Я проснулась от резкого стука о стекло. Вернее, нечто выдернуло меня из забытья, заставив подскочить с кровати с лихорадочно бьющимся сердцем. Тело казалось непривычно легким, во мне бурлила энергия, но в душе было пусто и горько, как после совершенной ошибки.

Та самая ошибка лежала рядом, раскинувшись на кровати с умиротворенным выражением лица. Глядя на это лицо, я непроизвольно вскрикнула и прикусила костяшки.

Никогда не видела учителя без личины.

Светлые кудри, рассылавшиеся по подушке. Аристократические черты лица потомственного правителя: ровный нос, волевой подбородок, чуть полная нижняя губа. Илстин был точной копией Рейса, я даже на мгновение поверила, что каким-то чудом король и учитель — одно лицо. Но нет, если присмотреться, разница видна — учитель чуть шире в плечах, другой масти, без поросли на груди…

Братья, они же родные братья! Аривельда была влюблена в отца Рейса, короля Биртвайльда. Она сама сказала, а я не догадалась сопоставить факты.

На тумбочке подле кровати переливался и сверкал перстень, весь выточенный из бриллианта, так и искрившийся магией. Одного взгляда хватило, чтобы опознать новосотворенный артефакт.

Илстин выполнил обещание. Забрал всплеск магии, предназначенный мне, спас от выгорания ценой собственных сил.

Меня мучила благодарность, не принося облегчения, а лишь разжигая злость. Я чувствовала себя преданной, а не спасенной. Доверие к человеку, ставшему моим наставником, опорой, другом, было разрушено.

Я не хотела его любви. Или хотела?

Опять стук и слабый писк, мешающий погрузиться в пучину жалости к самой себе.

Вскочила с кровати, накинула халат на голое тело и бросилась в темноту ночи на балкон.

На мраморных плитах шебуршился окровавленный комок перьев. Узнав собственную магию, я вскрикнула:

— Рейс!

Поймала воробья в дрожащие ладони. Клюв сломан, крылья не складываются, и лишь в хвосте торчит нетронутое радужное перо. С превеликой осторожностью я опустилась на колени и выдернула артефакт, стараясь не причинить боли. Птица разрослась длинной тенью, на подрагивающих руках оказался бездыханный король. Я приложила ухо к груди, услышала быстрый стук сердца.

Внутри ледяным озером позора разлилось понимание того, что Рейсвальд видел меня с учителем. В памяти пронесся обрывок вечера, вспомнила, как потянула на себя Илстина, как прижималась к горячей груди.

Зачем? Мать-волшебница, как же стыдно и горько. Будто изменила любимому, хотя нас ничто не связывает. Рейс все еще помолвлен с Катрин, на рассвете нас ждет расставание.

Слезы закапали из глаз на изорванный камзол. Король пах кровью и по том, я судорожно обнимала его, не желая отпускать.

Погладила кудрявую темную голову, провела по сломанному носу, заживляя кости, убрала кровавую дорожку над губой. Рейсвальд задышал ровнее, открыл глаза, судорожно вцепился в меня.

— Ева… Прости меня, Ева.

— Рейс, — ласково сказала я, всхлипнув, — что же ты наделал? Зачем?

— Отмени приказ, Ева, — внезапно твердо сказал он. — Мне следует поговорить с твоим наставником.

— Все, что пожелаешь, Рейс, только прошу, будь осторожней. Мне плохо от одной мысли, что могло произойти, не скажи я Милахе не трогать тебя ни в коем случае. Ты хоть понимаешь, как опасны фриксы?

— А ты понимаешь, Ева, что натворил великий волшебник? Он забрал мою память, любимая, взамен на артефакт согласия. Я не вернулся за тобой, не искал встречи, обручился с другой, потому что Илстин вырвал встречу с тобой из моего сознания.

— Нет… — Я покачала головой, пытаясь осознать сказанное. — Что это значит, что ты говоришь?

— Я люблю тебя Ева, только тебя, и всегда любил. Но с тех пор, как нанес визит великому волшебнику, — не помнил.

— Погоди, Рейс, я ничего не понимаю, — жалобно попросила я, уперлась ладонями в его грудь. — Откуда ты узнал о заклятии? Зачем это понадобилось учителю?

— Ты напоила меня зельем, снимающим чары. Память вернулась, Ева, показав неприглядную правду. Я полностью принимаю вину и не молю о пощаде. — Рейс опустил голову, взял мои ладони. — Я клятвопреступник. Обещал быть верным, любить вечно, хранить тебя — и не исполнил ни одно из обещаний.

Я зажала рот ладонями, не в силах осознать сказанное королем. Рейсвальд не разлюбил встреченную в лесу попаданку, бросив в придорожной таверне. Он был околдован. И я поняла бы это, если бы удосужилась поговорить с ним лицом к лицу в любой момент за последние семь лет. Почему я не осознала этого раньше? Зачем лелеяла обиду и глупую гордость? Мне легче было поверить в то, что я недостойна любви, чем за нее побороться.

Семь лет пустоты, горечи, тоски…

Не могу осознать, что учитель сотворил со мной подобное.

«Люблю, Эви, если бы ты знала, как сильно тебя люблю».

Я передернула плечами. Любовь Илстина оказалась жестокой. Неужели он хотел устранить соперника?

— Зачем он разлучил нас? — вытирая слезы со щек, спросила Рейса.

— А вы скоры на расправу, — раздался из темноты спальни холодный голос. — Пока я спал, меня обвинили, судили и вынесли приговор, не дав возможности защищаться.

Илстин выступил под свет полной луны, заливающей балкон. Мать-волшебница, вылитый Рейс, только белокурый, чуть выше и двигается резче. Внешность учителя застала врасплох короля. Рейсвальд вскочил, его рука зашарила на боку в поисках отсутствующего кинжала.

Учитель специально встал лицом к свету, давая нам обоим возможность изучить невероятно похожие на королевские черты лица. Он был без рубахи, только в свободных штанах, лунные лучи обрисовывали сильное тело. Я отвернулась, смутившись отметин, оставленных мной на белой коже учителя. Он был красив, впрочем, это я всегда знала. Красив и жесток, но неужели настолько, чтобы подлостью разлучить с любимым?

— Рейсвальд, — учитель повернулся к королю, прижимая кулак к груди, — теперь, когда спали чары, признайся, ты помнишь меня?

— Помню. — Король выглядел растерянным. — Ты приходил ко мне во снах.

Двое невероятно похожих мужчин, беловолосый и черноволосый разглядывали друг друга, стоя на расстоянии вытянутой руки.

— Ты брат мне, Рейсвальд. По матери и по отцу, родной брат. Я никогда бы не причинил тебе вреда. Наоборот, Рейсвальд, с самого рождения моим долгом было оберегать драгоценную королевскую особу от опасностей, к которым ты неустанно стремился. Стоять невидимой тенью за твоей спиной, нарушая кодекс чести волшебников. Нам нельзя вмешиваться в политику, но ради тебя мать преступала через запреты, а за ней и я. Удобно сделать виноватым в собственной ветрености того, кто семь лет держал на расстоянии любимую, не смея приблизиться. Ради тебя. Потому что не хотел мешать твоему счастью, реши ты передумать и не жениться на Катрин. Не смей бросаться обвинениями в том, что я обманом решил заполучить ее. Если бы хотел, давно бы сделал!

— Брат? Невозможно! — Рейсвальд отрицательно покачал головой.

— Младшенькому следует объяснить, откуда появляются дети? — Илстин заломил бровь. В гневе он становился невыносимым. — Наша мать, Аривельда, простила отцу скоротечный политический брак с другой. После рождения нашей старшей сестры, Сильвины, и смерти первой жены отца был зачат я. Об этом двору, естественно, не было известно. А когда Биртвайльд понял, что может остаться без наследника, Аривельда согласилась на роль королевы.

— Мама была ведьмой? Слухи говорили о другом… — Рейсвальд обреченно покачал головой, а я пожалела, что была не в курсе истории его матери.

— Слухи ее и сгубили, — кивнул Илстин. — Фрейлины, герцогини и графини оплели маму паутиной лжи, интригами растоптали репутацию, превратив в посмешище.

— Она изменила отцу.

— Это версия, рассказанная при дворе. На самом деле все было несколько иначе. Аривельду выжили из дворца, она была вынуждена оставить тебя в Бретеле как наследника престола, но никогда не забывала.

Рейсвальд облокотился о перила, устало потер переносицу.

— Значит, не привиделось… Она и вправду приходила ко мне ночами.

— Мама много чего ради тебя сделала, как и я. Слышать обвинения в постыдном малодушии и обмане от ближайшего родственника ниже моего достоинства. Посему откланяюсь.

Илстин поклонился, словно не стоял полуголым на ночном балконе, а находился на званом приеме у королевы Виктории.

— Стой! — резко сказал Рейсвальд, и повелительные нотки в голосе заставили моего наставника застыть на месте. — Что же стало платой за артефакт, вернувший трон?

— Плата? — презрительно переспросил Илстин. — Не все в этом мире покупается и продается, братишка. Артефакт правды создала наша мать, перед тем как выгореть, наказав передать младшему сыну. Отдав его, я исполнил долг перед нею.

Я стояла в стороне, не вмешиваясь в разговор братьев, пытаясь разобраться в собственных чувствах. Никогда в жизни не видела я учителя столь взбешенным. Нет никакого сомнения в том, что он говорит правду. Мне вспомнилось нездоровое любопытство Аривельды в отношении Рейсвальда, замеченного в моей постели.

«Вживую он лучше, чем на портретах…»

Как и всякая любящая мать, она следила за жизнью сына издалека. Заточенная после выгорания в хрустальном дворце, она собирала портреты короля, зная, что никогда его не увидит вживую. Неудивительно, что она прильнула к хрустальному шару, пытаясь рассмотреть Рейсвальда.

Аривельда не хотела для меня повторения собственной судьбы. Ведьмам не место среди дворцовых интриг. Мы живем эмоциями, нам жизненно важна близость надежных людей, которым можно доверять. Мы не умеем лгать, изворачиваться, лицемерить. Магия может защитить от прямой угрозы, но от человеческой злобы золотое сияние не защитит.

Неудивительно, что Аривельда просила быть поласковей с Илстином. Она знала о его любви, в то время как я считала ее слова блажью старухи, принимающей желаемое за действительное. Может, она забрала память у сына, чтобы не мучился любовью к ведьме?

Я отвернулась в ночь, тяжело дыша, стараясь отгородиться и от колкой ярости Илстина, и от собственнического взгляда Рейсвальда.

Илстина мне было безумно жаль. Словно плотину прорвало, и теперь меня заполняли доселе сдерживаемые чувства в отношении учителя. Выходит, он держал меня на расстоянии, чтобы не увести у брата? Как же это мило и благородно, так по-рыцарски… Если бы только не хотелось регулярно убить Илстина, чтобы избавиться от нападок. Только подумать, все это время он любил меня… Учителю удалось создать превратное мнение о своей персоне, благо Ил всегда справлялся с поставленными задачами. Я бы ему жизнь доверила.

Рейсвальд… Мать-волшебница, тут даже страшно дышать, чтобы не нарушить звенящее в сердце счастье. Он меня любит! Хочется прыгать, как девчонка, и кричать на весь мир, что король все-таки меня любит! Как в сказке — на нем было черное-пречерное заклятие, из-за которого он меня забыл…

Проблема в том, что за семь лет в тени нелюбви Рейса я устала. Банально устала от изматывающей безответной любви, и во внезапную верность короля не верилось. Намного привычней было видеть его равнодушие. К нему я привыкла и приняла, а вот любовь воспринималась как нечто новое, опасное, способное причинить гораздо большую боль.

К тому же мне не до личной жизни.

В ближайшие девять месяцев мне следует не устраивать личную жизнь, а затаиться где-нибудь, чтобы магия успокоилась, а Ннанди выносила малыша.

Тяжело вздохнув, я развернулась и натолкнулась на внимательный взгляд обоих мужчин. Ил смотрел с тревогой, Рейс открыл объятия. Выставила руки, отгораживаясь от обоих.

— Мне нужно побыть одной.

— Будь осторожна! — кинулся Ил.

— Позволь быть рядом! — крикнул Рейс, они заговорили одновременно, но я обернулась птицей и взмыла вверх — испить вкус ночного ветра, охладить голову.

Внутри царила усталая опустошенность, магия молчала, покорная выгоревшим эмоциям. Замок спал, в свете луны серебрилась выпавшая на скошенные поля изморозь, чернела громада леса.

Я думала об обоих. При мыслях о Рейсвальде то и дело порывалась спикировать вниз и испить вкус его поцелуя, потом вспоминала, что он еще помолвлен. И отчего-то злилась на то, что он не вернулся за мною в таверну, хотя злость давно должна была выгореть. Но нет, чувствовала, что если увижу короля, то выскажу все о вонючей темнице, где меня заковал сарнирский выродок, воспользовавшись тем, что я еще не властна над даром. Как меня пытали ради артефакта, растягивали на дыбе, загоняли иглы под ногти, и я создала от безысходности меч, разящий в цель, и меткий дротик, не умея справиться с магией. Спасибо никто на честь не посягал, так как любой физический контакт был запрещен, чтобы дестабилизировать магические потоки. Вот откуда достал меня Илстин, отмыл, успокоил, вытянул из затяжной депрессии.

А я что? Любила Рейсвальда еще сильнее, несмотря на то что сто раз должна была забыть. Ил был рядом, надежный и холодный, но я не смотрела на него как на мужчину. А теперь все, пути назад нет, и я больше не смогу видеть холодного учителя, всегда буду помнить его страстность, лихорадочные поцелуи, словно он стремился урвать любой клочок нежности.

Если не Ил отобрал у Рейсвальда память, то кто? Аривельда? Сарнирский король, как часть задуманного похищения глупой колдуньи? Кому может быть выгодно разбитое сердце бешеной ведьмы?

И как можно злиться на человека, не виновного в том, что его настигло заклинание. Как будто у людей есть защита от магии.

Еще немного покружившись под светом звезд, я, приняв окончательное решение, спикировала вниз и вошла в белые покои уже человеком.