Ритмы моды: метафорика времени

Анатоль Франс как-то обмолвился, что, доведись ему воскреснуть через сто лет, он первым делом заглянул бы в дамский журнал мод, чтобы понять, что происходит в обществе. Вероятно, классик и впрямь придумал неплохой метод (если только допустить, что в будущем журналы мод не исчезнут)! Ведь только по длине дамских юбок знающий человек может судить о степени процветания экономики.

Замечено, что в эпохи индустриального подъема в моду входят мини-юбки, открытые фасоны одежды, спортивность. Женская красота предполагает здоровье, румянец, подвижность. Так было в 20-е годы, когда Коко Шанель ввела в моду загар и легкие костюмы из джерси, а Елена Рубинштейн – яркие тона в макияже, а затем в 60-е, когда благодаря Мэри Куант подол вновь стал предельно коротким. Напротив, в периоды депрессий юбки стремительно удлиняются, одежда становится закрытой, как бы защищая хозяйку от жизненных передряг. Модный типаж – болезненная изможденная дама, эффектная бледность на лице, покорность, пассивность: это 30-е и особенно 90-е годы, давшие поколение «концлагерных» моделей во главе с Кейт-Мосс.

Существует теория, что каждая эпоха имеет свой дух времени – Zeitgeist, который дает характерную узнаваемую эстетику в самых разных областях, от высокого искусства до бытовых привычек. При таком подходе увлечение геометрией в моделях одежды Варвары Степановой можно сопоставлять с конструктивизмом в живописи и графике того же периода или с минималистской архитектурой концертного зала в Стокгольме 1926 года.

В конце XIX века подобным универсализмом обладал стиль Ар Нуво: знаменитые изогнутые линии господствовали решительно во всех жанрах. Текучий силуэт платьев Поля Пуаре рифмуется с ракушечными завитками в дизайне домов Гауди и с растительными мотивами ювелирных украшений Рене Лалика. Пышные естественные изгибы женской фигуры, волнистые складки тканей становятся символом сценического искусства самой известной танцовщицы того периода Лои Фуллер. Особенно очевидно единство стиля, когда предметы одной эпохи бывают собраны вместе, причем не обязательно ретроспективно, в музее. Для современников в 1900 году Всемирная выставка в Париже демонстрировала триумф Ар Нуво во всех областях, а Лои Фуллер танцевала там в специальном павильоне со световыми эффектами.

Порой дух времени наиболее ярко воплощается в моде на какие-нибудь мелкие вещицы – как сейчас сотовые телефоны или в предыдущие декады кубик Рубика, водонепроницаемые часы, эпидемия прозрачных зонтиков в США в 1967 году. Такие «игрушки» чаще всего сигнализируют изменение стиля жизни, ассоциируются с новыми видами досуга. В конце XIX века появилась мода на велосипедные прогулки, что оказало поистине революционное воздействие на дамские моды – пришлось расстаться с корсетом, ввести раздвоенные юбки, велосипедные перчатки. Суровые ревнители нравственности отступили перед желанием женщин кататься на велосипеде! Аналогичным образом мода на семейный отдых у моря в 1920-е годы привела к реформе купальных костюмов в сторону большей открытости и удобства.

Нередко модные безделки бывают прямо связаны с техническими достижениями эпохи и демонстрируют уровень индустриального прогресса: в этом смысле японские тамагочи или электронные записные книжки аналогичны дендистской трости прошлого века с вмонтированным в рукоятку моноклем. Иногда, напротив, мода рождается в условиях жестокого дефицита – в период Второй мировой войны из-за недостатка средств кто-то додумался пустить в ход вместо тканей географические карты на полотняной основе, и с той поры ведут свою родословную подкладки курток и сумки с рисунком географических карт.

Три типа силуэта в дамских модах: платье с турнюром, прямой силуэт, юбка-колокол 1760–1930 гг. По классификации А. Янг

Однако при всей наглядной убедительности рассуждения о духе времени не всегда могут объяснить, откуда берется мода, в чем истоки того или иного стиля. Ответы на такие вопросы дает весьма популярная теория «просачивания» (в англоязычной литературе ее называют «trickle-down»). Ее авторы – социологи начала века Торстайн Веблен и чуть позднее Георг Зиммель – считали, что мода создается в высших сословиях и затем ее постепенно перенимают низшие сословия: крестьяне подражают горожанам, средний класс – аристократии. По мере того как мода «просачивается» вниз, она утрачивает свою стильность и новизну, становится массовой, вульгаризируется до неузнаваемости, и тогда высшие сословия вновь изобретают что-нибудь особенное, чтобы отличаться и не утратить социальную дистанцию. Низшие классы, приобретая модные вещи, заняты чисто символическим потреблением, чтобы повысить свой статус и поддержать престиж в глазах своего круга.

Таким образом, механизмом распространения моды оказывается, с одной стороны, желание высших сословий задавать тон и выделяться, а с другой стороны, зависть и инстинкт подражания у представителей низших классов. В итоге функция моды, по формулировке Зиммеля, – «связывать и разъединять», соответствовать норме и в то же время быть оригинальным в допустимых пределах. При этом происходит убыстрение циклов: технический прогресс способствует распространению информации о новинках, а чем быстрее меняется мода, тем дешевле должны становиться вещи, и это, в свою очередь, заставляет производителей опять начинать новый цикл, чтобы вернуть расходы.

Этот тезис Зиммеля блестяще оправдывается спустя десятилетия: на наших глазах идет ошеломляющее ускорение темпов сезонной моды, и даже трудно уследить за возрождением стилей ретро – сколько раз за последние годы случалось возвращение к 60-м!

Заметим, однако, что каждый раз ретро возрождается с некоторым смещением акцентов, многое «забывается» или намеренно вытесняется – так ведь и человеческая память работает весьма избирательно. В 1999–2000 годах вернулись вышивки на блузках и матерчатых сумках; нынешний неохиппи с удовольствием нацепит и фенечки, и индийские тряпки, но радости free love ему уже отравит страх перед спидом.

Работает ли применительно к современности теория «просачивания» в остальных аспектах? Увы, только с большими оговорками. Сейчас в обществе не столь четко выражена иерархическая структура и действует тенденция к социальному выравниванию. Соответственно мода демократизируется, и появляется ряд универсальных вещей, стирающих социальные различия: атрибуты спортивного стиля – синие джинсы, кроссовки, футболки (t-shirts). Сходными маркерами «общего» стиля при благоприятном стечении обстоятельств могут стать даже вполне экзотические штучки – украшения из бисера, рисованные татуировки, мужская серьга в ухе, возникающие изначально в узкой субкультуре. Иногда такие «нарушения» стиля закрепляются, казалось бы, вопреки всему: по всему миру многие женщины носят дома большие мужские рубашки по причине их комфортности и, возможно, подсознательно отождествляя себя с мужчиной-владельцем рубашки, что не лишено приятных ассоциаций.

Но как раз такие функции одежды – удобство, эротичность, тотемные мотивы – не принимаются в расчет авторами теории «просачивания». Для них костюм прежде всего воплощает социальную принадлежность. Кроме того, история моды, как и история искусства, помимо социальных аспектов имеет свою внутреннюю логику – логику развития эстетических форм. Об этом обычно упоминается гораздо меньше, и потому стоит сказать пару слов именно о таком ракурсе.

Классика формального подхода – теория А.Л. Крёбера и Джейн Ричардсон. Американские ученые решили подвергнуть статистической обработке изменения силуэта дамского вечернего платья. Дамские праздничные наряды оказались идеальным объектом анализа, поскольку они традиционно служили не утилитарным, а сугубо эстетическим целям, и, значит, колебания фасона в большей степени отражали «чистые» ритмы моды. Крёбер и Ричардсон анализировали всевозможные изображения дамских туалетов по шести параметрам: три горизонтальные мерки – ширина декольте, талии и подола юбки; и три вертикальные: глубина декольте, высота талии и длина юбки. При этом, конечно, они имели дело с некоторой абстракцией, поскольку неизбежно выпадали из поля зрения аксессуары, орнамент, тип ткани и все детали фасона, требующие взгляда сбоку или со спины (например, турнюры).

В 1939 году Крёбер и Ричардсон выпустили исследование, в котором были представлены поразительные графики и диаграммы. Выяснилось, что существует формальная связь между колебаниями различных пропорций и можно вывести наиболее сбалансированный фасон. Он воплощен в своего рода «идеальном» платье, которое циклически появляется в истории костюма, – это силуэт «песочные часы» с узкой талией на естественном уровне, глубоким декольте и широкой юбкой, представленный в XIX веке викторианскими кринолинами, а в XX – «New Look» Кристиана Диора. Такую модель Крёбер и Ричардсон назвали «фундаментальной» и вывели на ее примере несколько важных закономерностей: чем шире юбка, тем уже талия; чем длиннее юбка, тем больше открывается декольте.

Фундаментальная модель, как правило, господствует в мирные, стабильные исторические периоды. В эпохи катаклизмов начинаются отклонения – так, во времена Французской революции и Наполеоновской империи в моду вошли туники с завышенной талией и узкой юбкой, открывающей лодыжки. Но таким отклонениям не суждена долгая жизнь: рано или поздно вновь возвращается фундаментальная модель, воплощающая «золотое сечение» в силуэте платья.

Крёбер и Ричардсон также сделали другое интересное открытие: цикл изменения отдельно взятой мерки может составлять до 50 лет, и, достигнув предела – допустим, талия завышается до уровня груди, – она возвращается к исходной позиции. Эти параметры эволюционируют гораздо медленнее, чем обычные сезонные ритмы моды. Следовательно, существуют особые маятниковые колебания в костюме, которые подчиняются своим органическим законам.

На более протяженных отрезках времени в истории одежды можно различить глубинные сдвиги, которые определяют погоду очень надолго. Базовый силуэт классического мужского костюма в современном варианте сложился уже в начале XIX века в кругу английских денди и с тех пор менялся очень незначительно. Основные принципы эстетики мужского костюма – неброская элегантность, темные тона, улучшение любой фигуры, комфортность в носке и добротные шерстяные ткани – остаются в силе и поныне.

Аналогичный универсальный костюм для женщин смогла предложить только Коко Шанель в 20-е годы XX века, и он тоже оказался на все времена. Ею же изобретенное маленькое черное платье годится на все случаи жизни – от великосветского приема до работы в офисе. Такие вещи все обычно воспринимают как настолько удобные и само собой разумеющиеся, что возникает иллюзия, будто они существовали всегда – оттого они особенно трудны для исторического анализа и понимания.

Разные ритмы моды – от глубинных долговременных сдвигов до сезонных стилей – заставляют пишущих об этом предмете обращаться к метафорам. Мы говорим, как медики, об «эпидемиях» и «лихорадке» моды, о «заражении» стилем; любим сравнивать распространение моды с гонками, бегом, спортивными стартами. Мода как некая природная стихия связана с метафорикой волн, приливов и отливов, смены времен года.

Но самый философски существенный слой метафор – это время, новизна и смерть. Недаром великий пессимист итальянец Джакомо Леопарди еще в 1824 году написал небольшой диалог «Разговор моды со смертью», где они выступают как сестры: «Мы обе рождены бренностью»; «У нас одна природа и один обычай – непрестанно обновлять мир». И как бы в ответ у Рильке, в пятой Дуинской элегии мелькает символический образ модистки – мадам Смерть: die Modistin, Madame Lamort.

Актуализируя временную метафорику, мода творит и разрушает, пишет и стирает – забывание подразумевается как одно из главных условий игры. Не оттого ли нас не утомляет дозированная новизна циклических возвращений и каждый сезон с автоматической радостью мы ждем показа коллекций, чтобы потом разочароваться и легко забыть? Ведь техника нашей короткой памяти сама воспроизводит главную метафору моды: memento mori.

 

Риторика моды: дресс – код, «look», стиль

Модные журналы и книги по одежде пестрят словечками «стиль», «имидж», «look», причем сплошь и рядом они понимаются как синонимы. В объявлениях о вечерних клубах нередко мелькает некий загадочный «дресс-код», а профессионалы по истории костюма увлеченно обсуждают «look». Как разобраться в этих понятиях – в чем они совпадают по смыслу и в чем расходятся?

Начнем с таинственного «дресс-кода», который происходит от английского «dress-code» («одежный код»). На самом деле это довольно простое понятие, но по иронии судьбы в России оно пока используется в сугубо узкой сфере клубной жизни, означая тип костюма, приемлемый для посетителей данного заведения. А вот в западных книжках по моде «дресс-код» имеет более широкий смысл: это манера одеваться, принятая в социальной группе при конкретной ситуации. Одежный код подразумевает жесткую нормативность, связанную с определенными обстоятельствами места и времени. Простейший пример обязательного одежного кода – военная и гражданская форма, профессиональная одежда, прямо указывающая на род занятий человека. Нормативность одежного кода вытекает из контекста, диктующего уместность костюма. Изначально дресс-код функционален: в нем запечатлена утилитарность костюма, что особенно четко просматривается в униформе или спецодежде.

Дресс-код по своей социальной функции всегда коллективен, он связан с необходимостью быть членом группы, что существенно сужает возможность личного выбора: женщина, идущая в православный храм, не размышляет, надеть ли ей юбку или брюки, покрыть ли голову. Она автоматически выберет юбку и головной убор, поскольку таково требование к одежде прихожанок (хотя, конечно, при этом остается возможность выбора внутри данной рубрики: юбка/платье; платок/шапка и т. д.). Через дресс-код говорит традиция, диктующая ансамбль костюма и аксессуаров. Примеры современных дресс-кодов – одежда для торжественных приемов «black-tie» и «whitetie» у мужчин, деловой костюм в бизнес-кругах.

Нередко дресс-код представляет собою застывшую форму одежды, которая когда-то сложилась в определенных исторических обстоятельствах и затем была законсервирована как знак профессии или статуса – таковы мантия и шапочка в европейских университетах, восходящая к средневековым одеяниям; парики английских судей, ведущие происхождение из XVII столетия. Психологически подчинение одежному коду удобно для людей, находящих отраду в коллективизме, и воспринимается как насилие более независимыми натурами. Однако даже для индивидуалистов появиться в нормативной ситуации одетым совсем уж «не по уставу», как правило, тоже чревато душевным дискомфортом: в таком случае оптимально, если личный вкус выражает себя через мелкие знаковые детали.

Термин «look» (в буквальном переводе – «вид», «образ») – тоже очень часто используется в профессиональных разговорах об одежде и, к сожалению, не имеет нормального русского эквивалента. По сравнению с «дресс-кодом» «look» подразумевает уже несколько большую степень свободы. Это готовый одежный ансамбль, но он не столь жестко мотивирован ситуацией. Можно сказать, что «look» – это дресскод, лишенный привязки к конкретным обстоятельствам, традиция вне исходного контекста. Ковбой в джинсах и клетчатой рубашке на ранчо – это спецодежда, дресс-код. Но бизнесмен, который купил себе аналогичные вещи и вдобавок сочетает их с ковбойской шляпой и остроносыми сапожками, просто хочет казаться более мужественным, спортивным и романтичным, нежели то предполагает его профессия «белого воротничка». Соответственно смысловая зона «look» становится гораздо шире: вместо узкого буквального дресс-кода мы имеем расширенное переносное значение, допускающее разные интерпретации.

В современной культуре «look» часто подразумевает однажды найденный удачный ансамбль, который активно тиражируется индустрией моды. Таковы понятия «look» сезона, которые запускаются журналистами при обзоре коллекций прет-а-порте (например, «Барбидолл», «милитари», «экологический look», «sexy manager») и далее настойчиво предлагаются покупателям в магазинах в виде проспектов и ансамблей на манекенах. За таким «look» стоит дизайнерское решение в упрощенной форме – все уже продумано: силуэт, тип ткани, аксессуары, длина юбок, и оттого внимание клиента вынужденно сосредотачивается на поверхностных признаках – на предлагаемой комбинации цветов (допустим, бежевый с темно-красным, бутылочно-зеленый с насыщенным оранжевым) или на декоративных аппликациях на джинсах. Таким образом, выбор достаточно сужен, но все же налицо известная мера свободы внутри данного диапазона.

Далее – и это максимум свободы самовыражения – возможно варьировать «look» по ситуации и по настроению: секретарша наденет более или менее строгий костюм в офис, но с удовольствием предпочтет мини-юбку и сетчатые чулки, отправляясь вечером в клуб, чтобы произвести впечатление на кавалера.

Иногда четкий «look» вполне допускает момент игры, иронии. Таков «Annie Hall look» – мужские костюмы актрисы Дианы Китон в стиле «младшего брата» из фильма Вуди Аллена «Анни Холл». Программно ироничен «look» drаg queens – геев, переодевающихся женщинами для карнавальных шествий. Более серьезен «preppylook» добропорядочных девушек-учащихся, предпочитающих шотландские юбки с белыми блузками и удобные туфли на низком каблуке. И уж совсем сурово функционален был Utility look, разработанный дизайнерами во время Второй мировой войны с целью экономии ткани.

Для не слишком уверенного в себе любителя моды «look» – апробированный способ подобрать адекватный ансамбль: это гарантируют чужой профессиональный вкус плюс успокоительный потенциал любой стереотипной формы. И хотя «look», по сути, такая же маска, как и дресс-код, но это маска сознательно и добровольно выбранная. Итак, дресс-код – максимум несвободы, поскольку здесь все за нас решено: что носить, когда и где. «Look» менее принудителен, поскольку слабее императив внешних обстоятельств, но мы все равно не сами определяем, что с чем сочетать в ансамбле, а просто берем напрокат готовую форму.

«Стиль» (тут, к счастью, русское слово вполне соответствует английскому «stylе») предоставляет наибольшую свободу самовыражения по этой шкале в сравнении с «дресс-кодом» и «look». Стиль предполагает самостоятельный творческий подбор всего ансамбля одежды, умелое пренебрежение условностями вплоть до сознательного эпатажа, создание своих личных правил моды, которые потом, правда, могут копироваться другими. Так, денди Фред Хьюз первый придумал сочетать джинсы с костюмным пиджаком, а после него этот стиль популяризировал художник Энди Уорхол.

Стиль, безусловно, привилегия людей с уверенным индивидуальным вкусом, обладающих особым чутьем на все модное и, что очень важно, умеющих преподносить себя публике. Оптимальные создатели «стиля» – харизматические личности, лидеры моды, «лансеры» («запускающие моду»), тонко чувствующие не только эстетику одежды, но и особенности момента, общественную атмосферу. Именно на этом уровне работают настоящие денди. Такими людьми, сумевшими создать свой неповторимый стиль, были, к примеру, наш старый знакомый денди Бо Браммелл – создатель современного канона мужского костюма; Марлен Дитрих, с шиком носившая женские брюки; и, конечно, Коко Шанель с ее маленьким черным платьем.

Удачный «стиль» поддается кодификации и тогда застывает в стереотип, превращаясь в «look»: сотни женщин в Америке подражали первой леди Джеки Кеннеди, вплоть до того, что в продажу поступили куклы для девочек «Джеки». Аналогичным образом и сейчас вольные художники любят появляться на публике в джинсах с костюмным пиджаком, копируя «Энди Уорхол look». Но – и это существенный момент – когда подобный ансамбль предъявляется на уровне индивидуального стиля, попытка толкования блокируется харизматической силой личности: это стиль Энди Уорхола, вот главный смысл. А если спустя некоторое время мы видим похожий «look» на ком-то, тут все ясно: это богемный человек, который хочет, с одной стороны, внимания власти и институциональной поддержки (о чем свидетельствует костюмный пиджак), но, с другой стороны, сохраняет за собой мобильность, пространство свободы и альтернативных жестов (джинсы).

Нередко импульсом для создания собственного стиля является недовольство существующими «looks», и тогда творческий заряд питается энергией «от противного», а экспериментатор идет на намеренное нарушение существующих канонов. Но это ему удается, поскольку человек со стилем не боится быть немодным и, к примеру, смело включает в свой гардероб вещи с блошиного рынка, нарочитый «vintage». Кстати, именно этим отличается изощренный английский вкус: британские знаменитости – Кейт Мосс или Гай Ричи умеют сочетать откровенный «vintage» с дизайнерскими вещами.

Категория «стиль» подразумевает максимальную самореализацию личного вкуса в одежде и далее поддерживается личной харизмой модника. Это мы видели на примере Браммелла и графа д’Орсе. Стиль складывается как синтез одежды, тела и неуловимой дополнительной «иллюзии», возникающей как культурная инерция, «отпечаток» уже имеющейся информации, настраивающей наше восприятие. Воздействие удачного стиля осуществляется и за счет мощных коллективных культурных установок, санкционирующих тот или иной тип внешности. Такова, к примеру, гламурность образа Марлен Дитрих – след ею сыгранных ролей или неистребимая «зловещесть» облика Гитлера, даже когда кинорежиссеры пытаются представить этого деятеля в сугубо нейтральном контексте.

Итак, стиль – это продукт культурно натренированного зрения, которое снимает и обрабатывает всю информацию о человеке. Смотрите, вот некто вошел в комнату, сказал несколько слов, повернулся, протянул руку – а мы уже сразу чувствуем, насколько это сильная и насколько стильная личность, тянет к ней или нет. Это то самое «первое впечатление», которое, как правило, не обманывает. И дело здесь не столько в интуиции, сколько в том, что это впечатление фактически формируется благодаря всему нашему накопленному жизненному опыту. И результат обычно не подводит: вопреки многим известным пословицам, внешность, лицо и одежда чаще всего дают верное представление о человеке.

Бросим еще раз взгляд на уже вкратце обрисованные понятия. В нашей триаде:

1) «дресс-код»;

2) «look»;

3) «стиль» – степень традиционности и коллективизма снижается от № 1к № 3, а мера индивидуализма и нонконформизма, наоборот, возрастает. Соответственно повышается и возможность свободного выбора и самовыражения человека. С точки зрения толкователя, легче всего поддается расшифровке, конечно, «дресс-код», труднее же всего интерпретировать удачный личный «стиль».

Описанные понятия достаточно пластичны, допуская переходные случаи. Один и тот же ансамбль может прочитываться по-разному в зависимости от контекста. Вид американского студента на университетском кампусе – широкие штаны или шорты, безразмерная майка – это «дресс-код». Но тот же прикид вне кампуса уже прочитывается как более мягкий «look», сознательный выбор «молодежной» одежды. С другой стороны, мы видели, как может застывать личный «стиль», став предметом массового подражания и превращаясь в растиражированный «look» (комбинация «джинсы + костюмный пиджак»).

При удачном стечении исторических обстоятельств лидер моды может не только создать свой стиль, но и навязать его миллионам людей, и тогда личный стиль делается стилем эпохи. Это самый интересный для анализа феномен. Темный фрак денди Бо Браммелла стал каноническим, поскольку к тому моменту уже завершился «великий мужской отказ» и требовались лаконичные фасоны. Этот комфортный классический костюм существует уже третье столетие и не собирается сдавать свои позиции. Другие дендистские ансамбли, разработанные в прошлом, застыли и превратились в нормативные дресс-коды, действуя исключительно в своей узкой сфере.

 

Дендистские дресс-коды: «черный галстук», «белый галстук», «undress»

 

Дендистской моде мы обязаны дресскодами в мужской парадной одежде. На сегодняшний день в вечерних костюмах выделяются три варианта: «black tie», «white tie» и «undress». Обычно устроители приемов помечают на приглашениях желаемую форму одежды. Каждый из этих вариантов имеет свою историю.

«Вlack tie», или «черный галстук», подразумевает мужской смокинг и вечернее платье для дамы. Современный смокинг – черный однобортный пиджак с открытой грудью и с шалевым воротником и лацканами, отделанными шелком. К нему полагаются брюки с лампасами и широким шелковым поясом. Брюки шьются из той же ткани, что и пиджак. Завершают ансамбль элегантный черный галстук-бабочка, белая рубашка с приподнятыми и загнутыми уголками воротника и черные туфли-лодочки.

Современный фрак. Ил. к статье о мужской моде из журнала «Дэнди». 1910 г.

Хотя черный смокинг остается униформой для вечернего выхода вот уже больше века, в особых случаях летом допустим белый смокинг. Такие авангардные варианты можно видеть среди музыкантов или в богемной среде, там же иногда появляются и цветные смокинги, но это отклонения от канона, который достаточно консервативен.

Смокинг ведет свою родословную из Англии, где он изначально появился как «куртка для курения» – «smoking-jacket». Вариант аналогичного неформального пиджака – «dinner jacket», но куртка для курения изначально еще и шилась на теплой стеганой подкладке, поскольку в курительных и в бильярдных загородных английских домов традиционно было довольно прохладно. Первым, по некоторым источникам, придумал специальный наряд для курения премьер-министр Англии, автор модных романов и денди Бенджамин Дизраэли.

В XIX веке после обеда мужчины уединялись покурить отдельно от дам и, чтобы не ронять пепел на лацканы фрака или сюртука, надевали «куртку для курения». Покурив и обсудив насущные политические проблемы, они вновь переодевались и присоединялись к дамам. Только в конце XIX столетия скромная куртка для курения возвысилась до статуса вечерней парадной одежды благодаря американцам.

Название «смокинг» закрепилось в Европе (даже французы говорят «un smoking»), а в Америке более популярно слово «tuxedo», обозначающее все тот же смокинг (или сокращенно «tux»). Этот вариант названия возник в 1886 году, когда американский табачный магнат Гризволд Лоррилард увидел английскую «куртку для курения» во время путешествия по Британии и она ему очень пришлась по душе. Вернувшись домой, Гриззи, как его называли друзья, рискнул появиться в ней 10 октября на осеннем балу в эксклюзивном загородном клубе Таксидо в Таксидо-парке в Нью-Йорке. В первый раз он был вынужден ретироваться с позором, но его акция возымела последствия – новый фасон вечерней одежды полюбился другим модникам, которые сразу усмотрели в нем желанную альтернативу неудобному фраку и начали носить новый пиджак на вечеринки в загородных клубах. Название «таксидо», как легко догадаться, сразу было перенесено на пиджак и с тех пор закрепилось за ним в Штатах. 10 октября 1886 года стало считаться официальным «днем рождения» таксидо, и в 1986 году был пышно отпразднован его столетний юбилей.

Простота таксидо соответствовала стремлению американцев к демократичности и раскованности в одежде. Правда, ехидные противники таксидо называли его «monkey-suit» (обезьяний костюм), но ничто уже не могло остановить его победного шествия. Другая легенда гласит, что окончательно нынешний статус парадного костюма таксидо получил в Монте-Карло, когда несколько игроков были настолько увлечены игрой, что позабыли после семи вечера сменить «куртки для курения» на фраки. А в Европе первым пропагандистом смокинга как вечерней одежды стал лорд Сатерленд, а вслед за ним принц Уэльский (будущий Эдуард VIII), всячески популяризировавший неформальный стиль. В 20-е годы носили двубортный смокинг, однако во второй половине XX века окончательно закрепился однобортный. В России смокинг в качестве вечерней одежды привился в конце XIX века.

Смокинг для женщин впервые разработал Ив Сен Лоран. До сих пор женский смокинг остается классикой и регулярно в обновленных вариантах появляется в коллекциях этого Дома.

«White tie», или «белый галстук», означает фрак для кавалера и бальный наряд для дамы. Фрак должен быть черного цвета, с заостренными шелковыми лацканами. У вечернего фрака нет шалевого воротника (который обязательно присутствует в дирижерском фраке). С фраком носят белый пикейный жилет на трех пуговицах, белую пикейную бабочку, белый платочек-пошет в нагрудном кармане и, по возможности, карманные часы. Это дань дендистской моде на брегеты. Лампасы на фрачных брюках более широкие, чем на брюках для смокинга. Садиться во фраке полагается не раздвигая фалды. Раньше при фраке носили белые лайковые или замшевые перчатки. Любопытные материалы по истории фрака можно найти во втором номере старинного российского журнала «Дэнди» 1910 года. Обозреватель «Дэнди» Джим приводит не совсем общепринятую версию возникновения фрака: «Это случилось в начале XVIII столетия. Для большего удобства при верховой езде кавалеристы заворачивали передние углы мундиров, пришпиливая их сзади, что ввиду яркой цветной подкладки придавало этим мундирам красивый вид, вызывавший зависть пехоты. Весьма скоро статские чиновники, стремясь в изяществе костюма подражать военным, стали носить камзолы, или сюртуки, с обрезанными передними фалдами». В этой легенде не все достоверно, однако не будем придираться, ведь для Джима в этой статье главное – дать наставления российским модникам. Относительно российской моды на фрак Джим замечает: «У нас это платье не в таком ходу. Лишь в последние годы оно стало более популярным. Теперь его уже можно видеть в театрах, – на первых представлениях, в балете, оно стало обязательным на балах и званых обедах».

Действительно, в России фрак в качестве нарядной мужской одежды переживал взлеты и падения – общим явлением было только окончательное исчезновение цветных фраков в середине XIX века. Я.Н. Ривош отметил функциональное сходство фрака с мундиром: он считался обязательным на парадных приемах, и при фраке в особо торжественных случаях носили ордена.

История показывает, что при максимальной определенности базового костюма особое значение приобретают детали. Фрак был настолько «требовательным» туалетом, что диктовал весь ансамбль, включая и верхнюю одежду, и аксессуары. «Верхней одеждой при фраке служила фрачная накидка (пелерина) из того же материала, что и фрак, с шелковыми отворотами, или пальто на скрытой застежке и тоже с шелковыми отворотами. В 1915–1916 годах появились накидки на белой атласной подкладке. При накидке и пальто носили специальные фрачные матерчатые или вязаные шарфы и кашне из белого шелка. Шарф обматывался вокруг шеи так, чтобы спереди и сзади висели концы с бахромой. На улице в руках человека, одетого во фрак, обычно была тонкая трость из черного дерева с прямым набалдашником из слоновой кости или серебра. Палки с загнутыми набалдашниками при фраке не носили».

Хотя сейчас подобная регламентация вряд ли действенна, показателен сам факт столь подробной проработки деталей в моде 10-х годов. Это связано с тем, что фрак – наиболее формальный вариант мужского парадного туалета, а торжественные ситуации типа дворцовых приемов или официальных балов обычно требуют максимальной корректности.

«Undress» – наименее строгая форма одежды. Черный цвет здесь исключается. Обычно имеется в виду клубный пиджак и серые фланелевые брюки. Стандартные правила мужской элегантности в костюме требуют, чтобы нижняя пуговица пиджака была расстегнута, а манжеты рубашки выглядывали из рукава примерно на два сантиметра. Нижний конец галстука должен касаться брючной пуговицы. Носки рекомендуется выбирать на полтона темнее брюк.

На таком приеме дамский наряд обычно подразумевает платье для коктейля, хорошо смотреться будет также традиционное «маленькое черное платье».

 

Костюм для денди

Дендистский костюм лег в основу как парадного варианта мужского ансамбля со смокингом («Black tie») или с фраком («White tie»), так и повседневного офисного стиля.

Современный классический костюм-тройка во многом держится на контрасте светлых и темных тонов, образуя эстетический эффект минимальными средствами. Он не рассчитан на идеальную фигуру, а, напротив, успешно маскирует недостатки комплекции, подчеркивая плечи и скрывая живот. Поэтому спортсмен часто плохо выглядит «при параде», а чиновник, ведущий сидячий образ жизни, наоборот, чувствует себя в костюме превосходно. Это удобная униформа, которая не стесняет движений, поскольку отдельные элементы свободно прилегают друг к другу и ткань нигде не морщит.

Но самое главное, что сохраняется в нем от дендистской программы, – парадоксальный эффект: элегантность не производит впечатления легкомысленности и суетности, а, наоборот, подчеркивает деловые качества и личное достоинство мужчины. Это связано с процессом постепенной демократизации мужского гардероба. Ведь изначально многие денди, включая основоположника дендизма Джорджа Браммелла, не были аристократами по рождению, а разработанная им модель устраивала самые широкие массы городских молодых людей.

Таким образом, сдержанность классического костюма оказалась оптимальной для идеологии среднего класса. Строгий покрой и естественность линий придают денди вид серьезного, честного и основательного человека, что как раз и соответствовало кодексу буржуазных добродетелей. Это своего рода незаметная рамка, выгодная оправа для личности, независимой и во мнениях, и в финансовом отношении. Кстати, знающие люди давно заметили, что при простом однотонном костюме внимание будет обращено на то, что человек говорит, на его лицо. Если брать аналогии из женской моды – после разговора с дамой в черном платье наблюдатель запомнит ее глаза, ее реплики. А после общения с красавицей в красном платье в памяти останется скорее яркий наряд, нежели его хозяйка.

Если брать эстетику формы, то современный классический костюм отличается в первую очередь хорошим кроем и благородством простой солидной ткани. Форма мужского костюма, оставаясь в принципе стабильной, все же претерпела за последние десятилетия ряд изменений. Силуэт стал мягче, более обтекаемым, костюм – удобнее и легче. Сохраняя по-прежнему ауру официальности и авторитетности, общий фасон костюма все же несколько приблизился к спортивному, свободному стилю. Пиджак стал более просторным, со струящимися мягкими линиями; брюки – более широкими за счет защипов на талии.

В целом силуэт мужского классического костюма утрачивает угловатость и жесткость, все более удаляясь от прообраза военного мундира с его утрированными плечами и утянутой талией. Но о родстве с мундиром и поныне напоминают брючный ремень и подложенные плечи.

Массивные плечи, придающие пиджаку агрессивно-властный вид, переживали несколько пиков популярности. В послевоенной Европе они всплыли на волне римского «континентального» стиля конца 50-х, затем в 60-е их стал пропагандировать Пьер Карден, и, наконец, в 80-е подложенные плечи начали прочно ассоциироваться с любым деловым пиджаком, причем эта мода распространилась и на женские ансамбли в рамках так называмого «властного стиля» («power look»).

В 90-е годы плечи пиджаков начали постепенно уменьшаться в объеме, контур плеча стал мягким и покатым, верх рукава при этом должен был быть достаточно свободным, чтобы не допустить образования складок. Эта тенденция сочеталась в конце 90-х с появлением завышенных лацканов и пиджаков на четырех пуговицах, уравновешивая и гармонизируя пропорции.

Следуя общему вектору эволюции от жесткости к мягкости, изменились и основные костюмные ткани. Если раньше лидировали толстые английские сукна, то теперь все большей популярностью пользуются более тонкие итальянские материи, а также более тонкие сорта английских. Критерий хорошего костюмного сукна прост: если ткань смята, она должна быстро расправиться и восстановить форму.

 

Как выбрать хороший костюм?

Современный денди, выбирая себе костюм, должен иметь в виду несколько тонкостей.

– Оптимальная длина пиджака проверяется по косточке большого пальца опущенной руки. Или же применяется старая портновская мерка, согласно которой длина пиджака составляет половину роста от воротника рубашки до пола. Полы пиджака должны закрывать бедра и брючные карманы.

– Очень важно, где находится основная пиджачная пуговица, составляющая зрительный центр силуэта: она должна быть на сантиметр-полтора ниже естественного уровня талии.

– Длина рукава пиджака должна быть такой, чтобы манжет рубашки выглядывал на 1/2 своей ширины.

– Аналогичным образом воротник рубашки сзади в идеале виден наполовину из-под воротника пиджака, не меняя своей позиции ни при каких обстоятельствах. Фред Астер, выбирая пиджак, танцевал в нем при примерке свою знаменитую чечетку и, замерев на мгновение перед зеркалом, проверял, не сдвинулся ли воротник.

– Уголки воротника рубашки не должны подниматься, даже когда ее владелец усиленно вертит головой во все стороны.

– Нижний край брюк должен спускаться до верха ботинок спереди и середины каблука сзади; нежелательно, чтобы линия брючных складок «ломалась», соприкасаясь с ботинками. В российских условиях, добавим, отвороты излишне длинных брюк быстро пачкаются.

– Рубашку из натурального хлопка следует покупать на полразмера больше требуемого, чтобы она спокойно «села» при стирке.