Весть о том, что произошло в пещере под Большим Холмом, разнеслась по городу быстро. Недоверчивые горожане тотчас же раздобыли, кто где, лестницы и принялись осматривать свои невидимые крыши. Крыши действительно оказались на положенных местах, по ним можно было ходить, и только как-то странно было смотреть на людей, словно парящих в воздухе над собственными домами.

Новость, однако, была встречена неоднозначно…

Умные горожанки смущались и говорили, что они давно уже подозревали, что крыши никуда не исчезли, и что если бы за все это время в городе прошел хоть один дождь, то тут уж и самый последний дурак смог бы заметить наличие крыши над головой, поскольку дождь не лился бы внутрь, но стекал по прозрачным сводам на землю.

Глупые горожане просто радовались и с криками носились по улицам, намереваясь устроить фейерверк.

Словом, от былой паники и уныния не осталось даже следа.

Не радовался один лишь казначей. Он собрал отцов города в ратуше и, нахмурившись, предложил обсудить создавшееся положение.

— Все крыши, — заявил он, — есть часть городской казны, поскольку они, как будто, алюминиевые. Но кому нужен невидимый алюминий? Тут еще нужно разобраться: хорош ли этот прозрачный алюминий, алюминий ли это вовсе, и можно ли причислять такой металл к драгоценным. Во всяком случае, на внешний облик города это влияет плохо, поскольку дома потеряли-таки свой былой лоск. Да и мало того!.. Теперь любая птица может заглянуть сверху и увидеть, что творится в семьях.

Вопрос этот вызвал бурные прения среди членов магистрата.

А в это время Торп и Турп сидели на чердаке у Сопера и наблюдали из окна, как веселится остальной город.

— Все это хорошо, — вслух размышлял Торп. — Глянешь, и прямо душа радуется. Но мысль о том, что мы упустили негодяя Картара, не дает мне покоя. Ох, чует мое сердце, не напрасно он так легко сдался и удрал. Что-то за этим кроется… И потом! Скажи, зачем ему нужно было делать прозрачными все крыши? Наверняка, он неспроста старался.

— А может быть, — ответил Турп, — Картар поступал так просто из подлости?

— Ха! Из подлости! Даже самый законченный негодяй не станет строить в глубине холма целую лабораторию ради того лишь, чтобы напугать пару сот жителей города. Не-ет, дружище, — тут что-то пострашней. Так или иначе, но нам нужно отправляться в путь и поймать Картара.

— Легко сказать — поймать, — пробурчал Турп. — Поди, сыщи ветра в поле!

— Призрак сказал мне, — объяснил Торп, — что у Картара есть замок где-то в глуши леса, в Хлябь-Паутине. Видимо, злодей полетел на своем воздушном шаре именно туда.

— А может быть, и нет, — упорствовал Турп, которому очень не хотелось покидать дом. — Откуда ты знаешь?

— Я еще не знаю, — сказал Торп, — но призрак уже полетел к тому замку. Разведать: там Картар, или нет. Призракам — им расстояния не страшны.

— Зато мне страшны, — заметил недовольно Турп.

— Послушай! В конце концов, мы сыщики. Надо довести дело до конца. Заодно узнаем у преступника рецепт его зелья и, быть может, возвратим нашим крышам их алюминиевый блеск!

Вскоре после этого разговора прибыл призрак с добрыми вестями. Картар действительно прилетел в свой замок и засел там. Хочешь-не хочешь, а тут уж пришлось Турпу собирать в дорогу свой рюкзак, хотя и очень неохота было ему менять элегантный городской костюм на кургузую походную куртку. Но, к чести наших героев, сыщики умели в нужный момент отказываться ради выполнения долга от всех благ и принимать жизнь такой, какая она есть.

А пока суд да дело, Торп решил сходить к Джону Кишо и показать тому несколько стихотворений, которые написал в часы досуга. Джон взял протянутую смущенным Торпом тетрадку, перелистал ее и с отвращением бросил на пол.

— Какие мерзкие, ничтожные стихи! — гневно закричал он. — Знаешь, Торп, если бы ты не был моим другом, я бы немедленно выставил тебя из комнаты.

— Но почему, почему же? — спросил оробевший Торп. — Неужели они так плохи?

— Это еще мягко сказано! В них же нет ни одного упоминания про Джона Кишо! Что ж, по-твоему, я должен сказать, что это хорошо? Забери, забери свою мерзость немедленно!

Бедный Торп не знал, куда и деваться. Он подобрал с пола тетрадь и уныло сунул ее в карман.

— В следующий раз, — наставлял между тем сыщика чуть поостывший поэт, — попробуй вставить в текст что-нибудь обо мне. Можешь начать с малого: вставь, скажем, строчку «Мой шотландский друг». К примеру. Увидишь — стих получится гораздо лучше!

Только сейчас Торп заметил, что Джон Кишо как-то странно одет. Вместо обычных пледа, цилиндра и монокля на нем красовались нарядная клетчатая юбка, зеленый жакет, шляпа с пером и высокие башмаки на шнуровке.

— Куда это ты так принарядился? — спросил сыщик.

— Как куда? С вами, в путешествие. Я чувствую, что вы одни не справитесь в таком деле, как ловля преступника. Кроме того, если ты вновь надумаешь писать стихи, я должен быть под рукой, чтобы ограждать тебя от дурного стиля. Понял теперь?

Торп почувствовал прилив благодарности к великому поэту и потому сказал:

— Нет-нет, Джон! Ты не можешь отправиться вместе с нами — ты слишком занятой человек для этого.

— Могу, — спокойно возразил Кишо. — И очень даже просто. Так что ступай, а я буду собирать саквояж.

На лестничной клетке Хамяк занимался гимнастикой по системе профессора Шацкенгольфа. Увидев Торпа, он приостановил вращательные движения туловищем и пробурчал:

— Что, Джон с вами едет?

Получив утвердительный ответ, зверь что-то недовольно пробурчал в усы и продолжил прерванное занятие.

«Какой-то он необщительный, — подумал Торп, спускаясь вниз по лестнице. — Хоть и симпатичнее, чем может показаться с первого взгляда. Конечно, тип он немного скрытный, да к тому же прижимистый, но ведь на то он и Хамяк. В мире есть немало животных, которые грубы, а все же нельзя считать их только из-за этого злыми».

Так думал Торп, входя в комнату. Посреди комнаты стоял Турп, застывший, как столб.

— Ага! — заметил он. — Вот, наконец, и ты.

— Неужели в тебе проснулась наблюдательность? — съязвил Торп. — Ты собрал рюкзак?

— Да погоди ты со своим рюкзаком! Я тут придумал кое-что. Вот подойди ко мне, и стукни меня по голове.

Торп порядком удивился.

— Ты что, серьезно? — спросил он.

— Вполне. Ну, давай, не бойся. Я не обижусь. Будем считать это научным опытом.

Но Торпа не нужно было просить дважды. Он подошел и стукнул коллегу в ухо. Правда, не сильно. И это, надобно заметить, его спасло, поскольку голова Турпа, казалось, была сделана из чугуна.

— Ой-ой-ой! — завопил Торп, потрясая в воздухе ушибленной рукой. — Это что ж такое?

— Ага! — победоносно воскликнул Турп, не сходя с места.

— Это — старые доспехи доблестного Палубника, которые мы нашли в пещере. Они, если ты помнишь, из чистого алюминия. Я, для интереса, обработал их эликсиром Картара, и вот — универсальное, надежное и невидимое средство против внезапного нападения. Хочешь — ударь меня еще разок. Ну, хочешь?

— Нет уж, спасибо, — вежливо ответил Торп, обещая про себя, что это он Турпу припомнит.

— А еще, — воодушевленно продолжал Турп, — у меня есть невидимый меч. Он был в комплекте с доспехами. Где-то тут он валялся… — Турп растерянно обшаривал глазами пол.

— Где-то в этом районе. Я его тут бросил…

Он попытался нагнуться в латах, но не смог. Тогда! Турп чуть согнул ноги в коленях, пытаясь присесть. Доспехи жалобно скрипнули и заклинили на полпути. Горе-рыцарь оказался в глубоком полуприседе, после чего, потеряв равновесие, медленно и величественно завалился набок, с треском сломав табурет.

— Чего смеешься, — обиженно произнес он, болтая в воздухе конечностями, словно майский жук, перевернутый кверху лапами. — Хоть бы помог!

Но Торп был не в силах помочь другу, так как от хохота буквально валился с ног. Вскоре он и в самом деле упал, споткнувшись о невидимый меч, и неожиданно оказался придавленным к полу Турповыми доспехами. Тут уж стало не до смеха обоим.

— Эй, — сказал Торп. — А ну, вставай с меня! Немедля!

— Не могу, — с каким-то мрачным восторгом отвечал Турп.

— Раньше надо было об этом думать! Тоже мне еще — Рыцарь Печального Образа.

Так, поругиваясь, друзья совершили еще ряд безуспешных попыток и принялись во все горло звать Хамяка.

На их счастье, Хамяк услышал призывы, спустился и поднял незадачливых детективов на ноги.

— Фу-уф, — пробормотал Турп, вылезая из невидимых лат и вытирая пот. — Спасибо тебе, Хамяк. Нам вдвоем вовек бы не управиться.

Хамяк ничего не ответил, фыркнул и ушел, а друзья принялись упаковывать рюкзаки.

Они взяли все-все необходимое, включая теплые свитера и шарфы. Кто знает, какая погода встретит их в лесу. Тем более, что скоро уже осень, и ночи становятся все холодней.

Кроме того, друзья прихватили удочки, дробь на бекаса, две пары болотных сапог, фонарики и зажигалки, котелок, различные концентраты и специи, мокасины, чтобы ходить бесшумно, как индейцы, одеяла, небольшую канистру бензина, сигары и ликер. А еще — всякие спасательные мелочи вроде веревок, топоров, крючьев каких-то… Одним словом, груз получился довольно солидный.

Торп с тоской озирал громадные рюкзаки, а узнав, что Турп собирается взять с собой в довесок еще и доспехи Палубника, вообще рассвирепел.

— Представь себе, дурило, — возмущался он, — как мы идем через лес, утопаем в болотах, и хищные корявые лалы сосен цепляют нас, не давая ходу. Мы изнемогаем от тяжести вещмешков, ноги наши спотыкаются о корни, а комары сосут кровь… Так о каких доспехах может идти речь?

Турп понуро молчал, ковыряя пальцем застежку ремня, но отступать, чувствовалось, невзирая на мрачные живописания Торпа, не собирался.

— Все равно, они нам пригодятся в пути, — глухо бубнил он.

И неизвестно, чем бы закончился этот разговор, если бы не вмешательство подоспевшего, как нельзя более кстати, Джона Кишо, который предложил совершать путешествие не пешком, а на лодке, одолженной им у Хамяка. Плыть по течению на лодке — одно удовольствие. Да и быстрее, чем плестись по лесным оврагам и бурелому.

Торп и Турп с радостью приняли предложение.

Подошло время расставания. Хамяк, по обыкновению, заперся в комнате и проститься не вышел. Зато Сопер, размазывая сопли, прощался словно бы навсегда.

— Как же мы без вас-то, — причитал он. — На весь дом два мужика остались: Хамяк да я…

— И призрак, — напомнил Турп. — Будет шнырять то к вам, то к нам. Он скорый. Новости будет сообщать.

Сопер вспомнил о призраке и еще раз всхлипнул.

Торп, Турп и Джон Кишо спустились по лестнице, пересекли город и вышли к причалу, где стояли лодки. Паутинка была небольшой рекой, не судоходной, но лодочек у причала качалось немало, поскольку каждый уважающий себя житель почитал делом престижа уплыть на выходные за город и устроить там пикник. Правда, уплывали все больше вверх по реке, на светлые заливные луга и солнечные поляны, а вниз по течению плавали мало. Лес там был дремучий, нерадостный, и звали его горожане Волчий. Именно над ним стоял на холме дом наших героев.

Но те волки, что жили на этом берегу, были почти ручными, поскольку их прикармливали жильцы дома. А вот волки с противоположной стороны ручными не были. Жили они впроголодь, и потому любому, кто попадался им на пути, приходилось туго. Проще говоря, он рисковал быть съеденным. И если бы, скажем, котенок Апельсин угодил на ту сторону реки, то рассказ о нем можно было бы на этом и закончить. К счастью, ему повезло, и он очутился на этой стороне. Поэтому, когда Апельсин, едва придя в себя, поднял голову и увидел перед собой волка, он не очень испугался.

Волк (а звали его Горюн) внимательно осмотрел и обнюхал котенка, после чего незлобно, для солидности больше, прорычал:

— Ты чего это шляешься здесь?

— С обрыва упал, — тихо ответил Апельсин.

Волка это, кажется, развеселило.

— Ох, пацан! Ну здоров ты врать!!! Упал, говоришь? И жив остался?! Ха-ха-ха-ха!

Если бы Горюн побольше знал о кошках, он не удивился бы, наверное, что те могут падать практически с любой высоты без большого риска. Но Горюн был зверем лесным и не шибко эрудированным.

— Ну ладно, — сказал он, отсмеявшись. — Ходить можешь? Айда за мной! — и они скрылись в чаще.

Конечно, если бы Торп и Турп видели все это, они не стали бы так сильно переживать за Апельсина. Увы! Видеть этого друзья не могли. Впрочем, мы, кажется, отвлеклись. Итак, наши путешественники подошли к причалу…

А на причале столпилась добрая половина города (злая половина так и не пришла провожать детективов в поход). Каждый норовил сунуть друзьям чего-то вкусненького, как, например, булочник, виноторговец, зеленщик, владелец бакалейного ларька и, даже, вредный табачник Спич; или чего-то полезненького, как, скажем, оружейник Порохор, притащивший с собой небольшую пушку.

Ну, уж этого никакая лодка не могла выдержать!

Даже сумасброд Бургомистр (будем, все же называть его так), высунувшись из окошечка Скворечника, махал платком и распевал написанную нарочно к этому дню песню:

При последнем «Ура» Бургомистр чуть было не вывалился из окна, но два санитара ловко подхватили его за ноги.

Лодка тем временем отчалила, и Порохор, так и не сумев подарить пушку друзьям, произвел из нее торжественный салют.

Лодка Хамяка была по-хамяковски добротна и основательна. Она имела мачту с парусом, небольшую каюту на носу, рассчитанную на четырех нормальных людей или на двух Хамяков, тент на палубе, струганый из светлой сосны, и, конечно, штурвал. В общем, ее с полным основанием можно было назвать шлюпом, что мы и сделаем. Кроме всех вышеперечисленных достоинств, шлюп сей имел еще и гордое имя «Полундер»…

Город медленно проплывал перед Торпом, Турпом и Джоном Кишо. Вернее, как вы, конечно, понимаете, город стоял на месте, а мимо него проплывал «Полундер» с нашими героями на борту. И течение мягко покачивало их, а легкий ветерок трепал спущенный до поры парус.

Когда река сделала поворот, путешественники увидели тыльную сторону своего дома, обрыв и мост через реку. Мост этот назывался «Волчий мостик» и служил границей для двух волчих стай. На городской стороне моста стоял волк Горюн. Он приветствовал путешественников дружеским рычанием. На противоположной стороне стоял вражеский пограничный волк. Он отозвался рычанием злобным.

Шлюп проплывал мимо дома, и наши странники уже хотели бросить на него прощальный взгляд, как вдруг Джон Кишо сказал:

— Послушайте, ребята. Давайте причалим к нашему берегу. Хочу нарвать дубовых орешков и сделать из них чернила. Я всегда рву здесь орешки для чернил.

Торп и Турп не стали спорить. Им тоже хотелось подольше задержаться в знакомых местах. «Полундер» ткнулся носом в мягкий ил, и Джон Кишо резво выскочил на берег. Сыщики остались в лодке, лениво наблюдая как птицы несмело залетают в черный зев пещеры Картара, не скрытый более камнем.

Неожиданно из-за кустов вышел Хамяк с большой зеленой сумкой на плече.

— Привет, Хамяк, — сказал Джон Кишо, продолжая неторопливо срывать орешки с веток.

— Привет, — ответил Хамяк, деловито направляясь к лодке. Сумку свою он сразу бросил в каюту и присел на борт «Полундера», насвистывая какую-то хамячью мелодию.

— Как? — проговорил ошарашенный Турп. — Ты же, вроде, остался дома?

Хамяк прекратил свистеть и охотно объяснил:

— Дурак я был, что ли, дома сидеть? Во-первых, Джон едет с вами. Во-вторых, если ты снова застрянешь в своих доспехах, кто будет тебя вытаскивать? В-третьих, мне полезен свежий лесной воздух.

— Так что ж ты раньше не сказал?

— Во-первых, — снова пустился в разъяснения обстоятельный Хамяк, — я сказал Джону. Во-вторых, вы меня об этом и не спрашивали. В-третьих, я не хотел вас беспокоить раньше времени.

На самом деле Хамяку просто лень было тащиться по жаре через весь город, и он предпочел спуститься по тропинке к реке и там поджидать лодку.

Объяснив причины своего внезапного появления, Хамяк вновь засвистел, обнажив мощные передние зубы, которые, к слову, называются резцы, и названию своему вполне соответствуют. Джон Кишо закончил сбор орешков и вернулся к лодке. «Полундер» вновь отчалил и поплыл, влекомый течением, навстречу неизвестности.

Лес только-только начинался. Деревья здесь росли редко, далеко друг от друга что на той, что на другой стороне реки.

Торп и Турп закурили золотистые потрескивающие сигары и решили вволю насладиться природой. И то правда — они всю свою жизнь провели в городе, расследуя всякие мелкие делишки и мошенничества, причем чувствовали себя там вполне уверенно. Им никогда не приходилось уезжать из города дальше, чем за семь миль, и даже о Городе-на-Воде друзья знали только понаслышке. Такие вот домоседы были жители нашего Города. Большинство довольствовалось так называемой Городской Жизнью: то есть мелкими слухами и сплетнями, да еще рядом магазинчиков, куда продукты доставляют с Фермы-за-Рекой, плюс парой-тройкой клубов с биллиардом и музыкальными автоматами. А к тому, пожалуй, позавчерашними новостями из местной газеты и, конечно, блестящими, ласкающими глаз алюминиевыми крышами. Еще неделю назад Торп и Турп наслаждались такой же «искусственной» жизнью, покачиваясь в своей квартире (в самом центре города!) в креслах-качалках, и не мечтали ни о чем более. Но жизнь реальная бросила сыщиков в самую пучину стремительно разворачивающихся событий, и они были действительно увлечены ими.

Если бы они знали, куда приведет их эта поблескивающая в лучах клонящегося к закату солнца, невинная на первый взгляд речка! Если бы они знали, как неожиданно будет нарушен их спокойный размеренный образ жизни! Если бы они знали!..

Но ни Турп с Торпом, ни их попутчики даже не догадывались об этом. И все, казалось, были вполне довольны столь мирным путешествием. Оно напоминало им обычную прогулку с традиционным пикником на лоне природы в конце, и сыщики все попыхивали сигарами, браво стряхивая пепел за борт.

Хамяк достал свою зеленую сумку, вытащил из нее клубок шерсти, спицы, и принялся мирно вязать что-то.

— Ого! — удивился Турп. — Так ты еще и вяжешь?

Хамяк буркнул в ответ что-то невнятное, не отрываясь от работы. Спицы так и мелькали в его умелых лапах.

— Вяжет! — шепотом сказал Турп. — Лопни моя душенька, вяжет. Не верю своим глазам.

— Вяжу, — громко сказал Хамяк. — Ну и что же здесь плохого? Или ты что-то имеешь против?

— Брось, — смутился Турп. — Я просто… Честное слово, ни разу не видел Хамяка, который вяжет.

Хамяк обиженно фыркнул.

— В кои-то веки он увидел Хамяка, который вяжет, — пробасил он, — и еще недоволен этим!

Клубок шерсти постепенно разматывался, а полотно на спицах все более и более приобретало вид носка. Наконец, носок был готов, и Хамяк с видимым удовольствием нацепил его себе на лапу.

— Изумительно сидит, — проговорил он. — Как будто…

Фразу закончить он не успел, ибо окрестности огласились свистом подлетающего артиллерийского снаряда, и, мгновение спустя, на корму лодки шлепнулся взмыленный Сопер с криком:

— Хамяк! Ты бросил меня ОДНОГО в доме?! Ты бросил меня на съедение призраку?! Да?!! Я тебя другом считал, а ты, ты…

— Ну, — сурово прервал Сопера Хамяк, мелькая, как ни в чем не бывало, спицами. — Ну же!

— А ты… ты… — все не унимался дракон. — Я, конечно, могу тебя понять: чего тебе дома-то торчать… Но! — он встрепенулся. — В таком случае я сидеть дома не намерен. Куда все — туда и я. А один в пустом доме я не останусь.

— Послушай, Сопер, — удивился Джон Кишо. — А кто за вещами смотреть будет?

— Я дверь на ключ закрыл, — сказал дракон. — Вот.

Посоветовавшись, решили Сопера не прогонять. Крылатая разведка, все же.

Последний раз река дала плавную излучину, последний раз лучи заходящего солнца блеснули в окнах едва видимого из-за деревьев Дома-на-Холме.

На ночь решено было пристать к берегу…