Люк

Когда Сайлас открывает дверь, все, что я могу делать, это только смотреть. Он только что вышел из душа. Его белая футболка плотно обтягивает его торс в тех местах, где он еще не успел высохнуть. Штаны низко сидят на его узких бедрах. Если бы мне пришлось угадывать, то я бы сказал, что под ними ничего нет. Черт. Я поклялся себе не трогать его. Я просто хотел рассказать все, что мне удалось узнать, но...

Да. У меня проблемы.

— Я не должен быть здесь. Дэнверс предупредил меня, но я обещал тебе раздобыть информацию. Я дал тебе слово.

— Да, — кивает Сайлас, — Меня он тоже предупреждал, но я сегодня немного безрассуден.

Насколько я могу судить, он стал безрассудным после нашей встречи, но он уже большой мальчик, и это уже его выбор — играть или не играть по правилам. Мне не нужен кто-то, кого я бы испытывал потребность защищать, или кто-то, кто бы вызывал у меня чувство вины.

— Хочешь пива? — спрашивает Сайлас, когда я вхожу.

— Да, было бы замечательно.

Он нервничает, и, когда он идет на кухню, до меня доносится запах его беспокойства. Он протягивает мне бутылку через барную стойку, а сам кладет на нее локти, оставаясь вне пределов мой досягаемости. Наверное, так лучше для нас обоих.

— Мои кузены перенесли свой главный штаб — место, где происходит продажа оружия и особо важные сделки — сразу после «смерти» моего дяди, — я изображаю пальцами кавычки при слове «смерть», и Сайлас фыркает, — Я выяснил, что теперь они базируются в доме Гэрри на озере — старшего из кузенов — но, как тебе уже известно, мне не удалось попасть внутрь.

— Тебя поймали на взломе.

— У чертового ублюдка был какой-то новый вид системы безопасности, который я не смог отключить, так что копы приехали быстрее, чем мне удалось пробраться в дом. Мой дядя был там, я чувствовал его запах.

— Как ты можешь быть так уверен в этом?

— У лис нет обоняния собак или медведей, но мы точно можем сказать, кто из нас был где-то, если поймаем его запах, но не то, чтобы это приняли бы как доказательство в суде.

На лице Сайласа появляется гримаса отвращения:

— И почему способности оборотней не признают доказательствами в суде?

Я закатываю глаза.

— Не думай, что это все, я узнал еще кое-что.

— Но как?

Я теряю нить разговора, засмотревшись ему в глаза. Они зеленые и такие яркие, и я хочу смотреть в них, видеть, как они расширятся, когда буду входить в него.

— Эм… Наверное, будет лучше, если я не буду говорить тебе этого.

— А Дэнверсу ты сказал?

— Я поделился информацией, но не способом ее выяснения.

— И он не настаивал рассказать больше?

— Ему нужны мои кузены, и он готов заключить со мной «союз», только бы поймать их. Я не могу соблюдать все законы, но по сравнения с ними, я святоша.

— Будь осторожен. Я не хочу, чтобы тебя арестовали.

— Я тоже, но я не могу это просто так оставить. Они что-то затевают. Что-то крупное.

— Сделку?

Я качаю головой:

— Не думаю. У меня предчувствие, что это гораздо больше, чем сделка. Я думаю, что они собираются объединиться с другой преступной группировкой. Я поймал сильный кошачий запах у дома Гэрри. Запах котов-оборотней. У нас никогда не было союзников-кошек, но их запах и метки повсюду на территории моих кузенов. Я уверен, кузены не стали бы с этим мириться, если бы они не организовали союз.

Он хмурится, и мне нравится, как при этом морщится его нос. Черт подери, я так далеко зашел в общении с ним.

— Ты думаешь, твоя семья предаст котов?

— В их мире нет понятия «предать». Либо используй и убей, либо будь убитым. Я думаю, что они пытаются притвориться беззащитными и слабыми, чтобы потом неожиданно напасть и захватить для себя дополнительную территорию.

— Территорию?

Я не хочу больше ничего ему говорить не потому, что я клялся, что пока я не причастен к семейному бизнесу, не буду на них стукачить. А потому, что Сайлас выглядит безобидным и наивным. Он бы не прожил двух лет, как коп в моем ужасном мире, и он бы… нет. Просто нет.

— Полагаю, речь о крупном куске города, — объясняю я, — Но, чтобы там не намечалось, я должен остановить это, даже если это означает, что я должен присоединиться к кузенам.

С лица Сайласа исчезают все эмоции:

— Скажи мне правду. Ты участвовал в них бизнесе каким-либо образом?

Я трясу головой:

— Сейчас — нет. Но… Я был подростком и… — я отворачиваюсь, чтобы не видеть разочарования, отразившегося на его лице, — Я выполнял поручения для моего отца и дяди, и меня тошнит, стоит лишь вспомнить об этом, но когда мне исполнилось двадцать, я ушел, и с тех пор не помогаю им.

Я снова смотрю на него и вижу, что он поглядывает на меня с опаской. Я чувствую запах страха и гнева. Он не верит мне. Какого хрена я сделал, чтобы заставить его думать, что я буду работать с этими ублюдками?

— Я нашел фото с приема, организованного твоим кузеном Гэрри меньше года назад. И ты на нем есть.

Черт. Надо как-то объясниться. Мне стоит сочинить историю или сказать правду — что не свойственно Редтэйлам?

— Люк?

— Хорошо. Я виделся с ними однажды, Гэрри или мой дядя попросили мне прийти. Ну, «попросили» не то слово. Они угрожали мне и людям, которые важны для меня, и мне пришлось согласиться, чтобы им казалось, что я прикрою их, что я связан с ними.

— И ты, как я полагаю, не рассказал об этом Дэнверсу?

— Нет.

— И ты надеешься, что я тоже не стану.

— Как тебе будет угодно.

— Люк, я хочу доказать, что ты невиновен.

Я смотрю на него. Он правда хочет помочь. Это написано на его лице.

— Как ты выпутался из этого? — спрашивает он.

Я провожу рукой по волосам. Я никогда и никому не рассказывал полную версию событий, и уж точно не собираюсь делать это сейчас. Если разворошить это сейчас, то я могу просто распасться на кусочки. Внутренне, конечно.

— Мой отец умер. В его завещании был пунктик, которой помог мне выпутаться. Видимо, он тоже хотел отойти от дел, как это имел наглость сделать я.

Он кивает:

— Ты еще легко отделался.

— Не могу сказать того же. Все думают, что я такой же подлый, как и другие лисы.

Сайлас хмурится:

— Ты не подходишь под этот чертов стереотип.

— Возможно, — пожимаю я плечами, — Видимо, в моем генном коде произошел какой-то сбой, и я родился с совестью. Когда я был ребенком, то не мог возразить ничего против действий моей семьи, иначе был бы избит или того хуже. Я ненавидел своего дядю, ненавидел то, что он делал. Ненавидел его жестокость. Я ненавидел, что он обворовывал других и даже хуже. Я не хотел наживаться на потерях других людей. У меня нет прекрасной истории о доброй бабушке, которая дарила мне любовь и заботу, или каком-либо другом человеке, кто был бы добр ко мне, я просто хотел делать людей счастливыми, и все, что я могу сделать для них сейчас, это готовить чертовски вкусную острую курочку.

Сайлас поджал губы, будто пытаясь не засмеяться. Я чувствовал, что его напряжение исчезло. Мои слова успокоили его.

— Над этим можно посмеяться. Примерная лиса в курятнике. Возможно, это стоит использовать, как маркетинговый ход. Это может привлечь людей в мой захолустный ресторанчик.

Сайлас обходит стойку и встает рядом со мной. Мне хочется притянуть его к себе. Я глубоко вдыхаю его запах.

Он кладет руку на мою.

— Я не… Я никогда… не думал о нем, как о захолустном.

— Спасибо, — слово выходит мягким и хриплым. Люди обычно думают обо мне гадости, просто потому, что я лис, и больше их ничего не волнует.

Он улыбается и поглаживает мою руку большим пальцем. Он делает это бессознательно? Он пытается меня успокоить?

— Меня с детства учили ненавидеть таких, как ты. Моя мама считает, что люди, которых сексуально привлекают оборотни, больные на голову. Но когда я лично познакомился с несколькими перевертышами, то понял, что они не такие, как мне говорили. Они были более человечными, чем многие биологические люди.

— Есть много превертышей, которые рады навредить другим.

— Да, это так, но…— он приближается ко мне еще на шаг, — Я не против вступить в связь с оборотнем.

— Хочешь быть оттраханным одним из них? — нет смысла пытаться завуалировать это выражение. Мы оба знаем, что хотим этого.

Он облизывает свои губы.

— Ага.

— Так ты никогда не…? — я качаю головой быстрее, чем остаток предложения выходит из моего рта, — Не отвечай.

— Нет, ты будешь первым, под кем я буду, — его взгляд натыкается на мой. Почему он выглядит так юно и невинно?

— Мы не должны.

— Я знаю, — отвечает он, в его голосе так много разочарования.

— Я думаю, мне лучше уйти.

— Или ты мог бы остаться на ужин?

Как на свидании. На свидании, которое не закончится постелью. Неа. Я не стану этого делать. Но я так хочу.

— Я мог бы приготовить спагетти, — предлагает он прежде, чем я успеваю ответить. Будет ли он так стараться мне угодить в постели?

Я качаю головой.

— Никакой готовки. Ты все еще не выздоровел.

— Тогда я мог бы заказать пиццу.

Если я не уйду прямо сейчас, то затащу его в кровать. Я бросаю взгляд на свои часы.

— Мне нужно пойти проверить забегаловку до закрытия.

— Ладно. Похоже, тебе и правда пора.

Я делаю несколько шагов от него. Почему, черт возьми, так сложно развернуться и уйти?

Я снова поворачиваюсь к нему.

«Не делай этого».

— Я хочу остаться, но не на ужин.

— Я знаю, — говорит он одновременно невинным и соблазнительным голосом. Это сводит меня с ума.

— Ты под обезболивающими? — спрашиваю я. Я должен убедиться, что он действительно понимает, что делает.

— Я принял только ибупрофен. Не хочу, что мой разум затуманился из-за лекарств.

— Хорошо, — киваю я, — Ты уверен?

Он снова проводит языком по губам, чем завоевывает полное внимание моего члена.

— Я хочу знать, какого это.

— Быть с оборотнем?

— Быть с тобой.

— Ебать!

— Именно, — он кивает.

Вдруг я понимаю, что он меня обыграл. Он не собирался готовить ужин. Он собирался любым способом заставить меня остаться. Он такой же хитрый, как и любой лис.

— Я знаю, что это рискованно. Но все и так уже думают, что мы переспали.

— И это хороший повод рискнуть?

— Нет.

— Тогда мы…

— Я не могу перестать думать о тебе. Вот повод рискнуть. Это и тот факт, что я дрочил сегодня утром, фантазируя о тебе, и делаю это не в первый раз.

Эти слова застают меня врасплох:

— Ты имеешь в виду…

— Я хотел тебя с тех пор, когда впервые увидел в «У Фокси».

Я не собираюсь сопротивляться ему, если он говорит такие вещи. Я хочу его, и я человек, который берет все, что хочет. Затем я ухожу.

Сайлас и я могли перепихнуться и разойтись, и никто бы никогда об этом не узнал. Но этого не произойдет. Потому что это, черт подери, не будет меня удовлетворять. Я не дам ему уйти и не уйду сам.

Я изучаю его. Его волосы немного завились на кончиках после недавнего душа. Щеки покрыты румянцем.

Он поправляет себя через штаны.

— Есть еще кое-что, — говорю я, уставившись на его пах.

— Да? — в его голосе проскальзывает неуверенность.

— Ты, возможно, уже это понял, но все же я скажу. Мне нравится быть главным в постели. Ты справишься с этим?

— Господи, да.

— Тогда снимай свои штаны.

Его глаза расширяются, но он делает, что я велел. И я был прав, он действительно не надел белье.

Я окидываю его долгим взглядом, надеясь заставить его извиваться от нетерпения.

— Ты создаешь впечатление хорошего мальчика. Но давай поговорим о лукавости. Ты ведь ненавидишь большую часть лисьего рода.

Он качает головой:

— Нет, ничего подобного.

— Но ты хотел ненавидеть, и это часть твой сущности.

— Я пытаюсь не показывать этого людям.

— Я рад, что ты не скрываешь это от меня. А теперь возьми свой член в руку и приласкай себя. Я хочу на это посмотреть.

Его лицо заливается краской. И почему это чертовски возбуждает?

Он обхватывает свой член рукой и ласкает себя медленными поглаживаниями. Вверх и вниз.

— Посмотри на меня, — требую я. Проходит несколько мгновений, и он, наконец, подчиняется, — Быстрее.

Он увеличивает скорость поглаживаний, и я делаю несколько шагов к нему. Я должен хорошо все видеть.

Его взгляд падает на мои губы. Я наклоняюсь, будто хочу поцеловать его. Наклоняюсь еще ближе, и его губы приоткрываются. Я хватаю низ его футболки и тяну наверх. Он отпускает свой член и поднимает руки, чтобы я мог снять ее с него.

Я швыряю футболку в сторону и делаю шаг назад:

— Продолжай.

В этот раз он даже не колеблется. Он гладит себя, а я наблюдаю, попутно рассматривая его обнаженное тело. Тонкая линия мягких светлых волос спускается от его пупка к широкому основанию члена. Я хочу облизать каждый дюйм его тела, но сделаю это позже. Я хочу заставить его изнывать от страсти прежде, чем прикоснусь к нему.

— Проведи рукой по своему телу. Начни с шеи. Затем по груди и животу и поласкай свои яйца.

Я прислоняюсь к стене, чтобы сдержать себя и не рвануть к нему. Не думаю, что он опытный соблазнитель, но его движения — самая эротичная вещь, которую я когда-либо видел.

Он щипает себя за сосок, когда проводит рукой по груди, и у него, как и у меня, от этого перехватывает дыхание. Затем его пальцы скользят по прессу. Он увеличивает темп поглаживаний, когда накрывает ладонью свои шары. Он закрывает глаза, пот проступает у него на лбу. Он скоро кончит, если я не остановлю его. Часть меня жаждет увидеть это, но другая, гораздо большая часть, хочет, чтобы это произошло только после того, как я глубоко войду в него.

— Остановись!

Он замедляет движения рукой, но не останавливается.

— Даже не думай кончить.

— Ты собираешься меня остановить? — с вызовом говорит он.

— Ты хочешь получить меня внутрь? — я знаю, что прерывать его сейчас чертовски грубо, но наслаждение от оргазма поможет притупить боль от вторжения.

Он отпускает свой член.

— Я… Я не знаю.

— Тебя заводит, когда я говорю тебе, что делать?

— Да, очень.

— Хорошо, потому что смотреть, как ты выполняешь мои приказы горячо, как ад. А теперь помоги мне избавиться от этой одежды.

Вместе мы избавляем меня от футболки и ботинок. Он расстегивает мои джинсы и стягивает их вместе с боксерами. Он стонет, пока снимает их, постепенно обнажая мой член:

— Я хочу попробовать тебя на вкус.

Я обдумываю, смогу ли выдержать ласки его рта.

— Тебе помочь дойти до кровати? И как проще всего тебе отсосать мне и не разбить при этом голову?

— Эм… Я думаю, если ты сядешь на кровать, а я опущусь перед тобой на колени.

Я беру его за руку и веду в спальню, гадая, что бы он сказал, если бы я отнес его туда на руках. Это мне составит мне труда, но большинству людей не нравится осознавать, насколько мы сильнее их.

Как только я сел, он устроился на коленях между моих ног:

— Я много раз представлял, как опускаюсь перед тобой на колени.

Я стону. Я тоже много раз фантазировал, как приказываю ему не шевелиться, пока я вгоняю член в его рот, и его вибрирующие стоны лишь усиливают удовольствие. В моих фантазиях я много раз брал его лицом к лицу, но не думаю, что смогу сделать это сейчас, не вызвав у него головной боли.

— Остановись, если боль снова вернется, ладно?

— Я не хочу останавливаться, — хмуро произносит он.

Я нежно беру его подбородок двумя пальцами и заставляю посмотреть на меня.

— Если я только подумаю, что мы делаем что-то, что причиняет тебе боль, то я уйду и никогда больше не вернусь к тебе.

Он тяжело сглатывает:

— Я… Я не хочу этого.

— Хорошо. Теперь отсоси мне.