«Надеюсь, вас здесь не будет. Надеюсь, вас здесь не будет». Эти слова навязчиво звучали в ушах Джиллиан под стук копыт Куинни.

Камерон отверг ее помощь.

Она боялась, что вместе с помощью он отверг и ее как женщину.

У Джиллиан горела кожа при воспоминании о том, как она не могла удержаться и дотронулась до него, расстегивая ему пуговицы на рубашке, как провела пальцами по шелковистым завиткам волос у него на груди. Ее губы были в нескольких дюймах от его тела, и Джиллиан пришлось собрать всю силу воли, чтобы устоять перед желанием приблизиться к нему, прижаться губами и насладиться его запахом, его теплом.

Он опытный мужчина и должен был знать, что, связав с ним свою судьбу, она предлагала ему гораздо больше, чем доскональное знание бесчисленных дорог, проходящих по Арундел-Форест и прилегающей к нему местности.

Любая женщина, у которой в голове есть хотя бы немного мозгов, стала бы мстить за то, что ее отвергли. По этому сценарию ей надо бы поехать прямо к дому приспешника лорда-протектора, чтобы за два часа тот смог схватить заговорщиков-роялистов около валунов неподалеку от Скупперз-Филд.

Однако Джиллиан не могла предать Камерона.

«Беги, Джилли, беги домой!» Ощущение покалывания возникло глубоко внутри и угрожало стать неодолимым. Она могла пойти по самому легкому пути. Когда подойдет время встречи, а она к валуну не приедет, ее отсутствие будет ответом. Камерон поймет, что она положила конец их отношениям.

Джиллиан представила себе, как он стоит в тени валуна, смотрит на плывущую все выше по небу луну, до тех пор пока бархат ночи перед рассветом не станет немного прозрачнее. Интересно, что он подумает? Будет волноваться, не случилось ли с ней что-нибудь дурного, или огорчится, что она так явно ухватилась за его предложение одним махом покончить с их отношениями?

«Беги, Джилли, беги домой!»

Ее дом всегда был для нее сияющим маяком, обещающим защиту, надежной гаванью… Казалось, теперь маяк замигал, предупреждая Джиллиан, что она не будет чувствовать себя в безопасности, если спрячется, оставив Камерона на милость республиканских солдат. Она однажды уже спряталась, и ее мать заплатила за это своей жизнью. Если сейчас она поедет домой, то никогда не сможет оттуда выйти.

Может быть, тогда Камерон вздохнет и порадуется, что догадался о тайной слабости, которая вот-вот парализует ее. Он просто пойдет в ближайшую деревню и начнет все сначала с другой, более послушной пленницей, не такой слезливо-сентиментальной, как она, с женщиной, у которой не будут дрожать колени от того, что он ей разок улыбнется. Он найдет такую женщину, на которую сможет рассчитывать, которой не нужно соблюдать дурацкий ритуал, перед тем как хоть на шаг удалиться от дома, которая не побежит прятаться, когда враги убивают его…

Она гадала, беспокоит ли его мысль о том, что он больше никогда ее не увидит. Душу самой Джиллиан разрывала мысль о том, что остаток своих дней она проведет, не видя этой улыбки, осветившей ее дни и ночи.

О, как ей будет не хватать этого негодяя! Больше чем не хватать. У нее болело сердце оттого, что он прекратил все вот так, без прощальных слов, не дав ей возможности отвести волосы у него со лба или затрепетать от жара его губ у ее груди.

Она не хотела ехать домой. Впервые за все время Джиллиан хотелось погрузиться во что-то теплое и жизнерадостное, а не запереться за тихими, непроницаемыми стенами своего дома.

Она пропала. Ей было хуже, чем молоденькой девушке. Молодой девушке простительно верить в то, что однажды в ее жизнь ворвется загадочный незнакомец и научит, как покончить со страхами и открыть сердце для любви.

Куинни остановилась, и Джиллиан очнулась. Фургон стоял прямо посреди деревенской улицы, безлюдной и жутко тихой. Вывеска «Лозы и колоса» скрипела, раскачиваясь под напором ночного ветерка. Около дома кузнеца в куче навоза, сопя, рылась свинья, многочисленные крошечные мазанки и редкие деревянные дома стояли тихие и непроницаемые, с запертыми на засовы дверями и закрытыми ставнями.

Благоразумные люди в это время предпочитали с наступлением темноты сидеть дома, чтобы не рисковать попасть в руки Фрейли и его солдат, которые любого могли арестовать и начать допрашивать; а в связи с убийством Роберта Линдсея крестьяне, конечно, приняли дополнительные меры предосторожности. Джиллиан не могла не заметить, как слегка отодвигаются занавески и любопытные лица выглядывают в щели ставень. Наверное, люди удивляются, почему мисс Боуэн сидит одна в своем фургоне, когда по округе бродит убийца…

Куинни затрясла головой и от нетерпения забила копытом, не зная, куда идти. А в самом деле, куда? К дому Фрейли, чтобы выполнить свой гражданский долг, а заодно отомстить за уязвленное женское самолюбие? Домой, чтобы всю оставшуюся жизнь дрожать и прятаться? Или к миссис Хокинг, чтобы осуществить свой план и через два часа вернуться к Камерону?

«Надеюсь, я вас здесь не увижу». Джиллиан выбралась из фургона и повела лошадь к дому миссис Хокинг.

Короткая прогулка так и не помогла ей привести мысли в порядок. Чувствуя себя марионеткой, которую ведут какие-то неизвестные силы, Джиллиан привязала кобылу к изгороди и накинула ей на спину одеяло, чтобы защитить от холода. Протирая нос Куинни, она ощутила теплое дыхание животного и услышала нежное ржание. Несмотря на то, что все действия были привычными, Джиллиан чувствовала себя чужой в своей собственной коже.

Служанка миссис Хокинг, отперев дверь на стук Джиллиан, на мгновение замерла от удивления, однако быстро пришла в себя и, отойдя в сторону, кивнула гостье, приглашая ее войти.

– Проходите, мисс Боуэн; позвольте, я возьму ваш плащ. Миссис Хокинг не говорила, что ждет вас, а то бы приготовила что-нибудь горячее, чтобы вы могли выпить и согреться.

– Ничего, Роза. Я думаю, миссис Хокинг просто забыла, что я собиралась приехать. – Джиллиан лгала вполне складно, тем самым усиливая ощущение, что она – это не она, а кто-то чужой, незнакомый. – У нас предварительная договоренность о встрече сегодня вечером.

Глаза девушки раскрылись еще шире, но она была хорошо вышколена и привычна к причудам своей хозяйки, поэтому, сопровождая к ней Джиллиан, не стала больше ни о чем спрашивать.

Миссис Хокинг, безукоризненно одетая и причесанная, несмотря на поздний час, подняла глаза, оторвавшись от шитья. Лишь быстро погашенный проблеск удивления выдал ее мысли: у Джиллиан Боуэн произошло нечто из ряда вон выходящее, если она решилась приехать в час, когда приличные женщины сидят дома.

– А, вот и вы, мисс Боуэн! – радушно сказала она. Услышав эти слова, Роза пообещала приготовить горячее вино со специями и оставила их одних.

– Идите же сюда, дорогая моя девочка. – Миссис Хокинг, отложив шитье, протянула руки к Джиллиан, и та, чувствуя, что вот-вот заплачет, подбежала и рухнула перед ней на колени. – Вы такая бледная и дрожите, как мотылек. Что случилось?

– Он… – Джиллиан сглотнула; уточнять, кого она имела в виду, не было необходимости. От одной мысли о. Камероне в ее голосе появилась светлая нежность, мягкость, у нее перехватило дыхание. – Он хочет уйти.

– Где он сейчас?

– В лесу, со своими людьми.

– Из-за прискорбной гибели Роберта Линдсея?

– Да. Камерон говорит, там что-то произошло.

– Думаю, так оно и есть. Теперь лорд Харрингтон вряд ли сможет по-прежнему поддерживать роялистов. Впрочем, довольно об этом. Что там насчет его ухода? Вы меня сбили с толку: я-то думала, что вы возмущены его вторжением в вашу жизнь. Он вам угрожал?

– О, миссис Хокинг, это хуже всего: он считает, что если уйдет, то тем самым защитит меня, но я не могу даже помыслить о том, что никогда больше его не увижу. Еще в самом начале он говорил, что я вопреки своей воле смирюсь с его присутствием, и оказался прав.

В глазах миссис Хокинг засветилось понимание.

– Этот человек пленил ваше сердце.

– Да, да! – Джиллиан закрыла глаза, собираясь с силами. – Я… я люблю его.

– А он – он вас любит?

Джиллиан на мгновение задумалась, прежде чем ответить.

– Нет. По крайней мере, я так думаю. Хотя, кажется, я настолько влюблена, что ухитряюсь находить романтический смысл в его самых невинных действиях.

– Например?

– О, он один раз поцеловал меня! А еще он принес и подарил мне красивое платье, но я оттолкнула его и ни разу не надела его подарок. И… он больше не целовал меня, не спрашивал о платье, а теперь хочет уйти.

Джиллиан могла думать только о том, что Камерон уходит, и ни о чем другом. В ней образовалась какая-то черная пустота, грозящая поглотить ее целиком.

– Дорогая моя девочка, мужчины чрезвычайно тупоголовы, когда дело касается понимания женской души. Вы довольно… сдержанная женщина. Он, вероятно, так же не уверен в вас, как вы в нем.

«Надеюсь, что вас здесь не будет».

– Не испытывает ли он вас? – продолжала миссис Хокинг. – Мужчины часто предъявляют к себе слишком высокие требования. Незаурядным мужчинам нужны женщины, способные выдерживать тяжелые испытания.

– Да, он постоянно испытывает меня, – прошептала Джиллиан. – Он заставляет меня сомневаться во всем, во что я до сих пор верила, заставляет меня по-новому взглянуть на свою жизнь, и я не уверена, что мне нравится то, что я вижу. Как будто я жила с шорами на глазах, миссис Хокинг, и видела только то, что меня не могло испугать, а заодно делала вид, что жестокой действительности не существует.

– Какой злодей! – с улыбкой заметила миссис Хокинг. – Но при этом он заставляет вас почувствовать себя живой. Ваша мать порадовалась бы за вас.

Джиллиан вспомнила, что ее мать и миссис Хокинг были знакомы еще в Лондоне, и это укрепило ее в принятых однажды решениях: никого никогда не любить, никогда не показывать свою слабость, никогда не показывать человеку, что он тебе дорог.

Она помнила те далекие дни, которые последовали за маминой смертью, настолько живо, как будто все произошло совсем недавно. Стоя на коленях перед стулом, где сидела миссис Хокинг, Джиллиан на какой-то миг ощутила себя раздавленной горем маленькой девочкой, рассчитывавшей на отца, который сам был слишком потрясен потерей, чтобы утешить и поддержать дочь.

Со смертью матери все прекратилось: учеба в школе, посещения друзей, нежные объятия и сказки перед сном. Джиллиан некому было излить свое чувство вины за то, что она упросила мать пойти с ней на спектакль, который ставили в небезопасной части города. Некому было выслушать Джиллиан и снять с ее души вину за то, что она убежала домой и спряталась под кровать, когда ее мать истекала кровью в лондонской канаве.

Ее отец забылся, с головой погрузившись в работу. У шестилетней девочки не было работы, и, предоставленная самой себе, она пришла к выводу, что никогда не позволит себе полюбить, только в этом случае ее мир не будет разрушен. Если она тихо затаится дома, с ней не случится ничего плохого. Именно эти уроки, полученные в детстве, сформировали ее как женщину.

Камерон собирается уходить. Независимо от того, прогонит она его или согласится осуществить его план, он собирается уйти, и это произойдет совсем скоро.

Любить Камерона, открыть ему свое сердце – значит, обречь себя на пустую жизнь и страдать от душевных мук. Именно этого она поклялась не допустить.

– Я не могу так рисковать, – прошептала Джиллиан. – Даже если мне удастся убедить его остаться немного дольше, он все равно уйдет, как только король будет в безопасности. Он дал слово. Самое большее – еще две недели, миссис Хокинг, и я потеряю его.

– Ах вот как! Тогда понятно, почему он не может объясниться. Только подлец соблазнил бы вас и покинул, предоставив одной справляться с последствиями. Я уже говорила, что мужчины – существа тупоголовые: они принимают благородные позы, когда гораздо нужнее нежные прикосновения и поцелуи.

Выражение лица миссис Хокинг изменилось, и Джиллиан предположила, что ей вспомнилось время, о котором они никогда не говорили.

– Поверьте мне, дорогая, если вы позволите своим страхам и сомнениям разлучить вас с ним, то об этом будете жалеть всю жизнь. Вы будете до конца жизни смаковать каждый миг, проведенный с любимым, и в то же время жалеть о том, что у вас не хватило мужества добиться желаемого.

– Его уход причинит мне боль.

– Только мертвые не чувствуют боли. К тому же боль гораздо приятнее вечного оцепенения.

Вошла Роза с подносом в руках. Миссис Хокинг подошла к буфету и с завидным спокойствием начала разливать по кружкам дымящееся вино. Джиллиан в это время, сражалась с предубеждениями, которые до сих пор служили ей верой и правдой.

– Ваш молодой человек любит горячее вино? – спросила миссис Хокинг, протягивая ей кружку.

Джиллиан чувствовала на себе любопытный взгляд молодой служанки. Возможно, он означал презрительное: «Кто может ухаживать за этой старой девой?» И тут же Джиллиан представила себе Камерона, его красивое лицо, склоненное к ней, его улыбку, от которой замирает сердце, и его дыхание, щекочущее кожу…

Она могла ясно увидеть каждый дюйм его тела, хотя почти ничего о нем не знала, даже не знала, любит ли он горячее вино.

– Он обычно пьет воду, – тихо сказала Джиллиан, чувствуя себя ужасно виноватой.

– Это прекрасно для пищеварения, – одобрительно заметила миссис Хокинг.

Роза наконец покинула комнату и притворила за собой дверь, оставляя Джиллиан и миссис Хокинг наедине. Теперь они опять могли говорить свободно.

– Вы должны на что-то решиться. – Миссис Хокинг выразительно посмотрела на Джиллиан. – Судя потому, что вы мне сказали, он предоставил вам право сделать выбор. Редкий мужчина дает своей женщине такую власть.

Его женщина. Она, Джиллиан Боуэн, женщина Камерона!

– Как вы думаете, миссис Хокинг: если я предложу ему остаться, поймет ли он, что я предлагаю больше, чем мое умение управлять фургоном?

– Должен понять, если ему удалось разобраться в вашем характере. Однако не забывайте, что это мужчина, который хочет спасти вас для вашего же блага. По всей видимости, ему отчаянно хочется принять то, что вы предлагаете, но он отказывается из ложного чувства чести и долга. Теперь только от вас будет зависеть, убедите ли вы его в том, что хотите пойти на риск.

Желание рисковать после постоянного стремления избегать всяческого риска. Что-то похожее на ужас охватило Джиллиан, и сильнее этого ужаса была только мука от мысли, что она никогда больше не увидит Камерона.

Тихо пробили часы в гостиной, и Джиллиан чуть не пролила вино.

– Пора!

– Вы спешите на свидание, мисс Боуэн? – На лице миссис Хокинг появилась заговорщическая улыбка. – Думаю, у вас еще есть немного времени.

Неожиданно Джиллиан наклонилась и легким поцелуем коснулась лба пожилой женщины. От этого поцелуя что-то смягчилось у нее внутри, а на лице ее опытной подруги появилось выражение удовольствия и удивления одновременно. Джиллиан поняла, что ей следовало еще несколько лет назад сделать шаг навстречу этой женщине, чтобы углубить их дружбу, так же как следовало попытаться завоевать доверие крестьян, вместо того чтобы дурачить их, заставляя думать, что ее отец все еще работает. Как все просто. И все-таки она была парализована страхом, боялась пытаться что-либо изменить.

Так было до тех пор, пока Камерон не спровоцировал ее. Теперь от нее зависело, решится ли она на большее.

– Давайте наслаждаться вином, но я также буду следить за временем, – сказала Джиллиан. – Я не хочу опоздать на самое важное свидание в моей жизни.

В лагере чувствовалось напряжение, поэтому никто не решался зажечь огонь; было слышно лишь редкое шарканье ног и шумное дыхание мужчин, знающих, что все идет не так, как надо. Камерон осторожно продвигался между деревьями, не зная, чем окажется темная глыба на тропинке: валуном или сидящим в темноте на корточках человеком.

– Это вы, Делакорт? – Тихий оклик раздался откуда-то из-за дерева. Не было сомнений в том, кому принадлежал столь властный голос.

– Сэр! – Камерон узнал лорда Харрингтона. Его присутствие означало, что дела обстоят еще хуже, чем он опасался.

– Идите сюда!

Камерон повернул голову и увидел черную бархатную тень на фоне темного неба.

– Уже иду. – Тем не менее, он не двинулся с места и пристально вглядывался в людей, стоящих среди деревьев, но не смог разглядеть ни одного лица. – Баско, покажись.

В ответ на его приказ раздался короткий довольный смешок.

– Я прямо под высокомерным носом милорда, – проскрипел Баско. – Точно так же, как многое, чего он не замечает.

– Что ты делал сегодня утром в деревне? – как бы невзначай поинтересовался Камерон.

– Навещал маму, поскольку неважно себя чувствовал. Вы бы сказали лорду Харрингтону, для чего мне понадобились замечательные мамины примочки…

У Камерона появилось желание снова избить этого человека; теперь он не стал бы искать себе оправдания вроде того, что защищает честь Джиллиан.

– Ты замешан в убийстве Роберта? – мрачно спросил Камерон.

– Было бы глупо с моей стороны убивать человека, который приносит нам нужные сведения!

– Он прав, Делакорт, – кивнул лорд Харрингтон. – У меня есть своя теория по поводу того, что произошло; и я хочу обсудить это с вами. Идите же сюда.

На этот раз Камерон выполнил его просьбу, хотя предпочел бы наброситься на Баско и ткнуть в грязь его злобную физиономию. Эта враждебность и почти неодолимое желание задушить человека удивили его и вызвали у него стыд. Командир должен использовать слабости своих подчиненных – этому его учил отец в те давние годы, когда еще лелеял надежду, что старший сын займет его место в длинной веренице Делакортов, добившихся рыцарского звания. Старый Джон Камерон Делакорт, сэр Джон Камерон Делакорт, кажется, так и не понял, что прошли те дни, когда рыцари странствовали, защищая честь короля.

Увы, сэр Джон Камерон Делакорт, который только в пятьдесят с лишним лет обзавелся наследником, сошел в могилу, сетуя на судьбу, что дала ему сына, который любит мир и процветание. Сын наслаждался, обихаживая свою землю и заботясь о нуждах своих людей, и ему совсем не хотелось гоняться за славой или служить королю. «Риордану следовало бы стать моим наследником, – без конца жаловался отец, особенно в последние дни жизни, когда старый рыцарь стал слишком слаб, чтобы подняться с постели и не мог ничего делать, кроме как лежать и воскрешать в памяти былую славу. – Риордан умеет действовать, как настоящий мужчина».

Риордан – дерзкий, вспыльчивый Риордан – умер, занимаясь тем, чем больше всего восхищался его отец. Так Камерон оказался здесь, втянутый действиями своего младшего брата в то, чего никогда не хотел делать, и теперь рисковал своей жизнью и жизнями дорогих ему людей ради маловероятной возможности спасти опального короля Англии. Как, должно быть, отец теперь ликовал, глядя на Камерона из преисподней.

Осторожно продвигаясь в темноте, Камерон крепко прижал руки к телу, чтобы не наброситься на Баско и не превратить его в бесполезный кусок мяса.

Почему именно Баско? Не только из-за постоянной враждебности этого человека. Когда дело будет окончено и Камерон уйдет, Баско останется здесь, в Брамбере, в деревне, где он родился. Баско преследовал Джиллиан и раньше, а теперь, когда он догадывается о чувствах Камерона, арендатор будет еще упорнее добиваться любви и привязанности Джиллиан.

Баско и Джиллиан. При одной мысли об этом у Камерона от отвращения по телу поползли мурашки.

– Что случилось с Робертом, сэр? – тихо спросил Камерон, подойдя к Харрингтону.

– Давайте отойдем в сторону.

– Правильно, – громким шепотом произнес Баско. – Никто не должен подслушать, что вы там затеваете.

– Заткнись, идиот! – пробурчал кто-то.

– Ну, я с ним сейчас разберусь! – Камерон повернулся, но лорд Харрингтон успел остановить его.

– Потом. Сейчас мне надо вам кое-что сказать. Мы в опасности, и смерть Роберта доказывает это.

– Я слушаю.

– Незадолго до того, как вы внедрились к Боуэнам, Роберт ездил в Броуд-Виндзор на встречу с королем и его людьми. К тому времени Карл был в бегах уже четыре недели, и ему удавалось обходить все ловушки. Боюсь, ему настолько понравилось обводить Кромвеля вокруг пальца, что он стал слишком самонадеянным и со своими людьми устроился на ночь на постоялом дворе. Слава Богу, он хоть догадался назваться вымышленным именем. Они пробыли там не больше десяти минут, когда вошли по меньшей мере сорок солдат парламента, желающих провести ночь в том же постоялом дворе.

– Кто-то узнал короля?

Лорд Харрингтон невесело хмыкнул.

– Ни один из славных солдат Кромвеля короля не узнал, зато отличился сам хозяин постоялого двора. Этот тип исподтишка поглядывал в сторону короля, и Роберт боялся, что он в любую минуту мог спросить: «Вы Карл Стюарт?» Слава Богу, им все же удалось незаметно увести короля оттуда.

– И где он сейчас?

– Может быть, еще в Тренте, куда по его требованию и ездил Роберт. Карл собрал представителей всех групп, подобных нашей, чтобы разработать лучшую стратегию. Они спланировали возможные пути побега и объяснили королю, какие меры приняты в каждом пункте. Независимо от того, каким путем он будет продвигаться, каждая группа будет наготове, чтобы сопровождать его к следующему этапу.

– Если король устроил штаб в Тренте, то маловероятно, чтобы он решил бежать по нашей дороге. – Камерон довольно хорошо знал географию и понимал, что более удобные и крупные порты есть не так далеко от Трента, да к тому же до них легко добраться верхом.

– Как угадаешь, понадобимся мы ему или нет? – Харрингтон скрестил руки на груди и ссутулился; чувствовалось, что он смущен и разочарован. – В любом случае я вынужден отказаться от участия в этом деле. Кромвель призвал меня на службу, и я не смею отказаться, тем более принимая во внимание смерть Роберта. Сегодня на рассвете я отвезу семью в свое северное имение, а затем поеду в Лондон, где мне предстоит служить лорду-протектору.

У Камерона свело живот. Без финансовой поддержки Харрингтона он не видел никакой возможности подобрать другого посредника. Человека-то найти нетрудно: вокруг полно фанатичных роялистов, которые с готовностью пошли бы на риск и стали передавать королю сообщения, а также принимать их от него. Однако мало кто мог себе позволить держать хорошего коня, способного уйти от коней солдат Кромвеля, или имел достаточно денег, чтобы при случае дать взятку за молчание и за информацию.

– К несчастью, возвращаясь домой, Роберт встретился с теми же солдатами, которые были на постоялом дворе в Броуд-Виндзоре. Как видно, хозяин постоялого двора все-таки высказал свои подозрения относительно короля, и Роберту показалось, что после встречи с Карлом патруль увеличился в четыре раза. Кто-то, возможно, узнал в Роберте одного из спутников короля, и он опасался, что за ним следили до самого Брамбера.

– Роберт не должен был привести их к вам.

– Ну конечно, нет: мы встречались тайно, как всегда. Тем не менее, я подозреваю, что тот, кто следил за Робертом, рассказал обо всем Фрейли. Убийство Роберта – это неуклюжая попытка Фрейли заставить его сообщников выдать себя.

– Точно. Фрейли заявил собравшимся, что тот, кто сообщит что-либо об убитом, заслужит благосклонность лорда-протектора. – Камерон вспомнил, как Фрейли рассматривал каждого мужчину в толпе, в том числе и его, ожидая, не клюнет ли кто-нибудь на наживку.

– Поверьте мне, Делакорт, мой уход тяготит меня, но, думаю, вы меня поймете.

– Да уж, наместник графа Уильям Харрингтон может очень много потерять, если станет известно, какую роль он играл в Западном союзе.

– Я основательно замаскировал свой уход сегодня ночью. Такие вещи надо говорить лично, с глазу на глаз. Однако я стою здесь, а в ушах у меня звучат мольбы моей жены положить конец участию в этом деле.

Камерон подумал о Джиллиан и о том, как она настаивала на участии в спасении короля, и стал молиться, чтобы она приняла во внимание его предупреждение и не вернулась за ним. Он представил, как кольцо разъяренных солдат окружает фургон Джиллиан и к ее нежной шее приставляют шпаги, а затем кто-то обыскивает фургон и обнаруживает Карла Стюарта. Ему чуть не стало дурно. Он уже не помнил, почему свою месть Кромвелю считал настолько важной, что ради этого готов был рисковать жизнями Джиллиан и Уилтона Боуэнов.

– Ну что ж, сэр, коль скоро вы выходите из дела, то поймете меня, если я больше не буду вынуждать мисс Боуэн играть предназначенную ей роль.

– Вы не будете… – Харрингтон споткнулся. – Боже милостивый! Делакорт, мы сто раз говорили об этом. Главное, чтобы вас видели с Боуэнами. Не забывайте, что здесь важнее всего король. Король Англии не какой-то стареющий лекарь и его дочь, старая дева.

Всего несколько дней назад Камерон думал так же, но сейчас его охватила ярость: Харрингтон оправдывает стремление спасти свою шкуру, но требует, чтобы Камерон продолжал рисковать жизнями Джиллиан и ее отца.

– Да здравствует король, – сказал он, – но лучше бы вам найти способ сообщить ему, что наши планы изменились.

– Возьмите обратно свою угрозу, – приказал наместник графа.

– Я никому не угрожаю. Я просто подсказал, как надо поступить.

– Возьмите свои слова обратно! – прорычал Харрингтон. – Скажите, что выполните наш план, иначе я немедленно отберу у вас командование отрядом и передам его Баско!

Чернота, окутавшая Камерона, не имела ничего общего с ночной темнотой. Он вновь сидел у постели отца, слушая брань старика на то, что Камерон не стремился добиться боевой славы ценой потери людей и имущества. И вот опять все повторяется.

Камерон вспомнил то черное время, когда его умирающий отец лежал, не узнавая никого и ничего, а он сидел возле него день и ночь. Впервые в жизни они находились вместе так долго: обычно им не случалось общаться дольше нескольких минут – оба моментально выходили из терпения. В спокойном состоянии он пожалел об этом и заключил сделку со старым дьяволом. «Я займусь тем, что тебе так нравится, если ты будешь любить меня».

Его отец никогда не подтверждал свое участие в этой сделке: он умер, не приходя в сознание. Камерон не понял, слышал ли старик его произнесенное шепотом предложение. Зато Бог точно услышал, и он не знал, освободил ли его умирающий старик от обязанности выполнить свою часть сделки в глазах Бога.

Что ж, ему представилась возможность сдержать слово. Его отец схватился бы за шпагу раньше, чем кто-то посмел лишить его права командовать только потому, что он пообещал женщине дать возможность самой решать, будет ли она участвовать в выполнении плана.

– Пусть Баско командует, – презрительно бросил Камерон. – Однако если этот дурак навредит делу, отвечать придется вам.

На освещенном тусклым светом звезд лице Харрингтона появилась недобрая ухмылка.

– У вас не выдержали нервы, или вы влюбились в эту девицу. В любом случае вы теперь бесполезны для нас. Очень хорошо. Я пошлю Квинта к королю, и он передаст ему, что вы уничтожили то, на разработку чего у нас ушли недели.

– Вы чересчур легко забыли о своем собственном уходе, – напомнил Камерон.

– Карл поймет меня – ведь здесь речь идет о титуле! Кроме того, находясь вблизи от сподвижников Кромвеля, я смогу принести пользу нашему делу. – Харрингтон пристально вглядывался в Камерона и на мгновение даже стал казаться тем же благородным человеком, каким Камерон его всегда знал. – Скажите, что за вашим решением кроется нечто большее, чем страсть к костлявой девице, Делакорт.

– Завтра ночью я верну карты. – Камерон проигнорировал второй шанс, который ему дал Харрингтон. – Вашему новому командиру они могут понадобиться.

Харрингтон вздохнул.

– Квинт, подойди сюда, – позвал Камерон. – У лорда Харрингтона есть для тебя задание.

Возвращаясь к дороге, он обошел лагерь стороной. В ту минуту ему не хотелось ни видеть торжествующую ухмылку Баско, ни слышать перешептывание своих людей. Ему хотелось только сидеть рядом с Джиллиан и знать, что он сделал все возможное, чтобы обеспечить ее безопасность.

Интересно, вернется ли она за ним?

Самый крупный валун отбрасывал на дорогу длинные тени, так что нельзя было понять, прячется ли кто-нибудь за этим укрытием. Джиллиан стремилась к огромному неподвижному каменному лику с тем же нетерпением, какое обычно ощущала, подъезжая к своему дому и зная, что только здесь она в безопасности. Странно. Ее тело решило вернуться к жизни и отбросило все многочисленные страхи. Несмотря на холодный ветер, на лбу у Джиллиан выступил пот. Ее сердце, гоняя кровь по жилам, колотилось слишком быстро. Она тяжело дышала. У нее были все признаки пойманной и посаженной в клетку лисы, кроме одного: сердце бешено колотилось не от страха. Нет, это предвкушение вывело ее из равновесия, заставило почувствовать свое тело и осознать, как редко оно пробуждалось от спячки.

И все потому, что Камерон Смит скоро появится в ее фургоне.

Или все-таки нет?

Его предложение дать ей возможность самой решить, останется ли все по-прежнему, теперь приобрело в ее глазах другой смысл. А вдруг он надеется, что она воспользуется предоставленной возможностью и не придет на свидание? Вдруг он только рад избавиться от нее? Кроме того, сотни причин могли помешать ему прийти на встречу. Он мог напиться пьяным и заблудиться, мог опять ввязаться в драку. Фрейли мог схватить его и засадить в тюрьму.

Губы Джиллиан шевельнулись в беззвучной молитве. Всего несколько дней назад она молила Бога о том, чтобы он убрал Камерона Смита из ее жизни, а теперь молитва была о его благополучном возвращении. Она знала, что если Камерон не заберется к ней в фургон в тот момент, когда она проедет мимо валуна, то ее жизнь внешне пойдет без изменений, точно также, как шла до этого. Зато ее душа будет безвозвратно уничтожена, и никогда больше ее не удовлетворит безопасное, спокойное существование, к которому она раньше стремилась.

Она влюбилась в негодяя, и это ее изменило. Безопасность и предсказуемость в ее глазах все еще казались привлекательными, но что-то терзало Джиллиан и вынуждало идти на риск. Осознание этого настолько поразило ее, что она ослабила поводья как раз в тот момент, когда подъезжала к валуну.

Куинни побежала быстрее, и Джиллиан начала натягивать вожжи… И тут она услышала звук шагов на дорожке, а вслед за тем почувствовала, как кто-то ухватился за приотворенную дверцу фургона. Сердце Джиллиан, до этого бившееся вдвое быстрее обычного, заколотилось еще чаще, и она слышала только его громкие удары да свою безмолвную внутреннюю молитву: «Господи, пусть это будет он!»

– Сзади на дороге все чисто, – выдохнул Камерон, шагая рядом с фургоном. – Что впереди?

– Чисто, – с трудом удалось ей ответить.

Легким движением Камерон оперся на ступеньку, запрыгнул в фургон и устроился на скамье рядом с Джиллиан.

В ночь, когда он в первый раз проник к ней в фургон, Камерон подавил ее своим присутствием, поскольку был таким огромным, таким горячим, таким полным жизни, что, казалось, поглощал все окружающее; но сейчас, вместо того чтобы отодвигаться от него, ей хотелось прижаться к нему, пройтись пальцами от головы до пальцев ног и убедиться в отсутствии повреждений, скорее из потребности любящего сердца, а не из заинтересованности врача.

Джиллиан радовалась, что по небу поплыли облака, потому что тени скрыли желание, которое, она была уверена, ясно читалось на ее лице. В то же время ей хотелось, чтобы ярко светила луна: Джиллиан была готова продать свою душу за возможность разгадать выражение его глаз, когда он искоса взглянул на нее. Ей показалось, что на этот раз он смотрит на нее так, как смотрит мужчина на женщину. Неужели великолепный Камерон Смит благосклонно относится к ней, Джиллиан Боуэн, женщине, которая столько лет провела в одиночестве и даже не научилась женским уловкам, не развила в себе способности очаровывать. Но как ни старалась, Джиллиан не могла разобрать, то ли в самом деле он смотрел на нее с желанием, то ли теплый взгляд Камерона был лишь результатом игры лунного света.

– Вы вернулись за мной. – В его голосе ей внезапно послышалось такое ликование, что оно затронуло в ней что-то тайное и глубоко запрятанное внутри.

Это ощущение испугало ее, но иначе, чем страхи, терзавшие ей душу до недавнего времени. Джиллиан балансировала между желанием пробить искусственную стену, которую она возвела в своем сердце, и давно выработавшейся у нее привычкой всегда защищать себя. Она хотела бы иметь больший опыт общения с мужчинами, опыт словесных перепалок, которые легко затевали другие женщины, потому что она не находила нужных слов. Как бы он не подумал, что ради него она готова пожертвовать чем угодно.

– Камерон… – прошептала она.

Он протянул руку, дотронулся до ее нижней губы, и она ощутила жар и силу, хлынувшие в нее через это прикосновение.

– Простите, что вам пришлось натерпеться страха. Я хотел бы, чтобы вы знали… Сегодня ночью я освободил вас с отцом от участия в королевском плане. Я знаю, что ваше присутствие здесь означает согласие продолжать, но кое-какие события сделали дальнейшие действия слишком опасными, и я отказался от командования отрядом. Послезавтра я уйду.

Наполовину оперившаяся надежда захлопала было крыльями, но тут же умерла, раздавленная окончательностью того, что он объявил ей.

– Послезавтра, – сказала она, зная, что это звучит глупо. Горло ее онемело, настроенное на слова, которые теперь никогда не будут произнесены между ними. – Послезавтра. Так скоро.

«Следующие три недели ваша жизнь будет принадлежать мне», – сказал он. Первые несколько дней показались ей вечностью, однако теперь Джиллиан чувствовала каждую уходящую минуту. Они провели вместе меньше недели. У нее было право еще на две недели, но их не будет.

– Вы не пострадаете от последствий.

От этого обещания Джиллиан пришла в уныние. Он скоро уйдет. Он не собирается оставаться. Обещание, что она не пострадает, было явным напоминанием: ее глупая женская любовь, надежда на его интерес к ней ради нее самой были дурацкой фантазией. Она на какое-то время оказалась полезна Камерону Смиту, и ему было приятно, что этой ночью она вернулась за ним, старательно показывая, какой стала ручной, совсем как сокол, приученный возвращаться на руку своего хозяина.

Джиллиан сама себе была противна. Как она могла забыть хотя бы на миг о том, что он вынудил ее согласиться с ним? Как она могла забыть о его предупреждении, что привяжется к нему и воспримет его дело как свое собственное? Теперь она злилась даже на миссис Хокинг за то, что та поощряла ее мысли о любви. Но еще больше она злилась на себя за то, что, как глупая девчонка, попалась на случайный нежный взгляд, единственный поцелуй и подаренное платье, которое ей никогда не носить.

Джиллиан уже была готова обнаружить бушующие в ней чувства, но на этот раз Камерон, выйдя из темноты, позаботился о том, чтобы обрезать все связывающие их нити.

Боже, она даже не знала его настоящее имя!

– Итак, еще один день, и я избавлюсь от вас и от всего этого тайного заговора… – Она выдавливала из себя бесполезные слова, как недавно попусту нахлестывала вожжами бока Куинни.

– Да. Ваша жизнь пойдет по обычному расписанию, как будто ничего и не было.

– Вот и славно!

Джиллиан прикрикнула на кобылу, хотя Куинни и так бежала быстро и не нуждалась в подбадривании. Несмотря на то, что внешне Джиллиан прекрасно держалась, она знала, что солгала, – вернуться к прежней жизни ей уже не дано.