Фантастическая повесть

– Ну, не пугайтесь, не пугайтесь, они вовсе не страшные.

– А я и не пугаюсь, – независимо сказала Ирина, отчетливо сознавая, что лжет. У нее побледнели щеки и голос подозрительно дрожал.

Они стояли в узком коридоре, стены которого резали глаз своей необычностью: были из настоящих деревянных досок. Грубо обструганные, со следами рубанка и вдавленными зрачками гвоздей, доски уходили в перспективу, в новый, незнакомый, таинственный мир. Сквозь дверь, тоже деревянную, со старинной ручкой в виде скобы и железными фигурными петлями, будто взятыми напрокат из музея древней культуры, просачивался невнятным рокот голосов, смех, всплеск музыки. Чувствовалось, что там большое помещение и много народу.

Профессор Сергеев сделал приглашающий жест и отступил на шаг. Ирине ничего не оставалось, как открыть дверь. Непроизвольно сделав глубокий вдох, как ныряльщик перед прыжком, она схватилась за ручку и толкнула, потом еще, еще… У нее задрожали губы от сумасшедшей мысли, что дверь перед ней не откроется.

– На себя, – тихонько подсказал Валерий Константинович.

Ирина мысленно обругала себя за растерянность. Ведь так просто было догадаться, что эта дверь открывается только в одну сторону. Что подумает о ней начальник с'ряда? Надо немедленно взять себя в руки.

Но брать себя в руки было уже некогда. Сергеев наступал сзади, и она волей-неволей шагнула вперед, растерянная и неподготовленная.

Перед глазами замелькали какие-то темные полосы, голубые пятна свитеров, чьи-то удивленные лица. Твердая рука профессора подталкивала ее на середину, и Ирина двигалась почти не дыша, судорожно хватаясь за спасительную мысль, что пора, наконец, взять себя в руки.

Их заметили, и шум постепенно стих. Цивилизаторы стягивались к середине зала, с интересом разглядывая незнакомку. В свою очередь, Ирина смотрела во все глаза, стремясь схватить главное-то, что отличало их от прочих смертных.

– Рекомендую: Ирочка-астробиолог. Прибыла на Такрию со спецзаданием.

Ирина покраснела. Такого «предательства» она от Сергеева не ожидала. Разумеется, она с детства усвоила, что отряд – это дружная семья героев, каждая секунда жизни которых – подвиг. В такой семье меньше всего отдают дань условностям. Так что ни о какой «Ирине Аркадьевне» не могло быть и речи. Но все же рекомендовать уменьшительным именем, как школьницу… Пусть это даже здесь принято. Но ничего не поделаешь. Пришлось и самой сконфуженно засмеяться, а то еще посчитают за обидчивую дуру. Все-таки цивилизаторы… Правда, улыбки вроде доброжелательные, но кто их знает…

Как ни была Ирина растеряна, а может, именно поэтому, она успела мгновенным взглядом обежать клуб. Ну и ну, сплошной первобыт! То, что поражало еще в коридорах Базы, здесь было доведено до предела. Стены из огромных, небрежно ободранных стволов, даже сучки не заглажены. Низкий дощатый потолок распластан на могучих, почерневших от времени балках, с которых свисают допотопные электрические светильники. Небольшие окна с распахивающимися ставнями и даже, кажется, настоящим стеклом, судя по тому, как искажаются верхушки далекого леса. Стилизация на грани безвкусицы. Ирина вспомнила многочисленные фильмы о Такрин. Ясно, что режиссеры, создавая в павильонах здешнюю обстановку, щадили вкусы зрителей. А может, не имея возможности видеть натуру (сюда никого не пускают), они просто фантазировали и фантазия оказалась беднее действительности. Кстати, а где же грубая деревянная мебель? Где шершавые столы, скамейки без спинок, кособокие табуреты? Тут режиссеры явно переиграли. Повсюду вполне современные мягкие кресла и диваны, а столы так даже полированные. Видели бы это молодые энтузиасты!

«Наверное, скамейки и табуреты отправили на Землю в утешение киношникам», – насмешливо подумала Ирина, радуясь, что не потеряла способности подмечать мелочи. Это слегка успокаивало.

И еще один предмет привлек ее внимание. На стене, среди раскрашенных диаграмм, висел прибор непонятного назначения – вытянутая шкала на сто делений со световой стрелкойзайчиком. Зайчик уткнулся в цифру «четыре». Шкала была очень большой и позволяла заметить, что белое пятнышко чуть вибрирует. Значит, прибор работал. Ирина вспомнила, что такой же прибор, только маленький, находится в отведенных ей комнатах, и второпях она приняла его за термометр необычной конструкции. Теперь она поняла, что ошиблась, но раздумывать, для чего это создано, было некогда. Вот сейчас кто-нибудь произнесет первое слово, и тогда…

От бильярдного стола в дальнем углу оторвался цивилизатор гигантского роста и устрашающего размаха плеч. Его круглое, по-детски румяное лицо с чуть вздернутым носом было обрамлено квадратной рамкой темно-рыжей бороды, удивительно гармонировавшей со всей этой первобытно-современной обстановкой. Под густыми бровями искрились ярко-голубые озорные глаза. Слегка поводя плечами, он прошел через толпу, как раскаленный гвоздь сквозь комок снега. В левой руке гигант держал кий, потемневший от частого употребления, правая была испачкана мелом, и он небрежно протянул локоть, который Ирина, поколебавшись, осторожно пожала.

– Василий Буслаев, в миру Шкипер или Пират, это уж на чей вкус, – просипел он штормовым басом. – Имею вопрос, девушка.

– Да? – Ирина насторожилась. Такое вступление, а особенно тон, которым это было произнесено, не сулили ничего хорошего.

– С какой стороны астробиология касается такриотов?

Так и есть, вопрос был с подвохом, потому что по лицам окружающих пробежали иронические улыбки. Ирина мысленно собралась в комок. Заметив, как свирепо оглядывается верзила, подумала, что улыбки, возможно, относятся и не к ней, но не мешало быть наготове. Интуитивно, как всякая женщина, она понимала, что следует осадить здоровяка, поставить его на место холодной иронией, но, как назло, нужные слова не приходили.

– Ни с какой, – ответила она, стараясь, чтобы хоть в голосе сквозил холодок. – Меня такриоты не интересуют. Я прилетела исследовать плюющихся пиявок.

Сказала и чуть было не взмахнула рукой, чтобы поймать вырвавшуюся глупость. Произнести здесь такие кощунственные слова: «Меня такриоты не интересуют»! Ирина готова была проглотить язык.

– Та-ак! – протянул Буслаев и помрачнел. – Разве на Земле забыли, что Такрия закрыта для исследователей и что каждый, чтобы прилететь сюда, должен получить наше разрешение?

– Для нее сделано исключение, – сухо сообщил начальник отряда, – и я считаю это правильным. Нужно быть скромнее. Не к лицу цепляться за обветшалые традиции, раз наши успехи…

Он замолчал и пожал плечами. На этот раз помрачнел не только Буслаев. По многим лицам скользнула тень. Ирина, не зная, что думать, совсем растерялась и с ужасом чувствовала, что вот-вот заплачет.

– Ну что ты тянешь из нее душу, рыжий бандит! – закричала вдруг миниатюрная брюнетка с розовым личиком и черными, как переспелые вишни, глазами.

Она растолкала столпившихся людей и протянула Ирине обе руки.

– Мимико. Можете называть просто Ми. Мы все очень рады вас видеть. А на него не обижайтесь. Он самый старый член отряда и очень дорожит нашими привилегиями, а их часто нарушают… в виде исключения. Вот он каждый раз и устраивает водевиль.

– Однако реакция новичков у каждого своя, и иногда нравится нам, иногда нет, – добавил низенький пожилой цивилизатор с добродушным, совсем уж не героическим лицом.

Ирина не решилась спросить, понравилась ли им ее реакция. Она мечтала только об одном: чтобы не заметили, как дрожат у нее колени.

Со всех сторон к ней тянулись руки – большие и маленькие, мягкие и шероховатые, – и она торопливо поворачивалась, пожимала их, внутренне напрягаясь, чтобы в любой момент парировать ехидную шутку или язвительное замечание. Никто, однако, и не думал поддевать ее. Произносились самые обыденные при первом знакомстве слова, будто она находилась не среди легендарных героев, а на факультетском вечере в Академии Космических Работ. И это больше всего выводило ее из равновесия.

Часть людей в разных концах зала по-прежнему занималась своими делами. Мимико поймала взгляд Ирины.

– Это такриоты. Потом познакомитесь.

– Нет, почему же, – вмешался стройный, на редкость красивый, даже слишком красивый, по мнению Ирины, цивилизатор.

Таким идеальным сложением обладают разве только статуи спортсменов в парках. В отличие от других, одетых в спортивные брюки и голубые свитера, на нем был отличный черный костюм, да еще с галстуком. И относились к нему с каким-то особым почтением. Цивилизаторы даже называли его не уменьшительным именем, как друг друга, а полным – Георг. Он говорил неторопливо, спокойно, отчетливо выделяя каждое слово:

– Я считаю, что новый товарищ должен именно сейчас познакомиться с аборигенами планеты. – Он помолчал, прищурился и невозмутимо добавил: – Для полноты контраста.

Кто-то весело фыркнул.

«Разыгрывает или нет?» – мучилась Ирина, шагая за ним в конец зала. Уголком глаза приметила, что с ними пошло всего несколько человек. Остальные вернулись к своим занятиям. Пожалуй, все-таки не разыгрывает.

Только подойдя вплотную к такриоту, она поняла, что это существо с другой планеты. Внешних различий не было. Может быть, только руки – могучие широченные лапы. К ним так и просился каменный топор. Но лицо было великолепное – правильное, изящное, с тонкими изогнутыми бровями под высоким и гладким, будто из полированного камня, лбом. Такие лбы бывают у детей, еще не столкнувшихся со сложностями жизни. Под голубым, как и у цивилизаторов, свитером переливались холмики мускулов. Но они не уродовали фигуру. Он был красивее всех присутствующих, даже красивее Георга.

Но глаза… Ирина содрогнулась, когда он поднял голову. Глаза были как хрустальные шарики, наполненные темной водой.

Такриот сидел за столом и пил чай с лимоном. Пол-литровая пиала тонула в его руке. Ирина ахнула, когда он, мгновенно содрав зубами кожуру, отправил в рот плод целиком и с хрустом начал жевать. У Ирины, глядя на него, свело челюсти судорогой, а он истово поднес пиалу к лицу и стал дуть, сложив губы трубочкой.

– Кик! – В голосе Георга лязгнули властные нотки. – Познакомься с новым человеком. – Обернувшись, он пояснил: – Это мой подопечный.

Кик обрадованно отставил пиалу, больно сдавил руку Ирины волосатыми лапами и быстро-быстро заговорил по-такриотски. В глубине его мутных глаз появилось что-то живое.

– Кик! Она же не понимает по-твоему. Поздоровайся, пожалуйста, как тебя учили.

Кик поскучнел, вытянулся в струнку и с трудом произнес:

– Здрстуте…

– Здравствуйте, – растерянно сказала Ирина. – Как поживаете? А еще что-нибудь вы умеете?

Но Кик, совсем растерявшись под строгим взглядом Георга, покраснел и от смущения потянулся за новым лимоном.

– Этот еще молодой, – усмехнулся Буслаев. – Только-только начал приобщаться. Познакомьтесь лучше с моим.

Его подопечный орудовал у бильярда. Шары, как пули, летели в лузы.

– Меткость необыкновенная и твердость руки сверх всяких похвал, бывший лучший копьеметатель племени, – пояснил Буслаев. – Только никак не избавится от пережитков индивидуализма: терпеть не может проигрывать.

Последнюю фразу он произнес с явным огорчением.

«Кого они мне показывают? – думала Ирина. – Это полудикари какие-то, а где же цивилизованные такриоты? Или все легенды об успехах цивилизаторов не более как легенды? Может, поэтому они никого и не пускают к себе?»

Она была в замешательстве и не сумела этого скрыть. Было стыдно, до боли, до слез, как бывает стыдно человеку, обнаружившему, что он стал жертвой глупого и жестокого розыгрыша. Все здесь казалось ей мистификацией

– и этот зал, и такриоты, одетые в костюмы цивилизаторов, и даже сами цивилизаторы. И, не сдержавшись, она крепко зажмурилась, а из-под ресниц предательски выдавились слезинки. Буслаев и Георг растерянно переглянулись, а профессор Сергеев, начальник отряда, ободряюще улыбнулся:

– Не расстраивайтесь. С высоты вашего интеллекта и наивных представлений о нашей работе на это, конечно, трудно смотреть. Но если вы спуститесь с высоты, а это вам волейневолей придется сделать, то увидите, что все, в общем-то, обстоит совсем не так скверно. К сожалению, вы поздно прилетели. Утром было совещание – обсуждение итогов работы. Стоило бы поприсутствовать. А пока у вас совершенно естественная реакция для новичка. Вы еще молодец, держитесь. Некоторые девушки в первый день (Мимико густо покраснела) просто ревели.

– Я не знаю, – сказала Ирина, – я думала…

– Что такриоты за двадцать лет у-ух как выросли! – насмешливо перебил Буслаев, поводя рукой под самым потолком, но Мимико сурово ткнула его кулаком в бок.

– Пойдемте лучше ко мне, я вам все объясню, – сказал профессор.

У него было правильное матовое лицо с мягким, словно приглушенным блеском серых глаз, предназначенных скорее скрывать движение души, чем быть ее зеркалом. Вместе с Ириной пошла Мимико, явно взявшая ее под свое покровительство, и Буслаев, присутствие которого было ей неприятно.

Кабинет начальника отряда оказался обставленным с неожиданной роскошью, разумно предупреждающей любое желание. Уютная мягкая мебель, автоматически принимающая форму тела; огромный книжный шкаф с зелеными бархатными шторками; современный письменный стол, на котором стояла машинка, печатающая с голоса; саморегулирующиеся гардины на окнах – все это создавало почти земной уют. У окна стояла кровать с биотронным регулятором сна. Над ней та же непонятная шкала со стрелкой. Противоположную стену занимала огромная карта планеты. Зеленым были покрашены материки, синим – океаны.

– Не верьте ей! – вздохнул Валерий Константинович. – Все это для самоуспокоения. На самом деле здесь должны быть сплошные «белые пятна». Мы находимся тут. – Черенком трубки он ткнул в центр одного материка. – Вот эту область, в радиусе двух тысяч километров от Базы, мы достаточно разведали. Вот здесь, где красные флажки, работают наши люди в племенах такриотов. Сюда, сюда и сюда мы когда-либо добирались, но не закрепились: не хватило сил. И все это, – он развел руками, – едва ли тысячная часть планеты. Те такриоты, что вы видели, – это для души. Чтобы остаться человеком. Настоящая работа проводится в племенах… – Он запнулся, обдумывая какую-то мысль, потом продолжал: – К сожалению, термин «настоящая» не вполне правомерен. Вы долго проживете с нами, поэтому должны знать все. Товарищи стараются изо всех сил, но результаты… Какая-то заколдованная планета! Наши предшественники довольно быстро наладили работу. Правда, действовали они другими средствами, и такриоты делали прямо-таки фантастические успехи. И вдруг стоп! Как отрезало. Очевидно, на этом этапе цивилизация должна сделать зигзаг, но мы никак не можем определить – какой. Ищем, экспериментируем, но за последние годы стрелка почти не сдвинулась.

Он кивнул на шкалу. Ирина, воспользовавшись случаем, спросила, что это такое.

– Вы еще не знаете? А придется пользоватся. Изобретение любопытное, только на Такрии и можно встретить. Это цивилиметр, сокращенно – циметр. Название неуклюжее, зато точное. Показывает уровень цивилизации относительно земной. В каждом племени стоят датчики, посылающие через спутники наблюдения информацию сюда, на Базу. Здесь машина суммирует данные, выводя средний уровень. Цифра «100» – уровень земной цивилизации, вернее, тот уровень, который был на Земле до нашего отлета. Двадцать лет назад, когда только начинали работу, стрелка была где-то около тройки… В вашем мобиле тоже установят такой прибор. Но он будет показывать только уровень той группы такриотов, в зоне которой вы находитесь. Так что, прилетая в племя и выходя из машины, обязательно взглядывайте на него.

– Понятно, – сказала Ирина, хотя ей ничего не было понятно. – А где пиявки?

– Пиявки тут, – черенок трубки обвел кружок, – в Голубом болоте. Мы туда не ходим, хотя некоторые племена живут неподалеку. Когда Земля просит добыть очередную партию, посылаем двух человек. Буслаев вот ходил… Живыми пиявки не даются, вы знаете.

– Знаю, – сказала Ирина. – Я понимаю, это страшно опасно.

Профессор усмехнулся:

– Это ничуть не опасно! Пиявки не убивают землян. Ни землян, ни гарпий. Вот такриотов – это да.

– Но простите! – воскликнула Ирина. – Я сама читала…

Буслаев захлебнулся от хохота, даже Мимико улыбнулась, только профессор остался на этот раз невозмутим.

– Не советую черпать информацию из несколько… э-э… ненадежных источников. Я не хочу сказать, что там все неверно. Просто авторы использовали свое право на вымысел.

Он отошел к столу, закурил трубку. Электрическая зажигалка вспыхнула ослепительной звездочкой, резкий запах неприятно защекотал ноздри: в трубке профессора был настоящий табак, на Земле уже вышедший из употребления. Сейчас курили «Бодрость» – тонизирующую и ароматную смесь.

Буслаев тоже сунул в рот трубку, длинную и толстую, как палка. Ирина злорадно подумала, что это ему совсем не идет.

– Пока располагайтесь, осваивайтесь. Завтра Мимико свезет вас на болото. Посмотрите, как и что, подумаете, и через неделю прошу представить план работ. Надеюсь, вы знаете, что Земля назначила меня вашим научным руководителем на планете?

По его тону Ирина поняла, что пора уходить.

– Здесь мы почти не живем, – рассказывала Мимико, когда они возвращались в клуб, – в основном, в племенах. А сюда прилетаем раз в неделю принять ионную ванну для успокоения нервов, вдохнуть воздух цивилизации и получить очередной разгон за плохую работу. Ты не поверишь, как тяжело с этими… – Она замялась, подбирая нужное слово.

– Почему же, я понимаю, – сказала Ирина.

– Да ничего вы не понимаете! – взорвался вдруг Буслаев, топавший сзади. – Привыкли там, на патриархальной Земле: ах, герои-цивилизаторы! Ах, подгоняют историю! В фильмах нас эдакими гладиаторами изображаете. Идущие на Такрию тебя приветствуют! И благодарные такриоты вперегонки напяливают смокинги. Зачем? Мы же, в общем, такие же люди, ничуть не хуже вас. А нас ничтоже сумняшеся запрашивают, на сколько процентов повысился культурный уровень такриотов за отчетный период. Честное слово, прислали однажды такую бумажку. Потом, правда, Земля извинилась…

Мимико хихикнула и, привстав на цыпочки, зашептала Ирине на ухо:

– Его сегодня опять прорабатывали, вот он и дуется. Не вздумай принимать его причитания всерьез. Хороший парень, только очень уж неорганизованный.

Ирине сделалось грустно. Мечты рушились, как песочный домик под колесами грузовика. Разумеется, только глупец может надеяться, что в жизни будет все так, как мечтается. Воображение всегда искажает перспективу, и действительность неминуемо вносит поправки, подчас весьма болезненные. Но чтобы Такрия… Она усмехнулась, вспомнив, как еще ребенком играла в цивилизаторов, да и сейчас вся молодежь мечтает работать в этом прославленном отряде. Академия Космических Работ завалена заявлениями. Шутка ли – помочь первобытным людям создать и сохранить свою цивилизацию, не дать им рухнуть с того крохотного пьедестала, на который они сумели вскарабкаться. Планета объявлена заповедником. Никто, кроме цивилизаторов, не имеет права здесь находиться. И не докажи Ирина в своей статье, что пиявки не подходят ни под один из известных видов животных, нипочем бы ей не получить разрешения…

Как рвалась она сюда! Как мечтала влиться в семью этих отважных рыцарей! Как трусила при мысли об испытаниях, которым, судя по фильмам, подвергаются здесь новички: на Такрии работают только железные люди! И что же? Смирив протестующее самолюбие, она была вынуждена признать, что, если не считать Буслаева, никто никаким испытаниям ее не подвергал. Встретили обыкновенно и вежливо стараются не обращать на нее внимание, чтобы дать ей освоиться. А рыцари… Ну какие они рыцари? Производственные совещания, отчеты, диаграммы…

Ирина тряхнула головой, прогоняя непрошеную тоску, и незаметно вышла из клуба. Было нужно, просто необходимо остаться одной, замкнуться в свою раковину. До жилого корпуса надо было пройти метров семьдесят по желтой пластиковой дорожке, огибающей стоянку мобилей. Она поколебалась, потом сняла туфли и пошла напрямик по холодной влажной траве. Это тоже было в мечтах – пройтись босиком по чужой планете. Прошлась – и никакого впечатления. Присела на деревянную скамейку, сунула ноги в туфли. Вздохнула грустно. Здешнее солнце быстро скатилось за дальние горы, оковав их вершины золотыми венчиками. С противоположной стороны, дыша вечерней сыростью, подкрадывались синие тени. Вот они перевалили через смутную полоску леса на горизонте, бесшумно полетели по полю все ближе, ближе. Ирина поежилась, ощущая их липкое прикосновение. Пахло травой и еще чем-то неприятным. На небе проступали первые звезды, постепенно, как на проявляемой фотографии. Спутников у Такрии нет. Ночи здесь всегда черные.

Холодная чужая планета! Как это профессор сказал – заколдованная… Вот он – настоящий ученый, ведет работу невообразимой важности, а ты… Ну почему обязательно пиявки? Разве они самые интересные из инопланетных животных? Нет. Гигантские амфибии Эйры, например, не менее привлекательны. Но они более доступны, не обороняются, поэтому ты взялась за пиявок. Выбрала самое трудное… Ну, а если начистоту? Разве ты не учитывала, что здесь все незнаемое, любая мелочь уже открытие? Легко и просто. Первооткрывательница! Непроторенной дорожки возжаждала! То-то! Настоящий ученый всегда выше этого. И если уж быть честной, хотя бы перед собой, то надо непременно лететь обратно, благо корабль еще не ушел. И дома найдутся дела. Земля еще далеко не вся изучена. Сидеть бы сейчас в лаборатории и чтобы за окном, насколько хватает глаз, плескались огни…

Тени захлестнули ее с головой.

В черном небе, прямо над Базой, выделялось угольное пятно, будто разинутая пасть гиперпространства, где нет ни времени, ни расстояний. Нырнуть бы туда и…

Ирина вздрогнула и испуганно огляделась. Что за наваждение! Никогда еще не бывало, чтобы она занималась самобичеванием. И это тогда, когда она должна считать себя величайшей счастливицей, раз попала на Такрию. Сколько исследователей, умных, талантливых, завидуют ей!

Какое-то движение неподалеку привлекло ее внимание. Ирина вгляделась. Две темные фигуры копошились в траве. Доносился низкий женский голос, ему отвечал детский писклявый. Говорили по-такриотски. Фигуры то ныряли с головой в синий туман, то снова показывались на поверхности, и тогда казалось, что в призрачной реке плавают сказочные безногие существа. Они скрепляли какие-то палки. Что-то у них не ладилось, палки все время рассыпались, и фигуры терпеливо начинали все сначала. Когда стало совсем темно, они разогнулись и устало направились к дому.

Впереди широким туристским шагом двигалась крепкая коренастая девушка. У нее было смуглое решительное лицо с густыми сросшимися бровями. Ирина вспомнила, что ее зовут Патрицией. За ней по-охотничьи, след в след, скользила такриотка. Патриция села на скамейку рядом с Ириной.

– Иди домой, Кача, съешь апельсин – и в постель, – сказала она.

Кача недовольно фыркнула, но направилась к дому, бесшумно растворясь в темноте.

– Что вы делали? – спросила Ирина, не потому, что это ее интересовало, а просто чтобы не сидеть молча.

– Дом. Ну, хижину для такриотов. Модель, разумеется. Здешние племена живут в пещерах, а мы хотим научить их строить дома. Небольшие, на одну семью, чтобы ускорить распад первобытной общины. Вот учу Качу, а там, может, остальные заинтересуются.

– Ну и как, получается?

– Если бы! – Патриция закурила сигарету, устало откинулась на спинку скамьи. – Понимаете, очень просто заставить механически вызубрить весь процесс. И будут действовать по раз навсегда заданной схеме, не отклоняясь ни на йоту. Именно таким способом наши предшественники добились успеха. На том этапе стремились к количеству, которое переходит в качество. А сейчас задача другая. Они должны отчетливо представлять причину и следствие, конечную цель и средства к ее достижению, а с этим туго. Может, нам такие племена достались… особо недоразвитые.

– А есть и другие?

– Были. На всех трех материках обитали люди, а сохранились только на этом. Остальные убиты, прямо-таки зверски уничтожены какими-то чудовищами.

Ирина невольно поежилась.

– А эти… чудовища, они сохранились?

– Вымерли. И мы даже не знаем, кто это был. Есть предположение, что это были рептилии, хищные ящеры примерно двухметрового роста с вот такими зубищами. Мы нашли три скелета возле одного становища, уничтоженного особенно жестоко. Древние такриоты сбросили на них со скалы камни. Но вот что странно: больше, сколько ни искали, мы не обнаружили никаких останков рептилий. Впрочем, если говорить честно, не очень-то и искали. У нас были другие заботы.

– А с пиявками вам не доводилось встречаться?

– Нет, не интересуюсь. – Патриция встала. – Идемте спать, здесь вредно сидеть по вечерам.

– Да, наверное, – сказала Ирина. – Какой-то неприятный запах.

– Мускус, – объяснила Патриция. – А вообще здесь вечно пахнет какой-нибудь гадостью. Каждый ветер приносит свои ароматы. Сейчас дует северный. Так что в комнате лучше.

– А почему у начальника только одна комната? – вспомнила вдруг Ирина.

– Больше не положено: у него нет подопечного. Ни у него, ни у доктора, ни у завхоза. Кстати, вот хорошо, что напомнила. У тебя ведь две комнаты? – Она обняла Ирину за плечи. – Здесь почти каждый воспитывает такриота. Так я дам тебе одну девочку. Мать у нее погибла, а ребенку необходима ласка. Ладно?

– Ладно, – вздохнула Ирина. – Давай.

 

РАЗВЕДКА

Вкрадчивый приглушенный стук назойливо вторгался в сознание, выталкивая его из темных уютных глубин. Несколько секунд Ирина инстинктивно боролась со сном, потом, вдруг сообразив, что она на Такрии и что стучат в дверь, опрометью выскочила из-под одеяла, торопливо натянула халатик и, не нашарив впопыхах тапочки, зашлепала босыми ногами по холодному пластику. Спросонок ей почудился не то пожар, не то нападение такриотов на Базу.

В коридоре, привалившись к косяку, стоял Буслаев, огромный и неуместный, как статуя Командора. Он еще не успел причесать бороду, и она топорщилась во все стороны.

– Послушайте, девушка… – заговорщически прошептал он.

– У меня есть имя, – холодно перебила Ирина, сразу разозлившись, что ее застали в таком виде.

– Э, не будем мелочны. Тут ваш мобиль выгрузили, я как раз мимо проходил… случайно. Смотрю, и волосы дыбом. Ну, думаю, надо выручать красавицу…

– Нельзя ли покороче? – нетерпеливо перебила Ирина, поднимая, как цапля, то одну, то другую босую ногу.

– Вот я и говорю: мобилек-то у вас ерундовый. Игрушка. В гости летать над густонаселенной местностью, а здесь – нини… – он устрашающе замотал бородой, – пропадете!

Ирина уже все поняла: ее мобиль был самой последней модели. И холодная ярость захлестнула ее. Ну погоди, борода, ты сейчас получишь сполна!

– Что вы говорите! – Она округлила глаза. – Как же мне теперь быть?

Буслаев отступил на шаг, стукнул себя в грудь тек, что с треском распахнулась магнитная застежка воротника.

– Я рыцарь и галант! – зашептал он, воровато оглядываясь. – Не допущу, чтобы такая молодая и красивая пала жертвой. Иначе ваши любимые пиявки меня просто заплюют. Отдаю вам свой!

Ирина раскрыла глаза как можно шире.

– А какой у вас? – тоже шепотом спросила она.

– «Ариэль-345». Зверь машина… с запасными частями.

Ирина восторженно всплеснула руками и вдруг хихикнула прямо в лицо остолбеневшему «коммерсанту».

– Не пойдет! Катайтесь сами. Тупой, как тюлень, запас хода ограничен, нет ни форсажа, ни наводки по карте…

Буслаев не сразу сообразил, что над ним издеваются, и продолжал по инерции:

– Тупой, зато надежный. Вам же не гонки устраивать. А я в придачу…

Ирина откровенно захохотала.

– Когда я была всего лишь курсанткой АКР, и то стыдилась летать на таких гробах!

Такое «коварство» поразило Буслаева прямо в сердце.

– Ну как же, как же, конечно, стыдно! – угрюмо рявкнул он, уже не заботясь о тишине. – Куда как приятнее припорхать эдакой модной пташкой, сорвать диссертацию – и тю-тю… бегом в родную цивилизацию. А мы вот не стыдимся. Летаем на этих гробах и дело делаем…

Ирина сердито прищурилась:

– Вы, видно, здорово разбираетесь в пернатых, чувствуется опыт в обращении с залетными пташками, – прошипела она. – Только ведь и я порядком поболталась в космосе и кое-чему научилась. И если уж на Такрии модно втирать очки, не откажу себе в удовольствии похвастаться… – Она запнулась, чувствуя, что сейчас будет выглядеть так же глупо, как Буслаев, но не смогла удержаться и продолжала: – Я вожу вездеходы, гравикары и мобили всех систем, владею любым видом оружия вплоть до бластера, и хотя я всего залетная пташка, но, если уж очень потребуется вас спасти, смогу вывести звездолет на околопланетную орбиту…

– А так же поставить на место нахалов, – добавила незаметно подошедшая Мимико, и ее мелодичный голос сразу заставил съежиться могучего цивилизатора. – Подумаешь, герой! Дело делает! Хоть бы уж не врал, дела-то ведь никудышные. Думаешь, ты первая, к кому он пристает? – обратилась она к Ирине. – Как бы не так! Он уже во все двери стучался. Меняет свой драндулет и просто так и с придачей. А желающих нет…

– Нет, почему же. Если в придачу он даст бороду… – мстительно ухмыльнулась Ирина.

И, вонзив эту последнюю иголку, она втащила Мимико в комнату, захлопнула дверь, и оттуда раздался такой хохот, что щеки Буслаева сделались ярче его бороды.

Ирина с тайным трепетом натянула форму цивилизаторов Такрии-серые спортивные брюки и синий свитер с завернутыми до локтей рукавами. Тяжелая кобура пистолета успокаивающе прижалась к бедру. В таком виде она чувствовала себя полноправным членом отряда. У нее даже изменилась походка

– стала шире, уверенней.

На стоянке мобилей царила предотлетная суматоха. Машины одна за другой срывались в небо и уходили в разных направлениях. Одни цивилизаторы возились у своих машин, другие торопились из столовой, третьи шли завтракать. Небольшая группа о чем-то спорила, загораживая дорожку.

– Пытались объединить племена на совместной охоте, и ничего не получилось, – пояснила Мимико. – Вчера на собрании разбирались, да так и не поняли, в чем ошибка.

У Ирины еще не выработался опыт сразу отличать такриотов, одетых так же, как и земляне, только без пистолетов. Впоследствии она безошибочно угадывала их по более плавной походке, всегда чуть настороженному выражению лица, по глазам, по многим мелочам, которые даже невозможно осознать. Но в то утро она невольно вздрагивала, когда человек вдруг отвечал на приветствие неуверенным жестом, или на ломаном языке, или испуганно шарахался от нее. Некоторых такриотов она уже знала в лицо. Ей понравилась Риса, подопечная Мимико, – худенькая изящная девочка с красивым, хотя и малоподвижным лицом, вприпрыжку бежавшая за ними. Но встречая других такриотов и приветствуя их, она испытывала невольное замешательство. Ей все казалось, что с ними нужно разговаривать как-то по-особому. Она даже иногда коверкала речь, пропуская предлоги и окончания, как говорили новички-подопечные. Позднее Ирина с удивлением заметила, что может почти безошибочно угадать, к кому прикреплен тот или иной такриот: цивилизаторы подбирали подопечных, похожих на себя по внешности или складу характера. Очевидно, в этом была своя логика.

Мимо пробежала Кача с каким-то свертком в руках, а за ней Патриция, что-то пожевывая на ходу. Улыбнувшись Ирине, она сказала Мимико, чтобы та не задерживалась.

– Не задержусь! – крикнула ей вслед Мимико я пояснила, что они работают вместе, в одном племени. – С ней спокойно работать, – объяснила она.

Ирина еще на Земле знала, что цивилизаторы очень осмотрительно выбирают напарников.

В дверях девушки столкнулись с Георгом. Сейчас он тоже был в свитере и с пистолетом и спешил к мобилю.

– Ого, как вам идет форма! – воскликнул он, мгновенно догадавшись, что хотелось услышать Ирине. – Куда вы после завтрака?

– К пиявкам! – вызывающе бросила она, вспомнив утреннюю сцену.

– Вы уж не замыкайтесь там, на своем болоте. Полетайте по планете, увидите много интересного. Штурманские карты получили?

– Сейчас получит, – сказала Мимико.

– В таком случае жду в гости. Мое племя сорок седьмое, запомните.

– Обязательно запомню, – пообещала Ирина.

Из-за плеча Георга выдвинулась голова Буслаева. Увидев девушек, он отвернулся и стал внимательно изучать висевшую на стене диаграмму. Лицо его было мрачным.

– Ничего, пусть помучается! – сурово шепнула Мимико. – Не обращай на него внимания и не принимай извинений. Проучим! Как ребенок, честное слово…

Они прошли мимо Буслаева как будто он был роботом. Однако за столом Ирина, сдерживая улыбку, исподтишка поглядывала в его сторону. Гигант постоял у стены, шагнул было к ним, но внезапно, решительно распахнув дверь, выскочил из столовой. Девушки обменялись понимающими взглядами и расхохотались.

Через час они покинули Базу. Мобиль Мимико мчался метрах в ста впереди, но ее голос непрерывно звучал в динамиках. Ее интересовало все, что касается Земли. Ирина рассеянно отвечала, думая совершенно о другом.

От сегодняшней разведки Ирина ждала очень многого. Сейчас эти животные, которых она видела только на препарационном столе, предстанут в родной обстановке, живые, в сложном комплексе биосвязей со всем тем, что их окружает. И тогда станут понятны те уникальные особенности их строения, которые никто еще не смог объяснить. Поэтому Ирина заранее решила в первую очередь исследовать сферу их обитания – болото. Найти те особенности, которые отличают это болото от всех других. А что они должны быть, Ирина не сомневалась. По всем законам биологии особенности строения животных обусловлены свойствами местности, где они постоянно живут. Найти их, провести параллели, логически обосновать причинную связь-и еще одна разгаданная тайна обогатит науку. Сергеев мог бы не говорить вчера о плане работ: план был составлен еще на Земле.

Ирина чуть прибавила скорость, чтобы не отставать от передней машины и удовлетворенно огляделась.

Внизу, куда ни глянешь, дикие леса Такрии. Изумрудно-багровый шатер из сцепившихся мертвой хваткой ветвей и лиан беспощадно затянул поверхность планеты, не пропуская даже крохотного лучика света, создавая впечатление незыблемости и спокойствия. А под этом живой крышей, не прерываясь ни на мгновение, кипит борьба за существование.

Ирине, привыкшей к аккуратным заповедникам родной планеты, дико было глядеть на это, никем не регулируемое буйство природы.

Полоса леса круто завернула вправо, открывая огромную голубовато-зеленую равнину. Далеко впереди, почти у горизонта, вырастали желтые горы. Мимико сообщила, что равнина – это и есть болото пиявок, а в горах живут такриоты. С дальнего конца болота поднималась п летела навстречу пухлая стена тумана.

– Что за проклятое место! – огорченно воскликнула Мимико. – Вечно здесь туман, будто его что-то притягивает, Между прочим, аборигены думают, что этот туман убивает все живое, что он дыхание пиявок. Разумеется, это чепуха: наши ребята, когда добывали пиявок, убедились, что в этом тумане дышится так же, как и в любом другом. Он только мешает наблюдениям. Но может, тебе еще повезет. Сейчас период ветров. Пока! Лечу к своим.

Ее мобиль перепрыгнул завесу и, блеснув на солнце, ушел к горам. Ирина осталась одна.

За прозрачным корпусом машины покачивались рваные грязно-серые хлопья. Пришлось включить электронный лот. Над пультом передней стенки вспыхнул овальный экран. Свет снаружи бросал на него бегающие блики, мешал смотреть. Ирина нажала кнопку. Двойные поляризованные стены кабины сместились относительно друг друга, потеряли прозрачность. Теперь в кабине стало темно и неуютно, зато на экране различалась каждая черточка.

Болото как болото, заросшее травой типа осоки, судя по внешнему виду. Тут и там рябят под ветром озерца чистой воды. Ни деревца, ни кустика, ни звериной тропки. Лот не давал цветного изображения, и то, что проплывало по экрану, походило на старинные гравюры, где все либо белое, либо черное, без полутонов.

Несколько поворотов верньера приближения, и машина будто рухнула вниз. Во весь экран – участок болота, утыканный пучками травы. Черной стрелкой мелькнула пиявка, раскидывая крохотные волны. За ней тянулся узкий белый след, прямой, как натянутая нитка. Мобиль описывал медленные круги. Вот еще след, и еще, и еще…

Ирина деловито всматривалась в матовую глубину экрана, заставляя себя отсекать все лишние мысли. Этому их учили в академии: ничего постороннего во время эксперимента. Ведь порой крохотная деталь, которую и заметить-то трудно, а еще труднее осознать, приводит к открытию. Но пиявки пролетали так стремительно, что в сознании не запечатлевалось ничего, кроме непрерывного мелькания.

Она снизилась почти до самой поверхности. Потом взлетела на прежнюю высоту и снова снизилась. Облетела болото по периметру, поднялась по питающему его ручью, вернулась обратно. Ничего! Не за что зацепиться. Такое болото могло быть и на Земле и на любой другой планете. Цаплям бы здесь жить да лягушкам… Может, лучше вернуться к пиявкам? И опять на экране замелькали их белые следы.

А солнце здесь суровое! Достает даже сквозь поляризованные стены. Ирина включила вентилятор, чуть погодя стащила с себя свитер. Стало легче, но ненамного. Вот он, тернистый путь ученого!

Прошло часа два, прежде чем она сообразила, что с высоты лот захатит большую площадь и, по законам перспективы, глаз сможет удержать стремительное движение животных. Мобиль подпрыгнул на триста метров. Стало лучше. Правда, пиявки потеряли объем, стали казаться просто бестелесными полосками. А главное, наблюдение с такой высоты потеряло смысл: не видно, как они взаимодействуют с родной биосферой. Что же делать? Ирина растерялась. Шаткая надежда одним махом разгадать тайну этих удивительных существ растаяла, как клок тумана. Знали бы преподаватели в академии, с какими легкомысленными намерениями она собиралась улетать на Такрию, вряд ли бы выдали ей диплом. А скорее всего, просто улыбнулись бы и все-таки выдали, потому что кто из выпускников не мечтает перевернуть науку, причем здесь же, не медля ни минуты! Конечно, Ирина понимала, как и все выпускники, что никакое открытие, даже самое крошечное, легко не дается. Но вдруг… Мечтать об этом гораздо приятнее, чем заранее готовить себя к кропотливой многолетней работе с подчас весьма и весьма проблематичными результатами. Нет, как ни жалко, но придется поставить крест на розовых мечтах и заняться делом всерьез. Иначе действительно превратишься из ученого в попутчицу. Придется оставить мобиль, за его прозрачным корпусом открытия не сделаешь. Пиявок нужно наблюдать самой в их среде. Ирина подосадовала, что не захватила гермоскафандр, без которого влезать в болото было противно. Впрочем, это все то же пресловутое «а вдруг». Влезешь, и вдруг откроешь! Именно для таких торопыг в «Правилах проведения научных работ на неосвоенных планетах» сказано: «Исследователь не имеет права делать своими руками то, что могут сделать механизмы». Это значит-думай и не трать время попусту. Правило великолепное, но как его применить в данном конкретном случае? Ведь через неделю надо выложить план работ, а с чего теперь начинать? Вон они, пиявки, под тобой, совсем близко, но все равно ничуть не ближе, чем тогда, когда она изучала их трупы на Земле…

Пробыв в воздухе несколько часов, Ирина повернула на Базу, испытывая сильное разочарование и не менее сильный голод. Единственным ощутимым результатом сегодняшней разведки была головная боль, а таблеток в кабине не оказалось.

 

ПОДОПЕЧНАЯ

Ирина вошла в столовую, изо всех сил стараясь быть невозмутимо спокойной, отчего лицо ее сделалось каменным. Не хватало еще, чтобы цивилизаторы подумали, будто она пала духом!

В столовой почти никого не было. Цивилизаторы, находясь в племенах, не прилетали обедать – довольствовались туземной пищей или, в основном пожилые, брали «сухим пайком». И сейчас длинные ряды столов одиноко поблескивали полированными поверхностями. Только экипаж звездолета, привезшего Ирину, что-то оживленно обсуждал за дальним столиком, да профессор Сергеев задумчиво попыхивал трубкой у окна. Казалось, он пристально всматривался куда-то за горизонт, однако тут же заметил Ирину и кивнул ей. Она поспешно села подальше от него, чтобы избежать вопросов.

Но побыть одной не удалось. За ее стол подсел командир звездолета – молодой, но очень серьезный и деловой космопилот третьего класса в новенькой, с иголочки, форме.

– Через два часа отчаливаем, – сообщил он. – Писать будете?

Слегка рисуясь своей деловитостью перед симпатичной девушкой, он тряхнул синей сумкой необычной, «космической» формы, раздувшейся от писем цивилизаторов. Ирина знала, что эта сумка значится в «списке No I» – перечне предметов, для которых отведено место в спасательной ракете. Сумка стояла в списке сразу вслед за бортовым журналом и аварийным запасом питания.

– Так будете писать на Землю? – переспросил командир.

Ирина покачала головой.

– Нет, пока не о чем. Сообщите родным, что долетели благополучно, вот и все.

– Об этом и без нас сообщит диспетчер порта, – проворчал командир и отошел. Он явно не одобрял ее отказа.

Почему-то этот короткий разговор окончательно расстроил ее. Рассеянно нащупав панель сбоку стола, Ирина, не глядя, нажала несколько кнопок. В центре стола открылся люк, и серебряный подъемник, сделанный в виде изящной женской руки, поставил перед ней полные тарелки. Она съела все, не ощущая вкуса еды, думая совершенно о другом.

Да, «наскоком» здесь не возьмешь, это ясно. Впрочем, это надо было понять еще на Земле. Сама виновата. Привыкла представлять научный поиск по занятиям в студенческом кружке, где так легко было делать «открытия», давным-давно описанные в учебниках. А то, что не описано, тактично подсказывали благожелательные преподаватели. Здесь ничего этого нет – ни учебников, ни преподавателей. Здесь только ты – молодой ученый, соискатель на степень, взрослый человек среди взрослых и очень занятых людей. И будь любезна – соответствуй… А не соответствуешь – возвращайся на Землю без результатов. У нее даже голова закружилась от этой мысли. Нет, этого и на миг нельзя предположить. Результаты будут, обязаны быть. Надо только вести планомерные кропотливые наблюдения. Вопрос лишь в том, как их вести? Ирина вздохнула. Мобиль явно не годится. Влезать в болото самой? Но пиявки избегают людей. Это уже проверено. Проще разглядывать их с берега в бинокль. А может быть роботы?..

Она нажала крайнюю кнопку, и серебряная рука быстро убрала тарелки. Ирина посидела еще немного, глядя, как рука, вооруженная губкой и инфраизлучателем, вытирает и дезинфицирует стол, а потом направилась в клуб, хотя за минуту до этого собиралась лечь спать. Ее вдруг потянуло к этим огромным ободранным стволам, на которых, казалось, застыли капельки смолы, к массивным балкам, в чьей суровой простоте было что-то первобытное. Взбудораженным нервам требовалась необычная обстановка.

Она уютно примостилась на диване, взяла журнал в яркой обложке и забыла его раскрыть. Совсем другие картины вставали перед глазами. Пыталась заставить себя не думать о пиявках… И в конце концов, безнадежно пожав плечами, стала в который уж раз перебирать все, что знала о них.

На Земле она одна занималась ими. Так уж получилось, что открытая пятьдесят лет назад Такрия сразу и надолго приковала внимание ученых своими аборигенами.

…Сначала были другие планеты. Унылая вереница планет в освоенном районе Галактики, хранящих на своей поверхности следы погибших цивилизаций. Ученые ничего не могли понять. Планеты обладали всем необходимым для жизни: атмосферой, водой, растительным и животным миром, и тем не менее разумная цивилизация, дойдя до какого-то уровня, погибала. Остатки жилищ, орудия труда, отдельные сохранившиеся скелеты – все это говорило о катастрофе, не давая ответа на проклятый вопрос: почему? Возникла даже теория, что разум развивается медленнее, чем увеличивается поток информации, который он обязан переработать. Изнемогая в неравной борьбе, разум погибает.

«А Земля? – спрашивали авторов этой теории. – Мы-то ведь не погибли». В ответ те красноречиво разводили руками, укрываясь за аксиомой, что нет правил без исключений.

Теория эта была осмеяна и забыта, но кое-кто начинал серьезно склоняться к мысли, что Земля составляет счастливое исключение во Вселенной.

И вдруг пошла серия обитаемых планет. Такрия была третьей. На двух других – Эйре и Эдеме – цивилизации, достигнув значительного развития, сделали неожиданный зигзаг и клонились к закату, подтверждая на первый взгляд забытую теорию. На Эдеме в этом были повинны исключительно благоприятные условия, не требующие от человечества повседневного целенаправленного труда для поддержания своего существования. Почему пришла в упадок цивилизация Эйры, ученые еще не разобрались.

На Такрии цивилизация только зарождалась. Мечта землян – открыть планеты с разумными существами, стоящими на такой же или высшей ступени развития, – пока оставалась мечтой. Наоборот, и соседние цивилизации вот-вот готовы были исчезнуть. И тогда в Высший Совет Земли пришли первые добровольцы. Так родились цивилизаторские отряды. Самых отважных сыновей и дочерей Земля посылала в космос на помощь братьям по разуму. Задача оказалась совсем не такой простой. Дело было не в том, чтобы предоставить инопланетянам земную технику или обезвредить их многочисленных врагов. Надо было безошибочно угадать путь, по которому должно было развиваться общество, и направлять его по этому пути без насилия, с минимальным вмешательством, ни в коем случае не перенося механически привычные земные формы в чужой уклад. В противном случае цивилизация могла погибнуть быстрее, чем если бы она дошла до своего конца естественным путем. Особенно трудно было на Эйре, где культивировалась биологическая цивилизация, совершенно не знакомая землянам.

На Такрии дело обстояло иначе. Разум относительно недавно занял место инстинкта у ее обитателей. Ни одного признака, указывающего на вырождение, еще не было. Здесь цивилизацию надо было создавать из ничего, как гончар создает свои изделия. Только его умелые руки могут выявить то совершенство, что скрыто в бесформенном куске глины. И, предугадывая каждый шаг, каждый зигзаг эволюции, можно было бы понять, почему гибнут другие цивилизации. Такрия наиболее типичная планета из обитаемых и, пожалуй, только на ней можно разгадать эту страшную загадку Вселенной. Неудивительно, что большинство энтузиастов рвались именно сюда.

Первый отряд погиб полностью. От второго уцелело шесть человек, чудом вытащенных из страшных такрианских джунглей спасательной экспедицией. Но опасности только подхлестывали добровольцев. И разумеется, никто не обратил внимания на каких-то там пиявок!

Итак, что же известно о них?

Весьма немного, но и то, что известно, касается, в основном, их отличия от других живых существ. Пиявки не похожи ни на какое другое животное в первую очередь своим оборонительным аппаратом. Они обстреливают жертву комочками слюны, состоящей из отрицательного электричества – сгустками электронов. До ста метров летят эти электрические пули. Но несмотря на такое агрессивное оружие, пиявки никогда не нападают первыми. Жертва должна перейти некий рубеж вокруг болота – единственного места на Такрии, где они обитают, – и тогда ее поражает смерть. Пиявки переговариваются точечными радиоимпульсами, которые пока не удалось расшифровать: слишком редко они общаются и слишком большой объем информации заключен в каждом всплеске радиоволн. И наконец, это Ирина узнала уже здесь, пиявки нападают только на такриотов. Любой землянин может подойти к болоту без риска для жизни. Не трогают они также гарпий. Но все остальные животные и птицы избегают это проклятое место. Такая избирательность больше всего интересовала Ирину: пока это было единственное, за что можно зацепиться.

Что еще известно? Ничего. Одни более или менее обоснованные предположения. Даже строение пиявок как следует не изучено, поскольку на Землю попадали настолько истерзанные трупы, что в этом хаотическом переплетении мышц и внутренностей невозможно было разобраться. Неизвестно, чем они питаются, как размножаются…

За окном замурлыкал двигатель мобиля. Ирина повернула голову. Оказывается, уже стемнело. Здесь темнота наступает мгновенно, как в экваториальных областях Земли.

В клуб влетела Мимико, возбужденная и улыбающаяся. За руку она тащила девочку-такриотку. Девочка отчаянно упиралась, почти волочась по полу, скалила зубы, вертела головой, как зверек, попавший в западню, и тихонько скулила. Ее худенькое тельце, прикрытое только узкой набедренной повязкой из шкуры животного, била дрожь.

– Ты здесь? А мы тебя по всей Базе ищем. – Мимико свалилась в кресло, не выпуская руки такриотки. – Это тебе. Пат просила привезти. Уверяет, что вы договорились.

– Да, правильно. – Ирина была ошарашена тем, как быстро здесь все делается. Она встала, с любопытством и некоторой опаской разглядывая свою подопечную. – До чего же она грязна!

Девочка исподлобья косилась на нее дикими, испуганными глазами, стараясь спрятаться за спинкой кресла.

Мимико звонко расхохоталась:

– Что ты, это еще ничего! Чтобы тебя не испугать, я ее в мобиле полчаса платком оттирала. Видела бы ты их в родной обстановке!

Ирина улыбнулась. Ей все больше и больше нравилась эта милая веселая девушка.

Снаружи пробежала тень еще одного мобиля. Мимико повернула голову к окну. На ее виске белел кусочек пластыря.

– Что это с тобой?

Мимико беспечно махнула рукой.

– Пустяки! Обычный психоз. К сожалению, у подающего самые большие надежды. – И так как Ирина ничего не понимала, объяснила: – На них иногда это находит. Вдруг теряют разум и начинают крушить все вокруг. Вот зрелище, скажу я тебе! Не дай бог приснится такая физиономия! Самое печальное, что это происходит у тех, кто обогнал своих сородичей а развитии. Будто разум действительно не в состоянии совладать с обилием информации, как думали когда-то. И тогда все наши труды летят прахом, потому что приступ отбрасывает аборигенов в самое что ни на есть первобытное состояние. Вот и сегодня один кинулся на меня с каменным топором…

– Ну и… – взволнованно воскликнула Ирина.

Мимико похлопала по кобуре пистолета.

– Дело в том, что эти приступы очень интересны, как и вообще всякие аномалии. Ведь цивилизации гибнут в результате каких-то отклонений, и мы тщательно изучаем все, что выходит за рамки обычного. Поэтому я старалась не очень отдаляться от него, пока Пат бегала за мнемокамерой. А попробуй полавируй на тесной площадке, не выходя из сектора охвата объектива. Конечно, в конце концов я устала и споткнулась и страшно боялась промахнуться. Сама понимаешь: убить человека на глазах у племени… К счастью, все обошлось. Топор вдребезги, но осколок все-таки царапнул.

– А дикарь?

Мимико нахмурилась.

– Такриот или абориген. У нас запрещено звать их дикарями. С ним как полагается: гром выстрела произвел нервный шок. Завтра очнется, как новорожденный, – одни инстинкты. И очень медленно к нему будет возвращаться разум.

Она говорила об этом, как о чем-то обычном, и Ирина глядела на нее с благоговейным восторгом, забывая, что в Большой космос попадают только самые сильные духом, что сама она, прежде чем прилететь сюда, выдержала десять испытаний в Академии Космических Работ.

– Пойду что-нибудь перекушу и ей принесу, – сказала Мимико. – Потом мы ее выкупаем, а вы пока постарайтесь подружиться.

Она убежала, а Ирина с неожиданной нежностью привлекла юную такриотку к себе, потянулась пригладить черные спутанные волосы, крупными кольцами падающие на плечи. Но это движение испугало девочку. Первобытные люди предпочитают оберегать голову от чужих рук. Дико вскрикнув, такриотка вырвалась и заметалась по залу, опрокидывая стулья. Она никак не могла найти отверстие, через которое ее сюда ввели: такриоты не знают дверей. Два цивилизатора, отдыхающие в клубе, потихоньку отошли в сторону, чтобы не мешать. Для них в этой сцене все было ясно. Они знаками дали понять, что не стоит гоняться за девочкой, и Ирина села на диван, натянуто улыбаясь. Ее невольно задело такое недоверие подопечной. Наконец девочка перестала метаться, забилась в самый дальний угол и оттуда настороженно следила за всеми. Едва нежное лицо Мимико показалось в дверях, такриотка бросилась к ней и, спрятавшись за ее спиной, бросала сердитые взгляды на Ирину. В ее представлении маленькая ласковая Мимико была куда безопаснее, чем высокая Ирина со спокойным лицом и серьезными глазами.

Оставив на время все заботы, девушки увлеченно занялись юной такриоткой. Сколько было пролито воды и слез! Какой скандал разразился из-за того, что мыло щиплет глаза! Но терпение и труд всегда приводят к желаемым результатам. Через два часа Буба, так звали девочку, сидела на кровати, стесняясь своего чистенького, розовато-смуглого тела, и, тихонько ахая, с любопытством разглядывала приготовленную для нее одежду – трусики, майку, спортивные брючки и свитерок. На первых порах решено было этим и ограничиться.

Спать ее положили во второй комнате, и Мимико взяла с подруги страшную клятву не забывать запирать дверь на ключ. Это было выделено жирным шрифтом в правилах внутреннего распорядка. Хотя приступы бешенства у такриотов случались редко, осторожность была необходима.

Как все аборигены, девочка уснула мгновенно, сжимая худенькими ручками мягкую ладонь Мимико. Заботливо укрыв ее одеялом, девушки опять пошли в клуб. Сейчас здесь было многолюднее. Некоторые цивилизаторы вернулись из племен и шумно веселились. Хотя бывать на Базе полагалось раз в неделю, не всем хватало одного дня отдыха, и начальник отряда закрывал глаза на это нарушение дисциплины.

Около бильярда металась ярко-рыжая борода.

– Шкипер, как всегда, на боевом посту! – рассмеялась Мимико.

Кучка болельщиков окружила бильярд. Оттуда доносились звонкие удары и веселые возгласы. Девушки тоже подошли.

Шкипер сражался со своим подопечным и… проигрывал. Две неодинаковые кучки забитых шаров на полочке свидетельствовали явно не в его пользу. Он горячился, нервничал, суетился… Такриот, напротив, вгонял шары в лузы самым хладнокровным образом.

– Восемь! – объявил рефери.

Болельщики зааплодировали. Шкипер отшвырнул кий, подлез под бильярд и закукарекал оттуда противным голосом. Победитель самодовольно принимал поздравления. Был он ниже Буслаева и не так широк в плечах, зато тоже отпустил бороденку и вообще со школьным старанием копировал все повадки своего патрона. Это была такая забавная карикатура на Буслаева, что Ирина, не удержавшись, прыснула.

– Все-таки мужчины воспитывают своих подопечных гораздо рациональнее,

– вздохнула Мимико, когда они отошли от бильярда. – Мы сюсюкаем над своими девчонками, трясемся за них, жалеем, потакаем их капризам, и они, пользуясь этим, делаются лживыми несносными тряпичницами, только и мечтающими, как бы утащить на кухне сладости. Правда, это тоже признак цивилизации, да и проходит этот период относительно быстро, но сколько они доставляют неприятностей! А у ребят совсем другое, суровое воспитание. Их подопечные очень скоро начинают чувствовать себя хозяевами планеты и становятся настоящими помощниками.

– Глядя на некоторых, в это трудно поверить, – возразила Ирина. – Вон у Георга…

Мимико жестом остановила ее:

– Это совсем другое дело. У него новый. Старого пришлось… – Она вскинула руку, будто прицеливаясь.

– За что?

– То же самое – психоз. Только случилось это в мобиле, а за пультом был такриот… Вот чем тебе заниматься надо – психозом, а не какими-то… Ну, не обижайся, шучу, шучу!.. Припадок всегда начинается внезапно. Георг никак не мог добраться до пульта, потому что такриот крушил все в кабине и машину валило с борта на борт. Так они и врезались… У Георга оказались сломанными обе руки, нога и четыре ребра. А когда он очнулся, такриот, совершенно потерявший разум, навалился на него и вцепился зубами в горло. И он заставил себя сломанной рукой достать пистолет…

Ирина содрогнулась, осознав, в каких условиях приходится работать цивилизаторам.

– Кстати, почему Георга нет сегодня? – спросила она, оглядываясь.

– А он никогда не прилетает, когда не положено. Такой уж человек, хотя кое-кто, – Мимико лукаво улыбнулась, – был бы очень не прочь видеть его почаще.

Ирина невольно покраснела, хотя намек никак не мог относиться к ней.

Девушки уютно устроились на диване и приготовились от души поболтать, но им помешал профессор Сергеев.

– Каковы первые впечатления? – спросил он, садясь рядом с Мимико.

Ирина развела руками:

– Голова идет кругом, Валерий Константинович. А тут еще подсунули общественное поручение… в живом виде.

Мимико хихикнула.

– Ничего не поделаешь, таково правило, – без тени улыбки сказал начальник отряда. – Индивидуальная опека имеет глубокий смысл: не только мы даем такриотам, но и они нам. Впрочем, это вы поймете позже.

Он вынул трубку, с удовольствием закурил. Девушки тоже взяли по сигарете.

– Меня весь вечер преследует чувство, будто я совершила что-то нехорошее, – сказала Ирина краснея. – И только сейчас я поняла, что это из-за такриотов. Вчера они показались мне чуть ли не обезьянами, особенно когда Кик протянул свои лапы. Представляете: эдакий волосатый дядя строит тебе рожи! Кого угодно собьет с толку. А сейчас смотрю на других – ведь симпатичные ребята. Особенно вон тот товарищ с интересной бледностью на лице, который тычет пальцем в рояль. Чем он отличается от нас? За пять шагов ошибешься. И мне просто стыдно: будто я вчера предала их…

– Вы бросаетесь из одной крайности в другую, – улыбнулся Сергеев. – Впрочем, все мы прошли через это. Парадоксальная вещь: слишком высокий интеллект искажает перспективу. Как перевернутый бинокль – все отдаляет, отбрасывает, так сказать, вниз. А сейчас вы посмотрели в бинокль с другой стороны и приблизили такриотов к себе вплотную. И в том и в другом случае проявляется своеобразный снобизм. К счастью, это быстро проходит. А истина, как водится, лежит где-то посредине. Присмотритесь внимательней, и поймете, что такриоты – это, конечно, люди, как вы и я, только на самой заре организованного общества. В некотором отношении их можно сравнить с детьми, которые по-своему, по-детски упрощают и преломляют все происходящее вокруг. И так же, как с детьми надо уметь разговаривать, никоим образом не показывая, что ты нисходишь до них, иначе они не раскроют вам свою душу, так и с аборигенами надо выбрать правильную линию поведения.

Он выпустил густой клуб дыма, и во взгляде его, обращенном на Ирину, мелькнула ирония.

– Ведь вы наверняка не представляете, какую обузу взвалили на свои плечи. Дело в том, что для подопечной выверховное божество. Я говорю «верховное» потому, что вы умеете делать такие вещи, обладаете таким могуществом, о котором и мечтать не смеют бедные здешние боги. Ну что они такое перед вами: они же могут всего лишь метать громы и молнии и подводить зверя под копье охотника. И эта девочка, которую из первобытной пещеры кинули в непонятный мир всемогущих, будет преклоняться перед вами, станет вашей рабой. Рабой фанатичной, преданной и абсолютно бездумной. И, допустив это, вы навсегда исковеркаете ее душу и принесете вред нашему общему делу. А если вы заставите ее преодолеть суеверие, сумеете разбудить ее ум, почувствовать себя в чем-то равной вам, то есть почувствовать себя человеком, – тогда у нас станет одним помощником больше. Но знали бы вы, какая это тяжелая задача!

Ирина встрепенулась, осознав то, что подспудно мучило ее со вчерашнего дня.

– Меня поражает явное несоответствие облика такриотов их умственному развитию, – сказала она. – Первобытные люди должны быть коренастыми, непропорционально сложенными, с длинными руками, огромными надбровными дугами и недоразвитым подбородком. По крайней мере так было на Земле. А здешние аборигены… Вот моя Буба. Какая у нее фигурка! Любая земная модница поменялась бы. Или у Шкипера… у товарища Буслаева. Его подопечный просто красавец мужчина, особенно если расстанется с бородой. Я уж не говорю про Кика, это вообще феномен. Почему же время, так отшлифовавшее внешний облик, едва задело мыслительный аппарат? Будто такриотов действительно заколдовали.

Сергеев задумчиво попыхивал трубкой, морщась от кукареканья Буслаева, вторично пребывавшего под бильярдом.

– Очень меткое наблюдение, – наконец сказал он. – Чувствуется глаз специалиста. А какая-нибудь теория у вас уже есть на этот счет?

Ирина почувствовала в вопросе подвох, но не поняла его и потому ответила совершенно серьезно:

– Нет, что вы! Я же только что прилетела.

– Когда появится, обязательно поделитесь. Это будет двести сорок восьмая теория. Кстати, – он лукаво прищурился, – сейчас нас на планете ровно двести сорок восемь землян. Ну, а если без шуток, то это самая проклятая загадка Такрии. Я уверен, что она как-то связана с таинственными психозами такриотов. Понять бы только, какие причины вызывают эти психозы. Кстати, такриоты старше землян и по законам естественного развития должны были бы стоять на более высоком уровне… Так что если пиявки оставят вам немного свободного времени, подумайте над этим.

Докурив, он спрятал трубку в карман и ушел, а Мимико облегченно вздохнула;

– Я так боялась, что он спросит, где моя Риса.

– А где она, в самом деле? Утром я ее видела.

– Оставила в племени, хотя это не рекомендуется. У нее ведь есть мать. Вообще у такриотов родственные чувства весьма слабы. Это присуще древнему обществу. Матери, например, не признают своих детей, когда те достигают определенного возраста. Так и мать Рисы. У нее свои заботы, и дочь ей не нужна. И живи Риса в племени, для нее это было бы в порядке вещей. Но под влиянием нашего уклада в ее психике произошел перелом, тот самый, о котором говорил шеф. Она тоскует по матери, по общению с родным человеком, хотя и старается не показывать этого: боится, что такриоты не поймут. А ей так хочется передать дальше все, что получила от нас! Риса взрослеет. Понимает, что, как ни хорошо с нами, она дочь племени и ее место там. Но племенные законы для нее уже тесны… Впрочем, у тебя еще все впереди, сама убедишься. Расскажи лучше еще что-нибудь про Землю…

 

ШАМАН

Утром Буба дичилась меньше. Даже заискивающе улыбнулась, когда Ирина вошла к ней. То ли покорилась судьбе, то ли вспомнила других девочек, которые жили в этой удивительной деревянной пещере, носили такие же странные шкуры, закрывающие все тело, и с великолепным презрением задирали нос перед прочими нецивилизованными сверстниками.

Как бы то ни было, она безропотно дала себя одеть и пошла в столовую, шарахаясь от встречных. Хуже всего было с обувью. Даже в легких тапочках она тут же захромала. Мужчина, более консервативный по натуре, моментально сбросил бы их и зашлепал босиком. Женщины смотрят на эти вещи иначе, и Буба, хотя и морщилась, мужественно терпела. Увидев Мимико, она не кинулась к ней, однако старалась за столом держаться поближе и подражала ей во всем. Есть с тарелки и пить из чашки она научилась мгновенно, правда, ложку держала не пальцами, а всей ладонью. Сейчас для нее это была просто игра. Пройдет достаточно времени, прежде чем такриотка осознает, что новый способ еды удобнее и приятнее старого.

– Куда бы мне ее деть? – вслух размышляла Ирина. – Не брать же с собой в мобиль.

– Вот именно брать. Теперь она станет твоей тенью, – улыбнулась Мимико. – Да ты не волнуйся, машина – это для них не страшно. Они боятся того, что издает громкий шум. Выстрел из пистолета заставляет удирать самых храбрых охотников. Для них это чудо. Потому-то мы и таскаем эти допотопные пушки, у которых половина энергии идет на звук. А мобиль, бесшумный на нормальном режиме, они за чудо не считают. По-моему, они думают, что это какое-то прирученное животное. Но ради Вселенной, не оставляй подопечную одну за пультом…

Ирина решила исчерпать все возможности мобиля, прежде чем перейти к другим формам исследования. Впрочем, это решение было вынужденным: только через несколько дней ей обещали привезти робота, который пойдет в болото.

Буба довольно спокойно дошла до стоянки, оглядываясь, идет ли Мимико сзади. Мобили были ей не в диковинку, и она даже потрогала открытую дверцу. Но когда Ирина сделала приглашающий жест, девочка кинулась наутек, поняв, что ее хотят заставить лезть в утробу этого чудовища. Если бы не длинные ноги Буслаева, подвернувшегося весьма кстати, вряд ли бы удалось поймать ее. Очутившись в его стальных руках, она обмерла со страху, и только поэтому ее удалось впихнуть в кабину.

Ирина довольно холодно поблагодарила цивилизатора за помощь, но и этого оказалось достаточно, чтобы он заговорил с ней как ни в чем не бывало. Решил, что мир восстановлен.

На этот раз над болотом не было тумана. Сверху отлично просматривалась огромная унылая равнина, будто утрамбованная катком. По словам цивилизаторов, только здесь росла нежно-голубая осока, о которую можно порезаться даже в кожаных перчатках. Ирина вела машину по периметру болота, изредка взглядывая на свою спутницу. Девочка уже освоилась в тесной кабине, и страх уступил место любопытству. Она ерзала в кресле, все время порываясь высунуться через стекло наружу, и никак не могла понять, что это за невидимка бьет ее по голове. Когда пролетали мимо гор, Буба радостно задергала Ирину за рукав, показывая, что вон в той пещере живет ее племя. Но Ирина и сама увидела в седловине между двумя вершинами ярко-красные пятнышки мобилей Мимико и Патриции.

– Ладно, ладно, к вечеру наведаемся в гости, – ласково сказала она.

Болото питал только один горный ручей. Стока обнаружить не удалось. Очевидно, излишек воды просто испарялся. Остановив мобиль на высоте четырехсот метров, Ирина включила лот, подсоединила к нему блок памяти и, откинувшись на спинку кресла, закурила, к великому восторгу такриотки.

Итак, прибавилась еще одна загадка – голубая трава. На Земле, изучая отчеты такрианского отряда, Ирина как-то пропустила мимо внимания его название – «Голубое болото». Мало ли что изобретут досужие выдумщики, чтобы отличить одну местность от другой! Назвали же они мрачную каменную пустыню «Долиной радостных грез»! Какие же причины обусловили появление такой травы? Очевидно, дело не в воде. Ведь в горах по берегам того же ручья растут нормальные зеленые растения. Значит, надо искать эти причины на дне болота. Возможно, они же породили и такой удивительный вид животных.

Ирина повеселела оттого, что наметилась определенная мысль, которую необходимо проверить. Чем больше новых загадок, тем шире круг вопросов, связанных с ними, и тем большая вероятность отыскать то единственное звено, которое послужит ключом к разгадке. Вчера Ирина чувствовала себя беспомощной, сейчас она достала блокнот и стала набрасывать программу исследований.

И одновременно не отрывалась от экрана. Что бы она ни делала – писала, размышляла, присматривала за Бубой, – она все время видела экран. Будто он передавал изображение прямо в зрительные центры мозга. Пиявки, пиявки, пиявки… Кстати, почему их так назвали? Они же не питаются кровью. Впрочем, еще не известно, чем они вообще питаются. Правильнее было бы назвать их колбасками. Толстенькие, кругленькие, голову от хвоста не отличишь. Плюющиеся колбаски – это звучит! Ишь как резвятся под солнышком! А ведь в их движениях есть система. Ирина насторожилась. Несмотря на отсутствие ног или плавников, они довольно резво снуют по болоту, то скрываясь в траве, то выпрыгивая на чистую воду. Ирина нажала поочередно три кнопки, и счетно-решающее устройство определило скорость – до семидесяти километров в час. Великолепная скорость! Они двигаются по прямой, от края к краю, каждая на своем участке, никто не залезает в чужую зону. Любопытно, но не ново. У многих животных, особенно хищных, территория разделена, так сказать, на сферы влияния. И все же…

Ирина повернула верньер настройки. Электронный луч цепко схватил одну пиявку, потянулся за ней. Животное стремительно пересекло болото, подплыло к берегу, замерло на мгновение и кинулось обратно… И так все время. Без остановок для отдыха или еды. Ирина снова повернула верньер, увеличивая угол охвата. Да, все пиявки движутся только так. Даже не огибают пучки жесткой травы, что было бы естественно. Продираются сквозь нее… Ну и кожа, должно быть, у них, куда там слону! Такое странное поведение, несомненно, обусловлено многими причинами. Может, это и есть один из ключей к разгадке?

Оказывается, и с мобиля можно кое-что увидеть. Какое-то слово металось в памяти. Старинное, вышедшее из употребления, но необыкновенно емкое. Ирина наморщила лоб. Вот оно – глагол «барражировать». Пиявки барражируют, прочесывают, стерегут… Какое еще значение имеет этот глагол и почему вспомнился именно он? Как бы то ни было, еще один пункт в программу…

Случайно она взглянула на правое кресло. Буба нахохлилась, надула губы, на глазах слезы.

– Что это с тобой? – спросила Ирина, забыв, что такриотка не понимает ее языка.

Буба сердито отвернулась. Ей надоело столько времени болтаться в воздухе, особенно когда совсем рядом родные пещеры. Кроме того, она проголодалась. Ирина взглянула на часы и все поняла.

– Так и быть, летим к тебе в гости.

Мобиль, плавно развернувшись, поплыл к горам. Ирина взглянула на оживившуюся девочку, и в ее глазах блеснул озорной огонек. Выключив автопилот, она передвинула рычажок скорости до отказа. Корпус машины задрожал, контуры дальних гор потеряли четкость.

Как и вся молодежь, особенно связанная с космосом, Ирина увлекалась воздушными гонками. Первое, что она сделала, прибыв на Такрию, – сорвала пломбу ограничителя. На Земле роботы-регулировщики не дали бы пролететь и тридцати секунд с такой скоростью. Здесь можно было порезвиться.

Пальцы прыгали по кнопкам. Машина круто взмывала к солнцу, камнем падала вниз. Блок снятия перегрузок работал на полную мощность. Горы то угрожающе придвигались вплотную, то стремительно уносились вдаль. Изумрудный шатер лесов мотался, как на качелях. Солнце словно сумасшедшее плясало на .небе. Буба визжала от восторга. Этот чертенок уже ничего не боялся: ее вера в могущество Ирины стала беспредельной.

Заложив крутой вираж, Ирина заметила на горизонте три гочки. Потом показалась еще одна. «Интересно, кто бы это?» – подумала она, устремляясь навстречу.

Они быстро сближались, но Ирина никак не могла понять, что это за летательные аппараты. Совершенно незнакомые очертания. Четвертый, летевший несколько поодаль, несомненно, мобиль. Он синего цвета – значит, его ведет робот. А первые… Яркие искры вспыхивали вокруг них, обрисовывая конус, вершиной упирающийся в мобиль.

Трое передних все время бросались в стороны, стремясь вырваться из этого конуса. Ирина видела извивающиеся тела, почти человеческие; острые, судорожно взмахивающие крылья, концы которых загибались при ударе о невидимое препятствие; слышала крики, полные страха и ярости.

И тут она поняла. Это были гарпии – самые страшные обитатели планеты. Очевидно, они каким-то образом вырвались из заповедника, и теперь робот-сторож загонял их обратно. Вспыхивающие искры – это молнии на границах кси-поля.

Они пролетели совсем близко. Ирина содрогнулась, увидев их лица. До жути похожие на человеческие, только рот как у акулы – огромная щель, набитая зубами. Под крыльями извивались лапы с толстыми трехгранными когтями.

Буба потихоньку сползла на пол. Ирине и самой было страшновато: такой исступленной злобой горели круглые, ярко-желтые глаза животных. Она прижала девочку к себе, шепнула на ухо:

– Не бойся, они нам ничего не сделают…

Патрулирующий гарпий робот покачал своим мобилем. Ирина ответила на этот знак вежливости и повернула к горам. Ей расхотелось резвиться в воздухе. Она включила автопилот и воткнула стрелку наводки в нужную точку на карте.

Племя Бубы жило в пещерах, вымытых в толще известняка подпочвенными водами. Огромные залы с причудливой бахромой сталактитов, соединенные неожиданными переходами, терялись в черной глубине горы. По преданию, там обитали страшные боги, зорко следящие за поступками людей и мгновенно карающие за любое отступление от древних канонов. Такриотам вход туда был закрыт. Только шаман изредка навещал богов и просил их о помощи в трудные времена. В первом зале на древних священных камнях горел костер, едва разгоняя мрак. Его никогда не тушили, несмотря на то что с недавнего времени у каждого охотника появилось великолепное огниво.

За исключением двух дежурных, племя почти не бывало в пещере, разве только в непогоду. Климат планеты позволял обитать под открытым небом, а хищные звери не осмеливались появляться там, где было много людей. Только гарпии могли бесшумно спланировать с какого-нибудь уступа, но их всех загнали в заповедник за невидимую стену кси-поля.

Ирина посадила свой новенький лакированный мобиль между двумя порядком помятыми машинами девушек и, распахнув дверцу, растерянно озиралась, не решаясь спрыгнуть на землю.

На обширной, утоптанной до гранитной твердости площадке колыхалась полуголая, коричневая от грязи масса орущих, суетящихся людей. «Будто коллективная разминка перед спортивными состязаниями в сумасшедшем доме», – подумалось Ирине. Мужчины, потрясая странно изогнутым оружием, метались взад и вперед, толкая друг друга, пинками отшвыривая голых ребятишек. Женщины с пронзительными воплями таскали за мужчинами какие-то тонкие палки с птичьими перьями на концах и туго набитые травяные мешки и тоже отшвыривали ребятишек. Те шлепались на землю, поднимая отчаянный рев. Но видно было, что орут они не от боли, а просто от полноты впечатлений. Ветер, постоянно продувающий седловину, не мог унести тяжелый специфический запах первобытного становища.

Буба с радостным воплем кинулась в родную стихию. Голубой свитерок мелькнул и пропал в толпе. Ирина, помедлив, тоже вылезла наружу, не отпуская раскрытую дверь машины – так было надежнее.

Ее, привыкшую к четкой продуманной организации любых коллективных действий, инстинктивно возмущала эта суета и неразбериха. «А что же ты хотела от первобытного племени?» – насмешливо одернула она себя, с сожалением подумав, что если бы удалось каким-либо способом направить эту безрассудно растрачиваемую энергию в единое русло, дикий облик планеты был бы чудесно преображен.

Ирина, пожалуй, не смогла бы объяснить, что побудило ее кинуться в этот водоворот. Очевидно, укоренившаяся привычка все проверять опытом, а может, вид Мимико и Патриции, деловито разгуливающих среди толпы. Скорее же всего, воспоминание о «спектакле», совсем недавно разыгранном на этой площадке: маленькая худенькая девушка медленно пятится от обезумевшего дикаря, а другая, сдерживая дрожь в руках, наводит визир мнемокамеры. Как бы то ни было, Ирина отпустила дверцу, сделала несколько шагов, и тут же ее сильно толкнули в плечо. Она отлетела в сторону, размахивая руками, чтобы удержать равновесие, получила второй толчок, третий… Спасительная дверца безнадежно отдалялась. Вокруг мелькали возбужденные лица, пронзительные крики взрывались в ушах… Ирина чувствовала, что еще немного, и ее собьют. Самое страшное, что ее просто не замечали. Аборигены были заняты своими делами, а она не могла попасть в общий ритм.

Сообразив это, она кинулась за проносящимся мимо такриотом, стараясь укрыться за его спиной. Это был плотный приземистый крепыш, будто отлитый из бронзы. Он мчался, нагнув голову, расшвыривая встречных. Так пролетает сквозь кусты, ломая ветки, выпущенный из пращи камень.

Ирина неслась за ним классическим спринтом, резко взмахивая согнутыми в локтях руками и регулируя дыхание. Но уже через несколько минут поняла, что этот «спорт» не для нее. Людские волны, разваливаемые такриотом, плотно смыкались за его спиной, и приходилось снова их расталкивать. Впечатление было такое, будто продираешься через летящий навстречу каменный водопад. К счастью, такриот выскочил на относительно свободное место, и здесь Ирина отстала от него, потирая синяки и облегченно вздыхая.

Среди этой галдящей, мечущейся, толкающейся толпы расхаживали, распоряжались, наводили порядок две девушки в спортивных брюках и свитерах. Не решаясь снова лезть в толчею, Ирина отчаянно замахала, привлекая их внимание.

– Молодец, что прилетела! – обрадовалась Патриция, по-мужски встряхивая ей руку. – Познакомься с доисторическим бытом. Красотища! История в живом виде. Может, бросишь своих слюнявых пиявок и займешься настоящим делом.

– Спасибо, я уже познакомилась… Что тут у вас за аврал?

– Где? – Патриция недоуменно оглянулась. – Ах, это… Ну, это тебе кажется с непривычки. Самая нормальная обстановка. Все при деле. Мужчины отправляются на охоту, и остальные обязаны помогать им собирать снаряжение. Они, как водится, капризничают: то не так, это не так, потому что ночная охота – дело трудное и опасное, и иждивенцы должны помнить об этом, чтобы в полной мере оценить труд кормильцев. Что делать, мужчины всегда немножко хвастуны и любят задирать нос. Женщины, хотя и видят их насквозь, подыгрывают им и усиленно демонстрируют рвение, чтобы не обидели при дележе. Дети получают очередную порцию подзатыльников, привыкают к будущим жизненным невзгодам. Это еще не шум. Вот когда охотники вернутся с добычей…

– Как же вы выдерживаете?

Патриция пожала плечами.

– Приходится. Но мы хоть регулярно летаем на Базу, а они ведь всю жизнь… Представляешь, какие надо иметь нервы!

Подбежала Мимико, веселая и оживленная, и кинулась обнимать Ирину, будто они не виделись сегодня утром.

– Как хорошо, что ты здесь! Я сегодня не пойду на охоту и все-все тебе покажу!

Патриция нахмурилась:

– Милая моя, это не честно.

Мимико умоляюще сложила руки.

– Ну, Пат, ну один только раз! А знаешь что, давай вместе не пойдем. Проанализируем, какие результаты с нами и без нас.

– Не спекулируй наукой в корыстных целях! – рассердилась Патриция. – «Проанализируем»! Скажи честно, что хочется еще поболтать про Землю… Ну так и быть, только из уважения к гостье, оставайся.

Наконец, охотники двинулись через перевал, за ними гурьбой повалили женщины и дети. Впереди плясал и кривлялся высокий горбоносый старик в травяном балахоне, нелепо болтавшемся на его тощем теле. Он высоко поднимал какие-то каменные изображения, ударяя их друг о друга, и угрожающе вопил. В такт его выкрикам мужчины потрясали оружием, а женщины радостно визжали.

– Шаман, – пояснила Мимико. – Поражает каменным топором изображение оленя, за что получит лучший кусок. Работа не пыльная, зато доходная. Кстати, вот тебе наглядный пример, как религия отстает от прогресса. Топоры уже не в моде, мы помогли им «изобрести» лук.

– Мне непонятно, как вы работаете, – сказала Ирина. – Вот вас двое девчонок на всю эту орду…

– Вдвое больше, чем полагается. Ребята живут в племенах поодиночке, а мы боимся. Так вот, как мы работаем… – Мимико задумчиво почесала бровь,

– навряд ли смогу вразумительно объяснить, это надо прочувствовать. Мы должны заставить себя опуститься почти до их уровня. Подчеркиваю: почти, но не переходить последнюю грань. Это очень важно. Нужно раствориться в племени, ощущать себя плоть от плоти и кровь от крови его. Чтобы, так сказать, изнутри пережить проблемы, возникающие перед эволюцией. Но одновременно необходимо оставаться на высоте цивилизованного человека, видеть историческую перспективу, чтобы решать эти проблемы правильно, без ошибок. Ошибки всегда дорого обходятся. Поэтому надо жить как бы с раздвоенным сознанием, видеть одно и то же явление и изнутри и снаружи. А это безумно трудно, особенно когда долго не являешься на Базу,

– Но это все теория, – сказала Ирина.

– Конечно. – Мимико усмехнулась. – А практически мы руководим такриотами через любопытство.

– То есть?

– Любопытство. Они же как дети. Тянутся к каждой новой игрушке. Самое трудное – это заставить их понять, что игрушку можно рационально использовать. Ну например, каждый вечер мы разжигаем свой костер. Для них это чудо: огонь возникает из ничего. Мы навели их на «изобретение» огнива. С каким удовольствием они били кресалом о кремень! Искры летят – забавно! Но только через полгода до них дошло, что можно не брать на охоту угольки в обмазанной глиной корзинке. Теперь им не страшен никакой ливень, огниво не зальешь. Но… костер в пещере горит не переставая. Это не тот огонь. Они еще не умеют обобщать. Костер в пещере в их сознании не имеет ничего общего с костром, зажигаемым от огнива. Раньше они жарили мясо прямо на углях. Кошмарная вещь, одна сторона всегда обуглена. И ничего не поделаешь – давишься, а ешь. Понадобилось два года, чтобы научить женщин лепить из глины горшки для варки пищи. Однако на охоту они посуду не берут, на охоте положено закапывать мясо в угли. Положено – и хоть застрелись! Так делают боги, и попробуй им вдолбить, что боги просто отстали от жизни! А лук? Они кувыркались от восторга, когда мы с Пат за восемьдесят шагов поражали оленя… а сами топали за добычей с каменным топором. Больше года мы мучились, пока они стали употреблять топоры, только чтобы добить раненное стрелой животное. Трудно! Каждую мелочь повторяешь миллион раз, пока не осмыслят. Я уж не говорю про письменность…

– Как! Вы учите их грамоте? – вскричала Ирина.

Мимико, смеясь, покачала головой:

– Узелковое письмо, один из поворотных пунктов цивилизации. Полсотни необходимых понятий, но и это для них… – Она махнула рукой. – Так и не освоили. Рано. Между прочим, дальние племена, где работают мальчишки, гораздо сообразительней. Не знаю, чем это объяснить, но то, на что нашим требуется год, те схватывают за восемь месяцев.

– Но это же ужасные сроки! – возмутилась Ирина. – Жизни не хватит. Почему бы поактивней не подтолкнуть их?

Мимико иронически прищурилась.

– Даже рай опротивеет, если в него загонять кнутом. Это уж свойство человеческой натуры. Должна быть осознанная необходимость того или иного изменения жизненного уклада. Но и когда она наступит, нельзя давать готовеньким какоелибо орудие, облегчающее охоту, или другое техническое усовершенствование. Они должны сами «изобрести». А потом обязательно усовершенствовать. В этом – суть. Главное, не открытие, главное – поиск, путь к нему. Чтобы мозги работали в нужном направлении. Иначе можно низвести человека до положения животного в зоопарке, ожидающего, когда механическая рука положит в его кормушку кусок мяса.

Ирина хотела сказать, что в таком случае цивилизаторы просто герои, раз кладут жизнь на дело, результатов которого не дождутся, но промолчала. «Герои» – это было не то слово.

Проводив охотников, женщины и дети вернулись и подняли такой гомон, что Ирина схватилась за голову. Оказывается, раньше, в присутствии мужчин, они еще помалкивали. Теперь они были хозяевами. Одни, расстелив на гладких камнях сырые шкуры, остервенело соскребывали с них мездру кремневыми осколками, другие лепили глиняную посуду, используя гладко обструганные деревянные болванки вместо гончарного круга, третьи плели травяные мешки. И каждая поминутно бросала свою работу, чтобы вмешаться в действия соседки, поправить ее, поучить. Они метались по площадке, вырывали друг у друга примитивные орудия, ругались, злословили, хохотали… Орава ребятишек расшвыривала все, что попадалось под ноги, не обращая внимания на щедрые подзатыльники. Ирина несколько раз замечала среди них свою воспитанницу. Новенькая одежда девочки превратилась в лохмотья. Подопечные Мимико и Патриции вели себя сдержаннее: цивилизация пустила уже крепкие корни в их сознание.

Свежее восприятие Ирины не могло не поразить это сосуществование двух разных цивилизаций. Присутствие землян совершенно не трогало такриотов, не мешало, не раздражало их. Дело тут было не в привычке. Они воспринимали появление незнакомых существ так же, как незаметно выросшее дерево или камень, скатившийся с горы. Главное, чтобы от нового не исходило угрозы. Дети природы – для них любое явление было само собой разумеющимся.

От гомона у Ирины разболелась голова. Она вошла в палатку девушек, проглотила таблетку.

– Покажи мне пещеры. Там, очевидно, спокойнее, – попросила она.

Мимико охотно согласилась.

Стены и потолок первого зала были так закопчены за тысячи лет, что свет терялся в саже, словно всасывался внутрь, и в пяти шагах от костра уже было темно. Две мрачные старухи застыли возле него, по очереди подбрасывая сухие ветки. Вспыхивающее пламя освещало их лица. Старухи зорко следили друг за другом, чтобы ни одна не пропустила очередь. На девушек они не обратили внимания.

– Если костер погаснет, их бросят в муравейник, – сказала Мимико. – Только поэтому мы не решаемся «случайно» его погасить. А пора уже. Из поколения в поколение привыкли они связывать существование племени с этим костром. Это не просто костер, это фетиш – домашний бог. Огонь возвысил их над силами природы, но он же превратил их в рабов этих сил. Сейчас наступил момент, когда надо дать племени толчок. Пусть осознают, что боги не так уж всемогущи и не всегда ниспосылают ужасные наказания за людские проступки. Но эти старухи… Мы не считаем себя вправе поднимать человечество еще на одну ступень за счет жизни двух его членов, пусть даже существование их не имеет никакого значения для племени, да и вообще висит на волоске.

– Это почему?

– В голодные годы от лишних ртов избавляются.

Под ногами глухо трещали кости. Колышущийся ковер из костей. Сотни поколений оленей, медведей, волков перемешали здесь свои останки – безмолвное свидетельство яростной борьбы, которую вел человек, чтобы стать гомо сапиенс.

– Вот здесь они, собственно, и живут, – пояснила Мимико, подсвечивая фонариком. – В остальных пещерах хранится добыча да обитают боги. Не считая, разумеется, той, где обосновался шаман.

– Вот это интересно! – оживилась Ирина. – Никогда не видела вблизи служителя культа. Впрочем, и издали-то лицезрела только сегодня.

Мимико усмехнулась.

– Пойдем, полюбуешься. Правда, в его апартаментах женщинам появляться запрещено, но нас он побаивается. Имел возможность убедиться, что с нами лучше не конфликтовать. Он как-то попытался испугать нас жалкими допотопными фокусами, так мы в пику ему такой спектакль устроили… Заставили деревья летать по воздуху, нагнали дождь и тут же прогнали тучи, соорудили роскошный фейерверк, входили в огонь и выходили невредимыми, организовали громовой «голос» богов и, наконец, «ниспослали» прямо с неба две жирные оленьи туши. Последнее, как ты понимаешь, доконало всех. Пришлось порядком повозиться с техникой, зато представление удалось на славу. Если бы женщинам разрешалось быть шаманами, тут бы старику и крышка, тем более что мы ему интимно намекнули, что ни с какими богами он не общается.

Шаман занимал третью пещеру – небольшое помещение, вдоль стен которого, подпертые деревянными колышками, бежали, подкрадывались к добыче, яростно вставали на дыбы или тянулись друг к другу чучела различных животных. Ирина ахнула: это был готовый зоологический музей.

В отличие от остальных пещер, здесь было окно – неровно пробитая щель в стенке горы. Шаман жил с удобствами.

Он уже вернулся с проводов охотников и сидел у небольшого костра, латая свою травяную одежду. Несмотря на возраст, его худощавое тело топорщилось буграми мускулов. Девушек он встретил хмурым колючим взглядом. Мимико что-то властно сказала, и шаман покорно опустил голову, только жиденькая бороденка затряслась от злости. Ирина и не подозревала, что ее миловидная подруга обладает таким голосом.

– Между прочим, он не боится гасить свой костер и с огнивом не расстается, – сказала Мимико. – Умный старик, хотя и зловредный.

Ирина жадно разглядывала зверей, поражаясь мастерству первобытного чучельника. Неровный свет причудливыми пятнами выхватывал из полутьмы ветвистые рога оленей, оскаленные медвежьи пасти, страшные тигриные клыки, багровые в пламени костра. Казалось, с них капает свежая кровь. Были здесь и мелкие животные, и двухголовые змеи – второй, после пиявок, феномен этой планеты, – и даже гарпия распластала на стене острые крылья. В этом старике жил художник. Если бы он не умел препарировать зверей, он бы рисовал их на стенах.

Ирина переходила от чучела к чучелу, трогала, вертела, гладила жесткую сухую шерсть, восхищалась. У шамана, исподтишка следившего за ней, смягчился взгляд. И вдруг… Она машинально оглянулась. Нет, все на месте. Горит костер, шуршит травинками шаман, Мимико задумчиво смотрит на перепархивающие по углям синие огоньки… А на колышках, вбитых в стену, разлеглись пиявки. Три высушенные черные колбаски. Ирина издала какой-то сдавленный неопределенный звук и схватила их обеими руками.

Мимико тоже была поражена.

– Я как-то не обращала раньше внимания, потому что не люблю к нему заходить, – виновато сказала она. – Но всех этих зверей он убил своими руками. Мужественный старикан, ничего не скажешь.

Она что-то приказала, и шаман торжественно поднялся во весь свой огромный рост. Воздев руки, он заговорил нараспев, принимая монументальные позы. Мимико торопливо переводила.

– Он говорит, что такого великого охотника еще не было с тех пор, как основоположник всего сущего Тхитик плюнул в океан и образовалась Такрия. Он, в смысле шаман, велик и могуществен, и с ним лучше жить в мире. Не только звери, но даже молнии и громы боятся его, и у богов он пользуется огромным уважением… Старый хвастун, долго он еще будет молоть чепуху!.. Ага, перешел к делу. Никто, кроме него, не может поймать изрыгающих гибель, потому что они не как все звери. Даже ужасные гарпии боятся их и потому заключили с изрыгающими договор о ненападении. Он узнал этот секрет от своего отца, великого шамана, которому в свою очередь рассказал его отец, тоже великий шаман. Только тот, кому подчиняются изрыгающие, может общаться с богами. Иногда находятся безрассудные, но огненная смерть не дает им даже подойти к болоту. А он подходит… Кандидат на должность шамана должен поймать пиявку, а когда он погибает, старик идет и приносит, утверждая свое могущество. Он говорит, что пиявок можно ловить только перед восходом солнца. Сейчас покажет, как это делается. Покажет только для тебя, поскольку ты любишь зверей. Но просит никому не открывать секрета. Я поручилась за нас обеих.

Шаман снял с колышка и аккуратно натянул на себя одежду, сплетенную из травы и гибких веток. Это было чтото вроде комбинезона, на груди которого ветки образовывали сложный «волшебный» узор. Потом достал мелкосплетенный мешок и, высоко поднимая ногя, зашагал по пещере, сопровождая свои движения отрывистыми восклицаниями.

– Подходит к болоту, – переводила Мимико. – Входит в воду… Пиявки лежат в воде. Они спят. Только солнце разбудит их. Но прикасаться к ним опасно. Он ловит их в мешок, не касаясь руками… Потом дважды столько дней, сколько пальцев на руках и ногах, держит мешок в темном месте. Только после этого пиявки умирают и их можно взять в руки.

Окончив демонстрацию, шаман разделся, повесил комбинезон на колышек, аккуратно расправив складочки, и опять занялся починкой балахона. Очевидно, у него было две «спецовки» – одна для ловли пиявок, другая для «разговора» с богами.

Ирина, торопливо записав этот рассказ, выскочила из пещеры в полном смятении. Шаман одним махом перечеркнул все ее представления об этих животных. Опомнившись, она вернулась, чтобы забрать чучела пиявок, но шаман, в ужасе воздев руки, загородил их своим телом. Он трясся от страха, но твердо решил скорее лечь костьми, чем допустить такое святотатство.

– Оставь его, – с досадой сказала Мимико. – Это священный инвентарь.

Пришлось подчиниться.

– Возможно, я буду вынуждена еще раз обратиться к нему, – задумчиво сказала Ирина перед отлетом. – Очень интересные факты.

– В любое время дня и ночи! – торжественно заверила Мимико.

Ирина вернулась на Базу, не дождавшись охотников. Ей было не до этнографических наблюдений. Отмыла Бубу, уложила ее спать и неподвижно просидела у окна, пока над горами не посветлело небо. Тогда она завела мобиль и полетела к болоту.

Шаман был прав: пиявки не шевелились. Ирина, включив мотор на форсаж, с ревом пролетала так низко, что трава застревала в амортизаторах. По воде метались беспорядочные волны. Пиявки никак не реагировали. Они болтались на поверхности, словно сухие сучья.

На мгновение Ириной овладело отчаяние: а что, если все это просто недоразумение? Что, если нет никаких таинственных пиявок, а есть обыкновенные инопланетные животные, вокруг которых выросла красивая, но совершенно беспочвенная легенда? Оказались же ужасные драконы острова Комодо обыкновенными варанами. Что ж, и в этом случае дело надо доводить до конца. В науке знаки плюс и минус имеют одинаковое значение. А свои личные переживания… Кому до них дело?

Вернувшись домой, она подошла к листу на стене и, жалобно усмехаясь, вычеркнула третий пункт: «Убивают такриотов, но не трогают землян». Знания ее о пиявках уменьшились ровно на одну треть.

 

ГИБЕЛЬ РОБОТА

Мобиль отчаянно трещал, подпрыгивая на воздушных ухабах. Прозрачные крылышки судорожно молотили по воздуху, мотор ревел, кашляя и захлебываясь. Эта легкая изящная машина не была рассчитана на такие перегрузки.

Свет не мог проникнуть в кабину – так она была забита металлом. У задней стены громоздились контейнеры с пробирками, а все остальное пространство заполнил огромный робот. Ему пришлось поджать ноги и наклонить голову, и все равно его шарнирные колени нависали над Ириной, не давая ей откинуться на спинку кресла. Буба панически боялась этого металлического великана, от которого в машине сразу стало холодно. Ее еле удалось уговорить лететь.

Выпросить робота оказалось нелегко. Их не так много было на Базе, и всех разобрали цивилизаторы, работающие в дальних племенах. Роботы охраняли племена от диких животных, выполняли тысячи мелких поручений, а главное, окружали цивилизаторов ореолом таинственности и могущества, что служило гарантией безопасности. К ним привыкали, как к собственной тени, и, естественно, никому не хотелось расставаться с ними хотя бы на короткое время.

Выручил Георг. Ирина уже заметила, что этот спокойный, уравновешенный красавец мало говорит, но много делает. Его племя обогнало все остальные на пути прогресса. Он привез своего робота, но с условием, что тут же заберет его обратно. И сейчас его мобиль стрекотал сзади. Вместе с ним в экспедицию затесался неугомонный Буслаев.

Разумеется, Ирина могла бы пренебречь всеми инструкциями и сама отобрать пробы воды, травы и грунта. Правила – не догма, и исследователь обязан поступать так, как подсказывает обстановка. Тем более, что еще не было случая нападения пиявок на землян. Но люди до сих пор приближались только к берегу, не входя в воду. А где гарантия, что животные потерпят присутствие посторонних в своей стихии? То, что это удавалось шаману, не проясняло, а наоборот, усложняло проблему. Поэтому профессор Сергеев категорически рекомендовал Ирине в болото не залезать.

Мобили опустились в ста метрах от берега, и робот неуклюже выбрался наружу к великому удовольствию Бубы. Георг коротко объяснил задание:

– Пройдешь болото вдоль и поперек по разу. Если глубина окажется больше твоего роста, не смущайся. Пробы воды и грунта будешь брать через каждые пять метров, травычерез десять. И обязательно засеки координаты мест заполнения каждой пробирки.

Робот кивнул, взвалил на плечи контейнеры и шагом, от которого вздрагивала почва, направился к воде. Его черная тень бежала впереди. Ирина вскочила в машину – наблюдать сверху было удобнее. Мужчины разлеглись на траве.

Мобиль легко запорхал над болотом. Сверху робот казался странно коротконогим, будто придавленным к земле. Его руки нелепо дергались в такт ходьбе. Ирина засмеялась и перевела взгляд на экран. Что это? Она поспешно схватилась за верньер. Нет, лот исправен. Но что случилось с пиявками? Со всех сторон несутся их черные тела к тому месту, куда приближается сверкающая металлическая громада. Серое зеркало воды сплошь испещрено белыми бурунчиками. Передние ряды животных почти вылезли на песок – так напирали на них остальные. Будто к берегу прибило плот из черных сучьев.

Где-то в глубине подсознания взорвался сигнал опасности. Ирина вцепилась в пульт. Вытянутые в струнку, неотвратимо нацеливающиеся тела… А мужчины, ни о чем не подозревая, греются на солнышке. Их свитера так мирно голубеют в траве… Ирина рванула микрофон коротковолновки. Поздно! Робот сделал последний шаг…

Розовое облачко распустилось в воздухе, словно гигантский бутон, пронизанный солнцем. Потом оно стянулось в плотную багровую сферу, из которой навстречу роботу с сухим потрескиванием понеслись тысячи раскаленных комочков. Робот остолбенел, вскинув руки.

Будто вулкан дохнул из болота. Мобиль сдуло, как одуванчик, и если бы не автопилот, вряд ли Ирине удалось бы удержать его. Буба завизжала от ужаса, когда земля метнулась навстречу. Такой же вопль вырвался у Ирины, но совсем по другой причине. Светлое пламя, в котором взрывались синие молнии, окутало робота. Могучее тело осело, потекло ручьями, и через мгновение на землю свалилась бесформенная глыба металла. Трава вокруг нее вспыхивала злыми огоньками. Георг и Буслаев кинулись к месту катастрофы.

– Назад! – закричала Ирина, будто они могли услышать.

Но ничего не произошло. Уничтожив робота, пиявки уплыли. Люди их не интересовали. Ирине сверху было видно, как мужчины о чем-то спорят, размахивая руками. Потом они двинулись вперед и, закатав брюки, по колена вошли в воду. Пиявка, барражировавшая у берега, отплыла вглубь.

Ирина торопливо повела мобиль на посадку. Она выпрыгнула из кабины, не дождавшись, пока амортизаторы коснутся земли. Буба побоялась покинуть машину.

– Вот! – мрачно сказал Георг. – Все, чем мы можем вам помочь.

Они протягивали шляпы, на дне которых, между пучками травы, растекался ил.

– Вы с ума сошли! – тяжело дыша, сказала Ирина.

Буслаев подмигнул ей.

– Только, чур, шефу ни слова, не то нам… – Он выразительно провел ребром ладони по горлу.

– Но как вы могли!..

– Ерунда! – небрежно сказал Георг. – Пиявки на землян не нападают, это проверено. Но почему они убили робота? Что за идиотская избирательность!

– Честное слово, мне так неприятно…

– Ну что вы! – Георг улыбнулся. – Земля пришлет еще. А пробы мы отберем сами. Не так квалифицированно, конечно, но как сможем. Вот только слетаем за контейнерами, и все будет в порядке.

Но начальник отряда категорически запретил приближаться к болоту.

– Дальнейшие эксперименты могут привести к дальнейшим потерям, – сказал он Ирине. – В вашем распоряжении достаточно фактов, связанных с этой загадкой. Больше пока не надо: множество фактов ограничивают исследователя тесными рамками, убивают фантазию. А только фантазия может вывести из этого сумасшедшего лабиринта. Фантазия и интуиция. Мы знаем, что пиявки не трогают землян, не трогают шамана, не трогают гарпий, но убивают остальных такриотов и, как ни странно, роботов. Между этими фактами должна быть логическая связь, и ее необходимо определить, чтобы сделать отправной точкой ваших исследований. Вот и думайте. Предложите гипотезу, пусть неверную, пусть самую что ни на есть абсурдную, но чтобы она хоть как-то объясняла поведение животных. При проверке ее вы что-то отбросите, чтото дополните, и, может быть, у вас останется рациональное зерно. Можете воспользоваться машиной.

– Нет! – зло сказала Ирина. – Если машина начнет строить гипотезы, что тогда делать ученым? К тому же в алогичных задачах при недостаточности компонентов машина допускает полпроцента ошибок. Меня это не устраивает.

Она выбежала из кабинета начальника и несколько часов бездумно слонялась по Базе. А потом, вопреки запрещению, все-таки полетела на болото. Бубу она не взяла с собой. Посадила мобиль там, где они были утром, и медленно пошла к берегу, задумчиво сшибая носками туфель белые головки цветов. Солнце уже клонилось к закату, поднялся ветер, и по траве бегали короткие серые тени.

Ирина брела опустив голову, пока перед глазами не появилась бесформенная, уже начавшая покрываться ржавчиной металлическая глыба, как страшный памятник. Ирина осторожно погладила шершавый бок. Металл остыл и холодил ладонь. Она обошла вокруг, стараясь не ступать на выжженную землю, нарвала букет и положила на острую вершину, где торчали два крохотных волоска не успевшего оплавиться транзистора. Потом пошла дальше.

Вода рябила у ее ног, невдалеке шуршали пиявки. Ирина выпрямилась и вызывающе скрестила руки на груди, хотя сердце тревожно вздрагивало. Пиявки равнодушно сновали мимо, хоть бы одна обратила внимание!

Гипотеза! Она отдала бы полжизни, чтобы связать воедино эти взаимоисключающие факты.

Ирина скинула туфли и побежала по воде, стараясь производить как можно больше шума. Никакого эффекта, только вымокла до пояса. Она чуть не открыла пальбу из пистолета, чтобы хоть как-то обратить на себя внимание, но вовремя передумала. Если животные ответят на огонь, их уже некому будет исследовать. Погрозив кулаком пиявкам, она повернулась и поплелась к мобилю.

Ветер сдвинул букет с глыбы, и он висел на боку, зацепившись за волосок транзистора. Ирина поправила его, укрепила попрочней. Какая нелепая случайность! Впрочем, разве это случайность? Георг не бросил ей ни слова упрека, но Ирине казалось, что она прочла его мысли. Она виновата в гибели робота. Легкомысленно поверила сказкам, что пиявки убивают только такриотов, и не приняла никаких мер безопасности, даже тех минимальных, что диктуются инструкциями. А все из-за спешки. Все хочется поскорее сделать открытие. Но теперь это в прошлом. Хватит легкомыслия! Каждый опыт будет тщательно продуман во всех деталях. А пиявки… Ничто им не поможет. Их тайна будет разгадана. Без этого она с Такрии не улетит.

Ирина подняла голову, огляделась. Как быстро изменилось все вокруг! Солнце скрывалось за горами, и яркие цвета сошли с равнины. Она стала сумрачнее, строже, суровее. А может, это только показалось Ирине?

Уже в воздухе ей пришло в голову, что в поведении пиявок есть еще одна странность, отличающая их от других животных: они не разбираются, враг перед ними или нет. У цивилизаторов бытовало мнение, что такриоты подходят к болоту с агрессивными намерениями, поэтому пиявки и уничтожают их. Землян же животным бояться нечего. Предполагалось, что они чувствуют психический настрой приближающихся к болоту существ. Однако у робота были самые мирные намерения, но его уничтожили. А Ирина сейчас была врагом. Чуть не приступила к военным действиям. И ее не тронули. Не трогают и шамана, который их ловит и убивает. Значит, их избирательность основывается на чем-то внешнем. Что ж, этот факт пригодится. Если он и не объясняет ничего, то во всяком случае сужает круг поисков.

Двое суток просидела она на Базе, размышляя, рассчитывая, сопоставляя. Лист за листом, испещренные схемами, уравнениями математической логики, неоконченными фразами летели в корзину. Буба, обиженная невниманием, бродила одна, надув губы беспрепятственно таскала конфеты из столовой. Ирине было не до нее.

В первый день с ней сидели Георг и Буслаев, потом Ирина прогнала их. Они только мешали думать. Сергеев все-таки ввел в машину данные. Машина отказалась решать: для аналогичной задачи не хватало компонентов. На третий день Ирина полетела в горы.

Опять она сидела у костра шамана, и объектив тщательно фиксировал на мнемокристалле каждое движение такриота. Шаман вошел в раж. Пораженный «непонятливостью» женщины с неба, заставляющей повторять одно и то же, он прыгал, размахивал руками, обливался потом… К сожалению, такриоты не знали календаря. Ирина дотошно расспрашивала, в какое время года он охотился на пиявок, был ли дождь или ясное небо. Выходило, что погода не имеет значения, времена года тоже.

– Возможно, пиявки не трогают его только рано утром? – подсказала Мимико.

Но шаман гордо заявил, что может безопасно подойти к болоту в любое время суток.

– Идем! – решительно сказала Ирина.

Патриция не удержалась от хохота, когда шаман в своем нелепом балахоне полез в мобиль. Более неподходящего пассажира для этой сверхсовременной машины трудно было представить. Он отчаянно трусил, но под взглядами всего племени держался стойко. Зато когда дверца машины захлопнулась, по становищу пронесся вопль восторга. Мобиль взлетел высоко, но авторитет шамана вознесся еще выше. Кроме подопечных, никто из племени еще не отваживался летать. В воздухе старик все-таки закрыл глаза и не открывал их, пока не приземлились.

– Не вздумай выходить! – строго сказала Ирина Бубе.

Девочка послушно кивнула.

Ирина шла впереди, а Мимико и Патриция по бокам шамана, готовые прикрыть его, если пиявки обнаружат враждебные намерения. Но никакого геройства не потребовалось. Шаман беспрепятственно подошел к берегу и даже вошел в воду. Над головой светило солнце, а в мыслях Ирины была сплошная темнота.

– Не иначе он знает какой-то секрет и скрывает, – сказала Мимико, с невольным уважением поглядывая на старика.

– Ну, если так!.. – свирепо протянула Патриция и осеклась, вытаращив глаза: рядом стояла Буба.

Непоседливая девочка решила, что рядом с могущественными небесными людьми ей ничего не грозит. Ирина, как наседка, бросилась на нее, загораживая от болота.

– Не суетись, – сказала Патриция, – они же не реагируют.

Эта загадка была похлеще, чем все остальные. Вековым опытом было проверено, что ни один такриот, кроме шаманов, не может безнаказанно приблизиться к болоту, и вот Буба спокойно стояла на берегу. Ирина застонала и схватилась за голову. Теперь вообще ничему нельзя было верить.

Она так расстроилась, что даже не вернулась на Базу, заночевала в палатке девушек и на другой день пошла со всем племенем на охоту.

– О пистолете забудь, – предупредила Патриция. – Вот тебе лук и развлекайся. Только постарайся не задеть своих.

Но Ирина предпочла вооружиться мнемокамерой.

Нырнув в душный полумрак леса, такриоты преобразились. Куда девались суетливая нервозность, бессмысленные выкрики, беготня! Теперь это были суровые настороженные воины, от умения и удачи которых зависит благополучие всего племени. Бесшумной вереницей скользили они между стволов, выбирая места, куда падала тень погуще. Ни один сучок не скрипнул под их босыми ногами. Патриция двигалась впереди, Мимико и Ирина замыкали колонну. Под ногами пружинил толстый ковер из прелых листьев, и идти было трудно, как по цирковому батуту.

Вокруг, куда ни взгляни, качались зеленые канаты лиан, переплетаясь странными узорами. Будто чудовищный паук накинул на лес страшную паутину. Лианы приходилось раздвигать или рубить, чтобы пройти. Они были жирные и скользкие, и Ирина каждый раз брезгливо вытирала пальцы. На стволах, как волшебные печати, лепились цветы – огромные бледные бутоны с узкими нежными лепестками. Они были очень красивы, и Ирина решила, что на обратном пути обязательно сорвет несколько штук и поставит в вазу на письменный стол. Трех цветков вполне достаточно, чтобы образовать чудесный букет. Но тут большой с синеватым отливом жук прошелестел мимо нее и закружился над цветком. Желтая, вкусно пахнущая капелька в центре бутона привлекла насекомое. Жук сложил крылья, упал на лепесток и пополз по нему внутрь. Лепесток быстро стал подниматься. Жук понял опасность, но уже было поздно. Лепестки захлопнулись, и скоро внутри тугого шара смолкло предсмертное жужжание. После этого Ирина раздумала собирать в лесу букеты.

Мимико тихонько толкнула ее и показала в сторону. Там, почти неразличимый среди лиан, раскачивался огромный двухголовый питон. По его зеленому в коричневых разводах телу пробегали судороги. Взгляд четырех крохотных глаз будто приклеился к людям.

– Сейчас он не нападет, нас слишком много, – сказала Мимико, натягивая лук и меткой стрелой пригвождая змею к стволу, – а забреди сюда одна…

Теперь каждая лиана казалась Ирине змеей, и она пристально вглядывалась в покрытые зеленой слизью канаты, прежде чем раздвинуть их. Все было ново, необычно. Она едва успевала вскидывать мнемокамеру.

Впереди послышались возбужденные крики.

– Медведь, – уверенно сказала Мимико. – Будь это олень, они бы гнались молча.

Она не ошиблась…

Обратно возвращались шумно и весело. Огромную тушу, привязанную к срубленному тут же стволу молодого дерева, несли несколько человек, постоянно меняясь. Охотники кричали, размахивали оружием, перебивая друг друга хвастались, кто сколько выпустил стрел и кто именно нанес смертельный удар. Девушки шли молча.

– Мы понимаем, что это необходимо, – сказала Патриция в ответ на немой вопрос Ирины. – Цивилизация должна пройти все ступени, не минуя ни одной, и нам необходимо шагать рядом. Но после такого все-таки делается не по себе. Ты, разумеется, улетишь сейчас на Базу?

Ирина кивнула.

И опять она горбилась над столом, сжимая виски горячими ладонями. Ей казалось, что она давно разгадала бы загадку пиявок, если бы не бессмысленное убийство робота. Почему пиявки уничтожили его? По внешнему виду он мало походил на человека ростом и пропорциями, а пиявки могли судить только по внешнему виду, это уже доказано.

Разгадка таилась где-то совсем близко. Имеющиеся факты были столь разноречивы, что могли давать только однозначное толкование, Было ясно одно: что-то есть такое во внешнем облике землян и такриотов, что служит ориентиром для животных. Что-то настолько привычное, что просто не задерживает их взгляд. Может, цвет кожи? Такриоты смуглее землян, потому что не моются. Буба сейчас беленькая, поэтому ее не тронули, а шаман… О нем лучше не думать, тут все загадка.

Ирина полетела к девушкам и вместе с ними разработала план эксперимента. Девушки патрулировали на мобилях, а Ирина, вымазав лицо и руки грязью, пошла к болоту. Если животные станут собираться для атаки, девушки подадут сигнал, и тогда Ирина со всех ног кинется прочь. Но и грим не помог. Пиявки упорно не хотели нападать. Грязь пришлось смывать в том же болоте на виду у животных.

И все-таки Ирина чувствовала, что приближается к цели. Методом исключения она отсекала все возможные варианты, подбираясь к тому, последнему, который и должен оказаться верным. И по мере того как протекали дни, она делалась все спокойнее и уверенней. Она и сама не понимала, откуда появилась эта уверенность. Возможно, оттого, что приняла все меры и загадка не могла не быть разгадана.

Это произошло на двенадцатый день. Ирина вышла на минуту из комнаты, оставив дверь полуоткрытой, а когда вернулась, застала Бубу на месте преступления: девочка красила губы. Стоя перед зеркалом, она неумело, но решительно водила помадой, превращая рот в яркое пятно. Ирина застыла перед дверью, сдерживая смех. Как быстро перенимала чужую культуру эта юная такриотка! У нее был острый, любознательный ум, решительная действенная натура, волевой характер. Такие индивидуумы изредка попадались среди аборигенов. В рекордно короткий срок Буба настолько выучила язык землян, что могла кое-как объясняться с ними. Ирина поручала ей несложную домашнюю работу, и девочка отлично справлялась. Начала постигать она и принципы грамоты и уже выучила несколько букв. Мало того, она рвалась к управлению мобилем.

Мимико теперь прилетала каждый день, чтобы подбодрить подругу. Рассказывая ей о Бубе, Ирина, смеясь, воскликнула:

– Попробуй отличи эту такриоточку от любой земной девчонки! А ведь все, что надо было, – это одеть и…

– Что с тобой? – испугалась Мимико.

– Постой-постой, – забормотала Ирина, – так ведь,..

Она остановившимися глазами уставилась на подругу.

– Да что случилось?!

– Ну конечно, они же только по внешнему виду…

С ликующим воплем Ирина вылетела в коридор. Перепуганная Мимико мчалась следом, но нагнала ее только у дверей начальника отряда.

– Все ясно! – усмехнулся Сергеев, когда Ирина, красная и взбудораженная, ворвалась к нему. – Разгадали загадку?

– Точно! – сказала сияющая Ирина. – Давайте робота!

– А не убьют?

– Ни в коем случае.

– Это почему же?

– А потому, что мы его оденем.

 

ПЛЕМЯ БОЛЬШОГО ДУБА

Прозрачные, устало опущенные крылья мобиля почти скрывались в густой траве. Она доходила до люка, серебристые метелочки сыпали созревшие семена внутрь кабины. В этой траве мобиль походил на большого красного жука, набирающего сил перед взлетом. Справа начинался склон горы, слева равнина зелеными уступами спускалась к далекому прозрачному озеру, и все это накрывал ярко-синий небесный шатер. Был чудесный летний день, когда все сверкает под солнцем, а легкий ветерок смягчает жару.

Ирина сидела на краю люка свесив ноги. Она сняла туфли, и метелочки, колыхаясь под ветром, приятно щекотали ступни.

Буба, нахмурив брови, развалилась в пилотском кресле и воображала, что ведет машину.

Все вокруг казалось вымершим. Только в воздухе изредка мелькали голубоватые молнии: полуптицы-полустрекозы гонялись за насекомыми, иной раз проносясь так близко, что в лицо ударяла легкая воздушная волна. Наверное, в траве сновали мелкие зверьки, возможно даже змеи, но пистолет на поясе придавал такую уверенность, какую Ирина в себе и не подозревала. До чего велика власть оружия! Ну что может сделать пистолет против стремительного змеиного броска? Кобуру не успеешь расстегнуть. И, однако, Ирина без колебаний высаживалась в самых глухих точках планеты, бродила по траве или между деревьев, отдыхала на берегах озер… Правда, не удаляясь далеко от мобиля и не выпуская оружия из рук. Нет, это была не трусость, а разумная предосторожность: все-таки чужая планета…

Как-то незаметно Ирина «акклиматизировалась». Здешний уклад, казавшийся таким суровым и непривычным вначале, органически вошел в ее жизнь. Впрочем, если быть честной, то надо признаться, что не так уж на Такрии и сурово. Ирина ожидала гораздо большего. Разумеется, первозданная природа, дикие звери, аборигены – все это было. Но кучка землян сумела в этих первобытных условиях с большой степенью приближения воссоздать привычную земную обстановку. Правда, только на Базе, но в первые дни Ирина считала и это излишним. Ее воображению, подогретому романтикой книг и фильмов, было тесно в такой «тепличной», как она презрительно говорила, атмосфере. Тянуло к «бурной», полной опасности жизни. Но, полетав по планете, она постепенно осознала ту истину, которая есть уже в учебниках для младших классов: человек – продукт своей эпохи, ее облика, ее условий, ее, наконец, условностей. Опасности и суровый уклад закаляют характер, это верно. Но отними минимальный комфорт, хотя бы мыло и зубную щетку, и человек что-то утеряет из того богатства, который приобрел в процессе эволюции. Заслуга создателей Базы и была в том, что они не расслабляли цивилизаторов комфортом, как вначале думала Ирина, а вносили в их жизнь те необходимые компоненты, без которых земляне в какой-то степени могли бы деградировать.

Впрочем, сейчас Ирина рассуждала не об этом. Ока прилетела на эту полюбившуюся ей равнину, чтобы спокойно обсудить итоги прошедших дней.

Ирина чувствовала себя загнанной в тупик, она просто не знала, что делать дальше. И снова и сноаа она перебирала в памяти каждый свой шаг на этой планете.

Нет, все было правильно. Ее научный руководитель академик Козлов мог быть доволен: она не сделала ни одной ошибки, в точности повторила методику, какой пользовались все знаменитые астробиологи на других планетах. Только там эта методика принесла великолепные результаты, а здесь…

Профессор Сергеев отложил эксперимент с роботами на неделю.

– Вы совершенно правы, – заявил он Ирине. – Я на сто процентов уверен, что пиявки действительно не трогают одетых существ. Этим же объясняется и их «либерализм» в отношении гарпий, окраска оперения которых очень напоминает мужской костюм с сорочкой и галстуком. Ну и что? Дает вам это что-нибудь? Отнюдь. Своей догадкой вы вызвали к жизни такие проблемы, что хоть впору приглашать сюда целый институт. А к решению этих проблем вы не готовы. До сих пор вы подходили к пиявкам так, будто это хоть и своеобразные, но обычные животные. А они необычные. Понимаете? НЕОБЫЧНЫЕ. Поэтому, прежде чем приступать к дальнейшим исследованиям, постарайтесь перестроиться сами. Эксперимент с роботом должен не завершать какую-то часть работы, а начинать новую.

Вот почему Ирина в самый разгар рабочего времени сидела в проеме люка свесив ноги.

Она вздохнула и, прислонившись к обшивке, стала вспоминать все, слышанное на лекциях. Постепенно она перестала различать колышущийся зеленый ковер трав, синее небо и темные зубцы далекого леса. Все это вытеснили странные существа, проплывавшие перед ее мысленным взором.

Каких только чудес не создала природа на других планетах! Шестиногие гиганты Ниобы, рядом с которыми слон, как котенок рядом с тигром. Ужасающие, поражающие воображение титаны, распахивающие пасти, огромные, как ковш экскаватора, и на поверку оказавшиеся безобиднейшими травоядными. Их туловище весило восемьдесят тонн, а головной мозг… двести граммов! Ларин, молодой, подававший большие надежды астробиолог, любил кататься на них верхом… и погиб, свалившись со спины великана под трехтонное копыто. И животное, задумчиво объедавшее верхушку дерева, даже не заметило, на кого наступило. А карликовые носороги Эйры величиной с фокстерьера! Их вытянутый нос переходит в костяной, заостренный, как пика, наконечник, которым эти злобные гномы на скорости сто километров в час пропарывают любое животное, перешедшее им дорогу. А летающие ящеры Цереры! Они с такой силой бросаются на космолет, что своими телами, покрытыми костяными пластинками, отбивают куски жаропрочной обшивки, сами разбиваясь насмерть. И наконец, здесь же, на Такрии, двухголовые змеи и гарпии… Различное строение организма, различные условия обитания, поскольку эти планеты различаются притяжением, степенью солнечной радиации, составом атмосферы. И все же у этих, животных и у всех остальных гораздо больше общего, чем различий: все они подчиняются основным законам жизни, которые везде одинаковы. А пиявки? Кто их знает, каким законам они подчиняются!

В этот момент рассуждения Ирины были прерваны довольно невежливым толчком, выкинувшим ее из мобиля. Оказывается, трава вовсе не такая мягкая и ласковая, когда летишь в нее вниз лицом: жесткие ворсинки царапаются, как иголки. К тому же коленкой Ирина ударилась о землю и от острой боли, от неожиданности и испуга чуть не закричала. Инстинктивно она закрыла глаза и сжалась в комок… Через мгновение Ирина опомнилась. Рванув пистолет из кобуры, она приподнялась, опираясь на здоровое колено, и быстро огляделась. Вокруг никого не было. Никого и ничего, даже мобиля.

Стоя на одном колене и выставив пистолет перед собой, Ирина ошеломленно оглядывалась во все стороны, вытягивая шею, чтобы лучше видеть поверх травы. Мобиль исчез, загадочно растворился. И только было Ирина всерьез подумала, не сошла ли она с ума, как сверху донесся отчаянный вопль.

Ирина задрала голову и все поняла. Мобиль набирал высоту, а в черном провале люка виднелось искаженное ужасом лицо Бубы. Девочка нечаянно нажала кнопку подъема…

Ирина вскочила на ноги и тут же упала: невыносимая боль в колене подкосила ее, как серпом. И эта боль мгновенно привела ее в чувство. Скрипнув зубами, она, превозмогая себя, встала.

Мобиль уходил вертикально вверх. Мощные взмахи крыльев под яркими солнечными лучами образовывали сверкающий полукруг. Буба вопила, потеряв рассудок. Пятьдесят… восемьдесят… сто метров. Пока еще девочка держится за створки люка, но что будет, если машину качнет?

Положение было критическим. Мобиль ушел уже так высоко, что кричать бесполезно: слова сливались бы в неразборчивый шорох. Да и как объяснить, что надо нажать другую кнопку, человеку, который едва знает сотню-другую земных слов? Ровно столько, сколько Ирина знала по-такриотски. А мобиль будет подниматься все выше и выше, пока хватит опоры крыльям. Мотор у него отличный. И скоро, очень скоро в разреженной атмосфере руки Бубы ослабнут… Вот тут Ирина не выдержала и зарыдала навзрыд. Она оплакивала не только Бубу, которая погибала сейчас по ее вине, она оплакивала и себя, такую невезучую… И сквозь слезы не сразу заметила, как из-за леса появился второй мрбиль.

Он шел низко, слегка покачиваясь, как всегда, когда автопилот выключен и машину ведет человек, и, поймав его взглядом, Ирина сначала не поверила: до того казалось нереальным это счастливое совпадение. А поверив, она торопливо вытянула руку с пистолетом, и выстрелы гулко раскатились по равнине. Три сплошных залпа, потом одиночный, снова три… Сигнал бедствия.

Мобиль клюнул носом, камнем полетел вниз, ударился о землю так, что застонали амортизаторы. Из люка высунулось встревоженное лицо Буслаева.

– В чем дело? – гаркнул он.

Ирина не могла говорить, только показала рукой. Цивилизатор взглянул вверх и мгновенно все понял.

– Забыла выключить зажигание? Рррастяпа! Чему вас только в академии учили! Да садись, садись же скорей!

Он рывком втянул Ирину и включил мотор на форсаж. Задрав нос, мобиль ринулся в высоту, Буслаев ожесточенно манипулировал кнопками, выжимая из мотора невозможное.

– Говорил ведь, давай сменяемся машинами! На твоем бы сразу догнали,

– бурчал он в бороду. – Эти уж мне научные работнички с профессорской рассеянностью! Ну давай, старушка, давай, покажем на что мы способны…

Надо было быть классным пилотом, чтобы за две минуты набрать такую высоту. Заложив сумасшедший вираж, Буслаев вывел свою машину над мобилем Ирины.

– Эх, черт, и троса нет! Ну, попробуем без страховки. Садись за пульт.

– Что ты задумал? – ужаснулась Ирина.

– Увидишь. Слушай внимательно, да перестань хныкать. (Ирина торопливо вытерла глаза.) Подведи ближе, еще ближе… Когда я крикну, дашь левый крен и тут же сложишь крылья вверх. Обязательно вверх, не перепутай, не то они невзначай хлопнут меня, а парашют здесь не предусмотрен.

Это было безумие – то, что задумал Буслаев, но другого выхода не было. Ирина, сжав зубы, осторожно сводила машины так, чтобы люки оказались друг против друга. Надо было сократить расстояние хотя бы до трех метров. Она слегка наклонила машину, чтобы крылья оказались в разных плоскостях.

– Чуть выше! – приказал Буслаев, примериваясь.

Буба все так же стояла у люка, но теперь, видя помощь, несколько успокоилась. Прямо возле ее лица была та скоба на обшивке машины, за которую ухватится Буслаев… если, конечно, не попадет под удар крыльев. Ирина задержала дыхание и подвела мобиль еще на десяток сантиметров…

Буслаев прыгнул. Его тело, вытянутое, как у ныряльщика, скользнуло под крылом, когда то шло вверх, и пальцы дотронулись до скобы… но не удержались на ней. Ирина ахнула. Цивилизатор изогнулся в последней отчаянной попытке и медленно начал сползать по корпусу… Мысли вихрем пронеслись в голове Ирины. До поверхности четыре километра. Если пустить мобиль в пике, то можно обогнать Буслаева и поймать его на корпус машины. Причем высота позволяет сделать и вторую попытку, если первая не удастся. Ее палец уже нащупал кнопку, но нажать не пришлось: Буслаев висел, зацепившись одной рукой за нижнюю планку люка. Вот он схватился второй рукой, подтянулся… Буба вцепилась в его волосы и изо всех сил тащила внутрь. После нескольких попыток Буслаеву удалось перекинуть ногу через люк, и, наконец, неуклюже перевалившись, он исчез в темном провале кабины. Ирина отерла пот со лба и повела машину на посадку.

Буба первая вылетела из мобиля и опрометью кинулась прочь, а Буслаев растянулся на траве с видом человезса, сделавшего тяжелую, но нужную работу. Покусывая травинку, он сказал самым непринужденным тоном:

– А у меня есть ха-роший сюрприз. Будешь рада. Только надо слетать ко мне в гости.

И ни слова упрека, будто не велась только что по вине Ирины сумасшедшая игра со смертью. Впрочем, все, что он мог сказать, Ирина уже сказала себе в самых беспощадных выражениях.

«Черт его знает, что за человек! – думала девушка, в которой восхищение боролось с внезапно вспыхнувшим раздражением. – Ну обругал бы, для разрядки нервов, прочел мораль… это было бы только естественно. И правильно. А то ведет себя так, будто ничего не произошло. Сюрприз у него есть! И нахал: на „ты“ перешел, понимает, что у меня нет морального права поставить его на место. Но предложение придется принять, хотя бы из любезности…»

Она поднялась, отряхнулась, потрогала все еще болевшее колено и решительно сказала:

– Летим.

Против ожидания, Буба прибежала, как только ее позвали, и смело полезла в мобиль. Юная такриотка поняла, что эта красная птица всецело подчиняется людям с неба и не только им. Она сумела увязать нажатие кнопки с полетом машины. Значит, это она, Буба, подняла «птицу» в воздух. Дальнейшего логического вывода она пока не одолела, но это было уже делом времени.

Племя, в котором работал Буслаев, считало себя потомком огромного дерева, росшего на утесе, над входом в пещеру. Земляне называли его дубом по внешним признакам, хотя, разумеется, это была совсем другая порода. Его огромные ветви, изогнувшиеся под собственной тяжестью, сплошь были усеяны звериными черепами и полусгнившими шкурами, а могучие корни, проникнув в глубь утеса, разорвали и выворотили наружу камни. Одно корневище пробило скалу насквозь и, изогнувшись дугой, ушло в землю, загораживая вход в пещеру, но никому и в голову не приходило срубить его.

– Уж эти мне священные реликвии! – пожаловался Буслаев, протискиваясь между корнем и кромкой входа. – С моей ли фигурой…

Ирина, которой самой пришлось пробираться боком, в душе посочувствовала гиганту.

Здесь все было как и в племени девушек: неугасимый костер, который поддерживали два старика, закопченный потолок, звериные шкуры у стен для спанья, тяжелый, застоявшийся запах. Но Ирина обратила внимание на необычную для первобытного племени чистоту. Не то чтобы пол пещерн был тщательно выметен, но нигде не белело ни одной косточки, не валялись осколки кремня и палки для рукояток. Даже золу отгребали от костра и куда-то уносили, это было видно по следам на полу.

– А ты, оказывается, аккуратист, – одобрительно сказала Ирина.

Буслаев смущенно погладил бороду.

– В том-то и дело, что я ни при чем. Такой порядок заведен издавна. Все лишнее из пещеры уносится и сваливается в расселину. И место ведь для свалки выбрали с умом: за скалой, чтобы не доносились запахи. Я как-то пытался прикинуть объем мусора, чтобы вычислить, сколько живет здесь племя. Получается сумасшедшая цифра: несколько тысячелетий.

«Тысячи лет, и не подвинулись ни на шаг по спирали эволюции. Невероятно!»

– Почему же племя девушек живет в такой грязи? – вслух подумала она.

– Потому что это ближние племена. Они все такие. Чем дальше от Базы, тем аборигены культурнее, – простодушно ответил Буслаев.

«От Базы ли дальше? – подумала Ирина. – При чем здесь База?» И опять она почувствовала, что прикоснулась к краешку великой тайны этой планеты.

– Посмотрим жилище шамана, – сказала Ирина, направляясь в глубь пещеры.

Буслаев схватил ее за руку:

– Не туда. Здесь всего один зал без смежных комнат. У нас шаман живет в собственном замке, как феодал.

Они направились к выходу, белевшему двумя слабыми полосками света.

Буба держалась рядом, точно приклеенная. Она сразу уловила косые взгляды женщин племени и отлично знала, что сделают с чужаком, оторвись она от людей с неба.

Только выйдя из пещеры, Ирина обратила внимание, что жизнь племени Большого Дуба протекает совсем в другом ритме, чем в племени девушек. Ни суеты, ни гомона, ни бесцельной беготни по площадке. Даже дети и те играли словно вполголоса, а взрослые спокойно занимались своими делами. Мужчины обрабатывали кремневые наконечники, привязывали их к стрелам звериными жилами, обстругивали каменными ножами гибкие стволы молодых деревьев и, сгибая их, прикидывали на глаз, хороший ли получится лук. Женщины сшивали шкуры, пробивая дырки тонким костяным шилом, разделывали мясо убитых зверей или толкли в каменных ступах съедобные коренья. И все это молча, сосредоточенно, не мешая друг другу, Ирина уже знала причину такой необычной сдержанности: неподалеку было большое становище гарпий, и за многие века у такриотов выработалась привычка не привлекать излишним шумом внимание этих страшных животных. И одевалось это племя не так, как ближние племена, которые ограничивались набедренной повязкой. Здесь мужчины и женщины носили короткие юбочки, переходившие спереди в широкий нагрудник, а на спине – в две лямки крест-накрест.

«И все-таки дело не только в гарпиях, – подумала Ирина, поймав два-три четких, уверенных движения. – Тут явно военная выучка. Молодец Шкипер! Он, конечно, здорово перегибает, за что ему и достается на собраниях, но все равно молодец»,

– О, нам повезло, шаман творит суд и расправу, – оживился Буслаев. – Это зрелище!

К великому удивлению Ирины, шаман оказался совсем молодым мужчиной лет тридцати двух-тридцати пяти. Это был высокий, атлетически сложенный человек с бицепсами штангиста и стройными, сухими ногами бегуна на длинные дистанции. Его пышные, как у женщины, волосы были уложены в причудливую башню, покачивающуюся на голове. С такой прической невозможно продираться сквозь лесные заросли. Она служила кастовым признаком, так же как длинный, до пят, травяной балахон и массивная трость из кости какого-то животного. Глаза у него были острые и хитрые, а коротконосая ушастая круглая физиономия поражала богатством мимики, что было редкостью среди аборигенов.

Шаман сидел в грубом подобии кресла, выбитом в скале, а перед ним стояли два взволнованных охотника. Буслаев потихоньку подвел Ирину поближе и стал переводить.

Тяжба охотников была довольно обычной в первобытном обществе. Во время охоты один ранил оленя стрелой, а другой добил его топором. Кому по праву должна принадлежать добыча?

Этот вопрос имел чисто этическое значение, поскольку убитое животное является собственностью всего племени. Но тот, кто убил больше зверей, считается великим охотником и может претендовать на пост шамана.

– Понимаешь, – шепотом объяснил Буслаев, – сейчас заинтересованы все трое. Перевыборы шамана примерно через месяц, когда дуб начнет менять листву, и эти двое соискатели на должность. Они лучшие охотники племени и идут сейчас на равных: имеют одинаковое количество добычи. Так что шаман фактически должен выбрать своего возможного преемника, с которым будет бороться за место. Ему это, сама понимаешь, не хочется. Для него выгодно, чтобы претендентов было двое, тогда выборы переносятся на год: в племени не может быть двух лучших, шаманом становится только один, самый лучший. А любой из них вполне может отобрать у него должность – оба молодые, здоровые, ловкие… Как же он выкрутится?

Охотники стояли перед шаманом напружинившись, с силой уперев пятки в землю и сжав кулаки, точно встречая нападение хищного зверя. Их взгляды, которые они бросали друг на друга и на судью, таили угрозу и недоверие. Ирину удивило, что никто из племени не подошел послушать, чем разрешится этот спор, хотя вопрос касался всех.

– В этом отношении аборигены крайне щепетильны, – пояснил Буслаев. – Реакция зрителей, возгласы, явное одобрение и поддержка того или иного из жалобщиков может создать определенный настрой, повлиять на беспристрастность судьи. Поэтому посторонним подходить близко во время судопроизводства категорически запрещено. Нас терпят, потому что мы высшие существа, да и ведем себя прилично.

Шаман выслушал обе стороны, скрестил руки на груди, так что пальцы коснулись плеч, поднял лицо вверх и застыл. Он совещался с богами. Проходили минуты, десятки минут, а шаман не шевелился, и постепенно напряжение начало покидать охотников. Обмякли мускулы, бессильно опустились руки, в глазах появилось уважение и даже страх, эдакий священный трепет перед нечеловеческой выдержкой общающегося с богами, сумевшим на столько времени превратиться в камень. Они непоколебимо верили, что в эти минуты шаман запросто советуется с богами, и в их души закралось сомнение, не напрасно ли они рвутся к этой должности, снизойдут ли боги до такого «запанибратского» общения с ними, сумеют ли они, простые охотники, так вознестись духом. Глядя на их движения, ставшие робкими и неуверенными, ловя их растерянные взгляды, Ирина как в раскрытой книге читала их мысли. Но еще лучше эти мысли читал шаман. Он знал, что именно так будут реагировать неопытные претенденты, и, дождавшись, когда сложная эволюция чувств вылилась в одно-единственное желание – отказаться от этого таинственного и непонятного дела, остаться тем, кем они были, и заниматься такой простой и понятной работой добывания пищи, – шаман внезапно встрепенулся, опустил руки, и на его лице разлилось блаженство от мудрого решения, подсказанного богами. Не торопясь, ясным и сильным голосом, который, несомненно, достигал до всех членов племени, шаман начал говорить.

Внезапно Буслаев странно всхлипнул, согнулся пополам и мелко затрясся.

– Ты чего?

– Ой, не могу! – шепотом стонал он, захлебываясь от хохота. – Уморил! Ну хитрец, ну дипломат!..

Охотники были не меньше его поражены речью шамана. Они вытаращили глаза, недоуменно переглянулись и потом, видимо обрадованные, медленно и важно удалились.

– Гениальный мужик! – сказал Буслаев, вытирая слезы. – Сказал, что оба они настолько великие охотники, что боги возлюбили обоих и не решились сделать выбора. Что они нарочно подстроили так, чтобы охотники убили одно животное. И теперь они должны всегда охотиться сообща и всю добычу делить пополам. Так что этот деятель застраховал себя на много лет, пока одного из этих претендентов не запорет зверь. И другим нельзя претендовать, потому что боги постановили, что лучшие – эти. Вот так: кнутом и пряником… Пойдем, познакомлю тебя с этим Макиавелли.

Вход в жилище шамана оказался тут же, рядом с креслом, замаскированный густым кустарником. Пещера была явно искусственного происхождения – луч фонаря выхватывал на стенах и потолке грубые следы каменного долота. Кто здесь жил, для кого были вырублены эти две комнаты, соединявшиеся узким коридором? Ведь рядом совсем готовая большая, удобная пещера. Вероятно, давным-давно появился в племени могучий предводитель, который, желая подчеркнуть свою власть, велел сделать себе отдельное жилье. С тех пор и живут тут его воспреемники.

Ирину в первую очередь интересовали чучела зверей. Она уже знала, что в каждом племени есть своеобразный зоологический музей. Но здесь ее постигло разочарование. Во второй комнате не было ничего, кроме гарпий. Несколько сотен шкур, неумело набитых травой. Самые древние из них сгнили, а остальные подверглись разрушению в большей или меньшей степени. В этом племени искусство таксидермиста не было в почете. Но кроме гарпий, Ирина обнаружила еще кое-что. В самом дальнем углу белела высокая пирамида из человеческих черепов. Под лучом фонаря пустые глазницы грозно глянули на непрошеных пришельцев, челюсти зловеще оскалились. От неожиданности Ирина попятилась.

– Тут народец серьезный, – с усмешкой пояснил Буслаев. – Убить гарпию – это только первый тур испытаний. Не бог весть какой подвиг, хотя и выходят на нее почти с голыми руками: с сетью из лиан. Самое главное – битва претендента с шаманом. Тут уж без компромиссов, режутся насмерть, как гладиаторы. Вот почему шаманы у нас всегда молодые. Иной, постарев, рад бы уйти в отставку, да нельзя…

«В племени у девушек этого нет, – торопливо размышляла Ирина. – Там только пиявки. В один тур. Значит, это настолько сложное дело, что его вполне хватает для испытаний. Интересно, умеют ли эти ловить пиявок?»

Она спросила Буслаева. Тот пожал плечами,

– Навряд ли, они ведь живут далеко от болота. Но на всякий случай уточним.

Он переговорил с шаманом, несколько раз переспросил его, потом озадаченно обратился к Ирине:

– Чепуху какую-то мелет. Говорит, что поймать пиявку – это пустяки, но не имеет смысла. К ней будто бы нельзя прикоснуться, даже если она пролежит в темноте много дней и ночей. Она обязательно убьет, причем не плевком – про это он даже не знает, – она убивает просто так, невидимо, если подойти на три шага.

– Н-да! – сказала Ирина, поворачиваясь и выходя из пещеры. – Весело! Каждый врет по-своему. Легенда на легенде. Один говорит, что пиявки никогда не умирают, а другой демонстрирует чучела… Разберись тут! Впрочем, этому другу верить нельзя. Он пиявки-то живой небось в глаза не видал. Тот шаман хоть от своего отца тайны принял…

– Тайны и здесь передаются. За два дня до боя шаман уводит претендента в эту пещеру и рассказывает ему все, что знает. Раньше, говорят, хватало одних суток. Так что мы всетаки принесли кое-что на эту планету: шаманы, как правило, умницы и схватывают все новое раньше рядовых верующих. А потом они выходят вон на ту площадку над утесом и устраивают дуэль на топорах. Так что, кто бы ни погиб, тайны не теряются. Кстати, поэтому шаманам запрещается ходить на охоту и вообще покидать становище: они носители тайн племени.

– Ну тебя! – вдруг рассердилась Ирина. – Какое мне дело до твоих шаманов! Расстроил меня, рыжий Пират! Никому теперь верить нельзя.

Она схватила Бубу за руку и быстро зашагала к мобилю. Буслаев, остолбенев на мгновение, кинулся вслед.

– Стой, стой! Про сюрприз-то забыли!

Это был действительно сюрприз: на крохотной делянке с южной стороны утеса рос картофель.

– Это делается так, – объяснил Буслаев. – Выдергивается ботва, и на этом месте шаришь в земле, только обязательно голыми руками. И не бойся испачкаться, не то весь вкус пропадет.

Кто еще на далекой Земле помнил, как неохотно расступается под пальцами влажная жестковатая земля, как одурманивает она таинственным первозданным ароматом, когда, торопясь, разгребаешь ее, чтобы достать холодные твердые клубни? Кто еще помнил горьковатый дымок лесного костра, когда перекидываешь с ладони на ладонь раскаленную картофелину, плача и смеясь сдирая с нее кожуру? Может, и остались еще старики, которые поняли бы этот восторг, да и то вряд ли: давным-давно машины заменили на полях человека.

А какое это наслаждение – макать клубень в соль и осторожно откусывать от него маленькие кусочки, стараясь не обжечь губы, и перепачкаться донельзя золой и отмываться потом в ледяном ручье…

– Подумать только, что мы потеряли! – вздохнула Ирина, падая на траву. – Вроде всем хороша цивилизация, а вот это она у нас отняла. Да разве заменят гимнастические залы гонки на необъезженных лошадях, отдых в душистом сене, запах теста, которое замешиваешь собственными руками! Завидую здешним аборигенам: все это у них впереди.

– Да, правда, – задумчиво отозвался Буслаев, закуривая трубку. – Мы как-то не думаем об этом, когда пытаемся раскачать здешнюю цивилизацию, сдвинуть ее с мертвой точки. Представляем себе конечную цель: наш уровень. А до этого еще тысячи лет страшного труда, и рабы, и религиозные войны… Металл будут плавить почти вручную. Кстати, знали бы мои деятели, каким богатством обладают! Ведь эта гора – чистый железняк. Магнитный. На сто километров вокруг любой прибор с ума сходит. Робот и тот чувствует. Специально обследовал: потребление энергии падает наполовину. Как ты думаешь, может этот магнетизм влиять на психику?

Ирина не ответила. Подложив руки под голову, она, не мигая, глядела в по-летнему глубокое небо, синева которого постепенно растворялась в вышине. Буба свернулась рядом клубочком. Откуда-то сбоку выдвинулся огромный робот и замер, будто охранял их. Было тихо. Такриоты, спасаясь от зноя, ушли в пещеру. Не хотелось шевелиться, не хотелось ни о чем думать. Ирина чувствовала пристальный взгляд Буслаева, но в такую жару и это не трогало.

Так продолжалось до тех пор, пока не налетел ветерок и трава тихо зашумела. Ирина вдруг резко вскочила на ноги, пригладила разлохматившиеся волосы. Разоспавшаяся Буба, кряхтя как старушка, недовольно поднялась. Пришлось встать и Буслаеву.

– Только, чур, насчет картошки молчок! – спохватился он. – Шеф считает, что еще рано приучать их к земледелию. Я, правда, не приучаю, посадил для себя, но все же…

«Ну и хитрюга же ты! – насмешливо подумала Ирина. – Делаешь поверенной своих тайн, связываешь нас одной ниточкой!»

Вслух она, разумеется, ничего не сказала и с удовольствием приняла приглашение прилететь еще «на картошку».

Но возвращаясь на Базу, она подумала: а действительно ли шаман ошибается? Может, и впрямь пиявки здесь не умирают. Питает же робота энергия магнитного излучения… Ирина покачала головой и неожиданно расхохоталась.

Академик Козлов говорил, что когда исследователь заходит в тупик, он начинает строить гипотезы одна абсурднее другой, пока не доходит до сплошного абсурда. После этого наступает отрезвление, и он начинает мыслить в правильном направлении. Кажется, и в ее работе наступил этот переломный момент.

 

БИТВА

На этот раз робота привез Буслаев.

– Даю с условием, – предупредил он. – Если и по этому придется справлять гражданскую панихиду, умыкну тебя. Не могу, знаешь ли, обойтись без обслуживающего персонала: утренний кофе в постель и так далее.

– Согласна! – рассмеялась Ирина. – А если обойдется без эксцессов, сбреешь бороду.

– Вот далась тебе моя борода! – с досадой сказал Буслаев, отворачиваясь.

Мимико со свирепым видом оттащила Ирину в сторону.

– Перестань издеваться над человеком! Он же не от хорошей жизни… У него шрамы.

– Шрамы?

– Он из второго отряда. Один из шести уцелевших. О нем еще писали: самый молодой цивилизатор. Ему топором раздробили челюсть.

– Да я же шутки ради… – пролепетала Ирина, готовая провалиться в свое болото. Только спустя несколько минут она овладела собой настолько, что смогла разговаривать с Буслаевым нормальным тоном.

Неожиданно вопрос экипировки вырос в сложную проблему. Сначала все казалось просто: одеть в старый комбинезон – и делу конец. Но на двухметрового великана ничто не лезло. Мешала ширина грудной клетки, раза в полтора превышавшая человеческую. Вариант Буслаева – галстук и трусики – Ирина отвергла с негодованием. Не хватало еще устраивать из эксперимента комедию! Для стопроцентной гарантии требовалось закрыть все туловище. После долгих примерок, после того, как перерыли всю кладовую Базы и уже прикидывали, нельзя ли из клубного занавеса соорудить нечто вроде тоги, Буслаев принес собственный костюм.

– На вырост шил, – пояснил он, помогая роботу натянуть белоснежную шуршащую сорочку, которая тут же лопнула, черную пару и яркий галстук.

Костюм угрожающе трещал, и владелец его театрально хватался за сердце. От обуви, разумеется, пришлось отказаться: никто в отряде не мог похвастаться подошвами пятьдесят пятого размера.

– Рубашечку-то беленькую со значением пожертвовал? – тихо спросила Ирина, готовая отколотить неугомонного бородача, всеми силами старающегося устроить спектакль.

Буслаев хитро прищурился:

– Обычай. Товарищ идет на подвиг. Вернется ли…

Робот ковылял не сгибая колен, нелепо растопырив руки. От его спокойной мощи не осталось и следа. Тесный костюм, даже не застегнутый, превратил его в нечто жалкое и беспомощное. Он даже не смог самостоятельно забраться в мобиль, три человека внесли его на руках. Перед тем как захлопнуть дверцу, Буслаев сорвал цветок, продел его роботу в петлицу и торжественно объявил:

– Готов!

Посмотреть на эксперимент прилетели все цивилизаторы. Вереница машин, как стая стрекоз, потянулась к болоту. Впереди летел Сергеев. Он и Ирина остались в воздухе, остальные приземлились на берегу.

Буслаев, помогая себе жестами, объяснил роботу задачу. Потом, решив, нто вокруг слишком серьезные лица, обнял его, изо всех сил шмыгая носом и растирая кулаками глаза.

– Прощай, друг! Имя твое мы навечно внесем в списки…

Никто не улыбнулся.

– Клоун! – прошипела Ирина, к которой доносилось каждое слово. Рации всех мобилей работали, и между находящимися в воздухе и оставшимися на земле действовала прямая связь. Были учтены все ошибки предыдущего эксперимента.

– Благодарю, – сказал робот. – Мой индекс стоит в инвентарной ведомости наиболее ценного оборудования. Не забудьте вычеркнуть его оттуда, прежде чем вносить в другой список, чтобы не произошло путаницы.

– Не забуду, не забуду, – пробормотал Буслаев упавшим голосом.

Буба, сидевшая, как всегда, в правом кресле, отчаянно вертела головой, разрываясь между экраном и прозрачной стенкой кабины. Она, кажется, отлично соображала, что происходит, и когда струйки взбаламученного ила обвили ногу гиганта, вся сжалась, вытаращив глаза и затаив дыхание.

Робот сделал второй шаг, третий. Вот он уже по колено в воде, по грудь… Пиявки спокойно совершали свои рейсы, не обращая на него никакого внимания. Два часа он провел в болоте и когда пересекал путь какой-либо пиявке, та огибала его. Этим и ограничилась их реакция.

Все это было настолько обыденно, что зрители вскоре перестали напряженно следить за ним и начали развлекаться кто как мог. Молодежь занялась волейболом, цивилизаторы постарше деловито обсуждали предстоящее прибытие рейсового звездолета. Буба уютно свернулась в кресле и достала крохотный магнитофон – подарок Ирины. Приступ суеверного ужаса от этого подарка у нее прошел меньше чем за четыре часа, и теперь она не расставалась с забавной игрушкой. Установив самый тихий звук, она часами прижимала к уху плоскую коробочку, и с ее лица не сходило изумление.

А робот все бродил и бродил, то по колено в воде, то проваливаясь с головой.

– Любопытная особенность, – прозвучал в динамиках голос Сергеева, – болото глубже всего по краям, а в середине совсем мелкое. Обычно бывает наоборот.

– Возможно, в центре просто мель, – отозвалась Ирина.

– Очевидно, хотя я предполагал здесь сброс в какую-нибудь подземную реку. Наружного стока ведь нет, а ручей несет столько воды, что излишек просто не в состоянии испариться. И однако…

– Может, прикажем роботу поймать пиявку? – перебила Ирина, которую не волновали гидрологические проблемы.

– Ни в коем случае. Потеряем еще одного робота, и весь эксперимент пойдет насмарку. Вы же знаете, живыми они не даются, по крайней мере днем. Чтобы выполнигь заказ Земли, мы просто бросали с мобилей гранаты, а потом сачком вылавливали убитых.

– А не боялись, что они окажутся разумными существами?

– Нет, – отрезал Сергеев. – Да и вы этого не думаете. Это вам недавно пришло в голову с отчаяния, да и то сейчас вы уверены, что это – абсурд.

– К сожалению, я еще ни в чем не уверена.

Наконец робот вышел на берег. Все пробирки были заполнены.

– Отлично! – сказал Сергеев. – Теперь можете определить биосферу, в которой обитают эти животные. Я бы советовал в первую очередь установить, чем они могут питаться. Потом беритесь за траву.

Ирина не сказала, что траву она уже изучила, чтобы не выдавать товарищей. Трава оказалась обычной такрианской травой, видоизменившейся вследствие каких-то мутаций.

Цивилизаторы между тем окружили Буслаева и хохотали, глядя, как он раздевает робота.

– Единственный костюм! – орал Шкипер, хватаясь за голову в неподдельном отчаянии. – Отдавал, не жалко было. Плевать на мануфактуру, когда друга теряешь! А теперь что? И робот цел, и костюма нет. Не жизнь, а сплошные потери!

Ирина вырвала у него жалкие тряпки, в которые превратился действительно отличный костюм.

– Не верещи! Верну в лучшем виде.

Она была возбуждена и радостна против воли, поддавшись всеобщему настроению. Все поздравляли ее, пожимали руки, целовали, пробовали даже качать. Как ни скромна была эта первая победа, все-таки это была победа. Кусочек одной загадки разгадан. И только Ирина да Сергеев понимали все значение сегодняшнего дня: поиски начинались в совершенно новом направлении, и дух захватывало, когда Ирина пыталась представить, куда они могут привести.

– Внимание! – закричал начальник отряда. – Сегодня в честь успешного эксперимента состоится бал. Форма одежды – парадная.

Ирина с благодарностью взглянула на него. Бал – это для всех, а для нее – веха на пути, памятная веха на крутом повороте.

Ух какая буря восторгов разразилась на берегу! Праздниками цивилизаторы не были избалованы. Девушки бросились к своим мобилям. Надо ведь привести себя в порядок. И хотя впереди был целый день, им, как обычно, еле хватило времени. Что творилось в туалетной! Бытовой комбайн чуть не растащили по кусочкам.

Ирине пришлось особенно трудно. Нужно было одеть не только себя и Бубу, но и вернуть к жизни костюм Буслаева. Зато Буба была на седьмом небе. Ее нарядили в голубое платье с кружевным воротничком, белые туфли. А когда Ирина перетянула голубой ленточкой ее черные волосы, девочка чуть не заплакала от счастья. Единственное, что на миг омрачило ее радость – это запрещение накрасить губы.

К вечеру нагнало тучи. Черно-синяя пелена намертво затягивала небо, глотая звезды. Воздух сковала душная липкая тишина. Ирина опоздала, одевая Бубу. Когда они выскочили из дома, уже падали первые крупные капли. Они еле успели рвануть дверь клуба, и ее стук будто включил гигантскую молнию, раскинувшую свои пальцы по всему небу. Начиналась страшная такрнанская гроза. Но сюда, в зал, раскаты грома почти не доносились.

Это был чудесный бал. Наконец-то Ирина почувствовала себя совсем своей в этой дружной, отважной, веселой семье. Ведь это ее победу праздновали цивилизаторы, радуясь ей, как своей победе, хотя работа Ирины доставляла им только лишние хлопоты.

В фильмах часто показывали балы цивилизаторов. Это уже сделалось своего рода штампом. Стремясь подчеркнуть суровость обстановки, постоянное ожидание опасности, до предела раскаленную атмосферу, режиссеры снимали эти сцены так, что становилось жалко веселящихся. Нервные, настороженные, с будто приросшими к бедрам пистолетами, они не столько веселились, сколько напряженно вслушивались в черную тревожную ночь… Бал непременно прерывался нападением кровожадных аборигенов.

И хотя Ирина знала, что цивилизаторы нисколько не похожи на кинематографических героев, она не смогла сдержать изумленного восклицания, когда вбежала в клуб.

В отличие от грандиозных земных празднеств, когда в толпе всегда чувствуешь себя чуть затерянным, даже если все вокруг знакомы, здесь было просто уютно. Уют – первое, что бросилось в глаза Ирине, как это понятие ни несовместимо с представлением о празднике. Мягкие переливы огней, сглаживающие первобытную суровость стен, тихая музыка и пары, скользящие в медленно-задумчивом танце… Здесь были все свои и все-таки не свои. Вон та высокая, изящная, так мило улыбающаяся девушка в красном платье, неужели это суровая решительная Патриция? А Буслаев?.. Его не узнать во внимательном, идеально вежливом кавалере, осторожно ведущем в танце свою даму. Даже его буйная борода и та приобрела благопристойный вид. Зато Мимико нисколько не изменилась. И в нарядном платье она такая же милая хохотушка. Ирина стояла у дверей, и напряжение последних дней покидало ее, уступая место покою.

Это не бал, это вечер отдыха. Люди пришли сюда отдохнуть после дневных трудов.

Пожалуй, она несколько поторопилась с выводами, потому что в этот момент грянула такая бурная музыка, что казалось, огромные бревна не выдержат и выскочат из пазов.

Мужчины в строгих костюмах, женщины в вечерних туалетах танцевали модный быстрый танец, требующий спортивных навыков и отличного владения собственным телом. Они словно фехтовали вокруг какой-то общей оси, и каждая фигура танца была полна значения. Дразнящие, ускользающие движения женщин противостояли бурному, полному силы натиску мужчин.

Увидев Ирину, Буслаев и Георг кинулись к ней. Бородач успел первым. Подмигнув приятелю, он увлек девушку в толпу танцующих. Георг, ничем не выдав разочарования, церемонно поклонился Бубе:

– Разрешите…

– Ax! – только и смогла вымолвить потрясенная девочка.

Танцы были ей знакомы. Такриоты нередко празднуют окончание удачной охоты. Понадобилось несколько секунд, чтобы она приспособилась к новому ритму, восполнив фантазией незнание па, и Георг убедился, что у него отличная партнерша.

Ирина заметила, что многие девушки охотно танцуют с такриотами, и сама ради любопытства прошлась с подопечным Буслаева. Да, это был танцор!

Танец сменялся танцем: медленный – быстрым, быстрый – медленным. В перерывах играли в массовые игры, веселясь, как дети, поднимали бокалы за отряд, за Ирину, за такриотов и даже за пиявок. То и дело кто-нибудь выключал динамики, и то в одном, то в другом конце зала взлетала песня под аккомпанемент гитары, рояля или вовсе без аккомпанемента. Песни все были «земные», в большинстве грустные. Ни разу не спели «цивилизаторских» песен, которые так часто звучат на Земле.

Ирина была счастлива. Только сейчас, на этом балу, к ней пришла уверенность в успехе. Какие все-таки отличные ребята эти цивилизаторы! Почему они показались ей вначале сухими и колючими? Разумеется, у каждого бывают неудачи и каждый переживает их на свой лад. Человек остается человеком на любой планете. А она хотела в них видеть не живых людей, а киногероев, штампованных оптимистов, уверенно шагающих к великой цели. Какая чепуха! Ирина осушила бокал и, смеясь, рассказала о своих мыслях.

– Нет, не чепуха, – неожиданно возразил Георг. – Он помолчал, потом заговорил, тщательно подбирая слова. – Мы сами виноваты в том, что кинематографическая Такрия так мало похожа на реальную: почти никого не пускаем к себе. Это отчасти вынуждено – несведущий человек, попав в племя и движимый самыми лучшими намерениями, может таких дров наломать… Но есть еще одно. Мы не любим, когда новички открыто выражают разочарование тем, что такриоты пока еще не такие, какими их представляет широкая публика. Это лишний раз напоминает… – Он кивнул на циметр. – Который уж год стрелка ни туда ни сюда. И невольно думаешь, что пока ты здесь – там, на Земле, такие дела делаются… Можно ведь не успеть ни там, ни здесь.

– Жорочка! – насмешливо пропела Патриция. – Мы же все-таки на балу…

Георг виновато улыбнулся.

– Больше не буду. Просто со следующим астролетом лечу на Землю, в отпуск. А оттуда всегда возвращаешься расстроенным. Земляне ахают, расспрашивают, завидуют и никак не поймут, почему это мы завидуем им. Считают, что мы просто гордецы и снобы.

– И правильно считают, – легкомысленно заявил Буслаев. – Что до меня, то я ух какой сноб! Не хотелось бы мне сейчас предстать перед землянами в таком виде: в лакированных ботинках и при галстуке. То-то было бы разочарование! Ну да ладно, простим их!

Он схватил Ирину, закружил по залу, ловко лавируя между парами.

– Вальс! – крикнул он так, что запнулись динамики.

Все сливалось перед глазами. Стены, лица, рубиновые искры в бокалах с вином – все превратилось в цветные расплывающиеся полосы.

Сильные, твердые руки несли Ирину на волнах музыки, почти отрывая от пола.

И вдруг будто перерубили мелодию. Только какая-то запоздалая нота потянулась, как паутинка, за исчезнувшей музыкой и, жалобно звякнув, оборвалась.

– Внимание! Передает седьмой спутник наблюдения, – закаркали динамики скрежещущим голосом робота. – Гроза разорвала кси-поле в заповеднике. Гарпии вырвались. Триста особей напали на группу охотников в пятьдесят восьмом квадрате. Имеются жертвы.

В окаменелой тишине раздался звонкий шлепок. Это Буслаев хлопнул себя по лбу и кинулся к дверям. Охотники были из его племени.

– Слушать команду! – закричал Сергеев, вскакивая на стол. – Мимико, Диане и Томасу остаться здесь с подшефными. Остальные в воздух.

Ревущий водопад ударил в раскрытую дверь клуба, на миг остановив людей. Вода казалась голубой от непрерывно вспыхивающих молний.

«Оказывается, в фильмах не все неправда», – подумала Ирина, рывком поднимая свой мобиль.

Она летела в середине колонны. Справа и слева тревожно перемигивались огоньки других машин. Мотор злобно ревел, задыхаясь на форсаже. Индикаторы автопилота готовы были расплавиться: даже он еле удерживал машину, трещавшую под ударами ливня. «Каково же Василию на старом драндулете?» – мелькнула неожиданная мысль. Только сегодня Буслаев жаловался, что автопилот его машины окончательно забастовал и приходится пилотировать вручную. Удержать мобиль в воздухе в такую грозу… Ирина выжала из мотора все, что он мог дать, и очутилась рядом с головной машиной, будто могла чем-то помочь. В блеске молний вспыхивала напряженная фигура цивилизатора, почти лежавшего на пульте. Взъерошенная борода упрямо торчала вперед.

Облизывая пересохшие губы, Ирина пристегнула к поясу кобуру запасного пистолета, всегда висящего в кабине. Несмотря на серьезность положения, она не могла не подумать, как нелепо выглядит оружие на воздушном, нарядном платье.

Гарпии напали неожиданно. Охотники, спасаясь от ливня, разбежались под большие деревья и уютно устроились там, беспечно побросав оружие. В такую непогоду ничто живое не осмелилось бы покинуть убежище. И вдруг из-под глухого свода листвы начали падать белые, похожие на привидения фигуры. Потеряв рассудок от ужаса, аборигены кинулись на поляну, вместо того чтобы спасаться в гуще леса… К прилету цивилизаторов на траве уже валялось несколько трупов.

Мобили резко клевали носами, устремляясь на посадку. Ирина спрыгнула на скользкую траву и побежала за темными фигурами цивилизаторов, машинально отметив, что их стало как будто меньше. Она лихорадочно старалась сориентироваться, понять, что же надо сейчас делать. Кто-то налетел на нее в темноте, споткнулся и с досадой помянул нечистую силу. По голосу она узнала Буслаева.

– Но, но, полегче на поворотах! – насмешливо сказала она.

Буслаев ахнул и резко затормозил.

– Ты? Какого черта! Твое место в воздухе.

– Командуй своим роботом! – огрызнулась Ирина.

Он так схватил ее за руку, что она вскрикнула.

– А на циметр ты посмотрела? Стрелка на нуле. Цивилязации нет. Так что, девочка, брось разыгрывать героиню! Здесь по-всамделишному опасно, можно оставить сиротами своих друзей. Это массовый психоз, как в сумасшедшем доме, где клиенты за свои поступки не отвечают. К тому же гарпии… Они драться умеют! Так что уступи место суровым мужчинам и вознесись к дамам освещать поле боя.

В воздухе, рассекая водяные струи, метались плотные столбы света. Когда они задевали человека, он невольно отшатывался, как от ударов. Мобили с ревом проносились над кустами, сшибая листья. Буслаев покачал головой:

– Зря они мечутся. Стояли бы на месте, лучше было бы видно. Нервничают девочки. Гарпий шумом не испугаешь, а такриоты уже ни на что не реагируют.

Он все еще не отпускал Ирину, и его ноги плясали от возбуждения. Со всех сторон раздавались крики, выстрелы и удары… Ирина заколебалась. Пожалуй, действительно лучше вернуться. Но, взглянув назад, увидела, что путь к мобилю отрезан. Из-за кустов вырвалась бесформенная куча и покатилась навстречу. Над ней белыми молниями вились узкие тела гарпий…

– Бей влет! – взревел Буслаев, выхватывая пистолет.

Одна гарпия, перевернувшись в воздухе, шлепнулась в кусты. Но больше стрелять ему не дали. Волна обезумевших аборигенов накатилась на них, и гигант согнулся под ее напором, а его пистолет отлетел куда-то в траву.

– Стреляй, Ирка! – заорал он, расшвыривая такриотов.

Ствол пистолета равнодушно выплевывал смерть. Раненые гарпии плакали, как обиженные дети. Ирина, стиснув зубы, нажимала и нажимала на гашетку, ужасаясь тому, что совершает преступление. Ведь она убивала существа, которые должны были стать разумными хозяевами планеты. Они, а не такриоты, потому что имели больше прав на это. Объем их мозга в два раза превышал человеческий. Лапы были устроены так, что могли создавать орудия труда. Да еще умение летать… Ирония природы, слишком хорошо вооружившей их, помешала им занять достойное место. Не подвергаясь опасности, наводя ужас на все живое, они не нуждались в коллективе, чтобы обеспечить себе пропитание и защиту. И мозг, не понуждаемый к борьбе, не развился. Здесь, как и во многих других случаях, сила оказалась слабостью.

Буслаев осмотрительно защищал Ирину, не подпуская к ней такриотов и стараясь образумить их. Он окликал их по имени, уговаривал, хохотал, потому что смех отрезвляюще действовал на туземцев. И все-таки упустил момент, когда из-за кустов выскочил еще один такриот и, размахивая топором, кинулся на него сзади. Ирина, почувствовав хриплое дыхание, обернулась в последнее мгновение. Гладко отесанное лезвие, искрясь в лучах прожекторов, описывало смертельную дугу. Не раздумывая, она прыгнула, вцепилась ногтями в безумца. Взревев от ужаса и боли, такриот кинулся прочь.

– Молодец, девочка! – гаркнул Буслаев, точным ударом переламывая крыло гарпии. – А ну-ка, пальни вон в ту…

И тут только Ирина почувствовала, что в руках ничего нет.

– Пистолет! Я выронила пистолет!

– Ищи! – закричал Буслаев.

Будто поняв, что люди безоружны, с высоты спикировало еще несколько хищников. Ирина упала на колени, лихорадочно зашарила в траве, проклиная себя. Попробуй отыщи что-нибудь в темноте!

– Не суетись, не нервничай! – сквозь зубы бросал Буслаев.

Его страшные руки молотили воздух методично, как крылья ветряной мельницы, и обмякшие тела гарпий летели в кусты, сокрушая ветви. В бегающих лучах прожекторов он казался еще выше, еще массивнее. Ирина с благоговейным ужасом глядела снизу вверх на гиганта, похожего на разъяренного бога.

Наконец ее ладонь наткнулась на рубчатую рукоятку.

– Есть! – закричала она, вскакивая.

– Дай сюда! – Буслаев вырвал пистолет, и яркие вспышки разметили широкую дугу на черном покрывале неба.

С этой группой было кончено. Буслаев схватил Ирину за руку, потащил вперед, в самый центр схватки.

– На! – Он сунул ей пистолет. – Будешь меня подстраховывать. А я лучше этим… – Он потрясал вырванным у туземца топором.

– Это же идиотизм! – сердито воскликнула Ирина, отворачиваясь от хлещущих струй. – Неужели у нас нет другого средства? Усыпляющий газ или кси-поле…

Переменившийся ветер швырнул ей в лицо горсть брызг, и она закашлялась. Буслаев на мгновение притормозил, давая дорогу такриоту, несущемуся сломя голову, ловко подшиб топором преследующую его гарпию и потащил Ирину дальше.

– Стихия! – объяснял он на ходу. – Всю технику с матушки-Земли не перетащишь. Усыпляющий газ неограниченно растворяется в воде, а кси-поле… Оно и при спокойной атмосфере дает разряды. А сейчас мы стянули бы сюда все молнии ада. Представляешь, какой был бы костер!

Они вбежали на пригорок и остановились. На поляне часть цивилизаторов; выстроившись цепочкой, оттесняла такриотов к лесу, под спасительный шатер ветвей. Другие шли следом, сбииая гарпий. Их белые трупы валялись вперемешку с темными телами такриотов.

– За мной! – заорал Буслаев и кинулся вниз, размахивая топором.

Ирина вприпрыжку бежала за ним.

Это была страшная ночь. Крохотная кучка цивилизаторов отчаянно боролась с хищниками, не знающими страха и не привыкшими к сопротивлению. Даже смертельно раненные гарпии стремились подползти к противнику, вцепиться в него зубами. И одновременно надо было спасать обезумевших такриотов, нападавших на своих защитников и друг на друга. Ирине казалось, что этому ужасу не будет конца. Вспышки выстрелов слепили глаза, крики и вопли взрывались в голове крохотными фугасками, болели руки, ноги, все тело саднило от толчков и ударов. Но она с упорством отчаяния шла за Буслаевым, потому что другого пути не было.

Только перед самым рассветом, когда кончилась гроза, прилетевшим патрульным роботам удалось загнать уцелевших гарпий за барьер кси-поля и водворить их обратно в заповедник. Постепенно и такриоты пришли в себя.

Взошедшее солнце осветило большую поляну с вытоптанной травой и измученных, с трудом передвигающихся людей. Двадцать три такриота остались лежать на земле, полтораста было ранено. Среди цивилизаторов тоже оказались пострадавшие. У Ирины было поцарапано лицо и подбит левый глаз, не считая многочисленных синяков. Она так и не смогла вспомнить, когда ее били. Буслаеву острый коготь до кости рассек лоб. А нового костюма, так старательно отглаженного Ириной, вообще не существовало.

Он отыскал Ирину в толпе, мокрую, дрожащую от холода, и, как она ни отбивалась, размашисто поцеловал.

– За спасение моей драгоценной жизни!

– Сумасшедший! – сказала Ирина, вытирая платком кровь па его лице. – И нахал! – добавила она, подумав.

– Согласен! – ухмыльнулся Шкипер. – Но ты мне нравишься.

– А ты мне нет. Иди на перевязку.

– Сама перевяжешь, не маленькая.

Ирина зашипела от возмущения. Но бородач нахально орал, что только ей доверяет свою нежную особу, и, чтобы не привлекать внимания, пришлось достать из мобиля сумку с медикаментами.

– Садись, мучитель! – прошипела она.

Она неумело наложила бинт, стараясь не причинить боли. Буслаев только щурился, будто эта процедура доставляла ему удовольствие.

Куда ни кинь взгляд, женщины ловко орудовали бинтами и тюбиками с заживляющей биомассой. Такриоты, сидя на траве в ожидании перевязки, недоуменно переглядывались: они ничего не помнили.

Девушки работали споро и четко. Видно было, что это дело им не в диковинку. Ирина тоже скоро приноровилась. Переходя от раненого к раненому, она столкнулась с Патрицией. Та была чем-то взволнована и все время оглядывалась.

– Ты не видела Георга?

Ирина покачала головой.

– Ума не приложу, куда он делся, – тревожно сказала Патриция.

Она спрашивала у всех, и все пожимали плечами. Многие вспоминали, когда в последний раз видели его. Вот здесь он вырвал топор у туземца, там обратил в бегство гарпий, у того куста пришел кому-то на помощь… Но перед концом схватки его не видел никто. Постепенно тревога Патриции передалась остальным.

– Кто перевязан – на поиски! – скомандовал Сергеев, бережно поддерживая сломанную руку.

…Его нашли за кустами на изрытой траве. Он лежал на боку, выбросив в последнем рывке руки. Неправдоподобно красивое лицо его застыло.

Девушки плакали, мужчины стискивали кулаки. Буслаев опустился на колени перед телом друга, поднял его на руки и понес, прижимая к груди. Такриоты, взглянув в его лицо, разбегались с криками ужаса.

…На маленьком кладбище в нескольких километрах от Базы прибавится еще одно скромное надгробие.

Мимико, плача, кинулась на шею Ирине. Она уже все знала. Ирина судорожно обняла подругу, и тут ее нервы не выдержали. Сумасшедшее напряжение ночи, изуродованные безумием лица, белые крылья, в предсмертном трепетании хватающие воздух, и кровь, кровь, кровь – все вылилось в пронзительном истерическом вопле. Перепуганные Мимико и Буба вцепились в Ирину, которую неудержимо трясло. Потом Мимико принесла стакан воды и, разжав сведенные судорогой челюсти подруги, насильно напоила ее.

Ирина вздохнула и сникла.

– Уложи девочку спать, потом приходи, – попросила она. – Я умоюсь и прилягу. Только не оставляй меня.

Они просидели всю ночь на диване, тоскливо вглядываясь в темноту. По временам Ирина трогала заплывший глаз и вздрагивала, не в силах отогнать страшные воспоминания, Мимико потихоньку плакала.

 

ЭТО НЕ ПИЯВКИ

Мимико не появлялась две недели. После боя с гарпиями всем цивилизаторам было категорически запрещено без нужды являться на Базу. Начальник отряда, несмотря на сломанную руку, кочевал из племени в племя, проверяя, все ли в порядке. Он опасался новой вспышки безумия. Было замечено, что припадки, чем бы они ни были вызваны, никогда не бывают одиночными, а вспыхивают сериями, причем в различных племенах, будто микробы безумия разносятся по воздуху. Но пока все было тихо.

Ирина осталась на Базе одна, если не считать Бубы. В эти дни она поняла, что обычай брать на воспитание такриотов является мудрой гарантией против несовершенства человеческой психики.

Оторванные от родины, большую часть времени проводящие в специфических условиях первобытного племени, стараясь вжиться в психологию аборигенов, земляне могли незаметно для себя перешагнуть тот порог, ниже которого психические уровни совпадали. Для этого достаточно было потерять перспективу, сосредоточить все интересы на сиюминутных проблемах. Человек оставался в блаженной уверенности, что ничто не изменилось, а на самом деле у него пропадал интерес к работе, начинало казаться, что все идет так, как нужно, и, главное, возникала боязнь каких бы то ни было перемен. Подопечные, стоящие по своему развитию выше остальной массы, жадно впитывающие все новое, требующее этого нового, не давали опуститься ниже критического порога. Они были тем оселком, на котором оттачивалась стойкость психики. Сейчас Ирине просто необходима была ее воспитанница. Не будь Бубы, она наверняка махнула бы на все рукой и без дела валялась бы на диване.

Работа не ладилась. Разгадка логики поведения пиявок ничуть не приблизила Ирину к цели. Они оставались такими же непонятными существами. Да и разгадана ли логика их поведения? Да, доказано, что пиявки убивают обнаженные существа. А почему? Какие внешние причины обусловили эту избирательность? Ведь ясно, что кто-то или что-то заложило в животных условный избирательный рефлекс. Таким образом, пиявки становились промежуточным объектом исследования. Ирина надеялась, что изучение биосферы болота наведет ее на правильный путь, но и здесь потерпела поражение. Болото было совершенно пустым. Не только личинок, червей, рыб – в теплой воде не оказалось ни одного микроба. Будто ничто живое не могло сосуществовать с пиявками. Выходило, что они ничем не питаются. Это было невероятно. Снова и снова бросалась она к микроскопу, на центрифуге профильтровывала образцы ила

– результаты не менялись. Пусто! Но ведь должны же они чем-то питаться, чтобы жить. Должны!

Прилетевший на одиннадцатый день Сергеев нашел Ирину в состоянии депрессии.

– Я, наверное, страшная бездарь и зря полезла в науку, – вздохнула она. – Единственное, что у меня получается – это собирать идиотские факты. Здесь я достигла совершенства. Вот, полюбуйтесь.

– Смелое утверждение, – улыбнулся он. – А вы уверены, что они действительно ничего… э… не кушают?

– Факты, – равнодушно промямлила Ирина.

– Факты – это, конечно, серьезно, но ведь их нужно еще и объяснить. Что, если поймать несколько образцов и посмотреть, что у них в желудках? Дальнейшее топтание вокруг этих животных бессмысленно. Пора приниматься за них самих.

Ирина пожала плечами.

– Надо бы, конечно.

Сергеев внезапно побагровел.

– Встаньте! – рявкнул он. – Пойдите причешитесь, наденьте хорошее платье. Вы же женщина, черт побери! И перестаньте курить!

Когда Ирина как ошпаренная вылетела в туалетную, он сердито сказал девочке:

– Что же ты не смотришь за ней, Буба!

Девочка захныкала:

– Я боюсь… Она сидит, и смотрит, и как каменная. В нее вошли дьяволы болота. Нужно к общающемуся с богами. Он изгонит дьяволов.

– Ну, это ты брось. С дьяволами мы не хуже шамана управимся.

Через полчаса Ирина вернулась, красная от злости, всем своим видом показывая, что только дисциплина заставляет ее терпеть присутствие начальника в собственной комнате. Он и бровью не повел.

– Завтра на рассвете отправитесь за пиявками. Я буду вас страховать…

Они вылетели на одном мобиле, когда темноту толькотолько начала разряжать белесая дымка. Буба спала, не подозревая, что осталась на Базе совершенно одна.

Болото было покрыто пухлой шапкой тумана, будто гигантское блюдо со взбитыми сливками. На экране отчетливо чернели пиявки, неподвижно лежавшие на воде.

– По-видимому, они никогда не опускаются на дно, – сказал Сергеев, всматриваясь в экран. – Возможно, они получают питательные вещества из воздуха?

– Отпадает! – угрюмо ответила Ирина. – Кожу их я еще на Земле исследовала. Совершенно непонятное строение. Почти без пор, под давлением не прошибешь. А другим путем получить необходимое количество бактерий из воздуха невозможно.

– Ну конечно, факты! – пробурчал Сергеев, разматывая лестницу.

Он привязал к поясу Ирины страховочный трос и придерживал его, пока она спускалась. Ему было трудно управляться одной рукой, и он морщился, а раз даже прерывисто вздохнул. Но Ирина была уже под мобилем, и, возможно, этот вздох ей только послышался.

Туман сразу отсек ее от мира. Где-то вверху стрекотал мотор, скользкие ступеньки медленно уползали из-под рук и тут же растворялись. Не видно было собственных ног, и казалось, что спускаешься в белую бесконечность.

Неожиданно совсем близко матово блеснула вода… Вот и пиявки.

– Давайте сачок, – сказала Ирина в микрофон, укрепленный у рта.

Сверху на тросе скользнул плотный мешок с металлическими запорами и сачок на длинной ручке. С непривычки Ирина никак не могла удержать вертикального положения, ноги упорно уходили куда-то вбок, и она висела почти параллельно воде. Утренний ветерок раскручивал ее в разные стороны. Несколько раз она промахнулась. Наконец одна пиявка мягко перевалилась через край сачка, за ней другая, третья…

Они не делали ни малейшей попытки защититься, и это была еще одна загадка. Нормальные животные не спят таким глубоким сном.

Выловив десяток, Ирина поднялась в мобиль. Всю дорогу до Базы она молчала, но в ее глазах Сергеев заметил злое упрямство. Он усмехнулся: эта девчонка ему положительно нравилась.

В племенах было все спокойно, и постепенно цивилизаторы снова начали прилетать на Базу. Мимико явилась одной из первых.

Она нашла Ирину в лаборатории. Та, заложив руки в карманы брюк, стояла у стола, на котором распласталась препарированная пиявка, и вся ее поза выражала изумление.

– Не питаются и не дышат! – сказала Ирина вместо приветствия. – Как тебе это нравится?

– А тебе? – ошарашенно спросила Мимико, не поняв сразу, о чем речь.

– Я – в восторге! – Ирина пнула ногой валявшийся на полу скальпель, прошлась по комнате. – Настолько в восторге, что по возвращении на Землю потребую, чтобы у меня отняли диплом. – Она схватилась за голову. – Какую же ересь я напорола в статье!

Мимико обняла ее:

– Не надо терзаться. Ты очень нехорошо выглядишь.

– Это да, выгляжу я довольно убого, – мрачно согласилась Ирина, подводя подругу к столу. – Взгляни: где ты видела такое строение?

– Ирочка, я же в этом ничегошеньки не понимаю, – виновато сказала Мимико. – Я ведь астроном.

– Все мы здесь такие! – вздохнула Ирина. – Неудачные астрономы, неудачные инженеры, неудачные астробиологи…

Она надолго задумалась, потом заговорила более спокойно:

– Я не нытик и не паникер. Я изучала животных Марса и Психеи. И все было понятно. На любой планете любое живое существо имеет систему дыхания, систему питания, систему кровообращения. Без этого нет жизни. На какой бы основе ни была построена живая ткань – углеводородной, кремнеорганической или еще какой-нибудь, – законы развития везде одинаковы. Это поняли еще в прошлом веке. Здесь же ничего подобного. – Она вздохнула. – Никогда не думала, что открытия даются так мучительно! А ведь я на пороге, понимаешь, на пороге… Это какой-то качественно новый вид живого организма, и такое впечатление, что существует он по совершенно новым для нас законам. Представляешь, если это подтвердится… Все прежние представления насмарку. Как только это выявить?

– Но ведь у них что-то есть внутри, – робко заметила Мимико.

Ирина фыркнула.

– Еще бы! Они набиты до отказа, как только не лопаются! А вот я, дура эдакая, никак не могу сообразить, что значат все эти узлы и переплетения. Самое непонятное в их строении – это то, что совершенно одинаковые органы располагаются в различных частях тела. Все равно как если бы у человека было три сердца и одно находилось в голове, другое – в груди, а третье – в пятке. Не то они имеют запасные органы, не то одинаковые органы выполняют разные функции. А вот где у них мозг, неясно. И вообще все неясно. Например, за счет чего они движутся? И что это за труба, обвитая нервами – если это нервы, конечно, – которая проходит через все тело? Предположим, что это спинной мозг…

– Это? – спросила Мимико, показывая пальцем. – Это похоже на соленоид или трансформатор. Может ведь так быть?

– Может! – вздохнула Ирина. – И очень даже просто, Я вижу, мы обе равноправные кандидатки в сумасшедший дом. Займем соседние койки…

Вечером прилетел Буслаев. Его громовой голос взорвал сонную тишину клуба.

Заметив Ирину, он бросился к ней:

– Родная моя, да на тебе лица нет! Где он, этот злодей, что довел тебя до такого печального состояния?

– Лежит в лаборатории и издевается изо всех сил, – натянуто улыбаясь, ответила Ирина.

– А ну идем! Мы сейчас ему покажем!

И он почти насильно поволок Ирину в лабораторию. Его буйная грубоватая веселость обезоруживала, перед ней невозможно было устоять. И невольно на душе становилось легче. На это он и рассчитывал.

Буслаев долго смотрел на пиявку, почесывая затылок и не скрывая брезгливости.

– Бррр… какая гадость! Как ты можешь… Но вообще… Черт его знает, я в общем-то физик, но что-то эта штука мне напоминает.

– Мимико уверяет, что это похоже на соленоид или трансформатор.

– А что? Гипотеза не хуже любой другой. И довольно любопытная, особенно если учесть, что эти милые создания поплевывают электрончиками. Было бы очень здорово… Впрочем, это легко проверить. Найдется в этой лавочке кусок провода?

– Что ты хочешь делать?

Он искоса глянул на нее, высоко подняв брови. Поражал контраст между его шутовской гримасой и серьезными задумчивыми глазами.

– Хочу тоже войти в науку. Чем я хуже других? Тем более, здесь мне все знакомо. Труба, обмотанная двойной спиралью, четыре конца которой замыкаются на коллектор в средней части механизма, – налицо элементарная электрическая схема. Ну, а тем, что органы живого организма могут вовсе не соответствовать частям электроагрегата, которые они напоминают, а так же этими непонятными кубиками, замыкающими витки спирали по длине трубы, можно, очевидно, пренебречь. Подведем питание…

Он решительно подсоединил провода и включил рубильник.

Распластанное тело пиявки быстро-быстро задергалось. По трубе побежали волны, будто внутри один за другим прокатывались твердые шарики. Потом наружный конец трубы раскрылся, как лесной цветок-хищник, из него вырвалось облако дыма, мгновенно заполнившего помещение. Наступила темнота. Внезапно ее пронзила стремительная серия раскаленных синих шаров, с сухим треском разбивавшихся о громоздким нейтринный микроскоп, стоявший в углу. Нестерпимо защипало глаза. К счастью, это продолжалось всего несколько секунд, потом рванул взрыв и все прекратилось.

– Как ты? – шепотом спросила Ирина.

– Вроде жив, – неуверенно донеслось из-под стола. Сквозь дым можно было различить, как там что-то ворочалось. – Вот только никак не соображу, в какую сторону ползти.

– Ползи сюда.

– А ты подавай голос, а то воткнусь во что-нибудь.

Они сидели на полу, держась за руки. Дым не рассеивался.

– Надо открыть окно, – сказала Ирина.

– В самый бы раз, – отозвался Василий без энтузиазма. – А как оно, больше не будет плеваться?

– Не знаю. Наверное, нет. Окно, кажется, вон в той стороне.

Вскоре грохот и звон разбитого стекла показали, что на пути к окну стояла центрифуга.

Дым постепенно рассеялся в соответствии с законами физики. Зато в дверях показался начальник отряда, что никакими законами не предусматривалось. Выслушав сбивчивый отчет Ирины, он саркастически покачал головой, еле сдерживаясь, чтобы не расхохотаться.

– Так, так! Уничтожен великолепный микроскоп, разбита центрифуга, выбит фидер на подстанции… Можно вас поздравить, Буслаев, вы вступили в науку прямо-таки победным маршем.

Смущенный гигант не знал, куда деваться.

– Идите-ка оба в клуб. Потанцуйте, что ли, у вас это лучше получается. А я пока здесь подумаю.

Незадачливые экспериментаторы выскочили из лаборатории с видом набедокуривших школьников.

– Я так испугалась! Вдруг что-то затрещало и погас свет, – затараторила Мимико, подбегая к ним. – Думала, опять тревога. А это ты небось, Пират несчастный…

Пират удрученно погладил бороду.

Внезапно под потолком раздался сильный треск и лампочки погасли. В темноте раздавались возмущенные возгласы цивилизаторов.

– А это уже шеф провел контрольный опыт, – спокойно сказала Ирина.

– Интересно, куда он попал? – пробормотал Буслаев. – Вроде не осталось ничего, достойного внимания.

– Пойдемте посмотрим, – предложила Мимико.

– Пойдемте. – Ирина взяла рыжебородого за руку. – Иди за мной, не то всю мебель в темноте переломаешь. Придется на табуретках сидеть, как в фильмах.

В этот момент вспыхнул свет.

Они вошли в лабораторию как раз вовремя, чтобы вытащить Сергеева из-под стола. Хотя гипс со сломанной руки был уже снят, действовал он ею еще неуверенно.

– Все там были, – не удержался Буслаев, помогая профессору подняться.

– По-моему, я много дров не наломал, – неуверенно протянул Сергеев, вытирая слезящиеся от дыма глаза.

– Если не считать пролома в стене, – безжалостно констатировала Ирина.

Они посмотрели друг на друга и расхохотались.

– Ладно, друзья, – сказал профессор, обнимая всех троих. – Запасное оборудование у нас есть, завтра поставим, и вы сможете продолжать в том же духе. А сейчас – в клуб.

Вот уж где Буслаев развернулся вовсю! Собрав вокруг себя цивилизаторов, он с потрясающими подробностями живописал, как ползал в темноте, уповая на то, что у пиявок перегорели предохранители. И как оказалось, что они все-таки не перегорели, потому что начальник отряда сделал запасной выход из лаборатории, до чего не додумались архитекторы. Выходило очень смешно. Профессор хохотал вместе со всеми. Только Ирина не смеялась.

Уже перед уходом из клуба она сказала Сергееву с неожиданной горечью:

– Какая же я дура! Разглядывала эту проблему только под одним углом. Под прямым. В лоб. А можно ведь и с другой стороны. Хотя бы вот как Буслаев: предохранители… Меня загипнотизировало название. Пиявки, пиявки… И я не поверила шаману из племени Большого Дуба, что в магнитном поле они не умирают. А дело в том, что они вовсе и не пиявки… Очевидно, полезно иной раз взять исследователей за шиворот и хорошенько встряхнуть, чтобы помнили, что мозги даны для того, чтобы думать.

Профессор не удержался от улыбки.

– Девочка, в своей жизни я сделал пять неплохих работ, говорю это без ложной скромности. А знаете, сколько раз я обзывал себя дураком, бездарью, неучем, прошмыгнувшим в науку не по праву?

– Сколько?

– Вообще-то я не считал, но думаю, что миллион наберется.

На другой день Ирина попросила подругу взять Бубу с собой в племя.

– Это в интересах нас обеих, – пояснила она. – Девочка соскучилась по своим, она много раз говорила об этом, а мне необходимо засесть в лаборатории и не отвлекаться.

– Мне тоже нельзя прилетать? – огорчилась Мимико.

Ирина поцеловала ее:

– Лучше не надо.

Простившись с ними, она прошла в лабораторию и заперла дверь на ключ…

Загадки пиявок больше не существовало. Ирина разгадала ее на рассвете, когда тайком от всех вылетела на болото. На этот раз ее мобиль, сверкнув красной капелькой в первых лучах, ушел в высоту. И внезапная догадка, превратившись в уверенность, сразу поставила все на свои места.

Теперь надо было еще раз все проверить, обдумать, логически обосновать и заодно решить, как подать эту новость. Ибо тайна болота оказалась такой, что Ирина почти всерьез опасалась, как бы Сергеев тут же не отправил ее на Землю с сопровождающими в белых халатах.

Просидев неделю взаперти, она накрасила губы, уложила волосы, надела самое красивое платье и пошла к Сергееву.

– О, коллега! По вашему виду ясно, что дела у вас просто великолепны.

– Такой фразой встретил ее профессор.

– Неплохи, – согласилась Ирина, усаживаясь в кресло. – Теперь я знаю все.

– Несколько самоуверенно, но отнюдь не лишено интереса. Что же вы открыли?

– Пиявки – не животные.

– Правильно, – невозмутимо согласился профессор. – Это киберы.

Ирине показалось, что на нее что-то рухнуло.

– Откуда вы…

– Сидите, сидите! – замахал руками Сергеев. – Когда тебя неизвестно за что швыряют под стол, поневоле задумаешься. Тем более, что я в курсе ваших исследований. Но больше я не знаю ничего, честное слово.

Ирина снова села, растерянно поправив волосы.

– Но они уже не совсем киберы. Они на грани превращения в живое существо. Поэтому я не смогла разобраться сразу. За тысячи лет произошел сдвиг в их программе. Сначала изменилось поведение. Киберы стали копировать поведение живых существ. Очевидно, какая-то внешняя опасность толкнула их на это. Вот почему они не давались в руки. В первоначальной программе это не было заложено. От них требовалось только одно: просуществовать до определенного момента и убивать всех, кроме существ с определенными признаками. Одежда входит в число этих признаков. Кстати, только поэтому вы могли безнаказанно швырять в них гранаты. А поведение дало толчок всему организму. Искусственные механизмы стали превращаться в органы живого тела…

– Вот радость-то для биоников!

– Еще бы! В микроскоп можно проследить все стадии превращения кристаллов электронной памяти в нейроны мозга. Кроме того, я обнаружила зачатки пищеварительного аппарата. Они действительно начали питаться из воздуха, только не микробами. Они берут углекислоту и азот. Это им нужно для следующей стадии: производства себе подобных. И если бы в болоте была возможна жизнь…

– А почему она невозможна?

– В болоте скрыт источник совершенно незнакомого нам излучения. Оно стерилизует воду, делая ее непригодной для жизни обычных существ. А пиявкам излучение необходимо. Оно катализатор для процессов, происходящих в их организме. Без излучения они не смогли бы черпать энергию от солнца. У них в коже батареи. Энергии, накопленной за день, должно было хватать до следующего восхода солнца. Но, имитируя жизнь, они научились отключаться на ночь, – спать.

– Так, так, убедительно. Это все?

– Нет. Излучение болота влияет на всю планету. Первый отряд, сделавший физико-химические анализы, не смог его обнаружить, потому что не имел нужных приборов. Да и сейчас мы их не имеем. Я вывела существование излучения логически, по косвенным признакам. Но оно есть, за это я ручаюсь. Степень его, очевидно, слаба, однако длительное облучение многих поколений такриотов привело к затормаживанию их умственного развития. Механизмы этого воздействия придется еще изучать. Отсюда и диспропорция между вполне современным внешним видом аборигенов и их недоразвитым мозговым аппаратом. Приступы безумия тоже от этого. Землянам, разумеется, это излучение ничем особенным не грозит: несколько лет – ничтожный срок. Но тоже приятного мало. Кстати, не случайно дальние племена способнее живущих у болота: у них напряженность поля слабее. Вот вам и двести сорок восьмая теория.

– Согласен! – сказал профессор. – Со всем согласен, Примем это за рабочую гипотезу. Но вы не раскрыли еще одно: кто и для чего привез киберы на эту планету?

– Они охраняют что-то, что скрыто на дне болота. Это я тоже прочла в их программе. Там какая-то тайна…

– Вы уверены в этом? И в том, что болото хранит тайну?

– Вполне. В конце концов, я сделала то, с чего должна была начать. Я поднялась над болотом на три тысячи метров и посмотрела вниз.

– И что же вы увидели?

– Болото идеально круглой формы. Оно искусственного происхождения.

 

ВЗРЫВЫ НАД ПЛАНЕТОЙ

Буба вернулась какой-то тихой, задумчивой и, кажется, повзрослевшей. В племени она сумела сохранить опрятным костюм и даже чистенькую ленточку в волосах. Войдя, она робко взглянула на Ирину, потупилась, не зная, куда девать руки от застенчивости, и вдруг бросилась к ней на шею. Ирина была растрогана. Она и сама успела соскучиться.

– У них у всех так, – сказала Мимико, проскользнув в комнату вслед за девочкой. – К хорошему привыкают быстро, но и к своим тянет. Страшно быть окончательно вырванным из родной обстановки. И начинается душевный надлом, метания и бессонные ночи. Древний инстинкт зовет в племя, назад в привычный мир. Но жить первобытной жизнью они уже не могут. Человек добровольно не отказывается от лучшего, прогрессивного, завоеванного в борьбе, особенно если это борьба с самим собой. Кроме того, что ни говори, комфорт есть комфорт. Ванна – это не только приспособление для мытья, а еще и отличный пропагандист… Эти душевные переживания благотворно влияют на их развитие

– человек рождается в муках. В конце концов все кончается благополучно. Они нащупывают золотую середину, начинают лавировать между Базой и племенем и вновь обретают душевное равновесие. А став взрослыми, все-таки возвращаются обратно. Мы никого не принуждаем. Они сами осознают свой долг перед соплеменниками. Одни раньше, другие позже, но возвращаются все и становятся лучшими нашими помощниками.

Она сидела на диване, беспечно болтая ногами.

– Кстати, не знаешь, зачем нас вызвали?

– Знаю,– сказала Ирина. – Будет общее собрание.

Мимико скорчила очаровательную гримаску:

– Общее собрание! Замучили! Когда летела сюда, восторгалась: наконец-то романтика, приключения, жизнь, полная борьбы и тревог. В общем, сама знаешь… И как думаешь, с чего начали? Разумеется, с общего собрания. Опять небось будут тыкать носом в ошибки?

– Нет, нет, успокойся! – засмеялась Ирина. – На этот раз на повестке совсем другой вопрос.

Цивилизаторы, собравшиеся в клубе, начали уже ерзать на стульях и демонстративно покашливать, когда наконец появился профессор Сергеев. У него был озабоченный вид. Дождавшись тишины, он коротко рассказал об открытии, сделанном Ириной.

– …Честно говоря, товарищи, не хочется верить в эту гипотезу. Сердце протестует. Ведь это значит, что мы столько лет шли по неверному пути и загадка гибели цивилизаций так же далека от решения, как и раньше. Но… гипотеза объясняет абсолютно все, и, хочешь не хочешь, придется ее принять. Наш отрядный врач, проведя комплекс исследований, подтвердил влияние силового поля на умственное развитие такриотов. Такой же ответ дала и машина, когда в нее ввели все данные. Таким образом, можно считать это доказанным, а следовательно, необходимо ликвидировать Голубое болото. Если Ирина права, цивилизация планеты начнет бурно развиваться. Она должна в кратчайшие сроки перекрыть долгий период вынужденной задержки. Так утверждают законы диалектики. И тогда, возможно, на каком-то этапе цивилизация сделает неожиданный зигзаг, и мы, проанализировав его причины, раскроем наконец эту проклятую тайну. Так что не все еще потеряно. Но это в будущем. А сейчас перед нами задача: как ликвидировать болото? Землеройных машин у нас нет, а вездеходами канавы не выкопаешь. Получить машину с Земли мы сможем в лучшем случае через три месяца. Вот я и прошу решить: будем ждать эти три месяца или найдем другой выход?

Цивилизаторы молчали. Ирина с беспокойством вглядывалась в их озадаченные лица. Потом подняла руку Патриция.

– Разумеется, ждать нельзя. Мы и так слишком долго работали вхолостую. Но, насколько я понимаю, для осушения болота необходимо отвести питающий его ручей. По эту сторону горы его отвести некуда, значит, только по ту сторону. Но ручей является единственным источником воды для пяти племен, живущих между горами и болотом. Прошу это учесть.

– А конкретно что ты предлагаешь? – крикнул Буслаев, и у Ирины стало теплее на душе от его голоса. Этот по крайней мере был ее верным союзником.

– Конкретно я предлагаю, чтобы ты подумал, как это сделать, – ответила Патриция под общий хохот.

– Переселишь племена в другое место, – брякнул Буслаев.

Профессор покачал головой.

– Очевидно, излучение действует не только на такриотов, – вздохнул он, вызвав восторженное веселье присутствующих. – Будут ли другие предложения?

Слово взял отрядный врач – немолодой худощавый человек. У него было доброе лицо и совершенно лысый череп. Как многие медики, он не стал выращивать себе новые волосы: считал это негигиеничным.

– Излучения уже нет… пока нет, – поправился он. – Со вчерашнего дня патрульные роботы закрыли болото колпаком кси-поля. Планета лишилась одного из постоянных биофакторов. Но это до первой грозы. Если защита не выдержит, скопившееся излучение хлынет таким потоком, что… – Он развел руками. – Я считаю, что откладывать на три месяца просто опасно.

– То-то мои такриоты сегодня занервничали, – протянул кто-то.

– И мои, – отозвались в другом конце зала.

После короткого молчания встал Олле, очень спокойный светловолосый цивилизатор, которого Ирина почти не знала: он редко бывал на Базе. Мимико рассказывала, что пять лет назад такриоты убили его жену.

– Я думаю, есть способ. Ручей несет слишком мало воды, чтобы его серьезно принимать в расчет. Главное – спустить воду из болота. А это можно сделать, если устроить сток в восточной части со спадом в ущелье между горами. Потом, когда устраним источник поля и получим машины, можно будет сток закрыть, углубить дно и сделать отличное озеро.

– С вышкой для прыжков, – подсказал Буслаев.

– И даже с яхтами. Пора наконец устроить себе культурный отдых на воде. Вопрос лишь в том, как прорыть километровый канал?

– Ну вот, дорогой, откуда начал, туда и пришел! – рассердился профессор. – Мы же об этом и толкуем.

– И я о том же, – невозмутимо отозвался Олле. – Обойдемся и без машин. Взрывчатки у нас достаточно, а рабочая сила… такриоты. В конце концов, для кого мы стараемся? Вооружим их лопатами, и пусть трудятся на общее благо.

Это было настолько неожиданно, что все на мгновение онемели. Первой опомнилась Мимико.

– Правильно! Объединить племена на совместной работе! – возбужденно закричала она.

Поднялся шум. Каждый кричал, не слушая других. Мгновенно образовалось два лагеря. Одни считали, что такриотов невозможно организовать на работу, не приносящую видимых благ, что они просто не доросли до этого. Другие были в восторге от этой идеи. С большим трудом Сергееву удалось восстановить тишину.

– Спокойней, товарищи, спокойней! – заговорил он, вытирая вспотевший лоб. – Истина рождается в споре, но не в таком бурном. Предложение, несомненно, интереснейшее, но и опасения вполне обоснованны. Олле предлагает не более и не менее, как произвести революцию в психологии такриотов. Как это сделать, мы пока не знаем. Готовы ли они к этому, тоже еще неизвестно. Ясно одно: если уж решаться на этот эксперимент, то лучшего момента не подберешь. Исчезновение излучения изменило биосферу планеты, что не могло не отразиться на психике аборигенов. Сейчас она наиболее восприимчива к любому сдвигу. И мое мнение – проводить эксперимент.

– А пиявки? – крикнул кто-то.

– Пиявки? – внушительно сказал Буслаев с высоты своего огромного роста. – Все дипломатические переговоры по этому вопросу будет вести мой робот. Известно ведь: робот роботу глаз не вышибет.

– Решено! – объявил Сергеев. – Назначаю комиссию в составе Олле, Ирины и Буслаева. Через два дня прошу представить план работ. Всем остальным

– готовить племена.

Через несколько минут мобили один за другим начали взмывать в небо.

…Над планетой загремели взрывы. Вывороченная земля ложилась жирными отвалами, намечая трассу будущего канала. Ирина, Олле, Буслаев и еще несколько человек, веселые и перепачканные, таскали заряды, закладывали их по трассе и дружно падали в траву, когда сигнальная ракета прочерчивала над головой дымный след.

На Базе срочно готовили огромный свинцовый бак, чтобы поместить туда пиявок и сохранить их для науки.

А потом с гор потянулись племена. Это было необыкновенное зрелище. Первобытные люди размахивали новенькими лопатами. Впереди, кривляясь и выкрикивая заклинания, двигались шаманы. Лопат они, разумеется, не несли.

Нелегко было убедить такриотов продать свой труд. Три племени так и не удалось уговорить, остальные сдались после долгой и упорной работы. Они никак не могли понять, зачем нужно копать землю за оленьи туши, когда эти туши можно добыть в лесу с гораздо меньшим трудом. Единственный козырь землян – бесперебойное снабжение пищей и ликвидация таким образом даже кратковременного голода – впечатления не производил. Такриотам не в диковинку было голодать, когда охота оказывалась неудачной. И вряд ли удалось бы их убедить, если бы не… женщины. Они раньше мужчин поняли все выгоды предложения «людей с неба», тем более что на работу приглашали не их. И впервые голоса женщин зазвучали на советах племен. И вот теперь шаманы вели свои племена.

– А вон и наш общающийся с богами, – тихонько сказала Буба, невольно отступая за спину Ирины.

Удивительно, как этот старик сумел сохранить величавость даже во время кривляния. На всякий случай он надел свой плетеный комбинезон – шаман был предусмотрительным. Но он зря беспокоился. В опасную зону такриотов не пустили: здесь работали земляне.

– Начнем? – спросил Сергеев, доставая пистолет.

Буслаев придержал его руку:

– Подождите, кто-то летит.

Со стороны Базы вырастало красное пятнышко мобиля. Он опустился на траву, и из него выскочила Мимико, растрепанная и взволнованная.

– Стрелка! – кричала она, махая руками. – Стрелка пошла!

Она ожидала взрыва восторга, но все молчали, и она сама растерянно замолчала. И только вглядевшись в лица товарищей поняла, что это молчание красноречивее любых слов. Стрелка, столько лет примерзшая к одной цифре, двинулась по шкале. Ей сужден далекий путь. Из года в год, из века в век будет она завоевывать миллиметр за миллиметром. Иногда замирая, иногда откатываясь назад, а потом рывком возвращаясь, упорно будет она стремиться к дальнему концу шкалы, достичь который невозможно, потому что эта шкала не имеет конца.

– Ну что ж, – сказал Сергеев, – мы выиграли первый бой. Цивилизация вступила в товаро-обменную фазу, и теперь ей не грозит гибель, если, разумеется, не произойдет неожиданного зигзага. Впрочем, мы ведь останемся здесь.

Он выстрелил из пистолета, и тысячи лопат, сверкнув на солнце, вонзились в землю. Свежий ветер погнал по планете строительную пыль.

Цивилизаторы трудились наравне с такриотами, на ходу обучая их, как правильно держать лопату, как экономить силы. Ирина и Патриция работали рядом, Мимико хлопотала возле полевой кухни.

– Глянь-ка! – кивнула Патриция.

Ирина обернулась. Над головами работающих взлетали огромные куски земли и с гулом падали далеко в сторону. Это Буслаев орудовал лопатой, сделанной по собственным чертежам. Поймав взгляд Ирины, он задорно подмигнул ей.

Остановившись передохнуть и выплюнуть пыль, скрипевшую на зубах, он заметил молодого такриота, задумчиво опершегося на лопату и будто не замечающего суеты вокруг.

– Нук, ты чего это разнежился? До обеда еще далеко.

Нук перевел на него напряженный взгляд:

– Общающийся с богами не так спрашивал богов. Плохо спрашивал. А может, боги с ним и разговаривать не хотят. Молодой, а дурак. Нас с Ваком плохо судил, неправильно, и боги отвернули от него свое лицо. Не то говорить стал, не то делать стал. Земли ковырять много взял, еды мало. Другого надо. Умного, Такого боги любить будут. Такому боги скажут: еды много надо, земли

– мало.

– Так, так! – сказал Буслаев, озадаченно почесывая затылок. – Сомневаешься, значит, не продешевил ли шаман? Это хорошо. Это, брат, даже здорово! Сомнение – это критическое отношение к окружающей действительности. И честолюбие – это тоже хорошо. Может, стоит создать для тебя должность вождя племени? Пусть у нас будет не только духовная власть, но и светская.

К его изумлению, такриот все понял. Он тут же отшвырнул лопату и стал покрикивать на сородичей.

– Э, нет, так дело не пойдет. Предводитель должен быть всегда впереди и делать все лучше всех.

Нук, схватив лопату, начал усердно копать. Буслаев усмехнулся и вдруг застыл с разинутым ртом. Он внезапно понял, что произошло на его глазах.

Сначала племена держались обособленно, оставляя между собой участки «ничьей земли». Потом постепенно перемешались, и уже шаманы обеспокоенно забегали по границам участков, пытаясь отделить своих от чужих. В конце концов, сорвав голос и извозившись в земле, они понуро отходили в стороны, безнадежно разводя руками. Только шаман из племени Бубы, мгновенно сориентировавшись, сбросил балахон и схватил лопату. Впоследствии он будет забирать тройную порцию пищи, и никому не придет в голову оспаривать его право. А излишки станет менять на выделанные шкуры, благо идея обмена будет завоевывать умы такриотов. Человеку не нужно много шкур – только чтобы защититься от холода, да сделать мягкую подстилку на ночь. Но шаман будет набирать и набирать шкуры, на удивление всего племени, сам не понимая, для чего ему это нужно. Ему будет казаться, что если довольствоваться тем же, что и остальные, его авторитет упадет. И, наконец, он произнесет историческую фразу: «Это мое», после которой уже бессмысленно задумываться, зачем нужны человеку лишние вещи. Так начнется расслоение родового племени.

Последняя перемычка взлетела в воздух, и вода стала уходить из Голубого болота.

Каждое утро роботы кси-генераторами сворачивали защитное поле в невидимый шар, в котором билось скопившееся за сутки излучение, и выстреливали его в космос. Вслед за ними над болотом появлялись красные мобили. По веревочным лестницам спускались люди с сачками. И вот настал день, когда лоты не обнаружили ни одной пиявки. К этому времени в болоте не осталось и воды.

Обнажилось дно – черный глянцевый ил, на котором, как скошенное сено, лежала трава. Любопытное дно, понижающееся от середины к краям. Когда разгребли ил в самом высоком месте, на солнце заблестел шар около десяти метров в поперечнике. Он был твердым и непрозрачным, но испускал откуда-то из глубины голубое сияние. Это и был источник силового поля.

На дно спустился вездеход, обхватил шар механическими лапами и, проваливаясь в ил почти по крышу кабины, повез на Базу, в бак с пиявками. Там он уже не был страшен.

– А теперь что? – спросил Буслаев, когда шар был герметически закупорен в свинцовой камере.

– Копать! – ответила Ирина.

Теперь уже несколько вездеходов, переваливаясь с боку на бок, сползли на дно. В их лапах были длинные широкие скребки. С натужным воем, буксуя и проваливаясь в ямы, сгребали они черный ил от центра к краям. За пультами вездеходов, как металлические тумбы, торчали роботы. По берегам бывшего болота воздвигались плавающие бастионы. На третий день под одним скребком что-то блеснуло. Это была серая плотная поверхность. По характерному блеску инженеры определили; перекристаллизованный металл. Но прошла еще целая неделя, прежде чем весь ил был убран.

Снова взлетели мобили, и люди сверху увидели гигантский серый диск, свернутый из непрерывной, утолщающейся к центру спирали.

– Астролет! – ахнула Ирина.

– Дисковый астролет, – поправил Сергеев. – Очевидно, на аннигиляционной тяге. Мы пока еще не умеем делать такие.

Цивилизаторы молчали, подавленные размерами чужого корабля. Только Буслаев воскликнул с досадой:

– Эх, черт, не мы первые!

– Ерунда! Мы все равно первые! – задорно крикнула в микрофон Мимико.

Отчетливо был виден люк в том месте, где обрывался наружный конец спирали. Мобили заторопились на снижение. Ирина опустилась последней: ей почему-то было страшно.

– Рвать будем или резак возьмет? – деловито осведомился Буслаев, закатывая рукава. Василий не знал никаких сомнений – впереди была цель, и он шел к ней напролом.

Профессор усмехнулся, но тут же усмешка сбежала с его губ, и он с непонятным сожалением взглянул на цивилизатора.

– Ни взрывчатка, ни плазма не понадобятся. Мы не войдем, даже если люк сам распахнется. И никто не должен близко подходить к кораблю. То, что мы сейчас здесь – уже нарушение… Объявляю местность радиусом сто метров вокруг запретной зоной.

Это было так неожиданно и так непонятно, что Буслаев онемел, да и остальные были поражены не меньше. Ирина во все глаза глядела на начальника отряда, и в душу ее проникало предчувствие чего-то грозного. Так еле заметная прозрачная дымка на море предвещает бурю. Куда девался веселый, дружелюбный, сердечный человек? Этот суровый взгляд, плотно сжатые губы, резкая вертикальная складка, перерезавшая лоб…

– Но почему? – рванулся к нему обретший голос Буслаев.

Сергеев только взглянул на него, и великан замолчал и отступил в толпу цивилизаторов, озадаченно хлопая ресницами. Послышался ропот. Люди были недовольны: они не понимали действий начальника. Но Сергеев не стал объяснять.

– Все, кто имеет роботов, самое позднее через три часа должны привезти их сюда. Остальные – на Базу. Отлучаться запрещаю. Я остаюсь здесь до прибытия роботов. Вместе со мной Олле, Томас, Патриция.

И все. Это было сказано тоном, не допускающим пререканий. Цивилизаторы нехотя потянулись к своим мобилям. Ирина взлетела одной из первых. Она была обижена. Ее задело, что Сергеев не объяснил ей, открывательнице, причин своего запрета и не оставил с собой. Уж кто-кто, а она имеет право на откровенность. Но где-то в глубине души она понимала, что действия начальника имеют под собой серьезные основания. Так велик был авторитет Сергеева, что ни у Ирины, ни у Буслаева, ни у любого другого не возникло и мысли оспорить его приказания. Даже выбор людей, которых он оставил с собой, свидетельствовал о скрупулезной продуманности: это были самые спокойные, самые хладнокровные, самые дисциплинированные цивилизаторы.

Когда все улетели, четыре мобиля поднялись над болотом и патрулировали до прибытия роботов. Расставив их по периметру и дав задание не пропускать никого без кодированного пароля, Сергеев с помощниками вернулись на Базу. Там их поджидали взволнованные цивилизаторы. Избегая встречаться с кем-нибудь взглядом, Сергеев быстро прошел сквозь толпу и заперся в своем кабинете.

Солнце уже клонилось к закату. Его лучи, как всегда по вечерам, высвечивали верхушки ближнего леса, делая их резкими и четкими, как на гравюре. Сергеев подошел к окну и прижался разгоряченным лбом к прохладной поверхности стекла.

Надо было перевести спутник наблюдения на другую орбиту и остановить его над болотом. Надо было дать задание оставшимся на Базе роботам расставить вокруг астролета треножники с прожекторами. Надо было сделать еще много неотложных дел до общего собрания, на котором необходимо убедить цивилизаторов, что в их жизнь вошла грозная неизвестность. Именно убедить, приказаниями можно все испортить: до сих пор в отряде не приказывали. Только люди, осознавшие всю серьезность положения, не допустят ни одного, даже самого мелкого опрометчивого поступка. Для этого надо собрать всю волю, все силы. А сил не было.

Он был потрясен тем, как точно сбылись его опасения и надежды. С того самого мгновения, когда он понял, что пиявки – это киберы, запрограммированные на охрану скрытого в болоте объекта, он знал, что это за объект. И неумолимая логика предсказала весь дальнейший ход событий, ход, который он не мог повернуть, если бы даже захотел.

Сергеев распахнул окно, закурил трубку и сел на подоконник, не отрывая взгляда от четкого, словно нарисованного на розовом фоне зари леса, за которым лежал чужой астролет.

Логика. Почему-то укоренилось глубоко ошибочное мнение, будто человеку свойственны алогичные поступки. Будто только роботы, исходя из определенной начальной посылки, действуют по логически обоснованной программе, определяемой либо изменением окружающей действительности, либо естественным развитием событий, либо конечной целью. И в этом-де основное отличие человека от машины, пусть даже наиболее совершенной, способной самосовершенствоваться, с неограниченными степенями свободы.

Тот, кто утверждает это, не знает ни машин, ни человека. Люди так же не свободны в своих поступках, как и роботы. Все их поведение, взгляды, мысли обусловлены тысячевековым ходом эволюции, теми канонами мировоззрения, которые выработались за эти вереницы веков. Той общественной формацией, при которой они живут. И если каждый индивидуум в отдельности может отступать от «средней» линии в силу особенностей своего характера, то коллектив на любое внешнее отклонение реагирует однозначно. Человек – раб земной логики. Земной! Она определяет его мировоззрение и поступки. В этом его сила и слабость.

Вот и цивилизаторами руководит именно земная, человеческая логика, когда они рвутся открыть люк чужого астролета. И забывают при этом, что корабль построен существами, живущими по совсем другим законам. А люди переносят на них свои, земные критерии. Корабль охранялся? Ну и что? Мы тоже оставляем роботов охранять наши корабли на чужих планетах. Но, наверное, у пришельцев эта охрана не ограничивается такими, в общем-то, примитивными приспособлениями, как пиявки. А куда девался излишек воды, которую ручей нес в болото? Раньше мы думали, что он испаряется или уходит в подземную реку. А если вода разлагается и потом синтезируется в корабле на вещества, питающие какие-то установки? Что произойдет теперь, когда питание прекратилось? Никто не подумал об этом. Потрясенные встречей пусть не с живыми представителями чужой высокоорганизованной цивилизации, но с продукцией ее технического прогресса, земляне, в силу своей неопытности, не задаются вопросом: какими они могут быть, хозяева этого корабля? Они полагают, что узнают это, побывав в корабле, не подозревая, чем чревато такое «знакомство». Ведь даже на гуманоидной Земле технический прогресс всегда опережал общественное сознание.

Сергеев слез с подоконника и, выбив о ладонь погасшую трубку, подошел к книжному шкафу. Отдернул бархатную шторку, раздвинул стекла. Из всей мебели в этом кабинете книжный шкаф – единственный – не имел никакой механизации. Ни автоматического каталога, ни подающего устройства, ни проекционного аппарата. Это был старинный бесхитростный книжный шкаф, сработанный где-то в конце двадцатого столетия, и устроен он был так, чтобы хозяин мог не только получить нужную книгу, но и просто полюбоваться на тесно прижавшиеся друг к другу корешки.

На средней полке стояла одна из самых любимых серий профессора – «История человечества»: толстые тома в плотных зеленых переплетах; они вобрали в себя весь путь эволюции от пещерных костров до космических кораблей. Сергеев не стал вынимать книги. Он просто медленно прошелся вдоль шкафа, скользя ладонью по лакированным торцам.

Древний Египет… Пирамиды, скрывающие в своих каменных недрах необъятные разумом сокровища. Зачем они мумиям, которые уже лишились желаний? А на земле столько еще обездоленных… Безлунной ночью человек пришел к пирамиде и дерзко ударил ломом в ее каменную броню. Пробит лаз в стене, найден ход в гробницу. Узкий, извилистый ход, наклонно падающий к центру. Еще несколько десятков локтей, и откроется усыпальница. Жадные, нетерпеливые руки уже предчувствуют, как они сбросят крышку саркофага, небрежно вывалят на пол мумию того, кто был воплощением бога на земле, сорвут золотые украшения… Грабитель, забыв осторожность, лихорадочно рвется вперед, благо ход очистился и не надо отбрасывать с пути камни и песок. И в этот момент тяжелая глыба, бесшумно скользнув по смазанным жиром деревянным полозьям, намертво придавливает к полу его пальцы. Только пальцы, так рассчитано. И не вырвешь их, не освободишь. С каждым рывком камень оседает все глубже, и хруст раздавливаемых костей заглушает крики боли. Все, попалась мышка. Человек не убит. Он жив, он может стонать, может кричать, может ругаться. Ему просто не уйти уже с этого места. И он стонет, кричит, ругается. У него только один выход: отгрызть собственные пальцы. И, осознав это, человек решительно пускает в ход зубы. Но древние строители предусмотрели все. Они логически воспроизвели все поступки грабителя. И когда человек, истекая кровью, освобождается наконец из ловушки, сзади опускается еще одна глыба, отсекая обратный путь. Фараону нужны слуги и в том, другом мире.

Позднее средневековье… Эпоха великих художников и мыслителей. Раскрепощенная мысль расколола хрустальную небесную твердь, вырвала золотые гвозди, что прибил сам господь, и пустила звезды по своим извечным путям. А результат – костер на площади цветов.

Двадцатое столетие… Люди поднялись в воздух, овладели электроэнергией, скальпелем физических опытов рассекли на части атом… И две мировые войны, самые страшные за всю историю человечества. И все это на Земле, где доброта возведена в канон. Что же говорить о планетах, где в канон возведено зло? Есть же, наверное, такие планеты. И эта девочка, сама еще не понимающая, что она открыла, обижается, что ее не оставили дежурить у чужого корабля…

Сергеев вздохнул, отошел от книг и, включив микрофон, приказал всем собраться в зале.

 

КОМИССИЯ ПО КОНТАКТАМ

Сергеев и сам не ожидал, что ему так трудно будет подняться на возвышение за председательский стол. Сотни глаз в напряженной тишине смотрели на него. Сотни глаз, выражающих одну мысль…

Положив принесенные с собой предметы на стол, начальник отряда оглядел зал, намеренно затягивая паузу. Он так и не успел подготовиться к разговору, привести себя в то волевое состояние, когда чувствуешь, что добьешься своего, и поэтому начал резче, чем намеревался:

– Давайте договоримся сразу: менять свое решение я не буду. Да это и не моя прихоть. Есть такая вещь, как «Инструкция по контактам», – Сергеев поднял со стола небольшую книжку, – в которой прямо сказано, что общение с инопланетянами, а также осмотр всех принадлежащих им предметов может производиться только специальной комиссией, назначаемой Ученым Советом Академии Космических Работ… Что такое, Буслаев, вы опять чем-то недовольны?

– Да, недоволен, – прогудел Василий, неуклюже вылезая из тесного кресла. – Вы упустили из виду, что мы тоже изучали эту инструкцию и даже сдавали по ней экзамены в АКР, прежде чем отправиться на Такрию. И я еще не забыл пятнадцатый параграф, в котором сказано, что первичный осмотр всех предметов неустановленного происхождения производится комиссией из членов отряда под председательством начальника. А уж потом эти предметы, если будет установлено их неземное происхождение или происхождение вообще не будет установлено, передаются в Ученый Совет АКР. Я понимаю, что делаю изрядную натяжку, поскольку астролет явно инопланетный, так что ничего неустановленного тут нет. Но формально-то мы имеем право… Тем более, что до рейсового звездолета еще десять дней. А пока он довезет рапорт в академию, пока явятся эти высокоученые мужи… В общем, я предлагаю осмотреть корабль самим и составить описание, чтобы комиссия еще на Земле могла подготовиться.

– Правильно! – поддержал кто-то из зала.

– Чепуха! – возразили в другом конце. – Мы в этом совершенно не компетентны.

– Но ведь интересно же, ребята…

– Да и что тут особенного? Ну, зайдем, посмотрим и уйдем…

– Нельзя, поймите же вы наконец! Мы можем таких дров наломать…

Сергеев с улыбкой наблюдал этот разнобой мнений. Все идет как надо. В конце концов коллектив придет к однозначному решению. Он перевел взгляд на все еще стоящего Буслаева и поднял руку, прекращая шум.

– Что вы надеетесь увидеть на корабле и что собираетесь описывать?

На это у цивилизатора оказался четко подготовленный ответ:

– Наконец-то человечество столкнулось с цивилизацией, стоящей на равной, а то и высшей ступени развития. Жаль, конечно, что они давно погибли, но корабль-то остался. Вот он, рядом. Остались приборы, карты, книги или другие средства информации. Человечество почерпнет для себя много нового и полезного. И поскольку мы открыли этот астролет, нам по праву принадлежит честь первыми войти в него.

Цивилизатор сел, и Сергеев почувствовал, что его слова убедили многих. Убедили не логикой, ее-то как раз не было, а той эмоциональностью, которая так часто в спорах побивает все остальные доводы. Сможет ли он найти слова прямо противоположные, но несущие не менее убедительный эмоциональный заряд? Нельзя же признаться, что он просто боится? А впрочем, почему нельзя? Если понадобится, он скажет. Даже больше, он обязан это сказать. Но пока он сказал другое.

– Почерпнет много нового, говорите? А ну-ка подойдите сюда, Буслаев, покажите, как это делается.

Василий пожал плечами, но поднялся к столу.

– Представьте себе, что вы уже побывали в корабле и вынесли оттуда вот этот прибор. Определите, для чего он служит, какие принципы заложены в его работе, что мы можем почерпнуть. Предположим, что это изделие не стреляет и его можно безнаказанно вертеть в руках.

Цивилизатор осторожно взял в руки прибор совершенно непонятного назначения. На одном конце бронзовой подставки была закреплена градуированная дуга, на другом – подвижная стрелка. Стрелка скользила по дуге. Ясно было, что прибор определяет углы… А может, что-то другое? Повертев прибор так и эдак, Василий взлохматил бороду и задумался.

– Ну, ну? – торопил профессор.

– Сложная штука… Углы находит, – неуверенно пробормотал Буслаев, чувствуя себя очень неуютно под пристальными взглядами всего зала. То, что казалось таким легким и интересным, оборачивалось совершенно неожиданной стороной. – А-а-а… понял. Вы все-таки побывали в астролете и захватили там это. Вот видите, а нам запрещаете.

Сергеев рассмеялся и отобрал у него прибор.

– Вот до чего можно договориться, когда не знаешь, что сказать, – добил он Буслаева при общем смехе. – Разумеется, мы не были в корабле. А этот прибор изготовлен на Земле, в семнадцатом веке. Это секстант. С его помощью древние мореплаватели определяли свое положение в океане. Вот видите, Буслаев, даже земное изделие, изготовленное людьми с родным вам складом мышления, вы не смогли определить. Что же вы поймете в инопланетном корабле, где все другое – и мышление, и логика, и математика?

– Ну, математика, положим, везде одинакова. Дважды два на любой планете четыре, – бросила с места Патриция.

– Ошибаешься, Пат. Это вовсе не обязательно. Хотя быпотому, что обитатели другой планеты могут не пользоваться умножением. У них могут быть совсем другие математические действия, совсем другие числа. И обязательно, я настоятельно подчеркиваю это, совсем другой строй мышления, совсем другая логика. Вдумайтесь в это: другая логика. Вы ожидаете, что, открыв люк звездолета, попадете в переходную камеру, а за ней в коридор, ведущий в жилые помещения, двигательные отсеки, рубку управления и так далее. А на самом деле люк может открываться прямо в атомный реактор. Ведь даже внешне этот корабль ничуть не напоминает наши. Поняли, чего я опасаюсь? Не реактора, разумеется, с этим мы еще справимся, но любой другой, гораздо более гибельной неожиданности. Неожиданности для нас, а для них это будет вполне логически обоснованно.

– Но это значит, что мы никогда не сможем понять друг друга! – взволнованно крикнула Мимико.

– Все может быть, – жестко ответил Сергеев и, заканчивая совещание, сказал: – Так что обследование корабля будет проводиться комиссией, присланной с Земли. Возможно, в нее будут включены и наши люди, но руководить доверят человеку опытному, специально к этому подготовленному. А вас, друзья мои, прошу возвратиться в племена и продолжать работу. Мы не должны забывать, что основная наша цель – такриоты.

Сергеев и сам не знал, сумел ли убедить цивилизаторов. Во всяком случае, споров больше не возникало, люди спокойно направились к стоянке мобилей. Буслаева он попросил задержаться, увел в кабинет и долго с ним о чем-то беседовал. Цивилизатор вышел от него потрясенный, безжалостно теребя спутанную бороду.

Странные дни наступили на Базе. Она словно вымерла. Цивилизаторы не показывались. Возможно, каждый интуитивно оберегал себя от соблазна лишний раз взглянуть на чужой корабль, а может, были и другие причины. Ирина знала, что в племенах возникли осложнения. Излучение исчезло, и освобожденный разум наверстывал упущенное. Поведение такриотов менялось, и землянам приходилось напряженно констатировать каждый неожиданный сдвиг, вовремя и правильно реагировать на него.

Только один человек постоянно мелькал на Базе, прилетая туда в самые неожиданные моменты и так же неожиданно исчезая. Это был Буслаев. Какие-то таинственные дела связывали его с начальником отряда. Они постоянно запирались в кабинете, обменивались в столовой понимающими взглядами или произносили фразы, которые непосвященным невозможно было разгадать. Ирине запомнилась одна такая фраза. Буслаев только что прилетел и в поисках Сергеева ворвался в столовую, где в это время была и Ирина.

– Вы правы: берега под сорок пять градусов! – еще с порога заорал он и осекся под предостерегающим взглядом.

Ирина догадывалась, что вся эта тайная возня ведется вокруг астролета, но не могла понять, какие еще заботы могут волновать профессора. Сергеев не посвящал ее в свои секреты, и она из гордости не подходила к нему. Но Буслаев, Буслаев… Он тоже явно избегал ее, ограничиваясь короткими приветствиями, когда они нечаянно сталкивались.

«Ладно, придет и мой черед! – мстительно думала Ирина. – Ты у меня еще попляшешь!»

Снова, как перед разгадкой секрета пиявок, она часами сидела у себя на диване, уставившись в одну точку, или бродила по коридорам, натыкаясь на углы. Буба блаженствовала без присмотра, делая все, что вздумается. Теперь, когда База опустела, девочка чувствовала себя хозяйкой в этом огромном доме. Даже Сергеев, которого побаивались все, не внушал ей никакого почтения.

Ирина и сама не понимала свое состояние. Ведь она сделала крупное открытие. Пусть нечаянно, пусть независимо от своих намерений, но имя ее теперь вписано в историю науки. А радости не было. Той ликующей радости ученого, созерцающего блистательные результаты своего труда. Но ученый ликует, когда его работа служит на благо людей. А ее открытие влекло за собой такие последствия, что у Ирины тревожно сжималось сердце. Там, за лесом, лежит чужой корабль, погибший много тысяч лет назад. Скоро люди войдут в него и узнают, на какой планете живет такая же высокоорганизованная цивилизация, с которой надо вступать в контакт. Надо! Логика человеческой эволюции определяет этот шаг. А какие последствия он принесет для землян? Найдем ли мы общий язык с чужими или натолкнемся на чужое, враждебное непонимание? И не врежутся ли в пространство астролетыдиски, мчась к Земле отнюдь не с добрыми намерениями? Только теперь Ирина начала понимать, как детски наивно было их стремление сейчас же забраться в чужой корабль. Теперь она чуть ли не жалела, что исследование пиявок привело к такому финалу. Куда было бы спокойнее, если бы чужой корабль остался лежать под толщей воды Голубого болота.

А дни бежали за днями, и события следовали своим чередом. С Эйры пришел рейсовый грузовик и, побыв, как положено, два дня, ушел на Землю. Ничего не подозревающие пилоты везли рапорт Сергеева в обычном конверте, даже без грифа «секретно». Только адрес был слегка изменен: не в Ученый Совет АКР, а лично председателю совета. Непосвященному это ни о чем не говорило, но Сергеев знал, что в академии его письмо будет доставлено адресату быстрее любых других бумаг.

Все эти дни он исподтишка наблюдал за Ириной, за теми процессами, что преображали ее. И однажды, вызвав ее к себе, рассказал все. И чего ожидает, и чего боится, и чем занимается Буслаев. Ирина была потрясена, но профессор не дал ей времени на переживания.

– Я запрещаю вам думать об этом, – сурово сказал он. – И знаю, что вы сможете управлять собой. Никому ни слова. Нам предстоят еще сложные дни, и незачем заранее волноваться и волновать остальных. Берегите себя для будущего. А сейчас вам необходимо заняться делом. Посторонним делом, вне обычной вашей сферы. Летите к девчонкам. Они затевают там что-то страшно революционное. Помогите им, и для дела будет польза и сами рассеетесь.

Ирина послушалась и, захватив Бубу, улетела к Мимико и Патриции. Девушки решили провести опыт, к которому давно готовились: поселить своих воспитанниц в отдельном доме. Патриция уже научила Качу делать шалаш. Теперь шесть женщин, пользуясь доступными такриотам инструментами, соорудили легкий деревянный домик на берегу ручья, и девочки перешли туда. Там было, разумеется, не так удобно, как на Базе, поскольку приходилось рубить дрова для печи и таскать воду ведрами, зато такой дом могли сделать такриоты сами, если… захотят поселиться в нем.

– Мы не строим никаких иллюзий, – объяснила Патриция. – И это, и следующее, и еще несколько поколений будут продолжать жить в пещере. Разве что найдутся один-два особо бесстрашных последователя. Мы хотим просто создать прецедент. Дом будет стоять, возбуждая любопытство, и легенды будут рассказывать, что когда-то в нем жили такриоты. Не люди с неба, а такриоты… И в конце концов легенды сделают свое дело. А может, все это произойдет раньше. Кто знает…

Девочки с удовольствием зажили маленькой коммуной. Скучать им не приходилось. Они целыми днями принимали гостей, а их было немало. Все жители пещеры побывали в доме, приходили даже из соседних племен. И странное дело, их не трогали. После совместной постройки канала племена перестали враждовать. Весть о том, что любое племя может сделать себе такие же деревянные пещеры, как у «людей с неба», мгновенно облетела планету. Разумеется, для этого больше всего постарались цивилизаторы. Такриоты придирчиво и настороженно оглядывали непривычную обстановку. Особенно их поразила печь. Нехитрое устройство с дымоходом и плитой, на которой так удобно готовить и можно сделать такие вкусные вещи, наполняло такриоток непривычным сознанием собственной значимости. У этого каменного сооружения они не только не уступают мужчинам, но превосходят их. Здесь они хозяйки. А главное, мужчины целиком будут зависеть от них. Ведь если раньше любой такриот мог сунуть кусок мяса в уголья, то теперь только женщины владеют секретом вкусной стряпни на плите. А кто же, отведав раз эти блюда, согласится снова питаться полусгоревшим мясом! Кроме того, чистота… Какая это, оказывается, замечательная вещь! Каждая такриотка втайне представляла себя на месте девочек – беленьких, с уложенными волосами, в опрятных передничках, ловко орудующих ухватами и вениками. Мужчины были более сдержанны в своих эмоциях. Они опасливо поглядывали на деревянные кровати и отходили, разочарованно покачивая головами. С этих странных возвышений так легко свалиться во сне. Нет, не нравилось им здесь, и они угрюмо отмахивались от взволнованных женщин.

Через несколько дней цивилизаторов, спавших в палатке, разбудил стук топора. Патриция приподняла полог и, ахнув, замахала подругам, приглашая их посмотреть.

Шаман рубил деревья. Сбросив свой травяной балахон, он остервенело кромсал упругие стволы. Хитрый старик понимал, что все его могущество держится до тех пор, пока он окутан дымкой таинственности. Ведь необычное, непонятное всегда внушает если не уважение, то хотя бы страх. А теперь, когда осушено болото и страшных пиявок, как беспомощных рыб, побросали в большую корзину, когда простые девчонки живут так же, как могучие «люди с неба», какое уж тут уважение! Эдак любой может стать «общающимся с богами». Секрета тут никакого. А значит, все племя очень скоро узнает, что боги никогда не нисходят к людям. Что же тогда будет? И, злобно ухая при каждом взмахе, шаман сооружал себе жилище огромных размеров, не заботясь ни об удобствах, ни о каких-либо пропорциях. Лишь бы побольше, помассивней, чтобы один вид внушал почтение. Он валил деревья не каменным топором, а стальным, очевидно украденным у землян во время постройки канала.

– Мне даже страшно! – тихонько сказала Мимико. – Такое бурное развитие с тех пор, как прекратилось излучение! Вот-вот они перескочат в феодальный строй, минуя рабовладельческий. По крайней мере первый замок возводится лет на сто раньше, чем мы рассчитывали.

Патриция покачала головой:

– Они не повторят нас, пойдут своим путем. Собственно, они шли им с самого начала. У них, например, нет вождей, одни шаманы. Так что это не феодализм, это что-то новое, такого у нас не было. Мы даже не знаем, как это называется.

– Было бы явление, а название изобретут, – усмехнулась Ирина.

Постепенно напряжение оставило ее. Эксперимент девушек оказался настолько увлекательным, что Ирина как-то незаметно забыла и страхи, и сомнения, и даже смогла не думать о тех неожиданных догадках, которыми поделился с нею профессор. Поэтому однажды утром она не сразу поняла, почему Сергеев так взволнованно кричит в микрофон, требуя ее немедленного возвращения на Базу. Впрочем, он звал не только ее, он звал всех.

С Земли прилетел председатель комиссии по контактам. А членами комиссии, по рекомендации Сергеева, назначили, кроме него, Ирину, Буслаева, Патрицию и Олле.

 

«СЕЗАМ, ОТКРОЙСЯ»

Солнце еще только поднялось над горизонтом и розовая заря еще сползала с неба, когда группа землян подошла к овальному люку чужого астролета.

Впереди косолапо, выворачивая ступни, шагал председатель комиссии по контакту академик Козлов. Облачка пыли взлетали каждый раз, когда его ноги грузно вбивались в землю.

Ирина давно знала Козлова. Он читал лекции в АКР, принимал экзамены. Но до сих пор она не переставала удивляться, сколь щедро природа наградила этого человека. Беспристрастная статистика вывела удивительную закономерность: восемьдесят процентов выдающихся людей не обладает ни крупными размерами, ни большой физической силой. Козлов в этом смысле составлял счастливое исключение.

Огромного роста (даже Буслаев стушевывался перед ним), широченного размаха плечи, с громовым голосом и неуемной натурой он поражал воображение.

На его массивном, шишковатом лице с толстым носом и пышными, спадающими вниз усами сверкали неожиданно маленькие, как светлые бусинки, глазки. И каждый, на кого падал взгляд академика, чувствовал себя будто перед рентгеновским аппаратом.

Сам гигантских размеров, Козлов уважал крупных людей. Поэтому с Буслаевым они с первого же дня сделались большими приятелями. Обоих роднили бесшабашные характеры и отчаянная смелость. К тому же академик оказался завзятым бильярдистом, и каждый вечер в клубе раздавался громкий стук сшибающихся шаров. Сражались по всем правилам: проигравший лез под стол, невзирая на чины и звания. Зато Ирина в присутствии академика никак не могла подавить в себе чувства, будто не выучила урок.

Козлов прилетел неделю назад, но только сегодня комиссия впервые подошла к астролету. Первым делом председатель захотел подробно ознакомиться с историей находки корабля. Он выслушал отчет Ирины, досконально изучил журнал и долго ругал ее за допущенные ошибки, нагромождение нелепости на нелепость, как он выразился. По его словам выходило, что понять, кто такие пиявки, можно было сразу, чуть ли не в первый же день. А кончил тем, что объявил, что Ирина все-таки молодец, что у нее аналитический ум, «только вам его еще шлифовать и шлифовать, дорогая», и расцеловал ее. Слишком горячо, по мнению Буслаева.

После этого Козлов слетал к астролету, обследовал ручей, который, как обнаружил Василий, был искусственно создан из выведенной на поверхность подземной реки, подсчитал баланс воды и объявил, что, пожалуй, профессор Сергеев прав: пятьдесят процентов за то, что корабль обитаем. Главным доводом было то, что излишек воды никак не мог испариться, а следовательно, использовался в астролете.

– Друзья мои, мы ничего не можем утверждать с полной очевидностью и, к сожалению, не в состоянии абстрагироваться от наших, земных, канонов мышления. А по этим канонам ход событий ясен как на ладони. В самом деле, как поступили бы мы, земляне, если бы, скажем, произошла катастрофа и мы оказались не в состоянии взлететь с чужой планеты? Поставили бы корабль на консервацию и легли в анабиоз в надежде, что когда-нибудь нас отыщут.

– Но мы не стали бы уничтожать аборигенов ни своими руками, ни с помощью дрессированных рептилий на других материках, а на своем подавлять их развитие излучением. Ведь за это время такриоты создали бы развитую цивилизацию и оказали помощь пришельцам, – возразила Патриция.

Козлов энергично замахал руками.

– Правильно, дорогая. Мы бы не стали. А они сделали… предположим. А может, никакой аварии и не было. Может, пустой корабль нарочно оставлен на этой планете, как перевалочная база. С тех пор как осушили болото и вода перестала поступать в машины, прошло достаточно времени, но никто же не показался. Но даже если на корабле нет хозяев, мы не имеем права считать его пустым. Механизмы могут действовать по многочисленным программам, в том числе и программам встречи непрошеных гостей. – Он засмеялся, довольный смятением на лицах слушателей, и его маленькие глазки скрылись в набежавших складках.

– Послушайте, но так же нельзя! – решительно сказала Ирина, преодолевая в себе навязчивое ощущение невыученного урока. – И Сергеев и вы упорно подчеркиваете, что земной логикой не объяснить поведение инопланетных существ, что у них все другое и даже дважды два не четыре. Но не вы ли учили нас, что законы мироздания одинаковы для всех точек Вселенной и они должны осмысливаться единой логической цепью? На любой планете любое существо постигает, что камень всегда падает вниз, а когда заходит солнце, становится темно. И два яблока плюс два яблока всегда четыре яблока как ни считай: хоть на пальцах, хоть на щупальцах, хоть на электронно-счетной машине. Да, что говорить: разгадала же я тайну пиявок чисто логическими рассуждениями…

Она запнулась, не в силах выносить дальше насмешливого взгляда Козлова, и сердито отвернулась. Тогда академик добродушно загудел:

– Недавно вернувшаяся экспедиция обнаружила планету грушевидной формы в двойной звездной системе. Там камень падает не вниз, а вбок, – чем дальше от основного ядра, тем угол падения больше и в максимальном удалении составляет тридцать семь градусов. Передвигаться землянам по этой планете почти невозможно: почва под ногами всегда наклонена то в одну, то в другую сторону. И тем не менее там есть животная и растительная жизнь. А живи там Ньютон, он вывел бы совсем другой закон всемирного тяготения. Существа, имеющие щупальца неравной длины, могут создать математику скользящих чисел, недавно открытую профессором Лернером. По ней дважды два равно четырем только как частный случай из бесчисленного количества вероятностей. А если эти существа обладают к тому же инфракрасным зрением, то для них с заходом солнца темнота не наступит. Также должен разочаровать вас, дорогая, с пиявками. Боюсь, вы так и не поняли, как вам повезло. Не разгадали вы логику их поведения. Произошло простое совпадение, счастливая случайность. Не одежда спасала робота, шамана и вас. Что-то другое, гораздо более сложная цепь явлений, которую одежда только замыкала. Но выпади случайно из этой цепи одно звено… Впрочем, довольно об этом. У нас впереди много дел, а времени в обрез. Давайте распределим обязанности.

После этого жизнь на Базе завертелась чертовым колесом, как пожаловалась однажды вконец измученная Мимико. Неугомонный академик заставил работать всех. Ирине с Буслаевым и десятком других цивилизаторов досталось оборудовать наблюдательные посты и подготовить площадку для земного звездолета. Козлов хотел, чтобы диск инопланетян был в прямой видимости противометеоритных пушек. За три дня был расчищен и выровнен «пятачок» в полукилометре от болота, поставлены приборы лучевой посадочной наводки, и вчера наконец все было готово. Поднявшись с космодрома, земной корабль обогнул планету по орбите и приземлился точно на обозначенное место. Теперь там лет десять не вырастет ни былинки, зато за спиной комиссии по контактам, приближающейся к диску, грозно торчали аннигиляционные жерла. «Нужно ли это? Мы же идем к братьям по разуму», – сомневалась Ирина, но молчала. Даже Буслаев притих и за весь путь не проронил ни слова. Правда, ему было не до этого. Гигант тащил на плечах тяжеленный лингвистический блок, и чем ближе к кораблю, тем шаг его делался грузнее.

Не дойдя до корабля пятьдесят метров, академик остановился и сделал знак Патриции и Олле. Те молча разошлись в сторону, так, чтобы просматривать люк сбоку. Кобуры бластеров были у них расстегнуты. Остальные не несли с собой оружия. Проверив и коротким кивком одобрив их расстановку, Козлов повернулся и решительно зашагал к люку.

Серая бронированная пластина, закрывавшая вход в чужой астролет, стремительно надвигалась на них. По крайней мере так казалось Ирине. В этот момент, когда, чудилось, весь мир затаил дыхание, она никак не могла сосредоточиться на главном. Мысли путались, разлетались, как вспугнутые птицы. Почему-то внимание приковала тусклая желтая полоска по обводам люка. Зачем она? Имеет ли какое-нибудь значение?

Они стояли перед люком, перед чужим, неведомым миром. Что скрывается за этой серой матовой поверхностью?

– Никаких ручек, никаких углублений или запоров, – задумчиво проговорил Козлов, прикасаясь к металлу. – Или надо сказать просто: «Сезам, откройся»?

Он вздрогнул и невольно попятился, потому что в этот момент люк беззвучно скользнул вбок, и перед землянами открылся темный провал.

Буслаев, плечом оттерев председателя, подошел вплотную и заглянул внутрь.

– Мда… хоть глаз выколи, – с деланным смешком сказал он. – Но ведь приглашают…

– По-видимому, – согласился академик, в свою очередь отодвигая цивилизатора. – И мы войдем. Отступать мы уже не имеем права. Кстати, – обратился он к Ирине, – что вы можете сказать о тех, кто строил этот корабль?

Она только пожала плечами в полном смятении.

– Ну, ну, дорогая, приободритесь. Ничего страшного пока не произошло. К нам относятся, как видите, с определенным пиететом. А об обитателях можно сказать, что, во всяком случае, они не выше нас ростом. В моем доме дверь почти таких же размеров. Не входят же они к себе согнувшись.

И, рассмеявшись, Козлов первым шагнул во мрак чужого корабля. За ним, тяжело ступая, двинулся Василий. Ирина чуть помедлила, бросила быстрый взгляд вокруг, поймав прощальные жесты оставшихся снаружи, и одним прыжком догнала товарищей. Крышка люка тут же скользнула обратно. отсекая отступление, а впереди зажегся свет.

 

НА НАБЛЮДАТЕЛЬНОМ ПУНКТЕ

– Всем постам доложить обстановку, – монотонно проговорил в микрофон Сергеев.

Он уже устал произносить эту фразу. Солнце клонилось к закату, а корабль лежал перед ними все такой же мертвый и неподвижный. И, как тяжелые камни, из динамиков падали короткие фразы рапортов: «Пост три: без изменений… Пост восемь: без изменений… Пост семнадцать…»

Патриция и Олле все так же дежурили на своих местах, только сели на траву, не сводя глаз с корабля. Сергеев уже дважды предлагал сменить их, они отказывались. И все остальные наблюдатели не покинули свои посты, хотя по расписанию предусматривалось сменное дежурство.

Яростно грызя мундштук трубки, Сергеев непрестанно вышагивал из угла в угол, меряя тесное помещение по диагонали. Четырнадцать часов минуло с тех пор, как люк закрылся за тремя землянами. Что происходит в корабле? И что должен делать он, Сергеев? Среди всевозможных вариантов контакта, разработанных Козловым, был и такой, что люк обратно не откроется, а рация будет молчать. Тогда через тридцать шесть часов он отдаст приказ командиру земного корабля и надежда на контакт окончательно рухнет. Но до этого еще тридцать шесть часов. Что-то изменится за это время, не может не измениться.

– Ой, как есть хочется, просто невыносимо!

Он вздрогнул. Что это? Голос Ирины. Он схватил бинокль. Перед диском по-прежнему маячили только две фигуры наблюдателей. Но они вскочили на ноги, оглядываются. Значит, не померещилось. И тут же в динамике зазвенел возбужденный голос Мимико:

– Вы слышали? Слышали? Это же Ирка!

– Тихо! – Сергеев хлопнул ладонью по микрофону. – Всем молчать!

И в наступившей тишине вновь прозвучал знакомый голос, интонация которого странно не соответствовала смыслу фразы. Будто Ирина насмешливо и дерзко бросала кому-то в лицо:

«Ой, как есть хочется, просто невыносимо!»

И снова, не выдержав, крикнула Мимико:

– Смотрите, смотрите, у люка!..

Но профессор и сам увидел. Люк не открылся, но около него неведомо как появился большой оранжевый куб, ярко выделяясь на сером фоне. Дрожащей рукой Сергеев сдавил микрофон:

– Дежурному по кухне. Срочно доставить обед на трех человек. Жаркое, фрукты, бутылку вина.

Обед был доставлен быстро, но еще быстрее прибежала Мимико. Сергеев торопливо доканчивал записку, когда она влетела, раскатисто хлопнув дверью:

– Я сама, сама отнесу! Ну разрешите, пожалуйста.

– Ну и дисциплинка! Покинуть пост без разрешения… Ладно, пойдешь со мной. С таким помощником я уж наверняка не пропаду. Уложи все так, чтобы было удобно нести, и сообрази, как лучше спрятать это послание. Чтобы не заметили, на всякий случай. Может, разрежем яблоко…

Мимико фыркнула:

– Это же негигиенично, да и неразумно. Мы вот так…

И она быстро запрятала бумагу между двумя сложенными тарелками. Часть взяла она, часть Сергеев.

Он шагал к диску, хмурясь и улыбаясь одновременно. Итак, главное выяснено: корабль обитаем. И очевидно, контакт произошел, раз ОНИ передали земную фразу. Вероятно, самую необходимую в данный момент. Но почему эта фраза вырвана из текста, почему не предоставили землянам возможности связаться с товарищами, рассказать… Играй тут в детективщину, прячь записку в тарелки! Ох, видно, ни один из предусмотренных вариантов не сработал, и контакт происходит совсем не так…

Перед кораблем к ним присоединились Патриция и Олле. Вчетвером они приблизились к люку и положили на оранжевый куб принесенные блюда. Через мгновение куб исчез, будто испарился, только тонкий пронзительный звук долго еще дрожал в воздухе.

– Техника на высоте! – хмуро сказал Олле.

Тут только Сергеев вспомнил, что ни он, ни товарищи тоже ничего не ели. Он отвел свою группу на прежнее расстояние и попросил по рации принести им поесть. А потом растянулся на траве.

– Будем ждать.

Ответ они получили через час с небольшим. Куб с пустой посудой снова возник у входа, и Мимико мгновенно отыскала так же спрятанный в тарелках лист бумаги. С трудом разбирая неровный почерк академика, Сергеев прочитал вслух:

– «Судя по методам, которыми исследуют нашу психику, это не гуманоиды. Мы тоже еще никого не видели, так что можем только гадать. Но настроены к нам не положительно, и если мы дрогнем, дело может принять любой оборот. Очевидно, пробуждение в данный момент не входило в планы хозяев корабля. Ясно одно: мы пленники, и вы должны действовать, если представится случай, в соответствии с этим. Хорошо бы продемонстрировать им нашу силу; думаю, это будет не лишнее».

Сергеев сложил письмо, спрятал его в карман, сосредоточенно закурил трубку.

– По-моему, на контакт они уже не надеются, – задумчиво проговорила Патриция, наморщив лоб. – Стремятся выбраться подобру-поздорову.

– Ух, я бы их! – пылко воскликнула Мимико, топая ногой. И хотя она была всерьез разгневана, все невольно улыбнулись.

У Сергеева возникла идея. Приказав всем оставаться на местах, он быстрым шагом направился к астролету. Немного помедлив, Олле догнал его и зашагал рядом. Начальник отряда покосился на цивилизатора, но ничего не сказал.

Как Сергеев и ожидал, люк открылся сразу, после легкого прикосновения. Они постояли немного, вглядываясь в непроницаемую мглу, затем по знаку профессора отступили на несколько шагов.

В корабле призывно вспыхнул свет. Разноцветные потоки струились со всех сторон, перекрещивались, завивались в спирали, совершенно скрывая форму и глубину помещения.

– Зазывают! – рассмеялся Олле, поняв замысел профессора.

– Зазывают! – весело подтвердил Сергеев. – Не выдержали. А мы не пойдем. Спутаем им карты. Пусть-ка они лучше попробуют к нам выйти. Мы сумеем поговорить…

Он был уверен, что его слова записаны и расшифрованы. Что ж, это неплохое начало для демонстрации силы: дали понять инопланетянам, что их действия поддаются анализу. Но, несмотря на показное веселье, Сергееву было грустно. Не так он представлял первый контакт, не с демонстрации…

Вызвав на смену Патриции и Олле десяток цивилизаторов, Сергеев увел группу обратно на центральный пост. Солнце уже зашло, и огромный диск растворился во мгле. Профессор отдал по радио приказ, и сотни прожекторов высветили астролет. Затем Сергеев связался с командиром земного корабля.

– Можете вы задержать их, если вдруг вздумают взлететь?

– Не знаю, товарищ начальник. У нас мощный генератор кси-поля, но хватит ли его…

– На всякий случай накройте их пока полем малой мощности, а если вздумают прорваться, жмите до предела. Пусть генератор сгорит, но взлететь они не должны.

– Есть!

Успокоенный Сергеев еще раз предупредил посты о бдительности и позволил себе небольшой отдых, растянувшись прямо на полу. Единственный диван центрального поста был занят еле живой от усталости Патрицией.

Профессора разбудили через три часа. Сразу несколько голосов ворвалось в динамики, и он бросился к окну, с трудом открывая слипающиеся веки.

В центре астролета появилось какое-то сооружение или машина. Схватив бинокль, Сергеев различил расплывающиеся в свете прожекторов светлые контуры сложных переплетений, образующие косо состыкованные между собой короба – верхний побольше, нижний поменьше. Внутри них вращались не то диски, не то силовые поля. На дне нижнего диска вырисовывались смутные очертания двух человекообразных фигур. Но сколько Сергеев ни крутил бинокль, давая максимальное приближение, разглядеть их ему не удалось: мешали вращающиеся круги. Сергеев включил микрофон.

– Внимание, корабль!

– Корабль слушает, – тут же раздалось в ответ. – На вахте второй навигатор. Не беспокойтесь, товарищ начальник, мы уже засекли эту штуку и раскрутили генератор на всю силу. Взлететь ей не удастся.

А машина пыталась взлететь. В бинокль профессор ясно видел, как изгибаются короба, стремясь оторваться от диска. Механизм внутри вращался бешеными смерчами, белые штанги переплетов гнулись от напряжения. Вот, не выдержав, лопнула одна, вторая… Потом вибрация прекратилась, смерчи успокоились, и стало видно, что это огромные металлические маховики, а машина медленно опустилась в глубь корабля.

Больше происшествий не было. Сергеев до утра продремал у окна. Изредка, вскидывая тяжелую голову, он опрашивал посты наблюдения и каждый раз получал один и тот же ответ: «Без изменения… Без изменений…»

 

В ЧУЖОМ КОРАБЛЕ

Они шли, заключенные в световой колодец. Иначе невозможно назвать этот крохотный участок пространства, окруженный световыми стенами. Свет отступал перед ними и смыкался сзади. Разноцветные слепящие потоки струились сверху вниз, и такие же потоки били снизу вверх. Потоки перекрещивались, завивались в спирали, раздвигались и складывались, будто гигантский веер, и казалось, что вокруг рушится бесконечный бесшумный водопад, и невозможно было разглядеть, что находится за ним.

– Подготовились к нашему визиту, – проворчал академик. – Видимо, для них контакт – дело не новое.

Он попробовал связаться по рации с Сергеевым, но из динамика доносилось лишь слабое потрескивание. Стены корабля намертво экранировали радиоволны.

Световой колодец плавно сместился влево, следуя за спиралью диска, и внезапно остановился. Остановились и земляне, не переходя разноцветную границу. Тотчас пол под ними дрогнул, качнулся и понесся по широкой плавной дуге. Световая завеса замелькала еще интенсивнее, по-прежнему, не позволяя ничего разглядеть.

– Комфортабельно живут, – сказал Буслаев, с облегчением снимая с плеч тяжелый блок. – На наших кораблях до сих пор только допотопные лифты.

Ирина молчала. Ее била нервная дрожь, и она сжимала зубы и стискивала кулаки: больше всего боясь, что спутники заметят ее состояние. Вот сейчас, через несколько минут, откроется новая эра в истории Земли… Она даже пропустила момент, когда движение прекратилось и световая завеса вокруг начала тускнеть и исчезла.

– Вот это масштабы! – ахнул Козлов, оглядывая овальный зал, в центре которого они оказались, размерами с хорошее футбольное поле. Он был совершенно пуст, без всякой обстановки, если не считать небольшого возвышения вдоль стен, опоясывающего помещение по периметру. Нары не нары, лежанка не лежанка, но сидеть здесь было можно. Гладкие стены зала плавно закруглялись в низкий для такой площади потолок. Мягкий рассеянный свет струился, казалось, отовсюду.

Земляне оглядывались с напряженным ожиданием. Ни одного признака, указывающего отличительные особенности существ, обитающих здесь. Это помещение могло принадлежать любому типу разумных.

– А где же блок? – вдруг спохватился Буслаев.

Он растерянно топтался на месте, поворачиваясь во все стороны, и даже, будто не веря глазам, провел рукой по полу. Только что блок был здесь, у его ног… К счастью, в нем заложены только данные о структуре земной речи. Ни координат Солнечной системы, ни общественного устройства, ни физиологических особенностей, так что с этой стороны опасаться нечего, но все же…

– Н-да, нехорошо поступают. Из-под носа украли. Эдак они могут любого из нас…

– Должно быть, подумали, что это какое-то оружие, – предположила Ирина.

Удивительно, но эта «нетактичность» хозяев корабля помогла Ирине овладеть собой. Она с радостью почувствовала себя собранной и сильной. Пришло ясное понимание, что теперь все зависит от нее, от ее силы воли, быстроты рекации, присутствия духа.

Академик сосредоточенно вышагивал вдоль стен, пытаясь определить, где здесь вход, и найти хоть какие-нибудь признаки, указывающие на облик обитателей корабля. Чтобы обойти зал, ему понадобилось двадцать пять минут. Нетерпеливый Буслаев долго наблюдал за ним, потом махнул рукой и плюхнулся на возвышение. И тут же с криком вскочил: «нары» задвигались, вздыбились горбом.

– Эта штука чуть не раздавила меня! – возмущался цивилизатор.

– Или приняла форму твоего тела, чтобы было удобнее, – спокойно возразил Козлов, приближаясь и садясь на то же место. Действительно, вокруг его фигуры тотчас образовалось некое подобие кресла – изогнутая спинка и подлокотники. Он растянулся во весь рост, и «нары» опять задвигались, принимая новую форму.

– Присаживайтесь, друзья, в ногах правды нет.

Ирина опустилась рядом с ним, невольно отстраняясь от мягких прикосновений. Но ничего враждебного в них не чувствовалось.

– По-моему, мы движемся, – после некоторого молчания сказала она.

– А я думал, мне померещилось, – облегчение засмеялся академик. – Движемся по кругу.

– Точно, – подтвердил и Василий. – Стены остаются на месте, а мы едем.

Они замолчали, пытаясь точнее определить направление и скорость движения, но оно скоро закончилось. Теперь они находились в дальнем конце зала, и он расстилался перед ними, пустой и загадочный.

– Нас переместили в положение, удобное для хозяев, – задумчиво констатировал Козлов. – Но зачем?

И, словно в ответ на его слова, перед ними вспыхнуло изображение.

Это была не Земля. Интуитивно люди поняли это. Но так похожий на земной, пейзаж играл легкими приглушенными красками. На невидимом экране метрах в десяти от них узкая речка, поросшая кустами, вилась между холмов. Поверхность ее то голубела, отражая небо, то становилась темной там, где густые кусты купали в ней свои ветви. Холмы пестрели крупными цветами. Изредка налетал ветер и по траве пробегала рябь, в которой цветы прятали головки. Наискось влево уходил лес. Белые стволы стояли стройными рядами, пышные зеленые кроны слегка раскачивались.

И деревья и цветы были незнакомые, не земные. Но таким спокойствием, таким миром веяло от этого уголка, что у людей отлегло от сердца и напряжение оставило их.

– Ну, теперь я спокоен: на такой планете могут жить только подобные нам, – заявил Василий, устраиваясь поудобнее.

Это изображение длилось довольно долго и внезапно, без всякого перехода, сменилось другим. Сначала земляне даже не поняли, что случилось, так резок был контраст. Место было то же. Только от леса остались обугленные, страшные скелеты; кусты исчезли, и по реке, крутясь в омутах и переплетаясь на перекатах, плыли багровые полосы. На голом черном холме был врыт столб, спиной к нему стоял человек. Те же пропорции, что и у землян, только какая-то странная поза. Внезапно изображение придвинулось вплотную, и оказалось, что человек привязан к столбу. Он был мертв, толстые веревки глубоко врезались в тело, распоротое вдоль грудной клетки.

Изображение повернулось в другой ракурс, стала видна гряда уходящих вдаль холмов, и на каждом столб с человеком…

Потрясенные земляне молчали. Ирина, сидевшая между мужчинами, непроизвольно схватила их за руки, сильно сжала и ощутила, как их ладони тоже сжимаются в гневной судороге. Она взглянула на лица своих спутников, на их стиснутые губы, мрачные глаза, и в душе ее поднялась холодная злая волна.

А кровавая картина снова сменилась идиллией. Теперь это была уже другая планета. На небе полыхали два солнца, и среди фиолетовой песчаной пустыни под странными безлистными не то растениями, не то ветвистыми кристаллами сиреневого цвета стояли легкие сооружения, напоминающие шалаши древних африканских племен. Черные существа, у которых шесть щупальцев росли из верхней части туловища, а под ними сверкали три огромных глаза, ползали у жилищ, из сиреневых деталей собирали орудия странной формы и уезжали на многоногих, извивающихся, как гусеницы, животных.

Та же местность. От жилищ остались аккуратные холмики черного порошка, а жители… Разрубленные на куски, лежат они в лужах зеленой крови.

И так картина за картиной. С жестокой последовательностью демонстрируются мирные уголки различных планет и те же уголки, залитые кровью, в пламени пожарищ, развороченные взрывами.

Последняя картина погасла, но долго еще продолжалось тяжелое молчание. Потом Буслаев, словно очнувшись, крепко провел ладонями по лицу и вскочил на ноги.

– Ну и мерзавцы! Вот тебе и контакт! Запугивать вздумали.

Козлов, уперев подбородок в кулаки, смотрел на него невидящим взглядом, потом произнес, отвечая скорее на собственные мысли:

– Они не запугивают. Они исследуют. Психику нашу исследуют, интеллект. Биотоки расшифровывают. Контакт получился и проходит нормально… для негуманоидов.

– Негуманоидов? – растерянно переспросила Ирина.

– Да, негуманоидов. А вы думали, девочка, во Вселенной живут только доброжелательные человеки земного типа? Вон сколько нам показали сегодня существ. Как видите, разум может существовать в любой оболочке, лишь бы имелись конечности для трудовых операций. Но интересная особенность: нам показали одни жертвы. А где же нападающие? Какие они? Откуда? С какой целью прилетают на другие планеты? Если завоевывают жизненное пространство, то сколько их и сколько земли им надо?

Буслаев, прохаживающийся по залу, внимательно выслушал академика и криво усмехнулся.

– Эх, попадись мне хоть один из них в руки! – мечтательно протянул он, сжимая мощные кулаки. – Я бы из него…

Огромный столб пламени вырвался из-под его ног, отбросив цивилизатора в сторону. Ирина бросилась к нему, но ее опередил академик. С неожиданным для такой грузной фигуры проворством он подхватил скорчившегося на полу Буслаева и оттащил к стене. Василий не отрывал ладони от лица.

– Глаза! – глухо пробормотал он. – Глаза обожгло…

У них не было ни капли воды, никаких лекарств. Поэтому Ирина смогла использовать только чистый платок. Она насильно развела руки Буслаева.

– Не три руками. На, промокни платком…

Из-под плотно зажмуренных век цивилизатора сочились слезы. Несколько минут он сидел прижав платок к глазам, потом осторожно приоткрыл один, другой…

– Вижу, – шепотом сказал он. – Вижу!

– Ну и отлично, – успокоенно сказал Козлов. – А теперь, друзья… О черт! Что же это за безобразие!

Уже полыхала половина зала. Струи пламени с силой рвались вверх из невидимых горелок, спрятанных в полу. Огонь наступал плотной стеной, медленно, но неотвратимо сокращая расстояние. Вот уже пять метров осталось, три, два… Злые языки тянулись к ним, дыша жаром, грозя испепелить, как на недавних изображениях. Земляне, взявшись за руки, стояли неподвижно. И огненная стена тоже остановилась, не переходя некий рубеж. Так продолжалось пять, десять, пятнадцать минут…

– Скучно, товарищи, – неожиданно сказала Ирина, зло прищурив глаза.

– Пугают нас сказками, как в детсадике.

И она шагнула вперед. Дрогнув, стена отступила, вогнулась полукругом перед ней. Тогда двинулись мужчины. Шаг за шагом теснили они огонь на середину зала, где, зашипев, он внезапно исчез.

– Ой, как есть хочется, просто невыносимо! – вздохнула Ирина, когда они вернулись на свои места, демонстрируя этим полное пренебрежение к столь негостеприимным хозяевам. Но, сказав это, она тут же почувствовала, что действительно страшно голодна.

– А ведь и правда: то-то я чувствую, что мне чего-то не хватает, – подхватил Буслаев, на что Козлов сокрушенно покачал головой.

– Моя вина, дорогие коллеги, моя! Не догадался прихватить десяток бутербродов, не думал, что все так обернется. А кормить нас здесь не будут. Нечем им нас кормить.

– Ира, ты ведь биолог, сколько времени человек может обойтись без пищи и воды? – спросил Буслаев.

Ирина не успела ответить, за нее это сделал Козлов.

– Об этом не стоит беспокоиться: умереть с голоду не успеем. Если через, – он посмотрел на часы, – через тридцать восемь часов мы не вернемся, этот притон будет сожжен аннигиляторами.

Буслаев и Ирина с изумлением уставились на него. Что он говорит? Ведь после долгих споров комиссия решила не применять мер, могущих повредить корабль, что бы ни случилось – не применять. У них есть другие способы устрашения, виброгенератор, в конце концов. Достаточно включить его, и хозяева корабля поползут наружу, как осы из облитого кипятком гнезда. Буслаев открыл было рот, чтобы поправить академика, но веселый блеск хитрых глазок Козлова заставил его прикусить язык. Подмигнув Ирине, цивилизатор радостно засопел: пусть эти негуманоиды знают, какая участь им готовится! Тем более, что даже с помощью лингвистического блока им не определить величину земного часа.

Ирина устало улыбнулась товарищу и поудобнее устроилась на ложе. Голод затих, его вытеснила непреодолимая сонливость. Вслед за ней заснул Василий, выставив в потолок всклокоченную бороду. Только Козлов остался сидеть, подтянув колени к подбородку и закрыв глаза, невесело размышляя о бесконечности Вселенной и многообразии населяющих ее существ. Он уже понял, что контакта с инопланетянами не произойдет, что он не может, не должен произойти. Да и какую точку соприкосновения могут найти существа совершенно различного облика, с совершенно различным складом мышления? Раньше, лет двести назад, считали, что достаточно нарисовать атом – ядро с электронами,

– и разумные сразу поймут друг друга. Был даже такой фантастический рассказ, где очень быстро и легко начинается контакт именно с демонстрации атома. Ну, а сейчас, когда известно, что атом вовсе не «кирпичик мироздания», что рисовать? Квант? Как его нарисуешь? Какими символами, чтобы те поняли? Но предположим, что это удастся. Так, неужели же неясно, что существа, овладевшие космосом, знают и квант, и атом, и молекулу? И математику знают. Пифагоровы штаны рисовать, как тоже предлагали когда-то? Так у них своя математика, у них может не быть такой теоремы, а если и есть, она не послужит основой контакта. Элементарные знания есть у всех и демонстрировать их друг другу – занятие безнадежное.

Психика, интеллект, общность мышления, порождаемая общностью эволюции или общностью биологического строения, – вот основа контакта. Только родственные по духу существа могут понять друг друга. Как земляне и такриоты, например. Но даже и таким существам будет невыносимо трудно. У них просто может не оказаться эквивалентных понятий…

Уже довольно долго Козлова безотчетно раздражал какой-то очень знакомый аромат. Наконец он открыл глаза. На большом оранжевом кубе стояли тарелки с мясом, фрукты, бутылка вина. Академик наклонился, осторожно потянул воздух и окончательно убедился, что все это наяву.

– Эй вы, сони, а ну, вставайте! – загремел он.

Цивилизаторы кубарем скатились на пол.

– Не может быть! Я сплю! – воскликнула Ирина, глядя во все глаза на это чудо.

– Зато я не сплю! – Буслаев схватил кусок мяса. – Какой там сон! Только действительность может быть так прекрасна.

Несколько минут они молча насыщались.

– Постойте, где-то здесь должна быть записка, – спохватился академик.

– Еда явно земная, вон и на тарелках герб отряда. Не мог же Сергеев не передать нам извещения. Смотрите, если кто-нибудь из вас впопыхах съел ее…

– Не бойтесь, не съели, – сказала Ирина, отпивая глоток вина и переводя дух. – Она между этими тарелками. Видно же, что они сложены специально.

Козлов схватил тарелки.

– Верно! Вот что значит женщина!

Он быстро пробежал послание и бросил его на стол.

– Ничего особенного. Они тоже не вступили в контакт. Наши хозяева транслировали твой голодный призыв, девочка, но этим дело и ограничилось. Ну что ж, остатки еды мы прибережем на ужин, а ответ так же запрячем между тарелками.

Когда куб с пустой посудой исчез, Козлов сладко потянулся, зевнул и растянулся во всю длину на ложе, заметив, что сон для них сейчас – единственная доступная полезная деятельность. Ирина и Василий последовали его примеру.

На этот раз их разбудила вибрация. Слабая, почти незаметная, однако их обостренным нервам этого оказалось достаточным.

Постепенно вибрация усиливалась, а свет померк, так что люди едва различали друг друга в полутьме.

Земляне сидели рядом, касаясь плечами друг друга, готовые ко всему. Одна и та же мысль угнетала всех. Первым высказал ее Василий:

– Кажется, улетают. Раскручивают двигатели.

– Тогда будем драться, – отозвался Козлов. – Жаль, бластеры не захватили: нельзя было. Ну ничего. Наши их прижмут, а мы тут врукопашную…

– Если будет с кем, – докончила Ирина.

Потом вибрация прекратилась, но что-то изменилось в корабле. Они не могли понять, что именно, но каждой клеточкой чувствовали мятущееся вокруг беспокойство и тревогу. Исчезло прежнее монолитное спокойствие, за стенами что-то шуршало, поскрипывало, по залу пронеслась струя свежего, воздуха, свет ярко вспыхнул и снова ослабел до полумрака.

Внезапно яркий треугольник расколол стену рядом с ними, и в зал, переваливаясь на коротких полусогнутых лапах и волоча длинный, с шипами на конце хвост, вбежал… ящер. Ирина вздрогнула, невольно отпрянула, плечи мужчин напряглись, затвердели.

Ящер был страшен. Его плоское широкое тело было заключено в золотистый панцирь. Нижние лапы с длинными когтями и хвост были мощными, массивными, верхние лапы наоборот – тонкие и короткие, с тремя пальцами. В них он держал темный, глянцево поблескивающий ящик. На двухметровой высоте, опираясь на морщинистую шею, покачивалась зеленая плоская голова с острым костяным гребнем и огромными, вытянутыми, как у крокодила, зубастыми челюстями. Вывороченные ноздри, желтые без век змеиные глаза и глубокий шрам посреди морды дополняли этот омерзительный облик.

Ящер остановился против землян и начал быстро что-то делать с ящиком, прикладывая пальцы то к одной, то к другой его плоскости.

– Ну вот, есть с кем и потолковать, – удовлетворенно сказал Буслаев, выпрямляясь и делая шаг вперед. – Сначала я вышибу из него мозги, а потом посмотрим, что в этом ящ…

Он не договорил. Его слова заглушил голос, сухой, скрипучий, механический голос из ящика.

«Вы уходить. Очень скоро. Очень скоро. Мы не хотеть вам плохо. Не все не хотеть. Мы отпускать вас, вы отпускать нас. Вы уходить. Очень скоро».

Он отошел в сторону от треугольного провала в стене. Его хвост нервно метался, то обвиваясь вокруг лап, то со свистом рассекая воздух. Раздумывать было некогда. Совсем рядом, за стеной, нарастал зловещий шорох, мягкий топот, свистящее дыхание.

Подтолкнув Ирину, Козлов бросился к проходу, жестом приказал Буслаеву бежать впереди.

Они мчались длинным, суживающимся коридором, все время поворачивающим вправо. В памяти остались только серые колеблющиеся стены да черные дыры поперечных туннелей, в одном из которых внезапно вспыхнули желтые огоньки, а из другого выскочили и попытались преградить путь три белесые фигуры. С радостным воплем Буслаев обрушил на них кулаки. Два ящера остались лежать, третий вскочил на ноги, и тогда Козлов могучим пинком припечатал его к стене.

В глубине следующего туннеля метались призрачные тени. Буслаев гаркнул на ходу, и тени замерли. Потом несколько минут сзади раздавался тяжелый, постепенно ослабевающий топот. В беге земляне явно выигрывали.

Последний поворот и коридор уперся в люк. За несколько метров до приближающихся беглецов он стал открываться, медленно, толчками, словно тот, кто управлял им, не был до конца уверен, стоит ли выпускать пленников. Но с половины пути люк решительно и быстро убрался в стену. Восходящее солнце Такрии ударило в глаза, и свежий, напоенный запахами трав воздух ворвался в разрывающиеся от усталости легкие беглецов. Пошатываясь, они сделали еще десяток-другой шагов и упали на руки подбежавших товарищей. А у люка угрюмой кучкой сгрудились ящеры. Теперь, когда пленники были вне пределов досягаемости, они не проявляли враждебности, просто стояли и смотрели. Отдышавшись, Буслаев обернулся к ним, внушительно погрозил кулаком. Ящеры попятились, теснясь, втянулись в корабль, и серая пластина бесшумно отрезала их от людей.

 

ПРОЩАЙ, ТАКРИЯ!

Голос прозвучал часа через три, когда солнце уже высоко поднялось в небо. Сухой, без интонаций, аналитически подбиравший слова, усиленный мощными динамиками голос несся над равниной, над лесом, над горами, заставляя цивилизаторов хмуриться, а аборигенов прятаться в пещеры.

– Вы убирать силу, мы покидать планету… Вы убирать силу, мы покидать планету…

Эта фраза непрестанно повторялась с интервалом в десять минут, будто на корабле включили пластинку с замкнутой дорожкой.

Сергеев немедленно послал мобиль за членами комиссии, отдыхающими на Базе. Пока они собрались и прилетели, прошло полчаса.

– Ваше мнение, коллеги? – спросил академик хриплым со сна голосом.

Патриция решительно махнула рукой:

– Пусть убираются! С такими нам не о чем говорить.

Олле и Ирина поддержали ее. Сергеев молчал, напряженно обдумывая.

– Не согласен! – угрюмо прогудел Буслаев. – Предлагаю держать поле, пока они не вылезут.

– А дальше что? – спросил Сергеев.

– А дальше… Дальше будем разговаривать.

– О чем? И на каком языке? Если они не хотят вступать в контакт, остается одно – война. Значит, взорвем планету. Так не лучше ли разойтись мирно?

– А где гарантия, что они не шарахнут по нас сверху? – не сдавался цивилизатор.

Козлов легонько постучал ладонью по столу, привлекая внимание.

– Гарантий, разумеется, нет, кроме пушек нашего корабля. Но, думаю, до этого не дойдет. Не забывайте, среди них нет единства. И хотя мы не знаем, кто сейчас говорит: те, кто выпустил нас, или те, кто пытался задержать, – мы обязаны принять это предложение. Потому что мы – гуманоиды. Кстати, исследовав наш психологический комплекс, они на это и рассчитывают. У нас не оказалось точек соприкосновения, но принять совместное благоразумное решение мы можем. Возможно, в этом и кроется основа для будущего контакта. Поэтому, как председатель комиссии, и учитывая мнение большинства, принимаю решение: создать им условия для отлета.

Он связался по рации с командиром земного звездолета.

– Дайте нам сорок минут, – отозвался тот. – Мы оснастим разведракеты индикаторами опасности, и они проводят «гостей» до входа в подпространство.

– Даю час. Торопиться нам незачем.

Ровно через час в небо унеслись ракеты, и генератор ксиполя прекратил работу. Путь для инопланетян был свободен. И тогда центральная часть диска медленно разошлась, открывая черный провал. Одна за другой поднимались оттуда тонкие пластины, как крылья огромных мельниц, и на каждой стояли ящеры. Четкими рядами маршировали они по астролету, располагаясь сначала у края, а потом все ближе и ближе к центру. Здесь были отряды в черных и белых панцирях и вообще без них. Сохраняя строгие интервалы, они уже покрыли весь диск, а пластины выносили на поверхность все новые и новые шеренги.

– Тысяч тридцать, – сказал Сергеев, водя биноклем. – У них, видимо, жесткая дисциплина и четко обозначенная роль каждого. Смотрите, одни вооружены какими-то ящиками, у других в лапах длинные трубки, третьи стоят без всего.

Ему никто не ответил. Все напряженно вглядывались в экран локатора, на котором застывшие ряды ящеров были отчетливо видны.

Тихо щелкнул динамик, и раздался голос пилота земного корабля:

– Товарищ командир, экипаж в боевой готовности. В случае чего мы их сразу…

– Хорошо, только не горячитесь и не предпринимайте ничего без команды,

– не отрываясь от бинокля, отозвался Сергеев.

Последней на диск поднялась группа из пятнадцати ящеров, все в золотистых панцирях. Они остановились у самого края отверстия двумя кучками по семь особей, а между ними встал рослый ящер, чей панцирь отливал особым багряным оттенком. Козлов закрутил верньеры локатора, давая максимальное приближение.

Без сомнения это был командир. Его безобразную морду прорезали глубокие шрамы, покрывали рубцы, гребень на голове стерся почти до основания. Но круглые глаза горели желто-багровым огнем, а вывороченные ноздри свирепо вздрагивали. И хотя ящер не открывал пасть, у землян создалось впечатление, что он кричит, произносит яростную речь.

Сверкнув в последний раз глазами, командир повернулся к провалу, и из него медленно поднялась прямоугольная решетчатая башня, на вершине которой, стиснутые перекладинами, стояли еще четыре ящера. Они были без панцирей и стояли очень прямо и неподвижно, будто статуи. На экране ясно было видно, как глубоко впились перекладины в их серо-зеленые тела.

– Ба, да там наш знакомый. Узнаю его по шраму! – воскликнул Буслаев.

– Дорого же обошлось ему наше спасение, – сказал Козлов. – А ведь с ним, пожалуй, можно было бы договориться.

– Так зачем дело стало! – рванулся Буслаев. – Сейчас организую ребят и…

– Отставить! – Голос Козлова прогремел, как выстрел. – Мальчишка!

Василий обиженно засопел, но любопытство пересилило, и через минуту цивилизатор угрюмо вглядывался в неторопливо развертывающуюся картину казни.

Башня высоко вытянулась над кораблем и застыла, чуть покачивая вершиной. Повинуясь неслышимой команде, все отряды сделали полуоборот мордами к отступникам. Из диска стали вытягиваться четыре тонких шеста с черными шарами на концах. Медленно ползли они вверх, и в мертвой тишине следили за ними ящеры и цивилизаторы.

Сергеев вздохнул, будто очнулся, и включил микрофон.

– Всем постам. Всем цивилизаторам. Сохранять полное спокойствие. Ни во что не вмешиваться.

Никто не ответил, кроме командира земного корабля. Это был молодой пилот, недавно начавший летать на этой линии, и ему бездействие в такую минуту казалось преступлением.

– Товарищ начальник, но ведь так нельзя… Разрешите слегка придавить их полем.

Сергеев даже заскрежетал зубами.

– Ни в коем случае! Объявляю персональную ответственность за каждого. За необдуманные действия виновные понесут самое суровое наказание.

«Глядите же, глядите! – думал он, до боли прижимая окуляры к глазам.

– Глядите, милые мои мальчики и девочки. Окруженные с колыбели любовью и теплотой, воспитанные в гуманизме, с молоком матери всосавшие непреложную истину, что человек – это самая большая ценность, глядите и постигайте вашу недавнюю историю. О публичных казнях вы читали, как о чем-то далеком, варварском, но видеть не приходилось: в исторических фильмах эти кадры стыдливо заменяют облетающей листвой и траурной музыкой, чтобы не травмировать вашу нежную психику. Петля, гильотина, электрический стул – вы думаете, это исчезло, кануло? Да, кануло, но вот перед вами новое и, несомненно, совершенное орудие казни. Вы жаждали контакта с инопланетянами? Глядите, глядите во все глаза, вот он, контакт!»

Он оторвался от бинокля и искоса взглянул на Буслаева. Цивилизатор, бледный и злой, яростно жевал кончик собственной бороды, его широкая грудь ходила ходуном.

«Поняли вы теперь, ради чего ушли в космос, ради чего проводите вдали от Земли лучшие годы? Глядите же, и пусть это зрелище придаст вам силы и изгонит сомнения».

Шары остановились на уровне груди приговоренных, и тотчас их тела вздрогнули, забились в судорогах. На экране отчетливо было видно, как гнутся и шатаются перекладины.

Двадцать минут продолжался этот кошмар. Бледные земляне застыли, не в силах оторваться от экрана. Перед ними был не просто кусок чужой жизни. Им давали урок, который надо было запомнить навсегда. И по-прежнему стояли не шелохнувшись отряды ящеров, глядя на сжигаемые тела.

Потом башня втянулась обратно в корабль, ящеры в золотистых панцирях исчезли первыми, и пластины унесли отряды в черный провал, который немедленно после этого закрылся.

А еще через несколько минут огромный диск оторвался от планеты. Он не разогревал реакторы, как земные звездолеты, не ревел, сотрясая землю. Медленно и плавно, без единого звука взмыл он в небо и, наклонившись, стремительно скользнул к солнцу. Очевидно, ящеры специально выбрали этот маршрут, чтобы затруднить наблюдение. Ракеты провожали корабль несколько часов. Он так и не вошел в подпространство, и через полтора миллиона километров ракеты оставили слежение и вернулись обратно.

– Скатертью дорожка! – сказал Буслаев и в сердцах плюнул. – Хорошо бы сейчас под горячий душ.

У всех было такое ощущение, будто они соприкоснулись с чем-то мерзким.

– К сожалению, грязь с души так просто не смоешь, – вздохнул в ответ Козлов.

А через два дня Такрия провожала Ирину. Она улетала вместе с Козловым. Здесь ей больше делать было нечего.

Накануне Сергеев вызвал ее к себе.

– Подведем итоги.

Ирина молча опустилась в кресло. Профессор про себя отметил, как изменили ее эти дни. Лицо осунулось, глаза смотрели твердо и холодно, в уголках губ прорезались тоненькие морщинки. «Да, нелегко даются такие уроки», – подумал он, выдвигая ящик стола и доставая большой конверт.

– Здесь отзыв о вашей работе. Самый лестный. Своим открытием вы прославили себя.

– Перестаньте! – почти крикнула Ирина. – Зачем вы так, будто я только что прилетела… Слава! За что? За неудавшийся контакт? Или за то, что столько времени не могла отличить живое существо от искуственно созданного механизма? Да, любой другой на моем месте сразу понял бы это. Академик нашел, что я все делала неправильно. Да и вам понадобился всего один опыт, а я…

– А вы провели всю подготовительную работу, чтобы я это понял, – спокойно сказал профессор. – Да и академик ругал вас в чисто воспитательных целях, поскольку в его глазах вы все еще студентка, а на деле он гордится вами. Ведь как-никак вы его ученица. Впрочем, я даю отличный отзыв не за результаты вашей работы. Астробиологию они никак не обогатили. Есть кое-что интересное для биоников, но вы же не собираетесь заниматься этим в дальнейшем.

Что ж, вас постигла неудача, с каждым может случиться. Но не каждый разглядит эту неудачу в… как это писали раньше?.. в сияющих лучах славы. Не каждый поймет свою ответственность – ответственность ученого за результаты, к которым может привести его работа. А вы поняли. Я внимательно наблюдал за вами все эти дни и знаю, что говорю. Скоро ваше имя станет известно каждому жителю Земли. Вы будете слушать его по радио и телевидению, на каждом шагу наталкиваться на свои портреты. У вас не будет отбоя от почитателей. Ведь вы разрешили старинный спор, доказали, что разум во Вселенной не замыкается в человекообразной оболочке. Вы столкнули человечество с иным разумом, с иной психологией, с иными, не похожими на нас существами. Вы показали землянам те опасности, которые их ожидают в космосе. И если раньше эти опасности только предполагались с большей или меньшей степенью вероятности, если кое-кто легкомысленно отмахивался от них, считая, что высокоорганизованные существа обязательно должны договориться, то вы заставили людей повзрослеть. В этом смысле неудавшийся контакт послужил отличным уроком.

Но вы и сами повзрослели, коллега. – Он смолк на мгновение, окинув ее добрым, понимающим взглядом. – Когда вы прилетели к нам, вы были просто девчонкой, помешанной на романтике. Теперь вы молодой серьезный ученый, которому можно доверить судьбы людей. И вот я пишу… – Он вытащил из конверта плотный лист, неторопливо развернул. – Где это?.. Ага, вот: «Достойна присуждения степени кандидата биологических наук за открытие превращения кибернетических механизмов в живые существа под влиянием изменения окружающих условий». – Он помолчал, давая ей осознать услышанное, потом неожиданно спросил: – Кстати, каким это образом Буслаева укусила гарпия?

Ирина смутилась:

– Он очень неосторожный. Я попросила поймать детеныша, чтобы… чтобы проверить одну идею.

– Вот-вот, поэтому я и пишу: «Прошу направить в распоряжение такрианского отряда для проведения биологических исследований»… Ну что вы, что вы! Товарищ ученый! Слезы-то зачем? Ну успокойтесь, успокойтесь…

Он ласково погладил ее по голове.

– Спасибо вам, Валерий Константинович, вы очень добры, – сказала Ирина, вытирая глаза. – Но я не вернусь на Такрию. У меня другая цель. Попрошу в академии подходящую планету и переселю туда гарпий. Хочу помочь им стать разумными… и гуманными.

Несколько минут Сергеев молча смотрел на нее.

– Не можете забыть?

– Никогда не забуду. Я твердо уверена, что эти… чудовища просто жертвы неблагоприятно сложившихся условий. Ошибка природы. Высший разум не может быть антигуманным. И я докажу это, сделав из таких страшных хищников, как гарпии, разумных гуманоидов. Разумеется, они станут разумными уже после меня… но все равно.

– Да, все равно, – задумчиво сказал профессор. – Мы бросаем семена, а пожинать придется другим. Но ведь от правильного посева зависит урожай.

Он закурил трубку, положил бумагу в конверт, заклеил его, надписал адрес.

– Не стану менять ни одного слова, но не стану и отговаривать вас. Вы взяли на себя страшно трудную задачу, хочу верить, что она окажется вам по плечу. А об этих забудьте. Они исчезли, и больше мы не встретимся. Космос велик.

Так же думала и Ирина. И ни она, ни Сергеев не могли даже предположить, каким страшным образом им предстоит снова встретиться с ящерами на Планете Гарпий.

…И вот он наступил, день отлета. Устремленная в небо сигара земного корабля окружена людьми. Здесь и цивилизаторы и аборигены. Ирине протягивают цветы, много цветов, она уже не может удержать их, и яркие бутоны сыплются под ноги.

Буслаев сквозь толпу пробивается к ней. Он хочет что-то сказать, но только разводит руками. Впервые у него такой растерянный вид.

– Не горюй, борода! – говорит Ирина. Она старается улыбнуться, но улыбка почему-то получается грустная. – Я еще вернусь сюда за гарпиями. А потом, кто знает, может, и ты прилетишь ко мне… в отпуск.

– Никаких отпусков! – рычит цивилизатор, потрясая кулаками. – Я понял, в чем мое призвание: гарпии. Все равно такриоты больше в нас не нуждаются. А тут есть возможность сыграть роль господа бога: сотворить из животного человека по образу и подобию своему. Так что улетай куда хочешь, хоть па край света. Я все равно найду тебя, на любой планете, в любой точке Вселенной, клянусь своей бородой!

– Ладно! Только не клянись бородой, не рискуй. Оставь для встречи. Почему-то в последнее время мне стало нравиться это… украшение. – Она смотрит на его растерянное от счастья лицо и невольно смеется. – И вот еще: когда-то ты неровно дышал к моему мобилю. Оставляю его взаймы. Вернешь, когда меня отыщешь.

Новая волна с букетами разъединяет их. Ирина отмахивается от цветов, хочет еще что-то сказать Буслаеву, но что скажешь, когда вокруг люди! И, привстав на цыпочки, она кричит ему через головы провожающих:

– До встречи!

Мимико откровенно плачет. Патриция крепко жмет Ирине руку.

– Не забывай, – говорит она. – Прилетай. Здесь тебя ждут.

И показывает на трех девочек-такриоток. Они стоят рядышком, все трое в спортивных брючках и свитерах. Они смеются и машут руками.

Ирина проглатывает горячий комок, подкативший к горлу. Буба отказалась лететь на Землю. Она остается на Такрии, здесь она нужнее.

И это было последнее, что видела Ирина на Такрии, пока тяжелая крышка люка не захлопнулась за ней, – три тоненькие девичьи фигурки, приветливо машущие руками.