Страшная болезнь, вызывавшая в течение веков страх у населения и врачей.

Даже в 60—70-х годах прошлого века многое, если не все, касающееся бешенства, было неизвестно. Непонятно было и само происхождение болезни и течение ее, а печальный исход всех случаев заболевания внушал врачам гнетущее сознание бессилия. Вот почему жизнь так настойчиво требовала от науки скорейшего открытия тайн страшной болезни и победы над ней.

В течение тысячелетий бешенство известно человечеству: упоминания о нем можно найти в знаменитой гомеровской Илиаде. Аристотель (384–322 до н. э.) уже знал его, знали бешенство и римские ученые. О нем писал князь ученых, «светоч премудрости» Ибн-Сина (Авиценна), писали о бешенстве в средние века, в новое и в новейшее время. Не знали лишь одного — как предохранить и вылечить от этой болезни.

Заболевание бешенством наступает не сразу после укуса бешеным животным. Скрытый период продолжается от 14 до 60 дней, редко до года. Проявления болезни наступают обыкновенно после того, как все местные поражения — раны, уже заживают. Затем возникают предвестники. Человек еще не заболел, но уже появляется тягостное неопределенное состояние: укушенный жалуется на тоску, окружающие обращают внимание на его подавленность. Еще сильнее выражено это состояние у знающих, что укусившее его животное было бешеным. Через 1–2 дня наступает особенная чувствительность к малейшим движениям воздуха. Достаточно слабого дуновения, чтобы наступило расстройство дыхания: за глубоким вдохом следует ряд прерывистых выдохов, затем наступает задержка дыхания. Лицо больного выражает испуг, глаза раскрыты, зрачки расширены, он беспокоен, ему страшно, больной просит облегчить ему муки. Наступают судороги, выражающиеся раньше всего расстройством глотания воды.

О больных говорят, что у них наступает водобоязнь, но эта водобоязнь особого свойства, — больной хочет пить, его мучит жажда, но лишь только ему дают воды, он захлебывается и жалуется, что не может глотать. В дальнейшем часто даже одного напоминания о питье достаточно, чтобы вызвать эти мучения. Наступают общие судороги, а затем явления возбуждения; больной впадает в ярость, он мечется, рвет на себе одежду… Это состояние проявляется приступами, в промежутках между ними больной как бы успокаивается, но на лице его лежит печать тяжелого отчаяния. Температура у заболевшего повышена, она достигает 40°.

Если больной не погибает в течение первых двух-трех суток, наступает видимое облегчение — вновь появляется сознание, судороги исчезают, восстанавливается глотание, но температура все еще повышена, лицо бледно, пульс едва прощупывается. Смерть больных наступает вдруг, без агонии.

Болезнь возникает лишь от укуса бешеным животным, а заболеть бешенством может почти всякое животное — плотоядное, травоядное, как домашнее, так и дикое. Даже птицы подвержены заболеванию бешенством. «Труднее назвать, какое животное не может быть бешеным, чем перечислить, какие могут». Описан случай, когда болезнь наступила после укуса тюленем (на Каспийском море). В Бразилии с 1908 по 1918 г. наблюдались массовые заболевания скота бешенством. Источником заражения являлись летучие мыши особого вида, кусавшие скот; то же наблюдалось на острове Тринидаде в 1931 г.

Чаще всего виновником человеческого бешенства является испытанный друг человека — собака. По данным Московской пастеровской станции, оказывающей помощь укушенным, за 37 лет со дня основания ее — с 1886 по 1922 г. — через нее прошло 128 828 пострадавших от укусов бешеных животных, из них около 113 тыс., т. е. 88 %, было укушено собакой, несколько больше 10 тыс. — 8 % — кошками, около 2500 — 2 % — волками, а все остальные, т. е. 2 %, подверглись нападениям и укусам других животных. Считается, что хранителями болезни в природе преимущественно являются волки. Зимой они часто собираются стаями, и при заболевании одного могут заболеть от его укусов и многие другие, которые затем заражают собак, а те, в свою очередь, друг друга и людей.

Возбудитель бешенства выделяется со слюной. Попадая при укусах в рану, он вызывает заражение. Возбудитель по нервным волокнам переносится к головному мозгу; чем ближе место укуса к голове, тем скорее наступает болезнь.

Может ли быть источником заражения человек? Советский ученый Василий Гаврилович Ушаков, 62 года работавший на пастеровской станции в Ленинграде, никогда не встречал укушенных людьми, больными бешенством. Он пишет, что вообще «неоспоримых случаев заражения от человека нет, хотя экспериментально (в опыте. — Г. В.) слюной гидрофобиков (людей, больных бешенством) удавалось заражать животных».

Находится ли возбудитель бешенства в крови? Большинство ученых на этот вопрос отвечает отрицательно. Производились переливания крови от больного животного здоровому — заболевания не наступало.

Бешенство у собак проходит через предвестниковую стадию, стадию возбуждения и паралитическую. Водобоязнь, отказ от воды у собак не имеет места. В стадии предвестников животное то ластится к хозяину, то прячется от него. Оно начинает глотать всякие несъедобные предметы: бумагу, куски дерева, камни и солому. Этот период длится 1–2 дня, следующая стадия — возбуждения — характеризуется у собак стремлением убежать из дому, причем за день животное проделывает огромные расстояния (50–60 км); оно бросается на других животных, на людей, кусает их.

Ушаков описал случай, когда бешеная собака в Ленинграде в течение двух дней (1 и 2 января 1930 г.) покусала 89 собак. В этой же стадии наступают приступы судорог, лай у собаки хриплый, нижняя челюсть отвисает, и это состояние длится 3–4 дня, после чего наступает паралитическая стадия. Животные обычно погибают на 6–8 день, редко на 10. Скрытый период чаще всего длится до 28–40 дней, очень редко и дольше. Слюна становится заразной еще за несколько дней до выраженной болезни (3—12 дней по различным авторам). Вирус (возбудитель болезни) находится в головном и спинном мозгу животного.

Приблизительно так же протекает бешенство и у других животных. У больного животного при микроскопировании тончайших срезов мозга можно обнаружить так называемые тельца Негри в отдельных клетках головного мозга, у собак преимущественно в той части его, которая носит название Аммонова рога. Но отсутствие вируса при исследовании не отменяет диагноза бешенства.

* * *

Страшная картина бешенства, роковой конец всех без исключения заболевших заставляли человечество искать средство для предохранения укушенных от заболевания. Иногда казалось, что средство обретено, но последующие наблюдения разрушали эти иллюзии. Правда, не всегда укус бешеного животного влечет за собой обязательно водобоязнь — большое кровотечение может смыть зараженную вирусом слюну, и тогда, конечно, человек останется здоровым. Иногда же (и это бывает чаще) укусившее животное вообще не было больным, вследствие чего все средства лечения оказывались полезными. Во всяком случае добросовестные ученые на протяжении почти двух тысяч лет всегда указывали, что то или другое средство, предложенное и врачами, и не врачами, бесполезно. Правительства предлагали премии. Авантюристы наживались. Европа жадно прислушивалась ко всякому, кто предлагал тот или иной способ предохранения. Страх — плохой советчик, и из желания спастись и спасти своих близких шли на все. Римлянин Цельз — он жил в начале I в. нашей эры — предлагал выжигание укушенного места каленым железом, кузнец заменял врача. Плиний Старший (23–79 н. э.) давал есть печень бешеного животного, Гален (131–201 н. э.) — глаза улиток, во Франции рекомендовался омлет, приготовленный на одной из створок устричной раковины, к омлету прибавлялся порошок бедренца, порошок источенного червями дуба, корня боярышника; точно указывалось, сколько надо прибавить к этой яичнице вина и молока. В течение тысячи лет в Бельгии и Франции направляли укушенных к могиле святого VIII в. Юбера; ниточка его эпитрахили, хранящейся в храме, будто бы спасала от бешенства. Одно было несомненно: такое «лечение» приносило пользу лишь монахам, владевшим этой чудодейственной эпитрахилью. В XVII и в XVIII вв. во Франции широко рекомендовалось средство некоей Фуке — купание в Средиземном море или океане, причем этот вид лечения признавался действительным только в первые дни после укуса. «Если, — говорили важно врачи того времени, — яд достигнет благородных органов: мозга, сердца, печени и желудка, нет уже никакой помощи от этого купанья». Австрийский император и датский король в конце XVIII в. обещали огромную премию. Премию королевского медицинского французского общества (1780 г.) получил главный хирург Дижонского госпиталя Ле Ру, хотя он, написав огромный (в тысячу страниц) труд о бешенстве, в конце концов пришел к заключению, что большинство средств не дает никакого результата и что только прижигание каленым железом или кислотами может оказать пользу. Во Франции со времен средневековья до начала XIX в. сохранялся страшный обычай: заболевших бешенством либо обескровливали перерезкой вен на всех четырех конечностях, либо удушали между двумя матрацами. И это происходило, как видно, настолько часто, что при Наполеоне был издан закон, запрещавший под страхом смерти применять описанный варварский обычай. И этот закон не помогал: в 1816 г. во французских журналах еще сообщалось об удавлении укушенных. Пробовали изгонять один яд другим ядом: укушенного бешеной собакой подвергали укусам ядовитых змей. Ничто не помогало.

Более ста лет назад, в 1852 г., французское правительство обещало за открытие средства против бешенства огромную премию: были получены груды предложений, среди них упоминались и старые, уже полузабытые или совсем забытые средства, а также и новые. Но все они были бесполезны, о чем и доложил член французской медицинской академии Бушарда на заседании комиссии, которая должна была присудить премию. Один из историков медицины того времени пишет по этому поводу, что «вернулись опять к Цельзу с его прижиганиями».

Население обширной Россия также страдало от бешенства; в громадных непроходимых лесах было много волков, хранивших эту болезнь. Нередко случалось, что волки, здоровые и бешеные, забегали в деревни и кусали собак и людей, распространяя страшную болезнь.

В старых русских книгах можно найти и описание болезни, и предложения по борьбе с ней. Странными кажутся эти книги, странно читать эти записи, но они говорят о том, что люди волновались, искали и боролись со страшной болезнью, как могли.

А в 1780 г., в Москве, из университетской типографии, вышла книга. Носила она длинное название: «Нынешний способ лечения с наставлением как можно простому человеку лечиться от угрызения бешеной собаки и от уязвления змеи с показанием на таблице гравировальными фигурами чем, когда и как змея уязвляет, где яд у нее бывает и проч.».

«Выбрав, — говорится дальше в этом же заглавии, — из разных авторов, сочинил для пользы общенародной Данило Самойлович, коллежский асессор и штаб-лекарь». «Наставление» начинается следующими словами:

«Из многочисленных болезней, которыми род человеческий ежедневно угнетаем бывает, едва что страшнее, и едва что жалостнее может сыскиваться, как только видеть человека, зараженного ядом от укушения бешеной собаки».

Много места в своем «Наставлении» уделяет Самойлович лечению и предохранению от бешенства. Человек в своей личной жизни мужественный, он рекомендует немедленно после укуса, «ежели кто неустрашимый сыщется, то самый лучший способ, чтобы таковой яд ртом в самой скорости после уязвления высосать, дабы не допустить ему с соками соединиться». Наилучшим же он считает лечение ртутью, которую рекомендует давать внутрь или ртутной мазью смазывать пораженные места и суставы.

Самойлович подробно описывал болезнь, внося в изложение свои собственные соображения и приводя различные случаи из литературы; он старался понять, как сказали бы мы, патогенез страдания, установить инкубационный (скрытый) период, выяснить причины заболевания и, наконец, указать меры борьбы с бешенством и способы лечения его.

Он приводил примеры длительности инкубационного периода:

«Один молодой человек, будучи уязвлен от бешеной собаки, и по прошествии нескольких уже лет не чувствуя в себе ни малейших оной болезни признаков, женился; но в самый первый день брака… взбесился… и своей супруге страшным образом, наподобие собаки, изгрыз лицо, лопатки, плечи… даже до смерти. Видя его супругу уже мертвую и не имея удобного способа к нему приступить, принуждены были его самого сродники застрелить».

В общем же Самойлович считает, что инкубация продолжается от 30–40 дней до З, 7, 19, 20 и даже сорока лет. Автор утверждает, что бешенство возникает только при укусе больных животных и лишь в жарких странах может само зародиться, «а в рассуждении нашего весьма холодного климата сия болезнь отнюдь сама собой не может никогда возродиться».

Если мы вспомним, сколько Пастеру, через 100 лет после Самойловича, пришлось спорить со сторонниками самозарождения бешенства, мы не поставим в вину первому русскому эпидемиологу это утверждение, сделанное с такой оговоркой.

Данило Самойлович допускал возможность переноса яда не только непосредственно укусом, но и посредством третьих предметов. «Одна женщина, зашивая разодранное зубами бешеной собаки платье и только нитку в рот взявши своими зубами, оную оторвала, и от того гидрофобией заразилася».

Произведение нашего первого эпидемиолога было как-то забыто; а по существу «Наставление простому человеку» показывает, каким самородком был его автор — Самойлович.

Последующая после Самойловича русская медицинская литература начала XIX в. исключительно часто касалась бешенства. Уже в 1823 г. редакция Военно-медицинского журнала пишет: «Водобоязнь есть болезнь, столь ужасная в своем течении и пагубная в последствиях, столь мало известная касательно своей сущности и способа лечения. Посему всякое средство, предлагаемой для предохранения от оной или излечения, должно быть охотно принимаемо и обнародовано». В этой статье рассказывается о работах Листова, опубликованных в 1816 г., и о способе Марокетти лечить бешенство. Этот способ, секрет которого Марокетти, работавший в Голицынской больнице хирургом, приобрел у какого-то казака, утверждавшего, что у укушенных бешеными животными и у самих бешеных животных под языком появляются какие-то пузырьки. и что прокол их, сделанный своевременно, предохранял будто бы от заболевания. Марокетти рекомендовал перед проколом пить отвар дрока красильного (decoctum summitatum et florum genistae lutiaetinctoriae), a после прокола полоскание рта этим декоктом.

Мемуар Марокетти приобрел известность за границей, и так велика была потребность найти средство против бешенства, что во Франции, в некоторых префектурах врачей обязали лечить этим способом. Врач Мажистель даже опубликовал свои наблюдения, посвященные этому способу. Он применил лечение по Марокетти 10 укушенным, 5 из них погибли. Разочарованный Мажистель заключает свою статью обращением к автору способа: «Ежели у всех сих людей, которых г. Марокетти лечил, водобоязнь обнаружилась в настоящем своем виде, то я уверен, что он не вылечил ни одного из них, и я прошу его, если он еще жив, дать мне о сем формальное объяснение».

Исчерпывающая монография по бешенству проф. Редера была помещена в «Руководстве к общей и частной хирургии» под редакцией Пита и Бильрота и переведена на русский язык в 1876 г. В. А. Манассеиным. В ней, собственно, собран весь современный автору материал и о патогенезе, и о клинической картине, и о возможных причинах заболевания, и, наконец, о лечении. Автор совершенно определенно указывает, что у собак водобоязни как симптома собственно нет. Эта интересная подробность впоследствии была подтверждена Пастером. Однако интересно, что Редер указывал на положительные результаты прививки слюны бешеных (Мажанди, Бреше, Дюпюитрен) и отрицательные при переливании крови. В этой монографии правильно подмечен тот факт, что возможность заболевания бешенством от укуса тем больше, чем ближе место укуса к лицу. Далее автор считает, что нервные и раздражительные люди заболевают легче флегматичных.

Большая глава посвящена лечению бешенства. Все, о чем упоминалось нами раньше, приводится здесь; по словам автора, некоторые средства будто бы помогали избежать заболевания. Сам он становится в тупик перед богатством медикаментозного лечения и отсутствием результатов. В числе средств на первом месте то же прижигание каленым железом, едкими щелочами, минеральными кислотами, затем по Бургаве и Миндереру хирургическое лечение, заключающееся в том, чтобы не давать ране быстро заживать. Из водных процедур рекомендовались сулемовые ванны.

Редактор этой монографии, вышедшей в России в 1876 г., рекомендует также паровые ванны, вдыхание кислорода, переливание крови.

Таков неполный список тех средств, которые применялись врачами и в число которых входили чуть ли не все известные в то время медикаменты. Авторы ощупью искали средство, предохраняющее от бешенства, и так как в ряде случаев, как мы знаем, укус вообще не влечет за собой заболевания, считали, что эти средства предохраняют от болезни, и разочаровывались, применяя их при определившейся клинической картине. Переводчик руководства В. А. Манассеин вложил много собственных наблюдений в этот труд.

Ко времени Пастера вопрос о бешенстве не далеко ушел от того состояния, в котором он находился почти за две тысячи лет до него. То же признание возможности самозарождения бешенства как причин его распространения, те же самые способы лечения, основанные на наивном эмпиризме и лишенные перспектив.

* * *

Пастер в 1880 г. был уже далеко не молод (он родился в 1822), и годы, проведенные в неустанном труде, давали себя знать. И хотя по-молодому блестели его глаза во время многочисленных выступлений и схваток с учеными-противниками, и он проявлял массу энергии, многие уже считали, что дальнейшие успехи в науке будут сделаны не им, а его учениками. Тем не менее Пастер достиг еще многого: в 1881 г. он подарил человечеству вакцину, предохраняющую от сибирской язвы, и начал работать над вопросом о предохранении от бешенства, будучи твердо уверенным, что нет заразных болезней без живых возбудителей. Открытия гениальных людей не делаются внезапно — «природа не белоручка, она хочет, чтобы трудились, она любит мозолистые руки и открывается челу, изборожденному морщинами».

Тяжел был путь, приведший Пастера к его открытию предохранения от бешенства. Пять лет труда, труда тяжелого и опасного, связанного с риском заражения бешенством, привели к победе. Окружающие либо насмехались над выжившим, по их мнению, из ума ученым, либо злорадствовали, видя, как ему трудно работать, либо просто сомневались в успехе. Но средство, предохраняющее от бешенства, было найдено.

Пастер знал, что введение ослабленных возбудителей болезни в организм вызывает в нем появление чудесных свойств, предохраняющих от заражения неослабленными возбудителями. Пастеру не удалось, правда, найти возбудителя бешенства, но он пошел по другому пути: возбудитель находится в мозгу больного животного, нужно было ослабить его, а затем вводить здоровым, чтобы предохранить их от возможного заражения. Долог был путь, который привел его к этому: сначала нужно было получить такой силы возбудителя, который убивал бы кролика всегда через определенный срок: он этого добился; приблизительно через сто перевивок от кролика к кролику, вирус-возбудитель, первоначально убивавший кроликов лишь на 18-й день, начал убивать их через 7–8 дней или на 7-й. При дальнейших перевивках сокращения скрытого периода не получалось, а потому французский ученый и его помощник доктор Ру назвали такого видоизмененного, хотя и неизвестного возбудителя, «закрепленным или фиксированным вирусом» (virus fixe). В опытах над собаками Пастер установил, что введение такого вируса (после ослабления его), вернее мозговой взвеси с вирусом, предохраняет от бешенства собак, зараженных обычным «уличным» вирусом. В организме такого животного вещества, предохраняющие от заражения, появляются много раньше, чем начнет действовать неослабленный возбудитель болезни.

От опытов, давших положительные результаты, нужно было перейти к наблюдениям над людьми. Вначале Пастер предполагал привить всех собак, например, во Франции; собаки были бы предохранены от бешенства, и тем самым были бы спасены и люди. Но самый приблизительный подсчет показал, что для этого не хватило бы кроликов чуть ли не во всем свете, так же как и обслуживающего персонала.

Помог случай.

В маленьком городке Мейссенготе 4 июля 1885 г. был укушен бешеной собакой девятилетний Иосиф Мейстер. Мать знала, что ожидает ее сына, но она слышала, что Пастер своими прививками может предохранить от заболевания зараженных бешенством животных. И мать решилась: пусть старый ученый попробует свое средство на ее ребенке. С ним она явилась 6 июля к Пастеру. Пастер колебался, его бескорыстные помощники — Ру и Шамберлан — категорически заявляли, что опыты над животными еще не закончены. Они боялись, что неудачное начало повредит делу. Как трудно было решиться! Проведя бессонную ночь, Пастер решился начать прививки. В результате ребенок не заболел бешенством. Первые наблюдения вызвали ряд последующих, тоже благоприятных, и вот 1 марта 1886 г. Пастер докладывал на заседании французской академии наук о 350 укушенных бешеными животными, предохраненных им от страшной болезни.

Со всего мира направлялись в Париж укушенные бешеными животными. Это было паломничество к источнику спасения. Из сообщения уже неоднократно цитированного нами В. Г. Ушакова, известно, что в декабре 1885 г. из России был направлен укушенный бешеной собакой офицер конно-гвардейского полка Д. для прививок против бешенства. В марте 1886 г. в Париж прибыли 19 человек из Смоленской губернии, укушенных бешеным волком. Несмотря на то, что укусы волка самые тяжелые и что прививки начаты были лишь через 13 дней после укусов, погибли от бешенства только трое. Затем прибыли 7 укушенных из Орловской губернии и 9 — из Владимирской.

Здесь нужно подчеркнуть, что среди русских ученых идеи Пастера встретили наименьшее число возражений.

В журнале «Врач», руководимом одним из лучших учеников С. П. Боткина, профессором В. А. Манассеиным, считавшимся «врачебной совестью», за один год (в 52 номерах журнала) мы насчитали около 160 заметок и статей по поводу пастеровских прививок. Нужно подчеркнуть, что отношение к ним было гораздо более беспристрастное и дружественное, чем на родине Пастера. Во Франции, по словам Н. Ф. Гамалеи, всякие неудачи Пастера вызывали злорадство противников, а сам Пастер, когда его постигала неудача при прививках укушенным, слишком поздно обратившимся к нему, ждал и не без основания вызова в прокуратуру, пишет Гамалея в своих воспоминаниях. Многие французские ученые скептически относились к великому открытию.

Особенно враждебно отнесся к открытию Пастера Роберт Кох. Ученый Уффельман, один из немногих поклонников Пастера в Германии, писал: «При обнародовании первых опытов об успехах предохранительного способа лечения Пастера они встречены были полнейшим недоверием со стороны многих гигиенистов, и даже в настоящее время (в 1891 г.) немало еще остается врачей, особенно в Германии, которые не вполне отрешились от сомнений в этом вопросе». И в России находились еще злопыхатели, вроде забытого ныне доктора Д. Кесслера и небезызвестного в то время рекламиста А. Пеля, о котором Пастер в 1886 г. писал: «узнавши о его выступлениях против прививок, я надеюсь, что в России Кесслеров так же мало, как и во Франции Петеров» (противник Пастера, противник озлобленный, несправедливый и не гнушавшийся ничем, чтобы уронить престиж Пастера во Франции). В России после серьезного и страстного обмена мнений метод Пастера нашел полное признание уже в 1886 г. В конце 1885 г., т. е. еще до доклада Пастера в Академии наук, в Париж вместе с гвардейским офицером Д., укушенным бешеной собакой, отправился доцент Н. А. Круглевский, «который должен был ознакомиться с пастеровскими прививками и организовать это дело в Петербурге», пишет В. Г. Ушаков, а в начале февраля 1886 г. к Пастеру направился Н. Ф. Гамалея, который сделал особенно много для внедрения прививок против бешенства.

Русские ученые сразу поняли сущность открытия Пастера. В это же время магистр ветеринарных наук X. И. Гельман должен был проделать все то, что делал в Париже сам Пастер, т. е. получить вирус-фикс. Но летом 1886 г. Пастер прислал двух кроликов 116—117-го пассажей, зараженных в Париже, и 16 июля 1886 г. была открыта Петербургская Пастеровская станция. Первые два месяца прививки производил Круглевский, потом на его место был назначен В. А. Краюшкин, который заведовал всем прививочным делом, а Гельман вел наблюдения над подозрительными собаками, производил вскрытия и исследования мертвых животных. В декабре 1890 г. Пастеровская станция вошла в состав Института экспериментальной медицины (Антирабический отдел).

Пастер послал на открытие станции своих двух сотрудников — Пердри и Луара. Это была дань уважения русской общественности и русским ученым, которые в лице И. И. Мечникова и Н. Ф. Гамалеи так беззаветно поддерживали открытие Пастера.

И. И. Мечников (1845–1916).

Раньше, чем в Петербурге, начали работать Пастеровские станции в Одессе и Самаре. В деле применения пастеровских прививок наша научная общественность шагнула далеко вперед.

Вот замечательная история Одесской станции, в открытии которой приняли участие не только Мечников и Гамалея, но и рядовые, забытые ныне врачи.

Теперь, почти через семьдесят три года со времени открытия Пастеровских станций, можно и нужно вспомнить историю открытия первой в мире специальной станции для прививок.

В начале 1886 г., еще до того, как Пастер высказал свое знаменитое положение о необходимости устройства специального учреждения по производству прививок, одесский врач Л. А. Маровский подал в городскую думу докладную записку под длинным названием «Об учреждении в Одессе станции для прививок, для разведения и хранения деятельного прививочного вещества с целью предупреждать заболевание людей, укушенных бешеными животными, и производства предохранительных прививок собакам и другим животным».

Мысль этого забытого ныне врача была подхвачена; один местный житель, пожелавший остаться неизвестным, предложил через доктора А. Т. Духновского 1000 руб. для направления к Пастеру ученика, избрать которого должно было Общество русских врачей в Одессе. Михаил Васильевич Строеско — мы теперь знаем имя этого неизвестного жертвователя — обусловил свой взнос следующим, если можно выразиться, требованием: «Работа посланного в Париж врача находится под контролем Общества. По возвращении это избранное лицо не должно отказывать товарищам, а особенно земским врачам, в их желании ознакомиться с методами Пастера, если ему, избранному лицу, будет дана возможность применить этот метод в предполагаемой бактериологической станции; не говоря уже о том, что по возвращении командированный обязан широко ознакомить врачей с пастеровским методом, сделав ряд научных сообщений в „Обществе“».

Заведующим станцией должен был стать Илья Ильич Мечников, а послать в Париж решили Николая Федоровича Гамалею.

Однако в Париже идея устройства станции не встретила сочувствия, как это ни странно на первый взгляд, самого Пастера. Он, боясь, что неопытные люди могут скомпрометировать его метод, первое время считал, что все укушенные в силу длительной инкубации при бешенстве, могут приезжать в Париж для прививок. Поколебал это мнение Гамалея. С цифрами в руках он доказал, что «укушенные волком умирали не только чаще, но и скорее (чем укушенные другими животными. — Г. В.)», и что наибольшее число заболеваний падает на 15—20-й день после укуса — другими словами, вопреки мнению Пастера, укушенные не успеют приехать в Париж для получения спасительных прививок и погибнут от бешенства. Эти факты и соображения заставили Пастера согласиться на открытие прививочных станций и в других странах.

7 июня (по старому стилю) Гамалея, возвратясь в Одессу, прочел на заседании врачей обширный доклад «О методе Пастера по предохранению укушенных от бешенства» (напечатан в «Трудах Одесской бактериологической станции»), а уже 11(23) июня станция начала функционировать.

Вначале станция помещалась в частной лаборатории Н. Ф. Гамалеи. В книге записей привитых в день ее открытия, 11 июня 1886 г., первым значится доктор Яков Бардах, 28 лет, помощник Мечникова. Ему, согласно записи, и был проделан весь курс. Сам Гамалея подвергся прививкам еще в Париже. Желая доказать безвредность прививок, Гамалея и Бардах следовали благородной традиции русских врачей, испытывавших на себе предлагаемые новые средства.

Много пришлось перенести Гамалее при организации прививок. Темные люди распускали слухи, что заражаемые кролики могут разнести бешенство среди окружающих. Соседи подавали на него жалобы, и один из инициаторов открытия станции Маровский как должностное лицо должен был составлять акты о безопасности для окружающих работы Гамалеи. Ему самому грозили расправой.

Передовая Россия могла гордиться открытием Одесской станции, тем более, что создание ее было делом общественной инициативы. По мысли ее директора И. И. Мечникова, она должна была стать очагом передовых знаний в России в области тогда еще молодой науки — микробиологии.

В 1886 г. в России были открыты Пастеровские станции: в Варшаве 17 (29) июня — заведующий О. Ф. Буйвид, в Самаре 2 (14) июля — сотрудники В. А. Парменский, И. К. Шаровский и В. В. Родзевич; в Петербурге, 13(25) июля — заведующий Н. А. Круглевский и сменивший вскоре его В. А. Краюшкин, и, наконец; 25 (6) августа была открыта Пастеровская станция в Москве при Александровской больнице (в ней первое время работали И. М. Унковский, С. В. Пучков и С. А. Рябинин), теперь эта станция находится при институте имени Мечникова.

Открытие гениального французского ученого сделалось достоянием всего мира. Сейчас нет страны, где не применялись бы прививки против бешенства, получившие всеобщее заслуженное признание.

Для самого же Пастера это открытие было последним — его славной «лебединой песнью».

* * *

Одесским пионерам прививочного дела первые шаги дались весьма нелегко. Они остро переживали малейшие неудачи (успех зависел иногда от причин, которых трудно было избежать и еще труднее предвидеть). Неподходящей была и местная, слишком мелкая порода кроликов. Слишком велико было время высушивания для обезвреживания фиксированного вируса. После такого высушивания он становился совершенно недействительным. Пришлось изменять многое в первоначальной методике Пастера. А тут появились хотя и немногочисленные скептики и противники, например, доктор Кесслер выступил в 1886 г. в Петербурге с громовой обличительной речью о неудачных исходах прививок. Шипели по закоулкам завистники и недоброжелатели, недобросовестно подтасовывая факты. Обо всем этом подробно рассказывает Гамалея в своих воспоминаниях.

Одесская бактериологическая станция, однако, дала немедленный отпор этим нападкам. В сообщении экстренному заседанию Общества одесских врачей от 24 октября 1886 г. «я, — пишет Гамалея, — подверг подробной критике доклад Кесслера и доказал, что Кесслер и его единомышленники (Пель и Вильяминов) не знакомы ни со случаем Томского, ни с применением методов в Одессе, ни вообще с методом Пастера.

После прений, вызванных моим сообщением, Общество единогласно постановило предоставить бюро Общества совместно с членами общества, принимавшими участие в прениях, утвердить протокол и отправить его в заседание при дальнейшем обсуждении вопроса, затронутого Кесслером…»

Широкий общественный интерес передовой интеллигенции России сосредоточивался на деятельности первой в мире Пастеровской станции и ее сотрудников.

В № 40 журнала «Русская медицина» за 1886 г. помещен отчет Одесской станции. Описание изменений обычного способа производства вакцины сделано детально, указаны все приемы, важные для специалистов и, казалось бы, мало интересные для широкой публики. Но, оказывается, что весь этот отчет попал на страницы медицинского журнала из одесской газеты «Новороссийский телеграф», где была целиком напечатана инструкция.

Пастеровские прививки вообще сразу вошли в практику. Население признало их сразу и безоговорочно, не ожидая точных и кропотливых статистических данных. В Библиотеке имени В. И. Ленина хранятся за много лет «Отчеты медицинского департамента». Эти отчеты редко требуют читатели; разве какой-нибудь специалист, изучающий историю медицины, углубится в пожелтевшие от времени страницы, чтобы «сравнить век нынешний и век минувший».

Отчет за 1886 г., глава о водобоязни. Составитель пишет (стр. 18): «Быстрое и громадное число зарегистрированных укушенных подозрительными животными (в 1866 г.) по сравнению с пятью предыдущими годами обусловливается тем обстоятельством, что с открытием в некоторых городах России Пастеровских станций укушенные бешеными животными начали чаще обращаться к врачебной помощи». И тотчас же приводятся цифры, за пять лет (1881–1885) зарегистрировано таких укушенных 391 человек, а за 1886, за один только год, — 863, то-есть в 2 1/2 раза больше, чем за все предыдущее пятилетие. Пропустим ряд лет, остановимся на отчете за 1912 г., когда в России было уже 28 Пастеровских станций. Указывается, что в этом году подверглось предохранительным прививкам 37 935 человек.

Подсчитаем, сколько жизней спасли прививки против бешенства. Вспомним, что заболевший бешенством — это обреченный на смерть. Теперь обратимся к пожелтевшим страницам отчета за 1886 г. и, сопоставив приведенные в нем данные, получим: 55 % укушенных умерло в допрививочный период, 2,3 % в первые три года после начала прививок, а в 1912 г. — 0,4 %. Десятки тысяч человеческих жизней спасло открытие прививок против бешенства к 1912 г.; еще больше спасено их после 1912 г. Процент заболеваемости продолжает снижаться и до настоящего времени.

Возьмем одну Ленинградскую станцию (бывшую Петербургскую). На ней было привито с 1892 по 1914 г. — 15 827 человек, умерло 116 — 0,7 %; с 1915 по 1925 г. — 0,4 %; с 1926 по 1933 г. — 0,15 %; с 1933 по 1950 г., когда было привито 13 285,—умерло 15, около 0,11 %.

То же самое и на других наших прививочных станциях и пунктах. Энтузиасты пастеровского дела могут с удовлетворением сказать: труд наш не пропал даром, смертность при укусах упала в 500 с лишком раз с того времени, как Мечников, Гамалея и Бардах начали в Одессе прививки против бешенства. Здесь есть чем гордиться. Однако еще немало предстоит сделать. «Нужно, — заявляет один из ветеранов пастеровского дела, — снизить число умирающих до нуля, и сделать это как можно скорей».

Сбудется и это. Главная причина смертности, — страшные волчьи укусы. В Советской стране борются против бешенства, применяя не только прививки, но уничтожая хранителей страшного вируса. Уничтожаются бездомные собаки, ведется постоянная борьба с волками.

Давно уже ушли от нас и Мечников, и Бардах, умер и Гамалея, столько сделавший для теории и практики борьбы с бешенством. Благодаря его работам теперь не боятся применять для прививок совершенно свежие мозги кроликов или подвергнувшиеся сушке лишь 1–2 дня. Установлено, что яд бешенства, пройдя в течение многих поколений через мозг кролика, совершенно безопасен для человека. Это доказали наши врачи, прививая себе невысушенные мозги зараженных кроликов.

Мы пока не можем еще лечить заболевших бешенством, но наступит время, когда мы сумеем спасать даже их.

* * *

Хотя Пастер знал, что возбудитель бешенства находится в мозгу больного животного и выделяется со слюной, т. е. буквально держал его в руках, природа возбудителя болезни была ему неизвестна. То, что не удалось открыть Пастеру, было открыто в России: в 1892 г., 12 февраля по старому стилю, в Академии наук в С.-Петербурге молодой русский ученый, до того совершенно неизвестный ботаник, проведал о существовании возбудителей меньших, чем видимые при помощи обычного микроскопа.

Это был Д. И. Ивановский — основатель новой отрасли микробиологии, которая в настоящее время носит название вирусологии. Он определил природу таких болезнетворных возбудителей, которых нельзя увидеть в обычный микроскоп и которые не размножаются на обычных средах. Это были в то время «невидимые микробы», для которых тогда даже не нашлось соответствующего названия. Они обозначались как стронглоплазмы, хламидоза, микроплазмы, протисты, инфрамикробы, невидимые микробы, фильтрующиеся вирусы, ультрамикроскопические вирусы, ультравирусы. В настоящее время все такие невидимые возбудители носят название вирусов.

Особая заслуга Ивановского в том, что он (как указал его официальный оппонент ботаник С. Навашин на защите докторской диссертации Ивановского, посвященной изучению одного из вирусов), не видя вирусов ни под микроскопом, ни в чистой культуре, охарактеризовал их основные свойства. Сравнительно недавно нам удалось увидеть вирусы в сверхмощный электронный микроскоп, увеличивающий объекты в десятки тысяч раз. Мы научились даже особым способам их выращивания. Ботаник и микробиолог Дмитрий Иосифович Ивановский сделал открытие, имеющее огромное значение для познания окружающего нас мира, для теории и практики борьбы с заразными болезнями человека, животных и растений.

Д. И. Ивановский (1864–1920).

* * *

Прививочное дело достигло своего расцвета после революции: если раньше, чтобы подвергнуться предохранению от бешенства, нужно было ехать в один из немногих центров, где вырабатывалась вакцина и производились спасительные прививки, то после революции положение совершенно изменилось. Если по условиям места и времени вакцину нельзя доставить к пострадавшему ни сушей, ни водой, то самолет в кратчайший срок примчит ее по воздуху, и для предохранения человека не будет потеряно ни одного дня. Если же окажется, что, как это бывает при тяжелых укусах волков, помимо прививок нужна и хирургическая помощь, тот же самолет доставит укушенного в больницу.

Пастеровские станции явились у нас теми основными учреждениями, из которых впоследствии выросли мощные научные институты микробиологии. Именно об этом и мечтали основатели Одесской станции. Во главе Пастеровских станций в России с самого начала стали ученые с широким кругозором. К числу таких ветеранов науки нужно отнести Василия Гавриловича Ушакова (1865–1953). В 1890 г., молодым начинающим врачом, он переступил порог Пастеровской станции в Петербурге и с тех пор в течение 62 лет был тесно связан с ней. Еще молодым ученым Ушаков работал у И. П. Павлова и под его руководством написал диссертацию, защищенную в 1896 г. В течение многих лет он сам готовил прививочный материал и сделал десятки тысяч прививок. В дни Великой отечественной войны, во время блокады Ленинграда, в условиях голода, холода, темноты, артиллерийского обстрела, под угрозой разрушения зданий и лабораторий Пастеровская станция продолжала работать. В это тяжелое время, полное волнений и тревог, когда никто не знал, будет ли он жив на следующий день, станция не прекращала не только практической деятельности, но и научной работы.

Производство прививок на Петербургской станции в первое время после ее открытия. Прививает В. Г. Ушаков.