Еле слышимое потрескивание дров в камине, неяркий язычок пламени танцует вокруг фитилей в толстых свечах. Сладкий запах ванили наполняет комнату. Прекрасная дева перед зеркалом, с водопадом золотых волос, ниспадающим до белого мрамора пола.

Эвитерра протягивает Рейсвальду массивные стальные ножницы.

— Приступай.

Кощунство стричь подобное богатство. Отстранив ножницы, король, помедлив, тянется к гребню, пропускает гладкие пряди сквозь пальцы. Нежная шея белеет под кромкой воротника. Волосы послушны, с готовностью струятся сквозь зубья гребня. Рейсвальд осторожно перебирает их, стараясь не коснуться горячей кожи спины.

Пришло время ножниц. Щелчки лезвий — и пряди свиваются русыми змеями на блестящем мраморе. Король помогает сложить их в банки, Эвитерра завинчивает крышки. В зеркале отражаются ее холодные как лед голубые глаза, следящие за игрой пламени в камине. На Рейсвальда она не смотрит.

Тряхнув полегчавшей головой, ведьма направляется в сторону наполненной паром и пахнущей хвоей купальни. Рейсвальд отходит к окну, пытаясь обрести душевный покой. Он вслушивается в плеск воды, отгоняя нахлынувшие видения происходящего за дверью. Ему жарко, он избавляется от камзола, остается в одной тонкой рубашке.

Скрип открывающейся двери, спальню наполняет запах чистого тела. Ведьма проходит к массажному столику, ничуть не стесняясь собственной наготы. Ложится на застеленную простыней лежанку, отворачиваясь от короля. Рейсвальд клянет себя за то, что вовремя не отвел глаз, за то, что увидел больше, чем полагалось.

Против воли делает шаг в сторону массажного столика. Нехотя зачерпывает из плошки с маслом и опускает руки на тонкую спину с гладкой кожей.

Скулы сводит от желания. Стиснув зубы, проводит ладонями от шеи до поясницы лежащей девушки, разогревая спину. Ведьма издает тихий вздох наслаждения. Большие пальцы устраиваются у основания плеч, легонько надавливают до золотистого сияния над кожей. До появления жгущих маленьких искорок, шипящих в воздухе. Размять плечи — сначала легко, едва касаясь, затем с нажимом, вдавливая гибкое тело в лежанку. Пробежаться по позвоночнику, затанцевать пальцами над крестцом, стараясь не вслушиваться в стоны облегчения ведьмы.

Магические огоньки щекочут запястья, впитываются в кожу, простреливая импульсом, доходящим до самого сердца. Наполняют кровь нервным возбуждением, превращают подушечки пальцев в более чувствительные. И шелковистость мягкой, напоенной маслом кожи рождает наслаждение, граничащее с физической болью. В глазах темнеет, реальность теряет очертания, весь мир суживается до худенькой фигурки на белой простыне. Лоб покрывается испариной, крылья носа трепещут, впитывая сводящий с ума запах разгоряченного тела. Эвитерра стонет, уткнувшись носом в изгиб локтя.

Рейсвальд зачерпывает еще немного масла из плошки. Перемещается вниз, к ногам. Берет в ладони узкую стопу, мнет пятку, перебирает тонкие пальцы. В воздухе трескаются магические искры, шипят, оставляя запах озона. Шипит сквозь зубы и король, переходя к напряженным икрам. Тонкая лодыжка с выступающими косточками льнет к рукам. Рейсвальд разминает напряженные мышцы, становящиеся все мягче под его уверенными касаниями. Подбирается все ближе к нежной коже подле колена. Охватывает коленную чашечку, делясь теплом. Выдыхает, набираясь смелости, и ведет ладони выше к округлым бедрам. Закрывает глаза, чтобы избавиться от искушения, мнет вслепую податливую упругую плоть. Сомкнутые веки не помогают, безумство сильнее его.

— Стой, Рейсвальд, — глухо просит Эвитерра.

С превеликим трудом Рейсвальд отрывает руки от горячего тела, словно оголодавший от праздничного стола, и отступает на шаг, тяжело дыша, не открывая глаз.

Слышит, как она босыми ногами спрыгивает на холодный пол. Сердце бухает в груди, в ушах шумит, и между бедер все наливается свинцовой тяжестью. Пресвятой Отец, никогда в жизни никого он не желал с подобной мощью. До помешательства, до кровавой пелены перед глазами, до свернувшихся в узел внутренностей.

Рейсвальд всегда думал о себе как о человеке чести. Сейчас именно честь удерживала его от желания броситься, ухватить стальной хваткой, подмять под себя и присвоить. Утолить дикую жажду, и чтобы она стонала от наслаждения под ним, от его размашистых стремительных движений.

На ощупь король пробрался в купальню, запер за собою дверь. Парой взмахов достиг почти болезненной разрядки, не принесшей облегчения. Долго сидел в остывающей воде, стараясь упорядочить дыхание. Не думать, не вспоминать. Наверное, произошедшее наслано колдовством, исходящим из тела ведьмы. Оно зажгло кровь, заставило забыть о той, ради которой он ныне отбывает долг. Что ж, Рейсвальд будет противостоять магии до последнего, сделает все, что в его силах, и больше.

Ведьма стояла подле окна, задумавшись, одетая в длинную бежевую рубашку до пят в мелкий фиолетовый цветочек. Увидев Рейсвальда, отошла к кровати, забралась под одеяло со своей стороны. Хмурый король, переодетый в ночную одежду, устроился на противоположном краю.

Эвитерра бесшумно лежала, устремив голубые глаза в потолок. Король старался не двигаться, хотя сон не шел. Ведьма встрепенулась, повернулась к Рейсвальду и сказала:

— Завтра с утра я должна удалиться на слет. Присмотри за Миком, пожалуйста. Пусть займется чем-нибудь полезным.

— Можете не беспокоиться, госпожа. Мик под моим надзором.

— Рейсвальд?

— Да, госпожа?

— Прости за мое поведение сегодня утром. Я не должна была… реагировать столь остро. Все в прошлом.

— Я не хотел причинять вам боль, Эвитерра.

— Спасибо… — прошептала она. — Простые слова, но они много значат для меня.

Кажется, заплакала. Беззвучно, только плечи затряслись. Старалась, чтобы он не услышал.

Рейсвальд поморщился, как от ноющей зубной боли, наблюдая за скрюченной фигуркой на другой стороне кровати, затем преодолел разделявшее их расстояние и бережно обнял одной рукой вздрагивающую ведьму. Она всхлипнула, затем крепче прижалась к нему, обвила рукой за талию, уткнулась мокрым носом в грудь.

— Пожалуйста, не плачьте, Эвитерра. Вы рвете мне сердце.

Ее запах. Нельзя подпускать близко эту девушку, душа ноет от ее присутствия, и одновременно пальцы самовольно сжимаются, притягивая плачущую ведьму.

Так получилось, что, дожидаясь, пока она успокоится и ровно задышит, король, одурманенный близостью, закрыл глаза и стремительно соскользнул в объятия глубокого уютного сна.

Просыпаться, уткнувшись в плечо сладко спящего Рейсвальда, наслаждаться теплом крепкого тела было настолько упоительно, что я сжалась в комок, прикусив губу. Приказала себе не привыкать к близости любимого человека, слишком больно будет оторвать его от себя. Во второй раз.

Рейсвальд буквально вцепился в меня во сне. Прижался всем телом, горячо дышал над ухом. Потребовалось немало усилий, чтобы поднять тяжелые руки, подсунуть вместо себя подушку и выбраться на волю.

Волосы отросли за ночь до лопаток. Тело ныло от отсутствия нормального массажа, высвободившего бы остатки магии. И поясницу тянуло неприятной пустотой. Ведьмы и колдуны чувственны не из-за развратной натуры, приписываемой нам молвой. Разрядка позволяет выпустить магию, собирающуюся в глубинных мышцах таза. Ничего не поделаешь, когда Рейс рядом, я и подумать не могу о близости с кем-то другим. Как-нибудь справлюсь, ведь от общества короля я отказаться не в силах.

Подправила внешность, вновь став блондинкой с идеальным цветом лица, розовыми щечками и голубыми глазами. Илстин на слете обязательно прокомментирует мою ветреность. Сам он ходит в одном и том же образе уже сорок лет. Еще бы!

Великий волшебник Илстин хорош настолько, что перехватывает дыхание. Он идеален от макушки до кончиков начищенных до блеска туфель. Белые длинные волосы ниспадают до поясницы, лиловые глаза в обрамлении темных ресниц высокомерно не одобряют окружающих, аристократическое лицо застыло в выражении снисходительной властности. Высокий рост, широкие плечи, королевское достоинство — вот он, Илстин.

Мой удел — никогда не быть довольной собственной внешностью, манерами, жизненными решениями. Если человека однажды отвергли, то довольно сложно принять себя таким, как есть. Я пыталась отучиться от вечного стремления угодить, но некоторые комплексы пустили слишком глубокие корни.

Ладно, поеду блондинкой, и пусть Илстин упражняется в остроумии. Если не по этому поводу, то найдет другой. Учителю не угодить никогда — вот урок, извлеченный из семи лет обучения.

Лиловое платье со смелым вырезом, расшитое серебряными цветами, черная как ночь шаль с блестками алмазной крошки. Теперь вперед, на балкон, где уже дожидается зависшая в воздухе карета без лошадей. Открыла дверцу из драконьей кости, устроилась на алом сиденье из сафьяна.

И оглянулась с тоской на спящего Рейса. Он крепко прижимал оставленную вместо меня подушку, мышцы на спине бугрились, перекатываясь под кожей. Он хмурился, сжав в полоску рот. Знать бы, что снится королю…

Несмотря на острое разочарование, я была рада, что мы закрыли страницу прошлого. Рейсвальд попросил прощения, а у меня словно спали заржавевшие оковы на ногах. Я отпустила застаревшую обиду на короля, бросившего девушку в придорожной таверне. Как смешно, иногда одной фразы достаточно, чтобы изменить ход жизни. Сколько душевных сил уходило раньше на бессильную злость!

Было правильным решением оставить Рейса рядом. Так или иначе, мелкими шагами, мы сократим темнеющую между нами пропасть. Может, по окончании срока мне удастся смотреть на его свадьбу с тихим умилением и благодарностью за когда-то яркие чувства.

В конце концов, я не желаю королю зла. Он свободен в выборе своей любви, мне всего лишь нужно смириться с тем, что его сердце принадлежит другой девушке.

Закрыла дверь, оставшись в тишине чуть гудевшей кареты. С едва слышным тарахтением та набрала высоту и направилась на запад, где высились Арлейские горы, на территорию Вильны, закрытого королевства, где колдунов считали божествами. Там над голубым озером Лейнд высились хрустальные стены дворца Матери-волшебницы. Его обслуживали безмолвные жрецы и жрицы, укрывающие лица полотном, тщательно отбираемые из числа вильнийцев еще с детства. Они служили во дворце ровно двадцать лет, затем отпускались с богатыми дарами.

Дворец охранялся воинами в белых хламидах, проходившими долгое обучение секретному боевому искусству. В мече каждого из них хранились волосы верховного волшебника, ныне Илстина, и клинки те придавали бойцу невиданную быстроту.

Столь многочисленные предосторожности в устройстве дворца требовались потому, что в нем доживали свой век выгоревшие маги. Их охраняли подобно хрупким хрустальным сосудам, потому что, потеряв волшебную силу, маги становились беззащитней новорожденного. Выгоревшие имели шанс прожить долгие годы… при условии, что не подцепят никакую заразу. Иммунная система словно исчезала вместе с магией, даже простой насморк мог стать смертельной угрозой.

Поэтому бывшие маги жили в просторных стенах спрятанного в горах убежища, под присмотром обученной прислуги с масками на лицах. Лишь волшебники имели право заходить на территорию дворца, потому что к нам никакая зараза не липла, выжигаемая магическими потоками.

Я такой жизни, по понятным причинам, не желала. Спасибо, проходили, больше не надо. Не буду сидеть в клетке, даже белокаменной, с видом на озеро и заснеженные горные пики. Маросдиль была посвящена в мои планы, поддерживала во всем, пусть и считала блажью желание избегать жизни в обители Матери-волшебницы. Первоначально я планировала после выгорания остаться в замке Вейнер на территории Айнура, но постепенно людей в нем все прибавлялось, и теперь стало ясно, что, если останусь, слуги занесут заразу и я долго не протяну. Следует поднакопить денег, оставить Сиенне крупную сумму на содержание замка и рвануть на юг. Оккупировать остров, построить лачугу в стиле Робинзона Крузо, запастись книгами. Или отыскать другое безлюдное местечко. Уверена, меня будут навещать друзья. Маро поклялась не оставлять меня, словам подруги можно доверять.

Увижу ее, обниму — и станет легче дышать. Вместе что-нибудь придумаем.