Глава первая

Сон о пути и свете

Арамар Торн отвернулся от Света.

Свет позвал его, и он последовал на зов – поплыл за море, не прибегая к помощи судна, лодки или хотя бы плота – и плыл, пока волны и брызги под Арамаром не исчезли, и он не обнаружил, что достиг берега. Но Свет звал и звал его за собой. Этот странный Свет исходил не от солнца, не от лун и не от звезд, составлявших созвездия, которые после исчезновения отца часто показывала шестилетнему Арамару мать, обещая сыну, что Грейдон Торн обязательно найдется. Нет, то был совсем незнакомый Свет, он двигался по небосводу без определенного направления – по крайней мере, наверняка определить его путь, не говоря уже о точном местонахождении, было совершенно невозможно. И все-таки, не успев даже принять сознательного решения продолжать свой путь, Арам вдруг обнаружил, что идет к нему. Он шел и шел – по пыльной пустыне, по глухому лесу, по топкой трясине, по густым джунглям – и остановился лишь перед отвесным склоном высокой горы, казалось, поднявшейся из земли лишь затем, чтобы преградить ему путь. Но зов Голоса Света: «Арам, Арам», – не прекращался, хотя до ушей не доносилось ни единого настоящего звука. Голос Света схватил Арамара, словно сжав в кулаке его сердце, больно дернул, поднял в воздух, и Арам Торн взмыл ввысь и летел сквозь облака и лучи солнца, сквозь дождь и гром, пока молния не ударила так близко, что волосы на предплечье встали дыбом и тут же скорчились от жара. Но даже вспышка этой молнии померкла рядом с ослепительно ярким сиянием Света.

Он проделал столь далекий путь, чтобы отыскать этот Свет – отыскать, чтобы Свет смог спасти его, смог вернуть ему отца, а самого Арамара вернуть домой, обратно к матери, к Роббу, и к Робертсону, и к Селии, и даже к Чумазу. Но, когда он, наконец, достиг цели, Свет ослепил его, и Арамар Торн отвернулся. Свет звал его: «Арам, Арам, ведь именно ты должен спасти меня!» Но он отвернулся прочь. Свет еще раз окликнул его по имени…

– Арамар Торн! А ну вытряхивай из койки свои жалкие кости!

Разом проснувшись, Арам вскочил и больно ударился лбом о верхнюю койку, подвешенную всего в паре десятков сантиметров над его изголовьем. За шесть месяцев плавания мальчик так ничему и не научился, и если учесть, сколько раз он просыпался таким образом, на лбу давно должен был образоваться несходящий синяк. Странный сон о Пути и Свете немедленно начал забываться, меркнуть, и как Арам ни старался запомнить хоть одну деталь, память распорядилась иначе.

Поначалу Макаса Флинтвилл, второй помощник капитана, от души веселилась, глядя, как Арам расшибает лоб, но это давно осталось в прошлом. Этот мальчишка никогда не мог проснуться самостоятельно – чтобы разбудить его, ей частенько приходилось орать у него над ухом по две минуты кряду, и это лишний раз подтверждало, что на борту «Волнохода» ему не место. Она просто видеть не могла Арама, но капитан – негласно, не отдавая прямого приказа – определил новичка ей в подопечные. Однако никто ни слова не сказал о том, что с этим юным балбесом надлежит нежничать. Устав орать на Арама, она ухватила его за босую ногу и сдернула с койки.

Жестко приложившись спиной об пол, Арам открыл глаза и ожег своего заклятого врага яростным взглядом. Макасе было семнадцать – всего на пять лет больше, чем ему, – но, даже когда он тянулся перед ней по стойке «смирно», она возвышалась над ним на добрые полголовы, а уж сейчас и вовсе нависла горой. Он еще дважды моргнул, фокусируя взгляд. Свет падал на Флинтвилл со спины из распахнутого люка, ее темная кожа сливалась с полумраком кубрика, и затуманенное сном сознание воспринимало Макасу всего лишь как тень. Однако отрицать реальность и осязаемость ее присутствия было невозможно. Высокая, стройная и мускулистая, мелкие кудряшки волос острижены под корень… Флинтвилл представляла собой неодолимую силу, а Арам, к собственному несчастью, не был неподвижным предметом. Сжав в кулаке ворот его матросской блузы, Макаса рывком подняла Арама на ноги.

– Через пять минут подойдем к берегу, – прорычала она. – Обувайся! Через две минуты жду в трюме.

* * *

Чтобы спуститься в трюм, вначале требовалось подняться на палубу. Натянув чулки, надев сапоги и ополоснув лицо, Арам выбрался на свежий воздух. Бросив взгляд на берег – первую твердую землю, которую он увидел за неделю, – Торн рысью побежал к трюмному люку, мимо матросов, готовившихся пристать к берегу. Впрочем, он знал: как быстро ни беги, второго помощника капитана «Волнохода» не опередить.

Нырнув в люк, Арам ухватился за внешние края трапа и ловко соскользнул вниз. Наконец-то он освоил этот трюк! Каблуки гулко ударили в помост. В трюме тоже почти не было света. Полумрак пах рыбой и плесенью.

Макаса, конечно, уже ждала его. Она стояла, повернувшись к люку спиной, но командовать принялась еще до того, как он успел спуститься:

– Этот бочонок и эти четыре ящика отправятся на берег. Помоги мне с бочонком и возвращайся за ящиками. И не забудь убедиться, что ящики – те самые.

В ответ Арам промолчал. Это вполне устраивало их обоих. Первые несколько недель на борту он пробовал и «Есть, мисс!», и «Есть, мэм!», и «Есть, сэр!», но все это неизменно вызывало недовольную гримасу на ее лице. Тогда он попробовал «Есть, госпожа второй помощник!», «Есть, госпожа Флинтвилл!» и даже «Есть, Макаса!», но и это ей, очевидно, не подошло. Поэтому Арам перестал обращаться к Макасе – хоть по имени, хоть по званию – и вообще изо всех сил избегал обращаться к ней.

Вместе они накренили бочонок, чтобы откатить его к грузовому люку, и Арам услышал и почувствовал, как что-то плещется внутри. Вопрос слетел с языка прежде, чем он успел подвергнуть его цензуре:

– А что там, в этой бочке?

– Крутые куриные яйца в маринаде, – мрачно, словно приглашая усомниться в этом, отвечала Макаса.

Лицо Арама скривилось от отвращения.

– Да кому нужны крутые куриные яйца в маринаде?!

– Вот подожди, и увидишь, – сказала Макаса, улыбнувшись в первый раз за утро – а, может, и за целый месяц.

Арам покачал головой. Эту привычку пришлось вырабатывать, потому что прежняя его манера – закатывать глаза – уж слишком раздражала второго помощника Флинтвилл, а злить ее лишний раз было совсем ни к чему. Вдвоем они докатили бочонок до грузовой сетки, и та немедленно натянулась вокруг него, будто гамак – палубные потянули тали, поднимая груз. Макаса, не говоря больше ни слова, вскарабкалась по трапу наверх, оставив Арама внизу.

Арам отправился обратно к указанным ею ящикам. Ящики не были запечатаны наглухо, и он сковырнул с одного крышку, чтобы удовлетворить свое любопытство. Внутри обнаружились старые выщербленные топоры на потрескавшихся, а то и сломанных деревянных рукоятях, острия клинков и даже ржавые гвозди. Арам окинул взглядом трюм отцовского корабля. Трюм был полон подобного случайного хлама, бесполезного мусора, не нужного ни одному человеку в здравом уме. Однако именно этот бесполезный мусор и был основными товарными запасами Грейдона Торна. «Волноход» бороздил воды Азерота, заходя и в порты Орды, и в порты Альянса, и в любые прочие, попадавшиеся по пути. Торговля капитана Торна была делом темным. Мелкая партия там, мелкая сделка сям… Арам вновь покачал головой. Как все это могло приносить выгоду, он совершенно не понимал.

В четыре приема мальчик перетаскал ящики в грузовую сетку, каждый раз провожая взглядом груз, поднимавшийся наверх, к свету дня. Все это о чем-то напоминало – но о чем? Этого он никак не мог уловить. Выкинув из головы дремлющие воспоминания, он полез наверх, следом за ящиками.

Выбравшись на палубу, он немедленно был вознагражден внушительным шлепком по спине, лишившим его паруса ветра, и жизнерадостным возгласом:

– Доброго утречка сыну Грейдона!

– Пожалуйста, не называй меня так, – ответил Арам, переведя дух.

Обернувшись, он вовсе не удивился, увидев открытую улыбку первого помощника капитана «Волнохода» – широкоплечего рыжебородого дворфа Дургана Однобога, ростом лишь чуточку выше полутора метров, зато весившего не меньше восьмидесяти килограммов. Видеть улыбку Макасы Араму доводилось нечасто, но какое-либо другое выражение на лице Однобога он видел еще реже.

– Слушаюсь, Арамар! – с фальшивым раскаянием в голосе ответил Однобог. – Конечно, ты человек не чей-то там, а свой собственный. Невелик, конечно, человечек, но все же…

Арам широко улыбнулся дворфу, взирая на него с высоты своих ста шестидесяти пяти сантиметров. Он знал, что для своего возраста высок ростом, и имел все основания надеяться вырасти еще выше. Но старший помощник с таким удовольствием поддразнивал своего юного друга, называя его маленьким человечком, что Араму и в голову не приходило выражать недовольство его забавой – в основном потому, что Однобог нравился ему больше, чем кто бы то ни было на борту «Волнохода», включая и его собственного отца, капитана Грейдона Торна.

– Книжечка-то с собой? – весело поинтересовался Однобог.

В ответ Арам хлопнул по заднему карману брюк.

– Как всегда!

– Добро́. Может, сегодня увидишь что-нибудь, достойное ее страниц. Мы отдали якорь. Твой старик велел тебе отправляться на берег.

На долю секунды Арам вновь ощутил то самое желание. Желание швырнуть отцовский приказ прямо в морду – в самую морду ему, великому и могучему капитану Грейдону Торну. Его отношения с отцом были… так сказать, непросты. Но, честно говоря, сейчас Араму до смерти хотелось снова ступить на твердую землю, и бунтовать не было никакого смысла. Кроме того, в голове прозвучал голос его матери, Сейи: «Не стоит отрезать себе нос назло собственному лицу, дитя мое». Претерпев еще один дружеский, но болезненный шлепок по спине, Арам оставил Однобога и направился к трапу.

 

Глава вторая

По ком звонит гнолл

Не дойдя до конца трапа пары метров, Арам прыгнул вбок и приземлился на отлогий берег, круто уходивший в воду. Здесь не было ни порта, ни пристани – лишь небольшая естественная бухта на побережье Пустошей, позволявшая «Волноходу» подойти почти к самому берегу. Бочонок и ящики уже лежали на песке, под присмотром Макасы Флинтвилл и отца Арамара, капитана Грейдона Торна.

До ста восьмидесяти сантиметров росту Грейдону не хватало лишь какого-то волоска. Был он строен, но мускулист, густые темные волосы и густая темная борода едва начали седеть, принимая оттенок его светло-серых глаз. Много раз сломанная, его переносица скривилась причудливым зигзагом. Но при виде сына в серых глазах Грейдона появилась улыбка, подхваченная и едва заметно дрогнувшими уголками рта.

– Готов? – спросил он Арама с усмешкой в голосе.

– К чему? – насупился в ответ Арам.

Как обычно, чем больше улыбался отец, тем меньше Арам был склонен отвечать тем же.

Но на сей раз капитан, очевидно, не заметил этого. Улыбнувшись открыто, он повернулся к Однобогу, наблюдавшему за берегом с борта корабля, и кивнул. Первый помощник трижды ударил в судовой колокол, и все, кроме Арама, устремили взгляды к опушке леса, подступавшего к самому берегу.

Ну, а взгляд самого Арама метался между отцом с Макасой и лесной опушкой. От него не укрылось, что Макаса вооружена до зубов. За спиной у нее на ремне висел щит – железный диск, обитый несколькими слоями гасящей удар сыромятной кожи, через плечо был перекинут отрезок железной цепи, к поясу пристегнута абордажная сабля, в опущенной левой руке – длинный железный гарпун, воткнутый тупым концом в песок. На поясе у отца, напротив, не было его обычной абордажной сабли, зато опирался он на весьма впечатляющую боевую дубину из звездной древесины и железа, легко достававшую ему до пупа. Отметив все это, Арам тут же почувствовал: нет, он не готов – до такой степени, что сошел на берег едва ли не голым. Да, блокнот для зарисовок был при нем, но лучше бы он взял вместо него свою абордажную саблю!

И тут Арам почувствовал – скорее, почувствовал, чем услышал – шорох листвы. Из лесу на полосу гальки, отделявшую заросли от песчаного берега, выступило существо – да не одно, а множество! Все они были похожи на собак, покрытых бурой шерстью в желтых подпалинах и черных пятнах, не слишком прямо державшихся на задних лапах, облаченных в рваные одежды из грубой шерстяной ткани и разрозненные детали железных доспехов. Имелось при них и оружие. Множество оружия! Дубины, копья, топоры, боло, и снова дубины, «украшенные» острыми железными навершиями и шипами.

– Кого же мы видим? – спросил Грейдон.

– Гноллов, – почти беззвучно выдохнул Арам.

Обычно он терпеть не мог подобных отцовских вопросов, но в этот миг был зачарован так, что и думать забыл об обидах. С детства Арам слышал много слухов, ходивших об этих чудищах в Приозерье, но живых гноллов не видел еще никогда. Составленному Грейдоном описанию видов они соответствовали исключительно точно – вот только добрый капитан не потрудился указать внушаемую ими разновидность страха.

Грейдон снял поношенный кожаный плащ, позволив ему упасть на песок. Компас, висевший на золотой цепочке вокруг шеи, капитан спрятал под белую рубашку. Затем он сделал шаг вперед и, крякнув, вскинул тяжелую дубину на плечо. В ответ гноллы… рассмеялись. По крайней мере, для ушей Арама это прозвучало, как смех. Начавшись с громкого леденящего душу клекота, звук достиг вершин громкости и пошел на убыль, сменившись разрозненным фырканьем, перешедшим в частое громкое дыхание – точно так же пыхтел их домашний пес Чумаз, примчавшись домой после беготни вдоль берега озера Безмолвия.

Самая крупная из гноллов, самка, мягко шагнула вперед. Ростом она превосходила Арама всего на несколько сантиметров, однако крепка была, словно дуб. Могучие плечи, короткая морда, ухмыляющаяся пасть полна игольно-острых зубов… В одном из ее островерхих ушей красовалось перо, другое было украшено маленьким золотым колечком. Вооружена она была, подобно Грейдону, боевой дубиной из осененного луной дерева, окованной железом, но, в отличие от дубин ее сотоварищей, лишенной заостренных металлических шипов.

– Это Клекоть, матриарх стаи Лютохвостов, – шепнул Грейдон. – Я уже имел удовольствие встречаться с ней.

– И суметь выжить, чтобы рассказать об этом? – усомнился Арам, вызвав лукавую улыбку на лице Грейдона и злобный косой взгляд со стороны Макасы.

Тем временем Клекоть двинулась по кругу влево. Грейдон шагнул вперед и пошел по кругу вправо. Арам заметил, как гарпун Макасы на сантиметр приподнялся над песком, но капитан, тоже заметивший это, едва заметно покачал головой, и Макаса вновь опустила свое метательное оружие с зазубренным железным наконечником к ноге.

Арам попытался сглотнуть, но во рту пересохло, точно в пустыне. Попробовал сделать вдох, но – словно разучился дышать. Не то, чтоб он уж очень заботился о папаше, однако ему вовсе не хотелось, чтобы капитан Грейдон Торн погиб в бою с этим чудищем. В предвкушении схватки сердце в груди Арама пустилось вскачь, но все же взмах дубин и рывок вперед застал его врасплох.

Боевые дубины ударили одна о другую с сокрушительной силой, железо оковки зазвенело громче судового колокола «Волнохода». Крутанувшись на месте, Грейдон ударил еще раз, но Клекоть, толкнувшись мощными задними лапами, подскочила вверх, пропустив под собой подсекающий горизонтальный удар, и тут же, еще до того, как ее лапы коснулись земли, ударила сверху вниз. Но капитан Торн сжался в комок, кувыркнулся вперед, и удар его противницы пришелся в пустоту. Ее дубина врезалась в песок. Песчинки так и брызнули во все стороны, включая разинутый рот и широко распахнутые глаза Арама. Тот поперхнулся, закашлялся и принялся отчаянно отплевываться. Из глаз хлынули слезы. Крепко зажмурившись, он начал протирать глаза и на некоторое время перестал следить за схваткой.

Несколько раз моргнув, Арам прислушался в ожидании глухого, влажного хруста сокрушаемых костей или пронзительного крика боли, но услышал лишь еще один звонкий, точно удар колокола, лязг железа о железо. Наконец в глазах у него прояснилось, и он увидел, как дубина отца взмыла вверх и пронеслась в каком-то миллиметре от подбородка Клекоти. Та отшатнулась, но тут же восстановила равновесие и взмахнула дубиной, направляя сокрушительный удар в грудь капитана, прежде чем он успеет опустить свое оружие и защититься. Но капитан Торн оказался для нее слишком проворен. Его дубина обрушилась вниз и не просто отразила удар, но разнесла оружие матриарха гноллов в щепки и переломилась пополам.

Оба бойца замерли в паре метров друг от друга, сжимая в руках древки сломанных и потому бесполезных дубин, тяжело дыша и яростно сверкая глазами.

– И что теперь? – хотел было шепнуть Арам Макасе, но изо рта, пересохшего от песка, раздался лишь неразборчивый хрип.

Однако Макаса все равно раздраженно цыкнула на него.

Тут капитан Грейдон Торн запрокинул голову и захохотал. Казалось, смех его эхом отдается за спиной. Резко обернувшись, Арам увидел Дургана Однобога, стоявшего у борта и тоже хохотавшего от души. Тогда он снова обернулся – поглядеть, что там с Клекотью. Та, приподняв губу, издала басовитый рык… тут же перешедший в резкий клекот, благодаря которому матриарх, очевидно, и получила свое имя. Вскоре все вышедшие на берег гноллы хохотали, завывали и ухали вместе с Грейдоном, Клекотью и всей командой «Волнохода». Похоже, только ошеломленный Арам да мрачная Макаса не разделяли общего веселья.

Клекоть хлопнула Грейдона по спине – таким же сильным, дружелюбным хлопком, какими награждал Арама Однобог – и указала в сторону Арама обломком дубины. В ответ капитан Торн что-то шепнул ей на ухо. Клекоть кивнула и вновь зашлась в припадке визгливого клекота. Щеки Арама жарко вспыхнули, и, видя, как сын раскраснелся от ярости, отец Арамара Торна подавился остатками смеха. На миг его лицо погрустнело, но эта непонятная Араму боль тут же скрылась под прежней довольной миной.

– Поторгуем?! – оживленно воскликнул он.

– Еще бы! – во весь голос ответила Клекоть между еще одним изумленным взглядом на Арама и новым приступом клекота.

Она махнула своим, и те вынесли на берег объемистые тюки, завернутые в огромные листья гуннеры. Грозный с виду самец с множеством украшений в ушах, веках, ноздрях и губах водрузил один из тюков на бочку и бережно отвернул толстый, но гибкий лист. Внутри оказались длинные полосы копчено-вяленого мяса.

– Вяленый мясо вепря, – пояснила Клекоть. – Самый лучший у Лютохвосты. Шестнадцать тюков. И дюжина – каменношкурый треска.

Капитан Торн поскреб в бороде, а Клекоть стукнула сжатой в кулак лапой по бочонку и прислушалась к плеску рассола внутри. И тут Арам увидел, как из ее пасти потекли слюнки – буквально закапали на песок!

– Тут то, что я думать? – жадно спросила она.

– Оно самое, – кивнул Грейдон, сковыривая крышку с верхнего ящика и извлекая из него выщербленное лезвие топора. – А вот четыре ящика готовых шпор.

Клекоть улыбнулась во всю пасть.

– Торн из Торнов, – сказала она со смехом.

Но в ее взгляде Арам заметил и кое-что, кроме веселья – внезапную нервозность, причину которой он не сумел понять.

Однако отец владел ситуацией намного лучше.

– Итак, матриарх, ты сама видишь, как много сокровищ я привез на продажу. Но шестнадцать и дюжина… Ты ведь понимаешь, что этого мало.

Клекоть зарычала. Арам увидел, что Макаса поудобнее перехватила гарпун. Но рык завершился кряхтеньем и взмахом лапы, и вскоре из джунглей появились новые тюки.

– Двадцать и двадцать, – пролаяла Клекоть. – Ни один больше. Последний слово.

– Идет! – согласился капитан, и все – обе договаривающиеся стороны, включая даже Макасу – разразились радостными возгласами.

Даже Арам поддался общему настроению, но слегка опоздал. Возглас Арама прозвучал секундой или двумя позже остальных, заставив его смутиться. К еще большему его смущению Клекоть снова засмеялась и, указав на него, спросила:

– Твой парнишка малость тугодум?

– Нет. Просто новичок, – ответил Грейдон, взглянув на Арамара.

Скрестив руки на груди, Арам наградил своего старика сердитым взглядом.

– Что? – спросил отец. – Новичок… Что в этом обидного?

Его сын подавил желание закатить глаза, и вместо этого лишь покачал головой.

Тем временем бочонок был вскрыт. От резкой вони маринованных яиц Арама едва не вырвало – и даже несгибаемая Макаса слегка позеленела с лица. Но Клекоть и прочие Лютохвосты взвыли от восторга. Шлепнув по лапе рослого самца, потянувшегося к бочонку, матриарх выпустила когти, запустила лапу в рассол и осторожно извлекла из бочонка первое яйцо. Подняв яйцо ввысь, словно восхитительный бриллиант, она целиком уронила его в пасть и даже головой замотала от наслаждения. Разом забыв о тошноте, Арам изумленно вытаращил глаза.

– Для гноллов эти яйца – настоящий деликатес, – сказал Грейдон.

Арам вздрогнул. Он и не заметил, как отец оказался у него за спиной. Несмотря на свои внушительные размеры, Грейдон Торн был поразительно легок на ногу.

– Сам вижу, – сказал Арам, стараясь говорить как можно холоднее и равнодушнее.

Однако в схватке с мальчишеским любопытством желание отдалиться от отца было заранее обречено на поражение. Увидев, как гноллы, вскрыв ящики, ахают и охают над сломанными лезвиями и старыми гвоздями для лошадиных подков, он не успел вовремя остановиться и вскинул на Грейдона вопросительный взгляд.

– У Лютохвостов нет металлургии, – пояснил Грейдон, продев руки в рукава своего кожаного плаща и вскидывая плечи, чтобы плащ лег, как нужно. – Нет кузниц, как у твоего дружка Глэйда.

Конечно, Грейдону Торну не стоило бы называть Робба Глэйда «дружком» Арама, но на этот раз Арам решил промолчать.

– Однако, – продолжал отец, – вбить гвоздь, или лезвие топора, или острие ножа в боевую дубину и тем утроить наносимый врагам урон им вполне по силам. Для гноллов все эти куски железа – на вес золота.

Арам поднял бровь.

– Значит, ты надуваешь их? Обманом всучиваешь им никчемный хлам в обмен на…

Здесь он запнулся в смущении. В обмен на что? На вяленое мясо вепря? На вяленую треску? На взгляд Арама, сорок тюков того и другого вряд ли стоили дороже бочонка этих мерзких яиц.

– Никто никого не надувает, – ответил Грейдон терпеливее, чем Арам того заслуживал. Вытащив из-под рубашки компас на цепочке, капитан «Волнохода» рассеянно уронил его на грудь. – Что для человека – хлам, то для гнолла – клад.

– А то, что для гнолла – копченое мясо?

– Тоже своего рода клад – для кентавра, таурена и свинобраза из Живодерни.

– Свинобразы едят вяленое мясо вепря?

– Да, некоторые – едят. Но чаще берут треску.

Арам – едва ли не в восхищении – покачал головой.

– Да ты заработаешь на этих сделках целое состояние, ведь правда?

Восхищение вовсе не относилось к типичным реакциям Арама на отца, и Грейдон радостно улыбнулся – на подобные лакомства его сын был скуп.

– Небольшое состояние, – пожав плечами, ответил капитан.

– Но если вы друзья, и все по-честному, зачем вам с Клекотью понадобилось драться?

– Гноллы не любят людей. Возможно, потому, что и многие люди не любят гноллов. Клекоть не может торговать со мной на глазах всей стаи, пока я не докажу, что достоин ее уважения.

– Так, значит… все это было только для виду?

– И да и нет. Знаешь, Арам, любого нужно видеть таким, каков он есть, а не таким, каким его учат считать старики из Приозерья. Гноллы – народ воинов. Весьма своенравных и неуживчивых воинов, кстати сказать. И отличить пантомиму от настоящего боя способны даже их щенки. Вот потому-то мы и бились. Взаправду. Но, как ты мог заметить, на наших боевых дубинах не было ни острых наверший, ни шипов.

– Ага, но все же это были боевые дубины! Тебя все же могли убить!

– Хочешь сказать, тебя это волновало? – сказал Грейдон, все еще улыбаясь.

Но Арам просто принял недовольный вид.

– Я не хочу твоей смерти, Грейдон, – сказал он, прекрасно зная, что отец терпеть не может, когда собственный сын обращается к нему по имени. – Я просто хочу вернуться домой.

– Знаю, сынок, – вздохнул Грейдон. – Но сейчас тебе нужно быть именно здесь.

Ласково потрепав сына по плечу, он двинулся к заливающейся клекочущим смехом Клекоти.

Только после этого Араму пришло в голову, что все это время Макаса была рядом, а, значит, видела – а, может, и слышала – весь разговор. Повернувшись к ней, он наткнулся на ее свирепый взгляд. Макаса тут же отвернулась, но на секунду Араму почудилось, будто ей грустно.

Всю ночь они провели на берегу, празднуя завершение торговли вместе с гноллами. Однобог и вся остальная команда сошли на берег с бочонком громового эля и присоединились к празднеству. Капитан Торн разрешил распаковать один из тюков вяленого мяса вепря и разделить его между командой и гноллами, однако сдержанно кивнул Мозу Кантону, судовому квартирмейстеру, велев присмотреть за тем, чтобы остальные тридцать девять тюков были в целости и сохранности подняты на борт.

Арама вновь одолело любопытство – ему не терпелось попробовать этот «клад», и он внимательно следил за Джонасом Коббом, корабельным коком, расхаживавшим среди людей и гноллов и раздававшим угощение. Старина Кобб, конечно же, не спешил – да еще двигался сквозь толпу по очень странному и замысловатому курсу, предлагая полоски вяленого мяса гноллам, жавшимся к лесной опушке. Вдруг Арам увидел, что Кобб скрылся в лесу. Минуту, а то и три, его не было, а остальные увлеченно следили за Однобогом, щедро разливавшим эль, но, стоило Араму подняться на ноги, чтобы поделиться со всеми своим беспокойством за старика-повара, как седая голова Кобба показалась из леса в дюжине ярдов от того места, где он вошел в заросли. Он снова принялся раздавать угощение и, наконец, добрался до Арама.

Арам попробовал полоску вяленого мяса. Мясо оказалось таким жестким, что он едва не вывихнул челюсть, пытаясь оторвать кусочек. Но как только оно оказалось во рту, Арам не смог не оценить его по достоинству – пряное, ароматное, и даже крохотный кусочек, как бы усердно он ни жевал, продержался почти полчаса. Теперь-то Арам понял его истинную цену. Или, вернее, распробовал.

Жуя, он достал свой блокнот – небольшую книжечку из некогда чистых листов пергамента, переплетенных в кожу, которую носил в заднем кармане штанов, заворачивая в непромокаемую ткань. Это был подарок приемного отца, Робба Глэйда, и обошелся он кузнецу в целую кучу денег. Самое малое в два дня – если не целую неделю – работы. Блокнот был самым ценным имуществом Арама – отчасти потому, что рисовать он любил едва ли не больше всего на свете. Но, кроме этого, блокнот служил наглядным доказательством веры Робба в талант приемного сына. Конечно, и мать и отчим настаивали, чтобы Арам выучился кузнечному ремеслу. В конце концов, мужчина должен зарабатывать себе на жизнь. Однако Робб понимал и то, как важна для Арама возможность самовыражения, и никто не радовался так, как кузнец, когда Арам украсил первую страницу блокнота портретом большого и сильного Повелителя Кузни с улыбкой на лице.

Сейя, Робб, Робертсон, Селия и Чумаз

Арам перелистал блокнот. Первые страницы занимало его родное Приозерье: несколько городских видов, несколько зарисовок с берегов озера Безмолвия, да кузница Робба. Горстка изображений животных: животные куда меньше склонны смирно сидеть на месте. Но, несмотря на это, в блокноте имелась пара лошадей, мул и одноглазый котяра, которого поневоле пришлось дорисовывать по памяти. И, конечно же, два или три портрета Чумаза. Но в основном блокнот был заполнен людьми – особенно семьей Арама. Кроме портрета отчима, здесь были три портрета матери, два – сводных сестры и брата, Селии и Робертсона, плюс групповой портрет всех четверых. Был даже сделанный при помощи зеркала автопортрет Арама, потребовавший многих часов упорной работы карандашом, ластиком и снова карандашом, так что пергамент на этой странице сделался тоньше ресницы, однако даже после стольких трудов этот рисунок нравился Араму меньше всех остальных. Возможно, для посторонних глаз сходство и вышло потрясающим, но сам Арам неизменно чувствовал, что так и не сумел ухватить свое истинное «я».

Примерно на трети блокнота тематика зарисовок сменилась с Приозерья на «Волноход», начиная с продольного изображения самого корабля. «Волноход» был прекрасным, надежным торговым судном – переделанным из небольшого фрегата, старым, но легким в управлении и содержащимся в полной исправности. Да, его обшивку многократно латали, но латали на совесть. Тридцать метров в длину, три мачты, команда из тридцати человек, но – ни единой пушки: как говорил капитан, торговые партнеры всегда должны быть уверены, что Грейдон Торн и его корабль явились к ним с миром.

Самой необычной чертой «Волнохода», удостоенной отдельной страницы, была странная носовая фигура из красного дерева: крылатое создание неизвестного происхождения и ни мужского ни женского пола, состоявшее из множества отполированных, потемневших резных граней – сплошные углы и всего несколько кривых. Честно говоря, Арам считал ее неприглядной и грубой по сравнению с превосходно вырезанными эльфийскими и человеческими женщинами, украшавшими корабли, которые он видел в порту Штормграда. Носовая фигура «Волнохода» не принадлежала судну изначально, а была вырезана всего четыре года назад корабельным плотником Ансельмом Тисом, как-то рассказавшим Араму, что фигура была сделана согласно исключительно точным и подробным указаниям самого капитана Торна. Но если хоть кто-то из команды и знал, что она может означать, никто в этом не признавался. Спрашивать же отца Араму не хотелось – порой он полагал, что это доставит отцу слишком много радости, а иногда опасался, что отец просто отмахнется от расспросов сына.

В блокноте Арама также имелось множество портретов Однобога, пять-шесть портретов Дуань Фэнь и хотя бы по одному – почти всех остальных членов команды. И даже неоконченный портрет самого капитана – этот рисунок очень нравился Араму, пока отец, заметив, что сын рисует его, не предложил постоять смирно и попозировать. Уж тут-то Арамар Торн немедленно захлопнул блокнот и сунул его в карман!

Единственным человеком на борту, которого Арам не рисовал ни разу, была – что неудивительно – второй помощник капитана Макаса Флинтвилл. Вот и теперь, увидев, что он достает из кармана рубашки угольный карандаш, она снова рыкнула на него:

– Лучше и не думай помещать меня в эту треклятую книжонку!

И он ответил, как отвечал на эту скрытую угрозу всегда, в который уж раз повторив:

– Обещаю, что не стану рисовать тебя, пока сама не попросишь.

Это вполне устраивало их обоих – ведь оба они знали, что Макаса никогда не попросит об этом, а желания сохранять образ своей извечной гонительницы для истории у Арама было не больше, чем у нее самой.

Куда интереснее было нарисовать матриарха гноллов. А потом – того самого самца с множеством украшений в ушах, ноздрях, губах и веках, которого прочие гноллы называли «громилой». А потом – маленького щенка гноллов. Нарисовать для юного художника означало – понять. Оказаться в их шкуре, ощутить их мускулы, проникнуть мысленным взором в строение костей – и перенести все это на страницу блокнота. По первым впечатлениям Арам решил, что Клекоть – чудовище. Теперь он понимал, что перед ним просто еще одно живое существо – совсем как Чумаз или тот одноглазый кот. Совсем как Дурган Однобог. Совсем как сам Арамар Торн.

Увидев, как Арам рисует щенка, Клекоть подошла к нему, наклонилась и заглянула в блокнот. Затхлый запах псины от ее шкуры не на шутку отвлекал – пока Клекоть не издала резкий лающий смех и не пролаяла, повернувшись к Грейдону:

– Твой парнишка совсем негодный!

Сам не зная, отчего – от злости или от смущения – Арам покраснел.

Но вскоре Клекоть, все еще хихикая, опять склонилась над страницей. Поглядела на перевернутую вверх ногами картинку в блокноте Арама. Перевела взгляд на припавшего к земле щенка. Снова взглянула на рисунок…

Матриарх Клекоть

Коротко рыкнув, она обогнула Арама и так низко склонилась над его плечом, что щеку обдало ее жарким дыханием, а по ноздрям ударило благоухание всех двадцати восьми сожранных ею яиц. Острые-острые клыки в любую секунду могли бы отхватить ему ухо, а то и что-нибудь посерьезнее, но Арам и не шелохнулся. Теперь он понимал ее и сидел неподвижно. Клекоть еще раз пригляделась к нарисованному щенку, и ее дыхание заметно замедлилось.

– Перевернуть лист, – хрипло шепнула она.

Арам перевернул страницу, показав ей нетронутый лист пергамента. Но Клекоть зарычала:

– Нет. Нет новый лист. Старый лист.

Кивнув, Арам перелистнул страницу назад.

Макаса наблюдала за происходящим, держа руку на рукояти абордажной сабли. Однобог начал было громогласно рассказывать очередную байку, но Грейдон, отметив, что происходит нечто необычное, опустил руку на плечо своего первого помощника, и дворф, не прекращая улыбаться, умолк. Грейдон кивнул – точно так же, как перед этим Арам. Даже хихикавшие гноллы стихли, устремив взгляды на своего матриарха и мальчика с блокнотом.

Арам добрался до нарисованного громилы. Клекоть коротко глянула на настоящего громилу и насмешливо кашлянула, будто имея в виду, что этот гнолл – лишь жалкое подобие Арамова рисунка.

– Перевернуть лист, – снова сказала она. – Старый лист.

Арам перелистнул еще страницу назад, и Клекоть увидела саму себя, нарисованную углем. Со свистом втянув в себя воздух, она затаила дыхание. Целую минуту стояла тишина.

Наконец Клекоть выдохнула, выпрямилась и подняла взгляд на отца Арама.

– Добрый магия, – только и сказала она, и Грейдон ответил ей новым кивком.

Клекоть снова склонилась над плечом Арама и снова сказала:

– Перевернуть лист.

Арам перелистнул еще одну страницу. На предыдущей оказался неоконченный портрет Грейдона. Клекоть наморщила лоб.

– Твой не закончить.

– Нет, – подтвердил Арам.

– Твой закончить. Твой закончить отец.

– Я…

– Нет. Твой закончить, мальчик.

Клекоть двинулась прочь, качая головой и бормоча:

– Мальчик должен закончить. Мальчик должен закончить. Не то – злой магия.

Грейдон Торн

 

Глава третья

Пернатые обитатели Азерота

– Арамар Торн, будь ты неладен! Проснись!

Шлеп! Стон. Рывок. Бум. Уй-и!

Второе утро подряд Арамар начал свой день на полу, одной рукой потирая шишку на лбу, а другой – ушибленный зад.

Макаса свирепо взирала на него сверху вниз.

– Твой отец сказал, что тебе пора на урок. Вставай – и марш на палубу.

Чаще всего утренний подъем Арама именно таким порядком и проходил, и потому – как бы второй помощник капитана ни настаивала на спешке – сегодня он не чувствовал такой надобности торопиться, как вчера. Нет, тянуть время он не стал – просто, не спеша, оделся, умылся и почистил зубы. Однако через несколько минут он уже был на палубе с абордажной саблей у пояса. Капитан стоял у руля, небрежно положив руку на колесо штурвала. В другой руке он держал компас на цепочке, который носил на шее. Взглянув на него, Грейдон сделался каким-то… странно разочарованным. Разжав пальцы, он уронил компас на грудь и устремил взгляд в волны Сокрытого моря.

«Волноход» шел на юг, огибая западный берег Калимдора. Это было все, что Арам знал о текущем местоположении судна, не считая столь выдающегося факта, что, где бы они ни были, до родного дома невероятно далеко: и Приозерье и Восточные королевства находились прямо в противоположном полушарии.

Арам отвернулся от отца. Слева по носу был виден берег, поросший лесом. Лесные заросли напомнили о доме, и Арам с тоской подумал о том, как может называться этот лес.

Будто заглянув в мысли мальчика, Дурган Однобог сказал:

– Местные зовут его Последним лесом. Последним лесом Пустошей. Может, так оно и было – давным-давно. А живут здесь, как ты уже знаешь, гноллы из стаи Лютохвостов, а еще – таурены Железного Копыта, кой-какие разрозненные орки, тролли, гоблины, да еще горстка кочевых племен свинобразов. Ну, и прочие зверушки порой встречаются.

– Вроде детей Единой Истинной Богини? – поддел друга Арам.

Однобог расхохотался, хлопнул Арама по спине и ответил:

– В нехватке воображения Эонар, Хранительницу Жизни, не упрекнешь!

«Да уж, – подумал Арам. – Разве что в нехватке сострадания или разума». В самом деле, как, ну как один-единственный «бог» мог создать такой мир, такую мешанину из войн Орды с Альянсом, из бродящей по земле нежити наподобие Отрекшихся, не говоря уж о прочих кошмарах, таящихся даже у границ относительно мирного родного Приозерья? Нет, верно говорил Робб Глэйд: «Ясное дело: Азерот создан целой уймой титанов и духов, и каждый из них имел собственные цели и желания, и каждый по-своему напортачил». Но Арам не стал говорить об этом. Однобог нравился ему, несмотря на странную веру в одно-единственное божество, которой, как признавал и сам Однобог, не разделял больше никто. Отчего Дурган выбрал Эонар, отрекшись от всех остальных титанов, оставалось для Арама загадкой – вместе с причиной, побудившей едва умевшего плавать дворфа отправиться в море. Однако странности Однобога только придавали ему обаяния, и Араму вовсе не хотелось всерьез сомневаться в его вере, рискуя вбить между ними клин.

Однобог обнял Арама за плечи могучей ручищей и заговорил тихим, едва ли не заговорщическим шепотом:

– Гляди: Хранительница Жизни любит разнообразие. Должно быть, поэтому она и создала меня крепким и сильным… а тебя таким жалким слабаком!

С этими словами дворф затрясся в громоподобном хохоте.

Арам было закатил глаза, но тут же поспешил оглянуться вокруг – не видит ли этого Макаса. И, конечно же, Макаса оказалась здесь – испепеляла его свирепым взглядом, кипя от ярости. О боги, эта Флинтвилл была настоящей мукой! А еще от нее никуда было не деться. Она была везде. Всюду. Вездесущая. А, может, вдобавок всеведущая и всемогущая. Возможно, Макаса Флинтвилл и была той самой Единой Богиней. По крайней мере, вела себя именно так, будто это она и есть.

– Всевредоносная, – пробормотал Арам себе под нос – так тихо, что никто бы и не услышал.

Однако лицо Макасы сделалось мрачнее прежнего, и Арам гулко сглотнул.

Между тем хохот Однобога привлек внимание всех, кто находился на палубе, включая и капитана Торна. Оглянувшись, он увидел Арама и окликнул его:

– Сынок, принеси из каюты мою абордажную саблю, и начнем урок!

Арам развернулся и зашагал прочь, очень недовольный приказом отца. В одну-единственную фразу Грейдон ухитрился вместить почти все, что так не нравилось Араму в его нынешнем положении. Он находился на борту «Волнохода» против собственной воли. Вынужденный подчиняться каждому слову и жесту капитана Торна, будто какой-то раб на галерах, он был лишен любых преимуществ своего положения, так как не был в команде – в морском товариществе – своим! Числился в юнгах при каюте капитана, но Грейдон Торн был не из тех, кому нужен личный слуга или лакей, да и Арам вряд ли сгодился бы на этакую должность на любом другом корабле. Да, он справлялся с работой, не требовавшей особых умений – обычно выполняя распоряжения Макасы Флинтвилл. Но постоянных обязанностей у него не было, и это вовсе не внушало остальной команде симпатий к нему – ведь на корабле о каждом судили по его делам.

Но настоящая роль Арамара Торна называлась «капитанский сынок» и сама собой отделяла его от всех прочих членов команды. Нет, никто – за исключением Макасы – не проявлял к нему особой нелюбви. Однако лишь Однобог вел себя с ним свободно и открыто. Остальные, в лучшем случае, держались настороженно. «Ну конечно, не станут же они осуждать капитана при его единственном сыне!» Подумав так, Арам однажды сам попробовал раскритиковать Грейдона Торна, но остальные тут же замолчали. «Наверняка подумали, что я заманиваю их в западню», – решил Арам. Мысль о том, что причиной могла быть любовь, восхищение или уважение к капитану, ему и в голову не пришла.

Дурган Однобог

И – так, на всякий случай, если вдруг всех прочих бед окажется мало – Грейдон Торн взялся учить Арама по собственной программе: бесконечные уроки фехтования, перемежающиеся рассказами об истории Азерота, о его культурах и расах и даже о его флоре и фауне. С последующими проверками усвоенных знаний. И все это – посреди палубы, чтобы все огрехи Арама оказались на виду у всех, от Дуань Фэнь в «вороньем гнезде» до Старины Кобба на камбузе.

Войдя в капитанскую каюту, Арам от души хлопнул дверью – и только после этого увидел, что он здесь не один. У стола Грейдона Торна стоял Джонас Кобб, собиравший на поднос грязную посуду, оставшуюся после завтрака, и шумное вторжение Арама едва не заставило старого чудака выпрыгнуть вон из кожи. Скрывая смущение, Кобб разразился изрядной порцией брюзжания:

– Да ты в своем ли уме? Куда этак ломишься? Так-то в твоем захолустье учат входить в каюту офицера?!

И так далее, и так далее… Тирада Кобба продолжалась еще какое-то время, но в конце концов он ушел – с подносом в руках и обидой на «безмозглых невоспитанных мальчишек, знать не желающих о приличиях».

Абордажная сабля Грейдона висела на переборке, на самом виду, но Арам вовсе не торопился возвращаться и потому позволил себе оглядеть каюту.

Каюта капитана – точно так же, как и его трюмы – была полным-полна никчемного хлама, только здесь этот хлам был выложен на всеобщее обозрение. Несмотря на то, что отец, скорее всего, был бы доволен этим, Арам попробовал взглянуть на все эти «сокровища» глазами Грейдона.

Здесь был грубый глиняный макет какого-то древнего города. Множество разнообразного старого оружия, включая и ту самую сломанную боевую дубину. Залежи карт и схем с заметками и расчетами Грейдона на столе. Большая оловянная кружка с крышкой, полная игральных костей. В углу стола высилась пирамида из колод игральных карт – каждая колода была завернута отдельно. Резной деревянный дракон. Костяной кракен. Маленький железный конь, поднявшийся на дыбы. Деревянный ящик, полный камней. Нет, не камней! В ящике что-то блеснуло, отразив солнечный луч, и Арам опустился на колени – поглядеть, что там. Один из «камней», расколотый пополам, оказался жеодой с друзами сверкающих белых кристаллов внутри. Остальные жеоды – синие, красные, оранжевые внутри – таили в себе такую же красоту. На миг Арам подумал, что неплохо бы расколоть еще один камень и посмотреть, что у него внутри. Пришлось даже встать и отойти – подальше от соблазна.

Одна из стен была целиком занята книжными полками. Из ряда корешков выступала на пол-ладони большая – заметно больше других – книга. Арам оглянулся через плечо, не на шутку опасаясь, что сзади, наблюдая за ним, стоит Флинтвилл. Убедившись, что в каюте нет никого, кроме него самого, он снял с полки книгу и принялся листать ее, страница за страницей. Внутри оказалось множество птиц, нарисованных от руки – корольков и воробьев, скворцов и соек. Арам пришел в восторг. Кто-то не пожалел времени, чтобы зарисовать и даже раскрасить каждое из этих крылатых созданий, не упустив ни единой детали! На каждой странице имелись и заметки о местах обитания и повадках нарисованной птицы. «Солоноводная чайка, ныряет за рыбой с прибрежных скал Калимдора», «этот падальщик гнездится в Красногорье» и т. п. Мастерству художника – некоего Мавзоля из Прибамбасска – оставалось только завидовать, а тот факт, что Мавзолю пришлось объехать весь мир, чтобы отыскать всех этих птиц, заставил Арама впервые взглянуть на собственное плавание как на новые возможности, а не просто наказание.

Он мог бы листать этот огромный том часами, изучая манеру художника и даже запоминая содержание, но его ждали на палубе. Закрыв книгу, мальчик хотел было поставить ее на место, но тут из нее выпорхнул листок пергамента, лежавший между страниц. Арам попытался подхватить листок на лету, но промахнулся.

Нагнувшись за упавшим листком, Арам увидел, что на нем тоже нарисована птица, но совсем не такая изящная, как собранные под переплетом рисунки Мавзоля – нет, то был просто грубый детский рисунок. Причем – нарисованный не просто каким-то ребенком. Автором этого произведения был вполне определенный ребенок – Арамар Торн, шести лет. За секунду до этого Арамар даже нарочно не смог бы вспомнить тот вечер, но при виде листа пергамента в руке воспоминания понеслись вскачь…

Арам у камина, на коврике, рисует углем и, закончив, отдает рисунок отцу.

– Это птенчик, – сказал мальчуган.

– Я вижу, – ответил Грейдон. – Прекрасный птенчик.

– Это тебе на птеньрожденье.

– Но сегодня не мой день рождения. День рождения – у тебя, да и то только завтра.

– Нет, завтра – мой ДЕНЬ рождения. А сегодня у тебя – ПТЕНЬ-рожденье!

И Арам рассмеялся, найдя это утверждение невероятно забавным – к легкому недоумению Грейдона и Сейи. Но чем больше он хохотал, тем смешнее казалась родителям его шутка. Смех Арама оказался таким заразительным, что вскоре все трое катались по коврику у камина. Хотя, возможно, тут не обошлось и без щекотки…

Арам был поражен. Грейдон Торн сохранил его рисунок! Его неуклюжие, никчемные каракули Грейдон ценил наравне с искусством Мавзоля из Прибамбасска, если хранил их в книге с работами этого великого мастера!

Бережно вложив картинку в книгу, Арам вернул толстый том на полку, сорвал со стены отцовскую абордажную саблю и поспешил наверх.

 

Глава четвертая

Этюд в багровых тонах

В этот день учеба пошла очень даже неплохо.

Тронутый тем, что Грейдон сохранил его детский рисунок, Арамар воспринимал науку отца охотнее, чем обычно. Вначале, конечно же, скрес-тили клинки. И, хотя за последние шесть месяцев Арам не проявлял никакого интереса к абордажной сабле, сегодня он – практически невольно – показал кое-какие успехи. На этот раз, с новой охотой к учению, он отбил или парировал первые пять выпадов Грейдона. А затем – еще пять. И еще пять.

Все это не укрылось от внимания остальных. Макаса сохраняла мрачный вид, скорее, по привычке, и взгляд ее сделался совсем не таким уж колючим. Том Фрейкс, рулевой, одобрительно кивнул. Шестеро или семеро палубных – Кассиус Микс, Дезамир Феррар, Мэри Браун, Шайлер Ли, гном Зубб Пальфитиль и прочие – собрались вокруг (хотя обычно бывали так удручены неумелостью Арама, что, не скрываясь, отворачивались). Однобог захохотал и закричал, что капитан «в нешуточной опасности – того и гляди, вспотеет». Приятно удивленный собственными успехами, Арам подумал – и даже понадеялся, – что с высоты «вороньего гнезда» на него смотрит и Дуань Фэнь.

Не прекращая учебного поединка, Грейдон приступил к очередному уроку – и начал с гноллов:

– Они – воинственный народ, – сказал капитан, – и склонны драться с кем и когда угодно. Даже между собой. Я сам видел, как двое гноллов всерьез взялись за топоры, поспорив, чья тень длиннее.

– Из-за тени? Но это же…

– Именно. Итак, есть ли хоть какой-то смысл работать с ними, торговать с ними, пытаться подружиться с ними? Возможно, было бы лучше истребить их под корень. Перебить, как собак. В конце концов, по нашим понятиям они и выглядят и даже ведут себя, точно невоспитанные бешеные дворняги с пеной из пасти.

– Подожди, подожди… – сказал Арам, парируя очередной удар – на сей раз уже не так легко и изящно.

Конечно, Арам понимал, к чему клонит отец. Тот уже не в первый раз заговаривал с ним о существах различных рас, используя этот подход. Грейдон Торн всегда – неизменно – считал, что в любом живом существе можно найти нечто сто́ящее, нечто драгоценное. Сложность состояла в том, чтобы найти ответ, не прекращая орудовать саблей. Арам не настолько хорошо владел оружием, чтобы позволить себе отвлекаться.

– Подождать? – переспросил Грейдон. – Зачем? Что могут предложить нам гноллы?

Арам запыхался. У него пересохло во рту. Но все же он сумел отразить новую атаку и пропищать:

– Собаки – животные преданные.

Грейдон, уже приготовившийся сделать выпад, придержал руку. В уголках его рта таилась улыбка.

– Прошу прощения? – сказал он.

Почувствовав в его тоне скрытое поощрение, Арам заговорил увереннее:

– Ты назвал их собаками, дворнягами, псами. А ведь наш пес, Чумаз, был очень преданным. Робб говорил, что Чумаз скорее умрет, чем позволит причинить вред кому-либо из нашей семьи.

– И это значит?..

– И это значит: если обращаться с гноллами, как со своей семьей, и показать, что мы этого достойны, можно завоевать их преданность…

– А какой нам в этом прок?

– Гноллы – воинственный народ, – процитировал Арам в ответ. – Так не лучше ли иметь их боевые навыки на нашей стороне?

Однобог захлопал в ладоши и заорал:

– Точно!

Грейдон метнул в своего первого помощника сердитый взгляд. Однобог рассмеялся, поднял руки вверх и сказал:

– Прости, прости. Молчу.

Однако и сам Грейдон явно был доволен. Видя это, Арам продолжал:

– Кроме этого, у них есть и другие хорошие качества. Они любят посмеяться не меньше Однобога…

Смеющийся Однобог не удержался, чтобы не вставить словечко:

– Ну-ну, давай-ка не отвлекайся!

Но Торны не удостоили его ответом.

– А еще? – спросил Грейдон.

– Ну… – протянул Арам, парируя и один, и другой, и третий удар. – Они способны оценить искусство. По крайней мере, их матриарх сумела. А любой народ, способный оценить что-то настолько… настолько…

Тут он запнулся, стараясь подыскать подходящее слово.

– Бесполезное! – крикнул Том.

– Бессмысленное! – вторил ему Однобог.

– Восхитительное! – отозвалась Дуань Фэнь с вант.

Услышав, как юная впередсмотрящая восхищается капитанским сыном, вся команда, не сговариваясь, хором издала насмешливое «О-о-о!».

Щеки Арама вспыхнули, однако он был польщен. Дуань Фэнь была маленькой и тощей – совсем как мальчишка. Но на протяжении всего плавания она то и дело улыбалась ему, и откровенно обрадовалась в тот раз, когда он показал ей ее портреты. Слегка воодушевленный тем, что сумел привести ее в восхищение, Арам отразил еще один удар и, наконец, сказал:

– Облагораживающее. Ни одно живое существо, способное оценить нечто столь облагораживающее, не может быть беспросветно плохим.

– Плюс, они здорово вялят мясо, – сказал Дезамир Феррар, и остальные согласно зашумели.

Грейдон был доволен. Сегодняшний урок оказался лучшим из всех. Он чувствовал, что им с Арамом удалось достичь согласия, оставив главные трудности позади – и, правду говоря, Арам почувствовал то же самое.

Однако долго это, конечно же, продолжаться не могло.

Похвалив сына за вдумчивый анализ и мастерство в защите, Грейдон наказал ему почаще переходить к атаке и сам повел бой заметно агрессивнее.

Поначалу Арам держался, но тут дело дошло до вопросов по темам прошлых уроков.

– Какой из гоблинских картелей присоединился к Орде после Катаклизма? В какое время года гигантские черепахи Сокрытого моря выходят на берег откладывать яйца? В чем причина непрестанной борьбы между тауренами и кентаврами? Как отличить ползучий кошмарник от лазоревого корня? Какова основная пища морской выдры?

Беспощадный капитан, пусть ненамеренно, но выставлял на всеобщее обозрение пробелы в знаниях сына и, что еще хуже, его неспособность думать и драться одновременно.

– С чего гноллы начинают торговлю с представителями других видов?

Грейдон полагал, что подкидывает сыну легкий вопрос – ведь мальчик совсем недавно наблюдал это собственными глазами.

И Арам действительно прекрасно знал ответ. Но пока он с трудом подыскивал нужные слова, отец увидел брешь в его защите и кончиком клинка – плашмя – шлепнул мальчика по щеке. Арам побагровел и безрассудно ринулся в атаку. Капитан легко парировал укол сына, развернулся и снова отвесил ему шлепка – на сей раз по мягкому месту.

Лицо Арама просто-таки заполыхало багрянцем. Ослепленный яростью, он взмахнул саблей наугад. Попади этот удар в цель, он непременно вырезал бы вторую улыбку поперек горла Грейдона Торна. Но капитан вовремя уклонился, и клинок свистнул в воздухе, не причинив ему никакого вреда.

Дуань Фэнь

– Осторожнее, – сказал Грейдон, видя, что сын теряет самообладание.

– Осторожнее?! – огрызнулся Арам. – Как тут быть осторожнее, когда ты решил выставить меня на посмешище?

Тут мрачный взгляд Макасы вновь сделался колючим. Том Фрейкс, рулевой, печально покачал головой. Шестеро или семеро палубных – Кассиус Микс, Дезамир Феррар, Мэри Браун, Шайлер Ли, гном Зубб Пальфитиль и прочие – не скрываясь, отвернулись. Дуань Фэнь вскарабкалась в «воронье гнездо». Однобог прекратил смех.

– Даже и не думал, – возразил Грейдон, поднимая клинок. – Тебе нужно научиться драться, невзирая на помехи. Или хочешь, чтобы с тобой нянчились?

– Значит если я пока не дорос до того уровня, какого, по-твоему, уже должен был достичь, то другого выбора у меня нет? Меня либо унижают, либо нянчатся со мной?

– Нет, речь о…

– Может, проблема в том, что я слишком поздно начал учиться? Может, в двенадцать я уже слишком стар? Может, стоило начать одаривать меня своими безграничными познаниями, когда мне исполнилось шесть?

Грейдон сглотнул. Его рука, сжимавшая оружие, медленно опустилась. Если Арам задался целью ранить отца как можно больнее, то и при помощи абордажной сабли не справился бы лучше.

– Сынок, ты ведь знаешь, что я ничего…

– Может быть, на сегодня достаточно, как ты считаешь?

– Да, – хрипло ответил Грейдон.

Развернувшись на пятке, Арам пошел прочь. Он все еще думал о том нарисованном птенце. Но теперь все это виделось ему в ином свете. Не в теплом, уютном свете камина вечером накануне его шестого дня рождения, но в холодном свете следующего утра – того самого утра, когда…

Мальчик проснулся, несколько раз моргнул, привыкая к дневному свету, и тут же – в один миг – вспомнил, что сегодня за день.

Снедаемый предвкушением праздника, он спрыгнул с кровати – можно сказать, вылетел из-под одеяла, будто арбалетный болт – и помчался к камину. Камин не горел, и это было очень странно, учитывая время года. Но еще более странными оказались доносившиеся снаружи звуки. Как был, в пижаме, Арам выглянул наружу – посмотреть, что там. На мокрой, холодной траве у крыльца сидела мать – именно она и издавала эти странные звуки. Она плакала, всхлипывала! У Арама был день рождения, а его мать плакала!

Арам не знал, что ему делать. Даже после того, как Сейя обняла сына и прижала его к себе, он не сумел придумать ничего лучшего, чем вырваться и отправиться на поиски отца, чтобы Грейдон помог матери унять слезы…

Но этого Грейдон Торн так никогда и не сделал. В конце концов Сейе удалось объяснить мальчику, что Грейдона нет, он ушел – собрал походный мешок и вышел за дверь, чтобы вернуться к жизни мореплавателя. Отказываясь верить матери, Арам пришел к убеждению, что отец похищен, украден из Приозерья орками, или троллями, или ограми. Два-три месяца спустя мальчик постарше, с южного конца деревни, пересказал ему слух о мурлоках, живущих на дальнем берегу озера. Арам, никогда не видевший ни единого мурлока, вообразил отца отданным на милость коварных чудищ с бритвенно-острыми клыками и когтями, маслянистой зеленой кожей и зловонным дыханием. Не один день провел он в поисках логова этих тварей, но так и не увидел ни одного мурлока, не говоря уж о каких-либо свидетельствах тому, что отца где-либо кто-либо держит в плену. Прошло, наверное, года два, а то и три, прежде чем Арам взаправду сумел поверить, что отец действительно ушел из дому по своей воле, что Грейдон Торн действительно бросил жену и сына – прямо в его шестой день рождения – по собственному желанию.

То, во что когда-то невозможно было поверить, теперь невозможно было забыть – не говоря уж о том, чтобы простить. Этот уход из дому стоял между отцом и сыном стеной, и оба они понимали это.

Войдя к себе в каюту, капитан «Волнохода» повесил абордажную саблю на стену и тяжело опустился в кресло у стола. Взглянул на лежавшие перед ним карты и проложенный на картах курс – и раздраженно смахнул их на пол. В отчаянии Грейдон поднял компас, который носил на шейной цепочке, посмотрел на него, но только расстроился еще сильнее. Уронив компас на грудь, он безнадежно опустил взгляд, словно пытался разглядеть что-то в совершенно пустых ладонях.

 

Глава пятая

Живодерня

– Земля!

Спасаясь от шторма, бушевавшего у побережья, «Волноход» ушел в ненамного более спокойные воды открытого моря и потерял из виду Пустоши и западный Калимдор. Шторм задержал прибытие в Живодерню на два дня и вдобавок – впервые за многие месяцы – заставил Арама почувствовать, что морская болезнь может быть посильнее тоски по дому. Когда он впервые оказался на борту, ему приходилось свешиваться за борт, перегнувшись через леер, ежедневно. Но через пару недель он привык к качке, и с тех пор она почти не доставляла ему неудобств – до этого шторма. Наконец корабль обогнул шторм и, оседлав ветер, устремился в порт.

Поэтому от крика Дуань Фэнь из «вороньего гнезда» сердце Арама воспарило – и вовсе не только потому, что ему нравился ее голос. Он бросился к борту, а Том Фрейкс – под наблюдением капитана Торна – повел «Волноход» в гавань.

Встав к причалу рядом с одиноким торговым суденышком, отдали якорь и быстро ошвартовались. Стоя у борта, Арам услышал цокот тяжелых копыт внизу, на пирсе, и повернулся на звук как раз вовремя, чтобы увидеть огромные мускулы, пышную гриву, копыта, широкий нос и рога. Секунда, а то и две, потребовалась, чтобы увидеть перед собой не просто быка на задних ногах. Конечно же, это был не кто иной, как таурен. Огромный таурен-самец!

– Капитан порта, – послышался шепот над ухом.

Рядом с вздрогнувшим от неожиданности Арамом у борта стоял бесшумно подошедший Грейдон. Еще секунда или две потребовалась Араму, чтобы связать слова отца с вышедшим на пирс созданием.

И тут таурен-капитан порта приветствовал судно и первого помощника капитана фыркающим хохотом и громким басовитым ревом:

– Однобог, солить твою богохульную бороду! Я же велел тебе носа сюда больше не показывать!

– Так ты это всерьез говорил? – с улыбкой откликнулся Однобог, стоявший у борта и наблюдавший за палубными, спускавшими трап.

– На этот раз – да!

– Это моя вина, Покоритель Кряжей! – заорал Грейдон, вновь напугав завороженного зрелищем Арама. – Не то, чтоб от него было много проку, но очень уж он, растреклятый, забавен!

Покоритель Кряжей снова захохотал, зафыркал и махнул могучей рукой:

– Тогда ступайте на берег! Может, позже я его и убью, но сначала пусть посмешит нас раз-другой!

– Держись рядом, – шепнул Грейдон сыну.

Арам, с запозданием вспомнив о том, что вовсе не настроен прощать, ощетинился.

– Хочешь остаться на борту? – спросил отец.

Арам неохотно покачал головой.

– Тогда держись рядом.

Поколебавшись, Арам кивнул и последовал за отцом, держась в нескольких шагах позади. Прежде чем спуститься на причал, Грейдон обратился к своим трем офицерам:

– Этот шторм все еще может достичь берега, и потому к рассвету я хочу отчалить. Организуйте сход на берег поочередно, но, по крайней мере, один из офицеров постоянно должен оставаться на борту.

Макаса, уже при всем оружии, нахмурилась:

– Капитан, один из нас должен постоянно быть рядом с тобой.

При виде такой настороженности Арам едва удержался от соблазна закатить глаза, но Однобог неожиданно поддержал Макасу:

– Эт-точно, капитан. Это место не ради шутки названо Живодерней, нет. Я пока что останусь на борту, а Флинтвилл держи при себе.

Третий помощник капитана, Молчун Джо Баркер, гилнеасец, которого, как было известно Араму, не миновало проклятие воргенов, молча скрестил руки на груди, словно вопрос был решен и закрыт.

Грейдон Торн сдвинул брови. Похоже, теперь он сам боролся с соблазном закатить глаза. Сжав рукоять абордажной сабли, он совсем было собрался раз и навсегда объяснить всем, что не нуждается в няньках. Но в конце концов он согласно кивнул. Сегодня для мужчин из семейства Торнов явно настал день компромиссов.

Поэтому капитан Торн сошел на причал с Макасой и Арамом по бокам. За ним, с паллетами, груженными вяленым мясом, купленным у гноллов, последовали Микс, Феррар, боцман Рибьерра и квартирмейстер Кантон.

Сойдя на причал, Грейдон коснулся правой рукой груди, а затем – лба, выражая почтение капитану порта Покорителю Кряжей. Таурен ответил ему тем же, а затем вопросительно поднял кустистую бровь:

– Где ж Однобог?

Грейдон пожал плечами.

– Я решил: пусть ненадолго задержится на борту. Как минимум, проживет на два-три часа дольше.

Покоритель Кряжей усмехнулся – по крайней мере, Арам принял его двойное фырканье за нечто вроде усмешки.

– Может, так оно и разумнее, – сказал капитан порта, окидывая взглядом «Волноход». – Вижу, ты все еще ходишь на этой развалине?

Опустив руку на эфес абордажной сабли, Грейдон угрожающе улыбнулся и ответил:

– Не говори так о моей ласточке, Покоритель Кряжей. Ведь ты прекрасно знаешь: может, у нее и есть кое-какие изъяны, но в море лучшего корабля не найти.

– Да, она способна внушать преданность, в этом твоей старушке не откажешь.

Слова Покорителя Кряжей звучали примирительно, однако он больше не улыбался и не слишком-то обращал внимание на руку капитана Торна, легшую на рукоять сабли – в шутку или всерьез. Он кивнул на матросов с паллетами:

– Чем сегодня торгуешь, Торн?

– Гнолльским вяленым мясом.

– Копченые гноллы? Хм-м. Это надо попробовать.

Арам неуверенно глядел то на отца, то на Покорителя Кряжей, пытаясь понять, шутит ли таурен или говорит серьезно. Между тем на губах Грейдона появилась улыбка, и он сказал:

– Быть может, в другой раз. Сегодня я привез мясо вепря, приготовленное гноллами. И вяленую треску.

Таурен разочарованно пожал плечами, вздохнул и отступил в сторону, давая дорогу горстке сошедших на берег. Быть может, он только притворяется, будто разочарован?

– Он пошутил? – прошептал Арам.

Брови Грейдона качнулись вверх-вниз.

– Искренне надеюсь, что да.

– Но не уверен?

– Но не уверен.

Идя за отцом вдоль причала, Арам оглянулся и увидел Старину Кобба во главе первой партии, отправившейся в увольнение на берег. Большинство, включая Ли и Брауна, направились в нечто вроде таверны, устроенной прямо на пристани (на самом деле это была всего лишь пристройка – дощатый навес да три холщовые занавеси вместо стен). Но сам Кобб откололся от компании, и вскоре его седая голова исчезла в гуще толпы. Арам подумал о том, куда бы мог направиться старый кок, потом – о том, когда в увольнение пойдет Дуань Фэнь, и удастся ли ему улизнуть от отца, чтобы «случайно» встретиться с ней на берегу. Мечты его с каждым мигом становились все подробнее и подробнее, пока они с отцом не добрались до рынка, и вниманием мальчика не завладели его звуки, запахи и виды.

Живодерня была старым лесным поселком меховщиков и кожевенников, со временем превратившимся в оживленное, но изолированное торговое поселение для аборигенов Пустошей, и редкий из знавших о нем торговцев не заворачивал сюда – несмотря на то, что это поселение не было отмечено ни на одной карте. Широко раскрыв глаза, двенадцатилетний Арам дивился всему вокруг. Неподалеку слонялись люди и несколько дворфов с корабля, стоявшего у причала рядом с «Волноходом». А вот прошмыгнули мимо три зеленокожих остроухих гоблина ростом чуть выше пояса Арама. Они шныряли в толпе, точно дети, но спорили между собой (явно на гоблинском языке) совсем как брюзгливые старики. За ними мимо Арама проплыла высокая, невероятно грациозная эльфийка, от вида которой захватило дух, а все мысли о Дуань Фэнь мигом исчезли из головы. Судя по светло-серым глазам, она была из высших эльфов – сей факт был известен Араму только из отцовских уроков, что, в свою очередь, было фактом, который ему очень не хотелось признавать.

Но основная часть посетителей рынка состояла из тауренов и свинобразов, среди которых изредка встречались кентавры. Никогда в жизни Арам еще не видел представителей этих рас собственными глазами, да еще так близко – если, конечно, не считать Покорителя Кряжей. Поначалу все они казались звероподобными и опасными – если не вовсе неразумными, но тут в голове Арама зазвучал голос отца (хотя тот шел рядом, не говоря ни слова), напоминавший о необходимости присмотреться внимательнее, прежде чем судить.

Ниже пояса кентавры были неотличимы от дикой лошади, а выше – немного напоминали человека, вот только костяные выросты на лицах и жесткие гривы портили весь вид. Каждый из них занимал так много места, что Араму не раз и не два пришлось опасаться за целость пальцев ног. Но мускулистые и грациозные четвероногие создания прекрасно сознавали свою величину. На глазах Арама устрашающего вида самец с густо раскрашенным хной и засохшей глиной торсом прошел по узенькому проходу между прилавков, на одном из которых высились груды глиняных горшков, а на другом – тщательно уложенные пирамиды помидоров. И ни один горшок не пострадал! И не помялся ни один помидор!

Таурены толпились повсюду, и в этот момент Арам был больше всего поражен тем, насколько все они разные. Он-то воображал, что все быколюди одинаковы – ведь они принадлежат к одному виду. Но в их облике оказалось так много различных черт: размер и форма рогов, окрас и длина шерсти, толщина морды и ширина ноздрей, и даже рост и ширина плеч! Нет, их раса вовсе не состояла из множества одинаковых Покорителей Кряжей. Любые два таурена отличались друг от друга не меньше, чем Старина Кобб от Макасы. Конечно, Арам понимал всю очевидность этого наблюдения, и все же оно оказалось для него откровением.

Некоторые таурены использовали в качестве вьючных животных рогатых зверей – кодо. И вновь Арам вынужден был признать, что узнал в этих зверях кодо только благодаря урокам отца, рассказывавшего и о том, что даже самые большие из этих кодо – лишь подростки, а взрослый боевой кодо занял бы столько же места, сколько два, а то и три кентавра в ряд.

Самыми буйными и дикими из всех этих диких созданий, на взгляд Арама, были свинобразы. Они имели самый угрожающий вид – одни торчавшие из пасти бивни чего стоили! К тому же, от них было больше всего шума. Проходя мимо, они то и дело утробно ворчали и хрюкали. Дико ревели, возмущаясь ценами на топоры. Без стеснения отрыгивались и выпускали газы, словно от рождения имели на это право. Порой без всяких видимых причин визжали, словно поросята. Но даже к таким чудищам следовало присмотреться внимательнее. Бивни большинства были украшены затейливым орнаментом боевой раскраски. Один воспользовался даже золотой филигранью. Прочие то и дело от души хохотали – их выдающиеся животы тряслись, прыгали над поясами и набедренными повязками так, что вызывали улыбку у всех вокруг, не исключая и Арама.

Дружелюбно улыбаясь всем встречным, Грейдон неизменно держался настороже. Точно так же – минус улыбка – вела себя и Макаса. Сколь бы необычным и восхитительным ни было все вокруг, терять бдительности не стоило. Все три местных расы вовсе не питали друг к другу любви. Они орали друг на друга, сыпали проклятиями и каждые пять минут, будто по часам, затевали драки. Один раз Грейдон внезапно схватил Арама за плечо и яростно рванул влево – иначе мальчик был бы раздавлен в лепешку. Апперкот рыжего таурена поднял угольно-черного свинобраза в воздух, и тот рухнул на спину – прямо туда, где за миг до этого стоял Арам.

Арам хотел было сказать спасибо, но не смог произнести ни звука. Казалось, отец этого и не заметил, но мрачный взгляд Макасы яснее ясного сказал Араму, что она думает о его поведении. Арам начал присматриваться к отцу, наблюдая, как Грейдон Торн держится перед толпой, приветствуя каждого в отдельности – многих даже по имени, – хотя подавляющее большинство почти не понимало всеобщего языка.

Сам Грейдон без малейших усилий понимал язык любого. И даже отвечал несколькими словами – а то и фразами – на таурахэ. И знал не только языки, но и обычаи. Точно так же, как при встрече с Покорителем Кряжей, Грейдон прикладывал руку к сердцу и ко лбу перед каждым из тауренов. Но, столкнувшись с кентавром, он звучно бил кулаком в грудь, а свинобразов приветствовал громким хрюканьем. Все это были традиционные приветствия народов, населявших здешние земли – это Арам, опять же, знал из уроков, преподанных ему отцом на палубе «Волнохода». Правду сказать, Арам сам удивился тому, как много он, оказывается, знает, сколько всякого усвоил, хоть никогда и не был прилежным учеником…

И, как обычно, его восхищение умом и знаниями капитана вступило в бой с ненавистью к бросившему семью отцу. И – ни намека на то, как разрешить это внутреннее противоречие…

Большинством лавок на рынке заправляли женщины – тауренки и свинобразки. Грейдон поднял руку, останавливая своих матросов перед лавкой, вдвое превосходившей размерами все остальные. Торговка – тауренка едва ли не вдвое шире собственного роста, покрытая шерстью, землисто-рыжей у копыт и красной, почти как кровь, у рогов – торговалась со старым седым кентавром.

– Нет, – басовито промычала она. – Не хватит.

– Раньше – всегда «хватит», – отвечал стоявший перед ней кентавр с лицом, украшенным двумя асимметричными костяными выростами на лбу и левой скуле.

– «Раньше» – не «теперь». Теперь – не хватит.

Ни при одном из них Арам не заметил ни товаров, ни денег. Он даже заглянул за прилавок тауренки, но и там не увидел никакого товара.

Кентавр сделал пару шагов назад, затем снова шагнул вперед, приподнялся на задних ногах, топнул передними оземь и сказал:

– «Теперь» – то же, что «раньше». «Хватит» всегда есть «хватит».

– Еще три кожаных щита делать «хватит» теперь.

Потрясенный кентавр поскреб в длинной седой бороде. Точно в ответ, тауренка поскребла свою рыжую бородку и повторила:

– Еще три – делать «хватит» теперь.

Кентавр молча продолжал чесать длинную седую бороду. Наконец он ударил левым кулаком по правой стороне мускулистой груди. В ответ тауренка коснулась широкой груди и широкого лба.

Кентавр развернулся и двинулся прочь. Больше оба не обменялись ничем – ни словом, ни щитами, ни золотом, ни хоть одной медной монеткой.

Грейдон шагнул вперед и, в свою очередь, поднес руку к сердцу и ко лбу.

– Леди Кровавый Рог! – сказал он.

Могут ли таурены краснеть? Об этом в отцовских уроках не говорилось, но в ответ на улыбку отца огромное создание приняло едва ли не кокетливый вид, и Арам начал думать, что это вполне возможно. Более того – тауренка захихикала, игриво отмахнулась от комплимента отца и сказала:

– Назвать Кровавый Рог леди! Ты, капитан умеешь ворочать тюки!

Грейдон засмеялся фыркающим тауренским смехом.

– Ворочать тюки? Да, умеешь, умеешь ты уязвить!

Фыркнув в ответ, тауренка оперлась ладонями о прилавок и подалась вперед.

– Что ты привез мне, капитан, умеющий ворочать тюки?

– Вяленое мясо от гноллов, – шепнул в ответ Грейдон. – Девятнадцать тюков мяса вепря и двадцать – трески.

Кровавый Рог облизнулась и почесала бородку.

– А что же тебе нужно? – спросила она.

Склонившись вперед, капитан прошептал:

– Пожалуй, того, что мне действительно нужно, у тебя нет.

– Ты так думаешь? – ответила она.

Арам не спускал глаз с отца. Тот подался назад и – непонятно, зачем – взглянул на свой компас. Как всегда на его лице отразилось разочарование. И, как всегда, это выражение тут же исчезло.

– Думаю, нет, – подтвердил он.

– Нет, – согласилась она. – Каков будет твой второй выбор, человек?

– Девятнадцать золотых и двадцать серебряных… – Грейдон ухмыльнулся. – И три кожаных щита!

Широко распахнув глаза, тауренка запрокинула голову и громко захохотала. Однако ее веселье длилось недолго. Вновь подавшись вперед, она шепотом спросила:

– Что будет делать со щитами соленая борода?

– А что будет делать леди с таким множеством вяленого мяса? Неужели съест?

– Продаст! – взревела Кровавый Рог, вновь разразившись хохотом.

– Именно, – с улыбкой сказал Грейдон. – Продаст или обменяет. В том и состоит игра, миледи. Итак, договорились?

– Договорились, – сказала тауренка, коснувшись сердца и лба, чтобы скрепить сделку.

– Договорились, – подытожил Грейдон, сделав то же самое.

Арам отступил в сторонку, чтобы пропустить вперед матросов с грузом. Но Грейдон, не говоря больше ни слова, двинулся дальше, и Макаса пошла рядом с ним. Матросы направились следом, и Араму пришлось пуститься бегом, чтобы не отстать от своих.

Начался легкий дождик. Глянув в небо, Грейдон нахмурился, и скудных познаний Арама в навигации как раз хватило, чтобы понять: отец опасается, что этот дождик может оказаться предвестником надвигающегося шторма.

Наконец вся их процессия остановилась перед высоким шатром, где за невысокими деревянными столами собрались для бесед все местные расы. Выложив на стол по одному тюку мяса вепря и трески, Грейдон вскрыл их и сказал, обращаясь к Араму:

– Располагайся. Некоторое время побудем здесь.

Люди, гоблины, дворфы, кентавры, таурены и свинобразы начали подходить к столу и пробовать угощение. И действительно: то, что для гнолла – просто копченое мясо, оказалось кладом для кентавров, тауренов и свинобразов Живодерни. Некоторых его вкус приводил в искреннее восхищение. «Свинобразы едят вяленое мясо вепря?» Некоторые вправду ели. Но большей частью, как и было предсказано, предпочитали треску.

За угощение никто не платил, но и никто – кроме одного иссиня-серого свинобраза, нацелившегося стащить вторую порцию трески и получившего за это от Макасы тычок гарпуном в ребра – не брал больше одного куска.

Тем временем Арам вынул свой блокнот и карандаш и принялся рисовать угощавшихся – так быстро, как только мог. Выручало то, что вяленое мясо было чертовски нелегко разжевать. Работая челюстями, те, кто подходил за угощением, задерживались у стола и превращались в прекрасную натуру для художника. Так он успел нарисовать трех кентавров, дворфа, двух свинобразов и двух тауренов еще до того, как Макасе пришло в голову рыкнуть:

– Лучше и не думай помещать меня в эту треклятую книжонку!

– Обещаю, что не стану рисовать тебя, пока сама не попросишь, – механически ответил Арам.

Теперь он пытался нарисовать по памяти ту высшую эльфийку, но удовлетворительного результата добиться не смог.

Оставив рисунок незавершенным, он перевернул страницу и принялся рисовать землисто-черного свинобраза, усердно жевавшего вяленую треску. Арам постарался ухватить, как лежит его темная шерсть на груди, как вьются охряные линии на его бивнях, как на плечах бугрятся мощные мускулы, и к тому времени, как свинобраз покончил с угощением и отошел, сумел добиться прекрасного результата. Рисовать то, что находится прямо перед ним, Арамару Торну всегда удавалось куда лучше, чем по памяти.

Когда свинобраз ушел, Арам огляделся вокруг в поисках новой натуры и заметил Старину Кобба, стоявшего под дождем в дюжине ярдов от шатра и беседовавшего с каким-то человеком. Издали Араму было не слышно, о чем они говорили, а собеседник Кобба, стоявший к шатру спиной, был одет в плащ с капюшоном, скрывавший все, кроме его широких плеч да изрядного роста. С некоторым любопытством Арам проследил за тем, как оба обменялись рукопожатиями (на руке собеседника Кобба оказалась кожаная перчатка), и ему показалось, что сразу после этого в пальцах кока что-то блеснуло. Незнакомец скрылся в толпе, а Джонас Кобб направился в шатер и подошел к столу.

– Как т-рговля, к-питан? – спросил Кобб таким жизнерадостным тоном, какого Арам не замечал за стариком никогда.

– Здесь не место говорить о делах, – ответил Грейдон. – Но, в общем, не жалуюсь.

– Кобб, – строго заговорила второй помощник Флинтвилл, – по-моему, тебе уже пора быть в таверне. Увольнение для твоей смены почти закончилось.

– Как раз направляюсь пропустить рюмочку, дочка, – ответил Кобб, показав всем серебряную монету. – Выиграл в карты, и она жжет мне к-рман. Увидимся на б-рту.

Подпрыгнув и ударив каблуком о каблук, Кобб подмигнул Араму и без лишних слов удалился.

– Пожалуй, рюмочку, а то и дюжину рюмочек, он уже пропустил, играя в «Хартстоун», – проворчал боцман Джонсон Рибьерра. – Вы когда-нибудь видели, чтобы наш старикан этак отплясывал джигу?

Кантон, Микс и Феррар дружно признали, что такого не видели никогда.

Арам призадумался. Ему казалось, что эту монету Кобб получил от незнакомца в плаще с капюшоном. Но, может быть, тот вправду проиграл ее Коббу, а расплатился только сейчас? Однако Арам уже собрался было рассказать Макасе о том, что видел, но тут к нему подсел Грейдон и спросил:

– Понимаешь?

Арам повернулся к отцу. Грейдон широко взмахнул рукой, охватив этим жестом и их стол, и весь шатер, и все торговое поселение, включая и их самих.

– Думаю, да, – неуверенно кивнул Арам. – Здесь они пробуют наш товар и идут к леди Кровавый Рог делать заказы. Только не знаю, где и когда ты получишь деньги. И еще не понимаю, отчего потребовалось настолько все усложнять.

– Оттого, что Кровавый Рог – не простая лоточница или купчиха. Она… организатор. Посредник. На голову выше прочих.

– Тогда зачем ей лавка на рынке, да еще вдвое больше, чем у других? Что проку в такой большой лавке, если на прилавках пусто?

– А как ты сам полагаешь?

– Э-э… «Больше» – значит «лучше»? Знак ее высокого положения?

Грейдон кивнул.

– А отсутствие товаров на прилавках?

Арам поразмыслил и над этим:

– Потому, что ее товар – это сама торговля?

– Именно. Хорошо.

Польщенный похвалой, Арам улыбнулся, но тут же вспомнил, чья это похвала, помрачнел и опустил голову. Заметив это, Грейдон вздохнул.

– На то были свои причины, – сказал он.

Арам резко поднял взгляд. Оба прекрасно понимали, о чем идет речь, хотя Грейдон никогда прежде не говорил о том, как ушел от семьи, а Арам всегда был слишком упрямым, чтобы требовать от него ответа.

– Какие причины? – спросил он теперь, не желая оставлять недомолвок.

– Не здесь. Не сейчас. Но обещаю: вскоре я расскажу тебе обо всем.

Глаза их встретились. Взгляд Арама молил об ответе, взгляд Грейдона – о терпении.

– Вскоре, – повторил Грейдон. – Даю слово.

Немного подумав, Арам кивнул. Не сговариваясь, оба Торна хором испустили совершенно одинаковые вздохи облегчения. От этого Арам улыбнулся, а Грейдон, взъерошив сыну волосы, поднялся и отошел, чтобы предложить порцию вяленого мяса чалому кентавру.

Арам понимал, что на самом деле ничего не изменилось. «Вскоре», конечно же, могло означать все, что угодно. Однако один лишь кивок Арама, казалось, помог сбросить всю напряженность, накопившуюся в их отношениях за шесть месяцев. Неожиданно Арам почувствовал симпатию к отцу. Впервые с тех пор, как ему было лет восемь или девять, Арамар Торн был готов предоставить Грейдону Торну презумпцию невиновности. Возможно, у него в самом деле имелись веские причины. Честно говоря, пусть даже не такие уж ужасно веские. Конечно, теперь, когда дело уже сделано, эти причины вряд ли могли бы показаться уважительными. Но если Грейдон сможет объяснить, отчего он решил, будто ему необходимо покинуть Арама и Сейю, этого вполне хватит.

– Сносное объяснение, – прошептал он себе под нос, – плюс три кожаных щита делать «хватит» теперь.

Улыбнувшись самому себе, Арам снова взялся за блокнот, перелистнул несколько страниц назад и принялся заканчивать портрет отца. И вышло у него довольно удачно.

«Добрый магия…»

 

Глава шестая

Шепчущий

Еще ни разу в жизни Араму не удавалось нарисовать столько за один присест. Настала ночь, зажгли факелы, натруженная рука устала так, что сводило пальцы, но в шатер шли и шли новые изумительные невиданные существа, желавшие попробовать товар «Волнохода» – вернее сказать, товар леди Кровавый Рог.

Сама леди Кровавый Рог тоже явилась в шатер, и Арам отчаянно спешил закончить ее портрет, пока она не ушла. Тауренка, жевавшая полоску мяса вепря, смеялась и фыркала с набитым ртом и во весь голос утверждала, что на вкус оно – в точности как свинобраз. Затем она склонилась к Грейдону и шепнула:

– Эти тюки почти кончились. Меньше мяса – меньше денег.

Грейдон с улыбкой покачал головой:

– Сделка заключена. Те образцы, что я раздаю, принадлежат тебе.

Тауренка вновь расхохоталась, обрызгав все вокруг крошками полупережеванного мяса.

– Но попробовать-то стоило!

– Конечно, стоило, миледи.

Тауренка снова кокетливо захихикала, прикрыв глаза могучей рукой, а другой с немалой силой ударив Грейдона в плечо. Тот болезненно крякнул, но сумел удержать улыбку на лице.

После этого Кровавый Рог удалилась, и к столу тут же подошли два рослых таурена-самца. Первый высыпал в ладонь Грейдона горсть золота и серебра, а второй нес на себе три громадных щита, обитых сыромятной кожей. Щиты, повинуясь кивку капитана, приняли Микс, Рибьерра и Кантон.

Рассчитавшись, таурены сложили паллеты один на другой, без видимых усилий подхватили груз и ушли. Остались лишь два вскрытых тюка на столе. Грейдон отсчитал семь полосок вяленого мяса вепря и роздал по одной Миксу, Феррару, Рибьерре, Кантону, Флинтвилл и Араму, не забыв и себя.

Рассеянно оторвав зубами кусочек мяса от своей порции, капитан поднял взгляд. Дождь уже лил не на шутку, и ткань шатра пропиталась водой так, что сверху закапало. Одна из капель упала прямо на уголок портрета леди Кровавый Рог, нарисованного Арамом. Аккуратно, чтобы не испортить рисунок, промокнув ее, Арам закрыл блокнот, завернул его и спрятал в карман.

Запихав за щеку комок полупережеванного мяса, Грейдон заговорил:

– Ребята, сложите щиты в трюм. После этого можете сойти на берег, в увольнение. Но до рассвета вернитесь на борт. Надвигается шторм, и нам нужно выйти в море, прежде чем он доберется сюда.

Леди Кровавый Рог

– Есть, капитан! – хором откликнулись четверо моряков.

С этими словами они едва ли не бегом устремились в ночь.

– Не позволите ли попробовать ваш товар, добрые мореплаватели? – прошелестел незнакомый голос.

Арам повернулся к столу, и в ноздри ему ударил сильный – пожалуй, сверх меры сильный запах жасмина. По ту сторону стола стоял тот самый незнакомец в плаще, что беседовал с Коббом. Лицо его все так же было спрятано, скрыто под капюшоном.

Рука Грейдона легла на эфес абордажной сабли.

– Угощайся, незнакомец, – ответил он.

Человек в плаще изящно поклонился.

– Весьма обязан, друг мой, – сказал он.

Голос его звучал очень и очень мелодично, но говорил незнакомец шепотом – тихим, точно шелест прибрежного песка, поднятого в воздух ветром.

Рука в перчатке потянулась за полоской мяса. Улучив момент, Арам постарался незаметно наклониться и разглядеть скрытое под капюшоном лицо. Но голова незнакомца была опущена так низко, что Арам так и не смог разглядеть ничего: нагнись он еще ниже, это вышло бы слишком заметно – и уж точно невежливо. Отец с Макасой тоже предприняли подобные попытки, но, судя по выражениям их лиц, тоже потерпели неудачу. Макаса нервно перехватила древко гарпуна. Вспомнив, что его собственная абордажная сабля опять осталась на борту, Арам гулко сглотнул и чуть не застонал от досады.

Полоска мяса скрылась в тени в глубинах капюшона, и незнакомец сделал глубокий вдох.

– М-мм! Аромат поистине божественный! – тихо прошептал он.

«Интересно, – подумал Арам, – как ему удается что-то унюхать, вылив на себя столько жасминовой воды?»

Полоска мяса вновь появилась на свет нетронутой, и незнакомец спрятал ее в карман своего длинного плаща.

– Однако я сберегу это на потом, – прошептал он. – Иначе, чего доброго, потеряю голову – или, по крайней мере, зуб.

– Боюсь, я не понимаю, о чем ты, – с ноткой подозрения сказал Грейдон.

– О, всего лишь о том, что я легко могу не удержаться от чрезмерных расходов, купив у нашего доброго друга, госпожи Кровавый Рог, более, чем мне нужно. Но благодарю тебя.

Не повернув головы и даже не подняв взгляда, незнакомец продолжал все тем же зловещим шепотом:

– Какой красивый парнишка. Это твой юноша?

По спине Арама пробежал холодок. От запаха жасмина защипало в носу. За сильным цветочным ароматом крылось что-то еще – нотка чего-то гнилого или гниющего.

– Да, это мой юнга, – поправил незнакомца Грейдон.

– О, я ошибся. Пожалуй, я увидел сходство там, где его нет. Возможно, племянник? Или двоюродный брат?

– Мы вообще не родня, – прохрипел Арам.

Не удержавшись, Грейдон взглянул на сына, будто желая убедиться, что тот всего лишь поддерживает его игру, а не отрекается от родства с ним всерьез. От Арама не укрылось, что отец мысленно дал себе пинка за то, что повел разговор таким образом.

– Значит, нет, – прошептал человек в плаще. – Очевидно, это моя ошибка. Надеюсь, вы простите меня. Я вовсе не хотел вас обидеть.

– Мы не в обиде, – резко ответил Грейдон.

– Что ж, тогда я удаляюсь. Счастливого плавания, мореходы.

Полы плаща незнакомца рассекли воздух с шелестом, очень похожим на его шепот. Резко развернувшись кругом, он покинул шатер и исчез в дождливой ночи, оставив за собою лишь сильный запах жасмина и ужаса, кроющегося за ним.

– Кто это был? – спросила Макаса.

– Затрудняюсь ответить, – сказал Грейдон.

– Да уж человек ли это?

– Возможно, да. Возможно – в прошлом. Остатки товара пусть остаются здесь. Мы возвращаемся на судно.

Взяв Арама за плечо, Грейдон повел его вперед. Арам не возражал. Макаса двинулась следом, в нескольких метрах позади.

– Этот человек… – зашептал в свою очередь Арам. – Шепчущий… Я видел его раньше. Он говорил со Стариной Коббом. И я уверен – это он дал Коббу серебряную монету.

Разом остановившись, Грейдон взглянул в лицо Арама.

– «Уверен», или «уверен, разрази меня гром»?

– Уверен, разрази меня гром! И вот что я еще только что вспомнил. В тот день, когда я пошел в твою каюту за абордажной саблей, там был Кобб. Стоял у стола. Я решил: он просто убирает грязную посуду, оставшуюся после завтрака, но…

– Но на столе, конечно же, были разложены мои карты, а на них – отмечен наш курс.

– Угу.

Грейдон переглянулся с Макасой.

– Больше ничего? – спросил он.

Арам покопался в памяти.

– Может быть… Пока мы стояли у гноллов, Кобб скрылся в лесу на несколько минут. Но, может, тут ничего такого и нет…

Макаса потрясенно уставилась на Арама.

– Тут целая куча «ничего»! Почему ты раньше не сказал?

– Не знаю. Я думал…

– Что было, то прошло, – вмешался капитан. – Макаса, все увольнения отменяются. Собирай команду, веди всех на борт. И Кобба отыщи.

– Есть, сэр. Как только провожу вас на борт «Волнохода».

– Нет, второй помощник, выполняй приказ немедленно. Я отведу Арама прямо на борт и пришлю тебе в помощь Молчуна Джо. Рассвета не дожидаемся, выходим в море как можно скорее.

 

Глава седьмая

Спираль

– Зачем ему понадобилось раскрывать карты раньше времени? – спросил Грейдон.

Арам сидел в капитанской каюте, освещенной фонарем, вместе с отцом, Однобогом, Макасой, и третьим помощником Молчуном Джо. Прошло два дня. На то, чтобы собрать на борт всю команду – вернее, всю команду, кроме Джонаса Кобба, – первому и второму помощникам потребовалось меньше часа. Еще два часа прошли в безуспешных попытках разыскать старика, а шторм тем временем крепчал. Еще два часа ушли на то, чтобы посоветоваться с Покорителем Кряжей и госпожой Кровавый Рог. Оба они знали «соленую бороду» с седыми волосами, так как «Волноход» навещал этот порт далеко не впервые, но в ту ночь так и не смогли найти его, несмотря на все свои обширные связи и крохотные размеры торгового поселения. К этому времени даже самый великодушный и беззаботный из членов команды не мог бы не признать, что время увольнения для Кобба давным-давно вышло, а привычки опаздывать за ним раньше не водилось. В конце концов капитан Торн решил оставить кока на берегу. За три часа до рассвета «Волноход» поднял паруса и взял курс на юг, держась впереди шторма.

Кое-кто из команды недовольно ворчал: шторм штормом, но нельзя же бросать своих на берегу – тем более, что ни капитан, ни его помощники, ни Арам ни с кем не поделились своими подозрениями насчет Старины Кобба. Но внутри этого квинтета избранных особых сомнений не было: Кобб продал Шепчущему секреты «Волнохода». Поэтому Грейдон решил проложить новый курс – такой, какого беглый кок не мог продать или хоть предсказать. Он повел судно по спирали к северу, огибая шторм и уходя в открытое море в надежде стряхнуть с хвоста возможных преследователей.

Пока что эта стратегия оправдывала себя. Но сегодня Грейдону Торну до поздней ночи не давал покоя один вопрос.

– Мы не подозревали ни о чем дурном, пока этот Шепчущий не подошел к нашему столу. Так зачем же ему понадобилось раскрывать карты раньше времени?

– Может, просто дурак, – фыркнул Однобог.

Грейдон покачал головой.

– Нет, дураком он не выглядел.

– Слишком самонадеян? – предположила Макаса.

– Это просто другой вид глупости. Казалось, он явился к нам с какой-то определенной целью.

– Он явно интересовался мальчиком, – напомнила Макаса.

Обычно Арам возмущался, когда она называла его «мальчиком», будучи всего на пять лет старше. Но сейчас он чувствовал себя настолько виноватым, что даже не смог как следует возмутиться. Капитан и его помощники ни в чем не подозревали Кобба, потому что он, Арам, не рассказал им вовремя обо всем, что видел. Да, в том, что Макаса смотрела на него все так же сердито, не было ничего странного, но в кои-то веки Арам почувствовал, что заслуживает этого.

– Да, я думал об этом, – сказал Грейдон. – Похоже, он хотел убедиться в том, что Арам – мой сын. Но ведь на борту это ни для кого не было тайной. Мог бы просто спросить Кобба.

– Может, он не слишком-то Коббу доверяет, – возразил Однобог. – Если так, он, разрази его, выглядит вовсе не таким дураком, как четверо старших офицеров этого корабля.

Арам отметил, что его Однобог в этот счет не включил, но усомнился, стоит ли этому радоваться.

Грейдон рассеянно кивнул, принимая предположение Однобога, как самое убедительное из предложенных, но явно остался недоволен. Наверное, в десятый раз за эту ночь он поднял свой компас, взглянул на него, сдвинул брови и выпустил цепочку. На некоторое время все превратились в таких же молчунов, как Джон.

Наконец Грейдон нарушил молчание:

– И вот еще один вопрос. Джонас Кобб был корабельным коком с тех пор, как мы собрали нашу команду. То есть, четыре года. Отчего он предал нас? И почему именно сейчас?

– Это уже два вопроса, – заметил Однобог.

Не обращая на него внимания, Грейдон обратился ко всем офицерам:

– Кто-нибудь замечал за ним недовольство? Обиду?

Все трое отрицательно покачали головами. Грейдон взглянул на Арама. Тот сглотнул и сказал:

– Я просто думал, что он… ну, понимаешь, что он просто вечно всем недовольный старикан.

– Таким он и был, – подтвердил Однобог. – Но он был таким же и четыре года назад. Клянусь Хранительницей Жизни и ставлю что угодно – он был таким с самого рождения.

– Можно ли узнать, – задумчиво спросила Макаса, – был ли с ним заключен стандартный контракт на пять лет?

– Да, Макаса, – ответил капитан. – Как у всей команды, кроме тебя с Арамом.

До этого Арам и не знал, что у команды есть какие-то контракты. Эта сторона дела никогда не приходила ему на ум. Теперь ему стало интересно, отчего у Макасы нет контракта, если у всех есть, но спрашивать об этом было не время.

– Значит, всего через год он получил бы полную долю от нашей прибыли за пять лет? – уточнила Макаса.

– Через одиннадцать месяцев, если точнее. Отчего же он рискнул такими деньгами?

– Может, ему пообещали заплатить больше, как только пираты разделят добычу, – сказал Однобог.

– Так этот Шепчущий – пират? – спросил Арам.

– Кроме всего прочего, – ответил Однобог.

Грейдон с Макасой не сказали ни слова, хотя они-то, в отличие от Однобога, видели Шепчущего своими глазами. Но сейчас все присутствующие понимали, что Шепчущий, вероятнее всего, один из Отрекшихся – мертвец, поднятый из могилы силой темнейшей из магий.

Арам попытался представить себе, что может понадобиться от них пирату из нежити, и с сомнением спросил:

– И ему нужен этот корабль?

Все четверо воззрились на него. На лице каждого по-своему отразилась обида и возмущение.

– Не обижайтесь, – продолжал Арам. – Я понимаю, в чем ценность нашего груза. Но загляните в трюм! Разве все это не разочарует пирата? И разве Кобб ему об этом не сказал?

Все вновь надолго замолчали, обдумывая эту мысль. Грейдон еще раз взглянул на компас.

Тогда Арам закусил губу и спросил отца:

– А что, если я просто все неправильно понял? То есть, я видел то, что видел. Но вдруг Старина Кобб отошел в лес, чтобы… не знаю… просто опорожнить мочевой пузырь? А с твоего стола – просто убирал грязную посуду?

– А серебряная монета?

– Получил карточный долг.

– А по какой причине не явился на борт?

– Э-э… Перепил, уснул где-нибудь в канаве…

Грейдон покачал головой.

– Я был бы рад думать о нем лучше, даже если бы сам при том оказался подлецом, бросившим его в Живодерне. Мне очень не хочется думать, что кто-либо из наших может оказаться предателем. Говоря откровенно, если бы мне удалось убедить себя в том, что Шепчущий захватил его силой, на душе у меня стало бы спокойнее, как бы ужасно это ни звучало. Но иного объяснения, кроме предательства, мне в голову не приходит.

Однобог с Макасой согласно кивнули. Джо скрестил руки на груди.

Вновь наступила тишина.

Грейдон нарушил молчание, ударив по столу кулаком:

– Зачем ему понадобилось раскрывать карты раньше времени?

В конце концов, капитан Торн отпустил своих офицеров, но попросил Арама остаться.

Развернув карту, Грейдон прижал к столу ее края наполненной игральными костями оловянной кружкой и резным деревянным драконом, будто пресс-папье. Взявшись за карандаш, он принялся прокладывать новый курс. Придвинувшись ближе, Арам с удивлением отметил, что отец работает не с картой Калимдора, а с другой, на которой был изображен весь Азерот.

– Арамар, что для тебя такое «дом»? – спросил Грейдон, не отрываясь от работы.

Арам помедлил с ответом – чувствовалось, что вопрос отца непрост.

– Э-э… Приозерье.

– Нет, я не о том. Почему ты считаешь домом Приозерье?

– Ну… Там моя мать. Брат с сестрой. Чумаз – то есть, наш пес. И…

В первый раз Арам запнулся перед тем, как произнести это имя в присутствии отца. Но Грейдон закончил за него:

– И Глэйд. Твой отчим.

– Ну… да.

– И это хорошо. Это правильно. Если даже ты не вынесешь из нашего путешествия больше ничего, запомни хотя бы это.

– Я… Я не понимаю.

– Известно ли тебе, что Сейя родом не из Приозерья?

– Известно ли… Ну, да. Она родилась в Златоземье.

– Да. Родилась в Златоземье, росла в поселке лесорубов в Восточной Долине, а потом, вместе со своей матерью, перебралась на побережье. Мы встретились и познакомились в Штормградском порту и только после свадьбы решили устроить себе дом в Приозерье. До этого я никогда не бывал там, а она – всего несколько раз ребенком ездила туда на рынок. Ни для меня, ни для нее Приозерье не было домом, однако стало им.

– Ну и хорошо, – шутливо, точно болтающему о пустяках ребенку, сказал Арам, совершенно не представляя себе, к чему клонит отец.

– Пойми главное, – продолжал Грейдон, впервые оторвав взгляд от карты. – Дом – это не просто место, где живешь. В первую очередь это – люди, с которыми ты связал свою жизнь. Это семья. Только так, и никак иначе. А семьи бывают разными…

Внезапно Арам понял смысл этого разговора. Внезапно ему стало ясно, что Грейдон наконец-то решил рассказать о своих «причинах».

– Этот корабль – тоже семья, – сказал Арам. – Это я вижу. Контракты – контрактами, но это – твоя семья.

– Да, одна из моих семей. У любого человека, Арам, может быть много семей. Даже у такого, как Робб Глэйд, никогда в жизни не отъезжавшего от границ Приозерья дальше пяти миль, в жизни есть, по меньшей мере, две семьи. Первая – это родители, с которыми он жил в детстве, а вторая – семья взрослого мужчины: жена, дети и… И ты. О, и еще ваш пес.

Арама передернуло. Отделять Арама от сводных брата и сестры, как будто такой достойный и простой человек, как Робб, не относился ко всем троим своим детям одинаково, было не слишком благородно со стороны отца. Как будто Робб не обращался с Арамом, как с собственным сыном! (А если откровенно, Грейдон и вовсе намекнул, будто Робб ставил Арама наравне с Чумазом!) Но возражать было не время, и потому Арам просто сменил тему, чтобы поскорее добраться до самой сути того, чему Грейдон собирался научить его – ведь отец постоянно старался научить его чему-нибудь новому.

– Вот почему предательство Кобба так обидно, – сказал он. – Он – не просто кок, предавший своего капитана. Он предал свою семью.

– Да. Что касается нашей команды, так оно и есть. Возможно, это и глупо, но я воспринимаю все это именно так. Сердцем…

С этими словами отец ударил себя в грудь, будто приветствуя кентавра, и этот жест немедленно обрел смысл. Арам почувствовал, что понимает, откуда пошло это приветствие. Новое знание привело его в восторг, и ему тут же захотелось поделиться своим открытием с отцом. Но Грейдон снова склонился к карте Азерота, и Арам увидел, что карандаш в его руке выводит длинную кривую, начинавшуюся от юго-восточного берега Калимдора, огибавшую Пандарию сверху, тянувшуюся к южной оконечности Восточных королевств и далее…

Внезапно Араму сделалось ясно: Грейдон прокладывает курс к дому! Он был поражен.

– Ты повезешь меня домой?

Грейдон не отвечал.

– Ты собираешься отвезти меня домой, в Приозерье.

На этот раз сказанное уже не было вопросом. Однако Грейдон по-прежнему молчал и даже не взглянул на сына.

– Почему? – спросил Арам. – То есть, почему именно сейчас? Из-за Кобба? Из-за Шепчущего?

Наконец Грейдон ответил, но голос его звучал тихо – точно так же, как шепот упомянутого Шепчущего:

– Пожалуй… Пожалуй, я сделал ошибку, взяв тебя в это плавание.

В любой другой день за все шесть месяцев, проведенных на борту «Волнохода», Арам согласился бы с этим. Но сейчас слова отца ранили его в самое сердце.

– Послушай, я понимаю, что должен был рассказать про Кобба раньше…

– Дело не в этом.

– Тогда в чем?

– Ты еще не готов. И времени было мало. И, может, его никогда не будет достаточно.

– Что все это значит?

– Лучше тебе не знать.

Арама буквально отбросило назад, будто Грейдон дал ему пощечину или ударил под дых. Грейдон поднял глаза. Их взгляды встретились.

– Почему ты ушел от нас? – спросил Арам.

Грейдон молча смотрел на него – глупо, растерянно раскрыв рот. Ярость и возмущение нахлынули с новой силой, и Арам подумал, что отец выглядит, точно злополучная беспомощная рыба, вынутая из воды. Взгляд Грейдона затуманился, и он снова сказал:

– Лучше тебе не знать…

– Нет. Ты обещал. Ты дал слово!

– Обстоятельства изменились.

– Нет! Держи свое слово, отец. Объясни, почему ты бросил жену и сына.

– Не могу.

– Объясни!

– Не стану.

Чувствуя, как закипает в жилах кровь, Арам подавил жгучее желание схватить оловянную кружку и ударить ею Грейдона. Вместо этого он, спотыкаясь, шагнул к двери, рывком распахнул ее и изо всех сил хлопнул ею при выходе из каюты. Удар эхом разнесся по кораблю.

Неверными шагами он подошел к борту, пройдя мимо Макасы, Однобога, Тома и Дуань Фэнь, но даже не заметив их.

Вытащив из кармана блокнот, Арам принялся лихорадочно листать его, пока не нашел портрет отца, вырвал рисунок, скомкал его и бросил за борт, в темную воду.

– Как вам вот эта магия? – прошептал он.

 

Глава восьмая

Черный корабль

Восход солнца удрученный Арамар Торн встретил на палубе. В кои-то веки – не потому, что был выдернут из постели рукой Макасы, и, уж конечно же, не потому, что научился, наконец, просыпаться самостоятельно. Нет, Арам был на ногах оттого, что, можно сказать, и не ложился. Как он ни старался, уснуть не удалось ни на минуту, и с первыми лучами солнца он сдался, встал и отправился наверх. Поутру было зябко, и он надел серый свитер объемной вязки, связанный для него матерью полтора года назад – да, ровно за год до того, как в их жизни вновь появился Грейдон Торн, в тот самый день, о котором Арам сейчас жалел сильнее, чем когда-либо прежде.

Молчун Джо и ночная вахта, удвоенная Грейдоном сразу после того, как корабль покинул Живодерню, уже расходились по койкам, а остальные понемногу поднимались и принимались за дело. Ночью капитан Торн приказал лечь на новый курс, и теперь «Волноход» шел на юго-восток, но все еще находился так далеко от берегов, что земли было не разглядеть. На севере по небу плыли низкие черные тучи, с юга над горизонтом висели низкие серые облака. Солнце то показывалось, то исчезало вновь.

Прислонившись спиной к лееру, Арам устремил взгляд в перекрестье брусьев, скреплявших дверь в каюту отца. Однако вскоре его отвлекла Дуань Фэнь, ловко взлетевшая по вантам на грот-мачту и забравшаяся в «воронье гнездо». На ней, как обычно, были шелковые туфли и шелковая шляпа, под которую она прятала длинные, шелковистые, черные, точно вороново крыло волосы – однажды Арам видел, как она мыла их в бочке с дождевой водой. В свои пятнадцать она была самой младшей на судне после двенадцатилетнего Арама и десятилетнего Кильвателя Уотта, помощника кока, только что получившего повышение благодаря бегству своего начальника.

Кили уже орудовал на камбузе, и до ушей Арама доносились его проклятия в адрес Старины Кобба. Возможно, кок из мальчишки получился неважный – подгоревшую овсянку Арам учуял еще до того, как тот выскочил на палубу и вывалил загубленное блюдо за борт. Но, подавая Джонаса Кобба под соусом из целого ряда определений, способных оставить неизгладимый след даже в самых закаленных ушах и сердцах, Кили показал себя подлинным гением.

Том Фрейкс встал к штурвалу. Остальные тоже разошлись по местам. При виде вышедшей из офицерской каюты и направившейся в матросский кубрик Флинтвилл – заранее разъяренной, хрустевшей суставами пальцев в предвкушении стычки, которой на этот раз не суждено было состояться, Арам развеселился. Он сосчитал дважды до двадцати и еще до шести. Только после этого Макаса вновь возникла на палубе – в полном недоумении, судя по выражению лица. Оглядев палубу, она, наконец, заметила Арама, стоявшего у леера, и на лице ее отразилось такое замешательство, что он едва не расхохотался вслух.

Тем временем из офицерской каюты вышел и Однобог – без рубашки, босой, заспанный. Остановившись перед бочонком с дождевой водой, он снял с него крышку, оперся ладонями о край, отжался на руках, наклонился, окунулся в бочку едва не по брюхо, густо поросшее рыжими волосами, и вынырнул только секунд через десять. Встряхнувшись, он нетвердым шагом вернулся в каюту.

Но не прошло и пяти минут, как дворф снова вышел на палубу, улыбаясь, хохоча и от души хлопая по спине каждого, оказавшегося в пределах не такого уж широкого размаха его рук. Казалось, веселье первого помощника заразило всю команду – на палубе оживились, заговорили и даже запели, стряхивая остатки сна. Вскоре все дружно распевали любимую моряцкую песню Однобога.

Несмотря на всю свою злость, Арам улыбнулся, и улыбался, пока на его плечо не легла чья-то рука. Обернувшись, он встретился взглядом с Грейдоном Торном. Взгляд отца был печален. Улыбка Арама тут же окаменела, а затем и вовсе исчезла – что, конечно же, не укрылось от измученного заботами отца.

Однако Грейдон решил не унывать и негромко сказал:

– Мы вполне можем провести оставшееся время с пользой. Сходи, возьми свою абордажную саблю.

Но Арам стряхнул с плеча руку отца.

– Нет, – сказал он. – С меня довольно. От такого, как ты, я уже узнал все, что хотел.

Сын Грейдона не стал делать из разговора секрет. Наоборот, он говорил так громко, что слышно было всем. Макаса обожгла его яростным взглядом. Остальные отвернулись. Даже Однобог перестал ухмыляться.

Грейдон нахмурил лоб.

– Мальчик, – сказал он так же громко, как Арам, – я – твой капитан и твой отец…

Но Арам перебил его – еще громче:

– Может, ты и мой капитан, но ты мне не отец! Мой отец – Робб Глэйд! И знаешь, почему? Потому что он был с нами!

С этими словами Арам развернулся на каблуках и отправился на корму. Онемевший от изумления Грейдон смог лишь проводить его беспомощным взглядом.

– Капитан, этому мальчишке не помешает хорошая порка, – негромко прорычала на ухо Грейдону подошедшая Макаса.

Но Грейдон печально покачал головой.

– За что? За то, что он прав? Нет. Если тут кто и заслуживает порки, то не он.

Стоя на корме, Арам хмуро смотрел в морскую даль. Вдруг на горизонте мелькнуло нечто – совсем маленькое, всего лишь темная точка, возникшая среди черных туч и тут же скрывшаяся из виду. Но в следующий миг из шторма за кормой показался черный, как смоль, корабль, крохотный издали, но вполне различимый.

– Смотрите, корабль! – крикнул Арам.

Все взгляды устремились за корму, включая и взгляд Дуань Фэнь, несшей вахту в «вороньем гнезде». И Дуань Фэнь тут же подтвердила открытие Арама:

– Корабль! Капитан, корабль сзади по курсу!

Через несколько секунд Грейдон, Однобог и Макаса присоединились к Араму на корме, глядя в указанном им направлении. Вначале Грейдон Торн не смог разглядеть ничего. Но первый помощник подал капитану подзорную трубу. Грейдон взглянул в окуляр.

– Эсминец, – сказал он. – Эльфийский эсминец.

– Удирает от шторма? – спросил Однобог.

– А, может, гонится за нами? – возразила Макаса.

– Сидит неглубоко, – заметил Грейдон, продолжая изучать идущее следом судно в подзорную трубу. – Трюмы пусты.

– Трюмы держат пустыми, когда замышляют наполнить их чужими товарами, – с обычным для нее оптимизмом сказала Макаса.

Араму отчаянно хотелось никогда больше не разговаривать с отцом, и все же он не смог удержаться от вопроса:

– Значит, ты думаешь, это – корабль Шепчущего?

– Похоже, довольно скоро мы это узнаем, – сказал Однобог. – Он приближается. Не тот это корабль, который нам по силам обогнать.

– Не тот, – согласился Грейдон. – Но, если нам хватит хитрости и удачи, уйти от него мы сможем.

Резко развернувшись, он принялся отдавать приказы. Тут же был поднят и наполнился ветром еще один парус. Команда взялась за фалы и шкоты. Каждый на борту знал свое место и делал свое дело с такой восхитительной точностью, быстротой и слаженностью, будто каждый матрос был еще одной рукой самого капитана. Однобог, Макаса и Молчун Джо, поднятый с постели вместе со всей ночной вахтой, успевали всюду – карабкались на ванты, стрелой мчались по палубе, ныряли в трюм, руководя командой каждый в своей манере: Однобог сыпал шутками, Макаса угрожающе рычала, а Джон просто за какой-то час произнес больше слов, чем за все предыдущее плавание. Наименее ценный груз капитан приказал выбросить за борт, чтобы облегчить судно. В этом принял участие и Арам. Глядя, как исчезают в волнах паллеты песчаника, бочки мускусного масла и ящики железных цепей, он невольно задумался. Какие сокровища смог разглядеть во всем этом отец? На что и где мог бы обменять? Тем временем Грейдон отдал новый приказ, и Фрейкс круто повернул штурвал, уводя «Волноход» с прежнего курса, чтобы набрать больше ветра. Корабль понесся по волнам с поразительной быстротой. Обшивка его была крепка, команда – опытна, офицеры – надежны, а капитан – хитер…

Но вот удача им не сопутствовала.

– Нагоняют, капитан! – крикнула Дуань Фэнь из «вороньего гнезда».

Подзорная труба Грейдона Торна подтвердила ее правоту. Черный, как смоль, корабль тоже сменил курс и приближался. Арамар Торн, Дурган Однобог, Макаса Флинтвилл и снова умолкший Молчун Джо Баркер подошли к капитану.

– Сколько продержимся? – спросила Макаса.

Грейдон взглянул на свой компас, будто надеясь, что он покажет ответ, и поднял взгляд к солнцу, выглянувшему из-за туч. Арам, не отрываясь, следил за лицом отца, пока тот что-то подсчитывал в уме.

– До вечера, – наконец сказал Грейдон. – Часа через два после заката они на нас и навалятся.

– Ну уж нет, капитан, – возразил Однобог. – Это не они, это мы на этих пиратов навалимся часа через два после заката!

Макаса мрачно ухмыльнулась – а может, радостно оскалилась – и согласно кивнула.

Джо не сказал ничего и даже не изменился в лице.

Грейдон взглянул на Арама.

– Ну что ж, теперь ты сходишь за саблей?

 

Глава девятая

Тягостная обреченность

Черный, как смоль, корабль гнался за «Волноходом» весь день и с каждым часом приближался.

Капитан Торн больше не пытался маневрировать. Вместо этого он и его офицеры позаботились о том, чтобы вся команда, вплоть до троицы самых младших – Арама, Дуань Фэнь и Кили – была как следует вооружена и готова к казавшемуся неизбежным бою. Макаса расхаживала по палубе со щитом на спине, железной цепью через плечо, абордажной саблей на боку и гарпуном в руке. Да, для Арама она была вовсе не самым любимым из членов команды, но он не мог не признать, что ее присутствие придает уверенности всем и каждому, включая и его самого.

Честно говоря, нервы Арама были напряжены, однако он не был слишком уж напуган. Макаса, Однобог, Молчун Джо, Мэри Браун, Ансельм Тис, отец… Всех их за шесть месяцев плавания ему доводилось видеть в бою (большей частью – в драке в тавернах), и он был склонен согласиться с Однобогом: пираты с эльфийского эсминца выбрали для нападения не тот корабль и не ту команду.

Но тут он вспомнил о Шепчущем, и его пробрала дрожь.

И все же больше всего он боялся другого – оплошать в бою, оказаться обузой, осрамиться, если его потребуется выручать. Стоя на корме и следя за черным, как смоль, кораблем, пока дневной свет не померк и преследователь не скрылся из виду во тьме безлунной ночи, Арам держал руку на рукояти абордажной сабли и от всей души жалел, что не слишком прилежно учился обращению с оружием.

Перейдя с борта на борт, он услышал крик Дуань Фэнь:

– Капитан, я их больше не вижу!

– Увидишь, когда подойдут вплотную! – громко крикнул в ответ Грейдон Торн. – Смотри внимательно, не зевай!

– Есть, капитан!

– Погасить все огни! Чтоб ни единой свечки! Всем – рот на замок! Не стоит облегчать жизнь этим разбойникам!

– Есть, капитан! – раздался в ответ хор голосов, и вскоре на судне стало темно и тихо.

– Как думаешь, капитан, долго еще? – прошептал Том.

– Два часа. Даже чуть меньше.

Услышав это, Арам решил провести оставшееся время с толком.

Он удалился в почти опустевший трюм – тихо и осторожно сошел вниз по трапу и снял с пояса саблю, чтобы попрактиковаться. Получилась целая пантомима. Арам представлял себе врагов и отражал их атаки. Парировал и нападал, парировал и нападал… Если бы на месте затхлого воздуха трюма оказался Шепчущий – да, тут-то этот негодяй и прошептал бы свои последние слова на этой земле.

Арам продолжал рубить и колоть, но никак не мог поверить, что все его усилия хоть чего-то стоят. Все это было детской забавой, боем с тенью, игрой. Наконец он остановился, и сабля бессильно повисла в его руке. Быть может, стоит забыть о гордости и попросить отца дать ему напоследок еще один урок, пока не поздно? Но нет, Арам прекрасно понимал, что у отца есть дела поважнее, а остальным сейчас совсем не стоит видеть, как жалки и ничтожны навыки «Грейдонова сына». Это зрелище вряд ли могло бы придать им уверенности, и Арам был достаточно смышлен, чтобы понять: в такой момент все, что может подорвать уверенность в себе, может погубить всех.

– Тут нет моей вины, – сказал он вслух, в никуда.

В самом деле – он не просился сюда, на этот корабль, и не стремился к подобным приключениям. Все остальные, до единого человека, сделали свой выбор сами. Грейдон Торн мог быть кем угодно, но вовсе не был рабовладельцем. Он никого ни к чему не принуждал. Вся команда завербовалась к нему по доброй воле и подписала контракты, зная, на что идет. Только у Арама выбора не было. И если сейчас он станет для всех обузой, то виноват в этом будет не он, а Грейдон.

Но это ничего не меняло. Ему все равно не хотелось выглядеть растяпой и неумехой. А уж умирать на этом корабле – тем более.

Он сел – практически рухнул – на ящик и начал постукивать в пол острием абордажной сабли, но тут же прекратил это занятие, сообразив, что понапрасну тупить клинок сейчас совершенно ни к чему.

Вместо этого он вспомнил некоторые из проклятий Кили и начал было ругать отца. Но ругательства отдавались в ушах пустым звуком, а рот словно запорошило пылью. В кармане до сих пор лежала половина полоски вяленого мяса. Арам оторвал от нее кусочек и принялся жевать. «Два часа. Даже чуть меньше», – сказал Грейдон. Арам мог бы поспорить, что на это время полного рта вяленого мяса хватит.

Жуя, он откинулся назад и прислонил голову к обшивке. Здесь, в темном трюме, ниже ватерлинии, он мог чувствовать каждое колебание судна в самом его начале. Арам тяжко вздохнул, закрыл глаза и продолжал жевать.

– Только спокойствие, – прошептал он самому себе. – Когда начнется, смотри в оба и не теряй разума.

Грейдон не раз говорил нечто подобное, и Арам напомнил себе, что этот совет не становится хуже только оттого, что получен от отца. В конце концов, отец был умелым воином. Может, не слишком хорошим отцом, но воином – умелым. Араму вспомнился бой с предводительницей гноллов. Вспомнил, как Грейдон отразил ее удар. Вспомнил саму Клекоть. Почувствовал, как качнулся корабль. Вспомнил, как Клекоть склонилась над его блокнотом. Почувствовал, как качнулся корабль…

Она говорила, что он должен закончить портрет отца. Арам поднял взгляд, чтобы взглянуть ей в лицо. Но это была не Клекоть, это была его мать, Сейя Нордбрук-Торн-Глэйд.

– Закончи рисунок, Арам, – сказала она. – Отец – оба отца и я – считаем, что это необходимо. Закончи рисунок.

– Я закончил, – ответил Арам.

Но эта полуправда комом застряла в горле…

– Тогда покажи, – сказала она.

Теперь это была Дуань Фэнь.

– Я… Я не могу.

– Почему? – разочарованно спросила малышка Селия.

Арам промолчал. Ему стало стыдно.

– Ты вырвал его, не так ли? – сказала Макаса. – Вырвал из блокнота и швырнул за борт.

– Я просто очень разозлился. Я не хотел…

Арам закашлялся.

– Злой магия, – сказала Клекоть.

Поперхнувшись волокнами полуразжеванного мяса, Арам закашлялся и проснулся. Еще раз кашлянув, он вытолкнул ком мяса из горла и выплюнул его на пол. Он просто поверить не мог, что уснул! Вот-вот начнется бой, а он уснул!

И только тогда он услышал – только тогда понял, что происходит. Сверху, с палубы, доносились крики. Лязг клинков. И свет, свет! Несмотря на приказ Грейдона, наверху горели факелы – или что-то еще!

Значит, бой не «вот-вот начнется». Бой уже начался.

 

Глава десятая

Последняя улыбка

Нужно отдать мальчику должное: он вполне мог бы прятаться в трюме и дальше. Но Арамар выскочил наверх как раз вовремя, чтобы оказаться свидетелем смерти Кассиуса Микса. Огромное – самое меньшее, двух с половиной метров ростом – создание с палицей вместо правой руки прикончило Микса одним ударом. Тело матроса рухнуло к ногам Арама. Арам потрясенно уставился вначале на бедного Кассиуса, затем – на его противника. Он сразу пронял, что перед ним огр, хотя никогда прежде не видел огров: массивный, мускулистый, с огромными круглыми ушами, кирпичного цвета кожей, двумя нижними клыками, выпирающими из пасти, будто бивни, и рогом, торчащим посреди лба. Сделай огр лишь один шаг вправо – и перед ним оказался бы Арам, но вместо этого он шагнул налево и ударил рукой-палицей Дезамира Феррара. Тот едва успел увернуться.

«Смотри в оба и не теряй разума…»

Оба глаза Арама были открыты во всю ширь, но вот разум словно оставил его, удрав подальше в поисках более безопасных мест. Попятившись назад, прочь от распахнутых мертвых глаз и застывшей улыбки Микса, он обвел взглядом палубу и увидел Однобога. Тот, с абордажной саблей в одной руке и ломиком в другой, врезался в строй людей с пиратского корабля, атаковавших «Волноход». Впрочем, среди пиратов были не только люди. Женщина-тролль под два метра ростом, с длинными волосами, длинными острыми ушами, золотисто-оранжевой кожей и короткими бивнями, облаченная в странный переливающийся доспех, подняла парные арбалеты, и вогнала по болту из каждого в Тома Фрейкса. Тома отбросило назад, прямо в приоткрытую дверь офицерской каюты. Под его тяжестью дверь подалась, распахнулась, Том упал внутрь и скрылся из виду, будто решил сбежать из боя и немного вздремнуть в своей офицерской койке.

При виде его «бегства» Арама пробрало холодом до самых костей. Но долго раздумывать над одним-единственным кровавым зрелищем времени не было. Такие же кровавые сцены окружали Арама со всех сторон, но не все они были так безнадежны. Мэри Браун проткнула одного из налетчиков саблей. Братья О’Доногалы – тоже. Гном Пальфитиль крутанул двумя топорами на коротких рукоятях и достал одного из пиратов. Пронзительно завизжав, пират согнулся пополам, и второй удар гнома оборвал его визг.

Тут взялся за дело и Молчун Джо. Арамар и раньше знал, что Джо – ворген, но знать – это совсем не то, что увидеть своими глазами. А тут третий помощник капитана «Волнохода» изменил облик прямо на его глазах! Тело его покрылось шерстью и прибавило в весе и росте, лицо вытянулось и сделалось хищной клыкастой мордой, и Джо превратился в устрашающую волкоподобную тварь, тут же пустившую в ход клыки и когти.

Второй помощник капитана «Волнохода» оказалась не менее грозной силой. Макаса наотмашь рубанула перед собой абордажной саблей, метнула гарпун, пригвоздив врага к фок-мачте так, что тот тут же обвис и застыл неподвижно, освободившейся рукой сорвала с плеча железную цепь и хлестнула ею еще двоих нападавших. Четвертый пират бросился на нее слева. Арам хотел было закричать и предупредить ее, но – как всегда в решительный момент – не смог издать ни звука. Тем временем Макаса повернулась, подставив врагу спину. Парализованный ужасом, Арам следил, как меч негодяя падает на нее сзади, но Макаса резко вскинула плечи и пригнула голову, отразив удар пристегнутым к спине щитом. Ее цепь взвилась в воздух, описав полукруг, хлестнула изумленного противника прямо поперек лица, и он упал.

Макаса заткнула абордажную саблю за пояс, освобождая вторую руку, сделала два шага вперед, вырвала гарпун из пригвожденного к фок-мачте мертвого тела, и взмахнула оружием, целя в нового врага.

Тут взгляд Арама отыскал отца. Грейдон Торн бился на полубаке, одолевая всех и каждого, пытавшегося подступить к нему. С абордажной саблей капитан «Волнохода» управлялся мастерски, и, казалось, был почти так же силен, как ворген-Джо. Никто из пиратов не мог устоять перед ним. Однажды Арам видел, как отец вышел победителем из драки в таверне, но та драка в сравнении с сегодняшним боем была просто детской забавой. Грейдон Торн был несокрушим, и внезапно Арам осознал, насколько же отец сдерживал руку во время их упражнений. Сейчас мальчик невольно восхищался – и даже гордился отцом. Нет, их взгляды не встретились, однако мощь Грейдона каким-то образом придала сил и Араму. Внезапно рука мальчика, словно по собственной воле, подняла саблю, разум – более или менее – вернулся на место, и Арамар устремился вперед, на врага.

Более неподходящего момента для этого нельзя было и вообразить.

На палубу «Волнохода» с черного, как смоль, корабля, сцепленного с ним борт к борту, хлынула новая волна пиратов. Их натиск успешно сдерживали два могучих дуба – корабельный плотник Ансельм Тис и кузнец Мордис Туя. Но вдруг Тис смолк и качнулся назад – в горло ему вонзился кинжал из черного сланца. На палубу «Волнохода» шагнул Шепчущий – в наплечниках с костяными шипами поверх знакомого черного плаща. Прежде, чем плотник успел упасть, он выдернул кинжал из его горла. Туя развернулся к нему, взмахнул молотом и нанес сокрушительный удар, начисто снесший Шепчущему левую руку. Но тот не потерял ни капли крови! Не обращая внимания на свою рану, пират лишил кузнеца жизни одним изящным ударом черного палаша в уцелевшей руке. Убрав палаш в ножны, Шепчущий хладнокровно поднял с палубы свою отсеченную руку с зажатым в пальцах сланцевым кинжалом, приставил ее на место, к плечу, и повернулся к подбежавшему Арамару Торну.

Но Арам уже знал, что Шепчущий – нежить, один из Отрекшихся. Конечно, мальчик никогда не слыхал, чтобы кто-то мог вот так, в один миг, вернуть на место потерянную руку, но изо всех сил постарался выкинуть из головы пугающие мысли о том, что за тварь противостоит ему. Наоборот, он приложил все усилия, чтобы не дрогнуть перед этим странным и жутким противником. Он сделал выпад – и клинок его сабли вонзился прямо под грудь Шепчущего, погрузившись в живот врага на добрый палец. В ответ противник поймал клинок и вырвал оружие из рук Арама, всадив его в собственное тело еще глубже – так, что острие выскочило из спины. Скрытое под капюшоном лицо склонилось к насмерть перепуганному безоружному мальчику, и невидимые губы весело прошептали, обдав Арама холодным зловонием, смешанным с ароматом жасмина:

– Прошу простить меня за то, что собираюсь сделать, юный щитоносец. Но мне сказано, что ты еще можешь быть кое-чем полезен.

С этими словами он сильно хлестнул Арама по щеке.

Тьма…

Непроглядная тьма, и вдруг…

Свет. Тот самый Свет. Свет был так ярок! Голос Света окликнул Арама, проникнув к самому сердцу мальчика, к очагу сострадания в его груди:

– Арам, Арам, ведь именно ты должен спасти меня!

Но Арамар Торн отвернулся от Света прочь.

Тьма…

Непроглядная тьма начала мало-помалу рассеиваться, и…

…взорвалась какофонией звуков: отчаянные вопли, треск пламени, лязг металла о металл, жуткое чавканье стали, рассекающей плоть. Тусклый свет. Вкус крови и железа во рту. Вопли…

Оглушенный Арам заморгал, приходя в себя. Из рассеченной губы текла кровь. Удар Шепчущего ненадолго лишил его сознания и сбил с ног.

Арам попытался встать, но не сумел сразу отдать собственным ногам нужный приказ. Перед глазами все плыло. Казалось, Шепчущий повернулся в сторону черного, как смоль, корабля, выдернул из груди его саблю и взмахнул ею, подавая какой-то знак. Казалось, на палубе «Волнохода» появился высокий, могучий человек – почти такой же рослый и широкоплечий, как ворген. Казалось, Шепчущий слегка склонился перед ним, будто признавая его главенство…

«Шепчущий служит кому-то другому? Но этого же не может быть! Что за человек способен подчинить себе такое чудовище?»

Тем временем новый враг отвернулся от Шепчущего и потянул за собой кого-то еще. При виде Старины Кобба в голове у Арама, наконец, прояснилось. Вытолкнув Кобба вперед, новоприбывший заорал на него, требуя, чтобы тот заслужил свою долю. Седая голова Кобба униженно склонилась перед ним.

– Есть, капитан, – сказал предатель прежде, чем скрыться в гуще боя и позволить Араму как следует приглядеться прояснившимся взором к вожаку пиратов.

Нет, Арам никогда раньше не видел этого человека, однако в нем чувствовалось нечто знакомое. Знакомая решимость на лице, в разлете густых черных бровей, в уверенной мощной поступи… Капитан пиратов был не просто высок и широк в плечах – он был… внушителен и властен. Он немедленно завладел полем боя, убив Колина и Эйнсли О’Донагалов одним взмахом огромного палаша. Араму было очень жаль братьев, но времени горевать о них не было. Появление пиратского капитана переломило ход боя еще до того, как он звучным баритоном крикнул своему огру:

– Трогг! Брось тратить время на эти соленые бороды! Руби мачту!

Его приказ, несомненно, привлек внимание огра. Тот громко, но почтительно ответил:

– Есть, капитан!

Но этот приказ услышал не только огр. Грейдон Торн, бившийся на полубаке, оглянулся на голос своего главного противника, чтобы и глаза убедились в том, что услышали уши. И Арам увидел на лице отца узнавание. Узнавание и… страх. Настоящий, искренний страх, отразившийся на лице отца при виде пиратского капитана… От этого Арам упал духом куда сильнее, чем от появления Шепчущего, от гибели Кассиуса, Тома и остальных и от удара, лишившего его сознания.

Все еще не в силах подняться на ноги, Арам ухитрился перевернуться и встать на четвереньки. Взгляд его отыскал огра по имени Трогг. Тот с неторопливой, деловитой целеустремленностью отвинчивал навершие палицы от запястья. Покончив с этой задачей, он спрятал оружие в колоссальный колчан за спиной. Вместо него он извлек из колчана топор и спокойно, без видимой спешки, начал вкручивать его в культю.

– Защищайте мачту! – закричал Грейдон Торн.

Пиратский капитан обернулся на голос Грейдона, и Арам увидел, как на лице врага тоже отразилось узнавание. Узнавание и…

«Что могла бы означать его улыбка? Восторг?»

Арам невольно задрожал.

Капитан «Волнохода» и трое его помощников начали пробивать себе путь с разных концов палубы к центру. Пиратский капитан двинулся наперерез Грейдону Торну, смяв по пути Шайлера Ли и Черного Макса, точно бумажных солдатиков, но Мэри Браун и ворген Молчун Джо оказались для него препятствием посерьезнее – хотя бы на время.

Малус, Шепчущий Грогг и Затра

– Я все равно доберусь до тебя, безмозглый глупец! – крикнул капитан пиратов через их плечи. – Этой ночью твоим поискам конец!

Арам увидел, как Грейдон вздрогнул, однако отец промолчал и даже не ответил на оскорбление. Капитан Торн продолжал пробивать себе путь к огру и мачте.

Арам огляделся в поисках нового оружия. К добру ли, к худу ли, найти его было легче легкого. Клинки погибших друзей и убитых пиратов валялись повсюду. Арам высвободил ближайшую абордажную саблю из крепко стиснутых пальцев поверженного налетчика, и тут пиратский капитан крикнул:

– Смотрите, негодяи, чтоб никто ничего не выбросил за борт – иначе, клянусь, поплатитесь головами!

Почти одновременно с этим раздался глухой стук. Огр Трогг закончил крепить к запястью топор и принялся старательно рубить грот-мачту. Моз Кантон рванулся вперед, чтобы помешать ему, но Шепчущий вонзил свой черный палаш в спину квартирмейстера.

Грейдон Торн, отрезанный от огра троицей пиратов, тоже услышал стук топора, крушащего дерево, и закричал:

– Проклятье! Спасайте мачту!

Но вокруг огра держали оборону капитан пиратов, Шепчущий и женщина-тролль, и никому не удавалось пробиться сквозь их заслон, чтобы спасти самую суть «Волнохода».

Тут Арам услышал знакомую ругань. Кильватель Уотт обрушил лавину брани на свою излюбленную мишень – Старину Кобба. Кок гонялся за мальчишкой вокруг бизань-мачты. Оба были вооружены абордажными саблями, но Кили, похоже, вознамерился прикончить Кобба ядом своего сарказма либо загонять его до смерти.

Ярость, вскипевшая в сердце Арама, заглушила весь его страх. Во всем этом кровопролитии, во всех этих смертях – во всем был виноват старый кок! Он предал свой корабль, своих товарищей, своего капитана! Джонас Кобб предал Грейдона Торна – человека, который мог бы гордиться тем, что во всех и во всем старался найти нечто хорошее! А Кобб, можно сказать, нанес отцу Арама удар в спину…

Арам бросился вперед, но Старина Кобб легко парировал его первый удар и пошел в атаку, явно обрадованный тем, что этот юный противник не пытается загонять его до полного изнеможения. Старик оказался на удивление сильным и ловким. Всех умений Арама хватало лишь на то, чтобы не позволить старому седому моряку снести ему голову или проткнуть его насквозь. Где-то на заднем плане промелькнула мысль: если уж с Коббом так тяжело, значит, отец во время ежедневных уроков работал исключительно мягко…

Кили бросился на подмогу Араму, но совершил ужасную ошибку, предупредив об этом своего бывшего начальника потоком громкой ругани. Кобб резко развернулся к нему и встретил Кили колющим ударом. Обругав Кобба в последний раз, Кили осел на колени, упал лицом в палубу, замер и затих.

Разъяренный Арам удвоил усилия и обрушил на старика град ударов – чем сумел даже вынудить его отступить на шаг или два. Но Кобб тут же оправился, и вскоре Арам обнаружил, что отступать ему некуда – спина его уперлась в леер левого борта. Он продолжал парировать удар за ударом, но каждый новый удар Кобба был все ближе и ближе к цели.

Да, Кобб владел саблей впечатляюще. Оставалось только надеяться сбить его с толку, и Арам прибег к крайнему средству.

– Зачем?! – закричал он. – Зачем ты сделал это?!

Но Кобба его вопрос нимало не смутил.

– Безмозглый мальчишка, – не без удовольствия проворчал он. – Это произошло бы так или иначе, с моей помощью или без нее! Пришлось выбирать, на чьей я стороне, и я выбрал ту, где моя шкура останется в целости!

Абордажная сабля старика скрестилась с клинком Арама. Оружие Кобба описало полукруг, и, не успел Арам и глазом моргнуть, как потерял только что найденную саблю – выбитая из рук, она отлетела в сторону.

Ухмыльнувшись и направив свое оружие в горло Арама, Кобб добавил:

– Конечно, тройная доля, что обещал капитан Малус, мне тоже отнюдь не повредит!

«Малус», – подумал Арам. Капитана пиратов звали Малусом. На вкус Арама, это имя чересчур хорошо подходило к случаю – похоже, жить на этом свете ему оставалось до обидного мало.

Кобб поднял оружие, чтобы нанести удар… но тут оба противника услышали последний удар топора Трогга и громкий треск. В зловещем согласии оба оглянулись и подняли взгляд. Срубленная грот-мачта падала прямо на них. Арам нырнул в сторону. Но Кобб успел лишь выкрикнуть одно из любимых слов Кили Уотта – и толстое бревно рухнуло на старого кока, круша его кости.

Корабль содрогнулся. Один из пиратов выронил факел. Арам снова поднялся на четвереньки и снова принялся разжимать чьи-то пальцы, высвобождая абордажную саблю из руки убитого. Подняв взгляд, он увидел огра Трогга, стоявшего посреди яростной битвы и довольно ухмылявшегося, радуясь своему подвигу.

Тем временем пиратскому капитану Малусу удалось ранить Мэри Браун. Теперь ему противостояли ворген Джо и один из палубных матросов «Волнохода», высокий, тощий, веснушчатый Криспус Трент.

– Где их капитан? – заорал Малус, оглядевшись по сторонам. – Я не вижу этого безумца!

Никто, включая и самого «безумца», расправлявшегося с очередной парой пиратов, конечно же, не ответил.

Разъяренный Малус сорвал злость на огре:

– Что ты торчишь тут с гордым видом, разрази тебя гром? Тут еще есть, кого прикончить!

Словно в доказательство своей правоты, он сделал выпад и проткнул насквозь Криспуса Трента.

Огр был обижен – совсем как ребенок, отец которого не оценил по достоинству куличик, слепленный сыном из песка. Перед ним остановилась троллиха.

– Ты быть ждать от него похвал, – сказала она, перезаряжая арбалет, – ты быть ждать до судный день. Можно провести это время с польза.

Трогг хрюкнул, признавая ее правоту, кивнул и взмахнул топором, целя в Грейдона Торна, только сейчас – слишком поздно, чтобы из этого вышел хоть какой-то толк – сумевшего пробиться к мачте. Уклонившись от удара встречным нырком, Торн оперся спиной об обрубок мачты и обеими ногами ударил огра в грудь. Огр потерял равновесие, отлетел на несколько шагов назад, и Однобог не упустил шанса ударить ломиком по загривку громилы. Но этот удар, казалось, только разозлил огра – тот взревел и ринулся в атаку. Отбив удар его руки-топора, Однобог крикнул Грейдону:

– Уходи! Я прикрою!

И Грейдон Торн бросился к своей настоящей цели – к своему сыну, Арамару Торну.

Ухватив Арама за ворот свитера, капитан Торн поволок его вдоль левого борта к корме. Оглянувшись, Арам увидел громадину-Трогга, теснившего приземистого Однобога все дальше и дальше. Ворген Джо с помощью гнома Пальфитиля все еще пытался связать боем Малуса, а Макаса двигалась следом за капитаном, рубя одного пирата за другим и расчищая себе путь.

– Флинтвилл! – окликнул ее Грейдон.

Взглянув в его сторону, Макаса коротко кивнула и продолжала прорубаться вперед.

Грейдон подтащил Арама к корабельной шлюпке. Взглянув в глаза сына, он сказал:

– Без мачты бой проигран.

В тоне отца не чувствовалось ни намека на поражение – одна лишь холодная, жестокая правда. Однако Араму захотелось хоть как-то поддержать его.

– Но мы еще можем драться. И победить. И дохромать до берега – у нас осталось еще две мачты.

Но Грейдон не стал тратить время даже на то, чтоб покачать головой. Быстро сбросив старый, поношенный кожаный плащ, он накинул его на плечи сына.

– Что ты делаешь? – спросил Арам.

В ответ отец лишь вытащил из-под рубашки золотую цепочку с компасом, снял ее с шеи и надел на шею Арама.

– Сбереги этот компас любой ценой, – сказал он.

– Компас? Я… Я не понимаю.

– А у меня нет времени объяснять. Прости. Прости, пожалуйста. За все. Но помни: этот компас приведет тебя туда, куда нужно!

Арам оглянулся вокруг. Своих на палубе осталось совсем немного. Казалось, он может различить только сланцевый кинжал Шепчущего, руку-топор Трогга, арбалеты троллихи и меч капитана Малуса.

Рядом с Грейдоном появилась Макаса – с головы до ног в крови, но без единой царапины.

– Капитан?

Обернувшись, Грейдон взглянул ей в глаза.

– Сбереги моего сына любой ценой. А теперь – оба в шлюпку!

Целую секунду Макаса смотрела на него, будто запоминая полученный приказ, затем немедленно заупрямилась:

– Нет, капитан! Я нужна тебе здесь! – Видя, что так ничего не добьется, Макаса сменила галс. – Если кто-то должен идти с мальчиком, иди лучше сам. Мы с Однобогом отобьем корабль и разыщем вас!

– Не могу, Макаса. Если уйду я, эти так называемые пираты пустятся в погоню. – Он взглянул на Арама и вновь перевел взгляд на Макасу. – На кону – намного больше, чем вы оба можете вообразить. А ну, живо в шлюпку, разрази вас гром! Это приказ, Макаса! Ты у меня в долгу! Ты обязана мне жизнью!

Макаса немедленно прекратила возражения. Повесив голову, она бросила на дно шлюпки цепь и гарпун и забралась в нее сама. Грейдон подхватил ошеломленного сына и подсадил его в шлюпку. Споткнувшись, Арам едва не напоролся на абордажную саблю, которую держал в руке. Поднявшись на ноги, он увидел отца у лебедки.

Их взгляды встретились. Арам покачал головой. В ответ Грейдон кивнул и… отпустил стопор.

Дно шлюпки стремительно ушло из-под ног. Честно говоря, Арам наверняка вылетел бы за борт, если бы Макаса не ухватила его за плечо. Грейдон отвел взгляд, и шлюпка с Макасой и Арамом упала на воду.

Удар был столь силен, что шлюпка едва не развалилась на части, а у Арама xenm не треснули кости.

Макаса освободила шлюпку от талей, и бурные волны немедленно отбросили их суденышко – их спасительный челн – метра на четыре от горящего корабля.

Горящего? Да, «Волноход» горел! В отсветах пламени Арам разглядел силуэт отца. Капитан Грейдон Торн, стоя спиной к борту, скрестил клинки с пиратским капитаном Малусом. Звон стали эхом разнесся над водой.

– Наконец-то! Вот и расплата! – громко, с беспощадной уверенностью закричал Малус.

На этот раз Грейдон ответил врагу. Голос отца загремел, пробиваясь сквозь все прочие звуки. В нем чувствовалась уверенная, грозная усмешка:

– Я весь к твоим услугам, вероломный пес!

Их было уже не разглядеть, но палуба пылала у них под ногами, и огромные тени двух капитанов, сойдясь в смертельной схватке, плясали на уцелевших парусах.

И вдруг прогремел взрыв!

«Неужели огонь добрался до порохового погреба?!» – подумал Арам.

Но этого ему не суждено было узнать. Море уносило крохотную шлюпку все дальше и дальше, и «Волноход» скрылся из виду…

 

Глава одиннадцатая

Жуткие итоги

Сидя на дне шлюпки, Арам вглядывался в темноту. Вскоре от обоих кораблей осталось лишь зарево над горизонтом. Мальчик повел плечами и почувствовал тяжесть отцовского плаща. Он сделал вдох, и запах кожи и морской соли вызвал в памяти образ Грейдона Торна. От воспоминаний об отце защемило сердце. И тут по правому борту, вдали, в небе сверкнула молния. Ее изломанная, зазубренная стрела ударила в воду, и через несколько секунд над морем прогремел гром. Черный, как смоль, пиратский корабль так долго дрейфовал, сцепившись с «Волноходом», чтошторм, наконец, настиг тех, кто едва не ушел от него.

Темные тучи закрыли горизонт, поглотив зарево пожара. Поднялся ветер, волнение усилилось, и каждая новая волна грозила опрокинуть шлюпку.

Арам повернулся к Макасе и закричал, преодолевая шум волн, грозы и ветра:

– Что будем делать?

Макаса крепко вцепилась в борта обеими руками. Впервые с тех самых пор, как Арам познакомился с Флинтвилл, она выглядела согласно возрасту – семнадцатилетней девчонкой без всякой власти, без полномочий, без права распоряжаться.

– Держаться, – коротко ответила она.

И Арам держался, как только мог.

Воды Сокрытого моря кипели и бурлили. Тучи, несшие в себе громы, молнии и проливной дождь, нависли прямо над головой. Огромные волны вздымали крохотную шлюпку и швыряли ее вниз с такой силой, что Арам был уверен: шлюпка вот-вот треснет, разлетится в щепки, рассыплется прямо у них под ногами.

Он низко опустил голову, плотно сжал губы, и сощурил глаза так, что едва мог разглядеть в темноте сапоги Макасы и знать, что он не один.

Казалось, шторм будет длиться вечно…

С рассветом наступило затишье. Вокруг не было видно ничего, кроме солнца в небе – ни облачка, ни паруса, ни намека на землю.

Арам вздохнул – так, будто сдерживал дыхание всю ночь. Макаса сделала то же самое. Он поднял взгляд на девушку. Вид у нее был не лучше, чем у утонувшей крысы, и Арам отчетливо представил себе, как выглядит со стороны он сам. В любом случае, Макаса сочла его вид настолько плачевным, что в ее голосе – в кои-то веки – появилась некоторая мягкость.

– Будем спать по очереди. Ты первый.

Арам кивнул, хоть и не верил, что сможет уснуть в маленькой тесной шлюпке. Однако он послушно подчинился приказу и улегся на дно шлюпки, где уже скопилось лужа в сантиметр глубиной.

Не прошло и минуты – и он спал, как убитый.

Вода тянула вниз, но он не тонул – он погружался, плыл вниз, к Свету. Достигнув морского дна, Арам увидел бочонок маринованных яиц. Мальчик сковырнул с бочонка крышку – и Свет хлынул наружу, едва не ослепив его даже здесь, в темной глубокой воде. Не дожидаясь звуков Голоса, Арам отвернулся, и Джахид Хан, корабельный бондарь, закупорил бочонок.

Но как только крышка встала на место, Голос затих, Свет исчез, и Арам обнаружил, что больше не помнит, как дышать под водой. Он оказался на самом дне моря и больше не мог дышать! Он рванулся к поверхности, прочь из воды, но пиратский капитан Малус захлестнул его лодыжку цепью Макасы и пристегнул Арама к бочонку, точно к якорю. Арам раскрыл было рот, чтобы закричать, позвать на помощь Макасу, но не сумел издать ни звука. К тому же, и Макаса, и Однобог, и отец Арама были уже мертвы – утоплены и прикованы к тому же бочонку Шепчущим, огром Троггом и троллихой.

Арам судорожно раскрыл рот, пытаясь вдохнуть…

…и проснулся, зайдясь в жестоком приступе кашля.

Макаса мрачно взглянула на него.

– Твоя очередь, – прохрипел Арам.

* * *

Несколько часов спустя Макаса села на весла и принялась грести в сторону солнца – судя по его высоте, был конец утра.

– А что, – спросил Арам, – если сейчас не конец утра, а начало вечера? Куда ты гребешь – на восток или на запад?

Макаса обожгла его сердитым взглядом, но вынула весла из воды.

– Через пару минут узнаем.

Арам взглянул на выщербленный клинок абордажной сабли, снятой им с тела убитого, и подумал, суждено ли еще кому-нибудь воспользоваться почти новым оружием, оставленным им в груди Шепчущего.

Услышав, как Макаса шепотом ругает Старину Кобба в таких выражениях, какими мог бы гордиться Кили Уотт, Арам сообщил:

– Разве ты не знаешь? Он мертв.

– Что? Кто? Старина Кобб? Откуда ты знаешь?

– Он явился к нам на борт вместе с пиратами. И убил Кили. – Тут Арам едва не добавил «и пытался убить меня», но побоялся, что это может прозвучать так, будто ему удалось справиться со старым коком. – Его раздавило мачтой. То есть, Кобба.

Макаса изумленно умолкла и, наконец, удовлетворенно откликнулась одним-единственным словом:

– Хорошо.

Но мысли Арама уже были заняты другим. Падение мачты напомнило ему еще об одной утрате – утрате того, чего у него на самом деле и не было, утрате, грозившей разбить его и без того разбитое сердце. Тем более что до сих пор мальчик даже не вспомнил о ней…

– Во время боя… – заговорил он. – Ты не видела, что случилось с Дуань Фэнь?

Макаса, сидевшая на деревянной банке, выпрямилась.

– Нет. Я слышала, как она крикнула с мачты, предупреждая наших – всего за несколько секунд до того, как абордажные крючья пиратов вцепились в наши леера. Но не помню, чтобы видела, как она спускается. И в бою ее тоже не припоминаю. Как насчет того момента, когда упала мачта?

– Не знаю, – ответил Арам.

Макаса тоже не смогла сказать ничего.

Но это навело ее на мысль о подведении итогов боя. В начале плавания на борту наличествовало тридцать душ. Вернее, двадцать девять – у такого изменника, как Кобб, души, конечно же, быть не могло. Макаса – с виду бесстрастно – принялась называть имена одно за другим, и вслух отвечать самой себе, если судьба названного была ей известна. Если нет – делала паузу. Порой Араму удавалось заполнить пробел, сообщая – со всем бесстрастием, на какое он был способен – о том, что видел он. Порой – не удавалось.

Окончательные итоги вышли такими.

Второй помощник капитана Макаса Флинтвилл и юнга Арамар Торн бежали на борту корабельной шлюпки. Итого – двое.

Палубный матрос Мэри Браун и палубный матрос Орли Пост были ранены, но живы, когда их видели в последний раз. Итого – двое.

Капитан Грейдон Торн, первый помощник капитана Дурган Однобог, третий помощник капитана Молчун Джо Баркер, корабельный врач Йакомо Хайд, палубный матрос Дезамир Феррар, палубный матрос Джеймс Мак-Киллен и палубный матрос Зубб Пальфитиль были живы, практически невредимы, и продолжали бой, когда их видели в последний раз. Итого – семеро.

Корабельный бондарь Джахид Хан, палубный матрос Анко и впередсмотрящая Дуань Фэнь не были замечены во время боя ни Макасой, ни Арамом. Итого – трое.

Квартирмейстер Моз Кантон, боцман Джонсон Рибьерра, рулевой Том Фрейкс, корабельный плотник Ансельм Тис, корабельный кузнец Мордис Туя, палубный матрос Кассиус Микс, палубный матрос Шайлер Ли, палубный матрос Черный Макс, палубный матрос Криспус Трент, палубный матрос Уилсон Пария, палубный матрос Роза Хаггард, палубный матрос Квентин Майлс, палубный матрос Колин О’Донагал, палубный матрос Эйнсли О’Донагал, помощник кока Кильватель Уотт и корабельный кок Джонас Кобб погибли на глазах Макасы, Арама или их обоих. Итого – шестнадцать.

Подведя итоги, оба умолкли. Больше половины команды были мертвы, а остальные – даже те, кто не был ранен – остались в отчаянном положении. Однако в этом реестре было и нечто обнадеживающее – пусть хоть самую малость.

– Хайд знает свое дело, – сказала Макаса. – Он – настоящий целитель. Может творить чудеса… – И, не удержавшись, добавила: – Если, конечно, жив.

Изо всех сил стараясь не думать об отце, Арам занялся ревизией их имущества. Маленькая лодка была оборудована небольшим рундуком – в нем оказался охотничий нож, секира, ящичек сухих кремней, завернутый в непромокаемую ткань, масляный фонарь и фляжка масла к нему, а также моток веревки. Имелись три карты, не боящиеся воды, но здесь, вдали от земли, проку от них не было никакого. Был еще запас воды и морских сухарей – галет, но для продолжительного плавания его было недостаточно. И, наконец, четыре золотых. Вдобавок, у Макасы был щит, цепь, абордажная сабля и гарпун, а у Арама – «позаимствованная» у убитого пирата абордажная сабля, блокнот, угольный карандаш, связанный матерью свитер, отцовский плащ и компас, который по какой-то неведомой причине следовало «беречь любой ценой».

Компас! Ведь он, по крайней мере, может помочь выбрать правильный курс! Исполнившись надежд, Арам вытащил его из-за ворота, взглянул на стрелку, на небо, снова на стрелку… Этот дурацкий компас не работал! Даже по солнцу было ясно, что его стрелка указывает вовсе не на север! Компас оказался бесполезным. Отчего отец решил, будто он приведет Арама домой, мальчик решительно не понимал. А уж отчего он велел Араму беречь его, было даже загадочнее, чем сам отец.

Его отец…

Грейдон был его отцом, но во время последнего разговора с ним Арам отрекся от него. А теперь… теперь Грейдон Торн, скорее всего, был мертв, а сын остался жить – и терзаться чувством вины.

И вовсе не только отречение от отца лежало на душе тяжким грузом. Он, Арам, вырвал из блокнота портрет отца – вырвал и бросил в море. А ведь его предупреждали о «злой», плохой магии. И дело было даже не в том, что Арам не верил в нее, полагая себя выше всяческих суеверий. Поддавшись детской истерике, он прибег к злой магии совершенно сознательно…

Повесив голову, Арам уставился за борт, будто бы мог отыскать скомканный рисунок в воде.

Выкинув из головы эту мысль, он вынул блокнот из заднего кармана.

Макаса изумленно наблюдала за тем, как он аккуратно разворачивает непромокаемую ткань и внимательно осматривает блокнот в поисках повреждений.

– Лучше и не думай помещать меня в эту треклятую книжонку, – словно по обязанности сказала она.

– Обещаю, что не стану рисовать тебя, пока сама не попросишь, – с нетерпением ответил Арам, проверяя, не намок ли блокнот.

С облегчением убедившись, что непромокаемая ткань сделала свое дело и блокнот остался невредим, он принялся листать страницы – портреты родных, виды Приозерья, множество зарисовок, сделанных на борту «Волнохода»… В одну минуту перед глазами промелькнуло множество лиц, которых он, вполне возможно, никогда больше не увидит, и немало лиц, которых он никогда больше не увидит наверняка. Добравшись до портрета Дуань Фэнь, Арам коснулся его, чуть помедлил и продолжал листать страницы, пока не добрался до остатков той самой, вырванной. Проведя пальцем вдоль рваного края бумаги у самого корешка, он внезапно почувствовал себя так, точно вдоль его собственной спины вдруг прошлись зубья острой стальной пилы.

Поспешно открыв первую из чистых страниц, он запустил руку за ворот до сих пор влажного свитера, чтобы достать из кармана карандаш. Но грифель карандаша был сломан. Арам вынул из рундука нож, чтобы очинить карандаш. Но руки ходили ходуном. Так он, чего доброго, мог остаться совсем без карандаша. Но как же исправить злую магию?

Со вздохом Арам убрал все по местам – и нож, и карандаш, и блокнот, завернутый в непромокаемую ткань.

Макаса, молча наблюдавшая за ним, подняла взгляд к небу.

– Позднее утро, – сказала она.

Убедившись, что они держат курс на восток, к берегам Калимдора, Макаса вновь взялась за весла.

Арам взглянул на нее.

– Хочешь, я сменю тебя?

 

Глава двенадцатая

Болезненные уколы

Тонкий полумесяц нарождающейся луны почти не давал света. Легкой дымки над морем было достаточно, чтобы затмить большую часть звезд. Арам и Макаса прекратили грести. Ветра не было – не чувствовалось даже легчайшего дуновения. Стоял мертвый штиль, и Макасе это совсем не нравилось. Нервы ее были на пределе. Несмотря на темноту, Арам видел, как помрачнело лицо девушки, а кроме того прекрасно слышал, с какой яростью – словно расправляясь с врагом – она жует.

Жевали они оба – но не галеты. Оба предпочли съесть по кусочку последней полоски вяленого мяса вепря, сохранившейся в кармане Арама. (Принимая свою порцию, Макаса даже поблагодарила его. В лодке, наедине с ним, она – по крайней мере, сейчас – держалась с мальчиком едва ли не любезно.) После этого у них осталось еще довольно для скромного ужина на завтра, а уж затем им предстояло грызть сухари.

Вяленое мясо до сих пор не утратило ни долговечности, ни вкуса. Однако теперь к его вкусу примешивалась горечь воспоминаний обо всем, что было потеряно. И, конечно же, оно было очень соленым. Но от долгого жевания во рту скапливалось столько слюны, что Арам с Макасой на время удержались от лишнего расхода скудных запасов воды.

Макаса потянулась к веслам, как будто решила, что сумеет грести, ориентируясь без солнца. Арам снова вытащил компас. Но если бы даже компас каким-то чудом заработал, Арам все равно ничего не смог бы разглядеть в темноте.

Внезапно Макаса наклонилась и схватила гарпун. Арам поднял на нее удивленный взгляд. Поднявшись на ноги, она приготовилась к бою – но с кем? Это осталось загадкой – не только для Арама, но, в конце концов, и для самой Макасы. Тут, всего на секунду, на ее лице отразилось… смущение? Это выражение было настолько несвойственно ей, что Арам даже не сразу узнал его. А, узнав, понял, что оно ему вовсе не нравится. Куда девался мрачный строгий командир и воин? Именно он сейчас нужен был им обоим, как никогда, а вовсе не эта растерянная семнадцатилетняя девчонка! От нее никому из них не будет никакого проку!

Выражение на лице Макасы сменилось чем-то вроде презрения. Вот это Араму было уже знакомо, от этого сделалось как-то спокойнее. Однако разница все же была ощутима: на этот раз ее презрение было обращено на себя. И это яснее слов говорило, что девушка сомневается в самой себе и винит себя за это. Макаса чувствовала себя глупо. Она собралась было сесть, но тут…

Расколов морскую гладь, в воздух, на высоту двух этажей, взметнулось огромное щупальце!

Макаса захохотала! Ткнула щупальце гарпуном! Выхватила абордажную саблю и разрубила его до середины!

Арам уже был на ногах, хоть и стоял не так твердо. Он успел выхватить абордажную саблю как раз вовремя, чтобы полоснуть по второму щупальцу, пытавшемуся обвить их шлюпку с другого борта. Макаса воткнула в щупальце гарпун, пригвоздив его к борту, клинок ее сабли опустился вниз, точно лезвие гильотины, и разрубил щупальце пополам!

Тут кракен всплыл наверх, поднял над водой массивную голову – возможно, чтобы посмотреть, как это столь мелкой полночной закуске удалось сделать ему так больно – и это оказалось очень большой ошибкой. Если бы он просто поднял кверху остальные щупальца и потащил лодку под воду, с этим Макаса и Арам не смогли бы поделать ничего. Но, похоже, любопытство губит не только кошек.

Макаса вырвала гарпун из отрубленного щупальца и изо всех сил вонзила оружие прямо в огромный глаз чудища. Из-под воды взбурлил леденящий душу визг. Флинтвилл вновь высвободила гарпун и приготовилась нанести еще удар. Но и голова и щупальца чудовища скрылись под водой – лишь отрубленный конец остался лежать поперек шлюпки, между Арамом и Макасой. Вместе они подняли его и спихнули за борт.

Макаса села.

– Повезло нам, – самодовольно ухмыльнулась она. – Всего лишь детеныш.

– Вот это – всего лишь детеныш? – в ужасе пискнул Арам.

– Угу. Взрослый кракен может утащить на дно целый корабль. А этому малышу не удалось бы проглотить даже нас.

Вначале Арам решил, что она, должно быть, шутит. Но тут же вспомнил: усмешка – усмешкой, но чувства юмора у нее нет. Усевшись на дно шлюпки, он с опаской спросил:

– А что, если он приведет мамочку?

Ухмылка исчезла с лица Макасы. Она молча качнула в воздухе гарпуном. Арам улыбнулся.

Макаса гребла, держа курс на восходящее солнце в уверенности, что он, в конце концов, приведет их к берегу.

Арам смотрел на нее, и в голове, один за другим, рождались новые и новые вопросы. Наконец ему удалось набраться храбрости, и он спросил:

– Что значит «обязана жизнью»? О каком долге говорил отец?

Злые глаза Макасы уставились на него, точно два арбалетных болта. Долгое время она молчала, будто ожидая, что он откажется от своего вопроса. Но Арам не отводил взгляда. Да, она была упряма, но прекрасно знала, что и он упрям.

– Твой отец спас мне жизнь, – сказала она. – По обычаям Штормграда – земли моих предков, и Тернистой долины – моей родины, с тех пор моя жизнь принадлежит ему. Об этом долге он и говорил.

– Тебя понадобилось спасать?! От чего? Что случилось?

– Не твое дело.

– Поэтому ты и служишь на «Волноходе» без контракта?

– И это не твое дело, – отрезала Макаса, но через несколько секунд все же добавила: – Да. Он предлагал контракт, но я отказалась.

Она продолжала грести, но Арам видел, что вопрос поверг ее в тягостные раздумья. Наконец она нарушила молчание:

– Грейдон Торн говорил, что не разделяет этих обычаев. Сказал, что дорожит моей службой и рад, что я на его стороне. Но поклялся, что никогда не потребует от меня вернуть долг, хоть я и знаю, что в долгу перед ним.

– И все же потребовал.

– Да. Потребовал.

– И ты разочарована?

– Долг есть долг. Он мог говорить все, что угодно – это ничего не меняет.

– Но все же ты разочарована?

Макаса обожгла его взглядом.

– Да, тебе хотелось бы услышать, что я разочарована в этом человеке. Это оправдало бы твое ничтожное разочарование. Оправдало бы то, как отвратительно ты вел себя с ним. Но, все, что я скажу – или не скажу, – ничего не изменит.

Арам почувствовал, что краснеет, но не отвел взгляд.

– Речь не о нас с ним, – соврал он. – Я пытаюсь понять тебя.

– Тебе никогда не понять меня.

– И тебе меня – тоже. Но все-таки ответь на вопрос.

– Я не подчиняюсь приказам юнги – неважно, кем был его отец. Вернее, неважно, кто его отец, – поспешно поправилась она.

Ужасная реальность этого «был» жестоко потрясла мальчика. «Неужели для Грейдона не осталось надежд?» К встрече с такой реальностью он был не готов – совсем не готов. На миг он даже забыл о том, что хотел сказать. Собравшись с мыслями, он задал вопрос иначе:

– А ты верила в него?

Макаса молчала.

– Ты верила в него? – повторил Арам.

Новая долгая пауза…

– Да, – наконец прошептала она.

Солнце клонилось к закату. Арам сменил Макасу, но вскоре она снова взялась за весла, решив преодолеть как можно большее расстояние, прежде чем настанет ночь и ориентироваться по солнцу будет невозможно.

– Но разве ты не умеешь ориентироваться по звездам? – спросил Арам.

– А ты? – огрызнулась Макаса.

– Мы оба знаем, что я был плохим учеником. А у тебя какое оправдание?

– Для меня они все одинаковы, – проворчала Макаса в ответ.

– Серьезно?

– Он начал учить меня! – рыкнула Макаса, – но тут на борту появился ты.

Арам разом умолк. Может, поэтому она его и невзлюбила? Может, Грейдон для нее был – все равно, что отец? Отец, бросивший ее ради Арама, так же, как бросил Арама ради моря?

– Прости, – тихо сказал он.

– Ты никогда даже не пытался понять его.

– А он никогда не пытался объяснить.

В этом Арам был уверен. Это было правдой.

Шесть месяцев назад – после того, как целых шесть лет от него не было ни письма, ни слова, ни хоть каких-нибудь известий – Грейдон Торн вернулся в Приозерье. Арам вместе с Роббом работал в кузнице. Вдруг пришла Сейя и попросила Робба на минутку заглянуть домой. День только начался, и просьба была весьма необычной. Однако, разглядев что-то в лице Сейи, Робб велел Араму продолжать и удалился вместе с ней.

Прошел час.

Наконец Робб вернулся и отослал Арама домой.

Войдя в их домик, Арам увидел незнакомца. Тот сидел у очага, глядя на Робертсона и Селию, игравших на полу с деревянными солдатиками. Незнакомец поднял взгляд – и отец с сыном тут же узнали друг друга.

Грейдон поднялся на ноги.

– Арам…

Арам замер на месте, не в силах ни шевельнуться, ни сказать хоть слово. Наконец он вопросительно взглянул на мать.

– Твой отец вернулся, – беспомощно сказала она.

В это время в дом вошел Робб, уходивший закрыть кузницу. За обедом Арам с растущей неприязнью слушал, как Сейя и Робб объясняют, как изменилась их жизнь, тому, кто не заслуживал никаких объяснений. Тому, кто даже не пытался ничего объяснить в ответ.

Два года… Два года Сейя Торн ждала возвращения Грейдона. Но он все не возвращался и даже не прислал домой ни письма, ни весточки, ни хоть одного медяка.

За это время Сейя привыкла полагаться на помощь добросердечного кузнеца. За это время она стала к нему неравнодушна. Через два года она освободилась от первого брака – мировой судья Соломон более чем охотно объявил Грейдона Торна погибшим в море.

Сейя вышла замуж за Робба Глэйда. Робб стал приемным отцом Арама, а вскоре и отцом Робертсона с Селией.

Робб признался Грейдону, что они с Арамом, бывало, не ладили. В конце концов, он не был таким обаятельным мореходом, как Грейдон Торн. Но со временем ему удалось покорить сердце мальчика.

Грейдону пришлось кивнуть. Пришлось сделать вид, будто все понимает. Он только и сказал: «Я вас прощаю». Как будто имел повод для жалоб и право прощать.

Сам он прощения так и не попросил. По крайней мере, в тот день и у Арама. И так и не объяснил ничего. Даже после того, как дал слово.

Арам вновь почувствовал нарастающую обиду. Что изменилось за эти шесть месяцев? Грейдон так ничего и не объяснил и даже не оставил ему никакого выбора. Просто пихнул в шлюпку вместе с женщиной, ненавидящей его до мозга костей, и приказал сберечь сломанный компас. Это было бы смешно, если бы за несколько минут, предшествовавших мигу их бегства, не погибло столько замечательных людей.

Возможно, еще сильнее расстраивало то, что, несмотря на все это, сын не мог спокойно ненавидеть отца. Как ненавидеть его, когда Грейдон Торн, скорее всего, мертв? Как ненавидеть его, чувствуя, что сам виноват в его гибели?

Арам поболтал пальцами в воде. Что-то скользнуло внизу, под водой. Подумав, что это кракен, он поспешно отдернул руку. Но это был не кракен. Это была морская черепаха – огромная, не меньше их шлюпки, в панцире, поросшем чем-то наподобие мха, мерцавшего в темноте неярким зеленоватым светом. Черепаха прошла под шлюпкой, даже не потревожив водной глади. А за ней – еще, и еще одна… Черепахи направлялись на восток, в ту же сторону, что и шлюпка, но сильнее уклоняясь к северу. Арам знал, что это значит, но это знание было получено от Грейдона Торна, и потому ему потребовалось добрых полторы минуты, чтобы проглотить обиду и заговорить.

– Правь за черепахами, – сказал он, кивнув на них.

– Что? Зачем?

Оглянувшись через плечо, Макаса посмотрела в указанном Арамом направлении.

– В это время года они направляются на сушу, чтобы спариваться и размножаться.

– Откуда ты знаешь?

– А как ты думаешь?

Смерив его взглядом, Макаса кивнула и изменила курс.

 

Глава тринадцатая

Между волной и камнем

Утро выдалось туманным. Черепахи скрылись из виду, но к этому времени на пути появились и другие приметы близкой земли. Неподалеку резвилась стайка морских выдр. Они ныряли, вновь показывались над водой, прижимая к густому меху на груди раковины моллюсков и ловко разбивая их камнями. Появление выдр было добрым знаком: как-то раз Грейдон сообщил сыну, что морские выдры никогда не уходят слишком далеко от берега.

Еще лучшим знаком (так как эти сведения были почерпнуты не от Грейдона Торна, а от Мавзоля из Прибамбасска) были солоноводные чайки: Арам знал, что эти пернатые обитатели Азерота ныряют за рыбой с прибрежных скал Калимдора. (Чтобы забыть о том, что Арам никогда не увидел бы книги Мавзоля и не узнал этого факта, если бы не капитан Торн, пришлось постараться изо всех сил.)

Макаса размеренно гребла, не сбавляя хода и не уклоняясь от курса. Арам принял на себя роль Дуань Фэнь – впередсмотрящего – и отчаянно вглядывался в горизонт в поисках земли. Солнце поднялось выше, туман над морем начал рассеиваться, Араму пришлось сощуриться и прикрыть глаза ладонью. При этом что-то мелькнуло в голове – скорее, не воспоминания, а смутное ощущение, будто что-то подобное с ним уже было, – но он так и не сумел вспомнить, где и когда.

Наконец, незадолго до полудня, он вытянул руку вперед и закричал:

– Вижу землю!

Макаса оглянулась через плечо, мрачно улыбнулась и принялась грести с удвоенной силой.

Но время шло, а они, казалось, почти не продвинулись вперед. Сменив Макасу на веслах, Арам почувствовал, что морское течение гонит лодку назад, прочь от суши. Вдобавок, на небе появились тучи. Поднялся ветер, началась качка. Арам решил следовать за выдрами и начал грести за любой из них, какую удавалось заметить, бросив быстрый взгляд через плечо. Он надеялся, что выдры знают, как лучше лавировать против течения, и могут привести их к дому. Нет, конечно, не к дому, но хотя бы на сушу.

Может, это принесло плоды, а, может, нет. Но к тому времени, как Макаса снова села на весла, лодка заметно приблизилась к берегу. Поднявшийся ветер был на стороне моряков. Он дул в спину так сильно и был таким холодным, что пробивался сквозь плащ, подаренный отцом, и сквозь связанный матерью свитер, и вмиг остудил взмокшее, разгоряченное недавней греблей тело. Арама пробрала дрожь.

Настал вечер. Солнце скрылось за горизонтом позади, тучи сгустились, и Арам с Макасой потеряли землю из виду. Но к этому времени побережье Калимдора закрыло горизонт впереди целиком. Сбиться с курса было невозможно, и Макаса продолжала грести.

Она гребла. И гребла. И гребла… Потом Арам сменил ее. И греб, и греб, и греб… И вновь его сменила Макаса. С неба закапал мелкий дождик. Затем – не такой уж и мелкий. Ветер сделался едва ли не ледяным. А Макаса гребла и гребла…

И, наконец, вот оно! Серебристый лунный луч, пробившийся сквозь темные тучи, осветил землю – совсем близкую, практически рукой подать. Арам предупредил об этом Макасу, и она долго смотрела на берег через плечо. Но, когда девушка вновь повернулась к нему, на лице ее не было радости.

– Здесь к берегу не подойти.

Арам оглядел берег новым взглядом. Макаса была права. Обрадовавшись близости берега, он не обратил внимания на его рельеф. Повсюду, насколько хватало глаз, из воды торчали острые камни, перемежавшиеся опасными каменными отмелями.

– Что будем делать? – спросил он.

– Нужно дождаться рассвета – если получится. Будем грести вдоль берега, пока не найдем безопасную гавань, где сможем пристать.

Арам кивнул. План был неплох. Но, как говорил Однобог: «Хочешь рассмешить Хранительницу Жизни – расскажи ей о своих планах».

Ветер переменился. Какое-то время Макасе Флинтвилл удавалось удерживать шлюпку невдалеке от берега, но в конце концов пришлось признать, что долго это не продлится. Если они не попытаются пристать сейчас, то следующее утро могут снова встретить за много миль от берега. Хотя вяленое мясо кончилось, сухарей оставалось еще полно. Однако главной проблемой была вода. Макаса считала, что они не могут позволить себе ждать в море еще два или три дня, и не могла поручиться, что надвигающийся шторм не унесет их еще дальше. Даже если допустить, что он не разыграется во всю силу и не утопит шлюпку.

– Значит, нужно пробовать сейчас же, – согласился Арам.

Макаса кивнула и принялась грести еще решительнее прежнего.

Берег становился все ближе и ближе. Море бурлило все яростнее. На миг Арам удивился, что его до сих пор не укачало. Ну что ж, подарок судьбы есть подарок судьбы… Дождь превратился в настоящий ливень, забарабанил по плечам и спинам, и оба они тут же вымокли до нитки. Небо озарили вспышки молний. Арам уже слышал, как волны с грохотом бьются о скалы впереди.

Теперь Макаса оглядывалась перед каждым новым гребком. Отыскав подходящее место, она изо всех сил старалась удержать курс. Целью был крохотный клочок берега – такие же камни, как и везде вокруг, только пониже остальной береговой линии.

– Перед самым ударом о камни прыгаем за борт и плывем к берегу.

Арам кивнул.

– И плащ сними, – добавила Макаса.

– Что? Нет! Это же его плащ! Это же он подарил!..

– Но он не хотел бы, чтобы его подарок погубил тебя. В этой штуке ты не выплывешь. Тем более – здесь и в такую погоду. Плащ утащит тебя на дно, и ты это прекрасно понимаешь.

Араму хотелось возразить, но в голову не пришло ничего, кроме беспардонной лжи. Медленно, неохотно он снял плащ Грейдона Торна и бережно положил его на скамью рядом с собой. Затем, опасаясь потерять отцовский подарок – как бы он ни был бесполезен, – он спрятал компас и цепочку под свитер.

Не прекращая грести, Макаса дождалась, пока он закончит, и отдала новый приказ:

– Теперь делим припасы. Берем все, что может пригодиться, и надежно крепим на теле.

За спиной у Макасы был пристегнут щит, на поясе у обоих – абордажные сабли. Охотничий нож и секиру Арам тоже нацепил на пояс и затянул его еще на одну дырку. Два золотых, ящичек кремней, три сложенные непромокаемые карты и фляжку масла он распихал по карманам, а веревку обмотал вокруг тела через плечо – так же, как Макаса носила свою цепь. Отдав Макасе два оставшихся золотых, Арам разделил пакеты с сухарями – они отправились за пазуху. Последний – лишний – пакет он вскрыл и скормил половину не прекращавшей грести Макасе, а другую половину съел сам. Остался только фонарь и бочонок с водой.

– Это оставь, – велела Макаса. – Если не сможем найти воду и дрова на берегу, мы все равно обречены.

Такой оптимизм был как раз в ее духе.

От грохота волн, бьющихся о скалы, звенело в ушах.

– Приготовились, – сказала Макаса.

Арам уперся в борта крохотной шлюпки, готовясь оттолкнуться и прыгнуть в воду.

– Как только я скажу «пошел», прыгай за борт, плыви вперед и лезь наверх. Меня не жди, на меня не оглядывайся, пока не окажешься в безопасности, на суше. Учти, мальчик: я ни ждать, ни оглядываться на тебя не стану.

Арам кивнул, но, вероятно, Макаса не разглядела его кивка в темноте.

– Ты меня понял? – настойчиво переспросила она.

– Есть, капитан, – ответил он вслух – только затем, чтобы еще раз увидеть ее сердитый взгляд.

Макаса яростно взмахнула веслами – гребок, еще гребок, и еще гребок… Затем, бросив весла, она быстро подхватила со дна шлюпки гарпун и крикнула:

– Пошел!!!

Бросаясь за борт, в холодное море, Арам успел увидеть Макасу – та поднялась в лодке во весь рост и изо всех сил метнула вперед свой гарпун.

Арам ушел под воду. Одежда немедленно намокла и потащила ко дну. Макаса была права: в отцовском плаще он утонул бы наверняка.

В борьбе с собственной одеждой, тянущей вниз, мальчик снова на миг почувствовал странное дежавю, но сейчас у него были заботы поважнее. Он поплыл вперед.

Арам знал, куда плыть, и знал, что берег близок, но, несмотря на все старания добраться до суши, не мог понять, вправду ли приближается к ней. Да, ему нужно было добраться до прибрежных камней – но самому: если его выбросит на камни волной, он переломает все кости. Поэтому после каждого гребка юнга тянулся вперед, надеясь, что пальцы коснутся твердого камня. Надеясь найти опору.

Так продолжалось несколько минут, показавшихся Араму целой вечностью. Одежда тянула вниз, ноги толкали к берегу, руки шарили впереди. Луна, должно быть, снова скрылась за тучами, и он ничего не видел. Но каждый раз, вынырнув на поверхность глотнуть воздуха, он слышал впереди грохот бьющихся о камень волн и понимал, что хотя бы плывет в верном направлении. Макасы не было ни видно, ни слышно. Однако она сама ясно сказала: никто никого не ждет, никто никого не ищет. Значит, в их положении это вполне по-моряцки.

Вот только до берега было все никак не добраться. Нет, он не мог и не хотел сдаваться, но какая-то часть мозга подсказывала, что ноги работают уже не так быстро. Руки отяжелели. Он был уверен, что до земли всего несколько ярдов – возможно, он был всего в нескольких ярдах от нее уже в тот момент, когда прыгнул за борт – наверное, было бы смешно утонуть здесь, у самого берега. От самой возможности такого конца сделалось невыносимо стыдно. Если он погибнет, то никогда не сможет загладить вину перед Макасой. Возможно, эта мысль была совершенно абсурдна, однако она придала Араму сил для последнего рывка.

Пальцы скользнули по камню. Ловя ртом воздух, он потянулся к твердой земле. В темноте было не разглядеть ничего. Неистово брыкнув ногами, мальчик сумел ухватиться за острый выступ. Но тут набежавшая волна швырнула его прямо на каменную стену, и Арам врезался в скалу макушкой – так, что в голове помутилось. От этого он едва не разжал пальцы, но, к счастью, сумел удержаться. Показалось, что из-под волос по лбу течет, щиплет глаза жидкость заметно гуще, чем вода. Арам изо всех сил прижался к камням, чтобы его не швырнуло на них снова. Новая волна накрыла юного моряка с головой как раз в тот миг, когда он сделал вдох. Вдохнув соленой воды, он задохнулся, закашлялся и принялся отплевываться. Закружилась голова. Он попытался напомнить себе, что, погибнув сейчас, когда спасение так близко, обречет себя на вечный позор… но это уже не казалось важным. Он все еще крепко цеплялся за каменный выступ и старался подтянуться повыше, но руки, одежда и все тело слишком отяжелели. В голову закралась, зашептала предательская мысль о том, как это было бы легко – просто разжать руки, сдаться и пойти ко дну. Юнга гнал эту мысль прочь, но не мог ни заставить ее заткнуться, ни выбраться из воды. Он продолжал борьбу, но чем дальше, тем больше убеждался, что в этом бою обречен на поражение…

Чья-то рука ухватила его за ворот и вытащила наверх – но не слишком быстро и вовсе не гладко. Проехавшись по острому каменному выступу животом, Арам разорвал свитер и рубашку и расцарапал кожу от ключицы до самого бедра. Но в конце концов он рухнул на мокрую траву, и носок сапога Макасы ткнул его в почку.

Арам повернулся на бок. Взгляды их встретились. Макаса, как всегда, взирала на него сердито, и Торн подумал, что никогда в жизни не видел ничего прекраснее. Этот сердитый взгляд был ему знаком, и Арам понимал, что он означает. Да, они не ладили между собой и ничуть не нравились друг другу. Но Макаса Флинтвилл была воплощением верности долгу. Что бы она ни говорила перед тем, как они покинули шлюпку, она была обязана жизнью его отцу, и это значило, что она прекратит защищать сына Грейдона Торна не раньше, чем перестанет дышать.

Только сейчас он заметил отцовский плащ – его рукава были затянуты тугим узлом на поясе Макасы.

«Бросить капитанского сына? Да она даже плащ капитана бросить не смогла!»

Перевернувшись на спину, Арам захохотал. От смеха он тут же задохнулся, поперхнулся, но на душе вдруг стало так легко, что он не мог удержаться. Наконец смех перешел в прерывистое хихиканье вперемежку с редким кашлем.

Последним, что он запомнил, было брошенное Макасой:

– Дурак.

Она положила отцовский плащ Араму на грудь, и мальчик тут же звучно захрапел – прямо на вымокшей под дождем земле.

 

Глава четырнадцатая

Вот оно!

Оба проснулись с рассветом. Вернее, Макаса, проснувшись, обнаружила Арама лежащим поперек ее левой ноги и сбросила его пинком. Мальчик сонно заморгал, щурясь на восходящее солнце, а Макаса первым делом отчитала его за неспособность просыпаться самостоятельно. На миг показалось, что оба они снова на борту корабля. Встретившись взглядом с Макасой, Арам увидел, что и она немного рада тому, что давно вошло между ними в привычку: он, как всегда, не оправдывает ее ожиданий, а она, как всегда, отзывается о нем самым унизительным образом. Но это ощущение тут же прошло. Корабля больше не было. Макаса разом умолкла. Оба они поднялись на ноги и начали осматриваться. Прежде всего, подчеркнула Макаса, требовалось найти воду.

Прежде всего нашелся гарпун Макасы. Ее броска едва-едва хватило, чтобы он долетел до берега. Гарпун торчал из топкой земли, косо воткнувшись в нее всего в нескольких сантиметрах от каменного уступа. Арам взглянул вниз, чтобы посмотреть, насколько близка была окончательная потеря оружия, и увидел все, что осталось от шлюпки – обломки дерева застряли среди камней на отмели прямо внизу. Он указал на них Макасе, и та, похоже, осталась довольна собственной меткостью. Она направляла и шлюпку и гарпун в одну и ту же точку – туда, где линия берега опускалась ниже всего – и в обоих случаях попала в цель. Выдергивая гарпун из земли, девушка даже удовлетворенно хмыкнула.

Они попытались определить, где находятся.

– Мы в Фераласе, – заключила Макаса. И мрачно добавила: – На территории огров.

Вспомнив Трогга, Арам внутренне содрогнулся. Чтобы успокоиться, он начал припоминать, что рассказывал о Фераласе Грейдон. Для людей Фералас был, можно сказать, краем света, непроходимыми дикими землями, заросшими неизведанными джунглями, и каждый клочок этих земель находился под властью огров. Огров Арам до нападения на «Волноход» не видел никогда. Если все они – такие же, как Трогг, они с Макасой все еще в серьезной опасности.

Вот тебе и на. Успокоился.

Чтобы скрыть свой страх и сделать вид, что занят делом, он достал три прихваченные с собой карты. Первая оказалась картой исследованного мира – всего Азерота. Но она явно была скуповата на подробности. На второй были изображены Восточные королевства. Арам окинул ее ностальгическим взглядом в поисках родного Приозерья, но прежде, чем он сумел отыскать свой дом, Макаса буркнула:

– Фералас в Калимдоре.

– Знаю, – огрызнулся он, поспешив развернуть третью карту – карту Калимдора.

Фералас отыскался на карте к югу от Пустошей, на северо-западе от гор, отделявших его от Тысячи Игл. Подняв взгляд от карты, Арам едва сумел разглядеть горные пики сквозь утренний туман, начинавший понемногу рассеиваться. Воздух нагревался быстро. Сняв мокрый разорванный свитер, Арам завязал его рукава на поясе, а сверху повязал вокруг пояса и отцовский плащ.

Из-под разорванной рубашки выскользнул компас. Не в силах удержаться, Арам еще раз проверил его – по солнцу и по карте. Но компас не работал, не указывал на север. Вместо этого стрелка указывала на юго-восток. И тут в голову Арама пришла одна мысль. Он бросился на колени и – не обращая внимания на нетерпеливое «Ну, что там еще?» Макасы – разложил на земле все три карты, чтобы сопоставить их друг с другом…

И – вот оно! Как раз к юго-востоку от них находилось Приозерье. Компас капитана Торна указывал не на север. Он указывал в сторону дома. Как там сказал Грейдон?

«Помни: этот компас приведет тебя туда, куда нужно!»

Ну, конечно! Куда же еще ему может быть нужно? Домой. В Приозерье. К матери, к брату с сестрой, к Роббу. Отчего-то Арам был уверен: компас каким-то образом знает дорогу домой!

Конечно, добраться до дому от этого не становилось легче. И все же на душе у Арама полегчало. Он-то считал компас бесполезным грузом – да еще и возмутительно нелепым, так как он оказался сломанным. Теперь он понял: компас в самом деле был подарком. Прощальным даром отца, которого он больше никогда не увидит…

Он утер глаза грязной, покрытой коркой засохшей соли рукой, отчего они только заслезились еще сильнее, и отогнал чувства прочь. Вынести их сейчас он был не в силах.

– Ну, что там еще? – повторила Макаса.

Совладав с чувствами, Арам вгляделся в карту в поисках хоть какого-нибудь ответа, кроме правды о том, что у него на душе. И вновь – вот оно!

На юго-востоке, почти по прямой между тем местом, где он стоял на коленях над картами и Приозерьем, был расположен Прибамбасск, столица гоблинского торгового картеля Хитрой Шестеренки и родина Мавзоля, чья книга подвернулась Араму под руку так кстати.

– Вот здесь – Прибамбасск, – сказал он. – Ближайший, если идти напрямик, крупный порт и, к тому же, нейтральная территория. Там можно будет не бояться Орды. И там я смогу найти корабль. – Арам вынул из кармана золотой. – Этого хватит оплатить проезд домой.

Взглянув на карту, Макаса покачала головой.

– Прибамбасск отсюда совсем не близко. Нужно идти вдоль берега на север, в Крепость Оперенной Луны. Там – военный аванпост под контролем ночных эльфов. То есть, Альянса. И несколько торговцев. Хоть что-то, похожее на цивилизацию – по крайней мере, по меркам Калимдора.

– Шансы найти там корабль, следующий в Восточные королевства, совсем невелики.

– Шансы уцелеть в пешем переходе через Фералас у тебя еще меньше. Там гноллы. Мурлоки. Медведи, гиппогрифы, йети… И про огров не забудь.

– В какую бы сторону мы ни пошли – все равно идти через Фералас.

– Побережье и внутренние области – далеко не одно и то же. Ты и не представляешь себе, по какой местности придется идти, пересекая Фералас напрямик.

– Наверное, так. Но в Крепости Оперенной Луны я не окажусь ближе к дому ни на шаг. И ты застрянешь там вместе со мной. Лучше отведи меня в Прибамбасск – и можешь считать, что больше никому ничем не обязана.

Макаса раскрыла было рот, чтобы возразить, но промолчала. Она явно думала о том, какое это счастье – после целых шести месяцев на борту корабля и трех ночей в шлюпке наконец-то избавиться от Арамара Торна. При мысли о Прибамбасске у нее тоже явно сделалось легче на душе. Достав пакет сухарей, Макаса Флинтвилл вскрыла его и подала мальчику половину.

– Так чего же мы ждем? – сказала она.

И они отправились в путь.

Следуя указаниям стрелки компаса, они взяли курс на юго-восток. Через десять минут голое каменистое побережье сменилось чащей джунглей. Воздух был вязок от влажных испарений, с ветвей густо свисали лианы. Полог леса навис над головой, словно потолки в тронных залах замков из тех сказок, что мать рассказывала Араму в детстве. Никогда в жизни он еще не видел такого множества оттенков зеленого. Тут же захотелось взобраться на дерево, попрыгать с ветки на ветку над глинистой землей, как-нибудь зарисовать все многоцветье леса в блокнот. Возникло страстное желание исследовать Фералас – не пройти его по прямой, а обойти по восходящей спирали. Приблизившись к высокому, точно мачта, дереву, Арам замедлил шаг и со сладкой грустью на сердце вспомнил карабкавшуюся по вантам Дуань Фэнь. Вот бы покорить это дерево в ее честь…

– Не отставай! – рыкнула Макаса, разом разрушив очарование момента.

Арам двинулся следом за ней. Возможно, он никогда раньше не бывал в таких местах, но Макаса чувствовала себя здесь, как дома. Она прорубала путь, используя вместо мачете абордажную саблю и не обращая внимания на то, как это сказывается на остроте клинка. Арам предложил ей секиру. Та была маловата для подобных целей, но Макаса Флинтвилл отличалась завидной меткостью, и секира вполне подошла.

Москиты с жужжанием лезли в глаза и в уши, доводя Арама едва ли не до безумия. Чем дальше они шли, тем крупнее делались москиты. Вскоре они сравнялись в величине с колибри и стали настолько большими, что Макасе удалось разрубить одного или двух пополам – прямо в воздухе.

Двигались медленно. Джунгли становились все менее и менее романтичными. Со лба Арама струйками, смешиваясь с засохшей кровью, стекал пот. В очередной раз утерев лицо, он увидел окровавленную руку и на миг испугался, но тут же вспомнил, как накануне приложился головой о камень. Во рту пересохло, и Арам вновь почувствовал легкое головокружение.

– Воды, – прохрипел он.

Макаса оглянулась на него через плечо. Сердито, конечно же. Однако затем она кивнула и опустилась на колени. Сорвав несколько толстых лиан, она разорвала одну напополам и сказала:

– Открой рот. Наклони голову назад.

Арам нерешительно повиновался, и она выжала жидкое содержимое лианы прямо ему в рот. Жидкость оказалась теплой, но неожиданно чистой и свежей на вкус.

Разорвав еще одну лиану, Макаса напилась сама.

Арам потянулся к лиане, свисавшей со ствола дерева. Макаса шлепнула его по руке.

– Не такая, – сказала она. – Видишь разницу в цвете?

Все мысли о множестве красок, совсем недавно приводившем мальчика в восхищение, вдруг показались Араму сущим вздором.

– Обе зеленые, – зло огрызнулся он.

– Значит, разница в оттенке. Смотри: эти, цвета морской волны, стелются по земле. Они-то тебе и нужны. А эти, древесные, цвета горохового стручка, растущие возле бледнолиста, содержат яд. Возможно, не настолько сильный, чтобы отравиться насмерть, но его хватит, чтобы ты не смог идти и позаботиться о себе. А если ты думаешь, что я готова тащить тебя отсюда на спине, то жестоко ошибаешься.

Арам сильно подозревал, что, возникни такая нужда, Макаса и вправду понесет его на спине, но отравиться, чтобы проверить эту теорию, совсем не хотел. Поэтому он просто кивнул.

Макаса указала на лианы, стелющиеся вдоль земли вниз по склону.

– А вот эти годятся. А также они приведут нас к настоящему источнику воды.

Так оно и вышло: лианы тянулись к руслу ручейка, переполненному водой после недавнего ливня. Здесь оба встали на колени и напились досыта. Смыв с лица кровь, Арам взглянул на свое отражение в воде. Голову украшала заметная шишка, но в остальном выглядел он не так уж плохо. Некоторое время двигались вдоль ручья. Теперь Макаса, всегда державшаяся настороже, смотрела по сторонам с особым вниманием.

– Что случилось? – спросил Арам.

– Нужно что-нибудь, чем можно заменить фляги, – ответила она.

Арам не понял, как такое возможно, но вскоре Макаса остановилась перед высокими растениями, увешанными крупными шишковатыми плодами, которые она назвала «пальмовыми яблоками». Срезав два самых крупных, она взяла у Арама охотничий нож, уселась на бревно и взялась за работу. Аккуратно вырезав отверстие размером с бутылочное горлышко на верхушке каждого пальмового яблока, она подала один из плодов Араму, быстро выстругала две длинные палочки и показала, как превратить мякоть плода в кашицу, не повредив скорлупы. Оба заработали палочками, время от времени останавливаясь, чтобы вылить в рот порцию желтого сока. Сок оказался сладким, как нектар, но не таким густым и более освежающим. Долгий и кропотливый труд занял не меньше часа. Но, закончив дело, они получили две фляги из скорлупы.

Пока Макаса держала фляги под водой, Арам следил за вырывающимися из горлышек пузырьками. Вынув фляги, она отдала одну ему. Арам поднес горлышко к губам и сделал небольшой глоток. Прохладная вода отдавала сладостью пальмового яблока. Макаса подала ему пробку. Закупорив сосуд, Арам тут же перевернул его горлышком вниз – для проверки. Тонкая струйка воды просочилась наружу, но, в общем, творения Макасы вышли вполне удачными. А когда они снова двинулись в путь и ручеек свернул на юго-запад, фляги превратились в одну из их главных ценностей.

Ни знания, ни навыки Макасы Арама не удивляли. Может, он был не слишком рад ее обществу, но в ее способностях не сомневался никогда.

Путь продолжался. Чем выше поднималось солнце, тем сильнее – несмотря на постоянную тень от нависшего над головой полога леса – становились жара и влажность. Макаса словно и не замечала их, но Арам быстро взмок, как свинья, и быстро выбился из сил. Через час Макаса остановилась, внушив ему напрасную надежду на отдых. Но вместо отдыха она присела на корточки над примятой травой и принялась изучать вонючий и совсем свежий помет на земле. Вероятно, Арам переусердствовал, поглощая сок пальмовых яблок. Съеденное и выпитое подступило к горлу, но он сумел загнать его обратно в желудок.

– Стой тут! – внезапно шепнула Макаса.

Согнувшись едва ли не пополам, чтобы не задеть свисающие сверху лианы, она кинулась вперед.

Арам так и не понял, что она затевает, но обнажил абордажную саблю и замер, ожидая, когда она выманит из укрытия… кого бы ни собиралась выманить.

Минуты шли. С каждой из них фляга и сабля в руках становились все тяжелее и тяжелее. Жара подавляла, навевала дремоту, веки смыкались сами собой – и резко открывались, голова медленно клонилась вниз – и резко поднималась.

Вдруг неподалеку раздался явственный звон металла и треск дерева. Это мигом разогнало дремоту. За этим звуком последовал другой, еще более странный. Вначале Арам не смог догадаться, что это может быть, но звук приближался, и в конце концов он понял, что… это Макаса! И она… ухает и улюлюкает? Да, Макаса Флинтвилл, не более чем в ста ярдах от него, бежала к нему, вращая цепью над головой и завывая, будто помешанная. Все это вовсе не придавало ей достоинства, и неделю назад Арам не смог даже вообразить, будто его спутница может издавать подобные звуки. Но – вот оно…

И вдруг – вот оно! Крупный вепрь – добрых шестидесяти сантиметров в холке, столько же в ширину и вдвое больше в длину – бросился прямо на Арамара Торна. Кривые белые бивни, подкрепленные с тыла массивной головой и мощными плечами, казались оружием, намного превосходящим саблю Арама. Но он не сдвинулся с места и приготовился к бою.

Склонив щетинистую морду, кабан нацелил бивни прямо в живот Арама, и тут Арам услышал, как в воздухе свистнул металл.

Казалось, древко гарпуна внезапно выросло прямо из спины кабана!

Кабан споткнулся, кубарем покатился вперед и сбил Арама с ног. Мальчик упал лицом вниз. Рана на лбу вновь начала кровоточить.

В итоге они поужинали мясом вепря.

Но не олениной. Несмотря на все свое мастерство охотника и следопыта, Макаса даже не заметила огромного самца-оленя, наблюдавшего за происходящим из-за деревьев.

 

Глава пятнадцатая

Пир с лордом Кровавым Рогом

Арам с Макасой наградили добытого вепря прозвищем «лорд Кровавый Рог», и этот добрый малый угостил их на славу.

Макаса занялась разделкой туши, а Арам, выросший рядом с кузницей, набрал дров и развел небольшой костерок. Затем он отправился на поиски воды, отыскал неподалеку еще один ручеек, напился, еще раз умылся, еще раз напился и наполнил обе фляги.

К ночи заметно похолодало, но они с удобством расположились у огня и наелись до отвала. Арам расслабился и блаженно растянулся на траве, заложив руки за голову, закрыв глаза и сыто улыбаясь. Но, пнув юнгу в бедро, чтобы обратить на себя внимание, Макаса напомнила ему, что нужно держаться настороже: вокруг множество хищников, не говоря уж об ограх.

Однако, своими руками убив дичь на ужин, Макаса пришла в необычайно хорошее настроение. Нет, это не превратило ее в блестящую собеседницу, но все же заставило поддаться атмосфере довольства и неги, что, на взгляд Арама, оказалось значительно лучше ее обычной манеры держаться.

Он вынул блокнот и принялся точить ножом угольный карандаш. Некоторое время Макаса молча наблюдала за его работой. Она так долго ждала, прежде чем сказать свое обычное «лучше и не думай помещать меня в эту треклятую книжонку», что Арам едва не забыл ответить. Вовремя откликнувшись своим обычным «обещаю, что не стану рисовать тебя, пока сама не попросишь», он принялся по памяти набрасывать портрет отца.

Задача оказалась нелегкой. Немного помог плащ. Натянув его на голову, Арам глубоко вдохнул и, пожалуй, сумел вообразить, что вокруг пахнет отцом. Но, несмотря на все усилия, ничего не получилось.

«Ну, разве это отцовский нос? И улыбался Грейдон совсем не так».

Вглядевшись в набросок, Арам нахмурился. Черты отца уже поблекли в памяти, а ведь прошло всего четыре дня. А что он вспомнит о Грейдоне Торне через месяц? А когда вернется домой, в Приозерье? Не превратится ли отец в ту же неясную тень, какой он был для сына еще шесть месяцев назад?

Шесть месяцев назад Араму велели уложить брата с сестрой спать. Селия раскапризничалась. Каждый раз, едва он собирался покинуть ее комнату, она просила:

– Не уходи, Арам!

Арам оставался с сестрой, пока ее не сморил сон, и потому вернулся в гостиную, к домашнему очагу, только через час. Здесь он обнаружил мать, Робба и Грейдона за тихим разговором. За разговором о нем.

Заметив Арама, Сейя легонько тронула обоих мужчин за плечи, и разговор стих.

Грейдон тут же поднялся.

– Я буду в таверне, – сказал он.

Никто даже не попытался убедить его заночевать в доме Глэйда.

Грейдон обратился к бывшей жене:

– Подумай об этом. Я вернусь утром.

Не сказав больше ни слова, он вышел.

– Подумай о чем? – спросил Арам.

– Завтра он отправляется в порт Штормграда, – сказала мать.

Арам помрачнел.

– Ну что ж, он и так пробыл здесь целый день.

– Он хочет, чтобы ты поехал с ним.

– Что?

– Он хочет взять тебя в свою команду на год, – пояснил Робб.

Сердце Арама затрепетало. Перед мысленным взором вдруг пронеслись все его детские мечты о море. Сколько лет он мечтал именно об этом! Отправиться в плавание с Грейдоном Торном! Открыть для себя необъятные просторы всего Азерота!

Но все эти детские мечты тут же показались ему глупыми и незрелыми. Безответственными. Безответственными, как сам Грейдон Торн. Как человек, способный уйти в море, бросив жену и ребенка без денег, без заботы, без хоть каких-то вестей о себе. Нет, не таким хотел бы стать Арамар Торн. И, кстати, если Грейдон действительно хочет взять Арама с собой, почему он сам не спросил об этом сына?

Только тут Арам осознал, что родители молча смотрят на него. Смотрят и ждут ответа.

– Мне он об этом не сказал ни слова, – ответил он наконец.

– Вначале он хотел убедиться, что мы разрешим, – объяснила мать.

Робб закатил глаза.

– Что я разрешу, – призналась Сейя.

– Ну что ж, ответьте ему: нет, – быстро сказал Арам.

– Почему? – едва ли не хором спросили Сейя и Робб.

– Потому, что… Потому, что я в обучении у кузнеца.

– От этого мы тебя можем освободить, – криво улыбнулся Робб. – С этим кузнецом я хорошо знаком.

– Тогда скажите, что я не поеду, потому что совсем не знаю его. Потому, что не хочу никуда ехать. Не хочу расставаться ни с вами, ни с Робертсоном, ни с Селией. Кроме того, я люблю Приозерье. Здесь мой дом. Я не моряк. Я – кузнец.

Сейя с Роббом рассеянно закивали, и Арам подумал, что дело решено. Но не тут-то было.

– Он вернется утром, – сказал Робб. – Тебе не обязательно решать прямо сейчас.

– Может, что-то и изменилось бы, если бы он остался здесь на какое-то время, – ответил Арам. – Но за одну ночь мое мнение о нем не изменится. Он бросил нас. Я ему не верю. Он мне не нравится. Лучше бы он остался мертвым.

Сейя прикусила губу.

Робб укоризненно покачал головой:

– Не нужно так говорить, мальчик мой.

– Хорошо. Простите. Но уж как есть, так есть.

Это была одна из любимых прописных истин Робба, и с ее помощью Арам надеялся выиграть пару очков.

– Отправляйся спать, – раздраженно велел Робб.

Арам обнял Чумаза и потащил пса с собой в постель. Через несколько минут родители ушли к себе в спальню, примыкавшую к комнате, которую Арам делил с братом. Робб с Сейей проговорили до поздней ночи. Арам не мог разобрать их слов, но слышал, как мать плачет, а Робб пытается успокоить ее. Подумав, что в ее слезах виноват Грейдон Торн, он разозлился на этого человека. Разозлился сильнее прежнего. Арам был уверен, что не сможет уснуть, но мерное сопение Чумаза под боком постепенно убаюкало его, и он задремал…

«Лучше бы он остался мертвым…» Неужто он в самом деле так и сказал?

От этой мысли сердце в груди будто рассыпалось прахом.

Вот и говори после этого о нелепостях… Собственные чувства к Грейдону Торну, метавшиеся из крайности в крайность – вот что действительно казалось Араму нелепым и даже ненормальным. Но уж как есть, так есть. Арам тосковал по отцу. Он чувствовал, что виноват перед ним – и в том, что бросил его на погибель, и в том, что вырвал из блокнота его портрет, и во всех жестоких-жестоких словах и мыслях… Чувство вины обрушилось на Арама, словно морские волны на прибрежные скалы Фераласа.

– Боги мои, ну и паршивец же я, – проговорил Арам.

Брови Макасы удивленно приподнялись, и он с запозданием понял, что сказал это вслух.

– Ты только сейчас это понял? – довольно проворчала она.

– Честно говоря, да.

Этот ответ удивил ее. Она села и закусила губу. Этот непроизвольный жест поразил Арама до глубины души – и не только потому, что эта женщина, казалось бы, напрочь лишенная чего-либо, хоть немного похожего на материнские чувства, сейчас так напоминала его мать. Поразительнее всего была отразившаяся в прикушенной губе неуверенность.

– Он был далек от совершенства, – заговорила Макаса. – Но он… любил тебя.

Казалось, слово «любил», произнесенное вслух, оставило неприятный привкус на ее языке, но она продолжала:

– Ты был единственным, что для него имело значение.

– Неправда, – автоматически вскинулся Арам, но тут же смягчился. – То есть, я был не единственным из того, что для него имело значение. Было что-то еще.

Макаса хотела возразить, но он остановил ее и продолжал:

– Было что-то еще. Он сам сказал. Только не удосужился рассказать, что это. А потом стало слишком поздно. И теперь мы, скорее всего, никогда этого не узнаем.

Макаса согласно кивнула.

– Но вот в чем штука, – продолжал Арам. – Я всегда делал вид, будто ничего для него не значу, раз у него есть в жизни еще что-то важное. Я знал, что это неправда. Всегда знал. Но…

– Но, боги мои, ну и паршивец же ты.

Арам пожал плечами, неохотно соглашаясь с ней.

Некоторое время они молчали.

Арам наблюдал за Макасой. Она обратилась мыслями внутрь себя и от этого будто стала моложе. Сейчас девушка выглядела ровно на столько, сколько ей было на самом деле. А было ей всего семнадцать, хоть и держалась она, как тридцатилетняя. Обычно ее безупречная компетентность и раздражительный нрав придавали этой иллюзии достоверность. Обычно – но только не сейчас.

– Ты любила его, – сказал он.

– Что? – неожиданно яростно рявкнула Макаса.

Вскочив на ноги, она выдернула из земли гарпун, будто собираясь проткнуть Арама насквозь.

– Прости. Это был вопрос. Любила ли ты его?

Перехватив гарпун, Макаса с силой стиснула древко оружия. Когда она заговорила вновь, Арам подумал, что у нее пересохло в горле.

– Я уважала его, – прохрипела девушка. – И очень хотела заслужить его уважение.

«Да, это правда, – подумал Арам. – Но не вся правда. Она поклялась, что обязана ему жизнью, но надеялась, что это осталось в прошлом. Это она признала сама».

Остальное теперь казалось очевидным – настолько очевидным, что Арам не понимал, отчего не заметил этого с самого начала.

«За два года на борту, рядом с Грейдоном Торном, Макаса полюбила его, как отца. Это точно. Я был его сыном, а она – быть может, сама не понимая того – хотела быть его дочерью. Это было одной из причин, отчего мы с ней не ужились и не сможем ужиться никогда. Я появился на борту и занял ее место. Неважно, что мне этого вовсе не хотелось. И что я не заслуживал этого».

– Да, я действительно многое значил для него, – сказал он. – Теперь я понял это.

– Поздновато.

Вновь бросив на него сердитый взгляд, Макаса уставилась в огонь.

– Это непросто было понять, – объяснил Арам. – Ведь, что бы я для него ни значил, он высоко ценил тебя.

Макаса вскинула на него испытующий взгляд. Но это испытание Арам прошел легко: он совершенно искренне верил, что Грейдон ценил Макасу выше любого другого человека во всем Азероте.

– Ложись, поспи, – непривычно мягко сказала Макаса. И добавила – строже, в своей обычной манере: – Встаем с рассветом и выступаем.

Отложив завершение рисунка до лучших времен, Арам спрятал карандаш и блокнот.

 

Глава шестнадцатая

Сокрытые

Шли дни. Шли ночи. Лорда Кровавого Рога хватило надолго; Макаса сумела даже высушить и выдубить его шкуру и сшить из нее грубый мешок. В этот мешок перекочевала большая часть их скудного имущества, включая фляги с водой и фляжку масла.

Долгий путь повел наверх, и вскоре они оказались над пологом джунглей. Эта местность тоже должна была зарасти буйной зеленью, но все деревья до одного были срублены – остались только пни. Осмотрев их, Макаса уверенно объявила, что тут поработали лезвия таких больших топоров, орудовать какими не под силу никому, кроме огра. Поэтому они постоянно держались начеку, спали по очереди, и это было очень утомительно. Однажды Арам проснулся среди ночи и увидел, как Макаса пригвоздила к земле гарпуном горную гадюку, проползшую всего в десяти сантиметрах от его шеи.

Без лесной тени выносить жару и влажность стало совсем тяжело. Все прочие растения были выжжены и высушены ярким неумолимым солнцем. Конечно, отсутствие флоры не могло не сказаться и на фауне. Макасе больше не удавалось отыскать ни дичи, ни хоть каких-то признаков существования дичи – кроме ядовитых змей, которых она опасалась готовить и есть, не зная, не ядовито ли их мясо. Пальмовых яблок тоже больше не попадалось. К счастью, несмотря на жару, воды хватало, благодаря частым дождям. Но что касалось пищи – пришлось снова перейти на сухари, да и те экономить.

У Арама вошло в привычку с досадной регулярностью сверяться с компасом. Досадной – оттого, что компас сообщал так мало. Арам изучил его вдоль и поперек, и даже нарисовал. Корпус был сделан из меди, белая шкала – украшена филигранными золотыми буквами, отмечавшими север, юг, восток и запад. Стрелка, длинный и тонкий осколок кристалла, неизменно указывала на юго-восток. Макасе Арам сказал, что она указывает прямой путь к Прибамбасску. Это не было ложью – карта Калимдора подтверждала его слова, – но в глубине души он чувствовал, что с каждым шагом приближается к Приозерью. Но определить, долго ли еще идти до Прибамбасска и найдется ли там корабль, который отвезет его домой, не помогал ни компас, ни что-либо другое. И все же, садясь отдыхать и вставая, чтобы продолжать путь, Арам продолжал сверяться с компасом, будто на этот раз компас мог сообщить ему что-нибудь новое.

* * *

Заметив за Арамом новую привычку, Макаса едва не добавила ее в длинный список черт, за которые его следовало высмеивать, – но не добавила. Поначалу она и сама не могла бы сказать, отчего. Но через некоторое время поняла: точно так же сверялся с этим компасом Грейдон. И результат каждый раз был тот же, что и у Арама: то же граничащее с досадой разочарование на лице. Макаса Флинтвилл тосковала по своему капитану, а Арам хоть чем-то да напоминал его. Поэтому она молчала – а то вдруг прекратит?

В глубине души девушке очень хотелось думать, что капитан Торн как-то сумел одолеть пиратов и отбить «Волноход», что корабль доковылял до ближайшего порта и встал на ремонт, что вскоре он с новой грот-мачтой выйдет в море и отправится на их поиски. Но она знала, что никогда не позволила бы Араму уговорить себя отправиться в глубь материка, оставив позади какие-либо шансы вернуться на борт и присоединиться к своим, если бы хоть на миг вправду поверила в реальность этих фантазий. Нет, Макаса была слишком практична, чтобы лгать самой себе. И Грейдон Торн и все остальные уже были мертвы – погибли от рук пиратов.

Если, конечно, допустить, что это действительно были пираты. На этот счет у Макасы имелись сомнения. Слишком много вопросов осталось без ответов. Для начала, она была вынуждена согласиться с одним из ранних наблюдений Арама: имея разведданные от Кобба, обычная пиратская команда вряд ли заинтересовалась бы грузом «Волнохода». Значит, желанной добычей был не груз, а сам корабль, но ведь она сама видела, как мало заботила капитана пиратов сохранность означенной желанной добычи.

«Да и сам пиратский капитан…»

Он явно знал Грейдона Торна, и Грейдон Торн знал его и даже назвал вероломным псом.

«Что же произошло между ними в прошлом?»

А еще Грейдон Торн сказал им с Арамом: «На кону – намного больше, чем вы оба можете вообразить». Что он имел в виду?

«Что же такое поставлено на кон?»

Все эти вопросы не давали Макасе покоя, но она отчаялась когда-либо найти ответы на них. Возможно, на самом деле эти пираты вовсе и не были пиратами. Но это ничего не меняло.

Тем временем «эти пираты» высадились на побережье Фераласа. Черный, как смоль, корабль, названный командой «Неотвратимым», бросил якорь поодаль от берега, и спущенный на воду баркас повез пиратскую элиту на сушу.

Малус, главарь пиратов, недовольно наблюдал за огром Троггом, грубой силой команды. Тот яростно греб, используя вместо отсутствующей кисти кольцевой железный зажим, глубоко впившийся вбыстро трескавшуюся ручку весла. Счастье, если весло не сломается прежде, чем они достигнут берега. Еще сильнее раздражало Малуса то, что больше эту обыденную работу поручить было некому – разве что сесть на весла самому. Их мечник из нежити, Рейгол Уолдрид, устроил целое представление, предложив свои услуги – только затем, чтобы начисто вырвать из плеча собственную левую руку при первом же гребке. Нашептывая витиеватые извинения, он приладил руку на место. Но Малус явственно слышал в его едва различимых сожалениях неискренность и насмешку. После этого он взглянул на Затру, их следопыта, но троллиха просто вздернула губу в злобном оскале и сказала:

– Море быть не место для песчаный тролль. Я нет быть грести для тебя, человек.

Оставался только волшебник, Ссарбик. Но на странного, закутанного в длинное одеяние араккоа, сидевшего на корме и непрестанно шипевшего что-то самому себе сквозь острый кривой клюв, Малус не стал даже тратить слов. Прежде всего, птичье тело и оперенные конечности этого мерзкого создания не подходили для такой работы – не говоря уж о его надменных манерах. Ссарбик почти не утруждался хотя бы делать вид, что подчиняется Малусу, а Малус был слишком практичен, чтобы убеждать себя в обратном. Поэтому он просто смотрел, как Трогг гребет и как трескается ручка весла.

Баркас подошел к скалистому берегу. Затра заметила обломки среди камней еще с палубы «Неотвратимого» и теперь, с более близкого расстояния, смогла подтвердить, что это – остатки небольшой лодки или шлюпки.

– Шлюпки с корабля Торна? – уточнил Малус.

Троллиха смерила его взглядом.

– Откуда я знать?

– Давно ли обломки здесь?

– Подвезти ближе – и я сказать.

Ее неизменно дерзкий тон приводил Малуса в бешенство. Да, эта группа была умелой и смертоносной. Успешный захват – и потопление – «Волнохода» это доказали. Но сплоченным отрядом их было не назвать. У Ссарбика, конечно, имелись собственные планы. Затра была профессиональной наемницей. Она взялась за работу и выполнит ее. Но дело Малуса ее совершенно не интересовало, он это знал. А Уолдрид? Он, как и троллиха, был наемником, продавал свой меч и службу за золото. Но, честно говоря, он присоединился к Малусу исключительно от скуки, а на подобные побуждения не стоит полагаться, если дело вдруг станет неинтересным – или, наоборот, слишком интересным. К тому же, Малус не забыл и не простил проступок Уолдрида, едва не провалившего всю операцию, показавшись Торну на глаза раньше времени, в Живодерне. Нет, воистину верен хозяину был только Трогг Воистину Тупой.

Да, верность – вот что было главным в огре. Даже потерянная рука служила символом этого качества. Она была отрублена многие годы назад, в доказательство преданности оркам из клана Изувеченной Длани.

Трогг подгреб к берегу как можно ближе – ровно настолько, чтобы баркас не выбросило на камни.

Присев на носу, Затра наклонилась вперед и окинула обломки зорким взглядом.

– Быть здесь неделя, – сказала она. – Лодка быть с тот корабль…

– Или это лишь удивительное совпадение, – прошелестел Уолдрид.

– Я не верю в с-соф-ф-фпадения! – прошипел Ссарбик.

Резкий шипящий голос, необычный даже для араккоа, пробрал до костей всех вокруг – даже Шепчущего.

– Нет места пристать, – сказал Трогг. – Трогг будет грести на юг, пока мы…

Но араккоа уже начал свой напев:

– Мы – С-сокрытые, с-странники Тени. С-служим хозяину и покорим. Ч-ш-што покорим – огню предадим. Склонис-с-сь перед волей хозяина. Склонис-с-сь. Склонис-с-сь. Склонис-с-сь.

Вода потемнела и закружилась вокруг баркаса. Казалось, воздух наэлектризован до предела. На дне баркаса заклубились тени. Трогг и Затра тревожно, низко зарычали. Малус нахмурился; волосы на его руках встали дыбом. Лицо Уолдрида было скрыто под капюшоном, и его мнение так и осталось при нем.

Однако Ссарбик продолжал:

– Склонис-с-сь. Склонис-с-сь. Склонис-с-сь.

Темный водоворот поднял баркас в воздух и вынес на берег. Киль громко затрещал, баркас с грохотом опустился на сушу прямо над обломками шлюпки – как раз там, где вонзился в землю гарпун Макасы. Малус невольно отметил, что поврежденное Троггом весло уже не имеет особого значения – баркас, можно считать, больше ни на что не годился.

Уолдрид откинул капюшон, обнажив бледную кожу, туго обтянувшую череп, и зубы, постоянно оскаленные в жуткой улыбке.

– Что ж, это сберегло нам некоторое время, – прошептал он.

Трогг отцепил зажим от ручки весла и встал. Баркас резко накренился и перевернулся. Остальным хватило проворства вовремя спрыгнуть на землю – всем, кроме Ссарбика, вылетевшего из баркаса и рухнувшего лицом в грязь. Поспешно вскочив, араккоа попытался прикрыть свой позор яростью и зашипел:

– Глупет-с-с-с! Ты жестоко поплатиш-шься!

– Довольно, – оборвал его Малус. Нравится это Ссарбику или нет, но главный здесь пока он. – Драться между собой нет времени. Затра, пора отрабатывать жалованье.

– Это быть нелегко, человек. Этот грязный птица стереть их след. Сначала – лодка, потом – свой неуклюжий морда.

Ссарбик бросился к троллихе, но та нацелила арбалет прямо ему между глаз, и араккоа, шипя, отступил.

Малус постарался сдержать улыбку.

– Найди другой след, – посоветовал он.

Оглядевшись вокруг, Затра улыбнулась и направилась к опушке джунглей. Остальные последовали за ней.

Остановившись перед зарослями, троллиха кивнула сама себе и сказала:

– Здесь. Быть войти здесь, идти юго-восток.

– Зачем им юго-восток этой глуши? – спросил Уолдрид.

Взглянув вокруг лишенными век глазами, он счел окрестности никуда не годными и снова натянул на лицо капюшон.

Малус призадумался.

– Если идти достаточно долго, придешь в Прибамбасск. Но зачем идти в Прибамбасск, если намного ближе – Крепость Оперенной Луны?

Трогг пожал плечами.

– Может, они не знают, где они есть.

– Заткнись. Это ты не знаешь, где ты есть, – отмахнулся от него Малус.

Но обиженный Трогг не умолк даже ради своего капитана:

– Трогг знает, где мы есть. Здесь Фералас. Земля огров.

Вывинтив из запястья кольцо-зажим, он заменил его на мачете.

– Им указывает путь компас-с-с, – прошипел Ссарбик, встретившись взглядом с Малусом.

– Возможно, – откликнулся Малус, прежде чем обратиться к Затре. – Насколько они опережают нас?

– Семь-восемь день.

– Посылай его вперед, – приказал он.

– Ее, – поправила троллиха. – Она быть она.

Склонив голову, Затра несколько раз цокнула языком и начала нежно поглаживать свой доспех.

– Просыпаться, малышка, – едва ли не ласково сказала она.

Доспех защелкал в ответ, шевельнулся и вдруг резко соскользнул с ее груди и сполз по ноге на землю. Трогг и Ссарбик сделали шаг назад. Малус не последовал их примеру только из нежелания выказывать слабость. Уолдрид прислонился к стволу дерева и зевнул.

Песчаная троллиха опустилась на колено перед своей питомицей – светло-коричневым с черными отметинами скорпидом около метра в длину – и погладила ее, как человеческий ребенок мог бы гладить котенка. Насекомое взмахнуло увенчанным жалом хвостом и издало несколько щелкающих звуков. В ответ Затра защелкала языком. Остальные с нетерпением ждали.

Наконец троллиха заговорила. Ее сухой, будто сама пустыня, голос звучал пугающе нежно:

– Быстролапка, сестричка. Идти по их след. Найти их. Потом возвращаться ко мне.

Они обменялись еще несколькими щелкающими фразами, затем Быстролапка развернулась и, быстро перебирая лапами, скрылась в джунглях.

Затра еще улыбалась вслед своему скорпиду, но Малус велел:

– Веди.

И охотница пошла вперед, показывая дорогу, примечая смятую листву и разрубленные секирой лианы, отмечавшие путь добычи, но не оставляя за собой ни следа. Но это было неважно. За ней двигался огр с мачете, расширяя тропу для себя и остальных. Следом за ним шел капитан Малус, а за капитаном, точно не доверяя главарю настолько, чтобы повернуться к нему спиной, семенил араккоа. Последним шел Уолдрид, держа руку на эфесе своего черного меча. Разбитый баркас и «Неотвратимый» остались позади, практически позабытые. Сокрытые скрылись в лесу, идя по горячим следам Арамара Торна.

 

Глава семнадцатая

Мрачные глубины

Бежав с «Волнохода», Арам с Макасой провели три дня в море и уже четырнадцать дней шли через Фералас – большей частью в гору. От лорда Кровавого Рога остались одни воспоминания, да и сухари подходили к концу. Земли, по которым они шли, были все так же пустынны, и дичи – даже мелкой – не попадалось. Макаса уже подумывала, не попробовать ли для пропитания растущий на камнях мох.

Днем стояла жгучая жара, но к ночи становилось холодно – тем более холодно, что дров было не найти. Каждую ночь Арам плотно кутался в отцовский плащ, но все равно никак не мог избавиться от дрожи.

Даже с водой стало плохо. Фляги из скорлупы пальмовых яблок начали гнить, и их пришлось выбросить. То тут, то там на пути попадались ручьи, но нести воду с собой стало не в чем. Араму очень не хотелось отклоняться от курса на юго-восток, но Макаса больше не соглашалась рисковать, удаляясь от источника воды. Отыскав очередной ручеек, она настояла на том, чтобы следовать вдоль него вверх по течению, хоть русло и уклонялось к северо-востоку.

Сверившись с компасом, Арам вздохнул, но спорить не стал. Они двинулись вперед.

Звук нарастал так постепенно, что превратился едва ли не в грохот, прежде чем уши и мозги путешественников отметили его, и они практически наткнулись на реку, прежде чем поняли, откуда шум.

Быстрые речные воды пробили в скалах глубокое неприступное ущелье. Воды здесь было полно – вот только доставать ее было опасно. Макаса, как всегда, приняла решение за обоих и двинулась вдоль обрыва, надеясь рано или поздно отыскать безопасный спуск.

Арам указал вперед, на узкую расселину, уходившую вниз:

– А если вон там?!

Ему приходилось кричать, чтобы перекрыть грохот воды.

Макаса молчала, пока они не подошли ближе. При ближайшем рассмотрении расселина ей не понравилась, и она отрицательно покачала головой. Нет, Макаса не отличалась пугливостью. Будь она одна, попытала бы счастья, не задумываясь. Но бремя заботы о сыне Грейдона заставляло соблюдать осторожность. Если он упадет… И если даже упадет не он, а она, одному ему все равно не выжить.

Двинулись дальше; Арам – в нескольких шагах позади Макасы. Низкий рев воды переполнял его уши, но вдруг где-то на краю слышимости – подобно самому Араму на краю обрыва – появилась более высокая нотка.

«Что это? Крик?»

Он склонился над краем ущелья и взглянул вниз в поисках источника странного звука, но не увидел ничего. Тем более, звук порой куда-то исчезал.

Макаса, продолжавшая идти, оглянулась и увидела Арама, уцепившегося за камень и нависшего над обрывом едва ли не горизонтально.

– Что ты делаешь? – закричала она.

От неожиданности Арам вздрогнул, и его пальцы соскользнули с камня. Макаса оцепенела от ужаса, но он удержался и снова перегнулся через край обрыва.

Макаса осторожно подкралась к нему, приготовившись вытянуть его наверх за ухо, и тут тоже услышала этот звук – какой-то странный крик, доносившийся снизу.

– Вон! – воскликнул Арам, указывая свободной рукой вниз, на дно ущелья.

Там, в воде, барахталось какое-то существо, маленькое – чуть более полуметра ростом – и зеленое, запутавшееся, застрявшее в чем-то наподобие огромной паутины, тянущейся к кромке воды. Нет, это не паутина, это сети – рыбацкие сети! Течение раз за разом утаскивало зверька на дно, а после он снова выныривал на поверхность и кричал. По обе стороны от него из пенящейся воды торчали острые камни, и всякий раз, как течение прижимало беднягу ко дну, сети натягивались, рвались, распускались. Еще немного – и течение размозжит ему голову о камни…

– Кто это?! – крикнул Арам.

– Мурлок! – крикнула в ответ Макаса.

– Вот это – мурлок?! – Нет, вовсе не такими воображал их Арам в шесть лет, обыскивая окрестности озера Безмолвия в поисках следов «коварных чудищ» и пропавшего отца! – Я думал, мурлоки более… ужасны!

– Они достаточно ужасны! Идем!

Голова зверька вновь показалась над водой, и он жалобно закричал. Слов было не разобрать, но крик о помощи Арам мог узнать и без этого.

– Не можем же мы его просто так бросить! – прокричал он.

– Можем! Вниз дороги нет! К тому же, мурлоки могут дышать под водой. Опасность утонуть ему не грозит!

– Ему грозит опасность разбиться о те камни!

В этот миг течение снова рвануло сеть и снова швырнуло мурлока на камни. Тот пронзительно завизжал от боли.

– Видишь? – Арам сорвался с места и бросился назад. – Идем, там был спуск!

Макаса хотела было поймать его, но мальчишка оказался слишком быстр и в последний миг ускользнул. Зарычав от ярости, Макаса помчалась за ним к оставшейся позади расселине.

Там ей удалось перехватить Арама прежде, чем он успел начать спуск.

– Нет! – закричала она, ухватив его за рубашку.

Тут ее внимание привлекло движение позади. Макаса обернулась. Это был олень. Огромный самец оленя. С десятью, а то и двенадцатью отростками на рогах. Всего в десяти-пятнадцати ярдах от нее – и укрыться ему было негде. Столько мяса, что им обоим хватило бы не на одну неделю! Отпустив Арама, она выхватила из-за щита на спине гарпун.

Но, стоило ей отвернуться – и Арам устремился вниз, упираясь руками и ногами в края расселины и с каждым шагом спускаясь на полметра.

Макаса почувствовала себя абсолютно беспомощной. Стараясь не упускать из виду оленя, она оглянулась и крикнула:

– СТОЙ!

Но мальчишка не остановился. Олень между тем склонил голову набок и пристально смотрел на девушку, будто дожидаясь, когда она примет решение.

Взревев громче бурной реки, Макаса обеими руками вогнала гарпун в землю и повернулась к оленю спиной. Под стук копыт убегающей добычи она бросилась животом на землю, протянула вниз длинную руку и ухватила Арама за волосы – только до них она и смогла дотянуться.

– Ай! Пусти!

– Послушай…

– Нет! Я должен хоть попытаться спасти его!

Не отпуская его волос, Макаса сглотнула.

– Прекрасно! Но вначале дай мне конец веревки! Или ты собрался взлететь наверх после того, как храбро спасешь эту скользкую тварь, которая, скорее всего, попытается сожрать тебя?!

Это заставило Арама остановиться. Кивнув, он уперся плечами в один край расселины, а ногами – в другой и медленно потянулся к веревке, обмотанной вокруг туловища.

– Осторожно! – рявкнула Макаса, вновь напугав его.

– Не делай так больше, – отозвался он.

Развязав веревку, он подал ей конец. Макаса отпустила его волосы, приняла веревку и несколько раз обернула ее вокруг запястья.

– Разматывай!

– Времени нет!

Арам взглянул вниз, но отсюда мурлока было не видно.

– Делай, что говорят, или все волосы вырву!

Медленно – так как быстро в таком положении этого было не сделать – он размотал веревку. Как только веревка дала слабину, Макаса села и захлестнула ее за спину через плечо.

– Теперь обвяжи свободный конец вокруг пояса, и я спущу тебя!

Сообразив, в чем дело, Арам быстро обвязался веревкой и сунул компас под рубашку – как делал отец, прежде чем что-нибудь предпринять.

Под злобное ворчание Макасы, страховавшей его сверху, он принялся осторожно спускаться вниз. Проделывать такое ему доводилось и прежде – дома, в каменоломнях Приозерья, с друзьями Швом и Вилли – и до дна ущелья он добрался быстро.

Как только его нога коснулась узкой полоски гальки между обрывом и бурным потоком, он помахал Макасе, развязал веревку на поясе и оставил ее висеть. После этого он побежал вверх по течению, надеясь, что мурлок еще жив и его не поздно спасти.

Крики мурлока подтвердили, что так оно и есть. До него было не дотянуться, поэтому Арам ухватился за сеть и потянул ее к берегу. Но перепуганный мурлок не видел своего спасителя и, стараясь вырваться из сети, невольно мешал Араму.

Он потянул еще раз, но мурлок и течение рванули сеть на себя, Арам оступился, и его левая нога по колено ушла в воду. Взглянув вниз, мальчик не увидел дна реки. Стоя на одной ноге, он попытался обрести равновесие, но от нового рывка рухнул вперед и с головой ушел под воду. Вода оказалась темной и мрачной, холодной и глубокой. Арама потащило вперед. Вынырнув на поверхность, он глотнул воздуха и бросил быстрый взгляд на острые камни, окруженные пеной.

Борьба с течением напомнила ту самую ночь, когда он едва не утонул у самого берега. На миг в голове возникла мысль: «На этот раз вода может и победить…»

Но чья-то рука ухватила его за плечо и вытащила обратно на прибрежную гальку. Судорожно вдохнув, Арам взглянул на разъяренную Макасу, нависшую над ним. От этого вспомнилось, как она вытаскивала его из койки на борту «Волнохода». Кое-что не меняется никогда…

Макаса помогла ему подняться, практически рывком поставив на ноги. Оба обернулись на крик мурлока, вновь ненадолго появившегося на поверхности. Казалось, весь он – одна огромная голова с нелепо длинными руками, на нелепо длинных ногах. Но на этот раз проникновенный взгляд его большущих глаз встретился со взглядом Арама. Увидев своего спасителя, мурлок воодушевленно улыбнулся.

– Давай, раз уж взялись! – сказала Макаса.

Покрепче вцепившись в сети, они дернули изо всех сил…

Объединенных усилий оказалось более, чем достаточно. Запутавшийся в сетях мурлок вылетел из воды и врезался в Арама, а тот, в свою очередь, врезался в Макасу. Все трое кучей повалились на берег у самой кромки воды.

Прямо перед глазами Макасы оказалась подмышка Арама, а под самым носом – резко воняющая рыбой нога мурлока.

– Слезьте. С. Меня! – рыкнула Макаса.

Арам с мурлоком отползли в стороны. Мурлок, все еще опутанный сетью, принялся без остановки кланяться своим спасителям.

– Ммргл, ммргл, мрггл, мррргл, Мурчаль, мрггллл, – сказал он.

Но для людей это не имело ровным счетом никакого смысла. Очевидно было одно: маленькое зеленое создание благодарит их. Хлопнув двупалыми ладонями, он нервно забегал взад-вперед, перебирая спутанными сетью ногами, и от этого запутался еще сильнее. Плавники на его щеках ходили ходуном. Казалось, ему очень хочется подойти к Араму, но, напуганный или слишком дикий, чтобы полностью доверять людям, он держался на расстоянии.

– Не за что, – ответил ему Арам. – Ты говоришь на всеобщем?

– Мргле, нк. Мурчаль мррргл мммурлок.

– Похоже, ты говоришь только по-мурлокски.

– Мргле. Мргле, мргле, – ответил мурлок.

– Я – Арам, – сказал мальчик, указав на себя. Затем он указал на Макасу. – А это – Макаса.

Мурлок показал на Арама и сказал:

– Урм.

Затем он показал на Макасу и сказал:

– Мркса.

Наконец он показал на себя и сказал:

– Мурчаль.

– Мурчаль? Тебя зовут Мурчаль?

– Мурчаль, мргле!

– Погоди. Мурчаль или Мургле?

– Мурчаль! Мурчаль!

– Значит, Мурчаль. Понятно.

«Мркса» подняла глаза к небу.

– Давай выбираться отсюда, – сказала она.

– Верно. – Арам повернулся к Мурчалю: – Иди за нами. Мы можем подняться наверх и выбраться отсюда. Я так думаю.

Мурчаль колебался. Похоже, он не понял Арама. И сомневался, что будет желанным спутником.

– Все будет в порядке, – заверил его «Урм».

Медленно приблизившись к Мурчалю, он потрепал его по скользкой макушке.

Похоже, Мурчалю это понравилось. В ответ он потерся головой о живот Арама, оставив на его рубашке жирное пятно и явственный аромат тухлой рыбы. Подавляя рвотные позывы, Арам вытер руку о штаны – впрочем, без особого успеха.

Но успокаивающий тон Арама в сочетании с ласковым обращением определенно подействовали на мурлока самым чудесным образом. Мурчаль воодушевленно закивал и принялся собирать сети.

– Мы – что, в самом деле ждем эту тварь? – проворчала Макаса.

Внезапно Мурчаль запрыгал от восторга. Склонившись над сетью, он вынул из нее огромного лосося и триумфально поднял его над головой!

После этого он весьма церемонно преклонил колено перед Арамом и вручил рыбину ему.

Арам, в свою очередь, триумфально улыбнулся Макасе.

– Похоже, сегодня у нас будет ужин.

 

Глава восемнадцатая

История «Урума»

Перед спуском Макаса привязала веревку к камню у верхнего края расселины и теперь взобралась по ней наверх. Следом, подтягиваемый Макасой, вскарабкался Арам. Он обернулся, чтобы спустить веревку Мурчалю, но маленький мурлок обошелся собственными когтями и поднялся по расселине сразу же за Арамом. Так все трое оказались наверху – совершенно без сил.

Надвигалась ночь. Отыскав еще не вырубленную рощицу железных деревьев, они разбили лагерь. Костер из живых веток вышел маленьким и горел плохо. Однако им удалось испечь добытого Мурчалем лосося на плоском камне, и рыбину разделили на троих.

Поначалу Мурчаль отказался от своей доли, знаками показав, что хочет отдать ее спасителям. Вместо этого он попытался съесть непромокаемую ткань, в которую был завернут ящичек с кремнями.

– Мммм, ммм, – сказал он, жуя и изо всех сил стараясь сохранить бравый вид.

Но в конце концов он выплюнул лоскут к ногам Арама, покачал головой и сказал:

– Млггр, нк мммм, мрггггл. Мурчаль мрррглл.

Арам подал Мурчалю кусок рыбы. Мурлок принял угощение, но скривился, глядя на него, и тщательно счистил подгорелое мясо, прежде чем отправить рыбу в пасть.

– Сырая тебе нравится больше? – спросил Арам.

Мурчаль улыбнулся в ответ, но не сказал ничего. Арам никак не мог разобраться, насколько они понимают друг друга. Неохотно подняв двумя пальцами скользкий от слюны лоскут непромокаемой ткани, он разложил его у огня в надежде просушить.

Кроме этого, мальчик очень надеялся просохнуть сам. Упав в реку, он промок до костей, а ночь становилась все холоднее. Придвинувшись к костру как можно ближе, Арам устремил взгляд в огонь, тут же вспомнил объятый пламенем «Волноход» и помрачнел.

Тут Мурчаль решил привлечь к себе внимание и окликнул его:

– Урм. Урм.

Арам далеко не сразу понял, что Мурчаль пытается произнести его имя, и с этого начался урок правильного произношения.

– Урм?

– Арам.

– Урм…

– Нет. А-рам.

– Ур-ум. Урум.

– Уже лучше, – сказал Арам. – Значит, ты не говоришь на всеобщем, но понимаешь его?

– Мргле, – кивнул Мурчаль.

– Ты киваешь. Выходит, «мургле» означает «да», верно?

Мурлок неопределенно пожал плечами.

– Мргле. Мрррргггл мргллл мммрггл.

Арам вздохнул.

Но Мурчаль еще не закончил. Он торопливо заговорил:

– Урум, мргггл. Мурчаль мррргл мррггглл, мррг, мрггллрм Мурчаль н мммурлок, мммррггл, мргле?

Арам улыбнулся и покачал головой.

– Извини. Не понимаю.

И Мурчаль начал представлять свою историю, будто на сцене. Подобрав свои сети, он зашагал на месте.

Арам принялся следить за нитью рассказа:

– Ты взял сети и пошел…

– Мргле, мргле.

Макаса взирала на обоих, точно пытаясь понять, кто из них сильнее повредился умом.

Мурчаль начал бросать сети.

– Пошел на рыбалку.

– Мргле, – подтвердил Мурчаль, хлопнув в ладоши.

Забравшись в сети, он намеренно запутался в них.

– Ты запутался в сетях…

– Мргле.

– И тут тебя увидели мы.

Мурчаль разом сник. Он покачал головой, махнул рукой назад, за спину, и сказал:

– Нк, нк. Мрррргг мррррггллл, мрглллле мммргг.

Все еще опутанный сетями с головы до ног, он описал полукруг перед костром, громко топая и рыча:

– РРРгррры, РРРгррры!

Макасе пришлось вскочить и остановить его, пока его сети не угодили в костер.

– Прекратить! – крикнула она.

Хлопнув в ладоши, Мурчаль указал на нее и закричал в ответ:

– Мргле, мргле! Мркса РРРгррры!

Внезапно он обхватил руками собственные плечи, сделал вид, будто борется с самим собой и упал на землю.

– Мррргле? – спросил он, подняв взгляд на Арама.

– Прости, – ответил Арам. – Тут я не уловил мысль.

Мурчаль нахмурился и перевел взгляд на Макасу.

– На меня можешь не смотреть, – сказала она. – Я на тебя, мурлок, даже внимания не обращаю.

– Отчего же? – укоризненно спросил Арам. – Он учил нас обоих обращать внимание на все. И на каждого.

Оба прекрасно понимали, о ком идет речь. Искренне устыдившись, Макаса опустила взгляд. И вновь превратилась в обычную девчонку.

Мурчаль тем временем принялся выпутываться из сетей. Но не тут-то было. Арам поднялся и пришел ему на помощь. Мурлок оценил его помощь и преисполнился решимости помочь Араму помогать ему. Спокойно постоять на месте было выше его сил, и Араму никак не удавалось распутать сети.

– Погоди, Мурчаль, стой смирно. Почти получилось…

В конце концов Макаса раздраженно отогнала Арама:

– С дороги!

Ухватив сети, она подняла их над головой. Мурчаль повис вниз головой на застрявшей в сетях ноге. Подбежавший Арам высвободил его ногу, и Мурчаль упал, приземлившись прямо на голову. Арам присел над ним, бормоча извинения. Макаса убрала сети подальше от мурлока, от мальчишки и от костра и в раздражении уселась на место.

Арам встревоженно подумал, не ранен ли мурлок, но Мурчаля происшествие только развеселило. Он указал на остатки рыбины – кости, голову и клочья шкуры:

– Ммммргл?

– Угощайся, – ответил Арам.

Мурчаль сгреб объедки и разом втянул их в пасть – и кости, и все остальное. Арам приготовился к тому, что мурлок выплюнет все это, подобно лоскуту непромокаемой ткани. Но Мурчаль проглотил остатки рыбы, улыбнулся и с удовлетворенным вздохом лег на живот. Приподняв голову, он уставился на Арама самыми большими щенячьими глазами, какие мальчику когда-либо доводилось видеть.

– Думаю, это любовь, – с сочувствием сказала Макаса.

– Он просто благодарен, – парировал Арам.

Вид Мурчаля вызывал невольную улыбку, и Арам вынул свой блокнот, чтобы запечатлеть на будущее и мурлока и это чувство. Пролистав блокнот до неоконченного портрета отца, он было задумался, но покачал головой и перевернул лист.

Пока Мурчаль приводил в порядок сети, скатав их в толстый пояс и обмотав вокруг тонкой талии, так что под конец пояс стал больше похож на жилет, Арам рисовал мурлока во всех подробностях: огромная голова, большущие глаза, перья плавников на щеках, крохотные дырочки ноздрей и кривая зубастая улыбка. Щуплое тельце, казалось бы, едва способное выдержать тяжесть головы Мурчаля, и мускулы, благодаря которым его тело действительно было способно на это. Как обычно, рисование сделало объект ближе, позволило Араму уловить их общую природу. К тому времени, как Арам начал новый рисунок, изображая мурлока в знакомом положении – запутавшимся в сетях, его собственная улыбка стала очень похожа на улыбку Мурчаля.

– Мргле, мргле, – сказал Мурчаль, подпирая ладонью то, что у человека называлось бы подбородком.

Указав на Арама, он продолжал:

– Урум. Мррргл мррг, Урум. – Он указал на сети, затем – на себя самого, и снова на Арама. – Урум мррргл мррг.

Арама внезапно озарило:

– Ты хочешь узнать мою историю?

– Мргле, мргле, – ответил Мурчаль, снова пожав плечами.

Внезапно Арам усомнился в своем озарении. А кроме того…

«Какую историю ему рассказать?»

В свое последнее утро в Приозерье Арамар Торн поднялся рано. Он твердо решил никуда не ехать.

Но у родителей – у всех троих – имелось собственное решение. Сейя, Робб и Грейдон уже ждали его, сидя у очага, и по выражениям их лиц – какими бы разными они ни были – Арам сразу понял: его дело проиграно. Нет, Арам не готов был смириться с поражением – во всяком случае, не собирался облегчать победу кому-либо из них. Возможно, где-то в глубине души ему было любопытно. Быть может, предстоящее путешествие с Грейдоном даже вызывало восторг. Честно говоря, он мечтал о том, чтобы последовать – а может, и погнаться – по морю за отцом не один год. Но сейчас ему не оставили выбора в этом вопросе, и это приводило его в бешенство. Поэтому он отбросил прочь и восторг, и любопытство, и мечты и принялся возражать, спорить, хныкать, клянчить, умолять и просто отказываться наотрез.

Грейдон в спор почти не вступал, но это вряд ли имело значение. Сейя и Робб твердо стояли на том, что Араму нужно время, чтобы узнать и понять отца и посмотреть мир.

Арам взывал к их практицизму, чувствам, справедливости… Не постеснялся даже усомниться в их заботе о нем и заявить, что им всегда хотелось избавиться от него и жить собственной семьей, без всяких напоминаний о прежней жизни Сейи с Грейдоном. Говорил все, что приходило в голову – лишь бы это могло помочь делу. Если то, что могло помочь делу, было обидным и оскорбительным, он говорил это все равно.

Глаза Сейи были полны слез, но и это не изменило ничего.

– Арам, – сказала она, – я понимаю: ты злишься и перепуган…

– Вовсе я не перепуган, – пришлось ответить Араму.

– Конечно же, перепуган. Мы просим – велим тебе покинуть все, что тебе знакомо, и отправиться в неизвестность. Кто бы тут не испугался?

Арам обжег ее гневным взглядом, но промолчал.

– Но это нужно сделать, иначе ты так и не поймешь самого себя. Тебе нужно отправиться в путешествие, чтобы познать самого себя – свое сходство с Грейдоном Торном…

– Между нами нет никакого сходства!

– Ох, Арам, ты с каждым днем все больше и больше похож на него. Знай я, что ты сам видишь это, я бы позволила тебе остаться.

– Прекрасно. Я вижу это.

Мать улыбнулась сквозь слезы.

– Умница. Неплохо придумано. Но ты должен вновь открыть ему свое сердце. Знаю, он сделал больно и тебе и мне. Но, чтобы разобраться в себе, ты должен разобраться в нем. Еще тебе нужно увидеть Азерот – раскрыть свой ум и сердце перед неизведанным, перед иными народами и их обычаями. Только после этого ты сможешь решить, вправду ли твой дом – здесь, в Приозерье. А еще тебе нужно…

Но тут она замолчала.

– Что мне еще нужно?

– А это ты узнаешь сам. Со временем.

– И много ли нужно времени?

– Год. А после этого, если захочешь вернуться домой…

– Я вообще не хочу уходить! Конечно же, я захочу вернуться!

– Через год ты сможешь вернуться домой.

За этим последовали недолгие сборы и долгие проводы. Похоже, Робертсон был зол не меньше, чем Арам. За завтраком он даже швырнул в голову Грейдона чашкой. Конечно, это ничему не помогло, но хотя бы вызвало улыбку на лице Арама.

После этого Грейдон ушел ждать его снаружи.

Селия была безутешна. Чем больше она плакала, тем больше плакала мать. Даже Чумаз завыл.

В конце концов, Робб Глэйд поднял походный мешок Арама и вывел мальчика из дому.

Грейдон, изо всех сил старавшийся скрыть радость, стоял на перекрестке в дюжине ярдов от крыльца.

Присев перед Арамом, Робб принялся поправлять его свитер.

– Только не растрачивай следующий год на пустое упрямство, – сказал он. – На злость, на обиду и всякое такое. Любой из моих сыновей прекрасно понимает: нельзя вот так позволять своему огню умереть от голода. Чтобы жар кузнечного горна мог плавить железо, горну нужна пища. Чтобы железо обрело силу, горн должен гореть. Хочешь стать сильным – корми свой огонь всем, чем только сможешь. Понимаешь?

Арам подумал, что прекрасно понимает Робба, но мрачно ответил:

– Нет.

– Ладно. Пожалуй, не стану винить тебя, если ты погасишь свой горн на денек. Но завтра, с рассветом, как только откроешь глаза, подбрось уголька и накорми свой огонь, Арам.

Сморгнув наворачивавшиеся на глаза слезы, силач-кузнец нежно – впрочем, не слишком-то нежно – ткнул мальчика кулаком в плечо. Резко поднявшись на ноги, он ушел в дом и затворил за собой дверь.

Оставив Арамара Торна наедине с его новым капитаном…

Мурчаль

Не сводя глаз с Мурчаля, Арам набросал в блокноте гигантские зрачки его огромных глаз.

– Урум? – поторопил его Мурчаль.

– Хочешь послушать мою историю…

– Мргле.

Арам покосился на Макасу, внимательно глядевшую на него. Поразмыслив, он заговорил:

– Мы с Макасой плыли на корабле. На нас напали пираты. Все погибли. Нам удалось бежать. Вот и вся моя история.

Мурчаль явно не удовлетворился его рассказом. Похоже, им не удовлетворилась даже Макаса. Но Арам решил, что сегодня «Уруму» сказать больше нечего. Закончив рисунок, он закрыл блокнот, повернулся набок и попытался поскорее уснуть.

Олень, не сводивший с них мерцающих серебристых глаз, слышал все. Услышанное возбудило в нем любопытство.

Но питомица Затры не видела и не слышала ничего. Едва заметив Арама и его спутников, сидевших у костра, Быстролапка развернулась и помчалась обратно, к Затре и остальным Сокрытым.

 

Глава девятнадцатая

Главное

К утру настроение Макасы заметно поднялось. Она любезно поблагодарила Мурчаля за лосося и даже пожелала ему всего хорошего на прощание.

Но Мурчаль обиделся до глубины души.

– Нк, нк. Мурчаль мрргггрл мммргл ммгр Мркса, Урум, мргле?

Арам улыбнулся.

– Думаю, он хочет пойти с нами.

– Что? Нет! Ни под каким видом!

– Почему?

– Довольно с меня и того, что я прикрываю твою жалкую спину. Лишний рот нам совсем ни к чему – тем более, что мы даже не понимаем его!

– Я уже немного понимаю.

– Не это главное, – буркнула Макаса.

– А что же?

– Что? Что?! – заорала Макаса. Ее крик был достаточно дурным признаком. Однако крик тут же перешел в шепот, и это показалось Араму еще хуже. – Главное в том, что капитан Торн погиб. Вся команда погибла. Эти земли кишат ограми и ядовитыми змеями, и здесь нечего есть. Мы заблудились и, вероятно, обречены. Я все еще в долгу перед твоим отцом – пусть даже он мертв, я навеки обязана ему жизнью – и вернуть этот долг становится труднее с каждой уходящей минутой. Я не вынесу, Арам. Я не могу взять на себя ответственность еще и за него. Клянусь, я уже на пределе. Вот что главное.

Макаса сморгнула слезы, навернувшиеся на глаза.

– Пойми главное, – говорил Грейдон. – Дом – это не просто место, где живешь. В первую очередь это – люди, с которыми ты связал свою жизнь. Это семья. Только так, и никак иначе. А семьи бывают разными…

И тут Арам сделал нечто странное. Нечто импульсивное и искреннее, но крайне странное для любого, кто знал его и Макасу или хоть раз видел их вместе. Он обнял ее. Обхватил ее руками – вместе с цепью, гарпуном и щитом – и крепко-крепко обнял. Макаса окаменела. Но мало-помалу ее опущенные вдоль тела руки поднялись вверх, она тоже обняла Арама и прижалась щекой к его макушке со звуком, подозрительно похожим на вздох.

«Мы оба любили его», – подумал Арам.

Даже без слов было ясно, что и Макасе пришло в голову то же самое. В кои-то веки каждый из них знал, о чем думает другой: они, брат и сестра, горевали о погибшем отце.

Оба закрыли глаза и затихли.

– Мммррглллммм.

Мурчаль, обхвативший их ноги, нарушил очарование момента.

Макаса тут же отстранилась от Арама и утерла ладонью глаза.

Арам вытер глаза грязным рукавом, пожал плечами и улыбнулся.

В ответ Макаса бросила на него сердитый взгляд и отвернулась, но все же сказала:

– Прекрасно. Пусть идет с нами. Но отвечать за него будешь ты… Урум.

– Конечно, Мркса!

Мурчаль запрыгал на месте:

– Ммргл, Мркса! Ммргл, Урум!

Макаса Флинтвилл покачала головой, но Арам видел, что ей стало немного веселее. Она двинулась вперед, и Арам с Мурчалем последовали за ней.

Дома у Арама осталась сестра – младшая сестра. И младший брат. Но теперь он понимал: Макаса действительно стала ему старшей сестрой. Его семьей. И, может быть, не один месяц назад, хотя это стало ясно только сейчас. Он не понимал этого, потому что привык быть старшим из братьев и сестер – тем, кто приглядывает за остальными, заботится о них и, конечно, при случае поддразнивает младших. Именно это и делала Макаса.

Арам знал, каково ей. Конечно, ему не доводилось присматривать за Робертсоном и Селией в такой отчаянной ситуации, но и он, бывало – особенно во время прогулок в каменоломни, – едва не сходил с ума, пытаясь углядеть за обоими.

– А у тебя есть братья и сестры? – спросил он, поравнявшись с Макасой.

– А что? – настороженно спросила она, не сбавляя шаг.

Проигнорировав ее вопрос, он первым начал рассказывать о себе:

– У меня есть младший брат, Робертсон. И младшая сестра, Селия.

– А у меня – три старших брата, – сказала Макаса. – Адаше, Акашинга и Амале.

«Вот оно что, – подумал Арам. – Я не привык быть младшим, а она не привыкла быть старшей. Понятно, отчего мы постоянно грыземся друг с другом».

– Было, – тихо добавила Макаса.

– Что?

– Было три брата. Их больше нет. Погибли. Все трое. Я тоже погибла бы с ними, если б не твой отец.

Она рискнула бросить взгляд на Арама. Тот сглотнул. К счастью, мальчишка был слишком изумлен для проявлений жалости – от этого она наверняка сорвалась бы.

С другой стороны с ней поравнялся Мурчаль.

– Мурчаль мррргллле ммррррггг мрррглл, Мркса, – сказал он.

Взглянув на него, Макаса неуверенно предположила:

– Спасибо?

Мурлок удовлетворенно кивнул.

Шагая грудь в грудь с остальными, Арам смотрел под ноги. Он понимал, что жил, не зная бед. Нападение на «Волноход» было буквально самым худшим, что случалось с ним в жизни. С этим хоть как-то можно было сравнить только уход Грейдона из дому. И того и другого любому ребенку хватило бы на все детство. Но Арам был так занят самим собой, что даже не задумывался о Макасе, о том, что пришлось пережить ей. А ведь там, на «Волноходе», она пережила ту же трагедию, что и он: разве Грейдон не был для нее отцом так же, как для Арама? А о ее прошлой жизни Арам не знал совсем ничего. Кроме того, что у нее было три брата, и все они погибли.

– А хочешь… – начал он.

– Нет! – яростно оборвала его Макаса. И тут же гораздо мягче добавила: – Не сейчас.

Молча они двинулись дальше – вдоль речного ущелья, по разоренной земле, где не было ничего, кроме пней да выжженной травы.

В тот же день Мурчаль показал Араму – и даже Макасе, – что и он чего-то стоит. Отыскав крутой, но вполне преодолимый спуск, он отвел их вниз, к реке, чтобы напиться. Завтрак и обед они пропустили, поэтому Макаса разломила последний сухарь и неохотно отдала треть Мурчалю.

– Это все, – сказала она. – Больше нет.

Мурчаль принялся разматывать сети. Арам с Макасой сочли это разумным: еще одна рыбина на обед вовсе не помешала бы. Но всего лишь двенадцать секунд спустя Мурчаль опять безнадежно запутался.

Арам с Макасой принялись высвобождать его, перекидывая сети через, просовывая под, выдергивая эту ногу из той петли, а ту руку – из этой, и вдруг Мурчаль закричал. Вначале Арам подумал, что мурлок кричит от боли, но, едва высвободив руку, Мурчаль указал вверх, на кромку обрыва и закричал:

– РРРгррр! РРРгррр!

Арам с Макасой взглянули вверх, но не увидели ничего. Мурчаль зарычал от досады и потянулся к абордажной сабле Макасы. Та шлепнула его по руке:

– Не тронь!

– Мркса мрругггл! – Мурчаль взмахнул в воздухе воображаемым клинком. – Мркса мрругггл! – Затем он указал на саблю Арама. – Урум мрругггл!

Оба поняли, в чем дело, и обнажили оружие.

– Что он такое увидел? – спросил Арам.

– Не знаю, – ответила Макаса, шаря взглядом вдоль обрыва. – Но уверена: его это напугало. Держись начеку. – Она оглянулась на Мурчаля. – И вытащи его из сетей, иначе придется оставить его тому, кто там прячется!

– Нет, мы не бросим его – это же он нас предупредил! – возразил Арам, понимая, что на самом деле Макаса не намерена никого бросать.

Однако Макасе показалась неплохой другая мысль – освободить мурлока из сетей, разрубив их.

– Нк! Нк! – в ужасе заверещал Мурчаль. – Мурчаль ммррггглеее мрругггл мгррррл нк мммурлок!

– Мурлок должен защищать свои сети любой ценой, – пророкотал глубокий, низкий бас позади.

Макаса с Арамом резко обернулись. Позади – так близко, что Макаса шепотом выругала себя за то, что позволила незнакомцу подобраться почти вплотную незамеченным – возвышалась фигура в темном одеянии с капюшоном.

При виде скрытого под капюшоном лица пришельца Арам немедленно вспомнил о Шепчущем. Но это явно был не он. Судя по капюшону, незнакомец обладал головой несуразной ширины. Стоял он ссутулившись, согнувшись едва ли не пополам, но все равно превосходил Макасу в росте на добрых полголовы.

– Не бойтесь, – продолжал незнакомец. – Я не причиню вам вреда.

Говорил он негромко, но его голос звучал теплее, глубже, чем голос Шепчущего.

Первым опомнился все еще спутанный сетями Мурчаль.

– Кулдурррее, – прошептал он, склонившись в низком поклоне.

Арам не понял, что это значит, но Макаса не спешила убирать оружие, и он продолжал держаться начеку.

– Друид, – сказала Макаса.

Теперь Арам понял, в чем дело. Только сейчас он осознал, что в горле у него пересохло, и он изо всех сил старается сглотнуть. Перед ним, как учил Грейдон, стоял калдорай. Ночной эльф. Друид. Оборотень.

Словно подтверждая невысказанную мысль Арама, незнакомец поднял руку к краю своего капюшона.

– Без резких движений, – потребовала Макаса.

– Хорошо, – покладисто отозвался друид.

Из-под откинутого на спину капюшона показалось лицо древнего старика – изборожденная морщинами кожа цвета индиго, длинные волосы цвета льда, заложенные за длинные острые уши, мерцающие серебристые, точно звезды, глаза и массивные оленьи рога.

– Самое меньшее, десять отростков, а то и двенадцать, – пробормотала Макаса. – Это ведь ты был тем оленем? – спросила она в полный голос.

– Признаюсь, виноват.

Улыбка, слышавшаяся в голосе друида, вполне совпадала с улыбкой на его губах.

– Ты следил за нами.

Это был не вопрос, а утверждение.

– И вновь – виноват.

Казалось, допрос не перестает забавлять друида.

– Тайком шел за нами.

– А вот это не так, юная леди. Скорее, я просто шел в том же направлении. А наблюдение за вами сделало путь разнообразнее.

– Я едва не убила тебя на обед, – мрачно сказала Макаса.

– Да, ты едва не попробовала сделать это. Но я не в обиде.

Арам глядел на друида во все глаза и, захваченный зрелищем, не проронил ни слова. Вначале мерцающие серебристые глаза внушали тревогу, но всего через несколько секунд мальчик проникся излучаемым ими спокойствием.

– Калдораи – незабываемое зрелище, – рассказывал Грейдон. – От одного их вида захватывает дух даже у самого закаленного воина. И они пользуются этим. Возможно, этого не видно, но это чувствуется. Их окружает… аура. Аура особой силы. Они излучают эту треклятую ауру, и ей невозможно противостоять. Однако нужно. Ночной эльф может быть превосходным другом. Или страшным врагом. Не знаю, сынок, доведется ли тебе когда-нибудь встретить хоть одного из них. Но если доведется, выясни, кто перед тобой – друг или враг – прежде, чем опускать оружие.

Арам изо всех сил старался следовать совету отца. Но тут ночной эльф вновь улыбнулся, приподняв бровь, и сказал:

– Мое имя – Талисс Серый Дуб. А ваши?

И слова хлынули с языка Арама рекой, прежде чем он успел подумать над их формой – не говоря уж о том, чтобы подвергнуть их цензуре:

– Я – Арамар Торн, но ты можешь называть меня Арамом.

Макаса сердито взглянула на него. Арам робко пожал плечами, но продолжал:

– Это Макаса Флинтвилл, а это – Мурчаль.

– Рад познакомиться со всеми вами. А также – на некоторое время составить вам компанию.

– Наша компания и так уже больше, чем предполагалось, – проворчала Макаса.

– Значит, еще один спутник ее не испортит. Тем более, тот, чья сумка полна еды, которой он охотно поделится.

Арам и Макаса обменялись красноречивыми взглядами, и Талисс довольно сощурился.

– Солнце клонится к закату, а мне случалось бывать здесь раньше. Я знаю хорошее место, где можно встать лагерем на ночлег. Если вы последуете за мной, вам будет легче не спускать с меня глаз и держать сабли наготове, целя мне в спину.

Усмехнувшись, друид безмятежно шагнул вперед, прямо между Арамом и Макасой. Не останавливаясь, он потянул сети за кончик. Сети развернулись, и освобожденный Мурчаль кубарем покатился по берегу.

Быстро собрав сети, он засеменил за ночным эльфом.

– Ммргл, ммргл, кулдурррее, – сказал он.

Арам вопросительно взглянул на Макасу. Та неохотно кивнула, и оба двинулись следом. Но Арам отметил, что сабля Макасы так и осталась в ее руке, наготове.

Макаса ни на секунду не верила, что ночной эльф попался им на пути по чистой случайности. Память ее была долгой, но даже самый забывчивый на ее месте вспомнил бы о том, что капитан пиратов имел в подчинении троллиху, огра и одного из Отрекшихся.

«Так почему бы и не друида?»

 

Глава двадцатая

«Друзья» у костра

Они сидели у костра. Опустошив свою сумку, Талисс готовил рагу из дикой моркови, стручкового гороха, картошки и специй.

– А вот оленины нет, – заметил друид, подмигнув Макасе.

Помешивая рагу, Талисс рассказывал о том, как собирать каждый из этих овощей – аккуратно и в свое время, чтобы вскоре выросли новые.

– Конечно, я – друид, и это моя забота. Я делаю все, что могу, для сохранения природы.

Арам немедленно пришел в восторг.

– То есть, зверей и птиц?

– Моя специальность – скорее, флора, чем фауна. Однако – да. Мы, так называемые разумные существа, наносим естественной природе невероятное количество совершенно неразумного вреда. Друиды стараются поддерживать равновесие, компенсируя ущерб, восстанавливая природу и заботясь о ней.

– Магия… – угрюмо проворчала Макаса.

– Когда распускается цветок – разве это не магия? Когда овца рожает ягненка, разве это не раскрывает нам великие тайны? Да, я, в некотором роде, маг. Но, поверьте, моя магия – исключительно естественного, природного свойства. Особенно в сравнении с тем кованым топором, что столь противоестественно вырубил почти все деревья в этих краях.

У Талисса имелся только один небольшой котелок и одна большая ложка, поэтому есть пришлось по очереди, передавая посудину с его варевом по кругу на сложенном в несколько раз обрывке одеяла, чтобы уберечь руки (если не языки) от ожогов. Разделенного на четверых рагу было недостаточно для настоящего пиршества, однако пища была горячей, сытной и острой. Приправы произвели на Мурчаля такое впечатление, что он высыпал в пасть все, что оставалось в фиале. Глаза его тут же выпучились куда сильнее, чем обычно, и он выплюнул столько вязкой слюны, что едва не погасил костер. К счастью, калдорай был готов к этому и быстро убрал от греха подальше котелок с драгоценным содержимым.

Мурчаль помчался к реке и не вынимал головы из-под воды добрых десять минут. Наконец он вернулся – весь мокрый, истекающий слюной – и принялся извиняться:

– Мурчаль мррргл, кулдурррее. Мррргл, мррргл, кулдурррее.

– Зови меня «Талисс».

– Длус.

– Талисс.

– Длус…

– Нет. Та-лисс.

– Ду-лусс. Дулусс.

– Что ж, уже лучше, – сказал Талисс.

– Привет, Дулусс, – улыбнулся Арам. – Я – Урум. А это – Мркса.

– Дулусс, Урум, Мркса н Мурчаль! – Мурчаль захлопал в ладоши и радостно улыбнулся. – Дулусс, Урум, Мркса, Мурчаль – мммррглллмы!

– Мргле, мммррглллмы, – кивнул Талисс.

Арам с Макасой так и вскинулись от удивления.

– Ты говоришь по-мурлокски? – едва ли не хором спросили они.

– Конечно. А вы – нет?

– Нет, – неласково буркнула Макаса.

Арам молча покачал головой.

– О, это чудесный язык. Правда, освоить тонкости произношения может оказаться трудновато. Но дело стоит затраченных усилий. Согласитесь, он так восхитительно выразителен.

– Тарабарщина, – объявила Макаса.

Талисс приподнял тонкую белую бровь.

– Как и всякий язык для того, кто незнаком с ним, верно?

Арама одолевала дремота, но он был так заинтригован, что не сдавался.

– Что он сказал?

– Х-ммм? – переспросил Талисс.

– Только что, – уточнил Арам. – Он назвал наши имена и что-то добавил. И ты согласился.

– О. Да. Он назвал всех нас «друзья». Мммррглллмы. Друзья.

– Мммррглллмы, – повторил за ним Мурчаль. – Дурузя.

– Друзья, – поправил его Арам.

– Дурузя…

– Друзья.

– Дрзя. Дрррзя.

– Уже лучше.

Мурчаль широко улыбнулся, и Арам улыбнулся ему в ответ. Талисс довольно сощурился.

Мурчаль кивнул Араму:

– Урум, Мурчаль – дрррзя. Мммррглллмы.

– Арам, Мурчаль – мургулумы, – сказал Арам.

Мурчаль страдальчески сморщился.

– Ты только что назвал вас обоих трихофитиями, – пояснил Талисс.

– Да? Повтори еще раз, пожалуйста.

– Мммррглллмы.

– Ммм-мургулумы.

Мурчаль расхохотался и покачал головой.

– Дрррзя. Дрррзя. Дрррзя мммм.

– Он сдался. Он говорит: пусть лучше будет «дрррзя».

– А что у меня вышло на этот раз?

– «Вкусные трихофитии».

– Ой.

– И в самом деле.

Арам немедленно вытащил блокнот.

– Лучше и не думай помещать меня в эту треклятую книжонку, – тут же сказала Макаса.

– Обещаю, что не стану рисовать тебя, пока сама не попросишь, – ответил Арам.

Однако ему в первый раз действительно захотелось, чтобы она попросила об этом.

Сглотнув, он обратился к ночному эльфу:

– Ты не будешь возражать?

– Вовсе нет, – откликнулся Талисс, приняв комически величественную позу. – С какой стороны я красивее?

Мурчаль обошел Арама кругом и встал за его спиной, глядя, как он рисует.

– Ууаа, – сказал мурлок, – мммм мрррггк.

– Что он сказал? – спросил Арам.

– «Добрая магия», – небрежно ответил Талисс. – Он имеет в виду твой рисунок.

Арам тут же упал духом. Он попытался сосредоточиться на портрете Талисса и уловить сходство, но из этого ничего не вышло. Нужно было вернуться к портрету отца. Казалось, от этого зависит сама жизнь Грейдона Торна.

«Грейдона Торна, который, скорее всего, мертв. Погиб, как сказала Макаса. Погиб… Вот только мы не видели этого и не можем знать наверняка. А если так, то он вполне мог остаться в живых. И, может быть, «добрая магия» поможет ему».

Бросив портрет эльфа на середине, Арам перевернул пару страниц и раскрыл блокнот на неудачном, неоконченном, нарисованном по памяти портрете отца.

Он взялся за дело, нанося на пергамент новые и новые штрихи и тут же стирая их. Но все было бесполезно. Араму всегда плохо удавались рисунки по памяти, но сейчас он едва ли не физически чувствовал, как образ Грейдона ускользает от него, уходит вдаль, делается расплывчатым и смутным.

Мальчик вновь вернулся к портрету Талисса, чтобы завершить хоть что-нибудь.

Чтобы отвлечься от мысленных разговоров с самим собой, он заговорил:

– Прошлой ночью Мурчаль пытался рассказать нам историю. Но мы не смогли понять его.

Мурчаль, все еще стоявший за его спиной, запрыгал вверх-вниз. Это отчего-то встревожило Макасу. Встрепенувшись, она инстинктивно потянулась к гарпуну.

– Мурчаль мррг? – спросил Талисс.

Маленький мурлок обежал вокруг костра и поднял с земли свои сети. Макаса с Арамом тут же потянулись к нему, чтобы остановить его:

– Эй-эй! Постой!

– Скажи ему: пусть просто расскажет. Без сетей, – попросил Арам. – Иначе его снова придется распутывать.

Талисс, как всегда, развеселился. Почесав длинное острое ухо, он сказал:

– Мурчаль мррг нк мгррррл.

Казалось, Мурчаль слегка расстроился, но тут же забыл об этом. Он медленно начал показывать, будто собирает сети, а друид принялся переводить рассказ мурлока:

– Он говорит, что он из рыбацкой деревни на Забытом берегу. Жил там с дядей и тетей. Или, может, со старшими двоюродным братом и сестрой?

– Мммрргглм, мммррггллм, – уточнил Мурчаль.

– Да, я был прав. С дядей и тетей.

Оба продолжили рассказ:

– Однажды он пошел на рыбалку. Но задержался с возвращением…

– Дай-ка угадаю, отчего, – вмешалась Макаса. – Он запутался в сетях.

– Да, – подтвердил Талисс. – Похоже, для нашего маленького друга это обычное дело.

– Беспомощность этого создания просто поражает, – пробормотала Макаса, покачав головой.

Арам шикнул на нее. Он все еще трудился над портретом Талисса, поглядывая то на эльфа, то на мурлока, казалось, не обратившего внимания на замечание Макасы и продолжавшего свое представление.

– Когда он вернулся в деревню, там не было никого. Его дядя и тетя, его семья и друзья – все они исчезли.

Сна как не бывало. Арам подался вперед, опершись на колени.

– Что же случилось? – спросил он.

Мурчаль с тяжелым топотом двинулся вокруг костра и зарычал:

– РРРгррры! РРРгррры!

За полсекунды до того, как калдорай успел перевести его слова, Арам, наконец, понял, что это значит.

– Огры, – хором сказали Арам с Талиссом.

Сердитая гримаса тут же исчезла с лица Макасы. Обменявшись взглядами, они с Арамом одновременно вспомнили огра Трогга, убившего стольких их товарищей, прежде чем вывести из строя «Волноход», срубив грот-мачту.

– В деревне побывал целый клан огров. Он назвал его…

– ГРРунди клун РРРгррры, – повторил Мурчаль и заговорил дальше – быстро и зло, брызжа слюной во все стороны.

– Думаю, он имеет в виду огров из клана Гордунни. Он говорит, что они… э-э… словом, он отзывается о них крайне невежливо. Суть в том, что они совершают набеги на побережье уже не первый год. Хватают и мурлоков, и всех прочих. Но никогда прежде они не захватывали целую деревню.

– Что они делают с пленниками? – спросил Арам.

– А трупы он обнаружил? – спросила Макаса.

Талисс и Арам укоризненно взглянули на нее. Последний давно знал, что она не стесняется в выражениях, но полагал, что такое даже для нее – совершенно бесчувственно.

Но Мурчаль, совершенно не расстроенный ее словами, только пожал плечами.

– Нк.

Он продолжил рассказ, и друид снова заговорил:

– Ни трупов, ни каких-либо следов его народа. Огры с добычей всегда уходили обратно в горы. Этот набег случился месяц назад, и с тех пор Мурчаль не видел никого из своей деревни.

Макаса поднялась на ноги.

– Как часто происходили эти набеги?

Талисс взглянул на Мурчаля.

– Ффлфлк, – пробормотал тот.

– Ффлфлк флк? – переспросил Талисс.

– Флк флк.

Талисс задумчиво наморщил лоб.

– Мурлоки, – наконец сказал он, – не ведут счет времени так, как мы. Посему ответ его… скажем так, смутен. Пожалуй, я бы сказал: раз в пару месяцев.

– Раз в пару месяцев они добираются до побережья? – уточнила Макаса.

– Да.

– Значит, здесь, в холмах поблизости от их гор, облавы могут устраиваться и чаще. Без ночной вахты не обойтись.

– Это он и пытался сказать прошлой ночью, – догадался Арам.

– Пожалуй, да, – кивнула Макаса.

Талисс встал и потянулся.

– Не возражаю. Первую вахту могу взять на себя.

Макаса смерила ночного эльфа взглядом.

– Нет. Вы все отдыхайте, – наконец сказала она. – А мне все равно не до сна.

Друид с улыбкой пожал плечами и обратился к Араму:

– Думаю, мне еще не удалось заслужить доверие твоей подруги.

Он даже не пытался понизить голос, и потому Арам так же громко ответил:

– Учитывая, что мы пережили, у нее хватает поводов для опасений.

– А у тебя?

– И у меня. – Арам взглянул на Макасу, и оба они кивнули друг другу. – Но у меня есть Макаса, чтобы прикрыть мне спину.

– Разве ты не прикрываешь ей спину?

– Прикрываю. Но у нее получается намного лучше.

– Он учится, – сказала Макаса. Из того, что Арам слышал когда-либо от второго помощника капитана «Волнохода», это было ближе всего к похвале. – Все могут отдыхать. Я – на вахте.

Арам убрал блокнот и карандаш. Мурчаль свернулся клубочком у костра. Талисс с улыбкой обратился к Макасе:

– Неси свою вахту, а я буду нести свою. В такие прекрасные ночи я не сплю. Сказать по правде, я не сплю по ночам на природе уже более девяти тысяч лет.

Арам сглотнул.

– Девяти… тысяч лет?!

– Девяти тысяч тринадцати лет, если быть точным. Если бы не одна ночная попойка невдалеке от Небесного пика, вполне могло бы дойти и до десяти тысяч.

Мурчаль уже храпел у костра, но Арам вытаращил глаза и застыл от изумления: Талисс начал менять облик. Не изменились только рога и серебристые глаза. Он наклонился, коснулся земли, его одеяние на миг вспыхнуло и исчезло, руки превратились в передние ноги, а ступни и ладони – в копыта. Длинные волосы цвета льда стали короче, превратившись в мех цвета льда, быстро разросшийся по всему телу, покрытому странными, похожими на руны, отметинами. Завершая превращение, его лицо вытянулось и обернулось огромной оленьей мордой.

С отвисшими челюстями Арам и Макаса смотрели, как зверь огромными прыжками несется прочь в свете без малого полной луны, пока олень – калдорай – не исчез во тьме ночи.

 

Глава двадцать первая

Друидс-с-ская магия

Макаса разбудила Арама намного мягче, чем когда-либо на борту «Волнохода».

– Вынимай саблю, – шепнула она. – Заступай на вахту. Через пару часов наступит утро. Если до этого эльф вернется, буди меня. Если увидишь или услышишь что-нибудь, кроме храпа этого мурлока, буди меня.

Арам кивнул. Макаса кивнула ему в ответ.

– Держи глаза и уши открытыми.

С этими словами она улеглась спиной к догоравшему костру, положив рядом с собой гарпун и саблю, опустила голову на свой щит и закрыла глаза.

Арам, как и было приказано, встал и обнажил саблю. Помахал руками, чтобы согреться. Ступая как можно мягче, несколько сотен раз обошел вокруг костра. И все это время оставался начеку.

Наконец на востоке, возвещая восход солнца, появились первые проблески света. То же самое солнце уже взошло над Приозерьем. Робб уже разжег кузнечный горн, а Сейя готовит завтрак и, может быть, отправила Чумаза будить Робертсона и Селию…

Макаса спала. Арам и не знал, что она может проспать рассвет. Быть может, сон девушки означает, что, когда он на вахте, она чувствует себя в безопасности, что она начала больше доверять ему? Но, подумав, Арам решил, что ее сон – скорее, признак крайней усталости.

Он продолжал разглядывать Макасу и размышлять, и вдруг кто-то ткнул его в плечо сзади. От неожиданности мальчик едва не прыгнул в остывшие угли костра. Обернувшись, он увидел оленя. Оленя, державшего что-то в зубах. Не убирая сабли, Арам осторожно приблизился к нему. В зубах олень держал книжку. Это был…

Арам хлопнул по заднему карману, но блокнота там не оказалось. Этот треклятый громадный зверь подошел к нему чуть ли не среди бела дня и залез к нему в карман, пока он стоял и смотрел на Макасу! Олень протянул морду вперед. Свободной рукой Арам осторожно забрал у него блокнот. Олень тут же принял нарочито комичную величавую позу.

Арам оглянулся на Макасу. Она велела будить ее, если эльф вернется до утра. Но, строго говоря, утро уже наступило, а вернулся не эльф, а олень. Плюс к этому, Макаса явно так устала…

Наконец Макасу разбудил Мурчаль, захрустевший сырой морковью.

К этому времени Талисс успел принять человекоподобный облик, но Арам еще заканчивал рисунок оленя, нанося на лист последние штрихи.

Талисс

Безмолвно кипя от ярости, Макаса пронзила Арама укоризненным взглядом, яснее слов говорившим: «Я тебе доверилась». Ему тут же стало стыдно. Он обманул ее доверие – и ради чего? Всего лишь ради удовольствия нарисовать оборотня в облике оленя!

Арам взглянул на Макасу, всем видом выражая раскаяние, но она еще не готова была прощать – ни его, ни саму себя.

Друид подал морковку и Араму, а другую протянул Макасе, но та отмахнулась от него.

– Если хочешь злиться – злись, – сказал эльф, – но к чему это глупое упрямство? Тебе ведь нужно питаться.

– Нужно кормить свой огонь, – неожиданно для самого себя сказал Арам.

Макаса молча повернулась к нему спиной, однако морковку взяла.

Ночной эльф запустил руку в сумку. Сумка казалась пустой – или почти пустой. Вынув последнюю морковку, он откусил кончик и, хрустя им, заговорил:

– Куда вы направляетесь? Лично я иду в Прибамбасск.

– Мы тоже, – сказал Арам прежде, чем Макаса успела его остановить.

– Ну что ж. Быть может, нам стоит объединиться? – предложил Талисс.

Макаса сурово взглянула на него, но, пока она хрустела морковкой, ее суровость трудно было принимать всерьез.

Арам повернулся к ней и пожал плечами.

– Сила в единстве?

Макаса ничего не ответила, и это вполне можно было счесть за молчаливое согласие.

– Мурчаль нк млггрм мга, – сказал Мурчаль. – Мурчаль мга ммгр мммм дрррзя.

– Он говорит, что ему некуда идти, – перевел Талисс, – и потому он пойдет со своими добрыми друзьями.

– Прекрасно, – сказала Макаса, вгрызаясь в морковку.

Снявшись с лагеря, они отправились в путь.

Следуя вдоль края ущелья колонной по одному – впереди Талисс, а за ним Мурчаль, Арам и Макаса – они достигли горного гребня, который вел на юго-восток.

Чтобы убедиться в этом, Арам вытащил из-под рубашки компас. Теперь они вновь шли туда же, куда указывала стрелка. Значит, компас действительно вел Арама к дому – или же был непоправимо сломан. Арам предпочел верить в первое. Сунув компас под рубашку, он поднял глаза и встретился взглядом с Талиссом, пристально смотревшим на него через плечо. Высунув кончик языка, ночной эльф дважды облизал верхнюю губу, кивнул самому себе и отвел взгляд.

Сверху над ними сгущались темные тучи.

Снизу за ними наблюдала охотница-троллиха.

– Чего мы ш-ш-штем? – нетерпеливо спросил Ссарбик.

– Ждем подтверждения, – буркнул в ответ Малус.

– Ты получить его, человек, – сказала Затра, вышедшая к ним на поляну. – Человечий мальчишка иметь компас на шея.

– Вот, – сказал Ссарбик. – Вот тебе и ответ. Чем ты теперь оправдаеш-ш-шь промедление?

Малус проигнорировал араккоа.

– Подробнее, Затра. Кто там с ним?

– Быть, как говорить Трогг. Там быть высокая темнокожая человечья девчонка с корабль Торна.

– Вот это – хороший боец, – жизнерадостно прошептал Уолдрид.

– А жалкий мурлок? Он еще с ними? – спросил огр, прикрепляя к запястью пику.

– Да, брат. Я думать, мальчишка быть привязан к эта тварь. – Троллиха погладила свой доспех. – Обращаться, как с питомец.

– Интересно…

Малус почесал подбородок.

– И с ними быть ночной эльф. Друид.

– Они обз-заводятс-ся с-с-союз-зниками по пути! – в бешенстве прошипел Ссарбик. – Пока ты тянеш-шь время, наш-ши позит-с-сии с-с-слабеют!

Малус вновь не удостоил его вниманием.

– Значит, оборотень?

– Да, человек, – подтвердила Затра.

– Тот олень? – уточнил Трогг, также в свою очередь следивший за беглецами.

– Да, брат. Тот самый.

– А какой еще магией владеет этот эльф? – спросил Малус.

– Я не видеть никакой. Но…

Охотница многозначительно умолкла.

– Не бойс-с-ся друидс-с-ской магии! Мне по с-силам одолеть вс-с-се, на что с-с-способен ночной эльф! Но компас-с-с…

Малус наконец-то повернулся к араккоа:

– Компас будет наш, волшебник. И вот каким образом…

День шел на убыль. Путь большей частью вел в гору, и порой подъем был довольно крут. Талисс шагал весьма уверенно, а уж когтистые перепончатые лапы Мурчаля, казалось, присасывались к каменистой тропе и с хлопком отрывались от нее на каждом шагу. Макаса тоже шла без затруднений, но вот с Арамом было несколько хуже. Один раз он едва не споткнулся на самом краю речного ущелья, уже достигавшего добрых трех десятков метров в глубину, но Макаса вовремя подхватила его и помогла удержаться на ногах. Нет, она еще не простила мальчика, однако оставалась его старшей сестрой и защитницей. Арам знал, что эти две вещи друг друга вовсе не исключают.

У Талисса была с собой настоящая фляга, и он разделил ее содержимое с остальными. Макаса пила неохотно, и вначале Арам решил, что она опасается, не подсыпал ли друид чего-нибудь в воду. Но, в конце концов, он пришел к другому заключению: пожалуй, Макасе просто не нравилось быть обязанной. Кому угодно, а особенно – незнакомцу.

Однако Арам со своей стороны был рад обществу Талисса. И Мурчаля, кстати говоря, тоже. Оба были намного разговорчивее, чем Макаса, и потому долгий путь был куда менее скучным. Конечно, Арам понимал, что их беседа для Макасы – еще один источник раздражения. Она уже не раз требовала прекратить болтовню, опасаясь, что их заметят мародерствующие поблизости огры. Однако, идя поверху, вдоль горного гребня, они и так торчали у всех на виду. Если бы огры Гордунни оказались неподалеку в поисках добычи, найти четверых путешественников им было бы нетрудно. Возможно, из этих соображений Макаса и прекратила попытки заставить спутников замолчать. Но раздражение ее от этого не улеглось.

Больше всех говорил Талисс – по собственной инициативе либо переводя слова не менее разговорчивого Мурчаля. Указывая на мхи и лишайники, Талисс объяснял, какие из них целебны, а какие, напротив, слегка, а то и смертельно ядовиты. Острый взгляд его серых глаз примечал хищников вдалеке, и он рассказывал, где они гнездятся и чем кормятся. Араму подумалось, что Мавзоль из Прибамбасска был бы счастлив побеседовать с Талиссом. Грейдон Торн, кстати, тоже. Как и отец Арама, ночной эльф интересовался всем на свете. Он даже попробовал разговорить Макасу, чтобы та рассказала о своем прошлом. Ни малейшего успеха он, конечно, не достиг, но его жизнерадостное дружелюбие от этого ничуть не пострадало.

С Арамом ночному эльфу повезло больше. Арам рассказал ему о Приозерье и о кузнице, о брате с сестрой и о своем псе, о матери и приемном отце. Говорить о Грейдоне, о «Волноходе», о пиратском нападении и о том, как их занесло в Фералас, он избегал, насколько возможно. Но Талисс на этом и не настаивал, и, казалось, был вполне доволен рассказами о флоре и фауне окрестностей озера Безмолвия или о рыбах, попадавшихся в сети дядюшки Мурчаля у Забытого берега.

Но вскоре Араму стало очевидно: несмотря на все свои непрестанные многословные разглагольствования, Талисс до сих пор почти ничего не рассказал о себе. Будь Арам так же склонен к подозрениям, как Макаса…

– Что тебе нужно в Прибамбасске? – спросил он, больше ради нее, чем из собственного интереса.

– Там живет одна из нас, хранительница, моя старая подруга, принадлежащая к Кругу Кенария. Мне нужно посоветоваться с ней о… о наших друидских материях. О, и еще у меня есть для нее подарок. Конечно, мелочь. Но, думаю, ей будет очень и очень приятно.

– Ты будто собрался ухаживать за ней, – заметил Арам.

– О, – рассмеялся Талисс, – держу пари, она слишком – на несколько сот лет – молода для меня. Хотя я ничего не имею против… – Он ненадолго задумался, и Араму на миг вспомнилась пропавшая Дуань Фэнь, но тут ночной эльф оставил раздумья и рассмеялся. – А что ждет в Прибамбасске вас с Макасой, мой юный друг?

– Надеюсь, корабль в Восточные королевства. Домой.

Талисс оглянулся на Макасу.

– Ты тоже собираешься найти новый дом на востоке? – спросил он.

Макаса ответила не сразу. А Араму отчего-то показалось, будто ночной эльф прекрасно знает, что она из Пиратской Бухты, из Восточных королевств.

Наконец Макаса ответила:

– Мой дом – на борту «Волнохода». Как только мальчик окажется в безопасности, я вернусь туда.

Талисс поднял бровь.

– Даже если корабль – на дне моря?

– Да, – без колебаний ответила она.

Арам оглянулся на нее. Макаса взглянула ему в глаза.

– Да, – спокойно повторила она.

Внезапно Талисс остановился. Мурчаль – тоже. Арам, смотревший через плечо на Макасу, споткнулся о мурлока и упал, больно приложившись плечом о камень.

– Урум мммр? – спросил Мурчаль.

– Все хорошо, – с досадой ответил Арам.

Под взглядами остальных он вскочил на ноги, потирая плечо.

– Здесь тропа, спускающаяся назад, к реке, – сказал Талисс, подставив ладонь под капли с неба. – Там, внизу, есть даже кое-какое укрытие – скальный карниз, и он придется очень кстати, учитывая надвигающуюся грозу.

– А если река разольется? – спросила Макаса.

– Ну что ж… В этом случае мы все утонем. Кроме, пожалуй, Мурчаля. Но у нас почти кончилась вода. И укрыться здесь, наверху, негде. Ни от дождя… ни от огров.

Макаса опустила голову, признавая поражение. Она на глазах теряла позиции, утрачивала контроль над их походом. Логика ночного эльфа была безупречна, но Арам видел, что Макасе не по душе полагаться на нее.

Все последовали за Талиссом вниз.

Спуск оказался коварным. К тому же от дождя каменистая тропа сделалась скользкой. Плечо Арама болело. Болели и ступни, и икры, и даже голова. Только бы вернуться домой, в Приозерье – уж тогда он проспит не меньше двух недель кряду. Если, конечно, ему вообще удастся добраться домой.

Наконец они достигли дна ущелья, и устроили лагерь у отвесной скалы, укрывшись под обещанным Талиссом каменным выступом. Дров для костра не было. Не было и еды. Но, спустившись к реке, они хотя бы смогли утолить жажду.

Напившись до отвала, Мурчаль развернул свои сети и сказал:

– Мурчаль мгррррл ммм флллурлок.

– Он предлагает забросить сети и поймать рыбу на ужин, – пояснил Талисс.

– Нет! – хором воскликнули Арам с Макасой.

Плечи Мурчаля поникли. Макаса взвесила в руке свой гарпун.

– Попробую отыскать дичь. Вот только огры превратили эти земли в бесплодную пустыню, и надежды на это мало.

– В этом вовсе нет необходимости, – возразил Талисс. – Я обеспечу нас пищей.

Арам уважительно кивнул ночному эльфу.

– Хочешь сказать, у тебя в сумке после вчерашнего ужина осталось что-то еще?

– Нет-нет, сумка пуста. Кончились даже приправы, – ответил друид, покосившись на Мурчаля.

Плечи Мурчаля поникли еще сильнее.

– Мрррглл, – пробормотал он.

– Не тревожься, мой маленький дрррг. Я найду для нас столько еды, сколько нужно.

Макаса пристально взглянула на старого друида.

– Какое из слов «бесплодная пустыня» тебе непонятно?

Калдорай расхохотался в ответ.

– Хочешь поспорить, кто из нас первым вернется домой с ужином?

– Я не держу пари, – ровно ответила Макаса.

– Ну конечно! – вновь рассмеялся друид.

Итак, Макаса отправилась вверх по реке на охоту, а Талисс – вниз, за съедобными растениями, и Арам с Мурчалем остались одни.

– Пожалуй, надо бы нам поискать дров, – сказал Арам. – Ты иди вверх по течению, а я пойду вниз.

Обрадовавшись, что и он может чем-то помочь, Мурчаль с энтузиазмом закивал. И они разошлись.

Арам направился вниз по течению реки. Дождь ненадолго прекратился. Мальчик ожидал застать друида за обдиранием грибов и плесени со скал. Но ночной эльф сидел, скрестив ноги, перед клочком мокрой земли.

Арам хотел было окликнуть друида, но что-то его удержало. Он не стал приближаться. Он принялся наблюдать.

Друид запустил руку в сумку и вынул коричневый кожаный мешочек. Из этого мешочка он бережно высыпал что-то на раскрытую ладонь и наклонил ладонь над клочком земли. Арам понял, что мешочек наполнен семенами. Одно за другим, Талисс вмял семена пальцем в землю и заровнял ямки.

Затем друид полез во внутренний карман своего одеяния и вытащил еще один кожаный мешочек, на этот раз – лиловый. Из мешочка он извлек нечто, завернутое в непромокаемую ткань, и бережно развернул. Арам увидел в его руках чудовищный желудь – большой, как кулак ночного эльфа.

Помахивая желудем над засаженной семенами землей, друид тихо запел на что-то на незнакомом Араму языке.

Через несколько секунд из земли показались побеги.

А несколько минут спустя Талисс уже собирал богатый и разнообразный урожай – отменно крупные плоды батата и репы, моркови и корня сенджины, и даже множество горстей ягод ветроцвета. После этого ночной эльф бережно завернул гигантский желудь в непромокаемую ткань, спрятал его в мешочек, а мешочек отправил в карман.

Оставаясь незамеченным, Арам поспешил обратно в лагерь.

 

Глава двадцать вторая

Паутина затягивается

Что же творилось в голове маленького мурлока?

Ему было недвусмысленно велено не ловить сетями рыбу, и он вполне понимал, почему. Он прекрасно знал, что имеет склонность запутываться в сетях. Ладно, хорошо: безнадежно запутываться. И для Урума с Мрксой это тоже не было открытием. Дядюшка Мурргли часто сетовал на то, что от Мурчаля больше хлопот, чем пользы. Поэтому Мурчаль и рыбачил один, а не с дядей и прочими флллурлоками. Поэтому его одного и не увели в плен напавшие на деревню РРРгррры.

Возможно, по этой причине маленькое создание и решило, что ему необходимо кое-что доказать.

А может, причиной было голодное урчание в брюшке и сомнения Мрксы в том, что ей или Дулуссу удастся добыть мяса или хоть овощей.

Да, Урум послал его по дрова. Но дров пока что не нашлось, так почему бы не выловить сетями немного плавника, а заодно и рыбы, которая согреет брюхо и ему и им?

Он был в долгу перед ними за ту еду, что они делили с ним. Да что там, он был обязан им жизнью! И, кроме того, как неустанно напоминало урчание в животе, он должен был поесть. По мурлокским понятиям он почти ничего не ел уже несколько недель. Он был очень-очень голоден.

На этот раз он будет осторожен. Очень-очень осторожен. Он не запутается. Он сделает, как учил дядя Мурргли: выберет безопасное место, ухватится покрепче, бросит сети над рекой, позволит им упасть в воду, дождется, пока грузила не утащат нижний край на дно, а течение не расправит сети на всю длину. Он будет ждать, ждать и ждать. Потом, не торопясь, вытянет сети, как следует упираясь в камень когтистыми перепончатыми лапами. А потом вывалит улов на камни. Он был уверен, что именно так все и сделает.

Дождь лил, как из ведра, но холодный ливень не доставлял мурлоку неудобств. Он отыскал на берегу подходящее место, где смог опереться о большой, надежный камень. Он медленно развернул сети. Взмахнул ими взад-вперед, взад-вперед, готовясь отправить сети в полет… И выпустил их!

Но зацепился за край когтем большого пальца. Камень не позволил ему по инерции последовать за сетями в воду, но сети, лишенные возможности лететь вперед, устремились назад, прямо к Мурчалю. Увидев это, он выпучил глаза и поднял руку, чтобы поймать сети. Но рука отчего-то попала прямо в пустой квадрат среди сплетения нитей. Полотно сети захлестнуло Мурчаля и коконом обернулось вокруг него.

Мурлок подавил горестный крик. Ему не хотелось, чтобы остальным – особенно Мрксе, которая могла вот-вот вернуться в лагерь именно этим путем – пришлось снова освобождать Мурчаля. Особенно после того, как ему запретили рыбачить. Нет, на этот раз он должен освободиться сам. Привалившись к камню, мурлок наклонился и попытался стащить с себя сеть через голову. Но из этого ничего не вышло. Тогда он попробовал стащить сети вниз, к ногам, и переступить через них. Но из этого тоже ничего не вышло. Раздосадованный, мурлок начал рваться из сетей во все возможные стороны, но от этого положение сделалось только хуже.

А еще хуже было то, что он был не один.

Арам вернулся в лагерь первым. Ему удалось собрать на берегу немного отсыревшего плавника, но искал он не слишком усердно. К моменту возвращения Талисса он хотел сделать вид, что устроился под каменным карнизом давно и уютно.

За ним, опираясь на посох, вернулся Талисс с битком набитой только что выращенным урожаем сумкой. Дождь усилился, и Талисс прибег к простейшей (судя по легкости, с которой он все проделал) друидской магии и развел под карнизом маленький костерок из собранного Арамом сырого плавника. Закопав плоды батата в угли, он вынул небольшой нож и принялся крошить остальные овощи в свой котелок.

Арам смотрел, как он работает, а Талисс, в свою очередь, наблюдал за ним.

– Разве тебе не любопытно? – спросил ночной эльф.

– Что не любопытно?

– Например, где я нашел для нас роскошный ужин.

– А-а. Ну… Я подумал, вы, друиды, просто знаете, где искать.

Казалось, друид был слегка разочарован. Впервые с тех пор, как Арам познакомился с ним, улыбка исчезла с лица ночного эльфа, но он сказал:

– Верно, мой мальчик. Верно. Мы – знаем.

Тут вернулась и Макаса – без мяса, но с новой порцией дров.

Увидев принесенные Талиссом овощи, она спросила:

– Откуда все это взялось?

На лице Талисса вновь появилась улыбка.

– Просто друиды знают, где искать, – сказал он.

Макаса покачала головой, бросила к огню небольшую охапку собранных по пути дров и устроилась под карнизом напротив Арама.

– А где мурлок? – спросила она.

– Я послал его за дровами, – ответил Арам. – Он пошел вверх по реке. Разве ты не встретила его на обратном пути?

– Нет, – сказала Макаса, припоминая, где бы могла разминуться с Мурчалем.

Арам более или менее понял, что у нее на уме.

– Уж не думаешь ли ты… уж не думаешь ли ты, что он – в реке?

Все трое оценили вероятность такого исхода и нашли, что ничего невозможного в этом нет.

– Дадим ему еще пару минут или отправимся на поиски прямо сейчас? – спросил Арам.

Гроза подчеркнула его вопрос жутким раскатом грома.

Все трое, как один, поднялись – и все, как один, вздохнули.

Арам почувствовал волну жасминового аромата за миг до того, как четвертый голос шепнул:

– Сядьте, друзья мои.

Арам узнал этот голос еще до того, как увидел темный силуэт Шепчущего на фоне вспышки молнии. Макаса в тот же миг кинулась в бой.

Шепчущий увернулся от удара гарпуна, но Макаса была готова к этому: едва он потянулся к рукояти своего черного меча, ее сабля отсекла руку нежити по локоть.

Похоже, Шепчущий не ожидал этого, однако ничуть не встревожился. Выхватив уцелевшей рукой черный сланцевый кинжал, он махнул им перед собой. Макаса была вынуждена отступить, но Арам тут же пришел ей на помощь и взмахнул саблей, заставив неупокоенного мечника парировать удар кинжалом. Гарпун Макасы тут же вонзился в открывшееся горло нежити.

– Посмотрим, как ты теперь пошепчешь, – подначила она.

Шепчущий не издал ни звука. Но молчание не означало, что он сдался. Крутанувшись из стороны в сторону, он вырвал древко гарпуна из рук удивленной Макасы, воткнул кинжал прямо себе в левое бедро, чтобы не обронить его, и вытащил застрявший в горле гарпун. Подкинув его на ладони, он приготовился к броску, но тут оглушительный голос, подкрепленный раскатом грома, прогремел:

– Дорогу!!!

Макаса с Арамом инстинктивно отпрянули в стороны и обернулись как раз вовремя, чтобы увидеть Талисса, кинувшегося вперед, на бегу превращаясь в могучего белого, покрытого рунами, среброглазого медведя! Зверь с разбегу толкнул Шепчущего, и тот, врезавшись в отвесную гранитную стену ущелья, практически разлетелся на куски. Одна нога – здесь, другая – там, голова слетела с плеч, и лишь капюшон удержал ее на месте. Правое предплечье осталось лежать так, куда упало, отрубленное Макасой.

– Он мертв? – спросил Арам. – Таким способом его можно убить?

Медведь отрицательно покачал огромной лобастой головой.

– Его нужно сжечь, – сказала Макаса.

Она осторожно шагнула к крохотному костерку, а остальные замерли наготове, ожидая, что последует далее.

Далее последовал удушливый кашель. Удушливый кашель, перешедший в хриплый смех и добавивший леденящей жути и без того леденяще-жуткому зрелищу.

Уцелевшая рука Шепчущего потянулась к голове и поставила ее на место с отчетливым щелчком, за которым последовало отвратительное чавканье. Смех стих, сменившись знакомым шепотом. Указав рукой на Макасу, Шепчущий прошелестел:

– Я говорил Малусу, что ты умеешь драться. Там, на корабле, я оценил твое мастерство. – Его палец нацелился на Арама. – И ты неплохо показал себя, юный щитоносец. Трудности улучшили твои инстинкты. – Опустив руку, Шепчущий кивнул в сторону медведя. – Но должен сказать, больше всех сегодня удивил меня ты, ночной эльф. Я убил множество друидов на своем веку, но никогда не видел, чтобы кто-либо мог менять облик с такой быстротой. Ты совершенно застал меня врасплох. А это не так-то просто.

– Зачем ты следовал за нами, пират? – спросила Макаса. – Что тебе от нас еще может быть нужно?

Но Арама заботило другое:

– Где мой… мой капитан?

– Ты хочешь сказать, твой отец? Боюсь, ты никогда больше не встретишься с ним на этом свете, мой мальчик.

Арам немедленно пожалел о том, что задал этот вопрос.

«Если бы не спросил, то не узнал бы ответа. А пока я не знал ответа, был шанс, что…»

Но тут он понял, что все вокруг смотрят на него. Он боялся не удержаться от слез перед лицом врага, но ярость одолела слезы.

– Я не твой мальчик, – сказал он.

– Нет, конечно же, нет. И я вполне понимаю, отчего мне не рады. Но, по правде говоря, я пришел не затем, чтобы драться с вами. С кем-либо из вас.

– Просто затем, чтобы убить нас? – спросила Макаса.

– Нет-нет, и не за этим. Вспомни: когда ты бросилась на меня, я даже не обнажил меча. И, если бы я желал вашей смерти, то вряд ли стал бы заранее оповещать вас о своем появлении.

Вдыхая аромат жасминовой воды, смешанный с вонью разложения, Арам подумал, что нежитьубийца все равно никак не смог бы подобраться к ним незамеченным. Но, взглянув на Макасу, мальчик понял, что она прокручивает в памяти недавний бой, и ее воспоминания подтверждают слова Отрекшегося.

– К тому же, – продолжал Шепчущий, – собираясь драться насмерть, я не оставил бы своего друга Трогга ждать в стороне. Трогг, ты можешь больше не прятаться.

Макаса, Арам и медведь резко развернулись. К ним через реку шел Трогг. Его пика блеснула от вспышки молнии, вслед за которой тут же, будто повторяя за Шепчущим имя огра, загремел гром.

Огр достиг берега, и Шепчущий вновь заговорил:

– Довольно, Трогг. Останься там. Нам вовсе не нужна новая ссора. Как я уже говорил, не за тем мы сюда пришли. Вдобавок, это было бы совершенно непродуктивно.

Макаса повернулась к нему.

– Чего. Ты. Хочешь? – спросила она.

– Для начала, представиться. Я – барон Рейгол Уолдрид. По крайней мере, некогда был таковым. Моего спутника, как я уже говорил, зовут Трогг. Мы служим капитану Малусу. Из судовой роли «Волнохода» нам известно, что вы – Макаса Флинтвилл и Арамар Торн. Но, может быть, вы будете настолько любезны, что представите нам своего друга, ночного эльфа?

Ответом ему было молчание.

– А может быть, и не будете, – прошептал Уолдрид. – Как угодно. В любом случае, я пришел говорить не с ним, а с тобой, щитоносец Торн.

Арам взглянул на Макасу с Талиссом, затем на Трогга, и вновь перевел взгляд на Шепчущего.

– О чем? – наконец спросил он.

– Капитан Малус просил передать, что ему не нужна твоя смерть. Ему нужно одно и только одно – компас.

– Компас? – переспросил Арам. – Какой компас?

– Сбереги этот компас любой ценой, – сказал отец.

– Тот, что ты носишь на шее. Тот, что ты получил от отца. Прошу тебя, довольно всех этих игр. Мы наблюдали за тобой и знаем, что он при тебе.

– Ну ладно. Хорошо. Он у меня, – сказал Арам. – Но он сломан. Стрелка даже не показывает на север.

– Тем легче тебе будет с ним расстаться.

– Он не намерен ничего отдавать твоему капитану, – угрюмо заявила Макаса. – Несмотря ни на каких огров.

Трогг позади нее зарычал, и гром загремел за его спиной, точно сама стихия встала на сторону Сокрытых.

Уолдрид потянулся за своей ногой. Казалось, он и не слышал ее – или сделал вид, будто не слышит.

– Хм? О! Нет, мы и не думали, что вы захотите пойти на сделку с нами. И это вполне понятно. Но у нас есть побуждающий стимул.

Макаса подобралась, готовясь к новой схватке.

– Нет-нет, юная леди, речь вовсе не о грубой силе. Неужели тебе не приходит в голову ничего иного? – Шепчущий рассмеялся весьма неприятным смехом. – Что ж, пожалуй, и это вполне понятно. Одним словом, мы предлагаем юному Арамару простой обмен. Компас в обмен на мурлока.

– Какого мурлока? – спросила Макаса прежде, чем Арам успел раскрыть рот.

– Снова эти игры? Ну, к чему? Повторяю, мои спутники наблюдали за вами. Признаться, я удивлен: с чего бы вам вообще дорожить этим мурлоком? Но каждому свое. Что скажешь, щитоносец? Что для тебя дороже? Компас или это создание? Даю слово: отдай нам то, что нам нужно, и мурлок тут же будет отпущен на волю, и никому из вас не причинят никакого вреда.

Арам сплюнул.

– Думаешь, я поверю твоему слову?

– Я еще никогда не обманывал тебя, не так ли? Впрочем, если ты хочешь получить назад свою зверушку, у тебя нет выбора.

– Он не зверушка! Он…

– Я не хотел никого обидеть. И не хочу вынуждать тебя принимать решение немедленно. Можешь подумать до рассвета. Но позволь внести полную ясность. Если ты хочешь еще когда-нибудь увидеть своего мурлока, ты должен отдать нам компас. Иначе мурлок умрет. И ничто не помешает нам преследовать вас и далее. Так или иначе, но Малус получит этот компас. Поэтому будь разумен, юный щитоносец. И на рассвете всем неприятностям придет конец.

На этой реплике роль Уолдрида была завершена, но он никак не мог дотянуться до своей ноги. Раздраженно побарабанив пальцами по груди, он окликнул огра:

– Трогг, помоги мне собрать конечности!

Трогг шагнул вперед. Макаса, Арам и медведь, продолжавшие держаться настороже, расступились, и огр принялся собирать отрубленную руку и отлетевшие ноги Уолдрида. Но поднять разом три конечности оказалось для однорукого огра непосильной задачей – он раз за разом ронял то одну, то другую.

– Подай хоть одну. Любую! – прошелестел Уолдрид.

Трогг швырнул ему его руку. Рука шлепнула Шепчущего по лицу, сбив с него капюшон и обнажив туго обтянутый бледной кожей череп с вывихнутой ударом челюстью. Он быстро поправил челюсть, бросил на огра сердитый взгляд и – со щелчком, за которым последовал отвратительный чавкающий звук, – приладил на место руку.

Запах жасмина усилился, и Арам почувствовал подступающую к горлу тошноту. Он сумел подавить рвотный позыв, но подумал, что никогда больше не сможет вынести даже намека на жасминный аромат.

Тем временем огр ухитрился наколоть обе ноги Уолдрида на острие руки-пики. Протопав к неупокоенному мечнику, он стряхнул с пики обе ноги на остатки его коленей. Некоторое время Уолдрид, сосредоточенно закусив тонкую губу, приставлял ноги на место под аккомпанемент громких щелчков костей и чавканья срастающейся кожи. Будто вспомнив об этом в последний момент, он выдернул из левого бедра кинжал и спрятал его в ножны. Наконец-то он был готов удалиться.

– Да, барон, ты живуч, – заметила Макаса. – Но и непрочен. В одну из ближайших ночей ты можешь обнаружить, что…

– Да, да, – с ноткой нетерпения перебил ее Рейгол Уолдрид. – Но, в конце концов, я и так уже мертв. – Пройдя между путниками вместе с Троггом, он приостановился. – Решение за тобой. Но, прошу тебя, юный щитоносец… не ошибись.

С тем они и ушли, оставив Арама, Макасу и медведя-Талисса стоять под дождем.

 

Глава двадцать третья

Отклонения от пути

Все трое вновь спрятались от дождя под карниз. В небе время от времени все еще сверкали молнии, но гром гремел с большим запозданием. Гроза уходила.

Талисс вернулся в эльфийский облик и спросил:

– Что это за компас? В чем его важность?

Макасе тоже хотелось бы знать ответ. Конечно, она много раз видела этот компас на шее Арама, а до того – на груди своего капитана. Но прежде девушка никогда о нем не задумывалась. Она удостоила Арама пронизывающего взгляда, и это заставило его отвести глаза.

С неохотой, не до конца понятной ему самому, Арам вытащил компас из-под рубашки и показал его спутникам.

Ночь была пасмурной, и сверить направление стрелки с положением звезд и небесных светил было нельзя, но и Макаса и Талисс тут же отметили, что компас указывает не на север.

– В нем все и дело? – спросил не на шутку сбитый с толку друид. – Это и есть та желанная добыча, ради которой эти пираты – которые, очевидно, вовсе не пираты – убили и вашего капитана и всю команду?

– Он ведь даже не работает, – мрачно поддержала его Макаса. – Он указывает на… на юго-восток?

– Ага, я знаю, – ответил Арам.

Все замолчали. Талисс задумчиво коснулся верхней губы кончиком языка. И он и Макаса не знали, что и думать. Арам знал несколько больше, но вдруг опять почувствовал странное нежелание говорить.

Но в конце концов он понял, что выбора у него нет.

– Мне дал его Грейдон, мой отец. – Он повернулся к Макасе: – Во время боя с пиратами, как раз перед тем, как приказал нам лезть в шлюпку. И велел сберечь его любой ценой.

– Значит, дело ясное, – твердо, без промедления сказала Макаса. – Его нельзя отдавать. Даже если бы он не стоил ни медяка, я не отдала бы его убийцам наших товарищей. А уж если Грейдон сказал, то и вопросов нет.

– Но как же Мурчаль?

Араму, как и Макасе, совершенно не хотелось отдавать компас.

«Но что нам еще остается?»

– Мне очень жаль этого мурлока, – отвечала второй помощник капитана. – Но по сравнению с последним приказом капитана Торна его жизнь не значит ничего.

Арам покачал головой.

– Может, таков и был его последний приказ, однако он противоречит всему, чему он учил нас. А он учил быть верным своей команде, своей корабельной семье. И ты, Макаса, это знаешь.

– Знаю. Но Мурчаль – не член команды и не член семьи.

– Разве? – возразил Арам. – Разве все мы, четверо, не одна команда на пути через Фералас?

– Нет! Член команды ценен. Он служит общей цели. А чем ценен этот мурлок? Что сделал он ради общей цели? Подарил нам одну-единственную случайно пойманную рыбу?

– Он ничего не сделал для общей цели, – согласился Арам. – Но сделал все, чтобы доказать свою верность. Да дело даже не в доказательствах. Что я такого сделал, чем я был ценен для «Волнохода» – кроме того, что был сыном капитана?

Этим он выиграл очко. Макаса много месяцев была уверена в бесполезности Арама точно так же, как сейчас – в бесполезности Мурчаля.

– Он с нами всего несколько дней, – проворчала она. – Это вовсе не то же самое. Здесь мы – не команда.

– Мурчаль стал членом нашей команды – наверняка, как будто вписал свое имя в судовую роль.

– Сомневаюсь, что он способен написать собственное имя… Урум.

– Прекрати, – разозлился Арам. – Я ведь знаю, что на самом деле ты не такая!

– Ты меня совсем не знаешь.

– Может, я и не знаю твоего прошлого, но я знаю, какое у тебя сердце, сестра. Не притворяйся другой.

Слово «сестра» оказало на Макасу свое волшебное действие. Она прекратила спор.

Но Арам продолжал:

– Мы спасаем товарищей не за то, что они доказали, чего стоят. Мы спасаем их, чтобы показать, чего стоим мы.

Точно так же вполне мог бы сказать Грейдон, хотя Арам никогда не слышал от него этих слов.

Тут Талисс протянул руку:

– Можно взглянуть, Арам? Можно подержать?

Кровь Арама все еще кипела после спора с Макасой. Он непонимающе взглянул на друида.

– Компас, – пояснил Талисс.

Арам замер в нерешительности.

– Возможно, мне удастся понять его назначение, – объяснил калдорай. – Понять, чем он так дорог твоему отцу и его убийцам.

– По-моему, его назначение – указать мне дорогу домой, в Приозерье. Отец сказал что-то в этом роде, отдавая его мне.

Ночной эльф сдвинул брови.

– Любой компас – и, кстати, любая карта – могли бы помочь тебе найти дорогу домой, – сказал он, не убирая протянутой руки.

Арам взглянул на Макасу, но ее взгляд был обращен внутрь себя. Уступая друиду, он снял с шеи цепочку и подал ему.

Друид взвесил компас на левой ладони. Закрыв глаза, он поднял над компасом правую руку ладонью вниз. Пропев несколько слов на дарнасском, он почувствовал силу – невеликую, но определенно, имеющуюся, – намагнитившую стрелку компаса каким-то аномальным образом.

Открыв глаза, Талисс заговорил:

– Стрелка сделана из кристалла. Но этот кристалл – не из земных глубин. Это осколок чистого звездного света с небес, несущий в себе небесную искру.

– Что это значит? – спросил Арам.

– Попросту говоря, это значит, что кристалл, из которого сделана стрелка, не из нашего мира. На нем лежат какие-то чары. К несчастью, это уже выше моего понимания. В моих силах – помогать флоре чистой земли, ее деревьям и травам. А про это устройство я ничего больше сказать не могу.

Друид отдал компас Араму, и тот быстро накинул цепочку на шею и спрятал ее под рубашку. Он не знал, что и думать. Талисс был прав. Исправный компас и карты из рундука шлюпки могли бы указать дорогу домой не хуже, чем это зачарованное устройство.

Но тогда что же имел в виду отец?

Если компас хранил еще какие-то тайны, Грейдон знал их. Наверняка знал. Сколько раз отец намекал, что они отправляются в путешествие не только затем, чтобы повидать чужие земли? (И даже мать намекала на это в тот день, когда отослала его из Приозерья!) В конце концов Грейдон Торн пожалел, что ему не хватает времени, но у него было целых шесть месяцев, чтобы рассказать Араму всю правду! Выходит, капитану Торну хватало времени и на ежедневные уроки обо всяких повседневных пустяках, и на ежедневные унижения, но только не на главную цель, ради которой он потащил Арама в это плавание?

Какой же отец возьмет на корабль сына, зная, что ему угрожают те, кто хочет заполучить этот компас? Какой же отец отдаст этот компас сыну и приемной дочери, зная, что опасность последует за ними, куда бы они ни пошли? Если уж компас не должен был попасть в руки Малуса, отчего отец просто не бросил его в море?!

* * *

Подобно Араму, двое его спутников тоже погрузились в размышления. Первым очнулся Талисс.

– Я не могу ничего больше сказать об этом компасе, – заговорил он, – но могу сказать вот что. Я полагаю, именно он и привел меня к вам.

Макаса подняла на друида недобрый взгляд.

– Я думала, ты идешь в Прибамбасск.

– Так оно и было. Я не обманывал вас. Но и не раскрыл всей правды.

– Раскрой ее сейчас, – потребовала Макаса.

Ночной эльф кивнул и заговорил:

– Вы знаете, кто я. Я – друид, живущий в единстве с миром, в унисон его стихиям. Несколько ночей назад я неожиданно почувствовал, что мой путь сворачивает в сторону. Если мои подсчеты верны, как раз той ночью вас выбросило на берег. Мой путь повел меня вперед и привел к вам, будто… будто стрелка исправного компаса. Едва увидев вас, я почувствовал наше родство. Сказать правду, ощущение было настолько сильным, что я не сразу поверил ему. Некоторое время я наблюдал за вами, чтобы посмотреть, как вы уживаетесь с природой. Вскоре я увидел, как вы спасли Мурчаля, отметил, как добры вы были с бедным малышом, и понял, что наша встреча предрешена.

– Так не бывает, – проворчала Макаса.

– Так оно и есть, юная воительница. Уж так устроена природа: все имеет свой путь и движется вперед, следуя ему. Подобно тому, как течет река в русле, подобно стебельку, пробивающемуся сквозь землю наверх, на пути к солнцу. Думаешь, для существ, подобных нам, четверым путникам, все устроено иначе?

Макаса не ответила.

– Нет, гарантировать, конечно, ничего нельзя, – продолжал друид. – Реку можно перегородить плотиной. Стебелек может сгрызть тля или кузнечики. И путешественник может отклониться от своего пути в силу многих причин. Но путь существует, и мы, несомненно, следуем этим путем, как малая часть единого целого.

Некоторое время Арам размышлял над этой идеей. Он все еще злился на Грейдона, но питать эту злость, вспоминая, как Шепчущий сказал: «Боюсь, ты никогда больше не встретишься с ним на этом свете», – было нелегко.

Грейдон Торн погиб. Отец был мертв. И суть была не в том, чтобы выполнить его приказ, последний приказ капитана. Арам должен был исполнить – или хоть попытаться исполнить – последнюю волю отца.

– Компас мы им не отдадим, – упрямо сказала Макаса.

– Может, и нет, – согласился Арам. – Но Мурчаля, так или иначе, нужно спасти.

Как ни жаль, но такой возможности им не представилось.

Разработав достойный план, они свернули лагерь за целый час до рассвета. Только костер под карнизом оставили гореть – чтобы те, кто, возможно, следит за ними издали, думали, будто они дожидаются Малуса и его пиратов. Макаса и Талисс были не такими умелыми следопытами, как Затра, и следов Шепчущего отыскать не смогли, но огр не был и вполовину так же осторожен, как его спутник. Найти след Трогга оказалось легче легкого.

Стараясь не шуметь, они двинулись вдоль ущелья, вверх по реке. Талисс, первым услышавший что-то впереди, подал знак остальным. Едва они успели спрятаться за камнями, в каких-то пяти ярдах перед ними возник огромный темный силуэт. Огр! Все трое огляделись в поисках Шепчущего, троллихи или самого Малуса. Затем Арам снова взглянул на огра и едва не ахнул от изумления. У этого огра было две руки!

Тут к первому огру присоединился второй. А за ним – третий.

«Сколько же огров у этого Малуса?!»

Трое огров зашептались – так тихо, что Арам с Макасой не смогли разобрать ни слова. Но длинные острые уши Талисса обладали куда большей чуткостью, и услышанное ему явно не понравилось. Знаком он показал, что пора убираться отсюда.

Но показать было куда легче, чем сделать. Талисс кивнул на узкую щель между двух валунов и скользнул в нее первым. Арам последовал за ним, а Макаса с гарпуном и абордажной саблей наготове прикрывала тыл.

Но прятаться в щель оказалось серьезной тактической ошибкой. Выглянув из щели по ту сторону валунов, Талисс обнаружил четвертого огра, стоявшего вплотную к камням, перегораживая проход широченной спиной. Ночной эльф двигался беззвучно, и огр не замечал его – но и выйти не давал. Друид подал Араму знак поворачивать назад. Мальчик послушался и подал Макасе знак сделать то же.

К несчастью, в это время небо уже очистилось от туч, и клинок развернувшейся Макасы блеснул в свете полной луны. Заметив блеск, один из огров взревел и бросился на Макасу Флинтвилл. Рванувшись ему навстречу, Макаса нырнула под удар огромной дубины громилы и распорола ему брюхо от пупка до грудины. Но тут на нее кинулись двое других огров.

– Беги! – крикнула она Араму, метким броском вогнав гарпун между глаз второго огра.

Но новоявленный брат вовсе не собирался бросать ее – если бы даже ему было, куда бежать. Он выхватил саблю, но пока не понимал, что с ней делать.

Макаса развернула цепь и принялась крутить ее над головой, не подпуская к себе третьего огра.

– Подвинься, – шепнул Араму Талисс.

Мальчик загораживал ему выход из щели, слишком тесной, чтобы друид смог обернуться медведем или оленем. И тут два валуна, между которыми стоял Талисс, раскатились в стороны от толчка огра с широченной спиной, оставшегося позади. Талисс попытался развернуться лицом к новой опасности, но дубина огра пустилась на его затылок, и – рога или не рога – друид упал без чувств к ногам «Широкой Спины». Огр вложил в рот мизинцы и громко, пронзительно свистнул.

Арам обернулся к нему, но огр небрежным взмахом выбил абордажную саблю из его руки, схватил мальчика и сунул под мышку. Арам закричал, но Макаса все еще отбивалась от своего противника. Собравшись с силами, мальчик вынул из ножен на поясе охотничий нож и вонзил его между ребер огра. Но Широкая Спина просто перебросил Арама под другой локоть, выдернул нож и зашвырнул его в реку.

Видя, что выбора нет, Макаса решила сменить тактику и опустила цепь, словно у нее устала рука, в надежде подманить огра поближе. Как только он сделал шаг вперед, цепь взвилась вверх и раздробила врагу челюсть. Огр заревел от боли и рухнул на колени. Шагнув к нему, Макаса быстро прикончила его.

Остался только Широкая Спина. Он стоял над бесчувственным Талиссом, зажав под мышкой отчаянно вырывавшегося Арама. В свободной руке он держал саблю мальчика. Без единого слова и даже звука Широкая Спина приставил ее острие к горлу Арама, принуждая его не дергаться.

Широкая Спина и Макаса мрачно смотрели друг на друга. Ни один из них не издал ни звука. Но через несколько секунд послышался тяжелый топот. Снизу и сверху по течению вдоль реки на свист Широкой Спины примчались новые огры – больше, чем ограниченный обзор Арама позволял сосчитать. Подбежав к противникам, они окружили их со всех сторон.

Макаса управилась с подсчетами быстро. Она отправила окровавленную саблю в ножны и опустила цепь. Широкая Спина мрачно, гортанно загоготал. Макаса потянулась к гарпуну, оставшемуся торчать между глаз второго огра. Огры по обе стороны от нее угрожающе шагнули вперед. Широкая Спина прекратил смех. Высвободив гарпун и даже не обернувшись, Макаса прыгнула назад.

С громким плеском упав в воду, она расслабилась и позволила быстрой после недавних дождей реке нести ее вниз по течению. Несколько огров метнули копья ей вслед. Арам не мог ничего разглядеть, но и вскрика не услышал, а потому имел все основания надеяться, что огры не попали в цель.

Мальчик ни на миг не почувствовал себя брошенным. Он знал: Макаса ни за что не оставит его на погибель. Она сделала то, что и должна была сделать: бежала, чтобы дождаться удобного момента и снова дать врагам бой. Сестра обязательно вернется за ним и попытается спасти – в этом не было никаких сомнений.

Ну, а до тех пор задачей Арама было остаться в живых. Он хотел было заговорить, но не сумел издать ни звука. Но это было неприемлемо. Он не мог позволить себе всякий раз в решительный момент лишаться голоса – особенно если решительные моменты будут сменять друг друга с такой же неистовой быстротой. Арам откашлялся и, стараясь, чтобы голос не дрогнул, заговорил:

– Прекрасно. Вы меня поймали. Отведите меня к Малусу. Мы завершим сделку.

Широкая Спина поднял Арама так, чтобы они могли взглянуть друг другу в глаза. Огр подался вперед. Омерзительный запах из его пасти ударил мальчику в ноздри. Рог посреди его лба едва не расцарапал лоб Арама.

– Отведи меня к Малусу, – сглотнув, повторил Арам.

Фыркнув, Широкая Спина закинул мальчика на плечо, точно мешок муки – и, кстати сказать, не слишком-то полный.

– Отведи меня к Малусу! Шепч… Уолдрид обещал, что нам не причинят вреда, если мы согласимся на условия Малуса.

Широкая Спина, наконец, заговорил.

– Я не знать ни Малус, ни Волдард, – презрительно сказал он. – Мы отвести тебя к Гордок, король Гордунни из Забытого Города. – Отступив от Талисса, он указал на него другому огру. – Ты и ночной эльф радовать Гордок. Ему скучно смотреть, как умирать мурлоки. Он искать новый забава.

Наконец-то Арам понял, что происходит. Эти огры явились вовсе не от Малуса. Они – из того самого разбойничьего клана, что напал на деревню Мурчаля и увел в плен его дядю, тетю и всех друзей и знакомых. Повиснув на плече Широкой Спины, Арам увидел, как один из огров вскинул на плечо бесчувственного Талисса, и их захватчики тронулись в путь.

Через несколько минут они выбрались из ущелья и двинулись наверх. Через час – свернули на северо-восток, в горы. Арам понятия не имел, где сейчас Макаса – близко ли, далеко ли. И, хотя компас все так же висел у него на груди под рубашкой, он знал, что с каждым новым шагом огров шансы спасти жизнь Мурчаля уменьшаются, исчезают вдали…

 

Глава двадцать четвертая

В страхе перед джутовым мешком

Первые мили пути Арам провисел на плече Широкой Спины. Было неудобно и унизительно, но будь он проклят, если согласится помогать своим похитителям! «Пусть этот огр тащит меня, пока из сил не выбьется!»

Но мальчик трясся шаг за шагом, мучился милю за милей, и постепенно ему стало ясно, что Широкая Спина вряд ли скоро выбьется из сил. К тому времени, как Талисс очнулся и попросил – кстати, довольно вежливо, – чтобы его опустили на землю и позволили идти самому, Арам был готов подхватить его просьбу.

Не останавливаясь, Широкая Спина сказал им обоим:

– Рабы пытаться бежать – рабы ехать дальше в мешок. Рабы идти слишком медленно – рабы ехать дальше в мешок. Рабы разговаривать – рабы ехать дальше в мешок. Понимать?

– Понимать, – ответил Талисс.

– Ага, – согласился Арам.

Обоих тут же бесцеремонно сбросили вниз – мягким местом о каменистую землю. Хороший толчок, полученный от Широкой Спины, мигом дал им понять, что потирать ушибленные зады можно на марше, но не до него.

И они пошли – в середине ромбовидной фаланги из шести огров, включая Широкую Спину прямо позади них. Пути к бегству не было, даже если бы Арам решился рискнуть оказаться в мешке, свисавшем с плеча одного из огров впереди. Большой джутовый мешок, скорее всего, был пуст, но угроза оказаться в нем, очевидно, пустой не была. Поднимаясь по довольно крутому склону, приходилось держать убийственный темп, безжалостно задаваемый длинным шагом огромных огров. Но заминка принесла лишь еще один грубый толчок от Широкой Спины. Тяжело дыша, Арам изо всех сил старался не отставать.

К югу от них показались какие-то руины. При виде разрушенных башен, сломанных колонн и развалин дворцов – или, может быть, храмов, – куда более величественных, чем любое содержащееся в полном порядке здание, какое он когда-либо видел, Арам вытаращил глаза. Даже в таком отчаянном положении, в плену у огров, ведущих его неизвестно куда, он пожалел не просто о свободе а о невозможности исследовать эти грандиозные сооружения. Мальчик покопался в памяти, пытаясь вспомнить отцовские уроки и опознать развалины справа по курсу, и решил, что это, должно быть, руины Исильдиэна. Скорее всего, ночной эльф знал это точно, но проверить эту догадку, не заговорив, а заговорив, не оказаться в джутовом мешке, было невозможно.

Между тем калдорай скорбно склонил голову. За последние десять тысяч лет, с тех пор, как город был разрушен, он видел Исильдиэн уже не в первый, и даже не в сотый раз. И всякий раз это было так же больно, как впервые. Десять тысяч лет назад Исильдиэн был воистину велик и прекрасен. Теперь он превратился в руины, в свой собственный призрак. И самое горькое было в том, что он знал: ночные эльфы сами навлекли на себя такую судьбу, злоупотребляя теми самыми тайными силами, которые считали своими по праву рождения. Именно поэтому он, как и многие другие из его народа, остерегался этих сил и пользовался только природной магией друидов. Это не нарушало равновесия. Это было безопасно. Это было его искуплением.

Талисс поднял голову, и они с Арамом обменялись взглядами. Внезапно Арам осознал, что у друида нет больше посоха, на который можно опереться – огры оставили его у реки, – но было незаметно, чтобы это беспокоило калдорая. Возможно, он и не нуждался в посохе? Талисс сочувственно улыбнулся Араму, и мальчик подумал, не собирается ли он сменить облик, чтобы вырваться из плена. На миг он представил себе, как, ухватившись за рог, вскакивает на спину громадного оленя, а огры, застигнутые превращением врасплох, не успевают помешать пленникам сбежать. Но у многих огров имелись копья, а укрыться вокруг было негде. И фантазии завершились малоприятной картиной: Арам сидит в мешке, а огры за ужином лакомятся олениной.

Тогда Арам представил себе схожий сценарий с Талиссом в облике медведя, но и он закончился точно так же. Арам не знал, в каких еще животных умеет превращаться друид, но ни одно из возможных – кроме разве что дракона – успеха не сулило.

Тогда он подумал о Макасе. Он был совершенно уверен, что она последует за ним, и попробовал вычислить, когда она сделает свой ход. По пути он сосчитал всех огров в отряде. Кроме Широкой Спины и еще пятерых, окружавших Арама и Талисса, после многочисленных взглядов через плечо удалось насчитать еще семерых, шедших следом. При свете холодного утра тринадцать огров казались слишком грозной силой, чтобы даже могучая Флинтвилл рискнула напасть. Макаса была настоящим воином – три огра, с которыми она расправилась перед рассветом, могли засвидетельствовать это, – но, кроме этого, она была достаточно умна, чтобы дождаться подходящего момента. Сейчас время явно было не то.

И в это самое время сердце Арама переполняла тревога. Да, Макаса придет. Она придет за ним, единственным братом, последним, оставшимся у нее на всем свете. Он был уверен в этом – и знал, что именно поэтому она не рискнет спасать несчастного Мурчаля.

Солнце взошло, настал день, а Малус так и не получил компаса. Значит, забавный маленький мурлок уже мертв… Арам закусил губу и утер глаза. Окруженный ограми, он не мог позволить себе проливать слезы. Но в сердце своем он зажег свечу в память о Мурчале и попросил мурлокских богов обойтись с ним получше.

* * *

Рассвет застал Малуса, Ссарбика, Уолдрида и Трогга над погасшим костром под каменным карнизом.

– Доволен? – язвительно прошипел араккоа. – А вс-се – твои хитрос-с-сти! Отш-шего ты реш-шил, что мальчиш-шка променяет такую тс-сеннос-с-сть на жалкого мурлока? Ты побоялс-ся взять компас-с с-силой? Или ты прос-сто такой круглый дурак?

Движение Малуса было таким неожиданным, что Ссарбик был совершенно захвачен врасплох. Схватил волшебника за глотку, великан поднял его в воздух. Лапы Ссарбика заскребли по земле.

– Почитай-ка свои заклинания. Может, помогут, – посоветовал Малус.

Задыхающийся Ссарбик беспомощно забился в руке капитана.

– Мне плевать, кому ты служишь, араккоа. Еще раз забудешь свое место – и я сверну тебе шею, как цыпленку.

Он разжал пальцы, и араккоа рухнул наземь. Со свистом хватая клювом воздух, Ссарбик метнул в Малуса убийственный взгляд, но тот и глазом не моргнул.

Барон Уолдрид громко хихикнул. Трогг отвел глаза. Втайне он был доволен, но явно опасался магии волшебника и не хотел давать Ссарбику повод для мести.

Мурчаль почти не заметил всего этого. Он по-прежнему свисал с плеча огра, завернутый в собственные сети и погруженный в собственные мысли.

Он понял, что его друзья ушли, оставили его похитителям, и с грустью отметил, что не слишком удивлен. С кулдурррее он познакомился совсем недавно, а Мркса не раз говорила, что хочет избавиться от Мурчаля. Но он думал, что хотя бы Урум попытается его выручить, надеялся, что новый друг не покинет его… И совсем немножко огорчился, увидев, что ошибался.

Когда Малус со вздохом велел Троггу: «Убей мурлока», – Мурчаль подумал, что смерть избавит его от страданий. Он потерял семью и деревню, да еще и новых друзей. В этом мире для него больше не было места…

Но тут вернулась Затра, и Малус обратился к ней:

– Нашла их след?

– Вроде того, – ответила она, мрачно улыбнувшись и сделав паузу – для пущего эффекта.

Но Малус был не в настроении играть в загадки.

– Так не тяни!

– Они быть схвачены недалеко отсюда. Огры. – Она взглянула на Трогга. – Какая-то ветвь от клан Гордунни.

Трогг громко фыркнул.

Малус поразмыслил над этой новостью.

– Я слышал про Гордунни. Королем у них Гордок. Точнее, так они зовут всех своих королей. Хотя это ничего не меняет. – Он снова взглянул на троллиху. – И что ты нашла?

– Человеческая женщина убить три огра. Огры бросить тела, и я понимать по ранам.

– Можешь взять их след?

– След огра быть виден легко. Вести в горы, к Исильдиэн. Но след эльфа и людей быть нет. И тел быть нет. Огры схватить и унести их.

– Унесли… Живыми или мертвыми? – спросил Малус.

– Человечья кровь нет, эльфийская – только капля. Или огры придушить их, или они быть живы.

– Огры не понесут с собой мертвых людей или мертвого эльфа, – вмешался Трогг.

– Даже чтобы съесть? – с интересом прошелестел Уолдрид.

Трогг поразмыслил и пожал плечами.

– Эльфийское мясо ужасно на вкус. Но оленье мясо и медвежье мясо вкусно. А человечье мясо жилистое. Но иногда жилистое тоже вкусно. Когда Трогг голодный.

Из пасти огра потекла слюна.

Но Уолдрид продолжал поддразнивать огра:

– А как бы ты приготовил мальчишку? Со специями?

– Готовить прямо с кровью… – начал Трогг.

Затра в отвращении затрясла головой.

– Братец, ты быть без ума, – сказала она. – Сначала – выпустить кровь. Мясо на мальчишка – почти нет. Что есть – ободрать с костей. Может, завялить.

Трогг снова пожал плечами.

– Все равно, лучше уносить живьем и есть свежим.

– Ос-столопы! А компас-с? – в отчаянии просипел Ссарбик, с болью извлекая каждый звук из пострадавшего горла.

– У мальчишки, наверняка, – ответила троллиха. – Нет причин думать, что Гордунни иметь интерес к компас.

– Огры не могут съесть компас, – добавил Трогг.

Уолдрид, безмерно наслаждавшийся беседой, склонил голову набок.

– Значит, «юнга» капитана Торна был готов пойти на сделку с тобой, капитан.

Погруженный в собственные мысли, Малус кивнул. Вопреки предположениям раздраженного Ссарбика, он не забывал о компасе ни на секунду. Надобность в нем занимала все его мысли наяву, а также большую часть его снов. Он должен был завладеть им – и не как призом или даром хозяину араккоа. Нет, у него были свои планы и цели. Он наконец-то был намерен закончить то, что начал четырнадцать лет назад. А для этого компас был совершенно необходим.

– Трогг голодный, – сказал огр. – Можно, Трогг убьет мурлока? Можно, Трогг съест мурлока? Мурлок на вкус как цыпленок.

Малус покачал головой.

– Нет, не убивай его.

На морде огра отразилось разочарование.

Малус мягко, сочувственно потрепал Трогга по здоровой руке.

– Не сейчас, – пояснил он. – Мурлок может еще пригодиться. Похоже, нам придется выступить в несвойственной нам роли. В роли спасителей Арамара Торна.

– С-спас-сителей?!

В шипении араккоа слышалась ярость. Но, стоило Малусу бросить на него взгляд – и Ссарбик покорно опустил голову и не проронил больше ни слова.

Мурчаль, едва уловивший суть их разговора, разрывался на части. С одной стороны, мысли о милосердной смерти больше не казались ему такими уж привлекательными – тем более, что смерть в брюхе огра была бы не самой аппетитной из смертей. Поэтому мурлок был рад, что смерть пока откладывается. Еще больше он обрадовался тому, что друзья, оказывается, вовсе не бросили его. Но Мурчаль был ужасно напуган, когда понял, что ГРРунди забрали Урума, Мрксу и Дулусса. Ведь дядю Мурргли и тетю Муррл они тоже забрали – и больше он их не видел. Конечно, он знал, что его нынешние похитители вряд ли отличаются великодушием, и все же чуть не сошел с ума от счастья, когда понял, что они собираются пуститься в погоню.

– Мурчаль мрругл! – воскликнул он.

Но ни один из них не понял, что он предлагает им любую помощь, на которую хватит его скромных сил, и потому на него просто не обратили внимания.

Ведомые Затрой, Сокрытые устремились в горы – вслед за ограми, пленниками и вожделенным трофеем.

 

Глава двадцать пятая

Дети Торна

Настала ночь, и подъем сделался не таким крутым. Огры и их пленники продолжали путь еще час или два, пока луны не поднялись высоко, а путешественники не достигли лесной опушки. Здесь жуткие твари кое-как разбили лагерь, срубив для костра целую сосну. На этом костре огры изжарили целую свинью, которую один из них извлек из еще одного джутового мешка.

Арама и Талисса пихнули, заставив встать на колени, и связали толстыми веревками. Настолько толстыми, что их оказалось невозможно как следует затянуть вокруг тонких запястий Арама, и мальчик тут же понял, что может выскользнуть из них в любой момент. Это могло очень пригодиться в случае появления Макасы.

И Макаса как раз обдумывала именно это.

Река обошлась с девушкой не слишком любезно. Течение унесло ее из-под копий огров, но вдобавок проволокло по многочисленным камням и сорвало с пояса мешок из шкуры лорда Кровавого Рога со всеми остатками имущества. А под конец пришлось выбирать между железной цепью и гарпуном: удержать и то и другое, оставаясь на плаву, было невозможно. На этот раз метать гарпун, чтобы подобрать его позже, было некуда. Пришлось распрощаться с ним.

Несколько минут спустя Макаса выбралась на берег – избитая, в крови и синяках – и остановилась, переводя дух. И в этот момент, сражаясь с накатившим изнеможением, она всерьез подумывала, не избавиться ли от этого непутевого юнги, от которого одни хлопоты. Она говорила себе, что именно этого и хотела, что единственная причина, мешавшая этому до сих пор, долг перед его павшим отцом. Но ложь не убеждала, не успокаивала. Арам стал ей братом, и она прекрасно знала это. Она не смогла спасти от Орды Адаше, Акашингу и Амале. Но спасти жизнь Арамара Торна было пока в ее силах. Усталость подождет.

Макаса вернулась обратно. Огры – кроме троих убитых – исчезли вместе с Арамом и Талиссом. Но отыскать их след было нетрудно. Шли они быстро. Чтобы догнать их, пришлось постараться. Но в одиночку, без спутников, она могла поддерживать очень быстрый темп. Всего через несколько часов после восхода отряд налетчиков показался впереди.

Теперь загвоздка была в том, чтобы самой остаться незамеченной. Укрыться здесь, высоко в горах, было негде. К счастью, Гордунни не ожидали погони и очень редко оборачивались. Макасе удалось приблизиться настолько, что она смогла разглядеть среди огров Арама и Талисса. Мальчик с трудом поспевал за великанами, и огр с широченной спиной то и дело подгонял его тычками. Макасе подумалось, что этого огра она убьет с особым удовольствием.

Арам и Талисс молча смотрели, как огры расправляются с лучшими кусками свинины. Ни тому ни другому даже в голову не пришло попросить кусочек. Вместо этого Арам принялся насыщаться воспоминаниями. Даже самые неприятные из них уносили его прочь и дарили немного свободы…

Они ехали молча – Арам и этот человек, вернувшийся, чтобы заявить свои отцовские права на Арама. Те самые права, от которых он, Грейдон Торн, когда-то отказался по собственной воле. Без каких-либо объяснений и оправданий. И каждый шаг лошадей уносил их все дальше от Приозерья – от дома Арама и его настоящей семьи.

Остановившись на постоялом дворе, они молча поужинали. Молча улеглись спать друг подле друга. Молча проснулись наутро и вновь отправились в путь.

Но их молчание было разным на вкус. Молчание Арама было горьким. Он был обижен до глубины души: его против воли, едва ли не силой, заставили покинуть Приозерье и собственную семью. И, хотя мать с Роббом тоже приложили к этому решению руку, Арам твердо решил отомстить Грейдону. Возможно, мстить ему весь следующий год.

Молчание Грейдона было иным. Молчанием нерешительности. Молчанием внутренней борьбы. Он не знал, что и когда сказать, как пробиться сквозь праведный гнев сына – тем более, прекрасно понимая, что гнев его действительно справедлив. Какое право он имел вторгаться в жизнь Арама? Какое право он имел предъявлять требования на мальчика, которого сам же бросил?

В конце концов Грейдон нарушил молчание, заговорив как капитан, а не как отец.

– Тебе понравится «Волноход», – сказал он. – Это замечательный корабль.

Арам медленно повернул голову и наградил отца взглядом, исполненным такого презрения, что тот чуть не умолк навсегда. Но он храбро встретил гнев мальчика.

– И команда на нем замечательная, – продолжал капитан. – Как бы ты ни злился на меня, помни: они вовсе не заслуживают твоей злости или презрения. И ничего подобного не потерпят.

Арам опустил взгляд. Он вынужден был признать, что совет разумен, несмотря на его источник. Кроме того, мальчик скоро понял, что на его источник можно не обращать внимания. Разве Сейя не советовала ему раскрыть свое сердце для неизведанного, для новых знакомств? Разве Робб не велел ему кормить свой огонь всем, чем только можно? Они уже дали ему тот же самый совет – только другими словами.

Поэтому, когда они прибыли в порт, Арам позволил себе поддаться очарованию «Волнохода». Правда, корабль был старым. Немного потрепанным, с латаной-перелатаной обшивкой. Но художник в Арамаре оценил и изящество линий и элегантность конструкции. Он подумал, что этот корабль прекрасен, пусть даже капитаном на нем – его отец.

По трапу к ним спустилась девушка, и Арам тут же, не сходя с места, решил открыто предложить ей дружбу. Девушка была высокой, статной, на несколько лет старше него. У нее были короткие черные волосы и черная кожа, на поясе висела абордажная сабля, а в руке она держала гарпун.

– Арамар Торн, – сказал Грейдон, – это второй помощник капитана Макаса Флинтвилл. Она объяснит тебе твои обязанности на борту.

Арам протянул ей руку и сказал:

– Уверен, мы прекрасно подружимся.

Она посмотрела на него так, будто нашла это крайне маловероятным, и ответила:

– Мы не подружимся. Я – офицер. Ты – юнга. Если будешь делать все, что я велю, тогда мы, может быть, как-нибудь да поладим.

И вот тут Арам закатил глаза.

Девушка тут же сгребла его за ворот рубашки, рывком – нос к носу – притянула к себе и сказала:

– Не закатывай на меня глаза, мальчик. И вообще не закатывай глаз при мне.

Потрясенный, Арам оглянулся на отца. Но его капитан, скорее, был позабавлен, чем встревожен, и одобрительно кивнул Макасе.

Та кивнула в ответ, отпустила Арама и, развернувшись на каблуках, направилась к трапу.

– За мной. Не отставай, – не оглядываясь, бросила Макаса.

И Арам поспешил за ней.

А теперь не она, а он ждал ее…

Когда огры остановились и разбили лагерь, Макаса отметила, что яркий свет костра делает для них окружающую тьму еще темнее. Это позволило ей подкрасться поближе и оценить свои возможности.

Тринадцать огров… При ней оставались сабля, щит, железная цепь и секира. Но утрата гарпуна ощущалась так остро, будто Макаса, подобно Шепчущему, лишилась руки по локоть. В каком-то смысле так оно и было, и это несколько поколебало ее несокрушимую уверенность в себе.

Тринадцать огров – это было многовато. Девушка знала, что сумеет незаметно подкрасться к ним и прикончить двоих или троих, прежде чем ее заметят остальные. Но врагов, с которыми придется драться, все равно оставался, по меньшей мере, десяток. На семерых больше, чем она могла бы одолеть за раз. И, хуже того, огру с широченной спиной было известно ее слабое место. Пока остальные будут держать ее на расстоянии, он может пригрозить убить – а то и вправду убить – Арама.

С другой стороны, когда эти твари достигнут места назначения, положение вряд ли улучшится. Сейчас их тринадцать, а сколько будет, когда они воссоединятся со своим кланом? Пятьдесят? Сотня? Или еще вдвое, впятеро больше? Однако ясно было и другое: в селении, сколь угодно примитивном, могут найтись и места, где можно спрятаться, и множество разных разностей, на которые могут отвлечься те, кто стережет Арама. То есть, новые возможности.

С третьей стороны, ей следовало держаться наготове. Как знать? Огры не славятся ни умом, ни осторожностью. Возможно, насытившись, все тринадцать просто завалятся спать. Если ей удастся заставить замолчать навсегда семерых или восьмерых прежде, чем поднимется тревога, история обернется совсем иначе – особенно если одним из замолчавших навеки окажется тот, с широченной спиной.

Поэтому Макаса ждала в темноте – меньше чем в двадцати ярдах от Арама – и, несмотря на отчаянное положение и свойственную девушке дисциплину, ей ужасно хотелось жареной свинины.

Огры сожрали свинью целиком – с костями и всем прочим. Не осталось буквально ничего. Конечно же, ни Араму, ни Талиссу не предложили ни кусочка.

Широкая Спина намотал конец связывавшей пленников веревки на запястье и привалился спиной к камню. Гортанно крикнув что-то троим ограм – очевидно, назначив их часовыми, – он закрыл глаза и через пару минут оглушительно захрапел. Несколько других огров тоже улеглись спать, но бодрствовать остались не только трое часовых. Те, кто остался на ногах, не прекращали ворчать друг на друга, вопить, гоготать и фыркать. Сливаясь воедино, весь этот нестройный шум звучал так громко, что Араму с Талиссом представилась возможность пошептаться, не привлекая к себе внимания.

– Где Макаса? – первым делом спросил Талисс.

Арам мотнул головой в темноту.

– Где-то там. Ждет подходящего момента.

Талисс кивнул, ничуть не усомнившись и даже не спросив, отчего Арам так уверен в этом.

– А Мурчаль? – шепнул он.

Арам покачал головой. Тут надежд было мало.

Талисс заметно опечалился и снова кивнул.

– Компас еще у тебя?

– Да.

Арам огляделся. Никто из Гордунни не смотрел в их сторону. Тогда он легко высвободил руку и полез за пазуху.

Ночной эльф удивленно улыбнулся при виде его ловкости, но, стоило им взглянуть на компас – и его удивление удвоилось. Стрелка, столько дней упорно указывавшая на юго-восток, теперь указывала на северо-восток! Да к тому же светилась!

Талисс сглотнул, коснулся кончиком языка верхней губы и прошептал:

– А раньше такое случалось?

Арам, онемевший от изумления, покачал головой и быстро спрятал компас под рубашку, пока сияние стрелки не привлекло чужих взглядов. Он попробовал сложить то немногое, что знал о компасе, в единую картину, которая могла бы хоть как-то объяснить все это. Но никаких объяснений в голову не пришло. Тогда он вопросительно взглянул на Талисса.

Друид только пожал плечами и сказал:

– Попробуй уснуть. Я послежу, не появится ли Макаса.

Арам сунул руку обратно в веревочную петлю.

– Не смогу я уснуть, – ответил он. – Как тут уснешь?

– Ты будешь удивлен. Попробуй.

Арам закатил глаза, чего не делал уже много недель, и тут же почувствовал себя виноватым. А вдруг Макаса подобралась в темноте так близко, что все видела?

– Попробуй, – повторил Талисс.

И Арам закрыл глаза, повторив про себя: «Как тут ус…»

Они шли мимо него, один за другим, как на параде.

– Добрый магия! – сказала матриарх Клекоть, подняв осколок кристалла.

– Добрая магия, – прошелестел барон Рейгол Уолдрид – Шепчущий, – подняв осколок кристалла.

– Добрая магия, – сказала Сейя Нордбрук-Торн-Глэйд, подняв осколок кристалла.

– Добрая магия, – сказала впередсмотрящая Дуань Фэнь, подняв осколок кристалла.

– Добрая магия, – сказал Робб Глэйд, подняв осколок кристалла.

– Добрая магия, – сказал огр Трогг, подняв осколок кристалла.

– Добрая магия, – сказал Робертсон Глэйд, подняв осколок кристалла.

– Добрая магия, – сказала Селия Глэйд, подняв осколок кристалла.

– Добрая магия, – сказала Макаса Флинтвилл, подняв осколок кристалла.

– Добрая магия, – сказал Талисс, подняв осколок кристалла.

– Добрая магия, – сказал первый помощник капитана Дурган Однобог, подняв осколок кристалла.

Даже Мурчаль, на чистом и понятном всеобщем наречии, сказал:

– Добрая магия, – и поднял осколок кристалла.

Третий помощник капитана Молчун Джо Баркер ничего не сказал, но тоже поднял осколок кристалла.

– Добрая магия, – сказал капитан Грейдон Торн, подняв осколок кристалла.

Все они окружили Арама. И каждый держал в поднятой руке осколок кристалла. Осколки начали светиться. Свет их устремился к середине круга, слился воедино над головой Арама и ослепительно засиял. И тогда Голос Света сказал:

– Арам, Арам, используй эту добрую магию, чтобы спасти меня…

Потрясенный, Арам отвернулся, пряча голову от слепящего света…

Арам встрепенулся и открыл глаза. Он отвернулся от Света, и это оставило отчетливое ощущение поражения…

Талисс пристально смотрел на него. Под взглядом ночного эльфа сон тут же прошел, но ощущение поражения и неисполненного обещания не проходило. Арам оглянулся по сторонам. В лагере стало спокойнее. Повсюду слышался храп, но никто не орал и не хохотал. Трое огров все еще стояли на часах, еще четверо сидели вокруг костра, подкармливая пламя хворостом. Казалось, Арам задремал всего на несколько минут, но на горизонте уже показались первые проблески рассвета.

Друид смотрел на мальчика, безмолвно спрашивая, все ли с ним в порядке.

– Все хорошо, – прошептал Арам. – Поспи теперь ты, если хочешь.

Веревку грубо дернули. Получив подзатыльник, Арам вместе с Талиссом оглянулся на Широкую Спину. Глаза огра все еще были закрыты, но он пробормотал:

– Не разговаривать, или – мешок.

В преддверии рассвета Макаса отодвинулась подальше от Гордунни, чтобы ее не заметили. Однако это не помешало ей увидеть, что с Арамом опять обращаются скверно, и сказать самой себе, что этого, с широченной спиной, она определенно убьет с особым удовольствием.

 

Глава двадцать шестая

Забытый город

С наступлением утра огры Широкой Спины и их пленники снова двинулись вперед, на север. Ближе к концу дня их путь пошел вверх вдоль горного гребня. Тропа сузилась, и ограм пришлось идти друг за другом по одному, однако Араму и Талиссу не представлялось возможности сбежать. С обеих сторон тропу окружала целая чаща деревянных кольев. Таких «терний» Араму никогда еще не приходилось видеть. Теперь ему стало ясно, куда девались все деревья в этих краях. Колья были самыми разными: от пятидесяти сантиметров до трех метров в длину, одни – толщиной с запястье двенадцатилетнего мальчишки, другие – с руку здорового огра. И все эти колья – все до единого – были угрожающе остро заточены.

Вскоре гребень сделался шире – теперь два огра могли идти плечом к плечу вдоль тропы, превратившейся в коридор между двух высоких стен кольев. Вдобавок, над тропой через равные промежутки высились сторожевые башни, и на каждой из них дежурил огр. Арам и Талисс переглянулись. Ни один из них не понимал, как Макаса сумеет последовать за ними.

Еще через полчаса они подошли к двум башням по обе стороны от массивных ворот из железа и дерева. Не замедляя шага и даже не сказав ни слова, Широкая Спина махнул рукой, и ворота распахнулись. Пройдя их, отряд налетчиков оказался на границе небольшой, уходящей книзу долины, окруженной все теми же острыми кольями. Повсюду высились колоссальные руины. Руины Исильдиэна, которые Арам видел издалека, померкли бы рядом с тем, что он увидел теперь, прямо перед собой: огромные камни, разбитые колонны, грандиозные здания… Чтобы представить себе, как можно выстроить такое, не хватило даже его богатого воображения.

Несмотря на неприятное положение, от открывшегося вида захватило дух, и Арам, на миг позабыв приказ молчать, благоговейно прошептал:

– Где это мы?

Но вместо того, чтобы наказать мальчика за болтовню, Широкая Спина, польщенный восхищением Арама, с нескрываемой гордостью ответил:

– В Забытый Город.

«Интересно, многие ли из людей видели все это? – подумал Арам. – И многие ли из видевших сумели уйти отсюда живыми?»

Ему очень захотелось задержаться здесь и вытащить блокнот. Рука невольно потянулась к заднему карману, но Арам вовремя опомнился и остановил ее.

Увидев это, Талисс скорбно покачал головой. В Забытом Городе он видел совсем не то, что Широкая Спина или даже Арам. Он видел здесь низвергнутое величие ночных эльфов, руины их былой славы, заселенные ныне идиотами-ограми и дикими гиенами, рыщущими в тени… Эльф подавил скорбный вздох.

Отряд начал спуск в горную долину.

Вся долина Забытого Города, все пространство среди каменных построек – древних развалин, приспособленных под жилье, и более новых и грубых строений – было заполнено ограми Гордунни. Слева, в некотором отдалении, Арам заметил большой – не меньше шести метров в высоту – купол, сооруженный сплошь из одних шипов. Нет, не из деревянных кольев – из настоящих терновых шипов, росших на огромных колючих кустах, образовывавших основание купола. И повсюду, куда ни взгляни, были огры. Благодаря опыту встреч с гноллами, кентаврами, тауренами и свинобразами, Арам сразу отметил, насколько они отличаются друг от друга – дети и взрослые, мужчины и женщины. Даже самый маленький из малышей был ростом не ниже Арама – и вдвое шире в плечах. По дороге они прошли мимо большого огра, мирно храпевшего, растянувшись поперек добрых трех с половиной метров битого камня. Цвет кожи большинства огров варьировался от нежно-персикового до густо-бордового, но на глаза Араму попалась и двухметрового огриха с пепельно-голубой кожей. Большинство имело по два длинных, торчащих из пасти, точно кабаньи бивни, клыка и по одному рогу посреди лба. Но встречались и такие, кто имел по два рога, а у одного было даже две головы! Все раздавались в стороны, пропуская отряд Широкой Спины к величественному каменному зданию, наверняка служившему некогда храмом какого-то ныне забытого – или давно оставленного без внимания – бога.

Забытый Город

Они поднялись по выщербленному каменному пандусу и прошли под угрожающе растрескавшейся каменной аркой, охраняемой двумя ограми не меньше двух с половиной метров ростом, вооруженными устрашающего вида топорами. Огромные пучки трав тянулись к небу из прорех в мостовой. По стенам змеились плети колючей лозы.

Войдя вместе с ограми в храм – или чем там теперь служило это здание, – пленники обнаружили внутри новых вооруженных топорами огров и несколько наглых гиен, наблюдавших за их молчаливой процессией, пуская слюни. Здесь они свернули направо, в длинный коридор с почти полностью обвалившейся крышей. Под открытым небом путь был расчищен, но большей частью обрушившиеся камни так и остались лежать там, куда упали. Увидев в одной из стен громадную дыру, ведущую наружу, Арам с Талиссом переглянулись, чтобы убедиться, что товарищ по несчастью тоже заметил этот удобный для возможного бегства путь. Но Широкая Спина тоже заметил их взгляды и громким рыком предупредил, чтобы они оставили подобные мысли. К несчастью, вожак был не так глуп, как могло бы показаться с виду.

Они подошли к массивной, однако грубо сколоченной двери, охраняемой целым отрядом огров. Широкая Спина кивнул исполинскому одноглазому огру с горбом на спине, и тот отдал команду своим товарищам. Огры налегли на громадное колесо, и деревянная дверь со скрежетом поехала вверх.

Во время пути – не считая первых минут после пленения – особой необходимости пихать и толкать пленников не было, но теперь, оказавшись в главном зале храма, Широкая Спина решил продемонстрировать, сколь низко положение Арама и Талисса, толкнув их вперед и силой заставив преклонить колени перед лицом Гордока, короля огров.

Гордок оказался невероятно огромным – таким же плечистым, как Широкая Спина, и, хотя он сидел на троне, вытесанном из древнего алтаря, явно выше Трогга. На лбу у него рос белый рог, а еще один торчал за ним прямо из лысой макушки. Вдобавок его повсюду украшал пирсинг – великое множество колечек и булавок. Арам несколько раз пытался их сосчитать, но неизменно сбивался со счета. Гордок поедал орехи, доставая их из большого черепа свинобраза в руках огрской девочки – маленькой по понятиям огров, однако заметно выше Арама. Сделав вид, будто она стоит недостаточно близко, король шлепнул ее – для этого-то она была как раз достаточно близко – и в очередной раз запустил пятерню в череп. Раскрошив орехи в мощном кулаке, он закинул все вместе – и ядра, и скорлупу – в огромную пасть, полную остро заточенных зубов.

Широкая Спина встал позади пленников и ударил кулаком в грудь, приветствуя короля. Он ждал, а Гордок неспешно жевал, глядя на Арама и Талисса поверх широкого плоского носа, украшенного толстым золотым кольцом, и роняя с украшенных пирсингом губ в иссиня-черную бороду крошки ореховых ядер и скорлупы. Король смотрел на пленников и их захватчика с чем-то наподобие презрения – а может, просто со скукой.

Наконец Гордок кивнул и сказал:

– Вордок.

Вскоре Арам сообразил, что это настоящее имя Широкой Спины.

– Вордок, – повторил король. – Гордок не рад. Эти рабы ненадолго. Минута – и конец.

– Э-э, да, – с грустью признал Вордок, но тут же спохватился и попытался представить себя и свой улов в лучшем виде. – Но мальчишка убить Керскулл. А эльф превращаться в большой медведь. Как, весело, а?

«Я убил Керскулла?»

Арам и Талисс быстро обменялись взглядами. Широкая Спина, он же – Вордок, определенно преувеличивал их подвиги. Огр прекрасно знал, что Арам никого не убил, а Талисс был оглушен прежде, чем получил шанс изменить облик.

Жуя, Гордок переваривал новую информацию. Несмотря на пилообразные зубы, в мерном движении его челюстей чудилось что-то коровье.

Наконец, король заговорил:

– Керскулл мертвый?

– Да. И Бордок, и Кронк тоже.

– Вордок убить их.

Это прозвучало, скорее, как поправка, чем как обвинение.

– Нет, – заверил Вордок своего властелина. И добавил, громоздя ложь на ложь: – Мальчишка убить Керскулл. Медведь убить Бордок и Кронк.

Но Гордок, похоже, не был убежден. Он пристально взглянул на Арама.

– Мальчишка слаб. Не убить Керскулл.

Вордок вытащил из-за пояса саблю Арама.

– Мальчишка драться этим. Кровь Керскулл еще тут.

Арам и король сощурились, глядя на клинок. На нем действительно имелось немного крови, и Арам понял: вытаскивая саблю, Вордок провел ею плашмя по небольшой ножевой ране в боку, полученной от Арама. «Ладно, – подумал Арам. – По крайней мере, кровь на этом клинке действительно пролита мной».

– Да, это я убил его, – заявил Арам, надеясь, что победа над одним из королевского клана достойна не наказания, а уважения.

Во всяком случае, его выдумка не осталась без награды: Вордок мимолетно улыбнулся ему и кивнул.

Какое-то время Гордок, сощурившись, рассматривал саблю. Затем он внезапно перевел взгляд на Талисса.

– Эльф убить Бордок и Кронк?

Талисс зевнул.

– Их так звали? – пренебрежительно ответил он.

– Покажи мне медведь, – потребовал король.

– Только по ночам, – спокойно ответил эльф.

Гордок хрюкнул, еще раз шлепнул девочку-служанку, достал из черепа новую порцию орехов и секунд тридцать или сорок смотрел в потолок, размышляя и жуя.

– Лучше, чем мурлок, – отважился заметить Вордок.

Гордок захохотал.

– Ага! Мурлок надоесть, это точно!

– Значит, весело, да?

– Гордок сам решать, весело или нет.

Но с этими словами Гордок взглянул на девочку, наблюдавшую за добычей Вордока с явным интересом. Вновь посмотрев на пленников, он кивнул – едва ли не одобрительно. Очевидно, решив не торопиться с выводами, он пожал плечами и приказал:

– Кинуть их в яма.

Пленников вытолкали из храма и повели вниз по склону в направлении шипастого купола. Отсюда Арам увидел, что купол находится в двадцати или тридцати ярдах от пустого загона, окруженного деревянной оградой. Загон примыкал к большому амфитеатру с сиденьями из песчаника и круглой ареной – все это было вырублено прямо в склоне холма. Солнце клонилось к закату, и залитая его предвечерними лучами арена казалась красной, как кровь.

Разглядывая амфитеатр и размышляя о том, что он им предвещает, Арам почти не замечал своего нового жилища, пока не оказался буквально на самом его краю – на краю большой глубокой ямы с гладкими каменными стенами, тоже отливающими красным. «Может, это просто от освещения», – с сомнением подумал он. Солнце опустилось так низко, что его свет не достигал дна ямы. Лишь одинокий факел освещал несколько неясных фигур, копошившихся внизу.

Вордок рыкнул на огра, охранявшего яму, и в ответ тот сбросил вниз толстую веревочную лестницу, развернувшуюся до самого пола. Вордок показал на лестницу, и Арам без возражений полез в яму. Талисс последовал за ним.

Спустившись на дно, Араму пришлось подождать, пока глаза не привыкнут к неяркому свету факела. Еще не видя ничего вокруг, он услышал, как кто-то принюхивается. Обернувшись, он увидел два горящих глаза, следящих за ним из тесной и низкой щели в стене. Арам поспешно отступил от щели на пару шагов, и сопение перешло в низкое ворчание. Внезапно горящие глаза метнулись вперед, и темная фигура, вырвавшись из щели, сбила Арама с ног.

Перед глазами перепуганного, безуспешно пытающегося сбросить с себя врага Арама сверкнули клыки, щелкнувшие у самого его носа. Но тут бой прекратился так же быстро, как и начался. Рядом был Талисс. Оторвав от Арама неведомого противника, он отшвырнул его в сторону. Тот покатился по полу под свет факела, и Арам увидел, что это желтый пятнистый гнолл – маленький, отощавший, едва выросший из щенячьего возраста, но это означало, что на задних лапах он был ростом с Арама и вдвое шире в плечах.

Тяжело дыша, Арам боролся с желанием кинуться к лестнице и молить о том, чтоб его подняли обратно наверх. И вдруг он вспомнил отца и матриарха Лютохвостов! Мигом забыв об отчаянных попытках вырваться от гнолла, он с азартом кинулся на него, удивив и Талисса, и гнолла, и самого себя.

– Арам, прекрати! Что ты делаешь? – закричал ночной эльф.

Юные «воины» покатились по земле. Арам ударил противника локтем в брюхо и заставил его захлопнуть пасть апперкотом в челюсть. Но в ответ когти гнолла больно прошлись по спине, разодрав кожу, а затем он поднял Арама в воздух и сильно ударил о стену ямы.

Арам осел на грязный пол избитой и окровавленной грудой. Над ним, часто, злобно дыша, нависла сгорбленная фигура гнолла.

И тогда Арамар Торн запрокинул голову и рассмеялся. Звук эхом отразился от стен ямы. В ответ на насмешку гнолл ощетинился, вздернул верхнюю губу и вновь зарычал. Арам поднялся, шагнул к нему и медленно поднял руку. Гнолл дернулся, и Арам со смехом от души хлопнул его по плечу. Губы гнолла дрогнули в улыбке, он тоже захохотал – громко, визгливо, точно гиена – и так же сильно хлопнул Арама по кровоточащей спине.

Совладав с болью, Арам заговорил:

– Я Арамар Торн из Приозерья. – Кивнув в сторону ночного эльфа, он добавил: – А это Талисс, друид.

Обнюхав Арама, а за ним и Талисса, гнолл, очевидно, одобрил их запахи и радостно запрыгал, как пес в ожидании угощения. Стукнув широкой лапой в грудь, он ответил:

– Клок из стаи Древолапов.

– Надеюсь, мы станем друзьями, Клок, – сказал Арам. – Тут, в яме, друзья нам пригодятся.

При повторении слова «друзья» Клок внезапно помрачнел. Упав на все четыре лапы, он описал широкий круг и проскользнул мимо Арама к своей щели. Забираясь внутрь, он проворчал:

– Нет смысла дружить с теми, кого Клок скоро должен будет убить.

 

Глава двадцать седьмая

Добрая магия

Собрав по карманам остатки трав, друид обработал спину Арама. Арам не знал, пользуется ли калдорай магией, или все это – просто обычное искусство любого деревенского знахаря или аптекаря. В любом случае, разодранной спине сделалось легче.

Талисс взглянул в сторону Клока. Гнолла почти не было видно – только его глаза блестели в темной щели, которую он выкопал для себя в стене ямы.

– Откуда ты знаешь, что нужно было сделать? – спросил ночной эльф.

– Отец научил.

– Ценный урок. Мудрый человек.

– Иногда, – ответил Арам. Тут же решив, что в его голосе слышится неприязнь, он поспешил сменить предмет разговора. – Спасибо. Так гораздо лучше.

– Ну что ж, кровотечение я остановил, царапины неглубоки. Но вот с рубашкой я ничего не могу поделать.

Рубашка на спине была разодрана на липкие от крови полосы.

Арам пожал плечами. Вокруг его пояса был обвязан грязный свитер, связанный матерью, и старый отцовский плащ, но в яме и без них было слишком жарко. К тому же, ни грубая шерсть, колющая открытые раны, ни кожа, липнущая к ним, приятных ощущений не сулили. Заведя руку за спину, он отлепил рубашку от царапин. Вдруг что-то потянуло ее вперед…

Это был компас! Он слегка дрогнул под рубашкой. Талисс тоже заметил это. Кристальная стрелка все еще слабо светилась, но теперь она показывала на восток, и сам компас мягко тянулся в том же направлении. Арам быстро оглянулся, чтобы убедиться, что за ними никто не следит, и встретился взглядом с гноллом.

– Да прекрати же, – в отчаянии прошептал он, и компас тут же замер.

Еще раз обменявшись удивленными взглядами с ночным эльфом, Арам засунул компас под остатки рубашки.

– Все страньше и страньше, – сказал калдорай, потрогав верхнюю губу кончиком языка.

– Я бы сказал, это настораживает.

Это было сильным преуменьшением. «Что же там, на востоке, настолько важное, что компас буквально тянет меня туда? – подумал Арам. – Ведь Прибамбасск и Приозерье все равно на юго-востоке!» Нет. Все это явно не имело ничего общего с его простым желанием вернуться домой, к родному очагу. Здесь крылось нечто большее.

После долгих раздумий ночной эльф высказал собственное предположение:

– Возможно, магия этого кристалла ведет тебя не куда-то, а к кому-то или чему-то? Возможно, этот кто-то или что-то движется, от нас он к востоку, но направляется на север. И сейчас ты, возможно, ближе к нему, чем раньше.

Араму захотелось расспросить калдорая подробнее, но эти мысли отступили перед другими заботами, и он сказал:

– У нас сейчас есть более насущные проблемы.

– Ты думаешь? – ответил ночной эльф с иронической улыбкой. – Ты полагаешь, Макаса сможет пробраться сюда через чащу кольев, или сквозь ворота, или мимо огров, не говоря уже о том, чтобы найти способ помочь нам сбежать из этой ямы?

– Я думаю, Макаса может почти все, – ответил Арам, ничуть не покривив душой. – Но мы должны быть наготове. Нам нужно найти способ облегчить ей задачу.

– Тогда, может, посвятим во все это остальных?

Они пересекли яму и представились своим товарищам по несчастью. Их было немного – старый одноногий таурен и около дюжины мурлоков.

Пока Талисс разговаривал с мурлоками, Арам подсел к таурену, который назвал себя Шерстобородым. Это имя так точно соответствовало его внешности! Арам с трудом удержался от шутливого замечания, что, если это имя было дано таурену при рождении, оно оказалось поразительно пророческим. Но вскоре он искренне обрадовался, что придержал язык. Оказалось, Шерстобородым прозвали таурена огры – в знак отвращения. Тогда Арам спросил, как его зовут на самом деле, но старый таурен покачал головой и ответил:

– С этим именем я и умру. Так что пускай уж будет «Шерстобородый».

Вскоре давным-давно сломленный рабством у огров Шерстобородый объяснил, в какое неприятное положение попали пленники. Нечто в этом роде Арам подозревал и сам, но вовсе не был рад, что его подозрения подтвердились. Каждый вечер Гордок развлекался, стравливая рабов друг с другом на арене, как гладиаторов. Более того, королю огров давно надоели драки между мурлоками, и потому шансы на то, что сегодня же вечером первые бойцы будут выбраны из Шерстобородого, Клока, Талисса и Арама, были весьма высоки.

Араму тут же пришел в голову очевидный вопрос:

– А если мы откажемся драться?

Но таурен не согласился на это.

– Мальчик, делай, что хочешь. Но, если мы окажемся в паре с тобой, я расколю для тебя твой череп.

Арам улыбнулся, нарочно придавая беседе легкомысленный тон.

– Думаешь, ты сможешь поймать меня?

Шерстобородый лишь отмахнулся.

– Ага – рано или поздно. Там, наверху, огры держат для меня деревянную ногу, и я неплохо освоился с ней. Ты, наверное, думаешь, что слишком быстр для меня. Но мурлоки тоже очень быстрые, да еще и очень скользкие. Вот только они устают, а я нет. Или у Гордока заканчивается терпение, и он велит одному из надсмотрщиков подтолкнуть мурлока ко мне. С тобой, мальчик, будет то же самое. Ты устанешь, или тебя толкнут ко мне, и я расколю твой череп.

Помолчав, он с запозданием добавил:

– Ничего личного, само собой.

– О да, само собой.

Старый таурен бросил на Арама долгий взгляд и нахмурился.

– Пойми, для нас все кончено. Я пробовал бежать. Мне отрубили ногу. Пробовал не драться. Меня избили до полусмерти. Остается одно: делать, что велят, и надеяться на быстрый конец.

Таурен умолк.

К ним подошел Талисс с двумя мурлоками. Еще до того, как ночной эльф заговорил, Арам подумал, что они очень похожи на Мурчаля. Впрочем, на Мурчаля были очень похожи и все прочие мурлоки.

– Арам, это Мурргли и Муррл, дядя и тетя Мурчаля. Остальные мурлоки тоже из его деревни.

Арам сглотнул. Он не представлял, как сказать им, что их племянник почти наверняка мертв, и в этом почти наверняка виноват он, Арам.

Похоже, друид почувствовал затруднения Арама:

– Я сказал им, что Мурчаля захватил другой отряд, а мы хотели помочь ему, но нас схватили раньше, чем у нас появилась такая возможность.

Тот из мурлоков, что повыше – честно говоря, Арам не был уверен, дядя это или тетя, – сказал:

– Ммммргл нк мрррглл. Мурргли Муррл мррргл Мурчаль млгггрр флк.

Арам обернулся к Талиссу. Тот прислушался, пытаясь понять слова мурлока.

– Э-э… По-моему, тетя Муррл сказала, чтобы ты не казнил себя. Они оба считали, что Мурчаль давно мертв.

Дядя Мурргли ковырнул лапой землю и сказал:

– Мурчаль нк флллурлоккр. Мррргл Мурчаль млгггррр флк.

– Мурчаль не рыбак, – перевел Талисс. – Кажется, они думали, что он уже умер от голода.

Тетя Муррл ласково опустила руку на плечо Арама.

– Ммргл мрругл Мурчаль.

– Она благодарит тебя за то, что ты старался помочь ему.

– Хотел бы я сделать больше, – встретившись с ней взглядом, ответил Арам.

Тетя Муррл кивнула, и все замолчали. Араму вовсе не хотелось драться ни с кем из них – тем более, на потеху ограм. Но Клок и Шерстобородый ясно дали понять, что какие-либо союзы маловероятны. Чтобы изменить это, потребовалось бы больше магии, чем имелось у друида в карманах.

А как насчет магии в карманах самого Арама?

С этой мыслью он вытащил блокнот и карандаш.

Ах, как бы ему хотелось, чтобы отец был рядом и попозировал ему! И Макаса тоже. Вот бы сейчас услышать ее слова: «Лучше и не думай помещать меня в эту треклятую книжонку!» Но ни Грейдон, ни Макаса появиться рядом не могли, поэтому Арам начал с того, что показал рисунки мурлокам.

Тетя Муррл просто заворковала над изображением Мурчаля, и даже сердитый дядя Мурргли смахнул слезу.

Арам изобразил их вдвоем, потом сделал наброски остальных мурлоков. Когда он закончил, ему уже легко было отличать одних мурлоков от других – мужчин от женщин, молодых от старых. Женщины были чуть крупнее мужчин, а у молодых мурлоков глаза были больше, а зеленая кожа ярче – со временем ее цвет темнел. Рисуя, он снова и снова слышал: «мммм мрррггк», – и понимал, что он на верном пути.

Потом он снова подсел к Шерстобородому и показал ему тауренов, нарисованных в Живодерне. Тот заинтересовался, а когда Арам открыл страницу с портретом леди Кровавый Рог, даже присвистнул.

– Она мне нравится, – сказал он. – Как ее зовут?

– Леди Кровавый Рог, – ответил Арам.

– Леди? Никогда не слышал, чтобы тауренку называли «леди».

– Так обращался к ней мой отец. Они были торговыми партнерами.

– Были?

– Отец погиб.

Шерстобородый проворчал соболезнования, а затем сказал:

– Моя жена тоже умерла десять лет назад. – Он постучал по портрету леди Кровавый Рог. – Не отказался бы встретиться с такой замечательной леди.

– Если мы выберемся отсюда, я могу представить вас друг другу.

Разглядывая рисунки, Шерстобородый на время забыл, где находится. Теперь он, опустив морду, взглянул на Арама и покачал головой.

– Это вряд ли, мальчик.

Но в этой фразе было больше доброты и меньше унылой обреченности, чем раньше. (По крайней мере, он не стал повторять угрозу расколоть для Арама его череп.) Очевидно, знакомство с леди Кровавый Рог подняло Арама в глазах таурена. Арам попросил разрешения нарисовать и его, но Шерстобородый покачал головой.

– Нет, в таком виде мне не хотелось бы попасть в твою книжечку.

– А как тебя зовут на самом деле? Я мог бы попробовать нарисовать того, кого звали твоим настоящим именем.

Таурен надолго замолчал. Потом пробормотал что-то – так тихо, что Арам не разобрал слов. Арам терпеливо ждал. Наконец Шерстобородый вновь покачал головой и сказал:

– Переживи этот вечер. Тогда я, может быть, попробую вспомнить свое настоящее имя.

– Ну, а пока что?

– А пока что я попробую вспомнить, как выглядел когда-то, а ты можешь попробовать нарисовать это воспоминание у себя в книжечке.

Через несколько минут рисунок был закончен, и Шерстобородый одобрительно кивнул.

– Мальчик, – сказал он, – я не выглядел так замечательно уже много лет. Если ты выберешься отсюда, покажи это своей леди Кровавый Рог. Она будет очарована.

– Несомненно, – ответил Арам, довольный, что за время, пока он рисовал, его шансы на побег в глазах таурена существенно выросли.

Талисс наблюдал за ними с веселым изумлением.

– Да ты талант! – сказал он. – По крайней мере, пока эта книжечка при тебе. Ведь с ней ты можешь подобрать ключик к кому угодно, не так ли?

– Посмотрим, – ответил Арам.

Он повернулся к щели в стене и начал новый рисунок. За последний час он то и дело украдкой поглядывал в сторону Клока, и всякий раз видел, что горящие глаза гнолла устремлены на него. Но, кроме этих глаз, Арам не мог разглядеть ничего, поэтому рисовать пришлось, в основном, по памяти, иногда переворачивая несколько страниц назад и поглядывая на портреты взрослых гноллов, чтобы дополнить воспоминания. Так Арам, не спеша, плел чары вокруг юного гнолла.

Шерстобродый

И вскоре его волшебство подействовало. Любопытный Клок начал медленно выползать из своей щели, что позволило Араму улучшать рисунок, по мере того, как его натурщик появлялся на виду. Он нарисовал темные пятна на шкуре, включая пятно вокруг бледно-голубого левого глаза, резко контрастировавшего с темно-карим правым. Нарисовал его кожаный шлем и одинокий клык, торчавший наружу, даже когда пасть гнолла была закрыта.

В конце концов, гнолл начал осторожно кружить вокруг него – иногда на всех четырех лапах, иногда на двух. И с каждым новым кругом он подходил к Араму все ближе и ближе.

Наконец Арам решил, что рисунок готов. Он отложил карандаш и поманил к себе Клока. Вначале гнолл сделал вид, что не замечает этого. Он проворно сел там, где стоял, и начал чесать задней лапой загривок – почти так же, как это обычно делал Чумаз. Но, закончив чесаться и оглянувшись, он увидел, что Арам все еще смотрит на него. Арам снова поманил его к себе.

В конце концов Клок подошел к нему. Арам показал ему рисунок, и Клок заулыбался. Пролистав блокнот, Арам нашел портрет маленького щенка-гнолла, нарисованный целую жизнь назад. Клок шумно втянул воздух. Арам перевернул еще страницу назад. Клок долго смотрел на портрет громилы из стаи Лютохвостов.

– Через год или два ты будешь совсем как он, – заметил Арам.

Клок широко ухмыльнулся, но тут же погрустнел и покачал головой.

– Клок – заморыш, самый мелкий в помете. Слишком мал для Древолапа-громилы.

Клок

– Но дело не только в величине, – сказал ему Арам. – Главное – кто самый свирепый воин.

Клок снова улыбнулся.

– Клок сильно свирепый, – заявил он, расправив плечи.

Арам перевернул страницу.

– А это Клекоть, матриарх стаи Лютохвостов.

Юный гнолл ткнул когтем в рисунок и переспросил:

– Клек?

– Да.

– Клек – это Клок!

– Знаю.

Гнолл захихикал. Хихиканье быстро превратилось в приступы смеха, прерываемые только снова и снова повторяющимися восклицаниями: «Клек-Клок! Клек-Клок! Клек-Клок!» Похоже, случайное созвучие послужило ему бесконечным источником веселья. Только минут через пять он сумел успокоиться и сел. Тяжело дыша, он ухмыльнулся сначала блокноту, потом Араму.

– Добрая магия? – спросил Арам.

– Добрая магия! – закивал Клок.

– Тогда, может быть, мы сможем стать друзьями.

Клок продолжал бездумно кивать. Но вскоре разум и память очнулись и взяли верх над его теплыми чувствами к Араму. Он резко отступил назад.

– Нет, – прорычал он. – Огры хотят драки. Огры хотят победы. Клок – воин. Доказал на арене. Много раз доказал! – Снизив голос, он пробормотал: – Показал, что они неправы.

– Огры держат Клока в рабстве. Почему Клока волнует, что думают огры? – попытался объяснить Арам.

Клок помотал головой.

– Не огры. Гноллы! Древолапы думали, Клок не воин. Недостоин. Прогнать Клока! Огры схватили Клока! Думали, он умрет на арене в первый вечер! Но Клок показал ограм, показал гноллам! Всем показал, что они неправы!

– Клок воин!

– Да!

– Но это не значит, что он должен драться со всеми подряд, не отличая друга от врага. Это не значит, что он должен драться сегодня.

И тут прямо напротив них в яму упала веревочная лестница, и сверху раздался рев Вордока:

– Все вылезать! Все вылезать, живо!

 

Глава двадцать восьмая

Была бы Флинтвилл, а выход найдется

Макаса осторожно пробиралась сквозь чащу деревянных кольев. Продвигалась она предательски медленно, но не могла удержаться от мрачной ухмылки. Тварям размером с огра эти густые заросли колючек-переростков могли казаться непроходимыми. И, несомненно, грозными – ведь каждый из кольев кого угодно проткнет насквозь. Но, рассмотрев их повнимательнее, Макаса Флинтвилл увидела: если ты не так велик и толст, как огр, протиснуться можно.

Это был замысловатый танец. Ей приходилось двигаться от кола к колу, проскальзывая мимо одного, ныряя под другой, извиваясь между ними, точно змея. Для большей гибкости она сняла со спины щит и время от времени раздвигала им колья, мешающие пройти. Секиру она держала в руке, на случай, если придется рубить кол, который не обогнуть. Но в основном она полагалась только на собственное тело. Она обладала замечательной координацией движений и превосходным глазомером, и даже в быстро сгущающихся сумерках ошибалась нечасто. И все же каждые несколько минут одно из острий вонзалось в ее одежду, или цеплялось за железную цепь, перекинутую через плечо, или проскальзывало между бедром и клинком, отчего сабля неуклюже задиралась, и, чтобы высвободиться, приходилось проявлять чудеса ловкости.

И без царапин не обошлось. На левой щеке. На правом бедре и колене. На обеих лодыжках. И все руки тоже были в царапинах. Неглубоких, но болезненных, да еще кровоточащих, оставлявших след за спиной. Порой Макасе даже хотелось бы быть такой, как Арам – тоньше и меньше ростом, – но это быстро проходило. Она дорожила своими размерами и силой и знала: то и другое ей очень скоро пригодится.

Девушка держалась в стороне от горного гребня – от сторожевых вышек, ворот и часовых, – хотя утыканный кольями крутой склон еще сильнее затруднял движение. Обходные маневры заняли большую часть дня, но к закату Макаса взобралась наверх, и теперь ей предстояло спуститься сквозь острые «тернии» в долину Забытого Города. К ночи она достигла границы последней чащи кольев и оглядела открывшиеся перед ней руины. Торжествуя победу, Макаса на миг потеряла бдительность и тут же наткнулась на тонкий и длинный кол, оставивший на лбу неглубокую длинную царапину. Царапину, как и все остальные, тут же защипало. Мало этого – кровь из нее залила оба глаза. Проморгавшись, она осторожно подняла руку, чтобы утереть кровь. Затем, из чистой вредности (что случалось с ней очень редко), она нажала щитом на кол, нанесший ей обиду, отгибая его кверху. Переломившись у основания, кол упал ей под ноги. Макаса взглянула на него в свете лун, и тут ей в голову пришла неплохая мысль. Держась в тени, девушка выскользнула из чащи, вооруженная длинным тонким колом, как копьем – или как гарпуном. Щит снова отправился за спину, и, вытащив свободной рукой саблю, она беззвучно заскользила из тени в тень, к самому сердцу территории огров.

Поначалу Макаса удивилась, обнаружив, что почти все дома пусты. Заглянув в одну из хижин, она заметила, что хозяева совсем недавно были дома. Но в пределах видимости не было ни одного огра – ни в хижине, ни где-либо еще.

Услужливое облако затмило Белую Даму – бо́льшую из двух лун Азерота. Другая луна, Голубое Дитя, была в эту ночь только узким лазурным серпиком и светила ровно настолько, чтобы помочь Макасе, не подвергая ее серьезному риску.

Но впереди горели огни – множество факелов, двигавшихся со всех сторон к большому куполу из настоящих терновых шипов. Макаса подумала, что это, должно быть, тюрьма, и пленники выставлены там на всеобщее обозрение. Догадка была ничем не хуже любой другой. Макаса не отважилась пойти напрямик, а тихо, украдкой, часто замирая на месте, двинулась через руины в сторону купола.

Но факелы – то есть, огры – на самом деле тянулись вовсе не к куполу. Увидев, куда они направляются, Макаса упала духом: огры шли к большому амфитеатру, служившему чем-то наподобие гладиаторской арены. Спрятавшись в тени, она услышала, а потом и увидела того самого огра с широченной спиной. Тот исполнял обязанности распорядителя, время от времени играя на публику, но в основном обращаясь к тому, кто мог быть только королем клана. Восседавший на массивном каменном троне был самым большим огром, которого Макаса когда-либо видела. Рядом со служанкой, довольно маленькой огрской девочкой, которую король время от времени шлепал, показывая, кто здесь главный, он казался даже больше, чем на самом деле. Но не его вид заставил Макасу замереть на месте. Она увидела, что Арама (вытащенного на арену вместе с ночным эльфом, одноногим тауреном, молодым гноллом и примерно дюжиной мурлоков) сунули в загон – в загон для рабов! – на виду у всех огров, собравшихся вокруг арены. Макаса была уверена, что справится с любым огром – даже с такой грозной громадиной, как их король. Но сотню огров сразу ей было не одолеть. Пришлось продолжить выжидать и наблюдать.

Один из огров вручил Шерстобородому толстую деревянную ногу, которую тот тщательно привязал к культе у колена и тут же проверил, надежно ли она держится, с поразительной скоростью промчавшись через загон.

Между тем Вордок громко объявил собравшейся толпе:

– Сегодня состязание – весело! Старый таурен, крушитель черепов, биться с эльф в облик большой медведь!

Арам заметил, как Талисс покачал головой и тихонько хихикнул. Отчего-то ночного эльфа до сих пор забавляли их неприятности – или, по крайней мере, какие-то их отдельные детали. Еще раз хихикнув, он наклонился к Араму и прошептал:

– Как ты полагаешь, что случится с Вордоком, если вместо медведя я превращусь в лунного совуха?

Арам пожал плечами, хотя даже ради собственной жизни не смог бы себе представить, отчего их с Талиссом должны волновать шансы Вордока уцелеть, когда их собственные шансы уцелеть находятся под большим вопросом. К тому же, Арам никогда в жизни не видел лунного совуха и внезапно ему до смерти захотелось посмотреть, как же он выглядит.

– Но сначала, – заорал Вордок, поднимая саблю Арама, – мы смотреть: маленький убийца Керскулла сражаться с щенок гнолл!

Клок в нескольких ярдах от Арама заворчал. Арам услышал, как он пробормотал: «Клок не щенок…», – после чего кинул на Арама кровожадный взгляд.

Арам гулко сглотнул и глубоко вздохнул, стараясь успокоиться. Он глядел по сторонам, высматривая Макасу, но не видел ее, не мог быть уверен, что она где-то поблизости, и не понимал, что она могла бы поделать, даже если бы была здесь.

Загон открыли, и Клок решительно вышел наружу. Поначалу Арам и не подумал никуда идти, но надсмотрщик начал колоть его длинным копьем в зад и в мучительно болевшую спину. Пришлось подчиниться и выйти на ринг.

Разглядев его как следует, толпа презрительно взвыла. Большую часть возгласов Арам не разобрал, но отчетливо услышал: «Этот блоха убить Керскулл?», «Керскулл дрянь!», и прочие нелестные замечания в адрес Керскулла, самого Арама, или их обоих.

Подошедший Вордок подал Араму его окровавленную саблю. На мгновение мальчик представил себе, как вонзит ее в огра и сбежит, воспользовавшись всеобщим замешательством. Но он понимал, что из этого ничего не выйдет.

Другой огр вручил Клоку боевую дубину из железного дерева с тремя или четырьмя гвоздями, зловеще торчащими из нее. Араму невольно подумалось, не Грейдон ли Торн снабдил Клока тем самым оружием, которое вот-вот убьет его сына. Но он прогнал эту мысль прочь.

Без лишних церемоний Вордок и остальные надсмотрщики покинули ринг. Амфитеатр стих.

Укрывшись в тени древнего мегалита, косо торчавшего из земли между амфитеатром и ямой, Макаса наблюдала за происходящим и спорила сама с собой, не пора ли ей вмешаться. Она была готова вмешаться, даже ценой собственной свободы или жизни. Но предпочтительнее было подождать. Если Арам останется жив после состязания, ей будет намного проще вытащить его из любой темницы, куда бы ни бросили его огры перед тем, как большинство из них отправится спать. А Арам вполне мог уцелеть, это вовсе не казалось чем-то невозможным.

«Мурлоки, наверное, из деревни Мурчаля. Они здесь уже не первую неделю, но до сих пор живы. Если даже им удалось прожить так долго, неужели Арам не переживет один вечер? В конце концов, ухитрился же он пережить нападение на «Волноход». И этот гнолл, с которым он должен драться, просто заморыш».

Но Макаса понимала, что пытается уговорить себя подождать результата, на который прошлое Арама не давало никаких надежд. Поэтому она выжидала, но постоянно держалась наготове, зная, что так или иначе должна спасти своего брата.

 

Глава двадцать девятая

На арене

Два юных гладиатора встали друг против друга. Честно говоря, Арам был здорово напуган. Он чувствовал, что колени ослабли, а зубы не стучат только потому, что челюсти свело судорогой. Он не хотел убивать гнолла, но и умирать ему совсем не хотелось. Между тем, недавние события наглядно показали, что для боя не на жизнь, а на смерть, его боевых навыков, несмотря на месяцы тренировок с отцом на борту «Волнохода», далеко не достаточно. Он отвел саблю в сторону, с трудом разжал челюсти, сглотнул и прошептал:

– Я не хочу с тобой драться.

– Арам будет драться, или Клок убьет Арама, – негромко, с несчастным видом ответил гнолл. – Клок все равно убьет Арама, – поправился он, покачав головой. – Но лучше пусть Арам умрет в бою.

– Но если мы оба откажемся драться…

Тогда Клок закричал:

– Клок никогда не отказывается драться!

Тут и Гордок нетерпеливо заорал со своего трона:

– Драться! ЖИВО!

Гнолл яростно кинулся на Арама, размахивая дубиной. Толпа тут же одобрительно взревела. Атака не отличалась точностью, и Арам легко уклонился от нее, нырнув под удар и откатившись в сторону. Ему очень хотелось бы иметь другое оружие – такое, каким можно ударить, возможно, оглушить, но не убивать. Но эти мысли тут же оставили мальчика: Клок снова взмахнул дубиной, острие одного из гвоздей чиркнуло по рубашке и рассекло ее чуть ниже висящего на цепочке компаса, едва не вспоров Араму живот.

Арам отпрянул назад. Длиннорукий гнолл продолжал наступать, бешено размахивая дубиной. На этот раз удар прошел совсем далеко от цели. Араму показалось, что во взгляде Клока он видит мольбу. Гнолл, определенно, не хотел причинять ему вред. Но ему нужна была причина, убедительный повод прекратить драку.

Клок наступал. Его дубина чертила в воздухе широкие полукружья, вынуждавшие Арама отступать, но не причинявшие никакого урона. Вначале это зрелище привело огров в восторг, и с каждым новым взмахом они все громче и громче подбадривали гнолла. Но за взмахами не следовало ни удара, ни крови, ни смерти, и вскоре настроение толпы изменилось. Огры начали шикать и насмехаться над обоими бойцами. От Арама они не дождались никакой реакции, но на Клока каждый обидный выкрик действовал, будто удар по спине. Почуяв это, огры окончательно ополчились на него. Что хуже всего, они начали смеяться над ним и его чрезмерно неэффективными ударами.

Этого гнолл вынести не смог и начал играть жестче. Он прибавил скорости, удары дубины сделались резче и намного точнее.

Очередной взмах пришлось отразить клинком, и удар болезненно отдался в руку до самого плеча. Опасаясь, что следующий удар Клока разнесет клинок на куски, Арам больше не решался парировать. Ему вновь захотелось, чтобы при нем было другое оружие, но уже не из милосердия, а оттого, что эта сабля была не его, не той, что отец вручил ему в тот день, когда он поднялся на борт «Волнохода». Та сабля была вырвана у него из рук и осталась в груди Шепчущего. А сабля, которую он держал сейчас, была взята с тела убитого пирата, и Арам суеверно усомнился в ее надежности.

Укрывшись в тени, Макаса наблюдала за боем. Казалось, сын Грейдона Торна позабыл все, чему учил его отец. Мальчишка даже не пытался воспользоваться саблей, а просто уворачивался от дубины гнолла, с каждым разом проносившейся все ближе и ближе к голове Арама.

Она взглянула на Талисса, который внимательно наблюдал за сражением из загородки, надеясь, что друид вмешается, и ей вмешиваться не придется. Но ночной эльф внезапно заулыбался.

«Что он там увидел?»

Она перевела взгляд на Арама. Тот бежал! Удирал от гнолла со всех ног!

* * *

Толпа, утихшая, когда Клок усилил натиск, снова захохотала. Спохватившись, Клок пустился в погоню. Арам обежал арену кругом, а Клок вприпрыжку мчался за ним, и его смущение росло с каждым скачком, а вместе со смущением нарастала и ярость.

Арам пытался не столько убежать от гнолла, сколько выгадать время и подумать, измыслить какую-нибудь стратегию, какой-нибудь план, хоть какой-то более-менее достойный ход. И на втором круге ему пришла в голову безумная идея. Не бог весть что, но других идей у него не было, и он немедленно приступил к ее осуществлению.

Споткнувшись, он покатился по земле. Чтобы не проскочить мимо, Клок резко остановился. Арам поднял на него глаза. Их взгляды встретились. Вид Клока был жалок. Однако гнолл поднял дубину над головой, готовясь обрушить ее на голову Арама.

Как только дубина пошла вниз, Арам, уже вытащивший из заднего кармана завернутый в непромокаемую ткань блокнот, поднял его навстречу гноллу, словно талисман, и закричал:

– Берегись моей магии!

Клок заколебался. Его дубина замерла в воздухе на полпути вниз. Толпа громко ахнула. Арам быстро вскочил на ноги. Раскрыв блокнот, он вновь выставил его вперед, между собой и гноллом.

Гордок был озадачен.

– Мальчишка иметь волшебный книга?! – крикнул он Вордоку с трона.

Озадаченный не меньше короля, Вордок поразмыслил и пожал плечами.

– Так умереть Керскулл! – закричал он в ответ. – Весело, а?!

Обдумав услышанное, Гордок важно кивнул. Неожиданный поворот событий произвел глубокое впечатление и на остальных зрителей. Все затаили дух, горя желанием увидеть, что будет дальше.

Арам не сводил глаз с Клока. Он заговорил, обращаясь к гноллу, но в то же время играя на публику:

– Ты знаешь, что это добрая магия, не так ли?! – закричал он, отлично понимая, что для гнолла эти слова означают совсем не то же самое, что для зрителей.

Клок кивнул, не опуская дубины.

– Ты же не хочешь причинить мне вред, рискуя столкнуться с этой магией, правда?!

Клок отрицательно покачал головой.

Но тут какой-то одноглазый огр крикнул из толпы:

– Жалкий гнолл бояться книжка!

Каждое из этих слов подействовало на Клока, будто пощечина. Из его горла вырвалось низкое ворчание, и он двинулся вперед.

Но к этому Арам был готов. Он открыл блокнот на последней странице с рисунком – с портретом Клока. Повернувшись спиной к толпе, он показал портрет гноллу – и только гноллу.

– Еще шаг – и я вырву этот лист. А это злая магия. Поверь мне, Клок, тебе не нужна злая магия. Тебе нужна добрая магия.

Клок молча кивнул. Арам сделал несколько шагов вперед. Гнолл сделал столько же шагов назад.

– Тогда опусти боевую дубину! – воскликнул Арам. – Мы – ты и я – не должны быть врагами!

Дубина медленно опустилась вниз.

Макаса не верила собственным глазам и ушам. Это в самом деле подействовало! Она ясно слышала: огры шептали, что Арам околдовал гнолла своей магической книжкой!

В некотором смысле, так оно и было.

Наступил самый рискованный момент. Арам отбросил саблю прочь, через всю арену, и громко крикнул:

– Брось дубину! Ее нельзя поднимать против доброй магии!

И Клок, почти улыбаясь, подчинился велению Арама. Его дубина глухо стукнулась о землю неподалеку от сабли Арама.

Огры хранили гробовое молчание. Но Гордок все еще был озадачен и не на шутку рассержен. Он оглядел остальных огров. Уставился на Арама с его блокнотом. Кинул взгляд на Вордока, глупо ухмылявшегося всему творившемуся на арене «веселью». Наконец он треснул кулаком по подлокотнику каменного трона с такой силой, что камень разлетелся на куски.

– Делать магия! – приказал он. – Убить гнолл волшебный книжка!

Арам постарался не съежиться от страха, но на мгновение отвел взгляд от Клока, прервав «колдовство».

– Убить гнолл волшебный книжка! – снова крикнул Гордок.

Клок устремил на короля огров презрительный взгляд и закричал в ответ:

– Не та магия! Не та книжка!

– Что?! – взревел Гордок, вскочив на ноги. – Что?!!

Он снова взглянул на Вордока. Тот робко пожал плечами. Ворча, Гордок опустился на трон, ударил правым кулаком по левой ладони с такой силой, что можно было бы расколоть двадцать каменных подлокотников, и заорал на Клока:

– Тогда ты убить мальчишка!

Гордок и огрская девочка

Арам посмотрел на Клока. Клок посмотрел на Арама. И оба они неистово рванулись к своему оружию.

Клок оказался быстрее, но под конец резко затормозил, чтобы не проскочить мимо своей дубины. Арам не стал останавливаться, не стал поднимать саблю. Вместо этого он прыгнул, с разбегу врезался в гнолла, сбил его с ног и откатился вместе с ним от дубины и сабли. Боль в спине напомнила, что у Клока имеется преимущество в виде его природного оружия, поэтому, пока тот не пустил в ход клыки или когти, Арам подогнул ноги и изо всех сил лягнул гнолла, отбросив его в сторону.

Пораженная толпа наконец очнулась от коллективного оцепенения и заорала, приветствуя такое развитие событий. Это ненадолго отвлекло Клока – но не Арама. Он моментально вскочил, подобрал саблю, пинком ноги отшвырнул подальше дубину и, прежде, чем гнолл успел подняться, приставил острие сабли к его горлу.

Казалось, Макаса слышит мысли Арама. «Смогу ли я? – думал мальчик. – Смогу ли я лишить жизни это несчастное создание?»

«Убей же его!» – от всего сердца пожелала Макаса. Но в глубине души она тут же – с отчаяньем – поняла, что такой поступок вовсе не в характере ее брата.

* * *

Толпа снова стихла. Многие огры улыбались. Для них все это было увлекательным, хоть и непривычным зрелищем.

Но Гордок не был захвачен зрелищем. Наоборот – он был полон отвращения. Он покачал головой, пренебрежительно махнул рукой и сказал:

– Ладно. Тогда мальчишка убить гнолл.

– Нет.

Гордок мигом оказался на ногах и заревел:

– Нет?! Нет?!!

Арам торжествующе улыбнулся, подумав, что может себе позволить торжествовать, когда есть повод, и объявил:

– Гнолл мне не враг. Я не причиню ему зла.

Конечно, он не спешил отводить саблю от горла Клока – просто на всякий случай.

Огры разразились презрительными воплями. Клок громко заскулил и умоляюще посмотрел на Арама.

– Пожалуйста, – в отчаянии зарычал он, – убей Клока. Избавь Клока от стыда.

Но Арам продолжал свою магию.

– Нет. Ты храбр и благороден, и ты мой друг. Я не могу и не стану убивать гнолла из стаи Древолапов, который, как ты, дрался до последнего; гнолла из стаи Древолапов, который, как ты, доказал, что он умеет драться. Я не стану убивать гнолла из стаи Древолапов с таким сердцем, как у тебя – с сердцем настоящего воина!

Клок снова зарычал, но этот рык был рыком гордости. Их взгляды встретились. Между ними действительно была какая-то магия.

И действовала она не только на них. Талисс, весьма впечатленный, улыбался им из загона. А Шерстобородый… Слова Арама разбудили в душе старого таурена, в самой ее глубине, что-то давно позабытое. Неожиданно для себя самого он осознал, что горбится, тяжело навалившись на ограду – и выпрямился в полный рост.

Макаса невдалеке от загона покачала головой. Этот Арам… Он был просто невозможен. Но те его черты, что так напоминали черты Грейдона Торна, приводили ее в восхищение. Нет, девушка не улыбалась. Араму все еще грозила опасность. Но на сей раз – в кои-то веки – удержаться от улыбки было действительно трудно.

– Арам должен убить Клока, – покорившись судьбе, прошептал гнолл. – Если нет, обоим будет хуже.

Арам нахмурился, отрицательно качнул головой и прошептал:

– Не забывай про добрую магию. Сегодня удача на нашей стороне…

Мальчик умолк на полуслове. Только сейчас он заметил, что обронил блокнот, пока боролся с Клоком. Оглядевшись, он увидел его валяющимся в пыли примерно в трех метрах от него. Ему немедленно захотелось подобрать блокнот и надежно спрятать в задний карман. Острие сабли отдалилось от горла Клока на несколько сантиметров…

Клок тут же увидел возможность напасть на противника, но никак не мог собраться с духом, чтобы убить этого человека. Вместо этого он негромко пробормотал:

– Тогда – хуже для обоих.

Повернувшись к Клоку, Арам снова покачал головой.

В течение их недолгой беседы Гордок мало-помалу закипал. Но вдруг на лице его зазмеилась улыбка. Он снова опустился на трон и спокойно спросил:

– Мальчишка не убивать гнолл?

– Нет, – повторил Арам.

Внезапная смена настроения короля настораживала. Казалось, он отчего-то очень рад неожиданному повороту событий.

Не прекращая улыбаться, Гордок соизволил сообщить:

– Рабы не убивать рабы – рабы драться со Старина Один Глаз.

Огры взорвались самым громким за вечер ликующим ревом!

Призвав на помощь всю свою храбрость, Арам презрительно крикнул – так, чтобы слышали все:

– Прекрасно!!! Ведите сюда Старину Один Глаз!!!!

Покосившись на Клока, он шепотом спросил:

– А кто это – Старина Один Глаз?

 

Глава тридцатая

Старина один глаз

Улыбка Гордока растянулась от уха до уха.

– Звать Один Глаз, – сказал он, почти не скрывая ликования.

Пузатый огр, стоявший рядом с Широкой Спиной, поднес к губам массивный бараний рог, раздул щеки до такой степени, что Арам не поверил собственным глазам, и дунул! Звук рога разнесся по всей долине Забытого Города и за ее пределы.

Почти сразу же рогу ответил громоподобный рык. Казалось, он был слышен даже в Живодерне – если не в самом Приозерье.

В наступившей тишине рука Арама ослабла, и сабля опустилась вниз, больше не угрожая горлу гнолла. Но Клок не шевельнулся, а только скорбно завыл.

Арам взглянул в его сторону и, видя, что Клок не расположен подниматься, а тем более, снова нападать, побежал через арену за блокнотом. Мальчик завернул блокнот в непромокаемую ткань и сунул в задний карман – и тут услышал за спиной хлопанье крыльев. Он обернулся, и у него отвисла челюсть. Это был вовсе не один из пернатых обитателей Азерота. Арам замер, парализованный ужасом.

– Виверна! – остерегающе крикнул из загона Талисс.

У зверя, летевшего на зов, была волчья морда, львиная грива, хвост, увенчанный жалом, как у скорпиона, и громадные крылья, кожистые, как у летучей мыши. Он быстро приближался. Еще раз взмахнув крыльями, чтобы набрать высоту, зверь сложил их и понесся вниз, прямо к амфитеатру и арене.

Арам оглянулся на Клока. Тот продолжал лежать, уткнувшись мордой в землю, сдавшись, ожидая смерти. Подбежав к гноллу, Арам рывком поднял его на ноги – всего за секунду до того, как когти задних лап виверны вонзились в землю там, где только что лежал Клок.

Толпа заревела. Теперь предпочтения публики не вызывали сомнений. Огры подбадривали виверну, крича: «Раздавить гнолл! Съесть мальчишка!» – и прочее в том же духе.

Арам изо всех сил сопротивлялся желанию свернуться в комок. Раньше он никогда не видел виверн, но слышал, что размером они с лошадь. А этот зверь был втрое больше. Его длинный членистый хвост, увенчанный жалом с двумя мешочками яда, поднялся кверху, готовясь нанести удар. Хвост гипнотически покачивался в воздухе, и Арам не мог оторвать от него глаз.

«Вот мне и конец», – подумал он.

Однако он сумел поднять руку с саблей, а другой рукой обхватил гнолла, практически приняв на себя весь его вес. Обреченно повесив голову, гнолл пробормотал:

– Клок говорил Араму. Лучше было убить Клока…

Это вывело Арама из оцепенения.

– Давай! – крикнул он. – Клок никогда не отказывается драться!

Клок взглянул в глаза Арама, ухмыльнулся, рассмеялся и изо всех сил толкнул его, отправив в полет через пол-арены, чем спас нового друга от удара жалом.

Арам покатился по земле и остановился, чудом умудрившись не выронить саблю. Встав на одно колено, он увидел, что виверна поворачивает голову справа налево, отыскивая его. В этом движении было что-то ужасно знакомое. Ему вспомнился кот, все время ошивавшийся возле их кузницы в Приозерье. И он рисовал этого кота. И у кота был… Ну конечно! Старина Один Глаз! Левая глазница виверны была пуста!

Пока зверь медленно, всем телом разворачивался в поисках жертвы, Арам поднялся и обоими глазами отыскал Клока. Тот уже подобрал дубину и широко ухмылялся.

– Он одноглаз! – закричал Арам.

– Один Глаз, Клок знает!

– Нет, послушай, у него правда один глаз!

– У нее один глаз! – поправил его Талисс из загона.

Арам быстро взглянул на ночного эльфа.

– Правда?! Сейчас это важно?!

Друид пожал плечами.

– Разве ты хочешь ошибиться?

– Ладно! У нее! У нее только один глаз!

Но Клок уже все понял. У зверя имелось слепое пятно, и Клок с Арамом могли воспользоваться этим. Вместе.

Так оно и вышло. Макаса наблюдала за ними из-за мегалита, приготовившись, если потребуется, объявить о своем присутствии и дать всем почувствовать его на собственной шкуре. И, хотя на нее нелегко было произвести впечатление, девушка была просто поражена тем, что произошло на ее глазах: не обменявшись ни словом, мальчик и щенок стали товарищами, командой!

Один Глаз бросилась на Арама, но не смогла дотянуться: на ее хвосте повис Клок.

Толпа ахнула.

Повернувшись к Клоку здоровым правым глазом, виверна подняла хвост вместе с вцепившимся в него гноллом и с силой хлестнула им о землю. Но не успела она вонзить жало в оглушенного Клока, как Арам полоснул ее саблей по плечу.

Виверна взревела от боли, а огры – от возмущения, но, чтобы отыскать мальчишку, ей снова пришлось развернуться.

Так бой и продолжался. Шансов прикончить виверну у Арама с Клоком было немного, но им прекрасно удавалось постоянно отвлекать ее друг от друга и не давать прикончить кого-нибудь из них. Сначала нападал один, потом другой.

Наконец-то Гордоку удалось насладиться зрелищем! Наконец-то рабы показали ему достойный бой! Обычно Старина Один Глаз убивала и пожирала тех, с кем ей велели расправиться, быстрее. Но король не боялся нежелательного исхода. Виверна была слишком велика, а урон, причиняемый ей рабами, слишком мал. И их игра не могла затянуться надолго. Король знал: в конце концов его зверь победит, а взбунтовавшиеся рабы умрут ужасной смертью.

Все это прекрасно понимала и Макаса. Она подумала, что ее час настал. Если она выйдет сейчас и быстро убьет чудище, вонзив свой кол-гарпун в его сердце, начнется неразбериха, в которой у них с мальчиком появится шанс сбежать на спине Талисса в облике оленя. Макаса чуть выдвинулась из-за мегалита, стараясь привлечь внимание друида, но не чье-либо еще…

Но внимание Талисса было сосредоточено совсем на другом. Он сидел на корточках спиной к Макасе рядом с дядей Мурргли и разговаривал с ним по-мурлокски. Друиду было известно, что виверны никогда не были союзниками огров. Так отчего же Старина Один Глаз служит Гордоку?

В ответ Мурргли показал на купол из терновых шипов…

Между тем, Один Глаз развернулась к Араму и взмахнула когтистой лапой, но тут Клок ударил дубиной прямо в мягкий, чувствительный мешочек с ядом у основания жала.

Виверна испустила леденящий кровь вопль, прозвучавший почти по-человечески. Подпрыгнув, она замахала крыльями и развернулась в воздухе, чтобы наброситься на гнолла. Арам, оказавшийся под ее брюхом, ткнул саблей вверх. Но чудище было слишком велико – или мальчик слишком мал. Виверна почувствовала только легкий укол – однако почувствовала. Хлопая крыльями, чтобы удержать высоту, она развернулась вниз головой, перпендикулярно земле и щелкнула зубами, чудом не дотянувшись до Арама. Огромная голова виверны вновь пошла вверх, и Арам, не задумываясь, вскинул руки, и ухватился за ее бороду. Ноги его оторвались от земли, и он взмыл в воздух.

Разозлившись на непрошеного пассажира, повисшего всей тяжестью на шерсти под подбородком, Один Глаз резко мотнула головой, запрокидывая ее назад. Арам взлетел вверх и приземлился прямо на затылок виверны лицом к хвосту. Увенчанный жалом хвост закачался прямо перед ним. Арам не знал, подействует ли на виверну ее собственный яд, но другого плана у него пока не было.

Но виверна на стала пускать в ход жало. Вместо этого она попыталась стряхнуть человека, и Арам, дорожа жизнью, изо всех сил вцепился в ее гриву свободной рукой.

К этому моменту все зрители – даже Гордок – поднялись на ноги. Мальчишка верхом на виверне – такого небывалого, захватывающего зрелища не видел еще никто. Всякий раз, как огромный зверь встряхивал головой, они ждали, что Арам отправится в полет. Некоторые огры даже тянули вверх руки, чтобы поймать его – правда, что они думали сделать с ним, когда поймают, оставалось неясным.

Клок, Талисс, Шерстобородый и мурлоки тоже были полностью поглощены происходящим и таращились на Арама и Один Глаз, разинув рты.

Макаса так удивилась, что незаметно для себя выбралась на открытое место, где ее мог увидеть любой. Эту ошибку она быстро исправила, но мысли все еще бешено кружились в голове, сталкиваясь одна с другой. Она не знала, как спасти Арама в этой непредвиденной ситуации, и от всей души надеялась, что он наткнется на какую-нибудь идею, найдет выход и спасется сам.

Единственная идея Арама заключалась в том, чтоб отрубить виверне голову, но он не мог понять, куда и под каким углом рубить – даже если допустить, что ему хватит сил. Однако, решая эту проблему и в то же время отчаянно цепляясь за гриву старавшейся сбросить его виверны, мальчик нащупал в густой шерсти что-то странное. Раздвинув шерсть рукой, сжимавшей рукоять сабли, он обнаружил… шипастый терновый ошейник, глубоко впившийся в шею Старины Один Глаз!

Рука сделалась липкой от крови зверя, и Арам понял, что виверну наверняка постоянно терзает боль. Виверна тут же перестала казаться ему чудовищем. Мысли мальчика обратились к чертам виверны, но Арам-художник не мог сосредоточиться на них: Арам-так сказать-воин был слишком занят спасением собственной жизни. Морда виверны была совсем седа. Виверна была старой, усталой, совсем отощавшей, сплошь в шрамах. Силы ее иссякали, двигалась она медленно, лишь иногда – да и то ненадолго – прибавляя скорости. Араму вдруг пришло в голову, что виверна, как и он сам, не более, чем раб на этой арене. Ему тут же расхотелось причинять ей вред. Правда, и самому погибать не хотелось. Но может быть…

Просунув клинок плашмя между ошейником и загривком виверны, Арам повернул саблю лезвием вверх и изо всех сил дернул. «Чтобы избавиться от терна, нужен Торн!» – подумал он, улыбнувшись самому себе.

Ошейник разомкнулся, и, стоило виверне снова встряхнуть головой в попытках избавиться от Арама, слетел с ее шеи и с глухим стуком упал на землю.

Лишь двое, не считая Арама, поняли, что это значит: Один Глаз внезапно спустилась на землю, а Гордок недовольно взревел!

Арам соскользнул со спины виверны – на всякий случай, влево. Огромный зверь повернул голову правым глазом к нему, и Арам попятился назад, держа саблю острием вниз, чтобы не выглядеть угрожающе. Клок, видя, что что-то изменилось, но не понимая, что, осторожно подошел к Араму и встал рядом.

Зрители, включая Талисса и остальных узников, хранили молчание. Макаса изо всех сил сдерживалась, чтобы не выскочить из-за мегалита. Сомнений не было: Один Глаз уже не так склонялась к тому, чтоб разорвать и съесть Арама, как всего несколько секунд назад.

Один Глаз медленно шагнула вперед. Арам широким жестом отбросил саблю прочь.

– Эй, что ты… – заговорил Клок.

– Ч-шшш!

Арам протянул руки навстречу виверне раскрытыми ладонями вверх.

Виверна, шумно отдуваясь, сделала еще шаг. Ее хвост все еще покачивался в воздухе взад-вперед, готовый ударить. Но Арам тоже шагнул вперед, и виверна… потянула носом воздух, принюхиваясь к нему. Хвост ее обмяк и с негромким шлепком опустился на землю.

На протяжении этой сцены Гордок молча кипел от ярости. Наконец он рявкнул:

– Один Глаз!

Виверна и ухом не повела.

– Один Глаз!!! – закричал король еще громче и яростнее.

Виверна медленно развернулась здоровым глазом к нему. Огр резко вскинул руку, указывая в сторону шипастого купола – истинного источника его власти над зверем.

– Убить! Убить живо!!!

Старина Один Глаз покорно склонила голову и повернулась к будущей жертве. Неторопливо – как показалось Араму, без всякой охоты – она подняла хвост, направив жало на мальчика и гнолла…

И в этот самый миг над ареной разнесся звук рога.

Все взгляды устремились в сторону пузатого огра. Но тот показал на свой рог, лежавший на камне неподалеку, и сказал:

– Не я!

Рог затрубил вновь. Теперь всем стало ясно: звук доносится от ворот Забытого Города.

 

Глава тридцать первая

Сокрытые на виду

Сокрытые решили не скрываться.

Затра выследила отряд огров. Довольно скоро она заметила и след человеческой женщины: та тоже преследовала их.

– Так она сбежала, – прошелестел Уолдрид. – Впечатляюще.

– Ты с-слиш-шком впечатлителен, Отрекш-шийс-ся, – прошипел Ссарбик. – Чтобы с-сбежать от огров, не требуетс-ся больш-шого ума.

Трогг нахмурился, но промолчал.

А Малус сказал:

– Пошли.

Они прошли около лиги и были вознаграждены видом внезапно появившихся среди следа огров следов мальчишки и эльфа.

– По крайней мере, они живы, – холодно отметил Малус.

– Может, уже мертвы, – поправила его Затра. – Мы быть отставать на три часа.

– Значит, идем быстрее, – ответил Малус. – Мальчишка будет прятать и беречь компас, только пока жив. Как только он умрет, компас может оказаться где угодно.

«А без компаса, – подумал он, – я никогда не смогу быть уверен, что все закончилось. А если оно не закончилось, все, что я сделал, было сделано зря».

Затра прибавила шагу, но Ссарбик тут же взмолился о «передыш-шке». Малус был склонен (и даже мрачно пригрозил) бросить араккоа. Но с наступлением ночи от искусства Затры стало мало проку, и Малусу пришлось успокоиться на том, чтобы отправить вперед Быстролапку.

Еще до рассвета они вновь пустились по следу. Ссарбик продолжал жаловаться на «из-знеможение», и Малус велел Троггу опустить мурлока и вместо него взять на плечи араккоа. Уолдрид выпутал Мурчаля из сетей, а Малус пригрозил ему смертью, если он не будет поспевать за всеми, но мурлок обмотал сети вокруг пояса и проворно – и даже с немалым энтузиазмом – последовал за троллихой, шедшей впереди.

Наконец, на горном гребне, окруженном деревянными кольями, они встретились с Быстролапкой. Затра переговорила со своей питомицей и перепроверила ее информацию, обследовав следы лично.

– Огры вести мальчишка и эльф по этот гребень. Быстролапка говорить: дальше быть сторожевые вышки.

– А что же эта юная женщина, Флинтвилл? – спросил барон.

– Ее след вести туда.

Затра указала на чащу кольев.

Ссарбик презрительно фыркнул.

– Туда? Невоз-зможно!

Уолдрид улыбнулся в тени капюшона.

– Как я уже говорил, она весьма впечатляет.

– Челюсть не потеряй, – проворчал Малус.

– Никто не хотеть смотреть, как нежить быть пускать слюни, – согласилась Затра.

Уолдрид согласно кивнул, признавая ее правоту.

– Да, в таких случаях мы, трупы, выглядим особенно по-идиотски. С другой стороны, уверен: вы, очаровашки, с таким выражением лица выглядели бы ничуть не глупее обычного.

Трогг потянулся через плечо к колчану за протезом-мачете и нечаянно схватился за подвернувшуюся под руку шею Ссарбика.

– Пус-сти! Пус-сти! – заверещал араккоа.

– Извини, – поспешил ответить занервничавший огр. – Но Трогг может срубить маленькие колья. Большие – выдернуть.

Малус покачал головой.

– Нас заметят. Так что облегчим себе жизнь и пойдем самым быстрым и прямым путем.

Вот так Сокрытые решили не скрываться.

Первые несколько вышек они прошли почти без происшествий. Другими словами, арбалеты Затры без звука уложили караульных.

Но четвертый караульный оказался особо бдительным и очень умело обращался с оказавшимися в его распоряжении метательными копьями. Первый же бросок заставил отряд Малуса отступить, но не успел огр затрубить в рог, как Ссарбик запел:

– Мы – С-сокрытые, с-странники Тени. С-служим хозяину и покорим. Ч-ш-што покорим – огню предадим. Гори по воле хозяина. Гори пред С-сокрытыми. Гори. Гори.

Темно-синие и густо-фиолетовые языки пламени взвились вокруг вышки. Миг – и она запылала сверху донизу. Чтобы спастись, караульному пришлось прыгать, но в панике он прыгнул не в ту сторону и угодил прямо в чащу кольев. Там его и оставили торчать, точно пугало – жуткое, но совершенно неэффективное. Уже через несколько минут ему составили компанию слетевшиеся стервятники.

Так дело и шло, пока разбойники не достигли ворот. Там их заметили и дважды протрубили в рог. Ворота тут же захлопнулись. Со сторожевых башен по бокам от ворот вниз обрушился целый ливень толстых копий и тонких дротиков, заставивший Сокрытых отступить.

Тогда Затра отправила защищенного панцирем скорпида в чащу кольев. Никем не замеченная, Быстролапка достигла одной из башен, все еще незамеченная, вскарабкалась наверх и ужалила часового. Через несколько секунд огр раскрыл рот, пытаясь вдохнуть, забился в судорогах и упал мертвым.

Видя напрасную гибель стольких огров, Трогг погрустнел и сморщился, но промолчал.

Малус кивнул Уолдриду, и тот, ни от кого не прячась, подбежал к другой башне и полез наверх. В награду его тут же сплошь утыкали дротиками, словно подушечку для булавок, но это ничуть не помешало нежити. Огр-часовой был так изумлен, что метал и метал дротики – до самой смерти. Взобравшись наверх, барон выхватил меч и вмиг снес огру голову.

Тем временем Затра влезла вслед за Быстролапкой на первую башню и начала стрелять из обоих арбалетов по ограм, охранявшим ворота изнутри.

Ее стрелы прикрыли Уолдрида – тот начал было спускаться вниз по лестнице, но на полпути потерял терпение и спрыгнул. От удара о землю его правая нога отломилась, но упала в пределах досягаемости. Увидев, как он приставляет ногу на место, огры ошеломленно разинули пасти. С этим выражением на лицах они и встретили смерть, стоило только барону вновь обрести подвижность и пустить в дело меч.

Вслед за Уолдридом вниз вскоре спустился и Малус. Пока Затра с Уолдридом не давали караульным стоять без дела, их капитан отпер ворота. Внутрь стремительно ворвался Трогг, а за ним по пятам – мурлок. Вот это озадачило и Малуса и остальных.

Склонив голову набок, Уолдрид выдернул из плеча дротик и произнес вслух то, о чем подумал Малус:

– Что за странный зверек! Он мог бы воспользоваться возможностью бежать обратно и улизнуть от всех – и от Сокрытых и от огров. Но вместо этого он вслед за Троггом мчится в самую гущу событий!

Малус кивнул. Конечно, это земноводное не сражалось – в лучшем случае, просто пыталось остаться в живых. «Но все же, почему, – удивлялся Малус, – почему он не удрал?..»

Его раздумья прервал Ссарбик, просочившийся сквозь ворота последним – не раньше, чем рука-палица Трогга размозжила голову последнего часового. Бросив на Малуса высокомерный взгляд, араккоа прошипел:

– Вс-се с-стоишь? Полагаю, тебе даже не приш-шло в голову воз-зглавить ш-штурм?

Малус небрежно хлестнул Ссарбика тыльной стороной ладони и направился вниз, в Забытый Город. Развеселившийся Уолдрид помог араккоа подняться и сказал:

– Ты действительно ничему не учишься. Честно говоря, я даже затрудняюсь выразить, как я тебе благодарен. От тебя столько веселья…

Затра откровенно захохотала, а Трогг украдкой улыбнулся, пряча улыбку за палицей, которой почесывал рог на лбу.

– Не отставать! – велел Малус.

И все поспешили за ним.

– Аркус, к ворота! Убить чужаки! – закричал Гордок. – Вордок, гнать рабы в загон!

Затем король потребовал свой доспех и оружие и шлепнул девочку-служанку, решив, что она повинуется слишком медленно.

Большой круглоголовый огр в доспехах – очевидно, Аркус, – повел отряд огров-воинов наверх, к воротам.

Совершенно забыв о Старине Один Глаз, Вордок с тремя другими вооруженными надсмотрщиками поспешили к Араму и Клоку. Похоже, гнолл приготовился драться, но Арам оглянулся через плечо и увидел, что двое надзирателей, охранявших загон, подняли копья, готовясь метнуть их в спину мальчику и гноллу. Арам положил руку на плечо Клока и прошептал:

– Не сейчас. Но скоро. Обещаю.

Клок с великой неохотой опустил дубину.

Вордок быстро обезоружил Клока, отобрал у Арама саблю и бросил их оружие в стоявшую поблизости бочку. Прочие надсмотрщики втолкнули Арама и Клока в загон – к Талиссу, Шерстобородому, Мурргли, Муррл и остальным мурлокам.

Подковыляв к Араму, Шерстобородый потрепал его по голове и сказал:

– Мальчик мой, это воистину было нечто!

После этого старый таурен произнес несколько слов на таурахэ. В ответ Один Глаз повернула голову к нему и что-то проворчала.

Арам был ошеломлен.

– Она тебя понимает?!

– Ну конечно, понимает, мальчик. А ты думал, она просто тупое животное?

– Тогда почему она здесь? Она же не в цепях.

– Думаю, я смогу ответить на этот вопрос. – Это был Талисс. Он подошел к Араму и отвел его в сторону от остальных. – Здесь Макаса, – прошептал он.

– Макаса?! Где?!

Друид шикнул на него.

– Прячется вон за тем стоячим камнем. Она пыталась переглянуться со мной.

Арам украдкой взглянул в ту сторону, но ничего не увидел.

– Пыталась?

– Несколько раз она чуть было не кинулась спасать тебя. Ей нужно было только убедиться, что я ей помогу. Но это, скорее всего, привело бы ее к гибели. К тому же, ты все равно был очень занят, приобретая друзей.

– Что значит «приобретая»?

Талисс громко расхохотался.

– А как бы ты сам это назвал? – Но ответа он дожидаться не стал. – Слушай. Там, в этом куполе из колючек, находится нечто, помогающее Гордоку держать Один Глаз в повиновении. Откровенно говоря, я думаю, это – единственное, что держит ее здесь. Конечно, шипастый ошейник, от которого ты ее избавил, ее бы не удержал. Думаю, он был надет ей на шею только как напоминание о том, что огры держат в этом куполе.

– И… что же это?

И Талисс ответил. Арам кивнул, стараясь осмыслить новую информацию. И вдруг – будто бы в голове что-то щелкнуло, и все встало на свои места. Он махнул остальным узникам, призывая их подойти. Все без исключения двинулись на его зов, не возражая и не задавая вопросов.

– Слушайте, – сказал Арам, – вы готовы убраться отсюда?..

Между тем король огров почти закончил облачаться в доспехи. Пять огрих, стоявших вокруг, держали наготове его оружие. Две женщины держали двухлезвийный боевой топор, еще две – моргенштерн. Пятая – та самая девочка-служанка – держала кривой кинжал длиной чуть меньше короткого меча. Гордок поманил ее к себе, но тут же грубо оттолкнул прочь: его ушей достиг шум сражения.

Он широко улыбнулся.

– Похоже, Гордок не нужно оружие. Аркус делать дело.

Что-то круглое вылетело из темноты, свистнув прямо над головой Гордока, шлепнулось на арену, пару раз подскочило и откатилось под ноги Старины Один Глаз.

Стоявший у загона Вордок не смог разглядеть, что это.

– Что там? – крикнул он.

Гордок не ответил. Никто из сумевших разглядеть круглый предмет не вымолвил ни слова.

Сощурив здоровый глаз, виверна опустила взгляд. Внезапно ее хвост взвился в воздух, и жало вонзилось в упавший ей под ноги шар. Виверна подняла его так, чтобы он был виден всем.

Круглый предмет оказался головой Аркуса.

 

Глава тридцать вторая

Высокие ставки

Ничуть не скрываясь, Сокрытые вышли в свет факелов и остановились на верхнем краю амфитеатра, чтобы оценить ситуацию. Вполне уверенный в себе, Малус был готов выйти даже против целого клана огров, но громадная виверна – способная атаковать с небес, вооруженная клыками, когтями и ядовитым жалом – заставила его призадуматься. Впрочем, мальчишка был здесь – сидел в рабском загоне и выглядел не так уж плохо. Скорее всего, компас был еще при нем. В голове предводителя Сокрытых тут же начал вырисовываться план.

Но один из самых здоровенных огров заговорил первым:

– Гордок, король Гордунни из Забытый Город, требовать ответ: зачем чужаки прийти сюда умирать?

Приглядевшись к Гордоку в тяжелых доспехах, Малус тут же понял, как действовать дальше.

– Мы пришли за этим мальчиком, – сказал он, указав на Арама. – Больше нам не требуется ничего. Не так ли, мальчик?

Арам прекрасно понимал, что это означает. Рука капитана Малуса лежала на плече Мурчаля. Мурчаль – живой и здоровый – улыбался во всю пасть, безумно обрадовавшись при виде Арама, Талисса, дядюшки и тетушки.

Откровенно говоря, Арам тоже безумно обрадовался, увидев Мурчаля. Мурчаля, который умрет, если Малус не получит компас… После всех утрат, перенесенных Арамом, живой Мурчаль стоил для него в этот миг целого Азерота.

Улыбнувшись мурлоку, Арам подтвердил:

– Да. Кроме меня, им ничего не требуется.

Но у Гордока имелись собственные требования. Он показал наверх, в сторону ворот.

– Чужаки напасть на земли Гордок! – Он показал на голову Аркуса, все еще наколотую на жало Одноглазой. – Чужаки убить воины Гордок! – Он показал на Арама. – Теперь чужаки требовать рабы Гордок?!

– Да, – ответил Малус.

– Как звать чужак? – прорычал Гордок.

– Малус.

– В этом и проблема! – крикнул Арам. – Ты с рождения зовешься Малусом! Понятно, отчего в тебе так мало чести и совести!

В ответ Малус усмехнулся и сказал:

– Ты очень похож на отца, Арамар Торн. Он был таким же, пока я не одержал над ним верх.

Арам в загоне почувствовал, как кровь прихлынула к щекам. То же почувствовала прячущаяся за мегалитом Макаса. Но оба не сдвинулись с места и не произнесли ни слова.

А вот Гордоку было плевать на то, что разговор идет не с ним и не о нем; он ожидал – и требовал, – чтобы все внимание было обращено на него. В конце концов, у него под рукой, в пределах слышимости, имелась виверна, а его огры взяли отряд Малуса в плотное кольцо, и этим все было сказано.

– Малус готовый умирать сейчас? – спросил он, вклинившись в разговор.

– Отдай мне мальчика, и никому больше не нужно будет умирать.

Гордок театрально, напоказ пересчитал Сокрытых. (При этом он сосчитал и Мурчаля, но упустил Быстролапку, вновь превратившуюся в доспех на груди Затры.)

– Один, два, три, четыре, пять, шесть – нужно умирать. Потом Гордок убить и съесть мальчишка. Мальчишка – для Гордок убить, для Гордок съесть. Мальчишка не для Малус.

Он поднял руку, зная, что стоит ему опустить ее – и чужаки умрут.

Но план Малуса был готов.

– Тогда я вызываю тебя на бой, Гордок. Чужаки вторглись через твои ворота в твой город, убив твоих воинов. Ты недостоин быть королем Гордунни из Забытого Города. У орков есть обычай под названием «мак’гора» – то есть, вызов на бой один на один. Полагаю, и огры поддерживают эту традицию. Итак, я, Малус, вызываю тебя, Гордока, на бой. На бой за право быть первым.

– Маленький человек Малус вызывать великий Гордок?!

– Да. Или ты нарушишь традицию? Побоишься сразиться со мной один на один?

– Человек нельзя вызывать Гордок! Только огр можно вызывать Гордок!

Малус посмотрел на Трогга, и тот ответил ему недоуменным взглядом. Раздраженный тупостью огра, Малус решил говорить прямо и закричал:

– Тогда огр вызывает тебя!

Трогг наконец, сообразил, что от него требуется. Он сделал шаг вперед и проревел:

– Трогг из клана Изувеченной Длани вызывает Гордока из клана Гордунни, короля Забытого Города!

Все до единого огры в пределах слышимости встрепенулись. Амфитеатр загудел от перешептываний.

В голосе Гордока впервые появилась нотка тревоги:

– Изувеченный Длань – клан орки, не огры.

Трогг улыбнулся и гордо поднял руку-палицу.

– Трогг огр. Но Трогг – Изувеченная Длань.

Малус тоже улыбнулся. Гордок попался. Если он откажется от поединка, то моментально потеряет лицо в глазах всего клана, даже если – особенно, если! – прикажет убить Малуса и весь его отряд. Королю огров оставалось только принять вызов. А в этом случае шансы Малуса становились очень неплохими.

Один Глаз громко зевнула и улеглась, опустив голову на передние лапы. Взмахнув хвостом, она стряхнула с него голову Аркуса. Голова прокатилась через всю арену и остановилась у ног пузатого огра. Тот вздрогнул и отпихнул ее прочь.

Увидев это, Клок с Шерстобородым захохотали. Их смех звучал так заразительно, что вскоре к ним присоединились и мурлоки, а за ними – Мурчаль, Трогг и Уолдрид. Малус не мог понять, что в этом всем смешного, но, заметив смущение Гордока, тоже изобразил смех и яростно взглянул на Затру с Ссарбиком. Повинуясь его взгляду, те тоже неуверенно засмеялись. Отметив смущение короля и проследив за ходом мысли Малуса, засмеялись и Арам с Талиссом. Смех раскатился над амфитеатром, и очень скоро смеялись все, кроме Гордока, Макасы и Старины Один Глаз.

– Довольно! – прогремел Гордок. – Гордок принять вызов! Гордок биться с огр Изувеченная Длань! Гордок убить огр Изувеченная Длань!

Трогг выступил вперед, но Малус поднял руку и объявил:

– Трогг выбирает в заступники Малуса! Малус будет биться за Трогга!

Трогг на глазах сник, лицо его вытянулось от огорчения.

Теперь захохотал Гордок:

– Правда? Большой Трогг из Изувеченный Длань не драться? Маленький человек Малус драться за Трогг?

Трогг повернулся к Малусу.

– Трогг сам дерется за Трогга, – прошептал он.

Малус подумал, что Трогг мог бы и победить Гордока, но их шансы были примерно равны – на вкус Малуса, даже слишком равны. Малус предпочитал полагаться на себя. Отчасти – потому что доверял своей руке, своему мечу и своему мастерству больше, чем руке, мечу и мастерству любого другого создания, живого или мертвого, в Азероте или в Запределье. Но в глубине души он знал: главная причина в том, что, если по какой-то прихоти судьбы он проиграет, ему не нужно будет больше заботиться о последствиях; он, наконец, станет свободен от любых последствий. Это тоже устраивало его как нельзя лучше. Спокойно и твердо Малус сказал:

– Малус будет драться за Трогга. Скажи ему.

Трогг глубоко вздохнул. Страдальчески наморщил лоб. Но все же резко повернулся к Гордоку и заорал:

– Малус дерется за Трогга! – И быстро добавил: – Малус дерется, потому что Гордок недостоин драться с Троггом!

Разъяренный Гордок издал нечленораздельный рев. Затем он проорал:

– Гордок убить маленький человек Малус! Потом Гордок убить Трогг! Потом Гордок убить и съесть мальчишка!

Арам горько улыбнулся. Что ж, по крайней мере, о нем не забыли.

Через несколько минут все было готово. Старину Один Глаз выставили с арены, и теперь она сидела у ограды рабского загона – с той стороны, что ближе всего к терновому куполу.

Мурчаля препоручили Уолдриду, стоявшему взадних рядах амфитеатра вместе с Троггом, Затрой, Быстролапкой и не прекращавшим жаловаться Ссарбиком.

– С-стыд и позор, бес-с-смыс-сленный тс-сирк! Нам не нужен мальчиш-шка, нам нужен компас-с-с!

Уолдрид с улыбкой взглянул на него.

– Значит, у тебя есть план, как добраться до компаса иначе?

Эти слова заставили араккоа заткнуться.

В загоне дядя Мурргли старался успокоить тетю Муррл, заливавшуюся счастливыми слезами от того, что Мурчаль остался жив. Дядя Мурргли пытался объяснить жене, что их идиот-племянник все равно скоро умрет, но глупая женщина не слушала его доводов. (И, сказать по секрету, это внушало Мурргли надежду.)

Шерстобородый, прихрамывая, подошел к Араму и прошептал:

– Ну, мальчик, и что же теперь с твоим планом?

– Все то же самое, – прошептал в ответ Арам.

Клок громко заклекотал и шлепнул Арама по спине, вышибив из него дух.

Тем временем Макасе, наконец, удалось встретиться взглядом с Талиссом. Без слов, несколькими скупыми жестами, он объяснил, что она должна ждать его сигнала, и показал туда, где лежала Старина Один Глаз. Макаса пыталась протестовать, но друид настаивал, и ей пришлось покориться.

Гордок стоял на арене, без видимых усилий покачивая двухлезвийным боевым топором в одной руке и моргенштерном в другой. Длинный кривой кинжал был заткнут за пояс. Стоявший перед ним Малус даже не обнажил меч.

– Победитель получает клан и мальчика, – сказал Малус.

– Победитель сохранять клан и съесть мальчишка, – поправил его Гордок.

Сейчас он был абсолютно уверен в себе. Вот с Троггом могло оказаться трудно. Гордок слышал кое-что об Изувеченной Длани. Но этот глупый маленький человек Малус не мог оказаться серьезным противником. Гордок жаждал крови и боялся только того, что поединок окажется слишком коротким, и он не успеет нагулять аппетит. Прежде, чем явиться на арену, он съел целых двух кабанов. Выйдет неловко, если до конца вечера он так и не сможет управиться с мальчишкой оттого, что слишком сыт.

– Пусть так. Лишь бы ставки были всем ясны, – спокойно сказал Малус.

Вордок и надсмотрщики (некоторые – с копьями) все еще стерегли загон для рабов. Трогга и остальных окружили три круга огров-воинов. Все остальные Гордунни из Забытого Города замерли буквально на краешках скамей: Гордок подал знак пузатому огру, и тот протрубил сигнал к бою, возвещая начало «мак’гора».

 

Глава тридцать третья

Поединок

Малус стремительно выхватил из ножен палаш, но в остальном работать на публику не собирался. И руки, и оружие Гордока были значительно длиннее, и, раскрутив моргенштерн, он мог достать очень и очень далеко. Поэтому Малус решил довольствоваться медленным отступлением, держаться на расстоянии и выжидать удобного момента. Он рассчитывал на то, что терпения королю огров надолго не хватит, и его расчет вскоре оправдался.

Гордоку быстро надоело кругами гонять человека по арене. Он помнил, как зрители смеялись над гноллом, гонявшимся за мальчишкой, и вовсе не желал сделаться объектом чьих-либо насмешек. Он взмахнул моргенштерном в левой руке, заставив Малуса отступить к самому краю арены, и бросился на него.

Но Малус был готов к этому. Клинком палаша он отвел удар моргенштерна вниз и направо от Гордока. Шипастый шар врезался в землю, а цепь, перехлестнувшаяся через грудь огра, остановила его рывок, что позволило Малусу легко уклониться от удара топором, которым Гордок намеревался снести противнику голову и завершить поединок.

Обе руки Гордока оказались выпрямлены и неуклюже скрещены на его брюхе. Воспользовавшись этим, Малус ударил палашом снизу вверх. Острие клинка достало огра как раз над доспехом, рассекло ремешок шлема Гордока и оставило тонкую красную линию на шее сбоку. Первая кровь была за Малусом. Толпа огров тут же вскочила на ноги и взревела. Нет, огры не приняли сторону человека. Они, как всегда, держали сторону кровопролития.

«Маленький человек Малус» – почти двух метров ростом и отнюдь не тощий, как майский шест – прыгнул вперед, врезавшись в грудь и живот Гордока всем своим центнером веса. Огр покачнулся и подался назад – всего на пару шагов, – но Малус приземлился обеими ногами прямо на цепь моргенштерна, и рукоять оружия выскользнула из руки короля. Вдобавок, лишенный ремешка шлем Гордока соскользнул ему прямо на глаза. За две секунды, потребовавшиеся Гордоку, чтобы сорвать шлем и отшвырнуть его в сторону, Малус успел оказаться у него за спиной и вонзил меч в левое бедро огра, незащищенное сзади.

Однако тут Малус просчитался. Он думал, что этой раны будет довольно, чтобы огр опустился на колено. Он вовсе не думал, что такое тяжелое существо сумеет устоять на раненой ноге.

Но Гордок не стал бы королем, если бы отступал перед болью и ранами. Он выхватил из-за пояса кинжал, и, пока Малус ждал, когда же колено огра подогнется, кривой клинок обрел новое пристанище меж его ребер.

Проклиная собственную беспечность и самоуверенность, он резко повернулся, и скользкая от крови рукоять кинжала вырвалась из руки огра. Малус оставил кинжал торчать в боку, чтобы не истечь кровью. А что до боли… Малус тоже стал предводителем Сокрытых вовсе не оттого, что поддавался ей.

Несмотря на его оплошность, теперь у огра оставался только топор, и предводитель Сокрытых все еще был доволен своими шансами на победу.

Арам тоже был доволен: поединок полностью завладел вниманием всех, включая Вордока и надсмотрщиков, охранявших загон, не говоря уж о Шепчущем и остальной команде Малуса. Даже странный араккоа, не отрываясь, следил за поединком и облизывал клюв при виде крови.

Арам постучал по плечам Клока и Шерстобородого. Те встали плечом к плечу и заслонили Арама с Талиссом. Те скользнули к дальнему краю загона.

Талисс подал знак. Увидев, наконец, Макасу, Арам обрадовался до глубины души. Макаса покинула укрытие за мегалитом и побежала к загону, прячась за огромным телом виверны.

Старина Один Глаз тут же заметила ее, но Талисс шепнул – пообещал – ей что-то на таурахэ. Огромный зверь повернул голову и окинул взглядом ночного эльфа. Затем виверна устремила взгляд на Арама. Тот кивнул, подтверждая обещание эльфа и принимая его на себя. Почесав левой задней лапой шею (свободную от ошейника), виверна кивнула в ответ, отвернулась и продолжала наблюдать за боем, будто Макасы здесь и не было.

Миг – и Макаса оказалась рядом.

– Пора, – прошептала она. – Вылезайте.

И они выбрались из загона. Арам тихо спрыгнул на землю и встал перед Макасой. Быть может, на полсекунды на ее лице появилась улыбка, но Макаса тут же стерла ее с лица. Скрывать свою улыбку Арам даже не пытался, и Макаса недовольно шлепнула его по щеке:

– Это не шутки. Нужно убираться. Если повезет, когда она закончат убивать друг друга, мы будем уже далеко.

Арам кивнул, но тут же возразил:

– Мы не можем лететь прямо сейчас, без Мурчаля и остальных пленников.

Последние двое суток Макаса провела в одиночестве, в компании только одной неотвязной мысли: она должна спасти Арама (а, может, и Талисса, если это будет не слишком хлопотно). Теперь она совершенно растерялась. Покачав головой, она проворчала:

– Мальчик, в один прекрасный день тебе придется понять: нельзя спасти всех и каждого!

– Возможно, – согласился Арам, – но не сегодня.

Казалось, Макаса готова оглушить мальчишку и уволочь его отсюда без сознания, но прежде, чем она смогла сделать это, Талисс улыбнулся и прошептал:

– Идите за мной.

И, прежде чем рассерженная Макаса успела сказать еще хоть слово, мальчик и эльф сорвались с места, и ей оставалось только следовать за ними – в сторону шипастого купола.

* * *

Бой Малуса с Гордоком свелся к классическому фехтованию (хоть Гордок и был вооружен топором). Атака – защита. Выпад – уклонение. Гордок берег правую ногу, у Малуса в боку все еще торчал кинжал, но раны, казалось, не слишком смущали обоих. Гордок был сильнее, но и Малус был не слаб. Малус был быстрее, но и Гордок не отличался медлительностью. Гордок мог достать дальше, но Малус был более искусным бойцом. И так далее, и так далее… Они были вполне равны. Куда более, чем думали до начала поединка. Лица обоих застыли в мрачной сосредоточенности. Это была работа.

Мурчаль видел, как ускользнули Урум и Дулусс, но больше не боялся, что его бросят. Ему хотелось быть наготове, хотелось помочь. Поэтому он начал неторопливо, тихо разматывать сети и расстилать их на земле перед собой и нежитью-Отрекшимся – тот любовался боем на арене и был полностью поглощен зрелищем.

Оказавшись за куполом и укрывшись от глаз огров в амфитеатре, друид еще раз – вблизи – рассмотрел новую острую проблему. Из земли росло множество кустов, усеянных длинными колючими шипами. Их ветви изгибались, сплетались друг с другом, образуя шипастый купол – настолько прочный, что проделать в нем дыру не смогла бы даже виверна. Талисс потянулся за пазуху, достал лиловый мешочек и вынул из него завернутый в непромокаемую ткань желудь. Тихо напевая, он помахал желудем у корней терновых кустов.

Арам и Макаса замерли от изумления. Ближайшие шипы начали медленно укорачиваться. На взгляд Талисса – слишком медленно.

– Нет, это будет очень долго. Ведь растениям свойственно расти, а не сжиматься.

Он принялся рыться в карманах.

– Чем это мы заняты? – спросила Макаса.

– Приобретением ценного союзника, – объяснил Арам, не объясняя ничего более.

– Ага! – воскликнул Талисс.

Пожалуй, его голос прозвучал слишком громко, но, оглянувшись, они не увидели вокруг никого. Ночной эльф вытащил из очередного кармана еще один желудь, совсем маленький по сравнению с первым, но на самом деле – просто обычного для желудей размера.

– Вот это нам и нужно. Посторонитесь…

Друид воткнул второй желудь в почву между двумя кустами и присыпал горсточкой земли. Затем он отступил к Араму, но тут же передумал, вновь опустился на колени – и плюнул на желудь, укрытый землей.

– Немного влаги не повредит, – улыбнувшись остальным, шепнул он.

Отступив назад, Талисс снова взмахнул первым желудем и негромко запел.

Малус рассчитывал в первую очередь на собственное терпение – вернее, на нехватку терпения у Гордока. Ему, Малусу, не перед кем было красоваться, а вот Гордоку не стоило тратить слишком много времени, чтобы прикончить ничтожного человечишку. Обоим бойцам приходилось выжидать удобного момента, но Гордок не мог позволить себе привередничать. Понимая это, Малус решил создать такую возможность, от которой Гордок не сможет отказаться.

Меч Малуса был в левой руке. Боевой топор Гордока – в правой. Малус сделал длинный – слишком длинный выпад, целясь в левый бок Гордока и нарочно подставляя под удар спину. Именно этого момента и ждал Гордок – и именно этот момент Малус предоставил ему.

Гордок высоко вскинул правую руку, чтобы рассечь Малуса напополам быстрым и сильным ударом.

Но Малус просто перебросил палаш из левой руки в правую и нанес укол снизу вверх. Острие клинка глубоко вонзилось в бок короля огров, остановив его удар. Гордок скривился от боли, а Малус вырвал из собственного тела кинжал и полоснул огра поперек шеи. Из открывшейся раны в его боку выплеснулась лишь тонкая струйка крови, а вот с горлом огра дело обстояло совсем иначе.

Смертельно раненный собственным кинжалом, огр умирал, но был еще жив. Боевой топор выскользнул из его руки, но кулак взвился в воздух, встретился с подбородком врага и отправил Малуса в полет.

Нетвердым шагом Гордок двинулся следом за ним. Он жаждал убить своего убийцу, пока не истекло его время и жизнь не вытекла из него вместе с кровью.

Но Малус, повергнутый наземь, не выпустил из рук ни своего палаша, ни кинжала Гордока. Он не успел подняться, но, как только Гордок оказался рядом, вонзил оба клинка в ступни огра и пригвоздил умирающего короля к земле.

Толпа безмолвствовала. Малус откатился в сторону, ускользая от могучих, но бессильных что-либо изменить рук Гордока. Поднявшись на ноги, он пересек арену, поднял моргенштерн короля и повернулся к огру, обращенному к нему спиной. От взмаха тяжелым оружием рана в боку разошлась шире, но Малус не обращал внимания на боль. Раскручивая над головой шипастый шар на цепи, он подошел ближе. Гордок стоял спиной к Малусу, стараясь освободить ноги, стараясь хоть повернуть голову… Но запоздалые старания не привели ни к чему. Малус еще раз крутанул над головой моргенштерном, и массивный шипастый шар врезался в затылок Гордока, неся с собой смерть. С королем Гордунни из Забытого Города было покончено.

Но мертвое тело короля держалось на ногах еще добрых десять секунд. Весь амфитеатр замер в ожидании. Вдруг левая нога огра подломилась, и он тяжело рухнул в пыль со звуком отдаленного грома, приглушенного одеялом.

На лице тяжело дышавшего Малуса медленно расцвела грозная улыбка. Он повернулся к толпе и объявил:

– Зачинщик поединка победил! Мальчишка мой!

Только теперь все обратили взгляды в сторону загона и обнаружили отсутствие мальчика. Уолдрид кинулся вперед, но Мурчаль быстро поднял сети – так высоко, как только мог. Этого оказалось достаточно, чтобы опутать барона с головы до пят и даже переломить его хрупкую правую ногу у колена. При виде этого Ссарбик, Трогг и Затра замерли от удивления, а Трогг даже захохотал.

Накинув сети на голову упавшего в пыль Уолдрида, Мурчаль пустился бежать – и впервые в жизни сумел сбежать, не запутавшись в собственных сетях. Оставлять сети очень не хотелось. Он слышал крик дяди:

– Нк! Нк! Мурчаль ммррггглиии мрругггл мгррррл нк мммурлок!

Но Мурчаль решился пожертвовать самым ценным (и даже единственным) своим имуществом ради своего «дрррга» Урума.

Затра и Трогг бросились за Мурчалем, но Малус, прижав ладонь к ране в боку, прохрипел:

– Забудьте о мурлоке! Ищите мальчишку!!!

И в этот момент из земли вырос – точнее, стремительно вырвался – огромный дуб, разметавший колючий терновый купол в мелкие клочья!

Все замерли на месте. Там, где был купол, стоял только могучий дуб, а под дубом сидели три детеныша виверны, заключенные в куполе!

Старина Один Глаз вскочила и зарычала. Детеныши, маленькие в сравнении с матерью, но каждый – размером с медведя, откликнулись на ее призыв, тут же взвились в воздух и полетели вдаль, на восток.

С улыбкой проводив изумительных детенышей взглядом, Арам выступил из-за огромного дуба, сопровождаемый Талиссом и Макасой, в одной руке державшей кол-гарпун, а в другой – абордажную саблю.

Не прекращая улыбаться, Талисс завернул гигантский желудь в непромокаемую ткань, спрятал его в лиловый мешочек и заговорил с мамой-виверной на таурахэ.

Один Глаз повернула голову к мальчику и кивнула.

– Она согласилась помочь нам – помочь тебе, Арамар Торн – в благодарность за то, что ты для нее сделал, – объяснил Талисс.

Арам шепнул Макасе:

– Считай, мы на полпути домой.

Указав на загон, он крикнул:

– Освободи пленников!

Виверна взмахнула лапой и без малейших усилий разнесла в щепки ограду с одной стороны загона. Не успела улечься пыль – и Клок, хохоча, как безумный, повел мурлоков на волю.

– Мальчик, ты сделал это! – крикнул Шерстобородый, вышедший из загона последним.

До этого момента оставшиеся без вождя и управления огры не понимали, что делать. Но Вордок знал, что пленников отпускать не положено, и взялся за работу, отдав приказ надсмотрщикам. Двое из них кинулись на пленников, но старый таурен, почуявший прилив сил, воодушевленный успехом Арама, шагнул им навстречу и звонко столкнул их лбами. Нет, он не «раскроил для них их черепа», но оба тут же упали, оглушенные. Шерстобородый победно захохотал.

Малус с моргенштерном в руке побежал через арену к Араму, стоявшему ярдах в тридцати. Но путь ему заслонила королевская стража Гордока, спустившаяся со своих мест подивиться на тело убитого короля. Расправиться с ними было нетрудно, но это стоило Малусу драгоценного времени.

Крики Вордока достигли ушей огров, охраняющих Ссарбика, Трогга, Затру, Быстролапку ивсе еще спутанного Уолдрида, кромсавшего «эти проклятые сети» кинжалом из черного сланца. Вскоре Сокрытые были окружены тремя рядами копий.

Ссарбик затянул свой напев, но острие копья кольнуло его под клюв, прямо в нежное горло, и он тут же умолк.

– Не подаст ли мне кто-нибудь мою ногу? – со вздохом сказал Уолдрид.

Нужно заметить, никто и не шевельнулся.

Надсмотрщики Вордока побежали к пленникам через остатки загона – и оказались лицом к лицу со Стариной Один Глаз. Первому она откусила голову, второго пронзила жалом, а третьего растерзала в клочья одним ударом когтистой лапы.

Двое надсмотрщиков метнули в виверну копья, и это отвлекло ее настолько, что Вордоку удалось проскользнуть мимо нее. Но копья, вонзившиеся в бок, почти не причинили громадной виверне вреда, и вскоре с обоими обидчиками было покончено.

Расправившись с королевской стражей, Малус понял: все, как всегда, придется делать самому. Он бросил моргенштерн, выдернул из ступни мертвого Гордока свой палаш и бросился вперед.

Вордок легко настиг безногого Шерстобородого и отшвырнул его прочь с дороги. Оглушенный, сбитый с ног таурен завозился на земле, пытаясь подняться.

Дотянувшись огромными ручищами до мурлоков, оказавшихся слева и справа, Вордок забросил их на плечи – чтобы не путались под ногами, а также в надежде вскоре посадить их обратно в загон или в яму. Но, стоило ему схватить дядюшку Мурргли и тетю Муррл, Мурчаль буквально взбежал вверх по спине огра, обвил ногами его шею и закрыл ладонями глаза Вордока, полностью лишив его зрения.

Чтобы схватить Мурчаля, Вордоку пришлось бросить Мурргли и Муррл, но маленький мурлок оказался так скользок и гибок, что оторвать его от шеи удалось далеко не сразу. Однако вскоре Вордок зажал обе лодыжки Мурчаля в одной руке, а оба запястья в другой, и потянул в стороны. Мурчаль заверещал – и Вордок тут же остановился.

Слегка удивленный, Мурчаль взглянул вниз. Вордок, удивленный куда сильнее – тоже. В груди огра торчал острый деревянный кол. Оба подняли взгляды.

– Мркса!!! – завопил Мурчаль.

Вордок не сказал ни слова. Он просто рухнул на колени, выронив Мурчаля. Тот тоже упал – прямо о землю головой.

Но маленького мурлока это ничуть не огорчило. Он тут же вскочил, кинулся к Макасе и заключил ее в крепкие, скользкие объятия. Макаса рванулась прочь: огр с широченной спиной был еще жив.

Пошатываясь, Вордок из клана Гордунни из Забытого Города поднялся на ноги и слепо зашарил по поясу в поисках боевой дубины, но не сумел нащупать ее. Тогда он выдернул из груди окровавленный кол и бросился вперед, на Макасу, еще не успевшую высвободиться из объятий благодарного мурлока, радостно повисшего на ее плечах.

К счастью, на помощь подоспел Клок. Он просто подставил раненому огру ногу, и Вордок ничком рухнул на землю. Сорвав с пояса врага боевую дубину, Клок покончил с ним одним ударом. Макаса кивнула гноллу с выражением, которое вполне могло бы сойти за благодарность. Тот кивнул ей в ответ. Мурчаль наконец-то отпустил Макасу. Трудно было сказать, понял ли он, какая опасность только что угрожала им обоим.

Тем временем Малус был уже рядом. Клок повернулся к нему и поднял дубину, но Макаса выступила вперед, вращая цепью над головой и не давая Малусу приблизиться. Она видела его в бою на борту «Волнохода» и не собиралась рисковать.

Не собирался рисковать и Арам.

– Один Глаз! – завопил он.

Малус едва успел обернуться и отразить удар жала виверны. Вынужденный уйти в оборону, он начал отступать под ее натиском – прочь от Арама и остальных.

Едва спустившись к амфитеатру и увидев виверну, Малус понял, что с этим противником ему очень не хотелось бы вступать в бой. Именно из-за этого он и вызвал Гордока на поединок. И вот чем закончились все его планы…

Подобно Араму, он решил воспользоваться слепой зоной с левого бока виверны, но при нем не было ни Клока, ни даже Трогга, и отвлекать виверну было некому. (Окруженные ограми, остальные Сокрытые даже не попытались прийти вожаку на помощь.) Малус сделал выпад, целя в горло виверны – в конце концов, с Гордоком это сработало, – но, отброшенный ударом лапы гигантского зверя, отлетел назад, проломил собственным телом крепкую ограду рабского загона и упал на землю среди обломков дерева.

* * *

Все это время огры, собравшиеся в амфитеатре, оставались на местах и наблюдали за боем, будто представление продолжалось – только на новой, не слишком удобной для обозрения сцене. Но теперь некоторые из тех, кто не стерег Сокрытых, начали покидать скамьи и собираться над телом Гордока. Ни один из них не пытался присоединиться к бою. Их предводитель был мертв, и без него огры просто не знали, что делать дальше.

Однако Клок с Макасой оставались начеку – на случай, если толпе вдруг вздумается броситься на них.

– Арам! – крикнула Макаса. – Что бы ты ни задумал, нам лучше поспешить!

Но Арам с Талиссом были заняты, помогая Шерстобородому подняться на ноги, а Мурчаль угодил в крепкие объятия тети и дяди. Все трое мурлоков быстро тараторили на своем родном языке. Суть их беседы состояла в том, что даже сам дядюшка Мурргли гордился своим племянником. Возможно, фллурлоккр из Мурчаля получился неважный – правду сказать, катастрофически неважный, – однако в его мужестве не оставалось ни малейших сомнений. А тетушка Муррл, все еще потрясенная тем, что Мурчаль жив, продолжала рыдать над ним.

Небольшой отряд бывших пленников собрался вместе.

– Часовых у ворот не осталось, – сказал Арам Шерстобородому. – Бери мурлоков, веди их домой. Вряд ли кому-нибудь придет в голову устроить погоню.

– Зачем же я? Ты сам мог бы показать нам путь. В конце концов, ты же наш вождь!

Арам уставился на старого таурена в искреннем изумлении.

– Я?

– А кто же еще? – хором ответили Шерстобородый с Талиссом.

– Э-э… Я… Мне – совсем в другую сторону.

– Мурчаль нк мга фллм. Мурчаль мга Урум!

– Мурчаль говорит, что пойдет с Арамом, куда бы он ни отправился, – перевел Талисс.

– Клок тоже пойдет с Арамом! – воскликнул Клок, оглянувшись через плечо.

Макаса скрипнула зубами. Новое прибавление в отряде ее вовсе не радовало. Но и Мурчаль, и гнолл успели в этот день показать себя. И времени на споры, в любом случае, не оставалось.

– Кто бы куда ни шел, пора идти!

Мурчаль быстро убедил дядю с тетей, что поступает как должно, и что отныне его место – рядом с Урумом. Этому немало помогло всеобщее восхищение, вызванное Урумом, однако дядюшка Мурргли счел себя обязанным спросить, уверен ли племянник, что Урум хочет того же. И Мурчаль без колебаний заверил дядю, что они с Урумом – лучшие дрррзя.

После того, как Дулусс перевел все это, Арам во всеуслышание подтвердил:

– Мурчаль – в моей команде!

Уверенность маленького мурлока понравилась дяде Мурргли, и он дал племяннику свое благословение. Тетушка Муррл – тоже, присовокупив к благословению новую порцию рыданий.

Распрощавшись с Мурчалем, они поспешили вверх по склону холма, вслед за остальными мурлоками.

Шерстобородый двинулся за ними, но, не пройдя и пяти ярдов, остановился.

– Арамар Торн из Приозерья! – окликнул он.

Арам взглянул на него.

– Я – Вуул Обуздавший Ветер из шу’хало Мулгора!

– Для меня большая честь наконец-то познакомиться с тобой! – крикнул в ответ Арам.

– Нет, мальчик. Это для меня знакомство с тобой – большая честь.

С этими словами Вуул Обуздавший Ветер отвернулся и зашагал следом за мурлоками.

Но на пути беглецов оказалась огрская девочка, бывшая служанка Гордока. Старый таурен погрозил ей боевой дубиной и ясно дал понять, что готов «расколоть для нее ее череп». Но девочка просто попросила позволения отправиться с ними. Насмотревшиеся, как обращался с ней король огров, Обуздавший Ветер с мурлоками тут же приняли ее в свои ряды. И она тут же смогла оказаться полезной. Поддерживая старого таурена за плечо, она принялась помогать ему подниматься наверх по склону.

Тем временем все больше и больше огров начали подниматься с мест. Но Старина Один Глаз рыкнула на них, и огры поспешно уселись обратно. Талисс заговорил с виверной на таурахэ, официально, во всех надлежащих выражениях испрашивая позволения взобраться к ней на спину. Виверна рыкнула в ответ, и Талисс махнул рукой остальным. Влезший первым Арам оседлал виверну прямо позади шеи. За ним последовал Талисс. За ним – Мурчаль и Клок. Только теперь Макаса поняла, каким образом им предстоит уйти от огров. Способ бегства вовсе не доставлял ей удовольствия, но – как уже было сказано – времени на споры не оставалось. Макаса прыгнула на спину виверны и уселась позади Клока.

Виверна расправила крылья и взмыла к небесам. Весь отряд оглянулся назад – на землю, стремительно уносящуюся вниз, на Сокрытых, на Гордунни, на Забытый Город, оставшийся позади.

Только сейчас Малус сумел вытряхнуть шерсть из головы и подняться на ноги. Взглянув наверх, он увидел Арама, улетающего прочь верхом на виверне, и закричал:

– Остановите мальчишку!!!

Затра дважды щелкнула языком. Быстролапка, оттолкнувшись от груди троллихи, прыгнула – прямо в лицо огру, нацелившему копье на ее хозяйку – и это позволило Затре вскинуть арбалеты. Прицелившись, она выстрелила в Арама. Капелька везения – и он упадет прямо к ногам Малуса вместе с компасом на шее.

Но все это не укрылось от острых глаз ночного эльфа. Друид навалился на Арама, пригибая его к спине виверны – и оба арбалетных болта вонзились в самую середину его спины.

 

Глава тридцать четвертая

Последнее гнездовье

Один Глаз подняла их высоко в небо – прочь от арбалетных болтов, от Сокрытых, от Гордунни – и направилась на восток. Не понимая, отчего ночной эльф вдруг навалился на него, Арам вскинулся и выпрямился. Обернувшись и взглянув назад, он увидел на лице Талисса обычную добродушную улыбку. Мурчаль что-то закричал сзади, но Талисс шикнул на него.

– Посмотри вокруг, – сказал друид. – Такая возможность представляется исключительно редко.

Арам кивнул, взглянул поверх головы виверны – и замер от изумления, восхищенный открывшимся видом. Обе луны Азерота озаряли сверху раскинувшийся внизу Фералас. Пейзаж поражал до глубины души. Земли, казавшиеся с высоты мальчишечьего роста бесплодными пустошами, отсюда, с высоты, казались сущим раем возможностей. Камни и пни, интересные с такой точки зрения даже сами по себе, вскоре уступили место пологу джунглей, разделенному на части лентами искрящейся в лунном свете воды. Вид простирался вдаль, насколько хватало глаз, и Арам вообразил, что отсюда, со спины виверны, может увидеть весь Калимдор. Представилось, что, если подняться еще чуть выше, он увидит весь свой путь до самого Приозерья. Но поразительнее всего оказалось головокружительное ощущение полета – то потрясающее чувство, когда несешься над землей, не зная преград. И это чувство напоминало Араму о чем-то… о чем-то…

Отогнав прочь смутные воспоминания, Арам оглянулся и улыбнулся Талиссу – как раз вовремя, чтобы увидеть, как друид молча клонится вперед. Только тут Арам заметил арбалетные болты в спине калдорая!

– Талисс! – крикнул он.

Ночной эльф качнулся вбок и едва не соскользнул со спины виверны, но Арам с Мурчалем подхватили и удержали друга.

– Арам, что там? – крикнула Макаса, от которой друида заслоняли Клок и Мурчаль. – Что стряслось?

– Талисс! Он ранен! Два болта в спине!

– Он жив?!

Арам склонился к лицу Талисса и лишь с огромным трудом сумел различить его дыхание – вернее, надсадный хрип.

– Жив! – крикнул Арам, обернувшись назад. – Но я не знаю, что делать! Может, вытащить болты?

– Нет! – остерегла его Макаса. – Рано! Может быть, только из-за них он еще жив! Я не могу дотянуться до него. И разглядеть отсюда ничего не могу. Нужно спускаться!

– Один Глаз, спускайся! – закричал Арам. – Найди безопасное место и спускайся!

Если Один Глаз и услышала его, то ничем этого не показала. Ужасающе мерно взмахивая крыльями, она летела и летела вперед, за своими детенышами, едва различимыми далеко впереди.

– Не спускается! – в панике завопил Арам. – Я не знаю, как заставить ее спуститься!

– Тогда устрой его как можно удобнее! И не давай ему потерять сознание, пока она не спустится!

Арам принялся тормошить Талисса. Ночной эльф недовольно заворчал – наверное, точно так же, как сам Арам, когда Макаса трясла и будила его на борту «Волнохода». После нескольких встрясок Талисс открыл глаза и снова сказал:

– Посмотри вокруг, Арамар Торн.

– Уже посмотрел! Послушай, ты ранен. Можешь попросить Один Глаз спуститься?!

– Могу. Но вряд ли она послушается. Она хочет добраться до гнезда и присоединиться к своим детенышам. А до того вполне можно радоваться полету и наслаждаться видами.

Но видами Арам был уже сыт по горло. Он не спускал глаз с калдорая. Разговаривал с ним, тормошил, велел Клоку и Мурчалю делать то же самое, пока ночной эльф не начал отвечать им с обычным добродушием, казалось, ничуть не пострадавшим даже в таком состоянии.

Но вскоре Талисса охватила дрожь. Только теперь Арам понял, как холодно здесь, в небесных высотах. Поспешно сняв обвязанный вокруг пояса отцовский плащ, он накинул его на плечи ночного эльфа.

– Спасибо, – прошептал тот. – Обычно меня согревает собственное меховое пальто…

Прошел час. За ним – другой. А потом и третий. Талисс еще дышал, но веки его сомкнулись, и, что бы ни говорил, что бы ни кричал ему Арам, все оставалось без ответа. Снова и снова Арам взывал к виверне, но та не обращала на него внимания и летела вперед, приближаясь к одному из высочайших горных пиков внизу. Вдруг, без каких-либо предупреждений, она сложила крылья и понеслась к земле. Арам вцепился одной рукой в ее гриву, а другой покрепче ухватил Талисса. Мурчаль сделал то же самое, шепча:

– Дулусс, Дулусс, нк млгггрр, Дулусс…

Виверна заложила крутой вираж, отчего ее пассажиры накренились едва ли не параллельно земле. Талисс снова заскользил вниз, но Клок, дотянувшись до него через плечо Мурчаля, помог удержать ночного эльфа.

Макасе тоже очень хотелось помочь, но дотянуться до Талисса она не могла.

Один Глаз снова расправила крылья, поймав мощный восходящий поток и взмыв вверх, к каменистой площадке, возвышавшейся над Тысячей Игл.

Здесь виверна внезапно остановила полет и приземлилась – много мягче, чем Арам мог себе вообразить – у своего почти неприступного гнезда среди камней, где уже ждали, вылизывая друг друга, трое ее детенышей.

Один Глаз оглянулась и рыкнула, выражая нетерпение.

Арам, Мурчаль и Клок соскользнули с ее спины, придерживая Талисса. Макаса, спрыгнувшая первой, приняла ночного эльфа на подставленные руки. Уложив старого друида набок на ровную каменную плиту, она начала осматривать его раны. Болты глубоко засели в его спине, и, зная об их зазубренных остриях, Макаса не осмелилась вытаскивать их.

Ночной эльф закашлялся.

– Жив!

Арам быстро опустился на колени рядом с головой Талисса.

– Вынужден возразить, – с улыбкой прошептал тот. – Мне определенно настал конец, Арам.

– Нет. Мы можем…

– Не можете. – Эльф снова закашлялся. Из уголка его губ скатилась на подбородок струйка крови. Дыхание его сделалось мелким и прерывистым, улыбка исчезла с губ, но не из голоса, в котором все еще слышались нотки былого веселья. – Макаса пыталась объяснить, что ты… Что ты не в силах спасти всех, друг мой… Этот урок… ты не спешишь усвоить… но, может… это и к лучшему.

– Молчи. Береги силы.

– Для чего? К тому же… когда это ты… видел меня… молчащим?

– Пока мы шли с ограми в Забытый Город, ты держал рот на замке.

– Что ж, верно… мне не слишком-то… нравятся джутовые мешки… – Судорожно вдохнув, Талисс поднял руку и указал куда-то за спину Макасы. – Ты только посмотри…

Все, как один – Арам, Макаса, Мурчаль и Клок – обернулись и увидели встречу виверны со своими детенышами. Обвив смертоносным хвостом одного, прижавшись клыкастой мордой к другому, она обняла – нежно и бережно – третьего когтистой лапой и крылом.

– Вот видишь, Арам… – сказал друид. – Это сделал ты…

– Мы, – поправил его Арам.

– Может, и мы… помогли. Подними меня… Хочу взглянуть, где мы… Хочу знать, где я… закончу свой путь.

С помощью Макасы и Клока Арам поднял Талисса. Впервые после приземления все пятеро огляделись по сторонам. Внизу до самого горизонта простирался огромный каньон Тысячи Игл, затопленный во время Катаклизма. Высокие тонкие шпили с плоскими вершинами поднимались над водой. Некоторые были так велики, что на их вершинах могли бы уместиться целые города.

– О-о, – вздохнул Талисс. – Мы на вершине… Небесного пика… Давным-давно… девять с лишним тысяч лет назад… я провел неподалеку весьма… запоминающуюся ночь. Э-э… она, определенно, запомнилась бы… если бы не выпивка.

Он засмеялся, но смех тут же сменился новым приступом кашля.

Обернувшись, Арам взглянул в глаза Талисса. Серебро в них потускнело, посерело и больше не отражало света. Взгляд его был туманен и слеп. Возможно, в этот миг друид видел перед собою ту давнюю-давнюю ночь – но только не мальчика. Каждый вдох давался ему все труднее и труднее.

– Арам, – сказал он. – Это очень важно. У тебя… есть дар… собирать людей вместе… силой своей магии…

– Твоя магия! – вскричал Арам, хватаясь за соломинку. – Желудь! Он же приносит жизнь!

– Да… пожалуйста… достань его…

Арам поспешно полез за пазуху друида, отыскал внутренний карман, вытащил лиловый кожаный мешочек и, путаясь в завязках, начал развязывать его, но пальцы ночного эльфа сомкнулись поверх мешочка в его ладони.

Вид с Небесного пика

– Слушай… – Голос друида звучал совсем тихо. – Обещай мне…

– Но…

– Слушай! – с ноткой нетерпения оборвал его друид. – Ты идешь в Прибамбасск… искать корабль домой… Там, в городе… есть друид… хранительница… из ночных эльфов. Ее зовут… – Талисс сглотнул, закашлялся, и изо рта его вытекла новая струйка крови. Арам утер губы друга краем рукава. – Ее зовут Фейрин… Фейрин Весенняя Песнь. Обещай отнести ей… этот мешочек… это семя…

– Обещаю, но…

– Я – не растение, Арам, – мягко перебил его Талисс. – Для меня… в этом семени… нет магии. Ты должен… отнести его… Весенней Песни. – Повернув голову, друид устремил невидящий взгляд на Мурчаля, словно ясно видел маленького мурлока перед собой. – Ты ведь… поможешь ему… ради меня?

– Мргле, мргле. Мурчаль мрругл Урум, Дулусс. Мурчаль мрругл.

Талисс вновь улыбнулся.

– Это… хорошо… мой дрррг мурлок… Но я думал… Я хотел бы…

– Мы отнесем мешочек куда нужно, – сказала Макаса. – Даем слово, и можешь считать, что это уже сделано.

– Спасибо вам… дорогие мои друзья. Вот видите… Все предначертано судьбой. И всякий следует… предначертанному пути. Компас… указал мне путь… соединив его с вашими…

– Прости. Прости, – сказал Арам, хоть и не понимал, за что просит прощения.

– Я ни о чем… не жалею. Теперь я ясно вижу… Твой путь – широкая дорога… Она привлечет к себе… множество душ. Для меня честь… быть первым. Береги этот компас…

Друид в последний раз коснулся верхней губы кончиком языка.

– Сберегу. Обещаю.

– О, и еще… одно. Семя… Берегите его… от влаги.

И Талисса не стало.

– Гордок мертв! Да здравствует Гордок!

На восклицание Малуса все Гордунни из Забытого Города, заполнившие амфитеатр, ответили долгим молчанием.

Наконец огромный горбатый огр по имени Кор’лок – один из молодых воинов, направивших копья на Трогга – оглянулся на Малуса. Кор’локу, рожденному с единственным глазом посреди лба, всю жизнь твердили, что этой редкой чертой он отмечен для грядущего величия, подобно владыкам огров былых времен. Он часто мечтал о том, как вызовет Гордока на бой за главенство над кланом. Он был уверен, что сможет убить старого короля. Однако он опасался, что после этого ему, в свою очередь, бросит вызов Вордок или Аркус, а то и оба, и он, утомленный и истекающий кровью после первого боя, может пасть. Но теперь все три препятствия на пути к власти стали трупами. Остался лишь этот человек. Да, недомерку было не отказать в мастерстве. Однако теперь он был утомлен и истекал кровью после первого боя. Теперь уж точно пришел черед править ему, Кор’локу!

Шагнув вперед, он заорал Малусу сверху:

– Кто Гордок? Ты?!

Малус поднял оружие.

– Я убил Гордока! – заорал он в ответ. – Теперь я – Гордок всех Гордунни из Забытого Города!

– Человек – не Гордок! – презрительно захохотал Кор’лок. – Только огр – Гордок!

Малус улыбнулся, хотя Кор’локу, скорее всего, было не разглядеть этого издали.

– Ты вызываешь меня?

Кор’лок поднял копье.

– Кор’лок вызывает! Да!

– Кого ты вызываешь?

– Маленький человек Малус!

– Зачем Кор’локу вызывать Малуса, если Малус – не Гордок всех Гордунни из Забытого Города?

Это на время поставило Кор’лока в тупик. Лоб его сморщился, глаз сощурился, точно Кор’лок изо всех сил пытался разрешить эту загадку. Наконец он сказал:

– Пусть маленький человек Малус быть Гордок, пока Кор’лок не убить маленький человек Малус!

– Значит, сейчас Малус – Гордок?

– Сейчас! Да! Скоро! Мертвый!

– Значит, все Гордунни из Забытого Города согласны, что Малус – их Гордок?

Вначале никто не ответил. Тогда Кор’лок заорал:

– Соглашаться! Соглашаться!

Вялый хор голосов подтвердил текущий – хоть, теоретически, и временный – статус Малуса. Во всяком случае, спорить никто не стал.

Малус вновь поднял кверху клинок, и над ареной воцарилась тишина.

– Значит, Малус – ваш Гордок! – провозгласил он. – Я – Гордок! И Гордок принимает вызов Кор’лока!

Весьма довольный собой, Кор’лок осклабился. Он триумфально вскинул руки в ожидании приветствий – и был крайне расстроен, когда таковых не последовало. Но ничего. Как только он станет новым Гордоком, все переменится.

Он сделал еще шаг вперед, но тут нынешний Гордок-недомерок снова поднял меч и закричал:

– Я – Гордок! Гордок принимает вызов Кор’лока! И выбирает в заступники Трогга! За Гордока бьется Трогг!

Кор’лок снова наморщил лоб. Такого в его плане не было. Однако сей неожиданный поворот тревожил его недолго: Трогг немедленно шагнул к нему и вонзил свою руку-меч в спину юного Кор’лока, проткнув его насквозь.

Кор’лок, отмеченный судьбой для будущего величия, рухнул замертво в проход между рядами амфитеатра.

Малус поднял меч:

– Кто еще хочет бросить вызов Гордоку?

Наступила тишина. Малус оглядел арену в поисках потенциальных смутьянов. На миг его взгляд задержался на Трогге. Огр из клана Изувеченной Длани явно был недоволен. И Малус догадывался, отчего. Трогг в глубине души был приверженцем традиций, а он, Малус, извратил обычаи огров и законы Гордунни в угоду собственным надобностям. Или, по крайней мере, в угоду надобностям Сокрытых. Малус понимал: только это последнее соображение и не позволяет Троггу бросить вызов своему хозяину – ведь огр дал клятву служить делу Сокрытых. Только поэтому в ответ на его взгляд Трогг покорно склонил голову.

Больше никто не выступил вперед. Двойной опасности – победителя прежнего Гордока и огра из клана Изувеченной Длани – оказалось более, чем достаточно, чтобы держать остальных в узде. В последний раз подняв меч, Малус закричал:

– Гордок мертв! Да здравствует Гордок!

И Гордунни из Забытого Города – все, как один – подхватили:

– Да здравствует Гордок!!!

Близилось утро. Восток стал светлее.

Арам опустил взгляд к мешочку на ладони.

«Теперь и я в долгу. Я обязан Талиссу жизнью», – подумал он.

Будто прочтя его мысли, Макаса сказала:

– Мы разделим с тобой эту заботу, брат. Компас твоего отца и семя Талисса.

Арам поднял на нее затуманенный слезами взгляд. Плакал ли он по погибшему Талиссу, или по Грейдону Торну? А может, то были слезы благодарности за верность его новой сестры, Макасы? Этого он не знал и сам. Вероятно, и то, и другое, и третье. Все сразу. Почувствовав неимоверную усталость, мальчик привалился к Макасе плечом. Она обняла его в ответ, и некоторое время все хранили молчание.

Оставалось только выбраться из гнезда виверны и спуститься с горы. Среди них больше не было никого, хоть как-то владеющего таурахэ, не говоря уж о тех самых надлежащих выражениях. Но Арам был так уверен в благодарности виверны, что принялся жестами и мимикой упрашивать Один Глаз спустить их всех вниз – хотя бы до северо-западного склона каньона Тысячи Игл.

* * *

Старина Один Глаз искоса сощурилась на Арама, не слыша надлежащих выражений. Но что ей оставалось делать? Этих четверых так или иначе нужно было выставить из гнезда. А это означало – съесть их, сбросить вниз со скалы или сделать то, о чем просит мальчишка. Посмотрев на расшалившихся детенышей, она вспомнила о многих месяцах тоски и боли, когда не могла даже взглянуть на них, заключенных в терновую тюрьму. Арам оказался прав. Она была слишком благодарна мальчику, чтобы отказать ему в помощи.

Как только Талисс расстался с жизнью, Макаса аккуратно вынула арбалетные болты из его спины. Такова была традиция ее народа. «Ибо как же душе упокоиться, если причина смерти – навеки с ней?»

Клок счел это крайне странным. Традиции его народа гласили, что Талисса нужно съесть – ведь теперь ночной эльф стал просто падалью. Гнолл предложил Араму так и поступить, и на миг на лице Арама проступило нешуточное отвращение.

Но Арам не расстроился. Положив руку на плечо Клока, он ответил:

– Это… э-э… не по-калдорайски.

Все вместе, четверо юных путешественников бережно завернули друида в его одеяние. Арам надел отцовский плащ, на котором остались следы крови ночного эльфа. «Я потерял в этом путешествии слишком многих», – подумал он, твердо решив не терять больше никого.

Урок, который пытались преподать ему Макаса с Талиссом – что всех спасти невозможно, – никак не усваивался. Несмотря на утраты, Арам не позволял себе усвоить его.

«Не сейчас. А может, и никогда».

Арам с Мурчалем забрались на спину виверны. Макаса с Клоком подали им тело Талисса и забрались следом.

Арам еще раз убедился, что мешочек с желудем надежно спрятан в карман плаща, компас надежно укрыт под рубашкой, а блокнот – на месте, в заднем кармане. «Да, – подумал он, – забот прибавилось».

Склонившись к уху виверны, мальчик зашептал:

– Он хотел бы лежать в мягкой земле, в хорошей почве, из которой могут расти деревья и травы. Ты не могла бы отнести нас в подходящее место?

Арам не имел ни малейшего представления, понимает ли его виверна, но мог бы поклясться, что Старина Один Глаз закатила свой единственный глаз. Подумав, что Макаса со своего места позади не видит этого, он едва заметно улыбнулся. Виверна коротко рявкнула на детенышей – видимо, велев им смирно сидеть в гнезде, – расправила крылья и поднялась в небо.

 

Глава тридцать пятая

Последняя миля

Описав в воздухе широкую дугу, Один Глаз устремилась на юго-восток, над последней милей до границы Фераласа с Тысячей Игл, к зеленому склону на западе от залитого водой каньона.

Внезапно что-то рвануло Арама вперед, и он едва не перелетел через голову виверны. От неожиданности мальчик выпустил Талисса и обеими руками ухватился за гриву крылатого зверя. Уцепившись покрепче, Арам оглянулся, чтобы убедиться, что Мурчаль, Клок и Макаса удержали тело ночного эльфа. Затем он опустил глаза, чтобы взглянуть, кто или что продолжает тянуть его вперед, стаскивая со спины виверны.

Оказалось, что это – его собственная рубашка! Нет, не рубашка – компас под рубашкой! Туго натянув цепочку на шее мальчика, компас рвался вперед из-под изорванной, испачканной, поредевшей ткани, прикрывавшей грудь. Без лишних раздумий Арам вытащил компас из-за пазухи, отпустил его и вновь крепко вцепился в гриву виверны обеими руками, чтобы не рухнуть вниз.

– Арам? – окликнула его сзади Макаса.

Но он не ответил. Компас, будто наделенный разумом, тянул его – и с немалой силой – всего на несколько градусов к югу от курса Старины Один Глаз.

И тут замок цепочки сломался! Освободившийся компас рванулся вперед и пронесся прямо над уцелевшим правым глазом виверны. От неожиданности та нырнула вниз.

Не дожидаясь, пока виверна выровняет полет, Арам закричал:

– Лети, куда указывает компас!!!

Сказанное тут же показалось нелепым и глупым – тем более, что виверна, скорее всего, даже не понимала его слов. Однако виверна очень не любила пугающих неожиданностей и не имела ничего против погони за тем, что – пусть хоть на миг – нарушило ее душевный покой. Она не знала, что там такое вжикнуло у нее над головой, но была уверена, что убьет обидчика и съест. Старина Один Глаз свернула южнее.

Трудность состояла лишь в том, что добыча была очень мала. Мальчик и одноглазый зверь легко могли потерять ее из виду.

Приглядевшись, Арам заметил компас, указал на него и заорал:

– Вон он!!!

Один Глаз повернула голову назад и рыкнула на него. Араму пришлось наклониться вперед над головой виверны, чтобы та действительно смогла увидеть, куда он показывает.

Макасе заслонял обзор сидевший впереди Клок.

– Что происходит?! – крикнула она. – Ты уронил компас?!

– Нет, он сам улетел!

– Не смей говорить со мной таким тоном, мальчишка!

Очевидно, Макаса приняла его ответ за сарказм и, если бы только могла дотянуться, Арам наверняка схлопотал бы подзатыльник.

Но Араму было все равно. Он отчаянно пытался не упустить из виду крохотный компас. К этому моменту компас круто пошел вниз – к подножию водопада впереди. Один Глаз сложила крылья и спикировала следом, и как раз в этот миг из-за западного края каньона выглянуло солнце. Ослепительный солнечный луч заставил Арама ненадолго прикрыть глаза и отвести взгляд.

Вновь взглянув вперед, он не смог сразу же отыскать компас. Но вскоре его внимание привлекла вспышка – возможно, солнечный свет, отраженный от медного корпуса. За этой вспышкой последовала другая – заметно дальше, на земле, слева от подножья водопада.

«Что бы это могло быть?»

Ответа Арам не знал, однако первый отблеск света метнулся прямо ко второму, и оба напоминали что-то… что-то…

Виверна тоже заметила отблески и продолжала круто пикировать вниз.

Мурчаль завизжал. Клок завыл. Макаса мужественно хранила молчание. Арам увидел, как первый отблеск света достиг второго и ударился о дно каньона. Они были уже близко – настолько, что можно было разглядеть, как от удара о землю взметнулось вверх облачко пыли.

Наконец – намного позже момента, когда путешественники решили, что уже поздно – Один Глаз расправила крылья и остановила падение. Однако на этот раз посадка получилась вовсе не такой мягкой, как прежняя. Виверна коснулась земли задними лапами, наклонив тело вперед под углом в сорок пять градусов. От сильного толчка тело ночного эльфа вырвалось из рук державшей его троицы, и Талисс жестко ударился о мягкий грунт.

Арам быстро соскользнул со спины виверны. Макаса последовала за ним.

– Арам!

– Компас улетел сам, – повторил он.

На этот раз Макаса поняла, что он действительно именно это и имеет в виду.

Грохот падающей воды едва ли не оглушал. Арам посмотрел на водопад и взглядом художника тут же оценил его великолепие. Струи водопада могли бы привлечь его внимание надолго… Но только не сейчас.

Метрах в шести от того места, где каскады воды достигали земли, Арам отыскал маленькую ямку, а на ее дне и компас, наполовину ушедший в почву. Кристаллическая стрелка крутилась, не переставая, и сияла ярче прежнего. Макаса и виверна заглянули ему через плечо. Арам осторожно поднял компас. Хорошенько разглядев его и увидев, что это – всего лишь кусок несъедобного металла, Один Глаз фыркнула и отвернулась. Но к Макасе присоединились Мурчаль и Клок. Нащупав на дне металлического корпуса компаса что-то твердое, Арам перевернул его. Это оказался еще один сияющий осколок кристалла – такой же, как стрелка компаса, только чуть больше. Арам с опаской ткнул в него пальцем. Кристалл скользнул на лицевую сторону компаса и остановился над самой стрелкой, которая тут же перестала крутиться. Теперь оба кристалла – и стрелка и второй осколок – указывали на юго-восток.

Все с той же опаской Арам коснулся сверкающего, словно бриллиант, осколка…

И Голос Света воззвал к нему: «Арам, Арам, ведь именно ты должен спасти меня!» Свет разгорался ярче и ярче, но на этот раз Арамар Торн не отвернулся прочь!

– Арам! Арам!

Схватив мальчика за плечи и встряхнув, Макаса вывела его из оцепенения. Он взглянул на компас. Ни стрелка, ни новый осколок кристалла больше не светились. Он медленно повернулся к Макасе.

– Он зовет меня, – тихо сказал он.

Макаса не поняла, о чем речь, но отнеслась к его словам вполне серьезно.

– Что? Кто зовет?

– Свет. Я должен спасти Свет.

Где-то в глубине души он понимал, что все это звучит для Макасы совершенной бессмыслицей. Он и сам не слишком понимал, какой во всем этом смысл, однако чувствовал, что не ошибается.

Более-менее ясно стало только одно – отчего отец так упорно оберегал компас. Грейдон сказал, что компас приведет Арама туда, куда ему нужно. Тогда Арам решил, что это значит – домой, в Приозерье. Теперь этот вывод казался не просто маловероятным, но даже немного нелепым. На кон было поставлено намного большее. Нечто настолько важное, что Грейдон Торн стремился подготовить сына к встрече с ним и обучал его ради этой встречи, пока хватало времени. Теперь в ответе за Свет-Нуждавшийся-В-Спасении был он, Арамар. Да, это стало для него новым бременем. Но в то же время это было и честью – великой честью, оказанной ему отцом. Арам больше не гадал, зачем отец взял его в команду «Волнохода» и отчего отдал компас ему вместо того, чтобы попросту выбросить в море. Вся злость, вся обида на этого человека исчезла, растворилась без следа. Арам был всем сердцем благодарен отцу за столь высокое доверие к нему – к сыну Грейдона и его сестре Макасе Флинтвилл.

Стрелка компаса вновь указывала на юго-восток. «Значит, там – еще один осколок кристалла? Лежит себе, спрятанный где-то в том направлении?» Талисс предполагал, будто компас следит за кем-то или чем-то, перемещающимся с юга на север. Теперь Арам думал, что марш под конвоем огров просто привел их к этому новому осколку Света настолько близко, что тот привлек внимание компаса. Как только осколок был найден, компас опять начал показывать туда же, куда и прежде – на юго-восток, в сторону Прибамбасска. А он, Арам, обещал Талиссу доставить в Прибамбасск его желудь, как обещал отцу беречь компас…

Арам поднял взгляд на Макасу.

– Все дороги ведут в Прибамбасск, – сказал он ей.

– Все дороги ведут в Прибамбасск, – согласно кивнула она.

– В Прибамбасск, – сказал Клок.

– Мргле, мргле, – согласился Мурчаль.

Старина Один Глаз просто вновь недовольно фыркнула.

* * *

– Что мальчишка? – спросил Малус.

– Я не могу искать след в небо, человек, – с нескрываемым раздражением ответила Затра.

Сокрытые одержали победу над Гордунни из Забытого Города. Малус – новый Гордок – получил власть над всеми местными ограми. Но, невзирая на все эти достижения, никто из Сокрытых не испытывал особой радости.

Никто, кроме Уолдрида. Откинув капюшон, Отрекшийся выставил напоказ улыбку, широкую, будто оскал черепа, и поцокал языком.

– Итак, юный щитоносец и компас вновь ускользнули от нас, – сказал он. – Более того – ускользнули вместе с весьма впечатляющей Флинтвилл и нашим заложником-мурлоком.

– Думать, я убить эльф, – заметила Затра.

– Возможно, – согласился Уолдрид. – Но всем известно: убить ночного эльфа отнюдь не просто, так что трудно судить с уверенностью. По-моему, теперь с ними и гнолл. И… так, давайте поглядим, не забыл ли я еще о ком-нибудь?

– Довольно, – буркнул Малус, совсем не разделявший веселья Уолдрида.

Но Уолдрид не обратил на него внимания.

– О да, как я мог забыть! Теперь у него есть и виверна! – Барон от души рассмеялся. Смех его леденил кровь, и у барона тут же отвалилась челюсть. Быстро, со звучным щелчком вставив ее на место, он добавил: – Возможно, и не одна, а целых четыре!

– Что дальше? – мрачно спросил Трогг.

Малус некоторое время поразмыслил над этим. Наконец он сказал:

– С самого начала – не считая поворота сюда, да и то невольного – они держались вполне определенного курса. На Прибамбасск. Вот куда они идут. Вот куда пойдем и мы. Если не перехватим их по дороге, отыщем в городе. Огров тоже вышлем на поиски.

– Целый клан? – уточнил Трогг.

– Да, всех до одного. Опустошай Забытый Город, разбросай их по всем оленьим тропкам, по всем горным перевалам, по всем дорогам – сухопутным и водным. Пусть помогают искать. Теперь эти огры принадлежат мне, и это значит, что они больше не Гордунни. Они – Сокрытые. Так почему бы нам не найти для них достойное применение?

Трогг был унижен и зол, но покорно кивнул.

– Встречаемся в Прибамбасске, – продолжал Малус. – Сообщи об этом сестре, на «Неотвратимый», – добавил он, повернувшись к Ссарбику. – Пусть корабль встречает нас там.

– Ч-ш-што, ес-сли ты ошибаеш-шься? – едко спросил араккоа.

– Я не ошибаюсь.

– А ч-ш-што, ес-сли мальчиш-шка ис-спользует компас-с-с? Ч-ш-што, ес-сли он отыш-щет ос-сколки меча?

– Значит, сбережет нам время на поиски, только и всего.

«Наш хос-сяин будет недоволен», – мысленно сказал Ссарбик Малусу.

«Никто не обещал, что все получится быстро, – раздраженно ответил Малус. – Передай ему: игра еще не кончена».

– Кулук.

– Клок.

– Кулук.

– Нет. К-лок.

– Кл-лук. Кл-лук.

– Уже лучше, – сказала Макаса, остановив разговор Мурчаля с Клоком, пока они не довели ее до того, чтобы пришибить обоих.

Арам рисовал в своем «магическом» блокноте Старину Один Глаз, при помощи пантомимы и листания перед нею страниц с рисунками заручившись тем, что можно было принять за разрешение нарисовать портрет виверны. Поняла ли она его, так и осталось неизвестным. Однако она не улетала и даже сидела настолько смирно, что рисунок вышел на славу. Арам торжественно поблагодарил ее за оказанную честь.

Заодно нарисовал он и троих ее детенышей. Попробовал рисовать по памяти, но видел Арам их лишь мельком, и воспоминания оказались слишком смутными. В конце концов он просто нарисовал три маленьких Старины Один Глаз – только с двумя глазами.

Закончив, Арам показал рисунок виверне в надежде на то, что она останется довольна результатом. Возможно, так оно и вышло. Возможно, нет. Но, судя по всему, виверна пребывала в необычайно покладистом расположении духа – а, может быть, до сих пор чувствовала себя в долгу перед мальчиком. По его просьбе, выраженной мимикой и жестами, она принялась копать в мягкой земле – там, где Арам нашел осколок кристалла – большую глубокую яму.

Пока она трудилась, Арам возобновил работу над начатым по памяти портретом отца. Прежде этот портрет доставил ему немало хлопот, но теперь вспомнить черты Грейдона оказалось намного легче. Наверное, теперь он лучше понимал отца. Наверное, как когда-то советовала мать, он нашел в себе Грейдона Торна. Или хотя бы его осколок. Он не знал, сможет ли когда-нибудь остаться довольным этим портретом, сумеет ли воздать этому человеку должное. Но сейчас он уже мог смотреть на свое произведение без стыда. В самом деле, добрая магия…

Старина Один Глаз закончила копать, и Макаса с Клоком опустили ночного эльфа в могилу. Арам подумал, что надо бы попробовать сказать над телом хоть несколько слов, но прежде, чем он успел заговорить, виверна пустила в ход хвост и начала сгребать землю обратно в яму.

Арам молча ждал и смотрел вокруг. Легкий бриз играл листвой деревьев неподалеку, и деревья слегка покачивали ветвями. Соскучившийся Клок яростно чесал за ухом задней лапой. Но Мурчаль был очень грустен и держался смирно – пока не заметил паука, спускавшегося вниз по своей сети. Метнувшись к пауку, чтобы схватить его, он промахнулся и принялся отплевываться от липкой паутины – с немалым, нужно заметить, трудом. Вздрогнувшая от неожиданности Макаса только головой покачала.

Виверна закончила утаптывать землю, и Арам собрал вокруг могилы всех остальных.

– Вряд ли я многое смогу сказать, – начал он. – Талисс прожил долгую жизнь, и мы – лишь ее крошечная часть. Но я думаю, что за недолгое время, проведенное с нами, Талисс сознательно принял на себя заботу обо всех нас и о каждом из нас. По-моему, он был бы рад, что в этот момент мы здесь, с ним. И что мы вместе. Однажды мой отец сказал, что семьи на свете бывают разные. По-моему, Талисс помог нам выковать нашу семью – потом, кровью и чуточкой магии. А еще, по-моему, Талиссу понравилось бы его последнее пристанище – среди зелени, в чистой плодородной земле.

Арам склонил голову и вдруг, осененный запоздалой мыслью, наклонился вперед и плюнул на могилу Талисса.

– Но немного влаги не повредит, – процитировал он слова друида.

Макаса потрясенно вытаращила глаза.

Старина Один Глаз с детенышами

– Ты… плюнул на его могилу? – прошептала она, будто опасаясь, что калдорай услышит ее.

– Э-э… да.

Только теперь Араму пришло в голову, сколь оскорбительно это должно было выглядеть со стороны. Он быстро заговорил:

– Но ведь влага помогает всему живому расти! И я на самом деле считаю, что это заставило бы его улыбнуться.

Взгляд Макасы стал чуть менее сердитым – словно лучик солнца выглянул из-за грозовой тучи.

– Его все, что угодно, заставляло улыбаться, – сказала она.

Арам пожал плечами.

– Это точно.

Вдруг Мурчаль тоже плюнул на могилу Талисса – хотя, возможно, это было лишь продолжением попыток избавиться от паутины в пасти. Но Клок решил, что таков обычай, и последовал его примеру. Все взгляды устремились на Макасу. Она взглянула в глаза Арама… и тоже плюнула.

Старина Один Глаз звучно зевнула. Ей явно не терпелось отправиться домой. Араму пришло в голову, что верхом на виверне они добрались бы до Прибамбасска гораздо быстрее. Однако он решил больше не искушать судьбу, и потому просто поблагодарил Старину Один Глаз и попрощался с ней. Виверна взмыла в воздух и понеслась прочь, к своему гнезду и детенышам. Четверо путешественников проводили ее взглядами.

Арам огляделся вокруг. Причин задерживаться здесь больше не было. Компас на цепочке с кое-как починенным замком снова висел на его шее. Сверившись с компасом, он указал путь остальным.

– В Прибамбасск? – спросила Макаса.

Грейдон Торн

– Думаю, да, – ответил Арам, пряча компас под рубашку. – Если потребуется снова свернуть с пути, компас даст нам знать.

Он нащупал в кармане плаща лиловый кожаный мешочек, где, вместе с гигантским желудем Талисса, лежал теперь и осколок кристалла.

– Заманчиво, – сказала Макаса.

– О, еще как, – согласился Арам.

Они пошли вниз по склону, вдоль продолжавшейся за подножием водопада и убегавшей вдаль реки, и, наконец, переступили границу Тысячи Игл. Здесь джунгли расступались, открывая вид на светлый простор огромного, залитого водой каньона.

Они… Арам, Макаса, Мурчаль и Клок. Даже сам Арам считал, что их отряд выглядит крайне странно. Однако он отчего-то был уверен, что все они – единое целое.

– Лучше и не думай помещать меня в эту треклятую книжонку, – ни с того ни с сего сказала Макаса.

Только тут Арам понял, что до сих пор держит в руке свой блокнот. Он завернул его в непромокаемую ткань и спрятал в карман.

– Обещаю, что не стану рисовать тебя, пока сама не попросишь.

Макаса удовлетворенно кивнула. Некоторое время они шли молча. И вдруг она сказала:

– Может, и попрошу. Я слышала, это – добрая магия.

Арам поднял взгляд на сестру, и они улыбнулись друг другу.