Дверь резко распахнулась, заставив Рейсвальда невольно дернуться, скидывая нахлынувшую тоску.

— Кофе! — воскликнула ведьма. — Вот что мне нужно, и как можно скорее.

На ней было традиционное облегающее платье в лиловых тонах, открытое на груди.

Она подбежала к секретеру, распахнула дверцы и выкатила на середину комнаты треногу с хрустальным шаром размером с голову ребенка.

— Ннанди! — умоляющим голосом попросила она, сведя руки под пышной грудью.

Рейсвальд потер переносицу и отвернулся.

— Ннанди, проснись, хорошая моя.

Кристальный шар заискрился золотыми всполохами, из таинственной глубины появилось прекрасное эбеновое лицо с полными губами и вьющимися волосами, увешанными разноцветными костяными бусинами.

— Эвитерра, ты ли меня разбудила в столь ранний час?

— Ох, Ннанди, голова раскалывается, спаси, моя хорошая.

Откинув с лица волосы, под перестук бусин темнокожая ведьма встревоженно спросила:

— Ох, Эви, на тебе лица нет… Может, вызвать Илстина, о?

Эвитерра прикрыла лицо ладонями и застонала.

— Хорошо же. Ннанди отправит тебе кофейные зерна, недавно созревшие, высший сорт, держи!

Эвитерра подхватила юбку, и прямо с потолка посыпались твердые продолговатые красные плоды, когда в подол, а когда прямо на голову ведьме.

Темнокожая ведьма подавила смешок, слыша сдавленный писк Эвитерры:

— Это за то, что разбудила Ннанди. Ждать тебя завтра на слете или используешь предлог плохого самочувствия?

— Приду, — буркнула Эви, поднимая с пола плоды и складывая в юбку. — Куда денусь?

— Хорошо же, красавица, развлекайся. — Ведьма из шара бросила быстрый взгляд на Рейсвальда и добавила: — После ночи с айнурским королем тебе положено вставать в более приподнятом настроении. Плохо старался?

— Ннанди, тихо! Гету услышит!

— Я уже слышал.

Ведьма с пышными волосами уступила место огромному чернокожему мужчине, с трудом поместившемуся в маленькое средство связи. Мышцы так и бугрились под темной кожей, глазницы сверкали белизной.

— Эвитерра, мышонок! Почему так долго не навещала? Не смей отлынивать от завтрашней встречи. Нам нужно сообщить важную новость.

— Я уже сказала, что буду, Гету! Какую новость? Ннанди вновь беременна?

Послышался смех и звук страстного поцелуя. Пара по ту сторону хрусталя не увидела, как бледнеет лицо Эвитерры.

— Все равно приходи завтра. Слышал, кое-кто по тебе соскучился!

Хрустальный шар полыхнул золотым и погас. Алая, как рябина, Эвитерра извинительно пробормотала:

— Прости, Рейсвальд. Моим друзьям, Гету и Ннанди, не свойственна северная холодность. В их культуре естественно говорить об отношениях, связывающих мужчину и женщину. Мне не хотелось переубеждать их объяснениями нашего договора. На будущее постараюсь, чтобы подобного не повторилось.

— Госпожа просит прощения? Не стоит. Как и подобает рабу и просто воспитанному человеку, я не вслушивался в чужой разговор.

Как прекрасно вновь укутаться шарфом показного спокойствия. Будто его и не пробрало злостью от упоминания неизвестного, который скучал по Эвитерре.

— Рейсвальд, я хотела попросить тебя о чем-то. Только после кофе, хорошо? Встретимся в трапезной на этом этаже через несколько минут. Я пришлю опытного лакея, который поможет тебе переодеться.

Она выскользнула из комнаты, осторожно неся в подоле драгоценные зерна. Рейсвальд подобрал одно с пола. Твердый плод, резко пахнущий экзотическим запахом юга. Для чего это кофе так нужен ведьме?

Рейсвальд на всякий случай закинул зерно в карман.

Вскоре дверь отворилась, зашел лакей с бритвенными принадлежностями.

Дымящийся кофе щекотал ноздри, но я бездумно смотрела вперед, смахивая слезы.

Я приговорена.

Нет, конечно, новость, поведанная Ннанди и Гету, меня обрадовала — они давно хотели второго ребенка, и я рада, что у них получилось. Но это также значило, что будущей маме не следует колдовать в ближайшие девять месяцев, чтобы не навредить плоду. Следовательно, нагрузка на остальные тринадцать волшебников чуть увеличится. В обычное время — терпимо. Напор магии усиливается, вероятность произведения артефакта растет, но у всех, по последним подсчетам, приличный запас прочности, иначе Ннанди и Гету погодили бы с ребенком.

Не у меня… Один артефакт — и я выгорю, а если и Ннанди не сможет колдовать, останутся лишь двенадцать волшебников, и это реальная опасность, что начнется ценная реакция и колдуны, не выдержав буйства магии, погаснут один за другим.

Катастрофа.

Илстин рассказывал, что после произведения Аривельдой четырнадцатого артефакта меня долго не могли найти. Выгорел старший волшебник Чи-Линг, взявший на себя львиную струю магического потока, чтобы спасти остальных. Счет шел на часы до погасания Хафсы, следующей по старшинству. В последний момент Илстин сумел меня обнаружить и инициировать, но цену за промедление пришлось заплатить сполна. За первый месяц обучения у Илстина я произвела пять артефактов — невиданное количество, почти провал. Двенадцать колдунов не сумели усмирить бурные потоки, проходящие через новичка. Под напором магии я вспыхивала, как головка спички, раз за разом. Илстин позже частенько крепко прижимал меня к себе и рассказывал, как боялся, что сгорю у него на глазах.

От стремительного и инфернального выгорания меня спасла инициация Чинга. Волшебников вновь стало четырнадцать, прорывы силы потихоньку утихли, потоки присмирели, и все же к концу первого года на моем счету были внушительные восемь артефактов. Обычно на момент окончания учебы у среднего волшебника их пять. Я ушла от Илстина с беспрецедентными одиннадцатью. Учитель не хотел меня отпускать. Для Илстина я всегда была хрупкой маленькой колдуньей, которую нужно охранять от мирских невзгод. Если Илстин узнает, что артефактов уже тринадцать, он примчится черным смерчем и заберет под стальное крыло жесткой заботы.

Нет. Не во второй раз. Мне хватило одной жизни с аллергией на все на свете — на молочное, рыбное, кофе, шоколад, двадцать различных лекарств. Я уже задыхалась: буквально от приступов астмы и фигурально от маминой заботы. С меня хватит. Я отказываюсь быть девочкой в беде, нуждающейся в спасении.

Что-нибудь придумаю. Потоки магии успокоились. Я чувствую, что управляю ими, а не наоборот, как в первый день присутствия Рейсвальда.

Кроме магии на повестке дня другие заботы: в моем замке предатель, докладывающий в Бретель о новостях. Надвигается зима, а запасов отнюдь не достаточно. Мик требует внимания, раз я пообещала стать его ответственным взрослым. Поведение Катрин в отсутствие Рейса вызывает немалые подозрения. И самая большая проблема — король в моем плену.

Моя заноза и радость. Застарелая рана, потихоньку подживающая. Несмотря ни на что, когда Рейс рядом, все остальное кажется преодолимым.

Отхлебнула остывший напиток, наслаждаясь горечью и густотой, и увидела заспанного Мика — он вышел из своей спальни, потирая сонные глаза. Взъерошенные рыжие кудри пружинами стояли на непропорционально большой голове.

Мик рухнул на соседний стул с полузакрытыми глазами и вслепую, дрожащей рукой потянулся, нащупывая поджаристые хлебцы, одновременно пододвигая к себе блюдечко с маслом. Хлеб исчез в два прикуса. Мальчишка облизнулся, шмякнул кусок масла на горячую корочку и расправился со вторым.

Под моим испуганным взглядом в утробе Мика исчезла стопочка поджаристых блинчиков с клубничным вареньем, кастрюлька овсяной каши со сливками, чайник чая, горка яблок, плошка тыквенной каши.

Рыжее несчастье приободрилось, довольно похлопало себя по животу и сказало, указывая на надкусанный ломоть в моей руке:

— Темная госпожа, вы доедать будете?

Я еще не успела толком позавтракать, но под жадным взглядом Мика мне кусок в горло не лез.

— Держи, приятного аппетита.

Мик справился с ломтем за секунду и сыто улыбнулся. Этот мальчишка сейчас слопал завтрак, способный накормить четверых взрослых. Сколько ему лет? На вид десять, но если учесть, что вокруг средневековье, скудное пропитание, то, может, и все двенадцать. По поведению он и на первоклассника не тянет, хотя я плохо разбираюсь в детской психологии. Ладно, прокормлю Мика, не обеднею. Лишь одно довольное выражение лица на круглой мордочке многого стоит.

— Иди сюда, — попросила я.

Мик пах чистотой и лавандой, которой прокладывали простыни для крепкого сна. Я пощупала живот — удостовериться, что мальчишка не лопнет. Мягонький, будто и не изничтожил три килограмма углеводов.

Вдруг Мик сделал невероятное. Пухлыми ручками обвил меня за шею, залез на колени и крепко обнял. Ух, тяжелый, по весу, словно откормленный бычок. Мик привалился к плечу и довольно задышал. Я гладила его по спине, и, клянусь, создавалась полная иллюзия, будто сидит чуть не грудничок. И макушка пахнет солнцем, как у маленьких.

— Кто ты, Мик? — шепотом спросила я.

Скрипнула дверь, ведущая в мои покои. Неугомонный ребенок резво спрыгнул с колен и запрыгал слоном по жалобно заскрипевшим ступеням вниз на первый этаж.

Удивленный взгляд Рейсвальда проводил вихрастого рыжего мальчишку.

— Позвольте присоединиться к вам за завтраком? — церемонно спросил он.

— Боюсь, Рейс, ты опоздал, — с насмешкой произнесла я, жестом показывая на остатки некогда богатого стола. На серебряной тарелке одиноко лежали две крошки, на донышке молочника белели сливки. Вазочка со стеночками, обмазанными красным, могла похвастать одинокой ягодой. Надо сказать, Мик ел аккуратно, его тарелка блестела, впрочем, как и моя. — В поисках продовольствия нам придется спуститься на кухню. Хотя в преддверии сегодняшнего путешествия это может оказаться полезным. Рейс, я хотела попросить твоей помощи в налаживании торговли с соседями. Куда бы ты предпочел направиться, в Сарнир или Айнур?

Рейсвальд чинно подал мне руку, и мы спустились по широким ступеням вместе. Я повела его в кухню, рассказывая по дороге о возможных предметах торговли помимо тыкв, попутно составляя список необходимого на зиму.

Спешащие по своим делам люди уважительно кланялись, бросая многозначительные взгляды.

Повар Массиро запаниковал, увидев темную госпожу и его величество в царстве котлов, печей, кухарок с дымящимися кастрюльками. Короткие усики над верхней губой встопорщились, он принялся отдавать резкие приказы совсем уж писклявым голосом. Нам выделили дубовый стол, накрыли белоснежной скатертью, расшитой маками. Поставили вазочку со свежесрезанными цветами, где только раздобыли поздней осенью? Лучшие тарелки с кружевным краем работы восточных мастеров были изящны, как снежинки. Сырники, сделанные на скорую руку, политые густой сметаной, таяли во рту.

Массиро подал две крохотные чашки с дымящимся кофе. Я отпила с восхищением, отмечая свежесть бобов и легкую горчинку. Рейс с опаской принюхался и, пригубив, поморщился.

— Подожди, новичкам следует добавить сахару и сливок, — сказала я, перегнувшись через стол.

Поухаживала за королем и даже размешала сахар ложечкой, как примерная официантка. Пододвинула к нему чашечку с напитком, заглянула в лицо с предвкушением школьницы первого сентября. Рейс сидел напряженно, отведя взгляд от опасно обнаженной груди на уровне его глаз. Я плюхнулась на место, покраснела, тут же прирастила к платью кружево в области декольте.

— К вашему вопросу, госпожа, — осторожно сказал король. — Естественно, я предпочитаю направиться в Айнур. Для моего королевства большая честь наладить торговые отношения с одной из четырнадцати.

Он во второй раз отпил из чашки, покатал жидкость во рту, пробуя новый вкус. Мать-волшебница, как же король хорош, когда рассеивается маска сдержанности, которую он так любит носить, и на лице проступает выражение чистого восторга! Как давно, оказывается, я не видела Рейса по-настоящему свободным от условностей. Если подумать, то с того самого райского месяца, который мы провели в охотничьем домике вдали от людских глаз.

Как хочется выпить остатки кофе прямо с его губ, перемахнуть через дубовый стол в крепкие объятия, как делала когда-то. Зарыться пальцами в густые волосы, потереться щекой о щетину, игриво куснуть за нижнюю губу и утонуть в глубоком поцелуе.

Что ты делаешь со мною, Рейс? Почему ничем не выжечь тебя из сердца, никак не отпустить?

— Госпожа, приму любое ваше решение.

— Что? — Я с трудом вынырнула из мечтательной дымки. — Прости, Рейс, задумалась. Если желаешь отправиться в Айнур, ничего не имею против. Кстати… — Я запнулась и покраснела, опустив нос в тарелку. — Послушай, совсем не обязательно сообщать в деревнях о нашем договоре. На время поездки ты волен обращаться ко мне соответственно статусу правителя, и я буду оказывать тебе должное уважение. Происходящее в стенах замка останется тайной…

Не хотелось задевать достоинство Рейсвальда. Приказывать ему в границах собственного замка было волнующей игрой, пикантной и опасной, в первую очередь для меня самой. Первоначальное рвение заставить короля ненавидеть меня быстро сошло на нет. Давать задания, которые могли бы унизить его, больше не тянуло. Наоборот, я постоянно думала о том, как бы порадовать его, не выдавая своих чувств. Посторонним нечего быть в курсе происходящего, а мне нетрудно на время поездки в Айнур притвориться покорной подданной Рейса.

— Темная госпожа, даже королю не зазорно служить великой колдунье в расплату за лечение невесты, — заметил Рейсвальд и со значением добавил: — Вы сами сказали, что после сотворения волшебства не властны над условием. Не хотелось бы гордыней нарушить договор, тем самым поставив в опасность жизнь Катрин.

Катрин, опять она. Глупо чувствовать душащую волну ревности при упоминании этого имени, потому что никакой надежды Рейс мне не давал. У него есть любимая, король попросту делает все, чтобы оплатить долг, и ничего сверху.

Тут я помрачнела еще больше, так как вспомнила о неизвестном шпионе в собственном доме. Глупо пытаться скрыть договор, если о каждом шаге сообщают прямиком во дворец. Поимку злоумышленника стоит поставить на повестку дня и сделать это как можно скорее. Мне не хотелось, чтобы происходящее в замке доходило до чужих ушей, и тем более до дворца!

Мы вышли во двор, по дороге обсуждая, какие образцы брать с собой в деревню. На полях вокруг замка росли тыквы и высокие стебли с желтыми кочанами, наподобие кукурузы. Нам отчаянно не хватало пшеницы, тканей, утвари и различной живности. Рейс уверил меня, что обмен вполне возможен, а его забота — сделать так, чтобы сотрудничество стало выгодным обеим сторонам.

В конюшне для Рейса взнуздали его скакуна и для меня вывели лошадку, отличающуюся смирным нравом. За время, проведенное на Эйде, я научилась ездить верхом, но посадка выдавала неумелую наездницу. Вспомнила изящную Катрин, славящуюся идеальной техникой верховой езды, и в груди похолодело, но я решительно взобралась на свою Маруську, стараясь не смотреть в сторону короля.

Он и так меня не хочет, а желание защитить невесту не даст Рейсу показать насмешку. Нечего переживать. Я тронула поводья и цокнула языком, направляя Маруську в сторону тропинки, ведущей к северным деревням. Самая большая, Виркуно, находилась в четырех часах езды. К вечеру обернемся.

За лошадками ехала нагруженная товаром телега, в которой трясся Мик. Мальчишку не следовало оставлять одного в замке, поездка может оказаться полезной и для него. Мик с любопытством глазел по сторонам и старался выслужиться, как обуянный рвением щенок. Старый кучер то и дело шикал на него, прекращая бесконечный поток болтовни.

Листья шуршали под копытами лошадей, над головой голубело не по-осеннему прозрачное небо. Вокруг шумел листвой лес, одетый в парадное золото.

Природа вечна в своем обновлении. Ровно семь лет назад точно такой же осенний лес принял потерянную попаданку. Заморозил первыми холодами, прогнал по канавам и буеракам, заморил голодом, испугал ночным воем волков и вышвырнул к ногам одинокого принца, погнавшегося за белым оленем.

Я не выдержала — посмотрела на короля, который, сжав поводья до побелевших костяшек, поглядывал в мою сторону. Неужели вспомнил ту нашу встречу? Может, случится чудо, он спрыгнет с коня, закружит меня в воздухе, прижмет крепко-крепко и пообещает никогда не отпускать?

Рейсвальд потер переносицу и отвернулся. Сказки не получилось, реальность и на Эйде диктуется вероломным человеческим сердцем. Короли достаются аристократкам, вечной любви не существует, и балом правит ее величество выгода.

Поздно. Я уже унеслась сознанием в прошлое, в ту самую первую встречу, которая огненным шрамом осталась на сердце, затмив даже столь знаменательное событие, как моя смерть. Впрочем, все началось с нее.