Мысли роились в голове, оглушая звоном набата. Я прослушала начало речи Илстина, перешедшего к повестке дня:
— …поселение великанов в горах Харди на севере Сарнира насчитывает восемьдесят особей. На данный момент агрессию не проявляли.
— Это дело времени, — встрял Фуэртес. — Они всегда рано или поздно нападают на окружающие человеческие селения, вырезая поголовно население от мала до велика.
— Зловредные существа голодают по магии, оседающей в человеческом теле. Все они людоеды по определению, — согласилась Рианнис.
Рианнис вторила любому предложению мужа, поэтому мы с ней так и не сблизились. Создавалось впечатление, что, говоря с ней, общаюсь с тенью резкого Фуэртеса, которого я немного боялась.
— Что вы предлагаете? — спокойно переспросил Илстин, чуть наклоняясь вперед. — Превентивную карательную экскурсию в деревню великанов?
Илстин и Фуэртес находились по разную сторону баррикад в вопросе зловредных существ. Была бы воля Илстина, он бы оградил магические порождения от человечества, а не наоборот.
«Драконы убивают людей только под угрозой смерти. Люди же стремятся избавиться от всего неизведанного, ведомые страхом, гордостью, любопытством, жестокостью, скукой. И кто из нас чудовища?»
Именно поэтому мои артефакты охранял самый настоящий зубастый щетинистый фрикс, закутанный в кожистые крылья, которого я подкармливала остатками магии. Зловредное существо никогда ранее не служило магам, первым его неожиданно легко приручил Илстин, за ним я, под бдительным надзором учителя. Мы не разглашали эту тайну, желая понаблюдать за поведением фрикса в неволе и уж потом преподнести факты скептикам вроде Фуэртеса.
— Я бы хотела узнать больше о вопросе, прежде чем вынести решение, — тихо сказала Чиаки, и я мысленно поаплодировала рассудительной ведьме.
Илстин подал знак безмолвным слугам. Те раздвинули графины и корзинки с хлебом, освободив пространство посредине стола. Магия золотыми нитями полилась с пальцев Илстина, рисуя карту на белой скатерти. Крестик на севере Сарнира посреди коричневых пиков гряды Харди увеличился в размере, превратился в заснеженное плато, усыпанное черными квадратиками крыш, словно их разглядывал орел с вышины полета. Скорей всего, учитель делился своими воспоминаниями о деревне великанов.
Мы увидели мощные фигуры с непропорционально длинными руками и ногами, выступающими лбами, мощными подбородками. Женщины отличались ростом помельче, более плотным строением тела с внушительными плечами. Рост великанов определить с высоты было затруднительно. Они сообща строили неуклюжие домишки, находили беличьи запасы в лесах, пасли стадо рогатых горных коз, с неожиданной ловкостью прыгая по ущельям. Посреди деревни мерцала трещина, сочившаяся золотом.
— Спонтанный магический источник? — с энтузиазмом спросил Чинг. Он, как и я, никогда прежде с подобным не сталкивался.
Илстин одобрительно кивнул и добавил:
— Источник древний, поэтому деревня столь многочисленна. Видимо, после катастрофы трещина расширилась, что и привело к ее обнаружению.
— Погодите, — попросила Чиаки, поморщив лоб. — Как долго, по вашим исчислениям, о великий Илстин, проживали они подле источника?
— Если считать по древности строений, не предназначенных для иных существ, кроме великанов, деревне около двухсот лет.
— Так-так-так… — Маро кокетливо повела плечом, послала Фуэртесу улыбку, приведшую в ярость Рианнис. — Двести лет великаны мирно жили в горах, но, по вашему мнению, прямо завтра соберутся и вырежут пол-Сарнира?
— Я готова голосовать, — подвела итоги Чиаки.
С преимуществом одиннадцать против пяти деревню решили оставить в покое, под условием еженедельного наблюдения. Так как ближайшими волшебницами оказались мы с Маро, обязанности разделились между нами двумя.
Подруга подмигнула, отмечая победу. Истребление зловредных магических существ входило в компетенцию волшебников, и эту часть работы я смело могла назвать наипротивнейшей. Магические существа выглядели сказочно прекрасными. Драконы, сильфы, цветочные эльфы, словно сошедшие с иллюстрированных страниц, поражали изяществом, светились изнутри… Убивать их не доставляло никакого удовольствия, раненые, они кричали совсем по-человечески. Илстин старался избежать кровопролития, Фуэртес, наоборот, рвался в бой, считая себя священным защитником людей.
В конце слета один из слуг, сгибаясь под тяжестью, поднес обитый кожей том с драконом на обложке. Илстин открыл закладку посредине и будничным тоном произнес:
— Обычная формальность перед прощанием. Прошу перечислить количество артефактов на счету каждого.
У меня заледенели кончики пальцев, и в груди образовался тяжелый ком. Соврать волшебникам, моей приемной семье? Неприемлемо. Ни разу не опускалась до подобного, все мои проступки были на виду.
Чиаки спокойно назвала цифру восемь, Маро непринужденно сообщила о семи, Гету и Ннанди, переглянувшись, озвучили десять. У меня же сердце билось, выстукивая проклятое тринадцать, тринадцать, тринадцать.
Как только произнесу вслух, за столом воцарится тишина, все взгляды будут направлены на меня. Вопросы посыплются пшеном из рваного мешка: почему не позвала на помощь? Как сорвалась? Что теперь будет?
И взгляд Ннанди, полный ужаса, побелевшие костяшки Гету на спинке ее стула. Не перенесу… Не смогу… Проклятые тринадцать…
Илстин смотрел в книгу, невозмутимо записывал цифру за каждым из присутствующих. Очередь неумолимо приближалась ко мне. Как легко произнести «одиннадцать». Оставить ровной поверхность озера, избегая всплесков от упавшей камнем новости. Нести в одиночестве тяжесть собственного решения, утешаясь отсрочкой.
— Эвитерра? — приподняв бровь, спросил Илстин, я обернулась и поняла, что все смотрят на меня, дожидаясь ответа.
Я прокашлялась, посмотрела на учителя, прямо в глаза:
— Тринадцать.
В новой жизни я поклялась самой себе быть смелой и честной. Соврать легко, трудней встретить лицом к лицу последствия собственных ошибок.
Илстин не успел отвернуться, и вся палитра удивления, недоверия, ужаса развернулась на его лице, сметя ледяную маску. Все произошло, в точности повторяя предвиденный кошмар: шепот голосов, уничижительная реплика Фуэртеса:
— Два за неделю, Эвитерра бьет новый рекорд!
Не нашла в себе сил ответить колкостью, ведь он был прав. За меня вступилась Хафса:
— Отважный Фуэртес забыл произошедший три года назад срыв, а мы молчим из уважения к его семье!
Удар ниже пояса. Три года назад прекрасная Рианнис соблазнилась песнями менестреля и сбежала от мужа, оставив того в ярости. Изменница вернулась, с тех пор вела себя тише воды ниже травы, но гнев Фуэртеса поразил нас. Тот произвел летальные артефакты войны, хранившиеся в подвале дворца Матери-волшебницы, подальше от жадных человеческих рук.
И все же Ннанди заплакала…
Увидев сгорбленную фигуру высокой волшебницы-богини, я бросилась к ней и застыла, боясь прикоснуться к подрагивающим плечам.
Илстин за спиной холодно произнес:
— Эвитерра, достаточно. Вы возвращаетесь на мое попечение.
— Нет!
— Не время для игр. Благосостояние ученицы — моя ответственность, я сделаю все возможное, чтобы предотвратить ваше выгорание.
Мать-волшебница, он зачитывает мой приговор!
Я закрыла глаза и представила Рейса, скачущего чуть впереди по осеннему лесу. Косые лучи солнца падают на черные кудри, короткий плащ развевается за плечами, искрится эфес кинжала. Он оборачивается, смотрит на меня, такой близкий и одновременно далекий. Бесконечно любимый, недосягаемый…
Знала, что разлука с королем станет платой за правду…
— Учитель, не смею противиться вашей воле, пусть нет ценнее вкуса ответственности за собственную судьбу.
— О великий Илстин, — неожиданно вступилась за меня Чиаки. — Все мы понимаем, что Эвитерре будет спокойней под вашей опекой, но смею предложить отсрочить переезд. Уверена, ее в замке ждут неотложные дела.
— Я присмотрю за ней завтра, — вызвалась Маро. — Мы уже договорились о визите, и я сделаю все возможное, чтобы она не волновалась, готовя замок к отсутствию хозяйки.
— Хватит! — Илстин решительно пресек решивших вступиться за меня волшебниц. — Послезавтра я сам навещу Эвитерру и присмотрю, чтобы дела были окончены в срок.
— Ннанди, — тихо позвала я, — осталось всего восемь месяцев до срока, раньше я и год тянула без единого артефакта.
Отстранив руку Гету, чернокожая красавица встала, положила ладони на мои плечи и серьезно сказала:
— Я не виню тебя, Эвитерра. Потоки магии всколыхнулись, все ощутили это, но ты первая приняла удар на себя, как и всегда. Илстин прав, тебе нужен рядом волшебник, лучше вернуться в его замок. Не грусти, дело не в необходимости присматривать за тобой, как за неразумным ребенком. Мы все знаем, что настанет следующий раз, и тогда Илстин перехватит удар. У Великого резерв больше, ты сможешь отступить и дать ему прогнуться под волну.
Ее душевная теплота, стремление утешить — все это было слишком благородно. Я чувствовала за собой неоспоримую вину. Любовь к Рейсу, решение пленить его — не что иное, как эгоизм, на фоне которого поддержка волшебников ощущалась незаслуженной.
Впрочем, решение принято. Я попрощаюсь с королем завтра, а уже послезавтра вернусь под стальное крыло Великого.
Обернулась полюбоваться на блеск торжества, наверняка мерцающий в глазах Илстина, но, к удивлению, наткнулась на полный тревоги взгляд широко распахнутых лиловых глаз. Белые волосы трепетали от невидимого ветра, в уголке рта выступила капля крови от прокушенных губ, пальцы в белых перчатках дрожали. Никогда не видела учителя настолько разбитым, раньше любые неприятности отскакивали от него, как горох об стену. И уж тем более сейчас, когда в ведущейся между нами игре он поставил шах и мат, я ожидала от Илстина чего угодно, но только не страха.
Рывком бросилась к нему, схватила за рукав, заглянула в глаза:
— Ну что вы так… Ил, ничего не изменилось, я все так же чувствую магические потоки и контролирую их. Учитель, пожалуйста…
Словно дверь захлопнулась. Илстин сморгнул, выпрямился, будто меч проглотил. Красивое лицо закаменело, приобрело привычное, чуть высокомерное выражение человека, у ног которого весь мир.
— Слет окончен.
Не заметив моей руки на своем предплечье, развернулся, стукнул тростью о пол, учтиво поклонился волшебникам и направился прочь. Фалды фрака развевались от стремительной походки, а когда учитель покинул зал, все вздрогнули.
В груди неприятно захолодело от страха. Если испугался он, мой стальной дракон, то все, конец. Мама, как же тебя не хватает!
От тягучего молчания и тяжелых взглядов, направленных в мою сторону, неприятно тянуло под ложечкой. Карета, где я останусь одна, показалась самым привлекательным местом на свете. Поспешила попрощаться, чтобы наконец оказаться в одиночестве и обдумать размеры произошедшей катастрофы.
Не помню, как прошла через прозрачный зал, как остановилась в алькове, отпуская магию на свободу. Только на балконе, вдохнув морозный воздух, отпустила слезы и дала им свободно течь по щекам.
Меня терзало чувство утраты. Еженедельные слеты чаще всего были приятной встречей друзей. Мы обменивались новостями под сенью тропических деревьев, подставляя лица солнечным лучам. Я с нетерпением ждала каждой среды, желая увидеть друзей.
Нельзя отрицать очевидное — беззаботные дни остались в прошлом.
Белоснежная карета зависла в воздухе за краем балкона. Со вздохом облегчения я опустилась на мягкие подушки, откинулась и прижала ладони к лицу.
Перед глазами стоял Илстин, беловолосый кусок льда — и вдруг побледневший, испуганный, с капелькой крови в уголке рта. Ужасно, просто до боли в груди хотелось его утешить. Вид учителя мучил всю дорогу. Я просто не могла думать ни о чем другом, кроме его прокушенной губы.
«Эви, он образец рациональности. Уверена, Илстин уже давно сосредоточен на вычислениях о природе магических потоков, а о тебе и думать забыл».
Самовнушение не помогало. Я прикусила нижнюю губу, просто чтобы почувствовать то, что ощущал он.
«Уже послезавтра тебе не избавиться от его общества. Выкинь из головы хоть сейчас!» — посоветовал внутренний голос.
А это правда. У меня всего лишь день, чтобы попрощаться с Рейсвальдом, привести в порядок дела в замке… Затем учитель будет постоянно рядом. Ннанди права, его присутствие на случай катастрофы незаменимо, но как же не хочется даже думать о жизни под присмотром Илстина!
«Так ты жалеешь его или недолюбливаешь?»
Я хочу быть с Рейсвальдом, но мои желания, мечты, надежды потеряли всякую значимость. Не выгореть в ближайшие восемь месяцев — вот единственная задача.