Олега полоскало ещё минут пять. Как только его взгляд цеплялся за лежавшие на песке тела, парень бледнел, зеленел и снова полз к воде 'освежиться'. Вида крови он, похоже, не переносил. Виктор равнодушно посмотрел на трупы, испытал мимолётное сожаление о Ержане, полный пофигизм при виде тела Филиппыча и удовлетворение от разбрызганных мозгов налётчиков.

– Ты как? В порядке?

Сам Витя чувствовал себя на все сто, если не считать горевшей на солнце кожи.

– Угу. – Олег отдышался, прополоскал рот морской водой и, сморщившись, сплюнул. – А ты?

– Я?

Витька растерялся. Из кинофильмов и книг он знал, что сейчас ему должно быть, как минимум, нелегко. Он должен мучиться и страдать от одной мысли, что совершил убийство.

'Ну совершил. И чего? Заявление в полицию на меня напишут?'

Егоров поразился собственному самообладанию и пожал плечами.

– Я? Да нормалёк. Вставай, пошли, посмотрим, кто там в лодке лежит.

Он вывернул из каменной ладони 'неандертальца' его чудовищный деревянный меч и полез в воду.

'Нет. Не может этого быть. Померещились они мне. Откуда у них белые дети? Это я перегрелся малость…'

Виктор брёл по пояс в воде к кораблику и всячески убеждал себя в том, что в лодке только Ольга. Он отчаянно не хотел идти к судну налётчиков, страшась увидеть то, о чём ему давно сообщил трезвый и расчётливый разум.

'Только бы они были живые!'

Витька ещё сильнее сбавил ход и вперёд, с криком 'Оля, я иду!', вырвался напарник.

Вонь на лодке стояла зверская. Ещё хуже, чем та, что разила от дикарей. Егоров подобрался к чёрному боку лодки, взялся за край борта и с громким воплем отдёрнул руку. Всё дерево было покрыто толстым слоем немыслимо вонючей слизи, которая немедленно налипла на ладонь. Олег тоже страшно разматерился, но скорости не сбросил, шустро перевалив через невысокий борт.

– Оля, я… ё… т… … …!

Парень, несколько минут тому назад не побоявшийся выйти с голыми руками против двух вооружённых воинов, взвизгнул почище иной бабы.

Егоров похолодел, сцепил зубы и, уже зная, что его ждёт на лодке дикарей, полез наверх.

Под рваной циновкой вповалку лежали дети. Обыкновенные дети. От совсем маленьких крох лет трёх до подростков лет двенадцати. На них не было никакой одежды или вещей и все они были без сознания, но Виктор понял сразу.

Это наши. То есть свои.

Земные.

Голые тельца были обожжены солнцем, покрыты царапинами, ссадинами и, Витя присмотрелся, и его замутило, потёками крови.

Голова у Егорова закружилась от лютой злобы. Если бы он мог – то убил бы этих животных ещё раз. И ещё. И ещё.

Руки и ноги детей посинели от тугих пут, вдобавок ко всему прямо на детях билась в немой истерике Оля. Тоже крепко связанная и с кляпом во рту.

– Хули замер? Развязывай. Да, блять, не детей, а её!

'Это я сказал?'

Олег икнул, очнулся, вынул кляп и вцепился зубами в кожаные ремни на запястьях девушки, а Витька, молясь всех богам одновременно, принялся поднимать детей.

Олег справился на удивление быстро. Ольга приподнялась над бортом, увидела лежащего на пляже деда, залилась слезами, но в истерику не впала, а стала помогать парням.

'Господи боже мой! Да что же это? Ей же и восьми лет нет! Мамочки! Они ж её…'

Витьку колотил озноб, Олег тихо шипел ругательства, а девушка от ужаса даже перестала плакать, но свою страшную работу люди не бросили. Самый старший из детей, мальчишка лет двенадцати, очнулся, мутно посмотрел на своих спасителей и едва слышно прошептал.

– Wasser.

Девочка умерла у него на руках, когда он нёс её на берег. Виктор вынес маленькое тельце на пляж, положил её на песок и, сняв с себя куртку, укрыл ребёнка. Вместе с ней в эту минуту умерла и часть души Виктора Егорова, превращая его в совсем другого человека.

Остальных детей они спасли. Ольга подавала малышей из лодки, Витя нёс их по глубокой воде, а на мелководье их забирал невысокий Олег, который бежал до ближайшей тени и обратно. Витя работал как автомат. Все эмоции у него давно закончились. Нужно было просто взять… да… вот этого мальчугана со сломанной ручкой, поднять его на вытянутых руках и допереть…

'Да, спасибо, Олег'

Витя не заметил, как перенёс всех и, лишь столкнувшись лицом к лицу в воде с Олей, понял – это всё.

'В лесу раздавался топор дровосека… Ага, хрен там!'

В пальмовой роще стоял такоооой мат, что уши сворачивались в трубочку. Катерина сгоняла всё людское стадо обратно к бухте.

Поручив охающим и причитающим женщинам детей и озадачив нескольких прячущих глаза мужчин прикрыть тела листьями, Виктор снова направился к лодке. Ему срочно требовалось занять свой мозг, своё внимание и свои руки чем-нибудь позитивным. А что может быть более позитивным, чем осмотр и сбор трофеев?

Олег, естественно, увязался следом.

За исключением жуткой отрезанной головы, венчавшей острый нос лодки, трофей мужчин порадовал. Если не обращать внимания на запах, на жирную смазку и на тонкий, хорошо размазанный по днищу слой экскрементов, то добыча была хоть куда.

Пока Витя осматривал корму и размышлял над тем стоит ли поднять якоря и просто выброситься на берег, Олег пробрался на нос судёнышка и с головой закопался в большущий плетёный короб, стоявший перед мачтой.

– Вить, – голос у напарника дрожал от радости, – Вить. Еда!

В плетёном коробе, качеством, размерами и капитальностью больше походившем на сундук, лежали десятки громадных рыбин, каждая из которых была тщательно завёрнута в пальмовые листья.

– А запах!

Егоров покосился на висевшую поблизости голову.

'Плевать!'

Аромат, шедший из сундука, перебивал всё амбре, царившее на лодке. Живот моментально заурчал, а рот наполнился слюной. Рядом с рыбой нашлись две корзинки со странными на вид сине-зелёными плодами, размером с мелкое яблоко и свёрток из тонкой хорошо выделанной кожи.

Витя задавил в себе желание немедленно сожрать всё это богатство и потянулся к увесистому свёртку.

– А здесь у нас что?

Свёрток глухо металлически звякнул и явил на свет ржавый грубо выкованный и сильно выщербленный короткий меч, пару таких же ржавых 'убитых' в ноль ножиков и… ракетницу.

Парни переглянулись и принялись лихорадочно обшаривать все закоулки сундука. К сожалению ни одной ракеты они не нашли. За исключением бухты неплохой верёвки, сплетённой из не-пойми-каких волокон, больше на лодке ничего стоящего не нашлось.

Витя примерил в руке меч, помахал им и решил, что больше всего он походит на римский гладий. Очень ржавый и очень щербатый.

– Ладно, – железяка полетела обратно в сундук, – выбираем якоря, хватаем вёсла и к берегу.

Больше всего Дима Мельников сам себе сейчас напоминал актёра Георгия Буркова с его знаменитой фразой из кинофильма 'Ирония судьбы'.

'Как я мог так ошибиться!'

Каждый из той троицы, что дала отпор дикарям и спасла детей, просился в его группу, а он их всех отшил.

'Ёлки зелёные'

Перед ребятами было стыдно. Виктора он ведь даже слушать не стал, посчитав его совершенно безнадёжным, а Олега…

'Стереотипы долбанные!'

… он выслушал, узнал его имя, возраст, но после того, как парень сообщил ему, что работает дизайнером (эээ?) в рекламном агентстве (ффффуууу, мля, нах!), то просто послал его… далеко-далёко. Да и с Катей нехорошо получилось. Саму женщину Дима ценил очень высоко, считая её решительным и смелым человеком, а вот насчёт Игоря вышла промашка. Мельников был уверен, что тот хоть и говнист характером, но на него можно опереться в трудную минуту. А вышло совсем наоборот. Стальные стержни в душе оказались у тех, на кого бы он подумал в последнюю очередь, а здоровяк Гоша, говорят, унёсся с пляжа первым, снеся и потоптав при этом кучу народа.

'Мда. Что-то я непогрешимым себя считать стал. Рановато'

Дима-сан украдкой вздохнул, расправил могучие плечи и продолжил командным голосом наводить на пляже порядок.

Когда к нему на остров примчался один из студентов Ержана и стал вопить о дикарях и убийстве 'Ержан Сакеныча', в лагере Мельникова поднялся страшный переполох. Только ценой невероятных усилий его ребят из турклуба удалось навести минимальное подобие порядка, но на это ушло пять драгоценных минут.

Дальнейшие расспросы парня новой информации не дали. Тот дрожал и твердил как заведённый: 'убили, убили, убили'.

– Тьфу! А как ты сюда через пролив добрался?

Студент застыл мумией и пролепетал.

– Н-не знаю.

В итоге Дима-сан, Данияр и ещё пятеро самых крепких и надёжных ребят из его компании, прибыли на стоянку на малой земле к шапочному разбору. Пяток мужчин вытягивали на песок пляжа…

Мельников протёр глаза.

… настоящее полинезийское каноэ с балансиром, три женщины отпаивали и обтирали влажными тряпками детей, а возле одного из тел, укрытого пальмовыми листьями, рыдала молоденька девчонка. На прибывшее подкрепление никто не обратил ни малейшего внимания.

– Да расскажет мне кто-нибудь толком, что здесь произошло?!

– Катя. Катя, – голос был тихим и, каким-то, просящим, – Катя. Ты меня слышишь?

Екатерина закончила перевязывать последнего ребёнка – самого старшего мальчика и только тогда поняла, что её кто-то давно и безуспешно зовёт.

'Игорь'

– Что?! – Женщина резко и зло обернулась и осеклась. Перед ней, понурившись, с самым покаянным видом, стоял Витя.

– А. Я. Это…

Витька не чувствовал в себе никакой 'крутизны', после этих, как он считал, сомнительных 'подвигов', а лишь огромное чувство вины, за то, что он поневоле подверг эту женщину опасности и по собственному недомыслию подставил её под удар, заставляя рисковать жизнью.

– Я. Это.

Витька отвёл глаза, судорожно вздохнул и бросился в омут с головой.

– Прости меня, Катя. И… спасибо тебе.

Видавшая всякое в своей бурной и насыщенной жизни бизнес-леди Екатерина Андреевна застыла, открыв рот и широко распахнув глаза, и впервые не знала что сказать.

'Балбес'

Катя подошла и поцеловала Витю в колючую щёку.

– Даник, что думаешь?

– Да хрен их знает, Дим. Этот – вылитый птеродактиль. А тот – индеец какой-то. А вот этот – помесь.

– Угу. Лодку посмотрел?

– Спрашиваешь. Не круизный лайнер, но по сравнению с нашим плотиком – просто крейсер. И ещё – я ребят послал этих дебилов пособирать, а то разбежались кто куда.

– Дело, – Мельников принюхался и сморщился, – пусть закопают поглубже этих уродцев и как следуют Ержана и Филиппыча похоронят. Да и, – Сенсей показал на судно, – пусть голову похоронят и лодку, как следует, песочком и травой почистят. Воняет – спасу нет. Поставь наших ребят – пусть пинками их стимулируют. Хватит церемониться. Как отмоют – будем всех грузить на борт и уходить.

Данияр хмыкнул.

– На ужин и завтрак припасов с лодки хватит, а потом? Чем всю ораву кормить будем?

Дима промолчал, тяжело посмотрел на друга и пошёл, наконец, разговаривать с Виктором.

Егоров нашёлся под ближайшей пальмой. Нескладный тощий человек сидел, опёршись спиной о ствол дерева, смотрел на прибой и глупо улыбался. Подошедшего к нему Мельникова он, похоже, просто не заметил. Дима постоял с минуту, а потом кашлянул.

– Кхм. Не занято?

– А? А. Нет, конечно, нет. Садитесь.

Витя сначала пододвинулся, затем до него дошло, что он сидит не на скамейке в парке и на пляже полно места, и покраснел.

'Придурррок!'

Затем Витька ещё раз посмотрел на Диму-сана и… удивился.

'А чего это я к нему на 'вы'? Он же наверняка моложе меня'

Егоров согнал с лица улыбку и просто кивнул на место по соседству.

Они 'поговорили'. Витька молчал, слушая, как Мельников, разливаясь соловьём, поёт ему дифирамбы и хвалит его за храбрость, смелость и т.д. и т.п. и медленно зверел. Этот человек, который, вне всякого сомнения, был на порядок сильнее, чем сам Виктор, в эту самую минуту сидел рядом с ним и унижал его, может быть даже, не понимая этого.

Раньше Витя стерпел бы и не подал виду. Но не сейчас. Егоров не стал прерывать снисходительные 'похлопывания по плечу', мол, 'ничего, молодец, хвалю!' и не стал рассказывать историю про отца и деда, которая потащила его вперёд. Он просто встал и молча ушёл, прервав Сенсея на полуслове и оставив его сидеть на пляже с самым дурацким видом.

'Да кто ты, мать твою, такой, чтобы меня оценивать?'

Виктор Сергеевич Егоров, наконец, повзрослел.

На Большую землю большая часть обитателей малого острова перебралась уже к полудню, оставив за собой пустой лагерь и две аккуратные могилы. Ержана и деда. Налётчиков мужики закопали прямо на пляже, тщательно разровняв место, чтобы и следа от них не осталось.

Под навесом, где Ержан-ага хранил все поднятые Виктором вещи, их осталось всего трое. Сам Витя и Олег с Олей, которые теперь ни на шаг не отходили друг от друга, вызывая у Егорова чувство жгучей зависти. Ребята не устраивали романтической бредятины, а просто держались за руки. Слова им были не нужны.

Витька мысленно порадовался за хороших людей, которые, как он искренне надеялся, станут ему настоящими друзьями и с тоской посмотрел на пустынный берег, по которому Катя, взяв за руку сына, ушла вместе со всеми к проливу.

'Э-эх… хорошо, хоть не с мужем под ручку…'

Олег, отвлекая Ольгу от переживаний из-за гибели деда, заставлял её по второму разу сортировать добытые вещи. Перед своим уходом Дима-сан дал вполне ясные указания. Добытые сумки ополовинить, забрав самые ценные и нужные, с точки зрения выживания всего коллектива, вещи, а остальное – упаковать обратно.

– Отдадим сумки хозяевам. А будут ерепениться, и требовать назад всё – утопим и пусть сами достают!

Вот этим самым пара и занималась.

'Ладно. Пора дело делать…'

Витька поднял тяжёлый чёрный меч, сделанный из древесины немыслимой твёрдости, помолчал минуту, собираясь духом, и пошёл копать могилу.

Девочку, которую он так не успел спасти, Егоров решил похоронить лично. Выбрав место среди пальм, с хорошим видом на море, Витька принялся долбить мечом землю, обливаясь потом и изредка поглядывая на маленькое тельце, завёрнутое в потрёпанную циновку.

– Ты молодец, Витя. Ты…

Егоров обессилено поднял голову и вытер заливавший глаза пот. За пятнадцать минут работы землекопом он вымотался и утратил всякую способность чему-либо удивляться.

'Катя. Вернулась'

Дышать было тяжко. Говорить – тем более.

– Ты. Чего. Тут?

Женщина оглянулась на навес – возле Ольги сидел Антошка и о чём-то с ней говорил.

– Я подумала… мы подумали, что лучше мы подождём лодку здесь. С тобой… – Катя быстро, излишне быстро поправилась. – С вами. Мельников обещал после обеда нас всех отсюда забрать.

Витька обессилено повалился на землю и, мысленно проклиная свой непрезентабельный вид, счастливо улыбнулся.

– А вот это, Кать, очень хорошая мысль.

Женщина ушла к ребёнку, а окрылённый Витя в пять минут закончил свою нелёгкую работу и, позвав на помощь Олега, похоронил ребёнка. Снова навалилась тяжесть.

– Слышь, Витя, – напарник тоже был мрачен и подавлен, – надо у детей узнать её имя и крест хотя бы поставить.

– Узнаем. Поставим.

Егоров посмотрел на свои обломанные ногти, на размочаленный об плотную землю меч и принялся рыть ещё одну, совсем маленькую могилку.

Похоронив (не закопав!) голову безымянного европейца, снятую с носа каноэ, Витя счёл свои дела на сегодня исчерпанными, облегчённо вздохнул и, кося глазом на мелькавших между пальм женщин, ринулся в море смывать с себя пот, пыль и усталость.

– Да… твою же мать! Красавец, ёкалэмэнэ!

Голый Витька сидел на мелководье, ругался в полный голос и яростно тёр бока хрустящим от соли песочком. Кожа горела огнём, вдобавок соль сильно кусала царапины, но всё равно – было хорошо.

– Морда битая, сам тощий, небритый… под глазом фингал, нос до сих пор опух… а она…

Егоров застыл, глядя за горизонт, и задумался над точным определением – а какая ОНА?

И опять прошляпил всё на свете.

Витя успел подумать о том, что Катя – совершенно точно лучшая женщина на всех Землях вместе взятых и что он её… но тут за спиной раздался тихий голосок.

– А я…?

Витька от неожиданности вздрогнул и его язык сам собой, отдельно от головного мозга выдал.

– А ты – самая лучшая девушка на свете и я тебя люблю!

Егоров с клацаньем захлопнул рот, покраснел и схватился за голову.

'Что я наделал!'

Потом он вспомнил, что вся одежда, включая трусы, постирана и сушится на горячем песке и он, Виктор Сергеевич, блин, Егоров. Сидит. Перед своей. Да! Чёрт возьми! Любимой. Женщиной! Голый!!!

'Ой-ёооо!'

От стыда хотелось провалиться сквозь землю. За спиной с минуту помолчали.

– Витя.

– А?

– Витя, давай я тебе спину потру.

На женщине не было ничего. Только горячая, несмотря на прохладную морскую воду, бронзовая кожа. И мягкие, податливые и солёные губы. И ещё одно море. Море нежности и заботы. Катя тщательно потёрла тощее Витькино тело пучком жёсткой травы и вымыла ему голову. Шампунем и пресной питьевой водой, которую она принесла с собой в бутылке.

– Не говори ничего Егоров. Молчи.

– А…

– Не сейчас. Антон рядом. Не сейчас. Мне пора…

Одуплился Витька минут через десять. Сначала он решил, что ему просто напекло голову, и Катя ему пригрезилась, но стойкий запах шампуня и пустая пластиковая бутылка на берегу доказали обратное.

– Аааааа!

Егоров подскочил и, подражая Тарзану, заорал от счастья, лупя кулаками себя по груди.

'Какое счастье, что вы, тётя Уля, летели этим рейсом!'

Дима выразительно переглянулся с Данияром. Тот возвёл глаза и показал ладони небу.

'Хвала Всевышнему!'

'Аминь!'

Чтобы они делали без татешки, Мельников представлял себе очень смутно. Если с мужчинами он ещё как-то, при помощи своих ребят, совладать мог, то что делать с холёными дамочками, с их непомерными запросами и раздутым самомнением (читай – понтами), Дима-сан и понятия не имел.

Ну не бить же их, в самом деле!

И вот тут то Улжан Галымовна и пригодилась. Отставной полковник МВД взяла всех скандалисток в такой крутой оборот, что те даже пикнуть не смели. Более того, уже через два дня все дамочки посрезали наращенные ногти и начали работать наравне со всеми, обустраивая лагерь и добывая пропитание. А к суровой начальнице они обращались исключительно уважительно – тате, едва не делая при этом книксен.

'Ну тётушка!'

Дима только что прибыл в свой лагерь, перевезя вторым рейсом пятерых последних обитателей Малой земли и груду сумок, пакетов и рюкзаков. Сдав весь алкоголь на хранение супруге, Сенсей осмотрелся. На первый, второй и третий взгляд, всё было в полном порядке. Люди закончили первый за всю неделю пребывания в новом мире, сытный обед, получив по увесистому куску рыбы, и теперь просто лежали под навесами, пережидая дневную жару.

Рыба, которую они нашли на лодке дикарей, была чудо как хороша. Белое мясо сначала было засолено, потом подвялено, а затем, по-видимому, немного подкопчено. Во всяком случае, на вкус это жирное мясо было восхитительным. Дима тоже получил свой кусок и с жадностью вцепился в него зубами.

'Голод – лучший кулинар!'

– Милый, – Надя, убрав три рюкзака с алкоголем в свой шалаш, подошла к мужу, – вот возьми. Это сплошной витамин 'ц'. По вкусу на лимон похоже.

На маленькой ладошке женщины лежала половинка плода, найденного в том же сундуке.

– Угу-м… как там дети?

– Плохо. Маленькие спят. Один без сознания до сих пор. Старшие бредят и всё куда-то рвутся. У всех обезвоживание, тепловые удары и многочисленные ушибы.

У Мельникова кусок застрял в глотке. Его пятилетняя дочка и семилетний сын были здесь же. Он представил, что такое могло произойти с ними и…

'Уббббьюууу!'

Дима-сан отдышался, покрутил головой и, найдя глазами сидящих под навесом Витю и Олега, посмотрел в их сторону с ещё большим уважением.

'Рахмет пацандар!'

Лагерь Мельникова удивил своей основательностью и продуманностью. За несколько дней 'туристы' умудрились построить почти настоящий городок. С улицами, центральной площадью и прочими удобствами и достижениями народного хозяйства. Сам 'городок' находился у подножия большого, изогнутого подковой холма, который надёжно прикрывал от ветра дующего со стороны открытого моря. Шалаши и навесы стояли ровными рядами среди редких пальм и их ещё более редкой тени. А на самой большой поляне была устроена общественная кухня и большое кострище, вокруг которого люди обычно собирались по вечерам. Единственным минусом было отсутствие в лагере питьевой воды. К источнику, найденному в первый же день, приходилось ходить за километр. Но тут уж ничего поделать было нельзя – другого такого удобного места на всём острове не нашлось. Разведчики прочесали Большую землю 'от' и 'до'. Весь остров был густо покрыт натуральными джунглями и практически весь состоял из крутых холмов, так что стоянка у укромной бухточки под сенью единственной на всём острове пальмовой рощи, была наилучшим вариантом.

Виктор сдал по счёту весь багаж на хранение Данияру и с огромным облегчением повалился под капитальный навес, который ему выделил лично Дима-сан. Рядом, не спрашивая разрешения, уселся Олег, а Оля вместе Катей и Антоном, пошли за своей порцией рыбы.

– Вы теперь как? Вместе?

Витька заулыбался.

– Аххха!

– Ты это… – Олег задумчиво почесал кулаки, – Смотри… Этот Гоша на тебя волком смотрит.

Егоров поднялся и осмотрелся. И точно – одинокий Игорь сидел, подпирая пальму, жевал его, Витькину, рыбу и сверлил глазами счастливого Егорова. Навеса или шалаша ему не досталось.

– Да и пошёл он.

Витька сплюнул. Железный нож, найденный на лодке, придавал уверенности в своих силах.

– Да. Пошёл он. – Олег тоже посмотрел на свой ножик. – Ты это… я рядом, если что…

Виктор не обиделся, а просто кивнул.

'Друг'

Маваши-гери Олега были надёжнее любой страховки.

Раздачей пищи руководила сама тётя Уля. Катя, получив порцию рыбы и плодов для себя, Антона и Виктора, с удивлением узнала в ней ту самую добрую женщину, что привела её в чувство в первую ночь.

– Спасибо вам.

– Тебе спасибо, дочка. На вот, ещё мяса возьми, – полковник махнула рукой и женщина, стоявшая на раздаче, тут же положила на лист пальмы, заменявший тарелку, ещё один кусок пожирнее, – а то мужчина твой худой очень. Корми его лучше, дочка.

Катя покраснела, развернулась и, не замечая свирепого взгляда Гоши, пошла к навесу, где её ждал Виктор. Рядом, держа её за руку, шёл Антон.

Комплименты Екатерина слышала постоянно и по многу раз за день. Мужчины, что её окружали в той, прошлой жизни, не скупились на лесть и похвалы в её адрес. Это было приятно. Пусто, бессмысленно, но приятно. Дежурные, ничего не значащие фразы. Масляные глаза. Раздевающие взгляды. Сомнительные предложения.

Но никто, уже очень-очень-очень много лет не говорил ей эти три таких простых слова.

Я. Тебя. Люблю.

Антошка и мама, разумеется, не в счёт. Родные любимые люди повторяли их каждый день, а вот от МУЖЧИНЫ…

Катя посмотрела на Витю. Большой нескладный человек улыбался и что-то говорил другу. Тот тоже смеялся и махал руками в ответ.

'А ведь не врал'

Сердце обмерло.

'Он ведь не ожидал меня. Он сказал правду…'

Катя застыла столбом посреди площади, не зная, куда ей двигаться дальше. Про Игоря она даже не думала. Других друзей и знакомых у неё здесь не было, а идти под навес к Вите значило… это значило… принимать решение было очень страшно. Сердце бешено колотилось в груди, а перед глазами плыли разноцветные круги.

– Кать, ну чего встала? – Ольга, светя на всю округу лиловым фонарём, обернулась. – Пошли, мужиков кормить надо.

'А ведь у неё пять часов назад деда убили…'

– Иду, Оленька. Антоша. Сынок. – Катя очень серьёзно посмотрела в глаза сыну. – Мы теперь вон там, с дядей Витей жить будем.

Дети, как Виктор и думал, оказались бывшими пассажирами германского лайнера. Когда солнце покатилось на закат и душная влажная жара начала спадать, уступая место вечерней прохладе, тётя Уля, заодно руководившая и всеми медработниками, коих нашлось аж четыре души (два стоматолога, уролог и работница регистратуры), дала разрешение на беседу с самым старшим мальчиком, самочувствие которого не вызывало больших опасений. Длинный худой мальчишка баюкал перевязанную руку и озирался по сторонам. Сидеть в центре поляны, когда на тебя жадно смотрят сто сорок человек, ему было и страшно и неуютно. Заметив это, Дима-сан прервал посыпавшиеся со всех сторон вопросы и взял слово.

– Сегодня произошло несколько событий, о которых надо обязательно сказать…

Сенсей коротко пересказал всё, что и так было известно каждому, попросил почтить память Ержана и Филиппыча минутой молчания и объявил о том, что от его щедрот каждый сейчас получит по двадцать грамм 'Хеннеси'.

– Сами решайте, как и за что пить. За погибших или за тех, кто защитил нас, – Мельников загрохотал, театрально поднял руку и указал на Витькин навес, – за Победу или за своё здоровье. Подходите к Данияру.

С немецким мальчишкой получилась полная ерунда. Тот, как это ни удивительно, ни слова не знал по-английски, а среди пассажиров и экипажа 'Пегасуса' по-немецки с горем пополам мог изъясняться только второй пилот. Так что процесс получения информации был долгим, нудным и очень неспешным.

Сначала Дима-сан формулировал вопрос, затем Виктор, как 'штатный' переводчик, толмачил на английский. Потом Йилмаз морщил ум, считал свои пальцы и что-то гавкал по-немецки. После ответа мальчишки всё повторялось в обратную сторону, с той лишь разницей, что сначала ответ турок переводил для своих и лишь затем для остальных.

Мальчика звали Йоахим, ему было двенадцать лет, и он был коренным берлинцем. Вместе с родителями и старшей сестрой он вылетел на отдых в Турцию, но попал в грозу, а потом и в авиакатастрофу. Самолёт, по словам мальчика, удачно сел на воду, и экипаж спустил на воду надувные плоты, которых, разумеется, хватило на всех.

На этом месте командир Орхан покраснел и попросил Йилмаза этого не переводить. Его авиакомпания экономила на всём. Плотов и прочих 'мелочей', на бортах, летавших вне воздушного пространства европейского союза, с его строгими правилами и контролем, не было.

Немцы плыли три дня, но доплыли все, не потеряв по пути ни одного человека. Им сильно помогло течение, которое тащило вереницу круглых плотиков вперёд, невзирая на встречный ветер.

– И ещё мы гребли вёслами всё время.

Мальчишка показал, как он это делал. Люди вокруг него были свои. Они 'не кусались', не шумели, а жадно слушали чудесную историю спасения пассажиров лайнера, которых уже успели 'похоронить'.

Воду немцы нашли только на третьем по счёту острове.

А потом, однажды утром, их разбудили туземцы.

Мальчик всхлипнул.

– Очень многих убили. Просто так.

Йилмаз, а затем и Виктор это перевели, и на поляне наступила полная тишина.

Дикарей было восемь или десять, Йоахим точно сказать не мог. Они быстро подавили сопротивление, убив всех, кто хотя бы смел поднять на них глаза и рассортировали людей.

– Всех старых убили. А потом меня и остальных связали и погрузили на лодку.

– Сколько вы плыли? Можешь сказать?

Мальчишка, выслушав вопрос Мельникова, уверенно кивнул.

– День, ночь и утро.

Дима-сан переглянулся с Данияром и другими своими ребятами, сидевшими ближе всего. Первый зам и лучший друг только пожал плечами и продолжил чистить песком меч, снимая с него толстый слой ржавчины.

Надо – значит надо.

Редкие голоса, твердившие, что, мол, 'так этим фашистам и надо' и 'нехрен в чужие дела лезть', Дима пропускал мимо ушей. Принципиальное решение идти на помощь… эээ… соземельникам (или сопланетникам?) было принято сразу и бесповоротно. Со слов мальчишки выходило, что дикарей, среди которых было трое 'больших и рыжих', оставалось пять или семь. Каноэ без труда могло вместить полтора десятка человек, а если добавить внезапность нападения…

– Возьмём Йоахима с собой. Он покажет, где, что и как. Так, Даник?

– Угу.

Данияра было не оторвать от меча. Ржавая железка приобрела блестящий вид и снова обзавелась острой режущей кромкой. Казах повесил меч себе на пояс и поднялся. Шум и гомон на поляне быстро утих.

– Идти надо.

Мельников благожелательно кивнул.

'Продолжай'

– Нас здесь слишком мало, чтобы делиться и вспоминать прошлые дела. Мы все – земляне…

– Мы все – земляне…

'Угу. Земля в иллюминаторе, земля в иллюминаторе видна…'

Чем дольше Витька находился в лагере Мельникова, тем меньше ему нравилось происходящее. Его снова попросту не замечали. С Катей стремились пообщаться все. К Олегу и к Ольге тоже лезли с вопросами, а его – не замечали. Да и фиг бы с ним, к славе Егоров никогда не стремился, но процесс его оттирания на периферию был быстр, чёток и решителен. В эту минуту Даник, явно с подачи Сенсея, решал кто пойдёт в спасательную экспедицию.

На самом деле идти в плаванье и сражаться Витька совсем не хотел. Это было опасно и, на самом деле, глупо. К немцам он не питал никаких дружеских чувств и спасать их не рвался. Он прекрасно отдавал себе отчёт в том, что в утренней драке ему просто повезло. И что сам Данияр и все остальные ребята, которых он назвал – гораздо крепче его. И что если бы не Олег и не Катя, то сейчас его труп лежал бы на пляже, а голова, возможно, украшала нос каноэ.

От этой мысли Егорова пробил озноб, но делать было нечего. Он должен был доказать своей будущей женщине, что способен отстоять и свои, и её интересы.

'Сказал 'А', говори и 'Б'

Виктор посмотрел на Катю. Вздохнул. И вышел в центр поляны, к костру.

– Я пойду.

Данияр поперхнулся.

– Э… Витя, ты не можешь идти с нами…

Это видели все. Долговязая сутулая фигура кабинетного червя ни шла ни в какое сравнение с крепкими и ладными парнями из группы Мельникова.

Виктор Егоров посмотрел на Катю, потом на ухмыляющегося Сенсея и, пожав плечами, как можно равнодушнее бросил.

– Да нет. Могу. Это же МОЯ лодка.

На поляне воцарилась оглушительная тишина. Все видели – это вызов. Открытый наглый и борзый вызов ВСЕМ. Потому что ВСЕ считали лодку общим достоянием.

– Чего? Витюня, ты чего? – Данияр теребил рукоятку меча, искоса поглядывая на шефа. Мельников уже не улыбался, а холодно, серьёзно и без прежней приязни смотрел на Виктора. – Какая она твоя? Она общая. Наша. Так ведь? А?

Спортсмен надавил интонацией. Очень сильно. Страшно. Без вариантов.

'Да' или 'да'.

– Нет. И ещё. Даник. Положи мой меч в мой сундук и отнеси его обратно. На мою. Лодку.

Казах захохотал.

– А ты… ха-ха-ха… заставь… Пошёл ты, придуррррок!

– Положи.

Витя, не веря в то, что он это делает, достал из кармана ветровки незаряженную ракетницу, взвёл боёк и направил ствол точно в лицо Данияра.

– По-ло-жи.

В спасательный поход, который начался уже следующим утром, пошёл сам Сенсей, Данияр, Игорь и ещё пятеро ребят из турклуба. Ещё на лодке были Йилмаз, Йоахим, Виктор и Олег. Из плюсов было наличие двух однотипных ракетниц и четырёх выстрелов к ним, а из минусов…

'Да и хрен с ними…'

Спину Витьке жгли два ненавидящих взгляда. Гоши и Данияра.

'Один враг или два… да какая разница?'

– Верно?

– Что? – Олег, сидевший на соседнем весле, его не понял.

– Верно, я говорю?

Витька подмигнул и толкнул друга плечом.

'А ещё у меня есть женщина, друг и много приятелей'

После вчерашней перепалки с руководством 'туристов' с ним захотело познакомиться и пообщаться, как минимум, два десятка человек.

– И… рраз! И… два!

Егоров ворочал весло, смотрел на спину турка, который надрывался перед ним и думал о том, что сказала ему на прощание Екатерина.

'Да. Жди меня, Катя, жди… я скоренько…'

– И… рраз! И… два!