Глава первая. Госпожа и Дитя

Бо́льшая из двух лун Азерота, Бледная Госпожа, шла на убыль, но диск Голубого Дитя все еще пребывал в фазе полнолуния, меньший по размеру, и света обеих небесных сфер, даже в отсутствие костра, было вполне достаточно для дела, которым занимался в эту минуту Арамар Торн. Положив на колени блокнот, Арам, зажав в руке порядком укоротившийся карандаш, наконец-то рисовал одного очень близкого, но до сих пор не запечатленного на страницах блокнота человека.

Позируя, Макаса Флинтвилл чувствовала себя неловко.

– Не надо позировать, – сказал ей Арам. – Просто постарайся не слишком вертеться.

– Хорошо. Прекрасно, – сказала она, однако спина ее так и осталась прямой, а поза – закостеневшей и мучительно неловкой.

Арам привык к тому, что Макаса всегда держится прямо. Но, сколько он ее знал, в собственной коже ей всегда было вполне удобно и уютно, и потому на рисунке эту неловкость и закостенелость пришлось постараться сгладить. Макасе Флинтвилл было семнадцать, но держалась она, точно женщина лет тридцати, а то и пятидесятилетний боевой генерал. Метр семьдесят восемь ростом, стройная, мускулистая, темнокожая; темно-карие глаза, черные волосы в мелких кудряшках… На борту «Волнохода» она стриглась как можно короче – так, чтобы стрижка повторяла форму головы. Однако их путь сквозь джунгли Фераласа длился уже почти месяц, и, хотя любой сторонний наблюдатель, несомненно, назвал бы волосы Макасы очень короткими, Арам, хорошо зная сестру, не сомневался: сама она давно думает, что ее прическа «недопустимо неопрятная».

«Сестру»… Теперь считать Макасу сестрой казалось вполне естественным. Поверить было невозможно, что всего месяц назад Арам, скорее, назвал бы ее «заклятый враг». Многое им с тех пор довелось пережить, и в доказательство этого у обоих имелись шрамы – и не только на теле, но и на душе. И теперь, рисуя тонкие темные рубцы поперек лба и левой щеки Макасы, Арам вспоминал их первую встречу семь долгих месяцев назад…

Отец Арамара Торна, капитан «Волнохода», покинул семью, когда Араму было шесть лет. Официально Грейдон Торн нанял Арама в качестве юнги, но на самом деле – с тем, чтобы наконец познакомиться с сыном.

Пока капитан Грейдон Торн пытался научить сына всему на свете, от фехтования до множества сведений о флоре, фауне и разумных обитателях Азерота, его второй помощник Макаса Флинтвилл взяла на себя нелегкую задачу: сделать из двенадцатилетнего мальчишки, никогда в жизни не то что не бывавшего в плавании, а даже не видавшего моря, моряка. Следовало признать, к учебе Арам в обоих случаях отнесся без малейшего интереса и прилежания. Ему попросту не хотелось быть на корабле с любым из них двоих, и скрывать это он даже не пытался.

В добавок, сам того не желая, Арам встал между Макасой и Грейдоном, к которому она относилась как к отцу… Одним словом, сказать, что в первые шесть месяцев знакомства Арам с Макасой не поладили, было бы шедевром преуменьшения.

Нарисовав множество неизвестно где и как полученных шрамов на неприкрытых руках Макасы, Арам занялся отделкой оружия и амуниции: абордажной сабли и секиры на поясе, длинной железной цепи через плечо и лежавшего рядом щита, обитого несколькими слоями гасящей удар сыромятной кожи.

Но за последний месяц все изменилось. Трагически разлученные с Грейдоном и «Волноходом» во время пиратского нападения на корабль, Арам с Макасой спаслись бегством в шлюпке и оказались совсем одни в диких, враждебных землях. Только теперь они подружились. Сколько раз, увидев, что он вынимает из кармана блокнот, Макаса лишь рычала:

– Даже и не думай помещать меня в эту треклятую книжонку!

И он неизменно отвечал:

– Обещаю, что не стану рисовать тебя, пока сама не попросишь.

И Макаса, конечно же, никогда не просила об этом. До самого сегодняшнего утра, когда она, к великому удивлению Арама, улыбнулась и сказала:

– Пожалуй, попрошу. Я слышала, это – добрая магия.

«Добрая магия»… Все то, что теперь связывало их… Они прошли через трудности и утраты, через опасности и трагедии. Но вместе – выжили, а заодно не только примирились друг с другом, но и осознали, что же связывает их. Свое истинное родство. Свое… братство.

Прервав работу, Арам поднял взгляд. Бледная Госпожа опускалась за каменную громаду Небесного пика, где накануне, взяв с них последнее обещание и вверив им последнюю заботу, умер их друг, ночной эльф Талисс Серый Дуб.

Макаса в первый раз пошевелилась, оглянувшись через плечо туда, куда смотрел Арам. Высоты Небесного пика остались в долгом дне пути позади, однако оба они все еще могли видеть, как блестит в свете Синего Карлика водопад, у подножья которого Талисс обрел прошлым утром вечный покой. Повернувшись к Араму, Макаса печально кивнула: она понимала, куда устремлены его мысли. Забыв о необходимости позировать, она снова стала самой собой, и Арам поспешил запечатлеть на бумаге сочувствие в глазах сестры, заслуженное с таким трудом.

Да, Макасе не представилось ни возможности, ни времени, чтобы узнать и полюбить Талисса, как Арам, но это было неважно. Она понимала, что у Арама на душе, и этого было довольно. Сказать по правде, довольно было одного того, что ради спасения ее брата калдорай пожертвовал своей тысячелетней жизнью и принял в спину два арбалетных болта, предназначавшихся Араму. Этого было более чем достаточно, чтобы ночной эльф навсегда остался в храме ее памяти, как друг, соотечественник и настоящий герой.

Арам ощущал отсутствие Талисса куда острее и принимал его куда ближе к сердцу: общество мудрого, неизменно веселого ночного эльфа ненадолго заполнило пустоту, порожденную смертью отца. Теперь же для него были потеряны оба – и Грейдон, и Серый Дуб. «Не потеряны, – сказала бы Макаса. – Мертвы. Они мертвы. Прими это. Прими, и не пытайся подсластить». Жестким человеком была она, эта Флинтвилл, непоколебимо честным и прямым, но со временем Арам научился ценить эти качества.

– Мркса? – с надеждой спросил странный тонкий голосок.

Это был Мурчаль – их юный, маленький, зеленый, длиннорукий и длинноногий товарищ-мурлок; тело – практически одна огромная голова с большущими, проникновенными щенячьими глазами навыкате. Вдвоем с еще одним их спутником по имени Клок они вернулись в лагерь, неся с собой охапки хвороста.

Макаса с досадой покачала головой:

– Нет. Никаких костров. Я же сказала: мы все еще слишком близко к Забытому Городу и не станем поднимать в небо столб дыма, который приведет врага прямо к нам. Я-то думала, вы ушли за ягодами ветроцвета!

– Ягод нет, – сказал Клок, сваливая оказавшийся ненужным хворост между Арамом и Макасой. Мохнатый гиеночеловек был воином-гноллом, хоть и еще щенком (правда, щенком весьма сильным и широкоплечим).

Все ненадолго замолчали, оглядывая лагерь – каменистую полянку у небольшого ручейка, невдалеке от границы между Тысячей Игл и непроходимыми джунглями Фераласа. Казалось, темные заросли в лунном свете клонятся к путникам, нависают над головой. Хворост, которому не суждено было сгореть, лежал как раз там, где путники – оставь им поспешное бегство хоть толику времени для охоты или рыбалки – развели бы костер, приготовили добычу и наслаждались ужином. Четыре живота заурчали как один.

Только теперь Арам вспомнил, что голоден. Очень голоден.

– Урум н Мркса млгггррр, – сказал Мурчаль. – Мурчаль н Лок млгггррр. Мурчаль мрругл дрррзя ммгр ммм мммм флллурлок, нрк нк мгррррл. Нк мгррррл!

Макаса, сощурившись, взглянула на мурлока и обратила вопросительный взгляд к Араму.

Тот только пожал плечами:

– Не знаю. Думаю, несколько слов могу угадать. Знаю, что я – «Урум», а ты – «Муркса»…

– Мркса, – поправил его Мурчаль.

– «Лок» – это Клок, – добавил Клок.

– И все мы – его «дрррзя». То есть, друзья. Но, кроме этого… нет, ничего не понимаю.

Но Мурчаль только покачал головой и еще три, а то и четыре раза повторил:

– Нк мгррррл, нк мгррррл…

Его живот громко заурчал, словно подчеркивая жалобу.

«Когда же мы в последний раз ели? – подумал Арам. – Дня три тому назад?»

За эти три дня им довелось потратить немало сил: вынужденный марш, гладиаторский бой, дерзкий побег… Казалось бы, он должен быть потрясен до глубины души. До полного отчаянья. Но – странное дело! – сейчас Араму было так легко, как не бывало уже много недель, может, даже месяцев. Как бы ни ныло в животе, душа его была спокойна. Да, они голодны, за ними гонятся. Но враг был далеко и, благодаря тому, что Арам с друзьями сбежали по воздуху, верхом на самой настоящей виверне, имел лишь самое смутное представление, в какую сторону направились беглецы, и никак не мог напасть на их след. Потому-то Арам и смог ненадолго расслабиться в компании друзей, под умиротворяющим лунным светом.

Он завершил рисунок, поставив в уголке слегка приукрашенную завитушками подпись, и спрятал карандаш в карман рубашки. Макаса смерила его сердитым взглядом – о, как знаком был этот взгляд!

– Разве ты не хочешь посмотреть? – спросил он.

Клок с Мурчалем едва не опрокинули друг друга, спеша увидеть последнее творение Арама.

– Мммм мрррггк, – проворковал Мурчаль.

Со слов Талисса Арам знал: это значит «добрая магия».

Клок решительно кивнул и присоединился к похвалам Мурчаля.

– Добрая магия, – уверенно подтвердил он.

Для мурлока и гнолла «добрая магия» Арамова блокнота была отнюдь не метафорой. Для них в том, как Арам, орудуя карандашом, переносит на бумагу людей и окрестные виды, действительно было что-то волшебное. Даже если бы на ладони Арама вдруг появились из ниоткуда настоящие ягоды ветроцвета, это вряд ли впечатлило бы их сильнее.

Что до самого Арама – ему просто нравилось рисовать и понимать, что это удается ему очень и очень неплохо. Отчим счел его настолько талантливым, что, не пожалев недельного заработка, купил пасынку в подарок к двенадцатому дню рождения переплетенный в кожу блокнот, и этим блокнотом Арам дорожил больше всего на свете. По крайней мере, до тех пор, пока не получил от отца компас, а от Талисса – желудь.

Но сейчас Араму не хотелось думать ни о компасах, ни о желудях. Хотелось, чтобы Макасе захотелось взглянуть на свой портрет. Но она даже не сдвинулась с места. И даже сделалось ясно, не ответила на вопрос, хочет ли она взглянуть на рисунок.

– Так разве ты не хочешь посмотреть? – с внезапной неуверенностью спросил Арам еще раз.

Макаса вновь бросила на него сердитый взгляд.

– Не знаю. А ты как думаешь?

Зная, как это раздражает Макасу, Арам подавил желание закатить глаза, поднялся, обошел кучу хвороста и шагнул к ней.

– Надеюсь, что да, – сказал он, сунув блокнот ей под нос.

Макаса разглядывала освещенный луной рисунок целую минуту, и с каждой новой секундой Араму становилось все неуютнее. Наконец она заговорила:

– Так я и выгляжу?

– Мргле, мргле, – сказал Мурчаль (что, как было известно Араму, означало «да»).

– Макаса, – коротко подтвердил Клок, явно не сомневавшийся в этом ни на миг.

Арам сощурился.

– Во всяком случае, – ответил он, – так ты выглядишь для меня. Тебе не нравится?

– Она слишком мягкая, – задумчиво сказала Макаса.

«Не “я”, – подумал Арам. – “Она слишком мягкая”…»

– Ты ведь выглядишь так не каждую секунду, – сказал он вслух. – Только в один определенный момент. Но… именно такой я вижу тебя, если закрою глаза.

– Если ты видишь меня с закрытыми глазами, зачем мне нужно было позировать?

– Нет, понимаешь…

– Ладно. Наверное, вышло хорошо, – допустила она.

Но теперь Араму казалось, будто она просто старается успокоить его.

– Да нет, портрет вовсе не обязательно должен тебе понравиться, – сказал он, стараясь скрыть разочарование.

Закрыв блокнот, мальчик обернул его непромокаемой тканью, сунул в задний карман штанов и вернулся на место.

– Почему же, хороший портрет…

Однако это звучало еще менее убедительно.

– Ты просто несносна, – пробормотал Арам.

– А тебя избаловали, – откликнулась Макаса.

– Меня?

– Если все вокруг не поют тебе хвалебную оду, тут же начинаешь дуться.

– Никто и не просил тебя петь. Ты вообще петь-то умеешь?

– Я не пою. И впредь петь не стану. Ни для тебя, ни для кого-то еще.

– Ужасная потеря для всех нас… – Арам покачал головой. – О чем мы только говорим?

– О моем надувшемся избалованном младшем братце.

Арам вскинул на Макасу сердитый взгляд, но она только улыбнулась, а потому вскоре заулыбался и он.

 

Глава вторая. Тень, заслонившая свет

Клок вызвался стоять в карауле первым. Мурчаль уже спал – тихонько похрапывая, пуская пузыри, один за другим надувавшиеся и лопавшиеся на зеленых рыбьих губах.

Без костра летняя ночь на рубеже Фераласа с Тысячей Игл была холодна и с каждой минутой становилась все холоднее. Пришлось надеть еще один подарок на день рождения – серый шерстяной свитер, связанный матерью в честь одиннадцатилетия Арама. В скитаниях и приключениях свитер сильно испачкался, однако оставался все таким же теплым. Затем Арам укрылся поношенным кожаным плащом отца, натянув его до самого подбородка, будто одеяло в собственной кровати там, дома, в далеком Приозерье. Плащ все еще пах морем, хотя, возможно, Араму это только казалось. То был предпоследний подарок, полученный от отца перед расставанием. Вспомнив об этом, Арам полез за пазуху – проверить, на месте ли последний подарок Грейдона Торна, компас, висевший на цепочке на шее.

Компас был на месте.

Вновь улегшись в слегка влажную от росы траву, Арам взглянул на Макасу. Похоже, ей очень не хотелось оставлять бодрствующий мир (полный разбойников-огров, охотящихся за компасом душегубов и ядовитых змей) в желтых пятнистых лапах Клока. Арам знал: она вообще не склонна доверять кому-либо (включая и его), кроме самой себя. Вот и теперь Макасу раздирали внутренние противоречия. Она поджала нижнюю губу, а потом прикусила ее, глядя, как Клок стоит на страже, поигрывая боевой дубиной, украденной у огра. По-видимому, его очевидная страсть к оружию вместе с доблестью, проявленной во время бегства из Забытого Города, успокоили Макасу. Кивнув Араму, она опустила голову на щит, прислоненный к большому валуну. Так она и собиралась спать – полулежа, в любой момент готовая к бою, с правой рукой на рукояти абордажной сабли. Левая рука девушки дрогнула, неосознанно нащупывая гарпун, который пришлось бросить несколько дней назад. Арам знал: без гарпуна Макаса чувствует себя едва ли не голой. Нет, даже не голой – увечной, словно лишилась руки или ноги.

Но это не могло помешать ей уснуть. Макаса уснет так же, как делает все – легко и добросовестно. А после, в нужное время, еще до того, как Клок разбудит ее, проснется и сменит его в карауле.

Арам повернулся набок. От голода, на который прежде было так легко не обращать внимания, нестерпимо ныло в животе. Арам ничуть не сомневался, что это не даст заснуть, но не учел того, что не спал уже сорок с лишком часов. Стоило прикрыть глаза, и он тут же погрузился в сон…

– Арам, – окликнул Голос. – Ты меня слышишь?

– Да. И даже лучше прежнего.

– Ты знаешь, кто я и что я такое?

– Ты – Свет. Голос Света. И я как-то должен тебя… «спасти». Это – все, что я знаю. Может, ты расскажешь мне что-то еще? Я хочу… мне очень нужно знать больше.

– Повернись ко мне. Посмотри на меня, Арамар Торн, и многое узнаешь.

Арам повернулся к Свету. Он много раз видел его во сне – еще до всех этих странных новых бед – и каждый раз Свет едва не лишал его зрения. Теперь он сиял ярче прежнего, но Арам собрал всю волю в кулак и не отвернулся. И даже не моргнул.

– Ответы, которые ты ищешь, – сказал Голос, – там. Внутри Света. Приблизься.

Арам двинулся вперед. Это оказалось нелегко. Казалось, Свет имеет плотность: идти сквозь него – все равно что плыть в патоке. Но Арам не отступал.

– У меня так много вопросов, – сказал он.

– Ответы, которые ты ищешь, – повторил Голос, – там. Внутри Света.

– Нет, – мрачно пророкотал какой-то новый голос. – Внутри этого Света обитает только смерть.

Между Светом и Арамом, преградив мальчику путь, возник огромный темный силуэт.

– Здесь ты не получишь ответов и не раскроешь тайн, – мрачным, гневным баритоном сказал силуэт. – Ты отдашь компас и прекратишь свои поиски – или умрешь.

– Нет! – дерзко крикнул Арам. – Этот компас подарил мне отец!

Резко, точно атакующая кобра, склонившись к Араму, силуэт схватил его за разорванный ворот рубашки и подтащил к себе. Тут мальчик смог разглядеть черты лица врага, неожиданно вставшего на его пути. Черты оказались знакомыми – едва ли не столь же знакомыми, как отцовские. Густые черные брови, широкий лоб, квадратная челюсть, почти черные, горящие неприкрытой яростью глаза… Это был капитан Малус. Тот, кто убил Грейдона Торна.

– Мальчик, – прохрипел Малус, – если ты так скучаешь по отцу, я с легкостью могу отправить тебя к нему.

Свободная рука Малуса сомкнулась на компасе и сорвала его с цепочки.

Арам вздрогнул, ахнул и проснулся. Клок, крутанувшись волчком, как ужаленный, развернулся к нему. Макаса тоже открыла глаза, разом стряхнув с себя чуткий сон. (Мурчаль, однако ж, так и продолжал браво пускать пузыри.)

– Что стряслось? – спросила Макаса.

Сбросив отцовский плащ, Арам лихорадочно полез за пазуху, под свитер и рубашку, и нащупал холодный металл компаса на груди. Но и этого оказалось мало. Чтобы воочию убедиться, что подарок отца все еще при нем, он вытащил его из-под одежды.

На вид в нем, сколько ни гляди, не было ничего особенного. Простой компас на золотой цепочке: белый циферблат, медный корпус, золотые буквы – С, В, Ю, З – указывают стороны света… Необычным было одно – стрелка из тонкого осколка кристалла, указывавшая не на север, а на юго-восток. Одним словом, с виду компас был сломан.

Но видимость часто бывает обманчивой.

Как его описывал Талисс?

– Это осколок чистого звездного света с небес, несущий в себе небесную искру, – сказал друид. – Попросту говоря, это значит, что кристалл, из которого сделана стрелка, не из нашего мира. На нем лежат какие-то чары.

Его слова подтвердились – подтвердились стократ. Отец отдал компас Араму, оказавшись в отчаяннейшем положении. Практически, это было последним, что сделал он в этом мире. Он наказал сыну беречь компас любой ценой и обещал: «Этот компас приведет тебя туда, куда нужно!»

Вначале Арам решил, что компас приведет его домой, в Приозерье. В то время он, как и сейчас, отчаянно скучал по матери Сейе, по отчиму Роббу, по единоутробным брату и сестре Робертсону и Селии, по своему псу Чумазу… Скучал по старой, небогатой событиями жизни в домике возле кузницы, где Робб Глэйд учил его мастерству простого деревенского кузнеца (никак не морехода и уж тем более не невольного путешественника по этим проклятым дебрям). Скучал по вкусной еде и материнским объятиям. По буйным играм с Робертсоном, по возне с Селией, по скитаниям вдоль берегов озера Безмолвия в компании Чумаза…

Но компас направлял его вовсе не домой. В конце концов его стрелка привела Арама ко второму осколку кристалла, чуть более крупному ее собрату. И чем ближе находился компас к новому осколку, тем больше… как бы сказать… оживал. Вначале стрелка начала светиться, а стоило Араму оказаться невдалеке от осколка, компас буквально устремился вперед сам по себе, сорвавшись с цепочки и полетев по воздуху к своему родичу.

Арам знал: эти осколки – частицы Света. Того самого Света, который он видел и слышал во сне. Того самого Света, который ему каким-то неведомым образом предстояло спасти.

– Еще один сон? – спросила Макаса.

Не в силах проронить ни слова, не в силах даже выпустить компас из рук, Арам кивнул.

– О том самом Свете? – уточнила Макаса.

Наконец-то прекратив вертеть компас в руках, Арам сглотнул и обрел дар речи.

– Ага, – сказал он. – Но не только о Свете. Там был и он.

– Кто? Твой отец?

– Нет. Малус.

При одном упоминании этого имени лицо Макасы исказилось от ярости, но она ничего не сказала.

– Теперь я знаю, зачем ему так нужен этот компас, – продолжал Арам. – Он не хочет, чтобы я – или кто-то другой – спас Свет.

По сути, это было именно так. Но не таков был Малус, чтоб этим и ограничиться.

 

Глава третья. Элита Гордока

В эту самую минуту Забытый Город, твердыня огров Гордунни, был озарен множеством факелов: капитан Малус отправлял свои изрядно увеличившиеся силы в погоню за Арамом.

Убив в поединке короля огров Гордока, человек Малус провозгласил себя новым Гордоком, сделался единовластным правителем всех огров и тут же призвал новых подданных на службу своему делу.

Надзор за полной и окончательной эвакуацией Забытого Города был вверен огру, пришедшему с Малусом, Троггу из клана Изувеченной Длани. Ему предстояло опустошить каждый каменный дом и каждую хижину и отправить всех до единого – мужчин и женщин, древних старцев и малышей – в глухие дебри: в джунгли Фераласа, в залитый водой каньон Тысячи Игл, в раскаленную пустыню Танарис, на поиски Арама и компаса.

* * *

Трогг выполнил все порученное – ведь Трогг был верен Малусу. В этом не могло быть никаких сомнений. Но Трогг чтил и обычаи своего народа, поэтому знал, что капитан нарушил эти традиции, объявив себя, Малуса, королем. И… Да, Трогг пойдет за Малусом хоть на край Азерота, хоть в зубы самой смерти, что бы это ни были за зубы. Но Трогг поклялся служить Малусу потому, что таков был его, Троггов выбор.

А тут было совсем другое дело.

Потому-то при виде женщин с младенцами за спиной, идущих вместе с детьми прочь из дому, навстречу ночному холоду и долгому походу, в широкой груди Трогга и рождалось чувство: так не годится!

И вот, когда он, Трогг из клана Изувеченной Длани, медленно вкручивал в металлический протез на культе правого запястья навершие палицы, новый Гордок Малус подошел к нему – присмотреть, как Трогг присматривает за ограми. Под топот марширующих мимо огров клана Гордунни Малус сказал:

– Знаю: прошлой ночью мы перебили большую часть их лучших воинов, и все же выбери из тех, что остались, лучших и приведи в тронный зал Гордока. Я буду ждать тебя там.

Да, Трогг послушно кивнул, но неловкость – и даже осуждение – на лице Трогга не разглядел бы только слепой.

Тогда Малус хлопнул Трогга по плечу и сказал:

– Когда мальчишка – или, по крайней мере, компас – будет у нас, все это кончится. Я передам корону Гордока любому огру, которого выберешь ты, Трогг. И Гордунни вернутся в Забытый Город.

Трогг поразмыслил над этим, медленно вкручивая предложение капитана в свой, Троггов, мозг. Наконец он снова кивнул, вполне удовлетворившись услышанным. Пока что. На время.

Малус поспешил отвернуться, пока Трогг не заметил в глазах своего капитана презрения. Верность Трогга Воистину Тупого следовало ценить и беречь, так как из всех Сокрытых по-настоящему верен Малусу был только он. Посему держаться с этим огром разумно, изображая уважение к тому, что он почитал священным, было жертвой не из великих. Вот только порой это не на шутку раздражало, не говоря уж о том, что отвлекало от более важных забот.

Остальные Сокрытые уже собрались перед огромным каменным троном старого короля – и следопыт Затра, и мечник Уолдрид, и волшебник Ссарбик. Первые двое были наемниками, и верность их не простиралась дальше Малусова кошелька. В последнем же верности не было вовсе – по крайней мере, верности Малусу. Служа тому же хозяину, что и Малус, Ссарбик редко мог вытерпеть хоть пять минут, не высказав презрения к стилю и содержанию его приказов.

– Тш-ш-шего ты надееш-ш-шься достичь при помощи этих безмоз-з-зглых огров? – прошипел Ссарбик сквозь стиснутый клюв.

Что ж, этот вопрос Малусу уже задавали. Смерив сутулого, птицеподобного араккоа тяжелым взглядом, он вновь проворчал в ответ:

– Мы знаем, что мальчишка направляется в Прибамбасск.

– Ты не можеш-ш-шь з-знать этого. Это лиш-ш-шь твое предполож-жение!

– А ты, по-видимому, предполагаешь нечто иное? – спросил Уолдрид.

Его свистящий шепот вырвался из-под капюшона плаща, словно песок, поднятый в воздух ветром пустыни. Вслед за шепотом из-под капюшона вырвалась наружу волна резкого аромата жасминовой воды, маскировавшего вонь гниющей плоти. Барон Рейгол Уолдрид был одним из Отрекшихся, нежитью, поднятой из могилы темной магией и вновь обретшей разум и свободу воли благодаря дальнейшему колдовству.

В заданном шепотом вопросе чувствовалась неприкрытая насмешка. Барон не питал к араккоа ни малейшего уважения, но его поддержке Малус был вовсе не рад. Страшнейшим своим врагом Уолдрид почитал скуку, и Малус не сомневался: ради того, чтобы нарушить монотонность посмертного существования, его неупокоенный мечник сделает все. Сеять раздоры среди Сокрытых – о, это было одной из его любимых забав, и, подобно моральным принципам Трогга и неповиновению Ссарбика, только лишний раз отвлекало Малуса от дел.

Поэтому капитан не стал дожидаться ответа сконфуженного, замявшегося Ссарбика. Увидев Трогга, вошедшего в зал в сопровождении еще полудюжины огров, Малус продолжал:

– Таким образом, мы знаем, куда направляется этот ребенок, но не можем сказать, каким путем.

И, разослав Гордунни по трем областям, снизим риск упустить его.

– А если огры схватить мальчишка? Или если мы изловить его? – спросила Затра, мускулистая, оранжевокожая женщина-тролль из клана Песчаной Бури.

Заполучив в руки новую дубинку против капитана, Ссарбик тут же оживился:

– Тогда наш-ш бес-с-страш-шный капитан найдет новый повод пош-ш-щадить его!

– Нет, – холодно, безжалостно бросил в ответ Малус. – Я дал Арамару Торну все шансы отдать компас и уйти живым. Но он столь же упрям, как его дурень-отец, и сам сделал выбор. Так что я умываю руки. Огры уже знают, теперь скажу и для вас. Отыщите мальчишку. Сделайте все, что потребуется. Но принесите мне компас.

Похоже, троллиха осталась довольна его ответом. Она погладила свою кирасу. В ответ та задрожала и защелкала, заставив пару огров-новичков в страхе отпрянуть назад. Малус мрачно улыбнулся. Он-то знал, что живой доспех Затры – на самом деле самка скорпида почти метровой длины по имени Быстролапка, с которой троллиха обращалась, как с любимым домашним питомцем.

– Быть рада слышать, человек. Я накормить свой лоа кровь этот мальчишка. Мальчишка и его друзья быть добрая еда для боги. Может, немножко остаться и нам с Быстролапка.

С этими словами Затра плотоядно облизнулась. Но Малус оставил ее жажду крови без внимания. Слушая Затру, он приглядывался к ограм, отобранным Троггом. Одна из них, потрясающего вида воительница двух с лишним метров ростом, с пепельно-синей кожей, шагнула вперед, небрежно опустив руку на рукоять палаша.

– Это Каррга, – сказал Трогг, кивнув на нее. – У Каррги есть…

Он замялся, подыскивая нужное слово.

– Информация, – подсказала Каррга.

– Да. Верно.

Эта воительница уже нравилась Малусу. «Первое же сказанное слово – и из целых пяти слогов! Должно быть, по меркам огров она просто гениальна!»

Слегка склонив голову, Каррга заговорила:

– Новый Гордок знает: старый Гордок любил свою забаву. – Судя по тону, никаких теплых чувств к старому королю она не питала. – Забава означала, что требуются рабы – драться на арене, и старый Гордок послал воинов за новыми рабами. Послал Вордока на запад. Послал Марджака на восток. Вордок вернулся с твоим мальчишкой.

– Это не мой мальчишка, – с легким недовольством возразил Малус.

В ответ на его реплику Каррга только пожала плечами.

– Прошлой ночью друзья мальчишки убили Вордока. Но Марджак еще не возвращался. Марджак – большой вонючий огр. Не станет служить Гордоку-человеку.

– Зачем ты говоришь мне это? – спросил Гордок-человек.

Каррга улыбнулась.

– Марджак хочет быть Гордоком. Но Каррга не хочет этого. Марджак убил отца Каррги из-за свиньи. Гордок-человек будет готов – Гордок-человек сможет убить Марджака, верно?

– Верно, – согласился Малус. Похоже, оба они прекрасно поняли друг друга. – Вот только этой ночью ты сама отправишься на восток с Троггом из клана Изувеченной Длани. Ваш путь может пересечься с путем Марджака прежде, чем его путь пересечется с моим. Поэтому я даю тебе свое королевское позволение: ты можешь убить Марджака сама.

Слегка нахмурившись, Каррга немного, этак на ладонь, вытянула клинок палаша – весьма необычного оружия для огра – из ножен.

– Каррга может убить Марджака. Или Марджак может убить Карргу. Каррга не боится. Но Каррга не уверена.

С этими словами она вернула палаш на место.

«Достаточно смышлена, чтоб не переоценивать своих возможностей…»

Трогг как-то скованно шагнул вперед и объявил:

– Трогг из клана Изувеченной Длани убьет Марджака. Трогг уверен.

Каррга бросила взгляд на нового короля, ожидая подтверждения. Малус кивнул и с изумленным любопытством покосился на Трогга. «Что это? Трогг – и… рыцарство?»

Судя по всему, Каррга осталась довольна.

– Трогг убьет Марджака. Теперь Каррга уверена.

Трогг расплылся в глупой – заметно глупее обычного – улыбке и, чтобы скрыть ее, принялся чесать рог, торчавший посреди его лба, одним из шипов палицы. Только теперь Малус осознал, что Каррге вполне по силам вить из Трогга веревки толщиной со свою не столь уж маленькую руку. Однако Малусу она понравилась. Она была умна, а значит, могла оказаться полезной. Плюс, если Трогг убьет ее кровного врага под знаменем нового Гордока, это упрочит ее верность и Троггу, и Малусу. И все же за ней придется присматривать. Грань между полезностью и опасностью так тонка…

С этой мыслью Малус повернулся к пятерым остальным новичкам. Трогг представил и их. Правду сказать, нового Гордока совершенно не интересовали имена подданных, но он был достаточно практичен, чтобы изобразить интерес.

Двух совершенно одинаковых близнецов ростом почти два с половиной метра Трогг назвал Ро’куллом и Ро’джаком. Оба отличались кирпично-красной кожей и были вооружены одинаковыми массивными боевыми топорами.

Следующим был Короткая Борода и Длинная Борода, двуглавый огр с персиковой в крапинку кожей. Обе головы его были лысы, украшены толстым рогом посреди лба и белыми бородами, согласно длине каждой из которых и получили свои прозвища. Длинная Борода – то есть, правая голова – имел также и длинную шею и возвышался над землей почти на три метра. Короткая Борода, голова слева, была на ладонь ниже. Этот (или эти) был вооружен двумя железными палицами – по одной в каждой руке.

Четвертый, розовокожий Слепгар, был настоящим гигантом – горой мускулов более трех с половиной метров в высоту. Нянча невероятных размеров боевую дубину, он широко зевал, будто приказ Малуса застал его в постели.

Последним был Гуз’лук, пожилой пузатый огр с темно-серой кожей, с круглым щекастым лицом и отвисшим двойным подбородком. По сравнению с остальными, ростом он был невысок и не дотягивал даже до двух метров. На поясе у него висел бараний рог, а в руке он держал моргенштерн, в котором Малус тут же узнал оружие покойного Гордока. Очевидно, пузан подобрал его на арене после того, как Малус обезоружил своего предшественника, а затем и прикончил его этим же самым моргенштерном. Пусть так, ничего страшного. Ведь и сам Малус оставил себе длинный кривой кинжал Гордока. Зачем же хорошему оружию пропадать даром?

Малус понимал, что при стремительном покорении Гордунни Сокрытые были вынуждены убить большую часть лучших воинов Гордока, однако те, кого привел Трогг, произвели на него немалое впечатление. Конечно, все это были огры, тупые, как и сам Трогг (возможно, за исключением Каррги), однако в качестве воинов – или, при надобности, пушечного мяса – они вполне могли пригодиться.

– Мальчишка, – заговорил Малус, обращаясь ко всем – и к Гордунни, и к Сокрытым – странствует в компании гнолла, мурлока и человеческой женщины.

– Человеческой женщины, весьма искусной в бою, – прошелестел Уолдрид.

Малус согласно кивнул. Ему вовсе не хотелось, чтобы огры недооценивали союзников Торна.

– К тому же, с ними может быть ночной эльф, оборотень. А может, даже виверна. Все вместе они могут оказаться достойными противниками для остальных охотничьих отрядов Гордунни. Но вы – мои отборные воины. Моя элита! Вы отыщете мальчишку и, кто бы ни встал на его защиту, принесете мне компас, который он носит на шее. Ступайте на юго-восток и отправляйтесь в Прибамбасск. Так или иначе, там мы и встретимся.

Восемь огров дружно кивнули головами. Троллиха тоже кивнула, рассеянно поглаживая Быстролапку. Движения головы Уолдрида было не разглядеть из-за капюшона. Что же до араккоа, тот только буркнул что-то неразборчивое.

– Затра, за старшего остаешься ты.

– Да, человек.

– З-затра? З-затра?! – заскрипел Ссарбик. – Почему это за с-с-старш-шего она?!

– Потому, что мы с тобой пойдем в Прибамбасск на «Неотвратимом». Торн-младший намного опережает нас, и, может быть, все еще летит верхом на виверне. Если он улизнет от охотников и доберется до Прибамбасска, я хочу дождаться его там… и встретить, как подобает. Открывай портал.

Наконец-то араккоа улыбнулся.

– Портал на корабль поведет нас-с-с через З-запределье, – зашипел он, почти не скрывая восторга. – А ес-с-сли мы пройдем через З-запределье, хоз-з-зяин з-захочет получить отчет. И даж-же потребует отчета.

– Зачем тратить слова на то, что я и без тебя знаю? – резко оборвал его Малус. – Открывай портал.

Ссарбик радостно закивал и затянул нараспев:

– Мы – С-сокрытые, с-странники Тени. С-служим хозяину и покорим. Ч-ш-што покорим – огню предадим. Горите, преграды на пути к хоз-зяину! Горите по воле хоз-зяина. Горите перед С-сокрытыми. Горите. Горите.

Сам воздух перед араккоа вспыхнул темным пламенем. Огры и троллиха попятились назад. Кираса Затры встрепенулась и поспешила переползти через ее плечо на спину. Не отступили лишь Уолдрид, Ссарбик и Малус. Но Малус прекрасно чувствовал взятую взаймы силу Ссарбика, и, хотя волосы на его руках встали дыбом, новый король огров не проявил ни малейшей слабости или трепета – ни перед лицом магии Ссарбика, ни в ожидании встречи с его «хоз-зяином». Ни один мускул не дрогнул на его лице.

Языки пламени в воздухе быстро слились в черно-багровый овал – портал как раз такой высоты, чтоб Малус мог пройти сквозь него, чуть-чуть склонив голову.

Потирая покрытые перьями руки, Ссарбик проковылял сквозь таинственные врата и исчез в черном овале. Длинная Борода вытянул шею, ожидая увидеть араккоа выходящим с другой стороны. Но Ссарбик не вышел наружу. Он просто шагнул в портал и пропал.

Малус шагнул вперед вслед за Ссарбиком. Мгновение спустя портал съежился и угас. Волшебник и король огров ушли.

 

Глава четвертая. Подсчеты

С рассветом Арам, Макаса, Мурчаль и Клок свернули лагерь и занялись ревизией припасов и прочего имущества. Вернее, только прочего имущества. Припасов у них не имелось вовсе.

Клоку ревизовать было почти нечего: все его имущество составляла большая дубина из железного дерева с тремя-четырьмя гвоздями, позаимствованная у жестокого Вордока после того, как Макаса ранила этого громилу и предоставила Клоку возможность покончить с ним. Учитывая отношения, сложившиеся у Клока с этим огром, можно представить, насколько глубокое удовлетворение чувствовал в этот момент юный гнолл. Дубина Вордока была для Клока не просто дубиной, а боевым трофеем. Да, для гнолла-подростка чуток великовата, чуток тяжеловата, однако Клок уже так раздался в плечах, что сомнений быть не могло: вскоре оружие будет ему по руке.

Что касается Мурчаля, у него не было вообще ничего. Он только снова и снова оглядывал лагерь и бормотал:

– Нк мгррррл, нк мгррррл…

Теперь Арам понял, что это значит. Чтобы спутать и задержать Уолдрида-Шепчущего во время бегства из Забытого Города, Мурчаль пожертвовал своей рыболовной сетью. А Талисс когда-то рассказывал, что рыболовная сеть – самое ценное, что только может быть у мурлока. Кроме сетей, у Мурчаля не было ничего, и эта утрата расстроила его до глубины души.

У Макасы имелся щит, цепь, абордажная сабля, секира, две золотые монеты, фляга Талисса и непреходящая тоска по своему гарпуну. Она обшаривала взглядом лагерь почти так же, как Мурчаль, будто надеясь каким-то чудом отыскать на земле то, чего здесь никогда не было. Правду сказать, Арам ничуть не удивился бы, услышав, как она, вслед за Мурчалем, тихонько бормочет: «Нк гарпун, нк гарпун…»

А вот Араму, в отличие от спутников, нужно было проверить куда больше. В первую очередь – цепочку с компасом на шее. Накануне застежка цепочки сломалась и починена была лишь наскоро, поэтому прежде всего Арам убедился, что она держится.

Затем он надел сапоги и, так как день уже становился жарковатым, повязал вокруг пояса свитер матери и отцовский плащ. Полотняная рубашка была изорвана со спины и рассечена на груди, но карман ее уцелел, и за сохранность угольного карандаша внутри можно было не опасаться.

В четырех карманах бриджей хранились еще две золотые монеты, завернутый в непромокаемую ткань блокнот, завернутые в непромокаемую ткань кремни и три непромокаемые карты. На поясе висела выщербленная абордажная сабля, вынутая из мертвой руки предателя и пирата.

Еще к поясу был надежно привязан лиловый кожаный мешочек. Внутри лежал недавно найденный осколок кристалла и завернутый в непромокаемую ткань желудь величиной с кулак. Этот последний был «Семенем Талисса», при помощи которого ночной эльф на глазах Арама выращивал все, что угодно, от вкусных овощей на ужин до огромного дуба. Прощаясь с жизнью, друид взял с Арама и остальных слово доставить Семя в Прибамбасск и в целости и сохранности передать его соплеменнице, друиду-хранительнице по имени Фейрин Весенняя Песнь. Высказав эту просьбу, он испустил последний вздох вместе с последним напутствием: «Семя… Берегите его… от влаги». Арам не понимал, отчего это так важно, но был полон решимости сохранить желудь целым, невредимым и сухим – хотя бы затем, чтобы выполнить предсмертное желание друга.

Развернув непромокаемую карту Калимдора, Арам присел над ней, чтобы посоветоваться с Макасой. После некоторых раздумий она сочла, что, следуя вдоль берега затопленного во время Катаклизма каньона Тысячи Игл, их небольшой отряд достигнет Прибамбасска недели за две. А если они каким-то образом ухитрятся переправиться через каньон по воде, то и быстрее.

Арам поднялся, свернул карту, спрятал ее в карман и еще раз посмотрел на компас. Кристальная стрелка все так же указывала на юго-восток, в сторону Прибамбасска, хотя, возможно, это было простой случайностью. Теперь-то Арам знал, что компас указывает путь к следующему осколку кристалла. Но отчего бы следующему осколку не оказаться в Прибамбасске (или, возможно, где-нибудь по пути туда)?

Так или иначе, их курс был ясен.

– Он все еще показывает на юго-восток, в сторону Прибамбасска, – сказала Макаса, взглянув на компас через плечо Арама.

– Угу, – откликнулся мальчик, вновь пряча компас под рубашкой, на тощей груди.

– Значит, на юго-восток, куда повел бы нас капитан Торн, – заключила Макаса, словно ее капитан, их отец, все еще был жив и отдал приказ идти, куда указывает компас, каких-то полчаса назад.

– На юго-восток, – сказал и Клок.

– Мргле, мргле, – согласился Мурчаль.

И они двинулись в путь.

В дороге вдоль границы Фераласа с Тысячей Игл – джунгли с одной стороны, затопленный каньон с другой – Араму очень хотелось думать, что этот курс ведет прямо домой, в родное Приозерье. Однако, судя по всему, что произошло с ним за последние семь месяцев, вновь увидеть свой дом ему предстояло не скоро.

В этом доме он прожил, вряд ли хоть раз отойдя от него дальше, чем на три километра, первые двенадцать лет жизни. И первые шесть из них, в покое и уюте проведенные с матерью, Сейей, и отцом, Грейдоном Торном, были сплошной идиллией. Но вот однажды утром, в тот самый день, когда Арамару исполнилось шесть, отец оставил их маленькую семью, чтобы вернуться в море. Шли годы, а от него не было ни единой весточки. Не один год прошел, прежде чем Арам смог поверить, что отец действительно бросил их по собственной воле, а вовсе не был похищен злыми орками или мурлоками. Не один год прошел, прежде чем Сейя Нордбрук-Торн перестала ждать мужа и вышла замуж за мягкого и доброго кузнеца Робба Глэйда.

Робб переехал в их дом и даже выстроил рядом новую кузницу, чтобы не ломать жизнь Арама переездом в этакую даль – на соседнюю улицу! (Таким уж Робб был человеком: если речь шла о нуждах семьи, его собственные удобства не значили для него ничего.) Но в то время Арам совершенно не оценил его жеста. Дородный, вечно испачканный золой и сажей, кузнец казался ему непрошеным гостем, бросившим между ним и матерью – а если уж быть до конца откровенным, между ним, матерью и напрасной надеждой на то, что однажды капитан Торн вернется домой из лазурных морей – огромную, мрачную тень.

Спустя девять месяцев родился его младший брат, Робертсон, и Арам пришел к убеждению, что вскоре его выставят на улицу. В конце концов, разве не так поступают все злые отчимы? Однако Робб все это время был образцом терпения, неизменно внимательным к Араму – неважно, готов ли тот был к его вниманию, или нет. В конце концов плечистому кузнецу с сильными руками и доброй душой удалось покорить сердце Арама, и к тому времени, как родилась его младшая сестренка Селия, все пятеро – вернее, шестеро, считая и угольно-черного пса Чумаза – стали вполне счастливой и дружной семьей.

И все же Арам мечтал когда-нибудь отыскать отца и отправиться вместе с ним навстречу великим приключениям в дальних морях! Но вместо этого день за днем рисовал, помогал Роббу в кузнице и мало-помалу привык к спокойной, размеренной жизни.

Но вот однажды – месяца не прошло со дня Арамова двенадцатилетия – его мечты стали явью, и это ему вовсе не понравилось. Грейдон, даже не попытавшись объясниться или попросить прощения, вернулся, чтобы забрать его с собой в море. Все мечты (в те редкие моменты, когда Арам вообще вспоминал о них) тут же начали казаться ему полной глупостью. Он, Арамар Торн, любил Приозерье, любил свою семью и не считал себя хоть чем-то обязанным бросившему его человеку, и отправиться с отцом отказался наотрез.

Но Сейя с Роббом приняли сторону Грейдона!

Они настояли на том, чтобы Арам провел год на борту отцовского корабля в качестве юнги. У матери нашлось на это множество всевозможных причин.

– Тебе нужно получше узнать отца, понять его, посмотреть мир… Познакомиться с той частью своей души, в которой ты так похож на Грейдона Торна… Снова раскрыть перед ним свое сердце… Познать его, чтобы познать самого себя…

Ничуть не убежденный все этим, Арам твердо решил провести год на «Волноходе», день ото дня доказывая родителям – всем троим – как жестоко они ошиблись. И первые полгода плавания (теперь-то это было ясно) вел себя, как избалованный дерзкий щенок, постоянно воюя и с капитаном Грейдоном Торном, и со вторым помощником Макасой Флинтвилл, и с собственными детскими фантазиями. Да, были в команде и те, к кому он проникся симпатией: первый помощник капитана, веселый и сильный дворф Дурган Однобог, на которого Арам лишь изредка мог взглянуть без улыбки; прекрасная и ловкая впередсмотрящая «Волнохода», пятнадцатилетняя Дуань Фэнь, на которую он лишь изредка мог взглянуть без улыбки совсем другого сорта…

Но чаще всего Арам противился желанию улыбнуться. Противился он и прощальным напутствиям Робба с Сейей, и множеству наставлений, которые пытался преподать ему Грейдон. (По крайней мере, в то время он в этом не сомневался. Однако теперь обнаружилось, что многое из отцовских рассказов каким-то образом запало в память, несмотря на все Арамовы старания выкинуть все это из головы.) Он остро чувствовал, что все попытки Грейдона исполнить родительский долг слишком уж жалки, слишком запоздалы.

Теперь же острее всего он чувствовал сожаление. Как он сейчас тосковал по всему тому, чего не ценил раньше! По запахам моря, по звону судового колокола «Волнохода», по элегантным угловатым линиям его носовой фигуры… Он тосковал и скорбел почти по каждому члену команды. Не по одним лишь Однобогу и Дуань Фэнь, но и по третьему помощнику Молчуну Джо Баркеру, по помощнику кока Кильвателю Уотту, по рулевому Тому Фрейксу и по всем остальным. При одной мысли о любом из них он едва мог сдержать слезы.

Да, о любом. Кроме Старины Кобба.

Дело в том, что у Грейдона имелся секрет. Он-то и послужил для него причиной вначале оставить семью в Приозерье, а затем взять в плавание сына. Все его тренировки, все наставления были подчинены одной цели – подготовить Арама. Подготовить к чему-то (как теперь понял Арам), связанному с компасом, осколками кристалла и Светом-Который-Нужно-Спасти. Но время его истекло прежде, чем Грейдон успел все объяснить.

Корабельный кок Джонас Кобб предал своего капитана, свой корабль и своих товарищей. Позарившись на деньги, он выдал тайну маршрута «Волнохода» Уолдриду, Малусу и прочим пиратам, стремившимся заполучить компас. Настигнутый кораблем Малуса, «Волноход» был взят на абордаж. На глазах Арама ужасная смерть постигла Кили, Тома и многих других. На его глазах огр по имени Трогг срубил грот-мачту «Волнохода». (Единственным утешением могло послужить лишь то, что рухнувшая мачта раздавила в лепешку предателя Кобба за миг до того, как он успел проткнуть Арама насквозь. Сказать по правде, это его злодейская сабля сейчас висела у Арама на поясе.) На глазах мальчика отцовский корабль был охвачен огнем, вскоре добравшимся до запасов пороха в пороховом погребе.

В последние секунды Грейдон посадил Арама в единственную корабельную шлюпку, отдал сыну свой плащ и компас и, напомнив Макасе, что она обязана ему жизнью и пришло время вернуть долг, приказал ей отправляться с мальчиком и защищать его.

– На кону – намного больше, чем вы оба можете вообразить, – прибавил он напоследок.

Шлюпка упала на воду, и штормовые волны быстро унесли ее прочь от горящего корабля и от пиратов. Судьбы Грейдона, Однобога, Дуань Фэнь и прочих остались в руках богов. (Позднее Уолдрид признался, что боги не сжалились над ними. «Твой отец?.. – прошептал он. – Боюсь, ты никогда больше не встретишься с ним на этом свете, мой мальчик».)

Арама с Макасой вынесло на берег Фераласа. Казалось, компас, что, по словам Грейдона, должен был привести Арама куда нужно, указывает прямо в сторону Приозерья. А также – в сторону Прибамбасска, где Арам, без сомнений, смог бы купить место на корабле и добраться до дома. Он убедил Макасу отвести его туда, и она согласилась – в основном, с тем, чтоб поскорее отделаться от него. Но по пути оба – и Арам, и Макаса – поняли, как много меж ними общего, и словно бы на самом деле стали детьми Грейдона. Дома Арам рос старшим из троих детей, а Макаса – младшей из четверых, но она стала ему старшей сестрой во всех возможных смыслах, за исключением кровного родства.

В пути они случайно повстречались с Мурчалем и Талиссом. Впрочем, гипотеза Талисса насчет случайности их встречи гласила: «Уж так устроена природа: все имеет свой путь и движется вперед, следуя ему. Подобно тому, как течет река в русле, подобно стебельку, пробивающемуся сквозь землю наверх, на пути к солнцу. Думаешь, для существ, подобных нам, четверым путникам, все устроено иначе?» Так или иначе, мурлок и ночной эльф стали их спутниками, что поначалу не на шутку раздосадовало Макасу.

Но тут на их пути вновь появился Малус со своими приспешниками. Похитив Мурчаля, они предложили вернуть мурлока в обмен на компас. Прежде, чем Арам успел согласиться или отказаться, они с Талиссом оказались в плену у огров из клана Гордунни. Их отвели в Забытый Город, и там Арам был вынужден на потеху Гордоку драться на арене с Клоком. Но вместо того, чтоб убивать друг друга, мальчик и юный гнолл заключили союз. И когда на арену, чтобы забрать компас, явился Малус с Мурчалем, Арам с друзьями, воспользовавшись его поединком с Гордоком, освободили всех рабов короля огров и бежали.

Но бегство обошлось им дорого.

Троллиха Малуса выпустила в спину Араму два арбалетных болта. Талисс помешал ей, прикрыв мальчика собой, и был смертельно ранен.

Он умер в ту же ночь, но даже в последние минуты жизни не прекратил попыток исцелить душевные раны Арама.

– Твой путь – широкая дорога, – сказал он. – Она привлечет к себе… множество душ. Для меня честь… быть первым.

Теперь, следуя за Макасой плечом к плечу с Клоком и Мурчалем, Арам чувствовал, что слова ночного эльфа очень похожи на правду. Он знал Мурчаля меньше недели, а Клока – и вовсе меньше двух дней, однако уже считал обоих верными друзьями. Как же он будет скучать по ним, когда, наконец, придет время расстаться и вернуться в Приозерье…

Утро сменилось днем; солнце, перевалив за полдень, начало клониться к закату, пронзая лучами высокие заросли джунглей, а Арам все думал и думал, вспоминая недавнее прошлое и отчаянно тоскуя по дому – особенно, благодаря урчанию в животе, по стряпне матери.

Погруженный в размышления, Арам не замечал растущей тревоги, с которой Клок всматривался в окрестные заросли. Но Макаса оказалась куда прозорливее. Она почувствовала – практически почуяла – страх, волнами накатывавший сзади, и оглянулась через плечо, ожидая увидеть встревоженного Арама. Но нет, взгляд брата был устремлен куда-то внутрь, а Мурчаль, встретившись с ней взглядом, радостно заулыбался.

Видя все это, Макаса оглянулась через другое плечо на Клока, и по его выражению лица тут же поняла, откуда взялся этот страх. Тот нижний клык, что торчал наружу, даже когда Клок держал пасть закрытой, непрестанно покусывал верхнюю губу. Голова гнолла повернулась влево, затем вправо; взгляд беспокойно заметался из стороны в сторону, обшаривая заросли.

Внезапно впереди, между деревьями, стоявшими плотной стеной, показалась широкая дорога. Ее предстояло пересечь, и Макаса замедлила шаг, поравнявшись с остальными. На ходу Клок перекинул боевую дубину с левого плеча на правое. А потом – назад. А потом – обратно. И принюхивался на каждом шагу. И, когда из его горла помимо его собственной воли вырвался тихий рык, Макаса схватила юного гнолла за плечо и развернула лицом к себе.

– Что? – спросила она.

Арам с Мурчалем остановились. Клок вновь зарычал.

– Макаса?.. – недоуменно начал Арам.

– Этого гнолла что-то тревожит, – тихим, под стать рыку Клока, голосом ответила она, глядя в глаза гнолла.

– Клок, что с тобой? – спросил Арам. – Что стряслось?

Клок не отвечал. Но Макаса видела, как тревожно мечется из стороны в сторону его взгляд. Вот он еще раз потянул носом воздух…

– Ты знаешь эти места, – заключила она.

Это было, скорее, обвинением, чем вопросом.

– Сестренка, оставь его в покое, – сказал Арам.

Макаса тут же поняла: Арам назвал ее «сестренкой» с тем, чтобы повлиять на нее. Это ее разозлило – подобные хитрости казались оскорблением, принижали ценность их искренней преданности друг другу. Но вспомнилось ей и то, как она сама прибегала к тому же трюку и называла Акашингу «братиком», когда хотела, чтобы он покатал ее на плечах. Правда, Арам был уже великоват, чтоб прибегать к подобным уловкам, пусть даже бессознательно, однако воспоминания об одном брате поумерили злость на другого, и она просто оставила слова Арама без внимания.

– Ты знаешь эти места, – повторила она, не сводя взгляда с Клока.

Тот коротко кивнул, но продолжал молчать.

– Лок флллур мммррглллммм? – спросил Мурчаль.

Вопрос мурлока остался без ответа. Теперь и Арам не сводил глаз с гнолла.

– Здесь твоя родина? – спросила Макаса.

– И правда, – вторил ей Арам. – Это – земли стаи Древолапов?

Клок рассеянно кивнул. Затем яростно замотал головой. Затем тяжело вздохнул.

– Да что ж мне, за язык тебя тянуть?! – рявкнула на него Макаса. – Говори, гнолл! Твое молчание доведет нас всех до беды.

Клок печально кивнул, что-то проворчал самому себе и, наконец, обрел дар речи.

– Нет, земли Древолапов не здесь. Но здесь теперь живут Древолапы. Гордунни вытеснили Древолапов сюда. На восток. Там, на западе, огры срубили деревья Древолапов. Распугали дичь Древолапов. Увели гноллов в рабство. Поэтому Древолапы пришли сюда.

– Но ты же теперь свободен! – воскликнул Арам. – И можешь вернуться к своим.

– Нет, – сердито огрызнулся гнолл.

Арам раскрыл было рот, но в тоне Клока чувствовалось что-то знакомое, и Макаса опустила руку на плечо брата, заставив его замолчать. И сама не проронила ни слова – только огляделась, как Клок, в поисках возможной опасности.

И наконец гнолл поведал друзьям свою историю…

 

Глава пятая. Недомерок

Клок был щенком. Клок уже не щенок! Но был щенком там, в землях Древолапов. Не так уж давно.

Тогда в землях Древолапов было хорошо. Много дичи. Вепри. Много вепрей. Олени. Порой даже медведи. Много дичи. Так много, что с гноллами жили и гиены. Не просто ходили следом и подбирали объедки, но жили с гноллами. Охотились с гноллами. Делили с гноллами лагерь.

Потом гиены ушли. Клок задумался: куда девались гиены? Клок был щенок, но Клок задумался. А матриарху Салозуб и дела нет. Громиле Древолапов Когтю и дела нет!

– Что нам гиены? Хорошо, что гиен нет, – сказал Коготь. – Гноллам не надо делить с гиенами еду Древолапов.

Но гноллам стоило бы догадаться…

Клок ходил по лесу – густому-густому. Не так уж давно. Лес Клоку нравился. Прохладно в жаркий день. Ручьи текут. Клок пьет. Белки скачут. Клок ест. Деревья бросают тень. Клок спит. Легко жилось щенку!

Но Клок и тренировался! Отец Клока, Долгоморд, и мать, Грызь, были великими воинами для Салозуб и для Когтя. Грызь с Когтем родились в одном помете и были близкими друзьями. Грызь растила из щенков воинов. Тренировала Клока. Тренировала Джаггала, сына Салозуб. Джаггал старше Клока. Джаггал больше Клока. Но Джаггал и Клок – добрые друзья. Да, дружба Джаггала с Клоком была крепкой. Не так уж давно.

Но вот пропали гиены. Потом пропали деревья. Не все. Но много. А потом еще и еще больше. Гноллам стоило бы догадаться…

Но гноллы сказали: виноваты йети. Салозуб сказала: виноваты йети. Потому и Коготь сказал: виноваты йети. И Долгоморд сказал: виноваты йети. И Грызь сказала: виноваты йети. И Джаггал сказал: виноваты йети.

Клок этого не видел. Йети валят деревья. Да, иногда йети толкают и валят деревья. Но все больше и больше деревьев оказывались срублены. Топором.

Клок и говорит:

– Это не йети.

– Тогда кто? – говорит Джаггал.

Клок не знал, кто. Но не йети.

– Салозуб говорит: йети, – говорит Джаггал.

– Салозуб говорит: йети, – говорит Долгоморд.

А Грызь молчит.

А Клок и говорит:

– Салозуб неправа.

Тогда Джаггал ударил Клока. Сильно. Клок – мал, щенок. Кровь из пасти. И отлетел назад. И – затылком о стену логова. Кровь из затылка. Много. Тогда Клок замолчал.

А йети двинулись на восток, в земли Древолапов. Потом напали. Свирепый Утес – громила йети. Йети не зовут его громилой. Йети вовсе не говорят. Но для йети Свирепый Утес – все равно, что громила. И все равно, что матриарх. Только не матриарх. Свирепый Утес – самец йети. Но Свирепый Утес правит йети, как матриарх Салозуб – Древолапами. И ведет йети в битву, как громила Коготь – Древолапов. Свирепый Утес для йети – разом и матриарх, и громила. Свирепый Утес вел их в бой. Йети напали на стаю Древолапов. Свирепый Утес напал на стаю Древолапов. Несколько гноллов умерли. Трое или четверо гноллов. И один йети. Не Свирепый Утес, нет. Свирепый Утес не умер. Йети двинулись дальше. На восток. Свирепый Утес двинулся дальше. На восток. Только мертвый йети не двинулся. Мертвые йети не двигаются. И этот не двинулся дальше. Не двинулся на восток. Мертвый йети стал пищей для гноллов. У йети хорошее мясо. Совсем как медвежатина. А, может, даже лучше.

Салозуб и говорит:

– Видите? Йети рубят деревья. Потом йети нападают. Деревья были началом нападения йети.

И все гноллы с ней согласились.

Клок ничего не сказал. Но покачал головой. Тогда Джаггал снова ударил Клока. А Долгоморд и Коготь на это кивнули. Долгоморд и Коготь думали: правильно Джаггал ударил Клока.

Грызь промолчала. Но потом Грызь поговорила с Когтем. Коготь пошел с Грызью. И Клок тайком последовал за ними. И видел: Грызь показала Когтю дерево. Повалено набок, корни выворочены из земли.

Вот Грызь и говорит:

– Йети толкнул и повалил дерево.

А Коготь кивнул и говорит:

– Салозуб права.

Тогда Грызь показала Когтю другое дерево. Клок следил и видел. Грызь показала Когтю другое дерево, но дерева там не было. Только пень. Низкий. Ниже Клока, а Клок был еще щенок.

– Пень, – говорит Грызь. – Корней нет. Ствола нет. Только пень. И смотри. Дерево срублено топором. Свирепый Утес не рубит топором. Свирепый Утес не уносит деревьев с собой. Пень – это сделали не йети.

– Тогда кто? – спрашивает Коготь.

– Грызь не знает, – говорит Грызь. – Но Клок прав. Салозуб неправа.

Тогда Коготь ударил Грызь. Но не сильно. Даже не до крови. Коготь поглядел на пень. Коготь задумался над пнем.

– Салозуб права, – сказал Коготь.

Но все-таки Коготь задумался над пнем.

На следующий день Коготь пошел в лес с Салозуб. Коготь говорил с Салозуб. Может быть, Коготь показал Салозуб деревья – одно и другое. Этого Клок не узнал.

Коготь с Салозуб не вернулись. Не вернулись никогда. Джаггал был очень зол. Джаггал сказал:

– Йети убили Салозуб! Свирепый Утес убил Салозуб!

А Клок и говорит:

– Йети пошли на восток. Свирепый Утес пошел на восток. Свирепого Утеса здесь нет. Йети здесь нет.

На этот раз Джаггал не ударил Клока. Джаггал схватил Клока за горло. Джаггал, не так уж давно – друг, и схватил Клока за горло! Так Джаггал отдалился от Клока. Джаггал больше не друг Клоку.

Матриархом Древолапов стала Грызь. Громилой Древолапов стал Долгоморд. Пропали еще деревья. Тени нет. Белок нет. Дичи мало. Гноллам стоило бы догадаться!

Наконец огры напали. Огры Гордунни напали на лагерь Древолапов. Большая неожиданность! Гноллы были не готовы драться с ограми.

Вордок и Марджак у Гордунни – как громилы. Огры не зовут Вордока и Марджака громилами, но Вордок и Марджак, как громилы, повели огров на земли Древолапов, на стаю Древолапов. Долгоморд дрался. Грызь дралась. Джаггал дрался. Джаггал храбр. Джаггал свиреп. Убил огра. И Клок дрался. Клок храбр – для щенка. Но не убил огра. И много гноллов умерли. И только три огра умерли. Джаггал убил огра. Долгоморд убил огра. Грызь убила огра. Но Вордока не убили. Марджака не убили. Вордок и Марджак не умерли. Умерли три других огра. Но гноллы не едят огров. Мясо огров противно на вкус.

И вот огры рубят деревья. Огры охотятся на дичь. Огры, Вордок и Марджак берут гноллов в рабы для Гордока. Все земли Древолапов – одни пни. Деревьев нет. Белок нет. Тени нет. Ручьи пересохли. Дичи нет. Гноллы голодны. Гноллы дерутся с ограми, но гноллы голодны. Много умерло гноллов. Много умерло Древолапов. А огров – всего несколько. Не Вордок. Не Марджак. Несколько других огров.

Матриарх Грызь и говорит:

– Пора уходить. Древолапы должны идти на восток.

Долгоморд кивнул.

Но Джаггал не кивнул.

– Эти земли – земли Древолапов! Древолапы не уйдут!

Матриарх Грызь ударила Джаггала.

– Древолапы пойдут на восток, – сказала она.

И стая Древолапов оставила земли Древолапов. Пошла на восток.

Огры все наступали с запада. Вордок и Марджак все наступали с запада. Йети защищались с востока. Свирепый Утес защищался с востока. Древолапы оказались между ними.

Матриарх Грызь говорит:

– Пора уходить. Древолапы должны идти на юг.

Долгоморд кивнул.

А Джаггал и говорит:

– Грызь не дерется. Грызь всегда уходит. Грызь боится.

Грызь ударила Джаггала.

– Древолапы пойдут на юг, – сказала она.

И стая Древолапов пошла на юг.

На юге Древолапы нашли новые земли. Не так уж давно. Добрые земли. Деревья. Ручьи. Белки. Тень. Дичь. Только гиен не было. Теперь гиены следовали за ограми.

Древолапы дрались с йети. Дрались с ограми. Но уже не все время.

Прошло много сезонов. Клок вырос. Клок больше не щенок. Не щенок. Не вырос большим, как Джаггал. Не вырос большим, как многие гноллы. Но не щенок.

А Джаггал вырос большой. Джаггал большой, как Долгоморд. Большой, почти как Грызь.

Когда Древолапы дрались, Грызь правила стаей. Когда Древолапы дрались, Долгоморд вел их в бой. Но Джаггал дрался рядом с Долгомордом. А Клок дрался рядом с Грызью. Джаггал убил йети. Джаггал убил огра. Клок не убил йети. И огра не убил. Но Клок дрался. Клок – воин. Не щенок. Клок дрался!

Пришло время большой битвы. Пришли огры. Пришел Вордок. Пришел Марджак. Большая битва! Древолапы дрались. Древолапы дрались с ограми. Много умерло гноллов. Кое-кто из огров тоже умер. Не Вордок, не Марджак, но кое-кто.

В тот день умер Долгоморд. Вордок убил Долгоморда.

Умерла и Грызь. Марджак убил Грызь.

Вордок взял нескольких гноллов в рабство. Марджак взял нескольких гноллов в рабство. К Гордоку. Огры с рабами ушли.

Клоку грустно. Клок теперь воин, и все же ему грустно.

И матриарха нет. Салозуб умерла. Грызь умерла. Ни одна из других самок гноллов не готова стать матриархом.

Громилы тоже нет. Коготь умер. Долгоморд умер. Потому громилой стал Джаггал. Все гноллы согласились, чтоб Джаггал стал громилой. Согласился и Клок.

А Джаггал как напустится на Клока!

– Джаггалу не нужно согласия щенка, – говорит Джаггал. – Древолапам не нужен щенок.

– Клок не щенок! – говорит Клок. А может, и кричит.

Джаггал кивнул:

– Клок не щенок. Клок – недомерок!

Клок молчит. И все гноллы молчат.

Наконец Клок сказал:

– Клок не щенок.

Но сказал это будто бы шепотом.

А Джаггал и говорит:

– Кто говорит: Клок не щенок? Долгоморд говорит: Клок не щенок? Грызь говорит: Клок не щенок?

– Долгоморд умер, – говорит Клок. – И Грызь умерла.

– Гноллы говорят: Клок не щенок? – спрашивает Джаггал.

Гноллы молчат. Древолапы молчат. Даже Клок молчит.

– Недомерок не дерется с йети, – говорит Джаггал. – Недомерок не дерется с ограми. Недомерок не охотится на дичь. Но ест дичь. Недомерок живет за счет Древолапов. Вынимает дичь из пастей Древолапов, как гиены. Потому Древолапы не станут жить с недомерком. Недомерок ослабляет Древолапов. Недомерок должен уйти.

Гноллы молчат. Древолапы молчат.

– Клок не недомерок, – говорит Клок. – Клок охотится на дичь.

А Джаггал и говорит:

– Клок охотится на белок. Клок кормит Клока. Джаггал охотится на вепрей. Джаггал кормит Древолапов. А Клок вынимает дичь из пастей Древолапов, как гиены.

– Клок не недомерок, – говорит Клок. – Клок дрался.

– Клок не убивал огров, – отвечает Джаггал. – Клок не убивал йети. Клок не дрался. Клок прятался за Грызь. Теперь Грызь умерла. Клок – недомерок. Недомерок ослабляет Древолапов. Недомерок должен уйти. Или недомерок умрет.

Гноллы молчат. Древолапы молчат. Даже Клок молчит. Клоку стыдно.

Тогда Джаггал ударил Клока. Кровь из пасти. Джаггал поднял дубину. Джаггал снова сказал:

– Недомерок должен уйти. Или недомерок умрет.

Клоку стыдно. Клок ушел.

Клоку нельзя возвращаться. Клок умрет, если попадется Древолапам. Недомерок умрет, если Древолап застигнет недомерка в землях Древолапов. Значит, Клок умрет, если попадется Древолапам.

Но у Клока – план. Клок докажет. Клок поймает Свирепого Утеса и покончит с позором. «Клок убьет Свирепого Утеса – Клок докажет, что не недомерок!» – подумал Клок.

Клок пошел искать Свирепого Утеса. Искать йети. Клок долго искал. Но Клок не нашел йети. Не нашел Свирепого Утеса.

Клок охотился. Охотился на белку. Съел белку. Охотился на вепря. Съел вепря. Охотился на оленя. Не съел оленя. Олень слишком быстр. Охотился на медведя. Не съел медведя. Не нашел медведя. Но Клок – хороший охотник! Съел белку. Съел вепря.

Клок охотился на йети. Клок охотился на Свирепого Утеса.

И Клок нашел Свирепого Утеса!

Теперь Клок мог убить Свирепого Утеса и покончить с позором. Но прежде Клока нашел Вордок. Вордок угнал Клока к Гордоку в рабство. Клок опять опозорен.

Клок дрался на арене. Дрался на арене с мурлоком. Убил мурлока на арене.

Клок дрался на арене с Арамом. Но Арам и Клок – друзья. Клок не убил Арама. Арам не убил Клока.

Клок и Арам дрались со Стариной Один Глаз. Арам и Старина Один Глаз стали друзьями. Клок не убил Старину Один Глаз. Арам не убил Старину Один Глаз. Старина Один Глаз не убила Клока с Арамом.

Потом все они дрались с ограми. Макаса дралась с ограми. Макаса дралась с Вордоком. Даже Мурчаль дрался с Вордоком. Макаса ранила Вордока. Клок убил Вордока, который убил Долгоморда, отца Клока. И забрал дубину Вордока себе.

Теперь Клок здесь, с Макасой, Мурчалем и Арамом. Клок снова здесь, в новых землях Древолапов, с Макасой, Мурчалем и Арамом. Но для Древолапов Клок все еще недомерок. Все еще опозорен. Недомерок умрет, если попадется Древолапам. Клок умрет, если попадется Древолапам. Макаса, Мурчаль и Арам умрут, если попадутся Древолапам.

Арам был ошеломлен. Он вспомнил, как впервые встретил Клока у огров, в яме для рабов – ожесточенного, настороженного, злого и такого одинокого… Теперь он понял: Клок пытался рассказать кое-что из своей истории еще тогда. Но времени не хватило: рабов выгнали на арену. Однако там, в яме и на арене, Араму удалось привлечь юного гнолла на свою сторону. Вместе они дали бой виверне по имени Один Глаз, призванной Гордоком, чтобы убить их обоих за отказ убивать друг друга. Потом оба они, вместе с Макасой, Мурчалем и умирающим Талиссом бежали верхом на виверне. Теперь они были друзьями. Верными друзьями. Но за множеством отчаянных шагов и отважных поступков Арам больше не вспоминал об истории Клока. Нет. Чтоб развязать гноллу язык, потребовалась прямолинейность Макасы.

– Ладно, – сказала она, бросив взгляд в сторону залитого водой каньона Тысячи Игл. – Пойдем в обход. Обойдем земли Древолапов подальше. Но на восток ходу нет, если только мы не собираемся добираться до Прибамбасска вплавь.

– Мурчаль флллурлог, – сказал Мурчаль.

Но Макаса оставила реплику мурлока без внимания.

– Поэтому, – продолжала она, – пойдем на запад. Пока ты, гнолл, не решишь, что земли Древолапов достаточно далеко. После этого снова вернемся к прежнему курсу.

Клок согласно кивнул.

– Но так ли это необходимо? – заговорил Арам. – Мы ведь знаем, как вести дела с гноллами. Вспомни, как Грейдон нашел подход к Лютохвостам. Посмотри на Клока и на меня. Мы вполне можем помирить Клока с соплеменниками.

– Мммррглллммм, – сказал Мурчаль.

Клок покачал головой.

– Не стоит нам так рисковать, – возразила Макаса. – Мы уже нажили предостаточно врагов. И дел у нас предостаточно… – Она принялась загибать пальцы. – Найти еду, найти кристаллы, улизнуть от Малуса, добраться до Прибамбасска, доставить по назначению Семя Талисса, отправить тебя домой, в Приозерье. Связываться с целой стаей гноллов в бесплодных попытках изменить их стародавние обычаи нам совсем ни к чему.

– Но нам и не нужно менять их обычаи. Нужно только доказать, что Клок – не какой-то недомерок.

– Недомерок есть недомерок.

Незнакомый голос застал всех врасплох.

– Джаггал, – тихо прорычал Клок.

Но дело было не только в Джаггале. Арам, Макаса, Клок и Мурчаль стояли посреди широкой дороги, у всех на виду, окруженные со всех сторон десятком, а то и дюжиной воинов-гноллов.

 

Глава шестая. Переговоры

Макаса мысленно дала себе пинка. Да, историю гнолла нужно было выслушать, но как она могла оказаться настолько глупой, чтобы слушать ее здесь, посреди дороги? И как могла позволить себе увлечься его повествованием настолько, что не услышала, как к ней со всех сторон подбирается почти дюжина гноллов?

Рассказывая о своем прошлом, Клок почти не касался описания Джаггала, однако Макаса тут же опознала громилу Древолапов. Относительно молодой, он был намного крупнее всех гноллов, каких ей доводилось видеть; широкоплечий, как ствол могучего дерева, и, несмотря на сгорбленную спину, одного с ней роста – метр семьдесят восемь. Шерсть его была золотисто-коричневой с черными пятнами, с затылка вниз, вдоль спины, тянулась густая рыжая грива. Украшений на нем почти не было – лишь небольшой обрезок железного прута торчал из дырки у кончика острого уха. Кроме этого, гнолл щеголял огромным топором и постоянным насмешливым оскалом (первый, вероятно, был взят с бою у огра, второй же, по всей видимости, достался ему от рождения).

Как бы там ни было, Макаса Флинтвилл была готова к бою с этим гноллом и, хоть ей и отчаянно не хватало привычного гарпуна, оценивала свои шансы на победу в поединке очень и очень высоко. К несчастью, ей было мучительно ясно, что любая ее попытка атаковать может легко привести к всеобщей резне. Ведь громила, конечно же, был не один. С ним были еще девять воинов, трое самцов и шесть самок, одни – того же возраста, что и Клок, другие – значительно старше. Был с ними и щенок – совсем юная самка, едва достававшая макушкой до левого бедра Джаггала. Она была вооружена уменьшенной версией топора громилы (больше похожей на двулезвийную секиру) и щеголяла уменьшенной версией его постоянного насмешливого оскала. (Будь Макаса женщиной азартной, не задумываясь поставила бы серебряную монету на то, что перед ней Джаггалова дочь.) Справиться с громилой было бы несложно, но уложить столь многих противников достаточно быстро Макаса бы не смогла, даже если бы в бой вступил и Клок – на что, судя по его обреченно поникшей голове, полагаться не стоило. Впрочем, Арам в любом случае остался бы без защиты.

Поэтому Макаса приняла оборонительную позу – одна рука на рукояти абордажной сабли, другая на крюке цепи, – готовая ко всему, что гноллы предпримут дальше. Но вот к тому, что Арамар Торн бросится на силача Джаггала, она готова не была. Едва успев поймать Арама за развевающуюся полу кожаного плаща Грейдона, обвязанного вокруг пояса мальчишки, она оттащила его назад. Топор гнолла свистнул, рассекая воздух как раз в том самом месте, где за секунду до удара находилась голова Арамара.

Но Джаггал, судя по всему, не жалел о промахе.

– Что делает глупый мальчишка? – со смехом спросил он.

– Мальчишка не глупый. Мальчишка – Арам, – сказал Клок. – Арам напал, чтоб доказать, что Арам достоин говорить с гноллом.

Джаггал повернулся к Клоку и басовито заворчал.

Дочь его резко тявкнула и сказала – тоненько, но до смешного самоуверенно:

– Недомерок недостоин говорить с Джаггалом. Недомерок недостоин говорить ни с кем из Древолапов.

Громила гордо взглянул на дочь, потрепал ее по макушке и заговорил, обращаясь к Клоку, но не удостаивая его взглядом:

– Джаггал предупреждал недомерка, что случится, если недомерка поймают в землях Древолапов. Сейчас недомерок умрет. Потом Джаггал съест недомерка. Друзей недомерка тоже съест. Друзья недомерка глупы, раз подружились с недомерком. Заслуживают съедения.

Арам ошеломленно вытаращил глаза.

– Вы едите других гноллов?!

Гноллы дружно пожали плечами, словно не в силах понять, к чему он об этом спрашивает. Даже Клок пожал плечами.

– Мясо есть мясо, – сказал один из гноллов, и остальные подхватили сию прописную истину вслед за ним.

– Послушайте, – заговорил Арам.

Макаса едва сумела сдержать стон. Что случилось с этим мальчишкой? Ведь раньше в минуту опасности он был не в силах издать ни звука! Когда этот двенадцатилетний недоросль успел стать маленьким Грейдоном Торном? Откуда в нем это красноречие, откуда это отцовское внимание к нюансам межвидовых взаимоотношений? Да, Макаса восхищалась своим капитаном, только Арам-то владел клинком вовсе не так искусно, как Грейдон, и мог полагаться только на слова. Но братец, похоже, не осознавал этого тонкого различия и безрассудно продолжал:

– Клок не недомерок!

– Недомерок есть недомерок, – сказал громила, пренебрежительно махнув лапой.

– Нет. Клок – храбрый воин. Он дрался на арене Гордока. Он дрался вместе со мной против виверны по имени Один Глаз. Он убил огра Вордока.

Услышав это, громила так и вскинулся.

– Недомерок не убил Вордока, – прорычал он.

Тут уж вскинулся и Клок. Он поднял голову и гордо, с нешуточной обидой в голосе, сказал:

– Клок убил Вордока! Клок убил! – Но после этого он тут же снова поник головой и пробормотал: – Макаса и Клок убили Вордока.

Джаггал вновь захохотал.

– Видишь? Недомерок не убил Вордока. Джаггал знал, что недомерку не убить Вордока.

Тут в первый раз с момента появления гноллов заговорила и Макаса:

– Клок убил Вордока. Я – Макаса Флинтвилл. Да, я ранила Вордока. Но убить не смогла. – О том, что убить этого огра ей помешал только Мурчаль, не вовремя бросившийся к ней с объятиями, она предпочла умолчать. – Клок спас Макасу. Клок убил Вордока. Клок взял себе дубину Вордока.

Клок ухитрился воспрянуть духом. Вскинув увесистую дубину огра на правое плечо, он изо всех сил постарался принять дерзкий и бравый вид.

– Клок убил Вордока, – сказал он, подкрепив свои слова резким кивком.

– Вот видишь, – осторожно, точно урезонивая ребенка, продолжал Арам. – Клок не недомерок. Клок – воин, достойный быть в стае Древолапов.

Джаггал поглядел на Арама. Поглядел на Клока. Покосился на Макасу, все еще державшую одну руку на рукояти абордажной сабли, а другую – на крюке цепи. Вновь поглядел на Клока, и выражение его лица смягчилось, словно он наконец-то смог вспомнить те дни, когда Клок с Джаггалом были друзьями и вместе, «не так уж давно», учились биться у матери Клока. Затем громила посмотрел на дочь, цеплявшуюся за его ногу и поднявшую на него взгляд с тем самым насмешливым оскалом, что ненадолго исчез с его лица.

– Недомерок есть недомерок, – едва ли не с грустью сказал он. – Недомерок вернулся в земли Древолапов. Недомерок умрет.

Гноллы, все, как один, шагнули вперед. Макаса обнажила саблю, готовясь уложить громилу и рискнуть встретить последствия лицом к лицу. И даже Арам вынул клинок из ножен.

– Недомерок умрет, – сказал Клок, однако в тоне его не было слышно ни признания поражения, ни обреченности. Нет, в его словах звучала только хорошо рассчитанная резкость. – Или недомерок докажет, что недомерок – Клок и убьет Свирепого Утеса.

Гноллы – все, кроме Джаггала и его дочери – дружно отступили назад, будто одно упоминание имени Свирепого Утеса могло призвать гиганта-йети сюда.

Однако на Джаггала все это не произвело никакого впечатления. Он только засмеялся вновь.

– Недомерок не убьет Свирепого Утеса. Недомерок даже не найдет Свирепого Утеса. Свирепый Утес со всеми своими йети прячется от Древолапов. Он нападает на наших охотников, убивает гноллов, потом снова скрывается в холмах.

– Клок уже нашел Свирепого Утеса. Нашел Свирепого Утеса прежде, чем Вордок взял Клока в плен. Теперь Вордок мертв. Клок убил Вордока. Теперь Клок убьет Свирепого Утеса дубиной Вордока.

Джаггал изумленно уставился на Клока и недоверчиво покачал головой.

– Нет, – сказал Джаггал.

– Да, – возразил Клок. – Джаггал отпускает Клока и его друзей. Клок, Арам, Макаса и Мурчаль снова найдут Свирепого Утеса. И после этого Клок убьет Свирепого Утеса дубиной Вордока. Клок клянется в этом жизнью Клока.

Одна из старших гноллов, самка с шерстью цвета бронзы, с большими, вислыми мешками под серыми глазами, сказала:

– Если недомерок не убьет Свирепого Утеса, Свирепый Утес убьет недомерка. А если Клок не найдет Свирепого Утеса, Джаггал убьет недомерка. Так ли, иначе – недомерок умрет.

– Да, – кивнул Клок. – Но если Клок найдет Свирепого Утеса, если Клок убьет Свирепого Утеса, то Джаггал позволит Клоку и его друзьям пройти через земли Древолапов.

По-видимому, это удовлетворило старую самку. Она кивнула Джаггалу.

Но Джаггал вновь покачал головой.

– Если недомерок вправду знает, где прячется Свирепый Утес, недомерок скажет Джаггалу, где прячется Свирепый Утес. Джаггал убьет Свирепого Утеса.

Молчание затянулось настолько, что Макаса обернулась к Клоку, опасаясь, как бы тот не выдал ту самую информацию, что может спасти жизнь всем четверым, но тут же увидела, что опасаться не стоит. Клок широко улыбался. Его темно-карий глаз насмешливо щурился, а ярко-голубой едва ли не сиял огнем.

Смерив Джаггала взглядом, Клок захохотал.

– Клок не дурак. Клок не скажет Джаггалу ничего. Отпусти Клока, и Клок убьет Свирепого Утеса.

– Пусть недомерок идет, – сказала и старая гноллка. – Что потеряют от этого Древолапы?

Джаггал без каких-либо предупреждений махнул в ее сторону топором – так, что лезвие рассекло воздух в волоске от ее носа (в чем, видимо, и состояли намерения громилы). Старая самка, отпрянув, склонила голову.

– Каррион не матриарх, – сказал Джаггал. – У Древолапов нет матриарха. – Он бросил взгляд на дочь. – У Древолапов пока нет матриарха. – С этими словами он повернул лезвие топора плашмя и ударил им себя в грудь. – Поэтому Древолапами правит громила. Древолапами правит Джаггал. Пусть Каррион не указывает Джаггалу, что ему делать.

Каррион покорно закивала.

– Джаггал – громила, – согласилась она. – Каррион – не матриарх. За Древолапов решает Джаггал.

– За Древолапов решает Джаггал, – сказал и Джаггал, поворачиваясь к Клоку. – Если Джаггал позволит недомерку с друзьями уйти, недомерок с друзьями сбегут. Не найдут Свирепого Утеса. Не убьют Свирепого Утеса. Недомерок просто сбежит. Как все недомерки.

– Клок – не недомерок, – ответил Клок. – Клок не сбежит.

– Тогда недомерок оставит с Джаггалом друга. Если недомерок сбежит, друг умрет.

– Нет! – закричал Арам.

– Джаггал сказал: да! – рыкнул на него Джаггал. – Недомерок оставит друга. А Сивет пойдет с недомерком и убедится, что недомерок убил Свирепого Утеса.

– Сивет? Кто это? – спросил Арам.

Но ему никто не ответил. Впрочем, Макаса и без того могла бы точно сказать, кто это, едва взглянув на высокомерную гримасу на лице юной гноллки. Слегка удивляла решимость громилы подвергнуть собственную дочь такому риску, однако Макасе тут же вспомнилось, что и ее мать поступала со своими четырьмя детьми примерно так же.

– Кого из друзей оставит недомерок? – спросил Джаггал.

– Мурчаль мрругл, – сказал Мурчаль. – Лок дрррг Мурчаль мрругл.

– Нет, Мурчаль! – вновь запротестовал Арам. – Тебе вовсе ни к чему оставаться!

Мурчаль только пожал плечами.

– Мргле, мргле, Мурчаль мрругггл. Мурчаль мрругл.

– Мурчаль, друг Клока, останется с Древолапами, – ответил Клок. – Сивет пойдет с Клоком, Арамом и Макасой. Сивет увидит, как Клок убьет Свирепого Утеса. Сивет вернется назад и скажет Джаггалу, что Клок – не недомерок. Джаггал отпустит Мурчаля, Клока и друзей Клока.

Джаггал кивнул и подтолкнул Сивет к Клоку. Клок подтолкнул к громиле Мурчаля.

– Не нравится мне оставлять Мурчаля в заложниках у этих гноллов, – шепнул Арам Макасе. – Мы же только-только выручили его из лап Малуса.

– Ты видишь другой выход, братец? – прошептала она в ответ. Если уж он может пытаться повлиять на нее, называя ее сестренкой, она вполне может ответить тем же. – Я – не вижу.

Арам ничего не сказал – только слегка поник головой, и это яснее ясного означало «нет».

Покончив с переговорами, Клок повел Сивет, Арама и Макасу по дороге, прочь от Джаггала с его девяткой воинов и улыбающегося во всю пасть, машущего вслед друзьям мурлока.

 

Глава седьмая. Малышка-матриарх

Как только Древолапы скрылись из виду, Клок свернул с дороги и твердым, уверенным шагом повел маленький отряд в холмы. От голода у Арама так закружилась голова, что он отстал от остальных на несколько шагов.

Сивет оглянулась на него и тоненьким, просто-таки сочащимся презрением голоском сказала:

– Не отставай, глупый мальчишка!

– Она тебе никого не напоминает? – спросил Арам, увидев улыбку, мелькнувшую на губах Макасы.

Улыбка Флинтвилл тут же исчезла, как не бывало.

– Нет. А кого? Что ты имеешь в виду?

– На свете нет таких, как Сивет из стаи Древолапов, – сказала Сивет. – Сивет будет матриархом.

Клок кивнул.

– Сивет будет матриархом, – сказал он.

– Недомерок не может говорить с Сивет, – едва ли не выплюнула маленькая гноллка. – Недомерок вообще не может говорить, пока не убьет Свирепого Утеса. Если недомерок сможет убить Свирепого Утеса. Если недомерок сможет найти Свирепого Утеса.

Клок промолчал. Однако он явно успел воспрянуть духом и дерзко улыбнулся. Арам не знал, вправду ли Клок уверен, что сможет убить йети. Но юный воин-гнолл, очевидно, ничуть не сомневался, что сумеет его отыскать.

– Ты уверен, что Джаггал не следит за нами? – спросила Макаса.

– Джаггал послал Сивет, – ответила вместо Клока Сивет. – Джаггалу нет нужды следить за недомерком и глупыми людьми.

Ответ Макасы был быстр. Миг – и она выхватила из лап юной гноллки ее топорик, а другой рукой взяла ее за горло.

– Я – Макаса Флинтвилл из Тернистой долины, – сказала она. – Я – не недомерок. А ты еще не матриарх. Научись уважать тех, кто старше и лучше тебя, щенок, иначе сама никогда не станешь старше и лучше.

Сивет даже не подумала сопротивляться. Бесстрашно глядя в глаза Макасы, она кивнула в знак уважения к ее проворству и силе.

Макаса отпустила горло гноллки и протянула ей топор. Сивет приняла свое оружие. Отвернувшись от нее, Макаса пошла вперед рядом с Клоком. Арам, шедший за Сивет, на миг встревожился, не вонзит ли та возвращенный топор Макасе в спину, но Сивет ускорила шаг, поравнялась с Макасой и с немалым восхищением взглянула на нее снизу вверх. Взглянув на Сивет сверху вниз, Макаса кивнула в знак уважения к проявленному ей почтению.

Арам, шедший позади всех, только покачал головой. Интересно, что сталось бы, ответь он таким же образом на гнев и презрение второго помощника Флинтвилл там, на борту «Волнохода»? Что, если в этом случае он заслужил бы ее уважение много раньше?

На закате они остановились у ручья. Все четверо утолили жажду – люди черпали воду сложенными в горсть ладонями, а гноллы опустились на четвереньки и принялись лакать. Напившись, Макаса не забыла заново наполнить флягу Талисса.

Сивет уселась на землю, вынула из небольшого кошеля на поясе полоску вяленого мяса вепря и оторвала от нее зубами порядочный кусок. Ее спутники – даже Макаса – уставились на вяленое мясо так, точно готовы были склониться перед ним, как перед алтарем.

Гноллка самодовольно осклабилась, вынула из кошеля еще одну полоску мяса и протянула ее Макасе. Когда Макаса оторвала от нее кусок и подала его Араму, это не вызвало у нее возражений. Но стоило Макасе оторвать еще кусок, для Клока, она возмущенно тявкнула:

– Нет! Недомерок не получит пищи Древолапов!

Клок в нерешительности остановил протянутую к мясу лапу. Остановилась и Макаса.

– Клок ведет нас к могучему Свирепому Утесу, – немного поразмыслив, сказала она. – Клок собирается убить Свирепого Утеса для Древолапов. Для этого пища Древолапов должна придать Клоку сил.

Сивет все это явно не понравилось, но из уважения к Макасе она неохотно кивнула. Макаса протянула Клоку его долю, и он быстро сунул ее в пасть целиком – на случай, если кто-то из дам вдруг передумает.

Вскоре Клок вновь повел спутников вперед, вдоль ручья, вверх по каменистому склону. С наслаждением жуя соленое, пряное вяленое мясо, Арам мысленно дивился способности Макасы совладать с Сивет. Чем дальше, тем больше он убеждался: Макаса точно знает, как повлиять на гноллку. В самом деле, глядя на Сивет, Макаса словно смотрелась в зеркало. Нет, с виду между ними не было ничего общего: разный возраст, разные расы, никакого физического сходства. И все же Арам был уверен, что, глядя на Сивет, словно бы видит саму Макасу в детстве – тоненькую юную девочку из Тернистой долины, властную и неудержимую. И без раздумий поставил бы вот этот драгоценный кусок вяленого мяса на то, что трем старшим братьям Макасы стоило немалых усилий держать ее в узде.

Клок вел их на северо-запад – вниз, в овраг, и снова наверх, на следующий холм. Арам прекрасно понимал, что теперь они шагают как раз в противоположную от Прибамбасска сторону – едва ли не назад, к ограм из Забытого Города. Однако мальчику очень хотелось помочь Клоку и выручить Мурчаля, и потому он даже не думал возражать. Тревожило только одно: если Свирепый Утес действительно так опасен, как полагают Древолапы, сумеет ли Клок одолеть этого зверя? Но Арам полагался на то, что Макаса поможет Клоку в бою и устроит все так, чтобы их друг-гнолл смог нанести решающий смертельный удар.

Смертельный удар? Эта мысль заставила Арама замешкаться. Вправду ли йети непременно нужно убить?

Араму немедленно вспомнилась виверна Один Глаз. Ведь поначалу они с Клоком и ее сочли всего-навсего чудищем, которое нужно убить, чтобы остаться в живых, но после обнаружили, что она – мать троих детенышей, захваченных ограми, чтобы принудить ее служить любым капризам Гордока. В конце концов Арам сумел найти способ спасти детенышей и объединиться со Стариной Один Глаз против общего врага.

То было одним из любимых наставлений Грейдона Торна, повторявшееся раз за разом в сотне различных вариантов, но неизменно сводившееся к одному: в любом живом существе можно найти нечто сто́ящее, нечто драгоценное.

И это подтвердилось на деле: разве не так вышло с гноллами? Впервые увидев стаю гноллов, Арам определенно счел их не более чем монстрами. А теперь он считал гнолла одним из лучших друзей!

А если мудрость отца применима к вивернам и к гноллам, нельзя ли применить ее и к йети?

– А мы уверены, что йети – наши враги? – осторожно спросил он.

Сивет закатила глаза к небу. И даже задрала к небу голову.

– Конечно, йети – враги гноллов, глупый мальчишка! – пропищала она. – Йети убивают гноллов!

С этими словами она взглянула на Макасу, свою новую героиню, ожидая одобрения в адрес своего ругательства.

Макаса поморщилась. Похоже, ее раздирали надвое противоречивые чувства. Скорее всего, она вовсе не возражала против того, что Арама назвали «глупым мальчишкой» – тем более, что его вопрос и ей должен был показаться на удивление абсурдным, поскольку она-то видела потенциального врага в любом живом существе, независимо от его вида, не делая исключения и для людей. (Да, для Макасы Флинтвилл все на свете были равны, как и для Грейдона Торна, только на свой лад: Грейдон видел во всех вокруг потенциальных друзей, а Макаса – потенциальных врагов.) Но, кроме этого, она принципиально не выносила закатывания глаз: Арам из личного опыта знал, насколько это выводит ее из себя.

Поэтому, пока Макаса сердито хмурилась в поисках ответа, он продолжал настаивать на своем:

– Да, йети убивают гноллов. Но разве гноллы точно так же не убивают йети? Если убийства с обеих сторон прекратятся, то, может быть…

– Убийства не прекратятся, – сказал Клок, рассеянно почесывая за ухом свободной лапой. – Убийства никогда не прекращаются.

В голосе юного гнолла не было ни печали, ни радости. Он просто констатировал очевидный для него факт.

Но Арам смотрел на вещи иначе. По крайней мере, с некоторых пор. Он рассказал об уроках отца. Припомнил Старину Один Глаз. Описал отцовскую встречу с матриархом стаи Лютохвостов.

Клок заворчал, неохотно признавая его правоту. Но Сивет слушала, недоверчиво разинув пасть.

Арам полез в задний карман штанов за блокнотом, чтобы показать маленькой гноллке добрую магию на его страницах. Увидев общность существ разных видов, почти все на свете начинают смотреть на вещи под новым углом. (Во всяком случае, раньше это неизменно работало!) Однако Макаса придержала его руку.

– А что «драгоценного» ты мог бы найти в Гордунни? – спросила она.

Это вмиг сбило Арама с толку. Он покопался в голове, но так и не смог отыскать в кровожадных обычаях огров ничего стоящего.

Беспомощно раскрыв рот, он поднял взгляд на сестру и, к собственному удивлению, увидел в ее глазах искорку доброты.

– Тебе не спасти всех и каждого, Арам, – мягко сказала она. – К тому же, не каждого и стоит спасать.

Арам невольно кивнул, соглашаясь с ней, и тут же разозлился на себя за это согласие. Однако возразить на аргумент Макасы было нечем, и это его здорово опечалило.

Именно в этот момент Сивет захихикала, смеясь над убитым видом и поверженными идеалами Арама, заставив его, в свою очередь, ненадолго задаться вопросом, стоит ли спасать именно эту заносчивую гноллку.

Ответ на этот вопрос не заставил себя ждать.

Довольно скоро Клок повел их вдоль узкого, как лезвие ножа, гребня холма, укрытого от взглядов кольцом высоких сосен. Гребень огибал укромный каньон, узкий, однако глубокий, скалистый, но довольно зеленый. Должно быть, тысячелетия назад могучая река проточила в граните узенькую расщелину. Потом расщелина превратилась в ущелье, а ущелье – в каньон. Ныне от реки остался лишь узкий безымянный ручеек, журчавший на дне каньона далеко внизу. Все это послужило угрюмому Араму еще одним доказательством, что все на свете меняется – даже, казалось бы, столь постоянные вещи, как скалы или могучие реки… не говоря уж о его отношении к урокам отца.

Солнце село. Бледная Госпожа еще не взошла, но Синий Карлик – по крайней мере, на семь восьмых – поднялся над стеной деревьев. Мрачное настроение Арама развеялось разве что наполовину, но при виде синих отблесков ручейка в лунном свете художник в его душе не смог сдержать восхищенного шепота:

– Какая красота…

Клок с Сивет дружно оглянулись на Арама через плечо. Подобно ручейку, глаза гноллов зловеще сверкнули в лазоревом свете Карлика. Поглядев на человеческого мальчишку, Сивет разразилась тоненьким, лающим, полным презрения смехом.

– Ч-ш-ш! – тихонько шикнул на нее Клок. – Мы прямо над пещерами йети. Над пещерой Свирепого Утеса.

Они уже прошагали половину пути вокруг каньона, и потому Сивет полоснула Клока злым взглядом.

– Недомерок водит Сивет по кругу, – прорычала она. – Недомерок врет про Свирепого Утеса. Недомерок не знает, где Свирепый Утес.

У «недомерка» не оказалось времени – да и надобности – отвечать. В тот же миг снизу, прямо сквозь рыхлую землю, вдруг высунулась огромная мохнатая лапища. Ухватив Сивет за ноги, лапища увлекла ее под землю – казалось, в самые недра Азерота – прежде, чем гноллка успела хоть пискнуть.

 

Глава восьмая. Свирепый Утес

– Клок идет за Сивет! – завопил Клок, подняв дубину над головой. – Вход в пещеру внизу! Вперед!

С этими словами он обрушил дубину вниз, расширяя дыру в земле. Удар, еще удар… Как только размер дыры сравнялся с шириной его плеч, он прыгнул вниз и скрылся из виду.

Арам замер от изумления. Он заглянул в дыру, но не увидел ничего, кроме темноты. Тогда он оглянулся на Макасу, но ее не оказалось на месте. Макаса тоже исчезла.

Где она?

Внизу!

Спохватившись, он подобрался к краю гребня, взглянул вниз и успел увидеть Макасу, будто бы скрывшуюся в склоне горы.

Отсюда, сверху, входа в пещеру было не видно, но, наконец-то сообразив, что произошло, Арам понял: вход существует. До каменного уступа перед входом было метра три, а то и четыре. Каким образом Макаса спустилась вниз? Этого Арам не видел. Вполне можно было представить себе, что попросту спрыгнула. Арам попытался взять себя в руки и сделать то же самое, но не сумел одолеть страх. Тогда он ухватился за край обрыва, осторожно соскользнул вниз, повис на руках, разжал пальцы и, пролетев оставшиеся полтора метра, приземлился на корточки перед зияющей пастью темной пещеры.

Поднявшись на ноги, он вынул из ножен абордажную саблю, закусил нижнюю губу и устремился внутрь. В пещере отвратительно пахло мускусом. Синий лунный свет струился вниз сквозь дыру в ее своде, озаряя открывшуюся перед Арамом картину. Невероятно огромное создание, целая гора меха и мускулов – очевидно, тот самый йети по имени Свирепый Утес, – сжимало в гигантском кулаке Сивет. Сивет была в сознании, но не могла даже шевельнуться: ее руки были крепко прижаты к туловищу. Рядом, на полу пещеры, лежал ее маленький, размером с секиру, топор.

Клок висел в воздухе, уцепившись лапой за правый рог, горизонтально торчавший из огромной головы зверя. Свободной рукой юный воин-гнолл ударил йети дубиной Вордока. Глухо стукнувшись о правое плечо чудовища, оружие отскочило, не нанеся никакого видимого урона. И уж тем более – не заставив йети выронить Сивет.

Макаса стояла перед зверем – в одной руке сабля, в другой цепь. Последняя беспомощно свисала вниз. Макаса не могла пустить ее в ход, так как Свирепый Утес держал прямо перед собой Сивет. В голове Арама тут же замелькали мысли: «Что же это? Безмозглому зверю просто улыбнулась слепая удача? Может, он просто держит Сивет подальше от Клока и заслоняется ею от самой сокрушительной атаки Макасы, сам того не ведая? Или этот йети, наоборот, прекрасно знает, что делает?»

Казалось, Арам слышит, как Макаса жалеет о потерянном гарпуне. Неудивительно: поначалу, кроме приглушенных ударов дубины Клока о толстую мохнатую шкуру Свирепого Утеса, слушать в пещере было нечего. Ни один из дерущихся не издавал ни звука. Свирепый Утес мотнул головой из стороны в сторону, стараясь стряхнуть Клока с рога, но Клок удержался. Тогда йети потянулся свободной левой рукой через голову, чтобы схватить гнолла, но Клок вовремя отдернул задние лапы. Все это выглядело, точно какая-то пантомима. Сивет не визжала. Клок с Макасой не испускали боевых кличей. Арам – тот и вовсе едва дышал.

А йети не ревел.

Это было странно. Араму думалось, что зверь такой величины мог бы взреветь так громко, что каменные стены пещеры пойдут трещинами. Но йети не издавал ни звука. Клок качался на его роге (нетрудно было представить, сколько неудобств это причиняло йети), однако зверь молчал. А что могло бы означать это выражение на его морде? Уж не решимость ли?!

Сивет сдавленно, едва слышно вскрикнула. Арам понял: пальцы монстра еще сильнее сдавили ее крохотное тельце. Казалось, ее голова вот-вот отделится от шеи и с громким хлопком, будто пробка, выбитая из бутылки, отлетит прочь.

Арам поравнялся с Макасой и остановился рядом. Он очень хотел помочь ей, вот только не знал, чем, и вовсе не желал помешать сестре. Обменявшись с ней взглядами, он понял: Макаса и сама не знает, что тут можно предпринять.

Зато это знал Клок.

– Макаса, понизу, – прорычал он.

Арам не смог понять, что он имел в виду, но Макаса Флинтвилл все поняла и шагнула назад, раскручивая цепь. Теперь Арам, определенно, увидел, как йети шевельнул рукой, закрываясь Сивет от Макасы. Свирепый Утес действительно использовал маленькую гноллку вместо щита, прикрывая от удара голову! Но Макаса целила вовсе не в голову зверя. Внезапно присев, она ударила монстра по ногам, захлестнув цепью его лодыжку, толстую, как бревно. Цепь натянулась. Макаса рванула ее к себе, стараясь свалить огромного зверя с ног. Но тот даже не дрогнул. Тогда Макаса кивнула Араму. Мигом поняв, что от него требуется, мальчик бросился к ней и тоже ухватился за цепь. Застонав от натуги и тем нарушив тишину, оба потянули изо всех сил.

Однако Свирепый Утес не сдвинулся с места. Его сверкающие желтые глазки слегка сузились, словно бы в презрительной гримасе. Другой реакции Араму с Макасой от него добиться не удалось. Йети поднес Сивет к своей огромной зубастой пасти. Если ее голова и не оторвалась от шеи, то сейчас монстр был готов откусить ее – а может, попросту проглотить Сивет целиком.

Арам с Макасой возобновили усилия, но почти сразу услышали новый звук. Нет, не в пещере – звук доносился снаружи. Это был громкий яростный рев. Так яростно, грозно, протяжно, разочарованно мог бы реветь медведь, окруженный гончими.

Но Свирепый Утес услышал в этом реве нечто большее. Спокойным состязаниям с цепью Макасы и дубиной Клока тут же настал конец. Скорее, в ответ на зов снаружи, чем в адрес своих противников, йети громко заревел и рванулся вперед, заставив Макасу с Арамом отскочить в стороны. Склонив голову, он с силой ударил Клока о стену пещеры и наконец-то сумел высвободить рог.

Макаса снова рванула цепь, пытаясь задержать зверя, но огромная нога наступила на цепь, и оружие выскользнуло из ее рук. С волочащейся позади цепью и зажатой в кулаке Сивет зверь устремился к выходу, но Клок, оттолкнувшись от стены, прыгнул ему наперерез и обрушил дубину на его запястье. Нет, Свирепый Утес не вскрикнул от боли. Правду сказать, он не издал ни звука, однако выронил Сивет. Упав на пол, та перевела дух, зажмурилась, подхватила свой топорик и – куда быстрее Арама – вскочила на ноги, готовая броситься в бой.

Но Свирепый Утес скрылся.

Все четверо обменялись взглядами, и Макаса с Клоком помчались наружу. Сивет с Арамом поспешили следом.

– Ты в порядке? – спросил Арам на бегу.

Сивет что-то пробормотала в ответ. Одно это снова заставило ее зажмуриться и вздрогнуть от боли, но бега она не замедлила. Арам не сумел расслышать, что она сказала, но почти не сомневался, что без «глупого мальчишки» и на сей раз не обошлось.

Все четверо выбежали из пещеры. В небе над их головами, чуть ниже Синего Карлика, появилась Бледная Госпожа. Ее яркий свет озарил путь Свирепого Утеса, явственно обозначенный поваленными деревьями. Путь йети вел вниз, ко дну каньона.

– Клок должен убить Свирепого Утеса, – сказала Сивет, тяжело дыша.

Если юный воин-гнолл и заметил, что она назвала его по имени, то ничем не выдал этого.

– Клок знает, – коротко сказал он в ответ.

Арам покосился на Макасу. Та просто-таки кипела от ярости.

– Эта зверюга уволокла мою цепь, – процедила она сквозь зубы.

Макаса уже потеряла гарпун и вовсе не собиралась терять еще и эту треклятую цепь. Спрыгнув с каменного уступа, она заскользила вниз. За ней последовал Клок. За ним – Сивет. За ней – Арам.

«Зверюга»… Вправду ли Свирепый Утес – всего лишь зверь? Инстинктивное стремление найти способ обойтись без убийства, на время заглохшее после спора с Макасой и напоминания об ограх, вновь дало знать о себе. Свирепый Утес явно был не просто неразумным животным. Он действовал обдуманно. При этом проявил и решимость, и презрение, и даже терпение. И, без сомнения, не стремился во что бы то ни стало убить их. И в конечном счете не пустился в бегство. Нет, йети не просто сбежал. Он помчался… на чей-то зов. Скорее всего, на зов другого йети.

И, чем ниже четверка людей и гноллов скатывалась по крутому склону, тем крепче становилась уверенность Арама в том, что их небольшой охотничий отряд выбрал неверный путь…

Впрочем, следовать по пути Свирепого Утеса было легче легкого. Да, йети скрылся из виду, но просеку, оставленную им за собой, не разглядел бы только слепой. Он пересек каньон по прямой, не останавливаясь ни перед кем и ни перед чем – ни перед их четверкой, ни перед могучими деревьями, ни перед безымянным ручьем, а, поднимаясь наверх по противоположному склону глубокого ущелья, даже разметал в стороны несколько огромных валунов. Четверо охотников поспешили за ним, не остановившись даже тогда, когда Макаса нашла свою цепь, брошенную рядом с огромным дубом, преступно вставшим на пути Свирепого Утеса и в наказание с корнем вывернутым из земли.

Не сбавляя шага, Макаса подобрала цепь.

– Похоже, он торопится, – с мрачной улыбкой заметила она.

Четыре минуты спустя Макаса, Клок, Сивет и Арам остановились перед входом в другую пещеру. Следы Свирепого Утеса вели внутрь.

– Внутри может быть много йети, – сказал Клок.

– Может быть, – согласилась Сивет. – Но Свирепый Утес там.

Клок кивнул и двинулся вперед. Сивет – за ним. За ней – Макаса. И снова Араму выпало идти последним.

В конце туннеля брезжил неяркий свет – холодный, серебристо-голубой. Но путь сквозь гору занял некоторое время. Каждые метров пятьдесят, или около того, туннель раздваивался, и четверым охотникам приходилось останавливаться – пусть ненадолго. К счастью, отыскать на земле свежие отпечатки огромных лап Свирепого Утеса не составляло никакого труда.

– Возможно, он ведет нас в западню, – сказала Макаса.

– Он вряд ли вообще помнит о нас, – возразил Арам. – Не ради нас он вдруг сорвался с места и бросился сюда.

Макаса сердито взглянула на него, явно готовясь спросить, откуда Арам может с такой уверенностью знать, о чем думает этот огромный зверь. Но одного взгляда на лицо мальчика – даже в полумраке – оказалось достаточно, чтобы понять, насколько он убежден в своей правоте, и Макаса промолчала. У нее было прирожденное чутье к одним вещам, а у Арама – к другим, и оба они уже научились прислушиваться к интуиции друг друга. По крайней мере, до определенной степени.

Наконец туннель вывел их в неглубокую долинку по ту сторону горного хребта. Араму тут же стало ясно: вот оно, пристанище, тайное убежище йети! Правда, чтобы понять это, не требовалось ни чутья, ни интуиции: достаточно было увидеть внизу, в сотне метров впереди, отряд огров Гордунни посреди поля боя, усеянного мертвыми телами йети и огров. Командир отряда, такой же мощный и широкоплечий, как Вордок, заковывал уцелевших йети в цепи. Двум дюжинам соплеменников Свирепого Утеса, самцов и самок, стариков и детей, включая двоих-троих даже моложе Арама, предстояло отправиться в рабство, на гладиаторскую арену покойного Гордока.

 

Глава девятая. Враг моего врага

Гордок послал Вордока за рабами на запад. А Марджака послал на восток.

– Без новый рабы ты не возвращаться, – сказал Гордок Марджаку.

Марджак думает, рабы тупы. Ничего не делают. Да, дерутся на арене. Но бои рабов скучны. Марджак думает: Гордок заставляет рабов драться, чтоб глупые огры были веселы. Глупый веселый огр и не подумает бросить Гордоку вызов. А вот Марджак думает бросить Гордоку вызов. Марджак будет новым Гордоком. Скоро. Но еще не сейчас. Гордок еще слишком силен.

Потому Марджак пошел на восток. Искать новых рабов. Искать гноллов. Искать йети. Раньше уже находил. Нашел гноллов. Нашел йети. Нашел даже таурена.

На этот раз Марджак не нашел гноллов. Марджак не нашел йети. Не нашел таурена. Не нашел даже мурлоков. Но Марджак не мог вернуться домой, в Забытый Город, без новых рабов. Потому Марджак продолжал искать.

Наконец Марджак заметил йети. Одного йети. Маленького йети. Марджак мог изловить маленького йети. Но не стал ловить йети. Марджак проследил за йети. Нашел много йети. Под командой Марджака было около двадцати огров. Марджак приказал напасть.

Йети не хотели быть новыми рабами Гордока. Йети дрались. Огры дрались. Марджак дрался. Марджак убил двух йети. Нет, Марджак не был рад. Мертвые йети не могут драться на арене. Да еще несколько огров умерло. Не много. Несколько. Это ничего. Марджак должен был привести назад новых рабов. Марджаку не было нужды приводить назад всех своих огров. Огров в Забытом Городе полно.

Очень много йети умерло. Но сколько-то Марджак заковал в цепи. Йети – хорошие рабы для арены. Дерутся не так скучно. Гордок будет рад. Поэтому и Марджак был рад.

Но тут пришел Свирепый Утес. За ним пришел человеческий мальчишка. За ним пришел гнолл. За ним пришла человеческая женщина. И даже маленькая гноллка, совсем щенок…

Свирепый Утес держался особняком. Он любил свое племя. Но долина-убежище была слишком мала. А Свирепый Утес был большим. Его огромному телу был нужен простор. И его разуму тоже был нужен простор. И уединение. Чтобы подумать, как быть дальше.

Поэтому он жил в собственной пещере, в стороне от долины. Но недалеко. Достаточно близко, чтобы услышать зов племени. Но и достаточно далеко, чтоб думать, как быть дальше.

Он очень скучал по землям йети. Не по тем, откуда они ушли. Эти земли сделались мертвыми. Он скучал по прежним землям – из тех времен, когда огры еще не вырубили всех деревьев, не распугали всю дичь, не начали убивать йети или уводить прочь.

Эти прежние земли были просторны и обильны. Да, уж там хватало простора для йети… Хватало простора для Свирепого Утеса… Неподалеку жили гноллы, но места хватало и гноллам, и йети. А если кто из гноллов подбирался слишком близко – что ж, гнолла убить нетрудно.

Но все это было раньше.

Когда огры уничтожили земли, уничтожили деревья, уничтожили дичь, Свирепый Утес понял: йети надо уходить. Они прошли через земли гноллов (скольких-то гноллов пришлось убить), шли, шли и нашли эту укромную долину. Нашли себе убежище.

Тревожило одно: убежище было слишком мало для его племени. Да, в долине было безопасно, о ней не знали ни огры, ни гноллы. Но йети нужен простор! Они не могли – да и не хотели – оставаться в убежище все время. Поэтому йети выходили на простор. Но Свирепый Утес знал: на просторе их могут выследить. Раскрыть тайну убежища. Да, это была задача. Над этой задачей Свирепый Утес и размышлял в своей уединенной пещере.

А, размышляя, слушал, не раздастся ли с той стороны каньона зов племени.

Но вместо этого услышал шаги над своей пещерой. Услышал голоса. Разговор. Услышал гноллов. Услышал их прямо над головой. «Эти гноллы не нашли убежища, – подумал Свирепый Утес. – Однако подобрались слишком близко. Эти гноллы должны умереть».

Рассудив так, он проломил кулаком потолок пещеры и схватил одного из гноллов, самого шумного. И уволок вниз. Гнолл оказался самкой, всего лишь щенком. Не стоит и есть. Не стоит и убивать. Но тут сквозь дыру, пробитую Свирепым Утесом в потолке, в пещеру свалился еще один гнолл. Этот гнолл тоже едва вышел из щенячьего возраста. Он повис на роге Свирепого Утеса, но оказался не настолько тяжел, чтобы это хоть чем-то досаждало. Затем в пещеру вбежали еще двое гноллов. Странные это были гноллы. Кожа да кости. Совсем без меха. Самка и самец, еще щенок. У самки была железная цепь. Она раскрутила ее в воздухе, целя в голову Свирепого Утеса. Но Свирепый Утес выставил вперед самого маленького из щенят гноллов, и эта странная безволосая гноллка перестала размахивать цепью. Позволила ей упасть наземь. Как будто не знала, что делать. «Должно быть, не слишком смышленая», – подумал Свирепый Утес. А может, эти двое и вовсе не гноллы? Может, это такие крохотные огры? Очень маленькие огры, которые думают, что сумеют свалить Свирепого Утеса с ног, дергая свою цепь…

Но нет, это были не огры. Огры с гноллами не стали бы драться вместе. Может, это вздорные уродливые эльфы? Свирепый Утес взглянул на них с презрением. Уродливые эльфы, да к тому же не слишком смышленые…

И тут он услышал зов соплеменников. На убежище напали! Огры – на этот раз настоящие огры – напали на йети! А Свирепый Утес был занят игрой с этими гноллами и вздорными эльфами. Но теперь было уже не до игр. Сбив гнолла с рога, он побежал к выходу. И в спешке едва не забыл о щенке в кулаке. Гнолл-самец ударил Свирепого Утеса дубиной по запястью. Было немного больно. Свирепый Утес выронил щенка. Мог и не ронять, но не хотел обременять себя маленькой гноллкой. Сейчас, когда он так спешил вернуться в убежище, к своему племени, это было вовсе ни к чему.

Свирепый Утес не стал тратить времени зря. Напрямик вниз, в каньон, напрямик вверх. Что попадалось на пути – деревья, камни, и прочее – отодвигал. Свирепый Утес был большим. Отодвигать деревья было легко. О цепи, захлестнутой за лодыжку, он и не вспоминал, пока она не размоталась и не свалилась. Но он даже не оглянулся на нее.

Он подбежал к длинной пещере. Останавливаться не стал. Дорога была известна. Пробежав сквозь гору, Свирепый Утес вышел с другой стороны. И только тут замешкался.

Дело было куда хуже, чем он думал. Куда хуже, чем он надеялся. Огры нашли убежище. Многие йети уже были мертвы. Сестра Сердце была мертва. Брат Жила был мертв. Сильные воины и мудрые старцы были мертвы. Детеныши были мертвы.

Многие огры тоже были мертвы, но этого было мало. Теперь уцелевшие огры заковывали остатки племени Свирепого Утеса в цепи.

ВЗРЕВЕВ, Свирепый Утес помчался вниз по склону! Не останавливаясь и даже не замедлив бега, он оторвал голову ближайшему огру. Еще двоих поддел на рога. И бросился на остальных! Отрывал руки и ноги. Кусал и бил. Но некоторые огры были большими – почти как сам Свирепый Утес. И у них было оружие. Молоты. Копья. Они начали бить его молотами. Колоть копьями издалека. Он знал, что его не возьмут в плен. Но понял, что сейчас умрет. Будет драться, пока не умрет. А потом уйдет – далеко-далеко, на просторы Дальних Угодий йети. К Дальним Угодьям он был готов…

Но тут появился уродливый эльфийский мальчишка. А за ним – самец гноллов. А за ним – уродливая эльфийская женщина с цепью. И даже гноллка-щенок…

* * *

– Работу Клока сделают за Клока, – сказала Сивет.

Клок, нахмурив брови, кивнул.

– Клок навсегда останется недомерком, – с отчаяньем сказал он.

Казалось, его откровение несколько расстроило малышку-матриарха. В последнее время ее отношение к Клоку явно претерпело разительные изменения.

Свирепый Утес бушевал в толпе огров и уже нанес им немалый урон. Но их было слишком много. Макаса прекрасно понимала, что зверь не сдастся и будет драться со слишком многочисленными врагами, ведомыми в бой слишком грозным командиром, до самой смерти. Столь же ясно было и другое: возможно, огромный йети и заберет с собой половину огров, но гибели ему не избежать. И это вполне устроило бы Макасу, вот только, если Свирепый Утес умрет не от руки Клока, выручить мурлока будет значительно сложнее.

Внезапно Арамар Торн сорвался с места и помчался вниз по склону. Макаса попыталась схватить и удержать его, но не смогла дотянуться. Конечно, его вполне можно было достать цепью, но, желая уберечь мальчишку, удерживать его таким образом не стоило. (Однако это не означало, что Макаса не задумалась об этом на миг.) Несколько секунд спустя они с Клоком тоже бросились в свалку. И даже Сивет…

«Глупый мальчишка глуп», – думала Сивет.

«Клок храбр, но Клок пошел за глупым мальчишкой, значит, и Клок глуп. Макаса Флинтвилл храбра, но Макаса Флинтвилл идет в бой вместе с глупым мальчишкой и Клоком. Может быть, Макаса Флинтвилл тоже глупа».

«И вот Сивет тоже идет в бой».

«Наверное, Сивет тоже глупа».

Арам сорвался с места, даже не успев осознать собственного порыва. Огр нацелил копье в спину Свирепого Утеса, и Арам, подбежав, полоснул его саблей по руке.

Рана от его удара оказалась неглубокой, однако заставила огра – огромного, с рыжевато-бурой кожей и огромными бивнями, растянувшими его пасть чуть не до ушей – повернуться к источнику досадной помехи. При виде маленького мальчика огр изумленно вытаращил глаза и покорно, едва ли не пожав плечами, поднял копье вновь – на сей раз с тем, чтобы проткнуть им Арама.

Но тут что-то мелькнуло в воздухе. Это был Клок, прыгнувший прямо над головой Арама вниз со склона. Взмахнув дубиной Вордока и вложив в удар весь свой вес, гнолл раскроил рыжевато-бурому огру череп. Арам невольно съежился и отпрянул назад. Клок добрых две секунды балансировал на плечах мертвого огра, затем с громким, пронзительным клекотом спрыгнул вниз и бросился в бой с остальными Гордунни.

Рыжевато-бурый огр с грохотом рухнул на землю, и копье монстра вновь едва не пронзило Арама, не успевшего сообразить, что стоит без движения, как идиот. Не оттащи его Макаса в сторону – тут бы ему и конец.

– Держись позади! – крикнула Макаса.

Однако сама она вовсе не собиралась следовать собственному совету. Ее сабля выскользнула из ножен, цепь свистнула, описав в воздухе широкую дугу, и Арам, невзирая на все опасности, почувствовал: бой останется за ними.

Выходка Арама привела Макасу в ярость. Но с ним можно было разобраться и после. А пока что она быстро прикинула в уме: судя по количеству поверженных огров, лежащих на дне долины, Гордунни вряд ли оставили кого-то из своих воинов в резерве. В отряде их, вероятнее всего, было около двадцати. В бою с йети и Свирепым Утесом уже погибла примерно дюжина. Еще одного только что убил Клок. Остается… пятеро, шестеро… семеро. Семеро самых больших и сильных, включая гиганта-командира, однако всего лишь семеро. А семеро – это, конечно, куда как лучше двадцати.

Взмахнув цепью, она захлестнула ею могучий бицепс ближайшего огра и дернула. Это было совсем не то, что тянуть Свирепого Утеса: от рывка Макасы огр покачнулся и упал – прямо на острие ее сабли. Осталось шестеро.

Макаса скрестила клинки со следующим. Вернее сказать, скрестила саблю с его топором. Огр был огромен, силен, но очень медлителен, и зарубить его не составило труда. Пятеро…

Тут появление новых бойцов привлекло внимание остальных огров. Двое из них отвернулись от Свирепого Утеса. Явная ошибка. Со зверем следовало покончить, пока еще был шанс. Когти йети с мясом вырвали хребет первого из тех, кто повернулся к нему спиной. Четверо…

Краем глаза Макаса увидела этого сумасшедшего гнолла, Клока. Тот выбрал себе в противники самого большого из огров – командира, почти такого же гиганта, как король огров Гордок. Огр изумленно уставился на маленького гнолла с огромной дубиной, а увидев Сивет, подбежавшую к Клоку и вставшую рядом с ним с крохотным двулезвийным топориком наготове, расхохотался в голос. Командир огров тоже был вооружен двулезвийным топором, только значительно большего размера, и взмахнул им с такой силой, что мог бы одним ударом снести головы обоим гноллам. Однако он был явно непривычен к бою с такими маленькими противниками. Клок легко пригнулся, уйдя от удара, а Сивет и пригибаться не пришлось. Скользнув под вытянутую руку командира огров, Клок обрушил дубину на его ступню. Огр взвыл от боли, бросив на Клока и его дубину яростный взгляд.

– Это дубина Вордока! – заорал он. – Откуда у маленького гнолла дубина Вордока?

– Клок взял дубину с мертвого тела Вордока! – пролаял в ответ Клок. – Когда Клок прикончит Марджака, Клок заберет себе и топор Марджака!

Командир огров по имени Марджак взревел, занес топор над головой и с невероятной быстротой и силой обрушил его вниз. Клок с Сивет отскочили в стороны.

Макаса понимала, что им нужна ее помощь, но и сама была занята боем с двумя ограми – двух с половиной и трех метров ростом, да вдобавок пыталась приглядывать за беспомощным Арамом.

Послушавшись ее приказа, мальчишка отступил, но надолго в стороне не остался. Вскоре он снова бросился вперед, на помощь Свирепому Утесу, и снова полоснул саблей огра, нацелившегося нанести йети удар сзади. И снова его удар не нанес противнику особого урона. Тот немедля обернулся и с легкостью выбил из рук Арама саблю. Но действия Арама снова отвлекли огра настолько, что йети успел повернуться и сломать огру шею. Трое…

Тут Макасе почудилось, что йети с мальчишкой переглянулись. Что это? Этот зверь и вправду только что кивнул, благодаря Арама? Нет! Это просто безумие! Что ж, утрата сабли хотя бы заставила Арама отбежать в сторону, чтобы подобрать оружие.

Однако после этого Макаса ненадолго перестала следить за остальными: два огра, удерживаемые на расстоянии при помощи цепи, попробовали зайти к ней с разных сторон. Пришлось прибегнуть к старому, но неизменно действенному трюку. Повернувшись спиной к трехметровой огрихе, Макаса склонила линию вращения цепи в сторону ее сородича ростом поменьше. Огриха тут же пригнулась и бросилась вперед, под цепь, но Макаса тут же изменила траекторию вращения, и конец цепи угодил прямо в челюсть огрихи. Та, оглушенная, покачнулась. Тогда на Макасу бросился огр, зашедший спереди, но Свирепый Утес подсек его ногу, повалил наземь и пустил в дело когти. Двое…

Освободившись от одного из противников, Макаса развернулась к трехметровой огрихе. Та еще не успела оправиться от удара в челюсть, и сабля Макасы вонзилась ей прямо в сердце. Один…

Этим «одним» был Марджак, командир огров. Он все никак не мог покончить с двумя юными гноллами, но и им до сих пор не удалось достичь никакого успеха. Однако теперь дело приняло новый оборот: расправившись со своими противниками, к гноллам пришли на помощь Свирепый Утес и Макаса. Марджак оказался окружен с трех сторон. Тут уж насмешливая ухмылка исчезла с его лица. Он замахал топором, описывая в воздухе широкие дуги – уже не для того, чтоб убивать, но чтобы выиграть время, необходимое его огрской голове для разработки хоть какого-то плана. Но Свирепый Утес не был склонен предоставлять ему нужное время. Как только топор просвистел мимо, йети воспользовался моментом и бросился вперед.

Но Клок заорал:

– Нет!!! Свирепый Утес не убьет Марджака! Марджак убил Грызь! Убил мать Клока! Клок убьет Марджака!

И йети вправду отступил назад! Тут бы Макасе задуматься, так ли уж непонятлив и неразумен этот зверь, но она была слишком занята сожалениями о потерянном гарпуне. Будь гарпун при ней, она предпочла бы не обращать на требования Клока внимания и убить Марджака с безопасного расстояния, пока что-нибудь не пошло не так.

Однако к такому повороту Макаса, можно сказать, была почти готова. Она ведь планировала помочь Клоку убить йети. Тот же план может сработать и с командиром огров – и даже лучше. Как только огр взмахнул топором еще раз, Макаса нанесла удар. Железные звенья лязгнули, угодив в локоть огра, и цепь захлестнула его руку. Макаса дернула цепь, заставив взревевшего огра пошатнуться, и Клок ударил Марджака дубиной в колено. Нога огра подломилась. Марджак припал на поврежденное колено. Клок взмахнул дубиной снизу вверх, и челюсть огра треснула под новым ударом. Когти Свирепого Утеса полоснули огра по спине. Огр вновь взревел – на этот раз от боли. Тут к нему подскочила и Сивет, занося над головой свой топорик-секиру. Марджак поднял свободную руку, защищая лицо, и это стоило ему пары пальцев.

* * *

Чтобы поднять оружие, Арам был вынужден отойти на добрый десяток метров. Как легко – слишком легко (да к тому же не в первый раз) – враг смог выбить саблю из его рук! Смущенный, Арам предпочел обвинить во всем саблю. «Ведь на самом деле она не моя», – сказал он себе. Да, сабля принадлежала Старине Коббу, моряку, предавшему отца Арама, переметнувшемуся к Малусу. Во время боя за корабль Грейдона Торна Кобб загнал Арама в угол и уже совсем было собрался проткнуть его насквозь, но в этот миг рухнувшая мачта «Волнохода» раздавила Кобба в лепешку. Арам, потерявший в бою уже две сабли, был вынужден вынуть ту, что носил с тех пор, из его мертвой руки. И все это время не мог избавиться от какого-то суеверного недоверия к ней. В глубине души прочно засело чувство, будто сабля все еще хранит верность Коббу, будто ей, может быть, даже нравится выскальзывать из его пальцев, будто она и сейчас стремится исполнить последнюю волю Кобба и погубить Арамара Торна.

Однако другого клинка у него не было, и потому он побежал за своей саблей. А к его возвращению все остальные уже бились с командиром огров. Остановившись позади и чуть слева от Макасы, Арам взглянул на него и поморщился. Нет, в нем не было ни капли сочувствия ни к кому из огров – тем более, к огру, убившему мать Клока, но в душе он чувствовал, что этот бой вряд ли можно назвать честным. Четверо против одного – само по себе достаточно скверно, а уж если один из этих четверых – йети из йети, другой – Макаса Флинтвилл, а третий – охваченный жаждой мести Клок… Арам не мог не почувствовать жалости к Марджаку. Совсем немного. Самую чуточку. А может, и еще меньше. Несмотря на это, он совсем было собрался вмешаться, сказать… сказать хоть что-нибудь. Но, пока он пытался подыскать нужные слова, найти способ примирить всех, Марджак огляделся по сторонам, в последний раз взглянул на странную коллекцию живых существ вокруг – таких разных, но, как один, явившихся по его душу, – повернулся к Клоку и с презрением сказал:

– Грызь нетрудно было убить.

Клок что было сил взмахнул дубиной, и на этом все кончилось. Командиру огров Марджаку настал конец, а Арам так и не смог отыскать нужных слов.

Последовала недолгая пауза. Затем Макаса шагнула вперед, чтобы освободить цепь, обмотанную вокруг ручищи мертвого огра.

Свирепый Утес направился к своим йети, чтобы освободить их от цепей.

Но Клок окликнул его:

– Свирепый Утес!

Все повернулись к нему. Вооружившись топором Марджака, Клок двинулся к Свирепому Утесу. Тот, недовольно ворча, встал в полный рост и развернулся навстречу гноллу.

Сивет едва не запрыгала от нетерпения, приготовившись посмотреть, сумеет ли Клок вернуть себе имя раз и навсегда. Судя по всему, она болела за него всей душой – едва ли не с тем же пылом, с каким еще недавно презирала «недомерка».

Макаса отступила назад, чтоб это последнее столкновение прошло своим чередом.

Но у Арамара Торна была другая идея, и на сей раз нужных слов долго искать не пришлось…

 

Глава десятая. Союзник моего союзника

– Сугл.

– Джаггал.

– Сугл!

– Нет. Джа-аг…гал.

– Суг… гул. Суггул.

– Уже лучше, – прорычал Джаггал.

Правда, ничего хорошего он во всем этом не видел. Всего один день и одна ночь, а Джаггал уже возненавидел маленького заложника-мурлока лютой ненавистью. Весь день и всю ночь непрерывно лопочущий какой-то вздор мурлок таскался за Джаггалом, вприпрыжку бегал за Джаггалом по всей деревне Древолапов. Настало утро, Джаггал несет дрова к поленнице – на поленнице сидит мурлок. И лопочет. Джаггал разводит огонь в очаге – мурлок лопочет у огня. Джаггал идет к реке по воду – мурлок спит у воды. (Мурлок даже не подумал уплыть прочь! Но хотя бы во сне не лопотал.) Джаггал идет в хижину подремать – мурлок пляшет и лопочет прямо на крыше его хижины!

Джаггал рявкнул на мурлока. Мурлок спрыгнул вниз. Джаггал схватил мурлока, чтобы связать. Глупый мурлок увидел веревку и обрадовался!

– Мурчаль флллурллог мгррррл! – сказал глупый мурлок. Заплясал вокруг Джаггала. Забрал у Джаггала веревку. Принялся вязать на веревке узлы. Совсем запутал веревку глупый мурлок.

– Мурлок хочет сеть, – объяснила Каррион. – Хочет сплести сеть. Рыболовные сети важны для мурлоков.

– Мргле, мргле, – сказал мурлок. – Мурчаль флллурллог мгррррл! Мммурлок флллур мгррррл!

Джаггал только лапами всплеснул.

– Дайте мурлоку веревку, – сказал Джаггал. – Пусть мурлок плетет сети. Только держите мурлока подальше от Джаггала!

Джаггал ушел в хижину. Джаггал прилег вздремнуть. Но Джаггал не смог вздремнуть. Не смог уснуть. Потому что снаружи, у самого порога, мурлок болтал с Каррион.

– Курун.

– Каррион.

– Курон.

– Нет. Ка-ар… ри-и… он!

– Кур… и-и… ун. Куриун.

– Уже лучше.

Джаггал в хижине зарычал.

Мурлок – заложник. Джаггал понимал: Джаггал должен обменять заложника на Сивет. Но мурлок – такой глупый заложник! Джаггал подумал, не отпустить ли Джаггалу заложника-мурлока на волю. Или, может, убить заложника-мурлока? Убить заложника-мурлока означало рисковать жизнью Сивет. Но мурлок не только плел себе сеть. Мурлок вдобавок заплел все извилины в мозгу Джаггала!

Джаггал не смог вздремнуть. Джаггал вышел наружу – возможно, чтобы убить заложника-мурлока.

– Суггул! – закричал мурлок при виде Джаггала. Глупый мурлок был рад видеть Джаггала…

Джаггал поднял топор и двинулся к мурлоку… и тут из лесу вышла Сивет.

«Если только удастся провернуть это, – думал Арам, – это будет моей лучшей магией!»

Он велел Сивет идти первой, и она едва ли не вприпрыжку помчалась вперед. Она не просто подчинялась, она помогала охотно! Впрочем, убедить ее не составило труда. Когда Арам – насколько сам понимал все это – начал объяснять, отчего Свирепый Утес схватил ее, отчего этот йети чувствовал надобность защищать соплеменников от ее народа, терпение Сивет быстро иссякло, и она оборвала его, сказав:

– Сивет знает все это, глупый мальчишка.

«Вот и она обращена в новую веру, – подумал Арам. – В учение капитана Торна!»

Войдя в деревню гноллов, Сивет окликнула Джаггала, подбежала к нему и потерлась мохнатой головой о его мохнатый бок.

Арам с Клоком вышли за ней как раз вовремя, чтобы увидеть, как выражение лица Джаггала на глазах меняется, как его гнев превращается в радость. Да, он бросил последний злобный взгляд в сторону Мурчаля, но тот уже мчался огромными прыжками мимо громилы и его дочери, раскрыв объятия навстречу друзьям.

– Урум! Лок! Дрррзя! Нрк млггрм Мркса?!

– Ч-ш-ш, – шикнул на него Арам.

Потрепав мурлока по голове, он поднял взгляд на Джаггала, медленно, с ленцой двинувшегося им навстречу с Сивет под мышкой.

Подойдя, Джаггал с пренебрежительной усмешкой взглянул на Клока, тащившего что-то в джутовом мешке за плечом.

– Недомерок принес голову Свирепого Утеса? – спросил он тоном, исполненным своеобразного гноллского сарказма.

Клок медленно покачал головой.

– Ха! Джаггал так и знал! Недомерок даже не нашел Свирепого Утеса!

– Клок нашел Свирепого Утеса, – негромко, спокойно, даже слегка равнодушно ответил Клок.

Джаггал вновь фыркнул и взглянул на Сивет, ожидая, что та подтвердит его догадку.

Но Сивет сказала:

– Клок нашел Свирепого Утеса.

Это явно застало Джаггала врасплох. Он удивленно воззрился на дочь, и та кивнула. Тогда Джаггал медленно повернулся к Клоку и снова спросил:

– Клок принес голову Свирепого Утеса?

На этот раз вопрос был задан от чистого сердца. Вдобавок – заметил Джаггал это или нет – он вслед за Сивет назвал Клока по имени.

Клок снова покачал головой.

Джаггал с отвращением махнул лапой в его сторону.

– Значит, недомерок остается недомерком, – сказал он.

Пока что все шло в точности по плану Арама.

– Клок не убил Свирепого Утеса, – сказал Клок, сунув лапу в мешок и бросив на землю, к ногам громилы, голову Марджака. – Но Клок убил Марджака.

Джаггал потрясенно уставился на Марджакову голову. Арам тоже взглянул на нее, но тут же поспешил отвернуться. Проломленная голова, облепленная жужжащими мухами, выглядела откровенно тошнотворно.

Не веря своим глазам, громила покачал головой.

– Нет. Недомерок не убил Марджака. Человеческая женщина убила Марджака. Где женщина?

Но Клок сказал:

– Клок убил Марджака.

И вновь Сивет подтвердила его правоту:

– Марджак убил Грызь. Грызь – мать Клока. Потому Клок убил Марджака дубиной Вордока.

Клок снова сунул лапу в мешок и извлек из него тяжелый двулезвийный топор Марджака. Бросив мешок, юный гнолл опустился перед Джаггалом на колено, покорно склонил голову и подал оружие громиле.

– Клок забрал топор Марджака. Но Клок не оставит его себе. Клок дарит топор громиле Древолапов. Клок дарит топор Марджака старому другу Клока Джаггалу.

Положив на землю собственный топор, Джаггал неуверенно шагнул вперед, медленно потянулся к оружию и взял его в руки. Очевидно, подарок ему понравился: вскинув топор над головой, он радостно захохотал.

Но, стоило ему снова взглянуть на Клока, улыбка его увяла, сменившись… нет, не гневом или презрением, но сожалением и грустью. Опустив топор, он покачал головой.

– Недомерок хорошо сделал, убив Марджака. Но уговор был другим. Чтобы вернуть себе имя и спасти друзей, недомерок обещал Джаггалу Свирепого Утеса. Недомерок пришел к Джаггалу без Свирепого Утеса. Недомерок с друзьями должны умереть.

– Клок пришел к Джаггалу со Свирепым Утесом, – пожав плечами, ответил Клок.

С каждым новым его откровением изумление Джаггала становилось сильнее и сильнее.

– Где?! – взвыл он, оглядевшись по сторонам. – Где тело Свирепого Утеса?!

И тут, как по команде, из-за деревьев появилась Макаса, ведя за собой тело – очень большое и абсолютно живое тело Свирепого Утеса. При виде огромного йети Каррион и прочие гноллы попятились назад.

Но Клок, Сивет и Джаггал остались на месте. Последний посмотрел на зверя и устремил на Клока благодарный взгляд. На губах громилы заиграла блаженная улыбка. Сглотнув, он едва ли не с любовью произнес:

– Клок подарил Джаггалу топор Марджака, чтобы Джаггал убил им Свирепого Утеса. Клок настоящий друг.

Вот теперь пришло время вмешаться Араму.

– Джаггал не может убить Свирепого Утеса, – сказал он. – Иначе йети убьют гноллов.

Свирепый Утес издал громкий рык. В ответ на его зов из-за деревьев со всех сторон появились йети, окружив деревню и Джаггала с его гноллами плотным кольцом.

Ярость Джаггала оказалась еще сильнее недавней радости.

– Предатель! – взревел он, занося топор над головой Клока. – Джаггал убьет предателя-недомерка! Джаггал убьет людей! Джаггал убьет мурлока! Джаггал убьет Свирепого Утеса! Джаггал умрет! Все гноллы умрут! Но предатель, люди и йети умрут тоже!

– Нет, – возразил Арам. – Никто не умрет. Йети пришли не затем, чтоб убивать вас. Не затем, чтобы убить хоть одного гнолла. Йети гноллам не враги. Это огры – враги гноллов. Огры – враги йети. Поэтому гноллам и йети следует быть друзьями. Союзниками. Им стоило бы драться с ограми из клана Гордунни вместе. А земли поделить между собой, не убивая друг друга.

– Нет! – зарычал Джаггал.

Но тоненький, однако весьма уверенный голосок сказал:

– Арам прав, Джаггал.

– Что?!

Громила повернулся к дочери и замахнулся, собираясь отвесить ей оплеуху. Но Сивет не дрогнула.

– Сивет видела, – сказала она. – Сивет видела, как гноллы, люди и йети вместе дрались против Марджака и огров Гордунни. С двадцатью ограми. Гноллы умрут в бою против двадцати огров. Люди умрут в бою против двадцати огров. Йети умирали в бою против двадцати огров. Но вместе люди, гноллы и йети убили двадцать огров. Вместе гноллы, люди и йети сильнее. Арам прав, Джаггал.

Клок согласно кивнул.

– Арам прав, Джаггал.

– Урум ммммл, – сказал и Мурчаль (чем едва вновь не вывел Джаггала из себя).

Но Джаггал смирил свой гнев и окинул деревню неуверенным взглядом.

Тогда Сивет выскользнула из-под его руки, уверенным шагом подошла к Свирепому Утесу, взяла его за огромную лапищу и потянула к отцу. Свирепый Утес осторожно последовал за ней и остановился, как только остановилась она.

Настал момент истины: Свирепый Утес и Джаггал, громила Древолапов, лицом к лицу. У одного в руках новый, только что подаренный топор. Другой вооружен всем, чем только может вооружить живое существо природа.

Все вокруг затаили дыхание…

Джаггал кивнул.

Свирепый Утес рыкнул.

Так и был скреплен их союз.

Гноллы разразились радостными криками. Йети взревели, задрав головы к небесам. Арам глубоко вздохнул от облегчения. Да, магия и вправду оказалась доброй. Но провернуть этот трюк в одиночку ему бы не удалось. Он хлопнул Клока по плечу, и оба радостно ухмыльнулись друг другу.

Подошедшая к ним Сивет тоже улыбалась во всю пасть.

– Сивет, однажды ты станешь великим матриархом! – сказал Арам.

– Да, – согласился Клок.

И даже Макаса, покачивавшая головой не в силах поверить в то, чего им удалось достичь, сказала:

– Великим матриархом.

Сивет засияла от гордости.

И, наконец, дело дошло до праздничного пиршества.

Йети принесли дары – медвежатину и оленину. На миг Араму стало не по себе: ведь на его глазах в медведя и оленя превращался его друг, друид Талисс! Но сомнения тут же исчезли. «Не может же это оказаться наш ночной эльф», – сказал он себе. Как говорится у гноллов, мясо есть мясо, а Арам еще никогда в жизни не был так голоден.

В этот вечер нужно было накормить множество ртов, поэтому медвежатину порезали на толстые ломти – для йети и Джаггала. Оленину же Каррион превратила в огромную кастрюлю «Дыхания дракона». Арам с жадным вожделением смотрел, как Каррион льет в кастрюлю масло и добавляет в него перцы и лук. Пять до-о-олгих минут она обжаривала овощи, пока они не стали мягкими и золотистыми. Затем в ход пошло мясо – тонко нарезанная оленина, кубики медвежатины и кружки свиных колбас из запасов гноллов. Все это Каррион мешала, пока мясо не побурело (еще пять мучительно долгих минут).

Настало время приправ – тмина, перца-чили и щепоти чего-то еще, чего Арам так и не смог опознать. После этого в кастрюлю была добавлена подлива из помидоров, гноллского эля и мясного бульона, кипевшего на медленном огне в отдельном котле. Затем – бобы и новая порция помидоров…

А затем – бесконечное ожидание. Два часа в ожидании «Дыхания дракона», варившегося на медленном огне и источавшего такой соблазнительный аромат, оказались мукой похуже заточения в рабской яме у огров. Чавканье Свирепого Утеса и Джаггала, рвавших зубами ломти (соответственно) сырого и слегка обжаренного мяса, делало ожидание еще мучительнее. Араму так захотелось стащить с их блюда хоть кусочек, что Макасе пришлось схватить его за руку.

– Арамар Торн, – сказала она, – неужели ты вправду готов погубить этот невероятный союз, заключенный тобой же только сегодня, всего лишь ради того, чтобы поесть на пару минут раньше?

– Да!!!

Макаса грозно нахмурилась.

– Да, – повторил Арам, но уже не так решительно и громко.

Макаса нахмурилась еще сильнее.

– Ну, может, и да…

Но Макаса не сводила с него сердитого взгляда.

– Ладно, нет.

Итак, они подождали. И еще подождали. И еще немного. Так прошла четверть часа.

– Это уже не пара минут, – заметил Арам.

Макаса вполне могла бы сказать: «Паршивец, я тоже голодна!» Но вместо этого сказала:

– Доставай свой блокнот.

«Блокнот! Ну конечно! Вот что поможет дотерпеть до конца!»

И это действительно помогло. Начав со Свирепого Утеса, Арам обратил внимание на множество деталей, которых не смог подметить прежде: во время битв и переговоров он успел запомнить только его невероятную величину, огромные рога, да огромные когти. Теперь же он видел, что Свирепый Утес покрыт густым бурым мехом с легким красноватым отливом с головы до пят, за исключением белоснежного брюха и белоснежной бороды. Лицо его, напротив, лишенное всякой растительности, пересекал наискось длинный рваный шрам, тянувшийся от правой брови к левому уголку рта. Рот йети был полон кривых зубов, уши – остры, а рога – сплошь покрыты тонкими поперечными кольцами, чем-то напоминавшими годичные кольца на срезе бревна.

Кроме Свирепого Утеса, вокруг было много других изумительных созданий, включая Сивет с Джаггалом и Каррион, помешивавшую острое варево. Страницы блокнота одна за другой заполнялись изображениями йети и гноллов. Увлекшись, Арам забыл и об усталости, и об отчаянном голоде – как и рассчитывала Макаса.

Он даже не сразу заметил, как Каррион наполнила «Дыханием дракона» миску, накрыла ее ломтями сыра из молока какого-то неведомого млекопитающего и протянула ему.

Он был так голоден, что едва не уронил блокнот прямо в огонь, однако заставил себя бережно завернуть драгоценную книжку в непромокаемую ткань и спрятать в карман, и только после этого жадно, даже не почувствовав вкуса, опорожнил первую миску и попросил добавки.

Каррион не обращала на него никакого внимания, пока не оделила всех остальных, но подала ему вторую миску за миг до того, как наполнить для себя первую.

– Не спеши, мальчик, – предостерегла она. – Это «Дыхание дракона».

Арам постарался есть медленнее. Отправив в рот ложку тушеного мяса, он принялся смаковать угощение. «Райская пища!» – подумал он. Да, островато, но и отец, и отчим любили острые блюда, и Араму было к ним не привыкать (по крайней мере, так он полагал до сих пор). Вдобавок, он был слишком голоден, чтобы действительно не спешить, и отправлял в рот ложку за ложкой, не замечая постепенного накопления эффекта секретной приправы Каррион.

Нет, он ничего особенного не замечал. Вообще не замечал. Пока вдруг не заметил! Рот будто огнем обожгло! Схватив флягу Талисса, Арам принялся жадно глотать воду, но от этого почему-то сделалось только хуже.

Глядя на него, Каррион, Сивет, Клок и Джаггал захохотали, точно гиены. Наконец Клок протянул ему печенье из кукурузной муки, сказав:

– Вода просто разнесет «Дыхание дракона» по всему рту Арама. Пусть Арам пожует печенье. Печенье впитает «Дыхание дракона». Потом Арам проглотит «Дыхание дракона». «Дыхание дракона» сделает Арама сильным!

Арам с благодарностью принял печенье и принялся жевать. Как и предсказывал Клок, жжение во рту унялось.

– Срррлптус, – сказал тем временем Мурчаль.

– Свирепый Утес, – поправила его Сивет.

– Срррлптус…

– Нет. Сви-репый… У-у… тес.

– Срррллп Утус. Срлп Утус.

– Уже лучше.

Джаггал тихо зарычал.

Почуяв назревающую беду, Клок поспешил попросить Арама показать Джаггалу и Сивет свою волшебную книжку. Усевшись среди трех гноллов, мальчик явил им волшебство на страницах блокнота. Вскоре громила и малышка-матриарх любовались собственным портретом.

Клок что-то шепнул на ухо Араму, и Арам, полистав блокнот, отыскал портрет Клекоти, матриарха стаи Лютохвостов.

– Это Клекоть! – сказал Клок.

– Клекоть? – переспросила Сивет, ткнув пальцем в страницу.

– Да! – ликующе воскликнул Клок.

– Клок – это Клок! – сказал Джаггал.

– Клок знает!

Все трое принялись вновь и вновь повторять: «Клек-Клок! Клек-Клок! Клек-Клок!» – и вскоре уже катались по земле в общем припадке истерического смеха.

Арам так и не понял, отчего гноллы находят такое примитивное созвучие таким невыносимо смешным. Однако от него не укрылось, что больше никто не называет Клока недомерком (и вовсе не оттого, что «недомерок» совсем не созвучно с «Клекоть»).

Успокоившись и отдышавшись, Джаггал взглянул на Клока с симпатией, вероятно, порожденной одновременно и общим смехом, и набитым брюхом, и новым союзом с йети, и ностальгией по их детской дружбе. Какой бы ни была причина, громила был готов к примирению.

– Клок – не недомерок, – сказал он. – Клок – это Клок. Пусть Клок вернется к Древолапам.

Сивет, не сводившая с Клока взгляда, каким Арам обычно смотрел на Дуань Фэнь, схватила Клока за лапу.

– Да, – сказала она. – Пусть Клок вернется к Древолапам!

Но, не успел Арам и подумать: «Я буду скучать по этому гноллу», – как Клок покачал головой.

– Клок рад быть Древолапом, – ответил он. – Клок был Древолапом всю жизнь. Но теперь место Клока – с Арамом.

С этими словами он высвободил лапу из лап Сивет.

– Клок, – вмешался Арам, – ты вполне можешь остаться здесь, со своим народом, если хочешь. Да, нам будет отчаянно не хватать тебя. Если ты думаешь, что ты в долгу передо мной, ты расплатился со всеми долгами сполна, мой… дрррг.

– Клок знает, что место Клока – с Арамом, – непреклонно ответил Клок.

Джаггал кивнул. Сивет вздохнула и тоже кивнула.

– Место Клока – с Арамом, – повторил Клок.

 

Глава одиннадцатая. Жуткая радость

Быть рассвет, и все они увидеть виверна Один Глаз высоко над головами. Кружить, плясать в воздух под утренний солнце с три свои детеныши. И если только Сокрытые не хотеть драться с четыре виверны, здесь быть не место, где смело можно задержаться.

– Вы быть не попасться ей на глаза, – прошипела Затра, остерегая огров, но, оглянувшись через плечо, тут же поняла, как нелеп этот приказ. Слепгар – громада ростом в три с половиной метра – мощно зевнул, лениво оглядываясь вокруг в поисках дерева, за которым смог бы спрятать свою огромную тушу. Остальных огров – Трогга, Карргу, Ро’кулла, Ро’джака, Гуз’лука и двуглавого Длинную Бороду и Короткую Бороду – тоже нетрудно было заметить. Конечно, если смотреть сверху.

Каррга, склонившись к Затре, шепнула то, что и без нее было ясно, как день:

– Прятаться – не поможет. Лучше ограм не задерживаться здесь.

Каррга привести все сюда, к Небесный пик. Верно догадаться: виверна с детеныши вернуться в свой гнездо.

– Марджак, Вордок и Аркус взобрались на Небесный пик, забрали детенышей из гнезда. Посадили под купол из терновника. Гордок – старый Гордок – использовал их, чтоб заставлять Один Глаз делать, что хочет Гордок. Но теперь детеныши Старины Один Глаз свободны. Теперь Один Глаз свободна. Наверное, Один Глаз убьет любого огра, которого увидит. Может, убьет и тролля.

Уолдрид хмыкнул.

– Благодарение богам, мне ничто не угрожает, – прошептал он.

И это все. Если не считать запаха самодовольной улыбки Отрекшегося под капюшоном, смешанного с ароматом жасмина. Не обращая на него внимания, Затра вознесла три кратких безмолвных молитвы своим лоа – Эраке но Кимбулу, Владыке Зверей, Уетаю но Муех’зале, Богу Смерти, и даже Элорте но Шадре, Матери Ядов (скорее всего, это она наполнять яд жало виверны) – моля о том, чтобы виверна не обратила внимание вниз. Достав арбалетный болт, она уколола палец и уронила на землю три капли крови. Кровь тут же впиталась в песок – это значило, что лоа услышали ее молитвы.

Быстролапка, учуявшая кровь, пробудилась от дремы и защелкала, давая понять, что голодна.

– Тише, сестричка, – сказала Затра, погладив панцирь скорпида у себя на груди. – Эта кровь не для ты. Эта кровь для лоа – для Эрака, для Уетай, для Элорта.

Быстролапка вновь защелкала, но успокоилась.

Затра огляделась в поисках следов, что могли бы указать, где виверна оставила мальчишку Торна с друзьями.

– Если они не в ее гнездо, то уйти в Прибамбасск откуда-то неподалеку.

Следы беглецов отыскались легко и быстро. Много следов.

Вот свежая могила у водопада.

Судя по длине холмика взрыхленной земли, в могиле лежал ночной эльф.

– Думать, я убить друид, – с жуткой ухмылкой пробормотала Затра. Два болта из ее арбалетов, пущенные в спину, уложили калдорая в землю.

Возле могилы нашлись и следы, ведущие прочь – следы мальчишки, женщины, мурлока и гнолла.

Ясно как день – для тот, кто уметь видеть.

– Сюда, – шепнула Затра, устремившись вперед.

Каррга, Трогг, Уолдрид и остальная элита Гордока последовали за ней.

Напоследок Затра оглянулась. Четыре виверны продолжали свой танец вокруг Небесного пика: никто из них даже не удосужился взглянуть вниз.

– Благодарение вам, мои лоа, – прошептала Затра. – При первый же шанс я накормить вас не жалкие капли. Может, я накормить вас мальчишка Торн и все его друзья…

В эту минуту мальчишка Торн и все его друзья завтракали ломтями свежего пальмового яблока. Завтрак был легким, сочным, сладким и освежающим на вкус.

К этому времени Джаггал сделался уже совсем не тем гноллом, каким был раньше. Все мысли, будто Клок недостоин быть Древолапом, исчезли, как не бывало. Теперь громила нагружал старого друга припасами в дорогу едва ли не силой. Он вручил Клоку кожаную суму с двумя целыми пальмовыми яблоками внутри, не говоря уж о двух порядочной величины тюках вяленого мяса вепря, так понравившегося Араму, и толстом ломте медвежатины, зажаренном накануне за ужином и завернутом в огромный лист гуннеры.

Все вокруг пребывали в прекрасном расположении духа. Йети ушли еще ночью, но гноллы сновали по деревне так, словно наконец-то освободились от какого-то висевшего над ними проклятья – и в каком-то смысле так оно и было. Теперь йети были друзьями гноллов, и, что еще лучше, их союзниками против огров. (Вдобавок, самые страшные из охотников за рабами – Вордок и Марджак – больше не представляли собою ни малейшей опасности.) Поэтому взрослые члены стаи взялись за утренние дела заметно бодрее, чем обычно. Щенки еще младше, чем Сивет, носились туда-сюда: одни, с крохотным оружием в лапах, изображали взрослых воинов, другие размахивали коготками, изображая их новых друзей-йети. (Откровенно говоря, немногие зрелища на свете столь же восхитительны, как крохотный щенок-гнолл, бьющийся с невидимыми ограми, воображая себя Свирепым Утесом.) Отовсюду неслись крики «Р-Р-Р!!! Р-Р-Р!!!» и взрывы лающего смеха.

Арам очень гордился тем, что сумел установить мир между гноллами и йети. Макаса тоже откровенно гордилась им, хоть и изо всех сил старалась не показывать этого – чего доброго, еще возомнит о себе лишнего. К тому же, ей отчаянно не терпелось отправиться в путь, пока их не настиг Малус. Джаггал с Клоком, хохоча, награждали друг друга тумаками (впрочем, относительно мягкими). Сивет по очереди бросала восхищенные взгляды на Макасу, на Клока и на отца. Нет, на Арама она не смотрела с тем же восхищением, однако больше не относилась к нему с прежним презрением, и это уже что-то да значило.

Мурчаль сидел в сторонке, то и дело с чавканьем вгрызаясь в ломти пальмового яблока, но главным образом сосредоточившись на изготовлении для себя новой сети.

Каррион, глядя на его работу, одобрительно кивала.

Арам улыбнулся, вполне довольный собой.

Через час они покинули деревню и снова двинулись туда, куда указывал компас – на юго-восток, к Прибамбасску. Только прошагав добрых километра полтора, Арам заметил, что сети у Мурчаля нет. Вместо нее он нес в руках крохотное короткое копьецо. Примерно такое, какими играли щенята гноллов.

– Мурчаль, а сеть? Где твоя сеть? Ты забыл ее у Древолапов?

– Нк, нк. Мурчаль фллмм Куриун мгррррл фр мммм мрругл мррруггл.

– Что он говорит? – проворчала Макаса.

– Я не уверен, – ответил Арам, – но… Мурчаль, ты отдал сеть Каррион… в обмен на это копье?

– Мргле, мргле, – подтвердил мурлок и принялся изображать собственный бой с невидимыми ограми. – РРРгры нк млгггрррр Урум ммгр Мурчаль лггрм! – воскликнул он, тыча своим новым копьем в воздух.

– Это же была хорошая сеть, – изумленно сказала Макаса. – И он обменял ее на эту игрушку?

Арам ненадолго задумался над этим и, наконец, сказал:

– Макаса, эта сеть была для него очень дорога. Но он обменял ее на оружие, чтоб помогать нам в бою.

Клок кивнул.

– Копье кажется Макасе игрушкой, но копье – настоящее копье. Маленькое, но настоящее.

Выражение на лице Макасы сделалось совсем другим. Она кивнула мурлоку. При виде хотя бы намека на одобрение с ее стороны тот широко улыбнулся. Но в выражении ее лица было что-то еще…

– Думаешь, тебе следовало выменять для себя длинное копье? – догадался Арам.

Макаса слегка пожала плечами, но тут же отрицательно покачала головой.

– Нет. Подожду случая выменять настоящий гарпун. Если будет, на что его выменять.

И они двинулись дальше.

Откинув на спину капюшон, барон Рейгол Уолдрид поднял взгляд на открывшееся перед отрядом зрелище. Его тонкие бледные губы, как всегда, были растянуты в жуткой мертвой улыбке, но в этот миг она полностью совпадала с его расположением духа. Одним словом, он откровенно наслаждался увиденным – приятное разнообразие, учитывая, какую скуку обычно внушали ему окрестные виды. Впереди, на дереве, на веревке, продетой под мышки и привязанной к толстому суку, покачивалось обезглавленное тело огра.

Но всех остальных это зрелище ничуть не обрадовало.

Кроме, пожалуй, Каррги.

– Там Марджак, – прошептала она, склонившись к уху Трогга.

Трогг помрачнел от замешательства.

– Каррга узнала Марджака, даже когда у Марджака нет головы? – усомнился он.

– Там Марджак, – уверенно повторила Каррга.

Трогг кивнул.

– Эх, – сказал он. – Тогда Трогг не убьет Марджака.

Он явно был разочарован тем, что не сможет оказать Каррге такую любезность.

– Это быть предупреждение для Гордунни, – сказала Затра, приглядываясь к телу. – Х-м-м… Голова быть отрублена топор. Один удар. После смерть.

– А «перед смерть»? – жизнерадостно прошелестел Уолдрид.

– Перед смерть… Следы от когти. Йети.

– Любопытно, – с хитрецой пробормотал барон. – Йети с топором мне еще не встречались.

– Нет, человек. Йети не быть ходить с топор. Йети убить этот огр не один. Здесь, на плечо, быть синяки от цепь. Человеческая женщина.

– О, наша мисс Флинтвилл, как всегда, в гуще событий, не так ли?

Затра мрачно кивнула.

– Еще здесь быть след от удар боевая дубина…

– Как та дубина, которую гнолл забрал у Вордока, – вмешалась Каррга.

– …а пальцы быть отрублены клинок поменьше. Может быть, абордажная сабля. Мальчишка. Может быть.

– Настоящая командная работа, – прошептал Уолдрид. В голосе неупокоенного мечника слышалось нешуточное веселье (в основном, потому, что он и вправду забавлялся от души). – И теперь среди спутников юного щитоносца Торна имеется йети?

Барон изо всех сил сдерживал смех – от смеха у него могла отвалиться челюсть.

– Не знать, человек. Бой быть не здесь. Не в это место. Здесь нет след человек. Нет след мурлок. Только гнолл и йети.

– Гноллы и йети вместе? – сказал Гуз’лук. – Гордоку это не понравится. Правда, Гордок теперь мертв, – немного поразмыслив, вспомнил старый огр.

– Не думаю, что новому Гордоку эти новости понравятся больше. Умоляю, позвольте мне поведать их ему? О, и именно я должен сообщить обо всем этом Ссарбику, когда мы с ним свидимся вновь. Уверен, араккоа будет просто вне себя. И я просто должен это увидеть.

– Ты быть надеть капюшон и перестать скалиться, Уолдрид, – сокрушенно проворчала Затра. – Я потерять их след. Труп быть висеть здесь два день. Самое меньшее.

Барон проводил взглядом скорпида, разбуженного и отправленного Затрой на поиски следов беглецов. Это его немного позабавило: при виде семенящей мимо Быстролапки все огры, за исключением Трогга, съежились и словно бы попытались оторвать от земли одновременно обе ноги.

Уолдрид в последний раз взглянул на Марджака.

– Не снять ли нам этого бедного малого с дерева?

– Зачем? – зевнув, откликнулся Слепгар. – Уолдрид голоден?

Отрекшийся захохотал так, что у него и впрямь отвалилась челюсть.

 

Глава двенадцатая. Смехотворные планы

Что ж, хотя бы на сей раз у путешественников появился настоящий план. На карте Калимдора, прямо у них на пути, на берегу залитого водой каньона Тысячи Игл, был обозначен аванпост ночных эльфов под названием Новый Таланаар. Там можно было остановиться на ночлег, пополнить припасы, а может, даже нанять лодку, чтобы отправиться в Прибамбасск по воде. Этот план понравился даже Макасе: она удовлетворенно кивнула, пока Арам сворачивал и прятал карту.

Но, как говорил первый помощник капитана «Волнохода» Дурган Однобог: хочешь рассмешить Хранительницу Жизни – расскажи ей о своих планах. Два дня пути – и вот четверка путешественников остановилась под утренним солнцем на вершине холма, глядя вниз, на Новый Таланаар.

Аванпост был осажден. Три отряда воинов окружали Новый Таланаар с трех сторон – да, со всех сторон, кроме обращенной к водам Тысячи Игл. У импровизированных бойниц собрались эльфы-часовые и лучники, но стрелы еще не свистели в воздухе – по крайней мере, пока.

– Таурены, – сказал Клок, указывая на нападавших. – Племя Зловещего Тотема.

Положение показалось Араму совершенно непонятным. Вспоминая своих друзей, ночного эльфа Талисса Серого Дуба и таурена Вуула Обуздавшего Ветер, он не мог отыскать причин, мешающих ночным эльфам и тауренам славно поладить друг с другом.

– Я знаю, что калдораи на стороне Альянса, – сказал он, – а таурены – за Орду, но…

– Да, большая часть тауренов – за Орду, – подтвердил Клок, – но Зловещий Тотем ненавидит Орду.

– Значит, Зловещий Тотем присоединился к Альянсу? – спросил Арам, сбитый с толку пуще прежнего.

– Нет, – со скукой в голосе ответил Клок, усевшись на землю и начав чесать задней лапой загривок. – Зловещий Тотем ненавидит Альянс. Зловещий Тотем ненавидит Орду. Зловещий Тотем ненавидит всех. Зловещий Тотем ненавидит даже тауренов, – объяснил он, покончив с этим занятием.

– Да. Все ясно, как туманная ночь, – нахмурился Арам.

Но лоб его тут же разгладился. Колеса нашли проторенную колею. Сам того не сознавая, он двинулся вперед.

– О нет! Не смей! – прорычала Макаса, ухватив его за ворот.

– Что? – не так уж неискренне изумился Арам.

– Я умею читать твои мысли, братец. Они у тебя просто на лбу написаны. Ты думаешь, что помирил и объединил гноллов с йети. И теперь, гордый этим успехом, считаешь, будто сможешь у всех на виду спуститься вниз и затеять переговоры о мире между ночными эльфами и тауренами.

– Разве это так уж невозможно?

– Этого мы никогда не узнаем. Потому, что я и близко не подпущу тебя к любой из сторон, даже если для этого придется связать тебя по рукам и ногам.

– Но…

– Ни за что.

– У тебя ведь даже веревки нет, – уныло заметил Арам.

– Ничего. Захлестну шею цепью и потащу за собой волоком.

Арам оглянулся на Клока с Мурчалем в поисках поддержки, но лишь обнаружил, что оба уверенно кивают, словно бы находя решение Макасы неоспоримо разумным.

– Ты не станешь рисковать своей и нашими жизнями ради глупостей, – ровно продолжала она. – Невозможно принести мир и пальмовые яблоки всем и каждому в Азероте только потому, что ты полагаешь, будто все должно быть именно так.

– А вот нашему отцу ты бы этого не сказала.

– Да, капитан Торн был идеалистом. Но никогда не был наивным. По крайней мере, настолько.

– Макаса…

– И думать забудь, Арамар! Скорее всего, Малус гонится за нами, а мы и так потеряли достаточно времени. В конце концов, даже Торны не всемогущи.

* * *

Идя вслед за остальными на запад, в обход осажденного аванпоста, Арам изо всех сил старался не дуться. Путешественники перевалили гребень холма и остановились, глядя на очень широкий и быстрый ручей (или очень узкую реку) внизу. Ручей (или река) огибал Новый Таланаар с юга, а затем сворачивал на восток, впадая в Тысячу Игл сразу за аванпостом. Держась за деревьями на дальнем его берегу, путешественники легко могли обойти тауренов, не попавшись им на глаза, и продолжить путь в Прибамбасск.

Но для того, чтобы перебраться на западный берег, им предстояло перейти бурный поток вброд. А этого Араму очень не хотелось – и вовсе не из-за непреходящего стремления принести эльфам и тауренам мир и пальмовые яблоки. Тревогу внушала сама вода. За последний месяц он уже дважды чуть не утонул: в первый раз – пытаясь доплыть до берега от спасательной шлюпки «Волнохода», а еще раз – бросившись на помощь Мурчалю в реку (или ручей), очень и очень похожий на этот. Чувствовалось, что с водой ему не везет, однако Арам не сказал ни слова. Пожалуй, это было бы как-то… глупо.

Мурчаль охотно переплыл ручей на спине, держа свое копьецо в воздухе, над водой. Макаса, самая высокая из четверых, взвалив на себя большую часть груза, включая боевую дубину Клока, расставшегося с оружием крайне неохотно, двинулась следом. Вода поднялась выше ее колен, но Макаса держалась устойчиво и ни разу не оступилась. Затем Клок кивнул Араму. Арам кивнул ему в ответ, неуверенно улыбнулся и вошел в воду. Через три шага он погрузился в воду едва ли не по пояс, но продолжал идти. Камни на дне скользили под подошвами сапог, и один раз он едва не оступился, но сумел удержаться на ногах. Гулко сглотнув, он поднял глаза, встретился взглядом с Макасой, и та тут же увидела его страх.

– Медленнее! – крикнула она. – Шаг – остановка! Шаг – остановка!

Арам кивнул и снова двинулся вперед – медленно, останавливаясь после каждого нового шага. Оглянувшись через плечо, он увидел Клока. Тот решил последовать примеру Мурчаля и поплыл через ручей по-собачьи, но вскоре остановился и встал на дно, дожидаясь Арама, миновавшего половину пути к противоположному берегу.

И тут Арам вспомнил о блокноте в заднем кармане штанов – как раз у самой воды. Блокнот был завернут в непромокаемую ткань, неизменно предохранявшую его прежде – даже в тех случаях, когда Арам, покинув шлюпку и выручая Мурчаля, погружался под воду с головой. Не сомневаясь, что блокнот уцелеет и сейчас, Арам продолжал путь.

Но как же желудь?!

Семя Талисса лежало в кожаном мешочке, привязанном к поясу Арама. Оно тоже было завернуто в непромокаемую ткань. Но хорошо ли, надежно ли? Испуская последний вздох, Талисс наказал Араму беречь волшебный желудь величиной с кулак от воды. И вот теперь Арам затащил его в ручей! Остановившись, он потянулся к мешочку, но тут же решил не трогать желудь. Мешочек намок. Либо непромокаемая ткань сделает свое дело, либо уже ничего не исправить. Проверять, что там с желудем, значило бы только рисковать намочить Семя – вполне возможно, еще сухое.

– Шаг – остановка, Арам! Шаг – остановка! – снова крикнула Макаса.

Решив как можно скорее добраться до берега – до твердой сухой земли, где можно, ничего не опасаясь, проверить, что с желудем, – Арам вновь двинулся вперед. И чуть ли не в тот же миг поскользнулся.

Не нашедшую опоры правую ногу тут же подхватило течением и увлекло вверх – да так, что носок сапога едва не высунулся из воды. Арам рухнул на спину. Клок, находившийся почти рядом, протянул лапу, чтобы схватить его, но не успел. Одежда Арама вздулась пузырем, течение подхватило мальчика и быстро потащило прочь.

Вода была холодна, но видал он и холоднее. Течение было быстрым, но одолевал он и побыстрее. Голова пару раз скрылась под водой, но ненадолго – оба раза удалось быстро вынырнуть и сделать вдох.

Он так боялся именно этого, но дело оказалось совсем не таким страшным, как ему представлялось, и это неожиданно придало Араму уверенности. Вот только ручей (или река) сделался глубже, и он больше не мог достать ногами дно. Однако добраться до берега, не утонув, ему, несомненно, было по силам, и потому он попробовал плыть.

Оглянувшись, он увидел в каких-то десяти метрах позади плывущего к нему Клока. А, взглянув на берег, увидел Макасу, бегущую вдоль ручья и готовящуюся нырнуть за ним. Мурчаля не было нигде, но вдруг он появился снизу, прямо под ним. Обхватив Арама поперек груди тонкой, но неожиданно сильной рукой, вспенивая воду перепончатыми задними лапами, мурлок поволок друга к берегу, в сторону Макасы.

Не прошло и десяти секунд, как оба, спотыкаясь, выбрались на сушу. Арам пару раз закашлялся, но, в общем, отделался лишь сильным смущением.

– Простите. Простите, – сказал он.

После этого он поблагодарил Мурчаля и снова извинился перед всеми тремя товарищами.

Мурчаль был искренне рад помочь Араму.

– Ммргл, ммргл! – в свою очередь поблагодарил он мальчика за предоставленную возможность оказаться полезным.

Макаса потрепала маленького мурлока по голове – воистину, высокая похвала! И даже не стала стирать с ладони его слизь, пока он снова не повернулся к Араму.

Клок встряхнулся всем телом, от головы до хвоста, обдав тучей брызг все вокруг, включая и троих спутников. Все это тут же напомнило Араму его пса Чумаза после купаний в старых затопленных каменоломнях Приозерья, и он невольно улыбнулся.

– С тобой точно все в порядке? – спросила Макаса.

– Да, клянусь, со мной все хорошо, – ответил он, нащупав компас на шее.

Но тут ему вновь вспомнилось Семя. Отойдя подальше от ручья (или реки), он потянулся к намокшему кожаному мешочку, надежно привязанному к поясу.

– Только хочу убедиться, что желудь не намочил.

– Стой! – воскликнула Макаса. – У тебя руки мокрые!

Арам попытался вытереть руки о штаны, но штаны, конечно же, были мокры насквозь.

Проворчав что-то неразборчивое, Макаса сняла со спины щит и отвернулась.

– Можешь вытереть о спину моего мундира, – с заметной долей отвращения сказала она.

Вытерев пальцы и ладони о сухую ткань, Арам осторожно развязал кожаный мешочек. Осколок кристалла был цел. Завернутый в непромокаемую ткань желудь – тоже. Похоже, непромокаемая ткань не подвела. Капельки воды, усеивавшие ее, точно мелкие бусины, покатились вниз. Арам бережно, с опаской, развернул желудь. Тот оказался сухим. Арам глубоко вздохнул от облегчения, и все четверо улыбнулись друг другу.

«Все прекрасно, – подумал Арам. – Я не утонул. Желудь не намок. Всего лишь мелкая неприятность. Бывает».

Он начал было снова заворачивать Семя в непромокаемую ткань, но оно вдруг отчего-то – отчего-то – выскользнуло из пальцев. Арам дернулся, пытаясь подхватить его. Макаса, Клок и Мурчаль хором ахнули. Все четверо потянулись к желудю – и все четверо промахнулись. И желудь упал… прямо в огромную лужу, образовавшуюся под ногами Арамара Торна, промокшего с ног до головы.

ПЛЮХ! Семя приземлилось в мелкую воду, подняв в воздух фонтанчик брызг.

 

Глава тринадцатая. Цветы и плоды

Арам замер на месте, глядя на желудь в луже воды. Замерли все. Затем, добрых три секунды спустя, все четверо разом наклонились, чтобы поднять желудь, и звонко стукнулись лбами, будто странствующие комедианты на потеху публике.

Таким образом, первым, что услышало существо, рожденное (а может, вернее сказать «произросшее») из Семени Талисса, оказалось дружное «ай!». Желудь треснул, практически вывернувшись наизнанку, будто зернышко кукурузы, брошенное на горячие угли. Над раскрывшейся скорлупой расцвел и потянулся ввысь на стебле цвета королевского пурпура цветок с бледно-голубыми и сиреневыми лепестками.

Но стебель тут же начал менять форму. Он рос в высоту и в ширину, отрастил скелет и мускулы, немедля покрывшиеся кожей и волосами… Миг – и в карие глаза Арамара Торна уставилась пара огромных зеленых глаз. Оба смотрели друг на друга так пристально, что к тому времени, как новорожденная моргнула (позволив Араму наконец-то стряхнуть с себя оцепенение), он успел пропустить большую часть процесса ее расцвета.

Однако теперь он сумел разглядеть ее целиком – полностью, во всем ее великолепии. От нее пахло одновременно цветником матери в весеннюю пору и свежескошенной травой. Но прежде всего Арама поразили цвета – множество тончайших оттенков, принесенных ею с собой в этот мир. Казалось, это маленькое (на добрых два пальца ниже Арама) существо собрано воедино из лепестков целой теплицы орхидей! Кожа ее была багряно-розовой. Цвет волос по мере удаления от скальпа светлел, переходя от бордового к цвету мальвы, сменявшемуся фиолетовым, затем – индиго, затем – светло-голубым. Эльфийские острые уши имели цвет спелого персика, а кончики их розовели, как цветы вишни. Черты ее лица были тонки и нежны, за исключением огромных зеленых глаз, и этот контраст придавал ей особую миловидность.

Цветок, с которого все началось, к этому времени успел распуститься, явив миру кроваво-алую (или, может, малиновую) сердцевину в окружении белых лепестков с бледно-желтыми и розовыми прожилками, и, казалось, украшал ее длинные локоны, хотя на самом деле тоже был частью ее тела. Не обошлось и без других цветов: ребячески-желтых соцветий и бледно-розовых бутоньерок вокруг шеи и вишневых цветков с желтыми сердцевинами, скромно прикрывавших ее маленькую грудь. Сиреневые листья, покрывавшие тело, темнели книзу и расходились у талии, образуя нечто вроде пояса цвета морской волны, отделявшего торс от нижней части тела.

Как будто в этом была нужда! Как будто без этого можно было не заметить разницы между верхней и нижней половиной ее тела! Ведь ниже пояса она была чем-то сродни четвероногим кентаврам. Но, несмотря на это, она была ничуть не похожа на тех кентавров, которых Арам видел в Живодерне. Те полулюди-полузвери были огромны, массивны, откровенно безобразны. Она же была мала, изящна и элегантна, а нижняя часть ее тела не имела ничего общего с тяжеловесностью лошади, скорее напоминая гибкого, стройного олененка, покрытого короткой темно-лиловой шерсткой в бордовых и кирпично-красных пятнах. Крохотные черные копытца тоже отливали темно-лиловым, а хвостик – того же цвета, что и волосы – заканчивался тонкими сине-зелеными завитками. Несмотря на все эти необычные признаки, эта… девочка (да, девочка: с виду ей было около двенадцати – столько же, сколько и Араму) просто заворожила нашего юного героя – что до некоторой степени объясняет, почему он замер на месте, глядя ей в глаза и разинув рот.

Сказать по чести, он был вовсе не единственным, кто с глупым видом таращился на новорожденную. Напротив Арама, за спиной этой дочери природы, точно так же разинув рот, застыла Макаса Флинтвилл. Клок с Мурчалем, тоже разинув рты, стояли по бокам.

Наконец девочка, расцветшая на их глазах, раскрыла рот и заговорила – ясным, чистым, мелодичным, точно настоящая музыка, голосом. (Позже Арам решил, что ее голос очень похож на перезвон «песен ветра», которые Робб Глэйд ковал на продажу, когда в кузнице не было заказов.)

– Весна пришла! – воскликнула она.

В ответ Арам сумел пропищать лишь три слова:

– Ты умеешь говорить!

– Да, – сказала она. – И ты тоже!

Судя по тону, умения обоих произвели на нее немалое впечатление.

Арам оторопело кивнул, словно и сам удивляясь своей (в данный момент весьма ограниченной) способности произносить слова. На самом-то деле он изо всех сил старался вспомнить, что она сказала вначале. И, потерпев неудачу, счел самым разумным спросить:

– Прости, что ты сказала?

– Я сказала: ты тоже умеешь говорить.

– Нет, перед этим?

Девочка ненадолго задумалась.

– Х-м-м… О, да! Я сказала: «весна пришла»!

– На самом деле, сейчас лето. И даже конец лета.

Девочка покачала головой, будто дивясь его глупости.

– Лето еще впереди.

Пожалуй, затевать из-за этого спор было ни к чему, и потому Арам спросил:

– Прости… Э-э… Кто ты такая?

– Я – дриада, – ответила она.

И Арам вновь оторопело кивнул. Он никогда прежде не слышал этого слова, но смог догадаться: так называется вид, к которому она принадлежит.

– Дочь Кенария, – добавила «дриада», очевидно, почувствовав его невежество.

Арам снова кивнул. Теперь ему смутно вспомнилось, что Талисс действительно упоминал о каком-то Круге Кенария, и мальчик решил, что этот Круг, по-видимому, как-то связан с отцом дриады, но от этого дело не стало яснее.

Дриада вновь улыбнулась, будто милостиво сжалившись над ним, и сказала:

– Меня зовут Тариндрелла. Но для таких существ, как вы, это, наверное, слишком длинное имя. Вам будет неудобно. Поэтому вы можете называть меня просто Дрелла.

– Дурула, – сказал Мурчаль.

– Дрелла, – поправила дриада.

Мурчаль попробовал снова:

– Дурула.

– Нет. Дре-ел… ла.

– Дрррх… ла. Дрррхла.

– Уже лучше, – весело согласилась дриада, оглядывая новых спутников и даже развернувшись на четырех копытцах, чтобы как следует рассмотреть Макасу.

– Вы все такие прекрасные, – сказала она, покончив с этим делом. – И все такие разные!

– Э-э… Спасибо, – пробормотала Макаса.

– Но кто из вас Талисс Серый Дуб?

Под ее вопросительным взглядом четыре пары глаз опустились к земле, а затем три из них обратились к Араму. Поэтому и дриада остановила взгляд на нем.

У Арама тут же пересохло во рту.

– Нам очень жаль, – сглотнув, сказал он. – Но Талисс… умер.

– Вот как… – протянула она.

– Но все будет в порядке!

Арам было собрался погладить ее в утешение, но в последний миг усомнился, что это… как бы сказать… позволительно.

Но дриада только пожала плечами.

– Все живое со временем умирает.

Такая холодная бесчувственность слегка покоробила мальчика. Но нет, в поведении дриады не было ни малейшего холода. Совсем наоборот.

– Однако мне будет очень не хватать наших бесед, – сказала она.

– Ты говорила с Талиссом? – удивилась Макаса. – Когда?

– Ну, пожалуй, я не говорила – тем способом, какой могли бы понять вы. Но по ночам – каждую ночь – он шептал мне о разном. То есть, моему желудю. На множестве разных языков. Поэтому я и могу говорить со всеми вами. Дрррхла мррргл мммм нурглш? – спросила она, повернувшись к Мурчалю. – Мммурлок мррргле?

– Мргле, мргле, – ответил Мурчаль, радостно закивав. – Мурчаль, Мурчаль, – продолжал он, указав на себя, а затем по очереди указал и на остальных: – Урум, Мркса н Лок.

Услышав это, Арам тут же поспешил представиться и представить остальных заново:

– Арам, Макаса и Клок.

– Как я рада познакомиться со всеми вами и с каждым из вас! – воскликнула дриада. – Талисс упоминал о тебе, Арам. И о тебе, Макаса. И о Мурчале. А вот о тебе… – Она обратила свою улыбку к Клоку. – О тебе – ни разу.

Клок слегка погрустнел, но Арам объяснил Дрелле, заодно напомнив и гноллу:

– Талисс умер вскоре после знакомства с Клоком. Скорее всего, у него не было возможности упомянуть о нем. Но даю слово: Клок ему очень понравился.

При этих словах Клок заметно повеселел. Дрелла тоже была удовлетворена – или, по крайней мере, сохранила прежнюю невозмутимость.

Араму же все еще было трудно сглотнуть.

– Талисс, – хрипло сказал он, – просил нас доставить тебя в Прибамбасск, к друиду-хранительнице по имени Фейрин Весенняя Песнь.

– Талисс упоминал и о ней, – кивнула Дрелла. – И значительно чаще, чем о любом из вас. Он очень любил Фейрин. Порой это даже смущало.

– Ага. Да. Мне тоже так казалось. Иногда. Наверное.

На некоторое время все замолчали.

Наконец Арам сказал:

– Так значит, э-э… мы отведем тебя к Фейрин, ладно?

– Если хотите, – ответила дриада.

Все еще немного постояли на берегу.

– Ну что ж, мы уже идем? – в конце концов спросила Дрелла.

– Да! – ответила Макаса, которой не терпелось продолжить путь. – Сюда.

Помня об изначальном намерении обойти Новый Таланаар, не попавшись на глаза тауренам из Зловещего Тотема, она повела остальных в заросли деревьев за ручьем (или рекой).

Дрелла с невероятным любопытством оглядывалась по сторонам.

– Я просто люблю эти деревья! И эти кусты! И эти цветы! – приговаривала она, перебегая от одного из попавшихся на пути чудес к другому.

Арам едва мог угнаться за ней. А когда путники ненадолго остановились, чтобы свериться с картой, то, подняв взгляды, обнаружили, что их только четверо. Пятая – Дрелла – исчезла.

– Найти ее! – велела Макаса.

– Мы должны ее отыскать! – одновременно с этим воскликнул Арам.

Разделившись, путники направились на поиски в четырех разных направлениях. И уже через несколько минут Арам отыскал дриаду – за милой беседой с гнездом диких пчел.

– Ты здесь?! – окликнул он ее, опасаясь подойти ближе.

– Где же мне еще быть? Я всегда там, где я, – ответила дриада, не сводя глаз с пчел.

– Э-э… это так, но… тебе не стоит вот так уходить от остальных.

– Почему? – спросила она, подходя к нему (и, к его безмерному облегчению, удаляясь от пчел).

– Ну, в этих местах могут оказаться патрули тауренов, и…

– Ой! А я никогда не видела таурена. Пойдем, отыщем хоть одного!

– Нет. Понимаешь, они опасны.

– Почему? Талисс говорил о тауренах много хорошего.

– На самом деле, все таурены, которых я встречал, были очень хорошими, но…

– Так почему же тогда?

Арам пришел в замешательство. Как вышло, что он начал оспаривать свои же прежние аргументы? В глубине души ему все еще очень хотелось отправиться к Зловещим Тотемам и убедить их, что все эти войны и осады совсем ни к чему. Но теперь главным было другое: он чувствовал, что не может подвергать риску Тариндреллу. «Я должен оберегать ее!» Поэтому вместо ответа он (в отчаянии) окликнул Макасу. Все это время Дрелла очаровательно улыбалась ему, однако Арам всерьез жалел, что не может запихать ее обратно в желудь и не выпускать до самого Прибамбасска.

Вскоре к ним присоединились Макаса, Клок и Мурчаль, и все вместе двинулись дальше.

Пока дриада отвлеклась на попытки оттереть с желтой шкуры Клока черные пятна (отчего Клок яростно дрыгал левой задней ногой на каждом шагу), Арам поравнялся с Макасой и тревожно зашептал:

– Она думает, будто понимает все на свете, но на самом деле не соображает ничего!

Этим открытием мальчик был потрясен до глубины души. Свалившаяся на него ноша показалась значительно труднее, обременительнее и опаснее сбережения от врага компасов, осколков кристаллов и желудей величиной с кулак.

Макаса взглянула на него сверху вниз и только хмыкнула.

– Нам нужно поскорее в Прибамбасск, к этой друиду-хранительнице! – шепотом продолжал он.

– О, не спорю.

– Я хочу сказать: вот почему Талисс так просил быть осторожнее. Он отдавал нам вовсе не желудь. Он доверил нам живое, разумное существо!

– Да. Я знаю. Мы с тобой оба все видели своими глазами.

– Тогда чему ты улыбаешься?!

– Ты нашел младенца, – сказала Макаса. – И теперь должен отнести младенца к мамочке. Ответственность немалая, так?

– Уж это точно!

– К тому же, она, конечно, достойна заботы, но в то же время тебе очень не нравится быть за нее в ответе, верно?

– Именно!

– Добро пожаловать в мою шкуру.

 

Глава четырнадцатая. Пробуждающий рык

Обойдя Новый Таланаар стороной, отряд (к бесконечному недовольству Макасы, она уже не могла воспринимать их компанию иначе) остановился на ночлег у лесной опушки. За деревьями в свете лун Азерота мерцала водная гладь Тысячи Игл. Все, кроме Тариндреллы, поужинали остатками жареной медвежатины. Дриада же спросила каждого по очереди, нет ли у них семян. Семян ни у кого не оказалось. Тогда она отыскала чахлый ягодный кустик и протянула к нему ладони. Кустик на глазах у всех начал расти, и вскоре на нем появилось несколько ягод. Однако это отняло у Дреллы все силы.

– Когда я была желудем, получалось гораздо легче, – призналась она.

– Может, оттого, что Талисс помогал? – предположил Арам.

Дриада только пожала плечами.

Арам держал на коленях блокнот, который минуту назад пополнился портретом Дреллы. Сейчас мальчик как никогда жалел, что при нем только угольный карандаш, и он не может запечатлеть ее на бумаге во всем ее многоцветье. Но, как частенько говаривал Робб, уж как есть, так есть. Полистав блокнот, Арам нашел портрет Талисса – в обличье калдорая и оленя – и показал рисунок Дрелле.

– Кто это? – спросила она.

– Талисс, – несколько удивленно ответил Арам, поскольку сам же дополнил портрет вполне разборчивой подписью. – Они оба – Талисс.

– О, значит, вот как он выглядел. Он был так прекрасен, правда? Особенно в облике зверя.

– А ты не умеешь читать, верно?

– Раньше у меня никогда не было глаз, – радостно ответила она. – Ты научишь меня читать? Я очень люблю учиться новому.

Арам кивнул, хоть и не слишком понимал, как взяться за такое дело.

– Клок тоже не умеет читать, – сказал Клок. – Арам научит Клока, и Клок выучится.

– Нк Мурчаль фллм, – сказал и мурлок. – Мурчаль мрггглл.

– Скоро ты откроешь целую школу, – заметила Макаса.

– Может, ты сама хочешь учить их? – спросил Арам, прекрасно зная, каков будет ответ.

– Нет.

Арам окинул взглядом остальных троих.

– Дайте мне немного подумать, как вас учить, а потом и приступим.

На том и порешили. Дрелла съела свои несколько ягод. Макаса, как всегда, вызвалась стоять в карауле первой.

Арам с легкостью уснул, и ему, как часто бывало в последние дни, снова приснился Свет.

– Арам, Арам, не позволяй предателю остановить себя! – воззвал к нему Голос Света. – Ты должен отыскать путь дальше – обойти, миновать его…

– Предателя? – переспросил Арам. – Кто же этот предатель?

– Я не предатель, – провозгласил Малус, чей черный силуэт возвышался между Арамом и ярким-ярким Светом. – В этом Свете живет только смерть!

Арам задумался.

– Но, если он – предатель, значит… значит… – И тут его озарило. – Значит, когда-то Малус был на твоей стороне! – воскликнул он.

– Да, – подтвердил Свет.

– Когда ты молод, легко быть дураком, мальчик, – прорычал Малус.

– Мальчик, проснись, – негромко прорычал кто-то над ухом.

Проснувшись, Арам вскинулся, вздрогнул – и тут же замер. К его горлу был приставлен кинжал.

– Медленнее, мальчик, – прорычал голос за спиной.

Арам медленно сел и огляделся по сторонам. Было еще темно, но света Бледной Госпожи вполне хватало, чтобы увидеть, что творится вокруг. Их импровизированный лагерь был захвачен полудюжиной ночных эльфов. Арам оглянулся через плечо. Еще один калдорай стоял на коленях за его спиной, приставив ему к горлу длинный изогнутый клинок. Еще двое таким же образом удерживали на месте Клока и Мурчаля. Что до Макасы, ей удалось сохранить относительную свободу, и острие ее сабли было нацелено на ночную эльфийку с короткими сине-зелеными волосами, невероятно длинными острыми ушами и кривым ятаганом, направленным в сторону Флинтвилл.

Арам еще раз огляделся в поисках Дреллы.

– Не двигаться, мальчик, – прорычал ночной эльф за спиной, чуть сильнее прижав острие клинка к его горлу.

– Не тронь его, – мрачно, с явной угрозой в голосе сказала Макаса.

– Брось оружие, и мы подумаем над этим, – возразила женщина-калдорай.

– Нет, – ответила Макаса Флинтвилл.

Калдорай с откровенной досадой вздохнула.

– Что заставляет двоих людей путешествовать в компании мурлока и гнолла? – спросила она.

Дриады она не упомянула, и Арам вновь задумался, куда же пропала Дрелла. Он был отчасти рад, что ее здесь нет, однако не на шутку волновался о том, что это могло означать.

– Что заставляет ночного эльфа любопытствовать, с кем мы путешествуем? – в свою очередь спросила Макаса. – Какое тебе до этого дело?

– Вы из Нового Таланаара? – спросил и Арам.

Никто не ответил.

– Ну что ж, – продолжал Арам, – вы прекрасно видите, что мы не из Зловещих Тотемов, не так ли? Мы вам не враги.

Ответа вновь не последовало.

– У нас был добрый друг, принадлежавший к вашему народу. Его звали Талисс Серый Дуб.

Никто не откликнулся ни словом, но, услышав имя Талисса, ночные эльфы обменялись взглядами.

– «Был»? – после некоторой паузы спросила эльфийка.

Арам решился рискнуть.

– Он был убит. Из арбалета, троллем. Он умер, спасая мою жизнь.

– Что побудило Серого Дуба жертвовать своей жизнью ради твоей? – прорычал ночной эльф за его спиной.

Арам на пару секунд задумался и ответил:

– Дружба.

С виду положение не изменилось, но Арам ясно видел, что калдораи колеблются.

– Вы все так прекрасны! – прозвенел, словно из ниоткуда, чистый, мелодичный голосок.

Сердце Арама замерло. Но, повернувшись в сторону Дреллы, появившейся из леса с охапкой кореньев, овощей, грибов и фруктов, ночные эльфы – все, как один – дружно ахнули, а трое или четверо благоговейно склонили головы.

Не совсем понимая, что происходит, но видя во всем этом новые возможности, Арам поспешно сказал:

– Это Тариндрелла, дочь Кенария. Она тоже путешествует с нами.

– Дочь Кенария, я – Рендо из Нового Таланаара, – сказала эльфийка с легким поклоном.

– Привет, Рендо из Нового Таланаара, – с обычным дружелюбием ответила Дрелла. Если дриада и заметила оружие в руках ночных эльфов и плачевное положение своих товарищей, она ничем не выдала этого. – По-моему, ты просто прелесть!

Макаса сердито сдвинула брови, но голос ее звучал ровно:

– Эта дриада выросла из Семени Талисса. Умирая, он доверил Семя нам. И мы свято чтим его доверие.

– Однако позволяете ей бродить в этом лесу в одиночку? – удивилась Рендо, обернувшись к Макасе.

– Нет. Я позволила ей сбежать, когда почувствовала опасность, грозящую нам с вашей стороны.

Рендо на миг замерла и едва ли не рассеянно кивнула. Окинув взглядом лагерь и своих соратников, она быстрым движением вложила ятаган в ножны. Секунду спустя прочие ночные эльфы тоже убрали оружие.

Но Макаса не торопилась следовать их примеру.

– Я – Макаса Флинтвилл, – заговорила она, не опуская абордажной сабли, направленной в сторону Рендо. – Мы ведем Тариндреллу, дочь Кенария, в Прибамбасск, выполняя клятву, данную Талиссу Серому Дубу. Позволите ли вы нам идти своей дорогой?

– Талисс был другом, – сказала Рендо вместо ответа. – Дорогим другом для всех нас. Мне очень жаль слышать, что он погиб. Честно говоря, это просто уму непостижимо.

В ее голосе все еще слышался намек на подозрение.

– Арам, покажи ей книжку, – сказала Макаса.

Арам потянулся к карману.

И вновь ночной эльф за его спиной прорычал:

– Медленнее, мальчик.

Достав блокнот, Арам нашел в нем портрет Талисса и показал его рычащему калдораю. Тот прорычал нечто невнятное, но кивнул.

Тогда Арам подошел к Рендо и подал блокнот ей.

Та долго глядела на страницу. Но либо в искусстве Арама и на этот раз нашлась толика магии, либо в его магии отыскалась толика искусства. Сам по себе портрет калдорая не доказывал ничего. Однако в рисунке чувствовалась искренность, и выражение на лице Талисса Серого Дуба яснее слов говорило о том, что, позируя художнику, он находился среди друзей.

Рендо заметно расслабилась.

– Значит, в Прибамбасск? – сказала она.

– Да, – ответил Арам. – Там друид-хранительница…

– Весенняя Песнь, – кивнула Рендо.

– Да. Талисс просил нас доставить Дреллу – то есть, Тариндреллу – к ней.

Чувствуя, что это только половина правды, Арам закашлялся, чтоб скрыть свою неискренность, но Рендо была погружена в собственные мысли так глубоко, что ничего не заметила.

– Талисс часто говорил о Фейрин, – сказала Дрелла, – но ни разу не упоминал никого по имени Рендо.

Арам бросил на дриаду предостерегающий взгляд, но та лишь улыбнулась в ответ.

Наконец Рендо нарушила молчание.

– Прими мои извинения, дочь Кенария. Прими мои извинения, Флинтвилл. Прошу прощения у всех вас. Новый Таланаар осажден так давно, что даже мысли наши – словно в осаде. Как вы уже знаете, я – Рендо. Простая торговка кожаными доспехами. По крайней мере, до недавних пор…

– Ты во вражеском тылу, – заметила Макаса.

– Да, это так. Мы доставляем в Новый Таланаар провизию.

– У меня есть провизия, – с готовностью сказала Дрелла, протягивая Рендо все, что собрала в лесу. – А то у них, кроме мяса, ничего не было, – добавила она, очаровательно морща нос в сторону Арама – совсем как Селия, когда ее заставляли есть печенку.

– Оставь ее себе, Тариндрелла, – ответила Рендо. – Ты очень щедра, но провизии у нас достаточно.

В эту минуту из лесу появился еще один ночной эльф. Увидев, что происходит, он замер на месте, как вкопанный. Этот был моложе остальных – по крайней мере, на вид. Арам дал бы ему не больше пятнадцати. Но, насколько ему было известно, это могло означать всего лишь пятнадцать сотен, а не пятнадцать тысяч лет.

– Говори, Гарент, – прорычал все тот же любитель рычать, до сих пор стоявший за спиной Арама.

– Я… э-э… – Стряхнув с себя замешательство, он подошел к Рендо и быстро, напористо заговорил: – Патруль Зловещих Тотемов. Движется сюда. Слишком много, чтоб принять бой.

Миг, и Рендо вновь обрела прежнюю деловитость. Теперь она чем-то напоминала Араму Макасу.

– Далеко от нас?

– Будут здесь через четыре минуты. Если повезет, через пять.

– Мне не хотелось бы полагаться на везение, – заметила Макаса.

Рендо согласно кивнула.

– Нам нужно скрыться от этого патруля и доставить в аванпост провизию, – сказала она. – Вы нас слишком задержите – мы не можем так рисковать. К тому же, вам нужно увести дриаду в безопасное место – то есть, подальше отсюда, и чем скорее, тем лучше.

– У тебя есть предложения?

Рендо указала в сторону берега.

– Да. Вон там, неподалеку, моя лодка – спрятана в камышах. Невелика, но сможет вместить вас всех. Возьмите ее.

– Стоит ли? – засомневался Арам.

– Патруль все равно может обнаружить и утопить ее. Плывите через каньон. Прямо к Гоночной барже Пшикса и Поззика.

– Куда?

– Не волнуйтесь, ее вам ни с чем не спутать, – заверила Рендо.

– Найдем, – сказала Макаса.

– По-моему, это просто прелесть! – воскликнула Дрелла.

– Вот уж нет, – возразила Рендо. – Но это выход. Прибудете туда – оставите лодку у человеческой женщины по имени Дейзи, хозяйки таверны. Скажете: для меня. Она же сможет устроить вам проезд до Прибамбасска.

– Очень щедрое предложение, – сказал Арам. – Спасибо тебе.

– Это самое меньшее, что мы можем сделать для друзей Талисса Серого Дуба, не говоря уж о дочери Кенария, – откликнулась Рендо, возвращая Араму блокнот. – Теперь идите. Мы не сможем остаться и прикрыть ваше бегство. Поэтому поспешите.

Арам наклонился, чтобы поднять кожаный плащ отца, заменявший ему подушку. К тому времени, как он успел выпрямиться, калдораи исчезли.

– Идем, – шепнула Макаса.

Клок с Мурчалем последовали за ней, но Дрелла замешкалась, взглянула на Арама и надула губки.

– Я так и не поняла, отчего мне нельзя остаться и взглянуть на таурена.

– Может, нам удастся взглянуть на него с лодки.

И это им, действительно, удалось.

Подойдя к берегу, Макаса не заметила поблизости никакой лодки, но Мурчаль тут же нашел ее. Лодка оказалась небольшой, однако, как и обещала Рендо, все пятеро могли поместиться в ней без труда. На дне лежал шест и пара весел. Все забрались в лодку – только Дрелле, почувствовавшей себя неуверенно на четырех копытцах, потребовалась помощь. Сложив все свои овощи на дно лодки, она опустилась на колени рядом с ними.

Клок с Арамом столкнули лодку с мели, и Макаса, орудуя шестом и стараясь не шуметь, направила ее прочь от берега. Клок потянулся было к веслам, но Макаса покачала головой.

– Рано, – шепнула она. – От них слишком много шума.

Клок молча кивнул в ответ.

И вдруг Дрелла в восторге закричала:

– Кажется, я вижу тауренов!

Услышав ее, таурены тут же повернулись к воде, чтобы в свою очередь полюбоваться на полную лодку путешественников. К тому же, у нескольких Зловещих Тотемов имелись метательные копья, что открывало перед ними возможность не только полюбоваться на беглецов.

– Греби!!! – крикнула Макаса.

Клок напряг могучие плечи и налег на весла. Таурены злобно заревели и метнули вслед беглецам копья, но Макаса встала на корме во весь рост и подняла щит, готовясь отразить те, что не пройдут мимо цели. Никогда в жизни Арам еще не видал тауренов такими злобными! Ни в Живодерне, ни даже в тот миг в яме у огров, когда Вуул Обуздавший Ветер грозил «расколоть для него его череп».

– Они все так прекрасны! – вздохнула Дрелла.

От изумления Арам вытаращил глаза.

– Они же пытаются убить нас! – сказал он.

– А если и убьют, что с того? – рассмеялась в ответ дриада. – Все живое когда-нибудь умирает.

Не веря своим ушам, Арам покачал головой. Предостережения Макасы час от часу наполнялись все новым и новым смыслом.

К счастью, копья у тауренов скоро кончились. А может, лодка отошла слишком далеко. Но, как бы там ни было, Клок продолжал бешено работать веслами, и суденышко с пятеркой путешественников на борту неслось вперед по глади залитого водой каньона Тысячи Игл.

 

Глава пятнадцатая. Иглы над водой

Так все по очереди (да, все, за исключением Дреллы) гребли всю ночь: Макасе не хотелось причаливать к берегу, пока Зловещие Тотемы не останутся далеко позади. Объявив об этом, она надолго умолкла, но Араму то и дело казалось, будто она готовится что-то сказать.

Однако того, что сказала Макаса, в конце концов нарушив молчание, Арам, к тому времени севший на весла, не смог бы предсказать и за миллион лет. Она… попросила прощения!

– Простите, – сказала она.

Казалось, слово упирается изо всех сил, не желая появляться на свет. Только тут Арам понял, что за все эти семь месяцев ни разу не слышал, чтобы Макаса просила прощения – хоть за что-нибудь. (Правда, ни единого повода для этого с ее стороны он тоже не припоминал.)

– Это случилось в мою вахту, – с тем же трудом продолжала она. – И я даже не знаю, как. Дрелла улизнула без моего ведома. А ночные эльфы оказались рядом прежде, чем я смогла что-то увидеть или услышать.

– Я проголодалась, – сказала Дрелла. – Но вашего мяса и в рот взять не могу.

– Дрелла, нельзя же вот так просто исчезать, – укоризненно заметил Арам. – Нужно сказать нам, куда ты отправляешься. И взять одного из нас с собой.

– Не понимаю, зачем.

Остальные четверо озадаченно переглянулись.

Наконец Клок сказал:

– Клок дал Талиссу слово защищать Семя. Защищать Дреллу.

Мурчаль согласно закивал:

– Мргле, мргле. Мурчаль мрругггл Дрррхла, ммммргл.

– Вот видишь? – подытожил Арам. – Мы все дали Талиссу слово. А ты в этом мире совсем новичок. И еще многого не понимаешь.

Дрелла нахмурилась. Араму внезапно подумалось, что он еще ни разу не видел ее хмурой.

– Да, в этом облике я совсем недавно, – сказала она. – Но я не новичок в этом мире. Я – его часть. И в нем есть много такого, чего не понимаешь ты!

Казалось, она вот-вот добавит: «Что, съел?» Но Арам сразу же увидел в ее рассуждениях уязвимое место и воспользовался им.

– Да, – согласился он. – Я еще очень многого в мире не понимаю. Вот потому-то мы – все мы – и должны держаться вместе.

Обдумав его слова, Дрелла решительно кивнула.

– Да. В этом есть некоторый смысл.

Остальные четверо облегченно вздохнули.

Но Дрелла тут же добавила:

– В конце концов, нельзя же оставлять вас четверых одних, без присмотра. Вам может понадобиться моя защита.

Арам раскрыл было рот, но счел за лучшее промолчать. «Пусть так, – подумал он. – Лишь бы сработало».

Макаса вернулась к тому, с чего начала разговор. Случившееся явно не давало ей покоя хуже гвоздя в сапоге.

– Не думаю, что я заснула. Однако подвела всех вас.

– Никто из нас не совершенен, – успокоил ее Арам.

Но Макаса только с досадой отмахнулась.

– Кулдуррреи флллурлог ммгр мрррггк, – сказал Мурчаль.

– Он говорит, – перевела Дрелла, – что калдораи могут двигаться под прикрытием магии. Он имеет в виду, что их не увидеть и не услышать, пока они сами того не захотят.

– Мргле, мргле, – подтвердил Мурчаль.

Макаса не сказала ничего, но даже в полумраке, при свете лун, Арам отчетливо видел, что ее сомнения в себе улеглись – если и не до конца, то хоть немного.

Пришел черед Мурчаля сменить его на веслах.

– Кому вяленого мяса? – спросил Арам, уступая мурлоку место.

К рассвету они оказались среди громадных «иголок» Тысячи Игл – высоких скал, столбами торчащих из воды и возносящихся к небу. Арам перегнулся через борт и взглянул в глубину. Насколько же далеко до дна каньона? Насколько высокими могут оказаться эти гигантские иглы на самом деле?

Некоторые из игл даже вряд ли можно было назвать иглами. То были высокие «столовые горы» с плоскими вершинами, порой настолько широкими, что наверху могла поместиться целая деревня. Грейдон, отец Арама, рассказывал об этих местах – о том, что когда-то и на вершинах игл, и на дне каньона жило множество тауренов, кентавров, свинобразов и представителей иных народов. Давно. Еще до Катаклизма. Еще до того, как вернулись драконы и мир содрогнулся. Еще до того, как стена, отделявшая каньон от Великого моря, дала трещину, и морские воды залили пустыню от края до края, губя деревни – и множество несчастных душ – без разбора.

Но жизнь, как известно, найдет лазейку везде. Вершины гор уцелели. Просто пустынная жизнь для их обитателей сменилась морской.

Достав блокнот, Арам принялся рисовать окрестный пейзаж. Как мало осталось здесь суши…

Прошел день, за ним – другой, а путешественники все плыли среди столовых гор, соединенных друг с другом висячими мостами, мимо крохотных пристаней, выдолбленных в скалах у самой воды, мимо веревочных лестниц, блоков и талей, обеспечивавших доступ к деревням на вершинах. Водная гладь была усеяна множеством лодок, сновавших от иглы к игле или медленно тащивших за кормой рыболовные сети. Видя это, Мурчаль печально смотрел на свое копьецо, очевидно, сомневаясь, не прогадал ли с обменом. Макаса реагировала на встречных иначе: избегая возможных неприятностей, она старалась обходить чужие лодки стороной.

Вяленого мяса у путешественников было полным-полно, но дриада не желала до него даже дотрагиваться. Между тем, аппетит у нее был – просто на зависть. Ее коренья и овощи вскоре подошли к концу, а в лодке, посреди воды, вырастить новых она не могла.

К этому времени они добрались до самой середины каньона и оказались вдали от любых его берегов.

– Арам, я проголодалась, – сказала Дрелла.

Арам взглянул на Макасу. Оба они понимали, что остановки не избежать.

Лодка шла мимо большой горы – пожалуй, самой большой из тех, что попадались им на пути. Сверившись с картой, Арам решил, что это, вероятнее всего, Пик Темного Облака. Но, если бы даже мрачное название не оказалось достаточно отпугивающим само по себе, Клок заметил над вершиной горы развевающиеся знамена Зловещего Тотема.

Путешественники поплыли дальше.

Мурчаль, не отрываясь, смотрел в воду. Наконец, подняв взгляд на Дреллу, он издал звук наподобие булькающего вздоха, резко вскочил на ноги и метнул свое копьецо в воду. Арам было решил, что это просто выражение злости или досады, но в следующую секунду маленький мурлок, к изумлению товарищей, нырнул в воду сам. Еще несколько секунд все пытались решить, что же делать, но тут Мурчаль вынырнул на поверхность и поднял в воздух свое оружие с довольно крупной рыбой, нанизанной на острие.

– Ууааа! – крикнул он, легко догнав лодку Рендо.

Арам с Клоком втащили мурлока на борт. Мурчаль тут же опустился на колени перед Дреллой и сказал:

– Дрррхла млгггррр. Мурчаль флллурлок дл Дрррхла.

Дриада улыбнулась ему, но отрицательно качнула головой.

– Я не могу есть ни обитателей земли, ни обитателей вод, Мурчаль. И обитателей воздуха тоже, – добавила она после короткой паузы, словно затем, чтобы предотвратить подобные бесплодные попытки в будущем.

Мурчаль был опечален. Он предложил рыбу Араму, но тот сказал:

– Спасибо, Мурчаль, но я не могу есть рыбу сырой. А огня нам здесь, в лодке, не развести.

Но Клок оказался вовсе не таким привередой. И даже Макаса съела кусочек, а остальное гнолл с мурлоком поделили между собой, с наслаждением покончив и с костями, и с потрохами, и с головой, и с чешуей, и с хвостом.

Однако все это не помогло разрешить загвоздку с растительной пищей и помочь проголодавшейся дриаде.

В ту ночь, пока Мурчаль с Клоком звучно похрапывали (а Макаса чутко дремала), на вахту заступил Арам. Лодка медленно дрейфовала вдоль каньона. От Бледной Госпожи в небе остался лишь узкий полумесяц, но Синий Карлик был виден на целых три четверти, и свет его ярко мерцал на воде.

Вдруг Дрелла коснулась груди Арама.

– Что это? – спросила она. – Оно позвало меня.

Арам опустил взгляд и впервые за несколько дней вытащил из-под рубашки отцовский компас. Кристальная стрелка все так же указывала на юго-восток… и светилась! Взволнованный, он растолкал остальных и показал компас им.

– Следующий осколок где-то недалеко! – сказал он.

– Осколок чего? – заинтересовалась Дрелла.

Арам попытался рассказать ей о кристаллах и компасе, но Дрелла продолжала задавать вопрос за вопросом, и на большую их часть мальчик ответить не смог. Посему эти расспросы не принесли дриаде удовлетворения, а Арама несколько обескуражили. Как многого он, оказывается, еще не знает!

На следующее утро лодка приблизилась к еще одной большой горе, и Арам вновь развернул карту.

– Должно быть, это Застава Вольного Ветра, – сказал он.

Это название ему понравилось. Не увидев над горой знамен – ни Зловещего Тотема, ни чьих-либо еще – Макаса подавила врожденное нежелание доверять кому бы то ни было и направила лодку к пристани.

 

Глава шестнадцатая. Нежданные гости

На Заставе Вольного Ветра их встретили с такой теплотой, что это тут же вызвало подозрения не только у Макасы, но даже у Арамара.

Степенная светло-коричневая тауренка с короткими рогами и короткой мордой заботливо пришвартовала лодку Рендо к импровизированному причалу. Представилась она Талией Янтарной Шкурой. Арам, как учил его отец, приветствовал ее по обычаям ее народа, коснувшись вначале сердца, а затем – лба. Приятно удивленная, она ответила тем же приветствием и тут же взяла на себя обязанности гида. Араму и его друзьям была предложена прочная веревочная лестница, однако для Дреллы она, очевидно, не годилась. Арам тут же сказал об этом, но Янтарная Шкура, словно не слыша его, вдруг устремила пристальный взгляд в небо. Но, когда Арам окликнул ее по имени и привлек ее внимание, тауренка едва не вывернулась наизнанку, спеша придумать что-нибудь другое. Вскоре Талия, Макаса, Мурчаль и Клок уже карабкались вверх по лестнице, а Арам с Дреллой стояли на шаткой грузовой платформе, поднимаемой на вершину горы мощными мускулами тауренов, тянувших за веревки, перекинутые через блоки. Платформа то и дело стукалась об отвесный каменный склон. У Арама едва не закружилась голова, и Дрелла положила руку ему на плечо, чтобы чувствовать себя увереннее – или придать уверенности мальчику.

Едва все оказались наверху, Янтарная Шкура первым делом отвела гостей на небольшой рынок, где Арам – прежде, чем Макаса успела остановить его – вынул из кармана золотой и попытался расплатиться им за овощи для Дреллы. Но у скривившегося при виде монеты торговца-свинобраза попросту не нашлось столько сдачи. Вдобавок, ему явно не терпелось – нет, не продать товар, а хоть каким-нибудь образом отвязаться от покупателей. Талия щедро вынула из кармана один-единственный медяк, и этого оказалось достаточно, чтобы купить намного больше, чем требовалось Дрелле.

Дрелла была очень рада. И наконец-то поесть, и наконец-то увидеть таурена – хоть какого-нибудь таурена – вблизи. По мнению дриады, Талия была особенно прекрасна. После этого она сочла прекрасным и морщащегося от нетерпения свинобраза – словом, ее понятия о прекрасном, как всегда, не отличались строгостью и определенностью.

Между тем свинобраз – сплошь щетина да огромное рыло – то и дело поглядывал на заходящее солнце и рыл землю правым копытом. Как только путешественники отошли от его прилавка, он принялся поспешно сворачивать торговлю.

Талия пригласила всех пятерых поужинать у нее дома. По словам тауренки, ей не терпелось услышать, что происходит в мире за пределами Заставы Вольного Ветра, и ради этого она собиралась пригласить к себе еще нескольких подруг, интересовавшихся новостями не меньше. Талия показала гостям свою парусиновую хижину и велела встретить ее там на закате. После этого она сорвалась с места и бросилась бежать со всех ног, но тут же, оглянувшись, увидела, что новые знакомцы смотрят ей вслед, и перешла на шаг, словно не слишком-то и спешила к подругам с приглашениями.

– Не стоило мне показывать золотую монету, – сказал Арам прежде, чем Макаса успела устроить ему встрепку. – Прости.

– Что сделано, уже не исправишь, – ответила она. – Но это значит, что нам нужно держаться настороже. Твое золото видела Янтарная Шкура. Видел его и этот свинобраз, и еще одна тауренка, торчавшая у рыбного прилавка.

– Но, может, они вовсе не воры!

– Может, и нет. Но они могут упомянуть о твоем золоте настоящим ворам. К тому же…

– Янтарная Шкура чересчур любезна, – закончил ее мысль Клок.

– А я и не знала, что кто-либо может быть «чересчур любезным», – сказала Дрелла. – Талисс никогда не говорил о таком.

– Мргле, мргле, – кивнул Мурчаль (но с кем он соглашался, оставалось только гадать).

Арам молча смотрел на Дреллу. Ему, как и ей, очень хотелось верить, что Янтарная Шкура именно такова, какой кажется с виду. Но ответственность за дриаду не позволяла ему судить о встречных по первым впечатлениям. Он обратился к Макасе:

– Что ж, овощи у нас есть. Может, увильнем от этого ужина и отправимся дальше?

Теперь уже Макаса на время умолкла, а после заговорила, тщательно подбирая слова:

– У меня есть кое-какие вопросы. Мне нужно кое о чем узнать. С этим местом что-то неладно. Я это чувствую. Чувствую на вкус.

– А каково на вкус это «неладно», Макаса? – с легким недовольством спросила Дрелла.

Но Макаса не обратила на нее внимания.

– Я хочу разобраться, что здесь не так, – продолжала она. – И убедиться, что беда – в чем бы она ни заключалась – не последует за нами, если мы уйдем.

– Когда уйдем, – поправил ее Арам.

– Да. Я собираюсь осмотреться вокруг. Расспросить местных. Но вам нужно держаться вместе. Дрелла, ты это понимаешь? Держись с Арамом, Мурчалем и Клоком.

– Понимаю, – откликнулась Дрелла. – Я должна их защищать.

– Если это потребуется. Прошу тебя.

– Я так и сделаю, Макаса!

– Спасибо, Дрелла. Встречаемся перед закатом на этом же месте.

Уходя, Макаса бросила многозначительный взгляд на Клока. В ответ тот кивнул, очевидно, взяв защиту остальных на себя.

Щеки Арама вспыхнули румянцем. Столько времени прошло, а сестра все еще не доверяет ему! Не доверяет по-настоящему! Он для нее все еще беспомощный младенец, точно такой же, как для него – Дрелла. От этого было больно – больно и обидно. Да, может, он и не самый великий воин на свете, но разве он не показал, чего стоит, справившись с целой чередой опасностей?

– Ладно, – гораздо раздраженнее, чем хотелось бы, сказал он. – Пойдемте и мы погуляем. Посмотрим, что здесь и как.

* * *

Вчетвером они подошли к висячему мосту над водой, соединявшему гору Вольного Ветра с соседней. От следующей горы (в погожий день это было прекрасно видно) тянулся мост к третьей горе, а от третьей – к четвертой, а от нее и дальше, вполне возможно – до самого Пика Темного Облака, занятого Зловещими Тотемами. «Может, в этом-то и подвох? – подумал Арам. – Может, лишенная знамен Застава Вольного Ветра – просто приманка для беспечных путешественников? А если так, если Талия на самом деле из Зловещих Тотемов и за ужином мышеловка захлопнется, что может быть нужно Зловещим Тотемам от таких, как мы? Золото? Свобода? Жизнь?» Вопросы множились и множились, угрожая свести Арама с ума. Думать так было очень неприятно. Да, Арам помнил, что Грейдон учил всегда искать в окружающих хорошее, но знал: Макаса права. Он тоже чувствовал что-то странное, витавшее в воздухе. Что бы это могло быть? Уж не страх ли? Да, именно страх! Все вокруг, от любезной, услужливой Талии до нетерпеливо гримасничавшего торговца-свинобраза, чего-то опасались.

Встретившись с Макасой в доброй половине километра от хижины Янтарной Шкуры, за добрых двадцать минут до заката, они сравнили наблюдения. Большинство обитателей Заставы Вольного Ветра были либо свинобразами, либо тауренами. Обе расы были не слишком-то склонны ладить друг с другом, и это сказывалось. Однако дело как-то обходилось без открытых драк. Макаса не раз видела, как крупные самцы обоих видов были готовы броситься один на другого с кулаками, но в последний момент с явной неохотой останавливались.

– Но разве это не хорошо? – раздраженно спросила Дрелла.

Причина ее дурного настроения заключалась вовсе не в Заставе Вольного Ветра, а в том, как реагируют на нее спутники.

– Это было бы хорошо, – ответила Макаса, – если бы мы понимали, отчего это они вдруг начали так смирно себя вести.

– По-моему, это от страха, – сказал Арам.

– Да, страх, – поддержал его Клок. – Клок чует страх. Чует страх повсюду.

Мурчаль отчаянно замотал головой:

– Мурчаль нк мррргле. Флггр флллур мммл?

– Мргле, мргле, – ответила ему Дрелла. – Страх и вправду имеет запах. Но я ничего не чую, а нюх у меня очень остёр.

С этими словами она наморщила носик и покрутила им, словно бы в доказательство собственной правоты. Выглядело это очень мило, вот только убедить ни в чем не могло.

Арам положил руку ей на плечо и со всей возможной рассудительностью сказал:

– А что, если ты просто еще не сталкивалась со страхом и потому не знаешь, как он пахнет? То есть, что, если ты еще никогда ничего не пугалась?

Обдумав эту мысль, Дрелла гордо расправила плечи и выпрямила спину.

– Это верно, Арамар Торн. Ничто на свете не может напугать меня!

– Всем держаться начеку, – сказала Макаса, направляясь к хижине.

Талия была уже дома. Наряженная в новенькое красно-коричневое с синим платье, она накрывала на стол. В этом ей помогала высокая, грациозная, неопределенного возраста женщина из высших эльфов, или кель’дораев, при виде которой у Арама просто захватило дух. Прежде, чем он сумел обрести дар речи, она сказала:

– Я уже видела тебя, мальчик.

– В Живодерне, – кивнул Арам, вынимая из кармана блокнот и листая страницы в поисках нужного рисунка.

– Да, – сказала эльфийка, с некоторым удивлением глядя на него. – Для человека у тебя хорошая память. Ведь ты мог видеть меня не дольше нескольких секунд!

– Вы так впечатляюще выглядите, леди…

– Эльмарина. Магистр Эльмарина.

Найдя нужную страницу, Арам показал ей рисунок.

– Боюсь, он не отражает всей вашей красоты…

– От тебя не пахнет страхом, – заметила Дрелла.

– Хорошее начало, – сказала Эльмарина, с улыбкой глядя на свой неоконченный портрет.

– Я рисовал по памяти. Но когда то, что я рисую, перед глазами, у меня получается лучше. Магистр, не позволите ли закончить ваш портрет сейчас?

С этими словами он оглянулся на Макасу, ожидая неодобрения, но Макаса кивнула. Она уже знала силу Арама и его книжки: объединенные, их силы неплохо развязывали некоторые языки.

– Я могу закончить накрывать на стол и сама, – сказала Талия. – Сядь, Эльмарина. Попозируй мальчику.

Тут в хижину в спешке ворвалась молодая, крепко сложенная свинобразка, покрытая рыжей щетиной, под которой вздувались буграми мощные мускулы. Бивни ее были неодинаковы: правый загибался вверх, а левый сильно отклонялся вбок.

– О, Кривоклык! Рада, что и ты смогла прийти.

– Все в порядке? – спросила Макаса.

Кривоклык, не говоря ни слова, уставилась на нее.

Талия шагнула вперед и встала между ними.

– Кривоклык, это Макаса Флинтвилл, моя новая подруга. С магистром Эльмариной ты уже знакома. А это – Клок, Мурчаль, Тариндрелла и Арамар Торн.

Но Кривоклык лишь молча разглядывала гостей Талии, изучая каждого по очереди.

И вновь Араму пригодились уроки отца! Когда взгляд Кривоклык обратился на него, он громко хрюкнул – таково было традиционное приветствие, принятое у свинобразов.

Кривоклык машинально хрюкнула в ответ, тут же поморщилась, недовольная, скорее, собой, чем Арамом, и заняла место за столом – в дальнем углу хижины, лицом к дверям. Макаса сама предпочла бы именно это место, и это уже кое о чем говорило.

– Арам, – сказала Макаса, устраиваясь рядом со свинобразкой, – может, ты нарисуешь и Талию Янтарную Шкуру с Кривоклык, когда закончишь портрет магистра?

– С удовольствием, если только они согласятся.

– Конечно, – откликнулась Талия, слегка склонив голову.

На морде Кривоклык отразилось смущение, но она тоже кивнула.

– Магистр, начнем? – спросил Арам, обращаясь к эльфийке.

– Как пожелаешь. Мне сесть или постоять?

– Постойте, если вы не против.

– Отнюдь нет.

Арам сел к столу и тут же взялся за дело.

Дрелла, Клок и Мурчаль помогли Талии накрыть на стол. Ужин был просто роскошен: огнеперые луцианы на листьях шпината, пюре из ямса с топленым маслом и свежевыпеченный хлеб. Арам ел и рисовал – сначала Эльмарину, а затем Кривоклык вместе с Талией. Странное это было зрелище – тауренка, преломляющая хлеб со свинобразкой. Что до Талии, она чувствовала себя вполне удобно. Зато Кривоклык явно было в той же мере не по себе.

Макаса, перегнувшись через свинобразку, склонилась к хозяйке, чтобы под видом рассказа о желанных новостях из большого мира разузнать, что происходит здесь.

– Зловещие Тотемы осадили Новый Таланаар, – сказала она.

– Это мы знаем, – отвечала Талия Янтарная Шкура. – Таланаар в осаде уже не первый месяц.

– Еще мы видели знамена Зловещих Тотемов над Пиком Темного Облака. По крайней мере, мы думаем, что это знамена Зловещих Тотемов.

– Уверена, так оно и есть, – подтвердила Талия.

– А у вас нет с ними проблем?

– С кем? – уточнила Талия, заметно помрачнев.

– С племенем Зловещего Тотема.

Арам подался вперед, приглядываясь к хозяйке. Вдруг она чем-нибудь выдаст, что что-то скрывает? Или обменяется заговорщическим взглядом с Кривоклык или Эльмариной?

Но Талия ни на миг не замешкалась с ответом и даже не взглянула в сторону подруг.

– О, – вздохнула она, как будто все эти новости были старыми, да к тому же не слишком интересными, – проблем с племенем Зловещего Тотема у нас хватает, будь уверена. Они пытались осаждать и Заставу Вольного Ветра. Но все вокруг их так…

Вот тут она запнулась в поисках подходящего слова.

– Презирают, – подсказала Кривоклык, в первый раз за весь вечер открыв рот.

– Я собиралась сказать «боятся», – поправила ее Талия. – Зловещие Тотемы настолько опасны, что их остерегается вся Тысяча Игл. И потому другие шу’хало и местные свинобразы объединились, чтобы прогнать их с Заставы Вольного Ветра.

– Свинобразы и таурены объединились, а теперь и живут бок о бок. Как это… необычно, – сказала Макаса.

– Да, – подтвердила Эльмарина. – Думаю, ты можешь представить, насколько неустойчиво и хрупко их перемирие. В основном, поэтому я и здесь. Помогаю поддерживать мир между ними.

Арам поднял взгляд от блокнота и изучающе посмотрел на тауренку со свинобразкой.

– Наверное, тут дело в появлении общего врага. Но все же, если уж гноллы и йети могут жить бок о бок…

– Гноллы и йети? – Эльмарина насмешливо хмыкнула. – Это невозможно.

– Не невозможно, – возразил Клок. – Правда. Арам помирил гноллов с йети.

Отвернувшись от Клока, магистр снова окинула мальчика пристальным взглядом.

– Не рисовали ли вы и собственного портрета, мастер Торн? – спросила она.

Арам сдвинул брови, однако кивнул.

– Сходство не удалось, – признался он.

– Позволите взглянуть?

Арам снова кивнул, но вместо этого показал эльфийке ее законченный портрет. Он думал, что портрет вышел на славу, и хотел для начала произвести на Эльмарину хорошее впечатление.

– Очень хорошо, – сказала она. – Возможно, немного преувеличено… но на это я жаловаться не стану: ведь преувеличение – в мою пользу.

Арам был поражен.

– Преувеличено…

– А ваш портрет?

Слегка насупившись, он принялся листать страницы к началу.

– Сходство просто превосходное, – сказала Эльмарина. – И этот портрет о многом говорит. – Она подняла руку, держа ладонь над страницей, едва не касаясь рисунка, словно пытаясь нащупать некую толику его сути. – Да, он действительно говорит о многом. Впрочем, мне не стоило так удивляться. Два человека, путешествующие в компании гнолла и мурлока… такое само по себе нечасто встретишь.

– Нечасто, – согласилась Макаса.

– А вот то, что к вашей четверке присоединилась дриада… это и вовсе поразительно.

– Поразительно? Почему? – удивилась Дрелла.

– Ты, Тариндрелла, дочь Кенария.

– Да. Я знаю.

– Поэтому для друидов ты священна, и мне очень странно видеть тебя вне их общества, без их защиты.

– Защита мне не нужна.

– Скажи, Тариндрелла, сейчас весна или лето?

– Весна! – широко улыбнувшись, ответила Дрелла.

– Я так и думала.

Арам раскрыл было рот, чтоб расспросить об этом поподробнее, но взгляд Макасы остановил его. Глядя мальчику в глаза, она, будто невзначай, коснулась уха, что означало: «Вначале послушай». И Арам принялся слушать.

– С приходом лета, Тариндрелла, твои силы начнут зреть. Ты станешь почти неуязвима для магии. Ты обретешь способность устранять любое вредоносное волшебство, любые мистические нападки на природу. Поможет тебе и обучение у друида-хранителя.

– А весной? – спросила Дрелла.

Магистр заколебалась. Видя это, Дрелла принялась упрашивать ее:

– Пожалуйста! Мне очень интересно. На самом деле, мне очень интересно все вокруг. Но про меня саму – особенно. По-моему, я просто восхитительна. Сказать правду, по-моему, я – самое восхитительное создание во всем Азероте.

– Возможно, так и есть, дитя мое, – улыбнулась Эльмарина.

– Тогда, пожалуйста, расскажи о весне.

– Весной, Тариндрелла, ты еще не созрела и ничему не обучена. И еще не уверена в своих способностях.

– Вовсе нет.

– Неправда, моя маленькая дриада. Безусловно, возможности твои огромны. Но, как и любое дитя леса, ты еще не та, кем станешь со временем.

– Я еще не та, кем стану со временем, – не без удовольствия повторила Тариндрелла.

– Мы ведем ее в Прибамбасск, к друиду-хранительнице, – пояснил Арам.

– К Весенней Песни? – уточнила магистр.

Арам кивнул.

– Это хорошо.

Услышав это, дриада захихикала, что показалось Араму странным, но прежде, чем он успел хотя бы сформулировать вопрос, мысли его были прерваны чудовищным хриплым визгом!

Янтарная Шкура яростно хрястнула кулаками по столу.

– Нет, нет, нет, нет, нет, нет, нет!

Оттолкнув свое кресло от стола, она потянулась к кухонной плите, выхватила из-за нее пучок из дюжины длинных метательных копий, стянутых широким кожаным ремнем, и с громким топотом кинулась наружу. Арам с Макасой переглянулись и последовали за ней. За ними бросились и остальные.

Выбежав в ночь, Арам остановился, не зная, куда смотреть. Новый скрипучий визг заставил его поднять взгляд к небу. Над Заставой Вольного Ветра кружили в лунных лучах четыре полуженщины-полуптицы со светло-зеленой кожей, с крылоподобными руками и когтистыми пальцами. Их головы, спины, плечи и ноги были покрыты рядами темно-зеленых перьев. Внезапно одна из них спикировала за одну из хижин неподалеку и тут же взмыла вверх, унося в когтях маленького таурена.

– Сердце Ветра! Эта гарпия схватила Сердце Ветра! – прорычала Талия.

Сорвав с пучка копий кожаный ремень, она бросила копья на землю – все, кроме одного, которое изо всех сил, с коротким яростным ревом метнула вслед похитительнице детей.

Копье пронзило крыло гарпии, и та выпустила таурена, с глухим ударом приземлившегося на соломенную крышу соседней хижины. Секунду спустя крыша под ним проломилась, и он исчез из виду. Что ж, если только при последнем падении юный Сердце Ветра не сломал себе шею, это было намного лучше когтей гарпии.

Однако спокойному ужину явно настал конец. Теперь все внимание четырех гарпий обратилось к Янтарной Шкуре с ее копьями. Выстроившись в воздухе в плотную фалангу, они разом кинулись вниз. Мурчаль поспешно бросился на землю. Клок взмахнул дубиной, но его удар прошел мимо цели. Не сводя глаз с ужасных птиц, Арам потянулся к сабле, затем опустил взгляд, чтоб отыскать рукоять.

– Арам!!! – предостерегающе крикнула Макаса.

Арам оглянулся на крик – как раз вовремя, чтобы увидеть, как Макаса прикрыла его щитом от когтей гарпии, атаковавшей со спины. Наконец-то нащупав рукоять сабли, он обнажил оружие. Тем временем Макаса подхватила с земли одно из копий Талии и изо всех сил (но без яростного рева) метнула его вслед врагу.

Копье вонзилось в спину гарпии, пытавшейся схватить Арама. Зависнув в воздухе на добрых три секунды, гарпия замертво рухнула на землю шагах в пяти впереди.

Магистр шагнула вперед, нараспев произнесла короткую фразу по-талассийски, и еще одна гарпия внезапно вспыхнула огнем. Охваченная пламенем, она с визгом полетела прочь и, нырнув вниз, скрылась из виду – вероятно, с тем, чтобы погасить огонь в воде каньона.

Между тем Талия, Макаса и Клок снова метнули копья в небо. (Талия – сразу два!) На сей раз ни одно из копий не попало в цель, но этого залпа оказалось достаточно, чтобы прогнать двух уцелевших гарпий в темноту.

Арам с облегчением вздохнул, благодарно улыбнулся Макасе с Клоком, взглянул на Мурчаля, державшего наготове свое копьецо, и оглянулся в поисках Дреллы.

Но юной дриады не было видно нигде.

 

Глава семнадцатая. Долгий марш

Отряд «элиты Гордока» остановился над телами только что убитых тауренов. Пять тауренов мертвы, а ни на ком из огров – ни царапины! Правда, барон Рейгол Уолдрид потерял руку, но уже приставил ее на место. Такова была одна из его особых способностей. Пережить утрату конечности среди нежити-Отрекшихся могли многие, но Уолдрид знал: прирастить руку или ногу обратно, на миг сделать кожу жидкой, заставить мускулы срастись, а кости с сухим щелчком встать на место были способны единицы. Откровенно говоря, большинство Отрекшихся были попросту развалинами. Нет, Уолдрид не питал никаких иллюзий относительно своей приятности для взоров и понимал: он – сущий ночной кошмар наяву. Однако при этом он был исправно работающим ночным кошмаром наяву. И, чаще всего, мог относиться к своему положению с юмором.

Если бы не постоянная скука… Следовало признать: барону так легко надоедало все вокруг! Вот и сейчас пришлось практически заставлять себя сосредоточиться на том, что говорит Затра…

– Здесь они быть сесть лодка. Все четверо: женщина, мальчишка, гнолл и мурлок.

– А йети? – с надеждой спросил Уолдрид.

– Нет, человек. Но выглядеть так, будто они взять с собой живой олень. Или олененок. Я думать: чтобы потом съесть.

– Может, это ночной эльф, – сказал Длинная Борода. – Ночной эльф обратился в оленя и сел в лодку.

– Да, – прошептал Уолдрид, нагнетая воздух в гортань мертвыми легкими. – Ночной эльф, могилу коего мы нашли у Небесного пика, выбрался из-под земли, обогнал нас, встретился с друзьями, а после решил, что на лодке удобнее плыть в облике оленя.

– Ох, – сказал Длинная Борода, – Длинная Борода и забыл, что ночной эльф мертв. – Короткая Борода дал ему щелчка по носу. – Ай!

Слепгар зевнул и сказал:

– Может, мертвый эльф встал из могилы пройтись.

– Ага, – кивнул Гуз’лук, показав на барона. – Как ты.

Но Затра нетерпеливо прервала спор:

– Это не быть след оленя, братья. Это не быть эльф.

– О-о, – хором протянули Слепгар и Гуз’лук.

– Что дальше? – спросила Каррга, отличавшаяся приятной склонностью поскорее переходить к делу.

Затра задумалась, и Уолдрид, вновь успевший соскучиться, решил подстегнуть ход событий.

– Если у них есть лодка, то путей в Прибамбасск отсюда имеется три. Можно проплыть вдоль этого берега и добраться до Прибамбасска со стороны Танариса. Можно переплыть каньон напрямик, через его середину. А можно переправиться на противоположный берег.

– Да, человек, – заговорила Затра, приняв решение. – Мы быть разделиться. Я пойти вдоль этот берег. Трогг, ты брать лодка мертвый таурен и плыть середина. Но сначала ты быть переправить другой берег Уолдрид. Он идти дальний путь.

– Кто возьмет огров? – спросил Трогг. И, покраснев, поспешно добавил: – Трогг возьмет Карргу.

– Я брать себе Ро’кулл, Ро’джак и Быстролапка. Ты и Уолдрид поделить остальные.

Уолдрид сердито нахмурился. Последнее, чего ему хотелось бы – это обременять себя тупоголовыми ограми.

– Забирай их всех, мой друг Трогг. Мне не требуются спутники… и, кстати сказать, транспорт – тоже.

В подтверждение сказанного он строевым шагом двинулся вперед и вскоре скрылся под водой, оставив прочих Сокрытых на берегу.

Марш по дну залитого водой каньона обещал быть долгим. Но, проведя не один месяц в обществе огров, троллей, араккоа и одержимых маниакальной идеей людей, барон был рад тишине и одиночеству. Да, быть мертвым – это предельно скучно, но и пребывание среди живых тоже мало-помалу надоедало: в конце концов, с течением времени надоедает все на свете.

Барон миновал деревню и скелеты кентавров, дочиста обглоданные подводной жизнью.

Жизнь… Опять это слово…

Он очень скучал по жизни. По настоящей жизни живого, а не по этой шепчущей пародии на существование. Он говорил шепотом. Двигался – будто шепотом. Все его воздействие на окружающий мир – даже в качестве хладнокровного убийцы – было не более, чем шепотом. Перестав быть человеком, он превратился в нечто безголосое. В какого-то Шепчущего…

Так было не всегда. Когда-то, давным-давно, его жизнь была полна азарта и куража. Он был одним из ШРУ – Штормградского Разведывательного Управления. Одним из элиты. В те времена, когда слово «элита» еще что-то значило. Когда этим словом не разбрасывались направо и налево, называя им любой отряд огров, служащих какому-то мелкому и, более того, временному деспоту! Нет, он, Рейгол Уолдрид, служил непосредственно Вариану Ринну, королю Штормграда, и отчитывался только перед ним. И служил так хорошо, что Его Величество пожаловал Уолдриду баронский титул.

Да, барон был разбойником, но разбойником-патриотом. Штормградец, командированный в Лордерон, он собирал разведданные на благо родины с немалым риском для жизни и конечностей (а ведь тогда он еще не умел присоединять их обратно к телу!). Он был опасен и многих убил, но в те времена у него были принципы, и убивал он лишь тех, кто был опасен для короля и отечества.

А женщины…

Барон немало поразбойничал и на этом поприще. Ныне просто отвратительный с виду, в свое время Рейгол считался весьма симпатичным. Но ни с кем из них он не обошелся дурно. Возможно, одна или две из бывших подруг и желали ему смерти, когда пришел час расстаться, но даже эти вряд ли ненавидели его настолько, чтоб пожелать ему такого посмертия. Однако остальные, по всей вероятности, сохранили о нем самые теплые воспоминания. Однажды, уже став Отрекшимся, он случайно встретился с пираткой, которую когда-то – на свой манер – любил. И в память о прежних временах она мужественно запечатлела поцелуй на его холодных, тонких, бледных, широко растянутых губах. Единственное нежное прикосновение, единственная ласка с тех пор, как он мертв. Конечно, он почти ничего не почувствовал, но вспоминал об этом поцелуе с неизменной любовью. Почти с такой же, с какой вспоминал и их прежние встречи почти двадцатилетней давности.

Но… О, годы, о, эти неумолимые годы!

Лет восемь или девять тому назад он явился в Крепость Штормграда, к королю, с очередной порцией разведданных из Лордерона.

Неизменно благодарный, Вариан с улыбкой спросил, не приготовился ли Уолдрид уйти на покой. В конце концов, барону было уже под сорок – древний старик по сравнению с большинством коллег по ШРУ!

– Я пожаловал вам титул, друг мой, – сказал Его Величество, – но до сих пор вы не располагали временем, чтобы порадоваться ему. Если угодно, я щедро награжу вас за прошлую службу и ни о чем более не попрошу.

Уолдрид подумал над этим… не более шестнадцати секунд. Нет, работа – как и все сопутствующие ей радости и привилегии – доставляла ему слишком уж большое наслаждение.

Поэтому, когда до Штормграда дошли вести о вспышке чумы на севере, барон Рейгол Уолдрид добровольно вызвался выяснить, в чем там дело. И обнаружил таинственную заразную хворь – не просто смертельную, но превращавшую умерших в нежить. За чумой явилась Плеть, армия нежити, ведомая Королем-личем и истреблявшая все живое на своем пути. И жертвы этой армии, едва погибнув, вновь поднимались с тем, чтобы присоединиться к ней!

Никогда в жизни Уолдриду не доводилось рубить столько голов. Чума заметно ослабила его, но прежде, чем он поддался хвори, его накрыло волной наступающей Плети.

Четыре клинка пронзили Уолдрида с четырех сторон. Испустив последний вздох, он пал…

И поднялся.

Рейгол Уолдрид всегда был силен и телом, и разумом. Последним – настолько, что смог понять: он больше не властен над своими поступками. Он превратился в ходячую марионетку, куклу из костей и плоти, жертву любых капризов кукловода, Короля-лича. Он убивал тех, кого когда-то любил, не владея собой хотя бы настолько, чтоб осознать это – не говоря уж о том, чтобы остановиться.

Да, мрачное то было время. Мрачнее и не придумаешь. Какая-то искорка, погребенная в глубине души, еще жаждала настоящей смерти. Но эта искорка едва тлела и не имела силы. Он ковылял и ковылял вперед, и…

Благодарение богам за эту встречу с Королевой банши!

При жизни Сильвана Ветрокрылая была одной из высших эльфов, предводительницей следопытов Луносвета, столицы королевства Кель’Талас в северном Лордероне. Побежденная первым рыцарем Короля-лича, она была обращена в нежить, но каким-то образом сумела освободить от его власти свой разум и волю. Восстав против Плети, она начала выискивать среди нежити и других, чьи души не были уничтожены без остатка.

Так она нашла Рейгола Уолдрида. Ее силы освободили его разум, и волю, и душу, но не могли вернуть к жизни тело. Он стал Отрекшимся и присягнул Королеве банши. Плечом к плечу с Ветрокрылой он дрался с Плетью и с теми, кто повелевал – или хотел повелевать ею. Воюя с ними, он прошел маршем по всему северу.

Но в какой-то момент стало ясно: этот марш не кончится никогда.

Барону страшно наскучило убивать мертвецов. Пав на колени перед Сильваной, он попросил освободить его от присяги. Она, пусть нехотя, но согласилась. Да, она требовала верности, но вовсе не держала своих агентов в рабстве. Уж она-то знала, что такое тяга к свободе, лучше многих! Но напоследок предупредила, что немногие в Азероте примут его так же, как Отрекшиеся. Даже самые непредвзятые, прекрасно понимающие, что он не выбирал себе такого существования, не смогут подолгу оставаться с ним в одной комнате из-за зловонного запаха смерти, который он будет носить с собой повсюду, куда бы ни пошел.

И все же барон Уолдрид решил уйти. Простившись с Королевой банши, он оставил Чумные земли.

Обливаясь жасминовой водой, едва не купаясь в ней, он странствовал по Азероту в поисках чего-либо – хоть чего-нибудь! – способного хоть на какое-то время привлечь его интерес. Он стал наемным воином и наемным убийцей, хотя почти не нуждался в деньгах: каждое новое задание служило ему маленькой головоломкой, которой можно было занять мысли.

В конце концов он встретился с Малусом, предложившим ему достойную плату и задачи чрезвычайной сложности, и присоединился к Сокрытым. Тут требовалось и шпионить, и убивать – почти как в те дни, когда он был жив и служил в ШРУ. Новые спутники – Затра, Быстролапка, Трогг, Ссарбик, Ссавра и сам Малус – забавляли его и сами по себе. А те, за кем шла охота – капитан Торн, его сын и весьма даровитая Макаса Флинтвилл (кого же она ему так напоминает?) оказались противниками не из легких, достойными и интересными.

Нет, это была еще не настоящая жизнь. Но уже и не беспросветно скучное существование.

На протяжении двух дней – по крайней мере, по собственным не слишком-то уверенным оценкам (что может значить время для такого, как он, да еще в таком месте?) – барон шел маршем через холодную водяную могилу множества бедных погубленных душ… и чувствовал некое оцепенение, но вовсе не из-за низкой температуры.

Наконец он вышел на противоположный берег Тысячи Игл, разделся и выжал одежды, стараясь не смотреть вниз, на собственное бледное, иссохшее тело, на эту жестокую насмешку над человеком, которым он был прежде. Вскрыв новенький запечатанный флакон жасминовой воды, Уолдрид щедро опрыскался ею, оделся и быстрым маршем (ведь мертвые не устают, не так ли?) двинулся в путь – на поиски Арамара Торна, Макасы Флинтвилл, их гнолла, их мурлока, и компаса.

Ведь лучшего занятия такому существу, как он, все равно не сыскать…

 

Глава восемнадцатая. Торн среди тёрна

Колючие терновые кусты… Вся линия берега представляла собой огромную ограду из колоссальных терновых кустов, загибавшихся кверху, образуя большой усеянный бритвенно-острыми шипами купол, преграждавший путь в земли свинобразов, метко названные Курганами Иглошкурых. При виде этого Араму тут же вспомнился искусственный терновый купол, в котором король огров держал детенышей виверны Один Глаз – там, в Забытом Городе, где был смертельно ранен Талисс. Тот купол был точно таким же, только намного меньших размеров, и Арам мысленно обратился к богам, моля их, чтоб пребывание у Иглошкурых не обошлось ему так же дорого.

Бледная Госпожа удалилась на ежемесячный отдых, а Синий Карлик играл в прятки среди темных туч, позволив двум лодкам (и их благодарным за это пассажирам) подойти к берегу под покровом тьмы. Янтарная Шкура (точнее, ее темный силуэт) подала со второй лодки знак, указывая на единственный вход – полукруглый проем в стене купола, практически незаметный для тех, кто не знает, где искать.

Вход охранялся двумя свинобразами-часовыми. Но магистр Эльмарина (точнее, ее темный силуэт) вынула руку из кармана своих одеяний, раскрыла ладонь, склонила к ней голову и еле слышно дунула. Что-то вроде пыльцы или порошка, искрясь в скудном свете луны, взлетело в воздух и облачком поплыло в сторону часовых. Один закашлялся. Второй чихнул. А в лодке Рендо замерли в ожидании Арам, Макаса, Клок и Мурчаль…

После бегства гарпий, едва обнаружив пропажу Дреллы, те, кто поклялся ее защищать, бросились в хижину Талии Янтарной Шкуры – в надежде, что дриада каким-то чудом окажется внутри, цела и невредима. Но вместо Тариндреллы нашли только огромную дыру, прорванную в парусиновой задней стене. Поначалу Талия с Эльмариной решили, будто Дреллу утащила проникшая внутрь гарпия. Но Макаса на это не купилась. Во-первых, парусина была разорвана изнутри, а не снаружи. Во-вторых, небесные разбойницы-гарпии ни за что не рискнули бы забраться в дом – для них это все равно, что оказаться в ловушке.

И, наконец, пропала не одна Дрелла. Кривоклык тоже исчезла без следа.

Придя в ярость, Макаса швырнула тяжеловесную Янтарную Шкуру в кресло, да с такой силой, что деревянное кресло не выдержало, и тауренка оказалась на полу, среди обломков дерева, с острием абордажной сабли Макасы у горла.

Макаса хотела получить ответы на некоторые вопросы – и немедля.

Талия охотно пошла ей навстречу и ответила на все вопросы без запинки. Эльмарина помогла заполнить некоторые пробелы, а об остальном нетрудно было догадаться.

Путешественники не ошиблись. Вся Застава Вольного Ветра жила в постоянном страхе. Но, как теперь стало ясно, не перед Зловещими Тотемами, а перед гарпиями, нападавшими на деревню – нерегулярно, но не реже, чем раз в три-четыре дня, с наступлением темноты. Но Дреллы это никак не касалось – полуженщины-полуптицы только отвлекли внимание от ее похитительницы.

Скорее всего, Дреллу похитила Кривоклык, и Эльмарина объявила, что знает, зачем. По слухам, в землях свинобразов, на дальнем берегу каньона, творили какую-то противоестественную магию. Из-за тернового купола, накрывавшего эти земли, проверить эти слухи было затруднительно. Стремясь разузнать обо всем поподробнее, Эльмарина несколько раз расспрашивала Кривоклык. Юная свинобразка-разведчица оказалась, мягко говоря, немногословной. И все же ее молчание рассказало Эльмарине о многом: Кривоклык была не на шутку встревожена тем, что творили ее соплеменники-свинобразы в Курганах Иглошкурых.

Поэтому-то Эльмарина и приняла вину в том, что случилось с Дреллой, на себя. Упомянув за ужином о способностях Дреллы, Эльмарина невольно натолкнула Кривоклык на мысли о возможном решении проблем в Курганах Иглошкурых. И теперь магистр не сомневалась, что Кривоклык похитила Дреллу в надежде, что та сможет исправить положение. Это была хорошая новость. Нуждаясь в помощи Дреллы, Кривоклык не причинит юной дриаде вреда.

Что до плохих новостей…

Дрелла мала, незрела и неопытна. Ее способность очистить земли Иглошкурых от противоестественной магии – особенно если эту магию намеренно творят один, а то и несколько свинобразских магов – окажется, в лучшем случае, весьма ограниченной. И как только Кривоклык обнаружит, что данная дочь Кенария не так полезна, как ожидалось… Оставит ли она Тариндреллу в живых?

Действовать следовало без промедлений.

Уже через несколько минут Арам, Макаса, Клок и Мурчаль погрузились в лодку Рендо и поплыли за тауренкой и кель’дорай, севшими в лодку Янтарной Шкуры. Талия объяснила, что ни она, ни Эльмарина сопровождать Арама с друзьями в земли Иглошкурых не смогут. Если Иглошкурые застигнут у себя магистра или одну из тауренов с Заставы Вольного Ветра – хоть живыми, хоть мертвыми, – перемирию конец. Вначале Макаса подумала, что это просто удобный предлог, позволяющий увильнуть от решения ими же созданной проблемы, но тауренка с эльфийкой тут же предложили помочь всем, чем могут: они проводят путешественников до прохода за ограду, разберутся с часовыми и постерегут лодку Рендо, чтобы спасители Дреллы смогли быстро уйти – если, конечно, сумеют найти Дреллу, спасти ее и выбраться назад.

Их предложение не слишком впечатлило Макасу, но Арам заметил, что это все-таки лучше, чем ничего, и обе лодки отчалили от пристани вместе.

* * *

Двое свинобразов-часовых громко захрапели. Один, не выпуская из рук боевого топора, плюхнулся на пятую точку, ме-е-едленно откинулся назад и улегся навзничь. Второй уснул стоя, навалившись на древко длинного копья, а его топор с лязгом упал на землю. Но, не успела Макаса ступить на берег, как копье треснуло под немалым весом свинобраза, и часовой рухнул ничком, в кровь разбив пятачок о каменные плиты у входа, но так и не проснувшись.

Осторожно, стараясь не шуметь, Макаса вывела на берег Арама, Мурчаля и Клока. Клок бросил Эльмарине веревку, привязанную к носу лодки, Янтарная Шкура тихо заработала веслами и на буксире потащила лодку Рендо в темноту, ждать возвращения спасательного отряда.

Арам понимал, что Макасе очень не хочется доверяться тауренке с эльфийкой – даже настолько. Однако иного выбора не было. Прокравшись на цыпочках мимо храпящих часовых, друзья оказались в настоящем терновом лабиринте.

Уже через минуту Клок – совсем как Чумаз в погоне за кроликом – отыскал след Дреллы. На время отдав тяжелую дубину Араму, гнолл опустился на четвереньки, припал носом к земле и двинулся по извилистым колючим коридорам. Пораженные его уверенностью, товарищи последовали за ним.

Некоторые коридоры были очень узкими. Арам не раз успел зацепиться за острые шипы рукавом и получил немало царапин, но изо всех сил сдерживал возгласы досады и боли. Привлекать к себе внимание путешественникам было никак нельзя.

К счастью, в столь поздний час купол был почти пуст. Один раз им навстречу, заставив друзей нырнуть в боковой коридор, попался огромный хмельной свинобраз. Спотыкаясь на ходу, громко отрыгивая и пуская газы, он прошел мимо, очевидно, так и не заметив их присутствия. Несколько минут спустя дорогу путешественникам преградила необъятная свинобразка, тоже под хмельком. Стоя спиной к ним посреди коридора, она покачивалась из стороны в сторону в ритме какой-то одной ей слышимой музыки. Ее было не обойти. Тогда Макаса, одолжив у Арама дубину Клока, стукнула свинобразку по затылку. Назавтра ее похмелье обещало быть куда сильнее, чем она того заслуживала.

Больше они не встретили никого… пока Клок не вывел их прямо к Кривоклык, сидевшей, прижав колени к груди, на земле, в тесной терновой клетке, густо усеянной бритвенно-острыми колючками. Шипы окружали ее со всех сторон, не доставая до шкуры разве что на пару пальцев. Места внутри едва хватало на то, чтобы она смогла поднять голову и с тоской взглянуть на четверку друзей Дреллы.

– Где она? – угрожающе прошипела Макаса. – Где дриада?

– Пропала, – простонала Кривоклык, покачав головой.

 

Глава девятнадцатая. Минутный порыв

Все это было просто минутным порывом. Не более того.

За ужином Кривоклык услышала слова магистра о силах дриады и о том, что сейчас, летом, она сильнее всего. Отчего эти силы ослабнут к весне, свинобразка не поняла, но до весны оставались еще многие месяцы, так что это не показалось ей важным.

Важнее всего было то, что могла сделать дриада. Уничтожить противоестественную магию. Именно в этом нуждалось племя Кривоклык. Чугара уже никого не слушала, а Черношип… Черношип просто сошел с ума.

И тут появились гарпии! Согласно договору о перемирии с этими треклятыми тауренами, на Заставе Вольного Ветра разведчице-свинобразке полагалось нести караул и помогать отбивать нападения. Но Кривоклык до смерти надоело биться с этими полуптицами-полуженщинами. Поэтому, когда Янтарная Шкура со связкой копий выбежала наружу, Кривоклык, никуда не спеша, еще поднималась из-за стола.

Поднявшись, она огляделась и обнаружила, что все остальные тоже уже снаружи. И тауренка, и эльфийка, и люди, и гнолл, и мурлок. Дриада, стоя в дверях, наблюдала за гарпиями и за Янтарной Шкурой, отражающей нападение.

Вот тут-то и возник этот минутный порыв. Тут и родилась эта безумная идея. Без всяких планов. Почти без раздумий. Не успев даже сообразить, что делает, Кривоклык зажала огромной лапищей рот дриады и подняла маленькое создание в воздух.

Удивительно, но Дрелла не сопротивлялась. Никаких приглушенных криков, а во взгляде – одно… любопытство?

Как бы там ни было, Кривоклык пригнула голову и устремилась к задней стене хижины. Стена была всего лишь парусиновой, и свинобразка прорвала ее, даже не останавливаясь.

Не спуская дриады с рук, Кривоклык прошла меж двух тауренских тотемных столбов и перешла по висячему мосту на следующую гору. Часовых ни с той ни с другой стороны не оказалось. Вероятно, они покинули пост, чтобы помочь отразить налет гарпий. Отыскав короткий кусок веревки, Кривоклык обвязала его конец вокруг пояса Дреллы и велела малышке помалкивать.

– О чем? – спросила дриада, склонив голову набок.

Кривоклык оставила ее вопрос без ответа и на миг задумалась, уж не дурочка ли она. Поставив дриаду на ноги, свинобразка повела ее вниз по тропе, спиралью огибавшей скалу, затем по висячему мосту на следующую гору, затем вниз по новой тропе, через еще один мост, и, наконец, к воде, где на крохотном клочке берега оставила лодку.

Посадив в лодку Дреллу, Кривоклык столкнула суденышко в воду и, стараясь не поднимать шума, налегла на весла.

Спустя два часа они пристали к берегу и вышли из лодки перед входом в терновый купол. Здесь на часах стояли Свистун с Лохмобрюхом, но оба знали Кривоклык и позволили ей пройти. Может, и подняли брови при виде Дреллы, но не сказали ни слова – разве что Лохмобрюх рыгнул раз-другой.

Потянув за веревку, Кривоклык повела дриаду в терновый лабиринт – налево, направо, снова направо, потом налево, – пока не пришла к убеждению, что часовым их уже не услышать.

Здесь Кривоклык остановилась, огляделась и прислушалась – не идет ли кто.

– Разве мне не следовало остаться с Арамом? – заметила Дрелла. – По-моему, Макаса хотела, чтоб я защищала его.

– Ты нужна здесь, дриада, – ответила Кривоклык.

– Неужели?

Кривоклык кивнула.

– Видишь этот терновник? Терновник для свинобразов священен.

– Отчего?

– Просто так есть.

Дрелла рассудительно закивала.

– Многие вещи просто есть. Просто быть – для вещей обычное дело.

– Этот терновник выращен свинобразами-терноплетами. Большую часть купола сплела Чарлга Остробок.

– Должно быть, она очень чтит терновник, – оглядевшись, заметила Дрелла. – Здесь очень, очень много терновника.

– Теперь терн растит Чугара Остробок. Чарлга обучила ее содержать в порядке купол, но Чугара отдала Курганы Иглошкурых на милость вестника сме…

Но Дрелла досадливо отмахнулась от Кривоклык, так и не дослушав.

– Кривоклык, ты будто объясняешь, что такое скука! Не понимаю, при чем здесь я.

От раздражения щетина Кривоклык поднялась дыбом.

– Магистр говорила, что ты можешь развеять противоестественную магию, – сказала она.

– Да! – оживилась Дрелла.

– Мне нужно… Всем свинобразам нужно, чтоб ты развеяла ее здесь. Вернула Курганы Иглошкурых в естественное состояние.

Дрелла огляделась вокруг.

– Я не вижу здесь, в вашем куполе, никакой противоестественной магии. И не чувствую ее. Да, терновые кусты очень велики, но они давно стали частью этих земель. И имеют такое же право на существование, как и все остальное в природе.

– Не прямо на этом месте, – хрипло буркнула Кривоклык. – На Тернистом серпантине. В Зале Призыва. У Груды Костей.

– Ладно, – поразмыслив, согласилась Дрелла. – Покажи мне эти места. Звучит любопытно, а любопытные вещи я люблю.

– И поможешь?

– Если ты права, помогу. Но после этого я уж точно должна буду вернуться к Араму и защищать его. И еще он обещал научить меня читать.

Кривоклык кивнула. Веревка, обвязанная вокруг пояса Дреллы, все еще была в ее руках. Дрелла вроде бы не возражала и последовала за Кривоклык, влекомая вперед не только веревкой, но и собственным любопытством.

Однако они не успели сделать и десяти шагов.

Кривоклык прекрасно помнила, что, дойдя до перекрестка в виде буквы Т, нужно свернуть налево, но пути налево на месте не оказалось – вместо него впереди была только еще одна колючая стена. Кривоклык остановилась, удивленно глядя на нее. Выросшая в этих самых коридорах, она знала их, как собственный пятачок. На перекрестке в виде буквы Т следовало свернуть налево. Но слева прохода не было. И буква Т превратилась в Г. Должно быть, спеша уйти подальше от часовых, она где-то свернула не туда. Но где именно?

Что ж, делать было нечего. Оставалось только идти направо – а там уж Кривоклык, без сомнения, вскоре сориентируется. Свернув направо, Кривоклык двинулась вперед, но прямо перед ней на глазах поднялась из земли еще одна терновая стена!

Кривоклык поспешила развернуться назад. Дрелла с легкой тревогой уставилась на новую терновую стену.

– О, вот это и вправду противоестественно, – сказала она. – Кусты терновника просто кричат от того, как быстро и высоко растут. Им это не нравится.

Но Кривоклык не слушала ее: за спиной дриады стояли пять свинобразов – да не просто каких-нибудь свинобразов. То были терноплет Чугара, вестник смерти Черношип и трое в черных кожаных мундирах – его слуги из племени Мертвой Головы. Один из них тут же вынул из рук Кривоклык боевой топор.

– Ты ведешь это создание в наши священные покои? – низким рокочущим голосом заговорил Черношип.

Кривоклык молчала.

– Должно быть, она предназначена мне в дар? – продолжал Черношип.

Кривоклык молчала.

Тогда Черношип обратился к Дрелле:

– Так ты – мой трофей?

– Нет, – сказала Дрелла. – Я не трофей для свинобраза. Я – Тариндрелла, дриада. Меня привели сюда, чтобы исправить твои злодеяния. Я сомневалась, что такая извращенная магия вправду существует. Но от тебя просто воняет противоестественным. И смертью. Или чем-то еще, даже хуже смерти.

Черношип хмыкнул.

– Я – Черношип, вестник смерти, – сказал он, – и ты мне здесь очень пригодишься. Терноплет, отблагодари предательницу за столь ценный дар.

Чугара произнесла что-то нараспев, и Кривоклык оказалась в окружении терновых кустов. Их ветви сомкнулись, сплелись над ее головой, выпуская острые шипы, тут же вонзившиеся в шкуру, впившиеся в уши. Затем кусты начали уменьшаться, принуждая пленницу сесть, поджать колени к груди, а локти к бокам, и склонить голову. Кусты были не так густы, как те, что составляли стены, и Кривоклык могла смотреть наружу, но не имела возможности сбежать.

Черношип наблюдал за работой Чугары, оскалив зубы в улыбке, точно череп. Поблагодарив терноплета, он повернулся к Дрелле. Той явно было не по себе. Казалось, она на грани слез.

Сделав в сторону дриады мистический жест, Черношип нараспев затянул заклинание.

Лоб Дреллы покрылся капельками пота, но она попыталась ответить на его колдовство храбрым смехом.

– Ты хочешь поработить меня своими заклинаниями, но я неуязвима для твоих противоестественных чар, Черношип, воняющий смертью, – сказала она.

Черношип – в буквальном смысле слова – ощетинился.

– Но очень даже уязвима для стали Мертвой Головы, – прорычал он.

Первый из его слуг взмахнул топором Кривоклык.

Схватив веревку, все так же обвязанную вокруг пояса Дреллы, Черношип подал ее слуге.

– Отведите ее к Груде Костей. Но не убивайте. Она – не для вас. Она – для Хладовея.

Слуга покорно кивнул и, сопровождаемый по сторонам двумя товарищами, повел Дреллу прочь. Дрелла, как обычно, и не думала сопротивляться. Просто пошла, куда ведут.

Черношип, звучно испортив воздух, повернулся к Кривоклык и Чугаре.

– А тебя, Кривоклык, – сказал он с мерзкой улыбкой, – мы оставим здесь. Подумать о своем предательстве.

– Останешься здесь умирать от голода, – добавила Чугара.

После этого оба отвернулись и ушли.

В продолжение этой истории Кривоклык предложила уговор: если четверо путешественников освободят ее, она отведет их к Дрелле и будет драться за ее свободу вместе с ними.

Макасе, как обычно, совсем не хотелось принимать помощь от кого бы то ни было, а уж тем более – от той, что похитила Дреллу. Поначалу девушка склонялась к тому, чтоб положиться на чутье Клока, а Кривоклык оставить гнить в клетке.

Но Клок отрицательно покачал головой.

– Клок больше не чует ничего, кроме смерти.

– Так следуй на запах смерти!

– Запах смерти везде. Со всех сторон.

– Это Черношип, – сказала Кривоклык. – Он отрыгивает смертью. Портит воздух смертью. Смертью для всех. Повсюду.

Пришлось Араму высказать очевидную, но все же необходимую истину:

– Макаса, ты только посмотри, что они с ней сделали. Мне тоже не хочется доверять ей, слово даю! Но без нее нам не обойтись. К тому же, похитителям Дреллы она совсем не друг.

– Она и есть похитительница Дреллы, – шепотом (чтоб не сорваться на крик) ответила Макаса.

– Тогда «новым похитителям Дреллы».

Клок проскользнул обратно ко входу в купол и позаимствовал у спящих часовых два боевых топора. Затем они с Макасой взялись за дело и начали освобождать Кривоклык. Обрубки терновых веток брызнули во все стороны, снова и снова жаля свинобразку. Но Макасу это ничуть не волновало – наоборот, она мрачно улыбнулась от удовольствия.

– Мы уже видели похожие колючки, – сказал Арамар. – В Забытом Городе.

– Да, – не поднимая головы, ответила Кривоклык. – Гордок, король огров, заплатил Чугаре за сооружение тернового купола над детенышами виверны. И я там была – разведчиком в ее почетном карауле.

– А чем Гордок заплатил ей? – спросил Арам.

Заподозрив, что платой мог быть осколок кристалла, он вытащил из-под рубашки отцовский компас и прикрыл сияющую стрелку ладонью. Стрелка все так же указывала на юго-восток, в сторону следующего осколка кристалла (а также в сторону Прибамбасска), но ее сияние сделалось слабее. Кристаллов поблизости не было.

– Рабами для Камер Обреченных, – ответила Кривоклык. – Для Зала Призыва. И, в конце концов, для Груды Костей.

К этому времени Макаса с Клоком успели прорубить терновую клетку. Дыра была маловата для Кривоклык, и Араму подумалось, что Макаса это прекрасно видит. Но он промолчал – только задумался, отчего не может заставить себя смягчить гнев Макасы. И лишь сейчас осознал, что зол на Кривоклык куда сильнее, чем думал.

Видя что путь на волю вряд ли станет шире, Кривоклык начала выбираться из своей тесной тюрьмы. Колючки впились ей в бока, раздирая кожу, но не прошло и минуты, как она оказалась на свободе, поднялась на ноги и протянула руку к одному из топоров.

Но Макаса покачала головой.

– Оружие получишь, когда доберемся до общего врага, – сказала она. – А до тех пор – обойдешься.

Кривоклык метнула в нее злой взгляд, но кивнула и двинулась вперед. Один из топоров Макаса оставила при себе. Клок закинул свой новый топор на плечо, а на другое плечо – дубину. Оба тронулись за свинобразкой, держась вплотную к ней. За ними пошли Арам с обнаженной саблей и Мурчаль с крохотным копьецом наперевес.

 

Глава двадцатая. Встреча у Груды Костей

Действительно, Кривоклык знала коридоры купола, как собственный пятачок. Арам был твердо уверен, что безнадежно сбился бы с пути уже через пять секунд, и с Макасой, судя по выражению на ее лице, дела обстояли немногим лучше. Правду сказать, вся разница в выражении их лиц состояла только в том, что на лице Арама отражалась неохотная радость оттого, что Кривоклык с ними, а на лице сестры – досада, вызванная тем, что от Кривоклык зависел успех их предприятия.

Спустя десять минут все пятеро остановились перед развилкой: Кривоклык, собравшаяся было свернуть налево, вдруг заколебалась.

– Здесь самый быстрый путь к Груде Костей, – сказала она.

Макаса яростно взглянула на свинобразку:

– Но?

– Ведет через Зал Призыва.

– И?

– Там арахноманты. Может, и Аарукс.

– Кто такой Аарукс? – спросил Арам, сомневаясь, стоит ли ему знать, кто такие арахноманты.

– Гигантский паук, – ответила Кривоклык. – Арахноманты растят пауков, как терноплеты – терн. Аарукс – самый большой из их пауков.

Арам гулко сглотнул. Пауки не нравились ему с малолетства. Вилли и Шов, его лучшие друзья во всем Приозерье, оба собирали дохлых пауков – как подозревал Арам, в основном, потому, что от одного вида пауков его передергивало. А ведь это были всего лишь дохлые пауки. И маленькие. Маленькие дохлые паучки. Поэтому их гигантский, да к тому же живой сородич казался Араму еще менее привлекательным.

– А если так? – спросила Макаса, мотнув головой направо.

– Так дольше. Но без пауков.

– Насколько дольше?

– На час.

– Если придется пробиваться сквозь пауков и этого Аарукса, как бы нам еще дольше не задержаться, – заметил Арам.

Макаса согласно кивнула, и Кривоклык повела их направо. Шли осторожно и тихо – все пятеро, плюс Арамово чувство вины.

«Почему я подтолкнул Макасу свернуть направо? Потому, что был уверен в практичности своих соображений? Или потому, что слишком боюсь пауков, чтобы свернуть налево? А что, если этот лишний час будет стоить Дрелле…»

Заставить себя закончить мысль он так и не смог.

Они шли среди колючих стен длинного, широкого, изогнутого дугой коридора. Через каждую полусотню шагов – или около того – из стен торчали неярко горевшие факелы. Но из-за кривизны коридора свет часто – и подолгу – не мог достичь их. И, даже зная, что пауков на этом пути нет, Арам никак не мог выкинуть из головы мысли о пауках. Он чувствовал (или ему казалось, что чувствует), как паутина касается лица. Он чувствовал (или ему казалось, что чувствует), как крохотные паучки падают сверху в волосы и, перебирая лапками, бегут по шее вниз, под рубашку. От этого он постоянно чесался. И вздрагивал. Час обещал быть очень долгим.

Едва войдя в зал, известный как Груда Костей, Черношип-воняющий-смертью взял у слуги веревку, на которой тот вел Дреллу, и привязал ее к железному столбу. Со столба свисал скелет калдорая. Внезапно Дрелле не понравилась веревка вокруг пояса. Еще недавно она почти не замечала ее, но теперь веревка словно бы сдавливала тело, душила, совсем как удушливый воздух зала, как железно-сернистый привкус темной извращенной магии, пронизывавшей все вокруг. Теперь Тариндрелла понимала, что означает слово «тошнота», которое она слышала от Талисса Серого Дуба. Развязав конец веревки на поясе, она бросила его наземь.

Черношип и терноплет Чугара уставились на веревку, привязанную другим концом к железному столбу, так, будто не могли понять, как дриаде удалось освободиться от нее. А когда подняли взгляды на Дреллу, то посмотрели на нее, словно, развязав веревку, она совершила какое-то невероятное чудо. Дриаде захотелось рассмеяться над ними, но к горлу вдруг подступила едкая желчь. Подавив рвотный позыв, Дрелла сглотнула. Пищевод обожгло, как кислотой. Ну, отчего она не с Арамом и остальными? Пожалуй, напрасно она оставила их одних…

Отыскав еще один кусок веревки, свинобразы связали дриаде руки и снова привязали ее к железному столбу. На секунду ей показалось, что веревка пылает огнем, обжигает ее кожу, воспламеняет ее листья, опаляет шерстку. От этого Дрелла чуть не закричала, но, опустив взгляд, не увидела никакого огня. Жжение тоже исчезло, как не бывало.

Пришлось признаться (хотя бы самой себе): ей страшно.

Дрелла оглядела зал. Зал был очень похож на пещеру, а смотреть вокруг было почти не на что. Терновый купол, земляной пол, да железный столб, стоящий возле чего-то наподобие алтаря. А еще здесь, конечно, была огромная груда костей, занимавшая больше половины пространства – по-видимому, из-за нее-то зал и получил такое название. Дрелла с любопытством принялась разглядывать ее (ища в любопытстве спасения: оно хоть чуть-чуть заглушало страх). Большая часть костей принадлежала свинобразам, но среди них попадались и человеческие, и тауренские, и кости кентавров, и даже кости зверей (по большей части, вепря, гиены и медведя). Раз или два ей удалось разглядеть даже кости гарпии. А может, и кости виверны. А может, даже и гноллов, и йети. А это что? Уж не драконий ли череп? Правда, Дрелла еще никогда не видела драконов и не могла быть уверена в своей догадке, но решила, что если бы видела дракона, а потом увидела драконий череп, он выглядел бы именно так.

– А кости дриад в твоей Груде Костей есть? – спросила она.

Черношип зловеще захохотал.

– Если да, – продолжала Дрелла, – мне очень хотелось бы взглянуть на них.

Черношип разом оборвал смех. Он явно снова был ошарашен.

Глядя на него, Дрелла нахмурила брови. Похоже, этот свинобраз невелик умом: его так легко поразить…

– Ты что, не понимаешь? – сказала она. – Мне же очень любопытно взглянуть, как выглядят мои кости.

– Это можно устроить, – мрачно проворчала Чугара.

– Прекрасно! – воскликнула Дрелла.

Злобно засопев, терноплет двинулась к дриаде, но Черношип поднял руку, останавливая ее.

– Не сметь! Она – для Хладовея.

– Но я пока не готова к зиме. Еще и весна не закончилась.

Один из слуг наморщил рыло.

– Сейчас лето, – сказал он.

– Молчать! – взревел Черношип. – Речь не о временах года, – сказал он, обращаясь к Дрелле. – Ты и твои силы будут принесены в жертву Амненнару Хладовею, личу из нежити Плети!

– Вот как, – протянула Дрелла, обдумывая все это.

Правду сказать, на самом деле она не слишком поняла, что сказал Черношип. «Амненнар», «Хладовей», «лич», «нежить», «Плеть» – все это для нее ничего не значило. Талисс, шепча ей, никогда не использовал подобных слов – по крайней мере, в таком смысле, который мог бы сейчас хоть что-то объяснить. Допустим, «Хладовея» и «нежить» можно было расшифровать. Извращенная магическая энергия этого места была холодна и противоестественна, словно засохшее растение, которое заставили вновь зазеленеть. Слово «Амненнар» явно было именем Хладовея. А «лич»… может, это какое-то сокращение от «личины»? А то и «лишайника»? Лишайники Дрелла любила. Если этот Амненнар – лишайник, возможно, не так уж он и ужасен. А «Плеть»? Может, Черношип имел в виду какое-то наказание? Одним словом, дело выглядело крайне запутанно. Отрицательно покачав головой, Дрелла равнодушно сказала:

– Нет, благодарю вас. Не стоит.

– Ты уверен, что Чугара не может убить ее сейчас же? – спросила Чугара.

– Да, уверен, – ответил Черношип, словно жалея об этом обстоятельстве. – Подготовка церемонии – дело недолгое. Займет меньше часа. Не спускай с нее глаз.

Повернувшись спиной к обеим, а лицом – к алтарю, он прошептал что-то нараспев, поднял маску, изображавшую выбеленный временем череп свинобраза, и надел ее на собственную свинобразскую морду.

У Дреллы разом пересохло в горле, однако она смогла пропищать:

– Макаса будет совсем не рада тому, что я не защищаю Арама.

Макаса и вправду была совсем не рада.

Ей очень не нравилось следовать за Кривоклык, полагаясь на то, что свинобразка не заведет всех в западню.

«Да, мы нашли эту свинобразку заключенной в терновую клетку, но что, если это – просто представление, устроенное специально ради нас? – думала Макаса. – Что, если это было подстроено специально, чтобы завоевать наше доверие? Ведь Кривоклык понимала, что мы придем за Дреллой, и вполне могла задумать обмануть нас подобным образом».

«А все из-за Арама, – думала она. – Он настоял на том, чтобы довериться этой треклятой похитительнице Дреллы, как настаивает на доверии чуть не к любому встречному!»

Макаса бросила на Арама сердитый взгляд. Увидев это, тот только слегка пожал плечами. К подобным взглядам с ее стороны он давно привык.

«Для него моя злость слишком привычна, в этом-то и проблема. Надо бы почаще сдерживать неодобрение, чтобы он чувствовал его при случае… когда заслуживает. Но как тут сдерживаться, когда он заслуживает его так часто? В глубине души я знаю: братишка – паренек хороший. Сказать по правде, даже немного чудотворец. Но способность творить чудеса не исключает глупости!»

Однако долго злиться на мальчишку она не могла.

«Впрочем, наша общая безопасность – не его забота. За это отвечаю я. Так приказал мне капитан Торн. Таков был его последний приказ. Он даже напомнил, что я обязана ему жизнью, и теперь пришло время вернуть долг. А отчего мы сейчас в опасности? Оттого, что я не справилась с задачей и не смогла уберечь Арама. Чтобы спасти его, потребовалось вмешательство Талисса. Но помощь Талисса стоила нам добавочного бремени – Тариндреллы, и это обернулось дальнейшим риском…»

Макаса оглянулась на Клока. Тот, встретившись с ней взглядом, кивнул. Макаса кивнула в ответ. На гнолла можно было положиться, как на собственную правую руку. Но и это не на шутку бесило! Ради этой «руки» пришлось рисковать жизнью, столкнувшись с другими гноллами и йети!

А Мурчаль, захваченный Малусом? И так без конца! Каждый – каждый новый спутник приносит с собой новые осложнения и опасности, которых просто невозможно предугадать…

«Мне нужно стать самодостаточнее, – подумала Макаса. – Вот и ответ. Больше ни в чем не полагаться на остальных! Отныне и впредь все это бремя – на мне и только на мне. И точка. Проклятье, как не хватает гарпуна!»

Казалось, с каждым шагом в извилистом коридоре становится все холоднее. Плащ и свитер Арама все так же были обвязаны вокруг пояса. Ему ужасно хотелось остановиться и надеть их, но сделать это с обнаженной саблей в руке было бы задачей не из легких – даже если кто-то согласится остановиться. Откровенно говоря, останавливаться и самому не хотелось. Он даже не представлял себе, что может ждать их в конце коридора, но понимал: тратить впустую еще больше времени нельзя ни за что. Ведь Дрелла в опасности!

Клоку очень нравилось чувствовать в лапах топор и дубину. На ходу Клок гадал, достаточно ли Клок силен, чтобы биться топором и дубиной одновременно. Клок думал, что биться одновременно топором и дубиной было бы хорошо. После того, как Клок поможет спасти Дреллу, Клок поучится биться разом и дубиной, и топором.

Мурчаль очень волновался за Дрррхлу, но Мурчаль был храбр и решителен. И теперь у Мурчаля было копье. Мурчаль проткнет врагов Дрррхлы, как флллурлоков!

«Что же это за ощущение? Что это за ужас, влекущий к себе?»

Добравшись до входа в купол, он обнаружил перед проемом двух мирно похрапывавших свинобразов-часовых.

«Ну что ж, это, определенно что-то предвещает…»

Конечно, он не знал, ведет ли этот путь к тому, что он ищет – точнее, к тому, что ему приказано найти.

«Проклятье, но ведь куда-то он да ведет? Ситуация попахивает чем-то – непонятно, чем, но странно знакомым. И этот привкус чего-то такого, до чего мне совершенно нет дела, и этот тревожный вопль “назад!” в голове… И в то же время – призывы, влекущие вперед…»

Как ни забавно, именно эти «призывы» едва не заставили его обойти купол стороной. Но в конце концов он последовал на зов и вошел в купол Иглошкурых. Разобраться во всем этом… Что ж, как минимум, это возможность немного развлечься.

Вот так они все и встретились, сойдясь у Груды Костей.

 

Глава двадцать первая. Бегство

Указав на полукруглый проем впереди, Кривоклык подала знак остановиться. Из проема до Арама донесся какой-то шум, вроде стука дождя по крыше домика матери в Приозерье, только этот шум звучал ритмично, размеренно – то останавливался, то начинался снова.

– Груда Костей, – прошептала Кривоклык.

Остальные четверо кивнули.

Кривоклык протянула щетинистую руку к топору.

– Рано, – с мрачной улыбкой шепнула Макаса.

Кривоклык полоснула ее злобным взглядом, отвернулась и бросилась в проем.

Захваченные ее неожиданным поступком врасплох, Макаса с Клоком устремились следом. Арам с Мурчалем отреагировали чуточку медленнее, но вскоре тоже нырнули в проем.

Похожий на пещеру зал под терновым сводом был тускло освещен четырьмя коптящими факелами. В центре зала, конечно же, высилась огромная груда костей. Теперь запах смерти почувствовал и Арам, не обладавший чутьем гнолла.

– Арам! – воскликнула Дрелла.

Оглянувшись, мальчик увидел дриаду, привязанную к железному столбу у алтаря из черного дерева, покрытого множеством следов огня. Рядом стоял свинобраз – по-видимому, вестник смерти Черношип, и свинобразка – по-видимому, терноплет Чугара Остробок. Морда Черношипа была скрыта под какой-то свинобразьей маской, а в руках он держал самую большую погремушку, какую только Арам видел в жизни.

– Ты цела?! – крикнул он Дрелле.

– Конечно, цела, – с внезапным недоумением и даже некоторой обидой ответила она. – Ты же видишь.

– Да нет же, я о том, что…

– Убейте их! – заорал Черношип. – Мне нужно время!

Еще два свинобраза в одинаковых черно-серых мундирах переглянулись и двинулись вперед. Но, откровенно говоря, шансы были не в их пользу. Их третий товарищ уже лежал без сознания на полу, поверженный ударом Кривоклык, а та встала над ним, грозно хрюкая и раздувая ноздри. Макаса бросила ей топор, расстегнула и размотала цепь, и принялась раскручивать ее над головой. Тем временем Клок, бросив на пол свой топор, перехватил дубину обеими руками и бросился в атаку.

Не прошло и нескольких секунд, а оба свинобраза в мундирах уже лежали мертвыми рядом со своим бесчувственным товарищем. Между Дреллой и ее спасителями оставались только Черношип и Чугара. Терноплет тут же подтвердила, что это именно она: она произнесла короткую певучую фразу, и со стен, преграждая спасителям путь – а то и стремясь опутать или убить их, – потянулись вниз огромные терновые ветви.

Но Дрелла, ухитрившаяся освободить от веревок одну из тоненьких ручек, потянулась к Чугаре и закричала:

– Прекрати! Разве ты не слышишь? Эти растения кричат! Послушай!

С этими словами дриада коснулась спины терноплета, и тут уж закричала сама Чугара. Тяжело дыша, свинобразка рухнула на колени и… зарыдала. Рост колючих ветвей тут же сделался куда медленнее.

Черношип взревел от досады, и вдруг взвизгнул, как поросенок.

– Хладовей идет сюда испробовать жертву на вкус! – крикнул он. – Его мощь наполняет меня! – Он встряхнул погремушкой над Грудой Костей. – Они не должны лишить Хладовея жертвы! Убейте их во славу Хладовея!

В ответ на перестук погремушки вестника смерти Груда Костей тоже начала подрагивать и постукивать, кости быстро – клик-клик-клик-клик-клик – рассортировались, собираясь в скелетов-воинов. Не обремененные такими пустяками, как мускулы, внутренности, кожа и жилы, те двинулись на Кривоклык, Макасу и Клока.

Макаса отступила на шаг назад. Но ее робость длилась недолго: миг, и в ее голове – клик! – включилась обычная решимость и целеустремленность. Перехватив цепь подлиннее, Макаса завертела ею, описывая в воздухе широкие круги. Кости мертвых свинобразов, тауренов, людей и кентавров так и хрустнули, крошась под ударами. Еще круг, повыше – и цепь снесла с плеч немало черепов. К несчастью, голов для выполнения полученного приказа скелетам явно не требовалось: мертвые воины, как ни в чем не бывало, продолжали наступать.

Клоку, значительно уступавшему Макасе в росте и потому крушившему дубиной кости бедер и таза, удалось достичь большего успеха.

Кривоклык в своей обычной манере бросилась в толпу напролом, разбивая скелеты на части собственным телом, а что оставалось – рубила топором.

Арам с Мурчалем держались позади. Со своей саблей Арам вряд ли смог бы добиться многого, не говоря уж о Мурчале с его маленьким копьецом. Поначалу казалось, что их помощи и не требуется: Макаса, Клок и Кривоклык уверенно отразили атаку.

Но вскоре сделалось ясно: победа будет нелегкой. Во-первых, из Груды Костей поднимались новые и новые скелеты – гиены, гноллы, медведь, волк и вепри всех размеров. Кости гарпий тоже собрались в два скелета и взмыли в воздух, стараясь достать когтями Макасу и Кривоклык. Мало этого – поверженные скелеты тоже не желали смирно лежать на полу. Разрозненные кости – клик-клик-клик – начали собираться в новые комбинации. Кентавр с туловищем таурена, человек со свинобразьей головой, и еще, и еще… Не успокоились даже скелеты с переломанными ногами; цепляясь за землю костлявыми пальцами, они поползли вперед, к указанной Черношипом добыче.

Вскоре волна наступавших захлестнула Кривоклык, углубившуюся во вражеский строй настолько, что до нее не могла достать даже цепь Макасы. Скелеты карабкались ей на плечи, тянули за ноги, стараясь свалить на землю. Настоящей силы в них не было, совладать с могучей, мускулистой Кривоклык они не могли, однако численный перевес был на их стороне, и свинобразка едва держалась на ногах.

Не лучше пришлось и Клоку. Да, скелеты были безоружны, однако у них имелись зубы, а у некоторых и когти. Челюсти гиены сомкнулись на лапе Клока. Взвыв от боли, он расколол врагу череп, но его тут же обступили новые твари.

Цепь Макасы удерживала самых крупных противников на расстоянии, а, слегка изменив угол вращения, ей даже удалось зацепить крылья одного из скелетов гарпий. Скелет рухнул вниз, рассыпавшись по косточкам. Но эти косточки – клик-клик-клик – вновь собрались воедино, и то, что из этого получилось, поползло к Макасе, пробираясь вперед под свистящей в воздухе цепью. Примеру этой твари последовали и другие. Еще немного, и они доберутся до Макасы…

К тому же, некоторые скелеты обошли Макасу с Клоком стороной, либо собрались из костей за их спинами и атаковали Арама с Мурчалем. Скелет вепря с разбегу бросился на мурлока, готовясь выпотрошить Арамова друга длинными, острыми бивнями, точно рыбу. Мурчаль направил на врага копьецо, но тут же понял, что толку из этого не выйдет.

– Флллур мгррррл! Флллур мгррррл! – запищал он и бросился бежать от врага по кругу.

Похоже, это сбило скелет вепря с толку. Он метнулся налево, стараясь догнать Мурчаля по прямой, и у него с хрустом подломилось колено. Вепрь потащился за Мурчалем на трех уцелевших ногах, но Мурчаль увидел представившуюся возможность и поспешил воспользоваться ею. Обежав врага сзади, он прыгнул и всем своим весом рухнул на спину жуткой твари, круша и ломая ее кости. Вскочив на ноги, он взмахнул в воздухе зажатым в кулаке хребтом вепря, будто дубиной.

Все это воодушевило Арама, которому едва удавалось парировать саблей удары когтей наседавшего на него скелета гнолла. Сунув саблю в ножны, он прыгнул к противнику, врезался в него всем телом и сбил с ног. Под тяжестью мальчика гнолл, как и вепрь Мурчаля, рассыпался по косточкам. Арам подобрал с пола увесистую, толстую бедренную кость и обрушил ее на нового противника – безногий скелет человека, подползавший к нему.

Но численный перевес все еще оставался за воинами-скелетами.

Отбиваясь от наседавших врагов, Арам окликнул Дреллу, стоявшую на привязи у столба между негромко напевавшим что-то вестником смерти и рыдавшей на коленях терноплетом:

– Дрелла! Ты можешь прекратить это?!

– Да! – отозвалась дриада, не прекращая попыток освободиться.

Ответ ее прозвучал так уверенно, что Черношип перевел взгляд на нее. Казалось, даже его маска тревожно нахмурилась. Но Дрелла тут же замешкалась, озадаченно сдвинула брови и крикнула:

– А как?!

Черношип так и фыркнул от смеха, а Арам разочарованно застонал.

И тут на сцене появилось новое действующее лицо. От этого положение показалось Араму гораздо хуже прежнего. Еще не видя, кто идет, он почуял знакомый запах. «Уж не жасмин ли это? Откуда в этом глухом месте запах жасмина?» Все это могло означать только одно. Только одну персону…

И вправду – сквозь арочный проем в зал вошел барон Рейгол Уолдрид, он же – Шепчущий. Самый худший из Сокрытых (кроме самого Малуса), да еще в самый неподходящий момент!

Первым ему на глаза попался Арам, отбивавшийся от скелетов бедренной костью.

– Так-так, юный щитоносец, во что же ты умудрился ввязаться на сей раз? Брось мне компас, Арамар Торн, и, возможно, я…

Он оборвал фразу на полуслове и медленно стащил с головы капюшон, обнажив бледную, туго обтягивавшую череп кожу и выкаченные глаза, и воинство Черношипа, похоже, признало в нем товарища и союзника. Словно в доказательство этого, уцелевший скелет гарпии, бросившийся было на него, прервал атаку и резко свернул в сторону. Арам оглянулся на Шепчущего. Тот изучал положение – осмотрел одного костяного воина за другим, затем Мурчаля, Клока и Кривоклык, ненадолго задержался на Макасе, мельком взглянул на Чугару с Тариндреллой и, наконец, остановил взгляд на вестнике смерти.

– Ты! – воскликнул барон так громко, как только мог. – Что за игру ты затеял?

Выражения лица Черношипа под маской было не разглядеть, но, судя по всему, он заметил новоприбывшего только сейчас.

– А ты еще кто? – прокричал он в ответ.

– Я – барон Рейгол Уолдрид, и я…

– Отрекшийся!!! – заревел вестник смерти. – Мерзость!!!

Очевидно, эти слова для Черношипа были синонимами.

– Кого ты призываешь, безумец? – прошипел Уолдрид.

Скелет медведя, двинувшийся было на него, тоже последовал примеру гарпии и в последний момент свернул в сторону.

– Я призываю Амненнара Хладовея! И когда он явится, ты вновь станешь рабом Плети!

– Только через мой ходячий труп.

– Да будет так! – проревел Черношип.

Вестник смерти произнес нараспев несколько слов, и это заставило скелет медведя вновь повернуть к Уолдриду.

Шепчущий выхватил черный клинок и вмиг покончил с медведем.

Но теперь он превратился в главного врага Черношипа, а Черношип – в его главного врага. Скелеты – все, сколько их было в зале – отвлеклись от спасителей Дреллы и устремились к барону, а тот, легко, точно масло, рассекая кости и расчищая себе путь, с самыми кровожадными намерениями двинулся к вестнику смерти.

Несмотря на бой, от Арама не ускользнула ирония ситуации. Один из страшнейших его врагов бился на их стороне, потому что зло Плети внушало Шепчущему такую жгучую ненависть, что ее было не залить и полусотней бочек жасминовой воды.

Освободившись из-под кучи противников-скелетов, Кривоклык первой подбежала к Дрелле, рывком развязала веревку, удерживавшую ее у столба, и подхватила дриаду на руки, как будто та весила легче перышка.

Макаса, подоспевшая следом, выхватила абордажную саблю и легонько кольнула свинобразку-разведчицу под ребра.

– Веди наружу, – прорычала Макаса, – да смотри, не шути!

Кривоклык хрюкнула в ответ и пошла вперед, далеко огибая ожившие кости. Похоже, ни Шепчущий, ни вестник смерти, ни все еще рыдавшая Чугара даже не заметили пропажи жертвы, предназначенной для Хладовея. А груда обломков костей за спиной Рейгола Уолдрида росла на глазах: забыв о компасе, он изо всех сил старался помешать Плети захватить в Азероте новый плацдарм.

Только когда беглецы добрались до выхода, Черношип заметил, чего вот-вот лишится.

– Нет! Жертва!

– Если без жертвы не обойтись, – прошелестел Уолдрид, – пусть ею станешь ты.

Больше Арам их не слышал. Выбежав из зала вслед за Кривоклык, Дреллой, Макасой и Мурчалем, он оглянулся посмотреть, бежит ли за ним Клок (так оно и было), и не гонится ли за ними кто-нибудь из скелетов (чего, к счастью, не наблюдалось). Тогда он опустил взгляд на бедренную кость, которую все еще сжимал в кулаке. Вдоль кости семенил крохотный паучок.

Арам с визгом отшвырнул кость прочь.

 

Глава двадцать вторая. Снова в путь

Они бежали без остановки, пока не оказались у выхода из купола. Часовые, Свистун с Лохмобрюхом, до сих пор безмятежно храпели там, где были оставлены. Макаса тихонько свистнула Янтарной Шкуре с Эльмариной, и Кривоклык поставила Дреллу на ноги.

– Спасибо тебе, Кривоклык, – сказала дриада. – Все это было очень ново и интересно. Большей частью.

Кривоклык изумленно уставилась на нее. Остальные – тоже. Под множеством удивленных взглядов Дрелле сделалось неуютно.

– Простите, – сказала она. – Возможно, я вас расстроила? Ведь я не смогла покончить со всей этой противоестественной магией.

Кривоклык хрюкнула.

– Если ты преподала Чугаре хоть какой-то урок, то смогла сделать больше любого другого.

Макаса многозначительно кашлянула.

– Простите, что я втравила вас во все это, – добавила Кривоклык.

– Ты же все исправила, – утешил ее Арам. – Или, по крайней мере, постаралась исправить.

Тут к ним подгребли тауренка с эльфийкой, таща на буксире лодку Рендо. Обе гневно воззрились на Кривоклык, и Араму пришлось повторить:

– Она все исправила.

Талия Янтарная Шкура кивнула – правда, без особой уверенности. Эльмарина так и осталась при своем мнении.

– Давайте-ка убираться отсюда, – буркнула Макаса, забираясь в лодку Рендо, – да поживее.

Кривоклык вновь подняла Дреллу на руки и передала ей. Следом в лодку влезли Арам, Клок и Мурчаль.

Дрелла потянулась и безмятежно зевнула.

– Прошу прощения. Я немножко устала.

С этими словами она свернулась клубком на дне лодки и тут же уснула. Остальные, распрощавшись, оттолкнули лодку от берега и продолжили путь к Гоночной барже и далее – в Прибамбасск.

Тем временем Малус с Ссарбиком тоже отправились в Прибамбас-с-ск.

Бок о бок сош-ш-шли они вниз-з-з по ступеням, ведущим от командного пункта Хоз-зяина С-с-сокрытых, пос-сле того, как провели в с-с-сиятельном общес-с-стве верховного лорда почти неделю.

Вниз-зу Малус-с ос-с-становился и, болез-зненно морщас-сь, натянул на левую руку железную рукавицу и окинул вз-зглядом пус-стыню из с-скал, валунов и огня, которую предс-с-ставляло с-собой З-запределье. Вдали, сквоз-зь дым и туман, едва виднелис-сь огни – больш-ш-шие огни. Там с-стоял лагерем Пылающ-щий Легион.

Наказ-зание, полученное капитаном Малус-сом от Повелителя Ужас-са, привело Ссарбика едва ли не в вос-сторг. С-сочас-сь ехидс-ством, араккоа выраз-зил надеж-жду, что Малус-с осоз-знал ош-ш-шибки и наконец-с-с-то воз-зьметс-ся з-за выполнение с-своей з-задачи с бо́льш-шим ус-сердием.

Откровенно говоря, чтобы добыть компас, Малусу не требовались ни нотации, ни наказания. Нужды в оправданиях – хоть перед самим собой, хоть перед Хозяином Сокрытых, и уж тем более перед Ссарбиком – он не находил. «Начатое нужно завершить, – вновь и вновь повторял он себе. – Иначе зачем я вообще сделал то, что сделал?» Смерив хихикающего араккоа взглядом, он сжал его клюв новой латной рукавицей. Араккоа заверещал от боли. Боль от этого усилия обожгла и собственную руку Малуса, но он не позволил себе даже поморщиться – не то, чтоб издать хоть звук.

Некоторое удовольствие доставляло то, что его оставили во главе Сокрытых на Азероте. Нет, не потому, что для него это хоть что-то меняло. Он сделает, что должен, невзирая на все решения и заявления Его высочества верховного лорда. Дело было в другом: Ссарбик метил в командиры сам, и срыв его планов вызвал на лице капитана невольную улыбку.

– Пора за дело. Открывай портал, – сказал Малус, думая: «В конце концов, что мне еще остается? Признать, что совершил ужасную…»

Он не позволил себе закончить эту мысль.

Ссарбик, заметно поумерив восторг, затянул свою песнь…

Портал привел их на палубу «Неотвратимого» – эльфийского эсминца, черного, как смоль. Едва ступив на кораль, Малус и Ссарбик оказались лицом к лицу с сестрой последнего, Ссаврой.

– Приветствую вас, капитан, – обычным для араккоа резким, отчетливым, не имевшим ничего общего с шипеньем и присвистом Ссарбика голосом, сказала она. – Что говорит наш Повелитель Ужаса, предводитель демонов Пылающего Легиона? Что говорит Предвестник Темной бури?

– Немногое, – ответил Малус, прежде чем Ссарбик успел раскрыть клюв. – Ему нужен компас. Все прочее слов не требует.

Ссавра кивнула, но тут же устремила повелительный взгляд темно-синих глаз поверх длинного кривого клюва на брата. Превосходя его ростом на полголовы, она не сутулилась, как он, и оттого казалась еще выше.

Сгорбившись сильнее прежнего, Ссарбик с готовностью указал клювом на латную рукавицу, украшавшую левую руку Малуса, и, решив, что удовольствие стоит риска, сказал:

– Наш-ш-ш капитан был с-сурово наказ-зан з-за неудачу.

При этих словах он невольно съежился, но Малус даже не шевельнулся.

– За промедление, – невозмутимо поправил он Ссарбика и быстрым шагом пошел через палубу, предоставив обоим араккоа догонять его. – Поэтому вы можете понять мою спешку. Курс?

Последнее слово было адресовано рулевому, Сенсиаго Крилю, одноглазому человеку с эбеново-черной кожей и страшным шрамом от ожога, покрывавшим всю правую сторону его головы.

– Прибамбасск, капитан, – доложил Криль. – Прибытие через два дня.

– Хорошо. Мне нужно оказаться в городе прежде отродья Грейдона.

– Тогда зачем ждать? – шепнул рулевой. – Велите клювастым открыть портал. Проклятье, капитан! Может, вдвоем им удастся открыть портал такой величины, что сквозь него сможет проплыть все это треклятое судно целиком!

– Не выйдет, – сдержанно улыбнулся Малус. – Из Азерота они смогут открыть портал только в Запределье.

– Пройдем и это нечестивое место!

– Поверь мне, Криль: Запределье тебе ничуть не понравится. К тому же, в Запределье каждому из араккоа потребуется, чтобы другой оставался здесь и служил ему чем-то вроде якоря. Если даже забыть об обходном пути, они все равно могут открывать порталы только друг к другу.

– Это они вам так сказали?

– Да. И я в это верю.

– Как угодно, капитан. Лично я не верю этим клювомордым ни на грош. Если спросите меня, я так скажу: эти только и ждут случая вонзить нож в спину.

– Он не спросит, – сказала Ссавра, неслышно подошедшая к ним сзади. – Но не сомневаюсь, что оценит твое предостережение по достоинству, рулевой Криль.

– Да, мэм! – содрогнувшись, ответил Сенсиаго.

Малус повернулся к Ссавре. Слегка склонив набок голову, покрытую черными с пурпурным отливом перьями, она немного насмешливо взирала на капитана. Малус бросил взгляд за ее плечо. Ссарбик держался поодаль, на безопасном расстоянии, но его ухмыляющееся лицо так и тряслось в предвкушении ссоры.

– Ты хочешь что-то сказать? – спросил Малус у Ссавры, как ни в чем не бывало.

– Только одно, – прошипела она. – Я – не мой братец. Меня не подчинить рыком и оплеухами. Исполни, что тебе назначено, или я убью тебя и выполню задачу за тебя.

– Твой Хозяин может этого не одобрить.

– Я рискну навлечь на себя гнев верховного лорда во имя исполнения его пожеланий, – с неожиданно довольной улыбкой ответила она.

– Уверяю вас, леди Ссавра, в угрозах нет нужды. Я не намерен оплошать.

– Главное, что мы поняли друг друга.

– Думаю, поняли.

– О, и еще одно…

– Да?

– Я – не леди.

Малус захохотал и вновь повернулся к Сенсиаго Крилю.

– Рулевой, курс на Прибамбасск.

– Есть, капитан!

 

Глава двадцать третья. Сияние в Мерцающих глубинах

Весь следующий день Арам, Макаса, Мурчаль, Клок и Дрелла провели в лодке Рендо. Они плыли между высокими стенами каньона и высокими скалистыми плато. Увлекшись мыслью попробовать нечто новое и изобразить их всех будто бы со стороны, Арам провел большую часть времени за рисованием. Нарисовав стены каньона и пару шпилей, он поместил на воду среди них лодку – всю целиком, а не только ту часть, которую мог разглядеть со своего места. Затем посадил в лодку четверых спутников. И, наконец, добавил самого себя. Последнее оказалось для Арамара труднее всего: ведь зеркала, в котором можно разглядеть собственное лицо, у него не было. Мальчик то и дело оглядывал свою порядком потрепанную одежду, а время от времени старался разглядеть свое отражение в воде. Но рябь от движения лодки сильно искажала отражение. Наконец Арам оставил эти попытки и просто сделал все, что мог. Он выжал из карандаша все возможное, и результат вышел – просто на славу. Жаль было только, что рисунок невозможно для полного сходства сделать цветным, перенеся на бумагу все оттенки того, что находилось вокруг. К тому же, Арам чувствовал, что портрет Арамара Торна не слишком-то удался, но не изобразить среди путешественников и себя счел неверным. Он показал рисунок остальным. Мурчаль, Дрелла и Клок были очень впечатлены.

– Хороший рисунок, – сердито хмурясь, сказала Макаса.

– Так отчего же ты хмуришься? – в свою очередь нахмурился Арам.

Макаса склонилась к его уху:

– Проклятье, да потому, что нас слишком много на этой треклятой лодке.

– Но все они уже не раз доказали, чего стоят, – шепнул Арам в ответ.

– А еще не раз втягивали нас в неприятности.

Арам был уверен, что Макаса не питает неприязни к кому-либо из товарищей – по крайней мере, теперь. Ей просто очень не нравилось полагаться на них. К тому же, чем больше их становилось, тем больше возникало трудностей, в преодолении которых ей еще больше приходилось полагаться на помощь других. И этот порочный круг не по силам было разорвать даже Всемогущей Флинтвилл.

Она тихо вздохнула, с тоской вспоминая те дни, когда ей приходилось беспокоиться только за себя да Арама. «А может, – подумал Арам, хотя в это ему не верилось, – и те дни, когда ей приходилось беспокоиться только за Макасу Флинтвилл».

Так прошел этот день для Арама. Макаса же, чего и следовало ожидать, провела его, держась начеку в ожидании новых напастей. Клок, как всегда, следовавший ее примеру, тоже держался настороже и мощными гребками гнал лодку вперед.

Дрелла беседовала с Мурчалем на его языке. То, что удавалось разобрать из их бормотания, заставляло Макасу хмуриться, а на лице Арама вызывало улыбку. Все это очень напоминало разговоры Мурчаля с прежним хранителем Дреллы, Талиссом Серым Дубом, каким-то образом ухитрившимся выучить мурлокскому и дриаду, просто время от времени шепча на этом языке над ее желудем. Поэтому, когда Дрелла говорила с Мурчалем, Арам чувствовал, что Талисс хоть немного, хоть в какой-то степени все еще с ними, что какие-то из его черт и причуд продолжают жить в Тариндрелле.

– О чем он говорит? – спросил Арам дриаду.

– О многом. Впрочем, нет. Он говорит о двух вещах. О своей дружбе со всеми нами. И о своей сети. Чаще всего – о сети. Он заметно тоскует о ней.

– Да, – сказал Арам, потрепав мурлока по скользкой макушке и вытерев ладонь о штаны. – Он дважды принес великую жертву, расставшись со своей сетью, чтобы помочь всем нам.

– Мргле, мргле, – кивнул Мурчаль.

Ближе к концу дня, когда солнце стояло еще довольно высоко, Арам спрятал блокнот, ополоснул лицо прохладной водой, лег на спину, подставил лицо под теплый летний бриз, чтобы высушить кожу, и прикрыл глаза. Но вскоре его дернули за рубашку.

– Вон! Смотрите! – воскликнул Клок, указывая вперед.

Все повернулись туда же. Впереди каньон расширялся, открывая вид на Мерцающие глубины и сооружение, которое не могло оказаться ничем иным, кроме Гоночной баржи Пшикса и Поззика. До нее оставалось не больше пары километров. Рендо уверяла, что не заметить ее невозможно, и, судя по всему, не шутила. С виду баржа казалась чем-то средним между кораблем величиной с город и искусственным островом, с обеих сторон окруженным доками, а поверху застроенным целым лабиринтом зданий (или, может, каких-то машин).

– Должно быть, это она, – сказала Макаса.

– Мргле, мргле, – согласился Мурчаль.

Араму подумалось, что Гоночная баржа окружена таким множеством лодок, какого он еще не видал нигде, даже в Штормградском порту. Между тем кто-то все еще тянул его за рубашку, будто призывая взглянуть на то, что он и так уже увидел. Арам опустил взгляд. Нет, за рубашку тянула вовсе не чья-то рука снаружи. Это компас рвался из-под рубашки вперед!

Компас! Ведь Арам не сверялся с ним… сколько же? Казалось, несколько дней, хотя на самом деле – меньше двадцати четырех часов назад. Однако Арам не вспоминал о нем с тех пор, как они спасли Дреллу, а ведь на лодке их отряд продвигался вперед намного быстрее, чем пешком. Он вытащил компас и взглянул на стрелку. Ее сияние было хорошо видно даже под ярким солнцем. Арам наклонился вперед, к воде, и волшебный прибор рванулся вниз, да с такой силой, что мальчик едва не свалился за борт. Стрелка компаса бешено завертелась вокруг оси, и Арам точно знал, что это значит.

– Стойте! – крикнул он. – Остановите лодку!

Клок поднял весла над водой. Все повернулись к Араму.

– Осколок кристалла здесь, – тревожным шепотом, будто рядом, под водой, могли скрываться шпионы Малуса, сказал Арам.

– Где «здесь»? – уточнила Макаса.

– Прямо здесь. Компас говорит… то есть, показывает, что осколок кристалла прямо под нами.

Покрепче сжав компас в ладони, он снова перегнулся через борт и посмотрел вниз. Все остальные сделали то же. И, конечно же, не увидели ничего, кроме мерцающих вод. Очень глубоких мерцающих вод (отсюда и название этого места).

Похоронив боязнь утонуть под ответственностью за выполнение отцовского наказа, Арам начал было стаскивать сапоги.

– Думаю, надо нырнуть.

– Нк, нк, – возразил Мурчаль.

– Он прав, Арам, – подтвердила Макаса. – Слишком глубоко.

Тут Мурчаль заговорил – залопотал так быстро, что Арам не сумел разобрать ни словечка и беспомощно оглянулся на Дреллу. Встретившись с ним взглядом, дриада улыбнулась в ответ, но ничего не сказала.

– Дрелла, о чем говорит Мурчаль? – спросил Арам.

– О, у него появилась новая тема для разговора, что примечательно уже само по себе. Он говорит о твоем компасе и его кристаллах. Но в этом я, пожалуй, мало что понимаю. Не мог бы ты побольше рассказать об этом компасе? И о кристаллах тоже? По-моему, на эту тему ты не слишком распространялся.

Мурчаль залопотал вновь.

Дрелла настороженно замерла.

– Теперь он говорит, что рассказать мне о кристаллах ты сможешь и позже. И, кажется, он очень раздражен на меня. По-моему, раньше я никогда не раздражала Мурчаля. И, по-моему, мне это не нравится.

– Дрррхла! – воскликнул Мурчаль.

– Дрелла! – в тот же миг подхватил и Арам.

– Теперь вы оба раздражены, – надулась дриада. – Хорошо. Мурчаль говорил, что мог бы взять компас, нырнуть и достать кристалл.

– А вот это действительно разумно, – сказала Макаса.

Арам медленно кивнул, но обнаружил, что ему очень не хочется соглашаться. Что ему очень не хочется отдавать компас кому бы то ни было. Может, оттого, что Малус со своими прихвостнями раз за разом пытались отнять его, а может, потому, что отец перед смертью доверил этот прибор Араму и только Араму. Какой бы ни была причина, заставить себя увидеть в предложении Мурчаля логику оказалось нелегко. Арам медленно снял цепочку с шеи. Мурчаль протянул раскрытую ладонь, но Арам еще колебался.

Наконец он отдал компас мурлоку и покрепче сомкнул на нем скользкие пальцы Мурчаля.

– Держи крепче, – сказал Арам.

Мурчаль улыбнулся от уха до уха, встал и нырнул в Мерцающие глубины…

* * *

Мурчаль был очень рад, что действительно может помочь дрррзям. Он знал: боец из него никудышный – куда хуже Мрксы с Локом. А дядюшка Мурргли говорил, что он и умом невелик – не то, что Урум или Дрррхла. Но он был им всем верным другом. Уж это-то было ему по силам. И потому возможность помочь – взаправду помочь им – обрадовала Мурчаля так, что улыбка не сходила с его лица на всем пути до дна Мерцающих глубин.

В Мерцающих глубинах было темно и как-то… мрррачно. Маленький мурлок обладал превосходным подводным зрением и мог видеть даже в кромешной тьме. Но компас, с которым он сверялся каждые несколько секунд, нетрудно было разглядеть и без этих талантов. Чем глубже погружался Мурчаль, тем ярче сияла кристальная стрелка. Если стрелка закружится, значит, осколок кристалла прямо под ним. Если перестанет кружиться, то снова укажет верный путь. Поэтому Мурчаль плыл вперед и вниз быстро, потратив лишь миг, чтоб оценить, как здорово плавать свободно, без туго обмотанной вокруг пояса сети. Однако после этого он почувствовал себя слегка виноватым: от того же дядюшки он знал, что мурлок без сети – не мурлок.

Боролся Мурчаль и с соблазном перекусить. А ведь вокруг – только руку протяни – плавало столько вкусного! Но нет, Мурчаль помогал Уруму найти кристалл и никак не мог позволить такой пустяковой вещи, как гложущий изнутри нескончаемый голод, отвлечь его от такого важного дела. (Ну ладно. Хорошо. Одного – всего одного крохотного окунька – он схватил и сунул в рот. Но тут уж он не виноват: окунек сам подплыл прямо к нему!)

Вот мимо лениво, размякнув в теплой, согретой летним солнцем воде, проплыла китовая акула – исполинских размеров и явно очень опасная. Но в сторону Мурчаля она даже глазом не повела, а потому и Мурчаль оставил ее без внимания.

Наконец он добрался до дна. Перед мурлоком простирались земли, давным-давно – до потопа, до Катаклизма – называвшиеся Мерцающей равниной. Вокруг были видны разрозненные каменные дома и больше сотни каких-то… нет, Мурчаль не знал, что это. Каких-то металлических корыт. Внутри находились мягкие сиденья – в каждом корыте по одному, изредка по два. А перед сиденьями – странные колеса, которым некуда было катиться. Но снаружи, по бокам корыт, тоже имелись колеса, похожие на тележные, только меньше и компактнее. Как всегда, охваченный любопытством, Мурчаль забрался внутрь одного из них, ухватил двупалой рукой внутреннее колесо, но не сумел хоть немного сдвинуть его с места. А вторая рука была занята: в ней был крепко зажат компас.

Компас!

Вслух выругав себя за глупость и эгоизм (в воде горькие слова звучали отчетливее, так как язык мурлоков в первую очередь предназначен именно для разговоров под водой). Мурчаль выбрался из корыта и поспешил взглянуть на компас. Стрелка указывала точно направо, в сторону груды камней. Очевидно, когда-то там стояло какое-то здание, разрушенное напором вод, хлынувших на равнину в день Катаклизма.

Маленький мурлок принялся плавать среди камней, пока быстро кружившаяся кристальная стрелка не засияла так, что ее свет озарил все вокруг. Прикрыв компас ладонью, чтобы свет не мешал, Мурчаль тут же увидел точно такое же сияние, пробивающееся из-под обломков камней.

Кристалл! Вот он!

Мурчаль накинул цепочку компаса на шею… ну, по крайней мере, попытался накинуть. Но его голова была слишком большой и не пролезала в цепочку, и компас оказался у него посреди лба, точно третий глаз. При свете кристальной стрелки мурлок принялся за работу. Отодвинул один камешек туда, другой – сюда, взялся за большую каменную плиту, но не смог поднять ее. Тогда Мурчаль попробовал сдвинуть ее вбок вдоль той плиты, которая лежала под ней. Но плита даже не шелохнулась. Упершись в нее спиной, мурлок изо всех сил оттолкнулся перепончатыми ступнями от илистого дна, напряг все мускулы своего тельца до одного… Плита не сдвинулась и на палец.

Спустившись пониже, Мурчаль попробовал подкопаться под нижнюю плиту, но тут же сообразил, что из этого ничего не выйдет. Да, он мог бы выкопать под плитой целую нору, но это не помогло бы достать кристалл. Кристалл лежал как раз между двумя самыми тяжелыми каменными плитами, и Мурчалю просто не хватало сил сдвинуть их.

Тут требовалась помощь…

 

Глава двадцать четвертая. На барже

В мрачных раздумьях о том, как быть с осколком кристалла на дне Мерцающих глубин, все пятеро молча причалили к плавучему искусственному острову, названному Рендо «Гоночной баржей» (что бы это ни означало). Солнце почти скрылось за горизонтом, но жизнь на барже била ключом. Гномы, гоблины и немногочисленные люди так и сновали вокруг, суетясь и гудя, будто пчелы, растревоженные брошенным в их гнездо камнем. Поднявшись по дощатому трапу с плавучей пристани на палубу баржи, путешественники двинулись на поиски таверны. Над дверьми всех таверн и гостиниц, которые доводилось видеть Араму прежде, вплоть до «Приюта Дубильщика» в Живодерне (всего-то дощатый навес да три холщовые занавеси вместо стен), имелись вывески – для привлечения посетителей. Здесь же вокруг не было ничего, хоть отдаленно похожего на вывеску.

Макаса – по очереди – попросила двоих гномов и одного гоблина указать путь к таверне, но все они промчались мимо, будто даже не слыша вопроса, не говоря уж о том, чтобы остановиться и ответить. В конце концов Макаса, обнажив саблю, преградила путь низенькому гному с большущими ушами и большущим красным носом и потребовала показать дорогу. Обнаженный клинок подействовал: гном указал путешественникам в сторону таверны. Все пятеро двинулись к ней, а красноносый гном умчался по своим делам.

Такого большого порта Арам не видел уже несколько месяцев (капитан Торн предпочитал подыскивать для «Волнохода» более укромные пристани). Более того, столь странного, столь необычного порта Арам не видал за всю жизнь. Ни на что не похожие постройки, повсюду тянутся толстые трубы, и все эти трубы пульсируют, растягиваются, едва ли не дышат, точно гигантские легкие! К причалам то и дело подходят лодки, другие лодки отчаливают и плывут прочь. И некоторые из лодок были такими, каких никто из путешественников еще не видал: укрыты странными панцирями, словно насекомые, ревут, как львы, несутся по воде быстрее любой рыбы… В любых других обстоятельствах Арам не упустил бы ни одного образа, ни единого звука. Он первым делом полез бы в карман за блокнотом, чтобы нарисовать всех до единого гномов и гоблинов, какие попались бы на глаза. И каждую из этих странных лодок.

В любых других обстоятельствах – но не сейчас.

Сейчас Арам был целиком поглощен новым осколком кристалла и явной невозможностью достать его.

Арам с нетерпением ждал возвращения Мурчаля. Он смотрел вниз, за борт, не отрывая глаз, как будто, хоть на мгновение отведя взгляд от воды, поставил бы возвращение мурлока под угрозу. Он снова и снова рассеянно тянулся к компасу, и, не нащупав его под рубашкой, снова и снова должен был сдерживать секундные приступы паники и напоминать себе, отчего прибор не при нем.

– Что-то долго его нет, как по-вашему? – тревожно спросил он вслух.

– Ты уже спрашивал об этом, – откликнулась Дрелла. – Уже четыре раза. У тебя плохо с памятью?

В ожидании Мурчаля Арам еще раз – для нее – рассказал то немногое, что знал о компасе, о его кристальной стрелке и об осколках кристалла, для поисков которых, судя по всему, и был сделан компас. Неизвестно, смогла ли она понять, в чем их важность – честно говоря, Арам и сам этого точно не знал. Однако дриада, очевидно, сумела уловить, что Арам и остальные считают их очень важными, и, выслушав рассказ Арама, умолкла, как и все в лодке.

Конечно, вернувшись наверх, Мурчаль не принес с собой ни осколка, ни хоть сколько-нибудь добрых вестей. Принес только компас с цепочкой, смешно надетой на голову, и прежде, чем он успел сказать хоть слово, Арам схватил цепочку и снова надел ее себе на шею. Когда же Мурчаль заговорил (а Дрелла начала переводить), он добрых пять минут просил прощения за то, что подвел товарищей, прежде чем им удалось вытянуть из него конкретное описание новых преград, вставших на их пути. Узнав, в чем дело, Арам, Макаса, Клок и даже Дрелла были готовы прыгнуть в воду, помочь мурлоку сдвинуть плиту и достать осколок. Но Мурчаль объяснил, что до дна слишком далеко. Ни одному из них было не донырнуть до кристалла прежде, чем им понадобится вернуться наверх и глотнуть воздуха. Вместо этого Мурчаль предложил раздобыть очень-очень длинный канат. Он привяжет этот канат к плите, а другим концом – к лодке, и, если Макаса с Клоком будут грести очень-очень сильно, то смогут сдвинуть плиту в сторонку. Макаса с Клоком дружно наморщили лбы и покачали головами, но лучшего решения ни один из них предложить не смог.

В конечном счете Макаса решила плыть к Гоночной барже. Арам возражал, но Макаса сказала, что это, во-первых, совсем рядом, а во-вторых, решение проблемы может отыскаться там.

Но пока что решения не нашлось, и Арам поймал себя на том, что глядит по сторонам в поисках очень-очень больших бухт каната.

Тем временем все пятеро спустились вниз, в трюмы баржи, и вскоре отыскали вход в таверну – в основном, благодаря шуму, поднятому внутри буйными посетителями. Оставалось только найти Дейзи, знакомую Рендо с Гоночной баржи. Но известно о ней было лишь то, что она – человек и работает в таверне.

Едва они переступили порог, Макасе пришлось рвануть Арама за руку, спасая его от тяжелой оловянной кружки, пущенной высоким (всего на голову ниже Арама) гоблином в низенького (от силы по пояс Макасе) гнома. Естественно, кружка просвистела над головой малыша-гнома и едва не угодила Араму прямо в лоб. Мало этого – то был лишь первый залп в полномасштабной кабацкой драке между гоблинами (при поддержке пары тауренов), восхвалявшими силу Орды, и гномами (плюс несколько людей), не менее шумно славившими мощь Альянса.

Казалось бы, драка неизбежна. Но в этот миг в таверне заиграла музыка. Все тут же устремили взгляды на юного желтовато-зеленого гоблина, выводившего нежную, печальную мелодию на скрипке. Рядом с ним покачивалась в воздухе пара довольно привлекательных босых ног. Все подняли взгляды вверх, вдоль этих ног, и обнаружили, что ноги принадлежат весьма миловидной человеческой женщине с длинными, чуть рыжеватыми светлыми волосами, сидящей на стойке бара и словно бы ждущей неизвестно чего.

Но долго ждать ей не пришлось: едва успевшая начаться драка тут же прекратилась. Гномы, гоблины, таурены и люди быстро расселись по местам.

Макаса, Арам, Клок и Мурчаль заняли четыре стула за столом у задней стены таверны (Дрелла свернулась клубком у Арамовых ног). Макаса попыталась спросить у ушастой гномки с огромным синим, в фиолетовых прожилках вен, носом, не Дейзи ли та женщина, что сидит на стойке. Но гномка оставила вопрос (и существование) Макасы без внимания: женщина на стойке бара запела. Посетители замерли. В мертвой (булавку урони – услышишь) тишине печальная мелодия скрипки и нежный голос женщины запели о погубленной Катаклизмом любви. Макаса была готова выхватить саблю и получить от синеносой гномки нужную информацию, но Арам положил руку ей на плечо и шепнул:

– Лучше подождать конца песни. Думаю, тогда нам повезет больше.

Макаса нехотя кивнула, и путешественники принялись слушать…

Мальчишка-гоблин продолжал играть. Больше в зале не было слышно ни звука – если не считать шмыганья носов. Оглядевшись, Арам увидел, что эта простая песня не на шутку растрогала посетителей таверны. Синеносая гномка – и не одна она – смахнула с глаз слезу.

Певица запела вновь…

Песня подошла к концу. Скрипка, сыграв еще несколько тактов, тоже умолкла. В таверне стало совсем тихо. Да, и песня и певица привели Арама в восхищение, и все же он никак не мог понять, отчего она так подействовала на слушателей. Вновь оглядев зал, он увидел скорбно опущенные головы, слезы на щеках грубых людей, еще более грубых гоблинов, гномов и пары тауренов… и осознал: все это – те, кто уцелел в Катаклизме! Каждый из них потерял кого-то из близких, когда сдвиг земли разрушил горную границу между каньоном и Великим морем, морские воды хлынули в долину Тысячи Игл и смыли с лица земли Мерцающую равнину, превратив ее в Мерцающие глубины.

В сравнении с событиями такого масштаба утрата осколка кристалла вдруг показалась Араму сущим пустяком. На дне Мерцающих глубин наверняка осталось множество куда более серьезных потерь.

Мальчишка-гоблин медленно двинулся сквозь толпу, держа перед собой раскрытый скрипичный футляр. Все гости с равной щедростью бросали в этот футляр монеты. Мало-помалу маленький гоблин добрался и до пятерки путешественников. Макаса вынула из кармана золотой, держа его так, чтобы монеты не мог видеть никто, кроме Арама да гоблина. От удивления последний вытаращил глаза.

– Я ожидаю сдачи, – сказала Макаса.

Гоблин кивнул и протянул ей скрипичный футляр.

– Забирай все, – шепнул он.

– Не сейчас, – ответила Макаса. – Твоя хозяйка. Певица. Ее зовут Дейзи?

– А это уже стоит целого золотого.

Макаса сердито сдвинула брови, и мальчишка сделал шаг назад. Араму, прекрасно знавшему и этот взгляд, и его волшебную силу, пришлось прикрыть рот ладонью, пряча улыбку.

– Да, да, – сказал гоблин. – Она и есть Дейзи.

– Устрой нам встречу. Без лишних ушей.

– Устрою, можешь поспорить.

– Нет, я не держу пари. И не полагаюсь на везение. Мне нужны гарантии… Как тебя звать?

– Меня? – Вопрос прозвучал так, точно прежде его именем не интересовалась ни одна живая душа за всю историю Азерота. – Я – Залатай.

– Что ж, Залатай, можешь гарантировать нам встречу без посторонних?

– Ага.

Все это время мальчишка не сводил зеленых глаз с золотого. Наконец Макаса спрятала монету в карман, и маленький гоблин выжидающе уставился на нее.

– Скажешь Дейзи, что мы от Рендо.

– Ага.

– Да поскорее.

– Ладно, ладно.

С этими словами мальчишка метнулся к бару и скрылся за стойкой с головой. Превратившаяся из певицы в бармена, Дейзи с улыбкой оделяла вновь расшумевшихся гостей выпивкой. Ее чистый голос разбередил их души и развязал кошельки, и на Дейзи обрушилась целая лавина заказов, однако она без видимых трудов успевала обслужить всех. Но вот она ненадолго склонилась на сторону, и Арам тут же сумел представить себе малыша Залатая за стойкой, шепчущего ей на ухо. Не прошло и нескольких секунд, как Дейзи выпрямилась, не переставая улыбаться и разливать эль, оглядела зал, отыскала взглядом Макасу и с той же улыбкой кивнула ей.

Макаса кивнула в ответ.

Толчея у стойки не утихала добрых полчаса. Но вот лавина заказов прекратилась, и Дейзи вышла из-за стойки с тряпкой в руках. За ней шел Залатай с подносом. Дейзи двинулась от стола к столу, протирая их и собирая на поднос опорожненные бокалы, стаканы, кубки и кружки. Вскоре Макасе показалось настоящим чудом, что маленький гоблин еще способен держаться на ногах под тяжестью целой груды стекла и олова. Но он все так же ковылял следом за хозяйкой, неторопливо двигавшейся к дальней стене – туда, где сидели Макаса, Арам и их товарищи. Не останавливаясь, Дейзи указала взглядом на дверь в самом темном углу.

– Присоединюсь к вам там через три минуты, – шепнула она, проходя мимо.

Макаса наклонилась к Клоку.

– Остаешься за старшего. Следи за дверью, – сказала она. – Если туда войдет кто-то, кроме этой женщины, хватай дубину и – к нам.

Клок кивнул, явно гордясь тем, что назначен ее заместителем.

Макаса кивнула Араму, и оба встали из-за стола. Поднялась на ноги и Дрелла.

– Дрелла, останься здесь, с Клоком и Мурчалем, – велела Макаса.

– Я предпочту пойти с вами, – возразила Дрелла.

Макаса даже не знала, что на это ответить.

– Дрелла… – начал было Арам.

– Я полагаю, – перебила его дриада, – что ваш разговор с Дейзи будет куда интереснее всего, что я могу увидеть здесь. Вдобавок, я полагаю разумным отправиться с вами и защищать вас. В последний раз, стоило мне оставить вас без присмотра – и положение тут же значительно усложнилось. Или вы уже забыли, что случилось у Груды Костей?

Тут всем желающим – в который уж раз – представилась возможность полюбоваться путешественниками, ошеломленно уставившимися на Дреллу.

Макаса решила не затевать споров.

– Хорошо, – сказала она. – Но, послушай меня: не вмешивайся в разговор. Не говори ни слова.

Но Дрелла отмахнулась от ее совета.

– Это просто абсурд. Я очень хороший оратор. У меня прекрасный голос и богатый словарный запас – и это в весеннюю пору!

– Сейчас лето, – вполголоса пробормотала Макаса.

Не ввязываясь в дальнейшие споры, она вместе с Арамом и Дреллой прошла в заднюю комнату и окинула крохотное помещение быстрым оценивающим взглядом. Комната оказалась почти пустой. В ней не было ни других дверей, ни окон, и спрятаться вору, позарившемуся на золото Макасы, было бы просто негде. Один-единственный вход, за которым из зала наблюдал Клок, длинный стол, да шесть стульев. Макаса с Арамом уселись лицом к двери, а Дрелла встала рядом с ними.

Ровно три минуты спустя в комнату вошла Дейзи в сопровождении Залатая. За ними, едва не наступая им на пятки, появился и Клок с дубиной наготове.

– Гоблина пускать? – спросил он у Макасы.

– Отошли мальчишку, – сказала Макаса, взглянув в глаза Дейзи.

– Отошли своих, – ответила та, – и я подумаю над этим.

Слегка обиженный, Арам выпрямился во весь рост и тут же заметил, что Залатай сделал то же самое.

– Это мой брат, Арамар Торн, – сказала Макаса. – А я – Макаса Флинтвилл.

– А я – Тариндрелла, дочь Кенария, – сказала Дрелла, недовольная тем, что ее не представили.

Клок только пожал плечами.

– Клок – это Клок.

– Мурчаль лггрм, – послышался из-за его спины голос Мурчаля.

– Меня зовут Дейзи, – с улыбкой сказала хозяйка. – А это мой очень хороший друг Залатай. Очень близкий друг. Уверена, вы меня поймете.

– Хорошо, – проворчала Макаса, кивнув Клоку.

Клок вместе с Мурчалем вышел и затворил за собой дверь.

Дейзи уселась напротив Макасы, а Залатай вскарабкался на стул рядом с ней. Обе смерили друг друга оценивающим взглядом (Дейзи – с улыбкой, Макаса – сердито хмурясь). В каждой из них чувствовалась немалая сила, и Араму подумалось, что, может быть, Макаса наконец-то встретилась с равным противником (пусть и не на поле боя, а за столом переговоров, которым предстояло вот-вот начаться).

Обе женщины ждали. Наконец Дейзи с улыбкой указала взглядом в сторону кармана Макасы. Тогда Макаса вынула из кармана золотой и выложила его на стол.

– Она сдачи ожидает, – шепнул хозяйке Залатай.

– Что ж, поглядим, что ей нужно, – ответила Дейзи, нежно потрепав его по голове, – а там и решим, много ли ей следует сдачи. Итак, – продолжала она, повернувшись к Макасе, – вы знаете Рендо?

– Да, – сказал Арам, чувствуя необходимость доказать, что он не просто «мальчишка Макасы». – Она одолжила нам лодку и попросила вернуть ее тебе, когда мы прибудем сюда.

– Откуда мне знать, что вы не украли ее у Рендо?

– Если бы мы украли ее, – отвечала Макаса, – зачем возвращать ее тебе?

– Рендо предложила нам лодку, потому что все калдораи ищут случая помочь дочери Кенария, – заявила Дрелла.

– Это правда, – сказала Дейзи. – Чем же еще, кроме присмотра за лодкой подруги, скромная хозяйка таверны может помочь дочери Кенария и ее друзьям?

– Рендо сказала, что ты можешь устроить нам проезд до Прибамбасска, – ответила Макаса.

– Это довольно просто. Корабли ходят отсюда в Прибамбасск каждый день.

– И еще одно, – напряженно добавил Арам. – Мы обронили в воду одну вещь. Она упала на дно. Нужно найти способ достать ее.

– Разве я не вижу среди твоих спутников мурлока? – удивилась Дейзи. – Разве он не может нырнуть и достать эту вещь?

– Он пробовал. Но она оказалась под чем-то тяжелым. Он не может сдвинуть эту тяжесть в одиночку.

Улыбка Дейзи сделалась еще более удивленной.

– То есть, вы обронили в воду некую вещь, а затем на нее упало сверху что-то тяжелое?

Арам не стал торопиться с ответом. Поразмыслив, он сказал:

– Мой отец… То есть, наш отец, – поправился он, взглянув на Макасу, – однажды рассказывал, что со дна Глубин то и дело поднимают разные разности. Отыскивают то, что потеряно в Катаклизме. Может быть, это тоже будет довольно просто устроить?

– Я могу познакомить вас кое с кем.

– Спасибо. Только – чем скорее, тем лучше.

– Это можно сделать прямо сегодня. Я знаю именно того гоблина, что вам нужен. Итак, лодка Рендо, Прибамбасск и небольшая спасательная операция. Это все?

– Еще нам нужны две комнаты, – добавила Макаса. – И горячий ужин на пятерых.

– Это еще проще.

– Мне, пожалуйста, без мяса, – уточнила Дрелла.

– Ей – без мяса, – подтвердила Макаса. – Но…

– Но остальные из вас в первую очередь плотоядны, я понимаю. – С этими словами Дейзи придвинула золотой к Макасе. – Я выпишу счет. Думаю, с друзьями Рендо мы сможем рассчитаться и перед отъездом в Прибамбасск.

– Конечно, – согласилась Макаса снова убрав монету в карман.

Залатай отвел их наверх и показал две смежные комнаты – одну для Макасы с Дреллой, другую для Арама, Клока и Мурчаля. В каждой стояло по две небольших кровати, а на полу лежало по два соломенных тюфяка. Через несколько минут маленький гоблин вдвоем с хозяйкой принесли пять подносов с едой и питьем.

Арам, трудившийся над блокнотом, как раз закончил вид на Гоночную баржу, открывавшийся из окна, но остался недоволен: в рисунке не чувствовалось всего ее причудливого великолепия. Как ему хотелось бы вновь оказаться верхом на виверне Один Глаз, взмыть в небеса над плавучим островом и нарисовать его с высоты! Однако он – как уж сумел – постарался передать живое дыхание баржи, весь ее шум и суету, все разнообразие ее обитателей и великое множество лодок на воде. Поставив перед мальчиком ужин, Дейзи задержала взгляд на рисунке.

– Очень неплохо, – сказала она. – Очень неплохо… э-э… прости, запамятовала, как тебя…

– Арамар, – громко сказал он, но тут же притих и покраснел. – Или… э-э… можно просто Арам.

– Что ж, Арам, у тебя настоящий талант.

Отыскав в блокноте портрет Эльмарины, Арам продемонстрировал Дейзи и свое мастерство портретиста и сказал:

– Я бы и тебя с удовольствием нарисовал, если у тебя есть время. То есть, вас обоих, – поспешно добавил он, взглянув на Залатая, только что поставившего перед Мурчалем целый поднос сырой рыбы.

– Не в первый раз мне предлагают нарисовать мой портрет, – задумчиво ответила Дейзи. – Но, пожалуй, я в первый раз чувствую, что искренне могу ответить «да». А время у нас найдется хоть сейчас, если ты не против рисовать за едой.

– Нет, не против.

Присев на одну из кроватей, Дейзи поманила к себе Залатая. Арам принялся рисовать обоих, не забывая набивать рот горячим тушеным мясом, заедать его свежим хлебом и запивать горячим, пряным яблочным сидром.

За рисованием и едой Арам не забыл и о своем безграничном любопытстве и постарался узнать о Гоночной барже как можно больше. И Дейзи рассказала, отчего на плавучем острове царит такая суматоха. Вскоре на Гоночной барже Пшикса и Поззика должна была состояться Ежегодная лодочная гонка на приз Пшикса и Поззика, и все вокруг, как сумасшедшие, спешили подготовиться к ней за пять оставшихся до старта дней. (Как выяснилось, странные суденышки, привлекшие внимание Арама, назывались «гоночными лодками» и были лодками с механическим двигателем, сконструированными специально для того, чтоб двигаться по воде как можно быстрее. Арам и не подозревал, что такое бывает на свете.) Эти-то состязания и привлекли на баржу буквально сотни азартных игроков, желающих сделать ставки, не говоря уж о гонщиках и членах МИГА.

– А что такое «мига»? – спросил Арам.

– М.И.Г.А. МИГА. Механико-Инженерная Гильдия Азерота.

– Вот как, – понимающе кивнул Арам, но тут же спросил: – А что такое «механико-инженерная»?

– Инженеры-механики строят всякие штуки вроде… э-э… вроде тех же гоночных лодок. Пшикс и Поззик оба состоят в МИГА. А МИГА организует и эту гонку, и другие такие же, по всему Азероту. Дает своим инженерам шанс показать, на что они способны.

– То есть, повыхваляться? – спросила Макаса, стоявшая в дверях в соседнюю комнату.

– А какая разница? – с улыбкой ответила Дейзи.

– Какая бессмысленная трата времени, – проворчала Макаса.

– Только при нем такого не говори.

– При ком? – Макаса указала на Залатая. – При нем?

– Нет. При гоблине, который поможет вам спасти потерянное сокровище. На его деньги построена одна из лодок, участвующих в гонке. И, уж поверь, он-то не считает, что тратит время зря.

– Как его зовут?

– Газлоу.

 

Глава двадцать пятая. Заботы Газлоу

Настала ночь, но на Гоночной барже повсюду ярко горели факелы, вставленные в вогнутые овальные зеркала, похожие на створки огромных морских раковин, и от этого снаружи было светло, почти как днем. Вдобавок, «раковину» можно было повернуть, направив сфокусированный луч отраженного ею света туда, куда угодно поворачивающему. Взглянув на эти факелы, Арам решил, что идея просто блестящая – и в буквальном и в переносном смысле.

Дейзи с Залатаем привели Макасу, Арама, Дреллу, Мурчаля и Клока к трапу, спускавшемуся на один из внешних плавучих причалов. Там, между двумя «раковинами», освещавшими лучами отраженного света мерцающую воду, в одиночестве стоял гоблин. Гоблин, не отрываясь, глядел на странного вида карманные часы в руке, примерно так же, как Грейдон Торн обычно глядел на свой зачарованный компас – то есть, с гримасой легкого разочарования на лице.

– Газлоу, я хотела бы познакомить тебя с моими новыми друзьями, – с улыбкой сказала Дейзи.

На вид гоблину по имени Газлоу было около сорока. Он был мускулист, метров полутора ростом, с ярко-зеленой кожей, желтыми в красных прожилках глазами, острым, сильно выдающимся вперед подбородком, впечатляюще длинным носом и длинными острыми ушами. Обут он был в подбитые стальными подковками башмаки, а на руках носил перчатки без пальцев.

– Не вовремя все это, Дейзи, – ответил он, не отрывая глаз от часов. – Приходи через девять минут.

– А вот мне кажется, что, по меньшей мере, восемь из этих девяти минут тебе все равно нечего делать – разве что послушать, с чем они пришли, – сказала Дейзи. – К тому же, они заплатят тебе за услуги.

– Истинная правда, – хмыкнул гоблин, поднимая взгляд на Дейзи и ее новых знакомых. – У вас семь минут и тридцать секунд.

Дейзи быстро представила всех пятерых.

– Э-э, слишком много имен, – отмахнулся Газлоу. – Всех все равно не запомню. Рассказывайте, что у вас за дело?

Макаса кивнула Араму, и тот, отчетливо сознавая, что время дорого, глубоко вдохнул и заговорил – коротко, ясно и по делу:

– Мы потеряли одну вещь в Мерцающих глубинах, километрах в полутора-двух от баржи. Она оказалась под каменной плитой. Сдвинуть плиту нашему другу-мурлоку не под силу. Дейзи сказала, что ты и раньше организовывал здесь спасательные операции. Думаю, эта будет совсем не сложной.

– Похоже на то, – согласился Газлоу. – Вот вам мои условия. Моя доля в поднятом со дна – тридцать процентов, что бы мы ни нашли. Плюс десять процентов за снаряжение и оборудование и десять – комиссионные посреднице. Идет?

Арам в панике оглянулся на Макасу.

– Э-э… находку не разделить. Это одна вещь. Маленькая. Честно.

Газлоу смерил мальчика взглядом, пытаясь понять, было ли слово «честно», так сказать… честным.

– Допустим, я тебе верю, – сказал он. – Отчего ты считаешь, что твою маленькую вещь удастся найти на дне огромного озера менее, чем за тысячу лет?

– Мы точно знаем, где она. Вот Мурчаль, – Арам указал на мурлока, – может привести нас прямо к ней.

– Мргле, мргле.

– Нам нужно только как-то сдвинуть камень.

– Должно быть, это очень ценная вещица.

– Для меня – да. Это – часть подарка, оставленного мне отцом перед смертью.

Газлоу снова хмыкнул.

– Отец сделал тебе подарок, затем умер, затем подарок оказался на дне этого затопленного каньона, а после на него упала сверху каменная плита? Знаешь ли, парень, все это уж-ж-жасно запутано и крайне маловероятно.

– Но это правда, – сказала Дрелла. – Араму можно доверять. Он врать не станет.

Судя по всему, Газлоу это ни в чем не убедило, и Арам поспешил поправить ее:

– Нет, соврать я, конечно, могу. Но сейчас не вру.

Услышав это, Дрелла ужаснулась.

– Да? А вот я никогда не вру. Никогда.

– Конечно, не врешь, Дрелла, – сказал Арам, не сводя глаз с гоблина.

– Ну ладно, – вздохнул Газлоу. – Но если я не смогу получить свою долю, то как все это, по-твоему, устроить, мальчик? Я задаром не работаю.

– Мы можем заплатить.

– Сколько?

– Золотой.

– Ты хочешь сказать, двадцать?

– Двадцати у нас нет.

– Так сколько же у вас есть? И помни: речь об очень ценном и дорогом для тебя отцовском подарке. Не скрытничай со стариной Газлоу.

Арам оглянулся на Макасу. Та сердито нахмурилась, но коротко ответила:

– Мы можем заплатить три золотых. У нас есть и четвертый, но из него еще следует заплатить Дейзи за услуги и комнаты, оплатить проезд отсюда в Прибамбасск, а из Прибамбасска – в Штормград.

– И вы впятером собираетесь плыть из Прибамбасска в Штормград за один золотой? – выдохнул гоблин. – А спать где думаете? В трюме среди крыс?

– Если потребуется, – ответил Арам.

– Мурчаль мррргле крррсы ммм, – облизнувшись, вставил Мурчаль.

Но мурлоку никто не ответил.

– Впрочем, это неважно, – сказал Газлоу. – Или, иначе говоря, это не мое дело. Мое дело – поднимать со дна Мерцающих глубин целые пиратские корабли, где на мою долю приходится что-то около тысячи золотых и, по крайней мере, столько же серебром.

– Но наше дело намного проще, – умоляющим тоном заговорил Арам. – Разве не так?

– Вот потому-то я и согласен на двадцать золотых. Ради меньшего и времени тратить не стоит.

– Но…

– Послушай, парень. Я вижу: ты говоришь искренне. И даже сочувствую. Но три золотых даже расходов на такие вещи не покроют. Стало быть, ответ: нет.

– Но…

– И ваши семь с половиной минут истекли. – Повернувшись к воде, Газлоу взглянул на циферблат карманных часов. – Давным-давно истекли, будь оно все проклято! – прорычал он.

– А больше об этом не с кем поговорить? – спросил Арам, повернувшись к Дейзи.

– Есть, – ответила та с грустной улыбкой. – Но на меньшее никто не согласится. А если и согласится, то только затем, чтобы вонзить нож тебе в спину и забрать добычу.

– Истинная правда, – хмыкнул гоблин.

Устало опустившись на причальную тумбу, Арам поднял взгляд на Макасу.

– Что будем делать?

– Что-нибудь придумаем, – решительно, но не предлагая конкретных решений, ответила она.

Стоило ей сказать это, и Арама осенила одна мысль. Поднявшись на ноги, он вытащил из заднего кармана блокнот в надежде, что его магия сработает еще разок. Но прежде, чем он успел показать блокнот Газлоу, одна из гоночных лодок остановилась прямо перед гоблином, обдав и его, и Мурчаля, и Залатая, и Клока целым веером брызг. Часть брызг досталась и Араму – он еле-еле успел спасти блокнот, спрятав его за спину.

Зашипел пар, панцирь, укрывавший лодку, откинулся кверху, и Арам увидел внутри пилота – голову в большой стеклянной банке! Голова смутно походила на гномью, но кожа ее была намного зеленее, чем у любого гоблина, каких только Араму доводилось встречать. Казалось, она светится! А глаза – фосфорически-зеленые – действительно светились в ночной темноте! Коротко остриженные волосы имели темно-зеленый цвет. В целом голова выглядела… очень молодо.

– Нет, нет, нет, нет, нет, нет, нет… – застонала Дрелла, пятясь назад.

Голова бросила на нее хмурый взгляд и раздраженно сказала:

– Я выхожу.

Голос ее отдался от стекла легким эхом. Из банки раздалось нечто вроде чавканья работающей помпы и резкое, гулкое дыхание головы.

– Нет!!! – громко взвизгнула Дрелла.

– Из лодки. Из лодки я выхожу! – с тем же раздражением пояснила голова.

Араму уже доводилось сталкиваться и с нежитью-Шепчущим, и с толпой движущихся скелетов, но как отрубленной голове – хоть в банке, хоть нет – удается хмурить брови и говорить? Этого он никак не мог понять. Но тут голова в банке начала подниматься, и Арам понял, что это вовсе не только одна голова. Банка была прикреплена к металлическому телу, на глазах мальчика распрямившему длинные металлические руки и ноги, приводимые в действие силой пара. Непонятное создание выбралось из гоночной лодки и шагнуло на пристань. Теперь, когда оно встало в полный рост, глаза головы оказались на два-три пальца выше глаз Арамара Торна.

Арам оглянулся на спутников. Мурчаль шипел, как разозленный кот. Клок глухо рычал. Макаса, конечно же, хранила молчание и не утратила мужества, но все же опустила руку на эфес абордажной сабли, а другой рукой потянулась к застежке цепи. Дейзи благожелательно улыбалась. Залатай откровенно скучал. А вот Газлоу был раздражен – не меньше, чем голова железного человека.

Дрелла продолжала тихонько стонать, спрятав лицо в ладонях. Но вот она подняла взгляд, пригляделась к голове и осторожно шагнула вперед.

– Мне надо бы… Думаю, мне надо бы… – пробормотала она.

Однако храбрость тут же оставила дриаду, и она отвернулась прочь. Араму показалось, что она плачет.

Он был готов признаться, что ничего не понимает. Что это за создание? Чем оно так расстроило Дреллу? (Дреллу, при всем ее любопытстве, при всей ее наивной безмятежности по отношению почти ко всем и каждому, кто попадался ей на глаза!) Все это было совершенно непонятно, но в следующую же секунду Арам вдруг понял все!

– Это же костюм! Костюм из металла и стекла, а движет его сила пара! – В восторге от этого озарения, он так и засиял. – А там, в… э-э… в груди костюма сидит маленький гном!

– Я не маленький, – буркнул гном.

– Точнее, лепрогном, – сказала Макаса.

Ужаснувшись, Арам поспешил повернуться к гному и взглянуть на него еще раз. Отец рассказывал о лепрогномах: облученных радиацией, сошедших с ума, их держали под замком или отправляли в изгнание. Вдобавок, от них можно было заразиться и самому! Увидев небольшой волдырь, лопнувший на щеке гнома, Арам невольно попятился назад.

Но Газлоу поднял ладони, успокаивая всех.

– Все в порядке. Все в порядке. Костюм удерживает заразу внутри. Защищает и его, и нас, и весь мир. – После этого он повернулся к гному и рявкнул: – Одно плохо: пилотировать лодку с победной скоростью он не позволяет!

– Газлоу, послушай… – начал было гном.

Но гоблин был не в настроении слушать.

– Нет, Шустр! Ты сказал: последний шанс, и я тебе его дал! Все! Хватит! Взгляни правде в глаза. Ты соорудил просто жуть какую замечательную кобылку, но жокей, будь оно все проклято, слишком тяжел. Мы оба знаем: для победы ты должен пройти эту трассу меньше, чем за двенадцать минут. Лодка справится. Но только не с тобой за штурвалом! Сейчас ты показал лучший свой результат. Хочешь знать, какой?

– Пятнадцать минут и пятьдесят две секунды, – скорбно ответил гном.

– Пятнадцать минут и пятьдесят две секунды, – зло подтвердил гоблин, гулко стукнув гнома в железную грудь кулаком.

Дейзи шагнула вперед и встала между ними.

– Где же мои манеры? – заговорила она. – Гимбл Шустрец, позволь представить: мои новые друзья. Арамар Торн, Макаса Флинтвилл, Клок из стаи Древолапов, Мурчаль и Тариндрелла, дочь Кенария. А это, леди и джентльмены, Гимбл Шустрец.

– Зовите просто Шустр, – сказал гном, небрежно махнув железной ручищей. – Полное имя длинновато. Газлоу, – обратился он к гоблину, – я снижу вес. Модернизирую защитный костюм. Облегчу его.

– Это ты уже делал.

– И еще облегчу!

– Как?! Избавившись от механизмов и моторов, которые позволяют тебе двигаться? И как тогда сможешь управлять?

– Дыхательный аппарат…

– И что? Задержишь дыхание на пятнадцать минут и пятьдесят две секунды?

– Тогда мощность двигателя подниму!

Газлоу покачал головой.

– Если б ты мог ее поднять, уже поднял бы. Извини, парень.

– Хорошо, – глядя в сторону, сказал Шустр. – К нам едет Раззл.

– Не-не-не, парень, на эту удочку я больше не попадусь. Ты мне соврал.

– Нет, я…

– Хватит. Я тебя раскусил. Ты ее построил, ты ее хочешь пилотировать. Потому и сказал мне, что твой кузен Раззл подписался на это. А я и поверил. Ну, тут уж моя вина. Надо было нанять пилота самому. Но не нанял.

– Раззл будет здесь! Завтра. Или, может, послезавтра.

– Ага. Для пилота-рекордсмена этот Раззл что-то слишком медлителен. А пока мы ждем, ты просто погоняешь нашу детку по трассе. Вдруг убедишь меня, что ты – именно тот гном, кто здесь нужен? Но Раззл не приедет. И даже не собирался. И ты никого ни в чем не убедишь. Однако я вложил в эту лодку три сотни – три сотни! – золотых монет, а еще две сотни поставил на нашу победу. И вот теперь у меня всего пять дней, чтоб подыскать нового пилота!

– Я готов, – сказал Арам.

Все вокруг удивленно воззрились на Арама. Его предложение удивило и его самого. Гулко сглотнув, он решил перейти на «язык» гоблина и заговорил:

– Ты вложил в гонку кучу монет, так? Если я буду твоим пилотом, это будет стоить тех двадцати золотых, что ты просишь за подъем со дна подарка отца.

– Истинная правда, – хмыкнул Газлоу.

– Нет!!! – едва ли не в унисон закричали ошеломленный Шустр и еще более ошеломленная Макаса, только сейчас сообразив, о чем речь.

Не обращая внимания на гнома, Арам повернулся к сестре:

– Почему нет?

– Это слишком опасно.

– Это же просто лодочные гонки. По сравнению с тем, с чем мы сталкивались за последние недели, это будет самым безопасным делом на свете.

Учитывая недавние приключения на воде, Арам вовсе не был так уж уверен в этом, однако продолжал:

– Так мы сумеем достать… эту вещь. И это не будет стоить нам ни одного медяка. А через пять дней продолжим путь в Прибамбасск.

– А если Шепчущий, или кто-то из остальных, доберется до нас раньше?

– Да, риск есть. Но…

Добавить «что нам еще остается?» он даже не счел нужным.

К собственному разочарованию, слабых мест в его аргументах Макасе найти не удалось.

Но Гимбл Шустрец сумел сделать это:

– А что ты вообще знаешь об управлении лодкой?

– Гонялся я на лодках и раньше.

– Это где же?!

– На озере Безмолвия.

– На каких лодках?

– На разных.

– Догадываюсь. На разных гребных лодках.

– И на плотах.

Шустр развернулся всей громадой своего железного тела к Газлоу, мерившему Арама задумчивым взглядом.

– Не можешь же ты всерьез это обдумывать!

– Что значит «не могу»? Мальчишка он смелый, напористый. Знает, чего хочет, и знает, как это заполучить. Мне нравится его стиль.

Шагнув вперед, Газлоу обхватил удивленного Арама поперек туловища. Вначале Арам решил, что гоблин хочет его обнять, но вместо этого Газлоу поднял Арама в воздух, подержал на весу добрых пять секунд и только после этого поставил на ноги.

– А его вес мне нравится еще больше. Он же почти ничего не весит!

– Нет! – Крик Шустра зазвенел внутри стеклянной банки гулким эхом. – Он же не знает ничего! Он вообще не умеет пилотировать гоночную лодку – тем более, самую быструю из всех, какие строились до сих пор!

– Да брось, Шустр, – с насмешкой сказал Газлоу. – До гонки целых пять дней. Хочешь сказать, такой гений, как ты, не найдет способа обучить его?

– Этого я не говорил.

– И все же это так, верно? Тебе это не под силу. Ладно, подыщу кого-нибудь…

– Я не сказал, что не сумею обучить его. Да я, если захочу, хоть из мурлока пилота сделаю!

– Мргле, мргле, – закивал Мурчаль.

Газлоу поднял глаза к небу.

– Уж ты-то сделаешь, – с сарказмом пробормотал он.

– Еще как сделаю!

– Пожалуйста. Ставлю пятьдесят серебряных, что тебе не сделать из этого мальчишки пилота, способного победить.

– Принимаю!

Газлоу взглянул на Арама, качнул бровями и прошептал:

– Легче легкого. – А вслух добавил: – Ну что ж, парень. По рукам!

Сделку скрепили рукопожатием, и Газлоу спросил:

– Так как там, говоришь, тебя зовут?

 

Глава двадцать шестая. Дрррогг н Ррргррры

Болезнь или не болезнь, Гимбл Шустрец был гномом умным. И даже не просто умным, а гениальным. Одним словом, слишком сообразительным, чтоб оставаться в дураках – или тешится дурацкими иллюзиями – слишком уж долго. За полсекунды до того, как босс сказал «легче легкого», Шустр осознал, что его заставили согласиться обучать этого человеческого мальчишку при помощи самых бесстыдных манипуляций. Печальный, печальный опыт самопознания, однако Шустр и без него прекрасно знал, что практически неспособен был устоять. Его всегда было слишком легко «взять на слабо». И вот теперь на кон были поставлены пятьдесят серебряных. Серебра у него не было, и взять его было неоткуда, если только его лодка, его «Паросвист», не выиграет гонку, и он не получит свои законные десять процентов от приза Газлоу. Это значило, что Шустру следует либо (1) превратить этого мальчишку в пилота-победителя, либо (2) убедить Газлоу, что мальчишка просто катастрофически ни на что не годен, и пилотировать лодку самому. (Насчет кузена Раззла Газлоу был абсолютно прав: с ним Шустр вообще ни разу в жизни не общался.) Ясное дело, сам Шустр предпочел бы вариант 2. Но еще чуточку покопавшись в себе, гном вынужден был с прискорбием признать: его механизированный защитный костюм и вправду слишком тяжел, чтоб показать на трассе лучшее время.

Костюмом он откровенно гордился. Кем были большинство лепрогномов? Жалкими свихнувшимися уродами, неспособными ни на что – даже просто жить в обществе. А он, Шустр, если отбросить в сторону ложную скромность, сконструировал и построил гениальную штуку! И даже более того: на самом деле он сконструировал и собрал целый ряд изумительных устройств, а уж затем из них был собран сложный защитный костюм, позволявший без малейшего риска общаться с коллегами и продолжать демонстрировать им свои выдающиеся способности. Этот костюм позволял делать почти все, что угодно. В этом костюме Шустр мог сделать почти все, что захочет. Одного не мог: излечиться от этой проклятой постыдной болезни.

Но даже этот изумительный костюм имел свои недостатки. Он был слишком тяжел. И за пять дней эту проблему было не решить. Оставалось одно: вариант 1. Однако это не означало, что Шустр собирается облегчить мальчишке Торну задачу!

Учеба началась на следующий же день, с раннего утра. И Торну, похоже, не терпелось как можно скорей прыгнуть в кабину «Паросвиста» и испытать лодку. Но Шустр хотел, чтобы величие его гения произвело на мальчишку должное впечатление – или внушило ему должный трепет. Поэтому для начала он вытащил чертежи лодки и настоял на том, чтобы мальчишка изучил его изобретение во всех деталях. К немалому удивлению Шустра, Торн действительно был впечатлен. Он разглядывал чертежи с предельным вниманием, хвалил искусство чертежника, задавал множество дельных вопросов. Шустру бы радоваться, но вместо этого он вдруг почувствовал странное разочарование и даже легкую обиду. И с появлением Газлоу, заставившего гнома наконец-то позволить мальчишке сесть в лодку, обида только усилилась. Шустр сразу же приметил, что под тяжестью Торна «Паросвист» погрузился в воду намного меньше, чем под его собственной. Это значило, что Торн и вправду значительно легче, чем Шустр в защитном костюме, и, следовательно, теоретически может пройти трассу за значительно меньшее время.

Что ж, из этой затеи вполне мог выйти толк. И это тоже было немного обидно…

Макасе, наблюдавшей за работой Арама с лепрогномом, очень не нравилось, что брат находится так близко к этому заразному существу – в костюме оно или нет. И явное… отвращение Дреллы к гному только усиливало тревогу. Похоже, юная дриада не могла даже находиться рядом с Шустрецом, и потому Макаса попросила Клока с Мурчалем прогуляться с ней по Гоночной барже.

Но не прошло и нескольких минут, как Мурчаль с Дреллой вернулись назад. Мокрый с головы до ног Мурчаль был просто вне себя. Клока с ними не было.

– Что стряслось? – спросила Макаса.

– РРРгррры! – закричал Мурчаль. – ДРРРогг н РРРгррры!

Это Макаса прекрасно поняла и без перевода.

Трогг, Каррга, Гуз’лук, Слепгар, Короткая Борода и Длинная Борода провели в лодке Зловещих Тотемов три дня. Лодка тесная. Неудобно. Слепгар слишком большой. Слепгар слишком сонный. Постоянно тычет огромной пяткой Троггу прямо в лицо. Одно хорошо в тесной лодке: Каррга сидит совсем близко к Троггу. Троггу нравилось, когда Каррга совсем близко.

А еще в лодке скучно. У Трогга появилось время. Время, чтоб Трогг подумал. Троггу не нравится думать. Когда Трогг думает, Трогг вспоминает. Троггу не нравится вспоминать.

Трогг молодой. Трогг сильный. Трогг с кланом Трогга бьется за Орду. Трогг – огр из клана Марук. Воины клана Марук убили много солдат Альянса. Но воины клана Марук были обмануты. Альянс запер воинов клана Марук в каньоне, что заканчивался тупиком. Много людей. Много дворфов. Слишком много. Воины клана Марук убили много солдат Альянса. Но на их место пришли новые солдаты Альянса. Слишком много. Альянс перебил воинов клана Марук. Остался только Трогг. Только Трогг остался в живых, чтоб драться. И Трогг дрался дальше. Стрелы воткнулись в Трогга. Много стрел. Но у Трогга еще обе руки. Вырывает стрелы, колет стрелами людей. А дворфов крушит палицей. Но солдат Альянса слишком много. Трогг понял: Трогг умрет. Умрет, как все воины клана Марук. Трогг подумал: такая смерть – хорошая смерть.

Но тут пришли орки. Орки вошли в каньон за спинами Альянса. И вот орки бьют солдат Альянса сзади. Орки убивают людей, убивают дворфов. Солдаты Альянса отвернулись от Трогга, чтоб драться с орками. Теперь Трогг убивает солдат Альянса сзади. И вот все солдаты Альянса мертвы, как воины клана Марук. Орки и Трогг встретились посередине. Встретились над телами солдат Альянса и воинов клана Марук. Трогг посмотрел на орков и увидел, что у орков только по одной руке.

Это был орочий клан Изувеченной Длани. Совсем мало Изувеченных Дланей осталось в Азероте. Совсем мало орков в клане Изувеченной Длани. А в клане Марук не осталось огров. Трогг видел: орки из клана Изувеченной Длани великие воины. Орки из клана изувеченной Длани видели: Трогг – великий воин.

Орк из клана Изувеченной Длани по имени Теремок оглядел мертвых. Изувеченная Длань Теремок кивнул головой на Трогга.

– Этот огр – боец, – сказал Теремок. – Сильнейший в своем клане.

Воин клана Марук Трогг кивнул Теремоку и сказал:

– Трогг – сильнейший из всех.

– Такой огр, как ты, Трогг, мог бы пригодиться Изувеченным Дланям, – сказал Теремок. – Иди к нам. Будь с нами. Все мы друг другу братья. Стань Изувеченной Дланью, и тоже станешь нам братом.

Трогг поглядел вниз, на Трулла. Трулл был братом Трогга. Но люди убили Трулла. Теперь Трулл мертв. Теперь все Маруки мертвы. У Трогга не осталось братьев. И Трогг сказал:

– Троггу нужны братья. Трогг станет Изувеченной Дланью.

Теремок кивнул. Теремок топором отсек руку Трогга. Хорошая рука. Но теперь ее не стало. Теперь у Трогга осталась только одна рука. Теперь Трогг стал Изувеченной Дланью.

Кузнец Изувеченных Дланей по имени Ульмок насадил на запястье Трогга – туда, где больше не было руки – железную культю. Дал Троггу колчан с множеством оружия. Показал Троггу, как вкручивать оружие в железную культю. Теперь у Трогга всегда есть одна рука и одно оружие. Разное оружие. Надоела Троггу палица – Трогг вкручивает пику. Надоела Троггу пика – Трогг вкручивает топор. Трогг не очень скучает по старой руке. Не очень.

Трогг стал драться с Альянсом вместе с орками из клана Изувеченной Длани. Трогг убил много солдат Альянса с Изувеченными Дланями. Но вот эльф Альянса убил Ульмока. Ульмок был другом Трогга в клане Изувеченной Длани. Ульмок был Троггу братом. Трогг убил эльфа. Трогг скучал по Ульмоку.

Но Трогг продолжал драться вместе с орками из клана Изувеченной Длани. Трогг убил много солдат Альянса с Изувеченными Дланями. Но вот люди убили Теремока. Понадобилось пятеро людей, чтобы убить Теремока. Теремок был другом Трогга в клане Изувеченной Длани. Теремок был Троггу братом. Трогг убил пятерых людей. Трогг скучал по Теремоку.

Тогда Трогг посмотрел на Изувеченных Дланей. Все Изувеченные Длани – орки. И Трогг. Теремок мертв. Ульмок мертв. У Трогга больше нет друзей среди Изувеченных Дланей. Орки не любят Трогга. Трогг слишком силен. Трогг слишком хороший воин. Орки обращаются с Троггом плохо. Но Трогг дал клятву Теремоку и Изувеченной Длани. Трогг думает: Трогг – Изувеченная Длань на всю жизнь. Но Изувеченные Длани Троггу больше не братья.

Клан Изувеченной Длани взялся помочь Сокрытым искать глупый компас. Помочь Сокрытым искать Грейдона Торна. Трогг встретил Малуса. Трогг посмотрел на Малуса. Трогг увидел: Малус силен. Трогг увидел: Малус – великий воин Сокрытых. Малус посмотрел на Трогга. Малус увидел: Трогг силен. Малус увидел: Трогг – великий воин Изувеченных Дланей. Малус увидел: Изувеченные Длани не обходятся с Троггом, как с братом. Малус сказал:

– Трогг, завтра я ухожу. Ты должен пойти со мной.

– Трогг дал клятву клану Изувеченной Длани, – говорит Трогг. – Трогг не уйдет.

– И ничто не заставит тебя отречься от клятвы? – говорит Малус.

– Ничто, – говорит Трогг.

– Ничто и никогда? – говорит Малус.

– Ничто и никогда, – говорит Трогг.

Малус кивнул Троггу. Малус больше ничего не сказал Троггу.

Но Малус заговорил с Гарамоком. Гарамок не так силен, как Трогг. Гарамок Троггу не брат.

– Хочет ли Гарамок, чтоб среди орков клана Изувеченной Длани жил огр? – спрашивает Малус.

– Нет, – говорит Гарамок. – Огр никогда не сможет стать настоящей Изувеченной Дланью.

Когда Трогг услышал слова Гарамока, у Трогга внутри вспыхнул огонь. А Малус сказал:

– Освободи Трогга от клятвы. Я возьму его с собой.

Гарамок пожал плечами. Гарамок сказал:

– Нет, человек. Трогг очень хорош, чтобы таскать на спине припасы.

– Если ты отпустишь его, – сказал Малус, – я дам тебе двадцать серебряных монет.

Гарамок пожал плечами. Гарамок сказал:

– Нет, человек.

– Тридцать, – сказал Малус.

Гарамок пожал плечами. Гарамок сказал:

– Ладно. Идет.

Так Гарамок освободил Трогга от клятвы за тридцать кусочков серебра.

– Трогг, теперь ты присоединишься ко мне? – говорит Малус. – Теперь ты присоединишься к Сокрытым?

Трогг молчит.

– Дашь ли ты клятву верности Сокрытым? – говорит Малус. – Станешь ли братом для всех Сокрытых?

Трогг молчит. Трогг думает и вспоминает. Трулл мертв. Теремок мертв. Ульмок мертв. У Трогга нет братьев. Нет братьев-огров. Нет братьев-орков.

– Трогг даст клятву верности Сокрытым, – говорит Трогг. – Трогг будет Малусу братом.

Малус и сейчас брат Троггу. Но Троггу не нравилось, что сделал Малус с ограми Гордунни. Трогг знал: и Каррге это тоже не нравится. Каррге не нравится, что Малус выгнал всех огров из дому, из Забытого Города. Каррге не нравится, что новый Гордок – человек.

Трогг думает, Каррге нравится Трогг. Трогг хочет сделать Карргу счастливой. Трогг хочет драться с Карргой бок о бок. Трогг хочет драться за Карргу. Троггу нравится Каррга, но Трогг не хочет быть Каррге братом. Троггу хочется… большего.

Но Малус все еще брат Трогга. И Трогг дал клятву верности Малусу и Сокрытым. Поэтому Трогг будет выполнять приказания Малуса.

Надежно укрытый от чужих глаз панцирем гоночной лодки, Арам пошел на первый круг вокруг Гоночной баржи. Газлоу с Шустрецом напряженно смотрели ему вслед.

Проводив лодку взглядом, Макаса вернулась к неожиданной проблеме. Добиться от Мурчала подробностей, благодаря помощи Дреллы, было несложно. Едва Мурчаль, Клок и Дрелла отправились на прогулку, Клок заметил причаливающую к пристани лодку Зловещих Тотемов, битком набитую ограми.

– По-моему, – сказала Дрелла, – я еще никогда не видела живого огра. Пойдемте, скажем им «привет!».

Но вместо этого Клок схватил Мурчаля и вместе с ним нырнул в озеро, чтобы их не заметили.

Огры – пятеро, включая Трогга (или, как называл его Мурчаль, «ДРРРогга») – прошли прямо мимо Дреллы. Она даже представилась им. По ее словам, огры были рады видеть ее, но ничего не сказали, а просто пошли своей дорогой.

Тогда Клок с Мурчалем выбрались из воды. Клок велел Дрелле с Мурчалем возвращаться к Макасе, а сам отправился следить за ограми – тайком, держась поодаль.

Лепрогном помахал Араму, завершившему первый круг и пошедшему на второй, но прежде, чем он успел начать третий, на пристань вернулся Клок в компании Дейзи и Залатая.

Как выяснилось, в поисках Арама и его друзей огры явились в таверну и, угрожая оружием, принялись допрашивать всех и каждого. Но пока что никто не проболтался. Гномы и люди отказались помогать ограм, а гоблинов угрозами не проймешь – чтоб заручиться их помощью, нужны не угрозы, а деньги.

– Но вопрос, боюсь, только во времени, – с удрученной улыбкой сказала Дейзи.

В этот момент мимо пристани вновь пронеслась лодка Арама. Газлоу испустил торжествующий вопль и поднял над головой карманные часы.

– Восемь кругов за четырнадцать минут! – заорал он. – А ведь мальчишка еще почти ничего не смыслит!

Макаса с Дейзи рассказали гоблину, что произошло.

– Нам нужно найти для них новое жилье, – закончила Дейзи.

– Нам нужно поскорее убираться с этой баржи, – возразила Макаса.

Газлоу взглянул ей в глаза.

– Почему огры охотятся за вами?

– Какая разница? Это же огры. Если они поймают нас, то убьют.

– Истинная правда. Ладно. Хорошо. Но далеко бежать незачем. Поселим вас на моей яхте. Уж там-то вас никому не найти.

– Погоди, – не веря своим ушам, сказала Макаса. – Уж не думаешь ли ты, что мы останемся?

– Придется остаться. У нас с парнишкой сделка.

– Его зовут Арамар, а сделка отменяется.

– Вот как, значит, да?

– Да.

– Ошибаешься, девочка. Уйдете до гонки – можете забыть о спасении отцовского… чем бы оно там ни было. Не знаю – может, тебе и все равно, но вот мальчишка уж точно будет не рад.

Макаса обожгла гоблина гневным взглядом, но не сказала ничего.

Газлоу положил руку ей на плечо.

– Не тревожься. Этот парнишка мне нравится. Мы будем осторожны, слово даю.

Судя по всему, он говорил абсолютно искренне, но Макаса понимала, что и его искренности есть предел. Возможно, Арам действительно понравился Газлоу, но не настолько, чтобы жизнь брата сделалась для него дороже прибыли от гонки. Вдобавок, насколько она могла судить, этот гоблин до сих пор не смог запомнить имя Арамара.

Пройдя еще восемь кругов, Торн снова появился у пристани. Газлоу все еще был занят разговором с Дейзи и этой рослой женщиной, поэтому время засекал он, Шустр. Тринадцать минут и тридцать четыре секунды.

«Что ж, из этой затеи вполне может выйти толк…»

 

Глава двадцать седьмая. Простая рутина

Так началась их новая жизнь – жизнь, полная скучной простой рутины.

В таверну путешественники возвращаться не стали, и, как оказалось, правильно сделали. Дейзи с Залатаем, приплывшие на лодке Рендо, известили их, что ограм удалось отыскать пьяного гоблина, охотно рассказавшего им, что два человека, гнолл и мурлок, подпадающие под их описание, были в таверне накануне вечером. Вдобавок, раскисший от выпивки гоблин сказал ограм, что четверку беглецов сопровождала дриада, а это значило, что и Дрелле на Гоночной барже грозит опасность. Огры явились в таверну и потребовали проводить их в комнату Арама. Дейзи согласилась – отказывать было ни к чему, – а после попыталась убедить их, что Арам с друзьями всего лишь остановились в таверне на ночь, а на следующее утро наняли лодку до Нового Таланаара. Хозяйка таверны думала, что после этого огры покинут баржу и отправятся в неверном направлении, но теперь опасалась, что перестаралась: похоже, огры ей не поверили и даже не подумали уходить.

– Упомяни я Прибамбасск, они могли бы поверить. Судя по всему, они знают, куда вы держите путь.

Пятеро путешественников поселились на яхте Газлоу, стоявшей на якоре в паре сотен метров от Гоночной баржи. Они делили меж собой одну большую каюту и старались не высовываться на палубу, чтобы их не заметили с баржи. От этого все – особенно Макаса – безумно скучали, но делать было нечего.

Каждое утро перед рассветом Шустр, тоже переселившийся на яхту, сажал Арама в «Паросвист» и сквозь подзорную трубу, присоединенную к костюму, наблюдал, как мальчик проходит трассу – снова, и снова, и снова.

Оказавшись в лодке, Арам опускался на сиденье, наполовину находившееся ниже ватерлинии. Сиденье было снабжено двумя ремнями, крест-накрест застегивавшимися на груди. Именно так Макаса носила цепь, и в этих ремнях Арам чувствовал себя чуточку воином. Это ощущение усиливал и шлем, выданный ему Шустром.

– Зачем он мне? – спросил Арам.

– На случай крушения, – ответил Шустр.

– Я же на воде. В случае крушения промокну. Возможно, могу и утонуть. И как тут поможет шлем?

Шустр смерил его строгим взглядом.

– Дурень ты, Торн. Надевай шлем.

– Знаешь, меня вполне можно звать Арамом.

– «Арам» – это два слога. А «Торн» – только один. Рациональнее.

– То есть, «Арамар» вообще исключается?

Шустр промолчал.

Усевшись в лодку, Арамар начинал качать рычаг, пока двигатель не схватывался и не начинал набирать обороты. Когда из двигателя вырывалась струя пара, Арам тянул другой рычаг, и панцирь опускался, укрывая его сверху. Когда панцирь был почти опущен, следовало с силой дернуть его за ручку, чтоб крышка щелкнула и закрепилась на месте, надежно запирая Арама внутри.

В панцире имелась длинная узкая смотровая щель, сквозь которую Арам мог смотреть наружу, но его внутри лодки не смог бы разглядеть никто, даже вблизи. Это-то и позволяло Араму в полной безопасности кружить по трассе в какой-то паре метров от баржи без всякого риска быть замеченным Троггом и его очень большими друзьями.

Далее Араму нужно было толкнуть кверху еще одну ручку, которую Шустр называл газом. Верный своему имени, «Паросвист» со свистом выпускал пар, и лодка начинала набирать скорость. Рулить лодкой нужно было при помощи штурвала, очень похожего на штурвал «Волнохода», с которым Арама учил управляться рулевой Том Фрейкс, только гораздо меньше. Но легкий, изящный «Паросвист» был намного чувствительнее к любому движению штурвала, и первым делом Араму пришлось учиться осторожности на поворотах.

Потом начиналась трасса, огибавшая Гоночную баржу Пшикса и Поззика кольцом: две долгих прямых с севера и юга и два слалома между сваями с восточной и западной сторон. Тут-то Арам и начинал как следует понимать, отчего Шустру так хотелось стать пилотом самому. Ведь это такая забава!

Лодка летела вперед, как плоский камешек, скачущий по воде. Арам упивался скоростью. Арам упивался тем, как судно повинуется каждому его движению. Арам упивался бешеным слаломом между сваями. Арам полюбил все это раз и навсегда.

Каждый вечер все – Арамар, Макаса, Клок, Мурчаль, Дрелла, Газлоу и Шустр – собирались вместе за ужином. Дейзи с Залатаем держались от них подальше, так как огры, заподозрившие Дейзи во лжи, начали слежку за ней. К счастью, эти создания были слишком велики для такой тонкой работы, и потому заметить за собой «хвост» было проще простого.

Газлоу любил хорошо поесть, а потому и гостей угощал на славу. Каждый ужин на яхте превращался в настоящее пиршество. Здесь были жареная индейка и жареная свинина. И множество сырой рыбы для Мурчаля, и разные фрукты и овощи для Дреллы. Едва получив свою порцию, дриада забирала тарелку и забивалась в угол, как можно дальше от лепрогнома. За едой она то и дело начинала потихоньку двигаться к Шустру, но вскоре, по всей видимости, не справившись со страхом, возвращалась на место.

Вдобавок, Газлоу был страшным сластеной, и потому на десерт неизменно подавался богатый выбор сдобы, сладких пирожков и пирожных.

На третий вечер Газлоу, расправившись с даларанским шоколадным пирожным, спросил Арама, как подвигается обучение.

Арам, только что сунувший в рот целый кровяничный пирог, поспешил проглотить лакомство и ответил:

– Просто здорово! Думаю, я уже чувствую «Паросвист».

Газлоу бросил взгляд на Шустра. Тот, неохотно кивнув, открыл механической рукой панель в железной груди костюма, сунул внутрь кекс с коринкой и изюмом и закрыл панель. Миг – и за стеклом шлема показались настоящие гномьи руки Шустра, подносящие кекс ко рту.

– А трассу изучил? – спросил Газлоу, вновь повернувшись к Араму.

– Да. И время с каждым разом все лучше.

К концу первого дня Арам прошел трассу за тринадцать минут и три секунды. К концу второго, после сотни проездов по трассе, сократил время до двенадцати минут ровно. К концу третьего – до одиннадцати минут и тридцати двух секунд. Неплохая заявка на победу!

– Думаю, ко дню гонки уложусь в одиннадцать, да еще с запасом!

– Фантастика, – сказал Газлоу. – Но завтра… завтра гони помедленнее.

– Что?

– На твои тренировки смотрит куча народу.

– Я знаю. Но ограм же не разглядеть меня внутри!

– Какое мне дело до огров!

Макаса пронзила Газлоу гневным взглядом.

– То есть, речь не об ограх, – поправился он. – Речь о соперниках и игроках, делающих ставки. Продолжай осваиваться в лодке и на трассе, но не показывай всего, на что способен. Не гони, притормози чуток. Нам нужно удивить их, когда дойдет до дела.

Арам кивнул, хоть вовсе не был уверен, что ему хватит на это сдержанности. Ему очень нравилось опережать время!

Вынув блокнот, он продолжил рисовать по памяти гоблина с лепрогномом, спорящих, кто будет пилотировать «Паросвист», тоже изображенный на заднем плане. Для зарисовки Арам выбрал тот самый момент, когда между владельцем и строителем лодки встала Дейзи, потому что… э-э… потому, что ему просто нравилось рисовать Дейзи. Сбоку, в сторонке, он поместил и малыша Залатая. Без всякой видимой причины он нарисовал Залатая за игрой на скрипке, хотя в тот момент скрипки у желтовато-зеленого гоблина при себе не было. Но Арам очень радовался тому, что рисует намного свободнее, намного более творчески. К тому же, и рисовать по памяти сделалось легче. Да, он время от времени поглядывал на Шустра с Газлоу, а еще сверялся с портретом Дейзи и Залатая, нарисованным раньше. Все это здорово помогало. Однако по большей части он рисовал то, что помнил и чувствовал!

– И еще одно, – сказал Газлоу. – Завтра вечером…

Тут он умолк и неуверенно покосился на Макасу.

– Что? – мрачно спросила та.

– Завтра вечером наш пилот должен побывать на барже и официально зарегистрироваться для участия в гонке.

– Сделай это сам, – отрезала Макаса. – А он к барже и близко не подойдет. И – да, на этот раз речь именно об ограх.

– Мы с Шустром будем там, но и мальчику нужно пойти с нами, иначе нас не допустят к гонке. Но это дело простое. Можно сказать, рутинное. У меня есть как раз то, что нужно. Плащ с капюшоном, который я, э-э… одолжил у настоящего агента ШРУ. Настоящий шпионский плащ! Именно для таких дел. Мы быстро, – добавил он, прежде чем Макаса успела хоть что-то возразить. – Одна нога здесь, другая там.

– Тогда я с вами, – сказала Макаса.

– Двух плащей у меня нет, – ответил Газлоу. – И уж поверь мне, девочка, тебе там незамеченной не остаться. Ты производишь немалое впечатление везде, где бы ни появилась. Потому лучше останься здесь. Не подвергай мальчишку лишнему риску.

– Его. Зовут. Арамар.

– Верно, верно. Я знаю.

– Тогда так и говори.

– Как? Зачем?

– Чтобы я видела, что ты понимаешь: он – живой человек. И знала, что ты неравнодушен к нему хотя бы настолько, чтобы запомнить его треклятое имя.

Газлоу выпрямился, встал, перегнулся через стол и взглянул прямо в глаза Макасы.

– Мой пилот – Арамар Торн, – сказал он. – И, сказать правду, пар… Арам мне по нраву. Я не допущу, чтобы на барже с ним что-нибудь стряслось. Даю слово.

На миг Макаса задумалась, многого ли на деле стоит слово гоблина, но затем удовлетворенно кивнула. Удовлетворение было порождено мыслью, что этот треклятый Газлоу действительно сделает все, чтобы с Арамом ничего не случилось… по крайней мере, до гонки.

 

Глава двадцать восьмая. Улыбки со всех сторон

Газлоу и Шустр спустили шлюпку, сели на весла, взяли «Паросвист» на буксир и отвезли Арама на Гоночную баржу.

Как только шлюпка подошла к пристани, Арам попытался встать, но наступил на собственный плащ и едва не вышиб себе мозги о причальную тумбу. Плащ шили на кого-то, по крайней мере, на полторы головы выше Арама ростом, и, мало этого, он слишком уж напоминал плащ Шепчущего. Араму постоянно чудился запах жасминовой воды, намертво впитавшийся в ткань.

Шагая между Газлоу и Шустром и изо всех сил стараясь не наступить на полу плаща, Арам подошел к концу очереди желающих зарегистрироваться, вытянувшейся к гному Пшиксу Медноштифу и гоблину Поззику. Основатели и совладельцы Гоночной баржи, сидя за длинным деревянным столом, заносили имена участников в огромную толстую книгу.

– Судно? – спросил Пшикс.

– «Обжора», – ответил стоявший перед ним гоблин.

– Владелец? – спросил в свою очередь Поззик.

– Раззерик.

– Конструктор? – спросил Пшикс.

– Раззерик, – ответил тот же гоблин, уже не без досады.

– Пилот? – неумолимо спросил Поззик.

– Раззерик!!! – взревел гоблин. – Вы оба прекрасно знаете, кто я такой, чтоб вам лопнуть!

– Проходи, – сказал Пшикс, махнув рукой в сторону.

Что-то ворча себе под нос, Раззерик отошел в сторону и встал перед своей красно-зеленой лодкой. Еще один гоблин – постарше, но очень почтенного и даже симпатичного вида – занял место напротив и начал рисовать Раззерика и его лодку! Гоблин-художник работал с невероятной быстротой. Казалось, он не стремится придать рисунку законченный вид, а только намечает детали, наносит на бумагу ровно столько информации, сколько потребуется, чтобы завершить работу позже.

– Судно? – снова спросил Пшикс.

– «Аннигилятор», – ответил еще один гоблин, с кольцом в носу.

– Владелец? – спросил Поззик.

– Гризнак, – ответил обладатель кольца в носу.

– Конструктор? – спросил Пшикс.

– Маззер Винтодер, – ответил стоявший рядом гном.

– Пилот? – спросил Поззик.

– Риззл Медноштиф, – ответил еще один гном, ужасно похожий на…

– Проходите, – сказал Пшикс Медноштиф, махнув рукой в сторону.

Гризнак, Винтодер и Риззл отошли в сторону и встали перед своей черно-желтой гоночной лодкой. И снова почтенного вида гоблин встал напротив и принялся рисовать всех троих. И снова Арам подивился быстроте и искусству гоблина-художника.

– Судно? – спросил Пшикс.

– «Флибустьерский огонь», – ответил тролль в черной треуголке, украшенной спереди изображением белого черепа со скрещенными костями.

– Владелец? – спросил Поззик.

– Адмирал Тони Два Клыка, – ответил тролль-пират.

– Конструктор? – спросил Пшикс.

– Джинки Дзыньбламбум, – ответила маленькая гномка.

– Пилот? – спросил Поззик.

– Грубоступ, – ответил превосходно одетый гоблин с длинным пучком волос на макушке.

– Проходите, – сказал Пшикс.

Эта команда гонщиков была самой странной из всех (почти такой же странной, как команда «Паросвиста»). Тролль, гномка и гоблин встали перед своей черно-белой гоночной лодкой (также украшенной изображением черепа и скрещенных костей), и вновь почтенный гоблин-художник взялся за карандаш. Араму страшно не терпелось познакомиться и побеседовать с собратом по искусству. Казалось, блокнот вот-вот прожжет в заднем кармане дыру. С одной стороны, очень хотелось показать свои рисунки почтенному гоблину. Но, с другой стороны, Арам немного побаивался показывать их: вдруг они никуда не годятся?

Но тут Газлоу подтолкнул Арама вперед, заставив его мигом забыть о растущей неуверенности.

– Судно? – спросил Пшикс.

– «Паросвист», – наперебой ответили Газлоу и Шустр, смерив друг друга сердитыми взглядами.

– Владелец? – спросил Поззик.

– Газлоу, – ответил Газлоу.

– Конструктор? – спросил Пшикс.

– Гимбл Шустрец, – ответил Шустр.

– Пилот? – спросил Поззик.

– Постой-ка, – остановил его Пшикс, оторвав взгляд от книги и недоверчиво уставившись на лепрогнома. – Чтобы зарегистрироваться на нашу гонку как конструктор, ты должен быть действительным членом МИГА.

– Я и есть действительный член МИГА, – буркнул Шустр.

– Может, когда-то так и было, – буркнул в ответ Пшикс. – Но я не знаю ни единого лепрогнома, которому удалось сохранить голову в порядке настолько, чтобы…

Прежде, чем он успел закончить фразу, механическая рука Шустра со звучным хлопком выложила на стол перед ним членский билет. Пшикс взял его в руки, внимательно изучил и вновь поднял взгляд на Шустра.

– Да, все в порядке, – признал он, возвращая документ Шустру.

Механическая рука выхватила членский билет из его пальцев и спрятала на место, а Пшикс записал в книге: «Гимбл Шустрец».

– Пилот? – повторил Поззик.

– Арамар Торн, – прошептал Арам.

– Что? Что ты там шепчешь, мальчик!

– Арамар Торн, – повторил Арам, немного повысив голос.

– Проходите, – сказал Пшикс Медноштиф, махнув рукой в сторону.

И Арам прошел… но вовсе не к почтенному художнику. Внезапно прямо перед ним возник Мурчаль.

– Урум! РРРгррры! Флллурлог!!! – завопил он.

Ошеломленный, Арам обернулся… и встретился взглядом с тем самым пузатым огром, которого видел в Забытом Городе, на арене. Круглый, как шар, огр поднес к губам рог, раздул щеки до невероятной величины и дунул изо всех сил. И, будто со всех сторон, к Араму, Мурчалю, Шустру и Газлоу бросились другие огры. Казалось, они повсюду. И маленький мурлок сделал единственное, что мог сделать – схватил Арама за руку и рванул к краю баржи.

Арам забарахтался в воде, путаясь в длинном плаще с капюшоном, и успел сделать глубокий вдох, прежде чем Мурчаль поволок его вниз – глубоко-глубоко. Сорвав с друга хваленый шпионский плащ Газлоу, Мурчаль поплыл вперед под водой, поволок Арама за собой, к яхте – и поднырнул под нее!

Араму отчаянно не хватало воздуха. Казалось, он вот-вот задохнется, но тут Мурчаль наконец-то потащил его наверх. С кружащейся головой вынырнув на поверхность, Арам принялся жадно хватать ртом воздух. «Почему я то и дело оказываюсь на волосок от того, чтоб утонуть?!» – подумал он. Что ж, по крайней мере, теперь их с Мурчалем, заслоненных яхтой, не могли заметить с Гоночной баржи.

– Урум мммм? – спросил Мурчаль.

– Все хорошо, – тяжело дыша, ответил Арам. – Спасибо тебе… мой дрррг.

Мурчаль расплылся в улыбке.

* * *

– Ты дал мне слово, что обеспечишь его безопасность!

Голос Макасы звучал негромко, едва ли не шепотом, и это – для тех, кто ее знал – было гораздо страшнее ее крика.

Конечно, Газлоу знал ее не настолько хорошо, однако понял, что ему угрожает, и попятился назад.

– Я обещал, что с ним ничего не случится, – сказал он. – С ним ничего и не случилось.

– Ничего?!

Казалось, ярость Макасы можно пощупать рукой.

Так и не сумев полностью довериться гоблину, Макаса велела Мурчалю доплыть до Гоночной баржи, оставаться там до конца регистрации, не высовываться из воды и следить, не случится ли беды и не появятся ли огры.

И, если бы не это…

– Ладно, ладно, – заговорил Газлоу. – Подумаешь, парнишка малость промок. Велика беда! А вот я остался без шпионского плаща.

Макаса потянулась к сабле, но Арам удержал ее руку.

– Ты должен загладить вину перед нами, – сказал он, повернувшись к Газлоу.

Заинтригованный, гоблин склонил голову набок.

– Не возражаю. Что у тебя на уме?

– Подними со дна нашу вещь. Сегодня ночью.

– Парень, уговор был не таким.

– Его зовут Арам, – прорычала Макаса.

– Хорошо, хорошо. Арам, уговор был не таким. Я помогу тебе достать эту отцовскую штуку, чем бы она там ни была, после гонки.

– Даю слово: я буду пилотировать «Паросвист». Я сам этого очень хочу. Но если вокруг шныряют огры, мы не сможем задержаться здесь после гонки. Кристалл нужно достать этой ночью.

– Кристалл?

– Неважно, – поспешно сказал Арам, мысленно отвесив себе подзатыльник. – Как? Ты все еще не возражаешь?

Газлоу улыбнулся в ответ.

Трогг был не рад.

– Мальчишка исчез. Компас исчез, – сказал Трогг.

– Мальчишка не исчез, – сказала Каррга. – Мальчишка будет на гонках. Мальчишка поедет в той штуке, вроде лодки, синей с красной полосой. Трогг сможет поймать мальчишку, когда мальчишка придет на гонку.

Трогг улыбнулся.

 

Глава двадцать девятая. Полночные закуски

Мурчаль снова – на этот раз с Арамовым компасом – спустился в воду и повел снявшуюся с якоря яхту к осколку кристалла под каменной плитой. Когда он дал знак, что яхта на месте, Газлоу выволок из трюма два водолазных костюма для Макасы с Арамом. Они были заметно похожи на защитный костюм Шустра, только еще больше и тяжелее, несмотря на отсутствие механизмов. Арам с сестрой обменялись практически одинаковыми опасливыми взглядами.

– Абсолютно надежны, – заверил Газлоу.

Макаса нахмурилась. Она не доверяла гоблину уже по привычке. Однако они с Арамом позволили Газлоу и двум его матросам-гоблинам надеть на себя костюмы.

Одевание заняло немало времени. В отличие от Шустра, Арам с Макасой не сидели в грудных отделах костюмов. У этих костюмов имелись рукава и перчатки, штанины и сапоги, пластины, прикрывавшие спину и грудь, и шлемы с единственным стеклянным окошком, защищенным решеткой, впереди. Все это требовалось тщательно подогнать друг к другу, чтобы соединения не протекали. На середине процесса к Араму с Макасой присоединился и Шустр. Перед погружением ему требовалось несколько перенастроить свой защитный костюм.

Под конец одевания к костюмам каждого из водолазов подсоединили длинные трубки – воздушные шланги. Другим концом шланги крепились к яхтенной паровой помпе, которая будет снабжать всех троих воздухом, когда они уйдут под воду.

Оказавшись наглухо запечатанным в костюм, Арам обнаружил, что едва может двигаться. Пять неуклюжих, грохочущих шагов до леера левого борта едва не прикончили его на месте. Костюм был так тяжел и двигаться в нем было так неловко, что мальчик не понимал, как он сможет сделать в нем под водой хоть что-нибудь. Он тут же высказал это соображение вслух, но его голос звучал из-под стекла так глухо, что никто ничего не разобрал. Общение с остальными свелось к простейшим жестам: большой палец вверх, большой палец вниз.

Взглянув за борт, Арам увидел прямо под собой Мурчаля, а вновь подняв взгляд – Газлоу взмахами руки отгоняющего мурлока с дороги. Чтобы взглянуть в другую сторону, пришлось развернуться всем корпусом. Там, наблюдая за водолазами, стояли Клок с Дреллой. Дриада все так же не отрывала глаз от Шустра и чувствовала себя очень неуютно. Гнолл покачивал головой. В костюме Арам не мог услышать ничего, кроме собственного дыхания, но казалось, негромкий рык Клока доносится до него даже сквозь толстое стекло.

Шустр загодя объяснил Араму с Макасой, что самый простой способ покинуть яхту – встать у борта спиной к воде и осторожно упасть вниз. Теперь, демонстрируя свои объяснения наглядно, он упал за борт первым и тут же скрылся под водой. Макаса немедля последовала за ним.

Несмотря на несколько дней непрерывных тренировок в пилотировании лодки, Арам так и не смог избавиться от нездоровой боязни утонуть, но гулко сглотнул и качнулся назад. Тяжесть костюма сразу же увлекла его вниз, и он оказался в воде. На миг им овладела паника, но он быстро сумел взять себя в руки. Как оказалось, выталкивающая сила воды здорово помогала: движения больше не требовали таких невероятных усилий. Оглядевшись, Арам увидел Макасу с Шустром. Благодаря тяжести водолазных костюмов, все трое быстро шли ко дну. Мурчаль с цепочкой на голове кружил рядом, и компас на цепочке снова сиял посреди его лба, будто третий глаз. Шустр, прежде не видевший компаса, удивленно взглянул на него сквозь стекло шлема и протянул к нему механическую руку, но Мурчаль шлепнул по железным пальцам перепончатой ступней.

Тревога Арама усилилась до предела. Казалось бы, на этот раз его жизни ничто не угрожает – ни огры, ни скелеты не пытаются вышибить ему мозги. Но, с другой стороны, все – водолазный костюм, вода – словно бы навалилось на мальчика неимоверной тяжестью, готовой вот-вот раздавить, и Арам почувствовал, как быстро бьется в груди сердце. Но мало-помалу плавный спуск под мерные вдохи и выдохи воздушной помпы значительно успокоил его.

В скором времени все они достигли дна. Мурчаль подвел остальных к груде каменных плит и показал на ту, которую нужно было сдвинуть. Плита была просто огромна. На суше, чтоб протащить ее хоть полметра, понадобилась бы целая упряжка лошадей. Но здесь, под водой, стоило попытаться справиться вчетвером.

Они приступили к делу. Конечно, поднять плиту не удалось, но, раскачивая из стороны в сторону, ее вполне можно было медленно, сантиметр за сантиметром, сдвигать с плиты, лежавшей ниже. Арам боялся, как бы под тяжестью плиты кристалл не превратился в пыль, однако обломок продолжал себе сиять, как ни в чем не бывало.

Изо всех сил помогая Уруму, Мрксе и странному, болезненного вида гному раскачивать плиту, Мурчаль никак не мог отделаться от мысли, будто о чем-то забыл. Но вскоре мимо проплыл маленький окунек, и Мурчаль тут же вспомнил… В теплой, согретой летним солнцем воде она была вялой, ленивой, и позволила ему спокойно плыть своей дорогой. Но теперь-то была ночь! Вода остыла. Настало время закусить…

Внезапно Арама схватили сзади. Схватили и яростно встряхнули. В костюме было не оглянуться и не скосить взгляд, и нападавшего было не видно. Арам забарахтался, пытаясь освободиться, но тут его встряхнули с такой силой, что голова гулко стукнулась о шлем изнутри, как язычок колокольчика. Арам был слегка оглушен. Металлические пластины костюма несколько защитили мальчика, но внутрь сквозь множество дырочек начала сочиться вода. На миг в окошке мелькнули Макаса, Шустр и Мурчаль, спешащие на помощь, но Арам тут же потерял всех троих из виду и услышал совсем рядом чей-то долгий, протяжный вопль. «Кто это кричит? И почему я его слышу?» – подумал Арам, но тут же понял: кричит он сам.

С подобным Макаса не сталкивалась еще никогда. На секунду оцепенев от ужаса (и еще полсекунды потратив на сожаления о потерянном гарпуне), она рванулась вперед – толкнулась обеими ногами и поплыла освобождать Арама. Но Мурчаль перехватил ее на полпути. Схватив Макасу за руку, он потащил ее наверх. Оказавшись над Арамом и пастью исполинской твари, он отпустил Макасу и замолотил кулаками по длинному приплюснутому тупому носу хищника. Макаса тут же поняла, что он хочет сказать, и присоединилась к мурлоку. Особой пользы это не принесло. Но тут к ним присоединился и лепрогном. Его механические железные кулаки обрушились на нос чудовища, и Мурчаль с Макасой удвоили усилия.

Арам умолк, и в тот же миг все кончилось: его отпустили так же неожиданно, как и схватили.

Он развернулся в воде, чтобы посмотреть, кто же это был. Враг оказался самой огромной рыбиной, какую он когда-либо видел – серой, исполинских размеров, с полной пастью длиннющих ножей вместо зубов. В голове тут же зазвучал голос Грейдона, подсказывающий, что перед ним китовая акула, и Араму тут же захотелось закричать отцу в ответ: «Заткнись, заткнись, заткнись! Эта тварь чуть не съела меня!» Акула была так велика, что мальчик не мог даже увидеть ее целиком, под каким углом ни посмотри…

* * *

Панцирь закуски оказался тверд. Не прокусить. Чуть подался, но закуска была совсем безвкусной. И крови не было. А тут еще напал мурлок и другие закуски. Мурлок ударил по носу. Больно. Другие закуски начали бить по носу еще сильнее. Опять больно. Плохие закуски. Да и аппетит что-то пропал.

Китовая акула развернулась и уплыла в темноту. Арам без отлагательств устремился назад, к каменной плите. Хотелось одного: как можно скорее достать осколок кристалла и как можно скорее вернуться на борт яхты Газлоу. Но Макаса, подплыв к нему, развернула его лицом к себе, чтобы взглянуть сквозь стекло шлема в глаза брата. Арам чувствовал, что его костюм медленно наполняется водой, но Макаса этого, по всей видимости, не заметила, поэтому он кивнул и поднял вверх оба больших пальца. Во взгляде Макасы мелькнуло вполне понятное сомнение, но Арам указал на плиту, и все четверо снова взялись за дело.

Вместе они еще немного потолкали плиту из стороны в сторону, затем Мурчаль скрылся из виду и секунду спустя появился с сияющим осколком кристалла в когтях!

Только поднявшись на поверхность, Макаса увидела, что шлем Арама на треть заполнен водой. Вода поднялась выше линии рта, и брат изо всех сил задирал вверх нос, чтоб не лишиться возможности дышать. Когда матросы Газлоу, едва не надорвавшиеся под тяжестью заполненного водой костюма, наконец-то ухитрились втащить мальчика на борт, из множества дыр, прокушенных акулой в Арамовом костюме, на глазах у всех вылилась добрая половина Мерцающих глубин.

– Что стряслось с моим водолазным костюмом?! – спросил Газлоу. – Он, знаете ли, немалых денег стоит!

Несмотря на то, что костюм Арама опорожнился и мальчик больше не рисковал захлебнуться, Макаса всерьез была готова прикончить этого гоблина, вот только собственный костюм сковывал по рукам и ногам. Пока их с Арамом освобождали от водолазного снаряжения, ей удалось подавить кровожадные намерения, но все, что случилось за день, раздосадовало ее не на шутку. Ее не было с Арамом на Гоночной барже во время нападения огров. Она не знала, как спасти Арама от китовой акулы – особенно без гарпуна. И в обоих случаях ситуацию спас Мурчаль. Подумать только – Мурчаль! Макаса решительно поджала и прикусила нижнюю губу. Контроль над путешествием следовало снова взять в свои руки. И как можно скорее. Обеспечить безопасность Арамара Торна может только она. Полагаться в этом на других нельзя, и больше этого не повторится. И точка.

Оставшись в каюте одни, пятеро путешественников собрались вокруг зажженной свечи. В попытке хоть чем-то порадовать их Газлоу прислал им молока и сладостей. Гоблин, хоть и не сразу, но осознал, что парнишка снова едва не погиб, хотя он, Газлоу, уверял, что водолазные костюмы абсолютно надежны. Между тем, волновать пилота, а уж тем более его отчаянную сестрицу, было вовсе ни к чему, и лучшим способом загладить свою вину, пришедшим Газлоу на ум, оказался вот этот полночный перекус.

Сидя на полу с новым осколком кристалла, Арам сравнивал находку с осколком, найденным у подножья Небесного пика. Новый кристалл был больше – величиной почти с мизинец мальчика. Оба осколка светились. Светилась и стрелка компаса, снова висевшего на шее Арама и тянувшегося к осколкам.

– Прекрати, – сказал Арам, вспомнив, что в прошлый раз это подействовало.

И компас снова послушался. Стрелка продолжала сиять и указывать в сторону других осколков, но рывки за цепочку прекратились.

– Он вправду делает то, что ты говоришь! – восхитилась Дрелла.

– По большей части, – ответил Арам, вертя в руках осколки и изучая их со всех сторон.

– Вот если бы все вещи на свете делали, что говорю я, уверена, мир стал бы значительно лучше.

– Что Дрелла сказала бы вещам? – полюбопытствовал Клок.

– М-м-м… – протянула дриада, очевидно, еще не загадывавшая так далеко вперед.

Внезапно в голове Арама будто бы что-то щелкнуло. Он перевернул больший осколок другой стороной вверх, а меньший – другим концом к большему и соединил их друг с другом. Осколки идеально подошли один к другому, засияли ярче прежнего, и вдруг…

* * *

Свет. Все вокруг стало Светом.

– Видишь, Арам? – сказал Голос Света. – Видишь?

– Я вижу только Свет, – ответил Арам.

– Взгляни на то, что приносит Свет, – сказал Голос. – Взгляни на то, что его порождает.

– Взгляни на свою смерть, – сказал силуэт Малуса, озаренный сзади не ослепительно-белым Светом, а чем-то другим – красно-оранжевым пламенем.

– Не бойся его, – сказал Голос. – Ты на верном пути. Два превратились в один. Скоро все Семь станут Одним.

– По крайней мере, одному уже никогда не стать частью Семи, – прорычал Малус.

Но Голос Света только повторил:

– Скоро все Семь станут Одним.

Макаса подхватила Арама и подняла на ноги.

– Снова видение? – спросила она.

– Ага, – едва дыша, ответил он.

Осколки кристалла все еще были зажаты в кулаке. Только теперь это были уже не осколки (во множественном числе).

– Узнал что-нибудь?

– Ага.

Соединившись, осколки приросли друг к другу так, словно всегда были единым целым – даже трещины было не разглядеть. Два превратились в один (и больше не сияли).

– Я что-то собираю. Создаю, – сказал Арам, подняв взгляд на Макасу. – Или… или воссоздаю. Осталось еще пять частей. Еще пять осколков.

– Проверь компас, – посоветовала Макаса.

Арам так и сделал. Стрелка, тоже переставшая светиться, указывала на юг. Точно на юг, а не на юго-восток. Арам показал компас Макасе и всем остальным и развернул карту Калимдора. Действительно, Прибамбасск находился точно на юге от Гоночной баржи.

– Он все еще ведет нас в Прибамбасск, – сказал он.

– Значит, завтра же отправляемся, – откликнулась Макаса.

– Только после гонки, – на всякий случай уточнил Арам: нужно же было убедиться, что Макаса помнит о его намерении выполнить уговор с Газлоу.

– Если огры добьются своего, никаких «после гонки» для нас уже не останется.

– Тогда давай думать. Что можно сделать, чтобы осталось?

 

Глава тридцатая. Восемь кругов

Восемь кругов. Восемь раз обогнуть Гоночную баржу – вот и все, что требовалось от Арама. В тщетной надежде спрятать лицо и остаться неузнанным, в тщетной надежде, что огры не заметят его, он загодя надел шлем, но даже в самом оптимистическом настроении сомневался, что это поможет.

И оказался прав.

Перед гонкой все восемнадцать гоночных лодок выстроились в ряд. Чтобы занять места, восемнадцати пилотам нужно было пройти по небольшому трапу. Макаса спрашивала, может ли Арам начать гонку, заранее сев в лодку и опустив панцирь, чтоб не показываться никому на глаза. Но Газлоу объяснил, что игрокам, делающим ставки, нравится любоваться, как пилоты идут к машинам, и большинство ставок, сделанных в последний момент, основаны на бахвальстве и самоуверенности пилота.

– Мне тоже выхваляться перед публикой? – спросил Арам.

– Нет, мальчик, – ответил Газлоу. – Наоборот. Пусть все думают, что у тебя – ни шанса. Я тоже кое-что предприму в этом направлении. Притворись-ка лучше, будто боишься.

«Тут и притворяться не надо», – подумал Арам.

Он двинулся по трапу следом за гоблиншей по имени Джульетта, пилотировавшей пурпурно-зеленую «Королеву Мэй», и впереди Раззерика, пилота зеленого с красным «Обжоры». Как ни странно, мальчик даже не вздрогнул от рева огрского рога и был на удивление готов к быстро приближающемуся топоту огромных ножищ.

Он медленно поднял взгляд. Через палубу Гоночной баржи к трапу, на котором стоял Арам и остальные семнадцать пилотов, огромными скачками несся Трогг во главе отряда из еще четырех или пяти огров.

К счастью, меры, предпринятые Газлоу, в кои-то веки сработали, словно по волшебству. Владелец «Паросвиста» убедил Пшикса и Поззика, что небольшой отряд огров, шныряющих по Гоночной барже, вознамерился сорвать гонку. Поскольку это было совершенно недопустимо, Пшикс с Поззиком позаботились о мерах предосторожности.

Прежде, чем огры успели добраться до трапа, им заступил путь Отряд громил Пшикса и Поззика – десяток огромных багровокожих хобгоблинов, прозванных на Гоночной барже «балбесами».

– Они тупее похмельного огра, но дело знают, – уверял Газлоу.

Отряду громил был отдан простой приказ: не подпускать огров к пилотам. И, судя по всему, балбесам, вооруженным массивными боевыми молотами, как раз хватало мозгов, чтоб следовать этому приказу. Может быть.

Арам закусил нижнюю губу и затаил дух…

* * *

Газлоу устремил взгляд на главного огра. Тот остановился перед балбесами и заорал на них, требуя «убраться с дороги Трогга». Он тоже был вооружен боевым молотом, навинченным на правое запястье.

Балбесы молчали. Только сейчас Газлоу приметил, что два их передних зуба торчат над нижней губой, даже когда рты их закрыты. От этого балбесы были очень похожи на бурундучков. Огромных бурундучков-мутантов. Только пушистых хвостиков не хватало.

– Хобгоблины уйдут, или хобгоблины умрут, – сказал Трогг.

– Они хотят напасть на пилотов! – заорал Газлоу за спинами огров.

– Эти огры хотят сорвать гонку! – поддержал его гном Рафаэль, которому Газлоу заранее сунул пару медяков.

Большего и не требовалось. Толпа угрожающе загудела. Слишком многие на гоночной барже поставили на эту гонку слишком много монет, чтоб позволять ограм сорвать состязания. К тому же, многие из тех, кто играл по-крупному, явились с охраной. Вокруг собралась не просто толпа любопытных зрителей. На борту было полным-полно наемных бойцов – воргенов, троллей и всяких прочих. Тони Два Клыка и вовсе приволок с собой половину своей треклятой команды.

К Троггу подошел Поззик.

– До гонки никто не подойдет к пилотам ни на шаг.

– Трогг не никто, – возразил Трогг. – Трогг – Трогг.

– Посмотри вокруг, Трогг, – сказал Поззик. – Думаешь, сумеешь одолеть моих балбесов? Может, и так. Но сможешь ли одолеть всех на этой барже? Сделаешь еще шаг – и их будет не удержать.

Судя по виду, Трогг был готов рискнуть схватиться со всеми собравшимися. Но единственная огриха в его отряде склонилась вперед и сказала:

– Гоблин говорит, никто не подойдет к пилотам до гонки. А после гонки?

Поззик пожал плечами.

– Кому какое дело, что будет после?

Газлоу громко застонал.

Огриха шепнула что-то на ухо Троггу. Тот яростно замотал головой. Она прошептала что-то еще. Огр опустил плечи и почесал молотом рог посреди лба. Огриха добавила что-то еще. Он улыбнулся и кивнул. Огры отодвинулись назад. Трогг принялся вывинчивать из запястья боевой молот.

«Пока что все идет по плану», – подумал Газлоу, повернувшись к стартовой линии…

Тяжело дыша, Торн подошел к Шустру. Шустр помог ему спуститься в «Паросвист» и пристегнуться и уже хотел закрыть панцирь, но тут Торн спросил:

– Разве ты не пожелаешь мне удачи?

Шустр смерил человеческого мальчишку взглядом.

– Тебе не нужна удача. У тебя есть моя лодка.

«Дурень», – мысленно прибавил он, но вслух этого не сказал. Целых два лишних слога. Нерационально. Он просто, без лишних слов, закрыл панцирь над головой мальчишки.

* * *

Арам вывел лодку на линию старта с северной стороны Гоночной баржи и занял место между «Королевой Мэй» и «Обжорой». Невдалеке, на вышке, установленной на небольшой барже, перед самым большим рупором, какой Арам только видел в жизни, во всей своей красе стояла Дейзи с флагом в руке. Широким взмахом руки она вскинула флаг к небу… и еще одним широким взмахом опустила его вниз.

Гонка началась!

Круг первый.

По опыту Арам знал, что сила «Паросвиста» не в быстром старте. Рвать с места было ни к чему. Скорость следовало наращивать постепенно.

Первую четверть круга он миновал в середине группы, радуясь, что не оказался еще ближе к концу. Четыре слаломных сваи с восточной стороны от Гоночной баржи были разнесены довольно широко. Легко, почти впритирку обогнув их, Арам оставил позади одну или две лодки и немного сократил отставание от лидеров.

Затем началась южная прямая, и тут-то он смог поднажать. Он превратился в камешек, скачущий над волнами озера Безмолвия. В этот миг все мысли об ограх и компасах разом исчезли из головы. В этот миг Арамар Торн был свободен.

К тому времени, как он свернул на западную сторону Гоночной баржи и начал маневрировать между восемью тесно сдвинутыми сваями западного слалома, впереди оставались всего три или четыре лодки.

Проходя поворот на северную прямую, «Паросвист» промчался мимо черно-белого «Флибустьерского огня» и поравнялся с баржей Дейзи. За ревом двигателей и шумом воды слов Дейзи было не разобрать, но Арам сумел разглядеть ее. Стоя на вышке, она говорила в рупор…

Круг второй.

– Первым идет «Обжора», за ним – «Молниевый угорь», «Королева Мэй», «Паросвист» и «Флибустьерский огонь».

– Они проходят первый поворот, и… ай-яй-яй, «Флибустьерский огонь» полностью оправдывает свое название! Лодка буквально в огне! Охваченный языками пламени, «Флибустьерский огонь» замедляет ход, его опережают «Аннигилятор» и «Рыба-меч». Сохраняя этот порядок, гонщики проходят первый слалом и идут на второй поворот.

– На дальней прямой «Королева Мэй» настигает «Молниевого угря». Нос к носу они, следом за «Обжорой» Раззерика, входят в третий поворот.

– Похоже, на сложном слаломе преимущество за «Мэй»… да! Проскользнув мимо «Угря», «Мэй» вырывается на второе место и входит в четвертый поворот.

– Итак, первые на северной прямой – «Обжора», «Королева Мэй», «Молниевый угорь», «Паросвист», «Рыба-меч» и «Аннигилятор», а сзади, спеша присоединиться к шестерке лидеров, к ним приближается «Штопор»!

* * *

Круг третий.

Газлоу очень нравилось то, что он видел. Ну да, конечно, если бы парнишка шел в тройке лидеров, что гарантировало бы финиш на одном из призовых мест, это понравилось бы гоблину еще больше, но и четвертое место – тоже неплохо, учитывая, что три четверти гонки еще впереди. Нравилось ему и то, что лодка пиратского адмирала уже безжизненно покачивалась на волнах, что «Гордости Штормграда» гордиться было совершенно нечем, а «Путь Кесселя» безнадежно задержался в пути и шел последним, отставая от лидеров на целый круг.

Газлоу нравилось, как парнишка вписывается в повороты – аккуратно, экономно, просто загляденье! Нравилось, как его машина справляется с восточным и западным слаломом.

А особенно нравилось, как она понемногу сокращает отрыв от тройки лидеров на каждой прямой…

Круг четвертый.

– Вот «Паросвист» делает ход, пытаясь обойти «Угря» и «Мэй» и вырваться с четвертого места сразу на второе. Но эти двое преграждают ему путь, не дают развить скорость, а тем временем «Обжора» увеличивает отрыв на северной прямой.

– К повороту на первом месте «Обжора», «Мэй» с «Угрем» снова нос к носу держатся за ним, а «Паросвист» все так же идет четвертым, увеличивая отрыв от остальных. На пятом месте, во главе отставших, «Штопор», за ним, шестым, седьмым и восьмым, идут «Рыба-меч», «Аннигилятор» и «Месть ящера».

– Лидеры проходят второй поворот и на южной прямой опережают пятерых или шестерых горе-гонщиков на целый круг.

– А «Месть ящера», выйдя из поворота, похоже, собирается обойти «Аннигилятор» на слаломе, и… Ох-х-х!!! «Месть ящера» просто-таки аннигилирует «Аннигилятор» – тот врезается прямо в первую из западных свай. Уходя от столкновения с ним, «Месть» резко сворачивает, ее пилот пытается справиться с управлением и… И остается на трассе! О-о, но его тут же обходят «Головастик» и «Машина смерти»!

– Что ж, друзья, половина гонки позади, на первом месте – все тот же «Обжора», на втором – «Королева Мэй», на третьем – «Молниевый угорь», а на четвертом – «Паросвист»!

Круг пятый.

Шустру совершенно не нравилось то, что он видел. Вот почему пилотом должен был стать он. Торн слишком неопытен. Позволил «Мэй» с «Угрем» отсечь себя от лидера.

Проводив лодки взглядом до первого поворота и потеряв из виду свой «Паросвист», все так же четвертым устремившийся к восточному слалому, лепрогном принялся ждать. Он прислушался, стараясь разобрать, что говорит Дейзи, но ее голос был искажен рупором и заглушен его собственным защитным костюмом так, что Шустру не удалось понять ни слова. Тогда он повернулся к западу, чтобы увидеть лидеров, как только они покажутся из-за поворота.

Повернувшись, лепрогном увидел огров, толкущихся возле пристани, которой вскоре предстояло принять победителя и послужить местом вручения кубка и денежных призов. Увидел, что главный из огров вкручивает в свою культю насадку-пику… Шустр скривил губы и кратко напомнил себе, что огры нацелились схватить – и, вероятно, убить – Торна. Что ж, если этот мальчишка не вырвется вперед, Шустр сам прикончит его!

Из-за Гоночной баржи показалась первая лодка. Синяя! Торн сделал это! Нет, стоп, полоса вдоль корпуса не красная, а золотая. «Гордость Штормграда»?! Как ей-то удалось выйти вперед? Нет, нет. Вот и зеленый «Обжора», опережает «Гордость» на целый круг. Это уже больше похоже на правду. Машина Раззерика с самого начала обещала оказаться серьезным соперником. Тем самым, которого должен был одолеть «Паросвист». Должен был! Если бы не застрял за «Мэй» и «Угрем»!

Круг шестой.

– «Обжора» впереди и увеличивает отрыв. «Королева Мэй» и «Молниевый угорь» все еще состязаются за второе место и не дают «Паросвисту» вырваться вперед. Но если один из тех, кто делит меж собой второе место, не предпримет чего-нибудь, да поскорее, оба практически подарят победу «Обжоре».

– Поворот… и, кажется, пилот «Мэй» услышала меня! «Мэй» входит в поворот по внутреннему радиусу, во второй раз опережая «Молниевого угря», и – вот она, брешь, в которой так нуждался «Паросвист»! Проскользнув мимо «Молниевого угря», «Паросвист» выходит на третье место, впритирку к сваям проходит восточный слалом и к повороту оказывается на хвосте у «Мэй»!

– На прямой «Паросвист настигает «Мэй», вот они идут вровень, но «Обжора» уже входит в третий поворот. «Молниевый угорь» идет четвертым, на пятом месте теперь «Головастик», на шестом – «Штопор», седьмое, восьмое и девятое занимают «Месть хищника», «Рыба-меч» и «Машина смерти». И это – половина стартовавших. Остальные лодки либо сошли с трассы, либо отстают от лидеров, по меньшей мере, на круг.

– Впереди сложный западный слалом, и… «Паросвист» проходит его быстрее «Королевы Мэй» и вырывается на второе место! Но к этому времени «Обжора» успел далеко оторваться от остальных.

– Конец шестого круга. Три четверти трассы позади. Первым идет «Обжора», вторым, отставая от лидера на четыре корпуса – «Паросвист» с «Королевой Мэй» на хвосте. Четвертое, пятое и шестое места занимают «Головастик», «Молниевый угорь» и «Штопор».

Круг седьмой.

Сердце Арама билось в унисон с работой парового двигателя. Он больше не был пилотом «Паросвиста», он стал с лодкой одним целым! Впереди – слишком далеко впереди – над водой зеленел корпус «Обжоры». Прибавив газу, Араму, кажется, удалось немного сократить разрыв.

Поворот. Первый слалом он прошел так быстро и экономно, что буквально слышал, как сваи, проносясь мимо, гудят, словно шершни.

Южная прямая. Здесь оба – Арам и «Паросвист» – выложились по полной программе, и это принесло результат. Теперь Арам был уверен, что настигает зеленого. «Обжора», изрыгавший клубы черного дыма, приближался, становился все больше и больше.

К концу второго слалома Арам и «Паросвист» практически сели «Обжоре» на хвост. Да, это было хорошо – но этого было мало.

Они вышли на северную прямую, держась в кильватерной струе зеленой лодки, почти вплотную к ее корме. Но сесть на хвост – еще не значит обойти. Прыгая на волнах, поднятых «Обжорой», они никак не могли вырваться вперед. «Обжора» был больше, мощнее, «мускулистее». И Арам понял: у них с «Паросвистом» только один шанс…

Круг восьмой.

– К началу последнего круга на первом месте «Обжора»; прямо за ним, на втором, «Паросвист». На третьем – «Королева Мэй», отстающая от обоих на три корпуса. На четвертом – «Штопор», отставший от «Мэй» еще на… еще на три корпуса; пятое и шестое занимают «Головастик» и «Молниевый угорь». Остальные либо выбыли из гонки либо отстали слишком далеко, чтобы всерьез бороться хотя бы за третий приз. Поворот…

– На стороне «Обжоры» мощность, но «Паросвист», превосходя «Обжору» в маневренности, использовал слаломы, догнал его и держится вплотную. Похоже, «Обжора» решил прибегнуть к старой проверенной тактике: используя величину лодки, пилот не дает сопернику вырваться вперед. У «Мэй» с «Угрем» это получалось, пока они не открыли маленькому, юркому «Паросвисту» брешь. И что же, история повторится?.. Нет, пока все остается по-прежнему: во второй поворот гонщики входят в том же порядке…

– Южная прямая также не приносит нам никаких перемен: «Паросвисту» не удается обойти «Обжору». Вот третий поворот…

– …впереди последний слалом этого дня, и… Ай-яй-яй, вот это ошибка! Большая ошибка! «Паросвист» огибает первую сваю по слишком широкой дуге. Не понимаю, как пилоту удастся вовремя свернуть ко второй, и… О-о-о, он справился!!! Справился, проскочив прямо между второй сваей и бортом «Обжоры»! Нет, друзья мои, это не ошибка пилота! Это была стратегия! На выходе из слалома «Паросвисту» больше не преграждает путь корма «Обжоры». Последний поворот, и гонщики на полном газу понесутся к финишу…

– Вот «Паросвист» входит в поворот по короткому радиусу и идет наравне с «Обжорой»! Нос к носу лодки летят к финишной линии! «Обжора» и «Паросвист»! «Обжора» и «Паросвист»! «Обжора» и «Паросвист»… «Паросвист»!!! «Паросвист» финиширует первым!!!

Круг девятый.

– Вот «Паросвист» начинает заслуженный круг почета, огибая Гоночную баржу. Да, в Ежегодной лодочной гонке на приз Пшикса и Поззика победил «Паросвист»! Второе место достается «Обжоре», на третьем – «Королева Мэй».

– Все трое победителей сбавляют обороты, неспешно огибают Гоночную баржу, а мы с вами, друзья, подведем итоги. Итак, на третьем месте у нас «Королева Мэй», принадлежащая Дракосу, сконструированная Хильди Буфершлиф, и пилотируемая нашей собственной Джульеттой с Гоночной баржи. Каждый из них сегодня уйдет домой с приятно потяжелевшим кошельком.

– Что до «Обжоры», его владелец, конструктор и пилот – Раззерик. А знаете, ребята, даже придя вторым, он вполне может унести сегодня домой больше золота, чем кто-либо другой – ведь ему ни с кем не нужно делиться! Что? Не может? Ха-ха! Газлоу, я слышу тебя даже отсюда!

– Да, так и есть. Вот тут Газлоу, владелец «Паросвиста», мне подсказывает, что я не учла сделанных ставок. Верно, верно. Так, о чем это я? А, да. Конструктор «Паросвиста» – Гимбл Шустрец, для друзей – просто Шустр. А пилот – наш восхитительный Арамар Торн!

– Вот Арамар выводит «Паросвист» из-за поворота…

Завершив круг почета, «Паросвист» заглушил двигатель и мягко ткнулся бортом в причал. Не успел он остановится, как к нему бросились Трогг с Карргой, а Гуз’лук, Слепгар и братья Бороды развернулись к хобгоблинам, прикрывая обоих с тыла.

Рука-пика Трогга вонзилась в панцирь (и Шустр в ужасе вскрикнул, как будто острие пики вонзилось в его собственную грудь). Пробитый панцирь тут же был сорван и отброшен прочь, и все увидели внутри шлем на голове пилота. Схватив юного гонщика за шкирку левой рукой, Трогг выдернул его из кокпита и зарычал прямо в его испуганное лицо:

– Теперь Арамар Торн в руках Трогга…

 

Глава тридцать первая. Девятый круг

– Арамар Торн не такой, как ожидал Длинная Борода, – заметил Длинная Борода, заглянув Троггу через плечо.

Короткая Борода щелкнул брата по носу.

Все дело было в девятом круге. В девятом круге и в изумительной храбрости малыша Залатая.

Конечно, все было спланировано заранее. Но Залатай вызвался сыграть эту роль по собственному почину – и даже вопреки желанию Дейзи (хотя та и сама была готова выполнить свою часть плана).

Согласился помочь и Газлоу – при условии, что Арам действительно выиграет гонку.

И вот, еще до рассвета, Макаса, Дрелла и Клок, накрывшись одеялами, спрятались в лодке Рендо, а Мурчаль, оставаясь под водой, медленно поволок лодку за собой, к южному краю Гоночной баржи.

Тем временем Залатай не спускал глаз с огров. Несколько дней назад элите Гордока не удалось проследить за Дейзи с Залатаем, оставшись незамеченными, но проследить за огромными созданиями так, чтобы те ничего не заподозрили, оказалось для Залатая, в буквальном смысле, детской забавой. Едва убедившись, что все они собрались на северной стороне Гоночной баржи, чтобы приглядеть за «Паросвистом» до гонки, Залатай со всех ног помчался на южную сторону и прыгнул в лодку Рендо еще до того, как она причалила к пристани. Однако лодка все равно встала бортом к причалу, чтоб подобрать Поззика, получившего от Газлоу кругленькую сумму за свою помощь.

Конечно, имелся риск, что кто-нибудь из огров может отправиться на юг до конца состязаний, но Дейзи, исполнявшая обязанности комментатора гонки, присматривала за ними и была готова незаметно предупредить друзей, вставив в комментарии, прекрасно различимые в гомоне толпы и реве двигателей благодаря рупору, условное слово «гигантский». К счастью, этого так и не потребовалось: все время гонки огры оставались на северной стороне.

Затем Арам сделал свое дело, выиграв гонку… и отправившись на круг почета. Оказавшись к югу от Гоночной баржи и поравнявшись с лодкой Рендо, он сбавил ход и откинул панцирь. Макаса бросила ему конец, «Паросвист» и весельная лодка сошлись борт к борту, и Арам с Залатаем поменялись местами.

Потому-то Газлоу и заплатил Поззику за то, чтобы он присутствовал при этом и смог засвидетельствовать: пилот, зарегистрировавшийся для участия, действительно завершил гонку и покинул «Паросвист» только по окончании восьмого круга. (Газлоу вовсе не возражал против того, чтобы Араму удалось сбежать живым и невредимым, если никому не удастся оспорить победу и помешать ему унести домой призовые денежки.)

Времени на подмену ушло совсем немного, но Дейзи все же продолжала болтать, чтобы никто из зрителей не заметил, что девятый круг малость затянулся. Залатай отвязал веревку и надел Арамов шлем. Шлем оказался слишком велик для его маленькой головы, но слишком тесен для его длинных ушей и неудобно прижал их к щекам. Но Залатай, не жалуясь, опустил панцирь и повел лодку на северную сторону.

Завершив круг почета, он подошел к пристани, где Трогг очень любезно «помог» ему выйти из «Паросвиста».

Все это тут же породило две совершенно отдельных друг от друга бури протестов.

Во-первых, огры были страшно недовольны, обнаружив на месте пилота не Арамара Торна, а какого-то гоблина. Трогг неуклюже сорвал с Залатая рубаху, проверяя, нет ли у него на шее компаса, как будто мальчишка-гоблин и мальчишка-человек могли обменяться не только местами. Но компаса у гоблина не было. На миг всем вокруг показалось, что огр сейчас раздавит малыша Залатая, как виноградину. Но маленький гоблин неожиданно укусил Трогга за палец. Трогг выронил Залатая, тот упал в озеро и скрылся под водой. Не на шутку разозлившись, Трогг и его спутники начали крушить все вокруг и бросились на балбесов. Балбесы вступили в бой. Вскоре обе стороны украсились синяками и брызгами крови, совсем запыхались, и, честно говоря, были даже немного рады представившейся возможности выпустить пар.

Тем временем Раззерик во главе длинной очереди пилотов и судовладельцев устремился к Пшиксу, чтобы опротестовать результат гонки и добиться дисквалификации «Паросвиста» за подмену пилота. Но вскоре явился Поззик, высаженный путешественниками на южной стороне, и засвидетельствовал, что подмена была совершена по окончании гонки.

Газлоу был откровенно горд собой.

Ну что ж, пилоту полагалась малая часть доли конструктора, то есть, Шустра (увеличенной еще на пятьдесят серебряных, поскольку лепрогном выиграл пари, заключенное с Газлоу). А Шустру полагалась малая часть полученного Газлоу, как владельцем «Паросвиста», приза, в свою очередь представлявшего собой малую часть того, что гоблин выиграл, поставив на свою команду. Однако Газлоу добросовестно отсчитал невеликую Арамову долю призовых денег. Из этой суммы он вычел деньги, уплаченные Поззику; полную стоимость лодки Рендо; деньги, что Макаса осталась должна Дейзи, и стоимость ремонта панциря «Паросвиста» (не упоминая – так как об этом он и вправду не упомянул – стоимость починки прокушенного акулой водолазного костюма, который был на Араме накануне ночью). Однако даже после покрытия всех этих расходов у Газлоу осталось девять золотых монет, пятьдесят серебряных и двадцать медных, которые он обещал сохранить для мальчика, пообещав также на следующий день отбыть на яхте в Прибамбасск и встретиться с путешественниками там…

А что же Арамар Торн, Макаса Флинтвилл, Клок, Мурчаль и Тариндрелла? Следуя указаниям компаса, они вновь плыли в лодке Рендо, держа курс на юг, в Прибамбасск…

* * *

Над водой было тепло. Арам вновь провел большую часть дня за рисованием. Развернув страницу горизонтально, он начал с рисунка удаляющейся Гоночной баржи. Закончив, принялся рисовать по памяти Отряд громил, но, стоило наметить силуэт первого хобгоблина, внезапный порыв направил руку с угольным карандашом в другую сторону. Рисунок был готов еще до того, как Арам осознал, что именно рисует. Это было то самое видение из снов, тот самый кошмар – силуэт Малуса, заслоняющий Араму путь к Свету. Окинув рисунок взглядом, мальчик вздрогнул и убрал блокнот.

После этого Арам зевнул, потянулся и развернул карту Калимдора. Посмотрел на нее. Сощурился. Посмотрел еще. И почувствовал себя полным идиотом. Громко сглотнув и откашлявшись, он сказал:

– Нам нужно свернуть на восток.

– Что? Зачем? – удивилась Макаса. – Ты же сказал: Прибамбасск прямо на юге.

– Да. Но не на берегу.

– Как «не на берегу»? Это же портовый город.

– Он стоит на берегу моря. А не этого озера. Нам нужно свернуть на восток и проплыть сквозь разлом в горной гряде. А уже потом поворачивать на юг и юго-запад, вдоль побережья, к Прибамбасску. Иначе последний отрезок пути придется пройти пешком, через горный перевал…

Казалось, взгляд Макасы прожигает его насквозь.

– И рисковать оставить след, на который могут напасть огры. Покажи-ка.

Чтобы добраться до Макасы, Араму пришлось перелезть через Мурчаля, Дреллу и сидевшего на веслах Клока. Наконец он развернул карту перед ней.

– Мы уже проскочили этот разлом. Мог бы и раньше подумать, – резко сказала Макаса.

Арам был сконфужен.

– Я… Да, мне бы раньше заметить…

– Корабли, – сказал Клок, указывая на восток. – Идут сюда.

Все подняли взгляды. С востока, направляясь примерно в сторону путешественников, параллельными курсами двигались три корабля. Их паруса алели в лучах заходящего солнца, как кровь.

– Кровавые Паруса, – прорычала Макаса.

Арам присмотрелся повнимательнее. Нет, это была не игра света. Паруса этих трех кораблей действительно были красны, как кровь.

– На восток нам нельзя, – продолжала Макаса. – Похоже, твоя ошибка спасла нам всем жизнь.

– Но…

– Это суда Кровавого Паруса, – пояснила Макаса. – Пираты.

О пиратах Кровавого Паруса Арам слышал. Отец говорил, что они пользуются дурной славой самых кровожадных пиратов на свете.

Макаса налегла на румпель, разворачивая лодку к западу, и взглянула на карту, развернутую на коленях Арама.

– Похоже, Кровавые Паруса направляются на юго-запад, чтобы причалить здесь, у горного перевала, ведущего прямо к Прибамбасску. Поэтому мы высадимся на берег здесь, – она указала на карту, обозначив точку на западном берегу Мерцающих глубин, – в Танарисе. Как можно дальше от этих кораблей. Пойдем в Прибамбасск по суше.

– Это задержит нас не на один день, – заметил Арам, вглядевшись в карту.

– Ничего не поделаешь, – резко ответила Макаса. – Греби, Клок.

Клок и без того греб, но послушно удвоил усилия.

– Очевидно, ты очень не любишь этих людей, Кровавые Паруса, – сказала Дрелла.

– Они не люди, – прошептала Макаса. – Они убийцы.

Тон, которым было сказано это «убийцы», привлек внимание Арама. Он поднял взгляд, посмотрел Макасе в глаза, и каким-то загадочным образом все понял.

– Братья? – спросил он.

Макаса молча кивнула.

– Можешь рассказать?

Помолчав, Макаса кивнула вновь.

 

Глава тридцать вторая. Маленькая пиратка

Макаса Флинтвилл была четвертым ребенком Марджани Флинтвилл, капитана пиратского корабля «Макемба». Капитан Флинтвилл была сильна, независима и очень опасна, что бы ни держала в руках – абордажную саблю, гарпун, железную цепь, или вовсе ничего. Ее четверо детей – Адаше, Акашинга, Амале и Макаса – были рождены от разных отцов… или, точнее сказать, не имели отцов. Марджани была для них и отцом, и матерью.

«Макемба» базировалась в Пиратской Бухте и ходила за добычей с флотом пиратов Черноводья, и Макаса с детства знала этот порт, как свои пять пальцев. Однако и Макасу, и ее братьев воспитывали не на берегу, а на борту корабля, готовя к пиратской жизни. Их мать была женщиной не из тех, что вяжут свитера и пекут пироги. И с собственными детьми обращалась суровее, чем целая сотня Грейдонов Торнов. Все четверо поднимались с рассветом и брались за судовые работы, а уж драться научились чуть ли не прежде, чем ходить и говорить. Конечно, Марджани не чужда была и нежность, но только в конце хорошего дня и только тогда, когда она была довольна детьми.

Старшим из них был Адаше. Он был симпатичен, умен и готовился стать полноправным капитаном пиратов Черноводья. Макаса восхищалась им, но он был для нее слишком уж недосягаем, и им редко случалось проводить время вместе.

Больше всех братьев Макаса любила Акашингу. Он, пусть и родился вторым, был самым высоким из троих. Маленькая Макаса часто упрашивала его покатать ее на плечах. В такие минуты она воображала, что брат – мачта, а его плечи – «воронье гнездо», и кричала: «Вижу землю!» или: «Купец прямо по курсу! Знатная добыча!», пока мать не рявкнет, веля придержать язык.

Амале был старше Макасы всего на два года, и с ним они дрались, будто Альянс с Ордой. Сильный, как бык, он завел обычай прижимать Макасу к земле и щекотать, пока она, собрав в кулак всю волю, не отучилась бояться щекотки. Это не на шутку потрясло всех троих братьев. Похоже, Адаше с Акашингой так никогда и не простили Амале того, что он испортил такую прекрасную пытку, пользуясь ею слишком часто.

Ну, а Макаса была самой младшей. Самой младшей, да еще и единственной девочкой. С дочерью Марджани Флинтвилл обходилась особенно сурово, но каждый матрос на борту «Макембы» знал: это только потому, что капитан видит в ней саму себя в детстве. И не просто оттого, что с виду Макаса могла показаться миниатюрной копией матери. Нет, в этой девочке стали было не меньше, чем в самой Марджани. Да что там, малышка Макаса была суровее и безжалостнее самой капитана Флинтвилл! Марджани нередко думала, что однажды Макаса возглавит пиратов Черноводья и будет править всеми морями и портами Азерота.

Пираты Черноводья были грабителями, воинами – да, но не убийцами. Если корабль сдавался, они грабили его, очищая трюмы и забирая себе все хоть сколько-нибудь ценное, но оставляли команду и пассажиров живыми и невредимыми, а судно их – по возможности неповрежденным. Некоторые заявляли, что это дело чести. Но Марджани Флинтвилл считала, что дело не в чести – просто так оно практичнее: «Если сжечь судно и истребить команду, в следующий раз нам останется для грабежа одним кораблем и одной командой меньше. К тому же, кто согласится сдаться, зная, что единственной наградой за этакую трусость будет смерть?»

Пираты Кровавого Паруса смотрели на вещи иначе. После нападения Кровавых Парусов в живых не оставалось никого. Поэтому они, несомненно, внушали больше страха, но столь же несомненно уступали пиратам Черноводья в богатстве. Это порождало среди Кровавых Парусов досаду и зависть к пиратам Черноводья. Неудивительно, что те и другие друг друга терпеть не могли.

К пятнадцати годам Макаса успела вырасти до целого метра и семидесяти восьми сантиметров. С детства обученная матерью, братьями и прочей командой «Макембы» драться, она прекрасно показала себя во множестве стычек с торговыми судами. Доводилось ей и убивать – но только когда в этом, согласно кодексу чести пиратов Черноводья, имелась необходимость. Убийства не доставляли ей удовольствия, однако и не пугали. О ней говорили:

– Она не отличается ни смекалкой Адаше, ни ростом Акашинги, ни силой Амале. Но она быстрее и потому куда опаснее всех троих, вместе взятых.

Тем временем Адаше Флинтвилл наконец-то заслужил капитанское звание. Сам Морской Рог, командир флота пиратов Черноводья, подарил Адаше «Короля морей». Многие вызвались присоединиться к его команде. И таурен Морской Рог назначил новоиспеченному капитану Флинтвиллу первого помощника – воргена из Гилнеаса, бывшего пирата из шайки Крушащей Волны по имени Молчун Джо Баркер. Конечно, Адаше согласился принять Баркера, но главным для него было взять к себе еще троих, в чьих познаниях и верности он мог не сомневаться. Вторым помощником капитана стал Акашинга, третьим – Амале, а Макаса Флинтвилл была назначена впередсмотрящей. Если Марджани и не хотелось отпускать из собственной команды всех четверых детей, она ничем не выдала этого. Она просто пожала плечами и сказала:

– Надо будет – новых наделаю.

Однако, провожая их в плавание, она поцеловала каждого в лоб и пожелала им «спокойных морей и богатой добычи». И больше никогда их не видела.

Уже через пару недель первого плавания «Король морей» успешно – с обеих сторон обошлось без потерь – ограбил торговый корабль под названием «Узел Зимы». Отпустив «Узел» плыть своим путем, команда «Короля» отдала должное трем бочонкам лордеронского вина, нашедшимся среди добычи. Макаса Флинтвилл знала, что должна вернуться в «воронье гнездо», но второй помощник капитана Акашинга Флинтвилл уговорил ее присоединиться к остальным. Макаса оглянулась на капитана. Тот подмигнул ей. И даже третий помощник Амале Флинтвилл сказал:

– Оставайся!

Первый помощник Молчун Джо не сказал ничего.

Таким образом, Макаса задержалась внизу… и эта задержка оказалась фатальной.

Два корабля пиратов Кровавого Паруса, «Косатка» и «Торговец смертью», никем не замеченные, подошли вплотную и взяли их на абордаж с двух сторон. Не прошло и нескольких минут, как полупьяная команда «Короля морей» была перебита или закована в цепи. Среди последних оказались капитан, все три его помощника и впередсмотрящая.

Вскоре «Косатка» ушла, забрав свою долю добычи, а капитана Флинтвилла поставили на колени перед капитаном «Торговца смертью» Многоглазом. Огромный орк носил длинную неопрятную черную бороду, имел острые уши и длинные нижние клыки, а его правый глаз закрывала железная глазная повязка. Еще он был вооружен самым большим мечом из всех, какие Макасе доводилось видеть. Острием этого меча он кольнул Адаше под подбородок и заставил его поднять голову. Адаше выдержал его свирепый взгляд, но воздержался от слов презрения. Для этого не оказалось времени. Многоглаз срубил Адаше Флинтвиллу голову прежде, чем старший из братьев Макасы успел хоть что-то сказать.

Макаса до крови прикусила губу, но Акашинга с Амале, невзирая на цепи, поднялись и бросились на орка. Это оказалось для капитана «Торговца смертью» такой неожиданностью, что им удалось сбить его с ног. Захлестнув шею орка цепями, братья принялись душить его насмерть. Но он был не единственным Кровавым Парусом на борту. Секунда – и половина команды «Торговца смертью» оттащила братьев (а меньшим числом и не справились бы). Минута – и капитан Многоглаз, поднявшись на ноги, насквозь пронзил обоих своим гигантским мечом.

При виде такой напрасной траты сил, такой напрасной гибели, уцелевшие из команды «Короля морей» покачали головами. Однако все это было не напрасно. Стычка отвлекла общее внимание, и…

Многоглаз окинул взглядом шеренгу закованных в цепи морских волков, и при виде Макасы его единственный глаз полыхнул огнем. Возможно, орк разглядел убийственную ненависть в глазах девушки и решил не рисковать оставлять ее в живых хоть еще на секунду. Возможно, просто подметил ее фамильное сходство с теми тремя, с которыми только что разделался. А может, это был всего-навсего каприз, и пират просто решил, что настала ее очередь умирать. Как бы там ни было, орк высоко поднял меч, будто собрался разрубить ее надвое. Но возможности сделать это ему не представилось.

Грейдон Торн отвел в сторону его смертельный удар – обычной абордажной саблей!

На борт, крадучись, проникла команда «Волнохода». Когда Грейдона после спросят, отчего он вмешался в конфликт пиратов с пиратами, Грейдон Торн пожмет плечами и ответит:

– Я наблюдал за боем в подзорную трубу. Два корабля против одного. Мне это показалось не слишком-то честным, вот я и решил уравнять шансы.

Вначале его команда высадилась на «Торговца смертью», за которым присматривали лишь несколько матросов, и взяла его в свои руки. Но теперь, на палубе «Короля морей», ее ждал настоящий бой.

Первым делом следовало заручиться помощью – то есть, освободить скованную цепями команду «Короля морей». Это сделали дворф Дурган Однобог и человеческая женщина Мэри Браун. Едва сбросив тяжелые оковы, Молчун Джо сбросил с себя и человеческий облик. В считаные секунды он превратился в волкоподобного воргена и бросился на Кровавых Парусов, разя их, словно овец на бойне.

Но даже ему было бы не сравниться с Макасой. Освобожденная, но безоружная, она свернула шею ближайшему Кровавому Парусу, подхватила его топор и взялась за дело. Ох и кровавое вышло дело! Ее главной целью был орк-капитан, бившийся с Грейдоном Торном, явным мастером сабельного боя. Сквозь толпу дерущихся к ним было не прорваться, но тут Макасе подвернулся под руку гарпун старшего брата. Она прицелилась, метнула…

Гарпун вонзился Многоглазу прямо в грудь. Орк рухнул на спину, перевалился через борт и камнем ушел под воду, чтоб больше никогда не вынырнуть на поверхность.

С командой «Торговца смертью», оставшейся без капитана, вскоре было покончено.

Теперь оба судна стали добычей капитана «Волнохода». Но Грейдон Торн не взял себе ничего.

– Я не пират, – сказал он.

– Тогда возьми с собой меня, – ответила Макаса Флинтвилл. – Ты спас мне жизнь и теперь она твоя. Я перед тобой в долгу.

– Ценю предложение по достоинству, девочка, но я не требую от тебя возврата этого долга.

Молчун Джо, снова принявший человеческий облик, откашлялся и прорычал:

– Таков обычай ее народа. Ты не можешь отказаться.

Торн огляделся. В бою он потерял второго и третьего помощников. И видел, как дрались ворген с пятнадцатилетней девочкой. Быстро посовещавшись с Однобогом, он обратился к Джо:

– Я возьму ее к себе третьим помощником, если ты согласишься стать вторым.

Джо сердито сдвинул брови – в основном потому, что понял: сейчас ему снова придется говорить. И сказал:

– Я был первым помощником на этом корабле и подвел своего капитана. Я не заслуживаю должности твоего второго помощника. Но она – Макаса Флинтвилл, дочь капитана Марджани Флинтвилл, сестра капитана Адаше Флинтвилла. Твоим вторым помощником будет она. Если ты согласен на это, я стану третьим.

На том и порешили. Командир абордажной команды О’Райен Джонс принял командование «Торговцем смертью». Боцман Энрик Торк взял на себя командование «Королем». С минимумом команды на борту оба судна похромали в Пиратскую Бухту, чтоб сообщить Морскому Рогу с Марджани Флинтвилл вести об Адаше, Акашинге, Амале и прочих, нашедших могилу на дне моря.

Стоя на палубе «Волнохода» между Джо и Однобогом, Макаса смотрела, как уплывает прочь ее пиратская жизнь – точно так же, как за минуту до этого смотрела, как тела братьев погружаются в глубину. Она была тверда, как кремень – слишком тверда, чтоб заплакать. И все же, когда капитан Торн, подошедший сзади, положил руку ей на плечо, едва-едва не расплакалась.

– Явись ко мне в каюту, второй помощник, – сказал он, – и расскажи о своей прежней жизни.

И она рассказала. И он выслушал ее. И заговорил, стараясь ее утешить. Так Макаса Флинтвилл и узнала, что такое отцовская любовь. И они были вместе – до тех самых пор, пока Малус со своей командой не оставил обоих детей Грейдона Торна без отца.

Теперь она бежала от Кровавых Парусов со всех ног – вернее, так быстро, как только Клок мог грести. В глубине души ей очень хотелось развернуть лодку Рендо, подплыть к пиратам, пробраться на борт каждого из их кораблей и отомстить им всем за смерть братьев, даже если это будет стоить ей жизни. Но забота о новом брате приказывала взять другой курс. Поэтому Макаса, не отрываясь, глядела на запад. Они ускользнут и высадятся на берег. Этот путь в Прибамбасск будет длиннее, но безопаснее.

Арам молчал. Молчал и Клок. Молчали даже Мурчаль с Дреллой.

Все время своего рассказа Макаса смотрела Араму прямо в глаза. Теперь она отвела взгляд. Но Арамар Торн, не забыв повернуться спиной к остальным так, чтобы те ничего не заметили, взял сестру за руку и слегка сжал ее ладонь. Она ответила тем же, печально улыбнулась ему и вздохнула – глубоко-глубоко, словно впервые за многие годы.

 

Глава тридцать третья. Через безводье

Они причалили к дальнему западному берегу Мерцающих глубин. Лодка Рендо послужила путешественникам на славу, и бросать ее Араму было жаль. Конечно, Рендо получит от Дейзи новую, купленную Газлоу из Арамовой доли призовых денег за победу в Лодочных гонках. Но сам Арам имел обыкновение сживаться с вещами, и волновался, как бы эльфийка не расстроилась, не получив назад свою старую лодку.

Однако тут уж было ничего не поделать. Оставив прочное суденышко позади, они углубились в горы, протянувшиеся вдоль границы пустыни Танарис. Остаток дня ушел на то, чтобы подняться наверх.

Здесь путешественники разбили лагерь и даже рискнули развести костер. Еды (и прочих припасов, которыми – конечно же, не бесплатно – снабдил их в дорогу Газлоу) в кожаной суме Клока имелось в избытке, но вот с водой было плохо. Они оставили Гоночную баржу с двумя полными флягами, а у подножья гор Дрелле каким-то чудом удалось отыскать крохотный родничок, из которого фляги наполнили снова. Но с самого начала восхождения наверх путешественникам не попалось на глаза ничего, кроме пересохших ручьев. Даже дриада ничего не учуяла. Пришлось поделить имеющийся запас на порции и ограничить себя в питье.

Сидя у костра, Арам изнывал от жажды, но даже не думал жаловаться. Макаса с Клоком, конечно, тоже не обмолвились о жажде ни словом. И даже Мурчаль держал язык за зубами, хотя Арам мог догадаться, что их водоплавающему товарищу, скорее всего, приходится гораздо хуже, чем всем остальным.

А вот Дрелла сказала:

– Мне очень хочется пить, Арам. Я будто пересохла до самых корней. Пожалуйста, можно мне еще глоточек воды?

Арам протянул ей флягу. Макаса велела дриаде не пить слишком много, но тут же – к немалому удивлению Арама – протянула вторую флягу исстрадавшемуся мурлоку.

Но Мурчаль покачал головой:

– Нк мллгггрррр.

– Не хочу пить, – перевела Дрелла.

Макаса сердито нахмурилась.

– Если ты свалишься с ног, мурлок, это принесет всем нам не пользу, а только вред, – сказала она. – Пей.

Мурчаль кивнул.

– Ммргл, – только и смог выдохнуть он.

Он поднес флягу к губам, и Макаса поспешила прикрикнуть:

– Не слишком много!

Арам улыбнулся, вынул блокнот и начал по памяти рисовать портрет Рендо. Портрет вполне удался.

На следующее утро путешественники, в надежде опередить жару, снялись с лагеря еще до рассвета и двинулись дальше через горы. Но опередить жару удалось ненамного. Вскоре жара нагнала пятерых друзей и навалилась на них изо всех сил.

А воды вокруг все еще не было.

Земля под ногами была суха и покрыта трещинами. Казалось, с горлом Арама дела обстоят точно так же.

Наконец Макаса решила устроить привал.

– Поспите, или хотя бы отдохните, – сказала она. – Первая вахта за мной. Когда солнце сядет, пойдем дальше.

Сомневаясь, что ему удастся заснуть, Арам уселся в крохотной тени большого валуна и начал по памяти рисовать Заставу Вольного Ветра. Но гнетущая жара сделала свое дело. Не в силах удержать карандаш, он сдался, улегся на бок, и…

Голос Света шепнул, что Арам приближается к цели.

В ответ Арам прошептал, что ему очень хочется пить.

Малус насмешливо хмыкнул.

– В пустыне найдут твои высохшие кости, – отчетливо, громко сказал он.

– Кто найдет? – спросил Арам.

По-видимому, этот вопрос поставил Малуса в тупик. Арам рассмеялся…

…отчаянно закашлялся и проснулся.

Настала ночь, на небе взошел профиль Бледной Госпожи, и они вновь двинулись в путь. Ночью было намного прохладнее. Араму жутко хотелось пить, и он мог себе представить, насколько хуже сейчас Дрелле с Мурчалем. И все же в ночной прохладе идти было намного легче. Возможно, если идти по ночам, все будет не так уж плохо?

* * *

Но наутро оказалось, что все – хуже некуда.

Взошедшее солнце ярко озарило бескрайний простор пустыни на востоке. (Сейчас пустыня Танарис казалась куда огромнее, чем на карте.) И, чтобы достичь Прибамбасска, эту пустыню нужно было пересечь.

– Без воды не обойтись, – сказала Макаса.

Дрелла – в кои-то веки – не сказала ни слова.

Осмотревшись вокруг, она закрыла глаза и пустила в ход чутье дриад – или как еще его можно назвать, – но не нашла ничего. Только головой покачала.

Клок тяжело задышал, вывалив из пасти язык.

Мурчаль попытался сдержать стон, но это ему не удалось.

– Давайте поищем тень, – предложил Арам.

Путешественники двинулись вперед, и вскоре тропа пошла книзу. Но прежде, чем найти хоть какую-то тень, они заметили у самого подножья гор, примерно в половине дня пути, какие-то постройки – здания, деревню, окруженную стеной из песчаника.

– Уж в деревне-то должен быть источник воды, – сказал Арам.

– Да, – неуверенно согласилась Макаса. – Вот только чья это деревня? Кто там живет? Друзья или враги?

Судя по мрачному тону, нетрудно было догадаться, какой ответ она считает более вероятным.

Арам покопался в голове, припоминая, не найдется ли ответа среди множества уроков, которые отец пытался преподать ему на борту «Волнохода». Но поиски – возможно, из-за усиливающейся утренней жары, возможно, отчего-то еще – плодов не принесли.

Дрелла высказала вслух очевидное:

– Нам не пересечь пустыню без воды.

– Да, – кивнула Макаса. – Но к деревне пойдем с осторожностью.

Не дожидаясь ночи, они продолжили путь вниз и к концу дня достигли подножья гор. Здесь, укрывшись за несколькими валунами, они принялись наблюдать за деревней.

Арам развернул карту. Судя по всему, деревня была Зул’Фарраком, хотя на карте Зул’Фаррак был обозначен как огромный город, а до этого деревне было очень и очень далеко. По крайней мере, сейчас. И жителей видно не было. Может, в деревне так же пусто, как и повсюду вокруг? Теперь Арам вспомнил, как Грейдон рассказывал, что Зул’Фаррак был домом троллей из племени Песчаной Бури. И тут же подумал об их соплеменнице – той самой, с оранжево-золотистой кожей, из команды Малуса. Именно она убила и Тома Фрейкса, и Талисса Серого Дуба.

– Может, нам все же лучше пойди в обход? – прошептал он.

– До темноты никто никуда не пойдет, – шепотом ответила Макаса.

На закате Арам наконец-то заметил движение неподалеку. Он поглядел налево… и увидел трех гигантских черепах – скорее всего, пустынных черепах, ползущих по песку. Глядя, как они медленно тащатся мимо деревни, он улыбнулся. Когда они с Макасой сбились с пути в море, на борту спасательной шлюпки «Волнохода», их выручили гигантские морские черепахи, указавшие им дорогу к берегу. «Они приносят мне удачу!» – подумал Арам, а вслух сказал:

– Думаю, деревня заброшена. Стоит рискнуть и проверить, не найдется ли там воды.

– Если она заброшена, – заметила Макаса, – то, вероятно, как раз потому, что там не стало воды.

– Вода есть, – возразила Дрелла. – Я ее чувствую.

– Мргле, мргле, – прохрипел и Мурчаль (хотя с его стороны это могло оказаться всего лишь пустыми мечтами).

– Ладно, – решила Макаса. – Проверим. Как только дождемся темноты.

Полной темноты они так и не дождались. Бледная Госпожа все еще светила только вполсилы, но в эту безоблачную ночь песчаниковые стены деревни так и сверкали в лунных лучах.

– Похоже, темнее уже не будет, – сказала Макаса. – Пошли. Осторожно.

Макаса шла впереди. Клок прикрывал тыл. Все, кроме безоружной Дреллы, держали оружие наготове.

Но это не помогло.

Они осторожно вошли в деревню сквозь единственные ворота в стене. И, едва Арам успел разглядеть холодное кострище в центре и несколько домиков из песчаника по сторонам, рядом раздался голос:

– О, это угощение быть по нраву мои лоа, братья.

Путешественников со всех сторон окружили две дюжины взрослых троллей, вооруженных до зубов: короткие мечи, длинные копья и арбалеты. Макаса потянулась за цепью, но троллиха, стоявшая меж двух огров-близнецов, направила арбалет ей в переносицу. У Арама перехватило дух. Это была она – спутница Малуса, убийца Талисса! «И из-за этих дурацких черепах я убедил Макасу привести нас прямо в ее лапы!» Вдруг доспех троллихи дрогнул, зашевелился, и Арам понял: то, что он поначалу принял за пластины доспеха – на самом деле панцирь какого-то живого существа!

Тем временем троллиха ткнула в воздух арбалетом и сказала:

– Отсюда я быть не промахнуться, сестренка.

– Я тебе не сестра, – мрачно ответила Макаса, опустив руку, потянувшуюся к защелке цепи.

– Так, – согласилась троллиха. – Ты быть моя жертва для лоа. Вы все быть жертва. Так, вождь?

– Так, сестра Затра, – подтвердил огромный темнокожий тролль с длинным пучком волос на затылке и выкрашенным белой краской лицом. – Я быть Укорз Песчаный Череп, – продолжал он, повернувшись к путешественникам. – Вождь Укорз Песчаный Череп. А вы стать добыча для Эрака но Кимбул, угощение для Элорта но Шадра, подданные для Уетай но Муех’зала. Теперь вы принадлежать лоа.

– Это правда, – сказала Затра. – Но сначала…

Держа на прицеле Макасу, она подошла к Араму, не глядя сунула сухую ладонь к нему за пазуху, вынула компас, сорвала с шеи мальчика цепочку и высоко подняла добычу. Медная оправа компаса блеснула в лучах Бледной Госпожи.

– Дело быть кончено, брат. Дело быть сделано.

 

Глава тридцать четвертая. Шепчущий песок

При свете факелов жертв торжественно вывели из старой деревни и повели на запад, через пески, в древний священный город.

«Я так давно не видеть Зул’Фаррак», – подумала Затра.

Здесь были похоронены ее предки. Бабка, и ее бабка, и ее бабка… И мать. Тогда она и ушла. И с тех пор не возвращалась. Когда умерла мать, Затра осталась одна и ушла пробивать себе путь в жизни.

И вот она быть вернуться домой с победа.

Ведя за собой братьев-огров, Затра миновала первые ворота и прошла под священной аркой. Компас был крепко зажат в ее руке, прямо в ладони, а цепочка – дважды обернута вокруг запястья. Затра знала: она и эти огры должны доставить эту вещь в Прибамбасск – и немедля. Малус ждал ее, очень ждал. Да, она это знала…

«Но эта ночь вождь Песчаный Череп делать свой дело, – думала Затра. – Затра быть принести жертвы для вождь на тарелочка. За это вождь быть благодарен, это уж наверняка. Все тролли вокруг шептать: жертва не быть уже четыре раз по четыре луны. Но эта ночь… Пара капель кровь в полночь, когда Бледная Госпожа прямо над головой, и лоа – ее лоа – быть появиться. Наверняка».

Затре самой не терпелось увидеть лоа. Эраку но Кимбула – Бога Тигров, Владыку Зверей, Короля Кошек, Судьбу Добычи. Элорту но Шадру – Богиню Пауков, Мать Яда, Возлюбленную Смерти. А больше всего – Уетая но Муех’залу, Отца Сна, Сына Времени, Друга Ночи, Бога Смерти.

Но не удерживал ли ее и голод? Ладно. Может быть. Лоа заберут себе кровь жертв, это уж наверняка. Кровь и немножко мяса. Но лоа легко насыщаются, лоа щедры к народу Затры. Остатков от пяти жертв будет много. И после лоа и Укорза первая доля достанется ей. Лучшие куски, это уж наверняка.

Поэтому, ведя жертв сквозь вторую, и третью, и четвертую арку, она еще раз прокрутила в голове все те же рассуждения.

«В чем быть вред, Затра? Еще одна ночь. Старина Малус не узнать. Старина Малус быть рад вообще получить этот компас. Быть наградить меня золото сверх уговор. Еще одна ночь. Еще двадцать часов. И все. Затра остаться».

И Затра осталась.

Ро’кулла с Ро’джаком она оставила перед последней аркой. Огры – если только они не предназначены в жертву – к священному обряду не допускались. Все остальные – и тролли, и жертвы – взошли по высокой каменной лестнице на пирамиду в центре священного города. На пирамиду Зул’Фаррака. Когда Затра была еще маленькой сестричкой, такой маленькой, что ее еще не пускали на церемонии, она думала, что пирамида, должно быть, тянется вверх до самых туч. И даже сейчас на каждом шагу чувствовала мощь и величие строения, возведенного троллями Песчаной Бури. Как приятно было чувствовать под ногами эти каменные ступени! Как давно она здесь не была!

Слуги Песчаного Черепа сложили перед священным огнем оружие жертв – щит, пару сабель, дубину, топор, железную цепь человеческой женщины и даже крохотное копьецо мурлока. Оружие им больше не понадобится, но будет похоронено в песке вместе с их черепами – из уважения к жертве жертв.

Чтобы поставить жертв на нужное место, пришлось покопать. Их полагалось выстроить там, где свет Госпожи ярко озарит их, и лоа легко смогут их отыскать. Ну, а для того, что последует дальше, свет лоа не понадобится. Теперь оставалось одно – ждать. Рот Затры наполнился слюной. Казалось, она чувствует на языке вкус крови.

Путешественники ждали.

Арам не мог поверить, что все вот так и закончится. Кровавая жертва богам троллей? После всего, что им удалось пережить?

На камнях были видны пятна крови – и темные, и поблекшие. И царапины. Царапины, в отчаянии оставленные людьми и другими живыми существами, увлекаемыми прочь против собственной воли. И следы огромных когтей тех, кто уволакивал жертвы. Каменные плиты были присыпаны тонким слоем песка, который впитает кровь новых жертв и заполнит собою новые царапины…

Горло Арама пересохло, как этот песок. На этот раз он действительно был напуган. Когда огры увели его в Заброшенный Город, ему не было так страшно, потому что Макаса осталась на свободе и могла спасти его.

Сейчас он то и дело поглядывал на Макасу и видел, что она вновь и вновь обдумывает проблему. Ждет удобного момента. Ждет хоть какого-то шанса. Но логика подсказывала, что этот момент никогда не наступит. Что никаких шансов нет. Оружие Макасы лежало совсем близко, дразнило, маня к себе. Каких-то двадцать шагов – ничто по сравнению с пройденным ими путем. Однако эти двадцать шагов с тем же успехом могли быть и двадцатью километрами. Рядом с путешественниками на вершине пирамиды стояло, самое меньшее, полсотни вооруженных троллей. Еще добрая сотня собралась на каменных ступенях. И еще вдвое больше – у подножья пирамиды. Весь Зул’Фаррак – да, теперь они уж точно оказались в Зул’Фарраке – опустел. Все его жители, пройдя сквозь последнюю арку, собрались здесь полюбоваться их гибелью.

Тролли выстроили пленников в линию. Первой стояла Макаса. За ней – Клок. Посередине – Дрелла. Потом – Мурчаль. А последним – Арам. Это он привел всех сюда, на смерть. Он подвел Клока с Мурчалем, преданно следовавших за ним. Он подвел Тариндреллу, а с нею и Талисса. Он лишился компаса, а значит, подвел и отца. А Макаса? Это же он убедил ее заглянуть в деревню… «Безмозглые черепахи! Безмозглый Арам! Один подвел всех!»

Он оглядел товарищей. Клок расправил плечи, слегка опустил голову – готовился к прыжку, к атаке, а может, просто погибнуть с честью. Дрелла (что неудивительно) выглядела, скорее, заинтересованной, чем напуганной. Арам даже не мог бы сказать, понимают ли они с Мурчалем, что их ждет. Мурчаль поглядывал огромными глазищами то на Арама, то на Макасу, ожидая от кого-нибудь из них команды. Но команды не последовало.

В полночь, когда луна оказалась прямо над их головами, вождь троллей подошел к Макасе с волнистым церемониальным кинжалом и грубо – по-видимому, ожидая сопротивления – схватил ее за руку. Но сестра капитана Адаше Флинтвилла не унизилась до проявлений слабости и страха. Песчаный Череп ткнул острием кинжала в ее левую ладонь – слегка, едва проколов кожу. Макаса даже не дрогнула. Песчаный Череп вытянул ее руку вперед и повернул ладонью вниз. В тонкий слой песка на камнях упали несколько капель крови.

Песчаный Череп перешел к Клоку и повторил процедуру. Клок тоже даже не дрогнул. Арам от всей души надеялся, что и сам сможет держаться так же храбро.

Вождь двинулся к Дрелле. Та улыбнулась ему, но, когда он кольнул ее ладонь, вскрикнула:

– Ай! Это мне вовсе не нравится! Это уже не забавно!

Не обращая внимания на ее крик, тролль уронил в песок несколько капель ее крови и двинулся дальше.

В ответ на укол в ладонь Мурчаль зашипел, но в остальном держался так же храбро, как и Макаса с Клоком.

Когда черед дошел до Арама, он почувствовал укол, но это было не так уж страшно. Швейные иглы матери и то кололись куда больнее. Пожалуй, пока что сохранить храбрость было нетрудно. Но он понимал: храбро встретить то, что последует дальше, будет много труднее.

Укорз Песчаный Череп запел на языке троллей. Арам не понял ни слова, но разобрал имена лоа троллей, Эраки но Кимбула, Элорты но Шадры и Уетая но Муех’залы, повторяющиеся вновь и вновь:

– Эрака но Кимбул, Элорта но Шадра, Уетай но Муех’зала, Эрака но Кимбул, Элорта но Шадра, Уетай но Муех’зала, Эрака но Кимбул, Элорта но Шадра, Уетай но Муех’зала…

Вскоре к нему присоединилась троллиха Малуса, которую, как выяснилось, звали Затрой:

– Эрака но Кимбул, Элорта но Шадра, Уетай но Муех’зала, Эрака но Кимбул, Элорта но Шадра, Уетай но Муех’зала, Эрака но Кимбул, Элорта но Шадра, Уетай но Муех’зала…

За ними и остальные тролли запели:

– Эрака но Кимбул, Элорта но Шадра, Уетай но Муех’зала, Эрака но Кимбул, Элорта но Шадра, Уетай но Муех’зала, Эрака но Кимбул, Элорта но Шадра, Уетай но Муех’зала…

Вдруг свет луны померк. Арам поднял взгляд. Ни Бледной Госпожи, ни звезд было не видно. Не видно было и туч, которые могли бы их заслонить. Повсюду – только тьма. А факелы? Они еще горели, но их огонь приугас. Казалось, мрак растекается по песку, будто нефть, окрашивая его в черный цвет, и из этого черного песка поднялись три черных фигуры – пульсирующие, бесформенные. Тролли разом умолкли, склонившись перед своими лоа.

Лоа молчали, однако Арам каким-то образом услышал их слова. Их шепот шелестел, словно песок, летящий по ветру через пустыню его внезапно опустевшего от ужаса разума. Слова были древними именами: Эрака но Кимбул, Элорта но Шадра, Уетай но Муех’зала, и в этих именах звучало ожидание – ожидание крови и мяса.

Первый из лоа выступил вперед и начал обретать форму. То был огромный, мускулистый камышовый кот, покрытый черной, в еще более черную полоску, шерстью. Шепчущий песок назвал его Эракой но Кимбулом, Богом Тигров, Владыкой Зверей, Королем Кошек, Судьбой Добычи. На четырех мягких лапах он беззвучно двинулся к двум первым жертвам – Макасе Флинтвилл и Клоку из стаи Древолапов. Он знал их имена и прошептал их – так, будто его голод сделал их его собственными лоа. А затем сделал нечто очень странное для бога. Он… склонил голову!

Тролли ахнули.

А шепчущий песок лоа тигров заговорил:

– Кимбул кланяется Макасе Флинтвилл и Клоку из стаи Древолапов. Кимбул – Судьба Добычи. Но не Судьба Охотника. Поклон вам от меня, мои достойные собратья. Тебе, Макаса Флинтвилл, нет нужды бояться Бога Тигров. И тебе, Клок из стаи Древолапов, нет нужды бояться Владыки Зверей. Эрака но Кимбул приветствует вас…

И с этими словами черный камышовый кот исчез – ушел в черный песок. Макаса с Клоком озадаченно переглянулись и восхищенно кивнули друг другу.

Тролли зароптали, но тут же умолкли: вперед выступил второй лоа. Приняв облик огромного черного паука, он засеменил по черному песку – прямо к Дрелле. Арам хотел было шагнуть вперед, заслонить собой дриаду, защитить ее – ведь это было его дело, его долг. Но страх перед пауком – ну почему, почему не кто-нибудь, а паук?! – парализовал его. Арам не мог даже шевельнуться. Даже головы не мог повернуть. Но, скосив взгляд, он увидел профиль Дреллы. Она, как всегда, была очень красива, очень мила – и очень наивна. Она улыбалась, явно – как всегда! – не понимая, что ей грозит.

Шепчущий песок назвал лоа Элортой но Шадрой, Богиней Пауков, Матерью Яда, Возлюбленной Смерти. Лоа-паучиха метнулась вперед, быстро перебирая восемью черными лапами, но вдруг замерла на месте и на шести лапах попятилась назад, а двумя передними замахала в воздухе, будто капризный ребенок в припадке истерики.

– Нет, нет, – прошептал песок. – Ты не для Шадры. Ты не для меня.

Тролли ахнули вновь.

Дрелла уверенно шагнула вперед, и Арам, все еще не в силах сдвинуться с места, не успел ей помешать.

– Я – Тариндрелла, дочь Кенария, – сказала она. – Я – из тех, кто цветет и растет. Я – воплощение изобилия. Ни один яд в этом мире не причинит мне вреда. В мире нет паука, который бы не был мне другом. А смерть так же естественна, как и жизнь. Но сейчас у меня весна, и я – не для тебя, паучья богиня.

Тогда лоа повернулась в сторону Мурчаля, пытаясь выбрать другую жертву.

Мурчаль гулко сглотнул и попятился назад, но Дрелла сделала еще пару шагов вперед и сказала:

– И он не для тебя, Мать Яда. Ты не возьмешь его. Ты не получишь его. Ни сейчас, ни в будущем. Так говорит дочь Кенария.

И лоа-паучиха попятилась прочь от обоих, склонив голову в искреннем почтении – а может, в искреннем страхе. Над толпой троллей вновь поднялся ропот. Одни шумно запротестовали, другие выругались, третьи – и то и другое разом. Похоже, некоторые даже плакали. Арам обмяк. Чувствуя, как оцепенение мало-помалу проходит, он вспомнил терноплета Чугару, рыдавшую у Груды Костей… Какие же еще чудеса таятся в Тариндрелле?

– Нет, нет, нет, нет, нет, – зашелестел песок, и под его шепот черная паучиха исчезла, слившись с черным пятном.

Настал черед последнему лоа прошептать свои имена и титулы:

– Уетай но Муех’зала, Сын Времени и Отец Сна, Друг Ночи, Бог Смерти.

Его тень росла, росла и росла, возвышаясь над головами жертв. Тролли с восторгом – и не без облегчения – вздохнули. Тем временем Арам пытался разглядеть, какой облик принимает тень, но этот лоа оставался бесформенным. Точнее, продолжал менять облик, превращаясь из одного в другое, а из другого в третье, и еще, и еще… Вот он – семиметровый тролль, а вот – гигантская ящерица… На миг он стал капитаном Малусом, затем – существом из языков черного пламени. Арам крепко зажмурился, и, снова открыв глаза, увидел, что лоа – на сей раз в облике китовой акулы – надвигается на храброго Мурчаля, но тот не отступает.

– Закуска, – зашептал песок. – Закуска. Всего лишь маленькая закуска. И все же сегодня Муех’зала наестся досыта…

Да, возможно, Арам был не в силах помочь Дрелле, но будь он проклят, если позволит этой твари сожрать Мурчаля! Наверное, все дело было в облике, принятом лоа: ведь Мурчаль спас Арама из пасти китовой акулы, и Арам тут же решил отплатить ему тем же. С усилием куда большим, чем то, что потребовалось, чтобы сдвинуть с места каменную плиту над осколком кристалла на дне Мерцающих глубин, он поднял ногу… Шаг, другой, третий – и он остановился перед Смертью, преградив ей путь к мурлоку.

Муех’зала тоже остановился и принял новый облик – превратился в исполинский черный силуэт, окруженный огненно-красным ореолом. Собрав в кулак всю свою волю, Арам приготовился к тому, что последует дальше. Уголком глаза он видел, что Макаса, Клок и даже Дрелла готовы прийти на выручку, но вдруг почувствовал на плече руку Мурчаля, мягко отодвигающую его в сторону. Однако Арам стоял на месте твердо, как скала, и даже не шелохнулся. Быть может, вовсе не из храбрости. Быть может, причиной этому был страх, от которого ноги словно приросли к земле. И все же, как бы там ни было, но Арамар Торн не отступил.

Уетай но Муех’зала гипнотически покачивался перед Арамом из стороны в сторону. И тролли и жертвы затаили дух. Наконец песок прошептал:

– Еще не время, Сын Торна. Еще не время. Тот день еще не настал. Тот день еще впереди. И он придет. Но Муех’зала не станет биться с тобой здесь и сейчас. Наш бой еще впереди, впереди… Но он состоится, дитя мое, он состоится. И если ты проиграешь этот бой, Муех’зала пожрет весь Азерот. Весь Азерот, весь Азерот, весь Азерот…

И с этими словами Муех’зала исчез. Но Арам был так ошеломлен, что даже не заметил, как последний из лоа ушел в песок. Не заметил он и того, что факелы засветились ярче, а в небе вновь засияла луна. В его голове эхом звучал шепот:

– Он состоится… он состоится…

Впрочем, увиденное ошеломило не его одного. Когда Муех’зала остановился перед Арамом, тролли даже не ахнули. Они были потрясены так, что не сумели издать ни звука. Такого они еще не видали. Песчаный Череп замер. И Затра замерла. Все вокруг замерли, как истуканы, как деревья, глядя на так и не принесенных в жертву жертв.

Дрелла улыбнулась Араму, и он неожиданно для самого себя улыбнулся ей в ответ. Улыбнулся от уха до уха, глупо и счастливо.

Не прекращая улыбаться, он подошел к Затре. Та взглянула на мальчика едва ли не с ужасом. Он вынул из ее ладони компас, размотал цепочку, дважды обернутую вокруг ее запястья. Она даже не шевельнулась, чтоб помешать. Никто из троллей не сдвинулся с места.

Арам повернулся к товарищам. Все четверо – даже Макаса – глупо улыбнулись ему в ответ. Макаса, Клок и Мурчаль собрали свое оружие и припасы. Мурчаль подал Араму его абордажную саблю. Клок на виду у всех троллей обвязал Дреллу веревкой и с помощью Макасы спустил ее вниз, к обратной стороне подножья пирамиды. Следом за ней по грубо отесанным камням, держась за руки, спустились остальные. Спуск был не слишком легок, но путешественники чувствовали себя так, словно летят вниз на невидимых крыльях.

Дойдя до холмов, все пятеро скрылись – исчезли в ночи, будто лоа.

 

Глава тридцать пятая. Передышка

От изумления Ро’кулл разинул рот. А озадаченный Ро’джак сказал:

– Ро’джак не понимает. Затра схватила мальчишку. Забрала компас. Как Затра могла потерять и то и другое?

Но Затра и сама не понимала этого. «Лоа… Мальчишка… Смерть говорить: бой еще впереди…»

Постаравшись собраться с мыслями, она подняла взгляд. Огры в замешательстве взирали на нее сверху вниз. И их замешательство помогло справиться с собственным.

– Мы не находить мальчишка! – рявкнула Затра. – Мы не находить компас!

– А? – хором спросили близнецы.

Затра подняла арбалет и направила его на одного огра, а потом – на другого.

– Слушать меня, братья, – заговорила она. – Вы быть сказать новый Гордок: мы держать компас в руки и потерять его, тогда этот человек быть убить все трое. Понимать?

Похоже, это они поняли. Ро’кулл кивнул. А Ро’джак сказал:

– Старый Гордок такой же.

– И еще, – продолжала Затра. – Мы быть выйти сейчас же – мы догнать мальчишку с компас в пустыня. Я быть тролль Песчаная Буря. Вы быть большой огр Гордунни с длинный шаг. Мы идти быстрее эта компания, так?

– Ага, – хором согласились оба.

И все четверо, считая и Быстролапку, беспокойно ерзавшую на груди Затры, пустились в погоню за беглецами. Но в голове Затры снова и снова шелестел шепот песка: «Весь Азерот, весь Азерот…»

Троллиха из племени Песчаной Бури и огры-близнецы из клана Гордунни развили такую скорость, что ночь спустя обогнали пятерых путешественников, даже не заметив их. Конечно, Затра была мастером-следопытом, однако она была так поглощена (если не сказать «смущена») пережитым в Зул’Фарраке, что даже не заметила, как отчетливые следы беглецов свернули с прямого пути и отклонились к югу.

В Зул’Фарраке нашлась пресная вода – каменный фонтан, построенный над глубинным источником. Так Макаса с Арамом наполнили фляги и даже нашли у фонтана кувшин, который тоже наполнили и взяли себе – в виде компенсации за кровь, пролитую на вершине пирамиды.

Углубившись в пустыню, они шли по пескам всю ночь. Весь следующий день отдыхали, а на закате двинулись дальше.

Вот тут-то, на вторую ночь, когда вода снова начала подходить к концу, Дрелла почувствовала источник пресной воды на юге. Да, это обещало удлинить путешествие, но выхода не было, и путешественники свернули туда, куда она указала.

И, откровенно говоря, дело вряд ли могло бы обернуться лучше.

Перед самым рассветом они достигли восточной башни Заставы Скорбных Песков, жалкого сооружения из досок и парусины – и, как оказалось, единственного безопасного места во всем Танарисе к западу от Прибамбасска. Здесь они встретили хозяина башни – рослого, мускулистого высшего эльфа с неровным шрамом на лице. Увидев двоих людей, мурлока и гнолла, вышедших из пустыни в сопровождении дочери Кенария, он просто остолбенел от изумления и поспешил предложить путешественникам укрыться от палящего зноя. Кель’дорай назвался Трентоном Молотом Света, кузнецом из Ордена Мифрила. Об орденах кузнецов Арам ничего не знал, но все же работал подмастерьем в кузнице отчима и вполне мог говорить с эльфом на языке молота и наковальни. И оба они поняли друг друга с полуслова!

На Заставе Скорбных Песков нашлась и пресная вода, и съестные припасы, привезенные высшим эльфом и тремя его друзьями-гоблинами. Утолив голод и жажду, путники улеглись спать в относительной безопасности шатра Молота Света и проспали целый день напролет.

Всю следующую ночь на Заставе Скорбных Песков Молот Света и Арамар Торн провели, запершись в кузнице. Мурчаль, Клок и Дрелла не могли понять, зачем, но Макаса только отмахнулась от их расспросов.

– Все мы знаем, что мальчик скучает по Приозерью, – сказала она. – Если от этого он почувствует себя ближе к дому, пускай. Какой от этого вред?

И вправду, вреда это не принесло никакого. Наутро Арам вышел из кузницы, держа в руках новенький железный гарпун, выкованный для сестры. При виде оружия у Макасы глаза едва не вылезли на лоб. Арам вложил гарпун ей в руки. Превосходный баланс; вес и длина – как раз для нее… Легкое прикосновение к острию – и на подушечке указательного пальца выступила капелька крови. Лицо Макасы озарилось широкой улыбкой. Новый гарпун был в десять раз лучше прежнего, о чем она и сказала Араму – негромко, но с благодарностью. На миг ему показалось, что она вот-вот заплачет. Нет, на глазах Макасы Флинтвилл не выступило ни слезинки. Но ее взгляда и тихого, но искреннего «спасибо, братишка» оказалось более чем достаточно.

Естественно, до самого конца отдыха на Заставе Скорбных Песков она пребывала в прекрасном расположении духа и редко выпускала гарпун из рук дольше, чем на несколько секунд подряд.

В последний момент вспомнив о компасе, Арам вынул его из кармана и показал Молоту Света золотую цепочку. Застежка была сломана. Однажды, у подножья Небесного пика, Арам ухитрился починить ее, но, когда троллиха сорвала компас с его шеи, цепочка лишилась нескольких звеньев, а застежка разогнулась так, что совсем потеряла форму. Застегнуть ее было невозможно, и компас больше нельзя было носить на шее.

Трентон, поморщившись, сказал, что починки она не стоит. Арам с грустью кивнул, но тут же повеселел: покопавшись в ящике, высший эльф вручил ему хорошую, прочную железную цепочку. В уплату за нее Арам предложил ему старую цепочку, но Молот Света не пожелал об этом и слышать. Тогда Арам бросил золотую цепочку Макасе, и та, не споря, спрятала ценную (хоть и бесполезную) вещь в суму Клока. Между тем Молот Света повесил компас на железную цепочку – уж ее-то нелегко будет сдернуть с Арамовой шеи!

Кроме этого, Молот Света добавил на боевую дубину Клока еще несколько железных шипов, а Дрелле вручил небольшой мешочек яблоневых семян. Один Мурчаль остался без подарка: рыболовных сетей среди пустыни не найти. Впрочем, и надобности в них среди пустыни нет никакой, так что Мурчаль вовсе не огорчился.

Свободное от кузницы время Арам проводил рисуя. Нарисовал кель’дорая у наковальни. Закончил начатое по памяти изображение Заставы Вольного Ветра. Запечатлел Клока с Мурчалем, с хохотом борющихся за полоску вяленого черепашьего мяса. Нарисовал даже троллиху Затру и ее спутников – огров-близнецов. И вождя Песчаного Черепа, и пирамиду в Зул’Фарраке.

И лоа нарисовал, хотя при одной мысли о них спина покрылась гусиной кожей. Но Арам одолел дрожь, закончил рисунок и пригляделся к нему так, будто искал способа избежать неминуемой гибели. Затем он захлопнул блокнот и плотно завернул его в непромокаемую ткань, словно призраки могли сбежать со страницы, представься им только случай. Все это заметно омрачило его настроение – но ненадолго. Не радоваться этому – и в буквальном, и в переносном смысле слова – оазису было бы просто невежливо, а уж невежей Арамар Торн не был никогда.

На следующую ночь, хорошо отдохнувшие, как следует снабженные провизией (включая яблоки, чудесным образом выращенные Тариндреллой) и водой (целыми пятью флягами), не говоря уж о прочих подарках, они неохотно распрощались с Трентоном Молотом Света и Заставой Скорбных Песков… и отправились в последний переход через пустыню к Прибамбасску.

К несчастью, там их уже ждали Сокрытые.

 

Глава тридцать шестая. Все дороги ведут в Прибамбасск

«Неотвратимый» бросил якорь в Прибамбасске, и Малус с Ссарбиком, Ссаврой и половиной команды сошел на берег. Первым делом он разослал Сокрытых по всему городу, расставив у всех ворот наблюдателей из тех, кого Арам не смог бы узнать.

Первым в город прибыл барон Уолдрид. Он честно доложил о своем приключении у Груды Костей и, судя по всему, полагал себя настоящим героем, помешавшим Хладовею обзавестись еще одним опорным пунктом в Азероте.

Конечно, как только Ссарбик осознал, что этот Отрекшийся был всего в нескольких шагах от компаса и упустил его, отвлекшись на «нез-з-знатш-ш-шительные мелотш-ш-ши», его едва не хватил удар.

Для Рейгола реакция араккоа послужила лишь дополнительным вознаграждением за подвиг.

Малус подумал, не проткнуть ли барона насквозь. Но убивать мертвого – занятие крайне утомительное, и потому капитан решил оставить происшедшее без последствий.

За Уолдридом прибыл и Трогг с Карргой, Гуз’луком, Слепгаром и братьями-Бородами. И эти тоже доложили о том, что упустили добычу в последний момент!

На сей раз Малус подумал, что кого-то придется прикончить. Для примера, чтобы предостеречь остальных от дальнейших провалов. Но, как только он собрался выхватить меч, Ссавра зашептала ему на ухо, со своей стороны советуя именно так и поступить. Это остановило Малуса. Никто – пусть даже какая-то араккоа – не должен был видеть его идущим на поводу у чужих желаний.

– Я не растрачиваю живую силу понапрасну, – буркнул он, повернувшись к Ссавре спиной.

Поэтому, когда в город – в весьма удрученном расположении духа – явились Затра, Быстролапка и огры-близнецы, Малус был даже рад услышать, что они в глаза не видели ни мальчишки, ни его спутников. Это давало возможность отложить вопрос о наказаниях за оплошности до лучших времен.

В скором времени Синь Гогельмогель, барон Прибамбасский, глава Картеля Хитрой Шестеренки, получил донесение о том, что в город явилось настоящее войско из людей, огров и прочих существ, возглавляемое капитаном «Неотвратимого». И это гоблину, мягко выражаясь, совершенно не понравилось.

Посему поименованный капитан Малус был вызван в контору Гогельмогеля. Но поименованный капитан Малус не явился.

Вставив в глаз монокль и водрузив на голову цилиндр, Гогельмогель взял с собой три десятка хобгоблинов и отправился на поиски Малуса сам. И легко отыскал дерзкого капитана на пристани, у трапа его корабля. Этот человек казался гоблину смутно знакомым… вот только где же он мог его видеть?

– Ты – капитан Малус?

– Да, – с легкой неуверенностью ответил Малус.

Синь Гогельмогель подумал, что Малус, возможно, тоже узнал его, и задался вопросом, уж не встречал ли он этого человека раньше – быть может, намного раньше, – но под другим именем. Однако сейчас барону было не до подобных мелочей. Он был гоблином, явившимся сюда по делу.

– А эти огры принадлежат тебе? – спросил он.

– Я – их король, – объяснил Малус, оглянувшись через плечо на Трогга и остальных.

– Их король?

– Да.

Гогельмогель никогда не слыхал, чтоб человек был королем огров. Это казалось откровенным вымыслом, но огры не возразили ни словом, а потому и гоблин не стал возражать. Прищурив здоровый глаз, он смерил Малуса взглядом и сказал:

– Я – Синь Гогельмогель, барон Прибамбасский.

– Еще один барон? – прогнусавила троллиха Малуса. – Человек, они раздаривать этот титул направо и налево?

– Свой титул я и вправду получил в дар, – прошептал человек в плаще с капюшоном, распространявший вокруг себя резкий, прямо-таки бьющий в нос запах жасминовой воды.

Малус улыбнулся их перепалке и чопорно спросил:

– Чем могу служить, барон?

– Тем, что не станешь чинить неприятностей.

– Неприятностей?

– Мне плевать, сколько при тебе людей или огров, капитан. Я беру тебя на заметку. Неприятностям в моем городе не бывать. Ясно?

Но человек не отвечал. Он просто смотрел на Гогельмогеля с непонятной, сбивающей с толку усмешкой на губах.

– Капитан… – начал Гогельмогель.

– Неприятностей не будет, барон, – заверил его Малус, прежде чем повернуться к нему спиной и двинуться по трапу на борт своего корабля. – Ни малейших.

«Да и откуда бы им взяться? – думал Малус. – Как только Арам с друзьями появятся здесь, их тут же изловят. И компас станет моим. И – никаких неприятностей».

К счастью, Гогельмогель был не единственным гоблином неподалеку. «Проклятье, как раздулся от важности малыш Синь, получив баронский титул!» – подумал Газлоу, прибывший в город еще несколько дней назад и стоявший неподалеку, менее, чем в пяти метрах, прислонившись к причальной тумбе. Лицо его было скрыто в тени торгового корабля, возвышавшегося позади – к этой предосторожности он прибег, опасаясь, как бы огры не узнали его и не связали в уме с парнишкой. Но эти существа даже не взглянули в его сторону. Даже огриха, казавшаяся куда смышленее остальных.

Газлоу не было никакого дела ни до Малуса, ни до его огров и троллихи, ни до его араккоа и Отрекшегося, ни до Малусовых людей и эльфийского эсминца. Нет-нет, выглядели они все весьма угрожающе, и ему не было никакого дела до того, что предвещает их присутствие его юным друзьям.

Конечно, если эти пройдохи изловят мальчишку, Газлоу вполне мог бы оставить себе Арамову долю призовых денег…

«Э, но это же такая малость по сравнению со всем остальным…» А мальчишка нравился гоблину – настолько, что его безопасность стоила некоторых усилий. Если, конечно, он уже здесь, или прибудет в течение трех ближайших дней. Через три дня Газлоу с Шустром придется грузиться на «Пниоблако» и отправляться на следующие состязания, устраиваемые МИГА.

«К тому же, спасение друга стоит некоторых усилий». (Особенно если друг – отменный пилот, который может выиграть для тебя еще немного денег в будущем.) Поэтому Газлоу проверил все городские ворота и, потратив у каждых по паре медяков, а то и меньше – как легко, однако, разлетается выигрыш Арама! – быстро вычислил людей Малуса, тайно наблюдавших за каждым входом в город.

Что ж, протащить мальчишку в город может оказаться несколько затруднительно. И уберечь его от бед, как только он появится в городе – тоже. Но Газлоу был не против решить пару проблем. Решать проблемы – это ему всегда удавалось неплохо. Можно сказать, у него был к этому талант.

К тому же, все это давало Газлоу повод нанести визит. Ей. Брызи. Прекрасной Брызи. Прекрасной Брызи, одной из множества его бывших возлюбленных. Прекрасной Брызи, одной из множества его бывших возлюбленных, ныне вышедших замуж. Прекрасной Брызи, одной из множества его бывших возлюбленных, ныне вышедших замуж за одного раздувшегося от важности гоблина с баронским титулом.

От одной мысли об этом Газлоу захохотал.

Возможно, команда Малуса и поджидала путешественников у каждых городских ворот. Но в этом-то и была его ошибка. Потому что команда Газлоу ждала их за каждыми городскими воротами. Настолько далеко от города, что заметить двух человек, путешествующих в компании гнолла, мурлока и дриады, задолго до того, как им хоть что-то будет угрожать, было детской забавой. И, конечно же, он, Шустр, заметил их в подзорную трубу за целых два километра от западных ворот Прибамбасска. Перехватив путешественников, он – от имени Газлоу – предупредил их о грозящей им опасности.

Странно, но предупреждать Торна об опасности Шустру не хотелось. Отчего бы это? Ладно, хорошо, он очень хотел пилотировать «Паросвист» сам. Но ведь с конечным результатом не поспоришь! Равно как и с научными данными, явно и недвусмысленно гласящими, что предпочтение следовало отдать Торну – хотя бы по причине меньшего веса. Равно как и с тем фактом, что Торн в полной мере оценил талант конструктора, оказался прилежным учеником и выиграл гонку. Не говоря уж о деньгах, заработанных Шустром на этом предприятии.

Но что же в этом Торне так задевает Шустра?

Этого Шустр не знал. Впрочем, это и не имело никакого значения. Оставив путешественников в укрытии, он отправился к Газлоу.

* * *

Повинуясь минутной прихоти, баронесса Гогельмогель решила отправиться на пикник. Она очень хотела, чтобы ее сановный супруг составил ей компанию, но ничуть не удивилась тому, что в ответ он застонал, жалуясь на кучу работы. Это-то и было лучшей частью всего предприятия: она могла поступить по-своему, а он еще будет чувствовать себя в долгу перед ней. Ха!

Итак, баронесса велела слугам нагрузить свой караван самыми разными угощениями. Правду сказать, взятой с собой еды хватило бы, чтобы накормить до отвала двадцать голодных гоблинов. Однако баронесса оставила почти всех слуг дома, взяв с собой только верную Винифред, да двух самых безмозглых хобгоблинов из охраны мужа.

Повинуясь новому минутному капризу, она покинула Прибамбасск через западные ворота. Еще один минутный каприз заставил ее остановиться для пикника, отъехав от города на пару километров. И только посмотрите, кто совершенно случайно оказался здесь! Уж не ее ли старый друг – а некогда и более, чем друг – Газлоу? Да не один, а в обществе весьма очаровательных друзей! Старину Газзи сопровождал Шустр, его конструктор и механик. И просто очаровательный человеческий мальчик по имени Арамар, нарисовавший прекраснейший из портретов баронессы в своей маленькой кожаной книжице! А с мальчиком была его сестра – рослая, ничуть на него не похожая девица по имени Масаса, или Макаса, или еще что-то вроде. А еще с ними были гнолл и мурлок, и самая восхитительная дриада в весенней поре, какую баронессе только доводилось видеть! Одним словом, пикник удался на славу.

Дабы чуточку подурачиться, баронесса спрятала людей, гнолла, мурлока и дриаду в потайном отделении каравана, порой служившем для перевозки контрабанды. (Однажды ей довелось прятать в этом отделении чучело йети, и она знала, что места там полно.) Раз уж все они тоже направлялись в Прибамбасск, так отчего бы не подшутить над стражей у ворот?

Помахав на прощание Газлоу и Шустру, баронесса кивнула Винифред, и та направила караван к дому.

При виде баронессы Брызь Гогельмогель стражники просто склонили головы, проводив караван взглядами.

Кроме стражей, у ворот ошивалась парочка каких-то недостойных людишек, с виду – не более, чем громил или пиратов, посмевших сунуть носы в караван, как будто в поисках кого-то или чего-то. Конечно, внутри не оказалось никого и ничего, кроме баронессы. Баронесса высказала хобгоблинам все свое недовольство этим инцидентом, и, кажется, слышала, как те задали невежам хорошую трепку. Но это ее уже не касалось.

Повинуясь последнему на сегодня минутному капризу, она велела Винифред ехать к дому не слишком прямым путем. Караван кружил по кривым улочкам, пока Винифред не убедилась, что за ним не следят. После этого караван остановился у небольшого двухэтажного домика. Здесь-то очаровательный Арамар и его всего лишь чуточку менее очаровательные спутники решили выбраться из укрытия. Ну, а поскольку в городе они были чужими и нуждались в безопасном пристанище, баронесса предложила им снять комнату у Винифред. И посмотрите-ка, кто появился рядом еще до того, как они успели ответить! Уж не старина ли Газзи собственной персоной? Он предложил заплатить за их комнаты, и это было величайшим сюрпризом за весь день, пока Газзи не признался, что монеты, отданные Винифред, взяты из денег, которые он и так уже должен Арамару. Дождавшись от Винифред сигнала, что путь чист, все разом поспешили в дом.

Впрочем, какое баронессе дело до всех этих мелких подробностей? Она была просто рада тому, что ее новые друзья въехали в город и устроились в безопасном месте, причем и муж, и бывший поклонник остались перед нею в долгу. Ха! Каково?

Макаса не сводила с Винифред подозрительного взгляда. Пришлось Газлоу заверить Флинтвилл, что хозяйке дома можно доверять.

– Больше, чем я доверяю тебе?

– О да. Значительно больше.

Макаса кивнула.

– Пока вы не высовываете носа наружу, вы в безопасности, – заверил Газлоу.

– Но у нас в городе дела, – неуверенно сказал Арам.

– Какие же? – спросил Газлоу, склонив голову набок.

Макаса с Арамом переглянулись, и только после этого Арам ответил:

– Ну… Нам нужно отвести Дреллу к друиду-хранительнице по имени Фейрин Весенняя Песнь.

– С Весенней Песнью я немного знаком, – сказал Газлоу. – И могу незаметно привести ее к вам, прямо сюда.

С этими словами он двинулся к выходу, но на полпути остановился, обернулся и еще раз напомнил:

– Из дома. Ни ногой!

 

Глава тридцать седьмая. Лохмотья да дыры

– Фрррн Всн-псн.

– Фейрин Весенняя Песнь.

– Фрррн Всн-псн.

– Нет. Фей… ри-и-ин. Весенняя Песнь.

– Фрррин… Весн-песн.

– Уже лучше, – сказала Дрелла.

– Фрррин Весн-песн, Фрррин Весн-песн, Фрррин Весн-песн, – несколько раз повторил Мурчаль. И после этого, потершись лбом о бок Дреллы, тоскливо пролопотал: – Мурчаль ффлллур дрррг Дрхла…

– Он говорит, что будет скучать по мне, – объяснила Дрелла.

Только тут Арам осознал, что вскоре произойдет. По-видимому, и Макаса с Клоком тоже поняли это только сейчас. Вскоре Газлоу вернется с друидом-хранительницей, и та уведет от них Дреллу.

Арам напомнил себе, что это хорошо. И для него, и для Дреллы. Ответственность за ее безопасность лежала на его плечах тяжким грузом с той самой минуты, как она расцвела.

«И все же… И все же…»

За это время Арам успел здорово привязаться к ней. Да, она была наивна и эгоистична, и в то же время бесстрашна и щедра. Она была очаровательна и восхитительна, и в то же время способна совершенно вывести его из себя. Однако он будет ужасно скучать по ней…

– Будет нелегко, – с кривой улыбкой сказала Макаса. – Она приносила тебе одни неприятности, но именно благодаря этим неприятностям ты узнал о себе такое, о чем даже не подозревал. Да, расстаться с ней будет нелегко, уж поверь. Мне это знакомо.

– Какие же вы все глупые, – со свойственной ей откровенностью сказала Дрелла. – Отпустить меня с Весенней Песнью будет совсем не трудно. И скучать вы по мне не будете.

– Мурчаль ффлллур дрррг Дрхла, – повторил Мурчаль.

Клок согласно кивнул.

Но Дрелла продолжала настаивать на своем:

– Нет, вы не будете скучать по мне. И я по вам не буду.

Арам вздохнул. Но тут его отвлек от невеселых мыслей рывок за рубашку. Пришлось в третий, а то и в четвертый раз за день велеть компасу успокоиться. И компас затих… на время.

Все началось еще тогда, когда они прятались в караване. Компас буквально взбесился, и Арамару Торну не раз представился случай вспомнить добрым словом новую железную цепочку, подаренную Молотом Света. Пока караван петлял по кривым прибамбасским улочкам в попытках скрыться от возможной слежки, компас то и дело тянул Арама влево, вправо, вперед, назад… Кроме этого, он сиял вовсю, и стрелка кружилась, как бешеная. И еще там, в потайном отделении каравана, пришлось сказать остальным:

– Еще один осколок – здесь, в Прибамбасске.

И, похоже, большой.

И теперь Макаса сказала:

– Нам с тобой нужно пойти и отыскать осколок.

– Думаешь, это безопасно? – удивленно спросил Арам.

– Конечно, нет. Дождемся темноты… но больше нам ничего не остается. Осознанный риск – вполне в духе отца. Он хотел, чтобы мы отыскали эти осколки. Значит, будем искать.

– А как же Весенняя Песнь?

– Я отчего-то сомневаюсь, что «старина Газзи» приведет ее этой ночью. А если приведет… – Макаса повернулась к Клоку. – Не позволяй ей увести Дреллу, пока мы не вернемся. Ясно?

Клок кивнул. Он, как всегда, был рад роли верного помощника и заместителя Макасы.

Но чей-то голос объявил:

– Никто из вас никуда не пойдет.

Все обернулись и увидели в дверях Винифред. Она была симпатичной, но строгой гоблиншей с бледно-зеленой кожей и необычными, серыми, как железо, глазами. И, как многие доверенные слуги, прекрасно умела подслушивать у замочной скважины и беззвучно входить в комнату. Казалось, Макаса готова выхватить саблю, и потому Арам, осторожности ради, почел за лучшее остановить ее руку.

– Много ли ты услышала? – спросил он.

– Достаточно, – сухо ответила Винифред. – Но даже не думайте ходить куда бы то ни было, пока от вас так несет. Такой аромат даже огр легко учует. И на мои простыни вы такими грязными уж точно не ляжете. Их потом будет вовек не отстирать.

Мурчаль с Клоком принюхались к самим себе и недоуменно пожали плечами.

Винифред показала путешественникам стопку белья.

– Переоденетесь в ночные рубашки, а вашу одежду снимете, и я ее выстираю. Горячая ванна готова. После того, как первый вымоется, быстро приготовлю еще четыре. Ты первая.

С этими словами она подала Макасе ночную рубашку.

Казалось, Макаса всерьез готова проткнуть гоблиншу насквозь. Но вместо этого она украдкой принюхалась к себе и, в отличие от гнолла с мурлоком, явно осталась недовольна результатом.

– Пожалуй, хорошая ванна мне не помешает, – нехотя признала она.

Винифред закатила глаза, чем едва снова не вывела Макасу из себя.

– Об этом я и говорила, не так ли?

Вслед за хозяйкой Макаса вышла из комнаты и через полчаса вернулась – в длинной белой ночной рубашке и при всем своем вооружении. Арам еще ни разу в жизни не видел человека, которому так неуютно и в то же время так хорошо.

– Я собираюсь вздремнуть, – мрачно сказала Макаса. – Разбудите на закате.

Улегшись на кровать, она уснула еще до того, как Винифред успела отправить мыться Арама.

К заходу солнца все пятеро были дочиста вымыты и относительно довольны. Проблема была только в одном. Выстиранная одежда, развешенная под жарким летним солнцем на веревке на крыше дома Винифред, не успела просохнуть. Поэтому все пятеро – в одинаковых ночных рубашках – сидели в комнате и ждали. Сказать по правде, рубашка пришлась впору только рослой Макасе. (Зачем гоблинше Винифред могли понадобиться пять ночных рубашек, куда лучше подходящих для воргена, оставалось только гадать.) Арам чувствовал себя, будто его облачили в бальное платье. Клок был так смущен, что свернулся клубком в уголке, закутавшись в длинную ночную рубашку, будто в кокон.

Зато Мурчаль с Дреллой просто наслаждались. Голова Мурчаля не пролезала в ворот, поэтому он обернул ночную рубашку вокруг туловища, почти так же, как сети, и, похоже, чувствовал себя вполне удобно. Дрелле, не носившей никакой одежды, кроме собственной шерсти, цветов и листьев, было очень любопытно попробовать надеть рубашку. Ее голова прекрасно прошла в вырез ворота, но подол рубашки собрался складками на оленьей спинке без всякого прока. Однако ощущение ткани на теле ей очень понравилось – об этом она сообщила друзьям не раз и не два.

Наконец Винифред принесла высохшую одежду. Макаса с Дреллой вышли из комнаты, чтобы переодеться в другом месте, хотя в случае дриады «переодеться» означало всего-навсего снять ночную рубашку, сидевшую не по фигуре. Арам помедлил, дожидаясь, когда следом за ними выйдет и Винифред, но та, оглядев его рубашку, поцокала языком.

– Так не пойдет, – сказала она. – Одни лохмотья да дыры. Хм-м-м… Господин Газлоу говорил, у него хранятся твои деньги…

Арам хмыкнул.

– Да. Похоже, он думает, что у него мой выигрыш сохранится лучше, чем у меня.

– Хорошо, – сказала гоблинша. – Я пошлю ему весточку и попрошу купить тебе новую рубашку. Он принесет ее, когда придет в следующий раз. Не нужно ли тебе чего-нибудь еще?

Арам задумался.

– Ходят ли отсюда корабли в Приозерье? То есть, в Штормградский порт – он к Приозерью ближе всего.

– Приозерье? Никогда не слышала о таком.

– Это маленькая деревня в Восточных Королевствах. Там мой дом.

– Что ж, корабли в Штормград из Прибамбасска ходят. Отправляются раз в неделю или что-то вроде того. Ты хочешь, чтоб Газлоу зарезервировал для вас пять мест?

– Четыре, – с грустью поправил ее Арам, вспомнив о Дрелле и скором приходе друида-хранительницы.

Винифред удивленно подняла бровь.

– Значит, ты вправду так и расстанешься с ней?

– Мы дали клятву, – хрипло ответил Арам. – Так для нее будет лучше.

– Как угодно, – сказала гоблинша. – Ладно. Выходит, новая рубашка и четыре места на восток. Что-нибудь еще?

Арам оглядел комнату в поисках вдохновения. На глаза попалась его абордажная сабля. Вернее, абордажная сабля Старины Кобба. Он поднял ее и подал хозяйке.

– Абордажная сабля, – сказал он. – Мне нужна другая.

Винифред осмотрела оружие.

– Чем тебе не нравится эта? С виду – как новенькая.

– Я ей не доверяю.

Это заявление вопросов не вызвало. Похоже, Винифред поняла, о чем речь – возможно, даже лучше, чем сам Арам.

– Хорошо, – сказала она. – Думаю, господин Газлоу добудет тебе достойное оружие. Найдет сделку повыгоднее. Искать выгодные сделки он любит… Значит, одна рубашка, одна абордажная сабля и четыре места на корабле. Что-нибудь еще?

Арам покопался в памяти, и на ум ему пришла еще одна мысль. Наклонившись к острому уху Винифред, он шепнул ей пару слов. Хозяйка окинула Арама странным взглядом, но затем кивнула и вышла.

Арам быстро переоделся. Рубашка и вправду выглядела ужасно. И стирка ничуть не помогла. Конечно, такой чистой она не бывала с тех пор, как он покинул Приозерье, но «сплошные лохмотья да дыры» – это было еще мягко сказано. Однако Арам надел поверх рубашки отцовский кожаный плащ. Сойдет до поры до времени.

Под покровом темноты Арам с Макасой отправились на поиски нового осколка кристалла. Только теперь Арам смог как следует разглядеть Прибамбасск – странные круглые здания, запорошенные песком мостовые из песчаника и вечно спешащее куда-то население, состоявшее едва ли не из всех известных ему рас. Последнее было на пользу: в разношерстной толпе никто не обращал особого внимания на детей Грейдона Торна и их странный, причудливый маршрут. Держа в руке компас, Арам следовал его указаниям. Компас сиял, тянул за собой, но лабиринт улиц не позволял пройти к цели напрямик, и стрелка указывала то туда, то сюда.

Казалось, они уже совсем близко, но вдруг Макаса резко рванула Арама назад и прижала спиной к стене. Медленно, с осторожностью выглянув из-за угла, они увидели одного из огров Трогга. Гигант с бледно-красной кожей, знакомый обоим еще по Гоночной барже, отчаянно зевал, прислонившись к стене дома.

Пришлось отступить назад и искать другой путь.

Вскоре они вновь напали на след, но вдруг Арам, едва ли не уткнувшийся носом в стекло компаса, резко остановился и схватил Макасу за руку.

– Что? – почти беззвучно, одними губами спросила она.

Арам потянул носом воздух. Макаса сделала то же. Встречный летний бриз отчетливо пах жасмином. Жасмином… с примесью какой-то гнили. Оба прекрасно знали, что это значит: где-то неподалеку нежить-Шепчущий. Оглядевшись, Арам с Макасой не смогли заметить его. Тогда Макаса лизнула палец, прикинула, откуда дует ветер, и оба двинулись в противоположную сторону.

Не стоит и говорить, что отсутствие ощутимого прогресса не на шутку раздражало. Но поиски продолжались.

Спустя несколько поворотов Арам поднял взгляд и снова остановился, как вкопанный.

И снова Макаса беззвучно, одними губами, спросила:

– Что?

Но Арам даже не взглянул на нее. Будто и не заметив вопроса, он смотрел в темную витрину лавки. Книжной лавки. Секунду спустя мальчик осторожно, будто опасаясь, что перед ним иллюзия, которая может исчезнуть, развеяться в любой момент, двинулся к витрине.

– Он там? – осмелилась шепнуть Макаса. – Осколок там, внутри?

Но нет, осколка в витрине не было. За стеклом стояла книга, солидный толстый том. «Пернатые обитатели Азерота». Точно такую же толстую, прекрасно иллюстрированную книгу держал на полке в каюте на борту «Волнохода» отец… Опустив голову, Арам вдохнул запах кожи отцовского плаща. Плащ, книга, компас… все это внушало такое чувство, будто сейчас отец гораздо ближе, чем… чем когда-либо при жизни. По крайней мере, намного ближе, чем когда-либо с тех пор, как Грейдон Торн покинул семью и Приозерье. С того самого дня, когда Араму исполнилось шесть.

Казалось, «Пернатые обитатели» заворожили юного Арамара, точно книга заклинаний. Едва сознавая, что делает, он спрятал компас под изорванную в клочья рубашку, подошел к закрытой лавке и трижды постучал в запертую дверь.

 

Глава тридцать восьмая. Книжная лавка

– Что ты делаешь? – прошипела Макаса.

Арам и сам не понимал этого, однако постучал еще раз.

За стеклом витрины замерцал огонек свечи, плывущий к дверям в темноте.

– Иду, иду, – раздраженно проворчали изнутри.

Приблизившись к витрине, пламя свечи осветило того, кто держал ее – пожилого гоблина.

– Ты что, читать не умеешь? – брюзгливо спросил хозяин лавки, подойдя к двери. – Написано же: закрыто. А если не умеешь читать, зачем стучишься в двери книжной лавки?

От удивления Арам разинул рот. «А ведь я его знаю», – подумал он.

– А ведь я тебя знаю… – сказал гоблин.

Он отпер замок и открыл дверь. От Синего Карлика в небе остался лишь узкий серп, но Бледная Госпожа сияла почти во всю силу, и в ее ярком свете Арам тут же узнал того самого почтенного гоблина – художника с Гоночной баржи.

– Ты же тот самый художник с Гоночной баржи!

– А ты – тот самый Арамар Торн, пилот-победитель.

– Верно.

– Арам, нам нельзя здесь за… – начала было Макаса, но гоблин перебил ее.

– А не родня ли ты случайно Грейдону Торну? – спросил он, приглядевшись к Араму при свете свечи.

Макаса с Арамом изумленно вытаращили глаза.

– Я его сын, – ответил Арам.

– Так-так, – сказал гоблин. – Сын Грейдона Торна… Входите, входите!

Широко распахнув дверь, он замахал рукой, приглашая обоих внутрь. Арам с Макасой послушно проследовали в лавку.

– А меня зовут Мавзоль, – представился гоблин.

Арам развернулся к нему, как ужаленный.

– Так ты – Мавзоль из Прибамбасска?!

– Да, уже не первый год, – лукаво улыбнулся гоблин. От его недавней брюзгливости не осталось и следа.

– Это же ты рисовал «Пернатых обитателей Азерота»?

– Да. Похоже, ты из моих поклонников?

– Точно!

– Твоему отцу тоже нравилась эта книга… – С этими словами Мавзоль отвел гостей в дальний угол лавки и указал им на дверцу, ведущую в кабинет. – Помню, впервые заглянув в мою лавку, он…

– Постой! Отец бывал здесь? В этой самой лавке?

– Да, конечно. Много раз. Я хорошо знал твоего отца и считал его своим другом. Он тоже в городе?

Арам поник головой, и, похоже, Мавзоль тут же понял, в чем дело. Указав гостям на пару табуретов, он опустился в кресло за высоким столом, заваленным неоконченными рисунками. Арам с Макасой сели.

– Его больше нет, верно? – спросил Мавзоль.

Арам кивнул.

– Проклятье, как жаль… Для человека он был весьма образован. Да что там, назвать Грейдона Торна образованным – это же просто образец недооценки! – Мавзоль вздохнул. – Мне будет очень не хватать его.

– Нам тоже, – сказал Арам, взглянув на Макасу.

Та медленно кивнула.

Мавзоль тоже кивнул. На некоторое время все трое умолкли. Затем гоблин вновь заговорил:

– А знаешь, он говорил о тебе… – Он покосился на Макасу. – И о тебе, если ты – Макаса Флинтвилл.

– Когда? – спросила Макаса.

Мавзоль почесал щеку.

– О, это было почти год назад. Боюсь, с тех пор я с ним и не виделся. Вот тогда-то он и рассказывал о тебе, Макаса. А о тебе, Арам, он говорил постоянно – по крайней мере, пять, а то и шесть последних лет. Конечно, я познакомился с ним задолго до вашего рождения, молодые люди.

– А давно ли… давно ли ты его знаешь? – спросил Арам.

– Сейчас посмотрим… Да, добрых двадцать лет. Мы познакомились в тот самый год, когда я открыл эту книжную лавку. Он был одним из первых покупателей. Пришел с младшим братом. Купил экземпляр «Пернатых обитателей». Наш разговор затянулся не на один час, и…

– Погоди! Погоди-погоди! – закричал Арам. – У отца есть брат?!

Он оглянулся на Макасу, но это явно оказалось новостью и для нее.

– Да, – подтвердил Мавзоль. – По крайней мере, был. Симпатичный парень, рослый. Даже выше Грейдона. По-моему, его звали Сильверлейн. Сильверлейн Торн. Помнится, ваш отец очень гордился им. Сказал, что лучшего человека не сыскать во всем Азероте. Но я виделся с ним только раз. В тот самый день. И он не задержался поболтать, как ваш отец. С Грейдоном-то мы проговорили всю ночь напролет. А вот ваш дядя ушел уже через четверть часа. Не будем судить его строго: не всякому интересны разговоры о птицах и книгах. Хотя, должен признаться, я готов говорить о них часами… – Мавзоль замолчал, вглядываясь в лица новых друзей, и снова словно прочел их мысли. – А вы, выходит, и не знали, что у вас есть дядя, не так ли?

Арам был ошеломлен. Он знал свою родню по линии матери – бабушку, тетю, нескольких двоюродных братьев и сестер, и, конечно же, собственных единоутробных сестру и брата. Но о каких-либо родственниках со стороны отца, если не считать Макасы, даже не слышал.

– Как, ты говоришь, его зовут? – откашлявшись, спросила Макаса.

– Сильверлейн. Да, определенно, Сильверлейн. Помнится, я еще подумал: «Сильвер и Грей. Серебро и сталь. Два оттенка одного цвета. Ха!» И даже спросил, нет ли у них сестры по имени Арджент.

– И что же? Есть?! – спросил Арам, готовый поверить и в такую возможность.

– Нет, нет, – ответил гоблин. – Это была всего лишь шутка, причем, боюсь, неудачная. Но если бы у ваших деда и бабушки была дочь, они вполне могли бы дать ей такое имя…

Видя, что его не слушают, Мавзоль замолчал. Молчание затянулось. Только минуту спустя мальчик вновь заговорил.

– Значит, у меня есть дядя, – полным изумления голосом прошептал он, повернувшись к Макасе. – У нас есть дядя Сильверлейн!

– Впервые об этом слышу. Он жив? – спросила она.

Оба взглянули на Мавзоля, но тот лишь беспомощно пожал плечами.

– Я ничего не слышал о его смерти. Но, должен признаться, во время следующих визитов ваш отец ни разу не упоминал о нем. Знаете, в наших отношениях случился перерыв лет в пять или шесть. В то время он жил в… э-э…

– В Приозерье, – подсказал Арам.

– Да, так и есть. На востоке. Помнится, когда мы снова встретились после этих лет, я спрашивал Грейдона о Сильверлейне. И, сдается мне, ваш отец ответил, что давно не виделся с ним. Но о его смерти он не говорил ни слова.

– Значит, он может быть жив?

– Возможно. Вполне вероятно. Как знать? Человека очень легко потерять из виду, если не прилагать усилий к обратному. Помню, я так и сказал Грейдону в прошлом году. И, что самое забавное, речь шла не о его брате, а о моем. Я говорил, что не виделся со Страдлем уже лет десять, хотя некогда мы были близки, как две блохи на собачьей шерстинке. Это-то, если вдуматься, и напомнило ему о тебе, Арам. Он очень скучал по тебе.

– Правда?

– О да! Он очень жалел, что бросил тебя и твою мать. Я спросил: «Отчего же ты ушел от них?» Но он только отмахнулся. Тогда я спросил: «Отчего же ты не вернешься повидаться с ними?» И он сказал, что, может быть, так и сделает. Сказал, что ты, вероятно, уже достаточно вырос, чтобы стать частью…

– Частью чего? – еле слышно выдохнул Арам, прижав ладонь к груди, к компасу под рубашкой.

– Ты знаешь, кажется, я спросил и об этом. Он надолго задумался, а, когда я окликнул его, сказал что-то вроде: «Частью моей жизни». И, пожалуй, насколько я могу судить, говорил правду. Но у меня возникло чувство, будто не всю, далеко не всю. Мы говорили о многом, но еще многое он держал при себе. И оба мы знали об этом.

– Должно быть, тогда-то он и принял это решение, – сказала Макаса. – Я помню, как «Волноход» в последний раз заходил в Прибамбасск. Сразу после этого мы взяли курс на Восточные Королевства. Останавливались по пути для торговли, но чуть ли не летели в Штормградский порт, хотя в то время я еще не понимала, зачем.

Казалось, еще чуть-чуть – и челюсть Арама отвиснет до самого пола. Он изумленно уставился на Макасу, затем устремил не менее изумленный взгляд на Мавзоля и, наконец, сказал:

– Спасибо. Ведь это ты подтолкнул его отправиться за мной.

– Полно, полно, моей заслуги в этом нет. Если твой отец решил повидаться с тобой, то сделал это исключительно по собственной воле.

Арам рассеянно кивнул, и взгляд его сам собой скользнул по рисункам на столе, за плечом Мавзоля.

Заметив это, Мавзоль сказал:

– Думаю, ты помнишь, что я работаю на мероприятиях МИГА в качестве официального художника. Вот только ты, мальчик, мне сильно помешал.

– Я?

– Именно. Когда пришло время изобразить тебя, какой-то мурлок столкнул тебя в воду.

– Он спасал меня.

– Да, за тобой гнались эти огры. Это мне тоже сильно помешало. Когда ты выиграл, я решил, что нарисую тебя по завершении круга почета. Но ты исчез. Пришлось вместо тебя нарисовать малыша Залатая.

Мавзоль развернулся к столу вместе с креслом – да-да, вместе со всем сиденьем, неподвижными остались только ножки! После этого сиденье с Мавзолем поднялось на целый локоть, и он оказался в самой удобной для рисования позиции. И, наконец, над спинкой кресла с жужжанием поднялось сверкающее овальное зеркало в виде створки раковины с факелом внутри, озарившее стол ярким светом. Хитроумное устройство привело Арама в изумление, но в эту ночь он успел пережить столько изумительного, что вовсе не удивился волшебному креслу почтенного старого гоблина. Если бы это кресло вдруг взлетело в воздух, пожалуй, он только и сказал бы: «Ну да, как же иначе». (Впрочем, нужно заметить, летать это кресло не могло.)

Развернувшись назад, Мавзоль показал Араму законченный рисунок, изображавший Залатая, сидящего на плечах Газлоу и держащего в руках кубок – огромный, немногим меньше самого Залатая. Рисунок был выполнен просто мастерски – изящно и абсолютно точно.

– Быть может, попозируешь мне сейчас? – спросил Мавзоль.

– Хорошо, если и ты попозируешь мне, – ответил Арам.

– Так ты рисуешь?

Арам уже вытаскивал из кармана блокнот и жалкий огрызок угольного карандаша. Увидев последний, гоблин нахмурился.

– И это все, что у тебя есть для рисования? – спросил он.

Арам кивнул.

– Возьми.

Склонившись вперед, Мавзоль вручил Араму три новехоньких угольных карандаша, принял из его рук блокнот и принялся медленно – мучительно медленно – листать страницы. И, наконец, сказал:

– Прекрасно, мальчик. Просто прекрасно. Настолько, что я даже немного завидую: такое мастерство в такие нежные годы…

– Ты правда так думаешь?

– Я это знаю.

– Твои рисунки тоже прекрасны, – с восторгом сказал Арам. – Просто изумительны! Я сразу это понял, как только увидел «Пернатых обитателей Азерота» на полке у отца.

– Я рад, что он сберег ее. Но хочешь взглянуть на нечто действительно изумительное? – спросил Мавзоль, кивнув в сторону еще одной двери.

Арам опустил взгляд, проверяя, как там компас. Что, если осколок кристалла – здесь, у Мавзоля? Что, если отец оставил его почтенному старому гоблину на хранение? Но компас вел себя довольно спокойно. Тогда Арам взглянул на Макасу, подумав, что ей наверняка не терпится уйти – точно так же, как Сильверлейну Торну. Но, судя по всему, знакомство Мавзоля с Грейдоном увлекло и ее.

Мавзоль спрыгнул с кресла, взял свечу, и гости последовали за ним к двери в соседнюю комнату.

За дверью оказалась какая-то машина.

– Это пресс, – пояснил Мавзоль.

– Вроде тех, которыми выжимают яблоки… или виноград?

– Это печатный пресс. И выжимает он нечто куда более ценное, чем фруктовый сок. Он, так сказать, выжимает мысли, слова, изображения – и прямо на бумагу! На нем печатают книги!

С этими словами Мавзоль повернул рукоять, и из пресса вылетели несколько листов пергамента. Мавзоль кивком указал на них, и Арам взял один в руки. Это оказалась копия портрета Залатая с Газлоу. Нет, не еще один, не другой рисунок – рисунок был в точности тем же самым! Арам поднял второй лист пергамента, третий… Все они были точными копиями того же портрета!

– Но как такое возможно? – выдохнул он.

Мавзоль рассмеялся и показал, как действует печатный пресс. От начала до конца. Все это оказалось для Арама настоящим волшебством, но волшебством логичным и понятным. Пластины для печати рисунков. Строки свинцовых литер для печати текста. Смазанный краской валик. И рукоять. К концу урока он разобрался во всем. Однако это не сделало печатный пресс хоть чуточку менее волшебным!

Пролистав стопку оттисков, отпечатанных прежде, Арам обнаружил картинку с изображением солоноводной чайки, тут же показавшейся ему невыразимо дорогой и близкой, и сказал Мавзолю:

– Когда мы заблудились в море, я увидел этих чаек и понял, что берег недалеко. Потому, что прочел об этом в твоей книге!

– Вы заблудились в море?!

Похоже, Мавзоль успел забыть историю приключений Арама – по крайней мере, на минуту, – но тут же спросил, не хочет ли мальчик оставить оттиск себе, на память.

Арам широко улыбнулся и поблагодарил хозяина, но тут же с опаской спросил:

– А свернуть его можно?

Гоблин пожал плечами.

– Это всего лишь оттиск. Если хочешь, можешь хоть сжечь. Только после того, как уйдешь – чтобы я не видел.

Арам бережно сложил лист и спрятал его между страниц блокнота.

– Нет, жечь я его не стану. Просто здесь для него самое надежное место.

Оба сели позировать друг другу. За работой Мавзоль сказал:

– Судя по тому, что я видел в твоем блокноте, ты начал рисовать кое-что по памяти.

– Ты можешь отличить?! Хотя это, наверное, очевидно. По памяти у меня выходит гораздо хуже, чем с натуры.

– Погоди-погоди, – возразил Мавзоль. – Этого я не говорил. Более того, я рекомендовал бы пробовать чаще. По меньшей мере, это прекрасное упражнение. И дополнять рисунки кое-какими воображаемыми деталями тоже отнюдь не повредит. Попробуй. Или, вернее сказать, пробуй почаще.

Арам улыбнулся, рисуя в блокноте одним из новых карандашей.

– Если уж ты так советуешь, попробую обязательно.

Вскоре оба закончили работу, и Мавзоль подал Араму его портрет.

– Для меня это лишь первый шаг, – сказал он. – Набросок сделан; рисунок можно закончить позже, не торопясь.

Набросок портрета Арама, сделанный Мавзолем, был так же изящен и точен, как и все остальные его рисунки. Настолько, что Араму даже неловко стало показывать гоблину свою работу. Но Мавзоль настоял на этом, и, очевидно, остался очень доволен результатом.

– Ты придал мне такой почтенный вид, – сказал он. – Сказать откровенно, я рисую лучше тебя. Но, если быть откровенным до конца, в твоих рисунках больше жизни. Их персонажи дышат, живут! Конечно, одна из причин этого – грубоватость, незавершенность. Но, уж поверь мне, мальчик: у тебя талант. Настоящий талант.

Арам едва не воспарил над табуретом, но тут Макаса сказала:

– Скоро рассвет. Очень жаль, но нам пора идти.

 

Глава тридцать девятая. Нежность

Мавзоль подарил Араму экземпляр «Пернатых обитателей Азерота», и мальчик крепко прижал книгу к груди – к компасу, одно сокровище к другому. В предрассветных сумерках они с Макасой помчались назад, к своему пансиону. На бегу Макаса приглядывала за тем, чтобы не попасться никому на глаза, но мысли Арама были заняты другими заботами.

– Жаль, у нас нет способа связаться с дядей Сильверлейном, – сказал он. – Ставлю что угодно: он-то знает об осколках кристалла все. И ставлю что угодно: он мог бы нам помочь.

– Я не держу пари, – откликнулась Макаса, – но согласна: еще один Торн был бы нам очень полезен.

Они подошли к двери дома Винифред, и Винифред распахнула дверь еще до того, как оба успели остановиться.

– Входите, – шепнула она. – У нас гости.

Макаса потянулась за саблей, но Винифред шлепнула ее по руке:

– Желанные гости!

Она проводила их в комнату, где обнаружился Газлоу, а с ним – высокая, поразительной красоты ночная эльфийка с серебряными волосами, голубой, словно лед, кожей, роскошными оленьими рогами и глазами, сияющими золотом.

– Арамар Торн, я полагаю? – сказала она.

Ее голос… Казалось, в нем не один, а два тона – иначе его было не описать. Первый из них достигал ушей, другой же проникал глубоко в душу.

Арам молча кивнул. От ее красоты и явного сходства с дорогим покойным другом Талиссом просто захватывало дух.

– Я – Фейрин Весенняя Песнь, друид-хранительница из Круга Кенария.

– А-а… ага.

Арам крепко зажмурился и снова открыл глаза, стараясь хоть немного привыкнуть к голосу гостьи и не выглядеть так глупо, как сейчас.

Он оглядел комнату. Клок с Мурчалем с широкими рассеянными улыбками на лицах глазели на эльфийку во все глаза. Дрелла с весьма самодовольным видом улыбнулась Араму.

Мальчик гулко сглотнул, собрался с силами и заговорил:

– Я… прошу прощения, что мы заставили тебя ждать. Мы не ожидали тебя так скоро. Но я рад, что ты дождалась нас. Было бы очень жаль расстаться с Дреллой, не попрощавшись.

– Расстаться? – со смехом сказала Дрелла. – Куда же я пойду? И с кем? С ней?

Она вновь рассмеялась. Глядя на нее, Весенняя Песнь снисходительно улыбнулась.

– Боюсь, здесь некоторое недоразумение. Я была бы готова принять от вас Семя Талисса Серого Дуба. И с радостью взяла бы на себя это бремя. Но взять к себе Тариндреллу я не могу. Слишком поздно.

– Но… Но мы спешили сюда, как только могли.

– Боюсь, я недостаточно ясно выразилась, – вздохнула эльфийка. – Когда Тариндрелла расцвела из желудя, в ее сознании запечатлелось первое увиденное ею существо. Теперь она связана с ним.

Вприпрыжку подскакав к Араму, Дрелла схватила его за плечо.

– То есть, с тобой, глупый! Я же говорила, что ты не будешь скучать по мне. И что я не буду скучать по тебе. И что мы не будем скучать друг по другу. Потому что я не могу уйти от тебя.

Арам окинул дриаду взглядом, полным изумления.

– Погоди, так ты знала это с самого начала?

– Конечно. Я многое знаю. Я очень умна и образованна. Особенно если учесть, что сейчас еще весна.

– Ты постоянно это твердишь, но сейчас почти осень!

Арам и сам не мог бы сказать, злится ли на Дреллу за то, что она так долго держала все это в тайне, или втайне радуется тому, что ее не заберут от него.

– Она имеет в виду, – пояснила Фейрин, – что сейчас весна ее жизненного цикла. Она молода. Очень молода.

– И очень красива, – заявила Дрелла, поворачиваясь кругом, чтобы все смогли взглянуть на нее и восхититься.

Арам захохотал.

– И все же дело серьезное, – сказала друид-хранительница. – Чтобы овладеть всеми своими силами, полностью раскрыть свой потенциал, дочери Кенария нужно пройти обучение у того, с кем она связана. Поскольку это не я, я не могу обучать ее. Ты же не можешь обучать ее, потому что ты… откровенно говоря, ты – просто невежественный человеческий мальчишка.

Арам вновь захохотал.

– Прости. Прости, – совершенно чистосердечно сказал он.

Однако Арам был просто огорошен кучей сюрпризов и откровений, обрушившейся на него за последние несколько часов, и смех неудержимо рвался наружу, будто пар из предохранительного клапана гоночной лодки.

– Это ты прости меня, – сказала эльфийка. – Я вовсе не хотела тебя обидеть. А ты ни в чем не виноват. Талиссу следовало предупредить вас всех, что Семя нужно беречь от влаги.

Арам втянул голову в плечи и оглядел комнату. Макаса, Клок и Мурчаль дружно отвели взгляды.

– А-а… Ага, – промычал он. – Но что же нам теперь делать?

– Разъединить вас с Тариндреллой может только один друид на свете. Разъединить вас и связать ее с самим собой, чтобы содействовать ее развитию. Ты должен отвести эту дриаду к друиду-мастеру по имени Тал’дара.

– Ладно, – вздохнул Арам. – Он здесь, в Прибамбасске?

– Нет, – не слишком уверенно ответила ночная эльфийка.

– Неужели в Забытом Городе?

Арам снова захохотал. К этому моменту его уже ничто не могло удивить.

– Что ж, уже теплее. Он – в анклаве друидов в Когтистых горах.

– То есть, где, если точнее?

Макаса мрачно застонала.

– Далеко. В северо-западном Калимдоре.

Услышав это, застонал и Арам.

– Если уж быть совсем точной, обычно его можно найти на Дозорном Холме Тал’дара.

– Ну да, конечно. А меня обычно можно найти на Дозорном Холме Арамара.

– Это не шутка, дитя мое, – заметила хранительница.

Но Арамар уже не был уверен ни в чем. У него просто голова шла кругом.

– Похоже, тебе придется выбирать, мальчик, – заговорил Газлоу, развернув перед собой веером четыре ярко-зеленых билета. – По твоей просьбе я – за немалые, кстати, деньги – купил четыре билета до Штормградского порта. Судно называется «Рак», отправление завтра утром, примерно в это время. Если что, я охотно куплю тебе пятый билет…

– Можно надеяться, – заметила Макаса, – ведь ты тратишь деньги Арама.

– Истинная правда, – рассмеялся Газлоу. – Итак, каков же будет выбор? Восточные Королевства, или северо-западный Калимдор?

Все взгляды устремились в сторону Арама.

– А ты не могла бы отвести ее? – спросил он у Фейрин, в глубине души надеясь, что ответом будет…

– Я не могу разлучить вас.

– Я бы и не позволила, – сказала Дрелла, притопнув левым передним копытцем. – Но я не вижу никакой надобности идти к этому Тал’дара. Я рада быть связанной с тобой, Арамар Торн.

– Да, и я тоже, – совершенно искренне ответил он, улыбнувшись дриаде. – Если так, мы все можем отправиться в Штормград. В Приозерье.

– Да, – подтвердила Дрелла. – Ты часто вспоминал о Приозерье, и мне бы хотелось взглянуть на него.

Фейрин взглянула вниз… а затем медленно подняла голову и встретилась взглядом с Арамом. И вновь ее голос достиг не только его ушей, но и проник в самую душу:

– С тобой, Арамар Торн, она никогда не сможет обрести полную силу. Конечно, это не преступление… но это было бы очень печально. Сейчас она еще слишком молода, чтобы понять это, но пройдет время, и она почувствует, насколько это печально.

Арам задумался. Что бы это могло означать? Какова же она, «полная сила» Дреллы? Но прежде, чем он успел спросить об этом Фейрин, Макаса шепнула:

– А как же осколки?

Арам кивнул. Один из осколков был здесь, в Прибамбасске. Как только они отыщут его, компас подскажет, куда ему нужно отправиться дальше.

– У меня ведь есть день на раздумья, верно? – сказал он.

Весенняя Песнь кивнула. Газлоу пожал плечами.

– Ладно, – решительно заявил Арам, невзирая на все свои внутренние сомнения. – Нам с Макасой нужно сделать в Прибамбасске еще одно дело. Но для этого придется дождаться темноты. Я приму решение завтра ночью, после того, как мы покончим с ним.

Он оглянулся на Макасу. Та согласно кивнула.

Дрелла подошла к нему и коснулась его щеки.

– Что бы ты ни решил, Арам, я с тобой. Навсегда.

В ответ Арам прижался лбом к ее лбу.

– Похоже, это так.

– И ты этому рад, – уверенно объявила она.

– Похоже, и это так, – усмехнулся Арам.

Газлоу громко откашлялся, прочищая горло. Арам взглянул на него.

– Ужасно жаль прерывать эту трогательную сцену, мой мальчик, – заговорил гоблин, – но я обещал кузену встретиться с ним и пропустить стаканчик или дюжину. И опоздал уже не на один час. Поэтому вот твои остальные заказы… – Он подал Араму джутовый мешок. – А за твоим решением я вернусь на следующую ночь.

Поклонившись Фейрин, поцеловав в щечку Винифред и далеко обогнув Макасу, Газлоу скрылся за дверью.

– Пожалуй, и я оставлю вас отдыхать, – сказала Фейрин. – Или вам требуется что-то еще?

– А чем ты еще могла бы помочь?

– Я подумаю над этим и тоже вернусь на следующую ночь.

Она направилась к двери. Но взгляд, брошенный Арамом на джутовый мешок, подхлестнул его память.

– Постой! – сказал он.

Фейрин остановилась и повернулась к нему.

– По-моему… по-моему, Талисс был очень привязан к тебе.

– Да, – подтвердила она, слегка склонив голову, но больше ничем не выдавая своих чувств. – Как и я к нему.

Она вновь повернулась к двери.

– Подожди!

Фейрин вновь остановилась и обернулась.

– Однажды он сказал… То есть, мы все видели как он превращался в оленя и в медведя…

– Да…

– Но однажды он сказал, что еще может превращаться в лунного совуха.

– Конечно.

– Ты не могла бы мне показать?

– Показать лунного совуха? Превратиться для тебя в лунного совуха? Ты серьезно?

– Э-э… Да.

Вздрогнув от возмущения, Фейрин двинулась к нему с видом человека, которого в жизни так не оскорбляли.

– Мне? Превратиться в лунного совуха здесь? В качестве салонного фокуса? Ради твоей забавы?

Видя ее недовольство, Арам гулко сглотнул, но от просьбы не отступился:

– И ради науки! А еще потому, что мне так и не выпало шанса посмотреть, как в него превращается Талисс.

Эльфийка гневно взглянула на него сверху вниз. В ответ Арам улыбнулся – с надеждой и, может быть, чуточкой нетерпения. И эта улыбка растопила ее гнев. Секунда, другая – и во взгляде Фейрин затеплилась нежность.

– Значит, в лунного совуха? – сказала она.

– Если это не слишком сложно.

– Нет, – ответила она. – Совсем не сложно.

 

Глава сороковая. Отвлекающий маневр

День провели взаперти.

Ночная эльфийка отказалась превращаться в лунного совуха при первых лучах утреннего солнца, ворвавшихся в окно, пообещав сделать это позже, на будущую ночь, когда вернется, чтобы узнать, куда Арам решит отправиться дальше. С этим она удалилась, наказав путешественникам как следует выспаться.

Только после ее ухода Арам вспомнил о джутовом мешке в руках. Развязав толстую бурую бечевку, стягивавшую его горловину, мальчик сунул в мешок руку и первым делом нащупал новую абордажную саблю. Оружие оказалось подозрительно похожим на то, что он накануне отдал Винифред. К тому же, с Газлоу вполне сталось бы всучить Араму саблю Кобба, потребовав доплаты за «замену». Но, даже если и так, взвесив саблю в руке и сунув ее за пояс, он почувствовал, что этот обмен избавил оружие от призрака Кобба. Теперь эта сабля действительно принадлежала ему.

Затем из мешка появилась на свет новая рубашка из легкой и прочной ткани того же самого чуть сероватого цвета, что и старая, только вовсе не такая изорванная.

Затем Арам заглянул в мешок поглубже, улыбнулся, поманил к себе Мурчаля и широким жестом вынул из мешка новенькую, с иголочки, рыболовную сеть!

Мурчаль едва не упал в обморок!

– Мгррррл дл Мурчаль?!

– Конечно. Это тебе, мой дрррг. Нравится?

Мурчаль заплясал по комнате, радостно лопоча и пуская пузыри от восторга.

Макаса заворчала, что теперь им снова придется то и дело распутывать мурлока, но при виде восторга Мурчаля даже она не сумела сдержать улыбки.

Мурчаль принялся аккуратно обматывать сеть вокруг туловища, сооружая из нее нечто вроде жилета. И это ему почти удалось. Но под конец его палец застрял в одной из ячеек, и вскоре, как и предсказывала Макаса, он безнадежно запутался в сети и закружился на месте, пытаясь освободиться – совсем как Чумаз в погоне за собственным хвостом.

Не обращая внимания на мурлока, Макаса велела Араму попытаться уснуть.

– После всего, что случилось ночью? Не выйдет.

– Ты всегда так говоришь. И тут же засыпаешь. Попробуй.

Это было правдой, и Арам послушался. И честно пытался уснуть целый час, но в кои-то веки оказался прав. Наконец он оставил попытки заснуть и провел еще час, листая «Пернатых обитателей». Дрелла устроилась рядом, а Мурчаль и Клок заглядывали сзади, через плечо. Вспомнив об обещании научить их читать, Арам решил заменить книгой Мавзоля букварь. Похоже, изящные рисунки очень помогали понять связь изображения, скажем, скворца со звучанием слова «скворец» и буквами «с-к-в-о-р-е-ц». Во всяком случае, Арам не сомневался, что Дрелла кое-чему научилась, был вполне уверен, что Клок от урока в восторге, и вполне удовлетворен тем, что Мурчаль рад быть среди «д-р-р-р-з-е-й».

После этого, вдохновленный рисунками Мавзоля и недавней беседой с ним, Арам достал блокнот и один из новых угольных карандашей, над которыми Клок с Мурчалем заахали и заохали, будто над новенькими магическими жезлами, и принялся рисовать. Начав со свежих воспоминаний, он изобразил Весеннюю Песнь, добродушно взирающую сверху вниз на Дреллу. Затем углубился в прошлое, нарисовав приключения под водой, во время нападения китовой акулы. И еще дальше в прошлое – к Груде Костей и Шепчущему, бьющемуся со скелетами, пока Черношип трясет погремушкой и поет заклинания над Тариндреллой. Нарисовал он и Кривоклык в терновой клетке. И Свирепого Утеса, готового вот-вот целиком проглотить Сивет, и Клока, повисшего на роге йети, и Макасу с цепью наготове. (На этот рисунок он поместил даже самого себя, куда более мужественного и куда более искусно управляющегося с саблей, чем в действительности. В конце концов, Мавзоль ведь рекомендовал использовать воображение, так почему бы не вообразить себя умелым и храбрым бойцом?) Затем Арам нарисовал вид на Тысячу Игл с вершины Небесного пика. Нарисовал короля огров Гордока с маленькой огрихой-служанкой. Нарисовал вход в Забытый Город. А после вытащил из-под рубашки компас на новой железной цепочке и нарисовал и его.

После этого он и впрямь здорово устал. Убрав блокнот, он тут же задремал, не сомневаясь, что вскоре ему предстоит новая встреча со Светом, новый разговор с Голосом, а может, и новое столкновение с Малусом.

Но нет. Он крепко, без сновидений, спал до заката, пока его не разбудила Макаса. Винифред, проведя день с баронессой, вернулась как раз вовремя, чтобы подать им сытный ужин из лесной дичи (и множества ямса с грибами для Дреллы), оплаченный Газлоу из Арамова выигрыша.

Настало время вновь выйти на поиски. Арам надел новую рубашку (старую Винифред неумолимо отправила в мусорный ящик, заявив, что она не годится даже на тряпки), сунул за пояс свою (по всей видимости) новую саблю, крепко зажал в кулаке светящийся, подрагивающий, дергающийся из стороны в сторону компас и вместе с Макасой отправился искать следующий осколок кристалла.

Насколько Затра могла судить, Малус и не подозревал, как все вышло на самом деле. Близнецы держали пасть на замке, и ей самой удалось ничего не выдать ни словом, ни взглядом. К тому же, и Уолдрид, и Трогг тоже упустили добычу в последний момент, и по сравнению с ними она оказалась на высоте, попросту заявив, будто даже не видела этого мальчишки.

Одним словом, ей вроде бы ничто не угрожало. Но от этого на душе не стало спокойнее.

Лоа… лоа… Такое Затра не видать никогда. Никогда! Человеческий женщина и гнолл быть заслужить уважение – уважение! – от сам Эрака но Кимбул. Дриада быть вселить страх – страх! – в сама Элорта но Шадра. Мальчишка Арамар быть иметь счет – счет! – с сам Уетай но Муех’зала. Какое право иметь она, Затра, вмешиваться в такие дела?!

– Что же мы быть делать, сестричка? – прошептала она, поглаживая Быстролапку.

Та безмятежно спала на груди хозяйки, но от разговора с питомцем становилось как-то спокойнее.

– Чего? – спросил Гуз’лук, шедший в паре шагов позади.

Команда Малуса продолжала слежку за всеми воротами и пристанями, но капитан считал, что мальчишка, уплывший с Гоночной баржи на лодке, должен уже быть здесь. (Затра тоже считать: мальчишка быть здесь, если не быть лежать мертвый в пустыня.) Поэтому Сокрытые и элита Гордока патрулировали город день и ночь.

– Ничего, – ответила Затра. – Ты глядеть в оба, брат. И быть тихо.

– Угу, – промычал пузатый огр в знак согласия.

«Бедная Затра не понимать все это, – думала Затра. – Я быть не лоа. Я быть просто тролль. Лоа – они разобраться в свои дела сами. Я получить плата за работа. Значит, я быть делать свое дело. Мальчишка быть снова попасться мне на глаза – мальчишка быть всего лишь жалкий человек…»

И тут, будто испытывая твердость ее духа, мальчишка вышел из-за угла – прямо ей навстречу!

Следуя указаниям компаса, петляя по неуступчивым, извилистым улицам Прибамбасска, Арам с Макасой свернули за угол и нос к носу столкнулись с Малусовой троллихой и пузатым огром Трогга. На долгую-долгую секунду все четверо замерли, изумленно уставившись друг на друга.

Очнувшись от ступора, Макаса схватила Арама за новую рубашку (чуть-чуть надорвав воротник) и потащила назад с воплем:

– Беги!!!

Оба пустились бежать. Позади, перебудив полгорода и, вероятно, призывая к погоне за путешественниками всех грабителей и убийц Малуса, заревел рог пузатого огра. Во всяком случае, Затра уже была рядом. Оглянувшись, Арам увидел троллиху, с топотом выбежавшую из-за угла и устремившуюся следом.

Макаса всю жизнь отличалась превосходной памятью. В Прибамбасске ей случалось бывать и раньше, когда «Волноход» заходил сюда, и город она уже немного знала. А уж за последние две ночи, следуя по компасу к осколку кристалла, имела случай изучить его от и до. В поисках им пришлось обойти столько проулков да закоулков, что теперь Макаса прекрасно знала, куда и каким путем бежать. Поворот, поворот, влево, вправо… Даже обремененной Арамом, ей удавалось не дать врагу себя настичь. Не будь его, Макаса давно оставила бы троллиху далеко позади. Или остановилась, развернулась и убила ее. Но подвергать такому риску брата не следовало. Сама она бегала куда быстрее Затры, но вот об Араме сказать того же было нельзя. К счастью, пузатый огр бегал еще медленнее троллихи. Он тоже пустился в погоню, но безнадежно отставал. Опаснее всего был его рог. Огр то и дело раздувал щеки и громко трубил. Вскоре на его зов явится Малус с остальными. Макасе с братом нужно было убираться подальше, и как можно скорей.

Беглецы еще раз свернули за угол, и здесь им попалось на глаза как раз то, что нужно – небольшая двухколесная повозка (без лошади). Подбежав к повозке, Макаса изо всех сил толкнула ее навстречу троллихе, появившейся из-за угла. Повозка врезалась в Затру. Макаса с Арамом помчались дальше.

Поиск осколка кристалла откладывался до другого раза. Сейчас Макаса просто пыталась вернуться с братом к Винифред. Но это нужно было сделать, убедившись, что они оторвались от погони. Макаса втащила Арама еще в один проулок, но прежде, чем они успели пробежать его до конца, Арам вдруг замер, как вкопанный.

– Смотри! – прошептал он, показывая Макасе компас.

Компас сиял гораздо ярче прежнего и с силой дергал цепочку вправо. Стрелка тоже указывала направо – на мусорный бак у стены.

– Кристалл где-то рядом! Прямо здесь! – сказал Арам.

Макаса оглянулась. Троллиха с огром еще не добрались до проулка, однако могли появиться в любую секунду. Вот он. Вот он, момент истины! Схватив Арамара за пояс штанов, она подняла его и опустила в мусорный бак.

– Сиди здесь, – прошептала она. – Спрячься, пока они не пробегут мимо. Отыщи осколок и возвращайся к Винифред. Я их отвлеку.

– Погоди! Нет!

– Не время спорить, брат. Делай, что сказано.

Нажав ладонью на макушку Арама и заставив его спрятаться в баке, Макаса сорвалась с места и побежала дальше.

Добежав до конца проулка и услышав позади тяжелый топот троллихи с огром, она крикнула вперед:

– Арам, беги! Я за тобой!

После этого она свернула за угол и приостановилась – убедиться, что врагу не придет в голову заглянуть в мусорный бак. Через несколько секунд из проулка показалась Затра, а за ней и пузатый огр. Хитрость удалась: враги последовали за ней, считая, что Арам где-то впереди.

Теперь Макаса точно знала, куда бежать. Туда, где она сможет покончить с этой долгой-долгой погоней раз и навсегда. Да, у нее сложился план. Но чтобы он сработал – действительно сработал, – следовало дать команде Малуса время собраться вместе. Поэтому Макаса предпочла прямому пути окольный. Теперь, без Арама, она могла не сомневаться в своем преимуществе в быстроте и направилась в сторону более широких улиц и площадей. Вскоре к погоне присоединился Трогг с синекожей огрихой. За ними – Шепчущий. Макаса надеялась дождаться и самого Малуса, но путь уже подходил к концу.

«Пора. Возможно, еще появится».

Последний поворот – и она, увлекая за собой погоню, вбежала прямиком в Громодром.

 

Глава сорок первая. Малус-не-Малус

Однажды, за несколько месяцев до встречи с Арамаром Торном, Макаса уже была здесь на представлении. Ее капитан ушел куда-то по личным делам (то есть, как теперь было ясно, в гости к Мавзолю), и она позволила Дургану Однобогу затащить себя в Громодром. Здесь барон Гогельмогель позволял всем желающим сводить счеты в бою. Драться на улицах было нельзя, если не хочешь подставлять голову под молоты отряда Гогельмогелевых балбесов. Но в Громодроме бои были разрешены и устраивались каждую ночь. Считалось, что это способствует сохранению в Прибамбасске мира и покоя, однако Макаса вскоре заподозрила, что истинной целью было вдохновлять приезжих и местных делать ставки на исход боя – ведь определенная доля каждой ставки шла в пользу барона.

Сама Макаса не держала пари и не играла в азартные игры, а вот Однобог поставил серебряную монету на коренастую гоблиншу, решившую, что ее соседка, не такая рослая, но столь же коренастая гоблинша, нарочно обрезала ее веревку для сушки белья, после чего все выстиранные простыни пришлось стирать заново. В конце концов победила гоблинша ростом пониже, и Однобог потерял свою серебряную монету, но, судя по всему, развлекся он на славу.

Да, Громодром был чем-то вроде гладиаторской арены, по сути мало чем отличавшейся от арены Забытого Города, где Араму пришлось драться с Клоком на потеху королю огров. Теперь Макаса стояла в центре Громодрома, посреди клетки, окруженной девятью ярусами трибун, битком набитых гоблинами, гномами, людьми, воргенами, троллями и немногочисленными дворфами. Когда Макаса, а следом и ее противники, вошли в клетку, на арене как раз завершился очередной бой – балбесы выносили наружу и побежденного, и победителя. Остановившись перед бароном Гогельмогелем, она во всеуслышание заявила, что «эти пираты» похитили ее сыр (этот обман был первым, что пришло ей в голову), и она требует удовлетворения.

Склонившись на сторону, чтоб разглядеть стоящих за спиной рослой человеческой женщины, Гогельмогель изумленно уставился на Затру, Уолдрида, Трогга и синекожую огриху. (Пузатого нигде видно не было, и Макаса решила, что он отправился за Малусом или так запыхался, трубя в рог и пытаясь догнать ее, что появится не скоро.) Почесав в затылке, Гогельмогель обратился к Макасе.

– Как? – спросил он. – Все четверо? О каком же количестве сыра идет речь?

– О достаточном.

Стоя у края арены, Гогельмогель снова склонился на сторону, чтобы заглянуть за спину Макасы, и обратился к «сырокрадам»:

– Согласны ли вы вернуть этой женщине сыр либо возместить его стоимость?

Совсем сбитые с толку, троллиха и огры недоуменно разинули рты. Видя это, Шепчущий саркастически хмыкнул и провозгласил во всю силу мертвых, почти бесполезных легких:

– Нет! Сыра мы не вернем ни за что!

– Тогда, – заорал Гогельмогель, стараясь перекричать радостные возгласы публики, – у нас еще один бой! Четверо против одного! Делайте ставки!

Толпа загомонила, выкрикивая суммы и условия ставок. На одной из трибун Макаса заметила Газлоу – склонившись вперед, чтобы тоже сделать ставку, он передал монету юному гному ростом примерно с Залатая. На миг ей сделалось интересно, на чью же победу он ставит и как оценивает шансы.

Во всяком случае, Макаса считала свои шансы неплохими. Малус так и не появился, однако ей представилась возможность вывести из строя его огра и троллиху, а может, и нанести Отрекшемуся такой урон, чтоб больше не поднялся. Слегка беспокоила ее только синекожая огриха. Было в ее взгляде что-то этакое… К тому же, признаться честно, четверых противников разом для нее было многовато. Вполне возможно, здесь она и погибнет. Но при этом хотя бы оставит Малуса без лучших помощников. Пусть это будет ее подарком брату – даже если этот подарок окажется последним.

Малус тоже считал свои шансы очень неплохими. Незаметно проскользнув в Громодром с заднего хода, он оценил ситуацию. Пожалуй, он вполне мог потерять одного или двух прислужников. Может, даже троих – в конце концов, он видел, на что способна в бою эта Флинтвилл. Но в конечном счете его неупокоенный мечник одолеет Макасу Флинтвилл. Это неизбежно. Арам навсегда расстанется с сильнейшим из своих союзников, а он, Малус, с двумя араккоа сможет продолжить поиски Арама и компаса (теперь-то он точно знал, что компас где-то здесь).

Все так же никем не замеченный, он выскользнул через задний ход наружу.

Арам едва мог дышать. Неизвестно, чем был набит этот мусорный бак, мальчик был твердо уверен: это «неизвестно, что» давным-давно сдохло, сдохло, сдохло! Теперь-то Арам разом понял, откуда у Шепчущего взялась привычка обливаться такими количествами жасминовой воды. Но, несмотря ни на что, он выждал добрых пять минут и только после этого выглянул наружу, прислушался и осмотрелся. Вокруг не было ни души, а рев рога пузатого огра доносился откуда-то издали. Арам ужасно беспокоился за Макасу, но ни на миг не сомневался в ее возможностях. И отлично понимал, что во время бегства был для нее обузой. Если бы не Арам, она бы просто оторвалась от преследователей. Поэтому лучшим, что он сейчас мог сделать, было бы поскорее отыскать осколок кристалла и осторожно пробраться обратно к Винифред.

Мальчик сверился с компасом, который все это время сжимал в кулаке, ожидая увидеть вращающуюся стрелку. Ведь компас указывал и рвался в сторону мусорного бака, и, чтобы добраться до кристалла, Арам был готов перерыть его сверху донизу, невзирая на вонь.

Но стрелка не вращалась. Да, она ярко сияла, но указывала все в ту же сторону – да, в ту же самую, прямо на стену за мусорным баком. Первым делом Араму пришло в голову, что осколок кристалла в доме, возле которого стоит бак, и он в отчаянье задумался о том, как попасть внутрь. Но стоило ему отпустить компас, чтобы выбраться из бака – компас взвился в воздух и полетел вверх. Тяжелая цепочка соскользнула с шеи, и Арам замер, тупо глядя, как компас описывает дугу и с негромким стуком падает на крышу двухэтажного здания.

«Так, значит, осколок на крыше?!»

Отчего это могло показаться удивительнее осколков, найденных в земле у границ Фераласа и на дне Мерцающих глубин в Тысяче Игл? Нет, Арам не смог бы объяснить словами, почему танарисская крыша – место куда более странное, но был совершенно уверен в этом.

Еще раз оглядевшись вокруг, он выбрался из мусорного бака и встал посреди проулка, прикидывая, как взобраться на крышу. Сперва подошел к стене – попробовать вскарабкаться прямо по ней. Стена оказалась не слишком гладкой, но надежной опоры отыскать не удалось.

«Я почти у цели! Должен же быть способ влезть наверх!»

Подумав о том, что ход на крышу может найтись внутри, он развернулся, чтобы обойти здание и разыскать дверь, и тут же увидел в десятке шагов от себя лестницу на второй этаж. Хлопнув себя по лбу, мальчик быстро поднялся наверх.

С верхней площадки он сумел влезть на деревянные перила и встать. Перила только чуть-чуть пошатнулись. Осталось только достать до карниза да подтянуться.

Очутившись на крыше, Арам тут же увидел и компас, и кристалл – только уже вовсе не крохотный осколок. Поспешно отвязав от пояса лиловый кожаный мешочек Талисса, он вытащил кристалл, лежавший внутри – тот, в который соединились осколки, найденные в земле и в воде. Даже соединенные вместе, они были не больше Арамова мизинца.

Новая находка оказалась рукоятью меча, вырезанной из того же самого твердого кристалла. И меча, надо заметить, не из маленьких. Подобрав рукоять, Арам взвесил ее в руке. Рукоять была солидной, тяжелой. Не хватало только клинка. Нет, не совсем так. В самой рукояти тоже имелась щербинка размером с мизинец. Арам осторожно вложил в нее свой кристалл. Яркая вспышка Света, и…

– Три превратились в один, – сказал Голос Света. Казалось, они – и Голос, и Свет – исходят откуда-то изнутри самого Арама.

– Три превратились в один, – согласился Арам. – Осталось отыскать еще четыре?

– Семь должны стать Одним.

– Значит, еще четыре.

Вокруг гулким эхом загремел хохот. Вокруг Арама вспыхнуло кольцо красных языков пламени, вздымавшихся выше, и выше, и выше. Однако он совершенно не чувствовал страха и даже удивился, отчего бы это. Он опустил взгляд и посмотрел на рукоять огромного кристального меча. Рукоять лежала в ладони, как влитая – словно была специально создана для него.

Малус захохотал вновь.

– Она каждому по руке! Думаешь, ты – какой-то особенный?

К концу этого вопроса голос Малуса изменился, сделался совсем другим. И его окаймленный пламенем силуэт больше не походил на того Малуса, каким его помнил Арам. Да, Малус был высок, но этот силуэт был еще выше. Выше и тоньше. И Арам точно помнил, что на лбу Малуса нет пары огромных рогов. Да, это был не Малус. Это с самого начала был не Малус. Малус был чем-то сродни этому существу, потому-то Арам их и спутал, но теперь разница была видна яснее ясного.

– Видишь? – сказал Голос Света. – Ты и вправду особенный, Арам. Исцели Клинок. Спаси меня. Семь должны стать Одним.

– Он никогда не исцелит Клинок, – сказал Малус, оказавшийся вовсе не Малусом.

Языки пламени вспыхнули, затрепетали на ветру, и рядом с рогатой фигурой возникла еще одна тень.

– Ты можешь исцелить Клинок, – зашептал призрачный черный песок тени Уетая но Муех’залы. – Час расплаты грядет. Вооружайся, чем хочешь. Бой уже близок.

– И запылает огонь, – сказал Малус-не-Малус.

– И Муех’зала пожрет… – подхватил черный песок.

– Весь Азерот, – хором закончили оба. – Весь Азерот.

Ахнув, Арам очнулся от видения и опустил взгляд. В одной руке обнаружился компас, в другой – рукоять меча, и обе руки просто-таки ходили ходуном. Сосредоточившись и уняв дрожь, он огляделся в поисках старого кристалла размером с мизинец. Кристалла нигде не было, и на миг Арама охватила паника. Но он тут же вспомнил обо всем и пригляделся к рукояти меча.

Щербинка исчезла. Старый осколок (точнее, осколки) легли на место так, что на рукояти не осталось ни малейшего следа. Как будто и не было никаких щербинок. Как будто три осколка кристалла всегда были единым целым. Арам осмотрел рукоять еще раз и обнаружил неровную зазубренную кромку у самого ее основания – все, что осталось от… от Клинка. Предстояло отыскать еще четыре осколка – четыре части лезвия.

Арам посмотрел на компас, чтобы проверить, в какой стороне искать следующий. Стрелка больше не сияла и не кружилась. Она указывала на восток – то есть, в направлении Приозерья. Что ж, так тому и быть. Он должен был найти следующий осколок кристалла. Сейчас это было еще яснее, чем прежде.

«Дрелла сказала, что хочет взглянуть на Приозерье. Похоже, ее желание сбудется…»

Мальчик подошел к противоположному краю крыши. Он посмотрел на восток. Конечно, ни Приозерья, ни Восточных Королевств отсюда было не разглядеть. Но впереди, у дальней окраины Прибамбасска, виднелось какое-то куполообразное строение. Казалось, оттуда, изнутри, доносится приглушенный рев толпы. На краткий миг Арам задумался о том, чему они могут так радоваться, кого приветствовать…

Но этот миг миновал. Осколок был найден, теперь нужно было поспешить к Винифред и встретиться там с Макасой, перебежав через крышу обратно к лестнице, Арам заткнул рукоять сломанного меча за пояс штанов со спины и осторожно спустился вниз.

 

Глава сорок вторая. Войска построены

Размещение ставок затягивалось. Один только долгий спор Газлоу с бароном Гогельмогелем о размере доли последнего в барыше чего стоил! Это послужило Макасе еще одной причиной для неприязни к «старине Газзи». Ей жутко не терпелось начать бой. Начать бой – и поскорее покончить со всем этим.

Она окинула взглядом противников, выстроившихся на другом краю арены.

Трогг неторопливо вкручивал в правое запястье палицу. Макаса тут же узнала ее: именно этим оружием был убит на борту «Волнохода» Кассиус Микс, ее товарищ по команде. А ведь Микс был прекрасным палубным матросом и заслуживал лучшей смерти…

Синекожая огриха обнажила палаш. «Необычное оружие для огра, – подумала Макаса. – Немногие представители этой расы ценят точность».

Троллиха по имени Затра явно нервничала. И после того, что случилось в Зул’Фарраке, нетрудно было догадаться, отчего.

Один Уолдрид оставался загадкой: его мертвенно-бледное лицо было полностью скрыто под капюшоном плаща.

«Затру – первой, – думала Макаса. – Уложить ее гарпуном, пока не успела набраться храбрости. Затем увернуться от палицы Трогга и дотянуться острием сабли до горла синекожей. Если сделать все быстро, успею размотать цепь и ударить прежде, чем Трогг приготовится ко второй попытке. Вот тут-то и размозжить ему череп. Тогда останется только Шепчущий…»

Отчего-то Макаса была уверена: барон Уолдрид будет терпеливо дожидаться своей очереди. На гибель спутников ему будет плевать: он предпочтет помериться с нею силой, когда они перестанут путаться под ногами.

«Цепь против него будет в самый раз. Разнесет его на куски. А я разбросаю эти куски так, чтоб он больше не собрал себя по частям… – Взгляд Макасы скользнул по кольцу факелов, освещавших арену. – И сожгу этого Отрекшегося до последнего кусочка».

Таков был ее план. Да, Макаса знала: он требует немалого везения. Однако на губах ее играла зловещая улыбка. Ей нравилось полагаться только на свой гарпун, абордажную саблю и цепь. Ей нравилось полагаться только на себя и ни на кого другого.

Но кое у кого из «других» на этот счет были другие соображения.

Под купол Громодрома, тяжело дыша, вбежали Клок, Мурчаль и Тариндрелла. Краешком глаза взбешенная Макаса увидела и мальчишку-гнома, ведущего к ложе Газлоу Винифред и Весеннюю Песнь. Обе уселись рядом с гоблином, Газлоу тут же откинулся на спинку кресла и заявил Гогельмогелю, что теперь условия ставок его вполне удовлетворяют.

– Что вы делаете? – зашипела Макаса на Клока, вставшего справа от нее с боевой дубиной наготове.

Тем временем Мурчаль с крохотным копьецом наперевес занял место слева от нее. Дрелла, остановившись между Макасой и ее противниками, лучезарно улыбнулась и помахала всем рукой.

– Мы идем в бой вместе с тобой, Макаса Флинтвилл, – сказала она. – Мы не позволим тебе биться с нашими врагами в одиночку.

– Нет, – согласился Клок.

– Нк! – сказал и Мурчаль.

К этому времени Гогельмогель успел спуститься от ложи Газлоу обратно на арену.

– Что это? – спросил он, окинув взглядом новых бойцов.

– Эти обиженные и оскорбленные тоже жаждут удовлетворения, – с улыбкой в голосе пояснил Уолдрид. – В конце концов, мы похитили значительное количество сыра!

Затра, Трогг и синекожая огриха вытаращились на него, разинув рты.

Мурчаль, Клок и Макаса – тоже.

– Я не ем сыра, – сообщила Дрелла.

– Ставки сделаны, – запротестовал Гогельмогель. – Ставок больше нет. Четверо против одного. Таковы были условия.

– Ну, так теперь четверо против четверых! – заорал Газлоу. – Десять к одному на человеческую женщину и новых бойцов!

Все на трибунах тут же загалдели, внося поправки в сделанные ставки. Гогельмогель сердито нахмурился, но принялся записывать новые ставки, чтоб не остаться без своей доли.

– Я никого не просила о помощи, – сказала Макаса, взглянув сверху вниз на Клока.

Клок поднял на нее взгляд.

– Макаса не просила о помощи. Макаса получит помощь.

– Мргле, мргле.

– Мурчаль согласен, – пояснила Дрелла. – И я тоже.

Макаса перевела дух (сколько же времени она простояла, затаив дыхание?) и смерила взглядом Клока. Следовало признать, он может ей пригодиться. Нет, она вовсе не нуждалась в нем, но он был сильным маленьким гноллом и довольно умелым бойцом. Взглянув на Затру, которая была явно не рада грядущему бою с ними обоими, Макаса сказала:

– Дрелла, иди-ка посиди с Весенней Песнью.

– Нет, – просто ответила Дрелла, все так же стоя спиной к противникам.

– Мурчаль, – скомандовала Макаса, – возьми Дреллу и ступай к Весенней Песни с Газлоу.

– Нк, – сказал Мурчаль, метнув в противников испепеляющий взгляд и ткнув в воздух своим копьецом.

– Да чтоб вам лопнуть! – взвыла Макаса.

Она уже была готова забыть об Уолдриде с его шайкой и обратить свой гнев на собственных друзей.

– Арам говорил: мы – команда, – безмятежно откликнулся Клок. – Команда Арама и команда Макасы. Команда идет в бой вместе с Макасой.

– Нет, я…

– Команда – это команда, – не слушая ее, продолжал Клок. – Макаса должна понять это. Арам понимает это. И Макаса должна понять. Команда – это команда. Команда всегда вместе. Команда останется с Макасой, даже если Макаса не хочет.

«Команда», – подумала Макаса. Как ни странно, это слово ее успокоило. Поджав нижнюю губу, она прикусила ее ослепительно-белыми зубами. Гнолл был прав. На борту «Волнохода» или «Короля морей» Макаса ни за что не бросила бы своих товарищей. И даже не подумала бы, что товарищи могут бросить ее.

Все время своей одиссеи с Арамом Макаса возмущалась каждым новым прибавлением в команде. Возмущалась необходимостью полагаться на других. Но почему? Ведь она никогда не жила сама по себе, будто в спасательной шлюпке посреди моря. Она родилась и выросла на корабле. А на борту корабля каждый матрос зависит от всех остальных. От команды…

– Для меня честь биться плечом к плечу с Клоком, Мурчалем и Тариндреллой, – сказала Макаса, обращаясь к друзьям, но так, чтоб это слышали все.

– Ну, наконец-то, – сказала Дрелла, вприпрыжку подскакав к Мурчалю и встав рядом с ним.

«Да, – с улыбкой подумала Макаса. Казалось, у нее гора рухнула с плеч! – Наконец-то…»

Прячась в тени, Малус проводил взглядом Арамова мурлока, гнолла и дриаду, о которой докладывал Уолдрид, плюс еще одну ночную эльфийку и гоблиншу. Подбежав ко входу, все они скрылись под куполом. «Да где он только находит всех этих созданий? В следующий раз с ним окажется йети!»

Ссарбик зашипел, залопотал, возмущаясь видимым равнодушием Малуса к группе новоприбывших. Но Малус просто велел Ссавре:

– Объясни ему.

И араккоа объяснила своему недалекому братцу, что следовать за союзниками Арама внутрь нет никакого смысла. Главное – в том, что Арама с ними нет. А это означало, что и их нет с ним.

– Итак, – подытожил Малус, – если только он незаметно для всех не приволок с собой в город виверну, сейчас он здесь совершенно один. Без друзей. Теперь отыщите мне его.

Брат с сестрой встали бок о бок, взялись за руки, сплели покрытые перьями пальцы и запели хором. Но Малус почти не вслушивался в слова. При виде темного, маслянистого потока магической силы, вырвавшегося из-под ног волшебников-араккоа, волоски на его руках вытянулись по стойке «смирно». Магия устремилась вперед, оставляя за собой черный след с огненно-красной каймой по краям. След заметался, запетлял по улицам, отыскивая то, что требовалось Малусу и Повелителю Ужаса, предводителю демонов Пылающего Легиона.

– Оставайтесь здесь, – приказал Малус. – Поддерживайте путь, пока он не приведет меня к компасу, не то я брошу к ногам вашего Хозяина ваши трупы.

Оставив араккоа, он в одиночку последовал за магией.

Чтоб отыскать дом Винифред, Араму, незнакомому с прибамбасскими улицами, потребовалось немного везения и множество проб и ошибок. В конце концов мальчик все-таки отыскал его, вошел внутрь и, прыгая через ступеньку, взбежал на второй этаж.

Но Макасы в комнате не было. Исчезли и Клок, и Мурчаль, и Дрелла. Окликнуть их он отчего-то побоялся и помчался вниз, но и Винифред тоже не оказалось дома. Арам заглянул на кухню, в подпол, на чердак и, никого не найдя, вернулся в комнату, будто друзья могли каким-то чудесным образом появиться там за время его отсутствия.

Что же делать?

Совершенно растерянный, он решил снова спуститься вниз, хотя вопрос о том, искать ли друзей на улице или подождать у двери, оставался открытым. Но дело решилось помимо его воли. На полпути к первому этажу он услышал, как отворяется входная дверь, и бросился вперед, преодолев оставшиеся ступени едва ли не одним прыжком.

В дверях, с довольной улыбкой глядя прямо на Арама, стоял Малус. У ног великана шевелилось, подрагивало что-то черное с пылающей огненно-красной каймой по краям. Миг – и это черное хлынуло из-под сапог Малуса вперед, накрывая Арама с головой…

 

Глава сорок третья. Под куполом Громодрома

С первых же секунд боя все пошло совсем не так, как представляла себе Макаса.

Со звоном колокола Затра – вероятно, спеша одолеть свои страхи – тут же разрядила в Макасу оба арбалета. Макаса едва успела вовремя развернуть плечо, чтобы оба болта угодили в щит, а не в ее тело. Не тратя времени на перезарядку, троллиха перешла к агрессивной атаке – выхватила кинжал и бросилась на Макасу, но тут ее перехватил Клок.

В отличие от рабов, которых стравливали меж собой на арене Забытого Города, тем, кто улаживал конфликты в Громодроме, не требовалось биться насмерть. Но именно этих бойцов явно забыли об этом предупредить.

Макаса метнула гарпун в синекожую огриху. Рука ее была тверда и прицел верен, но Трогг успел взмахнуть палицей и отразить гарпун. Огр с огрихой двинулись к Макасе, но засвистевшая в воздухе цепь не позволила им подойти.

Из всех предсказаний Макасы сбылось только одно: Уолдрид и вправду выжидал, держась позади.

– Весьма, весьма впечатляюще, – прошелестел он, наблюдая за Макасой. – Определенно, ты мне кого-то напоминаешь. Если бы только вспомнить, кого…

Однако за ревом внезапно охваченной жаждой крови толпы его никто не расслышал.

Тариндрелла тоже не спешила вступать в бой. Отбежав к противоположному краю арены, склонив голову на сторону, постукивая пальчиком по губам, она словно бы прислушивалась, прислушивалась…

Нервы Затры были натянуты так, будто вот-вот лопнут. Размахивая огромной боевой дубиной, Клок теснил ее назад. С разряженными арбалетами и коротким кинжалом троллиха не могла противопоставить ему ничего. Ничего, кроме одного… Затра дважды щелкнула языком, и Быстролапка спрыгнула с ее груди, целя в Клока жалом.

Но на пути Быстролапки, откуда ни возьмись, появился Мурчаль. Бросив свое копьецо, мурлок схватил скорпида перепончатыми ладонями, и Быстролапка трижды, а то и четырежды вонзила в Мурчаля жало.

– Ур! Ур! Ур! – сердито вскрикнул Мурчаль.

Но яд скорпида не причинил маленькому мурлоку никакого вреда. Тот явно был невосприимчив к яду. Было ли это общей особенностью всех мурлоков, или уникальным свойством Мурчаля – неважно: Затре немедленно вспомнились слова Дреллы, обращенные к Матери Ядов. От суеверного страха перед маленьким отрядом Арама троллиха невольно задрожала. Тем временем Мурчаль поднял Быстролапку над головой, Клок бросился в атаку, и троллиха едва успела отскочить назад.

Уолдрид рассмеялся сухим, шуршащим, точно песок, смехом.

– Ладно, ладно, – сказал он, наконец-то обнажив черный меч и кинжал из черного сланца. – Пожалуй, с этим пора покончить.

Но к этому времени Макаса успела заметить слабость врагов. Каждый из них по отдельности был весьма грозным бойцом, но спаянности между ними не было. Они были кучкой наемников, а не командой.

А вот у Макасы была команда.

– Низом! – крикнула она, оглянувшись через плечо, и слегка приопустила бешено кружащую в воздухе цепь.

И Мурчаль с Клоком – вооруженные, соответственно, скорпидом и боевой дубиной – прекрасно поняли, о чем речь. Оба были невысоки ростом и легко смогли проскользнуть под цепью Макасы вперед. А вот об ограх, троллихе и Отрекшемся сказать того же было нельзя.

Примерившись к вращению цепи, Клок улучил момент и между двумя ее оборотами ударил дубиной снизу вверх. Удар был так силен, что Затра взлетела в воздух и рухнула на спину.

– Мурчаль! – крикнула Макаса. – Познакомь огров со своей новой подругой!

Мурчаль бросился вперед и развернул Быстролапку к Троггу. Сбитая с толку, Быстролапка хлестнула хвостом и ужалила громадного огра. Синекожая попыталась достать Быстролапку и Мурчаля острием палаша, но цепь Макасы оказалась длиннее руки и клинка огрихи, и та была вынуждена отступить. Тем временем яд растекся по венам Трогга, Трогг пошатнулся, упал на колено, и железные звенья цепи угодили ему в подбородок. Трогг рухнул на арену лицом вниз и замер.

Эти новости были неплохи. Двое из четырех противников растянулись на песке пополам с опилками. Однако цепь, столкнувшись с челюстью Трогга, прекратила вращение; Уолдрид с уцелевшей огрихой тут же воспользовались этим и бросились вперед – да с такой быстротой, что Макасе пришлось уйти в глухую защиту, парируя уколы клинка барона абордажной саблей. Мурчаль с Клоком тоже были вынуждены отступить: теперь-то огриха без труда могла до них дотянуться.

Настал критический момент. Публика замерла, затихла, с нетерпением ожидая крови и смерти, и в этой тишине под куполом зазвенел голос Дреллы:

– Да. Спасибо. Это было бы просто чудесно.

Она терпеливо подождала секунду, две, три… Внезапно от ее ног по арене пробежала легкая рябь, и в смеси песка с опилками начали возникать крохотные ямки. Возможно, прижавшись ухом к земле, можно было бы расслышать негромкий глухой рокот. Но, может, и нет. Дриада вскинула руки вверх, и вдруг из земли, откуда ни возьмись, вырвались толстые гибкие лозы, мигом опутавшие с головы до ног и Уолдрида, и синекожую огриху, и даже бесчувственных Трогга с Затрой. От неожиданности Мурчаль выронил Быстролапку, отчаянно бившуюся в его руках, но прежде, чем та успела удрать слишком далеко, лозы крепко оплели и ее.

Лозы оторвали Уолдриду левую руку и правую ногу, но в остальном держали Отрекшегося надежно, не позволяя даже шевельнуться. А синекожей оплели не только руку, но и клинок палаша на всю его длину, предотвращая любые попытки рассечь стебли и освободиться.

Макаса, Клок и Мурчаль оглянулись на Дреллу. Та приняла победный вид.

– Видите, какая я способная! – сказала дриада. – Говоря откровенно, я просто великолепна. Я – Тариндрелла Великолепная, дочь Кенария!

– Что правда, то правда…

Приглядевшись к Дрелле, Макаса заметила, что та выглядит уже не такой юной, как прежде. Казалось, дриада вдруг сделалась старше, взрослее…

– Ты… ты подросла? – спросила Макаса.

– Лето пришло, – ответила Дрелла. – Или вот-вот придет.

Барон Гогельмогель объявил, что победа за ними. Из рук в руки перешло немало денег. (Больше всех остальных, как всегда, преуспел Газлоу, хотя, конечно, даже он не мог бы сравниться с Синем Гогельмогелем, получавшим свое и с победителей, и с проигравших.) Четыре серебряных монеты даже нехотя сунули в руки четверых победителей. Друзья подхватили оружие и поспешили наружу, не дожидаясь Газлоу, Весенней Песни и Винифред. И уж тем более не дожидаясь, когда враги освободятся от зеленых пут.

Едва оказавшись на улице, среди ночной прохлады, Макаса остановила друзей и с торжественной ноткой в голосе повторила сказанное перед боем:

– Для меня честь служить в нашей команде – в одной команде с Клоком, Мурчалем и Тариндреллой.

– Тариндреллой Великолепной, – поправила ее дриада.

Макаса улыбнулась, согласно кивнула и повторила:

– Для меня это честь.

Чувствуя важность момента – и для Макасы, и для всех остальных – Клок с Дреллой хором сказали:

– И для меня это честь.

– Уууа, – торжественно пролопотал и Мурчаль.

– Пошли, – все с той же улыбкой сказала Макаса. – Арам наверняка уже гадает, куда мы могли подеваться.

Все сорвались с места и помчались к дому Винифред…

И даже не заметили двух погруженных в транс араккоа, что-то тихо поющих во мраке, стоя в начале дымящегося черного следа с пылающей огненно-красной каймой, змеящегося по земле прямо к Арамару Торну.

Тем временем в доме Винифред темная магия окутала Арама, спеленав его по рукам и ногам надежнее Дреллиных лоз. Он был один. Рядом не было никого – ни Макасы, ни Талисса, ни Клока, ни Мурчаля, ни отца, ни матери, ни Робба. Никогда в жизни Арамар Торн еще не чувствовал себя таким одиноким и не испытывал такого ужаса!

Малус с довольной улыбкой медленно надвигался на него.

– Я дал тебе все возможности, мальчик, – сказал он. – Все это ты навлек на себя сам. Каков отец, таков и сын.

Малус убил его отца. Теперь Малус собирался убить и его самого.

Но убить Грейдона Торна ему было нелегко. Грейдон Торн не сдался, не погиб без боя. И самое меньшее, что мог сделать Арам – попытаться поступить так же.

Одна рука мальчика оставалась свободной. Не та рука – левая, но все-таки, извернувшись всем телом, он сумел вытащить из-за пояса абордажную саблю и направить острие клинка на Малуса.

Малус саркастически закатил глаза. О, как Арам пожалел, что Макаса не видит этого и не ответит на это по своему обыкновению! А Малус с ленцой, будто не стоило и стараться, извлек из ножен палаш.

Стараться и вправду не стоило. Ленты черной пылающей магии, спеленавшей Арама с головы до ног, стягивались все туже. Едва дыша, он попытался рассечь эти ленты саблей, но против волшебства клинок оказался бесполезен.

Малус развернул руку в запястье с такой быстротой, что Арам был обезоружен, не успев даже заметить движения палаша. Сабля зазвенела об пол. Закованная в железо левая рука Малуса потянулась к рубашке Арама – к компасу, не слишком-то надежно спрятанному под ней.

В отчаянной попытке сделать вдох – да что там, просто в отчаянье – Арам ухватился за единственную вещь, до которой мог дотянуться. Вытащив из-за пояса штанов рукоять кристального меча, он попытался просунуть ее под ленты магии, сдавившие грудь.

При виде этого у Малуса перехватило дух! Отдернув руку, он замер, застыл на месте.

– Алмазный Клинок! – прошипел он.

Конечно, на самом деле никакого клинка у Арама не было. Или… что это? Прямо перед выпученными глазами мальчика из рукояти вырвался яркий луч, тут же превратившийся в клинок ослепительно-чистого Света!

Это заставило Малуса очнуться от оцепенения. Немного придя в себя, он потянулся к рукояти. Но Свет сиял ярче и ярче, и наконец Малусу пришлось снова отдернуть руку и прикрыть ладонью глаза.

А вот Араму, привыкшему к яркому Свету во снах, не было надобности отворачиваться. Как бы ярко ни сиял Свет, он сохранял способность видеть. И слышать.

– Когда-то ты был несущим Свет, – прозвучал в голове Голос Света. – Теперь ты не в силах вынести Света.

Арам не сразу понял, что Голос говорит не с ним. Голос обращался к Малусу. Тот жалобно застонал.

Словно черпая силу в его ничтожестве, Голос неумолимо продолжал:

– Ты совершил предательство и отрекся от Алмазного Клинка. Больше тебе никогда не взять его в руки.

Малус глухо зарычал, изо всех сил пытаясь поднять голову, но яркий-яркий Свет слепил его. Мало этого – казалось, Свет давит на него тяжким грузом, не позволяя поднять головы.

Но на Арамара Торна Свет не оказывал того же воздействия. Казалось, в его сиянии Арам ничего не весит. Он обнаружил, что снова может дышать: ослепительный Свет поглощал, рассеивал темные ленты магии, едва не задушившие Арама до смерти. Тогда Арам попробовал рассечь свои волшебные узы клинком Света, как абордажной саблей, и это получилось гораздо лучше. Свет прошел сквозь мрачную магию, как раскаленный добела нож сквозь кусок дочерна заплесневевшего масла.

Вдобавок, сияние Света с каждой секундой усиливалось. Выронив палаш, Малус закрыл глаза обеими ладонями и снова громко застонал. И снова его стон перешел в рык. Рык превратился в рев. Рев сменился воплем невыносимой внутренней боли.

А Голос сказал:

– Передай своему Хозяину, что Свет еще не собран воедино. Однако сил на то, чтобы прогнать прочь эти жалкие тени, у него более чем достаточно.

В ту же секунду темные ленты отпрянули назад, как будто и их обожгло нестерпимой болью.

Свет сиял ярче и ярче. Ярче и ярче.

Но Араму так и не потребовалось отвернуться.

Со временем Свет погас. Придя в себя настолько, чтобы открыть глаза, Малус яростно заморгал и утер слезы. Он был один. Пансион опустел. Ни Арама, ни Алмазного Клинка, ни компаса… Только забытая абордажная сабля на полу.

Казалось, неимоверная усталость опустошила Малуса до самых костей. Он и не помнил, когда еще в жизни так уставал. С трудом передвигая ноги, он подошел к лестнице и опустился на ступени.

Но силы вернулись быстро, а с ними вернулась и ярость. Понимая, что Арам сюда больше не вернется, Малус поднялся на ноги, пошатываясь, вышел из пансиона и двинулся прочь.

Нет, он не сдался. И не сдастся. Никогда. Ни за что. Он просто был захвачен врасплох, не ожидая, что мальчишка успел отыскать так много частей Алмазного Клинка. Потому-то и потерпел поражение. Но в следующий раз Малус будет готов и к этому. Будет готов. Будет… Он сжал в кулак левую руку в железной рукавице. Боль принесла с собой некоторое удовлетворение. В следующий раз его не остановит ничто. Он будет готов. Будет.

Уже через две минуты после бегства из дома Винифред Арам с разбегу налетел прямо на Макасу с Мурчалем, Клоком и Дреллой. Он быстро рассказал им обо всем, что случилось, и объяснил, отчего к Винифред возвращаться больше нельзя.

– Тогда куда? – спросила Макаса.

Арам задумался. Вытащив компас, он взглянул на циферблат: не изменились ли его показания с прошлого раза? Нет, стрелка указывала все в ту же сторону. Долгих раздумий не требовалось. Всего полсекунды – и Арам твердо и непоколебимо решил, куда следует направиться дальше…

 

Глава сорок четвертая. И снова в пути

Великан Малус зловеще навис над Синем Гогельмогелем. Угроза во взгляде капитана заставила барона отшатнуться, несмотря на охрану из двух десятков хобгоблинов.

Опасность чуял не только гоблин: немалую долю храбрости утратила и Ссавра. Она никак не могла понять, что произошло. Они с братом творили заклинание. Казалось, все идет хорошо. Темная магия устремилась вперед, за компасом. Но, видимо, какая-то другая магия встала у нее на пути, ринулась навстречу, по курсу их заклинания, разнося его в клочья, добралась до араккоа и ударила по волшебникам с мощью железного молота, лишив обоих чувств.

Очнулась Ссавра только от яростного рыка Малуса:

– Да что вы за волшебники?! Ваши чары рассеялись у самой цели! Вы можете найти мальчишку, или нет?!

Ошеломленные, они с Ссарбиком не смогли ответить, и это, по сути, означало, что ответ – «нет».

– Ничтожества! – буркнул Малус, прежде чем войти в Громодром.

Внутри он обнаружил, что его лучшие доверенные помощники – те, кто в сознании – все еще силятся освободиться от выращенных дриадой лоз. Мало этого – огр Трогг только чудом не умер от яда, ужаленный собственным же питомцем троллихи!

Ссавра окинула взглядом Трогга – опухшего, побледневшего, как Уолдрид, едва державшегося на ногах. Если бы не Ро’кулл с Ро’джаком, подпиравшие его с обеих сторон, ему было бы не устоять. Огр из клана Изувеченной Длани остался жив только благодаря величине да тому факту, что Быстролапка истратила (впустую) большую часть яда, жаля мурлока, и потому доза, доставшаяся Троггу, была сравнительно невелика.

К немалому удивлению (и облегчению) Ссавры, Малус не стал казнить их с братом в назидание остальным. По-видимому, не желая убивать за неудачи всех своих приспешников, он нехотя решил не убивать никого. Да, в эту ночь Сокрытые потерпели поражение на всех фронтах. Однако теперь они точно знали: Арам со спутниками прячется где-то в городе.

Поэтому, как только публика разошлась и купол опустел, ее капитан встал перед бароном Прибамбасским, а остальные Сокрытые с элитой Гордока выстроились за его спиной. Малус больше не кипел от ярости. Голос его звучал чуть громче шепота, но почему-то от этого было еще страшнее. Настолько, что Ссавра начала понимать, отчего Хозяин, выбирая главу Сокрытых всего Азерота, остановился именно на нем.

– Хотелось бы внести полную ясность, – сказал Малус. – Мне нужен Арамар Торн. Он – здесь, в твоем городе. Ты отыщешь его для меня. И приведешь ко мне.

– Барон здесь я, – возразил Гогельмогель, призвав на помощь все свое мужество. – И не тебе отдавать мне приказания.

– Но я и не отдаю приказаний. Я предлагаю тебе выбор. Ты можешь доставить ко мне этого мальчишку…

– Или?..

– Или я возьму город в осаду. Уже сейчас со мной те, кто стоит перед тобой, и среди них – два араккоа, владеющие темнейшей из магий.

«Возможно, Малус не слишком-то верит в нас, – подумала Ссавра, – но, к счастью, Гогельмогель об этом не знает».

– Еще в моем распоряжении корабль, полный самых безжалостных мародеров во всем Азероте, – продолжал Малус. – И в любой день в Прибамбасск могут нахлынуть все огры из Забытого Города. Я их король, и воспользуюсь ими – всеми до единого, – чтобы сровнять этот город с землей.

– Значит, не приказание, а угроза, – подытожил барон. – Я не люблю угроз, капитан. А отражать нападения пиратов и бандитов Прибамбасску не впервой.

– Я не из числа этих мелких неудобств. И полагал, что говорю с лицом, мыслящим практично.

Гогельмогель призадумался. Да, он действительно был лицом, мыслящим практично. И, более того, гордился своей практичностью. Пожалуй, угрозы этого человека были вполне реальны и существенны, а какому-то там человеческому мальчишке он был ничего не должен…

* * *

В дне пути от Прибамбасска, на борту судна, везшего друзей к новой цели, Арам изучал свои карты. Его чуть-чуть – но только чуть-чуть – тревожила правильность сделанного выбора. Что ж, во всяком случае, они хотя бы скрылись от Малуса…

«Неотвратимый» вновь вышел в море и настигал шхуну «Рак», державшую курс в Штормградский порт. Гогельмогель частным образом сообщил Малусу, что мальчишка с друзьями приобрели билеты на этот рейс. Малус заподозрил обман. Но Гогельмогель смог предъявить пассажирский манифест и оплаченный счет, полностью подтверждавшие его слова. Тогда Малус заподозрил, что Гогельмогель намеренно придержал эту информацию до тех пор, пока шхуна не покинет порт, чтобы вынудить Малуса убраться из Прибамбасска и устремиться в погоню. Но выжидал барон недолго. Еще несколько минут – и «Рак» будет настигнут и взят с бою. Уж в этот-то раз ничто не помешает Малусу заполучить компас и вернуть себе Алмазный Клинок…

«Забавно. Чего только не придет в голову, как только появится минутка передохнуть, – думал Арам. – Я так и не увидел, как Весенняя Песнь превращается в лунного совуха. Надо же…»

Услышав крики снаружи, он встал и пошел посмотреть, что стряслось…

Тем временем в Прибамбасске барон Гогельмогель все еще корил себя за то, что дрогнул перед угрозами Малуса. Прекрасно понимая, насколько эти мысли огорчают мужа, баронесса нежно погладила его длинные уши. Он и вправду очень нуждался в утешении. И оказался в долгу перед ней – перед своей маленькой Брызью – и за заботу, и за помощь. Ведь это она каким-то образом ухитрилась узнать о «Раке» и сообщила мужу, что мальчишка с друзьями забронировали места на ближайший рейс. Синю осталось только передать информацию Малусу и вынудить этого маньяка убраться из города.

Легонько чмокнув Синя в макушку, Брызь посоветовала мужу не расстраиваться.

В конце концов, отчего тут расстраиваться? Пираты ушли, пустившись в погоню за кораблем, на борту которого не было ни единой знакомой баронессе души.

А муж сказал, что очень благодарен ей за то, что она неизменно ставит его заботы превыше собственных.

Ха!

Улыбнувшись самой себе, Брызь с нежностью вспомнила давнего возлюбленного.

Арам распахнул дверь на мостик, чтобы взглянуть, из-за чего весь этот крик. Конечно, то были Газлоу и Шустр, во весь голос спорившие об «оптимальном давлении пара» (что бы это ни было такое), обеспечивающем «оптимальную скорость судна» (чем бы это ни могло оказаться).

Сдерживая улыбку, Арам отступил назад, тихонько притворил дверь, подошел к краю гондолы, перегнулся через борт и широко раскрыл глаза, дивясь открывшемуся зрелищу. Дирижабль под названием «Пниоблако» несся в вышине над сверкающими песками пустыни Танарис. С невероятной высоты были ясно видны и искрящиеся на солнце воды Тысячи Игл, и густые джунгли Фераласа. Дирижабль держал курс на север: Газлоу с Шустром направлялись на следующее мероприятие МИГА, в какое-то место, называвшееся Обугленной долиной. Да, Араму уже однажды довелось прокатиться верхом на виверне, но это ни в малейшей мере не убавляло яркости сегодняшних впечатлений.

«Корабль! Корабль, летающий по небу! Какие же чудеса они выдумают в следующий раз?!»

– Роскошный вид, не правда ли? – раздался голос позади. – Думаю, хорошему художнику непременно захочется его запечатлеть.

Обернувшись, Арам улыбнулся в ответ на улыбку Мавзоля, во исполнение обязанностей официального художника МИГА отправившегося в Обугленную долину со своим кузеном – да, кузеном! – Газлоу.

Художники оперлись на леер и принялись рисовать. Вначале Арам изобразил пейзаж, открывавшийся с борта «Пниоблака», а после нарисовал и сам «Пниоблако» со стороны. А после – рукоять кристального меча. И даже заставил себя нарисовать всех своих врагов, собранных вместе – и капитана Малуса, и барона Рейгола Уолдрида (он же – Шепчущий), и троллиху Затру с питомицей-скорпидом, будто с доспехом, на груди, и огра Трогга. Затем, оставшись недовольным композицией, он нарисовал их снова, но на сей раз поместил рядом с ними и араккоа, и синекожую огриху, и огров-близнецов, и огра с двумя головами, и пузатого огра с бараньим рогом, и постоянно зевавшего огра-великана, а позади – возвышающуюся над ними всеми призрачную рогатую фигуру, окруженную пламенем по краям. Казалось, изображая врагов на бумаге, он избавляется от страха перед ними. Вдобавок, все они остались позади, в Прибамбасске, и теперь вряд ли даже сам Малус смог бы найти способ выследить и догнать путешественников.

Спрятав блокнот в карман, он разогнул спину и встал прямо.

– Я тут подумал о твоем дяде Сильверлейне, – заговорил Мавзоль. – И я абсолютно уверен: в последний раз упомянув о брате, твой отец говорил, что был вынужден расстаться с ним где-то на севере.

– Может… в Когтистых горах?

– В такие подробности он не вдавался. Но я вполне уверен, что речь шла о севере Калимдора, а не о северной части Восточных Королевств. И уж тем более – не о дальнем севере Нордскола.

– Так, может быть… может быть, я смогу отыскать его там, куда мы летим?

– Как знать, как знать.

Арам умолк, задумавшись о новых возможностях, но Мавзоль откашлялся, прервав его размышления, и сказал:

– Я думаю над новым проектом. Над новой книгой.

– Про МИГА? – спросил Арам.

– Возможно. По крайней мере, отчасти. Но размышлений предстоит еще немало. Пусть идея как следует обкатается в голове. А после этого я тебе все расскажу.

– Я буду рад.

– Может, и ты согласишься поучаствовать? Нарисовать несколько иллюстраций?

– Серьезно? Вот это и вправду было бы здорово!

– Что ж, подумаем и об этом.

Казалось, Арам вот-вот воспарит ввысь и сам сможет пнуть парочку облаков. Оставив Мавзоля, он отправился к друзьям.

Мурчаль, Клок, Дрелла и Макаса сидели вместе в тесной каютке. Макаса то и дело поглядывала в окно, качала головой и ворчала:

– Ничего не понимаю. У этой штуки даже нет крыльев!

Однако, увидев Арама, она сумела улыбнуться.

Газлоу согласился доставить всех пятерых на север – за минимальную плату с головы. Нет, не до самого Дозорного Холма Тал’дара. Но карта, которую изучал Арам, гласила, что от Обугленной долины до Холма – чуть больше двух дней пути. Для такой команды, как они – рукой подать.

Арам вытащил из-под рубашки компас и взглянул на циферблат. Стрелка все так же указывала на восток – в сторону родного Приозерья. Точнее, в сторону следующего осколка кристалла, по чистой случайности оказавшегося в том же направлении.

Однако Арам решил, что помочь Дрелле важнее, чем поскорее вернуться домой. И даже важнее, чем поиски Алмазного Клинка. Поиски придется отложить. Тут ничего не попишешь. Но Арам не жалел об этом – и не только потому, что выбранный путь действительно мог привести его к брату отца, к Сильверлейну Торну.

Взглянув на Дреллу, он подумал, что та действительно выглядит чуточку старше, чем в тот день, когда расцвела. Она, несомненно, подросла: ее красивые мерцающие глаза были вровень с его собственными. Затем Арам перевел взгляд на Клока – теперь тот держался гораздо увереннее, чем в день первой встречи. Что до Макасы, она больше не казалась одиноким островом среди тех, кому была дорога. А Мурчаль? Он снова запутался в сети, но был полон решимости выпутаться самостоятельно, без посторонней помощи.

– Семьи бывают разными, – сказал когда-то отец, и Арам знал, что эта команда – вправду его семья, такая же родная и близкая, как и та, что осталась в Приозерье.

А жизненный путь, пройденный за все эти месяцы, миновавшие с тех пор, как он оставил Приозерье? Прямым его было не назвать. Сказать по правде, Араму нередко казалось, что какой-то мощный поток несет его вперед помимо его собственной воли. Но каждый шаг на этом пути неизбежно вел к новым друзьям, новым чудесам, новым знаниям об окружающем мире. И теперь Арам яснее, чем когда-либо, понимал: все это взаимосвязано. Одно ведет к другому. Мать подтолкнула его к отцу. Отец познакомил с сестрой Макасой. Путешествие с Макасой привело их обоих к Мурчалю. Даже столкновения с Малусом привели к встречам с Клоком и Талиссом, буквально вложившим в руку Арама желудь-Тариндреллу. Как знать? Быть может, теперь Тариндрелла приведет его к Сильверлейну?

Теперь слова Талисса Серого Дуба обрели для Арама еще больший вес.

– Уж так устроена природа, – говорил друид. – Все имеет свой путь и движется вперед, следуя ему. Подобно тому, как течет река в русле, подобно стебельку, пробивающемуся сквозь землю наверх, на пути к солнцу. Думаешь, для существ, подобных нам, четверым путникам, все устроено иначе? Нет, гарантировать, конечно, ничего нельзя. Реку можно перегородить плотиной. Стебелек может сгрызть тля или кузнечики. И путешественник может отклониться от своего пути в силу многих причин. Но путь существует, и мы, несомненно, следуем этим путем, как малая часть единого целого.

Да, четверо путешественников превратились в пятерых, но во всем остальном слова Талисса казались такими же верными, как и раньше – а может, еще вернее. Вот потому-то Арам и был уверен: прежде всего остального он должен помочь своей подруге-дриаде стать той, кем она должна стать. Сомнений не было: поиски или не поиски, осколки или не осколки, Клинок или не Клинок – именно этот путь выбрал бы на его месте отец. Да, этот путь извилист. Совсем не похож на прямую. Но именно на этом извилистом пути, в этом петляющем потоке Арам отыщет все, что должен увидеть и испытать, именно этот путь приведет к желанному концу. Если этот конец вообще существует – или хоть должен существовать…

Эта звонкая цепь размышлений внушила Арамару Торну небывалый покой. Еще раз взглянув на Мурчаля, Арам понял, в чем дело, шагнул к нему, легким округлым движением потянул за кончик сети, и его маленький зеленый друг тут же освободился.

– Как насчет второго урока чтения? – спросил Арам.

Клок, Мурчаль и Дрелла дружно захлопали в ладоши. Макаса одобрительно кивнула, и Арамар Торн кивнул ей в ответ.

«А где-то там, – подумал Арам, – вот так же кивает мне и Грейдон Торн…»

 

Глава сорок пятая. Последний кивок

Нет, пленник в Запределье не кивал, хотя больше всего на свете ему хотелось уронить голову на грудь и заснуть. Но на этой неделе Повелитель Ужаса отдал приказ не позволять пленнику Пылающего Легиона спать. Посему, стоило пленнику только начать клевать носом, этот треклятый бес тыкал ему в ребра докрасна раскаленным клеймом. И жгучая боль, причиняемая раскаленным железом, казалась куда большим мучением, чем вынужденное бодрствование…

Но это ничего не меняло. По собственным подсчетам, пленник провел в этой глубокой, промозглой, мрачной темнице почти два месяца. И все это время верховный лорд Зараакс пытался сломить его дух. Сказать откровенно, Зараакс – тем ли, иным ли образом – пытался сломить его дух уже больше двадцати лет.

Однако он, Грейдон Торн, был не из тех, кого легко сломить…