Алекса сидела в своей кабинке, подперев подбородок, и рассматривала макет здания, который от нечего делать сложила из брусочков, имитирующих кирпичи и гранит. Работы не было, и она чувствовала себя неприкаянной.

Заглянул Грег, до отвращения жизнерадостный.

— Развлекаешься? Ну-ка, посмотрим, что у тебя тут? На твоем месте я бы поместил это вот сюда. — Он поставил продолговатый брусок розового гранита вертикально. — Ну вот, теперь это похоже на декларацию, а смысл ее таков: «Пошли вы в задницу, линдстромовские задницы!»

Алекса вяло улыбнулась:

— Прости, Грег, меня все еще наказывают за провинность, и на тебя это тоже влияет.

— Ерунда! Как только Карл увидит, что его бездари сделали с твоими проектами, он быстренько вернет их тебе. Только нужно потерпеть еще недельки две.

— Всего-то? — пробурчала Алекса. — И как, скажи на милость, я продержусь столько, если мне абсолютно нечего делать?

— По-моему, сейчас самое время уйти в отпуск.

— Ну ты и скажешь! Предлагаешь мне отдыхать и наслаждаться жизнью?

— А почему бы и нет? Можешь поехать со мной и моим другом. — Он заговорщически подмигнул. — Ты до того прелестна, что, чего доброго, превратишь меня в натурала. — Алекса, не выдержав, рассмеялась, и Грег издал победный клич: — Есть, сработало! — И продолжил уже серьезно: — Кроме шуток, Алекса, может, это не такая уж плохая идея — уехать на время. Лично я завтра отбываю на Мыс. Десять дней в раю — море, солнце и песок!

— Желаю приятного отдыха. — Алекса почувствовала себя всеми покинутой. — Если я и уйду, то навсегда. Не собираюсь ждать, пока меня уволят.

Грег в упор посмотрел на нее.

— И очень глупо! Карл тебя ни за что не уволит, а если ты уйдешь сама, это будет глупейший поступок в твоей жизни. Конечно, сейчас он злится, но это пройдет. Проколы у всех случаются. Не собираешься же ты выкинуть псу под хвост столько лет…

— Эти годы не пропадут, — перебила Алекса. — У меня есть определенный багаж, мои работы многие знают.

— И что из этого? Если ты уволишься, то вернешься практически к тому, с чего начинала. Если только тебе не предложили хорошую работу в другом месте.

Алекса замялась и покраснела.

— Грег, здесь у меня нет будущего.

— Понятно. — Он продолжал сверлить ее взглядом.

— Послушай, не смотри на меня так, — взмолилась Алекса, отворачиваясь. — Если бы могла, я бы взяла тебя с собой, но в нынешних обстоятельствах это невозможно. Честное слово, мне очень жаль.

Грег глубоко вздохнул:

— Ты мне ничем не обязана. Все мы ищем, где лучше. Поверь, я и сам, ни минуты не раздумывая, уйду отсюда, как только созрею.

— Ради Бога, только не распускай слухи! Еще ничего точно не известно, я пока только раздумываю.

Грег сгорал от любопытства.

— А что, место действительно стоящее?

— Если честно — не очень. Это… Короче говоря, фирма состоит из двух партнеров, и это не совсем то, чего бы мне хотелось…

— Можешь не продолжать. Ты и Бауэр!

Алекса не стала отрицать.

— Матерь Божья! — Грег вскочил и схватился за голову. — Да ты совсем рехнулась! Этот парень — сущий дьявол! Не удивлюсь, если окажется, что он все это подстроил от начала до конца! Увивался за тобой и в то же время подсовывал всякую дрянь, которую слепила Сью. Потом улизнул с презентации, так толком и не объяснив почему…

— Ох, Грег, прекрати, ладно? Я уже жалею, что вообще заговорила об этом. Если ты хоть словом обмолвишься… — Алекса замолчала и нервно сглотнула, боясь, что вот-вот расплачется.

Грег снова сел.

— Конечно, я не проболтаюсь, не волнуйся. Я тебе многим обязан, и вообще я твой друг. Могла бы и сама догадаться. Извини, что не сдержался.

Некоторое время он сидел молча, пристально глядя на Алексу. Слишком пристально.

— Почему ты на меня так странно смотришь?

— Потому что… Скажи, только не сердись, но ты, случайно, не беременна?

— О Господи! — Голос у Алексы сорвался, из глаз брызнули слезы.

— Черт, прости… Просто ты выглядишь так… Не знаю, в чем дело… Я только предположил.

Алекса немного успокоилась и в отчаянии пробормотала:

— Из-за этого я стала совсем больной. Ребенок от Филиппа.

Грег выглядел озадаченным.

— Ты уверена?

— Абсолютно. Я узнала о беременности еще до Вашингтона.

— И не рассказала Филиппу?

— Нет, конечно!

Грег покачал головой и тяжело вздохнул:

— Это несправедливо.

— Несправедливо, что я осталась одна, беременная, когда муж ушел к ней?! — сгоряча выпалила Алекса.

— Но если бы он знал о ребенке, все могло бы измениться.

— Ничего подобного! Как только мисс Первая Любовь выползла из своих техасских болот, Филипп стал другим и… Словом, не думаю, что я могу его вернуть. — Чувствуя, что голос снова начинает дрожать, она замолчала.

— Может, ты все поняла неправильно. Он когда-нибудь говорил, что любит ту женщину?

Алекса растерялась.

— Ну, знаешь ли, я не спрашивала.

— А может, следовало спросить. Вполне возможно, что дамочка преподнесла себя на блюдечке с золотой каемочкой и он не устоял, откусил кусочек — вроде как ты, когда легла в постель с Чудовищем. Только не пытайся морочить мне голову, заявляя, будто ты любишь Игана. И все же ты не можешь знать заранее, как отреагирует Филипп, когда узнает о ребенке.

— Не узнает. И вообще это еще не ребенок, а… эмбрион. И ребенком он никогда не станет.

Грег даже не пытался скрыть, насколько он потрясен:

— Уж не собралась ли ты делать аборт? Господи, не может быть!

— Может. Думаешь, я сама не переживала? А что бы ты сказал, если бы ребенок был от Игана?

Грег задумчиво покачал головой:

— Боюсь, я бы сказал то же самое. У меня своя точка зрения на аборты. Наверное, потому, что я и сам не должен был появиться на свет. Когда моя мать забеременела, папашу чуть кондрашка не хватила. Пьяница и бабник, он не желал брать на себя ответственность. К тому же он был суеверным и невежественным. А мать у меня ревностная католичка. Узнав о ребенке, отец отправился к какой-то старой ведьме, и та посоветовала купить десять фунтов шпината, залить в ванне горячей водой и посадить туда мать. Мой старик бил ее до тех пор, пока она не послушалась, только он решил схитрить и в результате перехитрил сам себя. Этот скупердяй купил вместо десяти фунтов шпината только пять, решив, что и так сойдет. Кто знает, может, сделай он все как надо, фокус получился бы. Меня отделяли от небытия всего пять фунтов шпината.

Алекса невольно улыбнулась:

— Прости, но все это так трагично, что доходит до смешного. Ты не придумываешь?

— Думаешь, я вру? Мать рассказала мне эту историю в припадке злости, когда узнала, что я «голубой».

— Ужас какой! Не следовало говорить такое сыну.

— Я рад, что узнал. Теперь я понимаю, что, хотя жизнь порой бывает довольно паршивой, я должен радоваться, что вообще появился на свет.

Слова Грега тронули Алексу до слез. Она сжала его руку, некоторое время оба молчали.

— Поверь, Грег, я чувствую себя ужасно, но просто не вижу другого выхода.

— Я уже предложил тебе выход. — В это время донесся звонок. — Черт, это мой телефон. Как не вовремя!

Грег убежал, и Алекса рассеянно стала перекладывать кубики по-другому. Она совершенно растерялась и запуталась. Может, приятель прав? Она не знала и не хотела рисковать, выясняя это на собственной шкуре. Если Филипп узнает о беременности, то ни за что не позволит ей сделать аборт, даже если сам собирается жениться на Гейл.

Но сидеть без дела было бы просто глупо. Если она собирается уволиться, значит, надо использовать три недели отпуска. В одном Грег прав: сейчас самое время скрыться. Например, можно на неделю уехать в свой загородный дом, повозиться в саду. В Вермонте ей всегда легко дышалось и думалось.

Получить отпуск оказалось на удивление просто. Алекса сразу же позвонила в Стамфорд, чтобы отменить субботнее свидание. Иган предложил приехать к ней в Вермонт, но ее такой вариант совсем не устраивал. Судя по голосу, он был разочарован, однако настаивать не стал, только сказал, что любит ее и будет скучать.

Алекса испытывала смутную тревогу. Полюбит ли она когда-нибудь Игана? Впрочем, это не важно, у них много общего, а для делового сотрудничества вовсе не обязательно его любить. Он предложил стать партнером не по личным мотивам, а потому, что считает ее хорошим архитектором.

Беда в том, что Алексу угнетала сама мысль об уходе из фирмы Линдстрома. Получалось, что она потерпела фиаско и в браке, и на работе. А тут еще обстоятельства требовали срочно принять решения по двум важнейшим вопросам. Алекса чувствовала себя загнанной в угол. Аборт уже нельзя откладывать, и заказчик из Нью-Джерси не мог ждать до бесконечности. Алекса чувствовала, что не вправе держать Игана в подвешенном состоянии. Нужно или соглашаться или отказываться, чтобы он начал подыскивать себе другого партнера.

В любом случае сидеть без дела в офисе и мучить себя, переливая из пустого в порожнее, бессмысленно, и Алекса решила уйти домой.

Первое, что она услышала, войдя в квартиру, была музыка, грохотавшая в гостиной. А ей-то казалось, что они с Брайаном пришли к соглашению: в последнее время он стал включать музыку потише и оставил свои ухмылочки. Но как оказалось, это еще не все. Алекса увидела в гостиной новый велосипед и чуть не взорвалась. Одно колесо было снято и лежало на ковре. Рядом были разложены инструменты. На восточном ковре стоимостью десять тысяч долларов! Брайан изучал инструкцию и так увлекся, что не заметил ее появления.

«Спокойствие, только спокойствие, — приказала себе Алекса. — Главное, не разрушить все, что было с таким трудом построено. В конце концов, ковер можно и почистить. Наверное, миссис Радо ушла в магазин. Кот за порог — мышам раздолье».

Впрочем, Брайан не походил на мышку. Он выглядел как нормальный мальчик, внимательно изучающий инструкцию, прежде чем чинить свой велосипед.

Занятия в школе закончились два дня назад, и Алекса уговорила Брайана поехать в лагерь хотя бы на июль. Она считала, что это лучше, чем все лето торчать в городе с Джонатаном. Племянник согласился, но без восторга. И вот теперь она собралась уехать в Вермонт. Одна.

Увидев ее, Брайан вскочил и быстро выключил музыку. Затем, ни слова не говоря, принялся наводить порядок. Вид у него был испуганный, казалось, он чуть ли не в ужасе. Алекса еще не видела его таким взволнованным.

— С велосипедом что-то не в порядке? — мягко поинтересовалась она.

— Да, немного. Колесо заедало, вот я и хотел посмотреть, в чем дело.

— Понятно. А нельзя было заняться этим в своей комнате?

— Да, конечно, я уже ухожу. Простите, тетя Алекса, — пролепетал Брайан.

Племянник впервые назвал ее по имени и впервые извинился. Алекса вдруг вспомнила их бурную ссору и его упрек, что ее больше заботит квартира, чем люди в ней. К счастью, на этот раз она поставила его интересы на первое место.

Поднимаясь в спальню, чтобы переодеться, она вдруг поняла, что, с точки зрения Брайана, жизнь в ее квартире — вовсе не рай.

Алекса спустилась вниз, осмотрела гостиную и не нашла никаких следов недавнего беспорядка. Брайан ушел в свою комнату, и из-за закрытой двери не доносилось ни звука.

Поколебавшись, Алекса постучала.

— Брайан? Можно войти? Я хотела с тобой поговорить.

Мальчик открыл и настороженно взглянул на нее, держа в руке промасленную тряпку. Стараясь не обращать внимания на то, что в комнате царит невообразимый кавардак, Алекса спросила:

— Завтра я уезжаю на неделю в Вермонт. Не хочешь поехать со мной?

Брайан удивился:

— Пожалуй, я бы поехал… если можно взять велосипед.

— Не вижу причин, почему ты не можешь его взять. Но имей в виду, местность там холмистая.

Брайан буквально просиял:

— Это же здорово! Когда у велосипеда много передач, ехать очень легко. Один раз летом мы с родителями путешествовали на велосипедах по Европе. Я тогда был маленький, но все помню. Было просто классно! Мы разбивали палатку, папа учил меня разводить костер, готовить на огне еду и все такое… — Улыбка сползла с лица Брайана, и он закончил: — Но вам, наверное, это не очень понравится.

«Да, не очень. Сырая трава, летающие и ползающие насекомые… Но Брайан был бы в таком восторге». Впервые за все время он выразил желание — да еще с таким энтузиазмом — заняться чем-то вместе с ней.

«Какого черта? — подумала Алекса. — Все равно на душе муторно, ничто не радует, так почему бы не порадовать ребенка?» К тому же дом в Вермонте постоянно напоминал бы ей о Филиппе. А размышлять о будущем можно и в дороге, крутя педали велосипеда.

— Я бы с удовольствием, Брайан, но, боюсь, тебе придется быть за старшего. Последний раз я ставила палатку, наверное, в твоем возрасте.

— Здорово! Вам надо будет купить велосипед, еще нам понадобятся спальные мешки, палатка, походная печь…

Гейл была очень довольна собой. Все-таки уговорила Филиппа отправиться с ней в Гонконг, а затем в Токио! Причем сделать это оказалось гораздо легче, чем она предполагала.

Через несколько дней после возвращения из Швейцарии Филипп пришел на обед. По такому случаю Гейл позаботилась, чтобы все — капустный салат с майонезом, крабовые кексы и пирог с орехом пекан — было особенно аппетитным, как и сама хозяйка в просторной блузе-рубашке из полупрозрачного черного шифона.

После обеда они расположились в гостиной пить кофе с коньяком, и Гейл заговорила о своей последней затее — составить экспозицию восточного искусства — и упомянула, что собирается слетать на Восток.

Филипп проявил вежливый интерес, не более. Поэтому Гейл сменила тему и стала расспрашивать о последней гостье его ток-шоу — Лоретте Кризи, выставившей свою кандидатуру на президентских выборах. Он стал рассказывать, Гейл слушала с восхищением и только в самом конце забросила заранее приготовленный крючок с наживкой, перед которой — она была уверена! — Филипп не сможет устоять.

— А что бы ты дал за интервью у Кикучи?

Филипп оторопел:

— Да все, что угодно!

Гейл охотно верила ему. Кикучи был последней всемирной сенсацией. Он устраивал зрелищные представления, сочетавшие элементы традиционного японского театра, танцы и видеоэффекты. Однако его личная жизнь оставалась для публики тайной за семью печатями, и он еще ни разу не выезжал за границу.

— Ты шутишь? — спросил Филипп. — Всем известно, что Кикучи не дает интервью, тем более западным журналистам.

Гейл хитро улыбнулась:

— Тебе — даст.

— Но это же фантастика! — воскликнул Филипп.

Свои методы Гейл предпочитала держать в тайне, потому что правда была слишком прозаична: она обещала пожертвовать астрономическую сумму «Обществу друзей Азии», а представители этой благотворительной организации в благодарность сумели уговорить Кикучи дать интервью.

— Мы с Венди будем счастливы, если ты поедешь с нами. Может, ты заодно возьмешь несколько интервью и в Гонконге?

— Обязательно. Тодд просто с ума сойдет от счастья. Боссам на студии понравится, если мы предложим им несколько хитов.

— Значит, решено, — подытожила она и зазывно улыбнулась, сидя на диване в позе, смысл которой был ясен и младенцу.

Гейл нужно было, чтобы Филипп не только считал ее неотразимой, но и ценил как женщину, которая постоянно помогает ему в работе, вместо того чтобы печься исключительно о собственной карьере.

И вот они в Гонконге, в одном из гигантских, с хорошими кондиционерами, торговых пассажей. Имея в своем распоряжении гида-переводчика, Гейл только указывала на то, что ее заинтересовало, и доставала кредитную карточку.

— Филипп, иди сюда, взгляни на эту нефритовую статуэтку, ну разве не прелесть! — воскликнула Гейл.

Ей говорили, что Гонконг — лучший в мире город для покупок, и, судя по тому, что она успела увидеть, эта репутация вполне заслужена. Особенно она заинтересовалась изобилием предметов роскоши. Были тут и прекрасные ткани — тонкий, как паутина, крепдешин, шелка, золотая парча, камка, и антикварные вазы с невероятно тонкой резьбой, украшения из нефрита… Среди всего этого богатства Гейл чувствовала себя, как в раю, даже при всей своей разборчивости она могла бы провести здесь, наверное, целый месяц и потратить небольшое состояние.

Однако чтобы не наскучить спутнику, не разбиравшемуся в этих сокровищах, ей приходилось сдерживать себя. Филиппу, конечно, нравилось рассматривать красивые и экзотические предметы, но в нем не было жилки собственника. Более того, Гейл пришлось буквально уговаривать его примерить костюм и несколько хлопчатобумажных рубашек, а еще несколько шелковых, по сотне долларов каждая, она тайком заказала в магазине, чтобы подарить будущему мужу, когда представится подходящий случай.

Венди, крепко державшаяся за руку Филиппа, вдруг закапризничала:

— Мне надоело ходить по магазинам, я хочу в океанариум — смотреть китов, дельфинов и акул.

— Детка, но мы же там были позавчера! — возразила Гейл. — Можно пойти в другие музеи, например, художественный или в музей нефрита. Вот увидишь, тебе понравится…

— Не хочу! Лучше пойдем на пляж. Мы еще не были на пляже, а ты обещала…

Да, действительно, в минуту слабости Гейл обещала дочери пойти купаться.

— Детка, сходим на пляж позже, когда спадет жара…

— Не хочу позже, я хочу сейчас!

— Венди, нам пора перекусить. Давай пойдем сразу после ленча, хорошо? — Гейл решительно взяла дочь за другую руку.

Собираясь в эту поездку, Гейл надеялась проводить как можно больше времени наедине с Филиппом, но Венди повсюду таскалась за ними, как хвостик, и соглашалась остаться с Кэлли только по вечерам. Даже когда Филипп уезжал брать интервью, мать с трудом отрывала от него дочь. Гейл начала жалеть, что вообще взяла с собой девочку, но ей не хотелось, чтобы Филипп стал расспрашивать, почему она поехала без Венди. Чем меньше у него будет возникать вопросов, тем лучше.

— Я страшно проголодался. — Филипп изобразил, будто быстро-быстро орудует ложкой, и рассмешил Венди. — Интересно, чем тут можно подкрепиться? Может, найдем что-нибудь на лотках? Там так вкусно пахло!

«Только через мой труп», — подумала Гейл, содрогаясь при воспоминании об удушающей влажной жаре и тошнотворных запахах улицы. Но сказала она совсем другое:

— Я бы с удовольствием, но как-нибудь в другой раз. Думаю, если мы хотим успеть на пляж, придется в этом вопросе довериться нашему гиду.

Венди насупилась, но промолчала.

Юн Шин выбрал большой солидный ресторан, и все шло нормально, пока Венди не стала читать вслух английский перевод меню.

— Змеи в соусе… Какая гадость!

— Возьми цыпленка с рисом и лимонным соусом, — предложил Филипп, — или лапшу, ты же любишь лапшу? — С этими словами он забрал у нее меню, но девочка успела прочесть еще одну строчку и, увидев блюдо под названием «фаршированный голубь с латуком», вскочила из-за стола и закричала, что не собирается есть в этом ресторане.

На этот раз даже Филиппу не удалось ее рассмешить. Она отказалась есть цыпленка или мясо и только слегка поковырялась в рисе с овощами. Под конец она потребовала у изумленного официанта «печенье с сюрпризом». Юн Шин с улыбкой объяснил, что в Гонконге такого не бывает, но Венди уперлась и не поддавалась никаким уговорам. Она непременно желала получить «печенье с сюрпризом» прямо сейчас, даже если ради этого пришлось бы лететь в Нью-Йорк.

— Девочка такая капризная, потому что из-за перелета нарушился режим, к тому же она не выспалась, — объяснила Гейл извиняющимся тоном.

— И не она одна, — заметил Филипп, гладя Венди по голове. — Я и сам чувствую себя как выжатый лимон.

По дороге в отель Филипп заснул прямо в машине. Когда они приехали, он проснулся, но все время зевал. Извинившись и сказав, что ему нужно поспать, Филипп попросил их пойти на пляж без него. Венди закричала, что он обещал, а потом обиженно замолчала и вообще отказалась разговаривать. В лифте поднимались молча. Гейл была очень разочарована и злилась на дочь.

— Она никогда не вела себя так отвратительно, наверное, очень расстроилась из-за меню в этом ресторане.

Филипп проявил понимание и сказал, что им всем не помешает немного поспать, и пообещал девочке пойти с ней на пляж завтра.

Перед тем как отправить Венди спать, Гейл заставила ее извиниться перед Филиппом. Девочка подчинилась, но сделала это так тихо, что слов почти не было слышно.

Гейл тоже прилегла, но ненадолго. Ее беспокоило, что события принимают неожиданный оборот. Казалось бы, организуя поездку, она продумала все до мелочей, но поведение дочери могло все испортить. Придется втолковать ей, что, если она не будет вести себя прилично, Филипп уедет. И это была не пустая угроза. Если от Венди по-прежнему будут одни неприятности, то все старания Гейл будут напрасны.

Вечером они вдвоем ужинали во французском ресторане с видом на гавань. Гейл уже надоела китайская кухня. Сегодня ей хотелось нормальной европейской еды с хорошим вином, а на десерт был запланирован Филипп в роскошной постели ее «люкса». Она считала, что вполне заслуживает немного положительных эмоций после ужасного вечера.

Два томительных часа они провели в китайской опере, куда попали по милости одной знаменитости, у которой Филипп брал интервью. Все это время Гейл мужественно терпела визгливые голоса и странные, режущие слух звуки. Разумеется, она улыбалась и делала вид, будто находит все это восхитительным.

Во время ужина Филипп извинился и отлучился из-за стола, чтобы позвонить Тодду. То, что он сообщил, когда вернулся, произвело эффект разорвавшейся бомбы.

— Через несколько дней мы с Тоддом встречаемся в Сиднее, я буду по обмену вести передачу на австралийском телевидении.

Гейл, как громом пораженная, выслушала, что он собирается провести в Австралии полгода. Это ей совсем не понравилось. Хотя столь долгое отсутствие означало, что между Филиппом и Алексой все кончено, Гейл насторожило, что любовник решил уехать, не посоветовавшись с ней. Неужели ее чувства совсем не принимаются в расчет?

Филипп расплатился по счету, но вежливо отклонил приглашение в номер. Гейл постаралась скрыть разочарование и даже демонстративно зевнула, делая вид, что ей и в голову не приходило заниматься этой ночью любовью.

Однако в номер она вернулась в мрачном расположении духа.

«Во всем виновата Венди. Черт бы побрал эту девчонку, надо же было выбрать для своих капризов самый неподходящий момент!»

В этот вечер Гейл ждало еще одно разочарование: она узнала, что ее надежды на беременность не оправдались.

Гейл долго еще лежала без сна в огромной кровати, но постепенно настроение улучшалось. Она старалась во всем видеть хорошие стороны. Во-первых, Филипп будет в Австралии без Алексы. А во-вторых, что мешает Гейл приехать на месяц-другой в Сидней, чтобы купить несколько картин или даже устроить благотворительный аукцион? Ничто. И она уснула, улыбаясь своим мыслям.