«Это письмо Вам передаст Хуан Валера – советник испанского посольства, – писал Проспер Мериме своему другу, известному русскому литератору и библиофилу Сергею Соболевскому. – Он поэт и человек большого ума».

Испанский дипломат Хуан Валера (1824–1905), с которым Соболевский встретился в Петербурге осенью 1856 года, был писателем, философом, знатоком мировой литературы. Хуан Валера провел в России полгода. Его «Русские впечатления» изложены в письмах, которые он посылал в Мадрид своему приятелю дону Леопольду Куэто и которые были впоследствии опубликованы. Валера родился в Андалусии – на юге Испании, – и Россию воспринял как страну экзотическую. Его поразил и особенный свет русской зимы, «непохожий ни на свет солнца, ни на свет луны», и архитектура московского Кремля, которая напомнила ему мавританские дворцы Гранады, и многое другое.

По роду своих занятий Хуан Валера должен был часто бывать при дворе, и круг его знакомых, естественно, был ограничен. «Придворное общество, – замечает писатель в одном из писем, – везде одинаково». Недостаток непосредственных впечатлений компенсировался любознательностью ученого. В письмах Хуана Валеры из России можно найти не только последние дипломатические новости и юмористические зарисовки петербургского быта, но и целые научные трактаты, например – обзор развития русской литературы от летописей до Пушкина и Гоголя, историю раскольничества в России, описание художественных коллекций Эрмитажа или испанских рукописей, хранившихся в Румянцевском музее.

Стиль писем из России в какой-то мере отражает общий характер творчества и литературные интересы Хуана Валеры а 50-е годы. В те годы испанские читатели почти не знали Валеру-беллетриста и очень хорошо знали Валеру – автора многочисленных рецензий на спектакли мадридских театров и статей о поэзии романтизма в Испании, о бразильской литературе.

Основательная общая культура, прекрасное знание античности и эпохи Возрождения, многочисленные путешествия воспитали у Хуана Валеры широту взглядов и оценок. Как дипломат он много лет провел за границей, жил в Неаполе, Париже, Вашингтоне в Рио-де-Жанейро и, естественно, не мог не понимать важности связей между культурами разных народов.

Для испанского писателя середины XIX века эти качества имели совершенно особое значение.

В истории испанской литературы 50-е годы XIX века были временем становления жанра реалистического романа.

Реалистической прозе XIX века в Испании предшествовала региональная проза: повести и романы из жизни бискайских крестьян, рыбаков Сантондеpa, андалусийскихторреро заполнили книжный рынок. Региональный роман (в Испании его называют «костумбристским», от испанского costumbres – нравы, обычаи) дал несколько крупных имен, но о целом оставался на уровне простого бытописательства. Необходимость пойти по пути более глубоких художественных обобщений была очевидной для многих испанских писателей. И когда в начале 70-х годов Хуан Валера обращается к художественной прозе, его романы, несмотря на то, что денет в не их всегда происходит в Андалусии, оказываются гораздо шире и многостороннее, чем произведения, принадлежащие авторам-костумбристам.

Создание романов стало для Хуана Валеры закономерным продолжением его прежней деятельности критика и публициста. К своему литературному творчеству он относился прежде всего как просветитель, заинтересованный в духовном воспитании читателя. «Романы более других литературных жанров влияют на обрав мысли нации и ее мироощущение», – писал Хуан Валера в 1885 году в «Заметках о новом искусстве сочинять романы».

В 1874 году был опубликован первый роман X, Валеры «Пепита Хименес», а затем выходят в свет «Иллюзии доктора Фаустино» (1875),«Командор Мендоса» (1877), «Донья Лус» (1879), «Хуанита Длинная» (1896), «Морсамор» (1899) и другие.

Драматические истории, которые происходят с персонажами Хуана Валеры, меньше всего могут быть объяснены местными нравами. Конфликты в этих романах возникают даже не в результате столкновения характеров, а в результате столкновения разных типов мировоззрения. Таким образом, Хуан Валера преодолевает костумбризм ради обобщения самого высокого типа – философского обобщения.

Философские позиции Хуана Валеры сближают его с испанскими гуманистами эпохи Возрождения. В политике Валера – оптимистически настроенный либерал старой школы, твердо убежденный в том, что общество эволюционирует по пути прогресса, в искусстве он – поклонник прекрасного. «Я люблю прекрасное», – не устает повторять Хуан Валера в своих критических статьях и философских сочинения л, именно поэтому его раздражает поэзия испанских романтиков, их меланхолия и преувеличенные страсти, и по этой же причине уже в конце 80-х голов он вступил в спор с теми испанскими писателями, которые пытались пропагандировать в Испании принципы натуралистической школы Эмиля Золя.

Хуан Валера понимает прекрасное так, как понимали его мыслители эпохи Ренессанса, для которых прекрасное всегда было гар «ионическим сочетанием телесного и духовного начал. Это определяет содержание многих романов писателя.

Первый из них – «Пепита Хименес» – рассказывает поучительную историю о том, «как мистик превратился в не мистика». Дои Луис Варгас собирался стать священником, но влюбился в краса «вицу Пепиту Хименес и женился на ней. Отказ от служения церкви в представлении Валеры не является грехопадением, он только означает замену одного идеала другим. Дон Луис считал, что прекрасное заключается в аскетическом служении богу, оказалось, что оно заключается в служении любви и любимой. Может быть, этот идеал не столь совершенен, рассуждает Хуан Валера, зато он больше соответствует характеру дона Луиса и его наклонностям.

Моральный урок, который Валера хочет преподнести читателю, – это не только отрицание аскетизма, как принято считать, но и отрицание теории «врожденных идей», априорного знания. Человек познает окружающее и самого себя только в результате определенного жизненного опыта. Только собственным опытом можно проверить истинность идеала.

«Знание ложно, если оно не проверено практикой» – эту идею Хуан Валера утверждает и в своем следующем романе «Иллюзия доктора Фаустино» («Las ilusîones del doctor Faustinoа»). Этот роман совсем не похож на другие произведения Валеры 70-х годов. И «Командор Мендоса» и «Донья Лус» принадлежат к жанру семейного романа и развивают поставленную в «Пепите Хименес» проблему трагического столкновения религиозного аскетизма и естественных человеческих чувств, «Иллюзии доктора Фаустино» – не семейный роман, его художественный строй гораздо сложнее. Этого не поняли и многие современники Хуана Валеры, и некоторые позднейшие исследователи его творчества, которые нашли, что роман этот «длинный, странный и неправдоподобный». Но ведь автор мог и не стремиться к поверхностному правдоподобию, он хотел написать роман философского плана, в котором нашли бы отражение некоторые проблемы, истолкованные ранее писателями других стран.

Уже само название романа о многом говорило образованному испанскому читателю. Оно напоминало об «утраченных иллюзиях» в книгах Бальзака и Флобера и о легендарном докторе Фаусте.

В послесловии автор сообщал читателям, что их догадки совсем не лишены смысла: роман был задуман как еще один испанский вариант «истории молодого человека XIX века», а его главный герой – как испанская разновидность универсального типа доктора Фауста. Надо сказать, что дон Хуан Валера хорошо знал Гёте, перевел на испанский язык несколько сцен из его знаменитой трагедии, и стилизация «под Фауста» не представляла для него никаких трудностей. «Доктор Фаустино, – пишет Валера, – персонаж, имеющий символический и аллегорический смысл. Как личность он представляет все современное поколение: это доктор Фауст в миниатюре, но без магии, без дьявола и без прочих сверхъестественных сил, к помощи которых прибегает гётевский Фауст». Таково философское содержание образа главного героя романа: он – средний, «естественный» человек, который ищет свой путь среди многочисленных объяснений мира, предлагаемых старыми и новыми философами. Но книгу Хуана Валеры нельзя безоговорочно отнести к произведениям философского жанра. Это роман философский и роман социальный одновременно. Доктор Фаустино – это не только философский символ, но обобщенный характер испанского аристократа второй половины XIX века, и направление его философских поисков во многом определяется его происхождением, а не чем-нибудь другим.

Дон Фаустино Лопес де Мендоса принадлежит к старинному дворянскому роду. Среди его предков есть христианские рыцари, освобождавшие в свое время Андалусию от мавров, есть фрондеры ибезбожники. Старый замок Лопесов де Мендоса хранит память об экстравагантных браках прежних владельцев, легенды о привидениях и спрятанных сокровищах. Но все это уже в прошлом. Традиционные титулы «потомственного коменданта крепости Вильябермеха», «командора ордена Сантьяго», унаследованные доном Фаустино от отца, лишены всякого смысла. Местные жители, которые дали доктору прозвище «достославный пролетарий», были гораздо ближе к истине.

История аристократического дома Лопесов де Мендоса – свидетельство агонии испанского дворянства. Этот надолго затянувшийся процесс начался еще в XVI веке. Дон Кихот был нищим идальго. Дон Фаустино стал нищим кабальеро. «Церковь, флот и королевская служба» были доступны дворянству во времена Сервантеса, возможности дона Фаустино еще более ограничены. В XIX веке традиционная этика позволяет аристократу посвятить себя только литературе, философии или праву. Аристократическое происхождение и воспитание определяют тот круг априорных идей, с которыми дон Фаустино начинает свой жизненный путь и которые автор романа называет иллюзиями. «Его душой, – пишет Хуан Валера, – владеет тщеславие ученого, честолюбие политика, кичливость аристократа. Иными словами говоря, «иллюзии» доктора Фаустино – это ни на чем не основанная уверенность испанского аристократа в том, что дворянское происхождение само по себе дает ему право рассчитывать на высокое положение в обществе.

Социальная мотивировка поведения главного героя присутствует в романе, но не занимает в нем центрального места. Гораздо больше писателя интересует психология доктора Фаустино и вопрос о том, почему ему так долго удавалось сохранить свои совершенно беспочвенные идеи. Оказалось, что дон Фаустино был человеком сентиментальным, человеком с чрезмерно развитым воображением и порывами к идеальному. Такое мироощущение в XIX веке называли романтическим, и сам Хуан Валера еще в 50-е годы набросал в одной из своих критических статей юмористический портрет поэта-романтика. «…Его жизнь, – утверждает писатель, – всегда необычна… Весь мир должен смотреть на него как на апостола, который пришел на землю с особой миссией. Но чернь этого не понимает, и поэт несчастлив… В любви романтик стремится к идеальному совершенству, которое никогда не встречается на этой грешной земле, но при этом безумно любит какую-нибудь женщину, потом разочаровывается в ней и оплакивает свои утраченные иллюзии…» В авторской характеристике доктора Фаустино много общего с этим пародийным портретом. Романтическое мироощущение, в то время очень распространенное среди испанской молодежи, раздражало Хуана Валеру по разным причинам. Во-первых, оно нарушало era представление о гармонической личности, во-вторых, оно, по глубокому убеждению писателя, задерживало развитие испанской нации.

Итак, дон Фаустино – Фауст романтического склада, и, как романтик, он прежде всего стремится к идеальной любви. «Доктор любил некий идеал, – говорится в романе, – хотя к не был уверен, что этот идеал существует. Он вообще ни в чем не был уверен. Рассуждения героя о любви заполняют многие страницы романа. и нетрудно заметить, что «истинная любовь» в представлении Фаустино не просто эмоция, а особая категория мировоззрения. «Что бы я ни сделал ради того, что достойно любви, – думает Фаустино. – Если бы я верил, что родина, народ, нация, частью которой я являюсь, достойны моей любви, какие героические подвиги я совершил бы для еще большего их возвеличения». За «истинную страстную любовь» Фаустино готов продать душу дьяволу.

В таком отношении героя к любви соединились отголоски рыцарских нравов, учение испанских мистиков о божественной любви и ренессансная философия неоплатонизма. Развивая мысль Платона о том, что «через эротическое знание человек приходит к постижению прекрасного» («Пир»), испанский философ-неоплатоник Леон Эбрео, автор «Диалогов о любви» (1502), создал особую науку филографию («любвеописание»), в которой любовь отождествляется с истиной и добром и служит основой мироздания. «Любовь – причина существования мира и всего того, что есть в мире», – пишет Леон Эбрео.

Герой Валеры не раз испытывал чувство любви, но априорное представление об идеальном заставило его сравнивать реальность с идеалом, и это сравнение всегда было не в пользу реальности. Дон Фаустино понял, что любовь к Констансии была небескорыстной, потому что Констансия не только красива, но и богата, а любовь к Росите – чувственной и эгоистической, и решил продолжать свои поиски.

В своей философской и пародийной по отношению к романтизму книге Хуан Валера сделал то, чего никогда не допускала романтическая эстетика. Он дал возможность идеалу осуществиться. Доктор Фаустино встретил Марию – Вечную Подругу, Характер Марии очень точно соответствует стандарту романтической героини, она словно сошла со страниц легенд испанских поэтов-романтиков Бекера (1836–1870) и Хосе Соррильи (1817–1893). У Марии «высокая стройная фигура, лицо, полное скорби и печали«, таинственное прошлое, способность любить страстно и бескорыстно и полная отрешенность от реального времени и пространства. «Я любила тебя вечно в тысячах меняющихся земных существований, ты душа моей души… я сущность твоей души», – говорит Мария. Воспитанный на романтической литературе, Фаустино не мог даже желать для себя лучшего идеала, и Вечная Подруга стала «его верой, его поэзией, квинтэссенцией его собственной души», К соединению с Марией Фаустино стремится на всем протяжении книги, союз с ней должен завершить духовное развитие героя. Мария придет к нему тогда, «когда очистится его душа, когда рассеются иллюзии, которые ослепляют и смущают Фаустино». Таким образом, брак с Марией отодвигается на неопределенное время, и жизнь подвергает доктора Фаустино разнообразным испытаниям. Одно из таких испытаний – встреча с благородным разбойником Хоселито Сухим. Хоселито Сухой – преступник-философ, который оправдывает преступление, ссылаясь на то, что общество вообще устроено несправедливо. Уроки Хоселито («порвите с прошлым, объявите всем беспощадную войну») – один из первых в испанской литературе откликов на известные теории о возможности преступления в гуманных целях и о правах «необыкновенной личности». Все эти вопросы долгое время обсуждались на страницах европейских газет и журналов. Отражение этих дебатов – в размышлениях Раскольникова в романе Достоевского, поучения Вотрена в бальзаковской «Человеческой комедии» и известный разговор двух студентов в романе Бальзака «Отец Горио»: «Ты читал Руссо?» – обращается Эжен де Растиньяк к своему приятелю Бьяншону.

«– Да.

– Помнишь то место, где он спрашивает, как бы его читатель поступил, если бы мог, не выезжая из Парижа, одним усилием воли убить в Китае какого-нибудь старого мандарина и благодаря этому сделаться богатым?

– Да.

– Слушан, если бы тебе доказали, что такая вещь вполне возможна, и тебе остается только кивнуть головой, ты кивнул бы?

– А твой мандарин очень стар? Хотя, стар он или молод, здоров или в параличе, говоря честно… нет, черт возьми…»

Разговор Растиньяка и Бьяншона имеет некоторую аналогию со спорами, которые происходят между Фаустино и Хоселито Сухим. Хуан Валера познакомил испанского читателя с тем, о чем спорили в Европе, и, так же как и Бальзак, поставил моральный принцип выше принципа пользы.

Процесс духовного развития дона Фаустино делится на две части: сначала созерцание и размышления, потом практическая деятельность – переезд в Мадрид, попытки осуществить честолюбивые планы, стать известным поэтом, сделать политическую карьеру. Практическая деятельность доказала полную несостоятельность «иллюзий» Фаустино, его априорных представлении о самом себе и своих способностях. В Мадриде герой романа лишился всякого романтического ореола, стал одним из тех бесчисленных неудачников, которые приезжают в столицу в поисках славы или денег, и жалкой игрушкой «тридцатилетней женщины» Констансии.

Дон Фаустино лишился иллюзий и получил за это награду. Он стал мужем Марии. В философском плане соединение с Вечной Подругой можно рассматривать как идеальное состояние, что-то вроде вознесения в ран. В этом идеальном состоянии дон Фаустино, как и Фауст в трагедии Гете, порывает с реальным временем. Но прозрения Фауста дают ему возможность проникнуть в будущее, а взгляд героя Хуана Валеры обращен в прошлое: он видит себя средневековым рыцарем, который воевал в Перу и влюбился в индейскую принцессу.

Идиллия доктора Фаустино продолжается недолго. Влечение к Констансии оказывается более сильным, чем любовь к Вечной Подруге. Дон Фаустино понял, что он недостоин своего идеала, и покончил жизнь самоубийством. «Если я буду существовать как личность, как индивид, – размышляет дон Фаустино перед смертью, – то вместе со мной пребудет и мой эгоизм, который есть сущность моей личности».

Так развенчивается в романе романтическая концепция идеального героя и идеальной любви.

В сущности, роман «Иллюзии доктора Фаустино», как и многие другие «истории молодого человека XIX века», – это исследование главной болезни века – безволия и неумения действовать Хуан Валера пытается обнаружить истоки этой болезни и находит их в романтическом мировоззрении, которое принимает игру воображения за реальность.

Дон Хуан Валера был оптимистом, поэтому история дона Фаустино выглядит в его романе как трагическое исключение, не нарушающее общей гармонии мира. Здоровый, гармонический характер олицетворяет в книге Хуан Фернандес из Вильябермехи, которого земляки прозвали доном Хуаном Свежим. Этот персонале выступает в роли рассказчика во многих романах Валеры. В «Иллюзиях доктора Фаустино» он не только рассказчик, но и резонер. Хуан Свежий – андалусиец и патриот своей земли, один из тех людей, что до старости сохранили здравый смысл, энергию, юмор, желание «увидеть мир». Точка зрения Хуана Свежего основывается на своеобразном «позитивистском» отношении к жизни, он верит только в то, что «подтверждено опытом и проверено наукой», и, следовательно, не одобряет необоснованных претензий Фаустино. Но «благословенная Андалусия» и люди, похожие на Хуана Свежего, сочетающие старинные добродетели и философскую мудрость, – это тоже только иллюзия, но уже не дона Фаустино, а самого дона Хуана Валеры.

И. Зюкова