Спустя несколько часов, пролетевших, как показалось, всего за несколько секунд, в мои покои деликатно постучался кто-то из слуг и вежливо оповестил, что в тронном зале состоится торжественное мероприятие по случаю победы, и всем необходимо быть там.

Как мне хотелось сейчас отгородиться от всего мира за толстыми дверями! Однако беспокойное стремление и почти болезненное любопытство увидеть спасенную девушку пересилило все прочие чувства, и я все-таки покинула спасительную спальню, двинувшись в тронный зал.

Я вошла туда как раз в тот момент, когда на верхнем ярусе балкона показалась светловолосая красавица, впервые вышедшая на публику после захвата замка.

Аннора — а это был именно она — медленно спускалась по длинной лестнице, опираясь на руку Дэйкаса, который с немым обожанием ловил каждый ее взгляд, едва уловимое движение в его сторону. И, удивительно, но сестра Алариса отвечала моему брату таким же ласковым взглядом, в котором светилась любовь.

На душе потеплело от осознания того, что, наконец, Дэйкас обрел свое собственной счастье, а сердце внезапно горько уколола капля неожиданной ревности.

Я мгновенно укорила себя за это, прекрасно зная, что после всего пережитого мой брат как никто другой заслужил счастье. Пусть и с этой холодной красавицей, которую до сих пор мне было непривычно видеть улыбающейся.

Вслед за ними, к моему большому недоумению и разочарованию, на площадке показалась недавняя пленница Атония, одна мысль о которой заставляла меня буквально содрогаться от страха.

Она неуверенно передвигала ногами, все еще смотрясь слишком изможденной в просторных одеяниях, которые только подчеркивали ее неестественную бледность и хрупкость. Но сильная рука, что осторожно придерживала тонкий локоть, не позволяла девушке упасть, заботливо поддерживая и оберегая.

Но не успела я додумать предательскую мысль, как позади меня раздался едва различимый шепот, озвучивающий мои собственные страхи: «Как же хорошо они смотрятся вместе — Аларис и Кларина! Они будут прекрасной парой!»

Я выскользнула из переполненного тронного зала, находясь в полнейшем душевном смятении: все потаенные страхи внезапно обрели почву под ногами, окончательно превращая мою и без того непростую жизнь в море глубокого отчаяния. На поверхности которого я беспомощно барахталась, чувствуя, как с каждым новым движением меня все ощутимее затягивает на дно.

Чувствуя, как отчаянно не хватает воздуха, я вышла на просторный балкон с видом на сад, и невидящим взглядом уставилась в серое небо. Не было сил думать, грустить, сожалеть о чем-то, словно все чувства поглотила бесконечная усталость.

В этот момент позади раздались неторопливые шаги, чужие голоса о чем-то негромко беседовали, но если один голос был мне знаком, то второй вызывал смутные образы старых воспоминаний. Но едва я, изобразив на лице слабое подобие улыбки, обернулась к пришедшим, как тень улыбки мгновенно растаяла, не оставив и следа.

Ибо на меня, с гримасой чистой ненависти смотрела Кларина!

В следующую секунду она резко бросилась на меня, и если бы не молниеносная реакция Гералта, который в последний момент успел схватить ее, я бы ощутила на себе всю силу гнева и ярости дочери Пироса.

Она отчаянно рвалась из стальной хватки рук отца Алариса и испепеляла меня уничижительными взглядами, тонкая грудь ходила ходуном под свободной материей, голос дрожал, но из-за волнения слова не шли — она задыхалась от ярости и ненависти.

А я просто стояла, не зная, что я могу сделать, какими словами объяснить все, вымолить прощение.

Поняв, что высокородная гостья не собирается успокаиваться, Гералт начал ей что-то тихо нашептывать, уговаривая вернуться в замок. Взглядом показав мне, что скоро вернется, вампир с трудом увел девушку обратно, на прощание укоризненно покачав головой.

Я презрительно усмехнулась, в душе испытывая невероятное чувство брезгливости, и в первую очередь, по отношению к себе самой. Разыгравшая сцена только усилила необъяснимое чувство обреченности, впервые посетившее меня еще во время полета: словно моя судьба была решена задолго до пленения, а может быть, еще даже до судьбоносной встречи с Аларисом.

Позади послышались шаги. Я тревожно обернулась, но это оказался Гералт, задумчиво остановившийся рядом со мной.

Повисла тягостная тишина, нарушаемая звуками праздника, доносящимися из замка.

Поняв, что я не собираюсь начинать первой, вампир, помедлив, проговорил, пристально глядя на меня:

— Она никогда не примет тебя даже в положении служанки. Не знаю, когда ты успела настолько перейти ей дорогу, но мне стоило больших усилий просто убедить оставить тебе жизнь, — задумчивый взгляд Гералта прожигал меня насквозь. — Уверен, что как только её отцу станет известно об этом, он потребует твоей головы.

— Что же мне теперь делать? — я в отчаянии воззвала к вампиру, что стоял в шаге от меня.

Он пожал плечами, хладнокровно отвернувшись, а я продолжала смотреть на его спину, словно надеясь, что она подскажет мне решение. В голове предательски билась одна-единственная мысль, которую я усиленно гнала от себя прочь, не желая в нее поверить.

Но когда отец Алариса вновь обернулся ко мне и холодно проговорил, не поднимая глаз, я поняла, что у меня не осталось выбора:

— Кларина не захочет видеть тебя рядом со своим будущим супругом, а Аларис никогда не сможет держаться вдалеке, если ты будешь жить в его замке. И, зная Пироса, можно не сомневаться, что ради благополучия единственной дочери он пойдет на все, и грянет новая война, и вновь ее причиной станешь ты, Триана.

Я застыла, пригвожденная к месту неимоверно тяжелым осознанием того, как должна поступить. И когда я проговорила глухим голосом, глядя куда-то в сад, но не различая ничего перед глазами, он едва уловимо расслабился, словно давно знал ответ, но опасался, что я не решусь:

— Значит, я должна уйти.

Гералт сочувствующе посмотрел на меня, но от его слов на меня повеяло промозглым северным ветром:

— Да, тебе придется покинуть замок. Если ты действительно любишь Алариса, если действительно хочешь для него счастья, это единственный выход.

Я в отчаянии стиснула зубы, чтобы не выпустить наружу долгий тянущий стон, рвущийся из самых глубин души. После стольких испытаний, стольких преодоленных препятствий я должна была отказаться от того единственного, что составляло смысл, саму суть моего никчемного существования.

— Мой сын не должен знать об истинных причинах, побудивших тебя оставить замок, — он проговорил эти слова с обманчивым спокойствием, но нота угрозы, тонкой нитью проскользнувшая сквозь них, никак не вязалась с сочувствующим выражением лица вампира.

Я едва уловимо кивнула ему, даже не вникая в смысл сказанных слов. Почувствовав мое состояние, Гералт посчитал нужным еще раз напомнить:

— Знай, Триана, если решишься, тебе придется быть очень убедительной: простые слова не смогут убедить моего сына, — он мягко предупредил перед тем, как исчезнуть в недрах замка.

Я осталась одна с невыразимой тяжестью на сердце, ощущая, что предстоящее испытание станет для меня последним, моя истерзанная, измученная до предела душа истекала кровавыми слезами в предчувствие конца. Словно под стать настроению, небо затянули серые тучи, предвещающие сильную грозу. Я крепко обхватила себя руками, точно на смену жаркому летнему дню внезапно пришла зима.

Когда за моей спиной раздались неслышные шаги, я уже знала, кого увижу, обернувшись. И от этого стало еще больнее: сама судьба упрямо стремилась ускорить развязку, не обращая внимания на мои жалкие попытки замедлить стремительный ход времени.

— Триана? — раздался за моей спиной до боли знакомый голос, от звучания которого что-то привычно вспыхнуло и тут же погасло в самом сердце — Отец сказал, что ты ожидаешь меня здесь.

Я медленно-медленно повернулась в его сторону, боясь неосторожным движением расплескать в душе хрупкую решимость идти до конца. Мое состояние не укрылось от внимательного взгляда Алариса, чуть помедлив, он мягко произнес, лишая меня последних крупиц самообладания:

— Я догадываюсь, зачем ты меня позвала сюда. И хочу сказать, что ты можешь мне доверять — прошлое не может стать для нас преградой, каким бы страшным оно ни было.

Я глубоко вздохнула, словно перед прыжком в воду, и глухо произнесла, не глядя на вампира, стоящего рядом:

— Аларис. Я ухожу.

— Уходишь? — недоверчиво переспросил мужчина, и его взгляд на секунду заставил меня задохнуться от невозможности продолжать этот разговор. — Куда?

Внезапный порыв холодного ветра, предвещающий свирепую грозу, привел меня в чувство. Словно сама природа сегодня была против меня. Вновь обхватив себя руками в тщетной надежде согреться, я хладнокровно продолжала, умирая каждое мгновение этого разговора:

— На все четыре стороны. А именно — туда, где нет тебя.

— Почему? — эти слова эхом донес до меня ветер, а я все стояла, боясь посмотреть в глаза тому, чье сердце сейчас разбиваю так жестоко и беспощадно.

— Потому что я не могу больше тебя обманывать.

Я замолчала, набираясь с силами, чтобы произнести те заветные слова, что даже невысказанными уже беспощадно обжигали горло. Спустя невыносимо долгий миг, я, наконец, прямо взглянула на вампира и проговорила как можно тверже:

— Аларис, я тебя не люблю.

А внутри все кричало: «нет, это неправда, не верь мне, пожалуйста, не верь!».

Его растерянный взгляд словно ответил на мои невысказанные мольбы: мгновенно нахмурившись, вампир упрямо покачал головой, медленно процеживая сквозь стиснутые зубы:

— Триана, я не знаю, что за игру ты сейчас затеяла, чтобы в очередной раз уйти от разговора, но не выйдет. Время пришло — ты сама это знаешь, поэтому давай отбросим нелепые отговорки и, наконец, поговорим начистоту.

Я была готова броситься к нему на грудь и признаться в том, что все, мною сказанное, является ложью, но меня удерживала одна-единственная мысль, та, что было гораздо важнее всех моих чувств, вместе взятых.

Только лишь ради одного я готова была терпеть эту нескончаемую пытку, которая навсегда будет возникать от одного воспоминания о его глазах, в которых я видела разочарование и боль от предательства.

Моего предательства.

И это — то обстоятельство, что я буду знать, что он будет жить. Только его благополучие может помочь мне продолжать существовать и дальше на этой земле; знание, что я смогла окупить его счастье своими страданиями.

А что будет со мной — не знаю. Лишь одна только мысль, что я буду вдалеке от него, причиняла настолько сильную боль, что от нее перехватывало дыхание и хотелось громко выть, подобно раненому зверю. Но этот мужчина того стоил.

— Я тебя не люблю, — я медленно произносила эти лживые слова и сама не верила ни в одно из них. И он не верил в них тоже, это было видно по его недоверчивому взгляду, складкам нахмуренного лба.

Аларис качнул головой, упрямо отказываясь принимать мои слова. Небеса громыхнули, словно и они не верили моим словам, произнесенным дрожащим робким голосом.

Вампир шагнул ко ближе и сильно ухватил за плечи, словно желая вытряхнуть из меня лживые мысли.

— Я тебе не верю! — прорычал он сквозь крепко стиснутые зубы. И в этот момент в голове всплыли слова Гералта: «Знай, что если ты все же решишься, тебе придется быть очень убедительной: простые слова не смогут убедить моего сына».

Чувствуя, как тает моя решимость под гневным взглядом Алариса, я отважилась на самый последний шаг. Вплотную подступив к замершему мужчине, я потянулась к его лицу, и перед тем, как найти своими губами его, шепнула:

— А теперь смотри.

И я приникла холодными губами к его плотно сжатым губам. Он не сразу, но ответил, мягко отзываясь на мои прикосновения.

Но за миг до того, как наши губы соприкоснулись, я плотно зажмурила глаза и отчаянно воззвала к памяти: единственное, что могло сейчас мне помочь — это были воспоминания. Воспоминания о темном жутком вечере в покоях Атония, когда он стоял так же близко от меня, как сейчас находится Аларис, почти касаясь своими жесткими ледяными губами моих.

Я воскресила эти воспоминания, и мне почудилось, как сгустился вокруг воздух, как потемнело в глазах, перемещаясь в темный полумрак ненавистной комнаты. За мгновение все переменилось: вместо родного и дорогого моему сердцу вампира передо мной стоял Атоний, больно прижимающий к себе костлявыми пальцами, грубо впивающимися в кожу. Его омерзительные губы жадно обследовали мой рот, заставляя тело задрожать от отвращения.

Мои собственные губы — холодные и безучастные — покорно принимали его атаки, не препятствуя, но и не отзываясь на ненавистные прикосновения.

Дождавшись, пока ослабеет напор чужих губ, я медленно отстранилась, не открывая глаз.

— Я не люблю тебя. Когда-то я думала, что это любовь, но теперь понимаю, как сильно ошибалась, — сухие слова глыбами падали на влажную землю, а я все боялась посмотреть на Алариса. Я понимала, что если не сумела заставить поверить этим поцелуем, то уже ничто в мире не сможет его переубедить.

Спустя долгое мгновение тишины, в которой были слышны лишь завывания ветра и шум тревожно замершего сада, я осмелела и приоткрыла глаза, отчаянно боясь того, что увижу.

Аларис отстраненно стоял передо мною, и в его глазах плескалась глухая боль — жалкий отголосок того беспощадного пламени, в котором сейчас горела его душа. И хотя осознание того, что он все-таки поверил, должно было принести облегчение, вместо этого я ощутила леденящую душу боль.

Это было страшно: наблюдать, как его душа медленно покрывается льдом, и знать, что это необратимо.

Последние секунды, когда у меня еще было время, чтобы отбросить притворную маску и признаться, закончились в момент, когда вампир медленно перевел взгляд на меня и произнес глухим голосом:

— Ты просила верить тебе. И я верил, я ждал, что ты однажды придешь ко мне и наконец, раскроешь свою боль. А на самом деле… — на секунду его голос надломился от неприкрытой тоски и боли. Однако совсем скоро слепая, всепоглощающая ярость взяла над ней верх, и следующие слова прозвучали совсем иначе:

— Уходи. Я больше не желаю выносить твое присутствие рядом, — его глаза обжигали холодом, а презрения, сочившегося сквозь едкие слова, хватило бы, чтобы дотла спалить раскинувшийся вокруг сад.

Но мне в этот момент было уже все равно. Словно маленький камушек, стремительно покатившийся с горы, я отдалась всецело на милость судьбы, моля только об одном — чтобы мне хватило силы отвернуться и уйти, не оглядываясь.

Если я обернусь хотя бы один раз, то уже не смогу сдержать рвущиеся признания, обрекая Алариса на новую войну.

Медленно, словно каждый шаг давался мне невыносимым трудом, я направилась к лестнице, ведущей в сад, и в этот момент мне вдогонку прозвучали прощальные слова, каждое из которых ранило сильнее, чем все скопленные обиды, вместе взятые:

— Если это была месть за все ошибки, что я когда-то совершил, то знай: она тебе удалась, — не выдержав, я все-таки обернулась, мгновенно пожалев об этом: капли холодного дождя стекали по словно высеченному из камня мужскому лицу, но пламя ненависти, пылающее в пронзительно-черных глазах, не способно было затушить и море воды.

Я понимала и принимала его чувства, но в глубине души каждую секунду что-то умирало под пылающим взглядом любимых глаз. Я знала, что эта картина врежется в память навсегда: косые струи дождя отчаянно хлещут по земле, превращая садовую тропинку в кипучую реку, что несется бурным потоком вдоль зеленых кустов куда-то к стенам. А в душе моей бегут реки слез, мчатся, не в силах вырваться наружу, но отчаянно желая слиться с дождем, стать его частью.

Я медленно повернулась спиной, не в силах дальше смотреть в полные горечи и ярости глаза Алариса, и просто пошла вперед, не задумываясь, куда приведет меня тропа.

Все сомнения, чувства, страхи я перевязала тугим узлом, все мои чувства сейчас напоминали натянутую струну — один неверный жест, взгляд, слово, и она с громким звонким стоном порвется, выпуская наружу лавину тоски.

А дождь все изливал на землю нескончаемые потоки слез. Как я ему завидовала сейчас! Я отдала бы что угодно в эту минуту, только бы иметь возможность дать волю скопившимся в горле глухим рыданиям, чтобы выплакать, выпустить наружу всю боль, затаившуюся на сердце.

Ноги насквозь промокли, набухшая от тяжелых дождевых капель одежда тянула к земле, но мне было все равно. Даже если бы внезапно сейчас передо мной разверзлась земля, я бы и на это не обратила внимания, продолжая безучастно брести по размытым лесным тропинкам, мысленно вновь и вновь вспоминая сцену в саду.

Он так легко поверил! И это после стольких признаний, что я ему повторяла раз за разом, после стольких долгих ночей, где каждое мое движение, каждый мой жест буквально кричал «люблю»? Осознание поразительной легкости его отречения от веры в мою любовь грозило свести с ума.

Не в силах справиться с навалившимися гнетущими мыслями, я внезапно резко остановилась, только для того, чтобы в следующее мгновение побежать. Просто вперед, не задумываясь ни о чем — туда, где меня, наконец, оставят в покое мучительные воспоминания.

Могло ли существовать на земле подобное место — я не знала.

И просто продолжала лететь по мокрой земле, оставляя за спиной растерзанные обломки своих робких надежд на счастье…