Обнаженное человеческое тело воистину великолепно. Вот вам, например, когда-нибудь приходилось писать обнаженное тело — будь то голый мужчина или женщина? Моя жена, ныне покойная, была художником и последнее, что она написала, — это тигр посреди зеленого луга. Повсюду трава (очень много травы), тропические птицы, пальмовые деревья и голубой источник. А на спине тигра, как вы думаете, что? Вы не поверите! Нагая женщина! Лениво развалилась на этой дикой и опасной бестии, как будто этот не живой тигр, а его шкура, лежащая в доме какого-нибудь богача на полу перед камином.
Сам я — профессиональный фотограф. В свободное время. Снимаю для таких изданий, как «Ньюзуик», «Омни» и «Плейбой». Моя жена знала, что умирает, — упокой, Господи, ее душу — и попросила меня сделать гигантскую фоторепродукцию этого шедевра. И я сделал. Почтил ее память.
Я купил самые дорогие линзы в мире. И самые дорогие фильтры. Затем отправился в зоопарк и снял крупные, очень подробные планы тигра. Я выбрал самую свирепую зверюгу из всех, что там были. Весом в четыреста килограммов. Уверен, своими когтищами он распорол брюхо не одному слону, медведю, крокодилу, буйволу и кабану. Не говоря уже о ланях и коровах. Я сделал семьдесят два снимка. И это — только его взгляда. Я запечатлел верхушки пальм, своими отражениями прилипшие к влажной поверхности его желтых глаз. И сделал много-много фотографий его седых бакенбард и бороды. Постепенно я проникся к нему уважением за его животную смышленость.
В какой-то момент, когда я смотрел через видоискатель своей фотокамеры, пытаясь вглядеться в самую глубь его тигриных глаз, я вдруг почувствовал внезапную мужскую солидарность. Это был я: тигр был мной, а я был тигром. Я был тигром. В глазах своей жены.
Затем я отснял тысячи острых лезвий травы. А после этого сфотографировал свою жену. В обнаженном виде. Увековечил каждый волосок и каждый миллиметр ее кожи. Потом я разрезал все фотографии на мелкие квадратики и стал постепенно наклеивать их на самую большую стену, которая имелась в нашем доме.
Это случилось как раз перед ее кончиной. Когда она ушла, все вокруг сразу стало мрачным, и я везде держал свет включенным. На нашей кровати я разложил фотографии ее голубых глаз. Десятки рядов фотографий. Маковое поле. Она выглядела умиротворенной. А мне очень ее очень не хватало. Клянусь, ее нагота — это естественное состояние — есть подлинное и чистое искусство. На полу покоилась подборка снимков ее бедер и груди. Я прижимался к ним губами и целовал. Глянцевое ощущение приближающегося финала меня взбодрило. Размер четыре на пять дюймов. Безгранично.
Я прибегал домой с работы, варил себе несколько сосисок и начинал клеить. Мне было важно сохранять предельную ясность ума, поэтому я разрешал себе лишь крепкие напитки. Но без ограничений. Затем, когда я совсем терял способность трезво мыслить, я принимался за джин с тоником, так как на них запрет уже не распространялся. Я погрузился в это дело с головой, потел и двигался на ощупь, давал себе передохнуть и ел мороженое.
Сначала я никому не показывал того, что получилось. Затем рассказал некоторым товарищам по работе. Не знаю, что было дальше, но вдруг мне позвонил какой-то человек, коллекционер произведений искусства, сказал, что слышал от другого коллекционера, что я и есть тот парень, который сделал одну огромную фотографию из тысяч маленьких, и не мог бы он прийти на нее взглянуть.
Потом он приехал и уже через две секунды выписал мне чек на полмиллиона долларов. Только представьте себе.
Я достал несколько свежих болонских колбасок, порезал, полил майонезом, засунул между двух кусков хлеба, с которых предварительно обрезал корки, и разрезал все на четыре части. Абракадабра — и готово! Прием на высшем уровне! Вечеринка с коктейлями и канапе. Не желаете ли откушать? Он не пощадил ни одного. Не думайте, что богатеи не бывают голодны.
Затем набежали репортеры. Сделали фотографии. Точнее, одну фотографию всех этих фотографий. Я тоже на ней был. Стоял рядом с тигром (своим бессознательным Я) и своей женой под заголовком: «ВДОВЦУ УДАЛОСЬ УВЕКОВЕЧИТЬ ОБНАЖЕННУЮ СУПРУГУ».
Днем позже коллекционер вернулся со своими ассистентами, но им так и не удалось отодрать фотографии со стены. Так что они забрали их вместе со стеной. Я не возражал, черт побери. Теперь у меня одна большая комната вместо двух маленьких. Что ж, больше места для безделья. Напоследок коллекционер сказал, что я могу приезжать к нему в гости, в Альбукерк, чтобы проведать свою покойную обнаженную супругу. В любое время.
Полученные деньги я внес на счет детской больницы. Я люблю детей.