А в это время Джон Кишо сидел в кресле, протирая уголком пледа свой монокль и желая тем самым подчеркнуть, что Соперовы бредни его ни капельки не интересуют. Зануда же Сопер стоял перед ним, снова и снова повторяя свою историю о привидении.

— И оно пролетело перед самым моим носом. Поверишь ли, Джон…

— Не поверю, — спокойно отвечал Джон Кишо. — Ни за какие коврижки не поверю. Даже если ты снова поклянешься Святым Дунканом.

Сопер вспомнил недавнюю обиду и надул нижнюю губу.

— И все-таки, я его видел! — сказал он. — А ты, Джон, просто… просто… Вот! А еще поэт!

— В первую очередь, — заметил Джон Кишо, — я шотландец. А первое правило всякого шотландца — не верить россказням глупых драконов. Кроме того, у тебя, Сопер, появилась скверная привычка морочить людям голову прямо с утра. Ты сбиваешь мой утренний поэтический настрой. Посему я хотел бы тебя предупредить: если ты не уберешься отсюда в течение одиннадцати секунд, я, невзирая на наши добрососедские отношения, буду вынужден…

— Я уберусь! — воскликнул Сопер с горечью. — Я уберусь еще раньше, чем окончатся твои дурацкие одиннадцать секунд. И все равно, все равно это привидение существует! Вот так.

— Пошел вон, Сопер, — устало сказал Джон Кишо.

— Существует!

— Я кому сказал? Пошел вон! — Джон Кишо, кажется, начал сердиться.

— Существует!

Тут Джон Кишо, потеряв всяческое самообладание, вскочил с кресла. Сопер испуганно забился в угол. Но вдруг произошло что-то по меньшей мере странное. В темном углу комнаты появился мерцающий силуэт старца в белом плаще. Мало того — силуэт этот сказал:

— Крылатый отрок истину речет. Я существую, ибо я естем.

— А? Что я говорил?! — обрадованно воскликнул Сопер и грохнулся в обморок.

Джон Кишо вставил в глаз монокль и приблизился к призраку.

— Кто вы такой? — спросил он. — И что вам здесь угодно?

— Не время есть, — ответил призрак (а это был именно он). — Не время есть вопрошать в годину ту, когда други твои бедствия терпят великие, и самому житию их угроза таится смертная в обличьи злобного слуги Марсова. Поспешим же, о благородный и доблестный рыцарь, к тем, кто уповает на помощь нашу.

— Прежде всего, — заметил Джон Кишо, — я хотел бы знать, с кем имею честь беседовать. И попросил бы вас прекратить паясничать и выражаться нормальным языком.

Призрак сокрушенно взмахнул тощими руками, но, видя, что ничего не поделаешь, пустился в рассказ.

— Узнай же, о медлительный, — изрек он, — что я естем призраком доблестного Палубника, столь долго по неверию отрицаемым тобою. Ныне же явился я, дабы…

— Так, — сказал Джон Кишо. — Обождите минуточку.

С этими словами он подошел к стенке и постучал в нее.

— Хамяк, — сказал он, — ты не спишь, друже?

— Сплю, — сонно ответил за стенкой Хамяк.

— Давай, просыпайся. Тут пришел какой-то старый чудила и утверждает, что он и есть привидение нашего Сопера.

— Не привидение, — обиделся силуэт, — а призрак. И не вашего Сопера, а доблестного Палубника.

— Слыхал? — снова сквозь стену обратился к приятелю Джон Кишо. — Либо шарлатан, либо клоун. В первом случае мы его выкинем в окошко. Во втором — по крайней мере позабавимся.

— Щас иду, — пообещал Хамяк. Буквально через минуту он появился в дверях во всем своем великолепии.

Хамяк был необыкновенный верзила и здоровяк. Ростом он оказался на целую голову выше Джона Кишо, но не потому, что Джон был маленьким, а потому, что Хамяк был настолько большим.

— Привет, — пробасил Хамяк, входя. — Так кто тут, говоришь, привидение?

Призрак, очевидно, устал и смирился с тем, что его все называют привидением, потому на сей раз промолчал.

— Вот этот, — указал на призрака Джон Кишо. — А Сопер вон, в обмороке валяется.

— Понятно, — деловито сказал Хамяк. — Так чего тебе надобно, старче?

— Явился я сюда, — в который раз пустился излагать цель своего визита несчастный призрак, — с тем, дабы поведать вам известия страшные и на другов ваших обрушившиеся. Два отрока, и имя одному из них Торп, а другому — Турп, в полон захвачены Картаром злобным…

— Я ему щас отгрызу ухо, — пообещал раздражительный Хамяк.

— Постой-постой, Хамяк, — перебил его Джон Кишо. — Он что-то сказал про Торпа и Турпа. Каким таким Картаром злобным они захвачены?

— Картар сей, — продолжал призрак, содрогаясь, — убийца есть и злодей невиданный. И личинам его несть числа. Обиталищем его недра земли суть, и от дома сего вглубь уходят они. И быть мне нитью путеводной вам, ибо путь сей ведом мне.

— Ни фига не понял, — пробурчал Хамяк.

— А я, кажется, кое-что начинаю понимать, — сказал Джон Кишо не без гордости. — Должно быть потому, что я все-таки поэт. И весьма недурной поэт. Значит, Торп и Турп в плену у Картара?

— Так, — сказал призрак.

— И Картар этот обитает под землей, причем недалеко отсюда?

— Так, — снова подтвердил призрак.

— И ты, старик, знаешь, где он обитает и готов провести нас к нему?

— Так, — обрадованно воскликнул призрак, очень довольный, что его поняли.

— Тогда, Хамяк, приведи, пожалуйста, в чувство этого неврастеника, — Джон Кишо кивнул в сторону Сопера, — и поторопимся на помощь к нашим друзьям.

— Щас он у меня вскочит, как ошпаренный, — заявил Хамяк, и, подойдя к Соперу, гаркнул ему в самое ухо:

— А ну, вставай, ящурка! Кому Хамяк сказал!

Одного слова «Хамяк» было достаточно, чтобы поднять Сопера не то что из обморока, а, по всей видимости, и из могилы. Он подскочил в воздух и испуганно вытаращил глаза.

— Ну вот, — самодовольно сказал Хамяк и добродушно потрепал Сопера по щеке могучей лапой, от чего тот окончательно пришел в себя.

— Сопер, — обратился к дракончику Джон Кишо, — будь добр, постарайся в ближайшее время не падать в обморок.

Мы торопимся на помощь нашим друзьям, и у нас не будет времени всякий раз приводить тебя в чувство.

— Пусть только попробует, — пробурчал Хамяк. — У меня всегда найдется хорошая затрещина для слабонервной ящурки. Что за дурак! Сам натрепался нам про это привидение, и сам же теперь в обморок грохается!

— Я больше не буду, — пообещал Сопер.

— Только… Только пусть оно летает чуть подальше от меня.

— Оно будет лететь впереди, — утешил его Джон Кишо, — и показывать нам дорогу. Верно, старик?

— Путеводной нитью буду вам, — вторично пообещал призрак. — Ступайте вослед мне.

И с этими словами, вся компания двинулась по уже знакомому нам маршруту в логово Картара. Пролезши сквозь откинутые Торпом и Турпом половицы и спустившись вниз по винтовой лестнице, они очутились в первом зале и принялись оглядываться по сторонам. Но призрак не дал им вдоволь полюбоваться этим зрелищем.

— Не здесь, но далее и глубже, — пропел он и полетел вперед.

Хамяк, Джон Кишо и Сопер поспешили в вышеуказанной последовательности за ним. Из глубины пещеры доносился некий шум.

— Так, — услышали они чей-то удивительно противный и странно знакомый голос. — Щас мы будем вас умерщвлять.

— Щас мы будем кому-то башку отрывать! — прогремел эхом Хамяк и галопом помчался вперед.

Прочие едва поспевали за ним, но бежать оставалось совсем немного. Через каких-нибудь двадцать шагов они ворвались в третий зал и увидели уже знакомого нам отвратительного лысого старика, который целился в Хамяка из пистолета.

— Ни с места, зверюга! — шипел Картар. — Эта штука отлично стреляет, так и знай.

Хамяк, однако, не слишком испугался. Во-первых, он не больно хорошо разбирался в оружии, предпочитая орудовать лапами, а во-вторых, Хамяк действительно был ужасно храбрым зверем. Одним гигантским прыжком он подскочил к противнику и выбил у него пистолет из рук. Вторым ударом Хамяк отправил в полет самого Картара.

— Недурно, — заметил Джон Кишо, — весьма неду…

Тут он вдруг затрясся в приступе неистового возбуждения, схватил какой-то острый предмет, бросился на пол и принялся что-то лихорадочно на нем царапать.

— Опять на него стих напал, — заметил Сопер тоном знатока. — Но это ничего. Хамяк и сам отлично справится.

Эти слова он нарочно произнес погромче, чтобы Хамяк мог их услышать. Но Хамяку было не до лести — этот чертов Картар оказался не таким уж хилым старичком, каким казался с виду. Он довольно быстро оправился от удара, вскочил на ноги, бросился на Хамяка и несколько раз стукнул его по груди и по морде. Хамяк не был готов к этому нападению и пропустил все удары. Впрочем, большого вреда они ему не причинили.

— Чего?! — взревел Хамяк и двинулся на Картара.

Тот струхнул и пустился наутек.

— Убью! — пообещал Хамяк и бросился догонять негодяя.

Картар в ужасе метался по всем залам и коридорам своей пещеры, а Хамяк неотступно следовал за ним, с каждым своим движением обрушивая что-нибудь на пол: доспехи, коробки, какие-то колбы с жидкостями.

«Боже мой, — думал на бегу Картар, — этот чертов зверюга все мне тут расколотит!»

Тут он забежал за поворот и увидел здоровенную булаву. Злобный Картар схватил ее хищной рукой и, когда Хамяк проносился мимо, несколько раз огрел его по голове. Будь на месте Хамяка кто другой, он испустил бы дух после первого же удара. Хамяк выдержал шесть, после чего начал потихоньку оседать на пол и, наконец, с грохотом плюхнулся навзничь, опрокинув напоследок стопку толстенных книг.

Картар издал исполненный торжества крик, вслед за которым раздался полный горя и отчаяния вопль призрака:

— О, боги! — стонал призрак. — Для чего бестелесны члены мои! О, будь на них хоть малость плоти, жебы мог нанести я удар сокрушающий врагу моему меж очей его гадких!

— Это кто там еще попискивает? — крикнул Картар. — Ты, что ли, писака? — и он направился прямиком к Джону Кишо, который, не замечая ничего вокруг, с остервенением царапал пол.

— Ну, с этим очкариком много возни не будет, — и Картар, подойдя к Джону Кишо вплотную, надменно щелкнул его пальцем по моноклю. Не сделай Картар этой роковой глупости, неясно, как бы пошла дальше наша история. Но Картар, к несчастью для себя, сделал это. Наверное, он не знал, что к Джону Кишо НЕЛЬЗЯ приближаться более, чем на метр, когда тот творит…

То, что произошло дальше, не поддается никакому описанию. Почти одновременно раздались два вопля: первый принадлежал Джону Кишо, второй — Картару. Вслед за этим посреди зала поднялся смерч, громыхнул гром и ударила молния. Для полной картины не хватало только ливня. Когда же это удивительное явление природы закончилось, все увидели Джона Кишо, который, несколько успокоившись, методично добивал поверженного Картара цилиндром.

— Негодяй, — приговаривал он, — подлец, мерзавец, вор, скотина, сволочь, мошенник, кретин, хам! Мешать поэту, когда тот создает, быть может, лучшее свое творение! «Джон Кишо в пещере врага»! Одно название чего стоит! Да за это не то что убить — четвертовать мало!!!

— Джон, Джон, успокойся, Джон. Ну, пожалуйста, — умолял поэта Сопер, испуганно забившись под стол, на котором стояли какие-то колбы с реактивами.

Но Джон Кишо уже пришел в себя. И первым делом бросился к Хамяку.

— Хамяк, друже мой, — проговорил он, склонившись над Хамяком и шлепнув его несколько раз ладонью по морде (потому что, как известно, у зверей не бывает лица, а бывает морда). — Как ты себя чувствуешь?

Хамяк открыл один глаз, затем, подумав, другой.

— Ничаво, — сказал он наконец. — Где эта тварина Картар?

— Возможно, я несколько погорячился, был отчасти несправедлив к этому человеку. Во всяком случае, он валяется вон там, неподалеку.

— Дохлый? — живо поинтересовался Хамяк.

— Не думаю, — сказал Джон Кишо, — хоть гнев мой был велик.

— О да, — немедленно отозвался призрак, заслышав знакомые интонации. — Велик был твой гнев, но праведен.

— Это хорошо, что он не дохлый, — сказал Хамяк. — Когда он очухается, мы с ним продолжим, и тут уж я из него, гада, фисташек наделаю.

— Нет, нет, — раздались вдруг сразу два голоса. — Его нужно доставить в город и там судить!

Все оглянулись на голоса и увидели Торпа и Турпа, о которых как-то позабыли.

— Какое счастье! Вы живы! — воскликнул Сопер, вылезая из-под стола, и в приливе чувств бросился к Торпу и Турпу. Но, подлетев к ним, словно наткнулся на какую-то преграду, сделал кульбит в воздухе и шлепнулся на пол.

— Что за дурацкие шутки? — сказал он обиженно, потирая ушибленный нос. — Чего вы деретесь? Это свинство.

— Это не мы, — ответил Турп. — Это решетка невидимая.

— Она из алюминия, — пояснил Торп, — а этот противный Картар изобрел такой эликсир, который делает алюминий прозрачным.

— Он и крыши в городе этим эликсиром обработал, — добавил Турп.

— Все думают, что их нет, а на самом деле они есть — только невидимы. И вовсе он не Картар, а кастелянша. Точнее, кастелянша — вовсе не кастелянша, а Картар.

— Ну, мы вам потом все расскажем, — подытожил Торп. — А сейчас, выпустите нас как-нибудь отсюда.

— А как? — спросил Сопер.

— Ну, это, я думаю, не столь уж сложно, — произнес Джон Кишо. — Как ты полагаешь, Хамяк?

— Тоже мне, проблема! — важно сказал Хамяк. — Мне и видимые решетки нипочем, а уж невидимые — это мы в два счета. Где тут она у вас? — и он принялся наощупь искать прозрачные прутья.

— Ага! Вроде как чего-то нащупал. Раз-два — взяли! Гоп-ля! Крепкая, сволочь… Еще-е взяли! Гоп-ля!..

Тут он полетел на пол, но, судя по самодовольной улыбке, попытка его удалась.

— Кажись, сломал, — удовлетворенно отметил Хамяк.

Торп и Турп, шаря перед собой руками, сделали несколько шагов вперед. Решетки не было.

— Силен, Хамяк! — сказал Торп и заулыбался.

— Ну, так… — смущенно пробасил Хамяк.

— Здоровый, чертяка! — сказал Турп с уважением. — Торп, мы на свободе, ура!

И друзья радостно обнялись.

— Ура, ура, ура! Молодец, Хамяк, — радостно закружил по пещере Сопер.

— Щас как дам, — сказал Хамяк. — За мелкое подхалимство. За кого ты меня принимаешь, ящурка?

— А я чего? Я ничего, — испуганно сник Сопер. — Приведение тоже молодец, что привело нас сюда. И Джон Кишо молодец — здорово он ему врезал, Картару этому… Ох!

— Что «ох»? — спросил Торп.

— А где… а где же он?

Все, как по команде, уставились на то место, где еще совсем недавно валялся без чувств Картар. Но теперь Картара там НЕ БЫЛО!

Воспользовавшись тем, что все на радостях о нем позабыли, очухавшийся злодей потихоньку прополз через всю пещеру до маленького потайного зала, который был скрыт здоровенным камнем, и поднялся на ноги.

— Радуйтесь, радуйтесь, — проворчал он. — Вы у меня еще наплачетесь. Наша схватка только началась.

С этими словами он нажал какой-то камешек в стене, который на самом деле был вовсе не камешком, а потайной кнопкой. Камень, закрывавший вход, медленно отполз в сторону, и Картар вошел в зал. В этом зале не было ничего. Ничего, кроме огромного шара, на котором Картар совершал свои ночные налеты на город.

— Еще посмотрим, чья возьмет, — продолжал бурчать он, залезая в корзину шара. — Тьфу, ты черт! — Картар вдруг выругался. — Совсем голову потерял.

Он вылез из корзины, подошел к стене и нажал еще одну потайную кнопку. Еще один огромный камень откинулся в сторону, и зал залило солнечным светом. Это был второй выход из пещеры. Картар снова залез в корзину и включил подачу воздуха. Шар, наполняясь, медленно приподнялся и выплыл наружу.

— Что ж, — злобно ухмыльнулся беглец, — оставим дверь открытой. Все равно в ближайшее время это пристанище мне, судя по всему, не понадобится.

Шар тем временем проплывал над розовой лентой реки, в которой отражалось утреннее небо.

— Ну, а напоследок заглянем в город, — сказал Картар сам себе. — Надо же попрощаться с милыми горожанами.

И он направил шар в сторону мирно спящих у подножия холма домов.

— Жаль, — продолжал бормотать себе под нос злодей, — очень жаль, что они не увидят столь достопамятного зрелища. Ну что ж, устроим на прощанье небольшой фейерверк.

Он снизил свой летательный аппарат и, пролетев над городом, щедро попил еще оставшиеся видимыми крыши скрывачом. Покончив с этим гнусным делом, Картар снова набрал высоту.

— Прощай, город! — воскликнул он. — Надеюсь, мы встретимся, и очень скоро! Только тогда ты уже будешь другим. Совсем другим! — и Картар злобно расхохотался.

Его шар медленно уплывал в сторону леса, постепенно превращаясь в маленькую черную точку. Вскоре и эта точка скрылась за горизонтом. А ничего еще не подозревающий город по-прежнему спал. Проснулся лишь бургомистр в своем Скворечнике.

— Ха-ха! — засмеялся он радостно, глядя в окно. — Я вижу небо! Я вижу небо! Над сумасшедшим домом, оказывается, тоже бывает небо! — и бывший (теперь уже бывший) градоначальник затянул какую-то бодряцкую песню. Очевидно, собственного сочинения:

Как выяснилось, у бургомистра был такой прекрасный слух и такой нежный голос, что вскоре от его пения, доносящегося с противоположного берега реки, проснулся весь город. Город без крыш…