Первая ночь

В предзакатный час спится лучше всего. Это вам любой житель Болота подтвердит. Да и обитатели окрестностей тоже не дадут соврать. Особенно это касается тех, кто — в силу выбранной специальности — вынужден в этот час просыпаться. Но есть и те, кто просыпается в такую рань не по необходимости, а так, просто по собственному желанию. Вот один из таких желающих сейчас — в тот самый час, который, между прочим, с каждым моим словом становится все более и более закатным — сидел на берегу Болота, возле ничем не примечательного пня, и щурился на еще пока виднеющееся между деревьями красное солнце.

Впрочем, несмотря на красоту заката (а ее стремится хотя бы однажды отобразить каждый имеющий склонность к рисованию жители Болота), нашего желающего значительно больше интересовала большая крылатая тень, летающая вокруг огромного старого вяза подобно подхваченному ураганом темному пледу. Давайте, кстати, присмотримся к нашему наблюдателю.

Внешне он не так уж сильно отличается от пня, о который опирается плечом. Разве что шерсть его подлиннее, чем мох на пне, и более яркого зеленого цвета. Короче говоря, перед нами типичный молодой — поскольку еще совсем зеленый — болотный коряжник. Зовут его, между прочим, Кифа.

Кифа тем временем, продолжая наблюдать за мотающейся туда-сюда тенью, почесал затылок.

— Нда. Что это тетушка Мукора летать вздумала? Никак к заморозкам. Пора, никак, обрастать, что ли, — тут его мысль свернула в другое русло, — Однако, бедняга Буц. Неужели она ему опять трубу свернула? Пойти, что ли, посмотреть… Нет, не пойду. Наверняка Мухоморыч туда уже приволокся. Ну его. Попозже зайду, спрошу…

За его спиной послышалось чваканье, и через пару секунд знакомый голос прошепелявил:

— Ну фто, Кифа, опять не фпиффа?

Кифа оглянулся. Из воды торчала знакомая жабская голова, помаргивая знакомыми сонными глазищами.

— И тебе привет, Чваки. Да, вот не спится как-то. Смотрю вот, — Кифа сделал жест в сторону вяза и тетушки Мукоры, — А ты что так рано?

Чваки выбрался из воды и сказал:

— Да фнитфя, понимаеф, ффякое, — он подобрал под себя все четыре лапы, подумал и заметил, — Бедняга Буф. Надо будет бедняге Буфу помофь крыфу ваделать.

— Думаешь, крышу?

— А как вэ, — Чваки перевел взгляд с тетушки Мукоры на Кифу, — Мы в ему такую трубу оттрубили — дом раввалитфя, она фтоять будет. Давэ, наверное, бев пефьки.

— Н-да, пожалуй… Интересно было бы… О, смотри, тетушка низом пошла. Ну что, туда или…

— Или. Пока Мухоморыфь не раффофетфя, — Чваки зевнул, — только «или». Пофли ефть. Интерефно, а где нам поефть дадут? Фпят ведь вфе, небофь.

— Нет, в «Клюкве» точно не спят. И они нам еще три обеда должны. Так что, друг Чваки, предлагаю в «Клюквю».

— А фто, друг Кифа, и ты иногда мовэф придумать хорофую мыфль. Пофли. А где, кфтати, Мяфа?

— Да спит, наверное, — ответил, вставая, Кифа.

— Фпит? Фейфяф? Фомневаюфь.

Чваки сомневался правильно. Мяфа, естественно, не спал. Он был единственным посетителем «Клюкви» на данный момент. Он же был и братом Кифы, помоложе, поменьше, позеленее и гораздо непоседливее. Завидев Чваки и Кифу, Мяфа замахал, кажется, всеми четырьмя конечностями и радостно закричал:

— Идите сюда, я нам столик занял.

— Угу, — буркнул Чваки, чье настроение по причине недосыпа колебалось сильнее, чем обычно, — Фпафибо. А то народу — фыфке упафть некуда…

— Ладно тебе ворчать, — фыркнул Мяфа, — Как будто наоборот было бы лучше.

Чваки промолчал, насупившись. У занятого друзьями столика неслышно образовался официант-паукан.

— Добрый вечер. Что будете заказывать? — спросил он.

— А чем нас сегодня решил порадовать повар? — поинтересовался Кифа.

— Дежурный обед номер восемь, — отбарабанил официант (у повара «Клюкви» была странная привычка нумеровать все свои обеды) и уже собирался было перечислить входящие в него блюда, но Кифа его опередил:

— Отлично. Тогда, пожалуйста, его и еще чаю.

— Сделаем, — ответил паукан и так же бесшумно исчез.

— Шесть, — пробормотал смотревший ему вслед Кифа.

— Чего «шесть»? — встрепенулся Мяфа.

— Ног, — сообщил брату Кифа.

— Ага… Странно… Раньше было восемь… Да! Кстати, новость видели?

— Угу, — ответил Чваки, — В пофинке крыфы уфяффтвовать будеф?

— А вы там разве были? Почему я вас не заметил? — Мяфа, как обычно, уже успел побывать везде, где может быть интересно (он, говорят, иногда даже днем спать не ложился — молодой еще, непутевый, ну что тут сделаешь).

— Потому что мы там не были. Мы просто подумали и решили, что трубу мы сделали на совесть, пролезть в нее тетушка Мукора точно не сможет, сломать трудно, а значит, в Буцевой крыше будет большая дырка.

— Ты смотри, — начал было Мяфа, но тут притопотал официант, на этот раз действительно с восемью ногами, тремя из которых он держал подносы с дежурным обедом номер восемь.

— Чай будет чуть позже, — сообщил официант, — У вас осталось еще по два обеда. Приятного аппетита.

— Правильно, — кивнул Чваки, — фпафибо.

Когда Кифа, Мяфа и Чваки вышли из «Клюкви», солнце уже совсем зашло, и на Болото вместе с окрестностями опустилась ночь. Мяфа, засмотревшись на рассыпавшиеся по небу звезды, моментально обо что-то споткнулся и распластался по земле.

— Под ноги смотреть надо, — заметил Кифа, приводя брата в вертикальное положение.

— Да ну тебя, — отмахнулся Мяфа и спросил, — Ну что, пойдем к Буцу?

— Да. Мухоморыч, надеюсь, уже этого… ну, ушел, в общем.

И друзья не спеша пошли к дому Буца и его тетушки Мукоры. Путь их проходил мимо концертной поляны, на которой уже вовсю шла подготовка к концерту.

— Интересно, кто сегодня играть будет, — пробормотал Кифа.

— «Болотный туман», — тут же откликнулся Мяфа, внимательно следивший за всем, что происходило в музыкальной, да и вообще в культурной жизни Болота, — и, кажется, «Шепчущие». Пойдем слушать?

— Ну, если только… — начал было Кифа, но тут же встрял Чваки:

— Ефли Мухоморыфь готовил фвое блюдо номер рав — не пойду, — заявил он (нора, в которой обычно репетировал «Болотный туман», находилась с подветренной стороны от дома Мухоморыча), — Они у ваф там и бев того увлекаютфя.

— Хорошо, я к ребятам перед концертом загляну, посмотрю, как они там, — серьезно кивнул Мяфа, — У них вроде программа должна была обновиться. Интересно ведь.

— Вайди, вайди, — пробурчал Чваки, — но потом. Фейфяф к Буфу. Хофю пофмотреть на раввалины.

Дом Буца был, конечно, не в таком плачевном состоянии, чтобы его называть развалинами. Сам Буц, ворча и бурча, бродил вокруг домика, завернувшись в крылья, как в плащ, а из открытой двери раздавались раскаты голоса тетушки Мукоры.

— Привет, Буф, — сказал Чваки, — Фто, флуфилофь?

— Здравствуйте, — ответил Буц, — А как же. Пойдемте, покажу.

Они вошли в дом. Тетка Мукора что-то буркнула и демонстративно ушла на кухню. Пол в комнате был усыпан щепками и дранкой, а в потолке зияла приличных — все-таки размах крыльев у летунцов достаточно большой — размеров дыра.

— Вот, — Буц ткнул пальцем в сторону дыры.

— Нда, — пробормотал Кифа, — прямо пальцем в небо. Хорошо, хоть дождей пока не ожидается.

— Буц, а может, тебе ее привязывать? — сказал вдруг Мяфа.

— А? — Буц повернулся к Мяфе, — Чего? Крышу?

— Тетушку.

— Не флуфай его. Голова горяфяя.

— А что? — спросил Мяфа, — Думаешь, не поможет.

— А как вэ. Помовэт. Ефли Буф переехать фобираетфя.

— Это конечно. Она же если разойдется — весь дом разнесет, только труба ваша и останется, — флегматично кивнул Буц, — в назидание. Лучше уж дырки иногда заделывать.

— Мы затем и пришли, — сказал Кифа, — а вот с тетушкой все равно надо что-то делать. Чего она из Лесу-то сюда подалась? С Мухоморычем общаться?

— Может быть. Общаются они очень уж похоже… Не нравилось ей там. Деревьев много.

— Ну да. Это тебе не дырки в крыфах делать, — хмыкнул Чваки, — Внафит, Буф… Ты когда будеф это фвое окно в мир ввевд ваделывать?

— Давайте так. Я сейчас соображу, что мне нужно… В общем, завтра после заката.

— Тогда после заката мы у тебя, — решил Кифа.

И друзья оставили Буца наедине с его крышей, дыркой и тетушкой Мукорой.

— Ну что, — сказал Кифа, — на развалины мы, значит, посмотрели. Теперь, думаю, можно сходить и на экскурсию к Старине Плюмсу, подумать над дальнейшей нашей культурной программой.

— А не рано? Мы в только фто поели.

— Пойдем-пойдем, — поддержал брата Мяфа, — в шашки поиграем.

— Ааа, фафки — это хорофо. Фафки, фяй и пирог ф яблоками — это я, повалуй, фоглафен.

В клубе Старины Плюмса было спокойно. Посетители подтянутся ближе к концерту. Сам Старина Плюмс, сидя на большом табурете, неспешно раскладывал пасьянс, а его дочка и внучка гремели посудой на кухне. Увидев друзей, Старина Плюмс вяло похлопал глазами и неопределенно взмахнул передней лапой:

— Проходите. Столики на любой вкус.

— Спасибо, — ответил Мяфа, — пойдем пробовать.

Усевшись за столик у окна, Кифа и Мяфа тут же достали шашки. Клетки для игры были нарисованы прямо на столе. А Чваки пошлепал на кухню и вскоре вернулся с подносом на голове. На подносе стояли: чайник большой с кипятком, чайник маленький с заваркой, три стакана в красивых подстаканниках и круглый пирог с яблоками. Пока братья играли, Чваки, не торопясь, разлил по стаканам чай, потом слез с табурета и пошел искать сахар и чайные ложечки. Найдя искомое, он вернулся и вновь вскарабкался на табурет.

— Вот. Профу.

— Молодец, Чваки. Спасибо. Скоро твоя очередь будет, — сказал Кифа.

— Хорофо. Вду.

Мяфа продул свою партию и уступил место Чваки. Когда тот расставил шашки и сделал первый ход, к их столику пришлепал Старина Плюмс.

— Ну, что интересного? — вяло поинтересовался он.

— Мы ни с кем особо и не виделись, — ответил Мяфа, — У Буца только крыша прохудилась. Ходили смотреть, чем помочь.

— Похолодает, значит. То-то я спал так плохо, — Старина Плюмс задумался, — Светляки беспокоятся, вот… Не к добру это.

— А фего им бефпокоитьфя? Не им вэ крыфу пофинять. Бефтолковые они.

— Зря ты так, братец, — заметил Плюмс, — Не такие уж они бестолковые. Сам Лесовик за светляками присматривает. Раз беспокоятся, значит есть причина.

— Чваки, ты это чего не в духе? — спросил Кифа, — Ты ж вроде выигрываешь… Или пирог не очень?

Чваки откусил кусок пирога, пожевал и сказал:

— Пирог хорофый. Плохо, фто холодно череф три дня. Не хофю холодно. И фнитфя вфякое… Ты проиграл, кфтати.

Мяфа занял место Кифы, а тот принялся расспрашивать Старину Плюмса. Светляки, обычно избегавшие жителей Болота и окрестностей, теперь жмутся к клубу, иногда даже прячутся в подполе, пугая неопытных работников. Чваки тем временем выиграл у Мяфы и, уступая место Кифе, пробормотал:

— Когда-то такое увэ было. Фо фветляками. Тогда к нам ваявилофь Болотное Видение.

— Верно, — согласился Плюмс, — я тоже об этом думал. Только как же ты это помнишь-то?

— Видение не помню. Помню — бабуфка раффкавывала. Так раффкавывала, я фють ваикатьфя не фтал. Для комплекта.

— Да уж, бабушка у тебя сказки умела рассказывать… Послушаешь — не уснешь, — Кифа поежился, — А я вот про Болотное Видение совсем ничего не помню.

— И не надо, — сказал Мяфа, — Вроде все хорошо тогда кончилось. Да и неизвестно, чего там эти светляки боятся. Как бы с ними поговорить.

Чваки вышел из клуба в одиночестве, оставив братьев доигрывать, и побрел к Болоту. Светляков действительно было много. Обычно они летали над Болотом, а тут штук восемь почти неподвижно висели под выступом крыши клуба, еще трое не спеша кружили вокруг трубы, а остальные — никак не меньше двух десятков — мелькали там и сям в кустах.

— Фтранно это, фтранно, — пробурчал Чваки, с неодобрением глядя на светляков, — Фего им тут надо… Летают фебе и летают. Ну, ладно.

Чваки задумался и так, в задумчивости, побрел вокруг Болота. Ему захотелось немного пройтись. Так Чваки и брел, пока не услышал впереди жутковатое ритмичное бормотание. Он пригляделся. По берегу Болота медленно двигалась темная фигура, что-то напевая, пританцовывая и встряхивая лохматой гривой. Иногда фигура, умолкнув, замирала в нерешительности, а потом все продолжалось. Чваки поспешил к ней.

— Эй, Боб! Привет.

Фигура остановилась.

— А? А, дарова, Чваки, — раздался гулкий баритон, — Как там оно?

— Оно вроде пока нифево, — ответил Чваки, уже привыкший к не совсем понятному языку Боберта, — А у тебя? Готовы к конферту?

— А то!

— А мы ф ребятами к Буфу ходили. Крыфу ф дыркой фмотреть.

— А! Тетушка набедокурила? Во Буцу невезуха. Дозджик будет, а Буц с крышей в дырке… то есть, наоборот.

— Помогать придеф?

— А как же. Всем ансамблем придем.

— Вфем не фтоит, — засмеялся Чваки, — а то вы ему второй этав надфтроите.

— Да уж, — хохотнул Боберт, — это мы могем. А второй этаж там ни разу не надо…

— Да. И ефе Фтарина Плюмф товэ бефпокоитфя… У него фветляки в подполе пряфютфя.

— Угу. Так. Понятно, что ниче не понятно. При чем тут светляки? Что они, схавают там все? Ну ладно. Ребята у Плюмса?

— Да.

— Ладно. Я тогда там пойду. Бывай. Жду на концерт.

И Боберт побрел к Старине Плюмсу. Чваки поглядел вслед этой пританцовывающей фигуре, чем-то немного похожей на бродячий стог сена, хмыкнул и двинулся дальше.

 

Вторая ночь

Крышу Буцу латали весело. Не успело солнце как следует сесть, как на Болото с попутным ветром прилетела шальная тучка и высыпала на тутошних жителей чем была богата — снег с дождем в соотношении три к двум. Над Буцевой дыркой пришлось разбить Бобертову палатку, чтобы это соотношение не нападало в дом, несмотря на то, что внутри дома сидела тетушка Мукора. В конце концов, в дырку свалился сам Боберт, чуть не сломав лестницу Буца и свою собственную голову в придачу. После этого Боберта пристроили поддерживать лестницу с Кифой, Мяфа и Чваки сидели в палатке на крыше, а Буц и приятель Боберта Тым-Пыц Девятнадцатый бегали туда-сюда, поднося материалы. Когда ничего уже подносить стало не нужно, Буц уселся отдыхать, Боберт и Мяфа — один снизу, другой сверху — в две глотки затянули «Болотный блюз», а Тым-Пыц всеми своими восемью ногами (четыре из которых заменяли ему руки) принялся отбивать замысловатый ритм. Это занятное трио тут же заглушило бухтение тетушки Мукоры, и даже Мухоморыч, заглянувший было в дверь, моментально ретировался — старикан считал встречу с лохматым жабсом дурным предзнаменованием.

Потом, когда дырка все-таки была заделана и (по словам Боберта) проверена методом опустошения ведра, палатку свернули, и Буц пригласил друзей отобедать. Ремонтники расположились за небольшим круглым столом, уплетая кашу, овощной салат и печеные яблоки. Обед, поскольку все устали и Боберт спугнул Мухоморыча, вышел на редкость тихий и спокойный, и даже бухтение тетушки Мукоры воспринималось как необременительное звуковое сопровождение. А поскольку одну из известных проблем друзья уже устранили, разговор почти сразу перескочил на светляков.

— Боятся, говорите? — сказал Буц, когда Кифа коротко пересказал ему разговор со Стариной Плюмсом, — Непонятно.

— Неувэли Болотное Видение фнова ваявитфя? Эх, Буф, вря мы ф твоей крыфэй муфялифь, — проворчал Чваки.

— Ну это еще бабушка надвое…

— Поговорить бы с ними, — вздохнул Мяфа.

— Вот ты бы этим и занялся, — сказал Кифа.

— А я уже пробовал, — Мяфа взял очередное яблоко, откусил кусок и сказал с набитым ртом, — не получается. Как-то они очень по-особенному разговаривают. Я так не умею.

— Так, — Кифа потопотал лапами по полу, — Надо что-то делать. Тетушка, а ты ничего не знаешь? — вдруг обратился он к тетушке Мукоре. Та буркнула «Неа» и поплотнее запахнула крылья, — Жаль. Я бы предложил заслать туда Мухоморыча, — Чваки, услышав это предложение, чуть не подавился, — но, поскольку на Болоте живет Чваки, да и не только он, это отпадает.

— Надо потолковать с Лесовиком, вот что, — сказал Буц, — Только где ж его найдешь?

— Пыц, это работенка для тебя, как думаешь? — спросил Боберт. — Только родню не зови. Их у тебя, конечно, больше чем ног, но этак мы все наше Болото взбаламутим.

— Мяф, надо подключить к поискам Лесовика Чуфу, — сказал Кифа, — Вы втроем так или иначе его найдете.

— Думаешь, она согласится?

— Хех. Она-то пофуфтрее тебя будет, — ехидно сказал Чваки, — Фофглафится. Ив интерефу.

— Ладно, подключу, — рассмеялся Мяфа.

— А мне что делать? — спросил Буц, поднимаясь из-за стола и собирая ненужные тарелки, — Кто нибудь чаю еще хочет?

— Нет, спасибо. Тебе… — Кифа задумался, — Тебе, друг наш Буц, нужно пока за крышей приглядывать, вдруг она прохудится. Опять.

— А мне? — поинтересовался Боберт.

— Не знаю. Будешь в резерве пока. Со всем своим ансамблем. Нам может понадобиться что-нибудь серьезное…

— А я пока ф Плюмфом поговорю ефе рав.

Старина Плюмс сидел на крылечке своего клуба и попыхивал трубкой, а над его головой кружили четыре светляка, отбрасывая блики на зеленую Плюмсову макушку.

— Мда-с… Приспособить вас, что ли, как светильники? — пробормотал он, поглядывая на светляков, и потянулся, — Согласитесь?

— Думаю, не фоглафятфя, — заметил Чваки, подходя к крылечку, — Привет, Плюмф.

— Привет. Я, если честно, тоже так думаю.

— А они?

— А они — не знаю.

— А фто мы вообфе о них внаем?

— Ничего особенного, — Плюмс выпустил большое красивое кольцо дыма, сквозь которое тут же проскользнул один из светляков, — Что-то они себе думают. Правда, непонятно, что, как и чем.

— Так у тебя в подполе и вывут?

— Местами.

— Яфно, — Чваки улегся на живот и, положив голову на лапы, уставился в звездное небо, — Фего в они боятфя-то?

— Увы, — Плюмс пыхнул дымом в одного из светляков, тот увернулся и сделал круг прямо перед носом у Плюмса, — Чудные они какие-то. Я даже не знаю, как их различать.

— Я товэ не понимаю.

Они помолчали. Светляки вдруг неожиданно разлетелись, как брызги, в разные стороны. Чваки приподнялся, Плюмс замер. Оба жабса всматривались в темноту, ожидая того, кого испугались светляки. Через несколько секунд они услышали знакомое бормотание и успокоились — это оставленный в резерве Боберт бродил опять от нечего делать вокруг Болота и сочинял очередной опус для пополнения репертуара «Болотного тумана».

— Пф… Мофэт, их Боб рафпугвает?

— Да нет, не думаю, — Плюмс задрал голову и посмотрел на спускавшегося светляка, — Ты бы его боялся?

— Ну, не внаю… бродит вон… лохматый, бурфит.

— Мда, — Плюмс тоже улегся на крылечко, — Ладно, посмотрим. Вроде бы эта штука по ночам тоже где-то не здесь шастает.

— Какая?

— Ну, эта, которую светляки боятся.

— Думаеф, мы не в то время ифем? — Чваки задумался, — Вообфе… да. Надо Кифе фкавать.

Мяфа добрался до Ближнего Вяза и огляделся. Кругом было подозрительно тихо. Он вертел головой в разные стороны, когда какая-то шишка стукнула его по макушке.

— Ой! — он нагнулся и поднял шишку, затем задрал голову вверх и разглядел в ветвях Вяза Чуфу, — А. Это ты? Привет. Я как раз тебя ищу.

— Привет, Мяф. Зачем?

— Слезай, расскажу.

— Еще чего! — хихикнула Чуфа, — Давай ты сюда лезь. Расскажешь, а я подумаю, стоит ли мне спускаться.

— Хорошо, — вздохнул Мяфа.

Влезть на Вяз было проще простого даже для менее шустрого жителя Леса, так что через минуту он уже сидел на соседней с Чуфой ветке, прислонившись спиной к стволу.

— Теперь ясно, почему Кифа меня отправил тебя разыскивать. Он умный.

— О! А ну, рассказывай! — Чуфа тряхнула темно-зеленой челкой, — Чего вы там без меня придумали?

— Без тебя придумаешь… Про светляков слыхала?

— А что про них можно услыхать? Я их, вон, каждую ночь вижу. Даже в тумане.

— А то, что они чего-то боятся, видишь? — Чуфа замотала головой, и Мяфа неопределенно повел лапой, — Вот. А ведь боятся.

— Чего?

— Не знаю. И никто не знает, даже Старина Плюмс, у которого они в подвале прячутся.

— Хочешь сказать, мы их охранять собираемся? Или из плюмсова подвала гонять?

— Нет, — фыркнул Мяфа, — Уж не ты ли их пугаешь, а? — он вздохнул и сказал уже серьезнее, — Нам, понимаешь, надо Лесовика найти, пока он в спячку не залег, и посоветоваться. Вдруг опять Болотное Видение — что делать?

— А. Понятно, — Чуфа поболтала ногами в воздухе и принялась слезать с Ближнего Вяза, — Тогда пошли.

— Кстати, давно хотел тебя спросить…

— Да?

— Откуда тут шишки?

— С собой принесла. А мы что, вдвоем искать будем?

— Нет. Вместе с Пыцем. У него ног больше.

 

Третья ночь

На следующую ночь вся компания собралась в клубе у Плюмса. Посетителей не было, на концертной поляне ставили декорации какие-то заезжие гастролеры, большая часть состава «Болотного тумана» тоже находилась там по обмену премудростями и в надежде устроить ближе к концу концерта небольшой джем, так что в клубе было довольно тихо.

Когда подошли чуть припозднившиеся Мяфа, Чуфа и Тым-Пыц, чай и яблочный сок были уже на столе, Старина Плюмс готовил фирменный клюквенный пирог.

— Привет. Ну, фто у ваф? — поинтересовался Чваки, который, похоже, снова не выспался и поэтому был не в настроении.

— А почему это у нас? — поинтересовалась Чуфа, — Может быть, у вас новости интереснее?

— А потому, фто вы оповдали.

— Да нет ничего, — буркнул Мяфа, — Лесовик куда-то запропастился, никто его не видел и не слышал.

Кифа, подперев щеку одной рукой, пальцем другой чертил на столе какие-то узоры.

— Фтол не профарапай, — заметил Чваки и зевнул, — Вот и у наф такие вэ ревультаты, поховэ.

— Опять спал плохо? — спросил Тым-Пыц.

— А фто, офень ваметно?

— Слушай! — воскликнул Боберт, — Так может, тебя будит это… ну, которого светляки боятся?

— Да подожди ты… А правда, Чваки, — Кифа взял чашку, отхлебнул и посмотрел на приятеля поверх нее, — тебе что снится-то?

— Непонятнофти мне фнятфя. Ефли б фто-то понятное — я бы нормально фпал, а так… Плюмф вот, кфтати, тове думает, фто надо днем пофмотреть, — добавил Чваки для опоздавших, которые еще были не в курсе Плюмсова предположения.

— Так, — Кифа задумался — Есть предложение. Кто готов лечь пораньше?

— Зачем? — поинтересовался Мяфа.

— Ну как?.. Чтобы проснуться до заката, чем раньше — тем лучше, и тихо, чтобы не перебудить всех подряд, прогуляться до домика друга нашего Чваки?

Все помолчали.

— Я не смогу, — признался Боберт, — Меня никто не сможет проснуть до заката. Даже я сам.

— Мы сможем, правда? — Кифа повернулся к Чуфе.

— А как же. А ты, Пыц?

— Я попробую, — помедлив, отозвался тот.

— Внафит, у наф ефть быфтроногая команда и главный координатор? — констатировал Чваки. — А мне фто делать?

— Так, — Кифа снова задумался, — Тебе, друг Чваки, видимо, придется спать…

— Уфнеф тут, — проворчал Чваки, — Фам так фпи…

— Разговорчики в строю! — весело шумнул на него Плюмс, а потом повернулся к Кифе, — А что вы, собственно, будете там делать?

— Хороший вопрос, товарищ комендант, — Кифа побарабанил пальцами по столу, — Там видно будет. Если, конечно, будет.

 

Четвертая ночь

Ранний вечер выдался на редкость туманный. Большинство болотных жителей еще спали в своих жилищах, когда Чуфа, Мяфа и Кифа подошли к большой, поросшей мхом коряге на самом краю Болота, где они договорились встретиться с Тым-Пыцем. Пыц опаздывал. Чваки, наверное, должен был старательно исполнять указание Кифы — спать. Хотя, возможно, и не слишком крепко.

— Так, — сказал Кифа, — Пыца нет. Опаздывает наш Пыц.

— Пыц решил последовать примеру Боба, — сказал Мяфа.

— Что будем делать? Ждем или не будем? — спросила Чуфа.

— Не знаю, — ответил Кифа, — Давайте еще подождем немного. Он ответственный… Только слушайте повнимательнее. Вдруг что услышим.

Кифа взобрался на корягу, а Мяфа и Чуфа устроились около нее на земле, и они принялись ждать.

Тым-Пыц Девятнадцатый несся со всех своих восьми ног к месту встречи, которое, как и время этой встречи, изменить было уже никак нельзя, и сокрушался то вслух, то про себя.

— Опоздал, — бормотал он огорченно, — ну надо же, а, как это я… Ну хуже Боба, елки колючие!.. Не мог проснуться пораньше… или выйти побыстрее…

Тым-Пыц попытался было еще увеличить скорость, но увеличивать ее было некуда. Продолжая горестно причитать уже только про себя, чтобы не сбивать дыхание, он обогнул очередное дерево и едва не сшиб плетущуюся нога за ногу фигуру. Фигура плелась в ту же сторону, что и Пыц, не оглядываясь, и сворачивать явно никуда не собиралась, несмотря на то, что бежал и пыхтел паукан достаточно громко. Поэтому сворачивать должен был Пыц, а так как продумывать новую траекторию движения ему было некогда, Пыц со всего маху налетел на большой пень, весьма кстати поросший замечательно толстым слоем мха, и на некоторое время вообще перестал соображать, где он, куда он, зачем он и с чем это он в обнимку. Наконец, маленькие разноцветные мушки перестали мельтешить у паукана перед глазами и он сделал осторожную попытку потрогать ушибленное место (практически всего себя) первой правой рукой (ногой). Не получилось. Пыц немного испугался и попробовал проделать то же самое сначала первой левой рукой, потом одновременно двумя вторыми — опять не получилось. Пыц уже собирался, пропустив все следующие стадии испуга, начать паниковать, однако…

— Простите великодушно, — проскрипело у него над ухом, — Я не хотел бы вам мешать, однако, мне представляется, что вы сейчас как бы стеснены в движениях, я бы даже сказал, несколько запутаны.

Пыц перестал беспорядочно дергаться и действительно обнаружил, что он оплел всеми ногами покрытый мхом пень, в который так замечательно врезался.

— Да. Действительно, похоже на то, — вежливо ответил он, — Простите, а не могу ли я попросить вас?..

— Разумеется, можете, — ответил скрипучий тенорок, — Вы даже могли не утруждать себя просьбой, молодой паукан — я сам, будучи свидетелем вашего плачевного положения, собирался предложить вам свою помощь.

— Благодарю, — ответил молодой паукан.

Обладатель скрипучего тенорка, бормоча что-то вроде «Не стоит благодарности, это долг каждого порядочного жителя нашего Леса, я уже не говорю про наше замечательное Болото» и так далее, неторопливо обогнул пень и принялся аккуратно и со знанием дела, будто он регулярно высвобождает пни от налетевших на них молодых пауканов, распутывать конечности Тым-Пыца. Наконец, все было распутано и Пыц, нетвердо топчась на своих ногах, уже собирался было, выпалив «Огромное вам спасибо, не могу выразить всю свою признательность, прошуизвинитьоченьспешу», убежать к уже наверняка заждавшимся его друзьям, как вдруг сообразил своим ударенным об пень организмом, что вот его, вот прямо только что, отмотал от этого пня Сам Лесовик — и замер. Ведь задание «найти Лесовика и расспросить его о светляках» выполнить никто так и не удосужился, отменить тоже, а тут — вот он, сам нашелся… С другой стороны, разве бывают такие совпадения?

— Простите…

— Да-да?

— Вы… Вы кого-то ищете?

— Я? А вы знаете, молодой паукан, действительно ищу. И, кто знает, возможно, вы даже можете мне помочь.

Тым-Пыц попытался выразить свою готовность не столько голосом, сколько значительно более энергичным, чем до этого, топтанием на месте, вследствие чего все его правые и левые конечности решительно двинулись навстречу друг другу и он едва не превратился, как в раннем детстве, в клубок.

— Спокойнее, спокойнее, — заботливо произнес Лесовик, — Вы ведь не очень спешите?

— Если быть совсем честным, то очень, — смущенно ответил Пыц, — Мы договорились встретиться с друзьями, и тут такая неприятность…

— Ай-яй-яй, — в голосе Лесовика проскользнули нотки неподдельного огорчения, — Это что же получается? Вы из-за меня теперь опоздаете?

— Нет, что вы, — запротестовал паукан, — я, знаете, и так опаздывал…

— А из-за меня — еще сильнее!.. Что же делать?.. Простите, пожалуйста, за назойливость, но не вы ли играете в нашей знаменитой группе «Болотный Туман»?

— Да, я, — совсем смешался Тым-Пыц Девятнадцатый, — А вы разве про нас слышали?

— Когда вы играете, вас трудно не услышать, друг мой, но мы сейчас не об этом. Стало быть, ваши друзья, с которыми вы собирались встретиться — это ваши коллеги по группе?

— Нет. Я должен встретиться с Кифой, Мяфой и Чуфой у дома Чваки, там, — паукан указал направление одной из своих заменяющих руки ног, — на Болоте.

— Превосходно! — обрадовался Лесовик, — Тогда нам с вами по пути.

Чваки ворочался в своей постели. Заснуть не удавалось никак. Его организм с неудовольствием сопротивлялся Чвакиному намерению отправиться в страну сновидений, в которой ему в последнее время сделалось как-то неуютно. Кроме того, их (и Чваки, и его недовольный организм) все время беспокоили то какие-то бестолковые выползки, то шальной светляк, неожиданно влетевший в домик Чваки через окно, сделавший круг над столом и снова вылетевший вон, то просто разные мысли, стремившиеся залезть к Чваки в голову. Ну как тут уснешь?

Чваки и раньше не всегда удавалось засыпать когда захочется. Когда он поведал об этом Боберту, тот посоветовал ему «слушать большой барабан в голове и ждать дудок». Чваки честно пытался это делать, однако до концерта «Незнакомых голосов», который был этой весной, он никак не мог понять, что же ему действительно следует делать. «Голоса», еще одна группа, гастролирующая там и сям, на упомянутом весеннем концерте ухитрилась усыпить большую часть слушателей, включая и Чуфу, и только Мяфа выдержал весь концерт и, может статься, даже получил от него какое-то своеобразное удовольствие.

И вот теперь даже усвоенный с такими трудностями полгода назад метод Боберта не мог помочь Чваки заснуть. Следовало что-то срочно предпринять. И Чваки взялся предпринимать.

Во-первых, он встал с кровати и развел в очаге огонь. Во-вторых, он поставил на огонь котелок с водой. И в-третьих, он постарался вспомнить, где у него лежат невкусные, но жутко полезные сушеные травки, которые нужно было залить кипятком и дать немножко постоять. Получавшийся таким образом полезный, но жутко невкусный чай прекрасно помогал от бессонницы. Конечно, Чваки недолюбливал прибегать к помощи этого чая, слишком уж он был невкусный и полезный он был уж как-то особенно жутко, но сейчас ему надо было заснуть.

Вода в котелке уже закипала, когда Чваки, выгребя из тумбочки кучу всякой вкусной еды, наконец нашел бабушкин мешочек с травками. Он раскрыл мешочек, осторожно потянул носом, вдохнув знакомый запах, насыпал в большую кружку две полных, с горкой, ложки сушеных травок, и залил кипятком. Теперь надо было немного подождать. Чваки глубоко вздохнул, завязал мешочек и принялся запихивать в тумбочку выгребенное из нее содержимое, решив, что бабушкины сонные травки стоит положить поближе — что-то ему подсказывало, что это, быть может, еще не последний раз, когда придется прибегать к их помощи.

Наконец, все было убрано. Чваки еще раз вздохнул, взял кружку, подул на сонный чай и осторожно, чтобы не обжечься (а то какой потом сон?) отпил чуть-чуть.

— По-моему, кто-то топает, — сказала Чуфа, — И, по-моему, у него восемь ног.

Кифа, напряженно всматривавшийся в утренний туман над Болотом, оглянулся.

— А! Пыц! Наконец-то! Долго ты!.. — радостно начал было Мяфа и замолчал, увидев рядом с Тым-Пыцем Лесовика.

— Здравствуйте, юные коряжники, — произнес Лесовик.

— Здравствуйте, — нестройно ответили Кифа, Мяфа и Чуфа.

— Привет, — сказал Пыц, — Я тут немного проспал. Извините…

— Ничего страшного, Пыц, — ответил Кифа, — Все равно ничего не было. Может, мы все же опоздали…

— Ну разумеется, опоздали! — воскликнул Лесовик, — Кифа, друг мой, вам следовало не вставать пораньше, а поспать подольше и потом прийти сюда уже под утро… Хотя, конечно, вам совершенно не следует этого делать.

— Почему? — поинтересовался Кифа.

— Потому, что это может быть несколько опасным для столь юных и общительных жителей нашего Болота.

— Хм. Значит, это может быть пострашнее Болотного Видения? — спросила Чуфа.

Лесовик задумчиво посмотрел на нее и глубоко вздохнул.

— Может, друзья мои. Вы знаете, чего опасаются светляки?

— А вы знаете, чего они опасаются? — взял Лесовика за рога Мяфа.

— Увы, нет, — ответил Лесовик, — Это ведь светляки… Вы даже себе не представляете, что это такое: видеть как светляк, думать как светляк, светить как светляк…

— Жалко…

— Не спорю, — Лесовик снова вздохнул.

— А что делать? — спросил Мяфа.

— Ждать, — предположил Кифа, — И смотреть. Надо как-то все выяснить.

— Значит, вы не собираетесь бросать это дело? — спросил Лесовик.

Кифа задумался.

— Я — нет, — наконец ответил он, — Я не очень-то хочу вмешиваться во что-то этакое, но хотя бы попробовать что-то узнать я должен.

— И Болотное Видение вас не пугает?

— Пугает, — признался Кифа, — и все-таки…

— Хорошо, мой юный друг, я не буду вас отговаривать. Со своей стороны, я тоже буду пытаться узнать все о том, что тут происходит… а вам же, друзья мои, я бы вам предложил — раз уж никто из вас не собирается отступать, — Мяфа, Чуфа и Тым-Пыц закивали головами, — организовать наблюдательный пункт, причем такой, находясь в котором, вы будете как можно менее заметны.

 

Пятая ночь

Чваки проснулся очень поздно, когда троица коряжников и паукан, организовав — при участии Лесовика — наблюдательный пункт, удалилась спать.

— Никогда больфэ не буду фмотреть такие фны, — сказал он сам себе, — Ну, бабуфка, ну фяек…

Конечно, бабушкин чай был совершенно ни при чем. Чваки казалось, что в этот день вместилось не то два, не то три бессонных дня, которые больше всего напоминали… собственно говоря, они как раз страшный сон и напоминали. В этом сне Чваки просыпался рано утром, причем время ему подсказывали светящиеся зеленые червячки, шел куда-то, там занимался совсем непонятными делами, потом шел обратно… потом ему снилось, что он проснулся рано вечером и что это очень плохо, потому что он проспал все свои непонятные дела… потом ему приснилось, что это ему приснилось и что он если и проспал, то совсем немного… В таком вот разбитом состоянии Чваки и потащился в «Клюквю».

В «Клюкве» было тихо, из посетителей там оказался один Буц.

— Привет, Буф, — сказал Чваки, — Мовно?

— Здравствуй, Чваки. Садись, конечно.

Как и в прошлый раз, шестиногий паукан-официант возник у столика совершенно бесшумно.

— Добрый вечер? — поинтересовался он.

Чваки вздрогнул и уставился на него.

— Добрый это… Фяю, повалуйфта, и пировок…

Буц молча кивнул и официант испарился.

— Надо будет попрофить его бубенфик, фто ли, нафепить, — Чваки проводил взглядом бесшумного паукана, — а то так и ифпугать недолго.

— Что, опять плохие сны? — участливо спросил Буц.

Чваки, как мог, пересказал ему свой сон и, когда официант принес заказ, пожелал приятного аппетита и удалился, добавил:

— Вот как раффкавывать — так вроде нифево фтрафного. Давэ фмефно где-то. А как в этом фпать — уваф какой-то. И, внаеф, уфтал так, как будто вефь Леф от форняков пропалывал…

— Да уж… Сочувствую, Чваки. А я тут думал вчера… В общем, не в холодах дело. Тетушка не из-за них учудила.

— Фто, думаеф, фто то вэ фамое, фто мне фпать мефает?..

— Да, думаю, то же самое, — кивнул Буц.

— А фто вэ оно в Лефу делает? Болотное Видение там не фафтало, кавэтфя.

Буц подпер голову руками и задумался.

— Слушай-ка, Чваки, — сказал он, — а что ты знаешь об этом Болотном Видении?

— Только то, фто раффкавывала бабуфка. Я увэ не вфе помню… но у меня дома где-то валяетфя эта ифтория, я ее вапифал вафем-то.

— Да нет, ты мне расскажи, что помнишь. Понимаешь, ведь даже Лесовика не было на Болоте, когда оно пришло. А бабушка твоя была. Так мне мама говорила. Но пока я к маме слетаю — сам понимаешь…

— Понимаю, — кивнул Чваки, перед которым бабушкина страшилка вдруг предстала в несколько ином, чем раньше, свете, — Надо вэ. Я как-то об этом не думал давэ…

И он стал рассказывать.

Вкратце история выглядит так.

Лет пятьдесят назад, когда бабушка Чваки была совсем молодая и жила одна в том самом домике, который потом достался ее внуку, она проснулась среди зимы. Зима на Болоте — штука не из приятных, поэтому жители Болота, как правило, стараются ее проспать. Бабушка Чваки, несмотря на молодость, вовсе не была исключением из этого правила. Она посмотрела в окно, увидела, что по ту сторону стоит негостеприимная зимняя ночь, которая гораздо хуже негостеприимного летнего дня, и решила было немедленно заснуть обратно, но…

Но тут бабушка Чваки почувствовала что-то неправильное. Спросонок — особенно, когда спишь достаточно долго — думать всегда бывает непривычно, поэтому понять, в чем именно кроется это неправильное, она смогла не сразу.

Дело в том, что в комнате, где спала бабушка Чваки, было довольно светло. Для негостеприимной зимней ночи — даже слишком. Свет этот был достаточно холодным, чтобы не быть светом пусть даже зимнего, но все-таки солнца, но слишком ярким для луны, и к тому же лился он совсем не через то окно, в которое эту самую луну было прекрасно видно. Бабушка встала, подошла к неправильному окну и…

По Болоту, по самой мелкой его части, — как показалось ей сначала, прямо на нее и ее домик, — ломая корку льда, двигалось чудище. Чудище было огромным и у него было два ярко светящихся глаза. Двигалось оно, для своих размеров, довольно тихо, но было понятно, что если оно дойдет до домика бабушки, то от него ничего не останется. Надо было спасаться, но бабушка Чваки не могла сдвинуться с места, настолько это зрелище ее заворожило.

Скоро стало понятно, что чудище не собирается рушить бабушкин домик — его путь пролегал несколько левее. А когда оно прошло мимо, бабушка поняла, что оно, на самом деле, было не настолько огромным, как ей показалось вначале. Но чудище это было неправильным, и, возможно, из-за этой своей неправильности выглядело особенно пугающим.

Заснуть бабушка Чваки смогла только после того, как высунула нос из домика и немного подышала холодным зимним воздухом (и впустила внутрь несколько разбуженных и ошалевших от непривычной погоды светляков), а затем по ошибке выпила чай из трав, которым жабсы в нормальных условиях лечат горло, смешанных с травами, предназначенными для прикладывания в виде компрессов к голове. Чашка этого чая, который потом и стал «бабушкиным» подействовала на бабушку самым благотворным образом, так что она едва смогла дойти до кровати, и проснулась бабушка…

Нет. Проснулась она негостеприимным зимним днем и увидела в то самое окно хвост того же самого чудища (или ей так только показалось), которое ползло в обратную сторону, и кучу перебуженных светляков, которые мотались вокруг ее домика в надежде попасть внутрь… или уж на что они там надеялись… Но теперь бабушка Чваки уже знала, что следует делать, чтобы уснуть.

Правда, прежде, чем она успела выпить чашку этого — очень, между прочим, невкусного, — чая, к ней прибежали несколько лесных и болотных жителей, среди которых были, кстати, Лесовик — его нашли, обстукивая все без исключения деревья в Лесу, а заодно и переполошив большую часть жителей, — и дедушка Кифы и Мяфы. Оказалось, что домик бабушки — и сама бабушка вместе с ним — был ближе всего к маршруту, по которому двигалось чудище. Убедившись, что с бабушкой все в порядке, жители еще какое-то время беспокойно потоптались вокруг бабушкиного домика, а потом разошлись по домам, причем большая часть светляков увязалась за Лесовиком, чему он совершенно не препятствовал.

Чваки рассказывал эту историю немного иначе и регулярно сбиваясь на «страшный бабушкин голос».

— Да, — кивнул Буц, когда Чваки закончил историю, — я, кажется, ее почти в таком виде и слышал. Только про лед, кажется, не упоминали.

— Ага, — отозвался Чваки и допил остывший чай, — Наверное, фледы на льду не фоглафовывалифь ф Видением. Болотным.

— И никто не пытался выяснить, куда оно прошло…

— Кавэтфя, нет. Холодно вэ было. Оно тогда давэ не вфех перебудило.

Буц встал.

— Быть не может, — сказал он решительно, — чтобы никто не пошел по его следам!

— Фтрафно вэ. И вима. Вфе фпать легли.

— Быть не может, — упрямо повторил Буц, — Ни за что не поверю.

К середине ночи по Лесу и Болоту поползли последние известия от информационного агентства «Мухоморыч и Урожай». Судя по ним, у Холма, что прямо за Лесом, появилось четыре Чудища, описание которых в целом совпадало с описанием Болотного Видения, сопровождаемых где-то десятком-полутора Чудищ поменьше, описание которых значительно больше походило на описание болотных коряжников, за исключением разве что большого светящегося глаза вместо головы и того, что рост меньших Чудищ раза в три превышал средний рост не только болотного, но и лесного коряжника тоже. Этот Чудищный Отряд — в отличие от того же Болотного Видения — вел себя куда как агрессивно и, по первым подсчетам, слопал порядка четырех десятков жителей с Той Стороны Холма, в основном тех, на кого Мухоморыч по тем или иным причинам был сердит.

Новостям, исходящим от столь достоверного источника, жители Леса и Болота, конечно, поверили — ровно настолько, чтобы уяснить себе: что-то там все-таки произошло, но вот что именно — этот вопрос требовал разъяснения. Гонец — шестиногий официант из «Клюкви» Беггер Без-Четверти-Четырнадцатый — был отправлен, как только кто-то высказал сомнения в достоверности информации (то есть, сразу же) и пока не вернулся. Мухоморыч начал было вещать что-то насчет Конца Времен, который должен наступить уже с минуты на минуту, но, видя, что к его стенаниям окружающие отнеслись с еще меньшим доверием, чем к его рассказу о нашествии Чудищ, удалился к себе — записывать свои пророчества, чтобы не забыть.

Чваки, который не должен был участвовать в дневных бдениях и поэтому жил по своему обычному расписанию, поделился новостями со своими друзьями уже под утро, после чего был устроен военный совет. Следовало решить, оставлять ли наблюдателей у Болота, не стоит ли тоже сбегать на Ту Сторону Холма, или, может быть, опять броситься на поиски Лесовика, который вновь куда-то запропастился.

— Не внаю, не внаю, — сказал Чваки, — Я как-то Мухоморыфю не офень доверяю.

— Согласен, — кивнул Кифа, — Думаю, нам не стоит отказываться от уже намеченного плана. Поэтому мы пойдем на Болото, займем наблюдательный пункт и…

— Будете наблюдать, — хмыкнул Чваки, — А мне фто, домой — фпать?

— Стоп-стоп-стоп, — Мяфа замотал головой, — Нет, так не пойдет. Я бы сейчас поостерегся отправлять кого-то на Болото, даже если там его дом.

— Да, я тоже думаю, что нашему другу Чваки следует переночевать где-нибудь еще. Да вот хотя бы у Плюмса. Думаю, он не откажет. Или у Буца… Нет, у Буца тетушка.

— Плюмф, думаю, фоглафитфя. В крайнем флуфяе, фкавыте мне, где у ваф там этот ваф пункт, я ваф навеффю в флуфяе фего.

— Нет, — тут Кифа покачал головой, — давайте так. Ты, Пыц, сходишь с Чваки к Плюмсу, и если там что-то не получится — вдруг там уже все места заняты, все может быть, — вы с ним придете к нам, чтобы не терять времени — ни потом, ни сейчас.

— Понял.

 

Пятый день

Боберту не спалось. От огорчения, что ему не дают заниматься одним из любимых дел — выступать (было решено отменить все запланированные события, среди которых был и праздник прихода зимы, а Боберт рассматривал нынешние концерты как сценические репетиции в рамках подготовки к этому празднику, и надеялся, что новая программа будет как следует отработана и проверена на публике) — он уснул среди ночи и проснулся, когда вот-вот должно было рассвести. Выпив чайку, он решил погулять и по привычке побрел в сторону Болота, возле которого ему обычно думалось особенно хорошо, и лучше всего — про Пустыню. «Солнце над Пустыней» было почти доделано, и кое-какие фрагменты этой сюиты они уже успели сыграть, но — не все!

— Чтоб вас всех с вашими Чудищами, — бухтел Боберт, недовольно вертя головой и щурясь на встающее солнце, — принесло же их так не вовремя… Что теперь делать-то?

Ну, что делать, было и так ясно — ждать надо было. Но если догонять Боберт и компания еще кое-как умели, то вот ждать того момента, с которого уже все-таки можно будет догонять, было настолько неинтересно… В общем, Боберт совсем забыл, что на Болото лучше не соваться. А так как он шел к Болоту через Лес, вышел он совсем не туда, где ему могли напомнить об этом, то есть, довольно далеко от наблюдательного пункта, в котором окопалась троица дежуривших по очереди болотных коряжников. Зато ему удалось наскочить на одно из Маленьких Чудищ.

Сначала Боберт отпустил пару замечаний в адрес светляков, которые офонарели до того, что решили и днем светить. Но потом он решил, что светляки должны светить совсем не так, а то, что он видит — это солнечный свет, отражающийся — от чего? И лишь подобравшись поближе, он обнаружил в тумане силуэт кого-то, сильно напоминающего болотного коряжника, только чуть повыше, — но уж никак не в три раза, — неправильного цвета и со сверкающей на солнце головой. Чудище тем временем присело и, похоже, принялось рассматривать что-то у себя под ногами и, кажется, собирать что-то — по крайней мере, жители Леса, собирая в корзинки ягоды, двигаются очень похоже.

Боберт сделал еще пару шагов, и тут Чудище перекатилось через свою сверкающую голову и замерло, причем Боберт был уверен, что вот конкретно сейчас оно его видит, потому что оно вытянуло руку в его сторону. Он тоже замер — и краем глаза заметил еще одно Чудище: оно, видимо, тоже что-то собирало на Болоте и поэтому Боберт его не заметил, а сейчас выпрямилось и держало одну руку у своей тоже сверкающей головы, а другой тже указывало на него.

— Надо же ж, не соврал Мухморыч-то, не соврал… хотя и не без, — пробормотал Боберт, попятившись.

Впрочем, неожиданности пока и не думали заканчиваться. Из тумана, неподалеку от второго, появилось Болотное Видение. Боберт снова замер. Правда, Видение таращило свои светящиеся глазища не совсем на него, и сначала ему даже показалось, что оно решило напасть на второе Чудище, но тут Видение остановилось рядом со вторым — и из него показалось еще одно, третье, высунувшееся откуда-то сверху, словно Видение было холмом с ямой на самой макушке и третье Чудище сидело в этой яме, а теперь встало в полный рост.

Это было уже слишком. Боберт сделал еще несколько шагов назад — и такие же несколько шагов назад сделало выпрямившееся первое Чудище, — потом развернулся и побежал в Лес. Одной из мыслей, проскочивших в его голове, была мысль, что такого сюжета для песни ему еще ни разу не попадалось.

 

Шестая ночь

Когда Боберт закончил свой рассказ, стараясь ничего не упустить и не приукрасить, и замолчал, за единственным столом в клубе Старины Плюмса воцарилась тишина. Наконец, Кифа решил прервать молчание.

— Слушай, Боб, ты, конечно, жабс творческий, но что такое тебя укусило, что тебя на Болото понесло? А? Мы ведь при тебе договаривались сделать там наблюдательный пункт!

— Забыл я, Киф. Ну чего ты, елы-палы, в самом деле?

— Как можно такое забыть?..

— Легко! Ты же в курсе. И вообще, говорили ведь, что они на Той Стороне Холмом шурудят. Ну, не подумал, каюсь, ну закидайте меня шишками!

— За этим дело не станет, — проворчал Кифа, — Кстати, вот тебе новости с Той Стороны Холма…

Когда Беггер добрался до Той Стороны Холма, тамошние жители держали без малого военный совет. Оказалось, и Маленькие Чудища, и Болотное Видение (которому вполне можно было искать новое название) действительно были. Все произошло, когда солнце уже почти исчезло за горизонтом.

Жители Той Стороны Холма свои жилища устроили по большей части непосредственно внутри этого самого Холма. О землетрясениях в этих краях знали лишь понаслышке и, в общем-то, не особенно боялись — скорее, те, кто успел проснуться (а таких было не слишком-то много), были несколько удивлены тем, что с их потолков им в чашки и тарелки начала сыпаться земля. А когда кое-кто из них высунулся наружу — вот тут-то им и стало страшно: оказалось, что это Болотное Видение, гудя, протащилось по Холму и взобралось на самую его макушку. Там из Видения показалась голова — та самая, сверкающая — Чудища с одним глазом, горящим ярким, почти как солнце, светом там, где у коряжников находится лоб. Чудище выбралось целиком, поводило лучом из глаза вокруг, присело, — тем временем из Видения показалось еще одно такое же, — что-то такое поделало руками по земле, и в этот момент из Холма вылез один из жителей — упрямый и зловредный грызюк по имени Вилле. Видение и Чудищ он не заметил, потому что смотрел совсем в другую сторону — туда, откуда Видение приползло. Вилле принялся придирчиво рассматривать следы, оставленные Видением. Сначала он повел носом вниз по склону Холма, а потом сделал несколько шагов вверх, буквально не отрывая своего острого носа от земли. Тут его окликнул кто-то из соседей, но он лишь раздраженно мотнул головой и в самом конце этого движения наткнулся взглядом на Чудище, которое времени зря не теряло. Не успел Вилле и пискнуть, как на него было накинуто нечто вроде прочной сети, после чего Чудище — которое было гораздо больше и сильнее грызюка — направилось к Видению. Все свидетели этого похищения моментально попрятались и услышали только, как Болотное Видение направилось в сторону Болота. Туда указывали и следы — две широкие колеи примятой, а кое-где и вырванной с корнем травы…

На совете жители решали, следует ли все-таки проследить за Болотным Видением — и, если получится, попытаться освободить бестолкового и не слишком приятного в общении Вилле — или все-таки лучше не надо. Что решили — неизвестно, потому что Беггер не стал дожидаться его окончания.

— Такие вот дела, — закончил Кифа, — так что ты, похоже, легко отделался.

— Такие вот дела, — растерянно повторил Боберт.

— Флуфайте, друвья мои, — Чваки оглядел собеседников, — а нет ли у наф с вами карты Болота под рукой, а? Хоть под какой-нибудь?

— Сейчас, — сказал Старина Плюмс, — найду.

Наконец, несколько неуклюже нарисованная карта была расстелена на столе и Чваки принялся водить по ней пальцем.

— Так. Боберт, ты где ф ними вфтретилфя?

Боберт молча ткнул пальцем достаточно далеко от места, где был домик Чваки.

— Ага. Вот Холм. Болотное Видение фло откуда-то вот отфюда, — Чваки указал на местность за Холмом, — и прифло вот фюда, — его палец прочертил почти прямую линию через верхушку Холма, — вот как-то вот так…

— И что? — нетерпеливо встряла Чуфа, но Мяфа толкнул ее локтем и прошипел «Не мешай!».

— Фто-фто… Нифего. Кроме, мовэт быть, мефта, куда оно фло.

— Нам туда соваться нельзя, — сказал Кифа, — Если уж Чудища Вилле сцапали…

— Его давэ я мог бы ффапать, — возразил Чваки, — И ты товэ.

— А Видение?

— Да, оно-то больфое… А ефли они в нем вывут?

— Кто? Маленькие Чудища? — удивился Кифа, — Как это?

— Как в доме, — пробормотал Мяфа, — или в дупле дерева…

— Пыц однажды в барабан провалился, — буркнул Боберт, — Помнишь, Пыц? Ты еще в нем катался по сцене…

— Но ведь я в нем не живу, — чуть смущенно ответил тот.

— Ну вот и они — не вывут, а катаютфя. Вфе мовэт быть… В обфем, я думаю, фто нам надо поргулятьфя по их фледам. Нофью.

— Они ведь и ночью не спят, — заметил Кифа, но видно было, что он тоже об этом думает.

— Ты, фто ли, рефыл один вфе равувнать? — ехидно поинтересовался Чваки, — Э, нет, мы так не договаривалифь. Плюмф, а ты фто фкавэф?

Старина Плюмс помолчал немного, а потом спросил:

— И что, меня тут кто-нибудь послушается? Я-то думаю, если честно, что вас бы следовало запереть. Всех. Желательно, вместе, и чтобы там, куда вас запрут, не было окон. В мой подвал, например, к светлякам… Но вы же все равно выкопаетесь! Поэтому я предпочел бы пойти с вами. И то, идти должны не все.

— Почему? — хором спросили несколько голосов.

— Потому что не все из вас достаточно быстро бегают. Кстати, поэтому и я не гожусь. Вам нужно позвать Лесовика.

— Лесовика иногда действительно нужно звать, друзья мои, — раздался знакомый всем бодрый старческий тенорок, и его обладатель подошел к столу, — это точно. Не каждый раз, конечно, но когда стряслось что-то и впрямь серьезное… Старина Плюмс, скажите, у вас еще осталось что-нибудь из ваших превосходных пирогов, или они уже все съели?

 

Седьмая ночь

Днем шел мокрый снег, но к ночи он прекратился. Идти оказалось дольше и чуть труднее, чем предполагалось. Рассвет был уже не за горами, а потому следовало спешить. Кифа, Мяфа и Чуфа едва поспевали за Тым-Пыцем и Лесовиком — последний, между прочим, иногда успевал даже забежать вперед и покрутиться вокруг каких-то одному ему видимых следов, и при этом он непрерывно о чем-то сам с собою рассуждал.

Наконец, пятеро — квинтет «Следопыты», как их нарек оставленный у Старины Плюмса Боберт — наших героев дошли до того места, которое Чваки отметил на карте как приблизительную цель их похода. И — ничего. То есть, ничего такого особенного. Даже следы Болотного Видения — и те продолжались дальше.

— Так. Подождите-ка тут, друзья мои, — сказал Лесовик и принялся сновать вокруг, издавая иногда какие-то невнятные возгласы, — А! Вот оно! Идите сюда.

Оказалось, что Лесовик нашел место, где две колеи сходились в одну. Чваки со своей предполагаемой точкой не так уж и ошибся.

— Дальше по следам? — спросил было Кифа, но…

Раздался страшный шум — и восход на какое-то мгновение оказался совсем не там, где ему бы полагалось быть.

— Что это? — воскликнули Мяфа и Чуфа одновременно, а паукан просто уставился на Лесовика, ожидая дальнейших указаний.

— Вперед! — крикнул старикан и припустился с такой скоростью, что все, за исключением Тым-Пыца, очень быстро отстали.

И в этот самый момент что-то с шумом взлетело в небо. Мяфа, пытаясь проследить за этим летящим, конечно же, растянулся на земле. Поднявшись, он бросился догонять остальных, но видел, как Лесовик встал как вкопанный, остановив Пыца, Кифу и Чуфу недвусмысленным жестом. На что они смотрели, ему пока не было видно — судя по дыму, там что-то горело, — зато он заметил то, мимо чего остальные пробежали: под одним из кустов на краю поляны сидел, уставившись в небо, совершенно ошалевший, но, похоже, вполне невредимый грызюк Вилле.

 

Послесловие

Вот такая вот история. Надо сказать, что за основу я взял не самую популярную версию; в той, как вы, наверное, знаете, в качестве главного героя фигурирует Лесовик, а Кифа, Мяфа, Чуфа, Чваки, Боберт и Тым-Пыц оказываются персонажами чересчур уж проходными. Честно говоря, мне эта ситуация не очень ясна — ну, разве что создатели этой, так сказать, «официальной», версии не хотели, чтобы молодежь лезла очертя голову в пекло (или просто куда придется). Разумеется, и самая непопулярная версия — с главным спасителем Холма, Леса и в особенности Болот грызюком Вилле — меня также не устроила (в ней вышеупомянутые герои отсутствуют полностью, за исключением Лесовика, которого за какие-то непонятные провинности выставляют не в самом лучшем свете). Я решил воспользоваться версией, которая показалась мне, пожалуй, самой правдоподобной — и безо всяческих сверхъестественных штучек (хотя, некоторые моменты, вроде последнего совещания у Старины Плюмса, выглядят, пожалуй, несколько натянуто).

Разумеется, сразу же возникли некоторые трудности с переводом — взять хотя бы названия семейств (или, если угодно, биологических видов), составляющих данное пестрое сообщество. Все эти «пауканы», «коряжники», «жабсы», «грызюки» и «летунцы» представляются мне скорее точными, нежели удачными. Названием звезды, вокруг которой крутится планета, я решил оставить слово «Солнце», во избежание чрезмерной путаницы и обвинений в выдумывании лишних слов, а название самой планеты нигде не встречается по той простой причине, что его не было и в изначальном тексте. Что касается слова «сегодня» — мне так и не удалось подобрать соответствующий удачный эквивалент, а точный выглядит еще более неестественным, чем вышеприведенные примеры, поэтому я избегал его где только мог. Слова «Болото», «Лес», «Холм» написаны с заглавной буквы потому, что с точки зрения тамошних жителей и их языка эти слова — аналоги наших названий населенных пунктов.

К сожалению, в данной истории практически ничего нет о быте наших, если можно так выразиться, соседей — это серьезное упущение с моей стороны; надеюсь, кто-либо из моих более подкованных коллег сможет со временем его восполнить и создаст более достоверный текст, достойный включения в учебники истории контактов.