Мне было невероятно тяжело осознать, что всю эту ситуацию папа воспринимает так же, как и Гэррет. Я старался не оставаться с отцом наедине. Но в пять часов вечера в пятницу в одном я с ним все же согласился — нужно было организовать барбекю. Все-таки барбекю как-то попроще. А теперь мама носилась по всему дому, раздавая нам с папой приказы таким тоном, будто на ужин придет президент.

Мы постелили на стол самую красивую скатерть и поставили пять дополнительных стульев. И, конечно же, все сделали неправильно, пришлось маме переставить их местами. По-моему, ничего особенно и не изменилось.

Мама поставила на стол подсвечники и сказала:

— Рик, расставь посуду. Потом можешь переодеться. Брайс? А ты что наденешь?

— Мама, это Бейкеры. Ты хочешь, чтобы они почувствовали себя нищими?

— Мы с Триной решили, что все должны быть в вечерних нарядах.

— Но зачем?

Папа положил руку мне на плечо и пояснил:

— Чтобы мы все чувствовали себя одинаково глупо, сынок.

Я взглянул на маму и поинтересовался:

— Мне придется нацепить галстук?

— Нет, но рубашка вместо футболки была бы очень кстати.

Я поднялся к себе в комнату и перерыл весь шкаф в поисках самой красивой рубашки. Я никак не мог выбрать и уже собрался было объявить маминому дресс-коду бойкот, но вместо этого начал по очереди примерять каждую.

Двадцать минут спустя я все еще был не одет и здорово злился на себя. Почему меня так волнует, как я буду выглядеть на этом дурацком ужине? Что я девчонка?

Занавески были задвинуты неплотно, и я увидел их. Вот они вышли из дома, спустились с крыльца, перешли улицу. Мне казалось, что все происходит во сне: Бейкеры словно плыли к нашему дому. Впятером.

Я схватил первую попавшуюся рубашку и быстро застегнул пуговицы.

Через две секунды раздался звонок в дверь и мама крикнула:

— Откроешь, Брайс?

К счастью, меня опередил дедушка. Он принял Бейкеров так, словно они были его близкими родственниками, и он, кажется, даже отличал Мэтта от Майка. На одном была бордовая рубашка, на другом — зеленая, так что запомнить их в общем-то было не сложно, но когда они подскочили ко мне с криками: «Привет, малыш! Как жизнь?» я жутко разозлился и снова их перепутал.

Из кухни показалась мама.

— Проходите, проходите. Так хорошо, что вы все пришли. — Она крикнула: — Лин-ет-та! Рик! У нас гости! — но замолчала, увидев Джули и миссис Бейкер. — Что это? — спросила она. — Домашние пироги?

Миссис Бейкер ответила:

— Сырный торт с черникой и ореховый пирог.

— Какие аппетитные! Просто восхитительно! — Мама явно переигрывала, словно неопытная актриса на сцене.

Когда спустилась Линетта, Мэтт и Майк хором воскликнули:

— Привет, Лин. Классно выглядишь!

Черная юбка, черные ногти, черные глаза — для концерта какой-нибудь готической группы она, конечно, выглядела классно.

Они втроем скрылись в комнате Линетты, а когда я обернулся, дедушка уже уводил миссис Бейкер в гостиную. Мы с Джули остались в коридоре одни. Одни!

Джули не смотрела на меня. Казалось, она смотрела на все, кроме меня. Я стоял рядом с ней, в дурацкой рубашке, застегнутой на все пуговицы, и чувствовал себя полным идиотом. Я не мог найти нужных слов, и так переживал из-за этого, что мое сердце готово было вырваться из груди.

И, как нарочно, сейчас Джули была опять очень похожа на фотографию в газете — какая-то вся необыкновенная. И вовсе не из-за одежды — обычное платье, обычные туфли, разве что волосы слегка начёсаны. Просто у нее был тот же взгляд — она смотрела мимо меня; гордая посадка головы, подбородок приподнят, глаза сияют.

Мы, наверное, простояли так всего секунд пять, но они показались мне вечностью. Наконец я выдавил:

— Привет, Джули.

Она взглянула на меня, и я все понял — она злилась.

Джули прошептала:

— Я слышала, как в библиотеке вы с Гэрретом смеялись над моим дядей, и я не хочу больше разговаривать с тобой! Понял меня? Никогда!

Я лихорадочно соображал. Где она была? Я же тогда внимательно осмотрелся. Может, она не слышала, а ей кто-то пересказал наш разговор?

Я попытался объяснить, что это все Гэррет. Но Джули не стала слушать, повернулась и пошла в гостиную к отцу.

И вот я остался один. Надо было ударить Гэррета тогда в библиотеке, чтобы Джули не причисляла меня к придуркам, смеющимся над умственно отсталыми. Мои размышления прервал папа.

— Ну, как вечеринка, сынок?

Слова дьявола. Мне хотелось сбросить его руку с плеча.

Он заглянул в гостиную и добавил:

— А папаша сегодня выглядит вполне прилично, да?

Я повел плечом и все-таки сбросил его руку.

— Мистера Бейкера зовут Роберт, папа.

— Да, я знаю. — Он потер руками и добавил: — Пожалуй, пойду поздороваюсь. А ты идешь?

— Не-а. Маме, наверное, нужна помощь.

Но на кухню я не пошел. Я стоял и смотрел, как мистер Бейкер пожал руку моему отцу. Они разговаривали о чем-то, смеялись. Рядом с мистером Бейкером отец казался таким маленьким. Даже лицо как будто сморщилось.

Когда я был маленьким, я был уверен, что папа знает абсолютно все, и на всем белом свете ни один мужчина не сравнится с ним. Но сейчас, глядя на своего отца, я осознал, что мистер Бейкер может раздавить его, как таракана.

Отец вел себя отвратительно. Когда он непринужденно шутил с мистером Бейкером, я понимал, что все это — наигранно. Он лгал всем: мистеру Бейкеру, Джули, дедушке. Почему он не может вести себя естественно? Нормально? Зачем устраивает это представление? Вовсе не из-за того, что не хочет ссориться с матерью. Противно!

Многие бы сейчас сказали, что мое отношение к отцу кардинально изменилось. Не раз я слышал подобное от других. Но никогда бы не подумал, что это может случиться со мной.

Мама объявила, что закуски готовы, и собиралась добавить еще что-то, но увидела меня, одиноко стоящего в коридоре.

— Брайс, а куда подевались твоя сестра и мальчики?

Я пожал плечами:

— Наверное, они в ее комнате.

— Позови их, хорошо? А потом попробуй креветки.

— Конечно, — ответил я.

Дверь Линетты была закрыта. Обычно я стучал и говорил что-то вроде: «Тебя мама зовет» или «Ужин!», но в эту минуту моей рукой словно овладел дьявол, я повернул ручку и вошел.

Думаете, Линетта испугалась, бросила в меня чем-то или попросила убраться? Нет. Она не обратила на меня внимания. Она прижимала к ушам наушники, и все ее тело дергалось в такт музыке.

Мэтт-или-Майк прошептал:

— Уже почти все. Мы сейчас спустимся.

Это прозвучало так, словно у меня не было другой причины появиться здесь, кроме как позвать их к столу. Я почувствовал себя лишним. Эти парни никогда не воспринимали меня всерьез. Для них я был просто младшим братиком Линетты.

Ничего нового, но это причинило мне боль. Словно я вдруг стал никому не нужен. Ни в школе, ни дома... и каждый раз, когда я оборачивался, кто-то еще, кого я знаю целую вечность, становился для меня чужаком. Даже я сам стал чужим для себя.

Наблюдение за тем, как вся компания в гостиной поедает фаршированные креветки и бог знает что еще, не улучшило моего настроения. Мама вела себя как предводительница роя жутко деловых пчел. Она была везде: бегала из кухни в гостиную, подливала напитки, подавала салфетки, диктовала рецепты, только ничего не ела.

Зато братья Бейкеры очень увлеклись чипсами. Я даже боялся, что они так расслабятся, что водрузят ноги на журнальный стол.

Джули, ее отец и мой дедушка стояли рядом и о чем-то увлеченно говорили, а папа болтал с миссис Бейкер и выглядел при этом так же глупо, как я себя чувствовал, сидя в полном одиночестве.

Мама подошла ко мне и спросила:

— Милый, с тобой все в порядке?

— Ага, — ответил я, но она все равно подтолкнула меня к дедушке.

Я постарался влиться в компанию, но толку от этого не было. Никто не сказал мне ни слова. Они просто продолжали говорить о вечном движении.

Вечном движении.

Я понятия не имел, что такое вечное движение. А они говорили об открытых и закрытых системах, сохранении энергии, сопротивлении, магнетизме... Я будто пытался влезть в разговор на языке, которого не понимал. А Джули, Джули говорила что-нибудь вроде: «А что если использовать магниты — тогда полярность изменится?» так, будто понимала, о чем идет речь. Когда же мой дедушка и ее отец объяснили ей, почему эта идея не сработает, Джули только задала новый вопрос.

Я ничего не понимал. И хотя делал вид, что внимательно слушаю, на самом деле изо всех сил старался не смотреть на Джули.

Когда мама позвала всех к столу, я попытался сесть рядом с Джули, чтобы извиниться, но она ушла на другой конец стола, бросив на меня ледяной взгляд. Но разве можно винить ее за это?

Я сел напротив нее и чувствовал себя ужасно. Почему я не сказал ничего Гэррету в библиотеке? Пусть не ударил, но хотя бы просто сказал, что он перегибает.

Когда тарелки у всех наполнились, папа вдруг решил проявить инициативу и заговорил первым.

— Итак, м-ээ, Майк, вы в этом году заканчиваете школу?

— Аминь! — хором ответили братья Бейкеры.

— Аминь? Вы рады, что покидаете школу?

— Конечно.

Папа принялся ковырять свое мясо.

— Но почему?

Мэтт и Майк переглянулись, а потом посмотрели на папу.

— Мы от нее устали.

— Забавно, — ответил папа, уставившись на них. — А для меня это были лучшие годы жизни.

Один из братьев поинтересовался:

— Серьезно? Но ведь это ужасно! — Миссис Бейкер бросила на него строгий взгляд, но парня это не остановило. — Но это правда, мама. Современное образование превращает людей в роботов. Ограничение, опровержение, приспосабливаемость — с меня этого достаточно.

Мой отец переглянулся с моей мамой, словно говоря «я же тебе говорил», и снова обратился к Мэтту-или-Майку:

— Значит, если я правильно понял, в колледж вы не собираетесь?

Господи, да что с ним? Сейчас я готов был броситься на защиту парней, которые хлопали меня по щекам и называли «малюткой Брайсом».

Впрочем, я постарался успокоиться. Не стоит влезать. Это не моя битва.

Кроме того, Мэтта и Майка разговор, похоже, не беспокоил.

— Почему же, вполне возможно, что мы пойдем в колледж.

— Только сначала мы попытаем счастья с карьерой музыкантов.

— А-а, музыкантов, — повторил мой отец.

Мэтт и Майк переглянулись, пожали плечами и вернулись к еде. А вот Линетта посмотрела на отца и заявила:

— Твой сарказм здесь совершенно ни к месту, папа.

— Лин, Айн, — попытался успокоить ее Мэтт или-Майк, — все нормально. Все так реагируют. Тут нужно показывать, а не рассказывать.

— Отличная идея.

С этими словами Линетта поднялась из-за стола и ушла.

Мама напряглась, не зная, как отнестись к поступку Линетты, но миссис Бейкер вдруг сказала:

— Ужин восхитительный, Пэтси.

— Спасибо, Трина. Мне... мне очень приятно видеть вас всех здесь.

Секунды на три воцарилась тишина, а затем в столовую вернулась Линетта с диском в руках.

— Лин, нет! Это плохая идея, — воскликнул один из братьев. — Лин, это неподходящая музыка для такого ужина.

— И все же... — сказала Линетта, добавляя громкости.

Бум, уж! Бум-бум, уж! Свечи чуть не выскочили из подсвечников, воздух прорезали стоны гитар. Мэтт и Майк взглянули на колонки, потом друг на друга, а затем на моего отца:

— Звук вокруг — отличная система, мистер Лоски!

Взрослые умирали от желания вскочить и выключить музыку, но Линетта не отходила от музыкального центра. Когда песня закончилась, Линетта вынула диск, выключила центр и улыбнулась, — улыбнулась по-настоящему — Мэтту и Майку.

Она сказала им:

— Это потрясающая песня. Я хочу слушать ее снова и снова.

Мэтт-или-Майк сказал моему отцу:

— Вам это, наверное, не понравилось, но именно такую музыку мы играем.

— Вы, мальчики, написали эту песню?

— Угу.

Отец попросил Линетту передать ему диск.

— Только одну эту?

Братья рассмеялись и ответили:

— У нас тысяча песен, но на этой демозаписи только три.

Папа взял диск.

— Это демо?

— Да.

Он с минуту изучал его, а потом сказал:

— Но как вы собираетесь издавать диски с таким названием?

— Папа! — шикнула на него Линетта.

— Ничего, Лин. Это просто шутка, да, мистер Доски?

Папа улыбнулся и согласился:

— Да, — но затем добавил: — И все же интересно: эта запись определенно сделана не дома, а я по собственному опыту знаю, что студийное время большинству групп не по карману...

И пока я злился на отца за то, что он поднял вопрос о деньгах, мама решила разрядить атмосферу:

— Когда мы с Риком познакомились, он играл в группе...

Жареная семга внезапно пошла у меня не в то горло, и я закашлялся. Линетта уставилась на отца своими глазами енота и прошептала:

— Ты? Играл в группе? И на чем, на кларнете?

— Нет, милая, — ответила мама, стараясь не выпускать ситуацию из-под контроля, — твой отец играл на гитаре.

— На гитаре?

— Круто! — воскликнули братья. — Рок? Кантри? Джаз?

— Кантри, — ответил папа. — С вами это не сравнится, парни.

— Нет, это просто здорово!

— Когда наша группа захотела сделать демозапись, оказалось, что это непомерно дорого. И это в большом городе. А записать демо здесь? Я даже не знал, что здесь есть студия.

Мэтт и Майк ухмыльнулись.

— Ее здесь нет.

— Так где же вы это сделали? Как вам удалось?

Мама пнула отца под столом, и он сказал:

— Мне просто любопытно, Пэтси.

Мэтт и Майк переглянулись.

— Мы сделали запись сами.

— Сами? Это невозможно, — раздраженно сказал отец. — Откуда вы взяли инструменты?

Мама снова пнула отца, но он повернулся к ней и бросил:

— Перестань, ладно? Мне просто интересно!

Мэтт-или-Майк сказал:

— Все нормально, миссис Лоски. — Он улыбнулся моему отцу и продолжил: — Мы облазили все интернет-сайты в поисках подходящего варианта. Сейчас все покупают новое цифровое оборудование и продают старое аналоговое. Но цифровое, если хотите знать наше мнение, слабовато. Многое теряется. Звук становится слишком чистый, а нам это, как вы, наверное, поняли, совсем не нужно.

Дедушка поднял палец и заметил:

— Но запись на компакт-диске цифровая, значит...

— Это единственный компромисс — иначе не попадешь в струю. Всем нужны компакты. Но записывали и микшировали мы все на аналоговом оборудовании. Мы смогли это себе позволить, мистер Лоски, потому что у нас старое оборудование, и мы подрабатывали и копили деньги с двенадцати лет. — Он ухмыльнулся и продолжил: — Вы все еще играете? Мы могли бы и вас записать, если хотите.

Папа опустил голову, и секунду я не знал, заплачет он или разозлится. Потом он как будто шмыгнул носом и ответил:

— Спасибо, но это меня больше не увлекает.

За весь вечер только сейчас мой отец был честен.

В разговоры он больше не вступал. Время от времени он улыбался, но было видно, что настроение у него отвратительное. Мне даже стало его жаль. Может, он вспоминал счастливые деньки в группе? Представить отца в ковбойских сапогах и шляпе, с перекинутой через плечо гитарой, исполняющего какую-нибудь старую песню Уилли Нельсона у меня не получалось.

Отец был прав — это уже давно не его стезя.

Но ведь когда-то все это было! От этой мысли мне почему-то стало еще более одиноко. А потом, когда вечер закончился и Бейкеры уже стояли у двери, случилась странная вещь. Джули коснулась моей руки. Впервые за весь вечер она посмотрела на меня.

Она посмотрела прямо на меня и сказала:

— Прости, я была так зла, когда мы пришли. Но все отлично провели время, и я очень рада, что твоя мама пригласила нас.

Джули говорила тихо. Почти шепотом. А я просто стоял как идиот и смотрел на нее.

— Брайс? — сказала Джули, снова касаясь моей руки. — Ты меня слышишь? Прости.

Я хотел кивнуть, но тело меня не слушалось, сердце бешено колотилось и мне ужасно хотелось подойти к ней ближе.

А потом Джули ушла. Просто ушла. Я старался восстановить дыхание. Что это было? Что со мной такое?

Мама закрыла дверь:

— Ну вот. Что я вам говорила? Замечательная семья! Мальчики оказались совсем не такими, как я о них думала. Линетта, почему ты не сказала мне, что они такие... такие очаровательные?

— Они торговцы наркотиками, вот они кто.

Все в недоумении повернулись к отцу.

— Что? — удивилась мама.

— Иначе они бы не смогли купить оборудование для записи. — Он посмотрел на Линетту. — Я прав?

Казалось, глаза Линетты вот-вот вылезут из орбит.

— Рик, пожалуйста! — умоляла мама. — Не говори так!

— Но, по-моему, это единственно правдоподобный ответ, Пэтси. Поверь мне, я знаю, какие бывают музыканты. Другого объяснения нет.

Линетта заорала:

— Я точно знаю, что они не принимают наркотики и не продают их. Как ты посмел такое предположить? Ты просто двуличный, узколобый придурок и хам!

На секунду воцарилась полная тишина, а затем отец ударил Линетту по щеке.

Я никогда не видел у мамы такого выражения лица.

Линетта, выкрикивая через плечо оскорбления, убежала в свою комнату.

Мое сердце готово было разорваться. Линетта была права, и я попытался высказать это отцу. Но дедушка схватил меня за руку и увел в комнату.

Я наматывал круги по комнате и боролся с желанием пойти поговорить с Линеттой. Сказать ей, что она была права, что папа зашел слишком далеко. Но я и через стену слышал, как она плакала и кричала в своей комнате, а мама пыталась ее успокоить. Наконец Линетта убежала из дома, никому не сказав, куда, а мама вернулась к папе.

Так что я остался в своей комнате. Вся улица к этому времени уже затихла, а в нашем доме бушевал настоящий ураган. Я его чувствовал.

Лежа в постели и наблюдая в окно за небом, я думал о том, что папа никогда не упускал возможности унизить Бейкеров. Он критиковал их дом, двор, машины, их образ жизни. Он называл их неряхами и смеялся над картинами мистера Бейкера.

А мне эта семья сейчас казалась просто замечательной. Вся семья. Они просто были... настоящими.

А кем были мы? В нашем доме что-то стремительно вырывалось из-под контроля. Было такое чувство, словно мир Бейкеров распахнул окна в наш собственный, и вид открылся не самый приятный.

Откуда все это?

И почему я не замечал этого раньше?