Алфавитарный Парик вытянулся во весь свой рост и оказался Сентябрь примерно по пояс. Его локоны залоснились и сложились в очень гордое выражение лица с выразительно напудренными щечками из конского волоса. Парик был готов произнести речь.

– Сайдерскин – это самый быстрый йети на Луне. Если бы ты хоть что-нибудь знала о йети, тебя бы это впечатлило. Йети так быстры, что увидеть их практически невозможно, разве только следы ног на снегу, и даже самый искусный фотограф может ухватить только смазанный след пронесшегося рядом йети. Они такими рождаются! Йети вырастает из маленького пушистого комочка в лохматого монстра с черными рогами, как у барана, горящими красными глазами и ручищами, которые могут выжать вино из валунов быстрее, чем ты скажешь: «У этой лавины что, зубы есть?» Они любят зиму и снег; они любят горы и любят есть, а также все, что связано с этим процессом: толочь, отбивать, раздирать, разрывать, грызть и жевать. Когда эльфы и феи пришли на Луну, йети здесь уже были – однако вместе с ними тут были и другие существа, менее склонные топать ногой только ради того, чтобы посмотреть, как все вокруг трясется. В те давние времена, когда феи и эльфы построили дорогу и гогочущей толпой танцевали на Луне, они пытались узнать секрет быстроты передвижения йети. Знаешь ты это или нет, но эльфы и феи всегда стремились перенять у всех самое лучшее и использовать для себя.

Сентябрь вспомнила, как сам Чарли Хрустикраб однажды говорил ей об этом: «Эльфы берут свое начало от лягушек. Ничего себе лягушечки, да? Конечно, быть лягушками не шибко весело, поэтому мы прошлись по кругу и стащили у каждого самое лучшее: у стрекоз крылья, у людей лица, у птиц сердца, у козлов и прочих антилоп – рога, у ифритов души, у коров хвосты – вот так вот мы и эволюционировали, за миллионы миллионов минут, в точности как вы».

– Я думала, все хотели, чтобы эльфы и феи вернулись! – сказала она. Сентябрь сама точно хотела. Но омару и шакалам они, похоже, были совсем без надобности.

Парик фыркнул. Два облачка тонкой пудры заклубились под его кудрявым носом.

– Ну, жизнь тогда неслась в вихре магии и бурлила, как чайник, – если ты был эльфом. Но йети – не эльфы, уверен, что ты согласишься с этим. Они гоняли диких зверей по горам Голубого Молота, вверх по головокружительным склонам горы Пышное Платье, чьи заснеженные пики видны, если выбраться из раковины наружу, вверх по стволу Высочайшего Дерева – это пальма, такая высокая, что одна комета однажды провела на ней трехдневный отпуск, досуха высасывая молоко из кокосов. Но йети поймать невозможно. Можно только оказаться либо там, где он собирается быть, либо там, где он уже побывал. Однажды случайно сработала ловушка в джунглях, которую поставили феи и эльфы, и прищемила лапу йети – чисто случайно и не к добру. Взревев от ярости и боли, несчастный увалень отгрыз себе лапу и умчался, оставляя на снегу капли йетинской крови. Они остались до сих пор – круглые черные пруды, ведущие в лунные дебри. И на этом все закончилось, потому что феи и эльфы обнаружили, что в этой лапе заключена вся быстрота йети. Они начали пользоваться ею и не могли остановиться – кто захочет ждать, пока вскипит чайник, или придет весна, или разлученные возлюбленные снова воссоединятся, или сварится зелье, или созреет план, который ты только задумал? Они построили вокруг лапы йети город, который назвали Терпение, потому что юмор эльфов тонок, как хлыст погонщика волов. В Терпении они все ускорили настолько, что им больше вообще не приходилось ждать. Чай был готов в ту самую секунду, когда тебе захотелось пить, все волшебные розыгрыши придумывались в одно мгновение и тут же исполнялись, праздники начинались немедленно, как кому-то приходила в голову мысль что-нибудь отметить. Если ты влюбилась в какого-нибудь селка там, внизу, в Волшебной Стране, тебе не надо было вздыхать и томиться, он оказывался с тобой по мановению крыла. Оказалось возможным победить скуку, для всех и навсегда – просто отмотай время до момента, когда одна фея со своей шайкой надумали подстеречь ничего не подозревающую пастушку и превратить всех ее овец в поклонников. Зачем юной фее или эльфу ждать, пока вырастешь, в то время как все тебя шпыняют, читают нотации, заставляют ужинать последней, а спать ложиться только на заре, хотя ты клюешь носом уже в восемь часов и мечтаешь поскорее добраться до кровати? Куснешь лапу йети – и превращайся в дикарку, неутомимую искательницу приключений, пока вкус лапы не сотрется с языка. Феи и эльфы могут одним касанием превратить молоко в простоквашу, вино в уксус, пиво в квас. И они все время этим занимались только для того, чтобы насладиться замешательством молочниц, ради извращенного удовольствия все портить, ломать и разбрасывать.

Сентябрь посмотрела на Аэла. Это прекрасное создание шумно слушало рассказ Парика, поскольку виверны дышат довольно громко, все время стравливая лишний пар. Она подумала, что феи все сделали правильно. Она бы дорого отдала за то, чтобы иметь лапу йети у себя дома, чтобы сжать целый год, пропустить ту его часть, которая отделяла ее от Волшебной Страны, стереть ее ластиком, чтобы не надо было высиживать это полное ожиданий время, пока оно плетется не спеша. Скажите Сентябрь, что где-то посреди Омахи есть эта лапа, – и она будет там первой, в полной готовности и с начищенными зубами.

Как бы нам хотелось поспорить с Сентябрь и рассказать ей, что в ожидании есть свое удовольствие! Что благоразумные люди умеют ждать без мучительных колик в животе, постукивания ногой и уговаривания солнца побыстрее взойти или зайти. Что умному никогда не скучно, а кому скучно, тот не умен. Но, хотя я хитра, коварна и жестока, лгать я не стану.

Алфавитарий нахмурил брови-локоны.

– Ну что ж, феи и эльфы такие, какие есть. Они живут вечно! Не бывает состарившейся феи, которая выкашливает свое раскаяние на смертном одре. Сколько бы они ни торопили время, они ничего не теряют. Однако Луна тогда была молодой и не водилась ни с феями, ни с йети! Гарпии и баньши, каппы и кицунэ, химеры и веркарибу, цилини и сатиры – вот кто обитал на Луне! Когда же воздвигся в полной красе город Терпение, феи и эльфы Волшебной Страны поспешили отправиться вверх по дороге, чтобы присоединиться к своим собратьям в небе. Рассказывают, что словно радуга выплеснулась на Луну – так быстро и так много их появилось, в то время, как навстречу неслась другая волна – обитатели Луны разбегались в ужасе от взбесившегося времени. Даже я не могу отрицать притягательность обладания всем, что хочешь, в ту же минуту, когда захотел. Так все и повелось. Феи и эльфы прогнали даже те старые скучные минутки, что проходили между засыпанием и пробуждением. Какой там отдых? Это было похоже на кражу со взломом. Они не сбрасывали время как одежду – они просто избавились от него. Время сочилось из них, как кровь. Они становились все старше и все быстрее. Что ж, ночку-другую пропустить не повредило бы – если только это не твоя ночь или день, и у тебя их до смерти осталось считаное количество. Но вы просто не представляете, как легко феям соскучиться. Они как йети лапой сметали недели и месяцы, если именно столько времени должно было пройти, чтобы поклонники пастушки успели нарастить шерсть, которую следовало остричь к дню свадьбы. Они были настолько ненасытны в стремлении не убивать время попусту, что просто уморили всех вокруг. Половина населения Луны умерла от старости, прежде чем кто-либо смог поправить дело.

– И как его поправили? – спросила Сентябрь. – Кто поправил?

Парик пожал изящными пушистыми плечами.

– Давно это было, в моих книгах про это ничего нет. Битвы, конечно были, жестокие и беспощадные, но феи с эльфами только закусывали свои лапы и проматывали время к концу битвы, к окончанию войны. Они стояли на поле битвы, все еще свежие, веселые, а лунный народ валялся бездыханный, измученный, скрюченный артритом. Никто из защитников не мог замедлить время – королевские пфизики говорили, что это невозможно. Парики же пришли на Луну позже, когда феи и эльфы уже исчезли, и кому-то надо было подвести итоги, прибраться, сделать заключения, рассудить споры. Остались только самые молодые гарпии, сатиры, веркарибу и их близкие. Никто не говорил о том, что случилось, а лапу йети в Терпении с гиканьем стащили с пьедестала веревками.

– Но при чем тогда здесь Сайдерскин, если все уже хорошо?

На этот раз заговорил От-А-до-Л, раздувая круглые ноздри:

– Сайдерскин хочет быть королем Луны, Сентябрь. Он хочет, чтобы мы немедленно очистили территорию и оставили его одного среди холода и снега. После всего, что было, йети тоже постарели, их стало меньше. Я видел картину в Изменчивом Музее одного города, на которой множество йети клялись умереть за свою лапу. И все из-за того, что один из них, всего один, попался в силки! Лапа исчезла, и все обитатели Луны договорились между собой, что не будут ее искать, что, на мой взгляд, свидетельствует о их благородстве, а на твой? Я думаю, что кто-нибудь мог найти лапу и воспользоваться ею. Но все равно Сайдерскин ненавидит всех и трясет Луну, чтобы стрясти нас с нее. Все, чего он хочет, – это залезть на вершину Пышного Платья, грызть камни и править пустотой. А если он чего захочет, то сможет! Он частенько напоминает о своем присутствии! Гарпии говорят, что в заморском городе Мохи он засадил ножницы для разделки птицы по самые кольца в луг, который его и пальцем не тронул. Луна трещала и тряслась неделю! Он настолько быстрее нас, Сентябрь! Да еще эти его лапы! В любой момент он, а не мы может смотать время как нить и оставить нас всех истекать нашими жизнями. Народ уже начал разъезжаться. Ты представить себе не можешь, что такое полная Луна! Альманах уже наполовину пуст, в Титоне остались только кузнечики, а Сефариал уже покинули почти все старатели и балерины. А если он дотрясет Луну до того, что она совсем развалится? Тогда осколки посыплются на Волшебную Страну, и добрая часть всего живого погибнет.

– Внутри раковины мы в безопасности, – прошептал Алфавитарий, – но Сапфировым Стетоскопом он услышит любого где угодно на Луне. Даже наши сны. Мы не умеем прятаться или планировать, он в момент поймет, чего мы больше всего боимся. Я не знаю, каким недобрым колючим ветром занесло сюда эту коробку. Сюда, где он может мигом ее выкрасть! Нельзя ее здесь оставлять, это не обсуждается.

От-А-до-Л переступил с одной ноги на другую.

– Ты даже не представляешь, – сказал он, – сколько странных предметов припрятано на Луне. Здесь – как в хранилище банка, только народ тащил сюда не деньги, а запасную магию, чтобы сохранить ее и приумножить. Такой беспорядок. Жаль, что они не убрали за собой, когда съезжали.

– Кто – они? – уточнила Сентябрь.

– Феи и эльфы, кто же еще? Кто ж еще захочет иметь блестящую синюю игрушку, которая позволяет расслышать каждый шепот? Любой виверн предпочтет уединение! Сайдерскин давно привык пугать все, что под руку попадется. С ним повсюду ходит огромная косматая собака, которая может найти что угодно. Ножницы для разделки птицы он откопал в пещере под Морем Одинокой Рыбы – и когда Одинокая Рыба пыталась сказать ему, чтобы он занимался своими делами, собака откусила ей хвост и трижды обмотала ее голову веревкой. Он забросил Одинокую Рыбу как мячик почти до самой Волшебной Страны. Бедной Одинокой пришлось целый месяц плыть вверх по течению, обдирая бока в кровь о камни.

– Он задумал что-то ужасное, попомните, – сказал Парик. – Как только соберет все волшебные обломки.

– Тогда единственный способ его остановить – сделать так, чтобы он больше ничего не нашел… – сказала Сентябрь.

– Ну, сделай одолжение, юная леди, попробуй, – вздохнул Алфавитарий. – Ум йети подобен воде – течет так быстро и так глубоко, что никто не в силах за ним угнаться, не говоря уже о том, чтобы понырять в нем и разузнать, что на дне. Но это все введения да предисловия, а суть в том, что я не приму от тебя этот грязный шпионский Стетоскоп, который так нужен йети. Я не позволю ему напялить меня на его противную в ледяных катышках голову, нет, мэм, благодарю покорно!

– Осмелюсь предположить, что ваша Библиотека продержится против йети дольше, чем я.

Сердце Сентябрь упало и покатилось, ворча и жалуясь самому себе, наткнулось на ребра и разбередило их. Она всего-то и хотела, что сбежать вместе с От-А-до-Л и поплавать в алом море, глазея на звезды. Это же не ее Луна. Она хотела забраться в Арустук и укатить назад, прямо в Волшебную Страну, где ей по крайней мере казалось, что она хоть что-нибудь в чем-нибудь понимает. Она хотела снова отведать тыквенного пирога в Осенних Провинциях. Хотела пропустить все сложное и перейти сразу к приятному, когда все искрится и поет. Она не хотела быть Волшебным Рыцарем или Волшебным Епископом. Она хотела быть феей и жить только в те моменты жизни, которые бы ей нравились. Однако другая часть ее хотела с топотом погнаться за Лунным Йети и всыпать ему. Чтобы сохранить странную и прекрасную Луну, не дать растрясти ее на кусочки, не дать ей упасть на Волшебную Страну. Встать против Сайдерскина и посмотреть ему прямо в глаза, как она стояла против Маркизы и своей тени. Беда с этим противостоянием. Как только начнешь, так уже не остановиться.

Парик прищурился – если, конечно, парики вообще умеют это делать. Его черные розочки плотно захлопнулись, белые усы надулись. Сентябрь оглядела свой черный шелковый наряд. Каждый видел в ней Преступника – и все из-за ее костюма. Но в этом и заключается цель всякого наряда, предположила она. Одежда – это история, которую ты хочешь рассказать о себе, и каждый день – разную. Даже те парни, которые носили только простые комбинезоны и никогда не причесывались, зато знали о породах скота больше, чем о моде, – и те рассказывали свою историю: «Я – человек, который ничего не знает и знать не хочет о моде, потому что о таких вещах и не стоит ничего знать, а тем более беспокоиться о них». Сентябрь не выбирала своей истории. Она вроде бы и одежду не выбирала. Она могла бы визжать и пинаться, чтобы не дать надеть это на себя. Она могла бы плюнуть в лицо Синему Ветру – и той это могло бы понравиться! Но даже если тогда она ничего не выбирала, она может выбирать сейчас, если уж выбирать так важно. Сентябрь была почти уверена, что сейчас это важно.

– Мне кажется, я должна пойти и повидаться с йети, – сказала она так громко, как только смогла. Очень важно объявить о своих намерениях максимально громко, подумала она, иначе твои намерения могут подумать, что ты их стыдишься. – Я же Профессиональный Революционер, в конце концов.

– Я бы скорее назвал тебя прогульщицей, Сентябрь, – насмешливо сказал Парик. – Если я правильно понимаю твой наряд, а я всегда понимаю правильно, поскольку прочитал все книги по геральдике и королевских кодексах, какие только есть в моем каталоге, ты – Преступник.

– А мне титул Профессионального Революционера нравится больше. В конце концов, если революция удалась, она уже не преступление.

Парик наклонился к ней поближе. Он пах лавандой и тальком.

– Вот теперь вижу! У тебя на кепке изображен анархический угольно-смоляной шеврон. Говорит сам за себя.

Аэл, взволнованный, переступал с лапы на лапу.

– В этот раз все будет по-другому! Маркиза хотя бы была приблизительно твоих размеров…

Но Алфавитарий не дал ему закончить.

– Сайдерскин хочет быть Королем Одинокой Луны, но этого нельзя допустить. Ты совершенно права! Это твой долг – пойти и… ну, я предполагаю, что ты свою работу знаешь лучше меня. Собери инструменты твоего ремесла и… сделай это. Он живет на внутреннем крае Луны. Я могу рассказать тебе о самом коротком пути через горы, хотя в этом случае я стану соучастником. Но думаю, что рискну! Библиотекарь должен быть упорным и храбрым, он обязан выдать информацию, когда ее запрашивают.

– Ну, что ж, – сказала Сентябрь с беспечной отвагой, как ей показалось, – тогда расскажи, как девочке приблизительно моих размеров управиться с йети?

Парик сморщился, заплетая и расплетая синевато-белые пряди. Через мгновение Сентябрь поняла, что именно так парики хмурятся, подобно людям в глубокой задумчивости.

– Я полагаю, тебе следует найти эту лапу йети, – вздохнул он, туже закручивая свои упругие локоны. – Без этого нечего и надеяться поймать его. Все равно что утенку состязаться с гоночным Додо.

– Ты же сказал, что она потерялась! И что ее канатами пришлось стягивать с постамента, а значит, она слишком велика, чтобы носить ее с собой. Я не уверена, что хочу применять противную высушенную лапу против того, у которого ее и украли. Если ты победил противника – это одно дело, но бить его по голове откушенной лапой его собственного прадедушки – это просто жестоко!

– Она потерялась, конечно, потерялась! Если б она не была утеряна, мы бы догадались об этом по тому, насколько состарились бы к вечернему чаю. – Локоны Парика скручивались и раскручивались. – Что же касается ее величины, я уверен, что тебе понадобится не больше ногтя, а то если возьмешь больше, то проскочишь во времени впереди него. Однако в моих книгах нет сведений о том, куда могла деться лапа, и это странно, потому что в книгах обычно есть сведения обо всем.

Сентябрь заметила, что вопрос о жестоком обращении с йети библиотекарь проигнорировал.

От-А-до-Л зубасто улыбнулся и блеснул огненными глазами.

– Планетарий, Альфи! Она должна отправиться в Планетарий! И я ее туда доставлю.

Парик потряс роскошными кудрями.

– Ну что за умница зверь, не зря я тебя нанял. Я очень доволен прошлым собой. Правда, я был несколько наивен касательно отношений вивернов с огнем, но зато какой подарок я бывший сделал себе нынешнему.

Виверн едва не плясал от радости, что нужно что-то объяснить Сентябрь, потому что объяснения были его вторым любимым занятием после расстановки по алфавиту, а Сентябрь знала так мало, что всегда нуждалась в объяснениях.

– Планетарий – это город на склонах Пышного Платья, жутко огромной и прекрасной горы. Его построили глассхобы, чтобы присматривать за звездами, которые склонны убегать в поисках приключений, забывая, насколько они нужны нам, приземленным людям, здесь, внизу, чтобы плавать по звездам, составлять гороскопы и встречаться с любимыми на балконе. Глассхобы – это светящиеся рыбки, вроде анчоусов, но с козлиными ногами, а свои жабры они держат в серебряном кадиле, что свисает с плавников. А плачут они стеклом! Оно просто льется у них из глаз – горячее, расплавленное, оранжевое. Как же они грустили, наверное, пока строили Планетарий! Этот город весь состоит из линз, Сентябрь! Телескопы и домоскопы, микроскопы и фильмоскопы, хромоскопы и камеры, очки и лупы, бинокли и зеркала! Можно слегка отогнуть кровельную дранку и увидеть сквозь нее весь Пандемониум. Находится Планетарий вблизи Поворотного Пункта, где наружная сторона Луны переходит во внутреннюю. Гора Пышное Платье, конечно, преграждает путь туда, но я же могу перелететь через нее. Мы выследим лапу из Планетария. Я уверен.

Сентябрь думала об Альманахе и его бескрайней любви к городу внутри него. Она вспомнила Балласт Донизу, которая курсирует вверх и вниз по дороге, успевая вовремя залатать пробоины, потому что слышит их сердцем. Вспомнила, как зловеще ухмылялся ей Синий Ветер в пальто из планет. Все, что у тебя есть. Делаешь дело и за него отвечаешь.

Сентябрь встала и вытерла ладони о черные брюки.

– Какой смысл становиться Преступником и Революционером, если не совершать безумства, о которых никто в здравом уме и не помышляет? Послушай, мое я, разве не о том мы с тобой мечтали все эти дождливые дни, чтобы перепрыгнуть через Луну, как та корова из песни, и померяться силами с йети? Конечно, у меня против него шансов столько же, сколько у божьей коровки против меня, но пусть кто-то попробует сказать, что это не настоящее приключение! Мы отыщем эту лапу, и, может быть, нам не придется сталкиваться с ним лбами, как паре самцов оленей на поляне по весне.

– Побейся за нас, за всех, – жестко напутствовал Парик.

Все-таки это была ее Луна. Ее – потому что здесь жил Аэл и потому что это была Луна Волшебной Страны. Потому что, если бы у нее, Сентябрь, была раковина, чтобы защищать и оберегать все, что она любила, она бы укрыла все это внутри и краешки подоткнула. «Пожалуй, – думала она, – возвращаться обратно в Волшебную Страну в поисках легкой добычи было бы все равно что выставить себя эгоисткой, каковой меня Синий Ветер и называла. Нет уж, если это в моих силах, то я не позволю ей оказаться хоть в чем-нибудь правой».

Сентябрь взяла Сапфировый Стетоскоп, перегнула трубку с наушниками пополам, засунула его обратно в шкатулку и захлопнула крышку. Щелчок громким эхом отразился от стен круглой Библиотеки.

– Полагаю, этот случай можно описать как Защиту Библиотеки от Ночных Мародеров, а это есть в моем контракте, – сказал От-А-до-Л, испрашивая таким способом разрешения Алфавитария на отлучку.

Парик потряс кудрявой головой и прошептал:

– Дитя мое, он нас убивает. Луна гибнет. Что мы можем сделать? Лапа – это, в конце концов, всего лишь Инструмент. Кому бы она ни принадлежала, того давно уж нет. Я должен заключить с тобой сделку. Должен чувствовать себя виноватым перед тобой. Должен презирать себя. Ведь это я рассказал тебе о ней. С ее помощью ты можешь выполнить свою работу с легким сердцем. Лучше всего предоставить все профессионалам. Я сам уж точно люблю, когда мне дают спокойно делать мою работу.

Сентябрь кивнула, хотя колющее чувство неправильности происходящего не исчезло из ее груди. Она подняла глаза на Аэла, стараясь целиком вобрать его в сердце.

– Сначала мы должны забрать мой автомобиль, – сказала она наконец, потому что ей казалось, что это разумно и по-взрослому. Но через мгновение добавила: – Опять мы с тобой, Аэл, задумали что-то совершенно невозможное.

– Автомобиль начинается с А, так что я буду безумно рад познакомиться с ним. – Он пригнул голову, как игривый щенок, с загадочной улыбкой, словно говоря: «Я знаю кое-что, чего ты не знаешь». – Но, Сентябрь, – промурлыкал он, – тебе не кажется, что сначала мы должны забрать Субботу?