Полная власть сэра Джейсона над своей жертвой и навязчивое желание запечатлеть ее служили катализатором для возбуждения Селии, хотя она, как и Колин, слишком стыдилась признать столь унизительную правду. Но когда эта шелковая ткань приковала ее члены к столбикам кровати и беспомощность становилась почти абсолютной, она невольно обнаружила, что ею завладевает соблазнительный эротический трепет.

В такие моменты полного порабощения Селия молча испытывала серию маленьких оргазмов, а появлявшиеся в результате этого капли, вне всякого сомнения, добавляли эстетическую ценность композициям сэра Джейсона. И то, что до нее не дотрагивались, не имело никакого значения; уже сам факт, что на нее смотрели и фотографировали в подобных развратных позах, возбуждал лучше всякого физического вмешательства. Селия чувствовала себя невероятно порочной, настоящей распутницей, не имевшей ничего общего с той конторской девочкой, которой она была в Сити. В то время она считала себя совершенно безнравственной женщиной, когда позволяла Колину ласкать свои груди под одеждой. Но она уже миновала стадию ласк как с Колином, так и с его кузеном. Если сэр Джейсон догадывался о причине влажности между ее бедер, то она о ней не догадывалась, но где-то в глубине души ей хотелось, чтобы так оно и было. Ибо Селия чувствовала, как ее все больше тянет к неотразимому сэру Джейсону Хардвику, и вследствие этого начинала получать удовольствие от собственной роли в качестве инструмента осуществления его извращенных пристрастий, причем ее решимость остановить это падение в сексуальную бездну слабела.

Самый творческий момент наступил, когда сэр Джейсон ввел в одну из съемок такой элемент, как ваза с фруктами. Фотоаппарат покоился на краю постели в ожидании интересного и драматичного эпизода, а сегодня вечером их будет множество. Сэр Джейсон притащил наверх из погреба верно служившую ему осветительную лампу и поставил ее там, где она могла бы пригодиться больше всего. Пропитанного хересом Колина разбудил тяжелый стук, и он выскочил из комнаты узнать, что происходит, ибо шум был такой, будто чье-то тело тащили вверх по лестнице. Осветительный аппарат, который тащил кузен, стал вроде боевого клича для его пениса, и он хотел последовать за ним, но перед ним в награду за старания захлопнулась дверь. Видно, его услуги сегодня вечером не потребуются. Дух и член Колина упали, — ибо тот мельком увидел свою возлюбленную, которая раскраснелась и лежала на постели сэра Джейсона, — и он опустился на пол и, прижавшись ухом к дереву, пребывал в таком положении все время.

Селия смотрела, как сэр Джейсон возится с осветительной лампой, и у нее участился пульс, когда она увидела, под каким углом тот тщательно устанавливает этот аппарат. Чуть раньше он привязал ее руку к столбику кровати оставив остальные члены свободными, словно хотел убедиться, что ей не избавиться от позы рабской покорности, но в то же время желал сохранить ей подвижность, чтобы осуществить то, для чего скоро наступит время. Приближается еще одна полная сюрпризов ночь, поскольку он оставил Селию на час в таком положении, не потрудившись сообщить, когда сам вернется. Возможно, сэр Джейсон хотел поднять ее возбуждение, растянув время ожидания, а такая стратегия, судя по учащенному дыханию Селии и влажному состоянию ее женской прелести, действовала весьма успешно.

Заметив деревянную чашу, которая была до края наполнена разными фруктами, Селия наморщила лоб от страха; это был не совсем подходящий случай для пикника, не говоря уже о том, чтобы столь поздно заняться едой. У Селии в животе затрепетало, когда сэр Джейсон уселся на кровати рядом, а его облаченное в твид бедро коснулось ее обнаженного бедра, воспламеняя нервы, словно к ним приставили спичку. Он начал методично снимать кожуру с большого банана, а его темные глаза сверкали от ожидания, пока медленно обнажался бледный фрукт. Он превратил такое обыденное дело в ритуал, и Селия обнаружила, что ее гипнотизирует вид крепких пальцев, умело очищающих банан, и вспомнила, как ловко те занимались собственным большим фруктом, когда она случайно застала его мастурбирующим перед зеркалом в своей комнате. Уверенная в том, что сэр Джейсон не видит ее, она спряталась за полуоткрытой дверью и широко раскрытыми неподвижными глазами следила за тем, как его рука скользила по толстому стержню, а пальцы сжимали пульсирующую пурпурную шишку, отражение чего она видела во всех удивительных подробностях. Казалось, будто он пытался искусственно воссоздать внутреннее давление стенок ее влагалища, и от этого сравнения у Селии перехватило дыхание.

Хорошо развитые ягодицы сэра Джейсона сжимались и разжимались по мере того, как приближалась кульминация, и Селия осталась на последний акт, когда поток жидкости обдал зеркало, измазав его белыми пятнами. Вес и сила притяжения привели к тому, что извержение сэра Джейсона устремилось вниз липкими струями. Селия провела языком по губам и почувствовала на них призрачную липкость.

Вернувшись потом в свою комнату, она в полной мере испытала стыд: ткань, помещавшаяся между бедер, пропиталась ее секрециями, и, коснувшись себя, Селия обнаружила, что источник не иссяк. Ее рука не покидала увлажненного пространства и инстинктивно перемещалась там, пока у нее не подкосились колени и она со стоном не опустилась на ковер, вонзив пальцы в трепещущие складки.

Когда сэр Джейсон очистил банан, их глаза встретились и застыли, как показалось Селии, на целую вечность. В конце концов ей пришлось отвернуться от жгучих глаз, она испугалась, что сэр Джейсон может увидеть разыгрывающиеся в ее голове эротические сцены. Он поместил желтую шкурку обратно в вазу, не сводя глаз с ее раскрасневшегося лица. Однако он не собирался есть банан, который очистил. Вместо этого он рывком развел ноги Селии, согнул их в коленях, делая ее прелести более доступными для своих целей. Губки ее влагалища потянулись к нему и раздвинулись, чтобы обнажить затаившиеся между них сочный оранжево-розовый кусочек, который под его взглядом густо покраснел. Сэр Джейсон никогда не видел это украшение из плоти столь большим, и ему пришлось приложить немало сил чтобы не взять его в рот и пощекотать, ибо это и в самом деле стало бы весьма удовлетворительной трапезой.

И тут Селия поняла, какой новый вид разврата он задумал, и хотела было сдвинуть ноги вместе, желая также отключить источник, находившийся между ними. Однако один лишь убийственный взгляд глаз сэра Джейсона положил конец всяким помыслам о сопротивлении. Она расслабила бедра, понимая, что отныне мучитель всегда будет одерживать над ней верх. Сэр Джейсон поместил кончик банана у входа намокшего влагалища Селии, а раздвинувшиеся губы облегчили проникновение, когда он толкнул мягкий объект вперед, ибо эта субстанция не шла ни в какое, сравнение с крепким мускулистым экземпляром, который любил здесь часто бывать. Он оставил торчащим на поверхности примерно дюйм фрукта, и бледная мякоть ярко сверкала на фоне изящной красной щели. «Селия не должна жалеть о том, что эта часть не вошла в нее», — задумчиво бормотал он и злорадно хмыкнул. Селия и так поглотила значительную часть фрукта. Сэр Джейсон выбрал самый большой банан в грозди, а точнее, он большего банана в жизни не видел. По длине тот оставлял его славный член далеко позади! Конечно, ничто не могло сравниться с его превосходным объемом и даже с впечатляющим фруктом кузена.

Банан уютно расположился внутри Селии, ее соки обмывали его поверхность. Та часть банана, которая торчала из нее, то поднималась, то опускалась под воздействием внутренней пульсации, а эти движения заставили откликнуться пенис сэра Джейсона, скрытый под тканью. Он взял ее несвязанную руку и поместил ее пальцы на выступавший конец банана, а свет лампы направил так, чтобы видеть каждую сверкавшую деталь этого сюжета. Довольный своим сценическим мастерством, сэр Джейсон снова взялся за фотоаппарат и приблизился, чтобы нацелиться на законопаченную бананом щель Селии, и несколько раз щелкнул, увековечивая этот эпизод. Он раздумывал, не занести ли специальный альбом для этого фотосеанса, и подбирал названия для него, наконец остановившись на «Фруктовый салат».

Положив руку поверх маленькой руки Селии, осторожно поддерживавшей конец фрукта, сэр Джейсон нежно улыбнулся, что явилось диссонансом слетевших с его уст словам.

— Покажи мне, как ты трахаешь себя, — тихо сказал сэр Джейсон таким безобидным тоном, что можно было подумать, будто он сообщает прохожему, который час.

Селия хотела было возразить, но слова застряли у нее в горле, когда фотоаппарат придвинулся к ней, на что ее клитор ответил неистовым трепетом. Сэр Джейсон почувствовал влажный жар, исходивший из ее щели, когда его пальцы настраивали фокус. Линза покрылась паром, и он отступил, чтобы та очистилась, и снова настроил ее.

— Дорогая Селия, какая у тебя разгоряченная щель! Ты же затуманила мою линзу, — сказал он, посмеиваясь, и придвинул фотоаппарат к ней. Лицо Селии вспыхнуло ярко-красным цветом, и она отвела глаза, чтобы с позором не выдать себя, ее уши тоже горели оттого, каким небрежным словом он обозвал часть тела, определявшую ее женственность. Даже Колин стал употреблять это слово в интимные моменты, воркующим голосом шепча ей на ухо вместе с другими непристойностями, да такими, которые даже его порочный кузен еще не использовал.

Сэр Джейсон был в восторге от этого слова, зная, как оно беспокоит и, похоже, задевает тонкие чувства Селии. Этот не совсем любезный эпитет мог затмить лишь еще одно прозвище более личного характера, произнесенное в адрес доставляющего удовольствие лакомого розового кусочка, который он теперь видел, пульсирующим перед собой. Сэр Джейсон мог бы особо акцентировать это слово, позволяя ему слететь с распутного языка и приводя молодую женщину в желаемую степень дискомфорта, для которой он предназначался. Вдруг желание произнести его и посмотреть, к чему это приведет, стало столь сильным, что сэр Джейсон не мог удержаться.

— Поверти этой своей милой игрушкой! — выдавил он. — Заставь ее поплясать для меня.

Селия простонала, будто ее ударили, густая краска залила сначала лицо, затем груди цвета слоновой кости. Она хотела спрятать свое лицо от пронзительного взгляда сэра Джейсона, шок от его странного гнусного приказа парализовал ее тело. Она могла всего лишь лежать в положении беспомощного унижения.

Все еще прижав ухо к запертой двери, Колин ерзал на полу коридора, отчаянно желая проникнуть внутрь особенно после того, как расслышал последние слова кузена. Чтобы утолить неудовлетворенное желание, он запустил руку в штаны и начал поглаживать удлинявшийся там стержень, его пальцы с трудом удерживали мясистую громаду.

Бездействие Селии снова пробудило гнев сэра Джейсона, ибо он был не в настроении смотреть, как она демонстрирует уязвленные чувства. Конечно, сэр Джейсон понимал, что Селия должна проявить хотя бы подобие женского негодования, однако надеялся, что к этому времени ее маленькие фокусы прекратятся и она в конце концов будет с ним честной в делах секса. Теперь, когда сэр Джейсон настроил освещение и фокус, ему хотелось перейти прямо к делу, поскольку собирался использовать не один ролик пленки. Локтем он ткнул Селию в бедро, сдвинул брови в зловещей линии над металлическим корпусом фотоаппарата.

Слёзы унижения текли по покрытым красными пятнами щекам Селии. Однако она не могла игнорировать трепет объекта, о котором зашла речь. Селия изо всех сил сжала вместе стенки вагины, отнюдь не будучи уверенной, удастся ли таким образом достичь непристойной цели, которую поставил перед ней сэр Джейсон. Она повторяла это сжатие через каждые несколько секунд, сокращая интервалы до тех пор, пока клитор не пришел в постоянное движение, а жадный огонь в глазах сэра Джейсона приближал наступление постыдного оргазма. Улыбка сэра Джейсона говорила ей о том, что ее действия привели к успеху; набухший язык дергался то вверх, то вниз, словно им двигал незримый палец, а целенаправленное сжимание мускулатуры вагины Селии привело к тому, что створки ее раковины чуть не откусили выступавший конец банана.

У Селии бешено колотилось сердце, совпадая с пульсированием, которое шло изнутри ее тела. Она начала то засовывать, то вытаскивать банан, поверхность фрукта становилась теплее и мягче с каждым погружением, тот настойчиво искал приюта и с каждым проникновением становился горячее и влажнее. Сэр Джейсон весело щелкал затвором, твердый пенис становился горячее и влажнее, выражая солидарность похотливому фрукту из тропиков, который по форме напоминал его инструмент. Из него можно было приготовить не одно блюдо, ибо в отличие от фрукта, который Селия вгоняла в себя, фрукт сэра Джейсона будет всегда готов к употреблению, как бы часто она ни ела его. А сэр Джейсон с огромным удовольствием заботился о том, чтобы она не голодала!

Когда стало ясно, что банану грозит опасность превратиться в пюре, он вынул из липких рук Селии то, что осталось от него, и давал ей есть маленькие кусочки, удивляясь и восторгаясь; что она не поднимает шума. Наоборот, она, похоже, наслаждалась каждым кусочком, ее пухлый рот широко открывался, прося еще. Сэр Джейсон положил оставшиеся кусочки на ее вытянутый язык и обнаружил, что с его пальцев слизывают все липкие крошки. Когда последние кусочки фрукта были прожеваны и проглочены, губы Селии безмолвно говорили о том, какое экзотическое удовольствие они вкусили. Казалось, они покрылись лаком щедро собранным бананом от стольких сочных экскурсий в ее прелестные глубины. Сэру Джейсону очень хотелось поцеловать эти мерцающие губки, которые истосковались по его любимому фрукту, после того как тот достаточно долго промокал в изящном влагалище Селии.

Использовав целый ролик пленки, он снова зарядил фотоаппарат, подавляя еще одно желание: воткнуть в Селию второй банан. Однако эта трапеза не будет разделена, ибо сэр Джейсон сам пожелал съесть каждый сочно покрытый лакомый кусочек. Каким теплым и влажным казался этот фрукт на его ладони, он сохранил такой приятный аромат от посещения переполненной маленькой щели. «Она вне всякого сомнения с большим удовольствием отведала этот фрукт», — думал сэр Джейсон, уткнувшись лицом между бедер Селии. Его ноздри раздувались от мускуса с банановым привкусом. Это была всего лишь закуска, теперь настало время подавать следующее блюдо…

Когда сэр Джейсон передал Селии гроздь винограда, она не нуждалась в дальнейших инструкциях. Их взгляды встретились, и ее голубые глаза светились пониманием, что будет дальше. На этот раз они не дрогнули и продолжали сверлить его. Издаваемый ею интимный аромат удовлетворял его как вода измученного жаждой путника. Сэр Джейсон был так доволен тем, что открыл новую способность своей пленницы вести себя распутно, что развязал ей одну руку, избавляя ее от уз шелковых кандалов, о чем она его так много раз молила. Сэр Джейсон знал, что она не любит ограничений и подозревал, что это как-то связано с ее детством; она о чем-то подобном намекала Колину, который в пьяном угаре выболтал эти личные откровения. Ограничения, навязываемые ей сэром Джейсоном, представляли собой форму наказания, хотя и более возвышенного характера, чем то, что какая-то старая директриса школы могла бы определить.

Щедрость сэра Джейсона нашла вознаграждение.

Развязанная Селия не бежала от своего пленителя, а словно ребенок, стремящийся угодить, принялась поочередно запихивать маленькие виноградинки в свое влагалище, пользуясь средним пальцем, чтобы продвинуть их поглубже. Когда она заполнила виноградом щель, все еще липкую от банана, — мягкие остатки были подслащены ее собственными медовыми секрециями, — сэр Джейсон мог восхититься тем, как хорошо она справилась с этой задачей. Последняя виноградинка виднелась из кремовой щели, принявшей форму округлившихся от удивления губ… или от восторга.

Фрукты внутри Селии успокаивали своей прохладой, но не настолько, чтобы охладить поднимавшийся жар, пока она стремилась добиться благосклонности сэра Джейсона. Не имело значения, насколько ей придется унизить себя, чтобы добиться этого; она потеряла волю бороться с ним, а теперь хотела всего лишь быть с ним заодно, отдать себя его неотразимой силе, которую источала каждая его похотливая пора. Жестокие выходки сэра Джейсона стали для нее такой же пищей, какой была она сама для его неиссякаемой похоти. Селия хотела, чтобы лихорадочный огонь в его глазах разгорелся как вселенский пожар, который пожрет ее целиком, охватит тело, словно пламя высохшую траву в поле. В ее животе начинался тот самый странный трепет всякий раз, когда он бросал на нее взгляд, вызывая не менее напряженную реакцию клитора. Селия больше не могла отрицать наличие таких симптомов, ибо стоило ей посмотреть вниз живота и увидеть, что когда-то скромный бутон припух и порозовел больше прежнего, а из гладких половых губ высовывалась гораздо большая часть, чем изящный кончик, словно пребывая в состоянии вечного возбуждения.

В вазе еще остались фрукты, в Селии тоже. Самые мясистые вишни ярко сверкали на фоне темного дерева вазы, они казались отшлифованными драгоценными камнями. Селия повернулась, чтобы встать на четвереньки, предоставляя сэру Джейсону выбрать место, куда их поместить. Бледные округлости ее ягодиц были выпячены и соблазнительно раздвинуты, что определило его выбор. Как мог он устоять перед такой милой розеткой? Он и в самом деле сомневался, осталось ли вообще место в набитом до отказа главном проходе, и не понимал, как Селия снова извлечет оттуда виноград. Однако подобные опасения улетучились, ибо под рукой оказались другие, более интересные и безграничные возможности.

Забыв, о фотоаппарате, сэр Джейсон одну за другой вдавливал вишни в гофрированное отверстие ануса Селии, используя для этой цели, как и она средний палец. Сэр Джейсон справлялся с этим лучше, чем она с виноградом, поскольку его палец был длиннее, чем ее похожий на детский палец, и он проталкивал его до конца. Красновато-пурпурные шарики легко проскальзывали внутрь, ибо ее влагалище поделилось своей смазкой с более засушливым соседним пространством, словно ожидая, что позднее самому понадобится увлажнение. Сэр Джейсон так погрузился в свое занятие, что потерял счет вишням и добавил еще, наслаждаясь тем, как мускулистое отверстие проглатывает все одну за другой, пока не опустела ваза.

Селия вздрогнула от столь беспрецедентного вторжения в ее зад. Она испытала весьма приятное ощущение от того, что сэр Джейсон пальцем ввел в оба ее отверстия столь много объектов. Чувствительность в этих проходах обострилась, и она почувствовала загадочность внутренних сторон влагалища и прямой магистрали, пока виноград и вишня распирали их стенки. Некоторые области, похоже, больше пробудились от их присутствия, напоминая Селии о том, как трение ручки расчески возбудило ее в том особом месте, находившемся на полпути задней магистрали, и вызвало мощный и головокружительный оргазм, похожий на тот, который, как ей показалось, надвигался в данный момент. Приобретшие запах банана соки все еще держались на ее устах, и у нее возникло неожиданное желание поцеловать сэра Джейсона, глубоко проникнуть языком в его рот, чтобы он тоже отведал этого вкуса. Она нахмурилась, подумав, как это любопытно, что он никогда не предлагал ей свой язык, и с удивлением обнаружила, что раздосадована этим. В этом отношении он был так непохож на Колина, ибо возлюбленный дегустировал ее влажные преподношения, словно знаток нектара.

В тот вечер фрукты очень пригодились, но, к несчастью, исстрадавшийся пенис сэра Джейсона не нашел себе применения. Когда давление в заднем углублении Селии стало невыносимо и желание освободиться слишком большим, она извергла из своего ануса целый каскад вишен, издавая при этом нескромные звуки. Словно под аккомпанемент этому напряженные мускулы выдавили из влагалища несколько виноградин. Столь необычное зрелище избавления от фруктов заставило сэра Джейсона извергнуть семя прямо в брюки. Оно собралось в одном месте и стекало вниз по его бедрам, пропитывая брюки, купленные на «Сэвилл-Роу». Несмотря на спонтанный оргазм, ему хватило сообразительности взяться за фотоаппарат и зафиксировать последнюю картечь фруктов, которые вырывались из задницы Селии, окрашивая ее розовую впадину ярко-пурпурным цветом вишневого сока. Сэр Джейсон даже умудрился поймать рукой несколько вишен и обнаружил, что те сильно нагрелись. Он украдкой засунул одну из них в рот и, пока жевал, от восторга закрыл темные глаза.

Если бы только он мог прильнуть губами к окрашенному вишневым соком ободку и высосать эти освященные фрукты все до единого…

Многочисленные фотографии от этого сеанса будут показаны Колину с целью наставить ему рога и продемонстрировать, сколь огромна власть сэра Джейсона над предметом этих съемок. Видно было, что старший Хардвик может заставить прелестную Селию, делать все, что захочет, сколь бы унизительно или болезненно это ни было; ей все это нравилось, и она желала все что мог предложить его изобретательный ум. Тем не менее сэр Джейсон скрыл момент, когда сам тайком наслаждался фруктами. Его лицо вспыхивало, когда он вспоминал это, и горело так же, как и его язык, жаждущий отведать еще одну ягодку.

Колин почувствовал еще большую потребность утопить в вине безумные страсти, поглощавшие его, пока он рассматривал эти непристойные снимки, которые сэр Джейсон с такой радостью показывал ему. Как мог кузен совершить такие развратные действия над его прелестной Селией? Почему он не защитил ее от таких непристойностей? Он должен был выбить дверь ногой, а не прижиматься к ней ухом, снова и снова достигая оргазма от воображения того, что может твориться в комнате сэра Джейсона. Колин не сомневался, что его кузен украсил бы этими фотографиями стены Дома на Пустоши, если бы сюда дважды в неделю не приходила женатая пара слуг. «Моя бедная Селия! — кричал он, хлопая себя по бедрам. — Она терпела такие ужасы!» Теперь эти позорные моменты, которые лишь мельком возникали в воображении Колина, вечно запечатлелись на пленке и Селии приходилось переживать их снова и снова.

Она тоже больше не могла не обращать на них внимания. Ибо сэр Джейсон устраивал настоящее событие, показывая свои фотоальбомы по вечерам, когда поглощался не один бокал хереса, прижавшись к своим двумя гостям под яркой осветительной лампой, той самой, которую он использовал, чтобы выделить каждую влажно-розовую деталь наготы Селии. Хозяин дома скоро достигнет крайней степени возбужденности, которая потребует выхода и — опьянев от вина, желания и унижения — Селия позволит, чтобы ее уста прижали к его коленям, где ей придется отведать напиток, оставленный специально для нее. Но ее опьяневший возлюбленный снова всего лишь беспомощно наблюдал, его собственный орган пошевеливался от жажды коснуться ее теплых уст. Когда сэр Джейсон разрядился семенем на ее языке, Селия брала член Колина в рот, лизала и сосала его до тех пор, пока семя возлюбленного не присоединялось к подношениям старшего кузена.

Совсем опустошенный этими развратными фотографиями, Колин не мог оторвать глаз от ряда распутных снимков, выложенных перед ним, и его пенис назойливо пробуждался к жизни в узком пространстве штанов. Чем больше он рассматривал фотографии, тем больше менялось его восприятие того, что происходило во время их рождения. Цветущие разведенные ягодицы Селии казались выпяченными более похотливо, чем обычно, и пространство между ними обнажало эластичное отверстие для самых развратных желаний мужчин и даже приглашало осуществить их. Ее припухшие срамные губы выступали навстречу объективу фотоаппарата и обнажали бутон плоти, ставший в два раза больше и сверкавший от капель, скатывавшихся сверху. Колин зажмурил глаза, пытаясь стереть эту картину, ставшей пятном на его памяти. Когда он открыл глаза, то обнаружил, что ничего не изменилось, если не считать, что эти изображения открыли то, что можно было бы назвать лихорадочным блеском в глазах Селии.

Колин покачал головой, не веря этому. Не может быть, чтобы Селия могла получить удовольствие от такого обращения с ней его кузена. Это исключено. Полностью исключено…