Я проснулась с мыслью о Рейсе, с неуемным желанием увидеть его сию секунду. Будто задохнусь, если не зароюсь носом во впадинку его плеча, не прижмусь к сильному боку, не оплету тело гибкой лианой.

Ничего нового, тоска по королю частенько настигала меня на протяжении последних семи лет. Аривельда сказала, что это случается с волшебниками — истинная любовь, которая не прогорает и не слабеет, вечно царит в сердце. Если бы подобное случилось с кем-то другим, я бы посчитала это весьма романтичным, а любить так самой оказалось то ли пыткой, то ли наказанием.

Сев в кровати и обхватив голову, я подумала об учителе, надеясь, что его миновало это чувство и он испытывает ко мне лишь обычную страсть, настигающую сильных мужчин при встрече с отказавшей им женщиной. Ущемленная гордость требует побед, завидный холостяк пытается впечатлить упрямицу, в процессе загорается сам. Пройдет немного времени, раненое эго успокоится, благо учителю хватает женского внимания. От всего сердца хочется, чтобы он нашел другую, посговорчивей, которая влюбилась бы в него без памяти. Ил этого достоин.

Потому что если учителя накрыла похожая на мою напасть и его чувство ко мне — та самая неубиваемая любовь, то ему крупно не повезло. Он не мог найти худшего объекта. Упрямая, вспыльчивая, самостоятельная ведьма на грани выгорания, влюбленная в другого… Это могло быть смешно, если бы произошло с кем-то другим, а за учителя я готова отдать все.

Даже отказаться от короля.

В этом заключалась простая и горькая правда. Илстин для меня больше чем учитель, больше чем друг, больше чем мужчина — он стал неотъемлемой частью моей жизни, и его благополучие, хорошее душевное и физическое состояние значило неизмеримо больше моего.

Скорей всего, наш союз не сделает меня счастливой, но если Ил страдает именно из-за любви ко мне, то я сделаю все возможное, чтобы ему было чуть легче.

Осталось выяснить, можно ли вылечить учителя от болезни или диагноз неутешителен? И каким образом я собираюсь это узнать?

«Уважаемый учитель, полюбите ли вы другую или мне не светит подобного счастья?»

За окном царил чудеснейший морозный день. Воздух был прозрачен, лес сверкал инеем, по заледеневшей бриллиантовой траве проскакала семья оленей — один самец с раскидистыми рогами и три самки чуть поодаль.

Я поспешила в теплую, наполненную паром купальню, быстро сполоснулась и помыла волосы. Подправила внешность, хотя блондинка, глядящая из зеркала, стала вызывать раздражение. Оделась потеплее и спустилась вниз проведать вернувшегося накануне в человеческий облик графа.

Вейнера устроили в одной из крохотных комнатушек без окон, служивших подсобным помещением. По свидетельству Эдгара, граф панически боялся открытых пространств и сторонился людского общества. Он нервно метался всю ночь и заснул лишь под утро, после того как сгрыз мешок моркови, заготовленной на зиму. Попытка остричь его так и не увенчалась успехом.

Я смотрела на осунувшееся лицо спящего графа и задавалась вопросом, что с ним делать дальше. Ясно, что год в шоколадной шкуре нанес удар по психике бывшего владельца замка. Подобно морским свинкам, Вейнер предпочитал тесные уголки и твердые овощи. Какие еще изменения настигли несчастного, пока неясно.

Велела отыскать остальных свинок, бродивших по замку. Их принесли довольно быстро — оказалось, что детям приглянулись животные, и свинки давно обрели хозяев, потихоньку прочно заняв место домашних любимцев. О том, что они на самом деле люди и намного умнее обычных зверей, обитателям замка было известно. Интересно, животные выбрали в защитники самых слабых — детей. Наверное, потому что дети обладают мягким и преданным сердцем, стоит вспомнить, как Мик любил своих собак.

Морские свинки выстроились пестрым рядом на дощатом полу классной комнаты, три справа, три слева. Казалось, черные пуговки глаз глядят на меня с мольбой, а маленькие лапки просительно скребут по полу. Я полностью ушла в себя, стараясь аккуратно работать с потоками. Отпустила магию и приказала ей обратить заклятие. Ил бы гордился мной, столь филигранно золотая струя поднялась из земли, потекла по позвоночнику и вылилась из пальцев на мохнатые комочки. Отмерила щедрую порцию, приговаривая про себя вежливую просьбу, обращенную к Эйде. Аккуратно уменьшила поток, закрыла окошко, и магия покорно впиталась обратно в землю.

Шесть морских свинок с укоризной смотрели на меня снизу вверх. Что ж, я обязана была попытаться. Мои заклятия необратимы, даже для меня самой. Таково свойство магии, свинки должны принести больше добра, чем зла, и ничто другое их не спасет.

— Не получилось, — сказала, глядя на младшую девочку, Леру , пятилетку с трогательными косичками, которая держала кулачок у рта все время, пока я колдовала.

— Ну и хорошо, — заявила она, хватая наиболее упитанную белую морскую свинку с длиннющей шерстью. — Снежинке пора домой.

— Это мальчик, — сдержанно исправила я.

— Ничего подобного, Снежинка девочка, вот, смотрите, — и девчушка сунула мне под нос растопыренные лапы животного, между которыми висели два доказательства принадлежности к мужскому полу.

Прикрыв глаза, я отклонилась, выставив ладонь, так как от свинки не слишком приятно пахло, и погладила девочку по голове.

— Как тебе удобней, милая. Боюсь, Снежинку не расколдовать, пока не выполнится условие.

— Она моя, я ее никому не отдам! — заявила Леру, прижимая белую тушку к себе. Надо сказать, от животного не было слышно ни нотки протеста.

Тяжело вздохнув, я отпустила детей, смотря вслед им с невольной улыбкой. Следует признать: когда я увидела, как нежно Леру прижимается щечкой к белой шкуре, давящая на плечи вина стала чуть легче. Да, поместить человеческий разум в тщедушное тельце было не лучшей идеей, но спустя год каждый из прихлебателей Вейнера жив, толст и довольно висит на сгибе локотков у ребятишек, покорный воле пухлых детских пальчиков.

В моем замке растет малышня, отличающаяся от грубых, познавших лишения уличных попрошаек Средневековья. За толстыми стенами и волшебной защитой царят покой и безопасность, родители сыты и уверены в будущем. У детей есть возможность проявить доброту, заколдованным свинкам повезло.

Позади меня раздался деликатный стук. Я обернулась и увидела Эдгара. Страж, скорей всего, так и не ложился с ночного дежурства, под серыми глазами залегли тени, черты лица заострились. Зная ответственный характер мужчины, нетрудно было догадаться, что он решил взять на себя присмотр за графом.

— Вейнер?

— Он желает поговорить с вами, госпожа.

— Поговорить? Рада слышать, что он пришел в себя. Боялась, к нему не вернется разум.

— Как проснулся, твердит ваше имя.

Я вышла в коридор, и мы проследовали в сторону комнат стражи.

— Так и не дает к себе прикоснуться? — поинтересовалась, стараясь подготовиться к разговору с графом.

— Сиенна нашла к нему подход. Ей разрешил все.

Эдгар говорил рублеными фразами, словно за каждое слово выставлялся счет на оплату. Я слышала от других стражников, что на прежних местах его считали странным за необъяснимую любовь к книгам. Если бы Эдгару дали выбор, он стал бы юристом или историком, но у младших сыновей частенько одна дорога, особенно если физическая мощь позволяет. В моем замке для Эдгара была открыта библиотека, и я частенько доставала ему редкие книги во время путешествий по дальним странам. Он один из тех людей, что служат не за щедрое вознаграждение, а по совести.

Граф Вейнер, остриженный, побритый, в новой одежде и с короткими аккуратными ногтями ждал меня, сгорбившись на одном из стульев в сторожевой. Рядом с ним стояла побледневшая Сиенна и устало гладила графа за ушами, приговаривая, что все хорошо и спокойно.

Мне было очень интересно, почему именно ее присутствие столь благотворно сказалось на его состоянии, но ничего спросить я не успела, потому что Вейнер грохнулся на колени, молитвенно сложив руки на груди.

— Благодарю вас, величайшая, мудрейшая, великолепнейшая госпожа Эвитерра, — чуть хриплым голосом долго молчавшего человека произнес граф. — Спасибо, что снизошли до ничтожного грешника, сократив справедливо вынесенное наказание.

«По крайней мере, разум при нем, раз способен куртуазно выражаться».

— Поднимитесь.

Вейнер вскочил быстрее вымуштрованного солдата. В черных глазах мелькнул животный страх — видимо, граф боялся открытого пространства, и все же он не посмел нарушить приказ. Явно предпочел бы держаться ближе к земле, ему было комфортней взирать с привычного ракурса снизу, но я хотела поговорить на равных.

— Граф Вейнер, — я специально использовала титул, стараясь воззвать к его аристократическим привычкам, — вы желали меня видеть?

— Чтобы поблагодарить великодушную госпожу и оказать маленькую услугу, в знак признательности за милосердие, оказанное вашему покорному слуге.

Он изменился, поняла я, пытливо наблюдая за дергаными жестами графа, за его взглядом через плечо на Сиенну, которая тут же пришла на выручку, молчаливо встав сзади, оберегая спину. Невероятным образом бывшая жертва превратилась в защитницу… Впрочем, морская свинка беспрепятственно бегала по всему замку, может, смогла каким-то образом проникнуть в сердце экономки.

Поддержка Сиенны придала графу уверенности, он выпрямился и с достоинством ждал моего ответа.

— Вы ничего не должны мне, граф. Превращение означает, что заклинание временно снято.

Он затравленно сгорбился, правильно выделив слово «временно». Сиенна прикусила нижнюю тубу и ободряюще сжала руку Вейнера.

— Увы, — продолжила я. — Наложенное условие не устранено оборотом. До конца дней над вашей головой будет висеть чаша весов, отмеряющая хорошее и плохое. Стоит дурному перетянуть, шкура грызуна настигнет вас вновь.

— Смилостивитесь, госпожа, — выдохнула Сиенна.

— Не в моих силах изменить содеянное, — разведя руки, призналась я в собственном бессилии.

— Он сожалеет, — потупилась экономка.

— Сожалею, — эхом повторил граф. — Госпожа Эвитерра, за последний год я довольно хорошо изучил вас, пользуясь незаметностью звериного облика. Вижу, вас мучает чувство вины за наложенное заклятие.

Губы Вейнера чуть искривились, и я вновь увидела испорченного юношу, предававшегося блуду и греху. Мгновение прошло, взгляд графа очистился, и он тихо сказал:

— Мною творились непростительные преступления, госпожа. Поверьте, я не осознавал тяжести содеянного. Скажем иначе, тогда совсем ничего не чувствовал. Наоборот, чужая боль пробуждала во мне нечто онемевшее, принося временное облегчение. Ночами меня накрывало отвращение к содеянному, которое я пытался залить вином и утехами плоти. Оглядываясь назад, надо признать, влачил я довольно жалкое существование до вашего вторжения в замок. Наверное, лучшее, что вы могли сделать для меня, — это отобрать власть над собственной судьбой. Видите ли, сам себя спасти я не мог.

Внезапное признание графа огорошило меня настолько, что я отступила на шаг назад и опустилась без сил на услужливо поданный Эдгаром стул.

Граф снова встал передо мной на колени, на сей раз изящно, с красотой движения, заученного с детства представителем голубых кровей.

— Моя госпожа, не терзайте себя. Истинное желание каждого человеческого существа — любить и быть любимым. Сие великое благо было недоступно человеку, восседающему в тронном зале замка Вейнер год назад. Тогда любовь представлялась мне врагом, способным предательски проникнуть в душу и вогнать клинок в сердце. Я мучил тех, кого любил, пытаясь защититься от сей угрозы. Колдовством вы сняли довлеющее надо мной проклятие, спася от худшей участи.

Во мне поднялась целая буря чувств: удивление, сочувствие, но больше всего — уважение к мужчине, способному открыто говорить о самом сокровенном, о том, что мы скрываем сами от себя. Наверное, поэтому Сиенна стояла поодаль с покрасневшими щеками, восхищенно глядя на графа из-под ресниц. Что ж, никто из нас не может устоять перед раскаивающимся грешником.

— Вы удивительный человек, граф. Что-то подсказывает мне, вам больше никогда в жизни не придется носить звериную шкуру.

— Я больше не страшусь ее, — откинув неровно стриженные волосы назад, гордо ответил граф.

— Вы хотите вернуть себе замок? Но титул отдан другому.

— Вы забываете, госпожа, что мне известно об этом. В западной башне я слышал назначенную плату за артефакт и не намерен оспаривать ваше решение. Все, чего я желаю, это выразить благодарность за оказанную мне услугу и, если позволите, просить у вас руки Сиенны.

— Сиенна сама решает, кому отдать свою руку, просить следует прямо у нее. И повторяю, граф, благодарность тут излишня.

— И все же я считаю себя обязанным предупредить вас о заговоре, прямо касающемся человека, к которому вы неравнодушны. Госпожа Эвитерра, не сомневаюсь в вашей мудрости, но некоторые аспекты дворцовых интриг недоступны чужаку. Его величеству, даже с защитой зелья, не выстоять против альянса аристократов, в число которых входил и я.

— Кто? — спросила, сглотнув холодный ком в горле.

— Имя главного заговорщика неизвестно столь мелкой сошке, каковой являлся ваш покорный слуга.

— Мне нужно отправиться в Бретель, — простонала я, закрыв глаза.

— Чем быстрее, тем лучше, — согласился граф Вейнер.

— Расскажи мне больше, расскажи все, что ты знаешь! — потребовала, неосознанно схватив графа за край слишком большой рубахи с чужого плеча.

— Кроме того, что мне обещали земли и богатство за пренебрежение обязанностями по охране южной границы, больше ничего не знаю, но уверен: похожие предложения получили барон Луи, виконт Кельнер и граф Сирр.

Со словами графа мелкий кусочек мозаики, щелкнув, встал на место, заставив похолодеть сердце. Мой чернокудрый отважный король вернулся в душные застенки заговора.

Внезапно я испугалась, что больше не увижу его живым.

Стрела в сердце Катрин — была ли она случайностью или ступенькой выверенного плана? Частью паутины, сплетенной неведомой темной фигурой, стоящей за кругом света и желающей смерти тому, кого я любила.

А ведь Рейсвальд сказал мне об этом, только я не слушала, искала в его словах надежду на взаимность, вместо того чтобы проникнуться ответственностью, которую он нес на плечах. Долг правителя Айнура. Король говорил о заговоре с той же обыденной досадой, как об обязанности просматривать налоговые бумаги.

Зелье оградит Рейса от магической атаки, но яд, кинжал и стрела с зари времен обрывали нить жизни нежеланных правителей безо всякой магии.

Единственный выход — найти заговорщиков и предать трибуналу.

Ладони вспотели, я мимоходом вытерла их о платье, отдавая четкие отрывистые приказы Эдгару:

— Приготовиться к моему длительному отсутствию. Освободить казармы для воинов эмира Алиима. Укрепить оборону замка и никого не пускать.

Подозвала жестом Сиенну и уже подготовилась перечислять список заданий для экономки, как она сжала мою ладонь и попросила:

— Эви, погоди… То есть, госпожа… Как же вы одна во дворец, а? Это ж не к учителю лютому, где вас, ласточку, оберегать и лелеять будут. Вы же во дворец под личиной направитесь, а какая благородная госпожа без сопровождающих путешествует? Или служанкой прикинуться собрались?

Задумавшись над словами Сиенны, я растерянно кивнула. Под каким предлогом появиться в столице, еще не придумала, но слова экономки натолкнули на безумный план.

Накинуть личину, представиться благородной провинциалкой. Втереться в доверие во дворце и присматривать за Рейсом.

Преимущество плана — короля не убьют. Не позволю.

Недостаток плана — дворец не спокойное место, где можно переждать несколько месяцев без угрозы выгорания.

— Госпожа, — тихо позвал граф Вейнер, — мое возвращение в Бретель никого не удивит. Я расскажу об избавлении от чар, возобновлю старые знакомства и смогу ввести вас в курс последних сплетен.

Бросив быстрый взгляд на графа, Сиенна тут же добавила:

— Возьмите меня с собой, госпожа. Вы не пожалеете, слуги знают и видят недоступное ушам богатеев.

— Сиенна, минутку, — остановила я экономку, набравшую воздуха для длинной и убедительной речи. — Ты считаешь, графу можно доверять? Веришь в его раскаяние?

Девушка покраснела, что подтвердило догадки о зарождающихся чувствах. Мать-волшебница, она пристрастна, мне стоит быть осторожней, но промедление может стоить жизни Рейсу, и я вынуждена принять решение на месте!

— Не отказывайтесь от помощи графа Вейнера, госпожа. В столице живут злые-презлые люди, это мне еще матушка говорила. Они вас на завтрак сожрут, то есть скушают, уж не обижайтесь, госпожа Эвитерра. А граф, он детство там провел, знает щук столичных вдоль и поперек.

— Что ж… — Я ободряюще улыбнулась графу, который неосознанно быстро-быстро чесал за ухом. — Похоже, мы с вами направляемся в Бретель, распутывать заговор против его величества. В качестве кого вы советуете мне там появиться?

— Моей любовницы, естественно, — сухо улыбнулся в ответ граф, недовольно рассматривая непослушную руку, словно она не была его частью. — Если позволите, госпожа, советую проявлять прилюдно недовольство моим обществом, ненавязчиво искать нового покровителя. Таким образом мы расширим поле действия.

Я растерянно посмотрела на Сиенну, которая кусала губы, чтобы не рассмеяться. Графу нельзя отказать в выдумке, он вовсе не растерял навыков интригана.

Что ж, представим на мгновение, как это будет происходить… У меня появится возможность быть рядом с Рейсом и в то же время не привлекать к себе слишком много внимания. Выступить эдакой смазливой селянкой, которую приволок во дворец самовлюбленный граф. Пахнет приключением, но в то же время я рискую очень малым, а получаю многое.

— Решено. Даю вам час на сборы, а пока соберите абсолютно всех в главном зале. Не явившихся по каким-либо причинам выдворить из замка, без возможности возвратиться.

Хватит откладывать, я собралась сообщить обитателям об отъезде, новом хозяине и скором появлении воинов в белых бурнусах. Оставлять насиженное место оказалось невероятно тяжело. Я привязалась не к серым камням древней кладки, а к людям, населяющим стены. Единственным утешением была мысль, что для их будущего я сделала все возможное.

После сухой речи, содержавшей голые факты, я замолчала, разглядывая море лиц, ставших родными. Кто-то еле сдерживал слезы, другие старались не поднимать головы, рассматривая пол. Третьи определенно нервничали, так как нежданный сбор отвлек от насущных дел. Матери отвлекались на непослушных детей, то и дело шикая и притягивая непосед за воротник.

Режущая под ребрами тревога отпустила: все в порядке, я могу отправиться во дворец со спокойной совестью, потому что увидела главное — никто из моих людей не боялся. Зал не полнился животным страхом брошенных на произвол судьбы беззащитных существ. Домочадцы были уверены в своем сытом и безопасном будущем, доверившись обещаниям эксцентричной госпожи. Этого я добивалась, отнюдь не любви и благодарности, о нет, не для этого я привечала в замке страждущих. Я желала для них лучшей доли, чем полное страданий существование в жестоком Средневековье.

Через час я глядела на графа, успевшего подровнять шевелюру, побриться и вновь превратиться в лощеного хлыща, встретившего меня год назад высокомерной усмешкой. Лишь подрагивающие уши напоминали о его недавнем прошлом.

— Вы идеально выглядите, госпожа Эвитерра. Ваш вкус безупречен.

Еще бы! На эксперименты времени не было, и я наскоро накинула на себя образ милой деревенской девушки с русой косой до пояса, краснеющими щечками и бездонными голубыми глазами, вечно распахнутыми в немом удивлении. Чрезвычайно пышная грудь натягивала ткань традиционного платья в пол, носимого девицами на выданье. Все во мне кричало о наивности, глупости, готовности прямо сейчас отдать любовь и девичью честь в первые попавшиеся руки. Я выглядела созревшим яблоком на дереве, алеющей ягодкой на кусте. Пресыщенные дворцовые интриганы не смогли бы передо мной устоять. Просто ради земного удовольствия совратить и бросить.

— И все же, позвольте заметить, появляться во дворце стоит в более подходящем одеянии, — глубоко поклонившись, отметил граф. — Поверьте, свою любовницу я бы разрядил в пух и прах, дабы подчеркнуть ее красоту и тем самым поднять собственный статус.

Верное замечание. Платье в пол заменил модный в столице корсет с пышной юбкой. Грудь еле умещалась в глубоком декольте и вздымалась белыми полушариями, притягивающими взгляд.

— Эвитерра, ну же! — подбодрил граф. — Больше блеска, прочь чувство меры. Вы должны сверкать!

Покорно добавила безвкусных крупных камней на шею и длинные подвески в уши. Как ни странно, я все еще смотрелась сущей крестьянкой, скованной неудобным платьем, ссутулившейся под весом побрякушек. Даже румянец чуть померк на жизнерадостных щеках. Что ж, еще лучше — теперь глупышку с пышным телом еще и требуется спасать.

Чем лучше наживка, тем крупнее добыча. Запах жертвы притягивает хищников в человеческом обличье. Тренируя затравленный взгляд в зеркале, я понимала, что привлеку к себе внимание жадных до крови гиен. Кто окажется самой жестокой фрейлиной во дворце? Кто не откажет себе в удовольствии закрыть рот сопротивляющейся малышке? Скоро узнаю на собственном опыте, только беречься нужно будет им, а не мне!