Что ворам с рук сходит, за то воришек бьют.

~ Русская пословица

Майя

Мои сны были наполнены Ником… Я не уверена, почему в них он казался таким знакомым, и неважно, смеялась я с ним или плакала, а он обнимал меня, вытирая слезы, и говорил, что все будет хорошо. Тепло, исходящее от него, окружало меня, и я взглядом пыталась отыскать часы. Они показывали два часа ночи, а это значило, что у меня было еще несколько часов, чтобы побыть в его объятиях. Мои тяжелые веки закрылись.

— Больно! — закричала я. — Как же плохо.

— Ты знала… — в его голосе слышалось сожаление, — что некоторые философы считали боль частью сознания? Что мы могли бы превзойти ее, если только позволили бы своему разуму увидеть то, что за ней?

— Как? — я сжала зубы. — Как я могу видеть что-либо за болью?

— Сфокусируйся на моем голосе, — настаивал он, разрезая мою руку еще раз. — Я остановлюсь, когда ты перестанешь реагировать.

— Но…

— Пожалуйста, — попросил он так, словно ему тоже было больно, — пожалуйста, просто попробуй.

— Зачем? Ты можешь это остановить! Это ты причиняешь мне боль!

— Что, если я пообещаю тебе удовольствие после боли... Что, если я пообещаю тебе нечто большее?

Мое зрение стало размытым, когда человек в белой маске поднял голову, исследуя меня, изучая.

— Я сказала, я попытаюсь.

— Я пущу немного крови, Майя.

— У меня останутся шрамы.

— Шрамы помогают нам помнить... Также они оставляют нам путь, чтобы забыть... Я оставлю шрамы на твоей руке для того, чтобы запечатлеть след чего-то нового... Для мозга невозможно вызвать воспоминания о вещах, которые не происходили. Поэтому мне нужно оставить след, понимаешь?

Он сделал еще один разрез, и я закричала.

— Они не запомнятся, если я не вызову боль или удовольствие.

— Я выбираю удовольствие.

Он усмехнулся.

— Все выбирают удовольствие. А я всегда выбираю боль.

— Но…

— Но тебя… — я практически могла представить его улыбку под маской. — Я одарю тебя и тем, и другим. Боль нужна, иначе мы оба будем убиты. Но я могу подарить тебе удовольствие, так что когда ты будешь спать... Твои сны будут наполнены не тьмой, — он потянулся к моей ладони и пососал каждый палец, прежде чем поцеловать открытую ладонь, — а светом.

Я резко подскочила, глубоко вздохнув. Николай сразу же схватил меня за плечо, приподнимая мой подбородок, заглядывая в мои глаза, словно ожидал, что я могу превратиться в монстра или что-то такое.

— Извини, — я сглотнула, пока сердце трепыхалось в груди. — Странный сон…

— Расскажи мне… — его голос был охрипшим, и он притянул меня обратно в свои объятия. Я села, прижимаясь к его телу, его подбородок упирался мне в голову, пока он гладил мои руки вверх и вниз. — Что охотится ночью за твоими снами?

Я вздрогнула.

— Удовольствие… — я вздохнула. — И боль… всегда вместе.

— Некоторые могли бы утверждать, что это одно и то же.

— Ты доктор, — тихо сказала я. — Что ты думаешь?

Он молчал. Я клянусь, что практически слышала, как крутятся колесики в его голове.

— Я должен сказать, что одно не может существовать без другого.

— Хм-м.

Мое тело стало тяжелым, но я не была уверена, почему чувствовала себя так, словно меня вводили в медикаментозный сон. Может быть, это из-за секса. Просто вспомнив, какие чувства я испытывала, находясь в объятиях Николая, вызвало появление мурашек по всей моей коже.

— Тебе холодно? — спросил он, губами прикасаясь к моей ключице.

— Нет, — ухмыльнулась я. — Просто подумала об одном замечательном способе, который помогает забыть странные сны... Если ты не против.

— Майя, — прорычал он напротив моего уха, его руки уже свободно путешествовали по всему моему обнаженному телу. — Когда дело касается тебя... у меня абсолютно нет сил отказать тебе.

— Означает ли это, что я наконец-то могу задавать вопросы?

— Если ты можешь говорить, значит, я, очевидно, не так хорош в постели, как думал.

Он руками коснулся моей груди, затем, усмехаясь у моей шеи, перевернул меня на живот и прошептал:

— Но, конечно, спрашивай.

Восхитительное чувство, возникшее под тяжестью нависшего надо мной тела, было почти невыносимо. Я не могла видеть, но чувствовала всю его твердую длину, когда он вошел в меня.

— Я…

— Да?

У меня были вопросы, столько вопросов, и ограничиваться несколькими казалось просто бессмысленным, но если он ответит на один…

— Как долго ты работаешь на моего отца?

Николай толкался в меня, ускоряя темп, и я вскрикнула, когда он ответил:

— С тех пор, как тебе исполнилось шестнадцать.

— Ты… — я сжала бедра, борясь с ним, удерживая его. — Тебе было всего двадцать три.

— Я был примерно твоего возраста, когда начал работать полный рабочий день на твоего отца, да…

— Что же у него было на тебя?

Я почувствовала следующий толчок, а затем следующий.

— Я думал, теперь ты это знаешь.

— Что? — зрение стало размытым, когда удовольствие взорвалось во всем моем теле.

— Ты, — он замедлил движения, оставляя поцелуи на моей спине, и прошептал: — Это всегда была ты.