Мини, Нейпир, февраль 1933 года

С момента страшного землетрясения в Хокс-бей прошло уже два года, но те события все еще жили в памяти людей. Центр Нейпира полностью изменился с того времени и принял совершенно иной облик. Улицы стали шире, а новые дома для сейсмоустойчивости строились из стали и бетона. Медленно исчезали последние строения, которые портили общий вид. То, что возникало на их месте, отличалось по стилю. Эти строения стали самыми оригинальными в стране. За два года Нейпир превратился в самый современный город в мире. Во времена глубочайшей экономической депрессии горстке архитекторов удалось придать разрушенному городу совершенно новый, своеобразный облик. Фасады недорогих в постройке зданий из стали и бетона были украшены роскошными элементами в стиле ар-деко. Иногда они выполнялись в стиле времен испанского колониализма, к которому, с учетом модернизации, вернулись архитекторы Флориды и Калифорнии.

Ева, гуляя по городу, не переставала удивляться. У нее были такие же ощущения, какие бывают у человека, который въехал в новый дом, где все чужое и в то же время волнующее. Только это все относилось к целому городу. И самым невероятным Еве казалось то, что она была причастна к этим переменам. Пусть и в незначительной мере.

Усадьба в Мини тоже выиграла от этой перестройки: Даниэль по просьбе Люси переделал фасад, используя элементы испанского стиля, хотя после землетрясения на доме не было ни одной трещинки.

Ева задумчиво глядела из окна на виноградники, которые по большей части уже никто не обрабатывал. Лишь несколько наделов обрабатывались для личных нужд хозяев. Люси поставила перед собой задачу — выращивать виноград и делать вино хотя бы для собственной семьи. Впрочем, этого все равно никто не ценил. Миссия монахов построила винодельню в другом месте, и никто больше не хотел покупать вино у других производителей, ведь законы, запрещающие торговлю спиртным, становились все строже. Люси выкупила покинутое здание миссии. Эти помещения служили гостевым домом, подвалами для вина и комнатами для наемных работников. «Болд Вайнери» превратилась теперь в самую спокойную и тихую усадьбу в Мини.

Еве казалось, что она спит, когда к ней приходили воспоминания о неожиданных поворотах судьбы, случившихся в последние два года. После страшного землетрясения, после исчезновения Адриана и принудительного переезда с Камерон-роуд она опасалась, что все пойдет хуже и хуже. Но случилось наоборот. Люси, Хариата и Ева вместе с Хеленой и Стеллой переехали в осиротевшую усадьбу в Мини. Пару дней спустя Ева вышла на работу в солидное архитектурное бюро Уильямса, правой рукой которого был Даниэль. Из девочки на побегушках она очень быстро превратилась в эксперта по внутренней отделке зданий. Ведь вновь отстроенные банки, жилые здания, гостиницы, универмаги нуждались в новом интерьере, и их хозяева обращались с этой целью в бюро. Шефу сразу понравилась одаренная немка. Вместе с Даниэлем он решил рекомендовать Еву как немецкого дизайнера интерьера. Еве не нравилось это, но оба архитектора настояли на своем. Мистер Уильямс опасался, что в противном случае в бюро случится бунт.

— Вы намного лучше, чем некоторые из моих работников, — вздыхая, говорил он. — Но если они пронюхают, что у вас нет даже образования, молодые люди взбунтуются. Мои господа архитекторы и распорядители едва ли смогут принять то, что вы работаете по наитию и что у вас отличное природное чутье и вкус к обустройству комнат, выборе пропорций и цветов!

Ева признавала, что ей, единственной женщине, было довольно тяжело работать в этом царстве мужчин. А если эти тщеславные архитекторы прознают, что она всего лишь дочь винодела из Пфальца, до этого рисовавшая эскизы интерьеров в старом альбоме, никому не рискуя их показывать?

Она снова подошла к окну своей комнаты. В Мини в ее распоряжении было целое крыло усадьбы. В другом жили Люси и Хариата. Молодая маори уже два года училась на медсестру и трогательно заботилась о пожилой даме, когда возвращалась домой. Одна мысль о том, что между ними возникли такие тесные отношения, ранила Еву. При этом она полностью осознавала, что Люси держится за Хариату. Как-то Ева вернулась из Нейпира домой поздно вечером. Она позволила себе купить дребезжащий, но вполне приличный «остин», на содержание которого уходило совсем немного денег. Времени у Евы теперь не оставалось даже для бабушки Люси, у которой в последний год сдало сердце. Хариата все время, как только появлялась свободная минута, заботилась о Люси, а Ева видела ее чаще по выходным в столовой. Да и то они тогда почти не разговаривали. Признаться, Ева и сама догадывалась, почему не искала близости с Люси: девушка переживала, что та может попросить ее наконец-то дать согласие на похороны Адриана. Хотя Ева понимала, что Адриан стал жертвой землетрясения, сердце ее противилось этому.

В тот день Люси и Хариата поехали вместе с Евой в город. Люси редко хорошо себя чувствовала. Конечно, Ева знала причину, почему старая маори не хотела ездить в город. Очевидно, она боялась встретиться со своей сестрой Харакеке. После того как Люси рассказала ей, что убила отца, та молча развернулась и ушла. Люси была слишком гордой, чтобы бежать вслед за ней. Что касается Евы, то она считала, что Люси ведет себя чересчур непримиримо. Вероятно, Харакеке пребывала в шоке, но если бы Люси объяснила ей, почему тогда все так случилось, сестра наверняка поняла бы ее. Но Люси могла быть чертовски упрямой, поэтому обе пожилые дамы не виделись с февраля 1931 года.

Ева часто думала о том, чтобы навестить Харакеке, но так и не решилась. Иногда девушка неуверенно заговаривала об этом с Люси, спрашивала, не может ли та перебороть себя, но пожилая дама даже слышать ничего не хотела. При этом Еве было ужасно интересно узнать, что же за история приключилась с Хеху. Но после исчезновения Адриана Люси больше не хотела диктовать свою историю. «Если у меня появится время, тогда я ей снова предложу записывать историю, на случай, если Адриан все же вернется», — решила Ева. Если… В первый год она думала о нем каждый день и почти каждую ночь он ей снился, однако в последнее время она все реже вспоминала о нем. Но в этот момент Ева в который раз горько осознала, как ей его не хватает! Она просто не может искать свое счастье с другим мужчиной. Во время траурных мероприятий, посвященных годовщине землетрясения в Нейпире, Даниэль дал Еве понять, что все еще любит ее. Ева перепугалась и почти отдала его в руки Элизабет — дочери одного из старших архитекторов бюро.

— Мои чувства по отношению к тебе никогда не изменятся! Никогда! — сказала она ему прямо. При этом она солгала! Она чувствовала к этому молодому, ставшему успешным архитектору больше, чем дружбу.

С момента их первой встречи Даниэль очень изменился и стал весьма серьезным молодым человеком. Ева уже не могла игнорировать тот факт, что Даниэль занял в ее сердце очень важное место. Это случилось в ясное солнечное воскресенье, когда Ева встретила его на Марин-Парейд с сияющей Элизабет. Дорого бы она дала, чтобы оказаться рядом с ним вместо этой легкомысленной особы! В ушах Евы долго еще звучали слова Люси, которая в тот день согласилась поехать вместе с ней в город:

— По цвету твоих щек можно судить, что ты не так уж к нему безразлична, как всегда утверждаешь!

Но, несмотря на предательский румянец, Ева все отрицала. С тех пор она избегала Даниэля. Это было непросто, ведь их кабинеты находились друг напротив друга. И в тот особый день им даже пришлось задержаться вместе.

Ева еще раз повертелась перед зеркалом. Специально для такого случая она заказала из розовой тафты облегающее длинное, до щиколоток, платье с глубоким вырезом, прямо как у принцессы. Оно сидело идеально и отлично подходило к ее искусно завитым в локоны светлым волосам. Сама девушка считала эти локоны слишком вызывающими, но молоденькая секретарша подбодрила ее, сказав, что Ева с этой прической похожа на Грету Гарбо. Ева же, напротив, полагала, что не имеет ничего общего с актрисой, которую незадолго до этого видела в роли мадам Грушинской в фильме «Гранд-отель». Но то, что вид у нее был совершенно иной, не такой, когда она только приехала в Новую Зеландию, с этим Ева не могла спорить. До вида роскошной дамы на другом конце земли ей было тогда очень далеко. Явившись в роскошное бюро на Теннисон-стрит, разодетая в пух и прах Ева не могла не заметить, какой вызвала фурор, даже мужчины на улице оборачивались!

Ева скользнула ногами в туфли и взяла сумочку. При этом ее взгляд упал на последнее письмо брата, и лицо ее помрачнело. Хотя она и не собиралась возвращаться в Германию, политические новости с бывшей родины ее беспокоили.

Там пришел к власти Гитлер. Он ненавидел евреев, так писал ей брат Ганс. Еву воспитали как католичку, но мать ее была по крови еврейкой, хотя и приняла католицизм. В семье это было известно. Ганс писал, что, пока Гитлер у власти, в Германию ни в коем случае нельзя возвращаться, и он сам этого делать не собирается. Антиеврейские настроения, очевидно, использовал сосед, которого Ганс попросил продать участок земли. Тот, продав виноградник, присвоил деньги. Ганс все это подробно описал, к тому же заверил, что в течение этого года переселится в Новую Зеландию. С большим бизнесом у него в Калифорнии пока не складывалось, но он бредил о том, как придумать новый — стопроцентный! — способ, чтобы заработать кругленькую сумму и сразу вложить ее в Новой Зеландии.

Ева искренне любила брата, но его вечные хвастливые обещания действовали ей на нервы. Если бы все было так, как она хотела, брат приехал бы с пустыми руками и испытал бы удачу в Новой Зеландии. Она скучала по нему! Что он скажет, когда увидит младшую сестренку успешным дизайнером интерьера? Ева не писала брату о том, каких неожиданных карьерных успехов ей удалось добиться. Если бы он только мог приехать, тогда бы она все ему показала! Девушка вытерла выступившие на глазах слезы и решительно вышла из комнаты.

В прихожей ей встретились Люси и Хариата. Ева с удивлением обнаружила, что они были не одни. Вместе с ними пришел молодой врач, хотя в праздничном костюме его едва ли можно было узнать. Вместе с Хариатой они во время землетрясения помогали ему. Нетрудно было догадаться, почему тот сопровождает их, ведь ее подруга-маори просто светилась от счастья. В своем довольно простом вечернем платье та выглядела сногсшибательно.

— Это Фрэнк, — раскрасневшись, представила она Еве молодого врача.

— Мы, кстати, знакомы, — добавил доктор Веббер.

Завидуя их счастью, Ева повернулась и взглянула на Люси. Пожилая дама тоже надела лучшее платье. Ее глаза светились гордостью за внучку, ведь после исчезновения Адриана бабушка так ее всем и представляла.

— Поедем на моей машине? — спросила Ева.

Люси закатила глаза.

— Я бы лучше отправилась в экипаже, но у нас его больше нет. Тогда, вероятно, нам придется сесть в автомобиль. Ты же не собираешься сама садиться за руль?

— Именно собираюсь, Люси, кто же поведет тогда? — рассмеялась Ева. — Может быть, доктор Веббер?

Молодой врач улыбнулся. Люси пробормотала что-то неразборчивое и прошла за ними к машине. Она наотрез отказалась садиться на переднее пассажирское место. Хотя машина и была старовата, но все же сидеть на задних пассажирских местах считалось определенным шиком.

Ева любила ездить по прибрежным улицам. Чем ближе они подъезжали к Нейпиру, тем больше она волновалась. Не каждый день выпадает такая честь! За постройку нового здания шеф местной газеты «Нейпир Дейли Телеграф» выделил премию архитектору Даниэлю Томасу и ответственной за дизайн интерьера Еве Кларк. Эту премию должны были вручить на торжестве по случаю второй годовщины ужасного землетрясения.

Ева чертовски гордилась, и все же ей было не по себе. Она все еще опасалась, что кто-нибудь раскроет ее обман. Это был абсурд: едва ли на другом конце мира можно было бы встретить знакомых из Баденхайма. Чтобы высадить пассажиров, Ева остановила машину возле здания, в котором находилось издательство. Но о том, чтобы припарковать здесь автомобиль, нечего было и думать. В ряд выстроились автомобили, из которых выбирались нарядные дамы. Ева отъехала немного дальше, к Теннисон-стрит, и там ей повезло. Как раз, когда она выходила из машины, ее окликнул звонкий женский голос:

— Миссис Кларк!

Ева обернулась. Это оказалась молодая Элизабет Хантер в сопровождении Даниэля и своего отца. Мистер Хантер проектировал несколько новых городских зданий для бюро Уильямса и, казалось, гордился будущим зятем. Девушка шла под руку с Даниэлем, а тот заметно смущался. Мистер Хантер протянул Еве руку, и они отправились за молодой парой. К счастью, Еве не пришлось погрузиться в свои чувства: мистер Хантер болтал без умолку. У здания он остановился и бросил горящий взгляд на впечатляющий фасад.

— Вы только взгляните! — воскликнул он. — Идеальная симметрия! А каковы центральная часть с балконом и флагшток — просто глаз радуется! Я ничего не имею против наших старых домов в викторианском стиле, но прежде ничего подобного не видел!

— Нет, дорогой Карл, еще узор балконной решетки у «Дома Гувера» в Лондоне, — бросил Даниэль, очевидно следивший за разговором. — Но остальной декор мы придумали с миссис Кларк сами.

Ева отмахнулась:

— Может, я как-то и обмолвилась, что в проекте хорошо бы расположить ленту зигзагом.

— Это все миссис Кларк. Она очень скромная, — подтрунивал Даниэль, бросая на нее внимательные взгляды.

«Если бы он знал, как мне все это неприятно, — холодно подумала Ева. — Надеюсь, что эти двое не заметили, что нас с Даниэлем связывает нечто больше, чем работа». Но ее опасения оказались напрасными: Элизабет улыбнулась, а седой архитектор продолжал болтать:

— Грандиозно! Эти узоры на колоннах между окнами… Они напоминают мне пальмы. А это название газеты, простирающееся через весь фасад. Ах, юноша, о вас еще услышат в мире! — Он любовно похлопал Даниэля по плечу.

— Да, отец, я уверена в этом, но если ты и дальше будешь глазеть на дома, мы пропустим праздник. — Элизабет рассмеялась и потащила Даниэля к входу в здание.

— Ох уж эти дети, — благосклонно посетовал мистер Хантер. — Но вы ведь согласитесь, такие краски! Использовать охру — на это нужно было иметь смелость! Никто бы не додумался, что этот выбор был сделан от безысходности: краску просто пришлось разбавить водой. Великолепная идея! Ах, так радует сердце, что не только бюро Хея делает что-то новое в этом городе!

— Разумеется! Но вы не слишком прибедняйтесь. Ведь «Холланд Билдинг» — это же ваша работа!

— Ну да, бюро Уильямса сделало отличную ставку в конкурсе на самое необычное новое здание! А теперь давайте быстрее пройдем внутрь. Я с нетерпением хочу взглянуть на вашу работу!

Когда Ева вошла в здание, у нее по спине пробежала приятная дрожь. Благодаря стеклянному пологу стол администрации газеты был, казалось, погружен в нереальный свет. Такой способ освещения придумал мистер Уильямс. На колоннах под потолком повторялся наружный орнамент — зигзагообразная лента. К тому же просматривались элементы орнамента древних майя. Ева делала в стиле ар-деко проект пола, гигантскую стойку в приемной и деревянные украшения на стенах, которые благодаря прозрачной стеклянной стене выглядели почти невесомыми. Но больше всего она гордилась стильными светильниками, которые фирма изготовила по ее эскизам.

Мистер Хантер одобрительно присвистнул.

— Вот это мощь! — пробормотал он. — Я могу надеяться, что вас не переманят? Вы только посмотрите! Вон там мистер Хей тоже не перестает восхищаться. — Мистер Хантер приподнял шляпу, приветствуя самого известного архитектора города, и тот поздоровался в ответ. — Он у Даниэля тайный пример для подражания. У Хея — своя команда, хотя он даже не подозревал, что стиль Даниэля так близок ему. Как вы считаете? Даниэль бы расплакался, если бы только мог вообразить, что его дом в готовом виде будет по стилю похож на здания Хея… Да, да, именно Хей отправил его в комитет по восстановлению города. Там выдавали заказы.

Еве нравился мистер Хантер, но уж слишком много он говорил. Теперь к ним подошел знаменитый архитектор с женой. Ева еще ни разу до этого с ними не встречалась и была впечатлена, ведь каждый в Нейпире знал, что миссис Хей сильно пострадала во время землетрясения. Поговаривали, что у нее еще не зажила полностью нога, но по женщине этого не было видно.

— Мистер Хантер, не хотите ли представить мне молодую даму? — вежливо попросил мистер Хей.

— Конечно, дорогой Луис. Эта дама — дизайнер интерьера Ева Кларк, которая и создала всю эту роскошь.

Архитектор улыбнулся:

— Я так и думал. О вас повсюду говорят.

— Да, могу это подтвердить, — добавила миссис Хей, когда Ева протянула ей в ответ руку.

— Хотите прийти на торжественное открытие моего нового бюро через два месяца?

Ева покраснела. Буквально на ровном месте ее снова охватил страх. Она по-прежнему опасалась, что ее афера раскроется.

— А что я говорил?! — проворчал мистер Хантер, едва чета Хей удалилась. — Он еще попытается вас переманить! Но давайте же наконец отправимся наверх. Иначе сейчас придут еще господа из Веллингтона, которые станут любезничать с вами в корыстных целях.

Ева, улыбнувшись в ответ, поспешила заверить его:

— Не беспокойтесь, мистер Хантер, я останусь верна архитектурному бюро Уильямса, даже если получу много выгодных предложений.

«Если бы он знал, что у меня просто нет выхода, — подумала Ева, — любой другой потребует от меня свидетельство и документы. Тут красивая мечта и кончится…»

Они пришли как раз вовремя, чтобы перед торжественными речами насладиться бокалом шампанского. Ева, пошарив глазами по толпе, с сожалением обнаружила, что Элизабет с Даниэлем сели на места рядом с Люси, Хариатой и Фрэнком. Поэтому ей ничего другого не оставалось, как сесть рядом с мистером Хантером, который, прикрыв рот ладонью, продолжал болтать о почетных гостях, присутствующих в зале. Только когда издатель газеты «Нейпир Дейли Телеграф» взошел на трибуну и попросил тишины, архитектор прекратил разглагольствовать. Прозвучала хвалебная речь, посвященная Еве и Даниэлю. «Ах, если бы мои родители могли это услышать! И если бы брат был здесь… — пронеслось в голове у Евы. — И Адриан…» Девушка боялась, что, подумав о нем, не сможет сдержать слез. Она быстро вытащила носовой платок и промокнула повлажневшие глаза. «А разве меня чествовали бы тогда здесь? — внезапно задалась она вопросом. — Может, училась бы себе, как Хариата, в школе медсестер». В один миг Ева осознала: только благодаря Даниэлю она выбрала этот путь.

Ева погрузилась в мысли и совсем перестала слушать речь. И лишь тычок в бок заставил ее прийти в себя.

— Вы должны выйти вперед, — зашептал мистер Хантер.

Ева поднялась и вышла через центральный проход к трибуне. Грохнули аплодисменты. Мистер Брюс, издатель, пожал ей руку и попросил сказать от себя несколько слов. У Евы от одной мысли об этом встал ком в горле. Она не предполагала, что, возможно, ей нужно будет сказать маленькую речь перед всеми этими людьми! Девушка почувствовала, как краска заливает лицо. Она словно во сне склонилась над микрофоном, губы растянулись в искусственной улыбке. В поисках помощи она оглядела публику. И только когда мистер Уильямс, главный редактор газеты, ободряюще кивнул, она решилась заговорить.

Первые фразы нерешительно сорвались с ее губ. Ева боялась, что ее спросят о том, где именно в Германии она получила образование. Ей ничего другого не оставалось, как вести себя естественно. Она правдиво описала, что по прибытии в Новую Зеландию и не думала, что останется здесь навсегда. Она никогда бы не получила в Германии шанс, который представился в этой стране. Еве пришлось прерваться в этот миг, потому что публика разразилась аплодисментами. Это ободрило ее, и она просто заговорила от чистого сердца. Она описала, как вскоре после прибытия пережила страшное землетрясение, что ее муж пропал без вести, но она с мыслью о нем сделала все, чтобы возродить к жизни разрушенный город Нейпир. Ведь они, оставшиеся в живых, должны были это сделать ради тех, кто пал жертвой. Вместо аплодисментов в зале послышались одиночные всхлипывания. Ева видела, как все больше женщин вытаскивают носовые платки, а взрослые мужчины стараются не потерять самообладания. В тот момент Ева поняла, что следует своему призванию, а все остальное было бы лишь авантюрой. В конце она поблагодарила бабушку Люси, мистера Уильямса и, прежде всего, Даниэля, который доверил ей, немке, помогать восстанавливать его родной город.

Даже мистер Брюс был растроган и поблагодарил ее за такие слова, в шутку добавив, что, если когда-нибудь Ева перестанет заниматься архитектурой, он возьмет ее к себе в газету, ведь люди, которые могут подобрать правильные слова, ему нужны всегда. Он попросил Еву присесть на один из двух стульев и вызвал на сцену Даниэля.

Даниэль не мог скрыть слез, да он и не пытался этого делать. Напротив, он дал понять всем этим людям, как глубоко тронули его слова Евы. Девушка в смущении рассматривала носки своих туфель. А затем он объяснил публике, что не было бы счастья, да несчастье помогло. Архитекторы вынуждены были работать в стиле ар-деко, потому что восстанавливать старые викторианские здания было бы слишком дорого. И было бы слишком мрачно, если бы на фасадах остался голый бетон. Тут Ева подняла голову и окинула взглядом публику. Недалеко от себя она обнаружила знакомое лицо, оно просияло, когда их взгляды встретились. Старая добрая Харакеке! Ева очень переживала из-за того, как воспримет Люси встречу с сестрой, ведь после окончания праздника это неминуемо произойдет. Ева усмехнулась, но ее улыбка тут же померкла, когда она вдруг среди публики узнала еще одного человека. Береника Кларк торжествующе осклабилась, и Ева догадывалась почему. Именно эта девушка могла рассказать всем присутствующим о ее афере, причем с большим удовольствием.

Мини, Нейпир, апрель 1933 года

До последнего мгновения Ева не хотела принимать приглашение от мистера Хея, который просил ее присутствовать на открытии нового бюро. Однако Даниэль пригрозил, что, если она не приедет, он лично доставит ее в Нейпир в принудительном порядке. Еве пришлось клятвенно пообещать ему, что она прибудет вовремя. Собственно, у нее совершенно не было желания, потому что это было воскресенье, которое она обычно проводила в Мини на природе. В выходные она любила спокойно посидеть в усадьбе. Но теперь увильнуть явно не удастся. Только что Даниэль позвонил по телефону и сообщил, что из-за непогоды заберет ее в любом случае. В тот мартовский день было еще довольно тепло, но с утра как из ведра лил дождь. Взглянув на свои новые наручные часы, Ева поняла, что у нее есть еще немного времени, чтобы переодеться. Она открыла шкаф, и ее взгляд остановился на «платье принцессы». «Что за вечер!» — подумала она, тут же вспомнив о присуждении премии. От этих воспоминаний мурашки побежали по коже. Все, что превосходно началось, из-за Береники закончилось кошмаром. Хотя ее кузина ни словом не обмолвилась о происхождении Евы, она все время играла на ее нервах. Она появилась в сопровождении одного молодого архитектора из бюро мистера Хея, который безоговорочно подчинялся ей. Как только Береника познакомила их, ладони Евы сразу же стали влажными от волнения.

— Я позабыла, дорогая, где ты училась в Германии? — запела Береника.

— В Мюнхене, — невозмутимо ответила Ева.

И такие игры продолжались весь вечер, до тех пор, пока Ева не сказалась больной и не ушла с праздника, который проводился в ее честь.

Одной из причин ее нежелания идти на открытие бюро была именно Береника. Ева легко могла представить себе, как Береника вновь возьмется за дело, и от этого испытывала замешательство. Но что удивляло Еву больше всего, так это то, что Береника, очевидно, еще никому не открыла этой тайны, иначе до нее уже давно дошли бы слухи. Ева никому не рассказывала о подлостях Береники, хотя и очень хотела поделиться с Даниэлем. Но у того и так забот хватало — поддерживать хорошее настроение Элизабет. Девушка во время праздника вдруг стала неразговорчивой и отвечала односложно.

Ева твердо решила, что, если Береника сегодня вечером опять попытается ее шантажировать, она отведет ее в сторону и серьезно с ней поговорит.

Ева достала элегантное платье и надела его. Это темно-синее, с белым воротничком платье доходило до щиколоток и подчеркивало талию, к тому же внизу расходилось в широкую юбку. Раньше Ева никогда не относилась к одежде так серьезно, но теперь ей нравилось ходить по магазинам модного женского платья и покупать там элегантные вещи. Ева даже как-то побывала в Веллингтоне и отметила для себя новые модные тенденции.

Волосы она зачесала строго назад, губы подкрасила красной помадой. Еще один контрольный взгляд в зеркало убедил ее в том, что Ева и так знала: сейчас она выглядит стильной дамой. «Если бы только Адриан увидел меня такой», — подумала она и, вздохнув, отвернулась от зеркала. В последние недели ей уже несколько раз приходила в голову мысль, что нужно наконец-то провести погребение и оказать Адриану последнюю честь. Но каждый раз она отбрасывала эту мысль, хотя и была готова предложить это Люси.

Уже в коридоре Ева услышала взволнованный разговор между Харакеке и Люси. Обе сестры на празднике в «Нейпир Дейли Телеграф» просто молча обнялись. С тех пор они много времени проводили вместе, ведь Харакеке, продав свой дом, перебралась в Мини. Теперь не проходило и дня, чтобы они не ссорились. Ева, улыбаясь, подслушивала их перепалку.

— Ты злопамятная! — ругалась Люси. — Сколько раз я тебе уже говорила, что у меня не было иного выхода. Наш отец и Том! Ты бы пожертвовала собственным мужем?!

— Да ты просто не хочешь понять, что не из-за этого я так сильно обиделась, а из-за того, что ты мне все эти годы врала!

— Ах вот оно что, а что бы ты сделала, если б узнала, что я застрелила отца, великого вождя Канахау?

— Именно это я и имею в виду! — Голос Харакеке сорвался от злости. — Ты же знаешь, как он со мной обращался. Это ты была его принцессой, а на меня он смотрел как на пустое место. Но и этого мало. Он же хотел запретить мне врачевать, мечтал выдать замуж за старого целителя, полуслепого тщеславного старикана. Ты думаешь, я побежала бы в полицию, чтобы заявить на тебя и отомстить за то, что ты осталась с любимым человеком?

— Нет, конечно, нет, но…

— Ты просто мне не доверяешь! Вот что меня больше всего ранит. Я всегда была на твоей стороне. По крайней мере, когда объявился Хеху, ты просто обязана была сказать мне правду… — Голос Харакеке дрожал от гнева, в то время как Люси говорила все тише.

Наконец бабушка громко всхлипнула, Ева постучала в дверь, чтобы сестры не заметили, что она подслушивает.

Когда никто не пригласил ее войти, она осторожно приоткрыла дверь.

— Я пришла сказать, что сейчас за мной приедет Даниэль, — сообщила она.

Люси сделала вид, будто между ними ничего не произошло.

— Тебе так идет это платье, — пропела она, незаметно смахивая тыльной стороной ладони предательские слезы со щек.

Харакеке не могла так быстро переключиться. Ее лицо все еще было искажено от злости.

— Ты мне так и не ответила, дорогая Люси, — проворчала она, прежде чем обратиться к Еве: — А ты не притворяйся, будто не знаешь, что мы только что поссорились. Я знаю, что в коридоре слышно каждое слово, даже когда говоришь обычным тоном. А наши вопли наверняка разносились по всему дому. Почему, Люси, почему?

— Только не начинай все снова! — измученно простонала Люси.

— А ты, Ева? Ты считаешь, что это правильно? Ведь она даже тебе все рассказала, а от меня скрывала всю жизнь!

Еве очень не хотелось вмешиваться в ссору двух сестер. Но Харакеке не отступала:

— Ну, говори же!

Ева пожала плечами.

— Такой я тебя еще никогда не видела, тетушка Ха, — уклоняясь от ответа, сказала она.

Харакеке уперла руки в бока.

— А меня так еще никто никогда не обижал! И поэтому я не успокоюсь, пока Люси не скажет мне в лицо, почему она умалчивала, что у нее в подвале останки, да к тому же нашего отца!

Люси потеряла самообладание и разрыдалась.

— Поверь мне, я сама задавала себе этот вопрос миллион раз. Я думала, что просто упустила подходящий момент. Я сожалею об этом всем сердцем. Знаешь, мне нужно срочно с кем-нибудь поговорить, — всхлипывала она.

Злость с лица Харакеке как ветром сдуло. Она подошла к сестре и взяла ее за руки. Теперь плакали обе.

Вид двух пожилых маори, которые со слезами на глазах просили друг у друга прощения, так тронул Еву, что она сама едва не расплакалась. Она тихонько попятилась за дверь. Увидев то, что не предназначалось для ее глаз, она почувствовала себя вуайеристкой. Но сестры не обратили на это внимания. Они были целиком и полностью заняты собой, словно в этом мире, кроме них, никого не существовало.

Ева тихо прикрыла дверь в комнату. В этот момент в прихожей раздался звонок. Это был Даниэль. В последнее время Ева часто спрашивала себя, привлекателен ли он все еще для нее? Ей казалось, что его лицо стало более строгим, черты — более мужественными. Он уже не был большим ребенком, от которого постоянно веяло весельем и беззаботностью. Как многих людей в этом городе, землетрясение изменило и его.

— Ты выглядишь очаровательно, — произнес Даниэль.

— Не могу не сказать того же о тебе, — с подчеркнутым вниманием ответила Ева. Ее сердце забилось быстрее, как только она открыла Даниэлю дверь.

— Ты не хочешь пригласить меня войти? Я бы хотел поздороваться с бабушкой Люси.

— Сейчас неподходящий момент, — шепнула Ева. — Она поссорилась с тетушкой Ха, и теперь они просят друг у друга прощения. Подожди. Я только возьму свою сумочку.

По дороге к машине Даниэль держал зонт, чтобы она не промокла. Он провел Еву до пассажирской двери и помог сесть в машину. Ева все еще не могла прийти в себя. Даже малейшее прикосновение его руки приводило ее в странный трепет.

Пока он разворачивал машину, Ева словно прозрела: она влюблена в Даниэля Томаса. Ева была перепугана этим неожиданным открытием, но не подала вида. Напротив, она сознательно завела тему о его помолвке.

— Ты уже волнуешься насчет завтрашнего события? — спросила она, хотя вообще не хотела слышать ответ на свой вопрос. Предстоящая помолвка Даниэля и тот факт, что он не пригласил Еву на торжество, вызывали у нее смешанные чувства. Возможно, она и сама притворилась бы нездоровой и пропустила это празднество, но девушке не давала покоя мысль о том, что он не пригласил только ее одну из всего бюро. Девушка также задавалась вопросом, почему Элизабет после вручения премии в «Нейпир Дейли Телеграф» внезапно стала относиться к ней враждебно.

Даниэль молчал. В машине было так тихо, что отчетливо слышались удары капель дождя по лобовому стеклу.

— Не будет никакого праздника, — спустя некоторое время ответил он.

— Что это значит? — Ева надеялась, что Даниэль не заметит ее внутреннего волнения.

— Это значит, что помолвка не состоится!

Ева ошеломленно взглянула на Даниэля. Он упрямо смотрел вперед на мокрую дорогу.

— Но почему?

— Ты действительно хочешь это знать?

— Конечно, я… То есть, вы были такой… хорошей парой и… — Ева смущенно замялась.

— Она задала мне один вопрос, на который я правдиво ответил.

Ева поджала губы. «Только не спрашивай больше ни о чем, — сказала она себе, — иначе он заметит». Но Даниэль невозмутимо продолжил:

— Она спросила, есть ли у меня еще чувства к тебе, а я ее спросил, действительно ли она хочет это знать? Элизабет настаивала, и мне пришлось сказать ей правду.

Ева нервно сглотнула и машинально положила руку на руку Даниэля. Он свернул влево и остановился. Даниэль повернулся к ней, в его глазах читалось невероятное удивление.

— Скажи мне, я сплю или мне только что померещилось?.. Ты отвечаешь на мои чувства?

— Поцелуй меня! Пожалуйста! — прошептала Ева.

Даниэлю не нужно было говорить дважды. Он заключил Еву в объятия. Их губы соприкоснулись так, словно они уже тысячу раз целовались. На какую-то долю секунды Ева вспомнила об Адриане, но потом она вся без остатка была с Даниэлем.

— Когда ты поняла, что чувствуешь ко мне больше, чем дружбу? — спросил он после поцелуя, нежно погладив ее по щеке.

Ева улыбнулась.

— Только сейчас, когда села в машину.

Даниэль рассмеялся.

— Прошла целая вечность! А ведь я не переставал тебя любить. Я никогда не забуду тот миг, когда мы впервые встретились с тобой. Сначала я видел перед собой лишь твои сверкающие глаза…

Даниэль вздохнул и продолжил:

— У Элизабет будет шок, если она увидит нас вдвоем сегодня вечером. Она мне, кстати, пророчила, что ты не ответишь на мои чувства. Ведь они либо появляются сразу, либо их нет совсем. В любовь со второго взгляда она не верит.

— Могу понять. Я тоже когда-то так думала. Потому что с Адрианом… — Ева осеклась. — Извини. Я не хотела ворошить прошлое.

— Не беспокойся о том, что я каждый раз буду расстраиваться, когда ты вспомнишь о нем. Во-первых, я его любил как брата, а во-вторых, я знаю, сколь искренними были твои чувства к нему. Они ведь развивались почти у меня на глазах, хотя я охотно бы не видел всего этого.

Даниэль нежно взял ее лицо обеими руками и заглянул ей в глаза.

— Я люблю тебя, твои глаза цвета «пунаму», — мечтательно пробормотал он. — Так маори называют нефрит. Я еще никогда в жизни не видел, чтобы глаза лучились таким ярко-зеленым светом.

— А я впервые заметила, что у тебя тоже зеленые глаза. Я всегда думала, что они голубые, потому что так обычно бывает у рыжих и блондинов… И из-за твоих веснушек… — Она снова запнулась. — Это было бестактно с моей стороны, да?

Даниэль рассмеялся:

— Если ты после сегодняшнего дня будешь говорить, что у меня голубые глаза, тогда я обижусь. Но по крайней мере ты знаешь, какого цвета у меня волосы.

Ева провела рукой по его жестким волосам.

— Ты ведь все понимаешь, правда?

— О нет, я не пойму, если ты и сейчас откажешься от моего предложения. Ева Кларк, ты выйдешь за меня замуж, чтобы создать со мной семью? Скажи наконец «да». Или ты хочешь узнать меня получше?

Ева побледнела.

— Но… но это же слишком рано, я хочу сказать, что Адриан еще не…

— Тогда, моя любимая, мы это сделаем после того, как окажем ему последнюю честь.

— Ты считаешь, нам нужно похоронить его?

— Да, я думаю, это единственное, что мы можем для него сделать.

— Да, — едва слышно ответила Ева.

— Это ответ на какой вопрос? О похоронах или о замужестве?

— На оба!

Даниэль неистово подхватил Еву на руки. Они снова поцеловались.

Когда они разняли объятия, Ева предположила, что будет лучше не показывать своего счастья перед коллегами на празднике, устроенном в честь открытия нового архитектурного бюро мистера Хея. И прежде всего из-за Элизабет.

— Я не могу ничего обещать, — шутливо ответил Даниэль и глянул на часы. — Но нам нужно ехать. Или мы прогуляем? — добавил он.

— Нет, мы не должны разочаровывать мистера Хея.

Даниэль запустил мотор. По машине все еще хлестал дождь.

— Значит, это правда, что он пытался тебя переманить? — спросил Даниэль, когда они уже были в центре города.

— С чего ты взял?

— Мистер Хантер намекнул на это Элизабет.

Ева повернулась к Даниэлю.

— Нет. Он, конечно, проявлял некоторый интерес, но ты же знаешь, что я никогда не смогу принять его предложение, даже если бы захотела. Тогда бы он потребовал от меня документы, а я могу предъявить ему лишь аттестат об окончании баденхаймской школы.

— Такое может быть. Но тогда мистер Уильямс и я сможем кое-что придумать!

— Ты уверен, что он поможет мне, даже если я уйду к конкурентам?

— Думаю, да. Мистер Уильямс никогда не станет вставлять тебе палки в колеса, если таким образом ты сумеешь подняться по карьерной лестнице. Значит, ты готова подумать над предложением, если мы все уладим?

Ева покраснела. Да, ответ был очевиден, она бы ушла к Хею, если бы у него смогла подняться по карьерной лестнице.

— Тебе не нужно отвечать. Я знаю, что ты скажешь, но тебе не стоит мучиться угрызениями совести. Я поговорю с шефом.

— Но ведь Хей еще не сделал мне предложения! — запротестовала Ева.

— Он это сделает сегодня!

— Откуда ты знаешь?

— У меня есть свои источники, — рассмеялся Даниэль.

— Давай, выкладывай! Как ее зовут?

— Ты будешь переживать, если я назову имя.

— Только не говори, что это Береника!

— Именно так. Недавно я встретил ее на Марин-Парейд. Она сказала мне по секрету, а ей сообщил об этом молодой архитектор, с которым она встречается. Хей непременно хочет видеть тебя в своей команде и готов заплатить любую цену. Ты везучая!

Ева удивленно взглянула на Даниэля. Казалось, он искренне радуется за нее. При этом Даниэль всегда сам мечтал работать у Хея.

— Ты немного обижен, что он не сделал предложения тебе?

— Нет, достаточно, если у него будет работать моя жена, — улыбнулся он.

Ева растроганно пожала ему руку.

— Знаешь, ты великолепный мужчина!

— Да, конечно, иначе у меня не было бы ни одного шанса заполучить тебя, — лукаво ответил он, паркуя машину.

Даниэль снова постарался, чтобы на Еву не упала ни одна капля, и проводил ее до входа.

— Я все же завидую тебе, — шепнул ей на ухо Даниэль, когда они входили в бюро, которое архитектор спроектировал явно под впечатлением так называемого органического стиля Фрэнка Ллойда Райта.

Мини, апрель 1933 года

Харакеке и Люси, взявшись за руки, стояли под старым деревом на вершине холма над виноградниками. Шел дождь, пахло сырой затхлой землей, но это им не мешало.

Они смотрели, словно завороженные, на мокрую пустую яму, которая будто ждала, чтобы ее засыпали землей. Это Люси придумала устроить для отца символические похороны и отдать ему последнюю честь. Харакеке хотела, чтобы Люси попросила Беренику выдать им останки отца и его меховую накидку вождя, но Люси даже слушать не стала сестру. Она наотрез отказалась говорить со своей внучкой.

Харакеке начала петь. Люси колебалась, не зная, стоит ли ей присоединиться к сестре: она так давно не пела погребальных песен. Но уже в следующее мгновение сама удивилась, как свободно слетели с ее губ слова, словно и не прошло десятилетий с тех пор, как ее отец обрел вечный покой.

Внезапно Люси позабыла обо всем и позволила волне воспоминаний унести себя в детство. Она чувствовала нежное тепло матери, вдыхала запах свежего ханги, вспоминала, как чесать лен, делать из него одежду и игрушки. Хотя на ней были туфли, у Люси появилось ощущение, будто она стоит на влажной земле босиком. Она вспоминала, как однажды с сестрой тайно прокралась в комнату собраний и разглядывала вырезанные из дерева страшные маски. Да, она даже ощутила приятный холод хей-тики, который постоянно носила на шее. В этот момент она уже знала, что нужно делать.

— Подожди немного, — шепнула она.

Харакеке перестала петь и удивленно взглянула на нее, Люси вытащила из кармана пальто нефритовый амулет.

Это был подарок, который Ева сделала ей когда-то на Рождество. Люси повесила амулет на шею и сказала:

— Он удивительно похож на мой старый хей-тики. Ты не находишь?

— Ах, Люси, — вздохнула Харакеке.

— Нельзя просто зачеркнуть свое прошлое. Я — маори и останусь ею навсегда. И с сегодняшнего дня я снова буду Ахоранги! — решительно сообщила Люси.

Харакеке наклонилась к сестре, и они потерлись носами, как часто делали еще детьми.

— И ты не простая маори, а принцесса. Его принцесса, — произнесла Харакеке сдавленным голосом. — Но, пожалуйста, оставайся Люси. Меня столько лет раздражало твое новое имя, но я уже к нему привыкла. Я не смогу переучиться, да и обо всех других подумай, Люси! Речь ведь идет о том, кто ты в душе… — Харакеке указала на сердце и продолжила: — Главное, что ты внутри снова маори.

У Люси от умиления появились на глазах слезы.

— Я точно не хотела его убивать, но он проклял моих детей и хотел застрелить Тома, — всхлипнула она.

— Я знаю, что у тебя не было иного выхода. Если бы я оказалась на твоем месте, то поступила бы точно так же. Клянусь тебе предками.

— А он отнял у меня моего сына!

— Люси, это был несчастный случай. Проклятие уже давно утратило свою силу. — Харакеке начала засыпать пустую могилу.

Люси молча взяла у нее лопату и принялась выполнять работу сама.

Вместе они произнесли заклинания в честь Ранги и Папа — самых больших богов их племени. Они не заметили, как промокли до нитки. Одежда липла к коже, а с волос стекали ручейки.

— Пойдем, нужно принять теплую ванну. Иначе мы околеем, — заметила Харакеке.

Не оглядываясь, сестры поспешили к дому.

После того как Люси и Харакеке выкупались и переоделись в сухую одежду, они удобно расположились в гостиной. Чтобы отметить этот день, Люси вытащила старую бутылку виски, еще из запасов мужа. Наблюдая, как сестра наполняет свой стакан, Харакеке не могла скрыть удивления.

Люси рассмеялась.

— Я же не могу позволить тебе все время пить одной!

— Понимаю, ты так обо мне заботишься! — съязвила Харакеке и подняла стакан за сестру.

— Скажи, что мы теперь будем делать с Адрианом? — вздохнула Люси. — Прошло уже больше двух лет, как он пропал. Мы ведь не можем не проститься с ним…

— Мне кажется, что Ева когда-нибудь поймет, что все кончено. Дай ей время. Это была короткая, но сильная любовь, которая бывает только раз в жизни.

Люси внимательно взглянула на сестру. Харакеке поняла молчаливое послание.

— Ты думаешь, что мне не дано этого знать, не так ли? Что мне было отказано в любви и что я была лишь сиделкой старого больного мужчины?

— Ты же не делила ложе с мистером Дорсоном? — выпалила Люси с отвращением.

Харакеке увидела округлившиеся от удивления глаза сестры.

— Даже если бы я хотела это сделать по своей воле, старый добрый мистер Дорсон уже был не в состоянии ответить мне взаимностью.

— И с кем же ты была так близка?.. — В глазах Люси читалось сомнение.

— Ты помнишь инспектора Ретбона из Гисборна, что на Титиранги, который тогда непременно хотел засадить Хеху в тюрьму за убийство нашего отца?

— Как я могу такое забыть?

— И тебя не удивило, что он потом отказался от своего плана?

— Нет, он мне поверил, что у Хеху есть алиби!

Харакеке сухо рассмеялась.

— Ни единому слову он не поверил. Он всегда держал Хеху под подозрением. Даже когда наконец уехал из Нейпира.

— И почему же он тогда оставил его в покое? — Люси подозревала, что этим хотела сказать сестра, но отказывалась верить. Она попыталась вспомнить полицейского. Это был высокий широкоплечий парень с добродушным круглым лицом.

— Ты спала с ним?

— Это не касается дела напрямую. Мы любили друг друга, но Фрэд был женат, и я отправила его обратно к супруге. Поэтому он и покинул Нейпир так поспешно.

Люси от возмущения хватала ртом воздух.

— И ты молчала об этом столько лет? Не сказала своей сестре? — рассердилась она.

— Ты ведь тоже от меня все скрывала! Теперь мы квиты. Ты не можешь меня упрекать!

— Но это же совсем другое! — выпалила Люси.

Слово за слово, и сестры опять поссорились. В этот раз Люси, быстро выпив подряд две порции виски, пошла на примирение.

— Давай больше никогда не ссориться, Ха, мы слишком стары для этого. Кроме того, сегодня я совершила большой шаг. Уже забыла?

Харакеке простонала:

— Ты хочешь, чтобы я одобрила твою идею с похоронами?

— Нет, я хочу услышать твой совет. Что мне делать с Береникой? Так больше не может продолжаться.

— Она эгоистичная скотина!

— Но она внучка Тома! Может, она как раз стала такой, потому что я, как мать, ее плохо воспитала?

— Наверное, я ослышалась! Может, ты окончательно разбаловала девочку и не научила благодарности, потому что она не хотела быть дочкой маори?..

— Береника все время находилась под ее влиянием. Но она несчастная девочка, и я бы все сделала для того, чтобы мы снова помирились и стали одной семьей. По документам она ведь моя внучка!

— Забыла, как она тебя шантажировала? Выгнала из собственного дома! Девочке нужно всыпать хорошенько. Вот и все!

— Но ты только подумай о том, как с ней обошелся муж Джоанны! Просто она бедное заблудшее дитя. Поэтому я хочу попросить Еву записать до конца мою историю для Береники, которую я планировала передать Адриану.

— И что из этого получится? — Харакеке быстро налила себе третью порцию виски и закурила сигарету.

— Береника будет знать, кто она на самом деле, и, может, станет более чуткой.

Харакеке подняла стакан, после того как снова налила сестре.

— Если это сделает тебя счастливее, то я не против, только перед этим позволь прочитать твою историю мне!

— Зачем это? Ты ведь и так знаешь все мои тайны! — быстро ответила Люси и смущенно посмотрела куда-то мимо сестры.

Харакеке подняла стакан и хитро улыбнулась.

— В этом, моя дорогая, я очень сомневаюсь.

Нейпир, апрель 1933 года

Холл нового бюро Хея был полон нарядных гостей. Рослому Даниэлю удалось протащить Еву сквозь толпу к бару с шампанским.

— Мне просто необходимо хотя бы один раз выпить с тобой, — шепнул он и, взяв два бокала, с нежностью посмотрел на Еву.

Не успели они чокнуться, как к бару подошли Элизабет и ее отец, который держал ее под руку. Девушка внезапно остановилась, заметив Еву и Даниэля.

— Пойдем, отец, посмотрим сначала на шведский стол, — громко сказала она, чтобы Ева и Даниэль услышали.

Мистеру Хантеру от такого поведения дочери стало неловко. Он лишь запоздало приподнял шляпу в знак приветствия.

— Добрый день, мистер Томас, — пробормотал он.

Еве показалось странным, что Хантер не поздоровался с ней. В конце концов, это ведь Даниэль расторг помолвку с его дочерью. Так чем же виновата Ева? Она положила руку на плечо Даниэля.

— Давай постараемся не поднимать шумихи. Осмелюсь предположить, что на нас уже все смотрят. Ты только взгляни!

— Что ты выдумываешь! — попытался успокоить ее Даниэль, но Еву не могли убедить никакие отговорки.

Некоторые гости откровенно косились в сторону бара.

— Хорошо, если ты так хочешь, оставайся одна. А я составлю компанию нашему шефу. По-моему, он там совсем загрустил. Может, до него уже дошли слухи, что ты собираешься уходить от нас?

— Нет, к тому же это еще не вполне решенный вопрос.

— Я бы так не сказал. Смотри, вон там целая толпа молодых архитекторов из бюро Хея. И они действительно поглядывают на нас! Я бы посоветовал тебе пойти и поздороваться с новыми коллегами.

— Этого я точно не буду делать. Ты не заметил среди них Береники?

Даниэль рассмеялся.

— Не бойся, золотце! Береника очень счастлива с этим молодым архитектором, и она в самом деле рада, что тогда все пошло иначе и мы с ней не поженились.

— Твои слова да Богу в уши, — ответила Ева. — Лучше я затеряюсь среди других гостей.

Она как раз хотела собраться с духом и подойти к группе архитекторов, как вдруг мистер Хей начал речь. Он коротко поблагодарил «отцов города» за оказанную честь: после землетрясения они призвали его работать в комитете по восстановлению. Он выразил личное удовлетворение тем, что совершенно разрушенный город теперь обрел новое лицо и что он как архитектор тоже приложил к этому руку. Он подчеркнул, что Нейпир в плане архитектуры сейчас является самым современным городом в мире. Потом он поблагодарил коллег и сообщил, что очень рад в скором времени привлечь в свою команду еще одного ценного сотрудника. Он пообещал почтенному обществу представить этого человека чуть позже.

Сердце Евы забилось быстрее, хотя, если честно, девушке показалось немного странным, что ей не сделали конкретного предложения и не дождались согласия. Но, возможно, он был так в себе уверен, что даже не принимал во внимание вероятность отказа. У Евы закружилась голова от одной мысли, что в этом роскошном здании у нее будет собственное рабочее место. Она очнулась от своих мечтаний, только когда раздались аплодисменты. Мистер Хей закончил речь. Теперь Ева с полным правом могла его поздравить.

Но для этого ей придется пройти мимо группы молодых дизайнеров интерьера из родного бюро. Она не ожидала, что эти трое отнесутся к ней особенно хорошо. С тех пор как мистер Уильямс назначил ее руководителем проекта по оформлению интерьера здания «Дейли Телеграф», коллеги не упускали возможности ставить ей палки в колеса. Ева никогда не жаловалась на это мистеру Уильямсу, но в прошлом это стоило ей нервов и бессонных ночей. Коллеги, в общем-то, не выказывали своего отношения открыто. Это были мелочи, которые осложняли Еве жизнь: то набросок пропадет, то забудут о встрече со строителями. Ева искусно улаживала проблемы. Нет, эти трое дизайнеров не были настроены дружелюбно. Но то, что было написано на их лицах сегодня, казалось чем-то бóльшим, чем просто зависть. Ева не могла понять, что они думают на самом деле: они вели себя так, как будто все было в порядке.

— Впечатляющая речь, господа, не так ли? — твердо и решительно спросила она, оглядев группу.

— О да, можно и так сказать, мы уже с нетерпением ждем, когда же мистер Хей представит нам нового сотрудника, — язвительно заметил Джонатан, самый старший из троицы.

«Ах, вот откуда ноги растут! — подумала Ева. — Они точно знают, что я ухожу из бюро Уильямса и буду работать на конкурентов».

— Наверное, он откроет эту тайну еще сегодня, — холодно ответила она.

— Я думаю, для кое-кого это станет очень большой неожиданностью, — произнес Джонатан, а двое других собеседников криво улыбнулись.

— Кажется, беспроводной телеграф работает отлично. — Ева тоже постаралась улыбнуться в ответ.

— Да, Ева, здесь уже каждый знает, что ты уходишь от Уильямса.

— Значит, теперь мы можем закопать топор войны? — примирительно спросила Ева. — Я ведь никогда не хотела переходить вам дорогу.

— Для этого тебе не хватает компетентности! — резко ответил Джонатан.

Ева нахмурилась.

— Боже ты мой, да вы ведете себя как дети! У нас могла бы получиться отличная команда!

— С тобой во главе? Едва ли до этого когда-нибудь дойдет.

Ева уже достаточно услышала, а потому резко повернулась и ушла. Откуда такая неприкрытая ненависть? Почему они просто не порадуются за нее хотя бы по той простой причине, что им больше не придется работать с ней?

Ева радовалась, что сможет вырваться из коллектива с таким ядовитым климатом. Она будет вечно благодарна мистеру Уильямсу за то, что он дал ей подобный шанс и даже поддерживал ее в стремлении к карьерному росту, пусть даже у конкурентов. Она как раз увидела, как он спорит с Даниэлем о чем-то в углу. Очевидно, их мнения разошлись. Ева остановилась и стала наблюдать за взволнованными жестами мужчин. Она не могла разобрать ни слова: слишком далеко стояла. Мистер Уильямс выглядел очень бледным, но и с Даниэлем что-то творилось. Еве стало вдруг немного не по себе. Что, если Даниэль ошибался и мистер Уильямс совсем не собирается содействовать переходу Евы к конкурентам?

Ева быстро прошла дальше. К чему бы это ни привело, мистер Хей сначала должен сделать ей деловое предложение. Она обнаружила его вместе с главным редактором «Дейли Телеграф» у бара с шампанским. Оба втянули головы в плечи и, казалось, обсуждали какую-то проблему. Мистер Хей был явно рассержен. Ева решила, что это не лучший момент, чтобы подойти к нему.

Вместо этого Ева направилась к группе молодых архитекторов из бюро Хея, в кругу которых стояла и Береника со своим новым другом. «Только не выказывай своего страха», — говорила сама себе Ева.

— Добрый день, Береника, — решительно поздоровалась она. — Давно не виделись. Кстати, в Мини, за городом, у твоей бабушки все хорошо. — Ева кивнула в знак приветствия всем остальным: — Добрый день, господа!

Береника и трое молодых архитекторов взглянули на нее так, как будто Ева явилась с другой планеты.

— А у вас, надо заметить, железные нервы, — возмущенно произнес кавалер Береники. — Или вы пришли сюда, чтобы поскандалить? — спросил он, понизив голос. — Будь я на вашем месте, то сейчас же ушел бы из бюро!

Ева ошеломленно взглянула на него.

— Вы что, выпили лишку? Почему я должна бежать из бюро, как преступник?

— Потому что в нашей стране мошенничество является преступлением, — прошипел молодой человек.

Один-единственный взгляд на Беренику, у которой возбужденно блестели глаза, все объяснил Еве. Теперь она понимала, что тут произошло. Береника позаботилась о том, чтобы все эти люди узнали, что Ева не училась ни в академии, ни в университете.

Ева почувствовала, как ее щеки заливаются краской стыда.

— Теперь ты довольна? — прошипела она.

— Глупышка, ничего личного, но на этот вопрос мне ответить не так просто. Ты выставила себя здесь светской дамой и знаменитым дизайнером, а не закончила ничего, кроме немецкой деревенской школы. Ты только представь, о чем все говорят! Наш город станет посмешищем…

Ева сделала инстинктивное движение рукой — отпустила Беренике звонкую пощечину. В этот момент к ним подбежал Даниэль.

— Пойдем, любимая, нам здесь больше нечего делать, — решительно произнес он и закрыл Еву собой.

— Она меня ударила! — вскрикнула Береника.

— Еще одно слово — и ты получишь оплеуху от меня, — вовремя предупредил ее Даниэль.

Береника раскрыла рот от удивления. В этот момент Ева поняла, чего хотела достичь Береника. Она хотела удалить Еву от Даниэля. Но все вышло совершенно иначе. У Евы не осталось времени на злорадство, потому что Даниэль схватил ее за руку и потащил сквозь глазеющую толпу к двери.

Все еще шел дождь, но Даниэль и не вспомнил о зонте, он лишь крепко прижал ее к себе.

— Ты вся дрожишь, любимая, пойдем скорее в машину!

Он вытащил куртку, набросил ей на плечи и быстро повел к автомобилю. Они оба насквозь промокли, пока добрались до салона.

Ева ничего не ощущала, кроме пустоты. Словно оглушенная, она смотрела на дождь, который барабанил по стеклам и которому не было дела до разыгравшейся человеческой драмы. Девушка очнулась, выйдя из странного транса, когда почувствовала прикосновение чьей-то теплой руки.

— Я уеду из города, чтобы вместе со мной и ты не оказался в опале, — пробормотала она.

Даниэль энергично замотал головой.

— Ты уедешь из города, но не одна!

Ева взглянула на него расширенными от изумления глазами.

— Как ты себе это представляешь?

— Так, как я сказал. Я всем буду говорить, что Уильямс не знал, что у тебя нет образования. Потом уволюсь из бюро сам.

— Я наблюдала за вами. Вы о чем-то взволнованно спорили. Он, похоже, вышел из себя. Он заставил тебя взять ответственность за все?

— Нет, напротив, он хотел, чтобы я остался. Из себя он вышел по той простой причине, что Береника Кларк с присущей ей ненавистью сообщила об этом всем. Очевидно, она разболтала эту новость архитекторам из обоих бюро перед самым нашим прибытием на праздник. Один из сотрудников бюро Уильямса потребовал от шефа, чтобы тот при всех объявил, что увольняет тебя немедленно. Тот отказался. Я его просто-таки умолял не говорить сотрудникам, что он поручил тебе заниматься интерьером здания «Дейли Телеграф», зная, что у тебя нет соответствующего образования. Надеюсь, он выполнит мою просьбу.

Ева горько улыбнулась. Даниэль продолжил:

— Он должен сказать, что я якобы поручился за тебя в том, что ты оставила документы в Германии, хотя и подозревал, что у тебя вообще нет образования.

— Но ведь тогда ты не сможешь больше никуда устроиться! Об этом будут говорить все. Это навредит твоему имени… Я не могу этого допустить! Береника права, это непростительно. Я просто мелкая мошенница! Ты, по крайней мере, сохранишь свое место, а я обещаю, что больше никогда не прикоснусь к карандашу и бумаге. Потом это дело быльем порастет и твоей карьере ничего не будет мешать.

— Нет, Ева. Это была бы слишком большая потеря для отрасли. Нейпир — не единственный город в Новой Зеландии, где взяли курс на современные стили архитектуры. В стране сейчас повсюду возводят такие здания. Мы будем нужны там. Понимаешь? У нас прекрасная команда!

Ева тяжело вздохнула.

Она вздрогнула, когда кто-то постучал снаружи в окно автомобиля. Дождь был слишком сильным, чтобы распознать, кто это. Она покрутила ручку, чтобы опустить стекло, и оцепенела. Это был мистер Хей.

— Но… вы… простите… — залепетала Ева.

— Вы позволите мне сесть в машину, мне нужно кое-что вам сказать?

Ева открыла дверь. Взглянув на Даниэля, она поняла, что тот не меньше нее удивлен визиту дорогого гостя.

— Почему вы не остались в моем бюро, а вынудили меня выйти под этот всемирный потоп?

Ева обернулась. Она собралась что-то ответить, но не смогла подобрать нужных слов.

— Мы не хотели, чтобы все почтенное общество узнало, что произошло, — сдавленным голосом ответил Даниэль.

— Вы поставили меня в отличную ситуацию, — выругался архитектор.

У Евы на глаза навернулись слезы.

— Мне очень жаль, мне не нужно было принимать заказ на создание интерьера в «Дейли Телеграф». Не стоило мне приходить к вам на праздник и уж тем более надеяться, что вы мне сделаете деловое предложение. Ах, мне вообще не стоило выдавать себя за дизайнера интерьера…

— Какая ерунда! Прекратите эти стенания. Вы должны были позаботиться о том, чтобы эта дурочка Береника Кларк держала язык за зубами. Если бы она не разболтала все это издателю газеты и моим сотрудникам, у нас сейчас имелось бы прекрасное решение на будущее. Я мог бы заполучить дизайнера-оформителя из Лондона, и вы вдвоем тесно работали бы. Но под его руководством. У вас была бы полная свобода творчества, а все остальные видели бы уже готовые проекты англичанина. Я бы этого потребовал для своей и вашей защиты, чтобы никто никогда не заикнулся об отсутствии у вас диплома…

— Значит, вы знали, что у меня нет соответствующих документов?

— А как вы думали? Мы с Уильямсом старые друзья. Конечно, мы говорили о том, как такому исключительному таланту предоставить наилучший шанс, совершенно заслуженный вами. И мы все тщательно спланировали, но теперь нам придется отказаться от этого плана! Газеты не станут публиковать эту статью, чтобы не нанести вред городу. Однако ни мои сотрудники, ни сотрудники Уильямса не успокоятся, пока мы будем держать у себя человека без образования. С нас просто шкуру сдерут. Поэтому я посоветовал своему другу, чтобы он принял ваше ценное предложение, мистер Томас, и публично уволил миссис Кларк. Это трагедия, но мы на этом не остановимся. Мы не собираемся сдаваться, если речь идет о таком экстраординарном таланте.

— Спасибо вам за искренние слова, мистер Хей. Мы сделаем выводы: Ева вместе со мной уедет из города. Мы где-нибудь найдем другую работу.

— Не где-нибудь! Вы поедете в Веллингтон, в бюро Джеффри. Там молодые развивающиеся архитекторы, которым как раз срочно нужны такие креативные люди, как вы. Народ в Веллингтоне вошел во вкус, и теперь там тоже хотят строить в стиле ар-деко.

— Зачем вы это делаете? — растерянно спросила Ева.

— Потому что я преклоняюсь перед большим талантом! И потому, что я хотел бы видеть в нашей сфере больше смелых женщин, обладающих врожденным даром создавать прекрасные вещи. Или вы в будущем не хотите работать в этой сфере?

— Конечно, хочу!

— Хорошо, тогда заберите утром рекомендательные письма. Молодые люди мне кое-чем обязаны. Они примут вас с распростертыми объятиями, а если я буду по делам в Веллингтоне, то постараюсь увидеться с вами…

— Огромное спасибо… — растерянно произнесла Ева, не успев больше ничего добавить, потому что мистер Хей открыл дверь и вышел из машины.

Мини, май 1933 года

В день, когда Адриана Кларка похоронили в гробу, в котором не было ничего, кроме песка, по католическому кладбищу гулял ледяной ветер с моря.

По настоятельной просьбе Евы на похоронах присутствовали лишь Даниэль, Харакеке, Люси, Хариата, Фрэнк Веббер, горничная Люси Хелена и старая Стелла. Они держались за руки и плакали, пока Люси наконец не сказала:

— Пойдемте, оставим его в покое. Отправимся в отель «Масоник» и пообедаем.

Один за другим все последовали за Люси, которая внезапно решила побыстрее уйти с кладбища. Лишь Ева и Даниэль задержались у могилы. Ева боролась с собой. Ей очень хотелось попрощаться с Адрианом наедине, но как это объяснить Даниэлю, чтобы не обидеть? Собрав свою волю в кулак, она произнесла:

— Даниэль, мне бы хотелось остаться сейчас на минутку одной. Ты можешь уйти?

— Разумеется, дорогая, — тут же заверил он ее, и все же нотки в его голосе Еве не понравились.

Она обидела его своим желанием. Ну что ж! Этого уже не исправить. Но Ева и не сожалела об этом. Напротив, она спокойно вздохнула, когда шаги Даниэля стихли вдалеке.

— Дорогой Адриан, — пробормотала она. — Не сердись на меня, мне нужно наконец тебя похоронить. Отрадно знать, что здесь я тебя всегда смогу навестить…

Ева прервалась, осознав, что эти слова прозвучали фальшиво. Его здесь не было! Теперь, когда Ева осталась у могилы одна, она ощутила его отсутствие даже телом. Там, где остался прах Адриана, будет и его душа. Не на этом месте. Ее знобило, она подняла воротник пальто. Ей казалось, что из пустой могилы веет холодом. Она быстро покинула кладбище.

На выходе ее ждал Даниэль.

— Что с тобой случилось? Ты выглядишь так, словно за тобой сам черт гнался! — взволнованно сказал он.

— Адриана там нет, понимаешь? Его там нет! — воскликнула она дрожащим голосом.

Даниэль обнял Еву и крепко прижал к себе.

— Нет, мое золотце, поверь мне, так лучше. Теперь он наконец сможет обрести покой.

— Там, где мы его похоронили, нет даже его следа. Ничего от него нет! — Ева высвободилась из объятий. — Я думаю, мне нужно съездить на то место в Хейстингсе, — решительно заявила она. — Туда, где рухнул универмаг. Он будет там, мне нужно к нему!

Лицо Даниэля помрачнело еще больше.

— Не думаю, что это хорошая идея. Харакеке и Люси…

— Ну и что? Он был моим мужем. Ты уже забыл об этом?

Даниэль тяжело вздохнул.

— Вы поженились в тот день, когда это случилось. Вы даже не провели вместе первую брачную ночь!

— И что? Ты думаешь, мы терпеливо ждали, когда у нас появится возможность любить друг друга?

Даниэль побледнел. Неужели она забыла о том, что уговорила Даниэля подождать, и они пока не спали друг с другом?

— Этого я вообще знать не хочу. Считаешь, что ты единственная, кто переживает утрату Адриана? Думаешь, мне так просто смириться с мыслью, что он больше никогда не вернется? Он для меня был братом. Мы знали друг друга много лет, а вот ты с ним была знакома всего три месяца!

Еву бросало то в жар, то в холод. От злости у нее покраснели щеки, она сжала кулаки.

— У нас была настоящая большая любовь, которую узнают с первого взгляда! — прошипела она, резко отвернулась и зашагала к отелю.

И только когда Ева уже почти дошла, она заметила, что Даниэль не пошел вслед за ней. Она остановилась и обернулась, но у ворот кладбища его тоже не было.

Ева побежала назад, звала его, но Даниэль исчез. Она даже вернулась к могиле, но все было напрасно. Ева сожалела о том, что выпалила ему в лицо. Конечно, он неправильно истолковал ее последнюю фразу о том, что Адриан был ее самой большой любовью, в противоположность Даниэлю!

Она еще раз окликнула его, потом перестала искать и пошла обратно в направлении отеля «Масоник» в надежде, что он отправился туда другой дорогой и что они встретятся уже там.

Она не могла скрыть своего разочарования, когда не увидела его в ресторане вместе со всеми остальными.

— Где вы так долго были? — поинтересовалась Люси.

— Я постояла еще немного одна на кладбище и подумала, что Даниэль уже присоединился к вам, — быстро ответила Ева, но по проницательному взгляду Люси поняла, что ей не верят.

— Вы поссорились? — шепнула та.

Ева кивнула.

— Выйдем на минутку наружу. Ты выглядишь так, словно сейчас упадешь в обморок.

Не снимая пальто, Ева последовала за Люси к двери отеля. Она бегло взглянула на обновленный фасад в стиле ар-деко.

— Что случилось?

— Я наговорила Даниэлю много ужасных вещей.

— Ах, Ева, дитя мое, он простит тебе это, потому что любит больше всего на свете.

— Возможно, но если нет, то мне это совершенно все равно! — упрямо заявила Ева. — Я сама больше не знаю, смогу ли я полюбить его когда-нибудь так, как любила Адриана.

— Если бы вы жили в Веллингтоне и у вас была бы собственная семья, ты бы не так мучительно вспоминала об Адриане.

— Но я этого не хочу. Я хочу все время о нем думать, пока живу. И не забывать о нем ни на секунду! — бурно возразила Ева.

Люси вздохнула.

— Совсем забывать его, конечно, не надо, но однажды все станет по-другому. Поверь мне, тогда и утрата не будет казаться такой горькой.

— Спасибо, что ты стараешься мне помочь, но я все же думаю, что ты не можешь себе представить, как внезапно, в один день теряешь навсегда самого любимого человека…

— Мне ли этого не знать! — возмутилась Люси и покраснела.

Ева насторожилась.

— Тебе нужно непременно рассказать мне свою историю до конца.

— Я как раз хотела тебя об этом попросить. Я могу тебе что-нибудь надиктовать, пока вы еще в Нейпире, а остаток — когда я навещу тебя в Веллингтоне?

— Конечно, до отъезда у меня еще много времени. В бюро я больше не могу ходить. А Даниэлю нужно доделать проект торгового дома для мистера Уильямса. Хозяин, мистер Форд, отказался, потребовав, чтобы проект передали другому архитектору.

— Ты сделаешь это. А если я скажу, что история будет для Береники?

Ева изменилась в лице.

— Для Береники? Твои воспоминания? После всего, что она тебе сделала?

— Она должна их получить только после моей смерти. В день, когда вскроют мое завещание.

— Не выдумывай! — возмутилась Ева. — Зачем ты вообще это делаешь?

— Потому что у нее есть право знать, кто она такая. Что в ее венах нет ни капли крови маори. Может, это ее успокоит.

Ева пожала плечами.

— Я тоже за то, чтобы прощать людей, но только не в случае с Береникой Кларк!

— Значит, у меня все же есть шанс? — раздался хриплый мужской голос.

Люси и Ева обернулись. Даниэль криво улыбнулся:

— Мне очень жаль, что я тебе сказал такое.

— Тебе не нужно извиняться. Это мне нужно попросить у тебя прощения.

— Нет, нет, мне очень жаль!

Люси заговорщически подмигнула Еве, которая уже не выглядела такой несчастной.

Мини, март 1888 года

В день, который был объявлен третьим днем рождения Джоанны (дата отставала от реальной на пять месяцев), девчушка выглядела маленькой принцессой. На ней было белое платье из тюля и большой бант в светлых волосах. Для своего возраста она была очень капризной, но Люси любила ее больше всего на свете и исполняла любое желание девочки, стоило только той чего-нибудь захотеть. Тем не менее Джоанна была папиным ребенком. Как только Том возвращался с виноградников или из винных погребов в дом, малышка бросала все и летела ему навстречу.

Когда Люси изображала вымышленную беременность, она перебралась на пять месяцев в Веллингтон, в приют для одиноких матерей, и поддерживала связь через мисс Бенсон. С якобы новорожденной дочкой она потом перебралась прямо в Мини и первое время скрывала дочку от любопытных глаз в Нейпире. Люси, к счастью, обнаружила, что Джоанна была довольно мелким ребенком. В годик ее можно было принять за семимесячную. Но вскоре стало очевидно, что в развитии девочка заметно обгоняет сверстников: она слишком рано начала бегать, а потом и говорить — и ее сочли вундеркиндом.

Люси жила в постоянном беспокойстве, опасаясь, что кто-нибудь может снова отнять у нее ребенка, но это было совершенным абсурдом, ведь отцом-то был Том. И все же, пока Люси находилась в Нейпире, в любом косом взгляде она видела угрозу. Немного уверенности ей добавили официальные документы, в которых черным по белому было написано, что Джоанна — ее родная дочь. Этого никто не мог оспорить. Но страх все равно не покидал ее. Особенно Люси боялась собственную горничную Стеллу. Она подозревала, что та догадывается о правде, потому что была единственной подругой Элизы. Может, она знала, что ребенок Элизы не умер при рождении, как это засвидетельствовал подкупленный мисс Бенсон врач? Как бы там ни было, каждый раз, сталкиваясь в доме со Стеллой, Люси чувствовала себя не в своей тарелке.

С того дня, как они забрали Джоанну из детского дома, Люси ни одним словом не обмолвилась с Томом о том, что произошло. Лишь однажды она спросила его:

— А что бы ты сделал, если бы Элиза нормально пережила роды?

Том смущенно пожал плечами.

— Ты бы меня бросил? — не унималась она.

Том пристально посмотрел ей в глаза.

— Нет, никогда, любимая, скорее я позаботился бы о том, чтобы Элиза с ребенком отправились к одному из моих клиентов на южный остров. С деньгами у меня не было бы никаких проблем.

После этого признания Люси долго молчала. Не потому, что она ему не верила, а потому, что позже заметила в его взгляде беспомощность: за внешне сильной мужской натурой Тома Болда на самом деле скрывалась душа слабака. С того дня она любила его иначе, чем прежде. К большому огорчению Тома, у которого после всей этой истории любовь к Люси вспыхнула с новой силой, страсть жены угасла.

В том, что Том чувствовал к своей жене, не было ничего удивительного, ведь Люси еще никогда в жизни не выглядела такой цветущей, как после воображаемых родов Джоанны. Она снова стала стройной, но и округлости остались там, где надо.

Ее сестра все время говорила, что еще никогда не видела в Люси такого запала.

Люси все рассказала Харакеке в тот же вечер, как только они забрали Джоанну из приюта, и попросила сестру быть матерью Томми в ее отсутствие. Как обычно, мнения у сестер и в этот раз не совпали. Хотя Харакеке очень уважала мужество сестры, которая решилась взять ребенка другой женщины, да еще и любовницы мужа, она считала, что стремление делать из всего тайну ни к чему хорошему не приведет.

— Люди все равно будут болтать, и обязательно найдутся те, которые пронюхают правду, — высказалась она. — Почему бы не сообщить всем, что ты взяла на воспитание ребенка мужа и Элизы?

— Джоанна — моя дочь! — недвусмысленно возразила Люси и попыталась уговорить Харакеке взять и себе приемного ребенка.

— Даже если бы я и хотела, мне как маори с дурной славой никогда не дадут ребенка, не говоря уже о ребенке-пакеха, — ответила сестра.

Эти слова заставили Люси умолкнуть.

Харакеке очень любила детей и в конце концов предложила свою помощь детскому приюту. С тех пор сестры работали на благо осиротевших детей. Они жертвовали деньги, усовершенствовали интерьер приюта и каждые выходные устраивали для детей игровой день в пустом доме в Нейпире. Харакеке даже уговорила начальство приюта принять туда нескольких сирот маори, о которых она заботилась особо. Она стала крестной матерью двум мальчикам и трем девочкам.

Том уже давно хотел продать дом в Нейпире, после того как они окончательно перебрались в Мини. Люси отчаянно протестовала. Он совершенно не понимал, почему жена так настроена против продажи дома, но безропотно принял ее желание, так же молчаливо выполняя все другие ее прихоти. С тех пор как Люси забрала его дочь из приюта, он не мог отказать жене ни в чем. Напротив, он смиренно любовался ею. Он даже терпеливо переносил все отговорки и отказы, а также раздельные спальни.

Пронзительный детский крик оторвал Люси от размышлений. Джоанна попыталась спихнуть Томми с его деревянной лошадки. На тот момент сыну уже исполнилось тринадцать лет. Люси не вмешивалась. По ее мнению, Томми был достаточно взрослым, чтобы защититься от сестры. Но когда Томми одним движением руки отбросил Джоанну так, что та шлепнулась, Люси отругала его, а не маленькую принцессу. Томми был крепким мальчиком со спокойным нравом.

— Она первая начала, — решительно сказал он. — А кто начинает, тот и виноват! Глупая курица!

«Он ведь прав, — вздохнув, подумала Люси, — Джоанна уже может быть порядочной сволочью». Она как раз хотела погладить Томми по вьющимся волосам, как Джоанна завыла:

— А-уа! Он толкнул меня! — Она говорила очень разборчиво для своего возраста. И неудивительно: ведь на самом деле ей уже исполнилось три с половиной года.

Люси наклонилась к Джоанне и погладила ее по голове.

— Но ведь ты же хотела столкнуть его с лошадки, — попыталась объяснить Люси дочери, которая от злости топала ногами.

— У меня день рождения!

— Да, конечно, моя маленькая, но даже в день рождения нельзя бить и толкать других!

Девочка отступила назад и рассерженно взглянула на Люси, а потом показала ей язык. Люси окаменела. Кто научил ее ребенка такому? Она тут же подыскала подходящее оправдание для дочери, решив, что все это от общения с детьми из приюта, которые вели себя довольно развязно.

— Так себя не ведут! — строго увещевала Люси Джоанну.

Тут рассерженное лицо девочки просветлело. Люси уж подумала, что чего-то добилась словами, но Джоанна вдруг кинулась к двери мимо нее.

— Папа! Папа! — закричала она и бросилась к Тому на руки. Тот высоко поднял ее и закружил. Девочка визжала от радости.

— Ну, моя маленькая принцесса, ты рада новой кукле?

Джоанна пренебрежительно скривила лицо.

— Нет, хочу белую куколку!

Люси похолодела, услышав эти слова. Она подыскала Джоанне восковую куклу, лицо которой имело желтоватый оттенок, в отличие от новых белоснежных фарфоровых кукол. Именно таких и хотела иметь Джоанна, и Люси купила бы и их, но Харакеке настоятельно отговаривала ее. Сестра считала, что для такого возраста это слишком рано. Теперь же Люси почувствовала на себе всю злость маленькой дочери, потому что один раз, в виде исключения, не выполнила ее желания. Джоанна топала ногами. Потом она подняла куклу и со всего размаху швырнула ее о стену.

— Ну хватит, Джоанна, — увещевал ее Том, но голос его звучал как-то совсем не строго.

Люси подбежала и хотела тут же взять Джоанну на руки, но та завизжала:

— Папа! Папа!

Пока Том утешал дочь, Томми жался к матери. Она испугалась, когда почувствовала, что кто-то взял ее за руку. Она сглотнула слюну, когда их взгляды встретились. Мальчик был растерян. Сначала он очень любил сестру, но после того, как у той начались приступы агрессии, если только ее желание не исполняли, он стал обходить ее стороной. Прежде он безропотно позволял ей отнимать у себя игрушки, но это время прошло. Каждый раз, когда она к нему подходила, Томми крепко сжимал деревянные фигурки и больше не выпускал их. При этом он нисколько не менялся в лице, а просто использовал свою силу. Вот так Томми защищался от младшей сестры.

Люси присела на стул и хотела взять мальчика на колени.

— Я уже большой, — смущенно ответил он.

Люси улыбнулась.

— Ты прав, конечно, но один раз можно!

Томми с сомнением последовал желанию матери. Он обнял ее и прижался кудрявой головой к ее груди. Его волосы все еще казались светлыми, но невозможно было не заметить, что день ото дня они становились все темнее. И еще кое-что было у него от предков, точнее, от отца Люси: ярко выраженная, слегка приподнятая верхняя губа. Несмотря на все это, он выглядел как настоящий пакеха. Любой гость мог назвать мальчика копией Тома.

В редкие моменты у Люси появлялось сомнение: хорошая ли это была идея — выдать ребенка Элизы за своего. Люси понимала, что именно она несет ответственность за то, что Томми приходится каждый раз защищаться от капризной девчонки. Не настал ли подходящий момент для того, чтобы провести границы? Томми был совершенно растерян: мать все время вела себя непоследовательно.

Голос сестры вывел Люси из задумчивости. Томми тут же соскочил с колен матери и поспешил к двери.

— Тетушка Ха! — радостно закричал он. — Тетушка Ха!

Едва Харакеке переступала порог их дома, как Томми тут же летел в ее объятия. Всякий раз такая связь очень трогала Люси.

«Неудивительно, — думала она, — в конце концов, она заменяла ему мать, пока я притворялась беременной».

— Сначала твоя сестра получит подарок, — едва дыша после крепких объятий с Томми, произнесла Харакеке.

Она направилась к малышке.

— Привет, именинница! — поздоровалась тетушка Ха с Джоанной.

Девочка, как всегда, едва завидев Харакеке, спряталась за Тома.

— Я ведь не кусаюсь, — пошутила Харакеке. Она каждый раз говорила это снова и снова, но Джоанна не двигалась с места. — Ты ведь хочешь получить подарок? — спросила Харакеке медовым голосом.

Джоанна кивнула.

— Хорошо, тогда ты должна подойти.

Девочка нерешительно вышла из-за спины Томми и приблизилась к тетушке Ха. Маори позвала Стеллу, и та поспешила выйти с большим предметом, обернутым в белое покрывало, и поставила его на пол.

— Теперь можешь распаковать! — сказала тетушка Ха.

— Пусть мама, — потребовала Джоанна.

Но к пакету уже с горящими глазами подобрался Томми. Он без особых церемоний сорвал покрывало и издал восхищенный крик:

— Да это же коммерческий магазин! Иди сюда, Джоанна, поиграем.

Но Джоанна скривила лицо и громко завыла.

— Белую куколку… — всхлипывала она.

Харакеке скрыла разочарование — подарок не понравился Джоанне — и невозмутимо стала играть с Томми. Не обращая внимания на крики, они вместе убрались в «молочной лавке».

— Белую куколку! — снова и снова требовала Джоанна.

Харакеке удивленно взглянула на сестру.

— Разве ты ей не подарила чертовски дорогую куклу?

— Да, но она хочет фарфоровую.

— Ребенку трех лет таких кукол не покупают. Их фарфоровые головки очень хрупкие, — возразила тетушка Ха, пока Томми «продавал» в «магазине» несколько фруктов и пакет муки.

— Но она очень осторожна не по возрасту, и… ну ты же знаешь… Наверное, я куплю ей такую на Рождество…

Люси не смогла договорить фразу, потому что Джоанна вновь залилась криком и затопала ногами. Том тем временем решил, что ему еще раз нужно заглянуть в бутылку. Люси тяжело вздохнула. Вначале было в новинку, когда Том стал убегать, как только у дочки начинался приступ истерики. Конечно, она могла это понять, потому что Том в подобной ситуации был таким же беспомощным, как и она сама. Люси в который раз твердо решила, что в будущем ей следует обращаться с девочкой построже. Что станет с ребенком, если он не будет знать меры? Когда-нибудь Джоанна отправится во взрослую жизнь, и ни один человек не станет потакать всем ее капризам только потому, что она топает ногой.

— Скажи, ты долго собираешься смотреть на это? — прошипела Харакеке. — Пресекай в самом начале!

— Я знаю, что поступаю неправильно, — шепнула Люси в ответ. — Но ведь сегодня у нее день рождения.

— Это не повод так невоспитанно себя вести, — невозмутимо возразила Харакеке.

Люси подошла к дочке и взяла ее на руки. Она обрадовалась, что Джоанна вообще подпустила ее к себе. Часто малышка отталкивала Люси, когда та хотела к ней прикоснуться. Люси вздохнула. Она подозревала, почему дочка в тот момент позволила себя взять на руки: рядом не было Тома. С этим Люси уже сталкивалась. Когда Том оказывался на месте, ребенок ее полностью игнорировал. Но когда Джоанна оставалась наедине с Харакеке, девочка цеплялась за мать.

Люси присела с ребенком на руках.

— Поверь, белая куколка будет позже, — попыталась она утешить дочку, и это, казалось, помогло.

Джоанна тут же повеселела, спрыгнула с маминых колен и посеменила играть к «магазину». Люси радовалась уже тому, что дочка хотя бы делала вид, что хочет играть вместе с Харакеке и братом, но радость оказалась преждевременной. Улыбчивое лицо девочки в один миг превратилось в злобную гримасу, когда она размахнулась и разбросала все, чем играли Томми и Харакеке. Когда маленькие куколки, корзинки и товары разлетелись по полу, она радостно захлопала в ладоши и рассмеялась.

Томми наблюдал за всем этим, склонив голову набок. Потом он взял тетку за руку.

— Пойдем играть к тебе, — потребовал он.

Харакеке немного подумала, но потом решительно произнесла:

— Да, давай пойдем, но «магазин» мы заберем с собой и немного поиграем.

Они молча собрали все. Но когда Харакеке снова накрыла свой подарок белым покрывалом и взяла под мышку, Джоанна опять принялась орать:

— Мой подарок, мой подарок!

Харакеке затравленно взглянула на Люси.

Люси отвернулась.

— Я думаю, неблагоразумно забирать подарок прямо сейчас. Он все же принадлежит ей…

Сопя от ярости, Харакеке поставила игрушку на пол.

— Пойдем, Томми, мы поиграем с тобой у меня и старым «магазинчиком», который я когда-то покупала тебе, — решительно произнесла она.

— Или деревянной железной дорогой!

— О да! — Глаза Томми заблестели, он нетерпеливо потащил Харакеке за руку.

— Но ты ведь не можешь уйти сейчас просто так. У Джоанны день рождения, — запротестовала Люси.

— Нам нужно поговорить. Так дальше не пойдет! Это какой-то сумасшедший дом. — Не проронив больше ни слова, Харакеке развернулась и ушла, взяв за руку племянника.

Люси в остолбенении осталась сидеть. Вдруг наступила тишина. Джоанна перестала орать. Вместо этого она смотрела на Люси большими глазами. «В этом взгляде нет ничего детского», — испуганно подумала Люси, но все же улыбнулась. Выражение лица девочки не изменилось.

«Настало время брать бразды в свои руки, — сказала себе Люси. — Если я и дальше буду позволять все, что ей заблагорассудится, позже придется за это расплачиваться. Потом она станет меня справедливо упрекать».

— Ты не хочешь поднять с пола куклу и положить ее в кроватку? Ей на полу точно не нравится, — предложила Люси.

— Я ее не люблю. Она должна умереть, — ответила девочка и упрямо надула губы.

У Люси по спине пробежали мурашки. Где Джоанна это подцепила? Какого странного ребенка она приняла к себе в дом! Но потом, как всегда, она взяла всю вину на себя. Можно ли упрекать невинное создание, если его неправильно воспитывают? Она подумала о Томми, который воспитывался не так строго, но очень последовательно. Он слушался, никогда не перечил и не топал ногами, не носился в истерике, если его прихоти не выполняли. Он даже не пытался навязать свою волю Люси. С Томми всегда было легко! Если он чего-то и хотел, то включал сообразительность и ловко все устраивал таким образом, что родители позволяли ему то, что, скорее всего, не одобрили бы раньше. Он казался спокойным и напористым. Люси очень радовалась, что прибавление в семействе не отразилось на его характере. Во всяком случае, он не показывал, что жизнь под одной крышей с капризной сестрой его раздражает. Люси не могла ничего с этим поделать. Волна нежности к сыну заполняла ее сердце. Это было совершенно иное чувство, не такое, как к Джоанне. Неужели девочка чувствовала, что Люси всегда мечтала о дочке, и этим умело пользовалась? Как бы там ни было, нужно предпринять что-то такое, чтобы у ребенка не возникло ощущения вседозволенности.

Люси ссадила Джоанну с колен, встала и взяла куклу, которая от удара заметно пострадала. Мягкому туловищу, сшитому из козьей кожи, ничего не сделалось, а вот один стеклянный глаз от удара разбился. Кукла выглядела жалкой. Люси вспомнила, что это была самая красивая и дорогая кукла во всем магазине. Она была с настоящими волосами, производства Монтанари. Единственным недостатком казалась ее цена. Поэтому долгое время кукла сидела на своем месте в магазине и ее восковое лицо немного потемнело. Из-за этого Люси даже получила небольшую скидку.

С куклой в руках Люси присела на пол, к деревянным палочкам, которые тем временем Джоанна сложила в башню, чтобы потом разрушить. Когда деревяшки с грохотом разлетелись по полу, девочка от удовольствия захлопала в ладоши.

— Посмотри-ка, твоя кукла тоже хочет поиграть, — улыбаясь, сказала Люси.

Джоанна тут же набросилась на куклу и выдрала ей большой клок дорогих волос. Недолго думая, Люси шлепнула ребенка по попе.

— Боже мой, — испуганно пролепетала Люси. Как она могла так забыться?

Джоанна растерянно взглянула на нее и издала громкий вопль. В этот момент Стелла вошла с чаем, который Люси хотела выпить с сестрой.

— Поставьте поднос туда, — велела Люси. Ее почти не было слышно, потому что Джоанна кричала как резаная.

Сначала слова девчушки трудно было разобрать, но потом Джоанна стала орать вполне отчетливо:

— Мама сделала мне больно! Мама меня ударила!

Люси залилась краской. Она чувствовала себя так, словно совершила преступление. Как при этом на нее смотрела Стелла! Эти постоянные косые взгляды горничной были для Люси как вилы в бок. Эта женщина о чем-то догадывалась. В этом Люси была более чем уверена. Она бы уже давно уволила Стеллу, но что, если та устроится в другое место в Нейпире и разболтает об Элизе и чужом ребенке?

«Только не выказывай свою слабость», — уговаривала себя Люси.

— Прекрати уже, устроила тут театр! — прикрикнула она на ребенка. — Все из-за того, что один раз ты не получила того, что хотела!

Джоанна так удивилась строгому тону матери, что наконец замолчала. Люси обратилась к Стелле, которая неотрывно за всем наблюдала:

— И вам не стоит на меня смотреть с таким укором! Я всего лишь шлепнула ее по заднице. И только…

— Простите меня, миссис Болд, но я считаю, что это нужно было сделать уже давно!

Теперь настала очередь Люси ошеломленно взглянуть на горничную.

— Вы хотите меня обмануть?

— Нет, миссис Болд, ни в коем случае. Я всякий раз спрашиваю себя, сколько же вы еще будете оставаться рабыней этого ребенка? Элиза в детстве была такой же. Мы жили по соседству, и если ее желание не исполняли, тогда, я вам скажу, такое начиналось… Но отец выбил из нее это. Он был пьяница и драчун… — Стелла запнулась и побледнела. — О, простите меня, пожалуйста, миссис Болд, я наболтала лишнего.

Люси старалась казаться спокойной, хотя дрожала всем телом.

— Вы не могли бы отвести Джоанну к моему мужу? Он на виноградниках. А потом вы вернетесь снова ко мне, хорошо?

— Да, само собой разумеется, миссис Болд.

Джоанна беспрекословно позволила Стелле взять себя за руку и вывести из комнаты. Едва дверь за ними закрылась, Люси, не в силах больше сдерживать себя, несколько раз сильно ударила кулаком по столу, так что рука заболела.

— Проклятие, все об этом знают, абсолютно все! — пробормотала она, продолжая причинять себе боль. Она перестала бить по столешнице, лишь когда в дверь постучали.

— Войдите!

— Мне очень жаль, миссис Болд, я… я не хотела… Мне не стоило этого говорить, — запинаясь, вымолвила горничная.

— Садитесь, — холодно произнесла Люси. — Это хорошо, что вы сказали. Что вы сейчас намерены предпринять? Кто об этом знает еще, кроме вас?

Стелла побледнела.

— Никто, кроме меня, не знает, миссис Болд, я клянусь, никто не знает этого. Акушерка в день смерти Элизы приезжала в Мини, чтобы еще раз сообщить: ребенок тоже умер.

— Почему же вы тогда сказали… это, причем весьма уверенно?

Стелла потупилась.

— Я вам уже рассказала. Мы были соседями. Я выросла вместе с Элизой, и с каждым днем Джоанна все больше напоминает свою мать. Она словно ее копия. И потом, эта ее манера всеми управлять… И эти приступы истерики… Вряд ли это можно назвать случайностью.

— И когда вы намереваетесь использовать эту информацию против меня? — Голос Люси дрожал.

Стелла растерянно взглянула на Люси.

— Использовать против вас? Что вы имеете в виду?

— То, что я сказала. Я у вас в руках. Вы вполне можете шантажировать меня!

Стелла схватилась руками за голову, прежде чем вскочить и встать перед Люси в позу.

— Миссис Болд, то, что вы говорите, подло! Я не Элиза! Напротив, мне она никогда на самом деле не нравилась. Еще в детстве я настрадалась от ее выходок, но я никогда не ябедничала, потому что тогда бы отец избивал ее до полусмерти. Если бы он знал, какой пронырливой она была на самом деле… И если бы мне хотелось нажиться на этом, я бы не отрицала все те слухи о том, что Джоанна не ваш ребенок. Наоборот, я утверждала, что готова поклясться: в ночь, когда родилась Джоанна, я была возле вас…

Стелла после долгой тирады снова устало опустилась на стул.

Люси словно молния поразила.

— Стелла, пожалуйста, простите меня. Я совершенно обезумела от ужаса. Я просто боялась самого страшного. С тех пор как Джоанна очутилась у меня, я в каждом взгляде и каждом жесте посторонних людей вижу угрозу. Я уже и сама не знаю, правильно ли было выдавать ее за свою дочь. Но я была одержима желанием родить здоровую девочку. Вы даже не представляете, какой камень у меня с души свалился, когда я поняла, что нет никакой опасности…

Люси запнулась, заметив, как Стелла нервно покусывает губы.

— Мне ведь больше не угрожает опасность, или вы хотите попросить о какой-нибудь услуге?

— Нет, вы мне очень нравитесь. И у вас очень приятно работать. Но остерегайтесь мисс Бенсон.

— Акушерки? Вы же сказали, что она сама приехала, чтобы оповестить прислугу в Мини о смерти ребенка Элизы.

— Да, именно так. И все же я бы на вашем месте ей не доверяла.

— Но почему?

— Ах, может, глупо так рассуждать! Но в магазине колониальных товаров я недавно слышала разговор мисс Бенсон и миссис Тэтчер, жены судьи. Миссис Тэтчер очень хвалила ее за то, что она устроилась на работу в детский приют. И тут я отчетливо услышала, как мисс Бенсон ответила: «Каждый должен платить за свое счастье». После этих слов миссис Тэтчер захотела узнать, что та имела в виду, но мисс Бенсон лишь ответила, что сказала это просто так. При этом на ее лице промелькнула странная улыбка.

— Может, моему мужу стоит разыскать ее и снова заплатить ей за молчание? — пробормотала Люси.

— Нет, ведь тогда она решит, что вас можно шантажировать вечно, — заметила Стелла.

Люси внимательно взглянула на женщину. Стеллу нельзя было назвать красавицей, но ее глаза светились каким-то теплом, которого Люси раньше не замечала. Ей было немного стыдно, потому что раньше Люси видела в Стелле лишь источник опасности.

— Стелла, прошу, простите меня за то, что я отнеслась к вам с таким недоверием… — Люси умолкла. Внезапно ее пронзила мысль. — Стелла, вам нравится работа на кухне?

— Конечно, миссис Болд.

— А что вы скажете, если в будущем я предложу вам работать няней у Томми и Джоанны и помогать мне в приюте для сирот?

Миловидное лицо молодой женщины просияло.

— Я верю, что вы станете отличной любящей няней для Джоанны и сможете держать ее в узде, не так ли?

— Я попытаюсь, — ответила Стелла.

— Хорошо, а я тем временем снова начну помогать мужу на виноградниках, буду собирать урожай и больше заботиться о сиротах. С тех пор как Джоанна появилась в доме, я жила только для нее. Это до добра не доведет. Конечно, в будущем я и сама постараюсь быть с ней построже и больше времени проводить с Томми. Мне кажется, он обижается, что все внимание достается сестре, хотя и никогда не показывает этого.

Люси поднялась со стула. Стелла тоже встала. Ее глаза все еще радостно блестели от предложения Люси. Недолго думая, Люси взяла молодую женщину за руку и крепко прижала к себе.

— Если бы я только раньше догадалась, какой вы великолепный человек, — выдохнула Люси. — Если вам когда-нибудь понадобится помощь, пожалуйста, обращайтесь ко мне. Я у вас в долгу! — клятвенно заверила Люси.

— Да, охотно, миссис Болд, — растроганно ответила Стелла.

— Называйте меня просто Люси.

Стелла с сомнением взглянула на нее.

— Мне кажется, лучше будет, если я продолжу и дальше называть вас миссис Болд. Что на это скажет ваш муж и особенно Мэри, которая наверняка будет не в восторге от того, что в будущем ей придется вести домашнее хозяйство одной?

— Давайте сойдемся на миссис Люси. А что касается мужа, то я расскажу ему все, о чем мы с вами только что говорили. Ну а Мэри мы успокоим: возьмем для нее новую помощницу.

— Вы очень умная женщина, миссис Бо… То есть, я хотела сказать, миссис Люси, — рассмеялась Стелла.

— Хорошо, тогда я могу попросить вас сейчас забрать Томми у моей сестры? Надеюсь, мы наконец отпразднуем день рождения!

После того как Стелла ушла, Люси вдруг стало так хорошо и легко, как уже давно не было. Душа, где еще недавно таились неясные страхи, наполнилась неимоверной жизнерадостностью. Там, где покоилась одна мысль — нужно вести себя по отношению к Джоанне справедливо, — освободилось место. Теперь Люси могла подумать и о собственном самочувствии.

Мини, май 1933 года

Даниэль непременно хотел жениться на Еве прежде, чем они отправятся в Веллингтон. Но Ева не спешила. И она никогда не открылась бы Даниэлю, чтобы вновь не ранить его. Конечно же, истинной причиной был Адриан. Одна только мысль, что придется идти в то же учреждение, где она расписывалась с Адрианом два года назад, а может быть, и к тому самому чиновнику, не радовала Еву. Она делала вид, что у нее много забот: как раз в это время Люси продолжила диктовать внучке свои воспоминания и хотела все закончить до отъезда Евы в Веллингтон.

Но работа над биографией шла медленно, и Ева просто наслаждалась неожиданно появившимся свободным временем. Она совершала долгие прогулки или хозяйничала по дому. Люси предоставила ей карт-бланш, и Ева занималась интерьером. Она уже кое-что изменила, не вкладывая особых средств. Иногда достаточно было просто заново задекорировать вещи, чтобы подчеркнуть их вид.

Ева вдруг осознала, что вскоре ей придется покинуть этот райский уголок, и расстроилась. Даниэль начнет работать в бюро уже в августе. А потом они должны будут уехать. Ева как-то была вместе с Даниэлем в Веллингтоне. Город ей очень понравился, он не был таким спокойным и тихим, как Нейпир. Особенно интересным показался ей портовый район с его внушительными зданиями. Архитектурное бюро располагалось как раз у моря, и все молодые сотрудники «Джеффри и партнеры» были несказанно рады принять Еву и Даниэля в свою команду. Хотя этот визит был непродолжительным, им хватило времени, чтобы осмотреть несколько домов. Выбор молодых людей пал на просторный дом в центре города. Около дома был большой сад, а все необходимые магазины — в пределах досягаемости.

Но каким бы волнующим и красивым ни был этот город, Ева с тяжелой душой покидала Нейпир. Она знала, что будет скучать не только по красивым местам и по Люси с Харакеке, но и по Адриану, мысль о котором делала расставание еще более мучительным. Девушка чувствовала, что навсегда простится с ним. К тому же ей снова стал сниться время от времени повторяющийся кошмар, который в последние дни мучил ее все сильнее: Адриан стоит на деревянном пирсе у своей яхты, Ева сидит за рулем, он просит ее не отплывать одной, но она не слушает и плывет. Он бросается в воду, хочет догнать лодку, но она не обращает на него внимания. А он зовет ее на помощь, пока не скрывается в волнах… Ева всегда просыпалась от собственного крика, садилась на кровати, чувствуя, как бешено колотится сердце. Она все время будила Даниэля, который трогательно заботился о ней. Он переехал вместе с ней в Мини. В усадьбе никого не волновало, что молодые люди не женаты, но живут вместе. Люси открыто заверила Еву, что одобряет ее отношения с Даниэлем. Но вчера Харакеке задала неожиданный вопрос, который прозвучал как гром среди ясного неба и вселил в Еву неуверенность: «А что ты будешь делать, если вдруг появится Адриан?»

Ева уклонилась от ответа, но после паузы все же сказала, что это было бы немыслимо и что она не хочет без необходимости ломать себе голову над этим. Тем не менее Ева знала точно: конечно, она предпочла бы Адриана. Но этот ответ она прятала глубоко в душе.

— Что с тобой? — спросила Люси, и Ева вздохнула: ей совершенно не хотелось рассказывать о том, что творится в ее душе.

— Ах, в последнее время я ужасно сплю, — ответила она после паузы. — Мне снится один и тот же сон.

— Не хочешь мне рассказать? Может, тебе станет легче, если ты об этом поговоришь, — предложила Люси и присела за стол в гостиной.

После недолгих колебаний Ева пересказала свой кошмар. К ее большому удивлению, в тот же миг лицо Люси побледнело.

— Не сходи с ума. Это всего лишь глупый сон, — проворчала пожилая дама и быстро поднялась.

— Что с тобой? Ты ужасно по нему скучаешь, да?

Люси кивнула, но Еву не покидало чувство, что ее сон как-то иначе повлиял на старушку. Однако девушка не решилась спросить: маори выглядела какой-то отрешенной.

— Не хочешь мне немного подиктовать? — поинтересовалась Ева.

— Нет, дорогая, мне сегодня совершенно не до того. Иногда я просто хочу забыть обо всем, что мне довелось пережить. И тогда я спрашиваю себя, зачем все еще держу это в памяти, умножая свои страдания, вместо того чтобы просто о них не думать больше никогда. Только ради того, чтобы рассказать Беренике правдивую историю семьи? — Эти слова она произнесла с горечью.

— Мой сон заставил тебя вспомнить что-то неприятное? — осторожно спросила Ева.

— Да, но я впервые задалась вопросом, стоит ли мне продолжать… — Взгляд Люси устремился куда-то вдаль.

Ева не осмелилась спросить, о чем сейчас говорила Люси, хотя, если честно, ее разбирало любопытство. Казалось, Люси погрузилась в абсолютно иной мир. Звонок в дверь прервал тягостное молчание.

— Пойду открою, — сказала Ева.

— Я не хочу никого видеть, — заявила Люси.

Ева уже хотела сбежать вниз по лестнице, но ее опередила Стелла.

— Да, мисс Ева дома, — ответила она, — но подойдите же ближе.

— Спасибо, миссис…

— Мисс Стелла.

Ева замерла на мгновение. Если она не ошиблась, голос принадлежал… Но этого не может быть! Она узнала голос и бросилась бежать. Не было никаких сомнений! И вот он стоит перед ней в полный рост! Она уже забыла, какой он высокий! И у него такие светлые волосы!

— Ганс! — вскрикнула Ева. — Ганс! — И она тут же бросилась в его объятия.

После сердечного приветствия брат взял ее за плечи и слегка отстранил от себя, чтобы рассмотреть.

— Дай-ка я на тебя погляжу. Я, конечно, знаю, что ты та самая маленькая Ева, но кажется, что мне только что на шею бросилась прекрасная незнакомка. Ты превратилась в настоящую леди, сестренка.

Стелла смущенно переводила взгляд с девушки на парня. Ева сразу поняла почему. Они ведь разговаривали по-немецки.

— Это мой брат, — объяснила ей по-английски Ева. — Ты голоден? Когда ты приехал? Почему ты ничего не сообщил? Я бы тебя забрала из Окленда. У меня уже есть собственная машина.

Ганс громко рассмеялся.

— Охотно верю! Достаточно увидеть, как ты выглядишь! Мне показалось, что я сплю. Я все еще помню тебя с косичками, в простых башмаках и с вечным блокнотом для рисования под мышкой. Моя милая малышка, ты изменилась!

— Но и ты тоже изменился! Я хочу сказать, когда я увидела тебя в костюме… Он совсем неплохого качества. Ты выглядишь как настоящий джентльмен!

Ганс подбоченился.

— Я и есть джентльмен!

— Тогда скажи мне наконец, чего ты хочешь. Есть, пить или спать?

— Сейчас больше всего я хотел бы чего-нибудь выпить и спокойно с тобой поговорить, потому что умираю от любопытства. Мне просто не терпится узнать, как у тебя дела. У меня тоже произошли некоторые изменения. Внезапно дела пошли в гору.

— Наверное, очень круто в гору, так что ты даже забывал писать.

— Мне очень жаль, малышка! У меня была лишь одна мысль — сделать большие деньги и потом приехать к тебе. Знаешь, Лос-Анджелес — неумолимая сила! Все там так увлекательно…

— У тебя совсем нет багажа?

— Нет, его сюда привезет машина. Я приехал со своим партнером по бизнесу. Представляешь, он новозеландец, и когда нам в Лос-Анджелесе стало тесно, мы рванули на его родину.

— Так, значит, ты там занимался темными делами?

— Нет, нет, конечно нет. Итак, может, сядем спокойно в доме и поболтаем?

— Я только прихвачу бутылочку вина, и тогда…

— Позвольте, я сама принесу, мисс Ева, — вмешалась Стелла.

— Хорошо, мы пойдем в гостиную, потому что Люси не хочет, чтобы ей мешали. Может, потом вы заглянете к ней. Ей не очень хорошо, я думаю. Я поднимусь с братом наверх.

Ева взяла Ганса за руку и провела вверх по лестнице. Он с интересом оглядывался.

— Ну, нашу новозеландскую семейку бедной не назовешь. Как хорошо, что ты мне написала, что вы теперь живете на винодельне. Мне, конечно, жаль, что не довелось познакомиться с теткой. Такая трагедия! Но городу эта катастрофа пошла на пользу. Я и не рассчитывал, что на другом конце света увижу целый город в стиле ар-деко. В Лос-Анджелесе есть здания в подобном стиле, но чтобы в Новой Зеландии…

Ева вздохнула. Она не знала, с чего начать, как описать то, что она пережила. Поэтому она попросила Ганса сначала рассказать о себе. Ему не нужно было повторять дважды. Речь его лилась рекой и прервалась только тогда, когда Стелла вошла в комнату с подносом. Она принесла не только бутылку и стаканы, но еще и один из ее домашних пирогов, на который тут же набросился голодный Ганс.

— И как же тебе все-таки удалось разбогатеть после стольких неудачных попыток?

Ганс широко улыбнулся.

— Я производил вино.

— Разве в Америке сейчас не введен «сухой закон»?

— Ты просто зришь в корень! Законы год от года становились все строже, но я производил вино только для церковных служб. — Он подмигнул ей.

— Этот трюк с успехом провернули и твои дальние новозеландские родственники! Болды тесно сотрудничали с монашеской миссией, у которой имелась лицензия на производство вина.

— Ну, такими привилегиями мы не пользовались. Мы вели опасную двойную жизнь и снабжали вином красивых и богатых от Пасифик Палисейдс и Бель Эйр до Санта-Моники и Малибу, а также студии Голливуда.

— Не слишком ли это опасно?

— Ты права! Поэтому мы и уехали оттуда столь поспешно. Нам сообщили, что на нашу винодельню устроят облаву. Как видишь, мы убрались вовремя. Иначе могли бы сейчас сидеть в какой-нибудь калифорнийской тюрьме. В последние месяцы сюда приезжает все больше немецких эмигрантов. Знаменитые художники, очень охочие до хорошего вина.

— И что они рассказывали?

— Должно быть, дома совсем ужасно! Началась настоящая травля евреев, но большинство эмигрантов все же хочет вернуться как можно скорее. Этому крикуну править самое большее полгода. Представляешь, мой давний школьный друг Вальтер в последнем письме пытался уговорить меня вернуться! Он считает, что такие арийские парни, как я, будут нужны новой Германии.

— Очевидно, он не знает, что наша мама была еврейкой.

— Нет, об этом он не подозревает, но меня и не тянет обратно! А тебя? Ты иногда чувствуешь тоску по родине?

— Нет, уже не чувствую! Новая Зеландия стала мне второй родиной. К сожалению, я вскоре уеду из Нейпира и переберусь в Веллингтон. Может, ты поедешь вместе со мной?

Ганс рассмеялся.

— Нет, этот город не для меня. Вместе с моим деловым партнером Беном Болдуином мы купим овечью ферму неподалеку. Он приедет из Хейстингса и наладит связи.

— Жаль, а у нас, к сожалению, нет другого выбора, кроме как попытать счастья в Веллингтоне.

— У кого это «у нас», сестричка?

— Я скоро выйду замуж. За Даниэля Томаса, молодого архитектора.

Ганс вскочил и радостно обнял ее.

— Значит, тебя можно поздравить? Тогда я приехал как раз вовремя — на свадьбу!

— Мы поженимся после нашего переезда, — запоздало уточнила Ева.

В дверь постучали, и в проеме показалась голова Люси.

— Я не помешаю? — спросила она, внимательно глядя на Ганса.

— Нет, конечно, ты не помешаешь. Я просто думала, что ты хочешь побыть одна. Отгадай-ка, кто этот парень?

На лице Люси промелькнула улыбка.

— Вы ведь так похожи! — Потом она подошла к Гансу и обняла его. — Добро пожаловать в наш дом, Ганс!

— Вы знаете, как меня зовут? — удивленно спросил молодой человек.

— Ваша сестра часто о вас рассказывала! Но мне кажется, что нам не стоит так сухо друг с другом обращаться. Ты же, в конце концов, внучатый племянник моего покойного мужа!

— Тогда вы, должно быть, бабушка Люси! Я тоже наслышан о вас. Говорили только хорошее!

— Правильно, я Люси. Единственная из семьи Болдов, кто выжил во время землетрясения.

— Знаю. Ева писала мне. Но если я правильно понял, ваша внучка тоже осталась жива?

Ева вздрогнула. О Беренике она не говорила Гансу ни слова! Было бы много чести! Ева не хотела, чтобы брат еще и за Беренику как-то переживал. Но откуда он узнал о ее существовании?

— Да, чуть не забыл! — воскликнул Ганс. — Мы ведь все приглашены к моему другу Бену на праздник в честь приезда. Он приглашает нас в отель «Масоник» в Нейпире, потому что это заведение принадлежит какому-то его родственнику. Он там остановился в ожидании, пока мы не переедем на нашу ферму.

— В общем, я не знаю, мне кажется, для празднеств я уже слишком стара!

— Нет, это даже не обсуждается! Ты не можешь остаться здесь, дорогая бабушка Люси. Я ведь уже разболтал, что у меня есть новозеландская семья! Значит, вы все должны приехать.

— Что здесь происходит? — раздался низкий женский голос. Харакеке добродушно взглянула на белокурого великана.

В свою очередь Ганс смотрел на маори, как на привидение.

— Это моя сестра Харакеке. А это Ганс, брат Евы, — объяснила Люси.

— Так, значит, вы… Поправьте меня, если я скажу что-то не так… Вы ведь маори? — не веря своим глазам, произнес Ганс.

Сестра вопросительно взглянула на него. Ева тоже была смущена.

— Да, они обе маори. Что в этом удивительного?

— Нет, совершенно ничего, это все мой друг Бен, то есть… я ведь знаю только по его рассказам… И он говорил, что у маори свое общество, ну, такое, э-э-э… — Ганс замялся.

— Твой друг долго жил за границей, — быстро прервала его Ева.

Харакеке благодарно ей улыбнулась.

— Точно, но некоторые пакеха никогда к этому не привыкнут. Они все еще думают, что эта земля принадлежит только им. Но они ошибаются. Они отняли ее у нас… — Харакеке обернулась к Гансу: — Да, мы дикари.

Ганс беспомощно взглянул на сестру, потом ответил:

— В общем, могу я вас попросить, чтобы вы тоже пришли на праздник в субботу? Мой деловой партнер устраивает его в отеле «Масоник».

— Конечно! — согласилась Харакеке.

— Нет, большое спасибо! — одновременно с ней ответила Люси. Она несказанно удивилась, что именно Харакеке пожелала пойти на праздник.

— Хорошо, тогда сейчас я покажу твою комнату, — быстро бросила Ева, намереваясь объяснить Гансу тет-а-тет, что у его друга Бена очень странное представление о маори и что Ганс не должен полагаться на его мнение.

Нейпир, май 1933 года

Празднество Бена Болдуина планировалось в большом зале отеля. Ева была удивлена, увидев, сколько почетных горожан пришло на это мероприятие. Если бы она только могла представить себе такое, то непременно осталась бы дома. Ведь некоторые гости присутствовали и на открытии нового архитектурного бюро мистера Хея. Для Евы это было настоящей мукой! Казалось, их с Даниэлем приветствовали очень вежливо, но девушка чувствовала, что стоит им повернуться спиной к людям, те тут же начнут сплетничать. С такой же неприязнью они смотрели и на Люси с Харакеке. Но у тех, как и у Евы, была мужская защита. После того как Ева объяснила брату, что у его друга совершенно неверные представления о маори, Ганс ни на секунду не отходил от пожилых дам. Даниэль же не выпускал руку Евы.

Накрыли шикарный стол, шампанское лилось рекой. Но Ева не могла насладиться этой роскошью: она все время думала о том, что брат попал под дурное влияние. Это чувство укрепилось, когда Ганс познакомил ее с Беном Болдуином. Тот оказался грубоватым парнем с хитрым взглядом.

От Евы не укрылось, что Бен был подчеркнуто вежлив с Люси и Харакеке, но на его лице читалось откровенное пренебрежение к обеим маори.

— Миссис Болд и миссис Дорсон, — сказала Ева.

Лицо Бена тотчас помрачнело.

— Вы миссис Дорсон? — уточнил он и внимательно посмотрел на Харакеке, как на отвратительное насекомое.

— Мы знакомы? — спросила Харакеке.

— Лично нет, — ответил Бен. — Но вы обманули моего отца с наследством!

— Это какая-то ошибка! Я не знаю, что у нас может быть общего, — с невозмутимым видом возразила Харакеке.

Ева остолбенела.

— Нет, нет, именно вы! Вы вышли замуж за брата моего деда, уходили его до смерти и ловко прибрали к рукам все его состояние.

Ева затаила дыхание. Харакеке и глазом не моргнула, а лишь холодно ответила:

— Я и не знала, что вы из клана алчных родственников моего мужа! Он часто говорил мне: «Харакеке, после моей смерти тебе придется быть сильной! Они нападут на тебя, как стервятники! Но ты не обращай на них внимания». Эти слова я не забуду никогда, — пропела Харакеке, резко развернулась и пошла к выходу с высоко поднятой головой.

Люси хотела отправиться за ней, но ее окликнул знакомый голос:

— Приятно видеть всю семейку в сборе!

Ева обернулась. Она почувствовала недоброе. Конечно, это была Береника, которая приближалась к ним в элегантном вечернем платье. Она в самом деле выглядела отлично. Ее детское лицо обрело зрелые черты. Искусный макияж подчеркивал женскую привлекательность. «Прямо как киноактриса», — подумала Ева и испытующе глянула на Даниэля. Но, казалось, он был не очень впечатлен превращением Береники из гадкого утенка в лебедя. К великому удивлению Евы, Береника поздоровалась с ней и Даниэлем приветливо, как со старыми приятелями. Она даже Люси поцеловала в щеку. Неужели она забыла, что отняла у бабушки дом, нагло шантажируя ее?

Потом она улыбнулась Гансу. Ее глаза сияли, как звезды.

— Вашему другу пришла в голову чудесная идея пригласить меня. Наверное, мы можем перейти на «ты». Ты же мой кузен…

Ганс покраснел.

— Так ты моя кузина Береника? Как безответственно со стороны моей сестры! Она до сих пор не познакомила нас, иначе бы я приехал в Новую Зеландию намного раньше.

— Да, если бы мой старый друг Генри не написал мне, что у тебя такая очаровательная кузина, ты, наверное, никогда и не познакомился бы с ней. Куда вы дели Генри? — вмешался в разговор Бен.

— Он сидит там, сзади, за столиком архитекторов, — пропела Береника, продолжая улыбаться Гансу. — Даже не верится, что вы брат Евы. Выглядите совершенно иначе.

— Вы находите? Собственно, мы все-таки немного похожи, — с заметным смущением ответил Ганс.

Береника протянула ему руку:

— Пойдемте, я представлю вас нескольким нужным людям. В конце концов, вы ведь скоро станете хозяином одной из самых больших ферм в округе!

Ева ошеломленно смотрела на них. В тот момент она горько сожалела, что не написала Гансу обо всех подлостях Береники. У нее появилось ощущение, что Ганс, ничего не подозревая, сам направляется в сети паука.

— Он ничего не знает? Поищу Харакеке, которая, скорее всего, сейчас стоит у двери снаружи и курит одну сигарету за другой, — проворчала Люси, озабоченно глядя на удаляющихся молодых людей.

— Ты же не собираешься уйти? — спросила Ева.

— С меня хватит, — прошипела Люси.

— Мы проводим тебя! Ты думаешь, я останусь на этом празднике? — возмутилась Ева.

— Нет, вы должны остаться и следить, чтобы твоего брата не обвели вокруг пальца, — ни моя внучка, ни этот псевдонаследник.

Ева колебалась, но Даниэль убедил ее не уходить с праздника.

— Твой брат совершенно чужой здесь. Он не имеет ни малейшего понятия о том, что тут происходит. Может, нам удастся убедить его поехать в Веллингтон вместе с нами? Бен — неподходящая компания для него, а Береника… Даже не знаю, что она задумала, но я боюсь…

— Наверное, нам повезло, что она влюбилась в молодого архитектора. Иначе я бы серьзно опасалась за брата, — вздохнула Ева.

— Надеюсь, ему это поможет, — проворчал Даниэль и незаметно указал на стол, за которым сидел молодой архитектор.

Генри нервно крутил головой и оглядывался по сторонам. Очевидно, молодой человек потерял из виду невесту, но тут он вдруг заметно побледнел. Ева и Даниэль проследили за его взглядом. Береника и Ганс отправились на танцплощадку. Но это вряд ли можно было назвать танцем — сплошной флирт. Глаза Береники горели огнем. А по Гансу было заметно, что это пламя уже объяло и его.

— Пойдем. Нам здесь больше нечего делать. Нужно было держать твоего брата до того, как маленькая змея утащила его на танцплощадку, — проворчал Даниэль.

— Но мне нужно остаться, пока не закончится танец, чтобы предупредить Ганса. Погоди, у меня есть одна идея!

Ева оставила Даниэля и направилась к столику архитекторов. Молодые люди растерянно взглянули на нее: именно они пытались подорвать ее репутацию дизайнера…

Улыбнувшись, Ева подошла к Генри, которому явно не нравилось, что его невеста на глазах у всех восторгается белокурым богатырем. Сейчас кавалер Береники казался мальчиком, у которого отняли игрушку. «Собственно, я должна бы радоваться, видя, как страдает Генри, ведь он сыграл не последнюю роль в кампании против меня на открытии нового бюро Хея», — хладнокровно подумала Ева.

— Я могу поговорить с вами наедине?

Молодой человек нерешительно поднялся. Ева, невольно сравнив его с братом, отметила, что архитектор выглядит не так привлекательно, как ее Ганс. Раньше, в Баденхайме, она не смотрела на брата с точки зрения его мужской привлекательности. Она никогда не рассматривала его в таком свете, но здесь, в обществе, ей казалось, что он может стать завидным женихом.

Ева покинула шумный банкетный зал и прошла в спокойный угол в коридоре отеля. Молодой архитектор шел за ней, как побитый пес.

— Вы любите Беренику? — спросила Ева без обиняков.

— Она моя невеста! — твердо ответил Генри.

— Вы хотите, чтобы она осталась таковой?

— Что за вопросы?! — Он попытался сделать вид, будто крайне возмущен этими словами.

— Вы ослепли? Ваша невеста собирается прямо сейчас заполучить моего брата! Или он ее…

— Ваш брат? — Генри побледнел еще больше, чем тогда, когда увидел, как его суженая флиртует с другим.

— Да, Ганс — мой брат. Он только несколько дней назад приехал из Калифорнии.

— Я знаю, кто такой господин Шиндлер. Он деловой партнер моего друга Бена. И, как мне стало известно, он родственник Береники. Поэтому нет никакой опасности!

— Седьмая вода на киселе, как любит говорить ваша бесценная невеста. На это я бы особо не надеялась, дорогой Генри! Если вы ничего не предпримете, ваша невеста скоро станет миссис Шиндлер.

— Да вы с ума сошли!

— Как вам будет угодно. Тогда смотрите, как далеко зайдут ее шалости.

— Скажите-ка, а почему вы так переживаете, что у меня уведут невесту?

— Потому что хочу уберечь брата, как и любого члена своей семьи, от каких-либо отношений с Береникой!

— И что вы предлагаете делать, если это все же окажется правдой? Хотя я, например, считаю эту версию смешной! Ваш брат — непонятно откуда взявшийся немец, а я из здешней уважаемой семьи.

Ева рассмеялась.

— Ганс богат и привлекателен. К тому же в нем есть еще одно достоинство: он — мой брат. Ваша красавица-невеста подозревает, что эти отношения будут мне не по нраву. А его шарм — лишь приятное дополнение!

— Все это вздор! Но вы так и не ответили на мой вопрос! Что вы мне посоветуете?

— Я бы посоветовала вам немедленно отвести Беренику в сторону и толково объяснить, что она помолвлена, что ее поведение неприемлемо и что, к сожалению, вам придется немедленно уйти с праздника вдвоем. И в будущем я бы непременно следила, чтобы у Береники больше не было возможности встретиться с Гансом.

Генри простонал:

— Пойдемте! Я вам докажу, что все это лишь плод вашего больного воображения! Танец уже давно закончился, и Береника наверняка сидит за моим столиком и задается вопросом, куда же это я запропастился?

— Дай Бог, чтобы ваши слова оказались правдой, — ответила Ева и последовала за ним.

Перед входом в зал ее уже с нетерпением ждал Даниэль.

— Добрый день, Генри, — сухо поздоровался он с молодым коллегой, прежде чем обратиться к Еве: — Пойдем, золотце, мы действительно больше не можем здесь оставаться.

— Еще не все потеряно, — шепнула она, продолжая следовать за Генри, который вошел в зал, гордо расправив плечи.

Они быстро взглянули на танцплощадку: Ганса и Береники там не было. Но Береники не было и за столиком архитекторов.

— Дрянь! — выругался Генри. — Чертова дрянь!

— Теперь вы все видите собственными глазами! Они могут быть у стола или где-нибудь в толпе. Кто знает, может, их кто-то видел. А вот и ваш друг Бен! Спросите же его. Он, кажется, ищет вас.

Бен как раз проталкивался сквозь толпу гостей. Он по-дружески похлопал Генри по плечу и ухмыльнулся:

— Дружище, старый приятель, такую женщину, как Береника, не отпускают гулять одну, да еще вблизи такого сердцееда, как мой друг Ганс.

— Следите за тем, что вы говорите о моем брате! — возмутилась Ева, что вызвало у Бена приступ громкого хохота.

— Кто был вместе с ним в Лос-Анджелесе, вы или я? Конечно, у нас на хвосте сидели блюстители закона, но было и несколько дам из высшего общества, которые хотели бы заполучить вашего братца. А сколько сплетен ходило! Так что, Генри, он нацелился на твою невесту!

Ева предпочла промолчать. Что, если она сейчас тут переживает и кудахчет, как квочка, а Ганс действительно тот еще бабник? Что она знает о его жизни в последние годы? Когда они уезжали из Германии, он был простым крепким парнем, а теперь превратился в видного мужчину.

— Дружище, не болтай! Где Береника? — налетел на своего друга Генри.

— В последний раз, когда я их видел, они сидели в баре. Они пили шампанское…

Генри яростно глянул на друга, но Ева уже тащила его через танцплощадку в направлении бара. Там было полно народу. Многие молодые пары упивались в тот вечер шампанским, только вот Береники и Ганса не было и следа. Они искали их повсюду. Даже на веранде, где обнимались другие уединившиеся парочки. После того как они осмотрели каждый уголок зала, было решено спуститься по коридору и поискать в кулуарах и у бара гостиницы. Но в дверях путь им преградил Даниэль.

— Бросьте свои поиски! Я только что видел их.

— Где? Черт возьми, где? — заорал Генри, выйдя из себя.

Даниэль указал в сторону лестницы, которая вела наверх.

— И почему ты их не остановил? — в ужасе спросила Ева.

— Потому что все мы взрослые люди. Они меня даже не заметили, когда…

— Да где же они? — Голос Генри едва не срывался от волнения.

Даниэль сурово смотрел то на Генри, то на Еву.

— Уже слишком поздно!

— Что это значит? Мы же можем поговорить с ними?

Ева удивилась, почему Даниэль вдруг так охладел к происходящему.

— Даже для этого поздно! Мне показалось, что они торопились в номер.

— Они сняли здесь номер? Но это нужно было предотвратить!

— Может, стоило полицию вызвать? — насмешливо спросил Даниэль.

— Вы должны были этому помешать! — выкрикнул Генри и бросился вверх по лестнице.

Ева взяла Даниэля за руку.

— Ты прав. Против этого мы бессильны. Если бы я только знала, что все примет такой оборот…

— Ты ведь не страж брату своему, как бы ни было тебе тяжело наблюдать за этими отношениями. Но по тому, как они поднимались по лестнице, тесно обнявшись, можно предположить, что вся эта история будет иметь серьезное продолжение. Береника не из тех женщин, что теряют голову. Нет, она воспользуется тем, что Ганс не смог устоять перед ее чарами. И заставит его платить по счетам!

— Ты считаешь, что она вынудит его жениться на себе?

— Можешь даже не сомневаться.

В этот момент они увидели Генри, спускавшегося по лестнице. Он выглядел как побитый пес. Взгляд был пустой, лицо посерело.

— Ну что? Вы их видели? — спросила Ева.

— Я их слышал! Этого было достаточно. Считайте мою помолвку с Береникой Кларк расторгнутой. Боюсь, что самые страшные ваши опасения подтвердились. Она предложила ему то, что мне сулила только в первую брачную ночь. Господи, какой же я идиот! Я считал это проявлением любви, а не частью коварного плана. Даже флиртуя со мной, она искала что-то лучшее на стороне. Собственно, я пожелал бы вашему брату, чтобы эта скотина наказала его. Но, возможно, вам удастся его вразумить? Попытайтесь хотя бы! Может, у вас получится оградить его от подобной глупости. Вы были правы, миссис Кларк. Против состояния, харизмы и стольких мужских качеств в одном парне я не могу ничего поделать.

Генри еще раз кивнул на прощание, отправился к гардеробу и забрал пальто и шляпу.

— Я сейчас поднимусь наверх! — выпалила Ева.

— Нет, моя любимая, ты не сделаешь этого. Подожди, пока у тебя не появится шанс поговорить с братом с глазу на глаз. Что он, собственно, знает о подлостях Береники?

— Совершенно ничего! Я предпочитала не писать ему об этом в письмах и вообще не упоминала о ней как о члене моей семьи. И если я теперь вывалю ему всю правду, он, благодаря Беренике, не поверит ни единому моему слову.

— Пойдем, золотце, нам здесь больше нечего делать! — в который раз повторил Даниэль.

Ева вздохнула. Даниэль помог ей надеть пальто, и они, взявшись за руки, ушли с ужасного праздника.

Нейпир, январь 1905 года

Джоанна стояла перед матерью со сжатыми кулаками, ее глаза злобно поблескивали.

— Ты должна была сказать об этом раньше! Тогда бы я не мучилась постоянно вопросом, почему у меня мать маори, а у всех моих подруг матери белые!

Люси оставалась спокойной. Она знала, что этот момент когда-нибудь все равно наступит и что сейчас ей придется быть особенно сильной. Кроме того, ее завораживал тот огонь, который был у этого существа внутри. Джоанна была темпераментной и очень красивой девушкой. С помощью няни Стеллы им удалость постепенно выбить детскую нетерпимость, которая всегда отличала Джоанну от других детей. Ее желания и дальше продолжали исполнять, но если вдруг Джоанна чего-то и не получала, то в доме Болдов больше не разыгрывались драмы. Единственное, что очень волновало Люси, так это повышенное внимание к их дочери со стороны противоположного пола. Джоанна, очевидно, вскружила голову всем молодым людям города.

Люси в тот миг преследовала лишь одну цель: ни в коем случае не потерять самообладания!

— Джоанна, это неправда, не стоит слушать сплетни. Я — твоя настоящая мать. Здесь уже ничего не изменишь!

— Но Розалин сама слышала, как ее мать, нарушив обет молчания, шепотом рассказала об этом кому-то на собрании чайного общества!

Люси пожала плечами.

— Я думаю, что я и твой отец — лучшие свидетели твоего рождения, чем какое-то чайное общество у матери Розалин.

— Отца я еще не успела спросить, но клянусь тебе, что, как только он придет домой, я скажу ему это прямо в лицо. И я знаю, он никогда не станет мне лгать.

— Дитя мое, почему ты так охотно веришь этим людям? Больше, чем собственной матери? — мягко спросила Люси.

Было нелегко не выказать никаких эмоций. Конечно, Люси чувствовала горячее желание дочери оказаться белой, а не наполовину маори. Но она, Люси, никогда не пойдет на это. Нет, в этом желании она откажет Джоанне до конца своих дней. Никогда ее дочь не узнает, что ее настоящей матерью была любовница отца. Люси пыталась уговорить себя, что это причинит намного больший вред душе девушки…

К великому ужасу Люси, Джоанна со всей силы топнула ногой. Совсем так же, как тогда, когда она была еще ребенком. Люси вздрогнула. «Только бы не потерять самообладания», — повторила она про себя.

— Я хочу, чтобы у меня была такая мать, как у Розалин! У нее самые красивые белокурые волосы, которые я когда-либо видела…

— Но такие же подарила природа и тебе! У тебя красивые светлые локоны.

— Именно! Слишком светлые. В отличие от моего брата, который становится все темнее. Он выглядит уже как маори-полукровка.

— Но ведь нельзя отрицать, что его мать — маори. А ты полностью пошла в отца.

— Мама, я не верю ни единому твоему слову. Посмотри мне в глаза!

Люси безропотно выполнила то, что требовала Джоанна. Хотя от холодного взгляда дочери у нее по спине побежали мурашки, она продолжала сохранять спокойствие.

— Мама, скажи мне как есть! Меня родила ты?

— Сколько раз нужно тебе это повторять! Да, и еще раз да! Или для тебя лучше было бы, если бы тебя удочерили?

— Да, я сделала бы все, чтобы хоть фотокарточку ее получить! Я бы всегда носила ее с собой и показывала бы всем, какая у меня красивая мама.

— Твоя мама — самая красивая женщина, которую я когда-либо встречал, — раздался голос позади них.

Джоанна обернулась и в слезах бросилась в объятия отца.

— Но она ведь не пакеха, — всхлипывала она. — Все в округе только и говорят о маме! Подруги подшучивают надо мной, спрашивают, где моя льняная юбка, танцуем ли мы дома хака.

Том высвободился из объятий дочери и серьезно взглянул на нее.

— И ты на это обращаешь внимание? Есть ли что-нибудь важнее родительской любви? Мы ведь все делали для тебя! И мы никогда не утаивали от тебя, что Люси — маори. Чего же ты, собственно, хочешь? Мы живем в браке, на который смотрели критично еще двадцать лет назад, но не в наше время. Кто так говорит, не принадлежит к высшему обществу!

— Тебя ведь нет рядом, когда они говорят такое! — заревела Джоанна. — Я хочу, чтобы Люси наконец призналась, что она не моя мать! Это ведь правда, отец? Скажи мне!

Том побледнел как снег. Казалось, он плохо подготовился к моменту, которого Люси ждала вот уже много лет, и выглядел совершенно беспомощным.

— Что за глупости ты говоришь? — крикнул он так громко, что Джоанна вздрогнула от испуга.

— Но я… я же знаю! Мать Розалин рассказывала это на собрании чайного клуба.

— Чайного клуба! — Том пренебрежительно скривился. — Покончим с этим! Я больше не хочу об этом ничего слышать, понятно?

Люси было немного жаль Тома. Очевидно, его поразило то, что Джоанна, слушаясь его столько лет, теперь добивалась правды любыми способами. В последнее время Люси и без того волновалась за Тома. Он всегда выглядел уставшим. Но каждый раз, когда она заговаривала об этом, он убеждал жену, что все это ей только кажется. Теперь его лицо посерело. Казалось, Том в один миг постарел на много лет.

— Мы — твои родители, и хватит об этом! А тот, кто утверждает обратное, врет!

— Розалин слышала это собственными ушами! — упрямо возражала Джоанна.

— Вот теперь уже точно довольно! — заорал Том, выйдя из себя от злобы. — Сейчас мы спросим эту даму, кто ей разрешил болтать всем такую чушь! — Он схватил дочь за руку и потащил за собой.

— Том, отпусти ее! Мы можем уладить все мирным путем. Нам не стоит так сразу… Я хочу сказать… не стоит пугать людей без причины, — произнесла, запинаясь, Люси.

— Никому не позволено безнаказанно болтать всякий вздор о тебе! — закричал Том. — И я навсегда закрою рот этим тупым женщинам, называющим себя леди!

— Пожалуйста, папа, нет! — отчаянно запротестовала Джоанна.

Но ее отец был полон решимости.

— Я клянусь, что никогда больше не скажу ничего подобного! — запричитала Джоанна.

— Том, слышишь, она дала обещание! Поверь ей. Не нужно ставить нашу дочь в неудобное положение, — вмешалась Люси, доброе сердце которой всегда отзывалось сочувствием к Джоанне.

— Нет, я навсегда закрою рты этим леди! Что будет, если однажды меня не станет? Кто тогда защитит тебя? Нет, Люси, я улажу все сейчас, чтобы никогда больше к этому не возвращаться!

Спина Люси вновь покрылась холодным потом. Неужели он настолько уверен в том, что в обозримом будущем оставит ее одну? «Господи, пусть это будет неправда», — молилась Люси. И все же это казалось реальностью. Том был болен. Наверняка именно поэтому он назначил молодого винодела Джона Кларка своей правой рукой. Том, который предпочитал сам делать всю работу, а не перепоручать ее кому-либо! И он даже не хотел рассказывать о виноградниках своему наследнику Томми! Чтобы не подвести отца, Томми сам отправился на учебу в монашескую миссию. Он хотел хоть что-то узнать о том, как выращивают синий виноград.

Люси испугали собственные мысли. Она должна была удержать Тома. Для девушки будет неслыханным позором, если отец затащит ее в дом подруги и начнет скандалить. Но было слишком поздно! Люси в какой-то миг перестала переживать за Тома, потому что муж уже принял решение. Она услышала, как взвыл мотор машины.

Том сжал зубы. Мольбы и уговоры Джоанны, конечно, не оставили его равнодушным. Еще никогда у него не возникало такой крупной ссоры с дочерью. Он любил Джоанну, но не мог допустить, чтобы после его смерти стервятники набросились на беззащитную Люси. А Джоанна никогда не заступится за мать. Кто ей вбил голову эти предрассудки? Может, им стоило бы соврать девочке, не сказав, что Люси — маори, когда Джоанна спросила об этом?..

Том чувствовал, как в грудной клетке становится тесно, как ему не хватает воздуха. Обычно в такие моменты он принимал капли, но от злости совершенно позабыл о них. Лучше ему не становилось, поэтому пришлось дать крюк и заехать к врачу. С тех пор как старый доктор Томас умер от сердечного приступа, дела у Тома становились все хуже. Сына доктора, Бертрама Томаса, он не любил. Том не мог толком объяснить, что ему не нравится в молодом человеке, но это была неприязнь с первого взгляда. Поэтому он послал к нему дочку.

— Только вытри лицо и скажи доктору, что тебе нужны капли для мистера Болда.

Джоанна забыла тут же о своих проблемах и испуганно спросила:

— Папа, ты болен? Боже мой, ты выглядишь ужасно бледным. Не лучше ли будет, если он тебя осмотрит?

— Ты не можешь просто сделать то, о чем тебя просят? — вспылил он.

И Джоанна повиновалась.

Том откинулся на водительском сиденье и постарался дышать спокойно и равномерно, как ему советовал доктор Томас-старший. Краем глаза он наблюдал за дочерью, которая звонила в дверь.

Доктор Томас внимательно выслушал ее, прежде чем бросить взгляд на машину. Джоанна вошла за ним в дом. Том нетерпеливо наблюдал за дверью. Давление на грудную клетку, к счастью, ослабло. Ему уже не нужны были капли. Тем больше его удивляло, что Джоанна все не возвращалась из дома доктора. Неужели доктора совсем не волновало то, что Том страдает от сердечного приступа, сидя в машине без медикаментов? Казалось, прошла целая вечность, прежде чем дверь снова открылась. Доктор похлопал Джоанну по руке, дочка прямо светилась. Тому это очень не понравилось. Джоанна, по мнению отца, обладала довольно странным вкусом в отношении мужчин. Он не имел ничего против образованных парней, которые иногда забирали дочь из дому на танцы. Единственный парень, который пришелся Тому по сердцу, это Джон Кларк, крепкий физически и чрезвычайно честный. Но дочь игнорировала парня, хотя тот был симпатичным и вел себя очень вежливо, не то что эти выскочки из хороших семей, с которыми так охотно общалась Джоанна.

К тому же Томми очень тесно подружился с молодым человеком. Они оба любили виноградники, строили большие планы, обсуждали, как им в будущем обойти законы, становившиеся все строже. Сотрудничество с монахами продолжалось, спрос на хорошие вина в отелях не спадал.

Когда Джоанна снова села в машину, ее лицо светилось таинственной радостью.

— Чего там тебе доктор накапал? — спросил Том, беря в руки бутылочку с лекарством.

— Он настоящий мужчина. Он такой милый, такой благовоспитанный! — мечтательно произнесла Джоанна.

— Ах, вот как, благовоспитанный? — проворчал Том, заводя машину. Его злость на Джоанну тут же рассеялась. И все же он по-прежнему хотел нанести визит матери школьной подруги Джоанны.

— Ты можешь остаться в машине. Я не буду тебя позорить, но хочу убедиться, что больше не возникнет никаких слухов о твоей матери…

Джоанна не слушала отца.

— У него самые выразительные глаза из всех мужчин, которых я когда-либо видела… — вздохнула она.

Тому казалось, что у сына доктора был скорее хитрый взгляд. Вдруг он кое-что вспомнил. Его лицо просветлело. Разве доктор совсем недавно не жаловался на своего сына? Том повеселел.

— Кстати, о благовоспитанности. Ты вообще знаешь, что доктор с красивыми глазами должен будет жениться на одной бедной девушке, после того как она оказалась в известном положении?

Джоанна залилась краской и предпочла промолчать. Чуть позже Том остановился возле красивого особняка семьи Мак-Мюррей, родителей Розалин.

— Ты можешь остаться в машине, — повторил он, но Джоанна не удостоила его и взгляда. Она надулась и уставилась в окно.

Том расправил плечи и направился к внушительному входу. Не успел он позвонить в дверь, как навстречу ему выскочила горничная.

— Миссис Мак-Мюррей дома?

— Прошу, как мне вас представить?

— Том Болд, отец Джоанны, — проворчал он.

Горничная предложила ему подождать в вестибюле. Том огляделся по сторонам.

Вкус у них есть, этого не отнять, хотя мистер и миссис Мак-Мюррей вели дела не совсем честно. По крайней мере так поговаривали в Нейпире, но Том не обращал особого внимания на слухи, как это обычно делали местные жители. Он только слышал, что мистер Мак-Мюррей продавал белым переселенцам землю, которая была получена у маори не вполне законным путем. Судачили, будто он присмотрел много наделов в Паверти-бей, но Том об этом ничего не хотел слышать. Он лишь тайно поставлял Мак-Мюррею вино и больше не желал с ним иметь никаких дел.

— Мистер Болд, как я рада вас видеть! — пропела миссис Мак-Мюррей, влетев в вестибюль.

Удушливый цветочный аромат окутал Тома. На мгновение он даже испугался, что из-за этих духов упадет в обморок, но, к счастью, все обошлось. Это его очень успокоило, значит, сердечный приступ на самом деле был не очень серьезный. В любом случае это было хорошо, ведь доктор Томас-старший уверял его, что каждый последующий приступ приближает Тома к могиле. Болд взял со старого доктора обет молчания, чтобы тот ни в коем случае ничего не рассказывал жене, каким бы плохим ни было состояние Тома. А теперь вот и доктора не стало.

— Могу ли я с вами переговорить? — вежливо осведомился Том.

— Конечно, пожалуйста, проходите в гостиную.

Том последовал за миссис Мак-Мюррей. Ему хотелось как можно скорее перейти к делу.

— Миссис Мак-Мюррей, не хочу показаться невежливым, но…

— Пожалуйста, присаживайтесь. — Она указала на стул, а сама села напротив.

Он нерешительно последовал приглашению и сразу начал с того, ради чего оказался здесь. У него не было желания задерживаться тут дольше, чем необходимо.

— Мне нелегко спрашивать вас об этом, но…

— Хотите чаю?

Том сжал кулаки. Нет, он хотел лишь одного — покончить со сплетнями раз и навсегда.

— Спасибо, — устало ответил он. — У меня нет времени. Моя дочь сидит в машине и ждет меня.

— Ах, надо было так сразу и сказать! Розалин очень обрадовалась бы…

— Миссис Мак-Мюррей! — Его тон стал таким резким, что хозяйка дома тут же притихла и в замешательстве взглянула на гостя.

— Мне нужно с вами обсудить кое-что срочное!

— Я слушаю, — явно обидевшись, ответила она.

— До меня дошли слухи, что в этом доме во время какого-то чаепития говорили о моей жене. Точнее, распространяли лживую информацию, что Джоанна якобы не ее дочь!

Миссис Мак-Мюррей замахала руками.

— Как вы можете предъявлять мне такие обвинения?!

— Значит, вы отрицаете, что под крышей вашего дома говорили об этом?

Миссис Мак-Мюррей нервно вздохнула.

— Это все же мое дело, о чем говорят у меня за столом!

— Нет, если эта ложь касается моей жены! Так вы об этом говорили? Да или нет? Если вы и дальше будете отрицать, я попрошу вашу дочь рассказать о том, что она подслушала. Она все пересказала потом Джоанне!

Миссис Мак-Мюррей побледнела.

— Не ввязывайте сюда еще и мою дочь! Она ко всей этой мерзости…

— Ах, вот как вы заговорили! Это я хочу оградить от такой мерзости свою дочь. Итак?

Миссис Мак-Мюррей потупилась.

— Да… нет… то есть действительно говорили! Но вы, пожалуйста, не горячитесь! Давайте лучше подумаем, как будет лучше для вашей дочери в этой запутанной ситуации. Я, признаться, уже думала над этим и пришла к выводу, что нам стоит поговорить об этом с глазу на глаз…

Том вздохнул.

— Как вы себе это представляете?

Миссис Мак-Мюррей криво улыбнулась.

— Видите ли, Джоанна страдает от того, что ваша жена, ну… вы же сами знаете… И было бы, наверное, намного лучше… То есть, она бы охотно…

Том грохнул кулаком по столу, так что миссис Мак-Мюррей вскрикнула от страха.

— Вы намекаете на то, что моя жена — маори, не так ли?

— Да… Но я думала, что, если бы Джоанна узнала правду, возможно, ей было бы легче.

— Какую правду? — взревел Том. Он снова почувствовал, как в груди становится все теснее. — Не могли бы вы открыть окно? — попросил он, закашлявшись.

Миссис Мак-Мюррей оказала ему такую любезность. Том глубоко вдохнул. Свежий воздух облегчил его муки.

— Какую правду, миссис Мак-Мюррей? — повторил Том.

— Не нужно вводить меня в заблуждение, мистер Болд, ведь это не слухи, если мы будем совершенно с вами откровенны.

Том измученно улыбнулся.

— Я был в соседней комнате, когда моя жена родила дочь!

— Но акушерка мисс Бенсон поклялась в обратном незадолго до своей смерти. Она открылась своей сестре.

— И вы этому верите? Тому, что эта старая сумасшедшая сказала на смертном одре? Подумайте, миссис Мак-Мюррей, если вы продолжите распространять слухи, я буду вынужден обратиться в суд! — закричал Том.

— Что здесь случилось? — послышался мужской голос.

Миссис Мак-Мюррей спаслась в объятиях своего мужа Теодора.

— Что это вам взбрело в голову ругать мою жену?

Том схватился за сердце. В тот миг у него появилось ощущение, будто его грудь стянуло корсетом, так что нельзя было вздохнуть. Тем не менее он крикнул:

— Ваша жена разносит слухи по всей окрестности, что моя супруга — не мать моей дочери! Я требую, чтобы это немедленно прекратилось. Иначе, иначе… — Том, шатаясь, подошел к окну и попытался глотнуть свежего воздуха, но это ему не удалось.

Мистер Мак-Мюррей грубо высвободился из объятий жены.

— Сколько раз я говорил тебе, чтобы ты не имела ничего общего с этими сплетницами! Как только ты повернешься к ним спиной, они начнут смеяться и над нами. Я требую, чтобы ты извинилась перед Болдами…

Он запнулся, потому что Том у окна громко простонал. Большой широкоплечий мужчина беспомощно осел на его глазах, как мешок.

— Мистер Болд! — воскликнул мистер Мак-Мюррей. — Нам нужен врач, черт возьми!

Мистер Мак-Мюррей присел возле Тома, который со стоном хватался за сердце.

— Пошлите мою дочь за доктором Томасом! — задыхаясь, произнес Том.

— Ты не слышала, что сказал мистер Болд? Кто-то должен позвать доктора Томаса!

Миссис Мак-Мюррей выскочила из комнаты, а Теодор остался с гостем.

— Не волнуйтесь. Все будет хорошо. Моя жена больше никогда такого не сделает. Я обещаю вам! Пожалуйста, потерпите… потерпите, — беспомощно твердил мистер Мак-Мюррей, церемонно вытаскивая платок и промокая покрывшийся испариной лоб Тома.

— Она наша дочь, — прохрипел Том.

— Но этого никто и не отрицает, — ответил мистер Мак-Мюррей. — Вам нельзя волноваться. Успокойтесь!

Но Том уже видел и слышал все словно в тумане: взволнованную речь мистера Мак-Мюррея, испуганное лицо его жены, слезы Джоанны и лихорадочную работу молодого врача.

Только когда Том снова очнулся в своей постели, он вспомнил все. Том открыл глаза. Люси держала его за руку. Она плакала.

— Любимая, все хорошо! Никто и никогда теперь не станет утверждать, что она не наша дочь, — охнул он.

— Помолчи! — попросила она. — Тебе нужно поберечься.

— Что сказал врач?

— Он хотел подождать, пока ты проснешься. Я думаю, он сейчас в саду.

— Хорошо, тогда приведи его. Я сделаю все, что он велит, чтобы такое никогда не повторилось, — пробормотал Том.

— Я же не могу оставить тебя здесь одного, — прошептала Люси.

— А если я тебе поклянусь, что это больше никогда не произойдет снова? — ответил Том и попытался улыбнуться.

— Я не хочу тебя потерять. Ты слышишь?

— Это самое лучшее, что ты могла мне сказать, любимая. Потому что я уже думал, что ты терпишь меня в доме только из-за детей…

— Отец, отец, — раздался испуганный голос сына. — Я сразу уехал из монашеской миссии, когда узнал, что случилось. Что это ты выдумал?

— Я осел, — произнес Том. — Как думаешь, ты сможешь вести дело вместе с Джоном? Я, наверное, проболею несколько недель. Мне же придется позаботиться о жене. — Том нежно взглянул на Люси, которая освободила для сына место рядом с кроватью.

Женщина с трудом сдерживала слезы. Молодой доктор сказал, что дела плохи. «Странно, — подумала Люси, — но только перед лицом смерти я поняла, какое место всегда занимал в моем сердце Том. Если он сейчас передаст дела Томми и побережет себя, то мы наверняка проживем вместе еще несколько прекрасных лет». Направляясь к веранде, Люси услышала донесшийся из жилой комнаты голос доктора. Молодой врач ей не особо нравился. Он очень отличался от отца, старого доктора Томаса, который жил ради своих пациентов и всегда спешил к ним. Его сын вел себя заносчиво, как будто он был лучше всех вокруг. Кроме того, поговаривали, что он женился на девушке, потому что та забеременела от него. Люси отбросила мысли о слухах. В конце концов, ей нет до этого совершенно никакого дела, хотя в глубине души она понимала, что за каждой сплетней кроется какая-то частичка правды, и это Люси уже успела прочувствовать на собственной шкуре.

— Пожалуйста, скажите мне правду! — Это был голос Джоанны.

Люси остановилась, не решаясь даже вздохнуть. Она сама не понимала, почему просто не выйдет и не приведет доктора, как того потребовал Том.

— Ах, дорогая Джоанна, я бы охотно обнадежил вас, но… Ах, нет, пожалуйста, я не могу ничего сказать…

— Пожалуйста, господин доктор!

— Хорошо… В общем, следующий приступ он не переживет.

Джоанна в отчаянии всхлипнула. Сердце Люси бешено забилось, но она не двигалась с места.

— Тогда у него и не должно быть следующего приступа! — произнесла Джоанна сквозь слезы.

— Правильно. Он должен себя поберечь. Никаких волнений. А что, собственно, сегодня произошло? Когда я пришел к Мак-Мюрреям, все были просто вне себя. И горничная проболталась, что между твоим отцом и миссис Мак-Мюррей разразился большой скандал.

— Мой отец хотел призвать миссис Мак-Мюррей к ответу. Она должна была прекратить распространять сплетни о том, что Люси вовсе не моя мать.

Люси сжала кулаки. Она знала, что подслушивать нехорошо, но не могла иначе.

— Да, об этом я тоже как-то слышал, — заметил молодой врач.

Ну довольно! Люси расправила плечи. Теперь настало самое время нарушить эту интимную болтовню. Ответ ее дочери заставил ее окаменеть.

— Я с самого детства чувствовала, что моя настоящая мать не могла быть маори. Ах, это все так ужасно! Как бы я хотела оказаться на месте Розалин…

Люси затаила дыхание. Наступила тишина. Люси словно в трансе подошла к двери веранды. От того, что она увидела в комнате, кровь застыла в жилах: Джоанна лежала в объятиях доктора, и они страстно целовались. Люси знала, что поступает глупо, но не смогла совладать с собой. Она фурией выскочила из тени веранды. Любовники тут же прекратили обниматься и растерянно взглянули на нее.

— Дорогой доктор Томас, вы покинете этот дом немедленно и никогда больше не появитесь здесь, — прошипела Люси. Ей очень хотелось кричать, но была велика опасность, что Том наверху, в своей комнате, услышит этот скандал.

— Но, мама, ты не должна так поступать! Доктор Томас — единственный, кто может спасти отца.

— Нет, уж точно не он, — с ледяным спокойствием ответила Люси. — Скорее он вгонит гвоздь в крышку гроба. Если отец узнает, что тут происходит, то… — Она осеклась и громко крикнула: — Стелла!

Проверенная служанка Люси тотчас же явилась на ее зов.

— Ты не могла бы взять экипаж и попросить доктора Пруста из Хейстингса, чтобы он приехал к нам? Кроме того, позови мою сестру. Скажи, что Том заболел и нам срочно нужна ее помощь.

Стелла ни о чем не расспрашивала, лишь пообещала немедленно обо всем позаботиться.

— Ты же не доверишь отца своей сестре?

Люси проигнорировала этот вопрос и повернулась к доктору Томасу, который и не думал уходить из дома.

— Молодой человек, мне кажется, я выразилась достаточно ясно, — холодно произнесла Люси. — Я думаю, ваши жена и маленький сын уже заждались вас дома.

— Пожалуйста, не уходи, пожалуйста, — умоляла Джоанна.

Когда доктор Томас поднялся, она буквально повисла на нем. Он мягко высвободился из ее объятий и, злобно поглядывая на Люси, сказал девушке:

— Я не оставлю тебя в беде, Джоанна Болд, клянусь!

— Вон отсюда! — выпалила Люси и протянула ему шляпу.

Доктор Томас просто вырвал ее из рук хозяйки дома и с высоко поднятой головой покинул веранду.

Люси крепко держала Джоанну, чтобы та не бежала за ним следом, но она вырвалась.

Люси не сдавалась. Она пошла за ними до входной двери и, прежде чем Бертрам Томас и Джоанна успели выскользнуть за дверь, крепко схватила дочь за руку и втащила ее внутрь. Потом она с силой захлопнула дверь ногой.

— Я ненавижу тебя! — крикнула Джоанна и бросилась вверх по лестнице.

Нейпир, декабрь 1908 года

Томми любил свою новую игрушку больше всего на свете. Когда отец отошел от дел, сыну пришлось работать не разгибая спины, поэтому он предавался своей страсти хотя бы на выходных. И для него не было в мире ничего лучше, чем ходить под парусом. Когда ему предложили купить совершенно новую двадцатиоднофутовую яхту из древесины каори, он не смог отказаться. Теперь каждые выходные он проводил в лагуне. Обычно он плавал с другом, Джоном Кларком. А теперь ему удалось уговорить и родителей прокатиться вместе с ним. К его удивлению, мать уверенно ходила по шаткой палубе, а вот отец совершенно не переносил качку. Конечно же, Томми был абсолютно доволен жизнью. Бизнес процветал, после приступа отец вот уже три года чувствовал себя значительно лучше благодаря снадобьям Харакеке и стараниям нового врача. Его родители великолепно ладили друг с другом, а сам Томми влюбился в одну молодую женщину из Мини. Наконец он полюбил серьезно. Влюбленностей у него было много, но та единственная, с которой он хотел бы создать семью, никак не встречалась на его пути. И тут он познакомился с Эллен. Его сердце билось быстрее, как только он вспоминал о ней. «В следующий раз я обязательно возьму ее с собой на яхту, — решил он в тот момент, — и сделаю ей предложение». Только сестра очень беспокоила его. Он был рад, что она много общается с Джоном Кларком. В конце концов, она ведь была девушкой на выданье. Но недавно вечером он увидел собственными глазами то, что совершенно ему не понравилось. Выглянув в окно, он услышал голос подходившей к дому Джоанны. Если бы ее провожатым оказался Джон, Томми тактично отошел бы от окна, но рядом с сестрой был доктор Бертрам Томас. Он поцеловал его сестру, да так, что Томми сразу все понял без всяких слов. Когда так страстно целуются, не может быть и речи о каких-то дружеских отношениях.

Томми ничего не сказал родителям о Джоанне, потому что знал, как резко реагирует мать, когда имя молодого доктора произносят в доме. Для его матери Бертрам Томас был словно красная тряпка для быка. И все же Томми не мог пустить все на самотек. Джон был его лучшим другом, которого Джоанна откровенно предавала. И это несмотря на то, что она уже приняла его предложение руки и сердца, о чем Томми недавно узнал от самого Джона. В общем, что-то тут было не так, и Томми решил не сидеть сложа руки, наблюдая за тем, как собственная сестра обманывает его лучшего друга. Джон по уши влюбился в Джоанну. Поэтому Томми этим вечером пригласил Джоанну на небольшую прогулку на яхте, чтобы поговорить с ней наедине. О причине он, конечно, не распространялся, понимая, что тогда сестра точно не согласится. Но, оказавшись на лодке, Джоанна вряд ли от него сбежит, в этом он был уверен.

Томми как раз собирался переодеться для прогулки, но тут в дверь комнаты постучали. Это была мама.

— Просто хотела сказать, что я очень рада, что ты пригласил Джоанну на яхту. Я ведь знаю, у вас отношения не самые лучшие.

Томми взял мать за руку.

— Тебе не надо благодарить меня. Джоанна нуждается в совете старшего брата, а у меня, поверь, есть на то свои причины. Я не такой уж альтруист.

Люси внимательно посмотрела на него.

— Какие еще причины?

— Ты в самом деле хочешь узнать? — рассмеялся Томми.

— Нет, я не хочу показаться слишком любопытной.

— Ах, мама, мне тяжело утаить от тебя какие-то секреты. Это касается моего друга Джона. Я не хочу, чтобы Джоанна причинила ему боль.

— Но почему она должна это делать? Ты не находишь прекрасным, что они встречаются друг с другом? Я, честно говоря, чрезвычайно этому рада. Я бы очень хотела видеть молодого человека своим зятем.

— А я бы как хотел видеть его свояком!

— Вот я и спрашиваю, почему ты хочешь вмешаться?

Томми сомневался, стоит ли говорить правду матери.

— Над чем ты ломаешь голову, мой мальчик?

— Она приняла его предложение руки и сердца, — проворчал он.

— Но это же чудесно! Теперь все будет в порядке! — воскликнула Люси и всплеснула руками от радости.

— Мама, пообещай, что ты никому не расскажешь об этом.

Люси озадаченно взглянула на сына.

— Ради Бога, ну говори уже, что случилось?

— Ты пообещаешь, что не расскажешь Джоанне?

— Обещаю! — выдохнула Люси.

— Я видел Джоанну вместе с Бертрамом Томасом возле нашей входной двери. И у меня не возникло сомнений, что они влюблены друг в друга.

Люси опустилась на стул.

— А я так надеялась, что он наконец-то отстанет от нее.

— Я думаю, у них обоих рыльце в пушку. И я считаю, что это нехорошо. Мне очень жаль бедную женщину с маленьким ребенком, и я охотно желал бы Джоанне другого мужчину, но в этой ситуации я больше всего переживаю за Джона. Он славный парень и безумно влюблен в нее. Вот я и спрашиваю себя, почему она выходит за Джона, если явно любит другого? Или тебе кажется, что все нормально?

— Нет, мне кажется, что она видит в этом поступке единственную возможность выбросить доктора из головы.

— Именно это я и хочу выяснить. Я ни в коем случае не допущу, чтобы она использовала Джона в своих мелких интрижках.

В этот момент в дверь снова постучали.

— Ты уже готов? — спросила Джоанна, стоя в коридоре.

— Да, уже иду, — ответил Томми и, вздохнув, поцеловал мать в щеку. — Не переживай. Я проверю нашу молодую даму на прочность и, если понадобится, призову к порядку.

— Ах, я бы так хотела, чтобы Джон Кларк стал нашим зятем!

— Еще есть надежда, мама. Может, она признается мне, что любит его, а с доктором у нее был всего лишь прощальный вечер.

— Я терпеть не могу этого напыщенного индюка! — выпалила Люси.

— Я тоже, мама. Не понимаю, почему этот тип пользуется таким успехом у женщин! В конце концов, в Нейпире много привлекательных парней! — Томми встал в позу и поиграл мускулами.

Люси рассмеялась. Ей нравилось это в сыне. Она никогда не чувствовала себя подавленной в сложной ситуации: Томми, несмотря ни на что, удавалось развеселить ее.

— Тогда и я тебе признаюсь: мне бы очень уже хотелось внуков.

— Тебе их мало? У тебя теперь целый детский приют, — рассмеялся Томми. — Но если тебя это так уж интересует, есть одна чудесная девушка в Мини, с которой я хочу покататься на яхте на следующих выходных и предложить ей руку и сердце. Правда, она этого еще не знает!

— Кто она? Какая из себя? Из какой семьи? — Люси так и засыпала сына вопросами. Ее щеки заалели от волнения.

— Ты очень обрадуешься. Ее мать — маори…

Лицо Люси помрачнело.

— Я не знаю, есть ли в этом повод для радости. Как только подумаю, сколько колкостей я наслушалась в свой адрес от Джоанны…

— Мама, прекрати! Это все тупость остальных, а не твоя вина. Ты думаешь, мне ничего не кричали вслед, когда я был еще ребенком? Но я либо пускал в ход кулаки, либо обзывал их прыщавыми бледнолицыми. И что ты думаешь, это быстро прекратилось! Джоанна сама виновата: она считает себя лучше других, поэтому я хочу сейчас посадить избалованную сестрицу на качающуюся палубу.

Томми еще раз поцеловал Люси в щеку и ушел.

Люси еще некоторое время посидела в его комнате. У нее в голове все перепуталось. Как бы она хотела поговорить с Томом о Джоанне! Но этого нельзя было делать. Новый врач строго-настрого велел избегать всяких волнений. Том даже не догадывался о том, почему они сменили доктора. Муж считал, что Люси сделала это потому, что ему не нравился молодой доктор Томас. Жена не стала его переубеждать. Если бы он только узнал, какими близкими были отношения его дочери и этого нахала…

Тому, как и Томми с Харакеке, тоже очень пришелся по сердцу Джон Кларк. Всем нравился надежный привлекательный молодой человек. «Что она только нашла в этом докторе?» — спрашивала себя Люси. Ей казалось, что Джон намного симпатичнее Бертрама Томаса. Но о том, что происходило в голове Джоанны, она, наверное, никогда не узнает. Хотя она и любила девушку как собственную дочь, с того дня, три года назад, их отношения становились все хуже и хуже. Джоанна четко дала понять: она надеется, что слухи о том, что Люси не ее настоящая мать, окажутся правдой. Но после скандала в доме миссис Мак-Мюррей никто больше не говорил об этом. Мать Розалин даже извинилась перед Люси. И все же Люси не нравились тесные отношения двух девушек. Розалин никогда не приходила в их дом, Джоанна обычно сама навещала подругу. Иногда она несколько дней проводила в доме миссис Мак-Мюррей и даже ночевала там. Люси сомневалась, действительно ли дочь была у подруги… Этой мысли Люси очень боялась и все же не могла выбросить ее из головы. Что, если Джоанна использовала Розалин как прикрытие, чтобы беспрепятственно встречаться с доктором? Люси вздохнула. Даже если это так, она никогда не узнает правды, потому что никто не решится подтвердить ее подозрения. К тому же Люси очень беспокоилась, что Джоанна еще больше отдалится от нее. «Буду надеяться, что хоть Томми сможет до нее достучаться», — подумала Люси. Вдруг она подумала о девушке, упомянутой сыном. Ее тронуло, что Томми влюбился именно в девушку-полукровку. Люси от всего сердца желала, чтобы Томми избежал всевозможных трудностей, которые выпали на долю его отца, когда тот женился на маори. Она непременно собиралась поддержать сына, чтобы тот как можно скорее представил свою избранницу родителям.

Нейпир, декабрь 1908 года

Стояла прекрасная погода для прогулки под парусом. Ветер был как раз таким, чтобы лодка элегантно скользила по лагуне. Сначала они хотели немного покататься, а потом встать на якорь на другой стороне, у песчаного пляжа. Стелла собрала для Томми корзинку для пикника и вдобавок положила бутылочку вина по вкусу Джоанны. Томми надеялся, что сестре понравится плавание под парусом, но надежды его не оправдались. Поднявшись на борт, Джоанна все время брюзжала. То качка ей казалась слишком сильной, то ей было холодно, то слишком мокро. Но Томми это не волновало — он наслаждался прогулкой по лагуне.

— Как думаешь, не взять ли нам небольшую паузу? — спросил Томми у сестры, которая угрюмо поглядывала на него.

— Я не против, — проворчала она. — Как можно получать от этого удовольствие?! Тут слишком мокро и холодно!

Томми рассмеялся.

— А как это может не нравиться?

Когда пляж оказался совсем рядом, он опустил парус и бросил якорь в воду. Здесь ветра почти не было, поэтому лодка лишь слегка покачивалась. Вдруг он услышал громкий стон: Джоанну сильно рвало, лицо ее просто позеленело. Она свесилась за борт.

— Бедняжка, — с сочувствием произнес он. — Это и в самом деле не твой вид спорта. Может, поднять парус и доставить тебя на спасительный берег как можно скорее?

— Нет, давай просто сделаем перерыв. У меня уже ничего не осталось в желудке.

— Тогда я из солидарности не притронусь к корзине для пикника, — вздохнул Томми.

— Кто сказал, что я ничего не собираюсь есть? — Джоанна наклонилась и вытащила корзину из-под лавки. Она решительно достала банку маринованных овощей ассорти — домашний деликатес от Стеллы — и с жадностью стала уплетать маленькие огурчики. Томми недоверчиво покачал головой.

— Возьми кусок пирога, его мама сама пекла.

— Пироги мамы мне не нравятся! — невозмутимо ответила Джоанна.

— Почему ты никогда не отзываешься о маме хорошо? Она так о тебе печется, а ты в ответ только язвишь! — упрекнул ее Томми.

Джоанна закатила глаза.

— Вот только снова не начинай! Я стараюсь быть с ней полюбезнее, но она такая чужая для меня.

— Да ты даже не пыталась! Она самый заботливый и любящий человек в мире!

— Именно из-за нее меня все годы ненавидели в школе…

— Ты не имеешь права упрекать ее. Обвиняй в этом лучше своих одноклассников, а не мать.

— Почему папа не мог жениться на пакеха, как все остальные отцы моих одноклассников? — отчаянно произнесла она.

— Потому что он ее любит! А ты представь, что когда-нибудь и у тебя будет невестка с примесью крови маори!

— Ах, да делайте, что хотите, — презрительно хмыкнула Джоанна, вылавливая еще один огурчик из банки.

Томи простонал: если она и дальше будет так вести себя, он может забыть о своем прекрасном плане. Сестра уже сейчас спорит, так что вряд ли она прислушается к его родственному совету.

— Джоанна, я прошу тебя, давай прекратим. Я же хочу для тебя только самого лучшего, но с тобой очень тяжело говорить. Я считаю подлостью то, как ты обращаешься с нашей матерью.

— Хорошо тебе говорить! Ты же ее любимчик! Ты когда-нибудь замечал, как меняется ее взгляд, когда она смотрит на тебя?

— Ты все выдумываешь. Она любит тебя точно так же! Но теперь давай сменим тему… — Он запнулся, потому что Джоанна снова вытащила огурец из банки и с жадностью запихнула его себе в рот.

— Ты всегда с таким аппетитом ела огурцы?

— Не знаю, ну говори уже! Зачем ты затащил меня в свою святая святых?

Томми почувствовал, что его раскололи. Значит, она разгадала его маневр.

Джоанна склонила голову набок.

— Что у тебя на уме? Или ты позвал меня сюда, чтобы вызвать угрызения совести из-за моих отношений с матерью?

— Я должен тебя кое о чем спросить… Ты любишь Джона Кларка?

Джоанна покраснела как помидор.

— Что за глупый вопрос? Ты же не думаешь серьезно, что я выверну перед тобой душу?

— Я этого и не хотел добиться, любимая сестрица. Меня интересует только одно. Почему ты приняла предложение Джона, если раньше вообще не смотрела в его сторону?

— Это тебя совершенно не касается, — фыркнула Джоанна.

— О нет, Джон Кларк — прекрасный парень и мой лучший друг. Мы оба знаем, что он влюбился в тебя по уши и что до недавнего времени ты отшивала его. С чем связана такая перемена чувств?

Джоанна с грохотом поставила банку на лавку.

— Лучше я тебя спрошу: почему ты влюбился в дурочку Эллен Френтон — единственную девчонку-маори из лучших семей в округе. Клад нашел, да? — Джоанна вызывающе взглянула на него.

Томми наклонил голову набок.

— Что ты этим хочешь сказать?

— Ровным счетом ничего! Ни одного слова не скажу! Разве я тебе когда-нибудь читала лекции на тему, как нужно себя вести? Нет, я держала язык за зубами. Поэтому и ты не вмешивайся в мою жизнь! — выругалась Джоанна.

Томми удивленно взглянул на младшую сестру.

— Разве это можно сравнивать? Я влюблен в Эллен. У нас искренние чувства, а не дешевое театральное представление! Хорошо, тогда я тебя спрошу прямо. Я не могу себе представить, что ты за одну ночь вдруг так полюбила Джона. Почему ты решила выйти за него, хотя явно любишь другого?

Лицо Джоанны исказилось. По шее пошли отвратительные красные пятна.

— Как тебе в голову пришла такая чепуха? Нет никакого другого!

— Ах, вот как? Значит, вы целовались у двери нашего дома просто по-братски?

Джоанна вскочила и хотела ударить Томми кулаками в грудь, но он удержал ее. Лодка опасно закачалась.

— Перестань! Сядь на лавку. Иначе ты свалишься за борт! — проворчал Томми.

Джоанна, сопя, попятилась.

— Я видел вас. Хотя было уже темно, я узнал мужчину, который так страстно целовал тебя, и это был не Джон Кларк!

— Как отвратительно! Ты караулил под окном!

— Это была всего лишь случайность. Поверь мне, я бы не хотел видеть, как трогательно ты прощалась с Бертрамом Томасом. Ты ведь знаешь, что у него жена и маленький ребенок!

Джоанна тут же разревелась.

— Оставь меня в покое! — всхлипывала она.

— Хорошо, но только если ты мне скажешь, какие у тебя планы на Джона, — примирительно ответил Томми.

— А какие у меня на него могут быть планы?

— С тобой действительно тяжело говорить. Я надеялся, что ты откроешься мне, расскажешь, что это был всего лишь прощальный вечер и что ты прекратишь с ним всякие отношения, потому что нашла достойного парня. — Томми вздохнул.

— Джон Кларк действительно очень милый парень, — выдавила из себя Джоанна.

— Я знаю это. Именно поэтому я не могу допустить, чтобы он по собственной воле лез в неприятности!

— Ты же ему ничего не расскажешь про нас с Бертрамом, правда? — Джоанна посмотрела на брата округлившимися от ужаса глазами.

— Я не доносчик, но я потребую от тебя, чтобы ты разорвала эту так называемую помолвку, если на самом деле любишь доктора. А это можешь знать только ты.

— Проклятие, я должна выйти замуж за Джона Кларка! Иначе… — Она запнулась и, смертельно побледнев, быстро перегнулась через поручни, выблевав все огурцы за борт.

Томми растерянно смотрел на сестру. Сейчас он словно прозрел.

— Скажи, что это неправда!

Джоанна выглядела чудовищно уставшей. Почему он сразу не заметил, какая она бледная? Ему показалось, что ей дурно от качки. А на самом деле…

— Когда ты узнала об этом?

— Не спрашивай. Женщины точно это чувствуют!

— И доктор Томас тоже знает?

— Да!

— И что он говорит?

Джоанна так прикусила губу, что почувствовала во рту привкус крови.

— Он считает, что в этой ситуации лучше всего будет сделать аборт.

— А ты? Что ты думаешь?

— Я хочу оставить ребенка и поэтому выйду за Джона Кларка: ребенку нужен отец!

— Доктору уже известно о твоих намерениях?

Джоанна кивнула.

— Он думает, что это не очень хорошо, но сейчас просто не может развестись. Отец его жены дал ему деньги на развитие практики.

Томми больше не мог сдержаться. Он вскочил с места, лодка вновь опасно качнулась. Томми быстро поднял парус и поставил яхту по ветру. Джоанна так крепко вцепилась в поручни, что пальцы побелели. От скорости вода шипела под лодкой. Томми смотрел прямо вперед. По скулам от ярости катались желваки.

— Ты же никому об этом не расскажешь? — спросила через некоторое время Джоанна.

Томми пожал плечами.

— Я не могу тебе этого обещать. Также не могу обещать, что я преспокойно дам Бертраму умыть руки!

— Пожалуйста, оставь его в покое! Для него это все тоже не так просто!

— Если ты еще хоть слово скажешь в защиту этой скотины, я его прибью! — прохрипел Томми.

Джоанна еще никогда не видела его в такой ярости. Учитывая ситуацию, она легко могла представить, как Томми может помешать осуществлению ее плана. Но этого не должно произойти!

— Пожалуйста, не вмешивайся, — умоляла она. — Если Джон не женится на мне, я не знаю, как быть дальше.

— Тебе нужно было бы раньше подумать! — невозмутимо возразил Томми.

— Ты должен поклясться, что не расскажешь! — отчаянно умоляла она.

Томми обернулся и посмотрел на нее с отвращением.

— Я никому ничего не скажу, но ты тоже должна пообещать мне две вещи: ты сначала расскажешь об этом Джону…

— Но тогда он не женится на мне! Кто возьмет в жены женщину, которая ждет ребенка от другого? — не дослушав, перебила его Джоанна.

— Вероятно, такой приличный человек, как Джон Кларк. Но ты обязана дать ему шанс решить самому. Ты не должна скрывать, что это чужой ребенок!

— А если он не женится на мне?

— Тогда мы найдем решение всей семьей. Мама наверняка поможет тебе воспитать ребенка.

— Я не хочу этого! Ни в коем случае! — закричала Джоанна.

— У тебя нет выбора! Ты должна пойти на такой риск. А теперь второе условие: ты больше никогда не будешь видеться с Бертрамом Томасом!

— Нет! Нет! Не могу! Пожалуйста, пойми, я ведь люблю его…

Томми совершенно не слушал ее, а лишь встал, чтобы взглянуть на лодку, идущую по правому борту. По правилам судоходства у нее был приоритет. Он хотел убедиться, что скорость его яхты быстрее и он вовремя пересечет траекторию другой лодки.

Джоанна была вне себя. Она вскочила и изо всей силы дернула румпель. Что-то затрещало и защелкало по борту, особенно когда гик с дьявольской силой повернулся к другому борту. При этом он ударил по голове Томми, и того выбросило в море.

Джоанна вскрикнула. От испытанного ею шока она оказалась полностью беспомощной. Яхта начала ходить кругами.

— Томми! — раздался крик Джоанны над водой лагуны, которая была больше не зеленой, а черной, как непроглядная ночь. — Томми! — отчаянно звала она снова и снова, но брата нигде не было видно.

Нейпир, июль 1933 года

Свадьбу Береники и Ганса отпраздновали в доме в Нейпире. Там, где раньше стояла кладовая, теперь был зимний сад размером с танцевальный зал. Торжество состоялось мрачным зимним днем в доме на Камерон-роуд. Ева охотно пропустила бы это событие, Даниэль же считал, что если уж ничего нельзя поделать, то в этот день можно было бы и вторую свадьбу сыграть. Но Ева отказалась от такой идеи, да так резко, что Даниэля это задело. А Ганс, несмотря на все ее нежелание, выбрал сестру свидетельницей. Еве казалось, что это уже чересчур, ибо она не верила ни единому слову Береники. Последняя же, наоборот, мило вела себя и с ней, и с Люси, и даже с Харакеке.

Единственный плюс во всем этом был в том, что после свадьбы Ганс с женой собирались жить на своей ферме, так что Люси смогла бы снова переселиться в свой дом.

Береника оказалась столь любезна, что даже попросила Еву выбрать вместе с ней свадебное платье. Она посчитала, что Еве как раз подходит эта роль, ведь теперь она будет ее невесткой. Ева не очень переживала, что, возможно, относится к девушке несправедливо. Окружающие говорили, что Береника счастлива с Гансом. Может, Береника поступала так от чистого сердца? Но Ева относилась к этому скептически. Она была не злопамятна, однако помнила, что Береника совершала не мелкие пакости, а откровенные подлости. Например, используя шантаж, она выгнала из дома Люси; прилюдно скомпрометировала Еву, и той пришлось покинуть Нейпир. А еще Береника украла у Евы брата, и теперь между ними не было тех искренних отношений, как в детстве.

Брат сильно изменился. Хотя Ева отчасти узнавала в Гансе своего прежнего брата, он стал другим. Ева опасалась, что все дело в деньгах, которые скопил Ганс. Ей казалось, что он преувеличивает значение денег и рассуждает слишком поверхностно. Ева сама превратилась в леди, но неужели она тоже стала такой же корыстной? Она сомневалась в этом. Было очевидно, что Ганс в большей степени обращал внимание на престиж. Он носил самую элегантную одежду, ездил на самом современном автомобиле и теперь собирался устроить самую дорогую свадьбу, какую только можно было организовать в частном доме. Для проведения церемонии они пригласили к себе служащего загса и священника. Гансу очень нравилось, что его избранница — католичка, как и он сам.

Ева не представляла, что будет, когда они вместе с Харакеке и Люси приедут на торжество на Камерон-роуд. Вход украшали пышные цветочные композиции. Гостей встречали официанты в ливреях, которые предлагали бокалы с шампанским.

— Мир катится к черту, но очень роскошно, — шепнула Люси Еве на ухо, после того как их верхнюю одежду приняли слуги.

Когда они вошли в прихожую, то остолбенели. Все было выкрашено в новый цвет и по-новому обставлено. Хотя мебель казалась довольно изящной, Еву не покидало ощущение, что Береника зашла в мебельный магазин в Хокс-бей и беспорядочно скупила все самые дорогие предметы. Не было в этой обстановке души, не чувствовалось способностей к обустройству интерьера, чтобы сделать комнаты действительно уютными.

— Какая-то мебельная выставка, — прошипела Харакеке.

— Отвратительно! — искренне добавила Люси. Тут ее взгляд остановился на вазе, и женщина обмерла.

Другие тоже проследили за ее взглядом и поняли, почему Люси внезапно побледнела. Ваза была декорирована остатками некогда роскошной меховой накидки ее отца. Все ожидали эмоционального взрыва из-за такого кощунства, но Люси лишь презрительно заметила:

— Я всегда говорила, что у молодой дамы нет вкуса! — И она направилась в праздничный зал с высоко поднятой головой.

Заново отстроенное здание оказалось весьма необычным. Еве нравился зимний сад, но цветов здесь было слишком много, а все окна выходили в сад, в котором и зимой росло что-нибудь яркое.

— Рада вас видеть, — пропела Береника, еще не одетая в свадебное платье.

Она тут же потащила Еву с собой обратно в коридор.

— Я тебя уже заждалась. Сейчас я наконец-то оденусь!

Ева неохотно пошла за Береникой в спальню. Там на шкафу висело платье мечты с белой фатой. Береника настояла на этом пышном платье. Еве казались более элегантными шелковые, облегающие. Но в тот момент Береника совершенно не желала прислушиваться к советам. Она хотела выглядеть принцессой. В один момент Береника сбросила с себя повседневное платье и влезла в свадебное. Возбужденная, она попросила Еву зашнуровать корсет на спине. Когда все было выполнено, Ева вынуждена была признать, что Береника выглядит очаровательно. Платье отлично подчеркивало ее грудь и замечательно подходило к лицу, которое хоть и похудело, но все равно было более округлым, чем у Евы.

— Как думаешь, что скажет Ганс? — Щеки Береники горели от волнения.

— Он будет в восторге, — ответила Ева.

В последнее время, когда она находилась рядом с преобразившейся Береникой, ее охватывало смешанное чувство. Конечно, Еве нравилось, что не нужно всякий раз опасаться подлостей кузины, но, с другой стороны, ее терзали опасения. Она не могла полностью расслабиться в присутствии Береники, хотя никаких сомнений в искренности ее чувств к Гансу не было. Береника просто обожала его.

— Застегни мне, пожалуйста, цепочку! Это фамильная драгоценность.

Береника протянула Еве золотую цепочку с дорогой рубиновой подвеской.

— Это не из наследства нашей прабабушки? — доверчиво спросила Ева, с интересом разглядывая драгоценность со всех сторон.

— Нет, ее когда-то подарила моей маме бабушка Мэгги. Маму в том доме считали почти дочкой.

Ева кивнула, словно понимая, о чем говорит Береника. При этом она могла лишь предполагать: очевидно, Джоанна некогда долгое время жила в доме подруги Розалин. Но сейчас был неподходящий момент для расспросов. Вздохнув, Ева приложила цепочку к шее невесты и защелкнула замок. Камень соблазнительно блестел на шее Береники. Она развернулась, ее глаза горели, как маленькие угольки, лицо сияло.

— И как я выгляжу?

— Просто сногсшибательно!

Ева не успела опомниться, как Береника ее обняла. Ева была так ошеломлена, что никак не отреагировала на сестринские объятия.

— Я так счастлива, что познакомилась с Гансом! Вся моя жизнь изменилась, — мечтательно сообщила Береника.

Ева еще подыскивала слова, чтобы ответить, как вдруг в комнату просунулась голова Люси. И тут же лицо невесты омрачилось.

— Тебе нельзя меня видеть, бабушка! — выпалила Береника.

— Что за чепуха, — вмешалась Ева. — Только Гансу нельзя заранее видеть свадебное платье! Заходи, Люси.

Люси подошла к внучке.

— Ты выглядишь восхитительно, — холодно произнесла она. Потом она заметила цепочку, и ее лицо моментально нахмурилось.

— Это же цепочка миссис Мак-Мюррей, да? — Тон Люси сделался резким.

— Нет, бабушка, это рождественский подарок миссис Мак-Мюррей моей маме. Я унаследовала ее. Если я правильно информирована, тогда ты требовала, чтобы мама вернула ее обратно!

— Да, именно. Я не хотела, чтобы миссис Мак-Мюррей делала моей дочери такие дорогие подарки. Неподобающим я нахожу и то, что ты в день своей свадьбы будешь носить украшение чужого человека. Но, как я уже заметила по декору вазы в коридоре, тебе стоит поднатореть в вопросах вкуса.

Ева удивленно взглянула на Люси. Она еще никогда не слышала, чтобы Люси так язвительно разговаривала с Береникой, но та, казалось, пропустила слова бабушки мимо ушей.

— Но мне очень нравится эта цепочка! — упрямо ответила Береника.

Люси невозмутимо вытащила из-за спины бархатный футляр и протянула внучке. Береника недовольно посмотрела на нее. Люси открыла футляр и достала оттуда серебряную цепочку с изумрудной подвеской. Украшение казалось более простым, чем то, что висело у нее на шее, но подобрано было с большим вкусом.

— Вот это, я бы сказала, выглядит изысканнее, — пропела Люси.

Береника не удостоила украшение и взгляда, она даже в руки его не взяла, и бабушка, заметно подавленная, осталась стоять с ним.

Ева почувствовала, как в душе поднимается холодная ярость.

— Твой дедушка подарил мне цепочку с кулоном к рождению Джоанны, — настойчиво заметила Люси.

Но Береника не слушала ее. Она снова повернулась к Еве:

— У тебя есть голубая подвязка?

Ева рассерженно выдохнула:

— Ты так и оставишь бабушку с подарком и даже не примеришь его? Разве ты не поняла? Бабушка хотела, чтобы ты надела на свадьбу фамильное украшение, а не подарок от чужого человека.

— Мэгги и ее мать — не чужие люди, — вызывающе заметила Береника.

Ева с волнением заметила, что эти слова задели Люси, хотя она и предпочла промолчать. Впрочем… Неужели Ева ошиблась? На лице маори действительно мелькнула улыбка, и она сунула украшение в руки озадаченной Евы.

— Надень его ты на свою свадьбу. Это украшение принадлежит тебе! Я, конечно, не хотела говорить Беренике, но, очевидно, оно не в ее вкусе. С другой стороны, это облегчает мой выбор.

Ева, не колеблясь, взяла драгоценность, хотя Береника злобно взглянула на девушку. Теперь ее лицо выглядело таким, каким его привыкла видеть Ева, хотя она и надеялась, что с любовью к Гансу поведение Береники изменится навсегда.

— Так радуйся же! — язвительно бросила Береника, взяв со стола голубую подвязку, которую Ева любезно достала ей из шкафа. — Теперь и ты получила подарок к моей свадьбе. Может, ты бы получила его и на свою свадьбу с Адрианом, если бы дело дошло до этого. Но сейчас эту подвеску передарили тебе. Ты могла о таком подумать?

Ева кивнула и протянула ей серебристую вечернюю сумочку. Когда она хотела поблагодарить Люси за красивое украшение, той и след простыл. Наверное, она вышла из комнаты на цыпочках.

— Скажи мне, Береника, зачем ты это делаешь? — спросила Ева.

— Что ты имеешь в виду? Почему я не могу любить бабушку от всего сердца? Я тебе расскажу… — Она таинственно понизила голос: — На самом деле она не моя настоящая бабушка!

Ева вздрогнула. Неужели Береника знала правду? Возможно, Люси о чем-то ей рассказала?

— Ты выдумываешь! — решительно ответила Ева.

— Нет-нет, мама сама мне говорила, — прошептала Береника. — Мама всегда думала, что отец закрутил роман с какой-то дамой из высшего общества, закончившийся определенными последствиями. И ты должна понимать, что ни у мамы, ни у меня нет корней маори.

— И кто твоей маме рассказал об этом?

— Подруга мамы Розалин слышала, а когда мама рассказала об этом Люси и деду, тот взбесился и поехал в дом миссис Мак-Мюррей, чтобы запретить им распускать слухи. Он так разволновался, что у него случился сердечный приступ. С тех пор никто об этом не имел права говорить под угрозой суда. Но мама считала, что на самом деле это был явный знак того, что миссис Мак-Мюррей говорила правду. Если бы ничего не было, то с чего бы дед так разволновался, разве не так?

Ева вымученно улыбнулась.

— Наверное, тому были другие причины. Высосали эту историю из пальца. Он просто хотел оградить жену от сплетен. Мне кажется, с твоей матерью фантазия сыграла злую шутку. Ты так не считаешь? Очевидно, в душе она больше всего хотела быть дочерью миссис Мак-Мюррей.

Береника глупо хихикнула.

— Вероятно, мой дед завел шуры-муры с миссис Мак-Мюррей. Она и была той дамой из высшего света, она очень красивая. А мистер Мак-Мюррей был не особо активным мужчиной, а бабушка… Ну да, она ведь похожа на маори, — доверительно шепнула Береника.

Ева изо всех сил старалась держать себя в руках, чтобы в лицо не высказать Беренике, что ее мать на самом деле была дочкой вероломной кухарки.

— Что за глупости! — выпалила она вместо этого. — Вряд ли миссис Мак-Мюррей допустила бы, чтобы об этом распускали слухи в чайном обществе. Тогда бы ее саму призвали к ответу. А что касается твоей бабушки, то ее красота экзотична.

— Ха, — хмыкнула Береника. — Экзотична? Мама всегда была твердо уверена, что ее настоящая мать — миссис Мак-Мюррей, а Розалин — ее сестра!

— Ну, мне очень жаль. Признаться, между тобой и напыщенной дамой Розалин с дочкой Маргарет Мак-Алистер я не вижу никакого внешнего сходства, дорогая Береника. Боюсь, что желание твоей матери было таким сильным, что она просто вбила себе это в голову! Мак-Мюррей и Мак-Алистеры тебе родня даже меньше, чем я, то есть вообще не родственники! И поэтому я настаиваю, чтобы ты взяла цепочку своей бабушки и надела ее на свадьбу.

Еве очень не хотелось отдавать столь изысканное украшение Беренике, но ведь могли пойти слухи, что Ева вырвала у невесты фамильную драгоценность из рук. Поэтому Ева, вздохнув, протянула дорогую цепочку Беренике, но та завела руки за спину.

— Мне не нравится! Сама носи! — прошипела она.

— Почему ты так относишься к собственной бабушке? Я имею в виду, в чем причина, кроме того, что она маори? — рассерженно воскликнула Ева. — Я не понимаю этого!

— Когда-то она очернила память дедушки, и я могла бы рассказать еще много историй. У нее был любовник-убийца. Все знали об этом. Весь город… — Береника стала говорить громче.

— Тише! — умоляюще произнесла ее Ева. — Береника, она же твоя бабушка, и то, что она когда-то делала…

— Я тебе одно скажу: если бы ты знала, что я нашла, тогда бы не относилась к ней с таким уважением. И кроме того, ты даже представить себе не можешь, что мне приходилось чувствовать, когда бабушка забирала меня из школы, а другие дети спрашивали: «Это ваша кухарка?».

— Ты несправедлива и слишком много фантазируешь! Я бы очень хотела, чтобы у меня была такая бабушка, но обе они умерли, когда я еще не появилась на свет. И могу поспорить на что угодно, когда-нибудь ты извинишься перед ней за то, что поступала так несправедливо. Когда ты прочтешь историю ее жизни, свет прольется на многое… — Ева тут же умолкла, потому что сболтнула лишнее про записи Люси. Она как раз лихорадочно соображала, что бы такое сказать, как вдруг в дверь постучали.

— Мисс Кларк, письмо для вас! — крикнула из коридора горничная.

— Возьми его, — попросила Береника, закрепляя подвязку.

Ева взяла письмо. Мельком прочла имя отправителя: «Маргарет Мак-Алистер из Веллингтона» — и протянула конверт Беренике.

— Дорогая Маргарет… — вздохнула Береника.

— Разве твоя подруга из Веллингтона не приедет на свадьбу? — Ева вытянула шею, чтобы хоть краем глаза взглянуть на письмо.

— К сожалению, нет! Она отказалась, когда мы говорили по телефону. Очевидно, она решила как можно скорее вернуться в Лондон. Она, наверное, познакомилась с мужчиной, который скоро женится на ней. Она уедет из страны самое позднее в октябре и не успеет сюда.

— Но до этого же еще два месяца. В конце концов, ты ведь ее лучшая подруга! А ты поедешь на ее свадьбу в Веллингтон?

— Я очень на это надеюсь. Здесь, должно быть, как раз приглашение!

Береника радостно вскрыла конверт и начала читать. Ее лицо тут же помрачнело.

— Они поженятся без шума, а праздничную церемонию проведут уже в Лондоне, — наконец пробормотала она. — Маргарет пишет, что едва ли было бы уместно приглашать нас с Гансом на свадьбу, ведь нам придется проделать такое большое путешествие.

Казалось, Береника была очень разочарована. Она быстро отложила письмо в сторону.

— Может, в таком случае ты все же наденешь это украшение…

— Да хватит уже наконец! Убери эту безделушку с глаз моих! — выругалась Береника.

Ева невозмутимо повесила себе на шею цепочку. Довольно было предлагать Беренике драгоценность. Девушка посмотрела на себя в зеркало. Украшение безупречно подходило к ее красному вечернему платью.

Снова постучали в дверь.

— Пора начинать. Чиновник из загса и священник уже ждут.

— Конечно, — пропела Береника, словно ничего не произошло, и улыбнулась.

Ева открыла дверь, и Береника, как принцесса, в платье с пышными тюлевыми юбками выплыла в коридор.

Поскольку у невесты не было посаженого отца и никого из родственников по мужской линии, она попросила Даниэля провести ее к алтарю.

Сердце Евы бешено забилось, когда она увидела его у дверей в зимний сад. Облаченный в парадный костюм, он производил довольно сильное впечатление. Ее немного задело то, как по-хозяйски невеста взяла его за руку. В конце концов, раньше у них был не просто мимолетный роман! Но Береника жадными глазами смотрела на стол впереди, у которого должна была состояться церемония. Там уже с нетерпением ждал Ганс, нервно переступая с ноги на ногу. Помещение украсили, как церковный зал: по бокам от прохода стояли стулья, а впереди — стол, чем-то напоминавший алтарь. Повсюду были роскошные букеты цветов. Ганс сказал Еве, что после церемонии ей нужно позаботиться о том, чтобы расставили столы, потому что банкет должен был состояться в этом же помещении. А затем это место следовало превратить в танцевальный зал. Прислуга знала, что нужно делать, но Еве необходимо было следить за процессом. Она также отвечала за кольца. Ева носила их в кармане в бархатном мешочке. Она поспешила к своему месту в первом ряду, где уже сидел Бен — свидетель Ганса.

— Ну, милая дама, волнуешься? — спросил он и слегка придвинулся к Еве. Слишком близко, как ей показалось.

— С чего бы мне волноваться? — коротко возразила Ева.

С этим парнем она чувствовала себя не в своей тарелке и не хотела с ним откровенничать. Он был тот еще болтун и любил рассказывать о своих подвигах. С одной стороны, Ева завидовала тому, что брат и его друг нажили в Лос-Анджелесе состояние, но с другой, она понимала, что они нарушили закон и вовремя сбежали из страны, прежде чем их смогли упрятать за решетку. Героизм в глазах Евы выглядел несколько иначе. Она видела героев в добровольцах, которые помогали отстраивать Нейпир после землетрясения, а не в этих двух искателях приключений. Об этом Ева, конечно, не распространялась. Брат смертельно бы обиделся, если бы узнал, что Ева больше не восхищается им, хотя именно этого беззаветного восторга он и ждал от своей младшей сестры.

Ева обрадовалась, когда Даниэль, передав невесту Гансу, сел справа от нее. Он взял ее за руку и взволнованно сжал. В этот момент Бен отодвинулся, и Ева облегченно вздохнула.

Во время церемонии Даниэль не отпускал ее руку ни на секунду. Несмотря на свою неприязнь к Беренике, Ева трогательно наблюдала, как Ганс и его избранница сказали «да» сначала перед служащим загса, а потом и перед священником. Было очевидно, что они делают это от чистого сердца. Береника даже всплакнула, а Ганс не переставал светиться.

— Твой брат просто благодать для нее, — шепнул Даниэль. Потом его взгляд остановился на цепочке. — Новая? — спросил он.

— Люси подарила, — ответила Ева, и все ее внимание вновь привлекла молодая пара, которая задумчиво слушала слова священника.

«Да, они действительно любят друг друга», — подумала Ева и спросила себя, почему до сих пор не может до конца расслабиться. «Наверное, я слишком волнуюсь, чтобы не пропустить свой выход с кольцами», — уговаривала себя Ева, хотя в глубине души она уже давно понимала, что причина не в том. Девушка не могла конкретно сказать, что ей мешало и откуда возникло это чувство. Или она просто не хотела смириться с этим? «Наверное, мне нужно как минимум признаться в том, — думала она, — что я тоже могла бы разреветься во время короткой речи чиновника из загса». И было ясно почему. Это оказался тот самый человек, что расписывал их с Адрианом. Конечно, ради Даниэля, который был убежден, что Ева уже давно успокоилась, она бы постаралась держать себя в руках. Недавно Даниэль сказал: «Мы никогда не забудем его. Он навсегда останется жить в наших сердцах, и у меня появилось чувство, что ты внутренне готова к нашему совместному будущему».

Ах, если бы она могла так легко согласиться с этими словами!

— Теперь обменяйтесь кольцами в знак вашего союза, — произнес в этот миг священник.

Даниэль легонько подтолкнул Еву в бок и шепнул:

— Кольца.

Это отвлекло Еву от мыслей, и она вынесла вперед маленькую коробочку с кольцами. Руки Береники дрожали, когда она брала кольцо Ганса, тот улыбнулся сестре и решительно взял кольцо Береники.

После обмена кольцами молодая супружеская пара поцеловалась, об этом не нужно было говорить дважды. Ева обернулась и встретилась глазами с Люси, которая сидела вместе с Харакеке по другую сторону прохода. Маори улыбнулась ей в ответ. Ева ответила тем же и вернулась к процессу церемонии, ведь теперь молодожены под бурные аплодисменты спустились в проход. Полетели цветы. Бен пригласил гостей в бар, чтобы заполнить паузу, а Ева позвала помощников и слуг убрать комнату. Она удивилась, как «церковь» внезапно превратилась в «ресторан». Для разрядки она даже взяла бокал с шампанским.

— За вас, прекрасная дама! — произнес Бен и тоже поднял бокал.

Ева нерешительно чокнулась с ним и огляделась по сторонам. В противоположном конце зала она увидела Даниэля, который здоровался с Хариатой и ее новоиспеченным мужем, доктором Веббером. Несколько недель назад они поженились у моря по обычаям маори. Еву и Даниэля очень тронуло это событие. К тому же оно послужило поводом для разговора с Даниэлем: он настаивал на проведении свадебной церемонии до того, как они переедут в Веллингтон. Но как бы сильно ни желал Даниэль свадьбы в Нейпире, Ева наотрез отказывалась от этого. И она уверилась в правильности такого решения, когда увидела знакомого работника загса и снова заволновалась.

Береника пригласила Хариату с мужем на эту свадьбу, потому что доктор Веббер принял пациентов доктора Томаса и теперь был семейным врачом на Камерон-роуд.

Ева хотела немедленно поспешить к подруге, но Бен крепко держал ее за руку.

— Милая девушка, предлагаю поднять бокалы за счастье молодоженов. Вы не можете в этот момент просто так покинуть меня.

«А вот и могу», — подумала Ева, но осталась стоять. У нее и в мыслях не было провести весь вечер в компании друга и делового партнера своего брата. «Мы не станем друзьями, и вы наверняка это уже заметили», — про себя ухмыльнулась Ева.

— Ваше здоровье, мистер Болдуин! — сказала Ева, и ее губы тронула неискренняя улыбка.

— Знаете ли, я вас представлял себе совсем иначе, — заметил он, бесстыдно разглядывая Еву.

Ева надеялась, что Даниэль и новоприбывшие гости скоро окажутся у бара.

— Да вы просто леди до мозга костей! — продолжал неприятный тип. — Когда Ганс рассказывал мне о младшей сестренке, я всегда представлял себе девчонку с косичками и в шерстяных чулках.

— Ну, тут Ганс немного преувеличивал. Он, наверное, не заметил, что я повзрослела еще дома, в Германии.

— Жаль, что вы втрескались в этого архитектора. Вы такая настоящая!

Ева, сдерживаясь, взглянула на него.

— Ах, знаете, я так счастлива с моим женихом! Между нами такая большая любовь…

— А мне дорогая Береника рассказывала совсем иное. Разве не ее брат был вашей большой любовью?

Ева покраснела. В тот момент, когда она придумывала язвительный ответ, Даниэль положил руку ей на плечо.

— Посмотри, кто пришел, — произнес он.

Ева тут же обернулась и сердечно обняла Хариату. Она предпочла не отвечать отвратительному типу и в будущем избегать встречи с ним просто из-за опасности показаться невежливой.

— Ты выглядишь очаровательно! — восторженно воскликнула Ева.

Хариата наклонилась к подруге.

— Мы ждем ребенка, — прошептала она.

Ева еще раз крепко обняла Хариату, прежде чем поприветствовать Фрэнка, который также светился от счастья, как и его жена.

— А где молодожены? — спросила Хариата. — Мы же должны их поздравить.

Тем временем под радостные возгласы гостей Ганс и Береника вернулись в зал, который как раз подготовили для банкета.

— Это мой брат, — шепнула Ева подруге.

— Он очень похож на тебя, — ответила Хариата. — И я еще никогда не видела Беренику такой счастливой. Я вообще думала, что она не умеет улыбаться. Но это все из-за ее подлости. А брат твой выглядит великолепно!

Тут Хариату кто-то легонько толкнул в бок.

— Ты болтаешь в обществе о чужих мужчинах? Я возмущен, — пошутил Фрэнк.

Береника подлетела к ним и поздоровалась с Хариатой как с долгожданной родственницей.

— Хорошо, что вы пришли! Особенно вы, доктор Веббер! Я надеюсь, вы отлично справляетесь не только с гриппом, но и роды принимать умеете, — защебетала она. — Кстати, вы сидите рядом с этими двумя старушками, — добавила Береника и указала на стол, за которым сидели пока только Люси и Харакеке. — А Даниэль, Бен и ты сядете с нами за семейный стол.

Ева вздрогнула, она не могла терпеть столь неуважительного отношения к Люси, но Береника так себя обычно и вела. Однако Ева не собиралась терпеть такую несправедливость, пусть даже в этот день Береника была невестой и считала, что ей все позволено.

— Ты случайно говоришь не о бабушке и ее сестре? — поправила она Беренику.

Та закатила глаза.

— Ты шуток не понимаешь, что ли?

Ева предпочла не возражать, потому что Даниэль взял ее за руку и крепко сжал. Но, несмотря на это, Ева хотела прекратить такое издевательство в отношении Люси. Харакеке и Люси должны были сидеть за семейным столом! И Ева уже знала, как все обставить, чтобы не получилось скандала.

— Пойдемте, вы не могли бы провести меня к столу? — защебетала она и предложила Бену Болдуину руку.

Озадаченному Даниэлю Ева попыталась подать знак, чтобы тот не удивлялся.

Бен очень обрадовался.

— Ну конечно же, миссис Кларк, — ответил он подчеркнуто вежливо. Ева повела его прямиком к столу, за которым сидели Люси и Харакеке.

— Пожалуйста, присаживайтесь, — улыбаясь, предложила она ему.

Бен, скрывая раздражение, сел, а Ева шепнула Люси на ухо, что произошла какая-то путаница с местами. Она взяла их карточки с именами и попросила пройти за ней. Сестры, казалось, тоже были удивлены, но выполнили то, о чем просила Ева. Она подошла к семейному столу, взяла карточку Бена, поменяла ее на карточку Люси и предложила ей место. Потом Ева подозвала официанта и попросила еще один прибор и стул. Девушка заменила свою карточку карточкой Харакеке и довольно улыбнулась окружающим.

— Это просто небольшое недоразумение, ошибка прислуги. Ты ведь хочешь сидеть за столом вместе со всей семьей, в полном составе, правда, братец?

Ганс послушно кивнул. При этом Береника взглянула на Еву так, словно хотела убить ее на месте. «Значит, она сама все это затеяла», — подумала Ева.

— Ты ведь тоже этого хочешь, Береника, не так ли? — защебетала Ева.

— Да, конечно, — ответил Ганс за свою молодую жену. — Это была бы неприятная бестактность.

По лицу Береники было видно, что она уже думает о мести, но вместо этого она неискренне улыбнулась и села рядом с мужем.

— Ты — само коварство, — шепнул Даниэль Еве на ухо.

— А ты думал, я стану без причины цепляться за Бена? — тихо ответила Ева и улыбнулась.

— Вы не хотите посвятить окружающих в ваши застольные разговоры? — желчно спросила Береника.

— Я только шепнула Даниэлю, что мой брат очень тебе подходит. Ты просто сияешь от счастья.

— Я тоже хотел сказать об этом, — произнес Ганс и нежно взглянул на жену, которая тут же изобразила счастливое личико.

В этот момент раздался звон, словно кто-то вилкой или ножом стучал по бокалу. Все взгляды обратились к Люси, которая поднялась со своего места. Громким хрипловатым голосом Люси сообщила, что она как бабушка Береники, единственная из оставшихся в живых близких родственников, хочет сказать несколько теплых слов.

Лицо Береники помрачнело, а Ганс, напротив, ободряюще улыбнулся бабушке Люси.

Даниэль взял Еву за руку, и они вместе внимательно слушали слова старой маори.

— Я очень рада, что мне посчастливилось в добром здравии присутствовать на свадьбе своей внучки Береники. И я даже не могу выразить, как я довольна, что ты, дорогой Ганс, приехал из Калифорнии в Новую Зеландию. Я не могла бы желать лучшего мужа для внучки. Я еще никогда не видела ее такой счастливой. Ты заставляешь ее светиться, и это для меня, пожилой женщины, большая радость. Я всегда любила этот дом, но недавно я охотно покинула его ради внучки, и теперь она здесь живет счастливо. К сожалению, скоро они уедут из Нейпира, чтобы поселиться на ферме. Но я буду хранить этот дом, чтобы у вас в Нейпире было место, в котором ваша семья всегда будет рада вас видеть. Я бы очень хотела увидеть здесь правнуков! А теперь давайте поднимем вместе со мной бокалы за Беренику и Ганса Шиндлеров!

Люси улыбнулась гостям и чокнулась с молодоженами, прежде чем снова сесть на место.

— Ты красиво сказала, — заметила Харакеке, которая до сих пор сидела на удивление тихо и выглядела несколько уставшей, как заметила Ева.

— Тетушка Ха, тебе нехорошо? — тихо спросила она.

— Все в порядке, — чуть слышно пробормотала в ответ Харакеке.

— Спасибо, бабушка, — вежливо сказала Береника. — Но я хочу тебя разочаровать: Ганс и я решили продать дом в Нейпире. У вас же есть дом в Мини.

— Он же тебе не принадлежит! Это все еще дом твоей бабушки! — возмущенно вмешалась Ева.

— Погоди-ка, я думал, бабушка тебе его подарила. — Ганс выглядел заметно озадаченным.

Но Береника лишь нахально улыбнулась.

— Разве ты забыла об этом, дорогая бабушка? — защебетала она.

Люси не проронила ни слова.

— Береника, не перегибай палку! — бросила Харакеке, но та лишь презрительно глянула в ответ.

— Береника, ты бы не могла выйти со мной на минутку? Мне нужно поговорить с тобой с глазу на глаз, — решительно произнесла Ева.

— Ева, оставь. Сегодня не тот день, — шепнул ей Даниэль.

— Какая муха тебя укусила, сестрица? — сердито спросил Ганс.

Но Ева уже поднялась.

— Береника, мы идем? Иначе мне придется сказать тебе это при всех!

Береника побледнела и тоже встала.

— Простите, я ненадолго, — вежливо произнесла она.

— Ева, перестань, сядь на место! Все так, как сказала Береника. Я подарила ей этот дом, — чуть слышно пробормотала Люси.

— Это же ерунда! Сколько все это будет продолжаться? — взорвалась Харакеке.

— Ты идешь, Береника? — Ева не могла допустить, чтобы кто-то удержал ее от того, чтобы высказать свое мнение Беренике. И ей было абсолютно все равно, праздник сегодня или нет. Ева надеялась, что ее свежеиспеченная невестка действительно изменилась к лучшему. Но то, как она отбирала дом у Люси, стало последней каплей!

Ева прошуршала по залу, не глядя по сторонам. Береника следовала за ней. Едва они остановились достаточно далеко от зала, чтобы гости их не могли слышать, Ева обратилась к Беренике:

— Скажи, ну что ты за человек? Как ты можешь отбирать у бабушки дом? Уже достаточно того, что ты выгнала нас отсюда, да к тому же сделала это с помощью беспощадного шантажа.

— Ты в курсе дела? — Береника беспомощно уставилась на Еву. — Но она наверняка сказала вам не всю правду. Я не шантажировала ее тем, что нашли под деревянным полом кладовки. У бабушки были важные основания, чтобы оставить мне этот дом. Но ты же всегда безоговорочно принимаешь ее сторону. Если бы ты только знала, почему она так безропотно перебралась в Мини!

Ева шагнула вплотную к Беренике и посмотрела ей прямо в глаза.

— Я знаю, чем ты ее шантажировала.

— Ты знаешь о скелете под кладовкой?

— Да, и я даже знаю, чей это скелет. И однажды ты это тоже узнаешь. Но если Люси хочет сохранить все в тайне, это еще не повод выгонять ее из дома. Ты об этом скоро узнаешь!

— Ах, только не лезь в мою жизнь! Ты вообще не имеешь никакого права меня поучать, аферистка! — в сердцах воскликнула Береника.

Обе не заметили, как к ним тихо подошел Ганс.

— Что здесь происходит?

— Твоей сестре не нравится, что бабушка подарила мне дом. Она считает, что если пару часов побыла замужем за моим братом, то ей тоже что-то должно перепасть, — соврала Береника, даже не покраснев.

— Это правда? — Ганс повернулся к сестре.

— Конечно, нет. У меня нет совершенно никаких планов на этот дом, но он принадлежит бабушке!

— Что за чепуха, Ева? Бабушка Люси только что за столом сказала при всех, что подарила его Беренике. Зачем ты вмешиваешься?

— Она сказала это лишь потому, что Береника ее шантажирует! — хмыкнула Ева.

— Ева! Пожалуйста! Я тебя такой еще никогда не видел! Ты действительно считаешь, что можешь претендовать на часть этого дома?

— Нет, черт побери! Я ничего не хочу! Но у Береники нет никакого права отнимать этот дом у бабушки, тем более она не имеет права его продавать.

— Ева, я на самом деле не понимаю, что происходит. Мне кажется, тебе стоит извиниться перед Береникой. Как ты можешь подозревать ее в таких подлостях?

— Ганс, пожалуйста, не вмешивайся! Возвращайся к гостям и дай нам спокойно поговорить!

Ганс скрестил руки на груди и сердито посмотрел на сестру.

— Извини, но ты утверждаешь, что моя жена шантажирует свою бабушку. Такие слова не бросают на ветер. Как ты вообще могла до такого додуматься?

— Спроси жену. Она охотно тебе все расскажет.

Ганс простонал и повернулся к Беренике:

— О чем она говорит?

— Хорошо, я расскажу тебе эту историю, дорогой Ганс. Это месть твоей сестры за то, что я выявила ее мошенничество. Поэтому они с Даниэлем вынуждены уехать из Нейпира. Они были замешаны в скандале.

Ева бросилась на Беренику и хотела силой заставить ее замолчать, но Ганс удержал ее.

— Что это за история?

— Она совершенно не имеет никакого отношения к этому дому! — прошипела Ева.

— И все же я хочу ее услышать! И именно из твоих уст, Ева!

— Ладно. Работая в Нейпире, я выдала себя за дизайнера интерьера и даже получила премию за свою работу, а твоя жена постаралась, чтобы все архитекторы в городе узнали, что у меня нет никакого образования!

Ганс замер на мгновение, а потом громко расхохотался:

— А ты все такая же! Ты помнишь домик для кукол, который я тебе построил? И как ты настаивала на том, что сама будешь делать для него мебель?

Улыбка появилась на губах Евы. Как она могла такое забыть! Она помнила как сейчас все шесть комнат. Каждая была украшена по-своему.

— Ты же не хочешь сказать, что было бы хорошо, если бы Ева опозорила весь архитектурный цех? В конце концов, вся страна напряженно наблюдала за Нейпиром, за тем, как здесь строили новый город. И если бы у меня не было связей в прессе, тогда бы это мгновенно стало посмешищем на всю страну!

Ганс похлопал Беренику по плечу.

— Да, это хорошо, моя дорогая, но я пока не вижу связи.

Ева хотела что-то ответить, но вдруг увидела, как глаза Береники наполняются слезами. Против этого она была бессильна.

— Я не хотела ее выдавать. Это все вышло случайно, а теперь Ева делает все, чтобы выставить меня в дурном свете. Как отвратительно! — Береника бросилась в объятия Ганса и расплакалась, громко всхлипывая.

Ева наблюдала за всем этим со смешанным чувством беспомощности и удивления. При этом она спрашивала себя, действительно ли Береника так зарвалась или была просто немного сумасшедшей: Ева и сама почти поверила в ее историю.

— Ну, хватит! — Ганс отодвинул жену в сторону и разъяренно взглянул на Еву: — Замолчи! Мы сейчас вернемся и спросим об этом бабушку. И если она подтвердит, что подарила дом Беренике, я больше ничего не хочу об этом слышать в будущем! Ни слова! Поняла?

В этот момент появились Харакеке, Люси и Даниэль в верхней одежде.

— Я сейчас же отвезу бабушку и Харакеке в Мини. Тетушка Ха чувствует себя плохо, — объяснил Даниэль.

— Ничего не поделаешь, — произнес Ганс. — Бабушка, ты не могла бы ответить на один вопрос? Тут, очевидно, произошло маленькое недоразумение. Кому же принадлежит дом в Нейпире? Тебе или твоей внучке?

Люси несколько раз тяжело вздохнула и твердо произнесла:

— Я оформлю бумаги, чтобы дом принадлежал тебе, Береника!

— Нет! Хватит! Достаточно! Люси, я не могу больше смотреть, как ты приносишь себя в жертву. Пойдем в полицию, и ты там расскажешь все, как было. Никто тебя судить не будет! Лучше преврати этот дом в сиротский приют! — закричала Харакеке. Ее лицо исказилось от гнева.

— Пожалуйста, я не могу иначе, — чуть слышно произнесла Люси.

— Что осталось от той сильной воительницы? Ты позволяешь чужим пакеха отбирать твой дом, точно так же, как их предки отняли землю у твоего народа! — Харакеке в гневе закатила глаза.

У Евы по спине мурашки побежали. Она шагнула к маори, но Харакеке, казалось, впала в транс. Она внезапно заговорила на языке маори и умоляюще воздела руки к небу. Потом она схватилась за сердце и зашаталась.

— Пожалуйста, нет, нет, не покидай меня! — закричала Люси и заговорила с сестрой на языке маори.

Харакеке шагнула к ней, оперлась на ее плечо. Сестры потерлись носами. В миг, когда Харакеке осела на пол, Люси громко взвыла. Харакеке лежала на полу безжизненно, с закрытыми глазами, но потом снова их открыла.

— Он тебя давно простил! — прошептала она из последних сил. — Береги себя и не отдавай дом. Пожалуйста, не делай этого! Ты потом об этом горько пожалеешь! — Повернув голову, Харакеке прошептала: — Ева, я вижу, тебя ждет испытание. Следуй за своим сердцем, пусть оно ведет тебя! — После этого она шумно выдохнула, и ее грудь опустилась в последний раз.

Ева не мешкала ни секунды. Она молнией бросилась в зал и спустя мгновение вернулась в сопровождении доктора Веббера. Но Харакеке была мертва. Люси склонилась над сестрой, обхватила ее голову руками и что-то прошептала на родном языке. Голос ее звучал спокойно и утешительно. Потом Люси встала, расстегнула верхнюю пуговицу блузы и достала хей-тики.

— С сегодняшнего дня он должен быть на виду! Я больше не могу его прятать. Я — принцесса маори, стою перед вами как есть, — по-боевому произнесла она, прежде чем громко запеть погребальную песнь.

Нейпир, декабрь 1908 года

Погруженная в беспокойные мысли о сыне, Люси уже несколько часов сидела в коридоре госпиталя. Она молилась и призывала предков. Теперь она могла надеяться только на опытность врачей.

Когда распахнулась дверь, ей показалось, что сердце вот-вот остановится. Врач выглядел обеспокоенно.

— Ну что? — спросила она.

— Ваша дочь снова может говорить. Мы оставим ее еще на одну ночь здесь для наблюдения, потому что мы дали ей успокоительное.

— Что с моим сыном? — спросила Люси сдавленным голосом.

Врач тяжело вздохнул.

— Мы не можем давать никаких прогнозов. Ближайшие часы станут решающими. Мы не в состоянии заглянуть в его череп. Поэтому придется подождать.

— Неужели невозможно ничего сделать? Я имею в виду, что он еще так молод! У него вся жизнь впереди, — всхлипнула Люси.

— Миссис Болд, мы делаем для вашего сына все, что в наших силах. Поверьте мне. Вы не хотели бы пока взглянуть на дочь?

— Да, сейчас. Но, может, вы сначала расскажете мне, что случилось? К сожалению, ни у кого не нашлось времени поговорить со мной об этом.

— Деталей мы и сами не знаем. Известно только, что в лагуне произошел несчастный случай: очевидно, вашего сына ударило гиком, и он вылетел за борт. Только благодаря капитану проходившей мимо яхты его вовремя достали из воды. Мужчина видел, как ваш сын свалился за борт, и тут же поспешил на помощь. Ваша дочь находилась на лодке и пребывала в шоке. Она не сказала ни слова, но только что попросила медсестру принести стакан воды. Не хотите пройти со мной?

Люси последовала за врачом в палату, находившуюся на другом этаже госпиталя. Он мельком глянул на пациентку.

— Она спит. Если хотите, можете подождать, пока она снова проснется, — произнес он и быстро покинул комнату.

Люси на цыпочках подошла к кровати. Джоанна не шевелилась. Цвет ее лица был почти таким же, как белоснежная подушка, на которой покоилась ее голова. Глаза были закрыты. Люси присела на стул, осторожно взяла Джоанну за руку и погладила. Дочь лежала неподвижно. Казалось, что она спит. «Как могло произойти такое несчастье?» — в отчаянии спрашивала себя Люси снова и снова. Ей сообщили по телефону, что произошел несчастный случай и что она как можно скорее должна приехать в госпиталь. И больше ничего. У нее как раз гостила Харакеке. Люси попросила ее остаться дома, чтобы отвлечь Тома игрой в кости. Он ни в коем случае не должен был узнать об этом. «Он ни при каких обстоятельствах не должен волноваться», — эти слова нового доктора все еще звучали в ушах Люси. Но как от него утаить несчастный случай? Том наверняка удивится, если его дети в один день не появятся дома. «Главное, чтобы выжил Томми», — с болью подумала Люси, и вдруг перед ее глазами ожила та самая картина: ее отец и беспощадное проклятие. Неужели он действительно обладал такой силой, что смог отнять у нее единственного ребенка? Люси выпустила руку Джоанны и сжала кулаки. «Нет, нет, тысячу раз нет, вождь просто не мог в очередной раз применить свою смертоносную силу! Никогда!»

— И предки давно уже примирились со мной и простили за жизнь с пакеха, — решительно пробормотала она.

— Что ты сказала? — словно издалека услышала она голос Джоанны.

Люси подняла голову.

— Ничего, дитя мое, я просто молилась, чтобы ты скорее поправилась.

— Мама, что произошло? Почему я лежу на этой кровати, и почему ты плачешь?

Люси вздрогнула. Очевидно, Джоанна совершенно ничего не помнила о происшедшем. А Люси так надеялась узнать от дочери подробности, выяснить, как Томми, опытный моряк, мог свалиться за борт?

— Ты помнишь, что вы с Томми плавали на яхте по лагуне?

Джоанна наморщила лоб. Она попыталась вспомнить. Перед ее глазами всплыла мутная картинка: Томми и она на яхте… Она ест огурцы из банки… Брат разговаривает с ней, его лицо серьезное… Какое ему дело до того, любит ли она Джона Кларка? Но было еще что-то… Он знает о Бертраме… Джоанна едва смогла овладеть собой, когда из тумана совершенно отчетливо показалась картинка.

Она едва не вскрикнула. И тут же молниеносно пришло решение.

— Нет, мама, сколько ни стараюсь вспомнить, не получается, не знаю, что произошло. Я помню только, что мы плавали по лагуне и что ветер внезапно усилился. А потом пустота, и вот я очнулась на кровати. Скажи, ты знаешь что-нибудь?

— Лишь то, что произошел несчастный случай и Томми оказался за бортом.

Джоанна закрыла лицо руками.

— Он утонул? — всхлипнула она.

— Нет, его вовремя вытащили из воды, но его, должно быть, изо всей силы ударило по голове гиком.

Мозг Джоанны лихорадочно работал. На нее накатывало то облегчение, то паника. «Что, если Томми расскажет, кто виноват в несчастном случае? Все равно, главное, что он жив, — уговаривала она себя. — Я буду умолять его сохранить тайну».

— Где он лежит? Мне можно навестить его?

Люси боролась с собой. Момент был не самый подходящий, чтобы отягощать Джоанну правдой.

— Я могу проведать его? — настаивала Джоанна.

— Нет… то есть да, подожди до завтра. Ты еще сама слишком слаба, чтобы навещать больных. Они хотят отпустить тебя завтра домой, и тогда ты заглянешь к Томми, хорошо?

— Хорошо, мама, тогда я еще немного посплю. Я ужасно устала. — Она зевнула в подтверждение своих слов. — Ты сейчас пойдешь домой или по дороге заглянешь к Томми? — добавила Джоанна, надеясь, что Люси не сочтет этот вопрос странным.

— Нет, я сейчас пойду домой и по пути подумаю, что из всего этого можно рассказать отцу. Ему лучше не знать, что вы оба оказались в больнице.

— Ах, ты такая милая! — вымолвила Джоанна.

Люси так тронули нежные слова дочери, что она склонилась и расцеловала ее в щеки. Это был знак любви, который она не отваживалась выказывать Джоанне вот уже много лет.

Окрыленная, Люси покинула палату.

Может, все еще обернется к лучшему. Томми выздоровеет, а Джоанна перестанет наконец ей противоречить.

Хорошее чувство утонуло во мраке страха, когда на лестнице она повстречала доктора.

— Я как раз хотел забрать вас, — произнес он голосом, не предвещавшим ничего хорошего.

Люси почувствовала, как к горлу подкатил ком. Она не проронила ни слова, лишь с испугом взглянула на врача.

— Состояние вашего сына резко ухудшилось. Он все еще не пришел в сознание. Пойдите к нему, возьмите за руку, попрощайтесь.

Колени Люси подкосились — ей пришлось прислониться к стене.

— Это значит… — Ее голос осекся.

Врач кивнул.

— Пойдемте, я помогу вам. — Он взял Люси под руку и отвел к кровати Томми.

Слезы текли по лицу Люси, когда она увидела неподвижное тело сына. Если бы не повязка на голове, можно было бы предположить, что он просто мирно спит. Вдруг его веки дрогнули, и он открыл глаза, попытался заговорить, но из горла вырвался только хрип.

Люси быстро вытерла слезы. Он ни в коем случае не должен увидеть, что она плачет. Она взяла его руку и сжала. Но Томми высвободил руку и вновь попытался заговорить. Он непременно хотел ей что-то сообщить, но не мог. Теперь он подал ей знак. Она поняла. Он требовал бумагу и карандаш. Люси пребывала в нерешительности, она ни на секунду не хотела оставлять его одного, но в его взгляде читалось что-то умоляющее. Люси поспешила из палаты и попросила медсестру принести бумагу и карандаш, что та немедленно сделала. Рука Томми дрожала, пока он записывал послание, но вдруг он ослабел, и карандаш выскользнул из пальцев и упал на кровать.

Люси с криком бросилась к сыну. Она не успокоилась, пока подоспевший врач не сделал ей укол.

Она очнулась на кровати и взглянула на озабоченное лицо медсестры.

— Ваш муж сейчас заберет вас, — произнесла молодая женщина.

— О нет! Вы же ему ничего не сказали?

— Доктор поговорил с ним, — испуганно ответила медсестра.

Люси хотела сесть на кровати, но не смогла. Голова казалась такой тяжелой, словно отлитой из свинца, в висках молотила адская боль.

В этот момент в дверь постучали. Не дождавшись ответа, в палату вошли Харакеке и Том. У обоих были заплаканные глаза. «Значит, они уже все знают», — подумала Люси и почувствовала, как по спине пробежал мороз.

Том подошел к кровати. Он выглядел очень постаревшим, его рука дрожала, когда он коснулся щеки Люси, но потом он вдруг схватился за сердце и застонал. Он был бледным как мел.

— Быстро, позовите доктора! — отчаянно закричала Люси и вскочила с кровати, чтобы помочь Тому сесть на стул.

Но едва ей это удалось, муж испустил дух. Доктор лишь констатировал смерть. Люси словно окаменела. У нее больше не осталось слез.

— Я оставлю ее здесь на ночь, — сказал врач Харакеке.

— Нет, я хочу домой, — тихо запротестовала Люси. — Помогите мне лучше уложить мужа на кровать. Я хотела бы попрощаться с ним. И, если можно, перевезите сюда тело сына. — Люси указала на соседнюю кровать.

— Если вы так хотите, то я все устрою, — вздохнув, сказал доктор и быстро вышел из палаты.

— Люси, пожалуйста, это для тебя слишком, — вмешалась Харакеке.

— Нет-нет, все правильно, — резко возразила Люси, и ее глаза тут же закрылись. Она соскользнула на пол. Харакеке склонилась над ней, но Люси уже открыла глаза и удивленно смотрела на нее.

— Что случилось? — спросила она как ни в чем не бывало.

— Ты просто упала в обморок. Я помогу тебе перейти на кровать. Тебе нужно срочно лечь, — озабоченно произнесла Харакеке.

— Нет, это был наш отец, — прошептала Люси. — Это наказание за то, что я…

— О чем ты говоришь? Ты ведь больше никогда не видела отца. Он тебя наверняка давно простил, — ответила Харакеке.

Люси закусила губу. В этот момент ей было тяжело как никогда, но открыть сестре тайну о том, что тогда произошло на строительной площадке, она не смогла. Люси медленно поднялась и зашаркала к стулу между кроватями.

— Садись! — шепнула она и указала на место рядом с собой.

Тем временем внесли тело ее сына. Харакеке молча взяла сестру за руку. Она не знала, сколько они просидели в палате, обнявшись. Она даже терпела христианские молитвы Люси, хотя сама охотнее попрощалась бы с обоими по обычаям маори. Харакеке удивлялась лишь тому, что ее сестра не проронила ни слезинки.

Вдруг она вспомнила о записке, которую ей недавно передал врач, когда они были в палате Томми. Она собралась было сказать о ней Люси, но та, казалось, пребывала в совершенно иной реальности. И тут любопытство Харакеке взяло верх, и она, немного поколебавшись, прочитала записку.

«Не упрекай ее ни в чем. Она ничего не могла поделать. В этом всем моя вина, потому что я потребовал от нее, чтобы она рассказала Джону правду до того, как выйдет за него замуж. Иначе она никогда бы не схватилась за руль и не повернула лодку. Тогда гик не ударил бы по другому борту. Все произошло очень быстро. Скажи ей, чтобы она поступила по совести. Главное, чтобы она…»

Здесь строка внезапно обрывалась. Харакеке задумалась. Стоит ли вообще передавать сестре это послание? И вдруг Люси твердо произнесла:

— Сейчас я хочу уйти!

Она встала и задержала взгляд на сестре.

— Что это? — спросила она и указала на записку Томми.

— Это… хм… это так, это… — заикалась Харакеке, но Люси взяла бумагу из рук сестры и пробежала глазами последние строки.

— Боже мой, — простонала она, дочитав до конца. — О Господи!

— Ты знаешь, что все это может означать?

— Джоанна спровоцировала несчастный случай! Во всем виновата Джоанна! Она отняла у меня ребенка! Мой отец использовал ее как инструмент! — Люси отчаянно зарыдала.

Харакеке взяла сестру за руку.

— Тебе не стоит так говорить. Ты ведь знаешь, что я никогда не любила эту девчонку, но ты не должна показывать, что она виновата в несчастном случае. По крайней мере это было последним желанием Томми. Он не хотел, чтобы ты ее упрекала.

Люси постепенно перестала всхлипывать.

— Ты права. Я не буду подавать вида. — Она высвободилась из объятий Харакеке и последний раз взглянула на Томми: — Я клянусь тебе!

— Но ты поняла, о чем там еще идет речь? Что он от нее требовал? Что она должна сказать Джону Кларку? Что это за… — Харакеке обмерла. — Ради всего святого, надеюсь, это не связано с теми слухами!

— Какими слухами?

— Ах, да ничего такого, я… — Харакеке отвернулась.

Но она не умела врать, и Люси это знала.

— Пойдем, расскажешь мне по дороге домой, — вздохнула Люси.

— Но разве мы сначала не навестим Джоанну? Я думаю, кто-то должен сообщить ей о том, что случилось.

Люси снова тяжело вздохнула.

— Завтра. Я не хочу видеть ее сейчас… — Потом она развернулась и помахала сыну и мужу так, словно они ненадолго уходят из дома, скоро вернутся и все будет, как прежде.

Но осознание того, что все изменилось, накатило на Люси в тот миг со всей силой, так, что ее затошнило. Она воздела руки к небу, проклиная отца, да к тому же так громко, что в палату сбежались медсестры.

Харакеке и персоналу не оставалось ничего иного, как вытащить Люси из палаты. В коридоре Харакеке подхватила ее под руку и отвела к выходу. Там навстречу им вышел врач. Он испугался, что Люси уходит из госпиталя.

— Я должна. Иначе я сойду с ума. И пожалуйста, ничего не говорите моей дочери. Подождем, пока она завтра вернется домой.

Врач растерянно взглянул на нее.

— Она уже знает. Очевидно, она хотела навестить брата, и тут медсестра ей все рассказала. Мне пришлось дать ей успокоительные пилюли. Она должна немного поспать.

Люси молча развернулась и выскочила на улицу. Она успела добежать до кустов, где ее вырвало. Харакеке, едва сдерживая слезы, протянула ей платок. Все это время она старалась не плакать и быть опорой для сестры. Теперь она, совершенно обессилев, громко всхлипывала.

Наконец сестры молча отправились домой. Когда они свернули на Камерон-роуд, Люси вдруг остановилась и вопросительно взглянула на сестру.

— Ну, говори уже. О каких слухах ты упомянула?

Харакеке вздрогнула. Она не ожидала этого вопроса. Она лихорадочно обдумывала, что бы соврать.

— Какие слухи? — не унималась Люси.

— Ах, да глупая болтовня, — попыталась выкрутиться Харакеке, но взгляд Люси не предвещал ничего хорошего.

Помявшись, она все-таки сказала:

— У Джоанны какие-то отношения с Бертрамом Томасом, но наверняка все это выдумки. Я бы сказала, на это не стоит обращать внимания, — добавила Харакеке и уже хотела отправиться дальше.

Люси не двигалась с места.

— Это правда. К сожалению! И это же можно понять из послания Томми, — произнесла она. — Она ждет ребенка от этого мерзавца.

— Ты имеешь в виду доктора Томаса?

Люси кивнула.

— И Томми требовал от нее, чтобы она все рассказала Джону. Он его друг. Томми хотел защитить его от лжи своей сестры. Они поскандалили, Джоанна рванула руль, гик ударил Томми, и его выбросило за борт.

— И если все было именно так, что нам теперь делать?

— Ничего, — ответила Люси. — Мы будем вести себя с Джоанной так, словно ничего не знаем.

— Но если она выйдет замуж за Джона, родит ребенка от другого и ее отношения с этим подлецом так и останутся тайной, тогда мы тоже будем в этом виноваты… Джон Кларк такой дружелюбный парень! Нужно предупредить его, что он женится на любовнице другого мужчины…

— Кто говорит о том, что она останется любовницей другого?

— Можешь быть уверена, они и дальше будут развлекаться.

— Тут я другого мнения. Я могу поклясться, что в будущем доктор Томас никогда не встретится с Джоанной!

Харакеке растерянно взглянула на сестру, но потом на ее лице промелькнула улыбка.

— Я понимаю, но ты должна подождать, пока все уляжется… Я имею в виду похороны и…

— Нет, это не терпит отлагательств. Я хочу покончить с этим, когда Джоанна завтра вернется домой.

— Ты все еще любишь ее, да?

— Я сделаю это не ради Джоанны, а ради ребенка, которого она ждет, ведь я уже сейчас люблю его всем сердцем.

Люси несколько раз тяжело вздохнула, прежде чем повернулась и направилась к дому Бертрама Томаса.

Нейпир, декабрь 1908 года

Люси посчитала, что ей нужно поговорить с Бертрамом Томасом с глазу на глаз. Но ее план — просто посидеть и подождать в приемной — не сработал. У доктора в тот день не было приема.

Она посмотрела на часы: было начало девятого, но сумерки еще не опустились и солнце стояло довольно высоко. Люси спряталась в тени дерева на противоположной стороне улицы и стала наблюдать за входом в дом. Она не решалась позвонить в дверь, потому что велика была опасность, что откроет миссис Томас. Снова и снова ее мысли возвращались к мужу и сыну. Люси понимала, что пока не осознала масштаб трагической утраты. Чем больше она проводила времени под деревом, тем четче становилось осознание происшедшего. Это так сильно давило на нее, что Люси уже хотела отменить предстоящее мероприятие. Она не могла просто сидеть и подстерегать этого типа, когда ее жизнь полностью рухнула всего несколько часов назад.

Тем временем из дома вышел пожилой, прилично одетый господин в сопровождении молодой женщины. Люси решила, что это миссис Томас и ее отец. Молодая женщина не была ни красавицей, ни уродиной. Она выглядела неприметно: пепельно-русые волосы и платье, скрывавшее все женские формы. Люси даже не могла оценить ее фигуру. Но одно было очевидно: что-то печальное сквозило во всем ее облике. Люси боролась с собой, наблюдая, как пара удаляется от дома. Если использовать шанс, то только сейчас. Недолго думая, Люси перешла дорогу и позвонила в дверь. Холодный ужас пронизал ее, когда дверь открыл не Бертрам Томас, а мальчуган лет четырех-пяти.

— Твой папа дома? — спросила Люси сдавленным голосом.

— Но ты сначала должна сказать мне, как тебя зовут. Меня зовут Даниэль, мне скоро исполнится пять лет, — ответил мальчик, взял Люси за руку и повел в дом.

— Меня зовут Люси.

— Папа, Люси пришла! — крикнул малыш.

— Вы? Какая приятная неожиданность! — приветствовал ее Бертрам Томас, вышедший в этот момент навстречу Люси.

Она проигнорировала его иронический тон.

— Возможно ли, чтобы мы поговорили несколько минут с глазу на глаз?

— Проходите. А ты, Даниэль, иди в свою комнату!

Люси вздрогнула от грубого тона, которым доктор Томас разговаривал с сыном.

— Я тебе скоро верну папу. Я всего на несколько минут, — произнесла Люси и улыбнулась малышу. Он улыбнулся ей в ответ. «Какой славный мальчик», — подумала она и не могла не вспомнить о ребенке, которого ждала Джоанна от этого типа.

— Ты к нам придешь снова, Люси? Я покажу тебе свой домик для кукол.

Бертрам Томас закатил глаза.

— Тебе не стоит рассказывать, что ты играешь в куклы!

— Я не с куклами играю. Я строю для них дом! — упрямо ответил мальчик.

— Ну-ка, марш в свою комнату, — приказал доктор.

Люси пришлось сдержаться, чтобы не вмешаться в ситуацию. Ей очень хотелось забрать ребенка с собой. Но, казалось, грозный тон отца нисколько не испугал мальчика. Вместо того чтобы уйти, он, понурив голову, вежливо произнес:

— До свидания! — И взбежал по лестнице.

Люси вздрогнула, подумав, что этот человек мог бы когда-нибудь воспитывать ее внуков.

— Пойдемте. Поговорим в гостиной!

Люси покачала головой.

— Нет, у меня срочное дело.

— Такое же безрадостное, как во время нашего последнего разговора?

— Еще безрадостнее!

— Тогда вываливайте! — Бертрам Томас скрестил руки на груди.

— Я думаю, вы знаете, в каком положении моя дочь? — Люси понизила голос, опасаясь, что маленький Даниэль может что-нибудь услышать. Сердце Люси колотилось. Теперь настала пора взглянуть, как он на это отреагирует и определить, есть ли беременность на самом деле или это все вранье и слухи.

Лицо доктора окаменело.

«В яблочко», — подумала Люси.

— И что вы хотите этим сказать? Что я должен жениться на вашей дочери? Вы ведь должны признать, что я не могу выполнить это желание, даже если бы захотел, — ухмыльнувшись, ответил он.

Бертрам Томас вел себя очень надменно и самоуверенно, так что Люси едва могла его терпеть. Ей пришлось крепко держать себя в руках, чтобы не отпустить ему оплеуху. Она хотела ранить его, по крайней мере словами.

— Я знаю, доктор Томас, и это известно всему городу, что ваш брак держится на плаву благодаря вашему тестю. И что тесть помогает вам не только советом, но и деньгами.

Люси не сводила с Томаса глаз и наблюдала, как на его шее начинают проступать красные пятна.

— Чего вы хотите? Шантажировать меня? Денег? — взревел Бертрам Томас.

— Шантажировать — да, денег — нет! Вы должны пообещать мне, что в будущем даже пальцем больше не коснетесь моей дочери, а перед этим правдоподобно сообщите ей, что отношения разорваны именно по вашей инициативе.

— Это можно устроить.

— Есть еще кое-что. Слушайте внимательно! Вы никогда не откроете ребенку правды, что бы ни случилось! Это будет ребенок Джона Кларка, а Джоанна — его женой, вы меня поняли? Иначе ваш тесть узнает, какой вы на самом деле негодяй. По слухам, с этим человеком шутки плохи.

— Вы… вы… да вы просто…

— Попридержите ваш язык!

— Это все?

Люси ненадолго задумалась, стоит ли ему сообщать, что Джоанна была в больнице и что случилось в этот день, но передумала. Его это не касалось!

— Если вы не отнесетесь к моим словам серьезно, вам придется дорого заплатить. Я готова на все ради счастья своего внука!

Люси развернулась и вышла из дома. Снаружи она несколько раз глубоко вдохнула. Правильно она поступила или нет, Люси сейчас не могла сказать. Она знала лишь одно: иначе сделать было нельзя.

Веллингтон, август 1933 года

С каждым днем, который проживала Ева в Веллингтоне, ее новый дом становился все уютнее. Решение покинуть Нейпир вместе с Люси пришло внезапно после похорон Харакеке. Она оказала последнюю честь сестре, похоронив ее на священном месте по традициям маори. Стелла захотела остаться в Мини, а дом на Камерон-роуд Люси оставила Беренике. Впрочем, учитывая ходатайство Евы и помня о последних словах Харакеке, Люси переписала дом неофициально, оставшись единственной его владелицей. Ева ужасно разругалась с Гансом, который неожиданно спрятался за спину жены, и доверительные родственные отношения остались в прошлом. Это также была одна из причин, по которой Ева стремилась покинуть Нейпир как можно скорее.

Впрочем, Еву удивила готовность Люси немедленно уехать из Мини. Она пообещала выделить бабушке две комнаты в доме в Веллингтоне, как только он будет обустроен. Девушка догадывалась, почему Люси согласилась на ее предложение: ее тяжело ранила не только смерть Харакеке, как она хотела показать; Люси также очень хотела и дальше записывать свою историю жизни. Еве тоже этого очень хотелось. В последние дни пролилось много слез. Зачастую Люси не могла диктовать, и Ева записывала не больше одной страницы в день, потому что воспоминания оказались слишком тяжелыми. Поэтому Еву мучила совесть, ведь в тот вечер ей пришлось оставить пожилую даму одну. Ее пригласили на встречу с новым шефом — мистером Джеффри. Но Ева настояла, чтобы Люси все же пошла на этот ужин.

Ева еще раз осмотрела новое платье в зеркале и решила, что может выходить из дома. Конечно, она очень сожалела, что Даниэля не было рядом, но его загрузили работой в Нейпире. Они созванивались каждый день. Даниэль заверял ее, что сильно скучает. Но у Евы все было немного иначе. Конечно, лучше всего было бы пойти на ужин с ним, но в целом она редко думала о Даниэле. Зато каждую ночь ей снился Адриан. Ей грезилось, будто она уплывает, а он остается за бортом, и Ева больше не сможет его спасти… С тех пор как она узнала историю Томми, этот сон казался ей еще чудовищнее.

— Что с тобой? Ты выглядишь такой потерянной, — спросила Люси, голос которой, казалось, донесся из другого мира. Ева совершенно не слышала, как она подошла.

— Ах, я и сама не знаю! С тех пор как мы перебрались в Веллингтон, мне почти каждую ночь снится Адриан.

— Странно, мне тоже, — задумчиво ответила Люси.

— Но мне снится один и тот же сон, тот самый, про яхту, о котором я тебе рассказывала.

— Мне всякий раз снится другое, но конец всегда похож. Адриан сидит с нами за столом или просто разговаривает с нами, и Харакеке рядом, и тогда я всегда думаю во сне: «Этого не может быть. Он же погиб». И тут же просыпаюсь.

— Наверное, в последнее время мы пережили с тобой слишком много тяжелых событий. Вы с сестрой были очень близки.

Люси взяла Еву за руки.

— Я чертовски по ней скучаю. И если бы у меня не было тебя, дитя мое, я чувствовала бы себя бесконечно одинокой.

— Ах, Люси, я тебя так люблю, как собственную бабушку! — растроганно произнесла Ева.

— Ты права! Слишком много навалилось на нас. И дело не только в смерти Харакеке, но и в воспоминаниях. Каждый день о моей судьбе… — Она внезапно умолкла.

Ева крепко сжала ее руку.

— А ты действительно хочешь отдать записи Беренике, когда они будут готовы?

— Я должна, — простонала Люси. — Кто знает, стала бы эта девочка такой, если бы не семейные тайны!

— Надежда умирает последней, — вздохнула Ева, прежде чем еще раз повернуться перед зеркалом вокруг себя. — Как я выгляжу?

— Очаровательно!

— А я действительно могу оставить тебя одну?

— Дитя мое, я ведь уже взрослая. Не волнуйся, я прогуляюсь пока по Веллингтону. И все-таки я тоскую по Нейпиру. Может быть, мне однажды стоит туда вернуться одной и провести остаток дней в Мини?

— Посмотрим, — дипломатично ответила Ева, потому что ей очень хотелось, чтобы Люси всегда жила в ее доме. И не только потому, что она любила пожилую даму всем сердцем. Люси казалась ей связующим звеном с Адрианом.

— Когда ты приступишь к своей работе в архитектурном бюро, мы наверняка уже покончим с моей историей. Там есть еще одно важное событие, если я правильно помню.

— Я вся в нетерпении, — ответила Ева, и она ничуть не кривила душой. Конечно, ее снедало любопытство и ей хотелось узнать, как и когда в жизни Люси появился тот мужчина, о котором она вскользь упоминала во время разговора.

Немногим позже Ева вышла из дома и направилась в сторону Торнтона. У родителей миссис Джеффри был солидный дом на Хилл-стрит. Туда ее и пригласили. Молодые Джеффри сами выглядели как творческие личности и жили в центре города над своим бюро.

Ева очень удивилась, когда заметила перед домом роскошное авто и слугу в униформе. Всемирный экономический кризис едва ли чувствовался на этом холме.

Ева чувствовала себя немного не в своей тарелке, когда вошла в дом. Здесь все казалось ей больше и помпезнее, чем в Нейпире. Она словно вновь превратилась в простую девочку из Баденхайма. Но все вмиг изменилось, когда к ней навстречу поспешил мистер Джеффри и сердечно поприветствовал.

— Слушайте все! — пронзительно воскликнул он. — Эта молодая дама — выдающийся дизайнер интерьера и наша новая сотрудница. Мы рады, что заполучили ее. Она приехала по рекомендации мистера Хея из Нейпира. Она поможет нам решительно заявить всему миру, что во времена кризиса зарождается новая эпоха. Поздоровайтесь с Евой Кларк — обладательницей премии за интерьер здания «Дейли Телеграф».

Раздались бурные аплодисменты, и Ева немного расслабилась, хотя неприятные воспоминания о вечере открытия архитектурного бюро были еще свежи в памяти. С тех пор она знала, как стремительно можно упасть с только что завоеванной вершины.

Ева улыбнулась присутствующим. Все ее сомнения улетучились, когда мистер Джеффри, импозантный мужчина лет сорока с медлительными манерами представителя богемы использовал момент, чтобы лично представить девушку каждому гостю.

— Это мистер и миссис Ричардз, они тоже архитекторы. Я оставлю вас ненадолго в этом обществе, пришли новые гости, — произнес он, оставив Еву с тощей дамой средних лет и коренастым мужчиной.

— Я слышал, вы использовали для фасадов краски пастельных тонов, потому что они дешевле в производстве, — немедленно защебетала миссис Ричардз.

— Да, все верно. Вы же знаете, кризис не обошел стороной и Новую Зеландию. А у этих красок есть одно замечательное преимущество: их можно разводить водой. Да и бетон как строительный материал…

— Простите, могу ли я спросить, откуда вы родом? У вас сильный акцент. Вы ведь не из Новой Зеландии, да? — перебил Еву мистер Ричардз.

— Мой муж — новозеландец. Он погиб во время землетрясения, — торопливо ответила Ева. — Но сама я из Германии.

— Это ужасно! — воскликнула миссис Ричардз. — У меня в Германии кузина, вы же знаете, что там происходит?

Ева покраснела.

— Да, мне известно, моя мать была еврейкой!

— Простите, — в смущении произнесла миссис Ричардз.

— Ну как, хорошо поговорили? — осведомился мистер Джеффри, после того как снова вернулся к своей новой сотруднице.

Ева не успела ответить, и он повел ее к другим гостям.

— Это миссис Вонг и миссис Ньюмен, — представил он женщин, которые так увлеклись разговором, что не очень-то обрадовались, когда их прервали. — Они с севера, а вышли замуж в Веллингтоне и наверняка дадут вам несколько ценных советов, где здесь можно удачно сделать покупки. Простите, на пороге важные гости. Дорогие дамы, позвольте передать в ваши надежные руки миссис Кларк.

Не дождавшись ответа, мистер Джеффри исчез в толпе гостей.

У молодых дам на лбу было написано, что они хотят продолжить разговор наедине. Ева улыбнулась им:

— Не обращайте на меня внимания, можете продолжать вашу беседу, я просто постою рядом с вами, будто нахожусь в вашей компании, и спокойно допью шампанское.

— Простите, пожалуйста! — виновато произнесла китаянка. — Мы, конечно же, обратим на вас внимание, как только обсудим последнюю сплетню.

Ева рассмеялась:

— Можете приступать, вам повезло. Я все равно в Веллингтоне никого не знаю, кроме семьи Джеффри, да и ту не очень близко, поэтому вам все равно не удастся невольно выболтать какие-то тайны.

Миссис Вонг и миссис Ньюмен тут же заговорщически затараторили. Еве было трудно не прислушиваться к их разговору, ведь женщины говорили довольно громко. Она не могла не понять, что речь идет о самой резонансной свадьбе года и о таинственном женихе, которого еще никто в глаза не видел. Но тут прозвучала фамилия Мак-Алистер, и Ева насторожилась. Разве подруга Береники, Маргарет Мак-Алистер, не отказала ей в приглашении на свадьбу, которая вскоре должна состояться в Лондоне? Что, если они говорили как раз об этой Мак-Алистер?

Ева отыскала глазами слугу во фраке, одного из тех, что курсировали среди толпы, и с непринужденным видом взяла с его подноса еще один бокал шампанского. От того, что ей затем довелось услышать, у нее кровь застыла в жилах.

— Я тоже не знаю, почему она так тщательно скрывает своего избранника. Я имею в виду, что мы с ней очень подружились с тех пор, как она перебралась в Веллингтон. Сначала она активно общалась и налаживала контакты в высшем свете, ее приглашали на наши свадьбы. А я не видела ее жениха даже в лицо!

— Да, поговаривают, что он живет совершенно отдельно на верхнем этаже виллы.

— Странный человек. И это совсем не похоже на Мэгги: все свои сокровища она всегда хвастливо выставляет напоказ. Может, он страшный, как Квазимодо, но сказочно богат?

— Или такой симпатичный, что Мэгги за него опасается!

Обе женщины захихикали.

— Как бы там ни было, но свадьбу Мэгги хочет устроить в Лондоне и не собирается приглашать своих новых подруг! Для нее было важно, чтобы мы пригласили ее на свои свадьбы.

— Я считаю, что это очень эгоистично с ее стороны! И вообще, где она с ним познакомилась?

— Об этом она молчит как рыба. Я только слышала, что они недавно встретились в Гисборне. Болтают, будто он работал там на каких-то фруктовых плантациях.

— Так он садовод? — рассмеялась миссис Ньюмен. — Это совершенно не подходит для нашей леди Мак-Алистер. И тем более для ее матери. Она вся такая утонченная!

— Я слышала, она сопроводит молодую пару в Англию.

— Забавная история, что тут еще скажешь. Меня, впрочем, удивляет, что Мэгги здесь нет. Отношения с семьей Джеффри для нее всегда были так важны!

Ева постаралась не привлекать к себе внимания. В ее голове все пошло кувырком. Почему упоминание об этом незнакомце заставило ее сердце так колотиться? Что ей за дело до того, за кого Мэгги Мак-Алистер выходит замуж и что ее жениха никто не видел в Веллингтоне?

— Миссис Кларк, вам нехорошо? — вопрос миссис Вонг вырвал Еву из ее раздумий. — Вы внезапно так побледнели!

— Нет, все в порядке. Это просто спертый воздух — здесь так много людей. А вот и… — залепетала Ева. Она была рада, когда в этот миг появился мистер Джеффри и пристроился к их маленькой компании.

— Хорошо пообщались, миссис Кларк? — спросил он.

Ева кивнула.

— Скажи-ка, Джордж, ты разве не приглашал своих соседей Мак-Алистеров?

— Ну конечно, приглашал! Но, представляешь, они отказались. Наверное, они готовятся к отъезду. Скорее всего, это из-за их рокового гостя. Я совершенно не понимаю, почему они прячут молодого человека. Насколько я могу судить, этот мужчина весьма привлекателен.

— Ты его видел? — дружно взвизгнули миссис Вонг и миссис Ньюмен.

— Да, он вечером заходил в дом вместе с Маргарет.

— И как он выглядит? Рассказывай!

— Он очень высокий, стройный, спортивного вида, темноволосый, ну и все, больше я ничего не смог разглядеть.

Ева почувствовала, что ее качнуло. Это описание полностью подходило Адриану. Неужели оправдаются надежды, которые она всегда лелеяла в глубине души? «Ерунда! — возразила она сама себе, — этого не может быть. Как он мог пойти работать на фруктовую плантацию в Гисборне, вместо того чтобы вернуться домой? И зачем ему жениться на этой женщине, если он уже заключил брак со мной?» Такие мысли вертелись у нее в голове, не давая ни минуты покоя. Ева знала, что это будет продолжаться до тех пор, пока она не выяснит правду… И лучше прямо сейчас!

— Ради всего святого, миссис Кларк, что с вами? — озабоченно спросил Джордж Джеффри.

— Я… я не знаю, мне весь день нехорошо. Боюсь, я чем-то отравилась. Вы меня простите, если я променяю ваш чудесный праздник на постель?

— Конечно, о чем вы говорите! Такое впечатление, что вы в любую минуту потеряете сознание. Можно, я выделю вам шофера и автомобиль?

Ева замахала руками.

— Нет-нет, я лучше пройдусь пешком. Свежий воздух на меня хорошо действует. Увидимся с вами в понедельник.

— Да, но только если вы к тому времени сможете прийти в себя. Лучше полечитесь.

— Я постараюсь. Итак, еще раз спасибо за приглашение, мистер Джеффри.

— Ах, называйте меня просто Джордж. — Он протянул ей руку.

— Хорошо, Джордж, тогда вы называйте меня просто Ева, — тихо ответила она и быстро удалилась.

— Странная личность, — услышала Ева шепот миссис Ньюмен за своей спиной.

— Но одаренный дизайнер интерьера, — авторитетно заявил Джордж.

Перед входной дверью Мак-Алистеров Ева остановилась и несколько раз глубоко вдохнула. Она приняла отважное решение — сразу же отыскать их дом, но теперь мужество вновь покинуло ее, едва она заметила, как какой-то мужчина быстро направлялся к парадному входу. Без сомнения, это был жених Маргарет, и у него была такая же фигура, как у Адриана…

Сердце Евы чуть не выпрыгнуло наружу. Она боролась с собой. Было ясно, что она в этом доме не может встретить мужа, потому что тот был мертв. Его раздавила крыша универмага «Роачс» в Хейстингсе 3 февраля 1931 года в 10 часов 47 минут. Кем бы ни был этот мужчина, он вызвал у Евы лишь тоску, она понимала, что все еще любит Адриана.

Ни миссис Мак-Алистер, ни ее дочь не обрадовались бы, если бы Ева без приглашения явилась к ним в дом. Но разве они тогда, в канун Нового года, не уехали в спешке из-за того, что Адриан признался Еве в любви? «Нет, это не самая хорошая идея звонить в эту дверь», — подумала Ева и, опустив голову, прошла мимо дома Мак-Алистеров. Она как раз проходила мимо особняка, как вдруг непонятное чувство заставило ее поднять голову: наверху, в одном из окон, Ева увидела лицо. Оно мелькнуло и тут же волшебным образом исчезло. Его лицо! «Я сошла с ума! — мысленно воскликнула Ева и почувствовала, как холодеет у нее внутри. — Я совершенно свихнулась. Я вижу призраков!»

Ева ускорила шаг и всю дорогу до дома почти пробежала, словно за ней гнался сам дьявол. Придя домой, она молча отправилась в спальню, потому что считала неправильным рассказывать Люси о своих видениях. Еву вдруг охватил таинственный холод. Дрожа, она легла в кровать, но состояние не улучшалось. Ее ужасно знобило. И Ева догадывалась о причине своего состояния. Страшно нервничая, она забыла пальто в гардеробе и отправилась домой через весь Веллингтон в тонком вечернем платье. И это под дождем и ветром!

Когда поздно вечером Люси заглянула к ней, Ева увидела лишь ее размытый силуэт. Ева также заметила, что ее осматривает врач, но она не обращала на него никакого внимания. У нее перед глазами было лицо в окне. Лицо Адриана.

Веллингтон, август 1933 года

Врач диагностировал у Евы воспаление легких и в первый день болезни даже не мог гарантировать взволнованной Люси, что девушка выживет. Люси хотела позвать Даниэля, но Ева запретила это, уже начав понимать, что с ней происходит.

— Пожалуйста, нет, — умоляла она. — Пожалуйста, нет!

Люси ничего не понимала, но не хотела перечить Еве.

В тот день, когда Ева почувствовала себя значительно лучше и уже хотела встать, Люси строго-настрого запретила ей это делать.

— Доктор прописал постельный режим, — напомнила Люси, обнаружив Еву за письменным столом. — Ну-ка, быстро в кровать!

Ева согласилась, чтобы не сердить пожилую даму, но твердо решила больше не оставаться в постели. Самое позднее завтра утром она присоединится к здоровым людям.

— Ева, Джордж Джеффри пришел, — сообщила Люси о визите шефа.

Ева не появилась в бюро в понедельник, как было оговорено, и тот пришел навестить больную. Он нес ее пальто, перекинув через руку.

— Добрый день, Джордж, — прохрипела она. Ее голос вызывал сочувствие.

— Что это ты вытворяешь? Бегаешь полуголая в непогоду по ветреному Веллингтону? Вполне возможно, что у вас на восточном побережье зимой так и делают, а у нас вот к чему это приводит!

— Я не знаю, что со мной случилось в тот день, — виновато заметила Ева.

— Главное, чтобы в будущем ты была более внимательна. Ты мне срочно нужна. Позволишь?

Не дожидаясь ответа, он развернул план здания банка, который он разработал и вскоре должен был построить на Лембтон-ки.

— Как только встанешь на ноги, сделай наброски интерьера. Взгляни, нам нужно сделать много маленьких ниш для касс.

Ева со стоном поднялась с кровати и с интересом взглянула на схему.

— Я предлагаю работать со стеклом. Давай используем здесь окна в стиле ар-деко, как перегородки помещений…

— Очень хорошее предложение. Ты можешь нарисовать образец? Мы должны изготовить прототип!

— У меня уже есть идея. Просто и неброско. Мы…

Джордж, смеясь, свернул план.

— Нет-нет, тебе не нужно работать прямо сейчас. Я всего лишь хотел показать тебе, как срочно ты нам нужна. Так что выздоравливай поскорее.

— Я рада работе, — вздохнула Ева, лихорадочно думая, как спросить Джорджа о таинственном женихе Мэгги Мак-Алистер и не вызвать подозрений.

— Я по твоим глазам вижу, что ты хочешь еще о чем-то спросить. Может, ты недовольна жалованьем, которое мы тебе предложили?

— О нет, жалованье очень щедрое, дорогой Джордж! Я просто думаю о том, что говорили те две женщины до того, как я ушла с праздника.

— Ах, ты имеешь в виду мистера Гранта?

— Гранта?

— Да, я только позавчера узнал. Я встретил его одного на улице. Он очень вежливый человек. Мы вместе погуляли по городу. Мистер Грант признался, что у него есть странная привычка: каждый день после обеда он гуляет по Веллингтону и пытается вспомнить свое прошлое.

— Как это? — Сердце Евы чуть не выпрыгнуло из груди.

— Это довольно трагичная история. Он знает лишь одно: его тяжело ранило во время землетрясения в Хокс-бей, но и то со слов санитара, который оказался на корабле, плывшем вместе с ранеными в Окленд. У мистера Гранта при себе не оказалось документов, только куртка, которую нашли рядом. На ярлычке было вышито имя «Б. Грант». Матрос лично заботился о нем, а позже, уволившись с корабля, пристроил мистера Гранта работать на фруктовой плантации своих родителей. Мистер Грант сказал мне, что это совершенно не его занятие, поэтому очень обрадовался, когда дочь соседей влюбилась в него и теперь планирует уехать с ним в Лондон. Он непременно хочет там учиться архитектуре. Он не знает почему, но его очень привлекает это занятие. Действительно, очень хороший парень! — Джордж Джеффри запнулся. — О господи, Ева, ты снова выглядишь бледной как смерть. Я слишком много говорю. Это тебя утомляет. Я позову твою бабушку и попрощаюсь. — Он расцеловал Еву в обе щеки и поспешил из комнаты. — Я вовсе не желаю быть причиной рецидива твоей болезни. Просто отдыхай! — бросил он перед тем, как выйти в коридор.

Но Ева уже вся была в мыслях о мистере Гранте. «Что, если эта куртка была не его? Просто другого мужчины, которого раздавило обломками универмага?»

— Ева, что с тобой? Мистер Джеффри сказал, что тебе совсем плохо. Может, позвать доктора? — Голос Люси звучал очень озабоченно.

— Который час? — спросила Ева, не обращая на нее внимания.

— Половина третьего, — ответила Люси и внимательно взглянула на Еву. — Ты выглядишь так, словно увидела привидение.

Ева, не обращала внимания на ее слова, медленно поднялась.

— Мне нужно на воздух. В комнате я чувствую себя серьезно больной, — произнесла она сдавленным голосом.

— Я тебе не разрешу, — энергично запротестовала Люси. — И если ты меня не послушаешь, я позову Даниэля!

— Оставь в покое Даниэля! — резко оборвала ее Ева, выходя из комнаты.

Люси устало опустилась на край кровати. Она очень переживала за Еву, поведение которой казалось ей весьма странным. До этого момента Люси все списывала на болезнь, но, может, была еще какая-то причина?

Люси не была слепой. Конечно, она заметила, что Ева ни разу не спросила о Даниэле. Напротив, девушка не позволила Люси даже сообщить ему о своей болезни. Тут все непросто, ведь он звонил через день, а Ева разговаривала с ним так, словно ничего не произошло. Хриплый голос она объясняла небольшой простудой. Люси это очень не нравилось. Какая муха ее укусила?

— Я немного разомну ноги, — услышала она голос Евы, выходившей из ванной комнаты.

— Ты хочешь расстаться с жизнью? — вздохнув, спросила Люси.

— Нет, я обещаю, что тепло оденусь и не замерзну на холоде. — Ева посмотрела в окно. — Взгляни, там даже солнце вышло. Хорошо, что море немного волнуется и дождя больше нет.

Люси недовольно наблюдала, как Ева одевалась. Она понимала, что никак не сможет помешать ее прогулке. На Еву не действовали никакие аргументы.

— Хорошо, тогда я пойду вместе с тобой, — наконец заявила она.

Ева испуганно обернулась.

— Нет… я… Я хотела бы пройтись одна. Я наверняка хожу еще слишком медленно и не поспею за тобой.

Люси покрутила пальцем у виска.

— Ты, выздоравливающая, все равно быстрее, чем я, пожилая дама.

Ева не могла помешать Люси, которая бросилась из комнаты, чтобы как можно быстрее одеться для выхода. На мгновение Ева задумалась, не выскочить ли из дома, не дожидаясь ее? Но эту мысль она сразу отмела, хотя ей совершенно не нужно было, чтобы Люси сопровождала ее. Что, если они, вопреки всем ожиданиям, встретят Адриана? Не упадет ли бабушка Люси в обморок от ужаса? Ева несколько раз глубоко вздохнула. Но вдруг надежды на встречу с Адрианом нет, и она спокойно может рискнуть взять с собой Люси? Если она сейчас убежит, Люси не на шутку разволнуется и будет права: она не поймет, почему Ева так поступила.

А может, вообще отказаться от прогулки? На что она рассчитывает? Неужели она действительно надеется встретить Адриана? Но Ева не могла иначе. Ее просто тянуло на улицу. Чуть позже они вместе с Люси вышли из дома. От ледяного ветра сбивалось дыхание, но все-таки свежий бриз действовал на Еву хорошо. Она завернулась в шарф по самые глаза, когда они шли в сторону Таранаки-стрит. Здесь было несколько интересных магазинов с предметами интерьера, в которых Ева хотела найти вдохновение для своего будущего заказа. По крайней мере именно так она объяснила Люси неожиданное стремление отправиться в город. В самом деле, внимание Евы ненадолго привлек громадный выбор современных светильников и предметов мебели, которые она могла бы использовать в своей работе. Да, она даже подыскала ультрасовременную фарфоровую вазу для своего нового дома.

Когда они снова вышли на улицу, Ева заметила какого-то мужчину, идущего навстречу по их стороне. Девушка неожиданно осеклась на полуслове и с открытым ртом уставилась на него. От испуга она выпустила из рук пакет с вазой, но даже звон разбившегося вдребезги сосуда не заставил ее оторвать взгляд от приближающегося мужчины. Люси тоже ошеломленно смотрела на него. Ее пальцы впились в рукав пальто Евы, и она прохрипела:

— Господи Боже мой!

Сомнений не было. Это был он. Не двойник и не мираж. Нет, это был Адриан Кларк! У Евы подкосились ноги. Она уже думала, что он пройдет мимо и не удостоит ее даже взглядом, но тут мужчина повернул к ним голову.

— Могу я вам помочь, дорогие дамы? У вас все хорошо? — вежливо осведомился он. В его глазах не отразилось даже искры узнавания. — Может, вам помочь собрать оско… — Он уже хотел было наклониться.

— Нет, оставьте их, — почти беззвучно произнесла Ева.

— Но… но… это… — залепетала Люси и хотела схватить его, но Ева крепко удержала ее руку.

— Простите, моя бабушка обозналась, она видит своего внука в каждом рослом темноволосом парне, но его засыпало обломками во время землетрясения в Хокс-бей, — дрожа всем телом, объяснила Ева. Она надеялась, что это даст ему какой-то толчок к воспоминаниям.

— Да, это чертово землетрясение! Моя жизнь тоже разрушена. В Хокс-бей нет ни одного мистера Гранта, который бы числился пропавшим. Я просто в отчаянии.

— Моего внука зовут Адриан. Адриан Кларк. Мы жили в Нейпире на Камерон-роуд! — задыхаясь, воскликнула Люси, но мужчина, походивший на него как две капли воды и разговаривавший его голосом, не проявлял никакой реакции. Вместо этого его взгляд остановился на Еве.

— Мы обязаны дальше жить с этим. Как бы там ни было, — вздохнул он и пошел дальше. Потом он обернулся еще раз. — У вас прекрасные глаза, — пробормотал он, прежде чем скрыться в толпе.

— Я… нет, я… — растерянно пробормотала Люси и качнулась.

Ева едва успела подхватить ее. Владельцы магазина заметили, что пожилой даме сделалось дурно, и поспешили к ним. Люси уложили на диван.

Ева так волновалась за Люси, что почти позабыла о странной встрече. А потом бабушка снова открыла глаза и всхлипнула:

— Где он?

Только тогда Ева поняла, что они встретили на улице не привидение, а именно Адриана Кларка, ее мужа, который совершенно ничего не помнил из своего прошлого.

Нейпир, декабрь 1908 года

Джоанна стояла в коридоре с чемоданом и злобно поглядывала на Люси.

— Я знаю, что за всем этим стоишь ты! — вдруг закричала она, и ее лицо покраснело от ярости.

Люси, напротив, побледнела как мел.

— Я не понимаю, о чем ты говоришь! — соврала она.

— Не будь лицемеркой! Ты все поняла! Я не знаю, как ты все устроила, но Бертрам больше не хочет меня видеть.

— Бертрам? — переспросила Люси с наигранным удивлением. — Что тебя связывает с Бертрамом? Я думала, ты выходишь замуж за Джона Кларка.

— Ты не умеешь врать! У тебя на лбу написано, что ты приложила к этому руку. Ты вынудила Бертрама отказаться от меня!

— Отказаться? Значит, Бертрам Томас был твоим любовником? — спросила Люси, изобразив возмущение.

— Да, черт побери! Но он больше не хочет меня видеть!

— Это сказал тебе твой любовник лично? — язвительно спросила Люси.

— Нет, он утверждал, что будет разумнее, если мы расстанемся, — хмыкнула Джоанна. — Но я чувствую, что на самом деле он не хочет этого. Это ты его вынудила!

— Может, молодой человек наконец-то образумился, — ответила Люси. — И чего ты, собственно, хочешь? Я думала, ты станешь женой Джона Кларка. Ты же не хотела изменять мужу с доктором? — Люси пришлось крепко взять себя в руки, чтобы не высказать дочери в лицо, на какую подлость она собирается пойти, подбросив чужого ребенка Джону Кларку. «Да я и сама не лучше, — промелькнуло у нее в голове. — Выходит, что я тоже забочусь о том, чтобы план Джоанны осуществился без трудностей!» От этой мысли к горлу подкатила тошнота. «Разве я не должна заставить дочь сказать Джону Кларку всю правду? Нет и еще раз нет, я не хочу, чтобы Бертрам Томас считался отцом этого ребенка», — решительно подумала Люси.

— Но я ведь люблю Бертрама!

— И что из того? — пренебрежительно произнесла Люси. — Он женат, таким и останется. Или ты думаешь, что он все бросит, лишится денег своего тестя, чтобы взять тебя в жены?

Джоанна сжала кулаки.

— Значит, ты признаешься, что шантажировала его?

— Я ни в чем не признаюсь. Я и представить не могла, что у этого молодого человека такое чувство ответственности: он сам тебе открылся!

— Не надо втирать мне очки. Я знаю, что все это из-за тебя! А теперь пропусти меня наконец! Я уже давно хотела уйти! Прочь с дороги!

Но Люси не двигалась с места.

— Куда ты хочешь уйти? — разъяренно спросила она, но потом примирительно добавила: — Пожалуйста, детка, не делай этого. Ты не можешь оставить меня одну. Достаточно того, что отца больше нет… и Томми!

Агрессия Люси пошла на убыль. Она старалась не расплакаться, но это нисколько не волновало Джоанну.

— Я уйду к Розалин. Ее мать согласилась, чтобы я пожила в их доме до свадьбы.

— Девочка, ты не можешь так поступить со мной. Я ведь хотела все для тебя подготовить. Платье, праздник…

— К сожалению, этим будет заниматься миссис Мак-Мюррей. Теперь, когда отца больше нет, а ты вынудила Бертрама порвать со мной отношения, я не хочу ни минуты оставаться под крышей этого дома!

— Пожалуйста, не поступай так! Ты же моя дочь. Разве ты не понимаешь, что сейчас, когда я все потеряла, мне хотелось бы сохранить тебя — самое дорогое, что у меня есть?

— Меня это не волнует. Ты — шантажистка! — выпалила Джоанна. — И я бы хотела, чтобы ты не появлялась у меня на свадьбе. А то еще посчитаешь нужным уведомить Джона, что я люблю Бертрама Томаса.

— Ладно. Я не приду, — ответила Люси сдавленным голосом. — Но ты не хочешь, по крайней мере, сказать правду мне, матери? Почему ты собралась выйти замуж за человека, которого не любишь?

— Потому что тот, которого я люблю, уже женат, как ты, кстати, заметила. Именно поэтому! В конце концов, я тоже хочу семью и дом, а Бертрам мне этого дать не может, — упрямо ответила Джоанна. — И хватит задавать глупые вопросы! — рассерженно добавила она. — Я хочу, чтобы на моей свадьбе все было красиво. Мистер Мак-Мюррей поведет меня к алтарю, а миссис Мак-Мюррей выберет мне свадебное платье.

Люси вдруг почувствовала всю безысходность и разочарование. Осознание происходящего стало для нее холодным душем посреди знойного лета. Она дала этой девочке все и больше уже ничего не могла сделать. Ее идея предоставить этому несчастному созданию родительский дом безжалостно провалилась. Может, в тот момент стоило сказать Джоанне правду о том, что она не ее дочь? Но Люси не хватило смелости. Кроме того, женщина спрашивала себя, чего она этим добьется? Предоставить тем самым Джоанне уважительную причину, которая объяснит, почему та покидает дом? Нет, ни в коем случае. После этого Джоанна наверняка запретит Люси общаться с внуком. А Люси непременно хотела увидеть маленькое создание, ибо именно оно могло дать ей силы жить дальше после того, как ее оставили любимые люди. В этот момент Люси поклялась, что будет любить внука так, как она в свое время любила Джоанну — ребенка, которого забрала из приюта. Люси молилась, чтобы этот еще не родившийся малыш ответил на ее любовь взаимностью…

Люси пристально посмотрела на дочь. Слезы наконец иссякли. Голос матери прозвучал холодно и четко:

— Поступай как знаешь, Джоанна! Я больше ничего не могу для тебя сделать. Если ты считаешь миссис Мак-Мюррей названой матерью, тогда уходи. Не задерживайся. Да, я считаю разумным, что Бертрам Томас не хочет больше с тобой встречаться, но я никогда бы не подумала, что он так сможет поступить! А теперь иди. Я понимаю, что мне не удастся насладиться твоей любовью. Я не приду на твою свадьбу. Празднуй вместе с пакеха.

Люси отошла в сторону, чтобы пропустить Джоанну, но та не двигалась с места. Она беспомощно смотрела на Люси.

— Чего же ты ждешь? — спросила мать. — Я больше не борюсь за твою милость, дитя мое! Я устала.

Джоанна медлила, слезы текли по ее щекам.

— Я и сама не знаю, что со мной происходит. Мне всегда хотелось, чтобы ты была пакеха, я тебя почти ненавидела за то, что ты маори, но теперь…

Прежде чем Люси успела опомниться, Джоанна бросилась ей на шею. Но самое скверное было в том, что маори совершенно холодно отнеслась к этому жесту. У Люси по спине прошел ледяной озноб. Как же она все эти годы напрасно ждала, что ее дочь ответит взаимностью на ее любовь! И что теперь? Теперь Люси думала только о внуке. Она неожиданно призналась себе, что Джоанна так и осталась чужой. На Джоанне лежит вина за смерть ее любимого сына. Ей вспомнилось, как Джоанна вела себя после похорон Тома. Она, как стервятник, рылась в его вещах, пока наконец-то торжественно не откопала завещание, в котором Тому полагалась половина фамильных драгоценностей. На возражения Люси, что драгоценности лучше оставить в Баденхайме, а не отправлять их через полмира, Джоанна ответила:

— Я не откажусь от своего наследства!

Даже тот факт, что ее отец всю жизнь не хотел слышать об этом наследстве, Джоанна считала беспросветной глупостью. После того как Люси отказалась писать письмо немецким родственникам с требованием немедленно выслать украшения, Джоанна взялась за это дело сама. Ее невозможно было отговорить.

Все это пронеслось в памяти Люси, пока Джоанна плакала у нее на груди. Слишком поздно! Она осознала, что в сердце, некогда целиком заполненном любовью к этому созданию, у нее теперь пустота и холод. Люси механически погладила девушку по волосам. Джоанна наверняка не заметила резкой перемены в душе матери. Но Люси обязательно выполнит все, чего требует Джоанна, чтобы позже ей разрешили общаться с внуком.

Спустя несколько минут, которые показались вечностью, Джоанна разняла объятия и взглянула на мать опухшими от слез глазами.

— Я останусь с тобой! Ты всегда так хорошо ко мне относилась. Так низко было с моей стороны подозревать тебя. Ты бы никогда не вынудила человека, который любит твою дочь, отказаться от нее! — виновато всхлипнула Джоанна.

Даже спустя годы Люси не могла объяснить, как у нее вылетели те слова в тишине:

— Ты права. Я немного помогла молодому человеку принять такое решение. И это, дорогое мое дитя, было лучшим, что я для тебя когда-либо делала.

Джоанна беспомощно взглянула на Люси.

— Значит, ты все-таки шантажировала его? Ты признаешься?

Люси кивнула.

— Да, я ему пригрозила, что, если он продолжит с тобой встречаться, я все расскажу его тестю…

Люси еще не договорила до конца, как дочь отпустила ей увесистую пощечину. Женщине потребовалось несколько мгновений, чтобы осознать: Джоанна ее ударила. Люси окаменела. Это была не физическая боль, а страх, что своим никому не нужным признанием она сама себе вырыла могилу. Теперь Джоанна почти наверняка не допустит ее к ребенку. Теперь все рухнуло!

Джоанна молча схватила чемодан и вышла из дома, даже не обернувшись.

Нейпир, 25 декабря 1908 года

Вот уже несколько часов Люси сидела одна на террасе, уставившись на железное дерево, которое, как всегда, расцвело на Рождество. «В этом году на нем необычно много красных цветов», — подумала Люси, когда в дверь позвонили. «Может, это Харакеке?» — спросила она себя, проскользнув к двери. С тех пор как все любимые люди ушли из ее жизни, Люси казалось, что она постарела на много лет. Кости ныли. Ей было не до празднования, но Харакеке настояла, чтобы в сочельник на столе было хоть что-то праздничное. Стелла как раз готовила жаркое из ягненка, аромат заполнял весь дом.

Люси открыла дверь и остолбенела. Перед ней стоял мужчина, которого она никогда не думала увидеть снова даже в самых смелых мечтах. У него были седые волосы, поношенная одежда пакеха, затравленный взгляд. Но его хей-тики, который он открыто, с гордостью носил на шее, блестел полированным нефритом, как новый.

— Хеху? Ты ли это? — с сомнением произнесла она.

— Впустишь меня в дом? Они гонятся за мной! — почти беззвучно произнес он.

Люси разрешила ему войти. В коридоре они некоторое время стояли словно чужие и разглядывали друг друга. Но потом Люси, рыдая, бросилась ему на грудь.

— Хеху! Хеху! Ты единственный, кто у меня остался, — всхлипывала она.

Хеху обнял ее и нежно покачал из стороны в сторону. Люси чувствовала себя в безопасности, как вдруг вспомнила его слова и высвободилась из объятий.

— Кто за тобой гонится?

— Мой брат и несколько наемных пакеха, — ответил Хеху. Не сводя с нее глаз, он тихо добавил: — Ахоранги, ты все такая же красивая!

Люси бросало то в жар, то в холод. Как давно ее уже никто не называл настоящим именем!

— Ты должен мне все рассказать! Все по порядку. В любом случае ты останешься обедать. Стелла готовит ягненка. И Харакеке придет.

Хеху вопросительно взглянул на нее. И Люси пояснила:

— Представляешь, оказалось, что моя сестра живет здесь по соседству. Она обрадуется, увидев тебя. Или тебе лучше сначала немного отдохнуть? Выглядишь так, будто хочешь принять ванну и поспать.

Хеху устало кивнул и прошел за Люси сначала в кухню, а потом в гостиную.

— Что произошло? — спросила она, внимательно разглядывая старого друга. Он выглядел ужасно: в грязной одежде, небритый.

Хеху тяжело вздохнул.

— Многое поменялось в нашем племени с тех пор, как твой отец перестал быть вождем, — начал он издалека. — Ты же знаешь Ахури?

— Да. Это же тот отвратительный сын лекаря, за которого отец хотел выдать замуж Харакеке?

Хеху кивнул.

— Благодаря влиянию своего отца он стал новым вождем. Не самый лучший преемник Канахау. Я узнал, что он перепродал пакеха священную землю, и призвал его к ответу. За это он распространил среди племени слух, что я повинен в смерти твоего отца. По глупости один из наших воинов на смертном одре поклялся, что наш вождь погиб не в бою с людьми Те Кооти, как я всегда говорил. У Ахури появился повод избавиться от меня. Он даже свидетелей подкупил, которые утверждали, что я убил вождя из жадности, чтобы завладеть его меховой накидкой. Я бежал в Гисборн, но Ахури и его так называемые партнеры преследовали меня. Они навели на меня полицию. С тех пор я в бегах. Меня обвиняют в убийстве! Они непременно хотят устроить судебный процесс, чтобы я отправился на остров для заключенных и сдох там от эпидемии.

— О нет! Так дело не пойдет! Я лучше признаюсь во всем, чем они потащат тебя на суд! — в ужасе воскликнула Люси.

— Это даже не обсуждается. У тебя семья, которую с собой туда не возьмешь, — решительно запротестовал Хеху.

— У меня больше нет семьи! — холодно воскликнула Люси. — Это месть за то, что я убила отца…

Хеху схватил ее за руку.

— Ахоранги, прекрати! Что случилось? За что может быть месть?

Ахоранги? Каким чужим казалось ей это имя! Люси нерешительно начала рассказ. Она упомянула все: и смерть новорожденных детей, и усыновленную Джоанну, и ее уход из дома, и смерть мужа. Люси сама удивлялась, что может вспоминать о таком без слез. О смерти сына ей было особенно тяжело говорить.

В тот момент, когда она рассказывала о несчастном случае на яхте, в коридоре послышались тяжелые шаги Харакеке, которые ни с чьими другими не спутаешь. Люси замолчала и хотела быстро объяснить Хеху, что есть еще один член семьи, но тут сестра громко позвала:

— Люси? Люси, куда ты подевалась?

Хеху пристально взглянул на нее.

— Кто такая Люси?

— Это я. Ради семьи я окрестилась и взяла себе имя пакеха, — тихо ответила она.

Хеху хотел было возмутиться, но тут в комнату вошла Харакеке. Увидев маори, она остановилась как вкопанная.

— Ты? — удивленно спросила она. — Хеху? Ты приехал, чтобы забрать Люси? Слишком поздно. Иди к отцу и сообщи ему, что мы не вернемся назад!

Хеху вопросительно взглянул на Люси. Она поняла: Хеху удивился, что Харакеке не знает о смерти отца, не говоря уже о том, что его убила Люси.

— Нет, ты ошибаешься, я пришел сюда не для того, чтобы забрать вас. Я пришел, чтобы сообщить Ахоранги, что ваш отец уже много лет как мертв и что меня подозревают в его убийстве.

— Тебя? — недоверчиво спросила Харакеке и невозмутимо добавила: — Это сделал ты?

— Нет, я не знаю, как он умер. Он просто бесследно исчез после боя с Те Кооти, и я вернулся в деревню один. А теперь, спустя сорок лет после его исчезновения, воины нашего племени подозревают, что вождя убил я.

Но Харакеке больше не слушала Хеху. Она бессильно опустилась на стул и вздохнула.

— И он просто так взял и исчез? — недоверчиво спросила она.

— Я клянусь перед лицом предков, — заверил ее Хеху.

— Этого не может быть! Он был сильный и гордый мужчина. Такие просто так не исчезают, — твердо произнесла она. — А где был ты?

— Мы ночевали под открытым небом, только он и я. А на следующее утро вождь бесследно исчез. Боюсь, что люди Те Кооти выследили нас и забрали его с собой…

— И ты этого не заметил? Я не могу себе этого представить. Ты же вроде был его телохранителем! Странно. Очень странно, — заявила Харакеке и окинула Хеху пристальным взглядом.

— Ты же не веришь, что Хеху убил нашего отца из-за меховой накидки? — язвительно бросила Люси. Она удивлялась: Хеху держал себя в руках и не сказал Харакеке правду, хотя нетрудно было заметить, что сестра явно сомневалась в искренности его слов.

— Как ты узнала, что Хеху убил его из-за меховой накидки? — резко спросила Харакеке.

— Потому что так утверждают его преследователи! Вот и все!

— А почему ты так уверена, что Хеху не совершал убийства? Отец не мог просто так бесследно исчезнуть! — Она повернулась к Хеху: — Как и когда ты это сделал и что ты ищешь у моей сестры? Зачем ты пришел к ней и…

Ее прервал громкий шум и звонок в дверь, Харакеке вопросительно глянула на сестру.

— Что, если это полиция?

— Иди к двери и скажи, что, кроме тебя, в доме никого нет! — приказала Люси сестре, повернулась к маори и добавила: — Пойдем! — Она решительно потащила его за собой из комнаты в свою спальню. Сама она предпочла ждать в коридоре. Сердце едва не выпрыгивало из груди. Как ни силилась, она не могла расслышать слов, которые говорили у двери незваные гости. Смогла только различить, что голос принадлежал какому-то незнакомому мужчине.

Прошла вечность, прежде чем дверь вновь заперли на замок. Люси не могла скрыть любопытства. Она побежала вниз по лестнице. Лицо Харакеке было серьезным.

— Что случилось? — запыхавшись, спросила Люси.

— Это был инспектор Ретбон, он зайдет сразу после Рождества. Следы Хеху ведут в Нейпир…

— Что ты ему сказала?

— Что ты на Рождество уехала в Мини.

Люси облегченно вздохнула.

— Выгони его!

— Но я не могу, я ему нужна! Давай сначала вместе пообедаем.

Харакеке энергично замотала головой.

— Я не сяду за один стол с убийцей отца. Ты знаешь, великий вождь и я не были особо близки, но смерти я ему не желала.

— Черт побери, Хеху не убивал его! — воскликнула Люси.

— Есть один свидетель…

— Его подкупил Ахури!

— Да? Откуда взялся у Хеху отцовский амулет? Полиция обнаружила амулет в его доме!

— Как ты узнала? — Голос Люси едва не сорвался от волнения.

— Инспектор Ретбон сообщил мне. Хеху прятал его под матрацем!

— Пожалуйста, Харакеке, ты должна мне поверить, что это не он. Давай вместе поедим и подумаем, где можно найти для него безопасное место.

Харакеке повертела пальцем у виска.

— Нет, Люси, и еще раз нет! Либо ты его немедленно выпроводишь из дома, либо ухожу я!

Люси беспомощно уставилась на сестру.

— Он или я! — повторила свое требование Харакеке, но Люси молчала.

Харакеке развернулась и вышла из дома.

— Можешь догнать этого полицейского и донести ему! — крикнула Люси вслед.

Харакеке остановилась и обернулась.

— Я не предательница, тебе бы пора это знать, но я не хочу быть соучастницей, — рассерженно бросила она, прежде чем быстро уйти.

Люси едва не плакала. «Может, самое время догнать сестру и рассказать ей всю правду?» — спрашивала она себя, но не двигалась с места. Она слишком боялась, что Харакеке отвернется от нее, если узнает, что ее родная сестра убила отца.

Веллингтон, август 1933 года

Рука Евы дрожала, когда она звонила в дверь дома миссис Мак-Алистер. Ей удалось отделаться от Люси. Этот визит она должна была нанести одна. Всю дорогу к дому Мак-Алистеров она снова и снова спрашивала себя, как отреагируют обе женщины, когда внезапно увидят ее на пороге, и что ответят, если Ева упрекнет их в том, что они отвратительным образом воспользовались состоянием Адриана.

Она никак не рассчитывала на то, что Маргарет узнает ее и захлопнет перед ее носом дверь. Еве удалось сунуть ногу в дверной проем.

— Пусти меня в дом! Иначе я громко позову Адриана, — зашипела Ева.

Маргарет злобно посмотрела на нее.

— Я совершенно не понимаю, о чем ты говоришь, — выпалила она в ответ, но впустила Еву внутрь, быстро захлопнув за ней дверь.

— Я видела Адриана в городе, и мне известно, что он потерял память. Но вместо того чтобы рассказать, кто он, ты хочешь увезти его в Лондон и там женить на себе. Неужели ты хочешь построить свое счастье на вранье?

— Ах, не говори так! А как ты сама поступила? Выдала себя за дизайнера интерьера, хотя всего лишь закончила деревенскую школу! Береника все мне про тебя рассказала! — презрительно фыркнула Маргарет.

— Как ты можешь это сравнивать! Ты отбираешь у человека всю его жизнь!

— Что здесь происходит? — резко вмешалась в разговор Розалин. Только теперь она узнала Еву и побледнела от страха.

— Ты?.. — запинаясь, спросила она, словно не веря своим глазам.

— Да, я! Что вы можете ответить на это? — Ева вздернула подбородок.

— Я с самого начала была против этого плана, но ведь Маргарет любит его, — виновато произнесла Розалин.

— А какое отношение ты к этому имеешь? В своей новой жизни он любит меня! Могу поспорить, он больше никогда не вспомнит о том, кто такая Ева Шиндлер.

— Ева Кларк, — невозмутимо ответила она.

— Я не понимаю. — Маргарет смотрела так, словно действительно не понимала, что все это значит.

— Я взяла его фамилию после свадьбы, — холодно добавила Ева.

— Но этого… нет, этого не может быть… Я имею в виду, что Береника мне писала… — растерянно произнесла Маргарет. — Когда же это произошло?

— Мы расписались в день, когда случилось землетрясение. За несколько часов до того. Я думала, его раздавило рухнувшей крышей в здании универмага «Роачс».

— Этот брак не может считаться действительным, — ответила Маргарет. — Кроме того, ты выходишь замуж за Даниэля, так мне сообщила Береника.

Ева покраснела. Как часто в последние дни она задавала себе такие вопросы. Что будет, если ей удастся убедить Адриана, что она — его жена? Расторгнет ли она помолвку с Даниэлем?

Маргарет почувствовала неуверенность гостьи. В ее голосе послышались умоляющие нотки:

— Подумай еще раз, Ева! Если ты сейчас уйдешь и никому ни о чем не расскажешь, так будет лучше для всех нас. Посмотри, он ведь любит меня, а тебя даже не узнает. Ты заставишь его играть роль своего мужа только потому, что он был им на бумаге?

— Нет, в такой игре я не заинтересована, — тихо сказала Ева. — И документы — не главное в этом деле. Я требую, чтобы ты рассказала правду, по другой причине!

— И что же это за причина?

— Я люблю его, — ответила Ева и удивилась, как легко дались ей эти слова. — И я твердо уверена в том, что к Адриану вернется память, если он узнает, кто он на самом деле.

— Никогда! — в отчаянии воскликнула Маргарет. — Только через мой труп!

— Мэгги, будь благоразумна, — умоляла мать. — Ева — его жена. Она вправе…

— Проклятие! Он признался, что любит меня и хочет на мне жениться! Только это считается, а не то, что он сделал в прошлой жизни! Он даже не знает, кто ты такая! Ты хочешь навязать свою любовь против его воли?

Ева то краснела, то бледнела. Она несколько раз глубоко вздохнула. Самое скверное, что эта женщина была права. Что с того, если она расскажет Адриану о своей большой любви, которой он больше не чувствует? И стоит ли ради этого бросить Даниэля? Нет, Маргарет была права! Ева не хотела провести будущую жизнь с человеком, который не любит ее всем сердцем. Внезапно у нее родилась идея. Ее сердце чуть не выскочило из груди.

— Маргарет, у меня такое предложение. Если он действительно не вспомнит меня, тогда я не буду препятствовать вашему отъезду в Лондон. В таком случае будет лучше, если он начнет там новую жизнь, став мистером Грантом. Но если в его в памяти проснутся хотя бы мизерные воспоминания, мы обязаны дать ему шанс. Пусть решит сам Адриан!

Маргарет недоверчиво взглянула на Еву, но Розалин одобрительно кивнула.

— Это честное предложение, золотце. Приведи его, пожалуйста!

Но Мэгги сомневалась. Пока она думала, принимать предложение Евы или нет, Адриан вышел из своей комнаты.

— О, простите! Я не хотел мешать. Если бы я знал, что у вас гости… — Он запнулся. — Ах, мы ведь уже с вами виделись, правда?

От волнения Ева затаила дыхание. Адриан подошел к ней и протянул руку.

— Как дела у вашей мамы или это была ваша бабушка?

— Золотце, я думаю, ты ошибаешься! Откуда ты можешь знать нашу гостью? — рьяно вмешалась Маргарет.

— Мы встретились в городе. Это ведь были вы, не так ли? Пожилой даме сделалось нехорошо. Она потеряла внука во время землетрясения. Какая чудовищная история! — вздохнул Адриан, продолжая внимательно смотреть на Еву.

У нее подкашивались колени, но Маргарет снова вмешалась в разговор. Она прильнула к его груди.

— Да, да, это трагедия. Может, и ты со временем вспомнишь, кто ты на самом деле, когда мы переедем в Лондон, — защебетала она и демонстративно погладила его по щеке.

— Да, возможно, но все слишком поздно. Я не вернусь! И эта мысль меня ужасает. Представляете, у меня были родители, братья и сестры, наверное, они считают меня погибшим, ведь из универмага едва ли кто-нибудь выбрался невредимым… Но, скорее всего, я родом не из той местности и в тот день в Хейстингсе оказался случайно.

— Дорогой, не забивай себе голову. Нам же вдвоем хорошо. — Маргарет обаятельно улыбнулась.

Адриан положил ей руку на плечо — этот нежный жест ранил Еву в самое сердце.

— Ты, конечно, права, Мэгги! Скоро у нас будет своя семья. Тогда уже будет не важно, кем я был на самом деле.

Ева слышала странные нотки в его голосе. Ему не было все равно! Казалось, он всеми силами старался вспомнить прежнюю жизнь и сердце его жаждало правды.

Ева почувствовала, что в горле встал ком. Ей очень хотелось сейчас же обнять Адриана и сказать, что она его жена! Но это было против уговора. «Почему я поступила так легкомысленно? — отчаянно спрашивала она себя. — Он ведь что-то чувствует!»

Он снова посмотрел на нее долгим пронизывающим взглядом.

Мэгги не могла не заметить этого, она явно занервничала.

— Вы ведь уже хотели уходить, мисс? — спросила она Еву с нажимом.

— Миссис Кларк, — ответила Ева. — Ева Кларк!

Адриан наморщил лоб.

— Кларк? Кларк? Что-то припоминаю, где-то я уже слышал эту фамилию. Погодите, это…

— Хорошо, тогда я сейчас провожу вас к выходу, миссис Кларк, — быстро перебила его Маргарет.

Но ни Ева, ни Адриан не сдвинулись с места.

— Откуда вы родом, миссис Кларк? Ваша бабушка упоминала, что вы из Хокс-бея. Из какого же вы города приехали? — спросил он, не обращая внимания на Маргарет, которая возмущенно смотрела на Еву.

— Я приехала из Нейпира, но там я поселилась всего несколько лет назад, переехала туда из Германии.

Адриан в задумчивости почесал подбородок.

— Мне кажется, я знаю Нейпир. И даже припоминаю, что знал девушку из Германии. Странно, правда? Но больше я ничего не помню…

— Ах, любимый, ты снова начинаешь ломать себе голову! Это плохо для тебя! Это ни к чему не приведет, кроме бессонных ночей, — поспешила вставить Маргарет.

— Ах, да, это ужасно, когда больше ничего не можешь вспомнить, миссис Кларк. Я имею в виду, что когда-то плавал на яхте у Нейпира. Там была такая лагуна…

Сердце Евы едва не выскочило.

— Точно, была лагуна перед землетрясением, там можно было чудесно плавать на яхте, но теперь там суша.

— Вы ходите под парусом, миссис Кларк? — Он внимательно посмотрел на Еву.

Несмотря на уничтожающие взгляды Маргарет, Ева тихо ответила:

— У моего мужа была яхта. Он брал меня с собой, мне это очень нравилось. У меня не было только шапочки. Знаете, такие белые матросские шапочки.

— Да, припоминаю. Разве таких нет в Хейстингсе? В универмаге, обрушение которого я так счастливо пережил?

— Да, там есть целый отдел для…

Ева осеклась, когда пальцы грубо впились ей в руку.

— Теперь миссис Кларк действительно пора идти, — прошипела Мэгги и еще сильнее сдавила ей руку. Ева едва смогла удержаться, чтобы не вскрикнуть.

— Пожалуйста, не уходите! — умоляюще произнес Адриан, и Мэгги нехотя отпустила ее руку.

— Я как раз кое-что вспомнил! У меня когда-то была яхта. Это была деревянная лодка…

— Да, да, ты все это сможешь мне потом рассказать, но сначала я провожу нашу гостью к двери! — воскликнула Маргарет и грубо толкнула Еву к выходу из комнаты, не обращая внимания на то, что Адриан начал вспоминать конкретные факты из своего прошлого.

Едва они очутились в коридоре, Мэгги зашипела:

— Это против уговора. Вы же не можете не признать, что он вас не узнал! Значит, и не показывайтесь больше у нашего порога. Отпустите нас в Лондон с миром!

Ева почувствовала, как на глаза наворачиваются слезы. Она быстро провела рукавом по лицу.

— Вы победили, Мэгги, и все же меня не покидает чувство, что в отношении Адриана это несправедливо. Мне кажется, если бы я помогла ему вспомнить…

— Вы не сделаете этого, моя дорогая! Он принадлежит мне! — Маргарет открыла входную дверь и указала ей на улицу.

Ева нерешительно ступила на тротуар. Она еще была одной ногой в коридоре, как вдруг ее отчаянно окликнули:

— Ева! Ева!

Маргарет и Ева испуганно обернулись. Адриан походил на привидение. Он протянул ей навстречу руки, и она больше не могла сдержаться. Ева бросилась ему на шею.

— Любимая, я… Все стало вдруг так ясно. Мы оба на «Томми». Я хотел купить тебе шапочку в тот день, когда мы поженились… О боже, мое сокровище, та женщина, что была с тобой, это бабушка Люси! Где она? Я хочу видеть ее!

Маргарет предприняла последнюю попытку, чтобы отвратить приближение неминуемого. Она потянула Адриана за руку.

— Ты обещал жениться на мне! — запричитала она, но Адриан совершенно не слышал ее. Он видел перед собой только Еву. Вдруг он обернулся и взглянул в глаза Мэгги.

— Ты же… Маргарет Мак-Алистер! — удивленно воскликнул он.

— Ну и что? Ты знал это, еще когда мы познакомились в Гисборне! — вызывающе ответила она.

— Но я ведь и не подозревал, что ты — Мэгги, которую я с детства знаю. Значит, вы врали мне! Вы вдвоем! — Он уставился на мать Маргарет. — Как вы могли так поступить? Вы с самого начала знали, кто я на самом деле…

— Мэгги любит тебя. И она тебе нравилась, когда ты был мистером Грантом. Я не хотела разрушать ее счастье.

Адриан схватился за голову.

— Не хотела разрушить счастье? Я этого не могу понять! А вы подумали о моей бабушке и жене? Как они обе страдали, когда думали, что я погиб!

Он замолчал и обнял Еву.

— Я покину ваш дом вместе с женой сейчас же и никогда больше сюда не вернусь! Теперь я понимаю, почему вы так поспешно решили уехать из Новой Зеландии. — Его взгляд был прикован к Маргарет. — Мэгги, любви не добьешься хитростью! Ты же знала, что я люблю Еву.

Маргарет покраснела как рак.

— Конечно, потому что всегда знала: эта неизвестно откуда взявшаяся немка вскружила тебе голову и однажды разобьет сердце. Поэтому я скрыла правду от тебя! Мы были бы так счастливы без твоего прошлого!

Но Адриан уже повернулся к Еве.

— Моя любимая, — прошептал он и погладил ее по бледным щекам. — Теперь нас ничто не сможет разлучить.

— Я бы так не сказала, — вмешалась Маргарет. — Даже не знаю, как на это отреагирует жених Евы, если свадьба не состоится из-за того, что якобы умерший муженек вновь появился!

Адриан отдернул руку, словно обжегся.

— Ты помолвлена?

Ева затаила дыхание. Не было смысла врать и отрицать тот факт, что она помолвлена с Даниэлем и что научилась его любить. Но это была совершенно другая любовь, не такая, как к Адриану. Это Ева чувствовала каждой клеткой тела. Она всегда знала, что Адриан был ее единственной большой любовью.

Ева промолчала на секунду дольше, чем надо.

— Ты его хорошо знаешь, — затараторила Маргарет. — Это Даниэль. Твоя сестра описала мне все до мельчайших подробностей, как твоя жена бросилась на известного архитектора. Да, она, кстати, выдала себя за дизайнера интерьера и должна была получить премию. Маленькая мошенница…

— Но я ведь думала, что ты погиб! Если бы я только знала, что ты жив, то никогда не дала бы своего согласия Даниэлю!

— Почему именно Даниэлю? Как ты могла так поступить? — бросил Адриан резко.

— Мы очень горевали по тебе и в конце концов сблизились, — виновато ответила Ева, хотя и не могла понять внезапного раздражения Адриана. Он ведь тоже хотел жениться на другой!

Ева боролась с собой, чтобы не открыть Адриану правду, что он сводный брат Даниэля. Потом решила, что будет лучше, если тот сначала придет в себя и осознает: Ева не хотела плохого.

Адриан застывшим взглядом посмотрел мимо нее.

— Я упакую вещи и переберусь в гостиницу «Виндзор». Я прошу, пришли туда бабушку. Я непременно хочу с ней повидаться!

— Но… но… ты можешь приехать к нам в дом, — в отчаянии предложила Ева.

— В дом твой и Люси или в дом твой и Даниэля?

— Он принадлежит Даниэлю, но я ему все объясню, я… для меня все это тоже непросто, — запинаясь, произнесла она.

— Я думаю, у нас не возникнет проблем с разводом. И тогда никаких помех не останется на пути к твоему счастью. — Адриан развернулся на месте и молча ушел.

Ева пребывала в таком шоке, что даже не заметила торжествующего выражения лица Маргарет, когда поспешила мимо нее к двери и выскочила из дома Мак-Алистеров, словно за ней гнался сам дьявол.

Веллингтон, август 1933 года

Ева жила как во сне. Она каждый день ходила в бюро и выполняла свою работу, но, возвращаясь домой, ложилась на диван и смотрела в потолок. Минуло пять дней с тех пор, как она отыскала Адриана в доме Мак-Алистеров. И только прошлым вечером она нашла в себе силы сообщить Люси, что там случилось.

Люси считала, что Адриан находился в шоке и поэтому вспылил. Ева так не думала. Ее до глубины души ранило, когда он, не задумываясь, заявил, что готов отказаться от нее. Если бы он только мог поставить себя на ее место! Представил себе, как она страдала! Нет, Ева видела в том, как он повел себя с ней, несправедливость и подлость. Но Люси считала, что Адриану просто нужно все расставить по своим местам… Теперь уже она поспешила в гостиницу «Виндзор».

Была суббота, и Ева в забытьи лежала на диване. Снаружи бушевала буря, ветер бил в окна. То, что происходило в душе Евы, казалось, соответствовало непогоде на улице. Все вокруг казалось ей мрачным. Прежде всего, она не знала, как все будет дальше. Если говорить честно, она не могла представить, что выйдет замуж за Даниэля после того, как выяснилось, что Адриан жив. Вот уже пять дней она не подходила к телефону.

Ева вздрогнула, когда в дверь позвонили. В голове возникла мысль об Адриане, но потом девушка вспомнила, что тот, наверное, сейчас разговаривает с бабушкой. Она вздохнула и, поднявшись с дивана, медленно направилась к двери. По пути она взглянула в зеркало: мучительные мысли последних дней оставили отчетливый отпечаток на лице.

Открыв дверь, она почувствовала нечто вроде облегчения. Ева наверняка откладывала бы этот разговор бесконечно долго, но теперь все должно было решиться. У дверей стоял Даниэль. Он выглядел хорошо, даже очень хорошо. Но все же Ева не испытывала никакой влюбленности, которая заставляла ее содрогаться всем телом при одном взгляде на Адриана.

— Ты заболела, любимая? — озабоченно спросил Даниэль.

— Входи, — ответила она, впустив его в дом, и помогла снять плащ.

Он удивленно взглянул на нее.

— Любимая, ты так и не ответила на мой вопрос. Что с тобой? Вот уже две недели ты избегаешь общения со мной, отказываешься беседовать по телефону. Бабушка Люси старается говорить спокойно и весело, но я чувствую, что это неискренне. Что произошло?

Ева понимала, что не имеет смысла притворяться перед Даниэлем, но она не хотела говорить обо всем в коридоре.

— Давай пройдем в комнату, — вздохнула она.

Даниэль прошел за ней. Когда они сели за стол друг напротив друга, Даниэль требовательно взглянул на нее.

— Ты хочешь знать, что произошло? — спросила Ева, чтобы выиграть время.

— Именно поэтому я и приехал, завтра мне нужно вернуться, — невозмутимо ответил Даниэль.

Ева поникла.

— Я заболела. У меня было воспаление легких.

— Ах, моя дорогая, почему же ты мне ничего не сказала? Я бы тут же приехал, отпросился бы с работы. Как это могло случиться?

— Я бегала по дождю без пальто, — тихо ответила Ева. Ее сердце едва не выпрыгивало из груди. Настал самый подходящий момент, чтобы сообщить о произошедшем. Она больше не могла утаивать правду от Даниэля!

Ева несколько раз глубоко вздохнула и охрипшим голосом произнесла:

— Он жив!

Даниэль растерянно уставился на нее.

— Адриан жив!

Даниэль вскочил со стула, несколько раз пересек комнату и вдруг остановился.

— Что все это значит? — Его лицо посерело.

— Пожалуйста, присядь, — попросила Ева и вкратце сообщила ему, как она узнала о существовании некоего мистера Гранта, а потом встретила Адриана в городе.

— Он вас не узнал? — удивившись, перебил ее Даниэль.

— Он не узнал ни меня, ни Люси.

— Но что же ты будешь теперь делать? Ты же не можешь отпустить его вместе с Мак-Алистерами в Лондон, не сказав ему правды? — глухо произнес он. — Хотя для меня было бы лучше, если бы он уехал, — проворчал он.

Ева замялась, но потом рассказала ему о своем визите к Мак-Алистерам. Даниэль казался бесстрастным. Даже когда услышал о реакции Адриана.

— И как ты собираешься поступить? — спросил он сдавленным голосом, после того как Ева закончила рассказ.

— Я не знаю, — неуверенно ответила она. — Для меня это тоже совершенно новая ситуация.

Даниэль внимательно посмотрел на нее.

— Ева, что говорит тебе твое сердце?

Она почувствовала, как заалели щеки.

— Я… я не знаю, я… — запинаясь, произнесла она и умолкла. Ева не хотела ранить Даниэля. Она любила его тоже, иначе, чем Адриана, но…

Даниэль нервно сглотнул.

— Он был для тебя самым главным, он им и останется, — тихо сказал он.

— Но он хочет развестись!

— Ах, не говори глупостей! — возмутился Даниэль. — Ты же знаешь, он всегда был таким ревнивым! Очень плохо, что я тебя потеряю, но то, что он жив, важнее. Я любил его как брата.

«Если бы он знал, как близок к правде!» — пронеслось в голове у Евы, но она не подала вида. Вместо этого она, всхлипывая, бросилась Даниэлю на шею.

— Я буду по тебе скучать.

— Я же никуда не денусь. А если Адриан заупрямится, просто скажи мне. Тогда он будет иметь дело со мной, причем дело серьезное! — Он высвободился из ее объятий и, качая головой, взглянул на Еву. — И чем он занимался? Работал на фруктовой плантации? Ты, должно быть, шутишь? Теперь он пойдет учиться в академию, а потом мы наконец откроем свое бюро.

Ева вытерла слезы с лица.

— Но если он меня не простит? Что тогда?

— Тогда он окажется полным идиотом, не понимающим, что его любит женщина, которую он не заслуживает! — невозмутимо ответил Даниэль.

Ева снова бросилась обнимать его.

В этот момент хлопнула дверь. Ева и Даниэль обернулись. На пороге, окаменев, стоял Адриан. Потом в комнату вошла Люси.

— Прежде чем вы начнете петушиные бои, я должна сообщить вам кое-что важное. Вы оба — братья! — запыхавшись, выпалила Люси.

Адриан и Даниэль уставились на Люси, словно она была призраком.

— Да, вы — сводные братья, потому что твоим отцом, Адриан, тоже был доктор Томас. Твоя мать уже была тобой беременна, когда выходила замуж за Джона Кларка.

— И почему ты говоришь об этом только сейчас? Ты думаешь, это помешает Даниэлю отведать моего кулака? — Адриан, улыбаясь, подошел к Даниэлю и обнял его. Оба парня похлопали друг друга по плечам.

В этот миг Ева наконец облегченно вздохнула. До этого она, наблюдая за происходящим, сидела тихо и обреченно, как кролик перед удавом. Адриан повернулся к ней и пожал плечами.

— Мне очень жаль, Ева, что я погорячился тогда в доме Мак-Алистеров. Конечно, я не хочу никакого развода, но если ты выберешь Даниэля, между нами ничего быть не может.

— Я этого больше не вынесу! Добрый, великодушный Адриан вернулся! Еще одно слово — и я действительно уведу у тебя жену, хотя она и без ума от тебя. К сожалению! — проворчал Даниэль. — Ты хотя и выше меня, но мозгов у тебя меньше, — шутливо добавил он, запустив обе руки в свои рыжие волосы. — Дружище, чего ж ты ждешь? Проходи, Люси, давайте выпьем. Пожалуй, я принесу бутылку виски или даже парочку. — Даниэль вышел из комнаты.

Но Ева и Адриан не двигались с места, они пристально смотрели друг другу в глаза. Потом Адриан медленно подошел к ней. Ева обвила руками его шею. Несколько секунд они стояли так, вцепившись друг в друга, словно пьяные. Потом их губы соприкоснулись. Они целовались так долго и страстно, как будто это был их последний день.

Нейпир, июль 1909 года

Люси была очень рада, когда Джоанна с ребенком на руках пришла к ней в гости. С декабря прошлого года она не видела дочь. Ей стоило больших усилий, чтобы не выхватить из рук Джоанны крошечного карапуза с большими глазами и черным пушком на голове.

— Как его зовут? — восхищенно спросила Люси.

— Адриан, — не без гордости ответила Джоанна.

Люси протянула руки.

— Можно мне его подержать?

Джоанна нерешительно передала Люси ребенка. У той заколотилось сердце, когда малыш открыл маленький ротик и сладко зевнул. В тот миг она позабыла о болях, которые мучили ее последние месяцы. Этот ребенок в ее руках возместил все: и свадьбу, на которой она так хотела побывать, и недоверие сестры, упрекавшей Люси в том, что та якобы укрывала разыскиваемого убийцу. Все забылось.

— Мой маленький, — выдохнула Люси, направившись с малышом в комнату.

Она попросила Стеллу подать чай. Люси с нетерпением ждала этого визита с тех пор, как Джоанна сообщила, что навестит ее.

Только когда они с Джоанной уселись за стол друг напротив друга, Люси осознала, что, кроме прелестного малыша, у них больше нет тем для разговора. Но Люси переборола себя.

— Как прошла свадьба? — спросила она.

— Прекрасно, — коротко ответила Джоанна.

Люси вздохнула. Она попыталась еще раз завести разговор:

— Где Джон?

— На своих любимых виноградниках. Где ж ему еще быть? — Джоанна пожала плечами.

— Тебе нравится в Мини?

Джоанна закатила глаза.

— Я там просто умираю от скуки!

— Но выглядишь хорошо. Свежий воздух, кажется, действует на тебя превосходно.

— Свежий воздух тут ни при чем, это все моя беременность! У Джона не нашлось более срочного дела, чем обрюхатить меня в юбилей брачной ночи, — нервно ответила Джоанна.

— Ты беременна? Это же чудесно! — восторженно воскликнула Люси, и только младенец на ее руках помешал ей вскочить и обнять дочь.

— Хоть кого-то это обрадовало, — проворчала Джоанна. — Джона и тебя!

— Разве ты не рада? — растерянно спросила Люси.

— Беременность превратилась для меня в настоящий ад. Это ужасно, когда с каждым днем становишься все толще, но Джон совершенно помешан на детях, особенно на мальчиках. Надеюсь, что у меня родится девочка, которая быстро вырастет и из которой я смогу сделать маленькую леди. Я обещаю, что у нее все сложится лучше, чем у меня, и ей не придется выходить замуж за неотесанного виноградаря! Я молюсь, чтобы у нее была белая кожа, а не такая, как у Адриана. Когда смотришь на него, кажется, что он день ото дня становится все темнее и темнее!

Люси не стала говорить о том, что вертелось у нее на языке. Ей совершенно не нравилось, что Джоанна так отзывается о своих детях. Чего бы только Люси ни отдала, чтобы судьба позволила ей иметь больше детей, а не одного Томми!

Она нежно погладила ребенка по мягкому пушку на голове. Это было чудесное ощущение! Она наслаждалась теплотой, исходившей от малыша, вдыхала сладкий аромат его кожи.

— И эта постоянная тошнота. Я просто не могу этого выдержать. Я хотела у тебя спросить, могу ли я тебе чаще заносить ребенка? У меня как раз сейчас встреча с подругой. Ты не могла бы посидеть с Адрианом?

Сердце Люси чуть не лопнуло от счастья при мысли, что она останется наедине с младенцем! Но потом ей стало нехорошо. А если подруга на самом деле вовсе не подруга? Ее прошиб озноб! Что, если Джоанна снова встречается с этим типом? Но Люси тут же отогнала эту мысль прочь.

— Конечно, ты можешь оставить малыша у меня, — ответила она.

Джоанна достала из корзины детскую бутылочку с белой жидкостью. Люси растерянно взглянула на детское питание.

— Ты не кормишь ребенка грудью?

— Не кормлю, у меня нет молока, — заявила Джоанна и поставила бутылочку на стол. — Я заберу его под вечер, — добавила она и уже собралась уходить.

В дверях она почти столкнулась с Хеху. Джоанна пренебрежительно глянула на него, но поспешила дальше, не проронив ни слова.

Хеху со стоном опустился на стул.

— Надеюсь, она никому не разболтает? Это была твоя дочь, да?

Люси кивнула.

— Ей будет очень неприятно говорить кому-либо, что она встретила у матери мужчину-маори. Она же видит проблему в том, что я не пакеха.

— Это хорошо, — проворчал он.

Когда он заметил ребенка, его лицо просветлело.

— Это твой внук?

— Адриан, — гордо ответила Люси.

Лицо Хеху вновь помрачнело.

— Долго ты еще собираешься рисковать головой, укрывая меня в своем доме?

— До тех пор, пока этот инспектор не уберется отсюда. Он каждые два дня спрашивает, не объявлялся ли ты у меня!

— Он это дело не оставит. Клянусь тебе! Только не он. Он похож на злую собаку. Ему невтерпеж арестовать меня.

— Но он не решается обыскивать мой дом. Поскольку никто не знает о твоем присутствии… Вот увидишь, все будет хорошо.

— Твои слова да Богу в уши, — вздохнул Хеху, когда в дверь позвонили.

Он молниеносно вскочил и исчез. Люси уложила спящего ребенка на кровать и поспешила к двери.

— Где он? — спросил, улыбаясь, инспектор Ретбон.

«А он вполне симпатичный», — подумала Люси и невинно взглянула на внешне приятного мужчину средних лет, с животом и бородой.

— Я не прятала здесь никакого маори, если вы это имели в виду, — пробормотала она и попыталась улыбнуться в ответ.

— Я бы охотно вам поверил, но меня только что заверили в обратном. Я сейчас допрашивал людей на улице. И одна молодая женщина сообщила, что видела человека, похожего на беглеца, в вашем доме. Мужчину маори с зеленым амулетом на шее!

— Ах, это была моя дочь. У нее всегда появляются какие-то болезненные фантазии, — серьезным тоном ответила Люси и махнула рукой.

— Я бы охотно поверил вам, миссис Болд, — повторил инспектор, — но мы вынуждены обыскать ваш дом.

Люси побледнела.

— Но это же… это же чепуха, — залепетала она.

Инспектор пожал плечами.

— Мне очень жаль. Но закон есть закон. Мои люди уже ждут.

Сердце Люси чуть не лопнуло.

— Сначала пройдите, пожалуйста, в дом один, — попросила она полицейского, и тот нерешительно последовал за ней. Люси еще не знала, как ей предотвратить катастрофу, как вдруг в коридор вышел Хеху.

— Мы можем идти, — сказал он инспектору Ретбону.

— Значит, все-таки он здесь! — произнес тот в ответ.

— Нет, не можете. — Люси встала между ними и подала Хеху знак держать рот на замке. — Все совсем не так, как выдумаете, господин инспектор. Пройдите, пожалуйста, со мной в комнату!

И Люси пошла вперед на подкашивающихся ногах.

— Я бы хотел… — начал было Хеху, когда они сели за стол, но Люси перебила его:

— Я сейчас расскажу вам правду. И вы, мистер Ретбон, наверняка спросите, почему я вам врала. Но тут все очевидно. Маори не поверит ни один человек, но я вам клянусь, что Хеху невиновен…

Хеху умоляюще заговорил с Люси на родном языке, но та лишь ответила:

— Пожалуйста, позволь мне говорить!

— Я слушаю! — настойчиво произнес инспектор Ретбон.

— Я свидетельница того, что он не убивал моего отца…

— Ахоранги, нет!

— Нет, я сейчас расскажу полицейскому всю правду.

— Не делай этого! — в отчаянии шепнул Хеху, но Люси невозмутимо повернулась к инспектору.

— Он не мог этого совершить, потому что мы вдвоем видели моего отца в последний раз. Он был жив, когда покинул мой дом.

Хеху опустил руки и озадаченно посмотрел на Люси.

— Откуда вы знаете, что его потом не преследовали? — Инспектор Ретбон нервно почесал бороду.

Люси взяла Хеху за руку.

— Потому что вскоре после ухода отца мы уединились и провели ночь вместе!

— Что это значит? — резко переспросил полицейский, а Хеху в это время от удивления сжал руку Люси.

— То, что я говорю. С того момента мы не разлучались. И если бы Хеху преследовал отца и убил его, то я бы неизбежно об этом знала.

— Ах вот как? А что это такое? — Инспектор полез в карман своей куртки и вытащил амулет Канахау. — Это мы нашли при обыске в доме подозреваемого. Вождь племени утверждал, что эта вещь принадлежала его предшественнику, то есть вашему отцу. Как же тогда амулетом завладел ваш друг?

Люси взяла из рук инспектора хей-тики отца и внимательно осмотрела его со всех сторон.

— Мне очень жаль, но это не отцовский амулет, он мой. Я сама подарила его Хеху.

— Я не верю ни единому вашему слову!

— Тогда ведите нас в суд. Нам нечего бояться, любимый, правда?

Хеху машинально кивнул, когда Люси вопросительно посмотрела на него.

Лицо инспектора Ретбона помрачнело еще сильнее.

— А почему вы все это время прятались в этом доме, вместо того чтобы рассказать правду? — Он пронизывающе взглянул на Хеху.

— Потому что я не хотела, чтобы наши отношения стали достоянием гласности, — быстро ответила Люси.

— Я не вас спрашиваю, а его! — прикрикнул на Люси инспектор.

Но Хеху предпочел промолчать.

— Я бессилен против ложных показаний, в которых вы готовы поклясться, — смирившись, произнес инспектор и развернулся, чтобы направиться к двери.

Хеху беспомощно смотрел ему вслед, даже когда Ретбон уже давно вышел из комнаты.

— Зачем ты это сделала? Если твоя дочь узнает об этом, она еще больше отстранится от тебя, — тихо произнес он после паузы.

— Мне уже нечего терять, Хеху. Я не могу допустить, чтобы ты из-за меня попал в тюрьму, — возразила Люси, подошла к нему и обвила руками шею. — Ты же мой лучший друг, — вздохнула она.

На лице Хеху просияла улыбка.

— Я знаю, потому я никогда не переставал любить тебя, — нежно произнес он. — Но теперь мне нужно уйти, — серьезно добавил он. — Мне не хотелось бы, чтобы у тебя из-за меня возникли еще бóльшие неприятности.

Люси долго молча смотрела на него.

— Нет, тебе нельзя возвращаться домой, пока Ахури — вождь! В этом доме достаточно места. Давай будем делать вид, что мы любовники, как мы и рассказали инспектору.

— Нет, так не пойдет. Если ты будешь жить под одной крышей со мной, это плохо скажется на твоей репутации. По городу пойдут слухи. Вдова живет гражданским браком с маори… — нерешительно ответил Хеху.

— Пусть это будут мои проблемы! — энергично ответила Люси. — Это самое меньшее, что я могу для тебя сделать!

Детский крик заставил ее испуганно вздрогнуть. Проснулся ребенок. Люси бросилась к дивану и бережно взяла маленького Адриана на руки.

— Подай мне, пожалуйста, бутылочку, — попросила она Хеху и указала на стол.

Оба маори завороженно наблюдали, как младенец, жадно причмокивая, пил молоко. Люси взволнованно взяла Хеху за руку.

— Я люблю тебя так же, как раньше! Как своего брата! — прошептала она.

Хеху сжал ее руку в знак того, что такое позднее признание в любви очень тронуло его.

Нейпир, декабрь 1909 года

Вот уже несколько месяцев Люси жила отшельницей в своем доме и была очень довольна жизнью. Джоанна почти каждый день заносила ей ребенка, Люси не задавала вопросов, хотя и подозревала, что роман дочери с доктором Томасом разгорелся с новой силой. Но маори остерегалась говорить об этом, слишком велик был риск, что Джоанна навсегда отнимет у нее Адриана.

По этой же причине она прятала и Хеху, когда в дом являлась Джоанна. Несколько раз та уже спрашивала Люси, когда же наконец исчезнет этот маори. Пока Люси ей ничего не ответила. С тех пор как Хеху поселился на Камерон-роуд, единственной ложкой в бочке меда стали совершенно испортившиеся отношения с Харакеке. Люси все чаще хотелось положить внука в коляску и отправиться в гости к сестре, но всякий раз побеждала гордость. Может, Харакеке нужно было сделать шаг первой? Через какое-то время этот визит все-таки состоялся.

Хеху очень помогал по дому: чинил протекавшую крышу, красил веранду и делал ремонт в гостиной. Стелла баловала его в ответ всевозможными вкусностями. Люси с радостью наблюдала, как между ними зарождается нежный роман. Хеху было очень неловко, когда однажды вечером Люси застала их на лавке. Они сидели, взявшись за руки, на террасе.

«Скоро снова Рождество», — подумала Люси, когда вышла на улицу с внуком на руках. Мальчику уже исполнилось почти полгода, он очень радовал маори. Малыш целый день издавал непонятные звуки, поэтому Люси казалось, что они могут друг с другом разговаривать, хотя он еще не мог произнести членораздельно ни одного слова. Днем он почти не спал и уже больше не сидел спокойно на ее коленях, как было в самом начале. Он постоянно оглядывался, с интересом рассматривая все вокруг. Несмотря на то, что у внука полез первый зуб, он не капризничал, оставался веселым.

Она как раз хотела покормить его кашей, когда на веранду вошли Стелла и Харакеке. Вместо того чтобы поздороваться с Люси, сестра просто бросилась к карапузу.

Люси спрятала улыбку. Оказалось, что грубая Харакеке все же умела произносить нежные слова, правда, сестра их раньше никогда не слышала.

— Ты позволишь? — спросила Харакеке. Ее глаза светились, когда она взяла Адриана на руки. — Какой бутуз! — восторженно заметила она.

— Посмотри, какие у него длинные пальцы! Мальчик вырастет высоким, — с гордостью за внука ответила Люси. — Но, может, ты и со мной поздороваешься?

На губах Харакеке мелькнула лукавая улыбка. Она отдала ребенка сестре, наклонилась к ней и поцеловала в щеку.

— Я по тебе ужасно скучала, — шепнула она.

— Я по тебе тоже, — вздохнула Люси.

Харакеке опустилась рядом в плетеное кресло и внимательно посмотрела на сестру.

— Он ушел?

Лицо Люси помрачнело

— О ком ты говоришь?

— О твоем друге!

— Я так понимаю, ты говоришь о Хеху?

Харакеке кивнула.

— А что за странный тон?

— О ваших отношениях болтает весь город. Я не имею ничего против того, что ты снова влюбилась, но это же убийца отца!

— Он не убийца, черт возьми! Сколько раз тебе можно повторять? И он мне не любовник! — резко возразила Люси.

Харакеке скептически приподняла брови.

— Это меня, конечно, не касается, но я все же полагаю, что в этих слухах есть доля правды. И кроме того, Фрэд говорит, что…

— Фрэд? Кто такой Фрэд?

— Ах, да так! И как сейчас обстоят дела? Он еще живет у тебя?

— Да, он живет в большой дальней комнате и будет там жить. По крайней мере, пока вождем остается Ахури. Именно он натравил полицию на Хеху.

— Значит, он так и останется с тобой под одной крышей? — в ужасе спросила Харакеке.

— Да, и еще раз да! Я должна его поддержать!

— Почему? Только потому, что ты вышла замуж за другого мужчину, а не за него?

— Ах, ты не понимаешь! — отмахнулась Люси.

Харакеке громко простонала:

— Хорошо, хорошо, не будем из-за него ссориться! Я просто не хочу его видеть.

— Не беспокойся, он всегда прячется, когда ко мне кто-нибудь приходит. Он вообще очень тактичный мужчина. И если тебе интересно, он мне ничего не обещал. Я полагаю, его сердце принадлежит Стелле.

— Но зачем, ради всего святого, ты сказала полиции, что вы любовники?

Люси побледнела.

— Откуда ты знаешь?

— Ах, да это известно каждому! Во всем Нейпире это тема для разговоров номер один. Народ на все лады сплетничает о том, что память Тома Болда втоптана в грязь. Ты, старая женщина, живешь со своим любовником в доме мужа! Но если это не так, то, значит, ты обеспечила ему ложное алиби, а инспектор ошибся?

— Он не убивал. Я могу в этом поклясться, — настаивала Люси. — А сейчас я хотела бы покормить малыша. Или ты хочешь сама?

Лицо Харакеке просияло.

— Если можно, то я с удовольствием.

Люси протянула ей ребенка. Она с улыбкой наблюдала, как сестра кормила Адриана, а тот равномерно размазывал кашу по ее темно-синему платью.

Как раз когда Адриан доел последнюю ложку каши, Джоанна громко известила о своем прибытии. Она кричала что-то невнятное. Сестры испуганно переглянулись. Через окно они увидели, что Джоанна стояла перед Хеху, уперев руки в бока, и кричала на него. Тот молча развернулся и вышел из комнаты.

Разъяренная Джоанна тут же выбежала на улицу.

— Мама! Вышвырни наконец этого типа! Это же отвратительно!

У Люси отнялась речь.

— Хорошего дня, дорогая Джоанна, — защебетала Харакеке.

Джоанна пренебрежительно зашипела:

— Ты, дорогая тетушка, наверняка поддерживаешь то, что мать с этим типом живет в гражданском браке. Об этом судачит весь город!

Харакеке как раз хотела возразить, но Джоанна опередила ее:

— Мне все равно, что ты скажешь. Мама, я этого не хочу! Понимаешь? Только не в этом доме!

Люси несколько раз вздохнула, прежде чем ответить сдавленным голосом:

— Джоанна, ты же не здесь живешь. Ты же переехала вначале к своей подруге, а потом с мужем — в Мини. Это мое дело, и я могу делать в этом доме, что хочу.

Харакеке удивленно взглянула на сестру, словно хотела сказать: «Я редко слышала от Джоанны такие здравые мысли».

Джоанна сжала кулаки и налилась краской.

— Хорошо, тогда решай сама, кто здесь будет жить. Но мой сын в этом доме больше не появится… — Она решительно подошла к Харакеке и грубо выхватила у нее Адриана. Малыш испугался, покраснел как помидор и закричал.

— Ты должна решить, мама! Он или Адриан!

— Что это значит? — спросила Люси дрожащим голосом, хотя точно понимала, куда клонит дочь.

— Ты не увидишь моего сына, пока твой любовник с зеленым амулетом на шее не уберется из этого дома! — срываясь на визг, ответила Джоанна.

Плач ребенка тоже становился все громче. Но Джоанну это нисколько не волновало, она развернулась и ушла с ревущим малышом на руках. Потом снова воцарилась тишина.

Люси сидела как парализованная.

— Что мне теперь делать? — растерянно произнесла она и закрыла лицо руками.

— Хорошенько подумай! Ты знаешь мое мнение о пребывании Хеху в твоем доме, но я не считаю, что ты должна уступать шантажистке.

— Она говорила это серьезно, и я больше не увижу мальчика! — сказала несчастная Люси.

Харакеке пожала плечами. Некоторое время они молчали. Каждая думала о своем, пока Люси не проговорила:

— Харакеке, мое сердце будет разбито, если я откажусь от внука, но я просто не могу выгнать Хеху на улицу. Знаешь, он… в общем, я ему обязана… — Люси замолчала. Она еще не была готова рассказать сестре правду о том, что именно она убила отца, а Хеху ее прикрывал. Пока Люси боролась с собой, за дверью внезапно послышался шорох. Сестры обернулись. Они заметили, как промелькнула тень.

— Хеху? — вскрикнула Люси, но не услышала ответа.

Она снова погрузилась в мучительные размышления. Что бы ей посоветовала сестра, если бы узнала всю правду? Наконец она приняла решение.

— Я кое-что придумала, — по-боевому произнесла она. — Я совру Джоанне, сообщив, что он ушел. А он не будет больше показываться, когда она явится сюда.

— Если ты это выдержишь, то делай! — ответила Харакеке, она была явно не в восторге от этой идеи. — Ну хорошо, если уж он не может вернуться в нашу деревню…

Мысли Люси вдруг потекли в совершенно ином направлении. Она вспомнила детство отчетливее, чем когда бы то ни было. Хеху уже тогда был ее другом. Харакеке часто отговаривала ее, убеждала, что ей не нужен друг, ведь у нее есть сестра.

— Помнишь, как мы еще детьми мастерили мячики из остатков льна, а Хеху делал нам ленты? — задумчиво спросила Люси.

— Да, я хорошо помню. И еще я помню, как запрещала тебе играть с Хеху, а он когда-то подслушал наш разговор, и тогда…

— Эта тень! — воскликнула Люси и так резко вскочила, что опрокинула стул, и тот с грохотом упал на пол. — Вдруг он нас подслушивал? Я должна отыскать его! — пробормотала она и поспешила в дом.

Когда Хеху не откликнулся на ее стук, она приоткрыла дверь в его комнату. С первого взгляда Люси заметила, что все его вещи исчезли. Даже циновка, на которой он спал. Она бегала по дому и звала его. В кухне Люси встретила Стеллу, которая сидела за столом и горько плакала.

— Он не сказал, куда идет, только велел, чтобы я не печалилась, — всхлипнула Стелла.

Люси стояла неподвижно. Ее обуревали разные чувства, бросало то в холод, то в жар. Этот поступок Хеху вверг ее в бесконечную печаль, Люси скучала по нему уже сейчас, ее мучила совесть… и одновременно Люси почувствовала облегчение. Хеху снова разрешил одну из ее проблем. И она снова сможет заботиться о внуке…

Если бы Люси в тот момент только знала, что в будущем не будет ни дня, когда бы она не пожелала вернуть его обратно! Если бы только у нее была возможность найти Хеху! Но в тот момент Люси считала, что это хорошее решение.

Паверти-бей, Толага-бей, октябрь 1933 года

До Гисборна оставались считанные мили. По правую руку блестела на весеннем солнце водная гладь Паверти-бей. Сердце Люси чуть не выпрыгивало из груди. Оттуда она сможет пешком пройти по Титиранги до укрепленной деревни, из которой Люси когда-то выкрали.

Люси сидела возле Адриана, который вел машину и в тот момент покрепче сжал руку бабушки.

— Пожалуйста, остановись ненадолго. Я так волнуюсь, — попросила его Люси.

— Какой здесь вид! — мечтательно произнес он и указал на бухту.

— Какой чудесный выдался день! — заметила Ева с заднего сиденья и вышла из автомобиля, чтобы размять ноги.

Люси и Адриан последовали ее примеру. В полном молчании они немного постояли, разглядывая бухту, в которой когда-то бросил якорь капитан Джеймс Кук.

— Почему эта бухта называется Паверти-бей? — спросила Ева, нарушив молчание.

— Когда капитан Кук высадился на берег, люди приветствовали его хака — боевым танцем. Матросы Кука неправильно интерпретировали танец и убили шестерых маори. После этого моряки быстро вернулись на «Эндевор», подняли паруса и не пополнили припасы в этой бухте. Поэтому Джеймс Кук и назвал ее «Бухта бедности», — объяснила Люси, глядя на бесконечный океан. — Вы думаете, Хеху до сих пор жив? — спросила она, обратившись к Еве и Адриану. — Ему должно быть за восемьдесят. Он ведь старше, чем я!

Адриан пожал плечами.

— Я не знаю, но надеюсь на это!

Адриан действительно верил, что старый друг Люси жив, и именно от него исходило предложение посетить Хеху. Это стало его первой реакцией на то, что он прочитал в истории бабушки. Люси сначала отказалась, но потом вдруг загорелась этой идеей. Тем временем Даниэль тоже прочитал воспоминания Люси. Тот факт, что Адриан оказался его родным братом по отцу, немного утешил Даниэля после расставания с Евой.

Только Береника еще не насладилась историей. Они собирались привезти ей рукопись на обратной дороге домой. Они уже догадывались, что это будет нелегким делом. Береника не испытывала особого восторга, когда семья предупредила ее, что этим вечером заедет к ней в гости в Нейпир. «Что она скажет, когда узнает, что ее брат жив? Что дом принадлежит ему и что он его продаст, чтобы приобрести для нас в Веллингтоне новое жилье?» — думала Ева.

Те немногие люди, которые знали, что Адриан выжил, предпочитали молчать. Маргарет Мак-Алистер и ее мать поклялись молчать об этом в благодарность за то, что Ева, Адриан и Люси никогда никому не расскажут, какую дьявольскую игру они затеяли с человеком, потерявшим память. Даниэль взял с них слово, что они непременно во всех красках опишут глупое лицо Береники, когда перед ней появится наследник дома. Тем временем он влюбился в женщину-архитектора в конторе Джеффри — коллегу Евы. Ева же продолжала работать в этом бюро. Адриан пошел в академию учиться архитектуре. Даниэль клятвенно пообещал, что после его учебы они непременно создадут фирму «Кларк и Томас», где четвертым компаньоном обязательно станет его новая возлюбленная. Когда они наконец добрались до подножия Титиранги, Люси как сумасшедшая выскочила из машины.

— Здесь больше ничего не узнать! — взволнованно вскрикнула она, взмахнув руками. — Но взгляните туда. Там стоит дом собраний. А слева должна начинаться тропа.

Ева и Адриан вышли из автомобиля и, восторженные, остановились перед небольшой группой роскошных железных деревьев. Они еще не цвели, но можно было живо представить, как здесь чарующе красиво с середины декабря до конца января.

— Повутокава! — пробормотала Люси, нетерпеливо поторапливая своих спутников. Она больше не могла ждать.

Они прошли по тропе всего несколько шагов, как им навстречу вышла старая женщина-маори с морщинистым лицом. По сравнению с ней Люси выглядела намного моложе. Маори смерила Люси с головы до ног, потом подошла ближе, пока их носы не соприкоснулись и не потерлись друг о друга. После этой церемонии женщины заговорили, эмоционально жестикулируя. Ева и Адриан не понимали ни слова, Люси им перевела:

— Деревни больше не существует. Ахури продал землю пакеха, которые прошлись там, как землетрясение, и построили свою ферму. Некоторые люди из племени ушли к Вхангара под предводительством Хеху. Значит, он жив! — хрипло произнесла она. — И она назвала меня принцессой Ахоранги. — Люси так растрогалась, что на глаза навернулись слезы.

— Тогда спроси ее, далеко ли до Вхангара, — предложила Ева.

Люси снова обратилась к старой маори, которая благоговейно стала ощупывать льняной костюм Люси, и спросила дорогу.

— Тринадцать миль к северу, — перевела Люси и многословно попрощалась со старухой.

В наступившей тишине они ехали по прибрежной дороге. Только когда вдалеке показались первые дома деревни Вхангара, которая расположилась на живописном пляже Вайхау, Люси снова заговорила:

— Он жив, Хеху жив, но будет ли он рад меня видеть?

— Конечно! — попыталась успокоить Ева взволнованную бабушку.

Внезапно Люси вскрикнула:

— Стой! Стой! — И указала на дом собраний, украшенный особенно красивой резьбой. — Давайте сначала пойдем к предкам, а уже потом отправимся на поиски Хеху, — добавила она.

Ева и Адриан согласились: в этой поездке они решили выполнять все желания Люси. Это было ее путешествие!

Сняв обувь, бабушка тихо вошла в дом собраний. Но он не был пуст, как они предполагали. Напротив, там на полу вокруг старика, который, казалось, молился, сидела группа маори.

Ева и Адриан затаили дыхание, чтобы не мешать молитве. Но старик, сидевший к ним спиной, обернулся, словно почувствовав, что пришли чужаки.

— Ахоранги? — удивленно вымолвил старик. За ним обернулась вся группа. Шепот пронесся среди молящихся.

— Ахоранги, — шептали старики, а дети с интересом наблюдали за гостями.

Люси словно в трансе подошла к Хеху. Они не виделись больше двадцати лет. Тихий маори превратился в славного, уважаемого соплеменниками вождя. Хеху ловко, словно молодой парень, поднялся и обнял Люси.

— Прости меня, — прошептала она.

— Мне не за что тебя прощать, — возразил он.

Присутствовавшие здесь старики маори тоже встали и подошли к Люси.

— Киа ора, принцесса Ахоранги! — выкрикивали они дружно.

Ева дернула Адриана за рукав. Ей казалось, что они мешают. Оба пакеха тихо отошли назад. Снаружи, за дверью, они страстно и долго целовались.

Только когда раздались голоса, они разняли объятия.

— Вот это и есть тот самый ребенок, которого я больше никогда не должна была увидеть, — произнесла Люси и указала на Адриана. Хеху сначала вежливо поздоровался с Евой, потом с Адрианом.

Парень украдкой глянул на часы. Если они хотят успеть в Нейпир до сумерек, им нужно скоро выезжать. Но когда он заметил взгляд Люси, то догадался, что все пойдет иначе.

— Нам нужно ехать, бабушка, — мягко произнес он.

— Не злитесь на меня, детки, — пробормотала Люси, неотрывно глядя на море. — Я остаюсь здесь. С Хеху и этими людьми, для которых я принцесса Ахоранги. И как Ахоранги я хочу, чтобы меня похоронили здесь.

Ева заплакала.

— Но это место не очень далеко от нас! Мы будем навещать тебя так часто, как только сможем.

— И я попрошу вас об этом! — Люси повернулась к ним. Солнечные лучи пробивались сквозь седые волосы. Казалось, будто у нее на голове корона.

«Она выглядит как настоящая принцесса», — растроганно подумала Ева.

— Она выглядит как самая настоящая принцесса, — шепнул ей на ухо Адриан в ту же секунду.

— Принцесса Ахоранги! — ответила Ева и прильнула к мужу.

Словно издалека она услышала голос принцессы маори:

— Разве я тебе не говорила, дитя мое, что тебя не случайно забросило на другой конец света?

Ева кивнула, глядя на сине-зеленый океан и представляя, как она потом расскажет эту историю своим детям.