваном, вместо того чтобы отсиживаться в кабинете, ему не пришлось бы ехать ночью с мертвой звездой в багажнике.

Ко времени прибытия в пункт назначения, который оказался пустой парковкой на мысе, Титус решил вернуться домой другим человеком. Он задолжал не только сыну, но и Саше. Он был слишком строг с ней насчет того мальчика. Она показала зрелость в разрешении данной ситуации, и, как ее отец, он должен был это признать. Однако он должен был сделать и свою работу. Титус вылез из машины, прихватив с пассажирского сиденья пальто и шарф. Ночь была холодной и ясной, с привкусом соленого ветра. Застывшая луна висела над океаном. Вода под ней сверкала, словно серебряный ковер, раскинутый до самого горизонта, но сейчас было не время любоваться видами. Выдвинув ручку сумки на колесах, Титус пошел вдоль мыса к обрыву.

Бичи-Хед был очень красивым местом, но буквально притягивал самоубийц своими высокими меловыми скалами, навевающими унылые мысли. Учитывая рану от удара на затылке Лулабель Харт, сбросить ее тело на камни у подножья казалось Титусу единственным вариантом. В конце концов, по пути вниз она получит намного больше ран, что скроет реальную причину смерти. У подножья скал она станет лишь еще одним пунктом в печальной статистике. Эти рассуждения не доставили ему никакого удовольствия. Он даже чувствовал вину, таща ее тело по траве. На самом деле, Титус был так погружен в собственные мысли, рассуждая о том, как подвел сына, что не сразу заметил фигуру, сидящую на краю скалы, свесив ноги вниз. Наконец поняв, с какой ситуацией столкнулся, он остановился как вкопанный и выпустил ручку сумки. Затем, двигаясь медленно, чтобы не спугнуть и не потревожить юношу, Титус описал круг, чтобы оказаться рядом с ним. Он догадался, что парню едва ли было двадцать лет, несмотря на его тихий плач, который делал его похожим на маленького потерянного ребенка.

— Красивая ночь, — наконец сказал Титус, сунув руки в карманы пальто. — Было бы обидно, если бы она стала твоей последней ночью.

Юноша оглянулся. Он поспешно вытер слезы со щек. Титус приветственно кивнул и снова обратил взгляд на линию горизонта.

— Оставьте меня, — услышал он бормотание. — Вы даже не знаете меня.

— Нет, но я знаю, почему ты здесь. Ты ведь хочешь спрыгнуть, верно?

— Не говорите так.

— Но это правда. — Титус повернулся к нему лицом. — И тот факт, что ты не можешь принять эти слова, говорит о нежелании умирать. В данный момент сама идея более привлекательная, чем реальность.

Юноша сдавленно всхлипнул. Титус заметил велосипед в траве позади него и понял, что парнишка местный.

— Все пошло не так, — прохрипел он. — Все.

Какое-то время Титус наблюдал за его слезами. Но затем достал из кармана платок.

— Возьми, — сказал он и подступил немного ближе. — Вытри слезы.

Сначала молодой человек отказался, но Титус настоял.

— Я любил ее, — высморкавшись, сказал он. — Я знаю, все говорят, что расставаться больно, но я не представляю жизни без нее. Для меня нет причин и дальше быть здесь.

— Думаю, одна причина все-таки есть, — напрямую сказал Титус. — Семья.

— Какая им разница? — фыркнул он. — Год назад я ушел из дома.

— Но не из их сердец, — сказал Титус и похлопал себя по груди. — На каком этапе жизни ты бы ни находился, тебе всегда будет там место.

Юноша вытер нос рукавом. Затем прищурился и попытался сдержать рыдания.

— Моим родителям все равно, — сказал он и зарылся пальцами в траву, словно собираясь оттолкнуться.

— Ох, не все равно! — Титус взял его за руку, заставляя прекратить. Но в то же время был готов, если парень надумает потянуть его за собой. — Поверь мне. Моя участь как отца — быть со своими детьми, даже если они повернулись ко мне спиной.

— Думаете? — Молодой человек выглядел так, словно как минимум слушал его.

— Не сомневаюсь, — заверил его Титус. — Каждый человек должен найти свою тропинку в жизни, при этом совершая ошибки. Я просто надеюсь, что мои дети знают: если у них что-то не получится, двери моего дома всегда для них открыты.

Теперь юноша просто смотрел на Титуса. Наконец он моргнул, словно чары спали.

— В любом случае, что вы делаете здесь в такое время?

— Ну, я не планировал прыгать с обрыва, — сказала Титус. — На самом деле, я бы предпочел быть дома, с женой. Там мое место.

Какое-то время парочка просто молча смотрела вдаль.

— Прочитав записку, я поехал прямо сюда, — в конце концов сказал парень. — Она забрала все свои вещи, абсолютно все. Самоубийство показалось единственным возможным вариантом.

— Ты хотел убить боль, — сказал Титус, поправляя его. — Это понятно, и я представляю, насколько тебе стало легче, когда ты выговорился.

На этот раз юноша выдавил слабую улыбку.

— Наверное.

— Итак, почему бы тебе не взять этот дурацкий велосипед и не вернуться к родителям? Не важно, как давно ты видел их в последний раз или что тогда сказал. Поверь мне, когда у тебя проблемы, семья — единственное место, где тебе стоит находиться.

Несколько секунд парень просто смотрел на Титуса. Затем повернулся и склонил голову. Титус наблюдал за ним, находясь на грани слез, а когда юноша поднялся на ноги, улыбнулся и отошел от края скалы.

— У вас все в порядке? — спросил молодой человек, поднимая велосипед с травы. Подобной фразой он обменяется со следователем несколькими месяцами позже, и касаться она будет бритоголового ангела-хранителя, который только что спас ему жизнь, вовремя оказавшись рядом.

— Будет, — сказал Титус. — Как только я попаду домой.

Саша Саведж чувствовала себя странно. Ей казалось, что после трех блюд она должна быть сытой и обрюзгшей. Но вместо этого она отложила десертную ложку в тарелку, которую только что опустошила, чувствуя странную легкость.

— Это было... хорошо, — произнесла она.

— Ты кажешься удивленной. — По ту сторону огня свечей Джек Гринвей следил за тем, как последняя порция его ужина исчезла у нее во рту. — Мы, вегетарианцы, знаем, как получать удовольствие, ты в курсе?

— Ладно, это было больше, чем просто хорошо, — призналась Саша. — Это было замечательно.

Джек придвинулся немного ближе.

— Правда?

После эпизода с жареным цветком все пошло как по маслу. Саша молча наслаждалась брускеттой с артишоками, которую Джек подал на закуску. Основное блюдо — гратен с большим количеством бобов — определенно было съедобным. Чего, по ее мнению, не хватало, так это связок и сухожилий. Но все-таки для нее ведь готовил сам Джек Гринвей. Большую часть времени он потратил, рассказывая о себе. Когда он задавал ей вопрос, он непременно касался еды, которую для нее приготовил. Но для Саши было ясно, каких огромных усилий это стоило. Даже если разговор был немного однообразным, она лишь проявляла вежливость, нахваливая его кулинарные изыски. Пища была намного лучше, чем она могла себе представить, даже несмотря на то, что она задумывалась над тем, есть ли дома хоть кусочек мяса для позднего сэндвича.

— Мне понравилось, — сказала она, сложив салфетку.

— Приятно слышать, — сказал Джек, и его лицо осветила усмешка. — И что, после всего этого ты согласна?

Глаза Саши распахнулись. Отмахнувшись от предупреждений отца касательно ужина наедине с парнем, она внезапно задумалась, что, может, он был прав.

— Согласна на что?

— Стать вегетарианкой, — ответил Джек. — Отказаться от мяса ради меня? Я надеялся, что этот вечер покажет тебе, что можно наслаждаться пищей, у которой раньше не было матери или лица.

Саша сморщилась.

— Есть мясо не так ужасно, как кажется.

— На мой взгляд, это преступление, — сказал Джек. — Хищники не выказывают никакого уважения к жизни и естественному порядку вещей.

— Но фалафель ведь не может всего заменить, — сказала Саша с такой обезоруживающей улыбкой, что Джек не нашелся с ответом.

— Прости, — сказал Джек в конце концов. — Иногда я забываю, что не все разделяют мои взгляды насчет еды.

Мне знакомо это чувство, подумала Саша.

— Верить во что-то хорошо, — вместо этого сказала она. — Это проявление силы духа.

Какое-то время Джек не отвечал. Он просто впился взглядом в Сашу, из-за чего ей пришлось моргнуть и отвернуться.

— Знаешь, я подумываю стать веганом, — наконец сказал он. — Полностью перейти на растительные продукты. Ни молочных продуктов. Ничего.

— Ух ты, — сказала Саша, которая едва ли знала, как реагировать на эту новость. — Жестко.

— Я надеялся, что ты будешь впечатлена, — сказал он. — Как же я рад, что этот маленький ужин дал тебе почву для размышлений.

— Действительно, — ответила Саша, надеясь, что в ближайшее время они перейдут от стола к дивану. Гостиная казалась ей мыслью более привлекательной, чем эта кулинарная инквизиция, несмотря на то, что она определенно была не из тех девушек, которые сразу же метили в спальню. Не после столь короткого времени, проведенного вместе. Но, судя по тому, как Джек устроился на своем стуле, они никуда не собирались.

— Как насчет следующих семи дней? — наконец спросил он. — Сможешь неделю прожить без мяса?

— Что? — спросила Саша, изо всех сил пытаясь найти правильный ответ. — Ты серьезно?

Медленно, словно формирующаяся в его голове мысль, Джек откинулся на спинку стула и приподнял подбородок.

— А вообще посмотрим, из какого теста ты сделана, — сказал он. — Увеличиваем ставку до месяца!

— Но, Джек...

— Это так много будет для меня значить, — промурлыкал он. — Я просто знаю, что где-то глубоко внутри тебя живет вегетарианец.

Через десять минут после того, как ее дочь должна была вернуться домой, Анжелика начала дезинфицировать кухонные поверхности антибактериальным спреем. У рабочих были с собой профессиональные очистители, как было указано в контракте. Они должны были оставить все безупречно чистым, что значило, что им нужно было снять полевку с каминной решетки безо всяких возражений. Анжелике не к чему было придраться. Они даже попросили ее одобрения перед отъездом. Однако рвение, с которым она протирала столы, не имело ничего общего с чистотой. Она просто пыталась отвлечься от мыслей о Саше.

Анжелика попыталась позвонить ей, но переключилась на голосовую почту. Звонок Титусу исключался. В качестве меры предосторожности он оставил телефон дома. Взять его с собой значило оставить цифровой след, а это было последнее, что ему нужно. Все, что ей оставалось делать, это тереть тряпкой столешницы и надеяться, что скоро вся ее семья соберется дома. Анжелика изо всех сил противилась мыслям о худшем, и именно поэтому она ахнула, когда тишину прервал голос позади нее.

— Я не могу уснуть.

Повернувшись, она обнаружила Ивана в пижаме. Он выглядел бледнее, чем обычно, и очень мрачным.

— Мой мальчик, — сказала она и распростерла для него объятия. — Я знаю, сегодня ты совершил немного ошибок, но я все равно люблю тебя.

Иван прильнул к матери. Он не обнял ее в ответ, а просто смотрел на свое отражение во французском окне.

— Папа правда во мне разочарован?

— Он это переживет. — Анжелика переместила руки на его плечи. Она одарила Ивана долгим взглядом, смотря прямо ему в глаза. — Ты же его единственный сын, — произнесла она. — Для него важно, чтобы ты рос с его ценностями, как он рос с ценностями деда. Они никогда не рассматривали убийства людей ради удовольствия.

— Я сделал это не нарочно, — сказал он, напоминая ей.

— Я знаю, — сказала Анжелика. — Просто давай не позволим этому случиться снова, хорошо?

Иван кивнул и при звуке открывающейся двери повернулся вместе с матерью. Анжелика задержала дыхание, услышав шаги в коридоре. Когда Титус вошел в кухню, оставив пустую сумку позади, она выдавила улыбку, которую он тут же раскусил.

— Что-то случилось? — спросил он, снимая пальто.

Анжелика опустила взгляд на Ивана, показывая, что разговор может подождать. Титус понял и на мгновенье обратился к сыну.

— Иван, — сказал он. — Я виню себя за случившееся. Я не должен был проводить все утро за работой. Не на выходных. Это время предназначено для семьи. Но мы уже ничего не можем вернуть. Случилось то, что случилось. Если ты вынес из этого какой-то урок, значит, та женщина умерла не напрасно.

Мальчик кивнул, после чего согласился с отцом, что пора возвращаться в постель. Он юркнул прочь, выглядя гораздо лучше, отчего Титус восхищенно улыбнулся. Затем он повернулся к Анжелике, глубоко вздохнув.

— Что за ночка, — произнес он, пересекая кухню, чтобы достать из шкафчика два винных бокала.

— Еще не конец, — сказала Анжелика и сделала паузу, чтобы завладеть его вниманием целиком и полностью. — Саша еще не вернулась.

Титус поставил бокалы на столешницу. Он посмотрел на часы на стене, после чего прищурился. Его взгляд сместился только при звуке машины, подъезжающей к дому. Он взглянул на Анжелику, которая пристально смотрела в ответ, явно прислушиваясь к происходящему снаружи. Как только авто остановилось, двигатель сразу же заглох. Еще до того, как он снова заработал от малейшего нажатия педали, Титус с точностью знал, что под капотом были батареи, поддерживающие мотор.

— Это она, — сказал он. — Вегетарианец водит гибрид.

Анжелика знала, что он говорит о тех экологичных машинах, но была не в настроении обсуждать их преимущества и недостатки.

— Будь с ней помягче, — сказала она, будто опасаясь, что Титус может взорваться. — И оставим случившееся сегодня между нами. У модели была булимия, и мы не должны дать дочери зациклиться на этом. Она в таком впечатлительном возрасте.

— Именно поэтому мы должны знать, что за парень уводит ее из дома.

Мгновенье спустя у двери в кухню появилась Саша. Она вздохнула, найдя ожидающих ее родителей, и прижала руки в груди. Судя по состоянию ее волос, Титусу и Анжелике стало понятно, что их дочь была вконец очарована.

— Ох, — это все, что она сказала, и уставилась на плитку на полу между ними. — Все не так плохо, как выглядит. — Она сделала паузу, чтобы поправить ворот топа. — Ну, не настолько плохо, — добавила она и храбро посмотрела на отца с матерью.

Прошло мгновенье, прежде чем Анжелика снова сумела закрыть рот. Однако Титус, похоже, ничего не видел за Сашиным поздним возвращением и растрепанным видом.

— Привет, дорогая, — сказал он и подошел ближе, чтобы обнять ее крепче, чем когда-либо раньше. Зажатая в его объятиях, Саша шокировано посмотрела на мать, лицо которой выражало то же самое. — Все дома. Ничего ужасного уже не произойдет. Здесь Саведжи в безопасности. Всегда были и всегда будут. — После нескольких мгновений тишины Титус отпрянул назад, чтобы посмотреть на оцепеневшую дочь, в глазах которой читалось недоумение. — Эй, — сказал он неуместно весело, прежде чем пригладить ее волосы, — со стороны Джека было очень мило убедиться в том, что ты вернулась домой в целости и сохранности. Тебе действительно стоило пригласить его поздороваться с нами.

— Я все еще не думаю, что это хорошая идея.

— Что? Мы позорные родители? — Титус прикоснулся пальцами к груди и ухмыльнулся Анжелике. — Я настаиваю, Саша. Убеди его встретиться с нами. Обещаю, мы не будем кусаться.