С 1908 года доходы Ленина не ограничивались «диетой». В начале второй эмиграции у него такое просперитэ, какого он, будучи в эмиграции, до сих пор не знал. Еще в Куоккала он договорился с издательством «Паллада» о выпуске с небольшими добавлениями второго издания «Развития капитализма в России». Тираж первого издания в 1899 году был только 1200 экземпляров, тираж второго, появившегося в 1908 году, уже пять тысяч экземпляров и должен был принести Ленину 2000 рублей. В том же Куоккала Ленин договорился с издательством «Звено» о выпуске трех томов его сочинений под общим заглавием «За 12 лет». В состав первого тома входили: его первое печатное произведение «Экономическое содержание народничества и критика его в книге г. Струве», «Задачи русских социал-демократов», «Гонители земства и Аннибалы либерализма», «Что делать?», «Шаг вперед, два шага назад», «Две тактики социал-демократии в демократической революции». Второй том должен был состоять из двух частей. В первой — «К характеристике экономического романтизма», «Кустарная перепись 1894/5 года в Пермской губернии и общие вопросы «кустарной» промышленности», «Аграрный вопрос и «критики Маркса»». Во второй — «Аграрная программа социал-демократии в первой русской революции 1905−7 годов», очерк, написанный Лениным в Финляндии. Наконец, в третий том должны были войти политические статьи Ленина.

Первый том вышел в ноябре 1907 года (на обложке стоит 1908 год) и подвергся конфискации. Подавляющую часть напечатанных экземпляров все же удалось спасти. Издательство не потерпело на этом томе больших убытков, и Ленин получил гонорар. Получил он гонорар и за первую часть второго тома, подвергшегося преследованию. Иначе было со второй частью — она целиком была конфискована еще в типографии, издатель привлечен к судебной ответственности и после этого уже не рискнул печатать третий том.

Убегая из Финляндии, Ленин поручил сестре Анне получение причитающегося ему гонорара от указанных издателей и за написанные предисловия к некоторым сборникам. Видимо, не желая, чтобы сестра Анна смешивала его деньги с деньгами семейными, он просил ее иметь специальную книжку в сберегательной кассе и класть на нее собираемый гонорар и постепенно ему высылать. Приехав в Париж, Ленин в 1909 году открыл, недалеко от своей квартиры, текущий счет в Лионском Кредите, агентство Z, 19, avenue d'Orleans.

В этом банке на его имя были положены и партийные (шмитовские) деньги, и через этот же банк сестра совершала переводы из Москвы. «Деньги, — писал он ей 6 апреля 1909 года, — лучше всего переводить через Лионский Кредит, на имя «г-на Ульянова (W. Oulianoff), текущий счет № 6420». «Чтобы здесь не взяли лишку за размен, — поучал расчетливый Ленин, — лучше всего купить франков в Москве и перевести уже точную сумму франков в Париж… Это самый удобный способ. Оказиям доверять не стоит».

Охранное отделение превосходно знало, что Ульянов есть Ленин, вождь большевиков, которого полиция искала в Петербурге и Финляндии как важнейшего государственного преступника, обвиняемого в призывах к вооруженному восстанию, к военным бунтам. Это не мешало находящейся под надзором полиции его сестре Анне открыто, легально переводить ему деньги из Москвы на «текущий счет № 6420», на котором Ульянов-Ленин хранил и партийный капитал, питающий революцию. Об этом полиция не могла не знать, ибо ряды большевиков, повторяем, кишели провокаторами и агентами полиции. Могло ли происходить нечто хотя бы отдаленно похожее, когда Россией стали править ленинцы, а потом сталинцы? Не говорит ли это о том, до какой степени, при полной осведомленности в том, что делается в большевистском лагере, была халатна, бездеятельна и слаба царская полиция и какое в сущности искаженное представление о силе ее имела Европа?

Судя по всему, Ленин в 1908 и 1909 годах тратил деньги намного больше, чем в прежние годы эмиграции. В апреле 1908 года он едет к Горькому на Капри, потом в Лондон, где в Британском музее подбирает материал для своей философской книги. Возвратясь из Лондона, бродит по горам Швейцарии в Западных Бернских Альпах. «Ездил в горы погулять. Дурная погода помешала побыть там подольше. Но все же погулял превосходно» (письмо к Маняше 9 августа 1908 года). Устав от борьбы с «отзовистами», он едет в марте 1909 года отдохнуть на Cote d'Azur в Ниццу. «Я сижу на отдыхе в Ницце. Роскошно здесь: солнце, тепло, сухо, море южное» (письмо от 2 марта к сестре Анне).

Ленин, со времени пребывания в Финляндии, так привык к поступлению в его карман денег, что при получении переводов из Москвы даже забывает о них известить отправителя. «Анюте все забывал написать, что 340 р. получил. Пока что деньги мне не нужны» (письмо к Маняше 13 июля 1908 года).

Что у Ленина есть деньги, подтверждается очень многими фактами. Например, желая возможно скорее издать свою философскую книгу, он в письме от 27 октября 1908 года дает сестре Анне совет при поисках издателя и при переговорах с ними идти в области денежной на максимум уступок: «Имей в виду — я теперь не гонюсь за гонораром, т. е. согласен пойти и на уступки (какие угодно) и на отсрочку платежа до получения дохода от книги, — одним словом, издателю никаких рисков не будет».

Ленин столь мало «гоняется за гонораром», что соглашается свою книгу отдать для издания большевику Бонч-Бруевичу, хотя сомневается — получит ли он от него что-либо. «Бонч издает в долг, через кое-кого, как-нибудь, и не очень достоверно, что я получу что-либо, но все же издаст». И все-таки Ленин рекомендует сестре: если нет другого издателя, «посылай прямо и тотчас Бончу: пусть только никому не дает читать и бережет сугубо от провала!» (письмо к сестре Анне от 26 ноября 1908 года).

Отсутствие у Ленина нужды в деньгах видно из его письма от 10 марта к той же Анне. Ее муж, Елизаров, получив какую-то выгодную командировку с отпуском больших подъемных, то есть денег, выданных ему на транспорт и расходы в пути, решил (это было не первый раз) часть их презентовать Ленину, о чем Анна его и известила. Ленин отказался от подарка. «Марк собственно напрасно оставил такую большую сумму из своих подъемных, ибо мне сейчас достаточно платит мой издатель». Зная, что его сестра Мария болела тифом, а мать, за нею ухаживавшая, очень утомилась, он рекомендовал Анне: «Само собою разумеется, что ты непременно должна расходовать эти (Елизаровские. — Н.В.) деньги, чтобы лучше устроить Маняшу и маму или помочь им выехать куда-нибудь в лучшее место».

Несколько странно, что, желая «лучше устроить Маняшу и маму», Ленин предлагает тратить на то не его деньги, хранимые Анной в сберегательной кассе, а деньги ее мужа. Впрочем, чувствуя себя в это время особенно богатым, он готов был тратить и свои деньги. Он приглашал приехать к нему и сестру и мать: «Я очень надеюсь, что ты осенью приедешь к нам надолго. Не правда ли? Непременно приезжай! Очень хорошо бы было, если бы и мама могла приехать» (письмо к Маняше от 9 августа 1908 года). В сентябре, обращаясь к матери, он жалеет, что приезд Маняши откладывается: «Хорошо бы было, если бы она приехала во второй половине здешнего октября: мы бы тогда прокатились вместе в Италию… Почему бы и Мите не приехать сюда? Надо же и ему отдохнуть после возни с больными. Право, пригласи его тоже, — мы бы великолепно погуляли вместе. Если бы затруднились из-за денег, то надо взять из тех, которые лежат на книжке у Ани. Я теперь надеюсь заработать много. Отлично бы было подгулять по итальянским озерам. Там, говорят, поздней осенью хорошо» (письмо от 30 сентября 1908 года).

Получаемое партийное жалованье и прилив из России собираемого сестрой гонорара создали у Ленина такое чувство материальной обеспеченности, что, как видим, он приглашал к себе за границу и мать, и сестру, и брата. Сестра Мария к нему на самом деле скоро приехала, что же касается приезда матери или брата вряд ли Ленин в это верил. Его приглашение лишь широкий жест.

В феврале 1909 года, за несколько недель до поездки Ленина в Ниццу, заболела воспалением легких его престарелая матушка (ей шел 74-й год) и после долгой болезни, провожаемая Анной, поехала в Крым, в Алупку, поправлять свое здоровье. 21 мая Ленин ей писал: «Чрезвычайно рады мы были все узнать, что вы устроились в Крыму и ты наконец отдохнешь сколько-нибудь сносно».

Во время болезни матери он был по горло занят выпуском своей философской книги. Анна Ильинична ему присылала корректурные листы, и он занимался их правкой, исправлениями и вставками. Болезнь матери находит в письмах Ленина очень небольшой отклик — лишь стереотипные фразы, но это объясняется тем, что всю основную переписку по поводу болезни вела приехавшая к Ленину сестра Маняша. Но шокирует другая вещь. Читатель его писем, зная, что он желает матери «наконец отдохнуть сколько-нибудь сносно», все время ждет от него предложения, которое сделали бы на его месте все, кто любит свою мать. Чтобы мать имела возможность дольше и в лучших условиях отдохнуть в Крыму — почему не предложить ей для этого денег? Что может быть проще и естественнее? В прежние времена, обращаясь к ней за деньгами, Ленин любил прибавлять, что считает взятые деньги своим долгом. Теперь мать больна, стара, и ее нужно лучше устроить — не есть ли это самый подходящий момент начать расплачиваться со своим долгом? Это нечто более полезное и осуществимое, чем приглашение ехать к нему за 3000 километров. Ведь деньги есть у него, именно в это время он поехал отдыхать в Ниццу. Деньги у него не только за границей, а в самой Москве на сберегательной книжке сестры Анны, которую 26 мая, то есть пять дней после его письма с пожеланием матери сносно отдохнуть, он просит перевести ему пятьсот рублей.

Мать свою Ленин несомненно любил. Эту чудесную женщину, чуткую, готовую ради своих детей идти на всякие жертвы, — нельзя было не любить. Почему же Ленину не приходит в голову сделать то предложение, о котором мы говорим? Мы не можем думать, будто он считал, что поддержка матери в силу его особого положения совсем не касается его, а должна целиком падать только на живущих в России, то есть на Елизаровых и на брата Дмитрия. Не могло быть и речи о сестре Марии, заработок которой, что Ленин знал, всегда был ничтожен и непостоянен. Но когда мать болела, отпадала помощь Елизарова — ибо в это время Елизаров был без заработка.

Если мы не желаем видеть в Ленине до крайней степени черствого эгоиста — на поставленный вопрос можно дать только следующий объясняющий ответ. Ленин думал, что «ульяновский достаток», небольшой капитал, находившийся в распоряжении матери и о существовании которого он знал с юношеских лет, еще не окончательно исчерпан, и потому мать в какой-либо специальной помощи от него, Ленина, совершенно не нуждается. И когда в октябре 1910 года его матушка приехала из Москвы в Стокгольм, чтобы еще раз (он был последний) увидеть своего обожаемого сына, она, привозя ему разные подарки, наверно, для его спокойствия поддержала в нем мысль, что ее средства не исчерпаны. А так как Ленин с молодых лет всегда стоял на первом плане забот родных, возможно, что он и они (Елизаров, сестра Анна) с той же целью, то есть не желая его тревожить беспокойной мыслью о возникающей для него обязанности помогать старой матери, — поддерживали ту же версию.

Если эти предположения верны, тогда станут понятными без этого непонятные и странные некоторые письма Ленина к родным в начале 1911 года. В письме от 3 января, обращаясь к Елизарову, перекочевавшему в Саратов, и поблагодарив за всякие посылаемые ему наблюдения и впечатления с «Волги», Ленин писал ему: «Насчет моей поездки в Италию дело теперь (и в ближайшем будущем), видимо, не выгорит. Финансы (о которых меня, кстати, спрашивала Аня) не позволяют. Издателя не нашел. Статью послал в «Современный Мир», но, видимо, и там есть трудности; ответа нет несколько недель. Придется отложить до лучших времен дальние поездки. Но из Италии ведь сюда рукой подать: не может быть, чтобы Вы не заехали в Париж, если соберетесь в Италию. И недаром, должно быть, говорят, что кто раз в Париже побывал, того потянет и другой… Мы живем по-старому. Веселого мало».

Первое впечатление от письма — это подчеркнутое различие материального положения Ленина от положения Елизарова. Тот собирается поехать в Италию, и Ленин даже полагает, что, располагая средствами, Елизаров оттуда «завернет» в Париж, тогда как Ленин хотел бы поехать в Италию, но не может — «финансы не позволяют», иначе говоря, денег у него нет.

Все, что писал Ленин одному из своих родных, немедленно сообщалось другим и становилось предметом долгого обсуждения. Письмо к Елизарову стало, конечно, известно и матери Ленина. А так как подобное же письмо с указанием на финансовые затруднения получила и она (это письмо не напечатано) — сердце матери встрепенулось. Слова сына «финансы не позволяют» в письмах к ней и Елизарову — ее ужаснули. Она поняла, что «просперитэ» сына («я теперь надеюсь заработать много», «у меня деньги есть», «приезжайте ко мне») оказалось кратковременным, значит, нужно делать, что она делала всю жизнь, нужно спасать «Володю» от нужды. И Мария Александровна спешит его известить, что деньги ему высылаются.

Вот что отвечает ей Ленин в письме от 19 января 1911 года: «Дорогая мамочка! Сейчас получили твое письмо… Что до меня касается, то я тороплюсь исправить недоразумение, которое, оказывается, невольно вызвал. Пожалуйста, не посылай мне денег. Теперь нужды у меня нет. Я писал, что не устраивается ни книга, ни статья — в одном из последних писем. Но в последнем письме я уже писал, что статью, говорят, принимают. О книге я написал Горькому и надеюсь на благоприятный ответ. Во всяком случае теперь мое положение не хуже; теперь нужды нет. И я очень прошу тебя, моя дорогая, ничего не посылать и из пенсии не экономить. Если будет плохо, я напишу откровенно, но теперь этого нет. Издателя найти нелегко, но я буду искать еще и еще, — кроме того, я продолжаю получать то «жалованье», о котором говорил тебе в Стокгольме. Поэтому, не беспокойся, пожалуйста».

Разберемся в этом письме и письме к Елизарову. Ленин жаловался ему, что «финансы» не позволяют ему поехать в Италию.

Восстановим факты.

Летом 1910 года Ленин с Крупской и ее матерью провел целый месяц в Порнике на берегу океана. Оттуда он сообщал Маняше: «Отдыхаем чудесно. Купаемся и т. д.» (письмо от 28 июля). «Владимир Ильич, — вспоминала Крупская, — много купался в море, много гонял на велосипеде — море и морской ветер он очень любил, — весело болтал о всякой всячине… с удовольствием ел крабов, которых ловил для нас хозяин».

Из Порника Ленин поехал в Италию, на Капри, к Горькому — это второй визит к нему. В 16-м томе 4-го издания сочинений Ленина, на странице 439-й, в таблице дат жизни и деятельности Ленина указывается, что Ленин выехал на о. Капри между 1 и 8 августа. Зачем такая неопределенность, раз в сборнике писем к родным есть открытка Ленина из Неаполя от 1 августа: «Дорогая мамочка! Шлю большой привет из Неаполя. Доехал сюда пароходом из Марселя: дешево и приятно. Ехал как по Волге. Двигаюсь отсюда на Капри ненадолго».

У Горького Ленин пробыл действительно недолго, всего пять дней. 6 августа он уже уехал от него в Париж, а на пути посетил Неаполь, Рим и Геную. Об этом путешествии Ленина нет нигде ни одного слова. Крупская, путая даты, сообщает, что из Порника Ленин прямо поехал в Копенгаген на Международный социалистический конгресс, откуда отправился в Стокгольм для свидания с матерью.

Жалуясь Елизарову, что ему не удастся посетить Италию, Ленин словно забыл, что хотя и ненадолго, проездом, он был в ней четыре месяца с половиной перед этим!

Более чем странно и другое: ссылка на посланную статью в журнал «Современный Мир», помещение которой встречает «видимо, трудности», и отражается отрицательно на его «финансах».

Во-первых, можно ли думать, что его «финансы» будут улучшены от помещения только одной статьи в журнале, а во-вторых, что это за статья, которую «говорят, принимают»? Редакторы ленинских «Писем к родным» (стр. 370) несколько сконфуженно замечают: «О какой статье идет речь, установить не удалось, но в «Современном Мире» статьи В.И. не было».

Если бы Ленин действительно послал свою статью в этот редактируемый меньшевиком Иорданским журнал (в нем участвовал тогда и Плеханов), и она не появилась, то есть не была принята, это было бы в литературном и партийном мире событием, о котором многие знали и говорили. К этому событию, то есть непринятию его статьи, до пылкости самолюбивый Ленин не мог бы относиться с печальной покорностью столь явной в его письмах к Елизарову и матери. Следует думать, что никакой статьи в «Современный Мир» Ленин не посылал. Это легкое «сочинительство», вроде известных уже нам его переводов Гобсона (в 1904 году) или Адама Смита (в 1898 году), о которых он писал матери.

Странное впечатление оставляют и его сетования, что не может найти издателя на свою книгу. В этом случае уже точно известно, что он имеет в виду свой очерк «Аграрная программа социал-демократии в первой русской революции 1905−7 годов». Уже упоминалось, что это произведение Ленина вошло во вторую часть второго тома задуманного им издания «За 12 лет» и было еще до выхода конфисковано в типографии в 1908 году и уничтожено, а издатели его привлечены к судебной ответственности. Оно было напечатано лишь в 1917 году после Октябрьской революции. Ленин не мог не знать, что в 1910 году и в последующие годы в России не нашлось бы такого глупого издателя, который захотел бы добровольно сесть в тюрьму, демонстративно издавая незадолго до этого конфискованное издание. Что значат в таком случае его жалобы на отсутствие издателя, когда, в сущности, нет и книги, которую можно было бы издать?

Этими «странностями» письмо Ленина к матери не исчерпывается. Он хотел ее успокоить и вместе с тем создает беспокойство. Он дважды пишет «теперь нужды нет». Значит она была? Когда? Конечно, не в 1908 и 1909 годах. Мать по деньгам на сберегательной книжке Анны могла заключить, что в деньгах он тогда совсем не нуждался. В 1910 году? Но в этот год он продолжал занимать дорогую с отоплением квартиру на rue Marie-Rose, имел приходящую прислугу — эльзаску, ездил на отдых к океану, посетил Горького в Италии.

Где тут признаки нужды?

Ее не могло быть и вот по какой причине. В начале мая 1909 года вышла философская книга Ленина «Материализм и эмпириокритицизм». Едва успела она выйти, как до ненормальности недоверчивый Ленин писал сестре: «Денег издатель все еще не прислал. Начинаю бояться, что надует» (письмо от 26 мая 1909 года).

Издатель — Крумбюгель — его не надул. По договору книга Ленина должна была напечататься в количестве 3000 экземпляров и за печатный лист в 40 000 букв авторский гонорар установлен в 100 рублей. Ленин исчислил по рукописи, что в его книге 24 печатных листа (письмо к Анне от 27 октября 1908 года), в действительности же, в ней около 20 листов и, следовательно, он должен был за все получить 2000 рублей. Часть этих денег поступила Ленину в 1909 году, большая часть в 1910 году, а это еще более колеблет предположение, что в этот год он мог испытывать нужду.

Не забудем добавить, что Ленин получал «жалованье». Редакция ленинских «Писем к родным» объясняет, что «партийное жалованье Владимир Ильич получал, когда у него не было никаких других источников существования». Комментарий абсолютно ложный. Заработок от литературы (книг и статей в легальной прессе) отнюдь не замещал жалованье от партии, а с ним совмещался. Ленин ясно пишет — «кроме того», то есть кроме гонорара от книги и статьи, который он надеялся получить, он имеет «жалованье». Ленин подчеркивает, что продолжает его получать, то есть в этом отношении в сравнении с прошлыми годами ничто не изменилось. Даже в том случае, если у него ничего бы не было, кроме «диеты», нужды он испытывать не мог.

Разбираемые письма Ленина создают очень двойственное впечатление. С одной стороны, опираясь на сомнительные факты и не отличающиеся правдивостью аргументы, он как бы хочет обратить внимание родных на ухудшение его положения и намеками вызвать с их стороны помощь. С другой стороны, в письмах к матери — эту помощь отклоняет. Прибегание к помощи матери Ленин никогда не отвергал, тем более, что ясно из всего его поведения, он был уверен, что «ульяновский фонд», пусть сильно уменьшенный, обтаявший, все-таки существует. Поэтому, мы думаем, что когда в силу повышенных трат в 1908–1910 годах его просперитэ, период относительно «жирных коров» кончался и «капиталы», составленные из поступившего из России гонорара исчезли, Ленин, человек практичный, расчетливый, счел возможным, разумным, да и законным, иметь от матери, по примеру прошедших лет, некоторый добавок к партийному жалованью. В этом смысле его письма своего рода тактическая и деликатная подготовка родных, с помощью аргументов, производящих на них впечатление, но, в сущности «сочиненных». У Владимира Ильича — что знал Горький — было очень много «хитрецы». В форме деликатной и только в области денежных дел, он допускал ее даже и в сношениях с родными.

Почему же все-таки он отказался от посылки денег, прося мать ничего «из пенсии не экономить»? В переписке Ленина с родными о деньгах вопрос о пенсии матери был затронут впервые только в 1911 году. До сих пор об этом никогда ничего не писалось. В ресурсах семьи Ульяновых, в средствах, находившихся в распоряжении Марии Александровны, ее пенсия, очевидно, не занимала самого существенного веса. Неизвестно, что написала Ленину мать, предлагая ему деньги, нужно предполагать, что в подсчете того, что могла бы выслать сыну, она в какой-то связи, в какой-то фразе, может быть неосторожно, упомянула и о своей пенсии. Именно это и вызвало реакцию Ленина: покушаться на ее пенсию он считал для себя абсолютно невозможным. Получение помощи из этого источника он решительно отвергал, но это отнюдь не означало, что он вообще отказался от помощи родных. «Если будет плохо, я напишу откровенно».

Переехав осенью 1912 года в Краков, он писал сестре Анне: «Материальные условия пока сносны, но очень ненадежны… В случае чего буду писать тебе». Вопреки существовавшему до сих пор правилу в случае нужды обращаться только к матери, Ленин своим конфидентом по части денежных дел отныне избирает сестру Анну. Он не желает волновать мать перепиской по этому вопросу. У матери, может быть, ничего, кроме пенсии, не осталось. Но что означает это обращение к сестре Анне? Твердого и постоянного заработка лично она никогда не имела, наоборот, в последние годы, начиная с 1910 года, заработки ее мужа повысились и его материальное положение очень окрепло. В том самом письме к Елизарову, в котором Ленин жаловался на свои плохие финансы, есть следующая приписка: «Мама рассказывала мне в Стокгольме про Вашу борьбу с принципалом. Раз фонды поднялись, значит — к выигрышу. Поздравляю!». Ленин знал, что «фонды» — заработки Елизарова — поднялись, следовательно, обращаясь в случае нужды к Анне, — мог рассчитывать на помощь ее мужа. Елизаров, как бы подтверждая возлагаемые на него надежды, несомненно посылал Ленину деньги в Краков.

Однако не все посылаемые Елизаровым деньги принадлежали лично ему. В связи с этим заслуживает внимания следующее письмо Анны Елизаровой к сестре Марии в конце 1914 года, случайно попавшее в собрание писем Ленина к родным (стр. 409): «Прилагаю тебе Володину открытку. Представь, он вообразил, что ему все Марк деньги посылает и написал Гранату в Москву, чтобы гонорар за его статью о Марксе (в Энциклопедии Граната. — Я. В.) (200 с чем-то руб.) переслали Марку».

Из иронического тона этого письма следует, что Ленин плохо разбирался в том, какие деньги и откуда ему посылает Елизаров. Те 200 рублей от Граната, о которых идет речь в письме, Мария Ильинична получила и переслала Ленину. Но он получил не только их, но еще какие-то другие суммы. Для увеличения ресурсов Ленина их весьма энергично собирала в 1913 и 1914 годах Анна Ильинична, обращаясь для этого, конечно, не к рабочим, а к состоятельным лицам. Среди «жертвователей» на первом месте стоял уже упоминавшийся богатый сызранский фабрикант Ерамасов, который, кстати сказать, после Октябрьской революции и национализации его предприятия вступил в коммунистическую партию.

Дальнейшая участь его была незавидной. Вот что сообщают о нем Д. И. и М. И. Ульяновы: «После революции А. И. Ерамасов был некоторое время в партии, но вышел из нее по болезни (туберкулез легких и почек), короткое время работал в Музее народного образования, но вынужден был оставить работу по той же причине. Не имея заработка, он находился в стесненных материальных условиях, но сам ни разу не написал об этом ни Владимиру Ильичу, ни кому-либо другому из членов нашей семьи — так велика была его скромность, — пока мы сами не разыскали его и не выхлопотали ему пенсию. После этого А. И. Ерамасов прожил недолго и весной 1927 г. умер в Сызрани».