Более возражать Алиса не осмелилась, слишком уж бешеным оказался этот хрен с горы. Не хватало еще, чтобы придушил и где-нибудь под елкой закопал. Оставалось надеяться, что везет он ее как раз не в лес под елку.

На заднем сидении машины мерзкого хама хорошо думалось, а виды за окном тому способствовали. Пролетающие мимо поля, перелески, населенные пункты, все это такое любимое с детства, но сейчас вызывающее лишь чувство горечи. И горько вовсе не из-за аварии — из-за предательства. Только Леша не просто предал, он унизил, растоптал. А подруга… вот же низкопробная дрянь. Делилась ведь с ней самым сокровенным, пригласила подружкой невесты, на что та согласилась с широкой улыбкой на лице, тогда как за спиной трахалась с чужим парнем. Наверняка после горячего секса два урода сидели и обсуждали, какая Алиса наивная дура. Что ж, сегодня ее мечты рухнули, рассыпались в прах.

Спустя час или два, а может и три, машина свернула с трассы на дорогу, выложенную большими бетонными плитами. По каждую сторону от дороги зеленели поля, над которыми синело безоблачное небо. Скоро на полях стали появляться коровы, козы. Красиво.

Правильно говорят, поспешишь, людей насмешишь. И платье-то заказала, о ресторане договорилась, красивую папочку с гербом под свидетельство о браке купила. В итоге за эйфорией не заметила чего-то очень важного. Наверняка Леша изменился, но она предпочла думать о прекрасном будущем, а не о настоящем, где продолжала верить и любить подонка.

В какой-то момент пейзаж изменился. Видимо в тот самый, когда машина въехала в широко распахнутые ворота. Теперь мимо проплывали самые разнообразные постройки — дома, загоны, амбары. Везде стояла техника, бродили люди в униформе. Что это за место такое? Зачем мерзкий хам привез ее сюда? Решил не под елкой, а в компост закопать? Ведь по всем признакам они сейчас на какой-то ферме.

— Куда ты меня привез? — все-таки не стерпела. — Учти, я заявлю в полицию. И верни телефон!

Однако хам лишь одарил суровым взглядом через зеркало заднего вида и снова уставился на дорогу. Остановились они, спустя еще минут десять у крыльца огромного особняка, выполненного в стиле усадеб первых лиц царской России. Вот это резиденция! Вот это размах! Интересно, у него тут все еще действует крепостное право?

— Выходи, — бросил, не оборачиваясь.

Алиса вышла из машины, дождалась злобного хозяина подбитого Роллс-Ройса, который с искренней болью в глазах очередной раз осмотрел перед машины, затем уже со злостью уставился на виновницу.

— Прошу, отдай телефон, — произнесла как можно спокойнее, — мне нужно позвонить родителям. Я обещала.

— Успеешь, для начала оговорим нашу общую, — указал на тачку, — проблему. Иди за мной, — устремился вверх по пологой каменной лестнице.

— Где мы? — и не подумала двигаться с места.

— Мы у меня. Ты как? Сама пойдешь или позвать охрану?

— Сама.

Когда переступили порог дома, Алиса лишь сглотнула подкативший к горлу ком. Слишком тут роскошно для ее глаз, которые еще чуть-чуть и начнут слезиться. Последний раз она была в столь пафосном месте, когда посещала с группой музей-усадьбу Державина в Питере. Н-да, живут же люди. И главное, чем больше у этих людей денег, тем выше уровень сволочизма в крови.

— Итак, — помещик двадцать первого века завел ее в гостиную, — садись, — кивнул в сторону дивана.

Пришлось послушаться. И усевшись на большом, но все ж жестковатом диване, Алиса приготовилась к чему-то очень недоброму, ибо ястребиные глаза злого господина засверкали с новой силой. Сам же он опустился в шикарное кожаное кресло, закинул ногу на ногу, сложил руки на колене.

— Короче. Ты мне должна большую сумму денег, дорогуша, — сразу видно, человек не слова, а дела, — которых у тебя, так понимаю, нет.

— О какой сумме идет речь?

— О шестизначной. Или я ошибаюсь, и у тебя где-то завалялось пять-шесть миллионов в свободном доступе?

— Нет, — сжала клатч с такой силой, что пальцы побелели.

— О том и речь. Но, — злорадно ухмыльнулся, — я тут узнал, у твоей семьи есть квартира на Юго-западе, дача под Подольском, а еще Вольво С60 две тысячи восьмого года выпуска, зарегистрированная на твоего отца. Если продать дачу, к примеру, или квартиру, то ты вполне можешь расплатиться со мной.

На что Алиса беспомощно закачала головой:

— Нет, так же нельзя. Неужели нет другого способа? Я могу взять кредит, буду отдавать постепенно.

— У тебя нет работы, о каком кредите ты тут лопочешь?

— Прошу, не трогайте родителей. Я виновата в аварии, признаю. Но…

— Что мне с твоего признания, а? — подался вперед. — У меня на улице стоит раскуроченная тачка за двадцать восемь лямов, купленная три месяца назад.

— Я устроюсь на работу, на две. И смогу взять кредит.

— Тебе не дадут такую сумму, даже если устроишься на три работы, — и вдруг задумался.

И за то время, которое думал, Алиса успела раз двадцать прокрутить в голове момент, как рассказывает родителям обо всем случившемся. А ведь отец полгода назад пережил микроинфаркт. Мама так и так нервная, чуть что, начинает паниковать. И потом, они всю жизнь работали, чтобы заиметь хоть что-то свое. Наконец-то купили участок, отстроили дом, мама с такой любовью теперь занимается огородом, папа обожает возиться с садовой техникой. Что с ними будет, когда узнают об аварии, даже представить страшно.

— В общем, — раздалось спустя минут двадцать, — я готов рассмотреть другой вариант.