Венеция, 1352 год

— Эй, вставайте. Ну, живее. Поднимайтесь…

Стражники, закованные в блестящие нагрудники, в крепких шлемах с поднимающимися забралами, кончиками копий подняли с холодных камней моста Риальто оборванцев — худого мужчину в рваном плаще, двух женщин и девочку лет десяти. Женщины тут же схватили свои корзины, а мужчина, защищаясь от копий, прижал к животу полупустой мешок.

— Откуда вы? Что вам нужно в Венеции? — громко спросил старший стражник и заглянул в одну из корзин.

Ничего особенного. Старые тряпки, несколько яблок и еще вперемешку овощи.

— Мы из… — заикаясь, начал мужчина.

— Что вы здесь делаете? — перебил нетерпеливый страж порядка и вырвал из его рук мешок.

И здесь ничего. Старый медный кувшин, котелок, позеленевший от старости, пара стоптанных башмаков.

— Мы пришли искать работу, — испуганно произнесла одна из женщин.

— Работу… — засмеялся старший стражник. Его смех подхватили еще трое крепких служителей закона. — Кто же возьмет к себе в услужение таких оборванцев? Девочка, подойди ко мне. Почему у тебя такие красные глаза? Почему у тебя пот на лице?

— Мы не ели два дня и шли всю ночь, — жалостливо промолвил мужчина.

— А мне кажется, что девочка больна… Ее нужно осмотреть. И ты поднимайся. Пойдешь с нами. О Господи, какое у тебя уродливое лицо. Что у тебя в мешках?

Мужчина, к которому обратился стражник, медленно поднялся и загородил своим огромным телом два больших мешка.

— Это мои мешки, — спокойно сказал он и отбросил полу синего плаща.

Стражник посмотрел на меч, потом на внушительного вида мужчину.

— Ты пойдешь с нами. Таков приказ дожа Венеции. Все прибывшие в город должны быть осмотрены лекарем и допрошены приставом. Пошевеливайтесь. Вы не единственные бродяги в нашем славном городе.

В большом закрытом дворе, куда привела бродяг стража, уже толпилось множество народа. Почти все они ждали, когда пристав допросит их. Много быстрее проходил осмотр у лекаря.

К сидящим у входа людям подошел высокий человек. На нем была кожаная накидка с капюшоном, а лицо его скрывала маска с длинным птичьим клювом и стекляшками вместо глаз.

— Когда же вы прекратите водить ко мне всяких бродяг? Я даже через травы в своем птичьем носу чувствую вонь от их проклятых тел. Если эти травы и не спасают от чумы, то должны спасти хотя бы от гнилого запаха! — воскликнул лекарь, обращаясь к стражникам.

Те равнодушно пожали плечами и отошли к противоположной стене.

— Так, что тут у нас? Здоров. И ты, женщина, и ты. А у тебя что, девочка? А вот тебе не повезло. Скорее всего, у тебя чума, — не прикасаясь к ребенку руками, заявил лекарь, закончив осмотр.

— Девочка просто истощена, — глухо сказал мужчина с двумя мешками на плече.

Лекарь повернул к нему свой птичий нос и отшатнулся.

— Ты, ты, ты… О Господи… Палач…

Мужчина сбросил с плеча свой груз и медленно потянулся к лекарю. Дрожащей рукой он схватил маску за длинный клюв и резко сорвал ее с лица.

— Благодарю вас, Господи и святая Дева Мария. Вы указали мне верный путь и в мыслях, и в поступках… Где они? — Господин в синих одеждах приблизил свое ужасное лицо к покрытому мелким потом лицу лекаря.

— Я… Они… Что ты сделаешь со мной? Ты, исчадие ада…

— Однажды я просил тебя, лекарь Хорст, помочь мне спасти руку. И я сказал, что Бог поможет мне ответить тем же добром, а может, даже и большим. Я не убью тебя. Это и есть то большее, о чем я говорил. Я не убиваю людей. Теперь я возвращаю людей к жизни. И Господь знает, что таких во много раз больше тех, кого я умертвил. Только поэтому он привел меня сегодня к тебе. Где они? Говори правду, только правду. Ложь не убьет тебя, но сделает калекой на те несколько лет, что ты проведешь в ежедневной боли, прежде чем отправишься в ад…

Лекарь обреченно кивнул.

— У меня теперь другая женщина. У нее большой и богатый дом на Старой площади. А эта… Адела… И ее дочь… Они заболели. Да, да… Заболели. Это чума. Проклятая чума…

— Они не могли заболеть. В этом я уверен. Да и Господь не допустил бы…

— Значит, мне показалось. Но в Венеции такой закон. Я должен был отправить их на остров. Там карантин для всех, у кого есть признаки чумы. Но с острова еще никто не вернулся. Тем более что они там уже больше месяца…

Голос лекаря окреп, и его жалкое тело стало выпрямляться. Заметив, что на лице лекаря нет его привычной маски, к нему направились трое стражников.

— Эй, лекарь! Ты не можешь снимать маску во время службы. Таковы требования твоего договора с городом. Выполняй его.

— Да, да. — Гельмут Хорст замахал руками, чтобы успокоить их. — Вот эту девочку отправляйте на остров. Остальные здоровы. А мне пора отдохнуть.

Лекарь поспешно натянул на лицо свою птичью маску и повернулся спиной к Гудо. Он шагнул к двери и, открыв ее, не поворачиваясь, процедил сквозь зубы:

— Поступай, палач, как знаешь. Может, тебе удастся всех их спасти. И нашего с Аделой сына…

Едва до его слуха донесся хруст сжатых в кулаки пальцев палача, как он поспешно захлопнул за собой дверь и закрыл их на засов.

Через несколько часов стража под крик и возмущение несчастных, отобранных лекарем, стала усаживать их в широкую лодку. Рядом стояла еще одна лодка с четырьмя гребцами.

Тощий мужчина и две женщины уже не кричали. Они рыдали и тихо скулили, как собаки, у которых люди забрали последнего щенка. Да и девочка уже не билась в руках сердобольной старушки, которая прижала к себе связанного ребенка и тихо плакала, прислонившись спиной к борту проклятой лодки.

В десяти шагах стояли случайные прохожие и печально смотрели на тех, кого отправляли на остров.

Мужчина в синих одеждах окинул взглядом толпу и выбрал стройного юношу в чистой, добротной одежде. Он подошел к нему и внимательно посмотрел в юное лицо. От этого взгляда юноша побледнел, но глаз не отвел.

— Я хочу тебе кое-что подарить. Примешь ли ты мой дар?

— Если это добрый дар, то почему бы и не принять.

— Как тебя зовут?

— Я Луцио, из рода де Винчи. Мы с отцом в Венеции по торговым делам, — гордо сказал юноша, но затем печально добавил:

— Эти несчастные уже не вернутся. Так говорят все. Они обречены.

— Если так пожелает Бог. Возьми это. Если поймешь — используй. Если нет — передай сыну. И так до того наследника, которому это пригодится.

С этими словами человек в синих одеждах достал из мешка другой мешок — кожаный, черного цвета, и положил его у ног юноши.

— Вечером посмотришь, что в нем. А мне пора.

Не попрощавшись, мужчина подхватил свои мешки и неожиданно спустился по ступеням, чтобы прыгнуть в лодку к несчастным.

— Эй, берите весла и гребите! — крикнули стражники с другой лодки. — Гребите, а не то мы вас утопим.

Другие стражники шестами оттолкнули лодку от берега и направили ее к острову Лазаретто в Венецианской лагуне.

***

Дож сидел в темном, узком переходе своего огромного дворца.

Он любил это место. Только здесь он мог отдохнуть от множества важных дел своей великой республики. Ему было хорошо в глубоком и мягком кресле.

— Мой господин, — послышался из темноты почтительный голос.

«О мой милый Анжело. Ты только и думаешь, что о своих обязанностях», — мелькнуло в голове стареющего правителя республики Святого Марка.

— Говори, — тихо велел дож.

— Они здесь.

— Пусть подойдут.

Из темноты возникли маленькие фигурки.

Дож протянул руки и ощупал тельца двух девочек и мальчика.

— Пусть их покормят и уложат спать.

Фигурки растаяли в темноте.

— Мой господин, — опять раздался почтительный голос.

После долгого молчания дож промолвил:

— Говори.

— Этот инквизитор…

Дож уселся поудобнее и велел:

— Пусть подойдет.

— Великий дож, я Марцио. Святая инквизиция прислала меня…

— Я читал письмо нашего Папы, — перебил священника правитель республики, — говори главное.

Человек в темноте прокашлялся и произнес:

— Вы должны нам помочь в поисках этого еретика.

— А из письма Папы следует, что он едва ли не новый мессия. Прогоняет чуму и воскрешает мертвых.

— Нет. Мертвых он не воскрешает. Но вылечил многих. Мы долго шли по его следам, и они привели нас в Венецию. Но святую инквизицию он интересует не как чудотворный лекарь. После расследования мы поняли, что у него в руках то, что должно принадлежать Церкви.

— И что же это? — в голосе дожа появился новый оттенок.

— Это тайна Церкви.

— Я должен помочь найти то, что мне неизвестно?

— Нужно найти этого человека. Это несложно. Он там, где больные чумой. И он лечит, давая пить больным… свою кровь.

— Кровь?

— Может, что-то и еще. Но этим он желает уподобиться Господу. Это страшный еретик. Он уже погубил коварством целый город в Германии. Он породил там войну. А потом на ослабленный город набросилась чума. Вымер почти весь город. Я чудом спасся. Его нужно остановить и передать Церкви. Папа Климент настаивает на этом.

— Мы поможем Папе. Если только этот человек в пределах нашей республики. Ступай.

Дож еще долго сидел в полном молчании. Он знал, что более месяца на острове Лазаретто врачует человек, дающий пить собственную кровь больным. И многие выжили. А значит, чуму можно побороть и нет нужды ссылать на остров больных. Но тогда куда же он будет отправлять неугодных ему людишек?

— Анжело, — после довольно продолжительной паузы позвал дож.

— Да, мой господин.

— Ты все слышал. Первое. Возьми… ты знаешь что. Подмешай в пищу. На острове не должно быть тех, кто знался с этим еретиком. И второе. Место еретика в моем подземелье. Сделай это тайно. Сегодня же.

— Да, мой господин.

Сколько же важных дел у республики Венеция…

Дож уже был в постели, когда к нему приблизился Анжело.

— Говори, — потребовал правитель республики.

— Первое я выполнил. А второе… Многие говорили, что он умер. В его теле не осталось крови. Но могилу указать не успели. Наверное, я использовал бoльшую дозу, чем нужно было.

— Тебя следовало бы убить, — раздался голос, приглушенный балдахином.

«Но где мне найти второго такого милого, как Анжело? И что за тайна у святой Церкви? Может, это великое богатство? Однако же Христос учил: «Не берите с собой ни золота, ни серебра, ни сумы на дорогу, ни двух одежд, ни обуви, ни посоха. Не собирайте себе сокровищ на земле, но собирайте себе сокровища на небе».

Но кто знает, что там на небесах…

***

Анжело костяшками пальцев трижды ударил в низкую дверь, потом выдержал паузу и еще трижды постучал. Дверь тихо отворилась, и секретарь великого дожа юркнул в образовавшуюся щель.

Сквозь узкое решетчатое окно едва проникали лучи закатного солнца. Молодой человек постоял некоторое время, пока его глаза привыкли к темноте, и увидел в дальнем темном углу человеческие фигуры, в полном молчании сидящие на мешках с сарацинским зерном.

— Нам нужно уходить. В городе инквизитор, и оставаться здесь опасно. Я проведу вас на корабль, который отправляется в Сицилию. Там вас встретят наши братья и предоставят убежище.

— Это твои братья, — донесся из темноты глухой мужской голос.

— Мои, наши… Мне казалось, мы договорились на острове. Ты же сразу узнал тайные знаки храмовников на внутренней стороне моего кольца. И это открыло твое сердце мне как брату…

— Любое сердце откроется, когда ему сообщают, что все, кто на острове, обречены и есть только единственная возможность спасти себя и дорогих этому сердцу людей.

— Однако же мы договорились, что это сердце откроется братьям…

— Да, — после долгой паузы промолвил мужчина.

— Нам нужно поспешить. Через час лодки отбуксируют корабль в лагуну.

Фигуры в темном углу зашевелились. Слабые солнечные лучи осветили огромного роста мужчину в синем плаще с глубоко надвинутым на лицо капюшоном. Через правое плечо у него свисали два мешка, а огромные кулаки с нежностью держали ладошки двух детей. Из-за его огромной спины робко выглядывала женщина с грудным ребенком на руках.

— Пошли, — тихо произнес мужчина в синих одеждах, и Анжело, улыбнувшись, отворил дверь.

Они шли вдоль канала, на котором уже завершалась работа. Десятки длинных лодок, привязанные к высоким шестам, застыли у каменной набережной. Их хозяева вяло переговаривались друг с другом и сгружали корзины и мешки с товарами на верхние ступени широких лестниц.

— Гудо, — раздался тихий голос, и от стены высокого дома отделился высокий монах в старой сутане.

Анжело отшатнулся и испуганно вскрикнул:

— Отец Марцио…

— Да, мой мальчик. Ты можешь обмануть своего хозяина, но тебе никогда не удастся скрыть свои тайные замыслы от святой инквизиции. Ступайте за мной, и это сохранит вам жизнь.

— Нет, — твердо промолвил Гудо и ускорил шаг.

— Ах, как это опрометчиво! Ведь ты не глупец, палач.

— Я не палач, — зло выдавил мужчина в синих одеждах.

— Палач, палач… Так было угодно Господу. И только святая Церковь может вымолить у Всевышнего другой путь для тебя. Ты нужен ей. Ты и… этот черный мешок. Оставь этих людей и подчинись воле Церкви.

— Церкви нужен не я, а тайны тамплиеров. И как только они станут известны, Церковь избавится от всех свидетелей. Оставь нас, старик. У меня нет этого проклятого мешка. Я заслужил прощение Господа. Прощение и счастье…

— Постойте. Мне, старику, тяжело за вами угнаться…

Но Гудо все ускорял и ускорял шаг. Затем он подхватил детей на руки и бросился бежать, часто оглядываясь на спешащую за ним Аделу и трясущегося от страха Анжело.

— Вы не уйдете от святой инквизиции! — уже кричал отставший инквизитор.

— Сюда, — велел мужчина в синих одеждах и, спустившись по лестнице в конце улицы, пересадил детей на покачивающуюся на волне пустую лодку.

Пока на ее днище устраивались Адела и девочки, Гудо ударами меча обрубил веревки и велел венецианцу:

— Садись за правое весло. — Затем он оттолкнул спасительную лодку и, усевшись за левое весло, крикнул:

— В наших руках наша жизнь!

Весла упали в мутную воду и, выгнувшись, сдвинули лодку, а затем мужчины сильными гребками направили ее в открывшуюся между домами лагуну.

— Быстрей, быстрей, — требовал Гудо, но тонкокостный венецианец явно не успевал за мощнейшими гребками мужчины в синих одеждах.

— Эй, Гудо! Ты так ничего и не понял в этой жизни. Хотя твои знания и мудрость могли бы открыть глаза и душу. — Отец Марцио уже стоял на небольшой площадке над каналом, впадающим в открытую лагуну. С обеих сторон от него выстраивались вереницей до десятка крепких мужчин в черных длиннополых плащах. Они поспешно натягивали тетиву арбалетов. — Я не могу тебя отпустить. Я не могу отдать тебя этим проклятым тамплиерам.

— Они засыплют нас стрелами, — дрожащим голосом произнес Анжело. — Мы умрем…

— Это легкая смерть. Куда ужаснее умирать от пыток. Еще никто не смог их выдержать. Ты выдашь своих братьев. Я — все, что знаю. А чего не знаю, буду додумывать, когда на моих глазах начнут мучить Аделу и детей. Греби, греби, Анжело. А вы, мои дорогие девочки, смирно лежите на дне лодки и молитесь. Господь спасет нас.

Едва Гудо закончил говорить, как с ужасом увидел приближающийся к лодке рой арбалетных стрел. Закончив свой свистящий полет, большинство из них пронзили волны, и лишь несколько со звонким стуком вгрызлись в дерево лодки.

— А нас не так уж и легко достать, — нервно засмеялся Анжело.

— Они всего лишь пристреливаются. Греби, греби, брат…

Они сделали еще пару десятков гребков, и посланницы смерти вновь обрушились на преследуемых. Гребцы вскрикнули одновременно.

Гудо скосил взгляд и горько усмехнулся. В его правом предплечье, пробив мышцы, торчала короткая стрела с черным древком и оперением. В то же мгновение он почувствовал, как лодка ушла вправо.

Анжело наклонился вперед. Он уже готов был рухнуть со скамьи гребца, но крепкая рука мужчины в синих одеждах удержала его. Однако это уже не могло помочь венецианцу. В его груди, ближе к сердцу, торчала черная стрела.

Гудо с тревогой осмотрел Аделу и детей. Они были целы.

— Сейчас, сейчас…

Мужчина подтащил тело убитого и прикрыл им девочек.

— Потерпите, потерпите. Вам тяжело. Но так нужно. Адела, прижми мальчика к телу. Вот так. А мне нужно… Нужно.

Адела послушно придвинулась к мертвецу, но все же старалась защитить кричащего младенца своим телом.

— Господи, Господи, Господи, — не прекращала всхлипывать женщина. — Грета, мои дети. А-ах.

Злое железо вновь впилось в спасительное дерево. Адела приподняла голову. Девочки кричали, но кричали от страха. Господь отвел от них посланников сатаны. Только в спине мертвого Анжело торчали две стрелы.

А Гудо?

Гудо молчал. Хвала Господу!

Женщина повернулась к нему и… едва не задохнулась от ужаса.

В правом предплечье и плече мужчины торчало по стреле. Та же черная посланница вгрызлась в левое бедро. Но, несмотря на ужасные раны, Гудо греб двумя веслами. Греб и улыбался ей. Отброшенный капюшон освободил его огромную голову и уже не скрывал уродливого лица.

А эта улыбка… Она совсем… Совсем до неузнаваемости изменила жуткий дар природы.

Слезы наполнили глаза Аделы. Слезы человека, которому посчастливилось увидеть чудо при жизни. Это невероятно, но сейчас она видела притягательное лицо благородного мужчины. Ее мужчины…

И она улыбнулась Гудо. В первый раз душой и сердцем. Она не перестала улыбаться, когда проклятая стрела пробила ее ступню.

И он улыбался. И продолжал грести, даже почувствовав, как глубоко в живот вошло проклятое черное дерево.

Новая счастливая жизнь приближалась с каждым взмахом весел. Он видел этот дар Господа в глазах улыбающейся женщины.

И она видела — заходящее солнце за спиной мужчины сказочным волшебством золотило его синие одежды…