Когда муж вернулся, Моника Вержа была на своем обычном месте, в кухне. Он сел напротив.

— Ты пообедаешь со мной? — спросила она.

— Если не возражаешь.

— Я не очень голодна. Я собиралась открыть коробочку сардин.

— Я предпочитаю гусиную печенку, — сказал он.

Они получали ее из Ландов от коллеги. Полуконсервы, своего рода шедевр. Моника улыбнулась удивленно: почему вдруг такая роскошь?

— Потому что мне хочется, — сказал он.

Ему было немного грустно. Он понимал, что брак не удался по его вине. Он сожалел о том далеком прошлом, когда еще любил Монику. У них были радостные минуты, вечера наедине, когда они не скучали. Приятные воспоминания.

Он спустился в погреб и принес металлическую коробочку, которую открыл, улыбаясь, как настоящий гурман. Моника выглядела счастливой, и он подумал, что поступает неправильно: боль, которую причинит ей, будет только сильнее. Он выругался, порезавшись об острую крышку коробки. Вержа терпеть не мог неловких жестов. Это доказывало, что он не полностью владеет собой. А это было некстати.

Моника забинтовала ему палец. Потом молча прижалась к нему. Он почувствовал волнение, но мягко отстранился. По его расчетам, им едва хватит времени, чтобы съесть баночку гусиной печенки. Он попробовал ее, присвистнул и взял немного на палец, чтобы дать жене. Она восхитилась:

— Лучшая в этом году.

Они поели за кухонным столом.

— Что с твоим делом? — спросила Моника.

— Сегодня утром я был у следователя. Он хочет знать размеры моего состояния.

— Если они те, это я знаю, — сказала она, — следователь будет разочарован.

— Цифра совпадает с той, которая известна тебе с точностью до тысячи франков.

Ее взгляд погрустнел.

— Если бы ты не спал с этой женщиной… — начала она.

— Это касается тебя, но не их.

Зазвонил телефон. Моника сделала раздраженный жест.

— Теперь-то уж они могли бы оставить тебя в покое, — сказала она.

— Возможно, это пустяки, — сказал Вержа и направился в прихожую, где стоял телефон.

Как он и думал, это был Сала. По его голосу было ясно, что произошло нечто важное.

— Приезжайте быстрей, — сказал ой.

— Вам нужен такой человек, как я?

Сала разнервничался.

— Вы по-прежнему начальник отдела по борьбе с бандитизмом или нет?

— И я себе задаю тот же вопрос.

— Не валяйте дурака, Вержа. Убиты Донне и Леру.

— Где?

— В своем гараже.

— Этим должна заниматься уголовная полиция.

— Она уже на месте. Но мне нужны вы. Произошло еще два преступления. Я думаю, что это очень серьезно.

— Я еду, — сказал Вержа вполголоса.

Он вернулся на кухню, сообщил Монике новость.

— Ну что же, — сказала она. — Пойду спать одна. Я привыкла.

Он поцеловал ее. У нее были влажные глаза. Она утешится. Вечные печали… Они проходят очень быстро.

Вержа взял свою БМВ. До сих пор он старался не делать этого при исполнении служебных обязанностей. Теперь больше не было нужды скрываться. Впрочем, сейчас Сала не упрекнет его. Он паниковал как мальчишка. Чем выше вы поднялись по лестнице, тем больше она трясется, и вы тоже. Большое облегчение знать, что нечего больше терять. Вержа понимал, почему так часто лез в драку грудью вперед: он не так уж дорожил жизнью. Довольствовался сегодняшним днем — нечаянным подарком неба.

* * *

Цепь полицейских преграждала доступ к гаражу. Приехала "скорая помощь, чтобы забрать тела. Поблизости собралось человек пятьдесят. Их удерживали полицейские. Вержа услышал голос, на всякий случай обвинявший палестинцев. Сержант полиции узнал комиссара и поприветствовал его. Он вошел в гараж, увидел свет в служебных помещениях и направился в ту сторону. Появился Мора.

— Странная резня, — сказал он.

Он последовал за Вержа в комнату. Эксперты делали снимки. Помещение было полно полицейских. Сала находился в соседней комнате с женщиной, которую Вержа узнал: жена Донне, одна из его бывших служащих, женщина с головой, сумевшая женить его на себе, блондинка с пышным телом и увядающим лицом. Она ведала прокатом автомобилей. Сала позвал комиссара.

— Занятный вечер, — сказал Сала.

Он оставил мадам Донне и удалился вместе с Вержа.

— Вот для вас возможность отличиться.

Вместо ответа Вержа грустно улыбнулся.

— Кроме Донне и Леру, еще владелец бистро, которого вы, наверное, знаете, Овернец. И Толстая Берта. Убиты таким же образом.

— Имеются улики?

— Пока никаких. Мобилизованы все люди из уголовной полиции. Они ищут свидетелей.

— Донне был не самым лучшим человеком. И Леру тоже.

Сала взглянул на Вержа.

— Знаю. Но Донне нам оказывал услуги. Большие услуги. То же можно сказать и об остальных жертвах. Это были ваши осведомители?

— Толстая Берта, конечно. Владелец бистро — это скорее человек Леро. Донне, разумеется, время от времени. Но вы ведь его знали. Он использовал как можно больше людей.

— Нам их будет не хватать. Особенно Донне.

Подошел длинный худой мужчина с высоким лбом — начальник уголовной полиции Пивад. Он пожал руку Вержа. Это был неплохой человек, лишенный чувства зависти, делавший свое дело хорошо, но без излишнего рвения.

— Сведение счетов, — констатировал он.

— Чем оно вызвано?

— Донне только что дал нам очень полезную информацию.

— Наркотики?

Было вполне естественным, что Вержа в курсе дела, хотя в принципе каждый полицейский сохраняет в секрете свой источник информации. Но часто, зная дело, достаточно было сопоставить некоторые факты, чтобы установить личность "осведомителя, который пожелал остаться неизвестным", следуя принятому выражению.

— Ты думаешь, это сведение счетов?

— Да, потому что оба шофера, которых мы взяли, приходили несколько дней назад к Толстой Берте.

Это тоже было известно Вержа. Поэтому Толстая Берта и была осуждена. К тому же она была настоящей сутенершей, плохо обращалась с девицами, которых обкрадывала и эксплуатировала, и нажила много недоброжелателей.

Вержа прошел в комнату, из которой уходили эксперты. Уносили изуродованное тело Донне. Вержа не испытывал никаких угрызений совести. Донне был вредным человеком. Во время войны в Алжире он решил, что лучше сражаться на стороне ОАС. Чтобы заслужить право вступить в ее ряды, он однажды вечером предпринял вылазку в арабский квартал и обстрелял из пулемета кафе. Четверо были убиты, из которых один — двенадцатилетний мальчик, сын владельца кафе. Вержа помнил маленький труп. Он не испытывал особой симпатии к северо-африканцам, но и враждебности тоже. Он не был расистом и не ударялся в крайности: от умиления до проклятий. Но, гладя лоб убитого, мальчика, он говорил себе, что негодяи, совершившие это, заслужили виселицу куда больше, чем любой преступник. Позднее он узнал, что убийство было делом рук Донне. Но объявили амнистию.

Что касается Леру, это была незначительная фигура, шпик, готовый на все, лишь бы это принесло выгоду, награду, деньги, продвижение по службе, охоту в выходные дни, украшение для жены, ненасытный в своей жадности. В гараже Донне он занимался персоналом. Все члены профсоюза его ненавидели. Его звали "псом Донне". Он плевал на это: ему перепадало много костей.

Вержа проследил за тем, как увозили тела.

К нему подошел Мора.

— У вас есть какая-нибудь версия?

— А у тебя?

— Никакой.

— Я знаю одного человека, который вздохнет с облегчением: Альже.

Мора удивился.

— Донне мечтал его уничтожить. Оба были хитры. Без Донне нам никогда его не поймать.

— Мы так давно оставили его в покое! — заметил инспектор.

По всей Франции в главных городах один человек управлял преступным миром. Обычно его знали. Все покорялись: его невозможно было убрать, если только он не совершал крупных ошибок, чего, впрочем, никогда не случалось.

Подошел Сала.

— Отправляетесь по следу, Вержа?

— Попытаюсь.

— Попытайтесь с Альже. Шансов на успех немного, но заслуживает внимания.

Сала вел себя точно так, как предвидел Вержа. Теперь он мог видеться с Альже сколько ему будет угодно. Со всеобщего благословения. Донне и Леру были убиты не только ради этого; это была еще одна выгода от операции.

— Из него много не вытянешь.

— Прощупайте его. Я, со своей стороны, наведу справки.

Он принял таинственный вид. "Блефует", — подумал Вержа. Слишком давно Сала просиживал штаны в креслах. В лучшем случае он получал информацию о политическом мире. О преступном — незначительные сведения. Эта вечная жажда полицейских добраться до власти и интересоваться, следовательно, больше словами и поступками людей из оппозиции, чем профессиональными преступниками.

Появился Пивад. У него были новости: кто-то видел двух парней на мощном мотоцикле. Это становилось традицией: убийцы предпочитали два колеса, позволяющие им улизнуть с большой легкостью.

— Они далеко, — вздохнул Сала.

— Хорошая техника, — отметил Вержа.

— Наверняка твои клиенты, — заключил Пивад.

Вержа улыбнулся. Ему уже пришли в голову два имени: ребята двадцати пяти лет, один с Корсики, второй из Экса, которые обратили на себя внимание своим хладнокровием и жестокостью. Они уже подозревались в четырех преступлениях. Это хороший знак, что Альже удалось так легко мобилизовать их. В табели о рангах он занимал высокое положение, что удивляло даже Вержа. Однажды, может быть, и перед Альже возникнет какой-нибудь злоумышленник.

Вержа увидел Мора.

— Жди меня у Сильвены, — сказал он.

* * *

Альже разговаривал с посетителями, стоя посреди своей пивной. Он тут же заметил Вержа. Он всегда стоял лицом ко входу, чтобы видеть приходящих. Традиционная предосторожность, одна из двадцати, которые он неизменно соблюдал. Вержа были известны почти все. Альже сделал ему знак. Вержа уселся за расположенный в углу столик, за которым Альже время от времени отдыхал и откуда просматривались улица и вход. Вскоре Альже подсел к нему. Он выглядел отлично.

— Поешь со мной? — спросил он. — Я голоден.

Вержа заказал мясо. Альже, поколебавшись, присоединился к его выбору; ему хотелось рагу под белым соусом, но это было бы неразумно. Он должен беречь себя.

— Если хочешь дожить до старости, приходится идти на многие жертвы, сказал он.

Однако велел принести два виски:

— Нам надо кое-что отметить.

— Чистая работа, — сказал Вержа.

Он добавил, что, по его мнению, оба парня — профессионалы, не имеющие себе равных. Он назвал имена. Альже ничего не сказал. Но по выражению его липа Вержа понял, что угадал.

— Этот негодяй Донне! — произнес Альже.

Он все еще не мог переварить предательство владельца гаража. Он сказал, что хотел бы видеть физиономию Донне, когда тот оказался перед дулом револьвера. Ему выстрелили прямо в голову. Альже был прекрасно осведомлен о ранах обеих жертв. Не были ли у него и другие связи в полиции? Не имеет значения: теперь он вряд ли выдаст Вержа.

— Мне жаль только Толстую Берту.

В его тоне не было иронии. Не больше, чем обычно. Вержа редко встречал преступников, которые обладали бы чувством юмора. Во всяком случае, среди тех, кто добился успеха. Это профессия, которая требует серьезности.

— Ты не станешь оплакивать эту старую шкуру?

— У меня с ней связаны приятные воспоминания.

Принесли антрекоты, что немедленно положило конец сентиментальным воспоминаниям Альже. Он воткнул нож в мясо с таким жаром, словно перед ним был доносчик. Аккуратно вырезал кусочек с кровью из середины и с жадностью проглотил его.

— Что в следующей главе? — спросил он.

— Сейчас расскажу.

Альже взглянул на дверь. В пивную входил молодой человек в белом блестящем плаще. Он увидел Альже, затем Вержа, и лицо его выразило досаду.

— Я еще не сказал ему, что мы работаем вместе, — проговорил Альже.

— Он будет участвовать в деле?

— Да. Он абсолютно надежен.

— Он ненавидит меня.

— Поставь себя на его место.

Молодой человек — очень высокий, черноволосый, с довольно красивым лицом — делал вид, что ищет в зале приятелей.

— Не хочет подходить к нам, — сказал Альже.

Он был недоволен. Подал парню знак. Тот решился и без особой охоты подошел к Альже, пожал ему руку и поздоровался с Вержа.

— Садись, — сказал Альже.

Юноша, неохотно подчинился.

— Помирись с комиссаром.

Парень покачал головой.

— Он делал свое дело, — продолжал Альже. — Если б он не выстрелил, убили бы его.

Вержа молча слушал. Юношу звали Шарль Вентури. Несколько лет назад он обосновался в этом районе с младшим братом Лео. Между ними не было ничего общего. Шарль — умница, хитрец, честолюбец, скрывающий своя карты; Лео драчун, без царя в голове. В момент, когда Вержа хотел арестовать его за неудавшееся ограбление, он схватился за оружие и был убит двумя выстрелами в грудь. Шарль пообещал, что когда-нибудь отомстит Вержа. Комиссар не испугался. Если только он сам не предоставит Шарлю идеальную, вполне безопасную возможность, брат не будет отомщен. Вентури стремился сделать карьеру. Что ему было неизвестно, так это имя доносчика, который сообщил Вержа, где скрывается Лео. Это был Альже, которому молодой идиот безумно надоел.

— Ты мне понадобишься, — сказал Альже.

Парень удивился: как мог Альже так разговаривать в присутствии Вержа?

— Не волнуйся, — успокоил его Альже. — Комиссар наш друг.

Вентури скорчил гримасу, которая означала: это твое дело.

— Тебе известно насчет Донне и Леру? — спросил Альже.

— Да.

— Туда им и дорога. Ты не находишь?

— Это твоя работа?

— Нет. Но я о них плакать не собираюсь.

— Я тоже.

— Зайди ко мне завтра, — сказал Альже.

Вентури мрачно простился, не взглянув на Вержа.

— Ты думаешь, правильно поступаешь, что берешь его на это дело? спросил комиссар, когда Вентури удалился.

— Он понимает, что в его интересах. Он обрадуется, когда узнает, сколько получит, и если не поцелует тебя в лобик, то только оттого, что очень застенчив.

— Он никогда не подозревал, что ты выдал Лео?

— Никогда.

Альже налил себе стакан вина и выпил его залпом.

— Ты собирался рассказать мне о следующей главе!

— Перед тем как брать почту, предлагаю "аперитив".

— Сколько?

— Сотня миллионов.

Альже присвистнул.

— Тут дело не только в деньгах, — сказал Вержа. — Необходимо деморализовать одного моего приятеля, который рыдает из-за каждой потерянной монетки.

— И который нам поможет впоследствии?

— Да, он поможет нам.

Альже хлебом вытер свою тарелку. Самым вкусным был для него сок из мяса, смешанный с маслом, оставшийся в тарелке после съеденного антрекота. Он раздумывал.

— Надо все-таки, чтобы ты мне как-нибудь объяснил, чего ты добиваешься.

— Всякому овощу свое время, — ответил Вержа.

* * *

Мора сидел в баре и грустно тянул виски, предложенное ему Сильвеной, неутомимо снующей по всем трем залам "Плэйбоя". Вержа похлопал инспектора по плечу. Мора обрадовался, что больше не одинок.

— Они все еще в гараже? — спросил Вержа.

— Сала отправился спать. Он разочарован. Он пришел к выводу, что убийцы уже за границей. Они работают на мафию, и нечего тут ломать голову.

Вержа посмеялся. Это версия, которую прочтут завтра в газетах. Мафия удобный выход со всех точек зрения. Во-первых, потому что она существует, и, во-вторых, публика будет очень огорчена, если время от времени она не даст о себе знать: темная сила, всегда безнаказанная, она заменяла Ватикан, иезуитов или сионистскую клику. На любой вкус…

— У вас есть какая-нибудь идея? — спросил Мора.

— Да.

Мора заерзал.

— Пока что я о ней ничего не скажу. Зато расскажу тебе о твоем будущем.

Инспектор вздохнул.

— Оно мне кажется довольно мрачным.

— У тебя есть новости?

— Сегодня вечером Сала сказал, что меня, вероятно, вызовет следователь.

— Клод официально обвиняет тебя?

— Не совсем. Но комиссаром мне все равно не быть. А вот в регулировщики могут разжаловать!

Показалась Сильвена. Она увидела обоих мужчин, но поняла, что будет лишней. Она интуитивно всегда верно оценивала обстановку, и Вержа любил ее за эту душевную тонкость.

— В сущности, — сказал Вержа, — ты не возражал бы, если бы пришлось смотаться подальше?

— Никоим образом.

— Покинуть Францию?

— Еще лучше.

— Тогда считай, что дело сделано!

— Вы мне так и не объяснили почему.

Вержа на секунду задумался.

— Я разрабатываю одну комбинацию, от которой они все взлетят на воздух. На стенку полезут. Они ничего не подозревают. Сала уверен, что я соглашусь на их предложение замять дело. Ты пока останешься в тени. Будешь как стрелок, прикрывающий огнем атакующего. Но с минуты на минуту приготовься исчезнуть.

Сильвена появилась вновь. Она хотела видеть Вержа.

— Она красива, — произнес он.

Мора не отрицал.

* * *

Сильвена лежала в постели и курила. Вержа подтолкнул Сильвену, чтобы усесться на край кровати, погладил ей спину.

— В сущности, он хочет тебя выгнать, — сказал Вержа. — Он не прав.

— Он дурак, — произнесла Сильвена.

Она уже объяснила Вержа причину своей озабоченности: у одного из заправил компании была любовница, которой требовалось место. А Сильвена всегда отказывалась стать его любовницей. Он ей не нравился; к тому же он был сентиментален и прилипчив. Его надо было называть: мой котенок, моя птичка, моя штучка, моя дрючка… Сильвена терпеть не могла эти пошлости. Ему было около шестидесяти, он был лыс, и у него пахло изо рта. Теперь он ей мстил. Что касается девицы, это была законченная стерва и напыщенная дура, которая быстро уменьшит выручку. Но компаньоны этого не понимали. Они считали, что для подобной работы достаточно иметь красивый зад.

— Думаю, что со мной вопрос решенный, — сказала Сильвена.

— Нам решительно нечего здесь больше делать, — заключил Вержа.

— Нечего.

Она добавила, что ей это безразлично, лишь бы они были вместе.

— А как твое дело?

— Для других — все прекрасно. Они от меня избавятся, как от нарыва. Они, может быть, и хотели бы меня поддержать, потому что знают, что с этих пор каждый полицейский будет думать: ясно, значит, при первой же заминке отделаются и от меня, как от Вержа. Но они трусливы.

Он пожал плечами:

— Вся система целиком труслива.

Она возмутилась:

— Почему ты не крикнешь это на весь свет?

Он засмеялся.

— Крикну, — сказал он, — но не на весь свет; ему на это наплевать.

Какое-то время Сильвена курила молча.

— Если ты уедешь, ты возьмешь меня с собой? — спросила она.

— Может быть!

Он улыбался.

— Негодяй! — с нежностью проговорила она и легонько ударила его.

Он подумал о Монике, которая спала одна. Опять заставит ее страдать. Она этого не заслужила.

* * *

Каждое утро Вержа собирал своих инспекторов, чтобы обсудить предстоящую работу. Их было пятеро, в том числе Мора. Вержа пользовался у них авторитетом. Кроме самого молодого — Муатрие. Муатрие как-то заявил, что не совсем одобряет применяемые Вержа методы работы. Вержа пытался от него отделаться, но безуспешно. Никому он не требовался, и Вержа, проявив мягкотелость, оставил его. Во время этих совещаний Вержа сидел за своим письменным столом, Мора присаживался на старое кресло, остальные оставались стоять.

Муатрие не любил Мора, который платил ему тем же.

Обсуждались текущие дела, в первую очередь поведение состоящих на учете. Вержа требовал, чтобы каждый день его сотрудники могли рассказать о своих "подопечных". Всегда находился кто-нибудь, кто был в бегах, и на него закрывали глаза, если он проявлял желание сотрудничать с полицией. В это утро "огонь открыл" Муатрие.

— Я приметил Жужу, — сказал он.

Речь шла о субъекте, который, как подозревали, участвовал в ограблении одной из почт.

— Он, вероятно, приехал из Савойи, — уточнил Муатрие. — Автомобиль зарегистрирован в Приморских Альпах.

— Не выпускайте его из виду, — сказал Вержа.

Жужу наверняка вызвал Альже для участия в операции. Его надо немедленно отправить домой. Муатрие только что оказал Вержа услугу. Но его следует опасаться.

— У кого-нибудь есть информация о вчерашних событиях? — спросил Вержа.

Все подняли руки. У каждого была своя версия, одна исключающая другую. Мозги молодых усиленно работали. Они знали, что их ждет слава, если они найдут решающую улику. Один из них произнес имя Альже, и Вержа ответил, что Сала поручил ему расследование в этом направлении. По его мнению, приказ об убийстве поступил с более высокого уровня. Один инспектор подсказал след: возможно, Донне был замешан в контрабанде между Францией и ФРГ запасными частями для грузовиков. А вчера во второй половине дня некий подданный ФРГ поспешно покинул город; у него был гараж в Мюнхене. "Отличный ложный след", — подумал Вержа.

— Очень хорошо, — сказал он. — Надо поторопиться и предупредить наших коллег в ФРГ. Составьте докладную. Я покажу ее Сала.

Он уже заканчивал совещание, когда Муатрие попросил слова.

— Что касается мотоциклистов, — сказал он, — я думаю, не попросить ли коллег из Бордо взглянуть на гонки, которые состоятся сегодня, для установления личности, например. Вы, наверное, знаете, что запись участников часто производится на месте. Будь я одним из вчерашних убийц, я бы подумал об этом алиби.

— Неплохо, — отметил Вержа.

Мора наблюдал за ним и не мог не заметить, что комиссар недоволен.

— Я займусь этим, если хочешь, — сказал он Муатрие.

— Не стоит, — ответил инспектор. — У меня там есть приятели.

Вержа закрыл совещание. Мора на минуту задержался:

— Хотите, я предупрежу Альже? — спросил он, когда они остались одни.

Комиссар внимательно взглянул на него.

— Ты быстро соображаешь.

— Муатрие тоже.

— Ты думаешь, он догадывается?

— Он вас не любит, а это обостряет его чутье.

Оставшись один, Вержа отправил пачку оставшихся рапортов. Зазвонил телефон. Это был следователь Дельмес. Он говорил любезным, но решительным тоном:

— Вы можете сейчас же зайти ко мне?

Вержа ответил, что идет. Он догадывался о причине этого неожиданного вызова: очная ставка с Клод. Он был готов к этому.

Она уже сидела напротив Дельмеса. С ней был адвокат, который знал Вержа и поздоровался с ним. Метр Дюбуа, сорока лет, постоянный защитник сутенеров всех сортов, поддерживающий довольно хорошие отношения с полицейскими, бонвиван, доставляющий неприятности другим лишь тогда, когда этого требовали высокие гонорары, которые он взимал с чистого дохода сводников.

Пока Вержа усаживался, Клод упорно не поднимала глаз. Дельмес терпеливо ждал.

— Пожалуйста, мадам, повторите свое заявление!

Это требование ее не слишком воодушевило: она все еще побаивалась Вержа, зная, каким он бывает в гневе.

— Вы не могли бы зачитать мои показания? — попросила она.

— Нет.

Поколебавшись, Клод заговорила. Она сказала, что давала Вержа деньги, два года назад заплатила за аренду виллы, участвовала в покупке БМВ.

— Ложь, — сказал Вержа, когда она закончила.

Дельмес прочел Клод маленькую нотацию в духе: будьте-внимательны-то-что- вы-говорите-очень-важно, вы-задеваете-честь-человека и т. д. Ну прямо сама искренность!

— Я сказала правду, — произнесла Клод.

Она ни разу не взглянула на Вержа. Это была крупная женщина с лошадиным лицом и восхитительным телом. Вержа вспоминал о нем теперь со злостью. Он попался как ребенок. А она мстила за все и ни за что, злясь, быть может, что он спит с Сильвеной, стараясь купить благосклонность, жертвуя всем, что у нее было, чтобы выпутаться из дела, или просто потому, что у нее была подлая душа и она не хотела одна идти ко дну. Когда она была любовницей Вержа, она считала, что ей навсегда обеспечена безнаказанность. Разочаровавшись, она теперь готова была все растоптать.

— Ваше слово против ее слова, — сказал Дельмес Вержа.

— Именно, — подтвердил Вержа. — Но когда в суде я даю показания против бандита, которого я арестовал, все обстоит так же.

— С той разницей, что мы можем произвести определенную проверку. Например, в агентстве по найму.

Дельмес пристально смотрел на Вержа.

— Вы стоите на своем?

— Разумеется.

— Вы не отрицаете, что поддерживали с обвиняемой самые сердечные отношения и даже больше?

— Я уже объяснил вам, при каких обстоятельствах.

— Это отношения, о которых можно было бы многое сказать. Они свидетельствуют о прискорбных взглядах.

Вержа прервал следователя:

— Полиция всегда работала подобным образом, а правосудие давало нам свое благословение.

Дельмес иронически улыбнулся.

— Когда полицейский спит с сутенершей, он ищет благословения правосудия.

— Вы прекрасно понимаете, что я хочу сказать: во Дворце правосудия всем известно, что наши источники информации текут не из Францисканского монастыря!

Дельмес сделался еще более любезным.

— Не беспокоя сих почтенных верующих, нельзя ли попросить полицию пересмотреть свои методы?

— Даже если пользы будет меньше? В конце концов мы ведь ваши поставщики!

— Я не работаю сдельно, господин комиссар!

— Но вы любите, когда вам приводят крепко связанных преступников.

Он указал на метра Дюбуа.

— Спросите его. Я всегда занимался только своим делом, в самом классическом стиле. Я сражался только с гангстерами. В вашем кабинете в том положении, в каком нахожусь теперь я, никогда не окажутся полицейские, которые ведут учет ваших друзей или врагов.

Следователь нахмурил брови.

— Что вы хотите этим сказать?

— А вот что. Теперь существует два сорта полицейских: те, кто занимается политикой, и те, кто ею не занимается. Я принадлежу ко второму, вы это прекрасно знаете. Первые не подвергаются никакой опасности. В них никогда не угодит шальная пуля, они никогда не окажутся в вашем кабинете. Они попросту рискуют оказаться в лагере побежденных. Но я за них не волнуюсь. Они принимают меры предосторожности. Официально они занимаются в настоящий момент наблюдением за левыми элементами. Но я вам кое-что раскрою, если вы этого не знаете. Они готовят потихонечку досье на представителей большинства. У них нет времени бездельничать. Они вам преподнесут все это на тарелочке в тот день, когда ваши придут к власти.

Дельмес казался удивленным.

— Какие мои друзья? — спросил он. — Я прошу вас замолчать, господин комиссар.

Вержа, в свою очередь, улыбнулся.

— Я высказал то, что собирался.

— Я это не записываю.

— Жаль, — сказал Вержа с иронией.

— Других вопросов не будет, — сухо проговорил Дельмес.

Вержа вышел первым. В коридоре его догнал Дюбуа. Адвокат был очень доволен.

— Вы утерли нос этому напыщенному болвану. Но, наверное, напрасно.

— Почему?

— Они сделают все, чтобы уничтожить вас.

— Успокойтесь; у меня есть другие аргументы.

Адвокат рассмеялся.

— Ни минуты не сомневаюсь.

Он дружески похлопал Вержа по плечу.

— Какой тошнотворный мир, — сказал он. — Я не моралист. Но тем не менее! Люди — это ходячие трупы. Никаких идеалов, ни частицы любви не осталось в них.

Дюбуа пожал Вержа руку.

— Жаль, что я не могу взять ваше дело.

Он указал на Клод, которая ждала, повернувшись к ним спиной.

— Почему она обвиняет меня? — спросил Вержа.

— Вы еще спрашиваете? Потому что это подлая душа. — Он невесело усмехнулся. — Если вас это может утешить, я беру с нее по максимуму. Чем они отвратительней, тем больше я с них требую. Если и дальше так пойдут дела, за два года я сколочу состояние.

* * *

Вержа позавтракал с Моникой. Он повел ее к Альже. Она была задумчива. Он утверждал, что не ложился всю ночь. А где же он побрился? Она задала вопрос, не требуя ответа: она знала. Вообще-то он должен был бы доживать свою жизнь с ней, ведь когда-то они вместе и трудились и мечтали. Но без Сильвены он будет страшно несчастен, а он нуждался в счастливой старости, если только она возможна.

Альже появился к половине второго. Он осторожно приблизился к комиссару. Он знал Монику и уверял, что очень уважает ее. Он пытался таким образом пристыдить Вержа. Преступники часто проявляют склонность к морализированию.

Он поцеловал Монике руку, и она посмеялась про себя: ей было известно, кто такой Альже.

— Я видел Мора, — сказал он. — Спасибо за обе информации!

Инспектор оказался еще более сообразительным, чем думал Вержа: он сказал Альже не только про мотоциклистов, но и про Жужу.

— С персоналом все больше трудностей, — пожаловался Альже. — Просто не знаю, где его искать теперь.

Вержа объяснил Монике, что Альже просил его навести справки о метрдотеле и официанте, которых тот собирался нанять. Она рассеянно слушала.

Когда они собирались уходить, Альже придержал Вержа за руку.

— Мой парень сделает дело сегодня после обеда, — сказал он. — Ты уверен, что это необходимо?

— Уверен.

— Ты не слишком рискуешь?

— Совсем нет.

Альже почесал ухо.

— И почему я так верю в тебя?! — воскликнул он.

* * *

Жюстэн Кокемер был веселым тридцатилетним парнем. Он работал в городском банке и был убежден, что годам к пятидесяти будет сидеть в Париже в кресле генерального директора. Когда Жюстэн бывал в столице, он долго прогуливался по бульвару Осман, изучая фасады надменных особняков, где находятся крупнейшие банки. Он смотрел на толпу жалких служащих, высыпавших в полдень из дверей этих зданий. Когда-нибудь он будет командовать всеми ими. Он заставит их трудиться до седьмого пота. Жюстэн Кокемер был параноиком с самого детства, которое прошло под строгим надзором тетки, любившей стегать его тростью и получавшей от этого немалое удовольствие.

В настоящее время он оказывал услуги определенному числу именитых граждан города, которые предпочитали, чтобы их денежки покоились в каком-нибудь налоговом убежище, где от народа не приходится ждать неприятных сюрпризов. Но и в этом варианте нельзя было быть ни в чем уверенным, что являлось причиной озабоченности. По-прежнему предпочтение отдавалось Швейцарии, хотя лево настроенные граждане этой страны начинали идти по стопам Гильома Теля. Банки иногда занимались этими трансфертами в форме незримых компенсаций. Но в банковских книгах оставались следы. И когда- нибудь после победы объединившихся левых сил можно было бы опасаться, что жаждущие равенства контролеры нападут на след затерявшихся капиталов. Вот почему Жюстэн Кокемер и некоторые ему подобные время от времени отправлялись в Швейцарию, Испанию или Лихтенштейн, куда по отлично организованным каналам убегали миллионы в виде банковских билетов или кассовых чеков. Переправка требовала одного или даже двух обходных маневров: десять процентов была немалая сумма, даже поделенная между этапами.

В этот день Жюстэн отправлялся в Мадрид, чтобы перевезти туда сотню миллионов, спрятанную в крыльях его спортивной машины. Опасаться нечего. В Беобии французский таможенник получал тысячу франков за то, что останавливал Жюстэна, спрашивал, нет ли у него чего-либо, о чем следовало бы заявить, и тут же отпускал. На испанской границе ничего не спрашивали. Деньги перевозились транзитом через Мадрид, прежде чем исчезнуть на Багамских островах, где их вкладывали в приобретение акций компании, занимавшейся строительством отелей. Два министра уже имели в ней интересы. Один из них информировал клиента Жюстэна, вернее, его патрона — директора банка, который таким образом сколачивал себе небольшое состояние.

Жюстэн был рад, что едет в Мадрид. Он с удовольствием отправился бы и в Женеву, которая благодаря миллионам, разбрасываемым нефтяными королями, становилась всеевропейским борделем. Чтобы получить свой кусок этого пирога, туда приезжали хорошенькие девочки из Франции, Италии, ФРГ. Но в Мадриде у Жюстэна была любовница маникюрша, которую он жаждал видеть. Он напевал, ведя машину по извилистым дорогам Жера, прекрасным и пустынным.

На протяжении двадцати километров он не встретил ни одной машины, как вдруг заметил сзади большой автомобиль "ровер", который, казалось, ехал довольно быстро. Чтобы позабавиться, он увеличил скорость, но "ровер" не отставал. Жюстэн взял максимальную скорость, насколько это позволяла дорога. "Ровер" приблизился. Ничего не поделаешь. Жюстэи не собирался становиться автомобильным асом. Впрочем, скоро у него будет шофер. Водить машину искусство не для благородных людей. Он осторожно притормозил.

"Ровер" его обогнал, и поведение водителя удивило Жюстэна: он вдруг уменьшил скорость и встал почти поперек дороги. Но это был виртуоз. Он остановился таким образом, что Жюстэн проехал в нескольких сантиметрах от него, не задев. Жюстэн высунул голову в окно, чтобы крикнуть несколько элегантных, но крепких ругательств. Однако не успел: из "ровера" выскочили двое мужчин с пистолетами. Жюстэн понял. Не первый раз переправщик подвергался ограблению. Представители этой профессии не были героями: никто из них не собирался умирать ради этих вонючих денег. Времена дилижансов миновали.

Он поднял руки. Мужчины подбежали к нему. На них были черные маски и серые комбинезоны, скрывающие одежду. Жюстэн отметил номер "ровера" на всякий случай, ни на что не надеясь: он наверняка фальшивый. Жюстэн попытался увидеть, нет ли на кузове какой-нибудь царапины. Но в любом случае он не сообщит ничего полицейским. Жалобы не будет.

Один из двоих мужчин открыл дверцу. Он приказал Жюстэну выйти, произнося слова с сильным крестьянским акцентом, без сомнения, деланным. Жюстэн подчинился. Он сожалел, что не удастся съездить в Мадрид. Ему всю ночь снилась его маникюрша.

Человек, который велел ему выйти из машины, приставил дуло пистолета к его спине и приказал идти до поля, окруженного деревьями. Жюстэн сказал, что не собирается сопротивляться и что он терпеть не может, когда ему в спину упирается дуло пистолета, который всегда может выстрелить случайно. Мужчина засмеялся. В это время его спутник усаживался за руль автомобиля Жюстэна. Тот мысленно прикидывал, в скольких километрах находится деревня.

— Вы не могли бы подбросить меня до какой-нибудь фермы? — спросил он на всякий случай.

— При твоей работе ты мало двигаешься, — сказал мужчина. — Эта прогулка пойдет тебе на пользу.

Жюстэн должен был усесться на траву у дерева, а мужчина обвил его веревкой вокруг живота и привязал к стволу. Земля была влажной, и Жюстэн подумал, что простудится. Такая история происходила с ним впервые. Хотя он давно знал, что избежать ее не удастся. Он подумал о своем клиенте. Тому все это вряд ли понравится. Он страшно жаден.

Человек исчез. Жюстэн услышал шум мотора своего автомобиля. Он задавался вопросом, как потом разыщет его. Он обязан заявить о пропаже. Иначе окажется в затруднительном положении, когда полиция сообщит ему, что обнаружена его машина. Он стал вспоминать, не совершил ли какую-либо оплошность в предшествующие дни, не следили ли за ним. Но вспомнить ничего не мог. Нападавшие были, как видно, опытными профессионалами.

Он попытался освободиться от веревки, немного подрыгал догами. Узел был крепкий. Он попробовал дотянуться до него, но безуспешно. Послышались шаги на дороге. Жюстэн затих. Ему не нужна была никакая помощь, никакой свидетель. Но в тот же момент ему неодолимо захотелось чихнуть: последствие сидения на влажной земле. Жюстэн чихнул и заметил, как к нему идет крестьянин в широкополой шляпе. Он был приятно удивлен, увидев Жюстэна в этом положении. Замечание, которое он сделал, говорило о том, как быстро прогресс проникает в деревню:

— Ты, наверное, думаешь, что ты в самолете, раз привязываешься ремнем? Он отвязал Жюстэна. Тот поднялся и чихнул еще раз.

— В это время земля влажная, — сказал крестьянин.

Жюстэн объяснил, что приятели подшутили над ним после веселого обеда. Потом спросил, где можно найти такси. Крестьянин пригласил его следовать за собой. По дороге он рассказал Жюстэну все штуки, которые проделывались у них здесь на банкетах по случаю свадьбы и на поминках. И сам смеялся своему рассказу.

* * *

Фредерик Лардат был первым заместителем мэра города. Это был мужчина, приближающийся к пятидесяти, но выглядевший лет на пять старше, плотный, с круглыми плечами, короткими ногами, с довольно благородным лицом и с ноздрями, жадно вдыхающими аромат жизни. Его эгоизм граничил с мегаломанией. Он начал как налоговый и юридический советник. У него была удивительная память. Он мог цитировать наизусть целые законы, особенно те, которые касались недвижимости. Когда человек зол (как он), отличное знание закона делает из него поистине бульдозер общества. Лардат рано пришел в политику. Но не смог все же подняться действительно высоко. Он был доверенным лицом и другом мэра, который являлся также сенатором. Он был президентом ХЛМ и за это получил прозвище "Мосье 5 %", за которым скрывалась целая программа. Он владел голосами большого района, удаленного от центра, и отдавал их за кандидата большинства во втором туре. Он являлся одним из хозяев города.

Прежде чем отправиться на условленную встречу с Лардатом, Вержа положил в свой портфель некоторые документы, которые он достал из ящика своего письменного стола, снабженного секретным замком. Ящик был почти пуст. Уже в течение нескольких дней Вержа каждый вечер переносил по частям его содержимое в стенной шкаф у себя дома. Требовалось вскоре найти более надежный тайник. У него была на этот счет одна идея.

К документам он добавил магнитофонную пленку. В портфеле уже лежал маленький магнитофон. Вержа улыбался.

Он хорошо знал Лардата. Они даже были на "ты". Вержа спас некогда клиента Лардата, замешанного в каком-то мошенничестве. Лардат любил поесть и выпить. Он бывал у Маржори. Ему наверняка не понравилось то, что Вержа наделал у нее. Он, кажется, был доволен, что комиссар позвонил ему. В сущности, он испытывал страх, и Вержа знал почему.

В мэрии Лардат занимал просторный кабинет рядом с кабинетом мэра. Он пожал Вержа руку, внимательно его разглядывая.

— Останемся у меня в кабинете? — спросил он.

Таким образом он выяснял, будет разговор конфиденциальным или нет. Он подозревал, что в его кабинете установлен микрофон. В любом случае он не мог рисковать, даже если это была фантазия. Большинство муниципальных советников рассуждало точно так же. У них был один выход: большой зал для общих собраний совета, в котором мэр периодически устраивал техническую проверку.

— Лучше пойти в зал, — предложил Вержа.

Здесь Лардат закрыл дверь на ключ и задернул шторы на окнах. Он принес с собой транзистор и включил его, как только они уселись у стола рядышком, словно на исповеди.

— Какие глупости приходится делать. И возможно, зря.

За мелодией в исполнении на трубе Милза Дэвиса последовала поп-музыка. Лардат поморщился и переключил приемник на музыкальную программу французского радио. Передавали Моцарта. Не то чтобы ему нравилась классическая музыка, но она была менее шумной и так же хорошо создавала помехи.

— Ты мне понадобишься, — сказал Вержа.

— К твоим услугам, — произнес на всякий случай Лардат.

Недоверчивый от природы, а еще больше из-за слухов, которые ходили о Вержа, он подозрительно поглядывал на комиссара. Он был убежден, что комиссар не так виновен, как это говорили, честнее, чем большинство его коллег, храбрее и энергичнее в любом случае. Но он был все-таки доволен, что неприятности обрушились на человека, который этого не заслуживал. Несправедливость доставляла ему удовольствие. Невиновные для того и существуют, чтобы их преследовали. За наивность надо расплачиваться. Вержа чистая душа — воображал, что, сражаясь с преступниками, можно заслужить право на уважение общества. Примитивен, как боксер!

— У тебя по-прежнему есть самолет?

— Разумеется.

— Одолжи мне его!

Лардат не скрывал удивления.

— Когда захочешь прогуляться, ты мне скажешь, — ответил он осторожно.

— Он мне нужен не для прогулки, а для путешествия.

— Куда?

— Узнаешь.

— Ты умеешь водить самолет?

— Я нет. Но у друга, с которым я полечу, есть пилотские права.

Лардат улыбнулся. По транзистору передавали теперь нудную симфонию в духе Гайдна.

— Когда он тебе понадобится?

— Скоро.

— Все это очень таинственно.

— Вовсе нет, — сказал Вержа. — Наверное, через несколько дней я вынужден буду совершить срочную посадку. Мне нужно, чтобы ты предоставил в мое распоряжение самолет, как только мне потребуется.

— Как раз перед тем, как тебе официально предъявят обвинение, например, — подсказал Лардат невинно.

— Например, — спокойно подтвердил Вержа. — Нужны полные баки и вся необходимая для полета информация.

Лардат включил радио погромче.

— Храбрый ты человек, — сказал он.

— Я должен поддерживать репутацию.

— В сущности, ты хочешь, чтобы я помог тебе скрыться от правосудия?

— Ты употребляешь пустые слова. Но в общем это так.

Лардат вздохнул.

— Ты меня ставишь в трудное положение.

— Действительно, — согласился Вержа вежливо. — Ты должен разрываться между долгом дружбы и службы.

— Не смейся надо мной, — сказал Лардат жестко.

— Ни в коем случае.

— А если я откажу?

— Ты не можешь этого сделать.

— А если я позвоню Сала?

— И это невозможно.

Лардат наклонился к полицейскому с саркастическим выражением лица.

— Может, объяснишь почему?

Вержа достал из портфеля какой-то документ.

— Читай, — сказал он.

Заместитель мэра надел очки в толстой оправе и взялся за бумаги: пять листков с текстом, отпечатанным на машинке через один интервал. Это был отчет о секретном свидании мэра с одним из руководителей оппозиции, состоявшемся несколько недель назад. Они в деталях обсудили политическую ситуацию в стране и в городе. Мэр взял на себя введение в административные органы определенного числа людей, враждебно настроенных к правительству. За это его по возможности пощадят в тот день, когда разгорится свирепая борьба за власть, и не потребуют никакого отчета. На этом он особенно настаивал.

Закончив чтение, Лардат возвратил документ Вержа.

— Интересно, — заметил он.

— Не правда ли? И достоверно.

— Зачем ты дал мне это прочесть?

— Мне хотелось знать, не исказили ли твою мысль. Это ведь ты организовал встречу. И ты доложил о ней префекту. Точно?

— Да. И поэтому ты не сможешь использовать это против меня. Я был лоялен со всеми.

Вержа рассмеялся. Он рассмеялся так громко, что на какой-то момент заглушил транзистор. Лардат знаком попросил его успокоиться. Но Вержа начал кричать:

— Представь себе, что я отнесу эти странички мэру и его собеседнику. Он сразу же узнает, кто информировал префекта.

— Не ори, я не глухой, — проговорил Лардат, явно недовольный.

— Знаешь, ты просто внушаешь отвращение.

— Возможно, у тебя чуткая и утонченная душа!

— Она была такой.

— Это все, что у тебя есть против меня?

— Я знаю, что ты боишься.

— Когда имеешь дело с негодяями вроде тебя, это неудивительно.

— Я не единственный, из-за кого у тебя дрожат поджилки.

Вержа был рад: Лардат его ненавидел. Тяжелый день для заместителя мэра. Он уже наверняка знал, что у Жюстэна отобрали деньги. Эта сотня миллионов принадлежала ему, вернее, он черпал ее из сумм, предназначенных на строительство муниципальных домов. Осведомителем был служащий банка, где работал Жюстэн. Вержа держал его в руках с тех пор, как тот связался с вором, который хотел получить информацию о банковских сейфах. Лардат больше всего боялся расследования. Миллионы ушли неизвестно куда. Возможный скандал пугал его.

— У меня есть еще эта запись, — сказал Вержа, доставая из портфеля магнитофонную пленку.

Лардат поморщился.

— Что это? — спросил злобно.

— Ты и некий генеральный директор, который должен был построить дорогу между ХЛМ и государственным шоссе. Ты ничего не опасался, хоть и говорил намеками, все можно понять. У тебя еще не было микрофонобоязни.

— Где ты взял эти документы?

— Украл.

— В хорошеньком ты положении!

— Снявши голову, по волосам не плачут. Какое это теперь имеет значение! Если бы полицейские не испытывали страха, они бы владели миром.

Лардат рассердился.

— Я тебе не сделал ничего плохого, — пожаловался он.

— Я никогда этого и не говорил. Доказательство то, что я обращаюсь к тебе за услугой, которая для меня так важна.

Лардат промолчал.

— Добавлю, что если ты проговоришься, то взлетишь на воздух вместе со мной. У тебя будет лишь одно утешение: ты не будешь одинок.

Лардат взглянул на Вержа в упор.

— Короче говоря, ты не позволишь, чтоб с тобой разделались! — сказал он.

— Ты правильно понял.

— Самолет твой, — сказал Лардат.

Он дал необходимые сведения. Самолет находился на городском аэродроме. Ключ от ангара был у сторожа. Лардат подписал бумагу, из которой следовало, что комиссар Вержа может располагать самолетом по своему усмотрению. Вержа прочел и поблагодарил.

— Я скажу, что коварно обманул тебя, — сказал он. — Ты будешь выглядеть жертвой, обещаю тебе.

— Не волнуйся, уж я сумею смешать тебя с грязью, когда ты смотаешься, сказал Лардат.

Когда Вержа ушел, он принял Жюстэна, который вернулся в город на такси. Лардат заставил его подробно описать нападение и нападавших. Он терпеть не мог терять деньги, хоть у него и было за границей несколько туго набитых сейфов. Кроме того, он рассматривал это событие как предупреждение. Времена менялись. Они делались все более и более трудными для тех, кто имел естественное желание сколотить состояние. В воздухе веяли ненавистные ветры честности. Лардату это было отвратительно. Единственным удовлетворением было для него сознание, что Вержа стал первой жертвой. Лардат раздумывал, нельзя ли предать его без ущерба для себя.