— Ади, только что позвонил консьерж — пришла твоя машина, — объявила миссис де Соза, стоя на пороге комнаты дочери.

— Хорошо, — буркнула та, изо всех сил стараясь не сорваться на мать.

— Что ты сказала, дорогая? Ты меня слышала? Я говорю, что консьерж…

— Я тебя слышала! — резче, чем хотела, ответила Адриана.

Ее мать испустила глубокий драматический вздох, почти всегда предшествовавший продолжительной беседе на повышенных тонах.

— Адриана, я пыталась проявлять понимание… правда пыталась… но ситуация стала неприемлемой.

Адриана почувствовала, как все ее тело напряглось, но прежде чем она отреагировала, из руки выскользнули щипцы для завивки и упали на пол, сделав по пути краткую, но болезненную остановку на ее бедре.

Адриана громко выругалась и вскочила, потирая обожженное место.

— Адриана! Что за выражения! Я не потерплю подобных слов в этом доме. — Миссис де Соза понизила голос и заговорила успокаивающе: — Подойди сюда. Все в порядке?

— Я обожглась. Будет волдырь!

— Через минуту я принесу тебе неоспорин, но сначала хочу кое-что с тобой обсудить. Я понимаю, что ты…

— Мама, пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста, мы можем поговорить об этом, когда я вернусь? Я уже опаздываю и, как видишь, далеко еще не готова. Извини меня за это выражение. Я действительно сожалею. Но это не может подождать?

— Дело не только в языке, Ади, а в тоне, которым ты в последнее время разговариваешь с отцом и со мной. Я не напоминать тебе, что это наша квартира и мы можем пользоваться ею, когда захотим. Ты же совершенно ясно дала понять, что не рада нашему присутствию, но подумала ли ты, как мы себя при этом чувствуем?

— Мама…

— И разумеется, твои траты. Уверяю тебя, я устала от этих разговоров ничуть не меньше твоего, но ничего не меняется. Это просто неприемлемо.

Адриана почувствовала, как нарастает комок в горле. Преисполненная решимости не заплакать и не испортить сорок пять минут тщательных приготовлений, она глубоко вздохнула.

Она собиралась взять свою мать за руки и спокойно объяснить, почему это время не годится для разговора — действительно собиралась, — но гнев и досада взяли верх. Ничто на земле не могло вызвать в ней такой ярости, как это снисходительное выражение на лице матери. Поэтому она сделала то, что делала всю жизнь, когда мать загоняла ее в угол, — заорала.

— Почему ты пытаешься погубить мою жизнь? Я спокойно спросила тебя, нельзя ли перенести наш разговор на другое время, а ты отказалась слушать! — Она шла к матери, которая медленно пятилась в коридор. — Я собираюсь закончить свои сборы и уехать, и тебе придется с этим примириться. А теперь оставь меня в покое!

Закончила она свой монолог, от души хлопнув дверью сразу же испытав облегчение. Конечно, смешно в ее возрасте орать и хлопать дверью — так ведут себя только студентки-первокурсницы. Но эта женщина может быть такой невероятно раздражающей, а с чувством времени у нее вообще беда. Невыносимо, что родители свалились ей вчера на голову, уведомив о своем приезде уже из аэропорта Кеннеди, и планируют остаться на День благодарения, на праздник, который даже не отмечают! Единственное утешение, что Тоби не приехал вчера, как планировалось (ужас при мысли, что все они могли встретиться в вестибюле, не поддавался описанию), поэтому имел достаточно времени, чтобы найти отель.

— В отеле? Ты серьезно? — удивленно переспросил он когда Адриана поинтересовалась, ей ли бронировать но мер или он сделает это сам.

— Ну да, querido, конечно, в отеле.

— В сущности, можно понять, почему им будет неуютно, если я поселюсь с тобой в твоей комнате, но неужели ты действительно…

— Тоби, прошу тебя! — в отчаянии перебила Адриана. — О твоем пребывании здесь с ними не может быть и речи.

Он, естественно, подчинился и поселился в «Карлайле». Адриана не могла заставить себя объяснить, что ее прекрасная квартира на самом деле принадлежит им, что непременно бы вскрылось, поселись все они под одной крышей. Нет, это просто неприемлемо!

Преисполненная решимости успокоиться ради цвета лица, Адриана села к туалетному столику и провела по щекам и лбу кисточкой. Аккуратно обвела губы карандашом телесного цвета, внутри контура наложила чуть более темную матовую помаду, а сверху нанесла слой прозрачного блеска. Разок промокнуть губы салфеткой — и она готова.

Выбор наряда представлял собой отдельную историю. Что надевают на деловой ужин? О, как же она его боялась! Для ноябрьского субботнего вечера необычно тепло, рестораны наверняка выставят столики на улицу, и все будут радоваться неожиданному бабьему лету и бросятся в танцевальные клубы и на вечеринки, а она отправится в какую- то душную квартиру в Верхнем Ист-Сайде. Та, без сомнения, окажется битком набита замшелым антиквариатом и ценными коллекционными штучками — при одной мысли об этом мутило. От антиквариата на нее нападает чих. лиможский фарфор? При одном взгляде на эти расписные табакерки у нее появляется рвотный позыв. Адриана чуть-чуть покапризничала, когда Тоби объявил планы на вечер, но настаивать на своем не собиралась; Тоби бывает немного нудным в добавление к легкой чудаковатости, но он ее бойфренд, и она намеревалась выстоять до конца, как подобает преданной и обожающей подруге, даже если это ее убьет.

Адриана на удивление быстро выбрала облегающий, с коротким рукавом кашемировый свитер с запахом и к нему узкую юбку. Чулки со швом — их вневременную сексуальность миссис де Соза отстаивала с детских лет Адрианы и туфли на четырехдюймовых каблуках довершили картину.

Она чувствовала себя монахиней.

— Я ухожу! — крикнула она в пространство.

Мать материализовалась словно из воздуха и опытным глазом оценила внешний вид Адрианы. Последовал едва уловимый одобрительный кивок, прежде чем она сказала:

— Он за тобой не приехал?

— Его отель в Верхнем Ист-Сайде, там же и вечеринка. Он прислал машину.

Никто не настаивал на соблюдении всех условностей больше Адрианы, но даже она понимала абсурдность того, чтобы мужчина проехал восемьдесят кварталов в центр, а затем, развернувшись, отправился назад.

Миссис де Соза не понимала.

— О! — пробормотала она, без слов демонстрируя свое неодобрение.

— Не ждите меня.

Адриана накинула тренч от Бербери — свой самый скромный плащ — и поцеловала мать в щеку.

— Когда ты думаешь вернуться?

— Мама…

Миссис де Соза подняла руки:

— Ты права, прошу прощения. Поезжай, развлекись. Просто мы с отцом хотели бы в скором времени познакомиться с мистером Бэроном. Я правильно говорю, Ренато?

Мистер де Соза оторвался от газеты ровно настолько, чтобы кивнуть, сказать Адриане, что она прекрасно выглядит, и пожелать хорошо провести время.

Адриана покинула квартиру без дальнейших вопросов и, затаив дыхание, ждала лифта. Все это уже слишком. Она взрослая женщина, а по-прежнему, как подросток, вынуждена терпеть вопросы родителей и их вмешательство.

В элегантный, отделанный мрамором вестибюль она шагнула настолько переполненная злостью, что поначалу никого не заметила.

— Ади, я здесь, — окликнули ее.

Адриана обернулась и увидела Ли, стоявшую в маленькой почтовой комнатке рядом с вестибюлем и разбиравшую стопку корреспонденции.

— Привет.

Адриана театрально вздохнула.

Ли не подняла глаз, только бросила в мусорную корзину каталог компании «Тайна Виктории».

— Ничто с такой быстротой не заставляет почувствовать себя дерьмом, как эта макулатура, — сказала она. — Ну, не тебя, ясное дело, но всех нас остальных.

— Ой, не надо, ты чудесно выглядишь, — машинально отозвалась Адриана, хотя была довольна оценкой Ли и полностью с ней согласна.

— Куда направляешься?

Новый вздох.

— С Тоби на какой-то ужасный ужин с его коллегами. Бывшие студийные деятели, или продюсеры, или кто-то в этом роде, а почему в городе, я не помню.

— Может, будет не так уж плохо. Где это?

— В жилом районе.

Ли наморщила нос:

— О, неприятно.

— А ты чем займешься?

Адриана уже знала ответ, но чувствовала, что должна у Ли было много замечательных качеств, но веселиться она не умела.

— Я? — Ли посмотрела на свои фланелевые пижамные брюки и засмеялась. — У меня свидание с моим теликом и пинтой мороженого. Знаю, ты в шоке.

Адриана покачала головой:

— А где же твой жених? Нет, постой… дай угадаю. Он, как все нормальные люди, куда-то поехал, развлекается и общается, а ты отказалась его сопровождать?

— Я не отказалась, просто выбрала другое. Кроме того, у меня полно работы.

— Хорошо, хорошо, querida, я должна идти. Если задержусь еще на секунду, очень расстроюсь из-за тебя. И совсем как твоя мать, спрошу, почему такая молодая, красивая и очаровательная женщина, как ты, настаивает на зимней спячке вместо процветания.

— Процветания?

Ли посмотрела на обложку каталога компании «Шарпер имидж» и выбросила и его.

— Ах! — Адриана досадливо воздела руки. Невозможная девушка. И какое пренебрежение идеальным бойфрендом. Бедный Рассел, вероятно, просто хотел выйти, так сказать, в свет, немного расслабиться, повеселиться, а его подруга не знает даже значения этого слова. — Это тебе следовало бы ехать на скучный ужин, а мне — веселиться с Расселом.

Ли закатила глаза:

— Поезжай! Передай от меня привет Тоби. И веди себя хорошо, ладно? Никаких выходок на вечеринке.

— Ли, ты волнуешься, не займемся ли мы сексом в ванной комнате? — ухмыльнулась Адриана. А меня больше волнует, что ты займешься сексом в ванной комнате с кем-то другим, а не с Тоби.

Адриана сделала вид, что обдумывает ее слова, и хмыкнула.

— А мне это и в голову не пришло. Очень интересно …

Поездка по Семьдесят четвертой улице и Парк-авеню была нескончаемой. Адриана слишком молода для званых ужинов в этом районе Нью-Йорка! Слишком молода чтобы прятать свою прекрасную фигуру под юбками до коде на и плащами! Слишком молода, чтобы всю оставшуюся жизнь прожить с одним мужчиной! Все это так глупо — этот лихорадочный поиск мужа только потому, что тебе скоро тридцать. Какое давление! Со стороны родителей, но и со стороны подруг тоже. Почему они так уверены, будто их путь правильный? С каждым кварталом злость Адрианы нарастала; к тому моменту, когда они миновали здание «Метлайф», она решила раз и навсегда покончить с этим фарсом. Проиграет пари — подумаешь, важность!

Лимузин промчался мимо банка «Вер Стирнз», и Адриана невольно подумала о Дункане Эмми, как и всегда, проезжая мимо здания, где он, по собственному меткому (во всяком случае, на ее взгляд выражению, «командовал парадом». Он никогда ей не нравился, но Адриана вынуждена была признать, что Дункан достаточно привлекателен и уверен в себе — типичный нью-йоркский банкир, слишком привередливый, когда дело доходит до девушек. Если Дункан бросил Эмми ради другой, на восемь лет моложе, значит, его друзья и коллеги поступили бы так же? Разумеется, поступили бы. И всегда оставался Яни. Последние несколько месяцев она усиленно с ним заигрывала, привлекая к себе внимание, пока все не закончилось одним ужасным утром, когда она увидела, как он целует после занятия другую девушку. Нельзя сказать, что она была красивее Адрианы, но она обладала одним явным и неоспоримым преимуществом — ей было не больше двадцати. И наконец, Тоби. Может, мать и сказала это первой, но Адриана с ней согласилась: не достатка в успешных, красивых и богатых мужчинах, конечно, нет, однако лишь немногие из них являются натуралами и холостыми. И сколько из оставшихся предпочли бы жениться на женщине за тридцать вместо двадцатидвухлетней девушки со свежим личиком, которая ли на них большими, полными обожания глазами, словно говоря: «Я перед тобой преклоняюсь и считаю каждый звук, вылетевший из твоих уст, гласом Божьим»? Адриана, естественно, тоже могла бы это изобразить поначалу, но дни, когда она боготворила мужчин, давно прошли — мужчины, стоящие ее внимания, боготворили ее.

Тоби ждал на улице. Адриана едва не сказала ему, что к этому блейзеру следовало бы надеть брюки, а не джинсы — дресс-коды Парк-авеню и Голливудских Холмов не совсем совпадают, — но предпочла флирт замечанию. Она наклонилась к Тоби и прошептала ему на ухо:

— Ты так классно выглядишь сегодня. Не могу дождаться окончания вечера.

Лицо его осветилось беззастенчивой улыбкой.

— Правда?

Господи, это слишком легко. Мистер Суперзвездный Режиссер, возможно, и источает дерзость и уверенность, когда речь идет о съемках фильмов, но совершенно не привык к подобным комплиментам. Адриана прикинула и решила, что, вероятно, только что сэкономила целый месяц в погоне за кольцом-2008.

— Правда, — промурлыкала она.

Консьерж приветствовал их по именам, проводил до лифта с богатой обивкой и без тени иронии сказал:

— На самый верх.

Адриана закатила глаза, а Тоби засмеялся.

«Не так уж и плохо, — подумала она, позволив ему обнять себя за талию, когда двери лифта закрылись. — Он ласковый, милый и любит меня. Я смогу привыкнуть к этому».

Это длилось еще десять секунд, пока лифт доставил в апартаменты пентхауса, и Адриана встретилась взглядом с первым же человеком, оказавшимся перед ней.

— Кого мы видим! — воскликнул Тоби, отпуская Адриану и шагнув вперед, чтобы пожать мужчине руку. — Дорогая, хочу тебе кое-кого представить. Дин Декер, это Адриана де Соза. Адриана, Дин.

Мозги Адрианы заработали быстрее. Откуда Дин и Тоби знают друг друга? Неужели она в самолете упомянула в разговоре с Дином о Тоби? Неужели ее сейчас разоблачат или накажут? Нет, быстро заключила Адриана поскольку на данный момент не сделала ничего плохого но все же пребывала в шоке, чтобы должным образом отреагировать. Спасибо, Дин проявил больше невозмутимости. Его это даже позабавило.

— Адриана? Красивое имя. Что ж, привет, приятно познакомиться.

Он протянул руку.

— Мне тоже, — выдавила Адриана и почувствовала, как при соприкосновении у нее по спине побежали мурашки.

Его сногсшибательная красота бесспорна, а если учесть, что одет он был точно как Тоби… Всего минуту назад Тоби казался вполне привлекательным, но сейчас, при сравнении с Дином, выглядел просто мерзким троллем. В голове Адрианы промелькнула тревожная картинка: фотографии Тоби и Дина на странице «На ком это выглядит лучше» в «Ю-эс уикли» и сто процентов голосов, отданных за Дина при опросе в Рокфеллеровском центре. Она раньше не видела стопроцентного голосования, даже когда сравнивали Рози О'Доннел и Петру Немкову, но на ее воображаемой странице результаты были кристально ясны.

Не осознавая, похоже, ни одинаковости их одежды, ни своего сокрушительного поражения, Тоби жестом собственника обнял Адриану за плечи и подвел ближе к Дину, так что головы всех троих почти соприкоснулись.

— Мы только что подписали контракт с Дином на главную роль в «Вокруг нее», — объявил он тоном заговорщика.

Адриана метнула взгляд на актера.

— Это правда?

Тот кивнул и улыбнулся.

У Адрианы от удивления голова пошла кругом.

— Правда? — пискнула она и тут же приказала себе: «Соберись!»

Она глубоко вдохнула и нацепила ослепительнейшую улыбку, обычно приберегаемую для особых случаев (встреча с женой нынешнего любовника, обращение к папе с просьбой о новом автомобиле и тому подобное).

— Как чудесно! Поздравляю вас обоих.

Вот. Уже лучше.

К ним подошла высокая, поразительно красивая женщина в костюме на все времена — от Шанель.

— Добро пожаловать на наш маленький праздник, — мелодично проговорила она, посылая воздушный поцелуй в сторону их группы. — Мы так рады, что вы, калифорнийские парни, смогли прийти.

— Кэтрин, — сказал Тоби, беря ее руки в свои и целуя в обе щеки.

Адриану затошнило. Я вас умоляю! Хуже европейцев, ведущих себя как европейцы, только американцы, косящие под европейцев!

— Хотел бы я познакомить тебя с моей подругой, Адрианой де Соза. — При слове «подруга» Адриана украдкой взглянула на Дина, который насмешливо смотрел на нее, подняв брови. — А также с Дином Декером. Адриана, Дин, сия очаровательная леди — хозяйка этого вечера.

Адриана повернулась к женщине, которая при ближайшем рассмотрении оказалась старше, чем она вначале подумала, лет шестидесяти. Адриана через силу сыпала обычными банальностями насчет красивой квартиры и удовольствия здесь находиться, восхищалась ожерельем хозяйки но женщина лишь пристально смотрела на нее.

Позволив гостье поболтать еще некоторое время, Кэтрин взяла Адриану за подбородок и медленно повернула ее лицо вправо и влево.

— Так-так, а вы милы, — сказала она, разглядывая новую знакомую. — Великолепные скулы и красивые большие глаза. А ваша кожа! Ангельский цвет лица.

Что ж, это больше похоже на правду. Адриана поймала себя на том, что выдает вторую за этот вечер торжествующую улыбку.

— Спасибо! Очень мило с вашей стороны.

Она попыталась изобразить смущение или хотя бы скромность, но, кажется, не преуспела.

— Кэтрин… — раздался предостерегающий голос Тоби.

— Прости, я знаю… никакой работы на вечеринке. Обещаю не беспокоить ее сегодня, хотя все пари оставлены до понедельника. — Женщина увидела двух новых гостей, появившихся в холле, указала на внушительные застекленные двери. — Бар там, в гостиной. Прошу меня извинить на минутку.

— Я, пожалуй, выпью, — заявил Дин, когда Кэтрин направилась встречать новых гостей. — Увидимся позже?

— Позже, старик, — сказал Тоби, стараясь, чтобы получилось непринужденно, но получилось, увы, по-стариковски.

Адриана просто не знала, с чего начать. О ком первом пытать Тоби — о Дине или Кэтрин?

— Ты должна соблюдать осторожность, а не то окажешься на страницах «Мари Клер», — сказал Тоби, взяв два бокала шампанского с подноса прохаживавшегося поблизости официанта и протянув один Адриане.

— Кэтрин работает в «Мари Клер»? — спросила та.

— Кэтрин работала в «Мари Клер». И не одно десятилетие ведала портфелем заказов.

Считается, что она открыла массу ныне знаменитых моделей. Поэтому комплимент в твой адрес дорогого стоит. Хотя я и так это знаю…

Он наклонился достаточно близко, и Адриана почувствовала его дыхание, отдававшее шампанским.

— Интересно, — произнесла она. — Очень, очень интересно.

Надо будет спросить мать про Кэтрин; если эта женщина действительно гуру по отбору моделей в «Мари Клер», тогда миссис де Соза наверняка ее знает.

— Идем, дорогая. Я тебе все здесь покажу.

Когда подошло время ужина, Адриана нашла на столе карточку со своим именем и обнаружила, что сидит между женщиной-редактором из «Мари Клер» и Дином. Кэтрин — как поступают все хорошие хозяйки, за что их ненавидят гости — разбила все пары и рассадила по разным местам, поощряя разговоры между незнакомыми людьми. Не идеально, но и не полная катастрофа. Она могла оказаться между Дином и Тоби, вот тогда было бы не до веселья. Адриана оценила место действия, выработала план игры и заняла свое место. Кивнула Дину, а затем, по плану, быстро повернулась налево и, наклонившись к женщине, сказала:

— Вы знаете, как вам повезло? Вы сидите рядом с самым красивым мужчиной в этой комнате.

Женщина, которую ранее Тоби представил как Макензи Майклз, ту самую, из «Мари Клер», мгновение тупо смотрела на Адриану, не зная, на что решиться. Но та лишь кивнула, как бы говоря: «Это правда», и Макензи украдкой посмотрела влево от себя. Адриана наблюдала, как ее глаза расширились и женщина беззвучно ахнула. По другую сторону от Макензи сидел парень еще более роскошный, чем Дин. На нем был отличный костюм в тончайшую полоску в духе Тома Брауна, без галстука. Волосы на затылке и по бокам коротко подстрижены, но на макушке лены немного длиннее, чтобы стояли торчком: стильно, но не слишком нарочито. И весь он сиял. Кожу словно отполировали, а загар явно настоящий, а не из солярия; ногти коротко подстрижены и чуть тронуты блеском, который ни в малейшей степени не выглядел женственным; даже его кожаные мокасины сверкали в свете ламп.

Макензи со стоном повернулась к Адриане и прошептала:

— Вы правы. Он — постельный бог.

Адриана посмотрела на ее руки и, не увидев колец, сказала:

— Вперед, querida. Сделай его своим.

Макензи засмеялась, однако смешок получился далеко не таким нежным и женственным, как у Адрианы.

— Да, конечно. Хотя я скорей вернусь сегодня домой с Мэттом Деймоном.

— Он здесь? — спросила Адриана, забывая о данном себе обещании не смотреть в сторону Дина. И окинула взглядом стол, внимательно пройдясь по лицам всех двенадцати гостей.

— Нет, здесь его нет, — засмеялась Макензи. — Я только хотела подчеркнуть — нет ни шанса, чтобы этот эффектный парень достался мне.

И снова Адриана оценивающе посмотрела на свою новую подругу. Средний рост. Симпатичный вздернутый носик и приятная улыбка. Сносная фигура, хотя невозможно сказать, что таится под этим кукольным платьем.

Как же она ненавидит кукольные платья! Любая женщина на планете, включая ее саму, выглядит в подобном наряде или устрашающе тучной, или на восьмом месяце беременности, и все равно они пользуются невероятной популярностью. Адриана подозревала, что под платьем Макензи вполне может скрываться очень даже приличное тело… а если так, это преступление. Спасибо, ее до некоторой степени спасала безупречная ухоженность. Адриана обратила внимание на блестящие, хорошо уложенные волосы, на профессиональный макияж и комплект из туфель и сумки, за который большинство женщин пошли на преступление. Ее внешность в сочетании с успехом одного из самых востребованных журнальных редакторов в Нью-Йорке, как позже узнала Адриана, должны были вознести Макензи в стратосферу сильных женщин, так что ее неуверенность в себе была совершенно непонятна.

Не успела Адриана остановить Макензи, как та повернулась к красавчику, настойчиво постучала по его руке и кашлянула. Она, похоже, не замечала, что перебивает разговор с женщиной, сидевшей слева от него, не уловила и удивленного и слегка раздраженного выражения его лица. Мужчина повернулся к Макензи.

— Здравствуйте, — нейтральным тоном произнес он, но Адриана видела, что на самом деле за этим подразумевается: «Да? Могу я чем-нибудь помочь?»

Макензи приклеила широкую фальшивую улыбку и протянула руку довольно неуклюжим жестом, поскольку вокруг стола все сидели очень плотно. В итоге вид получился слегка глуповатый, что не укрылось от парня.

— Привет. Я хотела представиться. Я — Макензи Майклз, художественный редактор в «Мари Клер». Не ваше чтение, вероятно, поскольку это женский журнал… но вообще-то у нас довольно много читателей мужчин. И, на удивление, не все они геи…

— Макензи, querida? У тебя, случайно, нет мятной пастилки или жевательной резинки? — спросила Адриана, хватая соседку за руку.

Не блестяще, но ничего лучше для едва знакомой женщины она придумать не смогла. Кроме того, ей на самом деле было наплевать, что говорить, лишь бы заставить Макензи замолчать. На это больно было смотреть, словно сидеть в первом ряду, когда сбился актер или шафер провалил свой тост. Ей было неловко, и по одной этой причине Адриана вмешалась.

Она посмотрела на красивого парня, и на мгновение ей пришло в голову, что он подходящая кандидатура в мужья. Если Макензи отпадет… Но нет! Ей уже повезло с будущим мужем, и она не позволит этому дешевому бою искушать себя. Данная миссия предпринималась исключительно по необходимости, а не ради удовольствия.

— Алло! — Она подбавила в голос бразильского акцента. — Я Адриана. Ничего, если на минутку отвлеку свою подругу?

Макензи открыла рот, чтобы возразить, но Адриана взяла на себя смелость и ущипнула ее за предплечье.

Красавчик улыбнулся, кивнул и вернулся к прерванной беседе.

Адриана чувствовала ледяной холод, исходивший от Макензи, но еще более остро ощущала присутствие Дина справа от себя. Он наблюдал за этой сценой, и краем глаза Адриана видела его улыбку. Кроме того, Тоби на другом конце стола упомянул ее имя в разговоре, достаточно громко, чтобы она слышала каждое слово. Она могла бы лежать дома на кушетке с кампари и парнем, а вместо этого попадает в одну за другой неловкие ситуации.

— Если ты хотела его для себя, зачем побуждала меня охотиться на него? Чтобы выставить дурой? — не поворачивая головы, прошипела Макензи. Обе женщины улыбнулись официантке, поставившей перед ними салат из эндивия.

Адриана убедилась, что Дин занят разговором с другой соседкой, и сказала:

— Я не хотела… не хочу… его для себя, querida. Просто не могла на это смотреть. Это выглядело так…

Она попыталась подобрать слово помягче, но уже чувствовала себя в полном изнеможении.

— Так как? — настаивала Макензи.

Адриана ответила спокойным взглядом:

— Ты была такой несчастной.

Макензи резко втянула воздух, и Адриана ощутила острое сочувствие, прежде чем вспомнила, что сделала одолжение. Придется открыть бедняжке глаза. Она, конечно, ее возненавидит. Но Адриане больше не о чем волноваться, кроме как о чувствах случайной знакомой.

— Я не ощущала себя несчастной, — прошептала Макензи. — Просто вела себя дружелюбно.

А, разыгрывалась карта дружбы. Адриана мгновенно неслась в свои подростковые годы, когда мать пытаюсь преподать ей эти важные уроки, а она приводила те самые аргументы. Воспоминание едва не вызвало у нее улыбку.

— Дружелюбная, общительная, обворожительная, обаятельная, называй как хочешь, но все равно это означает «одинокая и несчастная», когда инициатива исходит от тебя.

Макензи открыла было рот, собравшись возразить, но передумала.

— Ты считаешь? — наконец спросила она.

Адриана кивнула. Это скучно, абсолютно очевидно. Почему американки этого не понимают? Почему их этому не учат? «Правила» немного помогли, но лишь отчасти, они учат женщин, как отказывать мужчинам, а не как их соблазнять. Если бы за последние десять лет она лично не была этому свидетелем, то никогда не поверила бы, что существуют взрослые женщины, полагающие, будто мужчину можно завоевать, преследуя. Именно это она наблюдала у своих подруг — у Ли в несколько меньшей степени из-за ее большей сдержанности, но Эмми вела себя просто унизительно — лезла с разговорами, звонила первой, строила планы и летела по первому зову.

— Значит, мне не следовало представляться?

— Да.

Адриана отпила вина.

— А как же иначе мы могли познакомиться?

Адриана посмотрела на Макензи, стараясь не впасть в уныние, ведь она ни в чем не виновата.

— Вы познакомились бы, вероятно, через несколько минут, когда он представился бы тебе.

— О, конечно! Но какая разница, кто…

Адриана продолжала как ни в чем не бывало:

— И тогда ты с улыбкой и томным взглядом вознаградила бы его за вежливость, а потом немедленно уклонилась от любого прямого вопроса, отвернулась и с головой ушла в разговор с кем-то другим.

— Даже если…

— Даже если бы оборвала его на полуслове, даже если бы он задал тебе вопрос, даже если бы казался увлеченным тобой. Особенно если бы казался увлеченным. Единственный вариант, когда можно продолжать, если мужчина — урод, поскольку тогда мы не заинтересованы в конечном результате, не так ли?

Макензи кивнула: Адриана скорее завораживала ее, чем раздражала своим покровительственным тоном. Это были основополагающие вещи, элементарные. Как получилось, что эта во всех остальных отношениях привлекательная, успешная женщина их не знает?

— Значит, ты считаешь, что нам нужно быть живым воплощением «Правил»? Но это же совершенно нереально!

— Согласна, — сказала Адриана. — Это совершенно нереально. «Правила» хороши для начала, для подростков. Но взрослой женщине они ничего не дадут. В смысле, любая книга, в которой тебе предлагают воздерживаться от секса, далека от реальности.

И Адриана, с удовольствием отметив ошеломление Макензи, продолжила:

— Какой вообще смысл в мужчинах, если ты не можешь должным образом ими насладиться?

Макензи энергично закивала в знак согласия. Адриана давно уже не помогала кому-то просто по доброте душевной, настало время преподать несколько уроков человеку, не столь удачливому.

— Это полный миф, что как только мужчина переспит с тобой, так сразу же потеряет к тебе интерес. По правде говоря, должно быть как раз наоборот: если ты все сделаешь правильно, это заставит его еще больше тебя хотеть. Главное, чтобы найти верное сочетание таинственности, недоступности и вызова с чувственностью, соблазнительностью и сексуальностью. Ты заставляешь их трудиться ради этого… не в самый первый раз, но снова и снова, и они полюбят тебя навсегда.

— Ты говоришь так уверенно… — Макензи умолкла, но Адриана поняла, что женщина поверила.

— А я и уверена. Я бразильянка. Мы знаем мужчин и знаем, что такое секс.

Адриана принялась за салат под прикованным к ней взглядом соседки. Почти в тот же самый момент роскошный парень закончил свой разговор и повернулся к Макензи.

— Простите? — обратился он к ней.

Макензи выждала мгновение, прежде чем повернуться к нему с сияющей улыбкой.

— Да?

— Боюсь, я так и не представился. Меня зовут Джек. Приятно познакомиться.

Словно настоящий профессионал, Макензи пристально смотрела на него некоторое время, потом снова улыбнулась… только на этот раз чуть более дразнящей улыбкой.

— Приятно познакомиться с вами, Джек, — промурлыкала она.

— Так откуда вы знаете Кэтрин? — спросил он.

— О, кто же не знает Кэтрин? — Женщина рассмеялась и отвернулась. — Адриана, милочка, ты рассказывала мне смешную историю о катастрофе с покупками на прошлой неделе. И чем же все кончилось?

«Господи, — подумала Адриана, — да у этой красотки врожденный талант». И, подыгрывая ей, придумала какую-то историю, поддерживая беседу до тех пор, пока Джек, извинившись, не встал и не удалился в мужскую комнату.

— Т ы была идеальна, — тут же объявила Адриана.

— Правда? У меня такое чувство, будто я его оскорбила. Я так грубо себя вела, что он ушел!

— Абсолютно идеальна. Ты его не оскорбила и вела себя не грубо… ты была таинственна. Продолжай в том же духе до конца вечера, и сегодня он поедет к тебе. Немножко уступи, а затем игнорируй. Кокетничай, затем проявляй сдержанность. Он с ума сойдет, пытаясь в тебе разобраться.

И точно: вернувшись, Джек, потратил остаток ужина десерт и солидную часть времени, проведенного за напитками, пытаясь удержать блуждающее внимание Макензи Мужчина трудился, и Макензи наслаждалась каждой минутой. Адриана видела, как ее уверенность в себе растет от раунда к раунду, и поздравила себя с хорошо проделанной работой. Приятно было наблюдать, а тем более заниматься тем, чему она только что научила Макензи: жонглировать равнодушием и невинностью перед двумя совершенно разными мужчинами.

Немного за полночь Тоби наконец собрался уйти. Дин убежал раньше, без конца извиняясь, что торопится на вечеринку к другу, которую просто не может пропустить (черт бы его побрал!), Макензи теперь разыгрывала равнодушие к Джеку на двухместном диванчике в темном уголке, а Адриана — в очередной раз — умирала от скуки. Она уже перепробовала все уловки, чтобы заставить Тоби потанцевать, но он ни на одну из них не поддался. Он устал от работы и перелета, собирался отправиться прямиком в отель и ожидал, что подруга поедет с ним.

Помогая Адриане надеть плащ, Тоби что-то говорил, но она с легкостью отключилась от него. Гораздо труднее было вспомнить, что ей всего только тридцать — практически совсем еще девчонка! — а не пятьдесят, на которые она себя чувствовала. По крайней мере вечер не пропал совсем уж зря: похоже, Макензи, вся такая чувствительная и смеющаяся с Джеком, стала новой женщиной. Адриана поймала ее взгляд и легонько помахала на прощание рукой.

Макензи знаком попросила ее подождать, как законченный профессионал, легонько мазнула пальцем по губам Джека и плавной походкой приблизилась к Адриане.

— Ты уже уходишь?

— Перевалило за полночь. Я без сил, — солгала Адриана. «А самом деле просто умираю со скуки», — подумала она. — А ты, по-моему, проделала отличную работу.

— Ты богиня! — прошептала Макензи, наклоняясь к Адриане и сжимая ее руку. — Он уже пригласил меня к себе выпить. Я сказала, что подумаю.

Это произвело на Адриану впечатление. Ничто не работает эффективнее, чем уклончивый ответ. Это не категоричный отказ, но явное послание, что нужно приложить еще немного старания.

— Только помни, если ты с ним переспишь, не оставайся у него. Пусть будет даже пять утра: именно ты должна встать и уйти. Оставайся, пока вы занимаетесь сексом. Как только настанет время спать, ты уходишь, — напутствовала Адриана свою новую ученицу, пытаясь не думать, насколько похожа на собственную мать.

Макензи кивнула, впитывая каждое слово.

— А если он…

— Исключений не существует. Еще один кивок.

— Желаю повеселиться! — мелодично проговорила Адриана и легонько потянула Тоби за руку, вытаскивая из круга обступивших его людей. — Дорогой, нам действительно пора…

— О, и еще одно, — прошептала Макензи. — Я хочу посвятить тебе центральный материал нашего следующего номера. Еще точно не знаю, под каким углом подам, но у тебя настоящий дар, и, думаю, нашим читателям будет интересно о нем узнать.

Что ж, интересный — и неожиданный — поворот. Адриана привыкла, что ее, случалось, упрашивали сфотографироваться туристы, находя экзотически красивой, и этим вечером редактор журнала не в первый раз посчитал ее достаточно эффектной, чтобы включить в очередной номер. Но материал, посвященный ее врожденным способностям обращаться с мужчинами и таланту учить других женщин правилам охоты? Такое не каждый день случается.

Она изобразила равнодушие, хотя у нее даже голос слегка задрожал от всего этого, и вежливо ответила:

— О, что ж, может мило получиться.

— Надеюсь, ты подумаешь и согласишься. Я так и вижу разворот с подробным интервью и множеством великолепных глянцевых фотографий. Мы сделаем его необыкновенным, обещаю, — торопливо щебетала Макензи.

Еще совсем недавно она не походила на человека, готового к подобным излияниям, но, с другой стороны, не казалась и способной так ловко подцепить парня.

Адриана едва удержалась, чтобы не завизжать от радости.

— Ну… э… Кэтрин знает, как со мной связаться… или по крайней мере, как связаться с Тоби… это, вероятно, лучше всего…

Но Макензи уже бросилась обратно к Джеку:

— Я позвоню тебе на следующей неделе! Была крайне рада познакомиться. И спасибо… за все.

Она помахала и продолжила движение в затемненный угол с диванчиком для двоих.

— Надеюсь, ты хорошо провела время, милая? — спросил Тоби, останавливая на улице такси.

— Гораздо лучше, чем хорошо, Тоби. Я чудесно провела время, — ответила Адриана с большей, чем до предложения Макензи честностью. — Поразительно, великолепно, чудесно.

Стук пробудил Ли от глубокого сна, редкого у нее по ночам, не говоря уж о середине дня, когда она даже не собиралась спать. Было здесь что-то такое в воздухе или каждый раз, когда ее взятый напрокат автомобиль прибывал в Сэг-Харбор, Ли расслаблялась.

— Войдите! — крикнула она, убедившись, что одета и не пустила слюни. Невероятно, но на улице уже стемнело.

Джесс открыл дверь и просунул в комнату голову.

— Я вас разбудил? Простите, но я подумал, что вы без устали работали круглые сутки.

Ли фыркнула.

— Ага. Первым делом я узнала, что две «Кровавые Мэри» до обеда совсем не способствуют продуктивности.

— Совершенно справедливо. Но вы хорошо себя чувствуете?

— Очень хорошо, — призналась Ли.

Несмотря на всплывающие в памяти обрывки сна — как она идет к алтарю голая и дрожащая, — Ли чувствовала себя отдохнувшей и умиротворенной.

— Подождите минуту, — сказал Джесс, пересекая комнату тремя быстрыми шагами и садясь на край кровати рядом с полностью одетой Ли среди полудюжины подушек, поверх покрывала. — Что я вижу?

Ли проследила за его взглядом, устремленным на книжку в мягкой обложке, лежавшую открытой поперек ее живота. Джесс рассматривал небесно-голубую обложку с фотографией красиво упакованного подарка — роман-продолжение книги «Жених напрокат», которую она недавно прочитала с большим удовольствием.

— Это? — Ли расправила страницу и подала книгу Джессу. — Называется «Грусть не для тебя». Первый роман был про девушку, которая влюбилась в жениха своей лучшей подруги и не знала, что делать. В итоге они сошлись, а здесь мы видим историю глазами лучшей подруги, потерявшей жениха. Она тоже не так уж невинна, поскольку спала с одним из шаферов бывшего жениха.

Джесс, качая головой, прочел аннотацию на обложке и пробормотал:

— Невероятно.

— Что именно?

— То, что вы читаете это.

— И что это, по-вашему, значит?

— О, будет вам, Ли. Вы не находите забавным что мисс Английский-с-отличием-в-Корнелле-я-редактирую-только-серьезные-литературные-произведения в свободное время читает «Грусть не для тебя»?

Ли вырвала у него книгу и прижала к груди.

— Она действительно неплохая!

— Уверен в этом.

Ли едва удержалась от замечания, что «Грусть не для тебя» написана гораздо лучше последнего варианта романа Джесса. Обладает разумной структурой и связным языком. Может, в ней и не освещается так много возвышенных интеллектуальных тем, так что с того? Она остроумна, неглупа, и ее приятно читать — как раз сейчас все это отнюдь не помешало бы мистеру Литературному Зазнайке.

Но разумеется, ничего этого Ли не сказала, лишь заметила:

— Я не собираюсь защищать перед вами свой выбор развлекательного чтения.

Джесс поднял руки, сдаваясь:

— Совершенно справедливо. Но вы понимаете, что это все меняет, а? Теперь у меня есть подлинное доказательство, что редактор-фашист на самом деле человек.

— Только потому что я читаю такую литературу?

— Точно. Насколько суровым может быть человек, если он читает и пересказывает «Дневник Бриджит Джонс»?

Ли вздохнула.

— Эта книга мне понравилась.

— А как называлась та, другая… — улыбнулся Джесс. — «Дневники няни»?

— Определенно классика.

Джесс что-то пробормотал себе под нос, и Ли поняла, что он уже утратил интерес. Теперь она понимала его жесты, выражение лица — могла расшифровать значение нахмуренного лба или полуулыбки. За последние три месяца она четыре раза приезжала в Хэмптонс, и с каждой встречей чувствовала себя все свободнее. Во второй раз она опять остановилась в отеле «Америкэн», хотя провела в нем едва ли несколько часов — о многом говорящий факт если учесть, что ее визит пришелся на Понедельник без общения с людьми (на один вечер она сделала исключение). В третий и четвертый свои приезды Ли приняла предложение Джесса остановиться в гостевом домике, который он построил для своих племянников — это было гораздо удобнее, — и только вчера, в свой пятый визит, осознала мудрость проживания в одной из верхних гостевых комнат главного дома. В конце концов, они часто работают допоздна, а дорожка до гостевого домика извилиста и темна.

Все было очень невинно и, к удивлению Ли, казалось совершенно естественным. Ей нравилось, что им удавалось так хорошо работать вместе и одновременно сохранять профессиональную дистанцию, даже если и спали они по соседству. Генри не показалось странным, когда Ли упомянула, что перестала бронировать гостиницу; другие его редакторы тоже ездили к авторам — кое-кто в места более отдаленные, чем Хэмптонс, — и часто размещались во владениях. Когда за ужином на прошлой неделе Ли сказала отцу, что по два-три дня в неделю работает с Джессом в его доме, он ответил нечто вроде: «Не идеально, но если гора не идет к Магомету…» Их безразличие только укрепило в Ли убежденность, что Расселу об этом знать не надо.

— Я угадал, что вы захотите на ужин, — сказал Джесс. — Сейчас почти шесть и не сезон, поэтому если мы сразу не определимся, нам крупно не повезет. Хотите перехватить бургер или я что-нибудь сооружу?

— Под «что-то сооружу» вы на самом деле подразумеваете кашу быстрого приготовления? Потому что в таком случае я лучше съела бы бургер.

— Ах, милая Ли, как всегда, очаровательна. Эти способ сказать: «Спасибо, Джесс. Я поела бы домашней еды, но вот такая я закоренелая стерва, чтобы так взять и сказать»?

— Точно, — засмеялась Ли.

— Я так и думал. Ладно, тогда будет готовая еда. Я сгоняю за ней в «Скьявони». Какие-то пожелания?

— «Лаки чармс»? Или «Синнамон тоуст кранч». С двухпроцентным молоком, пожалуйста.

Джесс вскинул руки в шутливом отвращении и вышел из комнаты. Ли дождалась, пока закроется входная дверь и заработает двигатель машины, и взялась за телефон.

Рассел ответил сразу:

— Алло?

Он всегда прикидывался, будто не знает, что это она хотя, как все нормальные люди, имел определитель номера.

— Привет, — ответила Ли. — Это я.

— Привет, детка, как ты? Как там на сей раз твой сумасшедший? Достаточно трезв, чтобы продвинуться в работе?

Рассел взял за правило беспощадно унижать Джесса при всяком удобном случае, сколько бы Ли ни заверяла, что Джесс не имеет ничего общего со своей репутацией и это просто очередной автор — то уверенный в себе до высокомерия, то сомневающийся до расстройства здоровья. Воздействия это не оказывало, и Ли уяснила, что чем больше защищает Джесса, тем сильнее распаляется Рассел. Он ревновал — она бы уж точно ревновала, если бы он проводил столько времени с другой женщиной, — но Ли не могла за ставить себя его успокоить. Даже если Джесс никогда не упоминал о своей жене (и Ли еще предстояло найти реальное доказательство ее существования), однако его брак оставался фактом, а Ли была помолвлена, и в дополнение к рабочим отношениям у них сложились и дружеские. Приятные платонические отношения — что, по раздражавшему Ли утверждению Рассела, невозможно между мужчиной и женщиной.

Ли вздохнула.

— В действительности он не такой, Рассел. Не пьяница. Он просто… просто другой. Не столь жестко организованный, как мы.

Проклятие! Она явно ошиблась со словами. Любой разговор, которому Ли позволяла коснуться Джесса, непременно заканчивался ссорой, и, невзирая на все ее искренние усилия, случалось это в последнее время часто.

— «Жестко организованный»?

— Ты знаешь, что я имею в виду.

— А звучит так, будто ты считаешь его спокойным и уравновешенным, а меня вспыльчивым и… и… жестко организованным.

— Мы разные люди, Рассел. И по-моему, именно мы ведем себя как ответственные, взрослые люди, тогда как он потерянный и дезориентированный, понятно? — Ли не стала признаваться Расселу, что хотя еще месяц назад она так и считала, образ жизни Джесса больше не казался ей непривлекательным. — Послушай, почему мы вообще о чем говорим? Я позвонила, чтобы узнать, как твои дела. Как прошел сегодня монтаж программы?

— Прекрасно. Ничего особенного.

— Рассел, не надо дуться. Это тебе не идет.

— Спасибо за урок этикета, дорогая. Я это запомню.

— Ну почему ты так себя ведешь?

Ли вздохнула. Ей хотелось всего лишь услышать его голос, обменяться любезностями и вернуться к книге, но она чувствовала, что Рассел готовит грандиозный разговор о Состоянии Отношений. Это была его специализация и ее худший кошмар.

— Ли, что между нами происходит? — Голос Рассела смягчился. — Серьезно, мне кажется, нам нужно об этом поговорить.

Ли неслышно вздохнула и приложила все усилия бы сохранить спокойствие, хотя внутренне кричала: «Нет, нет, нет! Я устала об этом говорить. Давай не будем обсуждать все подряд. Неужели мы не можем рассказать другу, как прошел день, и двинуться дальше? Пожалуйста, не поступай так со мной!» А вслух сказала:

— Что ты имеешь в виду, Расс? У нас все в порядке.

Он долго молчал.

— Ты действительно так думаешь? А тебе не кажется, что мы сильно отдалились друг от друга? И что, по-твоему я должен отвечать людям, когда они спрашивают, почему мы до сих пор не устроили прием в честь нашей помолвки? Что у моей невесты, похоже, нет времени, хотя мы помолвлены уже пять месяцев?

О Боже, он опять за свое!

— Ты же знаешь, какое это большое дело… почему же не можешь понять?

— Да, конечно, назови меня ненормальным, но мне казалось, что заключение брака тоже станет для тебя большим делом.

— Так и есть. Поэтому я и хочу подождать, пока все не образуется.

Это была не совсем ложь. Ли знала, что умышленно тянет со своими планами. Отчасти это связано с общим отсутствием интереса ко всему, связанному со свадьбой, — Ли не принадлежала к тем девочкам, которые уже в двенадцать лет выбирают себе платье, — а отчасти со страхом общения одновременно со своей матерью и матерью Рассела, но, бывая абсолютно честной с собой, Ли соглашалась, что причины гораздо глубже.

Ей казалось, что все происходит слишком быстро. Они словно только вчера впервые поцеловались на скамейке на Юнион-сквер. Тогда она очень любила Рассела — он казался милым, красивым, и ей льстил его интерес. Она надеялась, что они будут встречаться и отношения естественным образом завяжутся или прекратятся. Люди или становятся ближе или связь между ними медленно ослабевает и приходит время расстаться. Ли нравилось быть вместе с Расселом и она нисколько не волновалась о будущем. И все прекрасно складывалось, пока он не сделал предложение. И не просто сделал предложение — надел ей на палец кольцо, пока она сидела, застыв в шоке, а потом поцеловал в недоверчиво приоткрытые губы. Меньше всего в жизни она была готова к этому, а в последние месяцы ее терзали очевидные сомнения. Но как объяснить Расселу — или любому другому человеку, — что именно не так? Со дня их первой встречи между ними ничего не изменилось, Рассел был все таким же милым, добрым и понимающим. Проблема заключалась в том, что Ли все еще надеялась влюбиться в него по уши, а все остальные — подруги, родители и, что хуже всего, Рассел — полагали, будто она уже влюблена. Так неужели странно, что она просто не хочет спешить?

Настал его черед вздохнуть.

— Я понимаю. Просто мне хотелось бы… не знаю… чтобы в твоем голосе прозвучало немного волнения. Ты хоть говоришь об этом с подругами?

— Конечно, — солгала Ли. Эмми и Адриана без конца спрашивали о планах, связанных с предстоящей свадьбой, им ужасно хотелось устроить девичник, — но Ли ловила себя на том, что всегда меняет тему. Почему они не понимают, что все идет слишком быстро? От одной этой мысли Ли почувствовала себя виноватой, поэтому смягчила голос: — Милый, я волнуюсь обо всем. Мы поженимся когда это свершится, поедем в какое-нибудь экзотическое и очень, очень далекое место, на Мальдивы например, и будем просто отдыхать и радоваться друг, хорошо? Я обещаю.

— А ты захватишь купальник, который мне нравится? Тот, с металлическими колечками на бедрах и в середине верхней части?

— Обязательно.

— И не возьмешь с собой ноутбук или рукопись чтобы почитать в самолете?

— Ни единой, — уверенно ответила Ли, хотя и не считала это правильным. — Это будет идеально.

— Договорились, — сказал Рассел таким тоном, словно вопрос был полностью решен.

— Я позвоню тебе попозже, чтобы пожелать спокойной ночи, хорошо?

— Ты точно возвращаешься завтра? Нам нужен хотя бы один вечер наедине перед Большой Встречей Родителей на День благодарения.

— Конечно, нужен, милый. Я точно буду дома завтра вечером, — заставила себя произнести Ли. Она не особенно боялась Дня благодарения в Коннектикуте, хотя, наверное, следовало бы, учитывая, что на праздник прилетает все семейство Рассела, но отчаянное желание положить трубку затмевало в настоящее время все остальное.

Рассел звучно поцеловал микрофон — маленький секрет, касавшийся только их двоих: они всегда так делали, когда находились в разлуке.

Ли ответила таким же поцелуем, чувствуя себя глупой и немного раздраженной, а потом — виноватой. Они отключились, и Ли испытала облегчение, затем изнеможение, она была слишком уставшей, чтобы снова открыть книжку.

Проснулась она от неприятного ощущения, что за ней кто-то наблюдает. Ли посмотрела в окно и в свете фонаря над входной дверью увидела редкие снежинки. В комнате стояла непроглядная тьма, но Ли чувствовала чье-то присутствие.

— Джесс?

— Да. Простите. Я вас напугал?

Привыкнув к темноте, она увидела, что Джесс сидит в конце комнаты в кресле-качалке красного дерева. Руки скрещены на груди, голова покоится на спинке кресла. Откуда-то доносился запах свежего чеснока и только что испеченного хлеба.

— Что вы здесь делаете?

— Восхищался вашим сном.

— Моим сном?

— Я пришел, чтобы разбудить вас к ужину, но у вас был такой умиротворенный вид. Сам я практически не сплю, очень мало, поэтому всегда приятно понаблюдать за другими. Странновато, вероятно, но надеюсь, вы не против.

— В этом есть некая ирония, поскольку я нигде не сплю. Что-то здесь есть такое, что действует лучше вамбьена, — сказала Ли.

— Может, амбьена? Без «в»?

— Ванна плюс амбьен равняется вамбьен. Но даже это не всегда помогает.

Джесс засмеялся, и на Ли волной накатило ощущение счастья. И впервые за тридцать лет своей жизни она сделала что-то, совершенно не думая о возможных последствиях или реакции. Без единой мысли и без всякой тревоги выбралась из кровати и подошла к креслу-качалке. Даже стоя над Джессом, она не занервничала, протянула к нему руку и, когда он принял ее, лишь чуточку смутившись, потянула к себе. Он встал, и они оказались лицом к лицу, что показалось странным, поскольку Рассел был намного выше. Ли посмотрела на свои руки, переплетенные с его руками — интимный жест, который нельзя отрицать, в котором нельзя ошибиться. Джесс высвободил руки, положил ей на затылок, запустив пальцы в волосы, и губы их встретились и раскрылись; прикосновение его языка показалось ей скорее нереальным, чем волнующим или странным.

С этого момента все пошло очень быстро. Они упали на кровать и через несколько секунд уже разделись. Это был агрессивный, необходимый Ли секс, какой редко у нее случался. Хотя Джесс и перебирал ее волосы, брал лицо в ладони, целовал в кончик носа и гладил по спине, он без колебаний почти грубо вошел в нее, заведя ей руки над головой. Потом Джесс обнял ее — они все еще лежали поверх покрывала — и легко провел пальцами по плечам, пока по ее рукам не побежали мурашки. Он спросил, все ли с ней в порядке, хорошо ли она себя чувствует, не нужно ли ей воды? Ли молчала, и тогда Джесс приподнял ее лицо и поцеловал так нежно, что она чуть не умерла. Так они целовались на протяжении какого-то времени, лениво, томно, а когда Джесс прижал ее нижнюю губу языком, Ли показалось, что она целиком растворится у него во рту. Они целовались, мягко и нежно, пока желание вновь оказалось непреодолимым, их зубы клацнули друг о друга, ногти впились в кожу, а руки снова стали требовательными и ищущими.

Потом Ли положила голову ему на грудь, из-под полуопущенных ресниц наблюдая за бодрствующим Джессом, который тоже на нее смотрел. Однако не с любопытством или любовью — он словно пытался запомнить каждую подробность. Зрительный контакт во время секса считается высшей интимностью, взглядом в душу и все такое. Но каким бы близким ни чувствовала она Рассела или других парней до него, встреча взглядами всегда казалась вынужденной и нарочитой, как будто оба читали одну и ту же статью, автор которой настаивал, что занятие любовью включает зрительный контакт. Ей всегда становилось от этого не по себе, отвлекало, но тут все было иначе. Когда она встретилась с Джессом взглядом, стало трудно дышать — никто никогда не смотрел на нее так. Это было как в кино, и Ли чувствовала себя кинозвездой, теперь не имело значения, что на животе у нее небольшая сыпь — аллергическая реакция на новый лосьон, что кожа Джесса немного бледновата для таких темных волос на груди и оба они раскраснелись, взмокли от пота и тяжело дышат; они превратились в двух самых сексуальных людей на земле. По-настоящему нашли друг друга.

В какой-то момент они уснули, потому что когда Ли открыла глаза, небо начинало светлеть. Она выбралась из-под одеяла, которое натянул на них Джесс, и на цыпочках дошла до расположенной напротив по коридору ванной комнаты, дожидаясь потока сожаления, вины и самобичевания. Ничего не последовало. Вместо этого она помочилась, приготовившись к знакомому жжению, но чудесным образом ничего не почувствовала. Умывшись, Ли посмотрела на себя в зеркало и чуть не упала в обморок. Подбородок и щеки горели, а местами слегка кровоточили там, где их оцарапала щетина, губы распухли, кожа на шее покрылась красными пятнами со следами зубов, спутанные волосы висели космами, на внутренней стороне бедер красовались синяки. Голову ломило от удара по спинке кровати, болели тазовые кости, а чувствительная кожа промежности была словно оцарапана наждачной бумагой. Даже ступни ныли оттого, что столько часов подряд она поджимала от удовольствия пальцы.

Никогда раньше Ли не чувствовала себя так ужасно, но «ужасно» на самом деле подразумевало «абсолютно фантастически». Она вернулась в гостевую комнату и увидела, что Джесс сидит в постели по-прежнему голый, прикрывшись одеялом. Свет, падавший из окна у кровати, освещал его лицо, а часы показывали 7.23 утра. Джесс поднял глаза, и в первый раз за несколько часов она застеснялась. Она стояла совершенно обнаженная при свете дня перед этим мужчиной, которого едва знала, перед своим автором, между прочим. Неужели она действительно это сделала?

— Ли.

Она заставила себя посмотреть ему прямо в лицо. В комнате было холодно, и ноги начали замерзать.

— Ли. Милая. Иди сюда.

Он приподнял край одеяла и знаком поманил ее к себе.

Ли легла рядом с ним. Он обнял ее и укрыл одеялом. Поцеловал в лоб, как делал отец, когда она болела. И что подумал бы отец, если бы увидел ее сейчас… не просто в постели с кем-то — отцу и так тяжело это видеть, — но с мужчиной, редактировать книгу которого ей поручили… а как же Рассел… ее жених… она все еще носит красивое кольцо, которое он надел ей на палец всего пять месяцев назад. Она была грязной, отвратительной шлюхой, не стоящей их всех.

— У тебя такой вид, будто ты в панике, — прошептал ей на ухо Джесс и еще крепче обнял, но оберегающим, а не сексуальным жестом.

— Я грязная, отвратительная, презренная шлюха, — сказала она, прежде чем успела подумать, но едва произнесла эти слова, как тут же о них пожалела.

Ожидавшая отрицания, хотя бы еще одного объятия или сочувственного цоканья языком — на этом специализировался Рассел, — Ли пришла в ужас, а затем крайне разозлилась, когда Джесс рассмеялся.

Она вывернулась из его рук и уставилась, пораженная.

— Ты находишь это смешным? По-твоему, забавно, что я, по сути, только что загубила свою жизнь?

Джесс еще крепче обнял ее, и вместо того чтобы почувствовать удушье, как это обычно бывало, Ли позволила себе расслабиться. Джесс поцеловал ее в губы, в лоб, в щеки, а потом сказал:

— Я смеюсь только потому, что ты напоминаешь мне меня самого.

— О, отлично, — пробормотала она.

— Но мы не сделали ничего плохого, Ли.

— Что ты имеешь в виду? Да я даже не знаю, с чего начать. Может, с того факта, что обручена? Или что ты женат? Или что мы работаем вместе?

Она особо выделила совместную работу, но только перечислив все, кое в чем себе призналась: она ждала, что Джесс предложит разумное объяснение своему браку, что-нибудь вроде «Мы вообще-то разведены» или «На самом деле я не женат». Она знала, что это маловероятно. Но продолжала надеяться.

Джесс заставил ее замолчать, прижав палец к губам, и это, к удивлению Ли, показалось ей милым, а не привело в бешенство.

— Случившееся между нами естественно. Мы оба этого хотели. Что здесь плохого?

— Что плохого? — воскликнула она сердито, почти злобно. — А как же твоя жена?

Джесс лег на бок, опираясь на локоть:

— Я не собираюсь обижать тебя обычной чепухой про то, как мы несчастны, как она меня не понимает, а я собираюсь ее бросить, потому что это неправда и я не хочу тебе лгать. Но это не исключает смягчающих обстоятельств. И, конечно же, не означает, что я не хочу тебя страстно прямо сейчас.

Что ж, этого она точно не желала услышать. Насколько могла судить Ли, ей вполне подошла бы чепуха про непонимающую жену. И оттого, что слов этих не прозвучало, она еще острее почувствовала ошибочность происходящего и замешательство оттого, что все это казалось таким правильным. Таким правильным? О чем, черт побери, она думает? Это же безумие… Нет ничего правильного в предательстве Рассела или в сексе с мужчиной, с которым она работает. Это страшная ошибка, непростительная, и будет чудо, если они выйдут из всего этого без потерь. Разумеется, она не может больше редактировать книгу Джесса, это совершенно ясно, но казалось незначительной ценой за ее непроходимую глупость.

Нужно было уйти. Немедленно.

— Что ты делаешь? — спросил Джесс, когда Ли выбралась из-под него и завернулась в покрывало. Она схватила свою дорожную сумку и, придерживая покрывало рукой, побежала в ванную комнату. Только заперевшись там, Ли выпустила из рук ткань, но на этот раз не смогла взглянуть в зеркало на свое тело. Зная, что лишь заплачет, если позволит себе такую роскошь, как душ, Ли достала чистое белье, джинсы и блузку и собрала спутанные волосы в узел. Она дала себе время только почистить зубы и, выполнив эту единственную задачу и стиснув челюсти, чтобы не заплакать, открыла дверь.

Джесс с несчастным видом стоял перед ней в футболке и шортах. Ли ничего так не хотелось, как обнять его, и это казалось и мерзким, и желанным, но ей удалось протиснуться мимо Джесса, даже не задев его руки.

— Ли, милая, не делай этого, — сказал он, следуя за ней но коридору, а затем спускаясь по лестнице. — Посиди со иной минутку. Давай поговорим.

Она бросилась на кухню за своими бумагами и тетрадями и увидела ужин, который они так и не съели. Емкость застывшей лазаньей на блюде с подогревом между двумя приборами и бокалами с красным вином, два простых серебряных подсвечника, покрытых растаявшим воском цвета слоновой кости.

— Я не хочу говорить. Я хочу уехать, — тихо, без всякого выражения произнесла Ли.

— Знаю и прошу тебя подождать.

Ли посмотрела на него, заметила седину в отросшей щетине и такие глубокие тени под глазами, что их можно шло принять за синяки.

— Джесс, пожалуйста.

Она вздохнула и повернулась к нему спиной, укладывая бумаги в сумку. Вспомнила, что «Грусть не для тебя» сталась в гостевой комнате наверху, но ни за что не пошла бы туда сейчас.

Джесс положил руки ей на плечи и мягко развернул к себе.

— Посмотри па меня, Ли. Я хочу, чтобы ты знала: я нисколько не жалею о прошлой ночи.

Впервые после того, как покинула кровать, Ли встретилась с ним взглядом. И прищурившись, холодно произнесла:

— О, какое для меня облегчение! Слава Богу, ты не жалеешь о том, что случилось. Зная это, я сегодня буду спать спокойней. А пока убери от меня руки.

Он отодвинулся:

— Ли. Я не хотел, чтобы все так получилось. Пожалуйста, присядь со мной на минутку…

Что-то в том, как оборвался его голос, открыло им обоим, что просьба, хоть и искренняя, не отражает истинных желаний Джесса. Он выглядел усталым и побежденным, как человек, измученный необходимостью объясняться с очередной женщиной, у которой случилась посткоитальная истерика.

Ли мечтала услышать, что он полюбил ее с первого взгляда и она не очередная победа легендарного Джесса Чэпмена, она — Ли Эйзнер — особенная, но знала: ничего этого не будет. Она вскинула сумку на плечо и вышла на улицу с гордо поднятой головой, одновременно удивившись и огорчившись, когда Джесс за ней не последовал.